Тихая гавань

Глава 9

Сэм вел машину, а Дана смотрела в окно. Когда они въехали в Хаббардз-Пойнт, он почувствовал, как она напряглась. Они свернули на Крестхилл-роуд и остановились у каменной стены. Дана пулей выскочила наружу.

Сэм нагнал ее, когда она уже открыла дверь гаража. Она тут же направилась к стеллажам у задней стены и, присев на корточки, вытащила из кармана ключ. Руки у нее так дрожали, что она никак не могла попасть в скважину замка. Сэм хотел было помочь, но решил не лезть. Она говорила без умолку:

— Сама не знаю почему, но я первым делом подумала об этой жестянке. Конечно, это ее. Только Лили могла купить такой замочек с крохотным ключиком.

Она возилась с замком, и глаза ее лихорадочно блестели. Сэму хотелось поднять ее, прижать к себе — как было у Майка в офисе. Но он просто присел рядом с ней. Наконец она прекратила бесполезные попытки и сказала, тупо глядя на ключ:

— Не подходит.

— Дай я попробую, — предложил Сэм. Дана оказалась права — ключик был от другого замка. Но было так приятно сидеть с ней рядом, касаться плечом ее обнаженной руки.

— Тьфу ты! — воскликнула она. — Значит, это от чего-то другого. Но что же в коробке? Неужели рыболовные снасти?

— Думаешь, это коробка Майка? — спросил Сэм.

— Наверное. Лили рыбной ловлей не увлекалась. Впрочем, обычно Майк никогда ничего не запирал. Или же у него были тайны, о которых нам неизвестно. Безумие какое-то! Из-за Куинн мне теперь всюду мерещатся шекспировские страсти. Сплетни, угрозы… Злодеяния в «Сан-Центре»… Давай взломаем замок.

— Прямо сейчас? — Сэм потряс коробку.

Внутри что-то зашелестело. Он огляделся по сторонам в поисках железяки, которой можно было бы поддеть замок. И тут его щеки коснулась рука Даны.

— Ты отличный товарищ, Сэм, — сказала она. — Но от этой миссии я тебя избавлю. Лили — моя сестра. Я сама это сделаю.

— Дана, я для тебя пойду на что угодно.

Она легонько пожала его руку и взглянула на его ладонь — как заправская гадалка.

— Знаешь что?

— Хочешь предсказать мне будущее?

— Хочу сказать тебе спасибо, — сказала она.

Вид у нее был серьезный и торжественный. Ему хотелось, чтобы она улыбнулась, а еще хотелось, чтобы она не выпускала его ладонь из своей. Но она ее отпустила и сказала, показав на коробку:

— Давай, взламывай.

Он нашел на полке ржавый ломик и поставил коробку на землю.

И тут они услышали смех и голоса детей. Дана быстренько поставила коробку на полку, а Сэм спрятал ломик. К двери подошли Куинн, Элли, еще две девочки и темноволосая женщина в мокром купальнике.

— Крабов не было, зато мы насобирали кучу мидий, — сообщила Элли.

Дана подошла полюбоваться уловом.

— Привет! Меня зовут Марни Кэмпбелл, — сказала женщина и протянула Сэму руку. — Я старинная подруга Даны, а вы, наверное, Сэм.

— Вы угадали, — ответил он, пожимая ей руку.

Вечером Марни настояла на том, чтобы девочки отправились к ним — поесть пиццу и поиграть в мини-гольф. Дана подозревала, что Марни нарочно их увела. Она так хотела открыть коробку, но теперь, когда им никто не мешал, решимость ее покинула.

Сэм остался ужинать. Дана поставила вариться мидии с чесноком, травами и луком-шалотом, положила на поднос сыр и крекеры, и они с Сэмом вышли на веранду.

Солнце уже садилось, вода в проливе отливала лиловым, гребешки волн золотились в лучах заката.

— Неужели, когда ты смотришь на это, — кивнул в сторону моря Сэм, — тебе не хочется взяться за кисть?

— Не знаю, — опустила голову Дана.

— А какие краски ты бы выбрала?

Дана взглянула на садившееся за горизонт солнце, на золотые лучи, что пронзали облака. Но, как всегда, больше всего ее притягивала вода.

