The Right Stuff

Глава 1. "Плывун"

Рабочий день ближе к концу тянулся с густотой заваренного клейстера. Климат-система не успевала отражать внешнее нашествие августа, последний штатный всплеск тепла перед осенью, пока аайский солар работал в полную силу. Жара уже всем осточертела, хотя пару-тройку месяцев назад только и разговоров было, что о лете.

— Говорят, желать надо аккуратнее, а то сбудется, — заметил Вайз.

Стюарт развернул и сунул в рот ментоловый леденец в виде спирали на палочке, похожий на модель вселенной. Леденец мерцал неоновой крошкой, язык тут же окрасился фиолетовым, но он этого не заметил. С хрустом отгрыз безымянный рукав галактики и размолол неровными, но крепкими и белыми зубами.

Вайз неприятно усмехнулся.

— Вот ты никогда не думал, что с нами когда-нибудь поступят точно так же?

— Как? — насторожился Стюарт, не дожевав начатое.

— Ну, может наша галактика тоже у кого-то на палочке, а мы как раз в том куске, который ты сожрал, — серьезно пояснил Вайз, вытягивая ноги на рабочую консоль и опуская спинку кресла назад. — Никто не узнает причину, по которой взорвались вдруг все звезды, и погибла целая высокоразвитая цивилизация. А это голодная Выдра ее прикончила, потому что не может сидеть без дела и ничего не точить.

Лицо Стюарта вытянулось.

— Иди ты к черту, — ругнулся он. — Я не виноват, что у меня во время работы мозг постоянно глюкозы требует.

— Не мозг, а жевательный рефлекс, — лениво возразил Вайз, закрыв глаза. — И не глюкозы, а любого харча. Я уже к тебе спиной боюсь поворачиваться в кресле, серьезно. Сниму шлем — а ты мои уши сжевал. Выдры, они хищники.

— Не садись, — огрызнулся Стюарт, одновременно со своей глубокой обидой обсасывая трубочку от леденца, на которой остались крошки сладости. — Вставай на вывод, а я в дрифт.

— Хренушки, моя неделя.

Стюарт подул в леденцовый стержень (был обещан свисток) и разочарованно бросил его в утилизатор. Агрегат рыкнул, следом мигнула лампочка на пульте, сопроводив свет звуковым сигналом. Вайз мгновенно сменил расслабленную позу на рабочую — тридцатисекундная готовность.

— А к чему ты про желания вдруг? — вспомнил Стюарт, включая свои микрофоны. — До рождества еще куча времени, днюха у тебя уже была…

— Да так, — Вайз подкинул шлем вверх, поймал головой и продолженным движением одной руки зафиксировал ремни на подбородке. — Когда распределения ждали, я подумал, круто, наверное, остаться на Аайе и при учебке.

— Накаркал, — хихикнул Стюарт, устраиваясь в кресле акустика. — Вот и смотри теперь на нее днем и ночью.

Он кивнул в сторону панорамного окна, заменявшего одну из стен. За ним как на ладони была учебная территория, включая стадион и бегающих по нему первогодков (все остальные начинали учиться с сентября). «Мальков» можно было узнать по футболкам. Цвет был ярким, между красным и розовым, на зеленой траве, серой беговой дорожке, и даже среди испещренных краской скамеек одинаково хорошо видным. На каждой из футболок красовался символ училища — белый медведь в алом круге. Вайз прекрасно помнил, какой стоял стон, когда им на первом курсе выдали форму.

— Мы что, девчонки? — скандально спросил тогда кто-то, возможно, даже Мартинес, с которым они тогда не были знакомы, и даже числились в разных ротах. — А синих нет?

Синих не было, до конца первого курса все занимались в красном, который по накладным значился «фуксией». Привыкли, и даже само собой как-то разумелось, что это так, а вот со второго курса будет по-другому. Ни разу не пришло в голову спросить, зачем нужен такой цвет, еще меньше догадывались, что за ними сверху наблюдают.

