Тихая Война

1

Каждое утро ребята просыпались в 6:00, когда зажигали свет. Они принимали душ, одевались, заправляли кровати и наводили порядок в спальне, после чего один из чтецов всё проверял. На завтрак давали тарелку кукурузной каши–размазни и стакан зеленого чая. Парни рассаживались за длинным столом друг напротив друга. Ели быстро и молча — только и слышалось, как скребут по дну пластиковых тарелок пластмассовые ложки. Всего четырнадцать братьев — высоких, стройных, словно молодые деревца, бледных и голубоглазых. Когда они склонялись над скудной трапезой, их наголо бритые головы блестели в холодном свете ламп. В возрасте 2600 дней они полностью развились и сформировались, хотя заметны еще были следы юношеской угловатости. Все носили одинаковые серые хлопчатобумажные рубашки и брюки, на ногах — пластиковые сандалии. Спереди и сзади на рубашках значились красные цифры. Номера шли не по порядку: на ранних стадиях программы забраковали свыше половины изначального состава.

После завтрака ребят строили перед большим монитором в окружении чтецов и аватаров их преподавателей. На весь экран транслировали изображение флага — настоящего флага, заснятого где–то там, на Земле. Он слегка колыхался, словно на ветру, а зеленый цвет от стяга заливал лица ребят и искорками плясал в их глазах. Парни стояли в два ряда, вытянувшись в струнку, каждый — прижав ладонь к груди, и произносили Клятву верности.

И так каждое утро. Одно и то же видео. Все так же колышется на ветру флаг, а в верхнем левом углу виднеется полоска лазурного земного неба.

Один из ребят — Дейв-8 — каждое утро искал глазами этот проблеск голубого неба. Порой он спрашивал себя, что думают его братья, испытывают ли они такую же непреодолимую тягу к миру, для защиты которого их создали и в котором им никогда не доведется побывать. Он ни разу не заговаривал об этом даже с лучшим другом — Дейвом-27. Любую мысль и любое чувство, которые хоть как–то намекали на то, что ты отличаешься от братьев, стоило держать при себе. Непохожесть — это слабость, а малейшее проявление слабости нужно пресекать. И все же в начале каждого дня Дейв-8 предвкушал, как он, пусть на несколько секунд, увидит полоску земного неба. Одного взгляда оказывалось достаточно, чтобы заставить его сердце трепетать от желания попасть туда.

Преподаватели и чтецы тоже приносили Клятву верности. Присутствовали отцы Алдос, Кларк, Рамес и Соломон — каждый в белой одежде, подпоясанный веревкой, рядом с ними — пластиковые оболочки аватаров, размером и формой повторяющие очертания человеческого тела, — в их визорах парили лица преподавателей: в понедельник, среду и пятницу появлялись педагоги по социологии, инженерному делу и управлению экосистемами, в остальные дни — учителя по теории войны, психологии, экономике, хинди, японскому, китайскому мандаринскому и русскому. Парни уже свободно изъяснялись на английском — лингва франка противника. Однако ряд вражеских общин все еще пользовался национальными языками предков, потому воспитанникам приходилось практиковать и их.

По утрам проходили теоретические занятия с преподавателями, день и вечер отводились под практику с чтецами. Ремонт и уход за скафандрами, создание и внедрение демонов и программ–шпионов, симуляции полетов и управления боевыми машинами, сценарии погружения, которые знакомили ребят с многочисленными аспектами жизни во вражеских городах. Они упражнялись в боевых искусствах, создании бомб, диверсиях, обучались владению мечом, посохом, ножами и любыми видами ударного и холодного оружия. На занятиях пользовались утяжеленными версиями, чтобы в реальном бою действовать было проще. Их учили разбирать и чинить огнестрельное оружие и управляться с ним в любых условиях. В темноте. В центрифуге, где их швыряло во все стороны. При экстремально высоких и низких температурах, под дождем, снегом и при сильном ветре в погодном симуляторе. В скафандрах. Под водой.

Каждые десять дней отряд строили в одну колонну и по длинному соединительному переходу вели в шаттл, который доставлял их на орбиту. В обитой мягкими материалами трубе без окон, где царила невесомость и любое движение должно было исходить из центра масс, а удар вызывал равное по силе противодействие, они обучались рукопашному бою и снова тренировались с оружием.

За малейшую ошибку чтецы наказывали ребят. Отец Соломон, проводивший занятия по боевым искусствам, чуть что хватался за электродубинку. Чтобы завоевать его расположение, Дейв-8 с братьями до изнеможения и синяков занимались боксом, капоэйрой, карате, и все же многие получали хотя бы по одному удару электрошокером на каждом уроке.

Порой практические занятия посещал аватар с лицом женщины. Чтецы относились к ней с почтением, которого не выказывали больше никому, и отвечали на ее вопросы мгновенно. Гостья обычно молчала — она могла наблюдать за ребятами несколько минут, а могла остаться на час, прежде чем ее лицо исчезало из визора аватара и тот строевым шагом покидал зал и возвращался на свою стойку. Женщину звали Шри Хон–Оуэн. Для себя парни давно решили, что она — их мать.

Отсутствие внешнего сходства ничего не значило. В конце концов, их специально модифицировали, чтобы они не отличались от противника: несколько сеансов генной терапии, изменение метаболизма, в общем, генетическая модернизация — одинаковая для всех. Когда–то, прежде чем враги подвергли себя точно таким же изменениям, они были людьми. Оттого и мальчики поначалу имели человеческий облик. Ну а раз все ребята — клоны, что объясняет номера и одинаковые имена (банальная шутка кого–то из преподавателей, которая прижилась среди их легенд), мама у всех тоже должна быть одна…

Хотя доказать, что эта женщина — их мать, не представлялось возможным, они верили, будто это правда. И вера их могла дать фору любым свидетельствам, ведь она шла от Бога, а не от людских умишек. Женщина навещала их нечасто. Примерно раз в два месяца. Ее присутствие делало ребят счастливее, заставляло трудиться усерднее и воодушевляло на много дней вперед. А в остальном жизнь текла однообразно, целиком посвященная науке убийств и разрушений. Искусству вести войну.

Вечера после мессы, ужина и сессии самокритики, на которой парни по очереди сознавались в грехах и подвергались суду братьев, отводились политике. Красочные динамичные видео, сопровождающиеся пафосной музыкой, повествовали об уроках мужества и самопожертвования в истории Великой Бразилии, показывали, как враг предал человечество, сбежав на Луну во время Переворота, как дезертиры отказались вернуться на Землю и помочь восстановить планету, а вместо этого отправились дальше на Марс, к спутникам Юпитера и Сатурна, как группа марсиан позже пыталась атаковать Землю, направив в ее сторону один из троянских астероидов, чья эллиптическая орбита вокруг Солнца пересекала орбиту Земли. План провалился, и тогда группа праведных героев отправилась с миссией смертников, взорвала водородные бомбы над марсианскими поселениями в долине Ареса и на равнине Эллада, а затем изменила траекторию движущейся в сторону Солнца кометы. При помощи водородных бомб комету раскололи — фрагменты небесного тела прострочили марсианский экватор, оставив череду огромных кратеров. Любые следы человеческого присутствия были стерты с лица Красной планеты. Однако враг по–прежнему плел заговоры в своих гнездах и логовах на лунах Юпитера и Сатурна, где вершил самое злостное преступление в истории человечества, нарушая законы эволюции и программируя собственный геном.

Ребята всегда знали, какой ролик покажут сегодня: все зависело от того, чем их кормили. Любимые лакомства, вроде сладостей и богатых жирами продуктов, давали перед просмотром фильмов об исторических фактах и героях; каша и отварные овощи появлялись на столе, если впереди их ждали видео о преступлениях против человечества.

Урвав момент, парни обсуждали, кем из героев они восхищаются больше всего, в каких битвах с радостью приняли бы участие. Размышляли над тем, какие миссии им поручат, когда завершится обучение. Войны еще никто не объявлял, но их явно готовили для того, чтобы сражаться с противником. Дейв-27 ходил на дополнительные занятия по вопросам веры и природы Геи к отцу Алдосу и считал, что, если они проявят себя в сражениях, их вновь переделают в обыкновенных людей. Дейв-8 не был в этом уверен. В последнее время ему не давал покоя простой парадокс: если при их создании использовали преступные технологии, как он и его братья окажутся способными на добрые дела? Он размышлял над этим вопросом часы напролет и в конце концов поделился своими соображениями с Дейвом-27, на что тот ответил: добродетель может родиться из зла подобно тому, как из грязи вырастают прекрасные цветы. Разве не так вершилась история человеческого рода? Все были падшими. На каждом человеке, когда–либо жившем, лежала печать первородного греха. И все же любой мог оказаться на небесах — нужно было лишь взращивать веру в молитвах, возносимых Богу, заботиться о Его созданиях и тем самым искупить свои грехи. Даже враги имели шанс на прощение, но они отрицали Бога, ведь им хотелось самим стать маленькими божками и править в созданном ими рае. Рае, который так только назывался, а на деле был обречен стать адом в наказание за гордыню его создателей. Ибо не хватало им величия, что исходило только от Бога.

— Само наше происхождение и облик грешны, но не поступки, — говорил Дейв-27. — Свои таланты мы используем во славу Господа, а не против него. Быть может, в какой–то степени мы даже ближе к ангелам, чем все остальные люди, ибо целиком посвящаем себя служению Святой Троице. Мы — священные воины, с радостью готовые сложить головы за Господа, Гею и Великую Бразилию.

Блеск в глазах Дейва-27 встревожил Дейва-8, и он предупредил брата, что тот поддался смертельному греху гордыни.

— Пусть наши жизни отданы защите Господа и Геи и Великой Бразилии, это вовсе не означает, что мы сродни героям великих событий.

— Кто же мы тогда?

— Солдаты, — отвечал Дейв-8. — И не более того.

Ему вовсе не хотелось быть особенным, и он радовался, что на занятиях и тренировках показывает результат, не превосходящий результаты братьев. Радовался, что не обладает страстью к дебатам и спорам, как Дейв-27, не отличается гибкостью и атлетическим телосложением, как Дейв-11, не проявляет больших способностей в ведении электронной войны, как Дейв-19. Он надеялся, что в отсутствии талантов кроется добродетель, ведь любое качество, выделявшее его среди остальных, могло породить гордыню, которая сбила бы его с истинного пути, и тогда он не выполнил бы свой долг.

Однажды отец Соломон застал его за рассматриванием собственного отражения. Случилось это в спортивном зале. Вдоль одной длинной стены стояли шкафы с оружием: дротиками и метательными копьями, гладиусами и полутораручными мечами, рапирами и разложенными веером ножами, посохами, булавами, дубинками, алебардами, пиками, длинными луками, арбалетами, стрелами и болтами для них, еще там лежали точильные камни, напильники, бутылочки с минеральным маслом и алмазным абразивным порошком — в общем, все необходимое, чтобы клинки оставались острыми и чистыми. Было там кинетическое и энергетическое оружие. Автоматические и снайперские пистолеты, снайперские винтовки, глазеры, луч которых мог поджарить человека изнутри, тазеры, стреляющие облаком заряженных электродов, импульсные винтовки, чьи плазменные иглы достигали той же температуры, что и поверхность Солнца. У дальней стены пещероподобного зала расположились полки, где лежали доспехи, скафандры и костюмы для дайвинга со встроенными кислородными масками. Там и сидел, скрестив ноги, Дейв-8 в окружении своих братьев. Перед ними лежали детали разобранных скафандров: у них шло занятие по ремонту и уходу за гермокостюмами.

Дейв-8 держал нагрудную пластину на расстоянии вытянутой руки, вертел ее так и сяк. На черной изогнутой полированной поверхности отражались лишь искаженные фрагменты, но это было по крайней мере хоть что–то: в делом лабиринте комнат, который мальчики звали домом, не висело ни единого зеркала. Дейв-8 разглядывал свое лицо в поисках отличительных черт. Одной детали было бы достаточно, чтобы подтвердить его подозрения, будто он мыслит иначе.

Мальчик не заметил, как отец Соломон в сандалиях с резиновыми подошвами подкрался сзади и большим пальцем расстегнул кнопку, удерживающую электродубинку на поясе.

Когда Дейв пришел в себя, его тело сотрясали судороги, а во рту был привкус крови. Отец Соломон возвышался над ним и читал ребятам лекцию о тщеславии. Дейв-8 знал, что серьезно провинился. Даже выполненное задание, которое отец Соломон дал им, закончив свою проповедь, — собрать скафандр посреди завывающей снежной бури в погодном симуляторе — не могло искупить его вину.

В тот вечер на собрании самокритики братья вставали по очереди и громко обвиняли его, как прежде поступал он сам, когда они совершали грехи, допуская оплошности или преступая правила. Он не мог объяснить, что всего лишь пытался отыскать следы скрытых недостатков в своем отражении. Любые попытки объяснить свое преступление или оправдаться запрещались — им прививали мысль, что всякое наказание справедливо. Он заслужил эту кару.

Темой для проповеди отца Кларка во время мессы послужил второй стих из главы Первой книги Екклесиаста. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — все суета. Чтецы любили эту тему, но Дейв-8 знал, что в тот вечер она была выбрана специально для него, и душа его съеживалась под праведным взором наставников, видящих его насквозь.

Пока он сидел и смотрел видео, запечатлевшее во всех подробностях отвратительные сцены беззакония и каннибализма, захлестнувших крупные города Северной Америки в эпоху Переворота, его терзали стыд, недовольство собой и даже ненависть к себе. Он был уверен, что показал себя с худшей стороны. Стал кандидатом на исчезновение. Пусть последний раз кто–то из мальчиков пропал больше полутора тысяч дней назад, когда они были еще совсем юными, наставники постоянно вбивали им в голову: то, что они выжили, условно, и каждый должен стремиться к совершенству ежедневно и ежечасно.