— Смешала бы королевский пурпур с темно-синим, а для верхушек волн взяла бы сусальное золото.

— Ну так займись этим. Я видел твои картины в галерее. Они удивительные! Мне казалось, что я сам там, в море, в эйфотической зоне.

— А это что такое?

— Эйфотическая зона — это на шестидесятиметровой глубине, куда еще проникает свет.

— Именно это я и пишу. Только слова такого не знала.

— Хочешь, выйдем в море? — предложил он. — Скоро взойдет луна. Будем плыть по пурпурно-синему морю, и волны будут отливать сусальным золотом.

Дана подняла на него глаза.

— Лучше расскажи мне о том, что ты говорил в прошлый раз. Про Куинн, которая устраивает бдения на камне. Что ты хотел этим сказать? Что ты про это знаешь?

— Много всего.

— Расскажи, Сэм. А то я как в потемках блуждаю.

— Мой отец умер, когда мне было восемь лет, — сказал он. — Это было зимой в тот год, когда мы с тобой познакомились.

— Знаю. Твоя мать говорила про это, когда подписывала тебе разрешение на занятия.

— Думаю, она не очень горевала, — сказал Сэм. — Понимаешь, она вышла за него слишком быстро, толком его не зная. Она была вдовой, на руках у нее был сын — мой брат Джо. Отец работал шофером в рыболовецкой артели, он сделал ей предложение, и она решила, что вот оно, счастье.

— А счастья не было?

Сэм покачал головой:

— Джо называл их брак третьей мировой войной.

Он взглянул на пролив. Глаза у него были усталые. Дана смотрела на него и вспоминала восьмилетнего мальчишку, мечтавшего о море и пытавшегося избавиться от тоски по умершему отцу.

— А что с ним случилось?

— Он свалился на грузовике с моста в реку.

— Сэм…

— Это случилось в сочельник. Он возвращался из Нью-Йорка, куда отвозил свежепойманных омаров. Попал в буран, и машина рухнула с Джеймстаунского моста.

Дана представила себе мост — в западной части залива Наррагансет, высокий и узкий, с железными башнями, которые видны за много километров.

— Печальная история… — тихо сказала она, и ей очень захотелось взять Сэма за руку.

— Я был уже не такой маленький, и меня очень удивляло, почему в доме никто кроме меня не переживает. Я пошел в метель к этому мосту, пошел потому же, почему Куинн хочет найти родительскую яхту, — я должен был убедиться, что он не сделал это нарочно.

— Но ведь не нарочно же, да? — спросила Дана, беря его за руку.

— Не нарочно, — ответил Сэм. — Я стоял на мосту, когда спустились водолазы, был там, когда краном поднимали грузовик. Это точно был несчастный случай: отец вез мне рождественские подарки. Игрушечные грузовики и поезд. Я хранил их много лет.

Дана заметила, как блестят его глаза, и подумала, до чего же он похож на Куинн. Куинн хранила все родительские подарки, не разрешала даже садиться на их стулья.

— Когда я понял, что он сделал это не нарочно, мне стало легче. Теперь понимаешь, мы просто обязаны помочь Куинн.

— Понимаю, — сказала она.

Он встал, взял ее ладони в свои.

— Ты готова? — спросил он.

После его рассказа она уже ничего не боялась. Что бы ни было спрятано в жестяной коробке, это не имеет никакого отношения к смерти Лили и Майка. Она сбегала на кухню за фонарем, и они направились в гараж.

Внутри была темень — хоть глаза выколи. Они закрыли за собой дверь и включили фонарь.

— Мы с тобой словно взломщики, — сказала Дана.

— Это собственность твоей семьи, — напомнил ей Сэм. — И ты делаешь это ради Куинн.

Дану вдруг захлестнула волна нежности к нему. Ей захотелось обвить руками его шею, прижаться к нему. Сэм взялся за ломик.

— Ну, раз-два-три! — И петля, державшая замок, с легким хрустом разломилась пополам.

Дана направила свет на содержимое коробки. И увидела пачку денег, перетянутых резинкой. А под ней — несколько бумаг с одним и тем же заголовком: «Сан-Центр».

— Боже ты мой! — выдохнула Дана.

— Проект Майка.