Сигнальная система начала отсчет, вспыхнул огромный, от пола до потолка экран со связкой схем и линий. Точки обозначали датчики, линии — системы коммуникаций, все выглядело разноцветным и праздничным. Если не знать смысла этой расцветки, можно было подумать, что кто-то очень жизнерадостный просто раскрасил схему во все цвета радуги. Но синим обозначалось видеонаблюдение, зеленым — звуковое, розовым — холосеть, а были еще резервное энергоснабжение, радиоточки, маломощная светодиодная сеть, дублирующие друг друга беспроводные системы, магнитно-резонансные датчики, количественно-качественные детекторы, считыватели перемещения, веса и давления, и многое другое, что детализировалось совсем с другим разрешением. После злополучного хэллоуина Головастик клялся, что учебка охвачена тотальной слежкой, но Стюарт первый ему не поверил, считал, что Уоррен чересчур сильно приложил Эндрюса головой об стену.

Идиотами они были, что и говорить.

Громкий писк заглушил его мысли, Стюарт уставился на экран, где Вайз начал движение и засветил первый маяк. Проверка коммуникационных линий училища была делом рутинным, за исправностью датчиков следила одна группа, показатели анализировала другая, оптимизировала сеть — третья. Задачей дрифтеров было отслеживать разномастных чужаков и нейтрализовать их внедрения.

Покосившись на неподвижного напарника, Стюарт полез за шоколадкой, которую оставил в кармане кителя. Китель висел на спинке кресла, и он успел запустить туда руку, краем глаза по привычке смотря на экран, как вдруг ему показалось, что одна из линий задвоилась. Он вернулся на место — нет, все в порядке. Можно было спокойно съесть шоколад до возвращения Вайза, но Стюарт отложил его и подвинул к себе микрофон.

— Кот, ты далеко от семь-восемнадцать-четыре-красная? — спросил он.

На экране ярко вспыхнула и мигнула точка, обозначавшая место нахождения Вайза. Расстояние было большим.

— Видел что-нибудь странное? Вроде «плывуна»?

Вайз подал условный знак, что ничего не видел. Стюарт наложил поверх схемы карту с корпусами, которую теперь знал лучше своей кредитки, припомнил поправки на этот год (добавились несколько новых помещений для персонала) и убедился, что точка находится над музеем дрифта.

Музей начали строить недавно, идея начальника училища полковника Мерла, поддержанная комендантом Аайи. Пока там шли черновые работы, подключения к постоянным коммуникациям не имелось, и «плывуну» там делать было нечего.

Стюарт поднял свое кресло, повис перед верхней частью карты и снова до боли в глазах всмотрелся в схему. Линия продолжала оставаться беспощадно одинарной. На всякий случай он стал проверять себя на знание остальных зданий.

Если смотреть сверху, училище схематично представляло собой две буквы «П». Первая была внутренней: широкая, с короткими боковыми сегментами, трехэтажная: парадно-административный корпус. В нем проходили приемы, вступительные экзамены, выпускные вечера и прочие торжественные мероприятия. Там же были кабинеты администрации, актовый зал с колоннами, занимавший все левое крыло, холл с портретами знаменитых выпускников (его чаще всего снимали для газет), мраморная лестница и высокие окна, выходившие на внутренний парк с дорожками. Парк был отделен от города узорным забором с контрольно-пропускным пунктом, от которого к крыльцу вела красивая дорожка.

Вторая буква была в два раза больше первой и имела с обратной стороны что-то вроде ножки, как если бы была соединена с буквой «Т». Наружной частью она дублировала форму парадного корпуса, обхватывая его с небольшим отступом, но была попроще внутри и снаружи. Там располагались казармы, учебные аудитории, вспомогательные помещения, санчасть, кухня со столовой и все остальные службы, куда журналистов не пускали ни под каким соусом. В дальнюю часть даже курсантам без уважительной причины ходить запрещалось, это были владения преподавателей — раздельные для женатых и холостых сотрудников. Женатым предоставлялись квартиры, одиноким — апартаменты. Преподаватели, имеющие более широкий состав семьи, проживали за территорией училища.