Исчезали всегда по ночам. Проснувшись поутру, ребята обнаруживали, что одного из них не хватает, на его кровати голый матрас, а шкафчик открыт и пуст. Объяснений никто не давал, да они и не требовались. Их брат исчез, потому что провалился, ошибок здесь не терпели.

Когда выключили свет, Дейв-8, лежа в кровати, изо всех сил старался не заснуть, но рефлексы вскоре взяли свое, и, несмотря на страх, он провалился в сон. Утром же он с удивлением обнаружил, что все еще находится на своей узкой койке, а вокруг него суетятся остальные, поднимаются с постелей и одеваются. Он словно заново родился. Все осталось прежним и в то же время получило новый смысл.

Преисполненный радости, он стоял подле братьев перед развевающимся на большом экране флагом и, положив руку на сердце, с особым рвением зачитывал знакомые слова Клятвы.

Я клянусь в верности флагу Великой Бразилии и делу, которое он символизирует, единой Земле под властью Геи, неделимой, восстановленной, возрожденной и очищенной от всех человеческих грехов.

2

Кэшу Бейкеру было всего двадцать шесть лет, когда его выбрали для участия в испытаниях однопилотников J-2. На тот момент он восемь лет отслужил в войсках противовоздушной обороны Великой Бразилии. Появившись на свет в самой

обычной семье в заштатном городишке среди неплодородных земель Восточного Техаса, он невероятно быстро поднялся по карьерной лестнице. Кэшу повезло получить хорошее, насколько это было возможно в тех краях, образование. Кроме того, один из учителей заметил его исключительные способности к математике и стал заниматься с ним дополнительно, а после посоветовал пойти в войска ПВО. На вступительных тестах Кэш получил высший балл, и его сразу же направили на базовую подготовку пилотов в академию в Монтеррее. Год спустя жарким грозовым августовским днем он маршировал во главе парада по случаю выпуска курса 2210.

Сперва Кэш доставлял грузы в отдаленные лагеря Аварийно–ремонтных корпусов к востоку от Великих озер на толстобрюхих «Тапирах-Л 4». Но его скоро повысили в чине и приписали к 114-й эскадрилье, посадив за штурвал скоростного смертоносного боевого «Раптора». Третья дивизия генерала Арвама Пейшоту проводила кампанию по зачистке бандитских поселений среди руин бывшего Чикаго, и Кэш отличился в череде миссий, оказывая поддержку с воздуха. Бандиты были хорошо организованы и в высшей степени дисциплинированны, но, как правило, плохо вооружены. Все же один раз Кэш попал в опасную ситуацию: по его машине выпустили перепрограммированную высокоточную управляемую ракету, и ему пришлось выполнять маневры уклонения до тех пор, пока боевой искусственный интеллект не взломал маленький, но мощный мозг ракеты, которая тут же взорвалась в воздухе.

Затем его перевели на большую базу возле Сантьяго. В период Холодной войны между Великой Бразилией и Тихоокеанским сообществом, в момент, когда казалось, будто вот–вот разразится война за обладание Гавайскими островами, Кэш осуществлял дальние патрульные вылеты над Тихим океаном с целью перехвата противника. По окончании Холодной войны юношу отобрали в школу пилотов–испытателей, где он работал над новым поколением «Ягуаров–призраков» — истребителей класса «земля–орбита». Не самолет, а мечта, когда он оказывался на орбите, и сущий кошмар в момент входа в атмосферу. Программу закрыли после того, как три из восьми прототипов разбились и сгорели из–за того, что во время снижения двигатели включались произвольно или, наоборот, зажигание не срабатывало вовсе, а еще два вспыхнули из–за недостатков легкосплавных тепловых щитов с алмазным покрытием.

Для Кэша, однако, шесть месяцев тестирования показались просто сказкой: ему нравилось наблюдать за тем, как под ним изгибается горизонт, как темнеет небо, а затем, когда он стрелой покидал атмосферу, появлялись звезды, нравилось испытывать ощущение безграничности и безмятежности, когда кажется, будто ты паришь над Землей, хотя на самом деле несешься со скоростью тысячи километров в час. Оттуда, сверху, нельзя было разглядеть чудовищные раны, оставленные индустриальной эпохой, антропогенными изменениями климата и Переворотом. Мертвые зоны в океанах, затопленные прибрежные территории на каждом континенте, пустыни на месте вырубленных лесов в районах Амазонской низменности и Африки, обширные выжженные пустыни Северной Америки, разрушенные города… Все это терялось на сияющем фоне бесконечно прекрасной голубой планеты. Кэша нельзя было назвать сильно верующим, но, попав на орбиту, он впервые понял, о чем говорили экопроповедники, когда называли Землю единым живым организмом.

После фиаско с «Ягуарами» Кэш снова вошел в состав боевого подразделения, но отныне все его мысли были об испытательных полетах и космосе. Он охотился за информацией о новом типе орбитального самолета, когда к нему обратились из офиса генерала Арвама Пейшоту. Командующий помнил пилота по чикагской кампании. Стоило Кэшу получить предложение поучаствовать в программе испытаний, он не раздумывая согласился.

Так что он отправился на Луну, откуда Земля казалась еще более прекрасной, — одинокая бело–голубая жемчужина, парящая в черноте небес над лунными пустошами. Сто пятьдесят лет назад часть богатейших, умнейших и наиболее влиятельных людей Земли профинансировала строительство Афины — города под куполом к востоку от кратера Архимед на границе Моря Дождей — и иммигрировала туда, спасаясь от разрушений и беспорядков, вызванных климатическими изменениями и десятками мелких военных конфликтов за дефицитные ресурсы. В карьерах из лунного реголита добывали гелий-3. Обширную территорию занимало производство солнцезащитных зеркал, которые затем выводили на орбиту в точке Лагранжа L1 между Землей и Луной. Гелий-3 использовался в термоядерных реакторах, а за счет целой армии зеркал оказалось возможным снизить объем солнечной радиации и стабилизировать земной климат в бурную эпоху Переворота, когда неконтролируемое глобальное потепление, вызванное выбросом значительного количества метана, содержащегося в клатратах антарктического льда, грозило привести к массовому вымиранию по всему земному шару. Международные команды до сих пор поддерживали зеркала в эксплуатационном состоянии на орбите. Требовалось еще по меньшей мере сто лет, прежде чем негативные последствия Переворота и глобального потепления сойдут на нет.

Когда стало очевидно, что новые, возникшие после Переворота транснациональные государства намерены захватить контроль над выработками и закрыть все остальные предприятия на Луне, отряды строителей и команды ученых, их семьи, а также частные лица со своими родными и наемными рабочими бежали на Марс, спутники Юпитера и Сатурна. Великая Бразилия заявила о своих правах на покинутые земли, и вскоре там разместились новые колонисты из семьи Пейшоту — самые ярые агитаторы за развертывание космической программы. Построив небольшую флотилию кораблей дальнего следования, они установили связи и торговые маршруты с городами и поселениями в системах Юпитера и Сатурна, а их опытные разработчики создали самые разнообразные технологические новинки, включая прототип боевого орбитального самолета.

Сразу после высадки с шаттла Кэша в компании остальных волонтеров программы испытаний отвели в комнату для брифинга, где генерал Арвам Пейшоту рассказал им о характеристиках новой машины — однопилотника J-2. Это была та еще штучка. Управляемая ракета, оборудованная новейшим термоядерным двигателем, в котором для катализа цепной реакции синтеза в микрокаплях дейтерия и трития использовались антипротоны и который являлся самым мощным из существующих на тот момент. На носу J-2 располагалась кабина с системой жизнеобеспечения, размером со скафандр. Специально для полетов в атмосфере крылья J-2 укоротили. Самолет был оснащен рентгеновским лазером с импульсной накачкой, барабаном с однозарядными лазерами, рельсовой мини–пушкой, стреляющей стреловидными снарядами с обедненным ураном, несколькими неядерными боеголовками и маневренными ракетами — выпущенные из массивной пушки, они наносили любой возможный ущерб после столкновения с целью. Система управления полетом J-2, используя радиолокаторы дальнего действия и бокового обзора, GPS и топографические карты с точностью изображения до десяти сантиметров, могла облететь Луну на средней высоте в сто метров, а затем повторить полет по точно такой же траектории. Самолет движется настолько быстро, пояснял генерал Пейшоту, что в боевой обстановке от пилота требуется нечеловеческая реакция.

Командующий был мощного телосложения, с грубыми чертами лица. Седые волосы, доходившие ему до плеч, он всегда зачесывал назад, чтобы они не падали на его рябоватое лицо. Говорил он без всякого официоза, как с членами семьи, и при этом устанавливал зрительный контакт со всеми в помещении. Когда взгляд его остановился на Кэше, молодого пилота охватили гордость и энтузиазм.

— Вы уже самые способные пилоты в войсках ПВО, — продолжал генерал Пейшоту. — Ни на Земле, ни на Луне нет никого лучше вас. Однако есть способ еще больше усовершенствовать ваши навыки. Я не слишком разбираюсь в технических деталях, но считаю, вы должны понимать: то, что от вас требуют — абсолютно справедливо. Поэтому на несколько минут передаю вас в руки доктора Шри Хон–Оуэн, которая расскажет вам о предстоящей процедуре.

Позже один из пилотов, Луис Шуарес, семья которого была связана с медициной, назвал Шри Хон–Оуэн бездушным гением, чья карьера взмыла до высот под покровительством экопроповедника семьи Пейшоту. Шуарес рассказывал, что Шри Хон–Оуэн изобрела совершенно новую систему фотосинтеза, создала множество видов вакуумных организмов, разработала различные способы продления жизни, которыми Пейшоту с радостью пользовались, и много чего еще. Однако на брифинге она не произвела на Кэша особого впечатления. Строгая, неделикатная, одетая, как и все на базе, в синий комбинезон, Шри Хон–Оуэн выглядела вполне прозаично: ее возраст невозможно было определить, бритый череп блестел на свету, а такой бледной кожи Кэшу еще не доводилось видеть. Она говорила очень быстро, обращаясь больше к контрольным перечням, диаграммам и видео, которые создавала в пространстве, чем к сидящим в зале. На вопросы женщина отвечала резко и агрессивно, как будто пилоты поголовно были идиотами, неспособными понять даже самые простые вещи.

Процедура (если выкинуть весь жаргон и демагогию) оказалась чем–то вроде перемонтажа и наращивания нервной системы, что позволило бы им напрямую подключаться к системе управления самолетом, а также повышать скорость обработки данных в нейронных сетях на короткий промежуток времени. Когда Шри Хон–Оуэн закончила, к пилотам снова обратился генерал Пейшоту — он отметил, что процедура крайне радикальна и нет никаких гарантий, что она сработает во всех случаях и пилоты останутся живы. «Если кто–то захочет отказаться от участия и вернуться к обычной службе, их никто не заклеймит позором и на послужном списке это тоже не отразится», — сказал он, а затем попросил волонтеров поднять руки.

Кэш вытянул руку. Как и все остальные. В первом ряду кто–то махал обеими руками над головой. Потому что, черт возьми, кто не желает стать лучшим пилотом?

Первую операцию проводили под общим наркозом: вдоль позвоночника Кэшу вживили искусственную нейронную сеть. Процесс сопряжения, в ходе которого новые нейроны состыковывались с периферийной нервной системой, был утомительным, а временами чертовски болезненным. Затем последовала бесконечная череда тестов — Кэшу становилось не по себе, когда его правая или левая рука вдруг начинала двигаться, а пальцы со скоростью и точностью робота порхали по голограмме, решая задачи на ориентацию и движение без какого–либо сознательного вмешательства с его стороны.

Дальше — больше. Во время второй операции, когда искусственную систему подсоединяли к проекционной и сенсорной зонам коры головного мозга, Кэш должен был оставаться в сознании: команда хирургов проверяла не только то, как прижились и функционируют его новые способности, но и то, что все остальное — от спинномозговых рефлексов до памяти — не пострадало в ходе процедуры внедрения. Кэшу сделали местную анестезию, так что боли он не испытывал, зато ощущал вибрацию, запах свернувшейся крови и распиливаемых костей, когда врачи вскрывали его череп, чувствовал, как с хлюпающим звуком отошла крышка черепной коробки, слышал комариный писк, издаваемый роботом–кустом, чьи манипуляторы, делящиеся, подобно фракталам, на тысячи режущих и записывающих отростков длиной несколько нанометров, оперировали его мозг. Размером они были не больше самих нейронов, с которыми работали. В мозгу отсутствуют болевые рецепторы, и все же Кэш ощущал, как по телу прокатывались волны фантомной боли, когда робот–куст проверял одну за другой все нейронные связи. Нестройная симфония эмоций, звуков, вкусов, разноцветных галлюцинаций накрыла его. Два последующих дня, пока проводились последние тесты, он пролежал без сознания. И только после этого для Кэша и остальных пилотов в проекте начался долгий период восстановления.

Приходилось заново учиться пользоваться собственным телом. Но они были молоды, в хорошей физической форме и полны решимости, так что прогресс шел быстрыми темпами. Пилоты всё превращали в состязание: они делали ставки на то, кто первым самостоятельно доковыляет от кровати до нужника, кого больше раз стошнит (в первые дни у всех были проблемы с вестибулярным аппаратом), кто выдаст больше мочи врачам на анализ. Позже, когда их допустили к тренировкам, они соревновались, кто больше раз отожмется, кто сделает больше скручиваний, кто дольше проедет на велотренажере или пробежит на беговой дорожке, кто больше раз выжмет штангу лежа.

Алду Руис принялся спорить с человеком–невидимкой: в праведном гневе он грозил пустому месту перед собой. После того как он стал шлепать и бить себя, его забрали, и больше никто из отряда никогда его не видел.