Дана закрыла коробку. Она не понимала, что это такое, но знала одно — это совсем не похоже на рождественские подарки отца Сэма.

В ту ночь она не сомкнула глаз. Так и проворочалась в полудреме до самого утра. А еще смотрела на созвездия, слушала их истории и придумывала свои. Две Сестры, танцующие в небе. Отвергнутая Возлюбленная, спрятавшаяся в пещере.

Дана, сколько себя помнила, жила как звезда — блуждала по небу, не заводя себе дома.

Но и наяву, и в полусне в ее мыслях присутствовал Сэм. Он так твердо стоит на ногах. Он… Он — Сэм, вот и все. У французов есть выражение: «Bien dans sa peau» (что значит «кожа как раз по нему»). И, лежа в предрассветной мгле в кровати, она представляла себе его тело, его гладкую кожу.

Он загорел на море. И словно лучился радостью. Она видела улыбку, притаившуюся в уголках его зеленых глаз, будто говорившую о том, что он научился быть счастливым и готов поделиться секретом с ней. Впервые за много недель ее потянуло к холсту, и это — благодаря Сэму.

Наконец она встала, вывела велосипед и отправилась на почту. Там ее ждало письмо от ее французской приятельницы Изабель.

Мы по тебе соскучились! Как тебе живется с племянницами? Все ждут твоего возвращения. Даже мсье Холл. Да, Моник, похоже, уехала — то ли в Париж, то ли куда еще, и Джонатан бледной тенью ходит по пристани, рисует для туристов бездарные пейзажики.

Получив известия из Онфлёра, Дана вспомнила Джонатана, вспомнила, как мечтала прожить с ним всю жизнь. Она все свои мечты принимала слишком близко к сердцу. Чтобы забыть и о Джонатане, и о жестяной коробке, придя домой, Дана взяла Элли и вышла на лодке в море. А когда они вернулись, на крыльце лежал сверток в коричневой бумаге. Элли пошла в дом выпить лимонаду, а Дана развернула сверток.

И сердце радостно забилось. Там оказались королевский пурпур и еще множество красок, пакет с кистями и двадцать листов сусального золота. Была и записка: «Дана, все остальное найдешь в гараже. Целую, Сэм».

Дана расплылась в улыбке и пошла к гаражу, где обнаружила несколько сосновых планок, рулон холста, банку грунтовки и мешочек с гвоздями. А рядом лежал новенький молоток, перевязанный алым бантом. Догадаться было нетрудно: Сэм хотел, чтобы она натянула холст.

И Дана взялась за дело: стала сбивать раму. Жестяная коробка лежала там, где она ее оставила.

Но Дана все-таки в нее заглянула. Пять тысяч долларов были на месте. Она продолжала работать: натянула холст, загрунтовала его. В душе бушевали эмоции. Все, что она не нарисовала за прошлый год, рвалось наружу: сомнения, страхи, боль, горе, любовь к Лили, обида на Джонатана.

Пока грунт подсыхал, она пошла проверить девочек. Элли читала, а Куинн куда-то исчезла. Дана взяла бинокль и увидела, что девочка сидит на камне и глядит на море.

Чтобы удостовериться, что он действует правильно, Сэм с палубы своей яхты позвонил брату на сотовый.

— Тревор! — сурово рявкнул Джо.

— Очень мило, — сказал Сэм. — Тебе звонят сказать «привет», а ты лаешь в трубку.

— Ты знаешь, который здесь час?

— Я даже не знаю, где ты.

— На борту «Метеора», неподалеку от Мадагаскара.

— Когда домой возвращаешься?

— В октябре. Ты за этим позвонил? Соскучился по старшему братцу?

— Размечтался! — хмыкнул Сэм. — Звоню потому, что нужен совет опытного проныры.

— Проныры?

— Ну да. Ты же у нас знаток канцелярской волокиты, через которую приходится проходить, чтобы тебя пропустили к месту кораблекрушения. Ну что там — местные власти, госучреждения, пропуска. Как ты получаешь то, что нужно?

— Слушай, Сэм. Здесь глубокая ночь. Говори конкретнее.

Сэм рассказал ему все: что яхта Грейсонов затонула, дочка боится, что это был не просто несчастный случай, обнаружилась какая-то коробка с деньгами.