По сторонам от корпусов находились хозяйственно-складские зоны, а дальше, уже за воротами, лежал стадион. Он был муниципальным, но фактически держался на балансе училища — курсанты красили скамейки, косили траву, меняли покрытие, пользоваться стадионом мог любой. Все до одного считали это несправедливым, хотя плюсы тоже имелись, можно было звать проходящих мимо девчонок поболеть за победу в кроссе.

Про музей с недавнего времени писали все местные газеты, он обещал стать самым посещаемым местом на всей Аайе не только благодаря тематике, но и необычной планировке. Наземная часть была невелика, а вот основная экспозиция должна была располагаться намного ниже уровня земли, если быть еще более точным, то уходить в одну из первичных коммуникационных полостей Аайи, оставшуюся от времен, когда та была частью огромного корабля-колонии. Доходность музея обещала быть зашкаливающей.

— О чем задумался? — Вайз в воздухе ткнул его кресло своим, как сталкиваются машинки на игровом автодроме.

— Да так, — промямлил он, чтобы не признаваться в подсчете чужих барышей. — О прошлом. Что у тебя?

— Ничего, — Вайз спустился вниз, бросил шлем на консоль, вылез из кресла и попрыгал для разминки мышц, молотя воздух воображаемыми боксерскими перчатками. — Какой псих полезет среди дня в учебку?

Стюарт пожал плечами. Психи как раз регулярно находились. То дрона запустят над забором, то жучка метнут, то попытаются влезть на учебные сервера с каким-то самодельным оборудованием. Обычно этим занимались ухари-любители, которых отсекали на подлете, но были и другие, более грамотные и умелые, которых приходилось вышибать из сети дрифтерским патрулям, и потом сдавать коменданту Аайи полковнику Сэндлеру.

Он снова посмотрел на экран, где схема светилась спокойным и четким контуром. Смену они сдавали через четверть часа, но чертово задвоение линии никак не хотело выходить из головы. Стюарт решительно опустил кресло вниз и подхватил шлем под удивленным взглядом Вайза.

— Я только посмотрю, — объяснил он. — Все равно делать больше нечего, неохота думать, что пора списываться по зрению.

Вайз кивнул. Работа в стрессовой обстановке ничуть не лучше работы в абсолютном спокойствии и безопасности, там и там свои недостатки, пусть прокатится.

Он нашел брошенную шоколадку, с чистой совестью сжевал ее, скатал из фольги шарик, поиграл в настольный футбол, забил гол с консоли прямо в утилизатор и послушал победный рык, которым сопровождалось уничтожение металлосодержащего мусора. Стюарт продолжал пребывать в дрифте, и Вайз подвинул к себе микрофон.

— Выдра, нарушаешь правила. Обозначься.

Он подождал ответа, но схема хранила молчание. Ни один маркер не проявил себя, хотя Стюарт миновал их как минимум с десяток.

— Сигналь или выкину тебя нахрен, — пригрозил Вайз в микрофон. — Пять секунд даю.

На экране снова не отразилось никаких знаков. Идиотское поведение, особенно если сюда заглянет кто-нибудь из начальства и спросит, где сейчас дрифтер. По правилам следовало дать мгновенный ответ и указать место с точностью до сантиметра, иначе схлопочешь выговор. Вайз еще немного подождал и решительно скомандовал выход. Однако тело Стюарта продолжало быть неподвижным, а карта — немой. Это его разозлило не на шутку.

— Три нуля, — рявкнул он уже не напарнику, а его декодеру.

По всем законам дрифта Стюарт должен был уже свалиться с кресла и хватать ртом воздух, матюгаясь на чем свет стоит, но тот даже не пошевелился.

И тогда Вайз испугался по-настоящему.