Спустя неделю пошли настоящие проверки. Сперва их ждал медосмотр — куда более тщательный, чем даже при приеме на службу. Затем психологическое тестирование: приходилось отвечать на кучу вопросов про гипотетические ситуации и решать задачи, в то время как шапочки с датчиками считывали активность мозга. Их же нужно было надевать и во время выполнения базовых упражнений на симуляторах J-2. На этой стадии без объяснения причин отбраковали двоих пилотов. Остальные продолжили тренировочно–испытательную программу.

Кэшу не потрудились объяснить, что будет происходить с ним после того, как впервые активизируют его новые способности. Он лежал на кушетке в окружении докторов и медтехников, как внезапно мир вокруг замедлился. Звуки стали затухать — остался лишь слабый гул; ему казалось, будто он увязает в смоле; цветовосприятие сдвинулось в сторону красного спектра, а поле зрения сузилось до размера ногтя, если смотреть на него на расстоянии вытянутой руки. Кэш не мог ни повернуть, ни оторвать голову от кушетки — лишь медленно переводить взгляд, смещая крошечное пятно фокуса, словно прожектор. Он наблюдал, как замедленно моргнул техник (один его глаз закрылся прежде другого), затем — как второй старательно выводил комментарии на планшете. А потом столь же внезапно мир вернулся в привычное состояние. Кэшу было жарко, он задыхался, словно только что пробежал двадцать километров на предельной скорости. Грудь тяжело вздымалась, когда он втягивал воздух, сердце бешено колотилось о ребра, во рту появился металлический привкус, и Кэш ненадолго потерял сознание.

Доктора и техники молчали о результатах теста, не объяснили, что с ним произошло. Даже не сказали, что обморок в этом случае был естественной реакцией. В общем, пока Кэш не вернулся в палату и не узнал, что все остальные тоже отключились после первого ускорения до так называемого гиперрефлекторного режима, Кэш не понимал, прошел он тест или нет. Той же ночью у Юдоксии Витории и Брига Лиспектора случились настоящие эпилептические припадки — обих забрали доктора, и больше никто этих двоих не видел. Чикино Браун не вернулся после второго дня тестов. Луис Шуарес утверждал, что слышал, как врачи говорили, будто Чикино умер от сердечного приступа.

То были последние потери. Спустя пять недель тех, кто выжил, сочли пригодными и полностью интегрированными. Каждый провел сто часов полетов на симуляторе как с индикатором на лобовом стекле, так и в режиме прямого подключения нервной системы к системе управления полетом. Поскольку в военной обстановке пилотам, возможно, придется неделями оставаться внутри однопилотника, им удалили зубы и заменили их на смоделированные пластиковые протезы. Еще всем вырезали аппендикс. И наконец команду допустили до прототипов J-2 — сперва пилотировали исключительно по индикации на лобовом стекле, выполняя полеты по размеченному маршруту и участвуя в простых имитациях боевых действий. Еще через две недели летных испытаний Кэш стал первым, кого выбрали для полета в режиме полного подключения.

Задача стояла на распознавание цели и боевое применение авиационного вооружения. Кэш держал курс на запад — вообще–то машина сама управляла полетом, Кэш же словно сросся с ее корпусом — над темной равниной, где более трех с половиной миллиардов лет назад лава затопила только что образовавшийся от столкновения с метеоритом кратер Моря Дождей. Когда на горизонте показался район цели — отвесные склоны гор на дальнем краю котловины, — переход от режима подключения к собственно управлению в этом состоянии прошел довольно гладко: триммер J-2 отклонился менее чем на одну сотую угловой минуты. Это не имело ничего общего с полетом на самолете. Это было — как стать самолетом. Как заниматься с ним сексом, сказал Луис позже. Хотя лично Кэш не мог вспомнить, чтобы секс был так же хорош, как тот первый полет.

Его учили визуализировать триггер для перехода в гиперрефлекторный режим в виде большой красной кнопки в центре головы. Теперь он нажал эту кнопку — и всё вокруг замедлилось, будто во сне. Он ощущал малейший толчок, когда рельсовая мини–пушка выпускала град стреловидных снарядов с обедненным ураном, которые превращали имитацию герметизированного купола в пыль. Два роллигона, пересекающие равнину, были помечены как свои, еще шесть опознаны как вражеские. Кэш навел оружие на неприятеля и всего за несколько секунд поджарил их системы управления точными выстрелами гамма–лазера, затем с помощью ракет уничтожил ряд внезапно появившихся целей. Когда зона удара осталась позади, он передал управление боевому искусственному интеллекту J-2 и вновь нажал воображаемую красную кнопку. К этому моменту он уже научился оставаться в сознании при переключении режимов и теперь принял подтверждение командующего стрельбами о поражении целей.

В тот вечер состоялось официальное торжество по случаю успеха программы. Пилоты сгрудились в одной стороне и попивали воду и фруктовые соки, пока старшие по званию, ученые и техники рюмка за рюмкой опрокидывали в себя ром, текилу, пульке, говорили все громче и вели себя все оживленнее. Генерал Пейшоту произнес короткую речь, пожал руки пилотам, все это — пока его снимали на камеру; и испарился. Офицеры и научная команда поднимали бокалы за здоровье летчиков и друг друга, демонстрируя мастерство красноречия и витиеватость слога. Опустошенные сосуды они разбивали об пол. Когда одна из специалистов по скафандрам, поддавшись уговорам, принялась снимать с себя рубашку, пилоты покинули зал, решив, что вечеринка принимает жаркий оборот: на следующий день, как обычно, с 5:30 до 6:30 утра их ждал медицинский осмотр, затем час в спортзале, ежедневный брифинг за завтраком, а после — собственно работа.

В отрядах противовоздушной обороны все верили, что грядет очередная война с дальними. Эта так называемая мирная инициатива и шаги к примирению казались не чем иным, как пустой тратой времени — необходимо было подчинить дальних, пока те не направили в сторону Земли очередную комету или не изобрели какую–нибудь ненормальную постчеловеческую генетическую мутацию, которая сделала бы их непобедимыми. Война должна была начаться, и Кэш Бейкер, выросший на историях о героических подвигах предков, не мог дождаться, когда это произойдет. Пока же он с другими пилотами продолжал работать на J-2. Они выполняли одиночные и групповые полеты. Они летали над всеми видами лунных рельефов, отрабатывали перехваты на орбите Земли и на орбите Луны, тестировали машины в разных слоях атмосферы. Когда они не осуществляли полеты в режиме реального времени, то оттачивали специфические навыки на симуляторах, посещали семинары по модернизации своих летательных аппаратов, знакомились с последними находками в теории боя, а еще проходили бесконечные медосмотры, психологические освидетельствования и подгонки скафандров…

Однажды, примерно через шесть месяцев после первого полета Кэша, традиционный брифинг во время завтрака проводил не офицер разведки, а полковник, отвечающий за программу J-2. Без всяких преамбул он заявил, что прошлой ночью умер Максимилиан Пейшоту, муж президента и главнокомандующий войсками противовоздушной обороны Великой Бразилии, и что до похорон, которые состоятся спустя десять дней, все испытания и тренировочные полеты отменяются. Он также сообщил, что согласно инструкциям должен выбрать четырех человек, которые в конце церемонии будут пилотировать J-2 над собором в Бразилиа, дабы почтить память своего командира. Среди прочих он назвал имена Кэша Бейкера и Луиса Шуареса, после чего объявил, что через час пройдет специальная месса.

Позже Луис сказал Кэшу, что в тот момент изменилось всё.

— Максимилиан Пейшоту был не просто нашим главнокомандующим. Он возглавлял Комитет Примирения, поддерживал инициативу прекращения конфликта с дальними. Тридцать лет назад он создал первые посольства во Внешней системе и с тех пор систематически устанавливал торговые связи. Ну и уж конечно он пользовался расположением президента. Теперь, когда он мертв, влиятельность его друзей поуменьшится.

— И что дальше?

— Ты и вправду абсолютно непросвещенный сукин сын, — отвечал Луис.

— Может, и так. А может, мне просто нет дела до политики, — парировал Кэш.

— А зря. Многие в правительстве считают, что дружественные шаги навстречу дальним — бессмысленное и опасное занятие. Пока что их меньшинство, но теперь они смогут в открытую выступить против мира. А генерал Арвам Пейшоту — один из тех, кто всегда яро возражал против союза. Вот увидишь. Очень скоро ему удастся добиться разрешения на производство J-2.

— То есть мы наконец–то выступим против дальних в открытую.

— Пока нет, но мы точно приблизимся к этому моменту.

— Что ж, давно пора, — заключил Кэш.

3

Эти похороны оказались самыми важными в Бразилиа за последние двадцать с лишним лет. Все улицы в районе собора Пресвятой Девы Марии были забиты лимузинами и флиттерами. Водители и личная охрана посматривали друг на друга с профессиональным интересом. Среди верхушек деревьев зависли беспилотники. В голубом небе в лучах палящего солнца кружили вертолеты. В длинном парке вдоль центрального проспекта Монументальная Ось рыскали волки. Половина города была парализована из–за многочисленных охранных постов.

Помещение собора наполняли прекрасные звуки «Agnus Dei», парящие над торжественным звучанием струн и сотрясающие землю рокотом органных труб, которые, подобно гофрированному стальному занавесу, поднимались позади хора и оркестра. Перед алтарем, выполненным из белоснежного известняка, среди источающих сладостный аромат лилий и орхидей стоял гроб из розового дерева. В нем покоился Максимилиан Пьетро Соломон Кристгау Флорес Пейшоту — муж президента Великой Бразилии, главнокомандующий войсками противовоздушной обороны, великий магистр Ордена Рыцарей Виридиса, наместник Северных территорий, глава Комитета Примирения, ректор университетов в Монтевидео, Каракасе, Мехико, Денвере и так далее и тому подобное — в общем, могущественная фигура на Земле. Он умер в возрасте ста семидесяти двух лет от полиорганной недостаточности. Смуглое лицо покойного выглядело величественно и спокойно на фоне белого савана. Его знаменитые усы были напомажены и заканчивались острыми кончиками. На глаза положили золотые монеты, добытые с затонувшего испанского галеона.

Гроб был поднят над каналом, пересекающим круглый неф собора по диаметру. На черной, словно нефть, воде тут и там появлялись круги, когда рыба начинала играть. В дальнем углу на широких ярусах, в роскошных похоронных нарядах, расположились прихожане, словно заседание парламента грачей. Присутствовали практически все члены семьи Пейшоту: в зависимости от степени родства они занимали один из сорока рядов в центральном секторе. Овдовевшая глава государства восседала на стуле с навесом в центре первого ряда. Она выглядела великолепно в темном наряде и то и дело подносила к глазам, спрятанным под вуалью, крошечный сосуд из искусственных алмазов, чтобы поймать слезу. Позади родственников собрались когорты сенаторов, военных командиров в блестящих церемониальных униформах, послов и политиков со всего земного шара, а также представитель города Радужный Мост на Каллисто.

Боковые ярусы отводились членам других великих семей, министрам, губернаторам, высокопоставленным чиновникам и прислуге Великого Дома. В общем и целом здесь собралось около двух тысяч людей, и еще миллионы зрителей следили за изображениями со стационарных камер.

В жилах профессора–доктора Шри Хон–Оуэн не было ни капли пейшотовской крови, и все же она и ее пятнадцатилетний сын Альдер Топаз сидели рядом с членами семьи, с самого левого края сорокового ряда в центральном секторе. На похороны они прибыли вместо одного из пожилых родственников, спонсора и наставника Шри, экопроповедника Оскара Финнегана Рамоса: в эти дни года он никогда не покидал свою обитель в Нижней Калифорнии даже ради такого важного и значимого события.

Длительное богослужение включало в себя массу замысловатых ритуалов. Месса, проповедь, воспевающая жизнь покойника, служба по усопшему, а теперь — реквием. Музыка звучала, без сомнения, торжественная, но Шри, не обладавшая музыкальным слухом, не могла оценить всей ее красоты. В такие минуты, когда профессор вынуждена была присутствовать на церемонии или встрече, где от нее требовалось лишь молча сидеть, Шри имела обыкновение погружаться в собственные мысли — вот и сейчас она обдумывала результаты последних тестов улучшенной версии стандартного препарата для борьбы со старением, которая обещала стать очень эффективной. Альдер, увлеченный церемонией, подтолкнул ее, когда хор, оркестр и орган достигли кульминационной части произведения. Архиепископ в зеленом с золотом наряде и митре степенно подошел к гробу и окропил тело святой водой, затем провел большим пальцем, смоченным в масле, по бровям усопшего. Отступив назад, он очертил знак креста и петлю в воздухе — гроб беззвучно накренился, тело, сбросив саван, устремилось ногами вперед и вспороло черную воду, которая тут же яростно забурлила. Голодные рыбы приступили к пиршеству, возвращая запас углерода и прочих элементов, которые некогда были Максимилианом Пейшоту, обратно Гее.

Спустя мгновение собор до основания сотряс грохот — низко в небе молниями промчались четыре однопилотника J-2, образуя воздушное построение «погибший пилот». Вслед за ними хор и орган исполнили «In Paradisum».

Почетное положение Шри в обществе позволяло ей покинуть собор среди первых, сразу по окончании службы, однако из–за невысокого статуса пришлось долго ждать, когда подадут ее автомобиль. Мимо вереницей тянулись люди, забирались в лимузины, которые тут же отъезжали, а их место мгновенно занимали следующие. Флиттеры приземлялись и взлетали, словно пчелы в улье.

Ротко Янг, представитель Радужного Моста, Каллисто, отделился от толпы и поприветствовал Шри и Альдера. Он сказал, что торжественная и роскошная церемония произвела на него впечатление.

— Вот только одного я никак не пойму, — признался он. — Рыбы.

— Рыбы?

— Да, ну те, что в бассейне, или рве, или как вы это называете.