— Похоже, дело серьезное, — сказал Джо. — Майк занимался недвижимостью, да? Может, какой-нибудь тип дал ему взятку, чтобы тот строил дом для престарелых на его земле? Такое случается сплошь и рядом. Но у меня другой вопрос. Ты рассказал мне сюжет, перечислил действующих лиц. Только одно утаил. Так кто же она?

— Кто?

— Тетя. Кто она?

— Моя старинная знакомая. Я просто хочу ей помочь.

— А это не та самая таинственная женщина?

— Заткнись!

— Девушка, за которой ты ездил в Виноградники. Это она?

Сэм не стал отвечать. От уставился на листок бумаги, где был записан номер телефона «Сан-Центра» в Цинциннати.

Прошло несколько дней, и все изменилось. Куинн не знала, что происходит. Постоянно звонил Сэм и подолгу беседовал с тетей Даной. Или же оставлял странные сообщения на автоответчике, например, такое: «Я звонил нашему приятелю из Огайо; он обещал перезвонить сегодня днем. Пока что никто красных флажков не поднимал».

Куинн раздирало любопытство. Пожалуй, самым странным было то, что тетя поставила мольберт в гараже — места мрачнее и темнее не придумаешь. Все в паутине, а если дверь закрыть, то света вообще никакого. Тетя разложила на столе кисти и краски, но писать пока что не начала.

Куинн спустилась с холма — передать последнее сообщение Сэма — и увидела, что тетя стоит перед пустым холстом.

— А что такое «красный флажок»? — спросила Куинн.

— Штормовое предупреждение, — ответила Дана. — Почему тебя это интересует?

— Сэм сказал, что пока красных флажков никто не поднимал.

— Наверное, он хотел сказать, что дела идут неплохо. Море спокойное, — сказала тетя, не сводя глаз с холста.

— А чем он занимается? Почему не приезжает?

— Он занят, радость моя.

Куинн раздраженно вздохнула.

— А Сэм скоро к нам приедет? Он же обещал на меня поработать.

— Свое обещание он наверняка сдержит.

Тетя Дана шагнула к мольберту, провела пальцем линию по холсту, отступила назад. Куинн подошла поближе. Холст был совершенно чистым. Кисточка у тети в руке — сухая. Куинн грустно обняла тетю за плечи.

— Спасибо, родная, — сказала тетя Дана.

— Что с тобой?

— Ничего. Все в порядке.

— Тебе не нравится работать в гараже, да? Было бы тут света побольше. А твоя мастерская во Франции тоже такая темная?

— Нет, у меня большое окно на север.

Куинн деловито прошлась по гаражу. Так папа ходил, осматривая место будущего строительства.

— Вот здесь нужно окно, — заявила она. — Там север, да?

— Да, — кивнула тетя.

Тут тетя вздохнула и отложила кисть. По выражению ее лица Куинн догадалась, что предстоит серьезный разговор.

— Давай пойдем на свет, — предложила тетя.

Выйдя из гаража, обе зажмурились на солнце и прислонились к стене.

— Ну, в чем дело? — спросила Куинн.

— Помнишь про послезавтра?

Куинн зажала уши.

— Не надо! Я помню. Тринадцатое июля. Годовщина.

— Я подумала, надо кое-что сделать. В память о твоих родителях. Мы всегда ходили в годовщину смерти папы к нему на могилу. Бабушка собирала букет из нашего сада. Мы приходили на кладбище, читали ему стихотворение и клали на надгробье цветы.

— У моих родителей надгробия нет!

— Знаю, — тихо сказала тетя. — И это еще одна проблема.

— Не нужно им никакого надгробия!

— Куинн, а как же Элли? Помнишь, она говорила, что хотела бы отнести маме букет цветов. Только положить их некуда.

— Нет!!!

— Они любили море, — сказала тетя Дана. — Можно развеять их прах над проливом или где ты захочешь. И в их память поставить камень в саду.

— Ты говорила, что поможешь мне! — крикнула Куинн. — И вовсе ты не помогаешь! Хочешь только, чтобы я поскорее все забыла!

Куинн бросилась по тропинке к тому единственному месту, где она чувствовала себя спокойно. Подарки, которые она оставляла, наутро всегда исчезали — их будто кто-то забирал. А это что-нибудь да значит.