На нем были шелковая пижама черного цвета и черная широкополая шляпа. Тело Ротко Янга находилось в каркасе экзоскелета, который помогал ему справиться с повышенной земной гравитацией.

— Мне стало интересно, что происходит с рыбами после. После того как они… кончают трапезу.

— Если честно, то я не знаю, — сказала Шри. — Но могу расспросить.

Ответ нашелся у Альдера:

— С ними ничего не случается. Думаю, рыбы священны.

— Священны?

— Освящены самим архиепископом, — пояснил юноша.

Из–под полей шляпы было видно, как губы Ротко Янга расплылись в улыбке. Голову его поддерживал обделанный мягкой тканью шейный воротник.

— Все люди таким образом возвращаются к Гее?

— Только важные персоны, — сказал Альдер.

— А что же остальные?

— Тех, кто может себе это позволить, хоронят на экокладбищах. В лесах, на лугах с дикими цветами. Остальных перерабатывают напрямую.

— Все ясно. Еще один пример имущественного расслоения общества. Вы кого–то ждете?

— Похоже, наш лимузин застрял где–то в очереди, — ответила Шри.

— Если вы на прием, могу подбросить в своем флиттере.

— У меня слишком много работы, — заявила Шри.

Ее не пригласили на прием во Дворец Рассвета, но Ротко Янгу она об этом говорить не собиралась.

— Конечно. Через три недели все останется позади.

— Три недели, если все пойдет по плану.

— В ближайшее время ничего не изменится. Что же до взгляда в будущее, то нам придется усерднее трудиться, дабы убедить всех скептиков и оппозиционеров.

— Разумеется, — согласилась Шри. Но она знала, что Ротко Янг в курсе дела: ситуация гораздо сложнее.

Максимилиан Пейшоту был одной из ключевых фигур, которые занимались развитием и укреплением дипломатических и экономических связей между Землей и Внешними планетами. Под его началом открывались дипмиссии во всех крупных городах на спутниках Юпитера и Сатурна. Он спонсировал программы обмена учеными и деятелями искусства, выиграл внушительный грант на разработку и строительство межпланетного корабля нового поколения. Когда же легендарный гений генетики Авернус и наставник Шри, Оскар Финнеган Рамос, выступили с идеей подарить Радужному Мосту на Каллисто биом как символ возрожденного стремления к примирению, именно Максимилиан Пейшоту провел через Сенат законопроект, по которому выделили финансирование на строительство экосистемы вокруг рифов. Он обратился ко всем, кто был ему хоть чем–то обязан, и без зазрения совести пользовался своим привилегированным положением супруга президента. В результате ему удалось добиться победы с небольшим перевесом голосов. Каких–то десять недель назад, накануне отлета строительной бригады на Каллисто, он устроил большой прием в их честь. А теперь вот его не стало. Приостанавливать проект биома было уже слишком поздно — отряд строителей прибудет на Каллисто через несколько дней, да и в любом случае закрытие проекта сильно ударит по репутации страны. И все же смерть Максимилиана Пейшоту ставила под угрозу планы установления мира между планетами. Советники Шри просчитали возможные последствия, и в большинстве случаев перспективы выглядели мрачно.

Крошечные моторчики в суставах экзоскелета на Ротко Янге загудели, когда он наклонился к Шри и ее сыну.

— Открою вам один маленький секрет. Хоть я и атеист, но все же вознес молитву за успех нашего дела. В духе пари Паскаля. Если Бога не существует, от моей маленькой молитвы большого вреда не будет. Ну а если он есть, разве не самое время попросить его о заступничестве? Мы с вами участвуем в замечательных событиях. И нам стоит приложить все усилия, чтобы довести дело до конца и пожать плоды успеха. Тебе, наверное, не терпится оказаться на Каллисто, юный Альдер?

— Даже очень, сэр, — ответил Альдер. — А еще на Европе.

Ротко Янг упомянул несколько человек, с которыми Шри и Альдер просто обязаны встретиться, когда окажутся в Радужном Мосту, а затем направился к флиттеру, клацая экзоскелетом. Люди все еще вереницей покидали собор, и мало кто обращал на Шри и Альдера хоть какое–то внимание. Профессор набрала номер своего секретаря — тот извинился и сказал, что ждать лимузина придется еще как минимум минут десять. Шри мучила жажда, накатили усталость и раздражение. Под палящим бразильским солнцем площадь пылала жаром, блики играли на капотах лимузинов и флиттеров. Над сводом собора беспрестанно кружил вертолет. Шри витала в своих мыслях, пока не прибыл лимузин. Тогда она наконец смогла откинуться на сиденье, ощутить прохладу обивки, глотнуть ледяной воды и воспользоваться защищенной линией, чтобы ответить на накопившиеся сообщения. Альдер тем временем во всех подробностях пересказывал ее секретарю церемонию отпевания.

Автомобиль медленно продвигался по проспекту, минуя один за другим блокпосты на дорогах — остановка, движение, снова торможение. Затем вдруг с той стороны, где сидела Шри, раздался легкий стук по затемненному стеклу. Она испуганно подняла глаза. Мужчина, офицер противовоздушной обороны, постучал вновь и нетерпеливо, энергично помахал рукой. Скрючившийся на откидном сиденье Ямиль Чо, секретарь Шри, дал команду — стекло опустилось, и он спросил у офицера, в чем дело.

— Генерал хочет переговорить с вами, — доложил офицер, глядя Шри в глаза.

Он резко отступил в сторону, когда женщина выходила из лимузина в царящую снаружи духоту, затем повел ее мимо бронированных автомобилей, что укрылись в тени королевских пальм. Повсюду начеку стояли солдаты, держа перед грудью импульсные винтовки. Их лица нельзя было разглядеть за черными визорами. Офицер открыл заднюю дверцу бронированной машины — Шри оказалась в своего рода кабине: по обеим сторонам висели мониторы и панели с большими кнопками, переключателями и лампочками.

На одном из невысоких сидений громоздился генерал Арвам Пейшоту. Шри села напротив.

— Не самое подходящее место для встречи, — заметила Шри. — Слишком общественное.

— Вовсе нет. Я же отвечаю за безопасность. Могу заверить, что о нашем свидании не останется ни единой записи.

— Так вот почему вы отсутствовали на службе.

— Решил, что не стоит доверять организацию кордонов посторонним. Но я все же выкроил минутку, чтобы увидеть, как тело предают маленьким голодным рыбкам.

На генерале были новенькая зеленая униформа и высокие армейские ботинки со шнуровкой. Седые волосы, резко выделяющиеся на фоне загорелой кожи, стянуты в конский хвост и завитком лежат на погоне с пятью звездами.

— Кстати, — продолжил он. — Что такого ваш разлюбезный друг Ротко Янг наговорил вам?

— Принес соболезнования, — ответила Шри.

— И все?

— А разве ваши беспилотники не записали разговор?

— Предпочитаю получать информацию из первых рук, когда это возможно. Сделайте милость.

Слушая краткий отчет Шри о состоявшейся с Янгом беседе, Арвам Пейшоту склонил голову на одну сторону. Этот обыденный жест всегда напоминал ей о богомоле. Холодный расчет насекомого, решающего, как нанести первый удар. Куда вонзить жало.

— Трудиться усерднее, — промолвил генерал, когда Шри закончила рассказ. — Неужели он и правда думает, что так можно спасти мирные инициативы? А вы?

— До сих пор они работали, — ответила Шри. — Поэтому я собираюсь отправиться на Каллисто. Или вам известно то, чего не знаю я?

— Ваше дело — будущее. — Арвам Пейшоту ушел от прямого ответа. — Вы изобретаете новые технологии и надеетесь, что они приведут нас к новой жизни. Как думаете, в каком направлении мир будет развиваться теперь? Вертикальном или горизонтальном?

— Вам точно что–то известно.

— Для вас будущее — это возрастающая функция. Постоянное совершенствование. Постоянные изменения. Но для других людей будущее всего–навсего плато на графике. Горизонтальная линия. Процесс консолидации. Не более того. Горизонталь против вертикали. Истинные люди против опасных фанатиков, которые превращают своих детей в монстров.

— Или экспрессивная пропаганда против четкого рационального мышления.

— Когда–нибудь ваши неосторожность и легкомыслие наживут вам врагов среди влиятельных людей. Что мне известно? Я скажу вам, что мне известно. А еще объясню, почему вы здесь. Дело не в смерти бедняги Максимилиана, хотя, конечно, с ней многое переменится. Я подумал, вам небезынтересно будет узнать, что через несколько недель войска противовоздушной обороны приступят к совместным маневрам с воздушными силами Европейского союза на орбите Луны.

— Почему, спросите вы. Потому что в рамках последнего торгового соглашения мы сдадим европейцам в лизинг новый термоядерный двигатель. — Арвам Пейшоту пристально посмотрел на Шри, а затем добавил: — Вы этого не знали.

— Я знала, что идут переговоры. Но в детали сделки меня не посвящали.

— Переговоры почти закончены. Остались мелочи — так, небольшие заминки, ничего серьезного. Как только закончится траур президента, в Мюнхене состоится церемония подписания. Как это связано с вами? Все просто. Европейцы вышли из проекта по строительству биома и прочей мирной ерунды, потому что к власти пришли сторонники жесткого курса. Теперь же, после безвременной кончины супруга президента, после того как приверженцы примирения с дальними потеряли самую влиятельную фигуру, противники компромисса в Бразилии постараются закрыть программу биома. Знаю, вы питаете слабость к нашему экопроповеднику и сентиментально преданы ему: как–никак он открыл и взрастил ваш талант. Но он уже старик, заперся в своей хижине на пляже. Не видит, что творится вокруг. Практически не в курсе происходящего.

Хотя в голосе генерала слышалась ирония, немигающий взгляд его слегка раскосых глаз оставался абсолютно серьезным. Экраны за его спиной передавали изображения собора, лужаек, верхушек деревьев вдоль Монументальной оси и улиц, отходящих от центрального проспекта. Люди все еще спускались по ступеням храма, садились в лимузины и прочие средства передвижения. Прислуга, чиновники. Люди вроде Шри.

Она заговорила:

— И ради этого вы пошли на столь большой риск и решили побеседовать со мной здесь? О том, что мы уже много раз тщательно обсуждали? Тогда отвечу снова. Что бы ни произошло, я останусь верной семье. Семье и Великой Бразилии.

— Семья ценит всё, что вы для нее сделали, — сказал Арвам Пейшоту. — К сожалению, в ее рядах нет единства относительно того, как поступить с дальними. Существует два лагеря. Как минимум два. Да, мы говорили об этом неоднократно. Но отныне это не абстрактная теория. А самая что ни на есть реальность, профессор–доктор. И вы в гуще событий. Ничего не изменишь. Вам придется принять чью–то сторону. Рано или поздно. Сделаете неправильный выбор — и, боюсь, ни плоды ваших трудов, ни ваша репутация не спасут от последствий.

— Понимаю. Это всё?

В ушах у Шри слегка звенело, плотно сжатые ладони, лежащие на коленях, неприятно вспотели — в остальном же она была абсолютно спокойна.

— У меня для вас подарок, — произнес генерал, после чего достал из–за своего сиденья плоскую деревянную коробку и вручил ее Шри.

Внутри поверх пары перчаток, отделанных сеточкой с тыльной стороны, лежали очки в толстой черной пластиковой оправе.

— Это спексы, — пояснил Арвам Пейшоту. — Дальние используют их вместо телефонов. При помощи виртуального света линзы проецируют изображения, текст и всякую всячину прямо на сетчатку глаза. Перчатки — виртуальные: можно набирать текст на виртуальной клавиатуре, передвигать виртуальные объекты… Не сомневаюсь, вы быстро с ними освоитесь. Прежде чем начнете меня благодарить, есть еще кое–что. Мои техники встроили сюда камеру и микрочип с высокой пропускной способностью и квантовым шифрованием. Можете загрузить на него простенький ИИ, разные программы. Увидите что–то интересное или окажетесь на особенно полезной встрече — запишите их для меня по возможности. Уверен, вы знаете, что привлечет мое внимание.

Шри тут же смекнула, о чем речь. Семья Пейшоту отправляла в Радужный Мост делегацию для ведения переговоров, но коль скоро Арвам Пейшоту не поддерживал идею примирения с дальними, он оставался за бортом. Вот генерал и просил Шри стать его шпионом, собирать данные для его аналитиков и стратегов. Информацию из первых рук — всё, как он предпочитал.

— У вас будет предостаточно времени обдумать мое предложение, пока вы летите на Каллисто, — сказал Арвам

Пейшоту. — Ну а когда вернетесь, я надеюсь так или иначе получить ответ. И бон вояж, как сказали бы европейцы.

Когда Шри вернулась в свой лимузин, Альдер поинтересовался, не грозят ли ей неприятности.

— Пока нет, — ответила Шри и попросила секретаря поторопить водителя. — У меня много работы.

4

Прошло много времени, прежде чем Мэси Миннот поверила, что смерть Эммануэля Варго стала первой потерей на войне. А когда она только услышала о гибели главного инженера экосистемы, то сочла произошедшее всего–навсего невезением. Нелепый сбой в медицинской программе. Несчастный случай. Ничего зловещего.

Эммануэль Варго, как и все остальные члены строительного отряда, включая Мэси, провел в глубокой искусственной гибернации двенадцать недель, которые заняло путешествие от Земли до Юпитера. Под действием специальных препаратов, замороженный в криокапсуле, он потреблял минимум кислорода и воды, пока бразильское грузовое судно преодолевало восемьсот миллионов километров залитого солнечным светом черного вакуума. Когда корабль прибыл на орбиту Каллисто — наиболее удаленного от Юпитера галилеева спутника, — а гибернационные капсулы пассажиров первого класса и грузовые контейнеры перегрузили на межорбитальный транспортный аппарат, направляющийся в порт — загроможденную плиту, установленную на консольных балках над пыльной равниной к западу от Радужного Моста, — Эммануэль Варго все еще спал. Транспортник приземлился на выжженную посадочную полосу с грациозностью бегемота, исполняющего балетную партию. Передвижной кран снял с креплений контейнер размером с грузовик, в котором находились гибернационные капсулы, и отвез его в герметичный ангар. Там капсулы одну за другой извлекли, поставили на грузовые тележки и по подземным туннелям вывезли в медицинский блок на окраине космопорта. Именно там Эммануэль Варго начал просыпаться — там он и скончался.

Собственно, выход из состояния гибернации представлял собой рутинную операцию. Для большинства единственными последствиями оказывались уменьшившийся в размерах желудок, запоры и экзистенциальное похмелье. Но, как и в любой медицинской процедуре, здесь имелись свои риски: психоневрологические расстройства, полиорганная недостаточность, нарушение метаболизма. После того как внутреннюю температуру тела Эммануэля Варго постепенно довели до тридцати семи с половиной градусов Цельсия, нормализовали состав крови и ввели коктейль из стимуляторов ГАМК-рецепторов, у него случился приступ полной рассинхронизации нейронной активности. Вместо того чтобы спонтанно и быстро перейти в режим динамической мультилокусной активности, его нейроны принялись асинхронно передавать сигналы на очень большой скорости, в результате чего нарушились сознание, координация дыхания, сердечного ритма и кровяного давления.

Обычно пострадавшие от нейронной рассинхронизации оставались живы, но у них наблюдались потеря памяти и афазии разной степени тяжести. Однако случай Эммануэля Варго оказался исключительно тяжелым. Электрохимическая активность мозга выглядела абсолютно хаотичной. Команда медиков попыталась восстановить синхронизацию при помощи микротоновой импульсной магнитотерапии, но безуспешно. Давление упало, сердце остановилось — не помогли ни дефибрилляция, ни инъекция норадреналина, ни прямой массаж сердца. Пока его подключали к системе искусственного кровообращения, у Варго случились клонические судороги. За первым приступом последовало еще два. После третьего активность клеток мозга прекратилась. Спустя тридцать минут врачи констатировали смерть мозга и отключили систему жизнеобеспечения.

Эммануэль Варго был одной из ключевых фигур проекта по постройке биома в Радужном Мосту на Каллисто. Проекта, который являлся символом кооперации и примирения между Землей и Внешней системой, значительным шагом вперед в длительной кампании, призванной разрядить напряжение между ультраконсервативной позицией зеленого движения и множеством радикальных доктрин, утопических философских взглядов городов–государств и поселений во Внешней системе. Знаменитый гений генетики из Внешней системы Авернус использовала свои громадные запасы кармы, чтобы продвинуть строительство биома, а Максимилиан Пейшоту и экопроповедник Оскар Финнеган Рамос убедили бразильское правительство выделить средства на разработку и воссоздание экосистемы. Хотя во главе команды поставили прапраправнука экопроповедника Эуклидеса Пейшоту, ответственным за планирование и организацию работ был Эммануэль Варго. Дизайном экосистемы он занимался в сотрудничестве с протеже Оскара Финнегана Рамоса — Шри Хон–Оуэн, во время строительства тента биома та поддерживала связи с командой Каллисто. Именно Эммануэлю предстояло отвечать за разработку и воссоздание экосистемы и руководить процессом от начала и до конца.

Эуклидес Пейшоту упомянул обо всем этом, как и о многом другом, в краткой речи через два дня после смерти Варго на церемонии, посвященной официальному началу работы строительного отряда. Мероприятие проходило на широкой лужайке на северной оконечности центрального острова биома. Эуклидес стоял на трибуне, позади него протянулась пустая котловина озера, над которой возвышался гигантский купол из алмазных и полимерных панелей и фуллереновых опор. Гости — среди них посол Бразилии и свита из его помощников, члены торговой миссии семьи Пейшоту, разномастная толпа представителей конгресса Каллисто и муниципалитета Радужного Моста, строительный отряд — полумесяцем расположились на складных стульях перед Эуклидесом. Стайка беспилотников, зависших на разной высоте, транслировала церемонию для жителей Радужного Моста и других городов и поселений на Каллисто, Ганимеде и Европе, а также в шахтерских поселках на далеких крошечных Гималие и Эларе.

Мэси Миннот сидела среди остальных членов команды. Приходилось признать, что Эуклидес Пейшоту очень даже соответствует отведенной ему роли. В костюме–двойке оттенка хлорофилла, который совпадал с цветом рабочей одежды строительного отряда, с черной повязкой, закрепленной на левом рукаве, он выглядел привлекательным. Его голос гулко разносился по округе и в то же время располагал к себе. Эуклидес Пейшоту вознес хвалу Эммануэлю Варго и его вкладу в проект, рассказал несколько уместных историй и завершил речь тем, что пообещал: несмотря на тяжелую утрату, все члены команды готовы работать по максимуму над созданием прекрасного и прочного биома, в том числе чтобы почтить память невероятно талантливого инженера экосистем. Инженера, которого он почитал за честь назвать другом.

С трудом верилось, что еще два дня назад этот же человек небрежно объявил о смерти Эммануэля Варго. Отряд тогда собрался в полной уверенности, что предстоит очередной брифинг, когда Эуклидес Пейшоту без всяких преамбул выдал: Максимилиан Пейшоту, супруг президента Великой Бразилии, скончался, пока они находились в гибернации на пути к Каллисто. Не успели они переварить эту невероятную новость, как Эуклидес ошеломил их вновь, сообщив, что Эммануэль Варго тоже погиб — из–за неудачи при выводе из криосна. Прежде чем Эуклидес сумел продолжить, с задних рядов донесся голос Урсулы Фрей. Урсула и Эммануэль Варго стали любовниками вскоре после того, как Урсулу взяли в команду. Невероятно бледная, вся дрожа, она заявила, что Манни — не ходи к гадалке — убили противники проекта, и потребовала немедленного расследования. Глава службы безопасности, Спеллер Твен, попытался ее утихомирить — последовала перепалка, которая не делала чести никому. Крики, насмешки, брань. Собрание превратилось в хаос. Эуклидес Пейшоту сбежал, так и не объяснив, что станет с проектом после смерти главного инженера.

Сейчас же, когда стихли аплодисменты, Эуклидес Пейшоту пригласил на сцену восьмилетнюю девочку, выигравшую в лотерею. Высокая, худенькая, в простом белом платье, она приняла из его рук пульт управления и без всяких церемоний нажала на красную кнопку. Вдоль восточного и западно–го берегов из десятков широких труб хлынули потоки воды, заполняя котлован озера. Клубились облака водяных брызг, смягчая яркий свет люстр, что висели под потолком купола, и наполняя прохладный воздух свежим металлическим ароматом. Под очередную волну аплодисментов Эуклидес Пейшоту звонко объявил, что процесс создания биома начался.

Мэси Миннот никогда не интересовала личность Эуклидеса Пейшоту. Мало того что он являлся политическим ставленником и получил должность, потому что ему повезло родиться членом семьи Пейшоту, он к тому же был самодовольным болваном, который не мог создать пищевую цепочку, зародить жизнь в мертвом иле или даже высадить в грунт растение из цветочного горшка, не говоря уже о том, чтобы насадить лес или создать болотную экосистему, пусть бы даже от этого зависела его жизнь. Однако Эммануэля Варго, который начинал с низов и поднялся до одного из лучших инженеров экосистем на Земле, она уважала. Кроме того, Варго не раз оказывал ей поддержку после того, как отобрал ее в свою команду.

Случилось это чуть больше года назад. Мэси, только что получив повышение до начальника бригады, работала в 553-м отряде Службы мелиорации и реконструкции (СМР) на озере Шамплейн, на северной границе недавно отвоеванных земель, переданных в дар семье Фонтейн. После десятилетия жестоких боев повстанцы, борцы за свободу и племена, самовольно занявшие эти территории, были выдворены, а 553-й отряд СМР смог приступить к ликвидации ущерба, нанесенного окружающей среде за несколько столетий До вмешательства отряда в озере практически отсутствовала жизнь, за исключением разве что цветущих сине–зеленых водорослей, мохнаторуких крабов, змеевидной рыбы и разнообразных водяных гиацинтов с измененным геномом — быстро размножающихся, живучих и губительных. Их ввели в экосистему пресных водоемов в середине двадцать первого века в ходе ранних неудачных попыток восстановить экологию. Традиционное в двадцатом и двадцать первом веках использование горючих материалов вроде нефти привело к образованию характерного осадка с примесью тяжелых металлов и остатков нефтепродуктов на дне озера — осадка, не содержащего кислород, вонючего, черного, словно деготь, и абсолютно безжизненного. Мэси Миннот возглавляла бригаду, в чью задачу входило превратить эту грязь в чистый ил. При помощи больших насосов они выкачивали осадок, пропускали его через фильтры, насыщенные полимерами и искусственными энзимами, которые ликвидировали тяжелые металлы и прочие высокотоксичные субстанции, а затем команда Мэси заливала смесь в баки для ферментации, где коктейль из генно–модифицированных микробов переваривал органические вещества. По окончании процесса чистый ил смешивался со сбалансированной популяцией микробов и возвращался на дно озера. Обработка дна с северной оконечности озера до залива Маллетс заняла три месяца. За это время отряд пережил несколько штормов и подвергся нападениям бандитов и борцов за свободу. Во время одного из рейдов на глазах у Мэси высокоточная управляемая ракета пролетела всего в метре от платформы с насосами. Описав большую дугу, снаряд неторопливо развернулся в воздухе и уже мчался обратно, когда в его двигателе закончилось топливо, и ракета рухнула в озеро, подняв волну и залив баржу отряда от кормы до носа.

Но по большей части работа приносила хорошие деньги. Да, она была тяжелой и грязной, но она того стоила.

После обработки осадочных пород и очистки воды в озеро запускали фитопланктон и водоросли, позже — беспозвоночных и рыб: с нуля создавалась пищевая цепочка. Мэси не слишком соблюдала ритуалы поклонения Гее, а вот восстановление умирающего озера до его первоначального состояния для нее было практически равноценно религиозному акту. Работа ей нравилась, и каждое утро Мэси просыпалась счастливая и довольная, готовая приняться за дело.

553-й отряд СМР возглавляла Рокси Пэрриш. Ей было за пятьдесят. Опытная, умная, она не терпела, когда ей вешали лапшу на уши, и требовала от подчиненных компетентности, усердия и преданности делу. Взамен она их во всем поддерживала и защищала от капризов и произвола бюрократов из клана. Примерно раз в неделю Рокси заглядывала в плавучий комплекс из барж, платформ с насосами и дамб, чтобы проверить, как продвигаются дела у Мэси, обсудить проблемы и поделиться слухами о том, как работают другие бригады СМР в регионе. Как–то раз, летним вечером, Рокси и Мэси стояли на мостике баржи, попивали пиво и любовались закатом, отблески которого играли на широкой спокойной озерной глади, протянувшейся до низких холмов. На восточном берегу виднелись неровные заплатки новых лесопосадок. По темно–синему небу, перекликаясь, летели гуси. Мэси чувствовала себя очень счастливой. Она отхлебнула пива и подумала, что в следующем году гуси найдут здесь хорошее пристанище, если решат ненадолго остановиться. Она сказала что–то на этот счет своей начальнице, а Рокси в ответ спросила, как Мэси представляет свою жизнь через год.

— Когда закончится проект? Ну, полагаю, все зависит от того, куда нас отправят, — задумчиво ответила Мэси.

Одетая в джинсовый костюм, она откинулась в парусиновом шезлонге. Рыжие волосы рассыпались по плечам, в мозолистых руках — бутылка с пивом. Ноги Мэси закинула на перила.

— У нас неплохая команда — вполне понятно, почему ты хочешь остаться. Но ты молода и талантлива — имеет смысл нарабатывать опыт, любой. Мне кажется, тебе стоит взглянуть вот на это. — Рокси достала из рюкзака планшет.

Так Мэси впервые узнала, что экопроповедник Оскар Финнеган Рамос и нашумевший гений генетики Авернус спонсируют проект постройки биома в городе Радужный Мост на втором по величине спутнике Юпитера, Каллисто, и что семья Пейшоту набирает команду, которая будет с нуля создавать экосистему.

— Почему я? — спросила Мэси. — Речь идет о создании ландшафта. Да, это большой проект в необычном месте, но не более того.

— Посмотри спецификацию, — продолжила Рокси. — Большую часть парка занимает пресноводное озеро. Им потребуются люди, способные воссоздать там экосистему, в том числе — ответственный за экологию микроорганизмов.

— Работа интересная и даст тебе шанс испытать свои силы, вырасти профессионально. Команду возглавит Эммануэль Варго — он сейчас на пике своей карьеры, да и у дальних, бьюсь об заклад, пару–тройку трюков ты могла бы перенять. Они уже больше ста лет разрабатывают и поддерживают замкнутые экосистемы. Кроме того, есть шанс, что удастся встретиться, а может, и поработать с Авернус. Она не менее знаменита, чем Дарвин, Эйнштейн или любой другой ученый, что придет тебе на ум.

— Ценю ваши старания, — ответила Мэси. — Но Радужный Мост жутко далеко, да и потом найдется сотня более квалифицированных людей для работы над проектом. Даже тысяча.

— Я так не считаю. Ты — один из лучших специалистов по микроорганизмам, какого я знаю. Да, твоя прямолинейность порой приводит к конфликтам с другими бригадирами, но ты трудяга, а еще ты молода, умна и амбициозна. Подобная возможность дается раз в жизни, Мэси. Может, сейчас тебе так и не кажется, но позже ты поймешь.

— У меня складывается впечатление, что мне ничего не остается, как вызваться добровольцем.

— Ну вот, опять твоя прямолинейность, — заметила Рокси. — Что ж, буду так же откровенна. Я надеялась, ты сразу же ухватишься за эту возможность. И не только потому, что это облегчит мне жизнь. Просто я на самом деле считаю, что для тебя это потрясающий шанс и что среди моих людей ты — лучший претендент. Так что да, если ты не подашь заявку сама, то я лично выдвину твою кандидатуру — и у тебя не будет права голоса. Пусть у нас тут не армия и не войска противовоздушной обороны, но субординацию никто не отменял. И ты находишься где–то в самом низу этой иерархии.

Мэси задумалась, глядя на исчезающий у горизонта гусиный клин. Наконец она вымолвила:

— Могу я хотя бы узнать, кто попросил вас предложить мне это?

— Губернатор региона собственной персоной.

— Луи Фонтейн?

— Он самый. Похоже, он все еще следит за твоей карьерой.

— Губернатор мне больше ничего не должен, — отрезала Мэси. — А даже если и так, едва ли я брошусь благодарить его за эту услугу.

Четыре года назад Мэси была разнорабочим в одной из команд СМР в Чикаго и помогала ликвидировать остатки зданий и дорог на берегу озера в рамках одного из крупнейших проектов по реконструкции на территории Фонтейнов. Небоскребы в центре города снесли давным–давно, однако в пригородах и окрестных поселках дел еще оставалось невпроворот. Если бы Фела Фонтейн под дозой трех различных психотропных веществ не разбила украденный флиттер, Мэси, не имеющая ни дома, ни образования, ни связей, до сих пор выполняла бы черную работу.

Небольшое воздушное судно летело совсем низко, почти задевая пеньки и валуны. Люди разбегались в разные стороны. Затем машина развернулась и пошла на второй круг, но зацепила ржавые остатки опоры линии электропередач и лишилась хвостового винта. Кружась подобно кленовому «носику», флиттер пробуравил гладь озера в нескольких сотнях метров от берега. Мэси вскочила в лодку и помчалась к месту аварии. Вокруг флиттера растеклось горящее топливо — Фела Фонтейн, получив ожоги рук третьей степени, была без сознания, когда Мэси вытащила ее из покореженной машины.

Отец Фелы Фонтейн оказался губернатором Северо–Восточного региона. Он навестил Мэси в госпитале, оплатил лечение и выбил грант на обучение в колледже, но больше никаких контактов у Мэси с ним или его семьей не было. Спустя шесть месяцев Мэси узнала, что Фела Фонтейн покончила с собой. На этом всё, как она думала, и завершилось. Да, ей предоставили возможность улучшить свою жизнь, и она считала, что за четыре года вполне доказала, на что способна. Одна из лучших в классе, диплом с отличием, усердная работа на первой должности — тогда они высаживали растения, чтобы рекультивировать территорию озера Мичиган, и Мэси пришлось решать непростую проблему с биореакторами, за что ее повысили до бригадира. Она была благодарна за предоставленный Фонтейном шанс, но теперь

предпочла бы оставить это в прошлом — ей хотелось, чтобы ее ценили за ее собственные достижения, хотелось самой пробиваться в жизни, без чьей–либо помощи или патронажа.

В общем, вмешательство губернатора вызвало у Мэси только гнев и негодование. Когда Рокси Пэрриш попыталась убедить ее, что идея хороша, Мэси заявила:

— Каким образом он вообще с этим связан? Биом — проект Пейшоту, а не Фонтейнов.

— Тебе и правда стоило бы начать следить за политикой. Когда–нибудь ты поплатишься за свое абсолютное невежество в этих вопросах.

— Я знаю про дальних. Мы воевали с ними сто лет назад. Теперь одни жаждут подмазаться к ним и сотрудничать, а другие — возобновить войну, потому что дальние уже мало напоминают людей. Может, кто–то называет это политикой. А по мне, это глупости. У нас и без того полно проблем здесь. Зачем еще пытаться раздавить группу людей, которые, как оказывается, просто живут по иным правилам, не так, как нам хочется? — сказала Мэси.

— Вот и у Фонтейнов такая же позиция, — ответила Рокси. — Мы потому и поддерживали попытки семьи Пейшоту установить мирные отношения с дальними, а заодно и проект биома. Большинство других кланов выступили против, но Фонтейны и кое–кто еще сообща провели законопроект в Сенате. Пейшоту нужны были наши голоса — теперь они готовы взять несколько наших людей в команду. Ты не единственный специалист по микробиологии, чью кандидатуру выдвинули. Там участвуют люди из разных регионов, но мне кажется, у тебя есть шанс. Я думаю, ты вполне можешь попасть на борт. Ты молода. У тебя отличная квалификация. Тот проект на озере Мичиган и то, как ты наполняешь мертвый ил жизнью, достойны восхищения. Процент реверсии в твоей работе настолько мал, что практически незаметен.

— Как вы всегда говорите, проще сразу сделать все правильно, чем по сто раз переделывать.

— Что правда, то правда, но для этого требуется мастерство, и немалое.

— Если уж меня отберут, то надеюсь, за мои навыки, — продолжила Мэси.

— Не думаю, что Эммануэля Варго интересует что–либо другое.

— Ну тогда можете сказать им, что я вызвалась участвовать.

Рокси глотнула пива.

— Сегодня утром кое–кто из моих ребят наткнулся на остатки храма борцов за свободу в подвале разрушенного здания: детали автомобилей, кости, пирамида из сотни человеческих черепов. Некоторые небольшого размера, детские… В этом мире творится черт знает что. Потребуется много времени и сил, чтобы все исправить. Поверь мне, если ты отправишься во Внешнюю систему, то по возвращении тебя здесь ждет куча работы.

Мэси старалась больше об этом не думать. Она сказала себе, что шансов попасть в команду у нее практически нет. Да и вообще проблемы надо решать по мере поступления. Пока же у нее была масса других дел. К своему удивлению, когда неделю спустя выяснилось, что Мэси не прошла первый отбор, она испытала разочарование. Девушка с головой ушла в работу. Рекультивация озера Шамплейн подходила к концу, когда Рокси вызвала Мэси к себе и сообщила, что Эммануэль Варго хочет с ней поговорить.

Конвертоплан инженера пролетел низко над деревьями и аккуратно приземлился на лугу неподалеку от озера. Эммануэль Варго оказался высоким широкоплечим темнокожим мужчиной, абсолютно лысым, в синих джинсах и дорогом, но мятом желтом шелковом пиджаке с кофейным пятном на лацкане. Он пожал Мэси руку — ладонь его оказалась шершавой — и принялся с интересом изучать девушку.

— Прогуляемся по лесу? — предложил он.

Стоял чудесный ясный октябрьский день. Они брели под роскошными багряными и золотистыми шапками деревьев. Впереди и позади них двигались вооруженные импульсными винтовками солдаты. Эммануэль Варго расспрашивал Мэси о работе, проявляя завидную проницательность,

а после заявил, что человек, который изначально должен был работать над созданием микробиологической системы биома в Радужном Мосту, покинул проект.

— Он принадлежал к клану Куперин из Европейского союза. Десять дней назад глава семейства умер. Его преемник взял жесткий курс на разрыв связей с дальними и первым делом вывел троих своих людей из проекта. Плохо для них, зато хорошо для нас — теперь мы можем назначить бразильцев на замену европейцам. Вот зачем я здесь, мисс Миннот. Предложить вам место в команде.

Они остановились на небольшой полянке. Листочки молодых кленов блестели, подобно каплям свежей крови, в лучах полуденного солнца. Воздух был чистый и прохладный.

— Могу я спросить, мистер Варго… — начала Мэси.

Улыбка на лице мужчины обнажила кривые коричневые зубы. В глазах мелькнул задорный огонек.

— О чем угодно.

— Вы здесь потому, что кто–то на самом верху клана Фонтейн порекомендовал меня?

— Я здесь потому, что вы — лучший эколог–микробиолог из всех выдвинутых кандидатур. Увы, из–за всей этой политической чепухи я был вынужден сперва выбрать другого человека. К счастью, те же политические глупости дали мне шанс исправить положение дел. У вас маловато опыта, но не меньше, чем у всех остальных претендентов: другие кланы не захотели отправлять людей из руководящего состава. Однако все это не важно. Мы работаем в новой, неведомой нам области — здесь умение куда важнее опыта. И я считаю, вы больше других подходите для этого проекта. Поэтому я лично прибыл, чтобы попросить вас оказать нам честь и присоединиться к команде.

Мэси была из тех женщин, на кого большинство мужчин не взглянут второй раз. Однако стоило ей улыбнуться, лицо ее теряло привычное настороженное выражение и полностью преображалось — так меняется наглухо закрытая комната, если в нее впустить солнечный свет. Вот и теперь губы девушки расплылись в улыбке.

— Разве я уже не вызвалась добровольцем? Когда я вам понадоблюсь? — спросила она.

— Сколько вам нужно времени на сборы?

Через час Мэси вылетела с Манни Варго, а на следующий день приступила к тренировкам с остальными членами команды. Сейчас она находилась на Каллисто. В очередной раз Мэси доказала, на что способна.

Впереди ждали трудные времена. Не только потому, что погиб Эммануэль Варго, хотя и этого было достаточно. Отныне строительным отрядом руководил Эуклидес Пейшоту. Может, он хорошо толкал речи и льстил дипломатам и представителям правительства Каллисто, но Эуклидес Пейшоту не знал ровным счетом ничего о разработке экосистем, ни разу не проявил интереса к созданию биома или подготовке команды. Это вовсе не мешало ему давать указания Эммануэлю Варго, как правильно выполнять работу. Сравниться с его невежеством в сфере экосистем могли лишь его методы управления людьми. Как и всем тем, кто по праву рождения находился в привилегированном положении и кому не страшны были последствия собственных ошибок, Эуклидесу Пейшоту некогда было прислушиваться к советам людей, которых он считал ниже себя.

Профессор–доктор Шри Хон–Оуэн, помогавшая Манни Варго проектировать экосистему биома, должна была прибыть в Радужный Мост через четыре недели на грузовом корабле, оборудованном новым термоядерным двигателем. Пока же проект имел бы больше шансов на успех, согласись семья Пейшоту передать бразды правления кому–нибудь из местных инженеров. Кому–то, кто разбирается в том, чем они занимаются. Кому–то, кто мог бы работать наравне с командой и прислушиваться к мнению людей. Однако политически это оказалось неприемлемым. Более того, в игру вступило бы уязвленное достоинство Пейшоту. Поэтому команде ничего не оставалось, как мириться с Эуклидесом и его деспотичными прихотями. Хотя он мог обратиться за советом к Шри Хон–Оуэн или к другим экспертам, была велика вероятность, что Эуклидес вобьет себе в голову, будто ему лучше знать, как действовать, поскольку он находится на месте, а профессор и прочие специалисты — в миллиардах километров от Радужного Моста. Возникни проблема, требующая незамедлительного решения, Пейшоту мог и вовсе заморозить проект, объяснив это тем, что на связь и консультацию с Землей нет времени. Или же он мог сделать неверный ход, от которого из гордости не стал бы отступать. Естественно, команда слова не могла сказать против. Клан Пейшоту был куда консервативнее клана Фонтейнов, а ведь даже у Фонтейнов считалось неблагоразумным, если член семьи вдруг изменял курс. Все же Фонтейнов можно было хотя бы хаять за глаза. С Пейшоту такое поведение считалось рискованным. Стоило попасться на критике кого–то из господ, вас обвиняли в измене. Шпионы и доносчики были повсюду. Наказание за предательство полагалось суровое. Поэтому все те, кем владели Пейшоту держали язык за зубами. Мэси практически не сомневалась, что даже Эрнест Галпа — хороший малый, двадцать лет проработавший с Эммануэлем Варго, а теперь оказавшийся старшим членом команды, человек, который заплакал, узнав о смерти Мании, — не рискнул бы перечить Эуклидесу Пейшоту, прими тот курс, угрожающий успеху проекта.

Теоретически члены команды из других семей могли выступить против Эуклидеса Пейшоту, не страшась наказания. Но Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард принадлежали к клану Набуко, а те считались еще консервативнее Пейшоту. Все знали, что Цезарь Пунтаренас — шпион, отчитывающийся напрямую семейному совету Фонсека. Что до Урсулы Фрей, обладавшей тридцать второй степенью родства с кланом Фонтейн и являвшейся дочерью второго кузена их единственного экопроповедника, то ее полностью поглотили параноидные фантазии о заговоре, сгубившем ее возлюбленного. Мэси оставалось только надеяться, что когда Эуклидес Пейшоту облажается (она полагала, что «когда» здесь куда уместнее, чем «если»), то это случится не в ее сфере. Поскольку, если бы Пейшоту отдал ей дурацкое распоряжение, она наверняка оказалась бы достаточно глупа, чтобы отказаться его выполнять. Тогда он унизил бы ее, очернил ее имя и отправил бы обратно на Землю, протрубив на весь мир, что она все испортила. После такого ей повезет, если она сумеет получить работу в каменоломне.

К счастью, волноваться о том, как Пейшоту способен погубить проект, Мэси было некогда: дел оказалось невпроворот, и стоило приняться за них поскорее.

Прежде всего необходимо было запустить экосистему микроорганизмов до того, как в озеро высадят растения, поселят рыб и беспозвоночных. Система представляла собой триллионы микроскопических работников с различным метаболизмом, поддерживающих циклы связывания углерода, рециклинга биогенных структур и разложения органических останков. Мэси предстояло вырастить стартовые культуры, фильтрующие воду и перерабатывающие биогенные структуры, и разместить их на территории будущих зарослей камыша и строматолитовых рифов. А еще нужно было связаться с командой, занимающейся созданием планктона, чтобы произвести смешанную культуру бактерий, сине–зеленых и диатомовых водорослей. Они очистят озеро за счет того, что будут крепиться к плавающим мелким частицам и вырабатывать цепочки мукополисахаридов, которые, в свою очередь, сформируют рыхлый, но достаточно тяжелый осадок, и он опустится на дно. Благодаря этому процессу флокуляции фотосинтез сможет осуществляться на любой глубине, а еще он приведет к образованию богатого органическими веществами слоя ила. Для этого во время официальной церемонии открытия смешанная культура в большом объеме будет выпущена в каждом секторе озера. До события оставалось тридцать два дня. К этому времени должна прибыть Шри Хон–Оуэн, а котлован — полностью заполниться водой. Отсрочить день не представлялось возможным. Однако стоило Мэси и команде по планктону приступить к работе, как они столкнулись с серьезной проблемой: темпы роста диатомовой водоросли, которую они собирались использовать, — модифицированного штамма Skeletonema costatum — оказались ниже положенных в талой воде, наполнявшей озеро. Если им не удастся достичь необходимого уровня удвоения, то не хватит нескольких сотен килограммов диатомовой биомассы, а значит, придется также корректировать скорость роста остальных микроорганизмов.

Мэси нравилось решать такие задачки. Проектирование биома больше походило на искусство, чем на науку, — своего рода запутанная игра, пазл: любой элемент системы влиял на остальные, сложность росла лавинообразно с добавлением каждого нового вида. Растения боролись за питательные вещества и свет; животные паслись на лугах или охотились на других животных; микроорганизмы разлагали мертвые тела, перерабатывая их в соединения азота, фосфора и серы, чтобы другие организмы могли их использовать. Стоило убрать или добавить новый элемент в эту сеть, отношения между остальными менялись в большей или меньшей степени, и не всегда эти перемены можно было предугадать. Мэси обладала незаменимой способностью держать в голове модели переноса питательных веществ и энергии, исследовать их с различных сторон, визуализировать взаимодействие сдержек и противовесов, предсказывать, как отразится на системе изменение одного параметра. Ей было далеко до Манни Варго, который был способен, словно дирижер, управлять одновременно огромным оркестром, хором, колоколами и органом, совместно исполняющими произведение, по сложности равное двум или трем симфониям. И все же она знала свое дело, привыкла усердно трудиться и укладываться в нереальные сроки. Город предоставил ей в единоличное пользование двух хороших ассистентов и отменно оборудованную лабораторию на западном берегу озера. Мэси ни капли не сомневалась, что преуспеет.

Лаборатория располагалась внутри и возле основания одной из гигантских арочных опор, что поддерживали купол биома. Изготовленная из фуллереновых нитей, опора внизу расширялась и формой напоминала тыкву высотой в десять этажей. Внутри находились квартиры с террасами. Структура возвышалась над площадью рядом с пустым темным резервуаром, который должен был стать неглубоким заливом, когда озеро заполнят водой. Мэси отвели помещения на первом этаже в полой части опоры, а биореакторы, где она с ассистентами выращивала чистые и смешанные культуры микроорганизмов, установили на площади. Там ее и нашли за работой начальник службы безопасности команды Спеллер Твен и самый молодой, недавно прибывший на Каллисто член бразильского дипломатического корпуса Лок Ифрахим.

Прошло одиннадцать дней после того, как в озеро пустили воду. Мэси с ассистентами — Аргайлом Холлом и Лорис Шер Янагитой — вовсю обсуждали заминку с диатомовыми водорослями, когда в лабораторию вошли двое мужчин.

— Нам необходимо поговорить с мисс Миннот, — заявил Спеллер Твен ассистентам Мэси.

Это был дородный мужчина со светлыми, коротко стриженными волосами. Глаза его смотрели напряженно и мрачно. Отрезанные рукава комбинезона обнажали мускулистые руки с наколотыми военными татуировками.

— Это касается только команды, так что почему бы вам не пойти прогуляться?

— Им надо работать, — возразила Мэси.

Хотя она ожидала чего–то подобного, во рту вдруг пересохло, а сердце забилось быстро и неровно.

— К тому же, возможно, вам захочется убраться подальше от камер, установленных здесь. Хотите верьте, хотите нет, но некоторым гражданам больше нечем заняться, кроме как следить за моей работой. Если вы хотите поговорить тет–а–тет — лучше сделать это на улице.

Мужчины переглянулись — дипломат пожал плечами: «Почему нет?»

Мэси провела их мимо биореакторов к пирсу, протянувшемуся над сухим дном залива. Она направилась к самому концу пристани, шаркая и перекатываясь с пятки на носок, так как на Каллисто с его низкой гравитацией это был наилучший способ передвижения. Она немного вырвалась вперед, оставив спутников позади: ей требовалось взять себя в руки и перестать злиться на гостей за их бесцеремонное поведение.

Обернувшись, Мэси увидела, что Спеллер Твен остановился посередине пирса и облокотился о перила, как обычный турист, а Лок Ифрахим направляется к ней. Почему бы вам не рассказать, что именно вас тревожит? — обратилась она к дипломату. — Тогда я смогу объяснить, почему не в силах помочь, и вернусь к своей работе.

Лок Ифрахим улыбнулся.

— Мне рассказывали, что вы прямолинейны.

Он был всего на несколько лет старше Мэси. Его худое умное лицо обрамляли черные волосы, заплетенные в десятки тугих кос, которые ниспадали ему на плечи, контрастируя с белым шелковым костюмом. Официально Ифрахим являлся членом торговой делегации, но все знали, что на деле он правительственный шпион.

— Извиняться за свою манеру общения я не собираюсь, мистер Ифрахим, — сказала Мэси. — Я росла, не имея ваших преимуществ.

— Честно говоря, в детстве я не мог похвастаться большим количеством того, что вы называете преимуществами, — заметил Лок Ифрахим. — Но мне хотя бы повезло не оказаться в рядах странной секты, верующей, будто истину можно отыскать в математических играх с числом пи. Право, любопытно, вы все еще верите в это, мисс Миннот?

Мэси было не привыкать к насмешкам над ее необычным воспитанием. С тех пор как она вступила в ряды СМР, приходилось мириться с подколами.

— Я свое детство переросла, мистер Ифрахим. А как насчет вас?

— О, у меня предостаточно старомодных добродетелей, и я стараюсь руководствоваться ими в жизни, — отвечал Лок Ифрахим. — К примеру, преданность семье и друзьям. А вы, мисс Миннот? Знаю, что к семье вы не привязаны: вы сбежали от них. А что друзья? Как насчет Урсулы Фрей?

Ну да. Как она и думала.

— Вряд ли ей придется по душе, если я назову ее другом, — заметила Мэси. — Мы с одной территории — вот, пожалуй, и все, что между нами общего. Кроме того, Урсула — член семьи. И она ревностно следует протоколу. В ходе подготовки она ясно дала это понять.

— Ей нравится использовать свое положение. Но уверен, окажись Урсула в беде, вы бы ей помогли.

— И что же с ней стряслось?

— Как, по–вашему, выглядит мисс Фрей? — спросил дипломат.

— Не знаю. Усталой, немного слетевшей с катушек. Как и все мы.

— Слетевшей с катушек. Хм-м. — Локу Ифрахиму явно нравилось, как перекатывались эти слова на языке. — Она говорила вам, что собирается предпринять?

— По–моему, у вас проблемы с тем, чтобы говорить по существу, мистер Ифрахим. И коль скоро секрета здесь нет, позвольте мне сказать откровенно и покончить с этим раз и навсегда. Урсула считает, что смерть Эммануэля Варго не была случайностью. Она думает, его убили, и теперь носится в поисках доказательств. Полагаю, ее поведение доставляет вам неприятности. Ну что, как у меня получается?

В лоснящиеся черные косы Лока Ифрахима были вплетены бусины различных размеров и цветов. Они застучали друг о друга, забряцали, когда дипломат отвернулся от Мэси. Оперевшись на перила обеими руками, мужчина принялся смотреть вдаль на залив — или делать вид, что смотрит. Его смуглая кожа была безупречно гладкой. На каждом пальце Лок Ифрахим носил по кольцу, а таких идеальных ногтей Мэси еще не видела (сама она коротко стригла ногти, но они все равно были неровными и ломались, а на большом пальце правой руки ноготь вообще почернел после того, как она прищемила его замком на биореакторе). В холодном воздухе витал резкий аромат его парфюма, напоминающий смесь запахов цедры и жженого сахара.

Наконец он повернулся и, взглянув на Мэси, сказал:

— А вы считаете, что мистера Варго убили?

— Если вы ищете способ, как попросить меня выяснить, что делает Урсула, то вам стоит знать: я не стукач, мистер Ифрахим.

— Я не прошу вас помогать мне. Я хочу, чтобы вы помогли ей, — заявил Лок Ифрахим.

— А вы принадлежите к клану, мистер Ифрахим?

Улыбка на лице мужчины осталась прежней, но что–то в его взгляде изменилось.

— В дипломатической службе никто не связан семейными узами с кланом, это гарантирует нашу беспристрастность.

— Вот и я нет. Зато Урсула Фрей обладает тридцать второй степенью в клане Фонтейнов. А они владеют мной с потрохами. Так что, если вам нужно убедить ее не расследовать смерть Манни Варго, вы обратились не к тому человеку. Если по какой–то причине вам не хочется говорить с ней лично, может, стоит обратиться к мистеру Пейшоту и попросить его со всем разобраться. Он член клана по крови, а кроме того, вроде как возглавляет команду.

— О, я бы не стал беспокоить его по такому поводу.

— Думаю, ко мне ситуация с мисс Фрей тоже не имеет никакого отношения.

— А вот тут вы ошибаетесь, мисс Миннот. В Радужном Мосту предостаточно людей, которые совсем не симпатизируют проекту, как и Великой Бразилии. Мисс Фрей, продолжая свое расследование, может сыграть им на руку и навредить всем нам.

— Ну так держите ее в биоме. Пусть мистер Твен посадит Урсулу Фрей под домашний арест.

— Мы могли бы попытаться ее усмирить, но мистер Твен считает, от этого станет лишь хуже, да и игра не стоит свеч, — пояснил Лок Ифрахим. — Пожалуй, в этом я с ним согласен. Ведь нам придется объяснять наши действия родственникам мисс Фрей. Кроме того, мы не можем ни запретить дальним бывать на территории биома, ни рассказать, почему им нельзя разговаривать с мисс Фрей. Правда, гораздо проще, если бы вы как соотечественница переговорили с ней с глазу на глаз. Передали бы, что нам известно о ее действиях, что мы понимаем, как она горюет, и готовы помочь по мере возможностей.

— Вы приказываете или просите меня об услуге?

— Я мог бы обратиться к мистеру Твену, и он убедил бы вас взяться за дело, — сказал Лок Ифрахим. — Но я предпочту, чтобы вы вызвались добровольно из чувства верности, по долгу дружбы. Дружбы, которая связывает соотечественников. Преданности команде и ее миссии. Урсула Фрей не прекратит свой глупый маленький квест. Тем самым она доставит неприятности всей команде. На кону не только судьба одного проекта. Ее действия способны испортить репутацию клана Фонтейн. Хоть вы и не являетесь членом семьи, ваше имя также будет запятнано, мисс Миннот. Люди станут судачить, будто вам следовало что–нибудь предпринять. Сочтут, что вы разделяете дикие и совершенно необоснованные фантазии мисс Фрей. Я сильно сомневаюсь, что семью Фонтейн порадует ваше бездействие.

— Можете подавать это в каком угодно свете. Суть в том, что вы хотите спихнуть на меня всю грязную работу.

— Побеседуйте с мисс Фрей. Мистер Твен готов дать вам два дня — я договорился. После этого ему нужен отчет о ваших успехах. Ради вашего же блага рекомендую порадовать его новостями. — Закончив, Лок Ифрахим быстро кивнул и направился к Спеллеру Твену. Начальник охраны оттолкнулся от перил, приставил кончик пальца к уголку глаза, а затем направил его на Мэси наподобие пистолета. «Я за тобой наблюдаю».

После того как Мэси сбежала из секты, ей довелось провести несколько лет на улицах Питтсбурга. Игра в плохого и хорошего полицейского была ей очень хорошо знакома. Ситуация могла показаться даже забавной, если бы Мэси не видела, как действует Спеллер Твен. Два дня назад на планерке Делми Марч, возглавлявший команду по рыбам и млекопитающим, поправил Эуклидеса Пейшоту, когда тот ошибся в сроках создания биома. Обидевшись, Эуклидес Пейшоту заявил, что не потерпит подобных уклончивых и вредительских высказываний. Тогда Спеллер Твен отделился от стены, о которую опирался, резво пересек комнату, заломил Делми руки и приставил черный шип электрошокера к уху бедняги. Делми сотрясало в конвульсиях так, что он чуть не откусил язык.

Мужчины определенно ждали, что Мэси пройдет мимо, и собирались напутствовать ее напоследок. Поэтому она перемахнула через ограду пирса, спрыгнув с четырехметровой высоты, и двинулась по дну залива. В голове у нее царила полная неразбериха — физические упражнения, как правило, помогали распутать клубок, однако сейчас больше всего ей хотелось просто убраться подальше. Достигнув широкого устья залива, Мэси перешла на бег. Она двигалась легко и плавно, быстро покрывая расстояние широкими шагами. Позади остался низкий песчаный мыс, засаженный молодыми капустными пальмами и юккой, над головой разливался белый свет канделябров и мельтешил несимметричный узор купола. Мэси направлялась к вытянутому резервуару, где размещалась самая глубокая часть озера. Чуть дальше на юг протянулась низкая черная стена дамбы: она окружала территорию, на которой возводили архипелаг. Архипелаг добавили к запланированному ландшафту в самую последнюю минуту. Из–за него выглядывали уступы центрального острова. Дно озера сконструировали из того же материала, что и дамбу, — тонкого слоя легкого, но невероятно прочного фуллерена — черного композитного материала с продольными линиями, напоминающего мышечную ткань. Фуллерен укладывали поверх изолирующего фундамента, а тот был закреплен на адамантовой ледяной платформе. Мелководье чередовалось со впадинами, канавы — с приподнятыми плоскими рифами. Все это напоминало бег в огромной, наполовину заполненной ванне.

Мэси уже вспотела. Она стянула кепку, и теперь ее волосы развевались позади, словно ржавый хвост кометы. Благодаря низкой гравитации на Каллисто бегать было удобнее, чем ходить. А вот менять направление по–прежнему оставалось непростой задачей: при той же массе сцепление с дорогой было гораздо хуже — приходилось заранее просчитывать траекторию, обходить препятствия по большой дуге и замедляться постепенно, поскольку при резкой остановке можно и землю пропахать. Имнно так Билл Хайбридж заработал ушиб нескольких ребер: врезался в один из валунов на гребне основного острова. А Пилгрим Грили так недавно упал, что сломал запястье. Однако Мэси каждое утро до завтрака бегала в котловине озера: это приводило в порядок мысли и готовило к любым трудностям, что ждали ее в течение дня. Мэси легко и плавно повернула на юг, двигаясь параллельно кромке воды, которая с каждым днем все прибывала.

Чаша наполнялась из центра, и сейчас в самой широкой точке вода разливалась на километр. Еще неделя — и она достигнет берегов с обеих сторон; тогда Мэси придется совершать утреннюю пробежку по краю дороги. Вид уже открывался впечатляющий: из труб, расположенных вдоль каждого берега, в широкий канал с коричневатой водой устремлялись быстрые потоки, волны набегали и отступали, сталкивались и образовывали белую рябь. На Каллисто нет недостатка в воде. Вся поверхность спутника целиком состоит из водяного льда — замерзший океан окружает силикатное ядро. Однако при температуре примерно минус сто семьдесят градусов по Цельсию лед по твердости не уступает граниту. Чтобы создать озеро, приходилось бурить и плавить его, затем удалять соединения серы и излишки углекислого газа, обогащать воду кислородом, после чего гнать ее по километровым трубам с подогревом в помещение биома. Одна из таких труб выходила на поверхность у дамбы в нескольких метрах от Мэси. Вода с пеной и паром вырывалась наружу, и ее запах заставлял кровь Мэси вскипать. Миллиарды лет вода оставалась в твердом состоянии, но люди дали ей энергию — и связи между атомами водорода стали слабее: вода перешла в жидкое состояние. Ощущение такое, будто оживляешь ископаемые останки.

Три гигантские машины, что бурили, обрабатывали и растапливали лед, огромный купол, да и сам расположенный в нем биом представляли собой невероятные вложения энергии, труда, инженерной мысли и изобретательности. Мэси твердо вознамерилась внести свой вклад в грандиозный проект дальних. И хотя интересные идеи так и гудели в ее голове, а руки рвались показать класс, хотя еще на Земле она сутками планировала с Манни Варго и командой по планктону всё до мельчайших деталей, с тех пор как она прибыла на Каллисто, уснуть по ночам удавалось с трудом. Расслабляющий эффект низкой гравитации, странный привкус воздуха, непривычные звуки, эхом разносящиеся под высокими сводами лаборатории в основании полой опоры, где Мэси часто оставалась ночевать, — все это способствовало бессоннице. Но главной причиной стало раздражающее беспокойство: вдруг что–то пойдет не так. Она была способна и готова выполнять порученную ей работу, желала проявить себя, но чувствовала, будто пытается удержаться на волне ликования и страха. Да, она оказалась здесь. Она сделала это. И все же один неверный шаг может ее уничтожить.

А в довершение всего ей придется разбираться с заданием, которым наградили ее Спеллер Твен и Лок Ифрахим, этот вечно улыбающийся сладкоречивый дипломат. Проблема заключалась в том, что смерть Манни Варго, вполне вероятно, разбила Урсуле Фрей сердце — она отчаялась и вела себя неадекватно. Тем не менее она по–прежнему оставалась упрямой, надменной и полной снобизма. Какой бы подавленной и одинокой Урсула себя ни чувствовала, она ни за что не воспользовалась бы советом человека столь низкого статуса, как Мэси. А Мэси понятия не имела, кто из команды мог бы ей помочь. Большинство коллег принадлежали к клану Пейшоту. Несмотря на все упражнения, призванные сплотить людей в ходе тренировок, команда быстро разбилась на небольшие группки из трех–четырех единомышленников каждая. Пол и род занятий не имели значения, а вот посторонних в такой группке не жаловали. Что же до остальных, Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард из клана Набуко были женаты и существовали в своем маленьком мирке, куда не пускали никого. Цезарь Пунтаренас симпатий не вызывал: уж больно ему нравилось разыгрывать из себя независимого агента.

Мэси бежала вдоль кромки плещущейся воды, пока не достигла одного из потоков, который с пеной устремлялся в канал шириной в несколько метров. Она с легкостью перемахнула через препятствие, но приземлилась неудачно и распласталась на земле. Удар оказался сильным, и у Мэси перехватило дыхание. Девушка села, размяла руки и ноги, осмотрела себя и не обнаружила серьезных повреждений — она лишь оцарапала ладонь да ушибла бедро. Правда, синяк будет знатный. Тут Мэси заметила небольшой беспилотник с камерой — в биоме их было множество. Этот завис у края озера — толстая сигара около метра длиной, — а камера смотрела прямо на Мэси. Она рассмеялась и показала самолетику средний палец. Интересно, сколько жителей Радужного Моста сейчас наблюдали за ее позорным падением? II тут Мэси осенило — она придумала, как лучше всего подобраться к Урсуле Фрей.

Вернувшись в лабораторию, Мэси обратилась к своим ассистентам, сказав, что те могут помочь ей разрешить одну проблему личного характера. Стоило им начать задавать вопросы, как Мэси приложила палец к губам и вывела их из лаборатории на пирс. Она предупредила, что факты, которые она собирается им открыть, строго конфиденциальны, а потому они должны поклясться, что не расскажут об этом ни одной живой душе.

Ассистенты переглянулись. Каждому перевалило уже за сорок, но и тот и другая выглядели не старше Мэси — стройные и изящные, они возвышались над ней, будто парочка дружелюбных жирафов. У Аргайла Холла кожа была белая, словно мелованная бумага, а голову украшал гребень ярко–рыжих волос, как хохолок у какаду. Изумрудные глаза Лорис Шер Янагиты напоминали кошачьи. Оба ассистента нравились Мэси. Она не сомневалась, что оба доносят о каждом ее шаге, но работали они усердно, дело свое знали, да и энтузиазма проявляли достаточно, пусть и каждый по–своему. Лорис больше молчала и предпочитала слушать, голос подавала, только когда ей было что сказать. Но работала пылко и увлеченно, чем–то напоминая Мэси борцов за свободу, тех, что переносили из лагеря в лагерь огонь — тлеющие угольки в глиняном сосуде. Аргайл казался более живым, сообразительным и импульсивным. Он был полон идей, не умолкал ни на минуту и постоянно интересовался тем, как те или иные вещи делаются на Земле или как Мэси относится к укладу жизни на Каллисто. Хотя Мэси старалась не подавать виду, на самом деле ее поразило, как эти дальние модифицировали свои тела. Это не укрылось от Аргайла, и он тут же поведал Мэси о том, насколько отличается от человека по земным меркам. Физиологическая адаптация к микрогравитации, механизмы усиленной клеточной регенерации при воздействии радиации, улучшенные рефлексы, чувство равновесия, как у танцора балетной труппы, изменения в мозолистом теле, которые позволили бы ему месяцы жить почти без сна или погружаться в глубокий сон сродни гибернации. Были и менее значимые модификации — от отражательной мембраны за глазным яблоком, которая повышала зоркость в ночное время, до абсолютного слуха. Когда в ответ Мэси спросила, почему дальние не пойдут еще дальше и не отрастят кисти рук на ногах вместо ступней, Аргайл пожал плечами, улыбнулся и сказал: «Когда–нибудь они, может, так и поступят». Но Лорис тут же возразила: «Ты вообще пробовала ходить на руках? Даже при нашей гравитации это трудно. Они просто не приспособлены для этого».

— Ну а как насчет хвостов? — Мэси пыталась их спровоцировать.

Спокойная, серьезная, невозмутимая Лорис на мгновение задумалась.

— Думаю, в Камелоте, на Мимасе, пробовали. Там, конечно, гравитация ниже…

Мэси рассмеялась. Лорис ей и правда нравилась. Они были так похожи.

Мэси не успела сказать, о какой услуге она собирается попросить своих ассистентов, как Аргайл перебил ее и заявил:

— Бьюсь об заклад, речь пойдет об убийстве Манни Варго.

Мэси стало не по себе.

— Вы что, подслушивали сейчас? Нас здесь могут слышать?

Лорис покачала головой.

— Мы догадались, — пояснил Аргайл. — Я хочу сказать, это вполне очевидно. О чем еще дипломат и глава охраны могли с тобой говорить? И что, есть у них мысли, кто мог это сделать?

— Они считают, что произошел несчастный случай. И я разделяю это мнение. — Мэси остановилась: в голову закралась неприятная мысль. — В городе думают, что Манни убили? — продолжила она.

— Полагаю, согласно последнему опросу, версию убийства поддерживают около шестидесяти процентов, — ответил Аргайл.

— Вы еще и опросы проводите на этот счет?

— Каждый может организовать опрос по любому поводу, — сказал Аргайл. — А как еще узнать, что думают люди?

— Лично я не считаю, что мистера Варго убили, а вот Аргайл верит в это, — вступила Лорис. — Спросите его, что пишут на форумах. Там просто раздолье для любителей заговоров.

— Мне не стоило бы рассказывать вам то, что я собираюсь сообщить. Но мне нужна ваша помощь. Поэтому пообещайте, что не станете делиться информацией с другими или на этом вашем форуме заговорщиков. Хорошо? — сказала Мэси.

Аргайл начертил указательным пальцем знак бесконечности на груди и промолвил:

— Храни надежду, ибо я бездействую.

— Он никому не скажет, — пояснила Лори. — Как и я.

— Мы хотим помочь, — добавил Аргайл.

— Тогда пора выяснить, можете ли вы быть полезны, — сказала Мэси. — Похоже, одна из моих коллег много времени проводит в городе. Мне необходимо знать, где именно она бывает, встречается ли с кем–то. Только не говорите, что вам это не под силу. Мне известно, что по всему городу расставлены камеры. Записи с них отправляются в городскую сеть.

Мэси решила, что первым делом стоит проверить информацию Лока Ифрахима, выяснить, правда ли Урсула замешана в тайных делах. Могло оказаться, что визиты Урсулы в город вовсе никакой не заговор, а история, рассказанная дипломатом, — уловка. Тогда Мэси послала бы их ко всем чертям и вернулась бы к своей работе. Но если она получит веские доказательства связи Урсулы с оппозиционерами и сторонниками жесткого курса, то сможет использовать этот козырь, дабы повлиять на бедную женщину и попытаться изо всех сил убедить ее, что она, Мэси, действует в интересах самой Урсулы.

— Всего–то? — Аргайл выглядел разочарованным.

— О ком речь? — поинтересовалась Лорис.

— Урсула Фрей, — ответила Мэси. — И прежде чем вы начнете приставать ко мне с вопросами, на которые я не могу ответить, скажу: это не имеет отношения к смерти Манни Варго. Мы просто должны помочь коллеге, которая слегка потеряла голову от горя.

5

Два дня спустя Мэси ехала на трамвае в свободную зону в северной части Радужного Моста. До этого она бывала в городе дважды, но исключительно на официальных мероприятиях: каком–то приеме, где ее вместе с остальной командой выставляли подобно экзотическим животным, и на театральном представлении, где были задействованы музыканты, танцоры, живые картины и проецируемые изображения. На афишах спектакль рекламировали как новую интерпретацию всем знакомых мифов о создании мира. Мэси узнала несколько фрагментов из Книги Бытия, но по большей части смысл символов ускользал от нее, а музыка напоминала крушение поезда — в общем, девушке с трудом удавалось бороться с сонливостью. Поэтому сейчас, когда Мэси оказалась в городе сама по себе, она, несмотря на дурные предчувствия, жила в предвкушении и наслаждалась свободой.

Радужный Мост представлял собой ряд вздымающихся в небо герметичных куполов и геодезических сфер разных размеров. Внутри располагались невысокие многоквартирные дома наподобие тех, что Мэси помогала сносить в Чикаго. Они тянулись вдоль улиц, расходящихся от центрального парка, торчали то тут, то там в самой парковой зоне, а в старой части города наползали друг на друга, так что сады на крышах соединялись узкими мостиками. Несколько кварталов занимали мастерские кустарных производств и промыслов. Большинство фабрик, однако, размещались в куполах поменьше вдали от основного кластера, среди ферм вакуумных организмов и заводов по переработке. Трамвай везМэси мимо лесов и лугов, по широким улицам, засаженным деревьями. Она вышла на последней остановке и надела спексы, предоставленные администрацией города сразу по прибытии на Каллисто. Аргайл научил ее пользоваться функцией навигации, и теперь на виртуальном дисплее парили толстые красные стрелки, которые гасли одна за другой, когда Мэси двигалась по указываемому двумя беспилотниками пути.

Девушка шла по белой гравийной дорожке между двух– и трехэтажными зданиями с узкими садиками на балкончиках и спрятанных в глубине террасах. Стены покрывал ворсистый ковер из мха и папоротника, а кое–где свисала цветущая лоза. Стоял поздний вечер. Поляризованные панели купола окрасились черным, несколько тусклых уличных фонарей и биоламп, подобных зеленым звездам, освещали тропинку. Люди практически не попадались, чему Мэси радовалась. Она была в мешковатых шортах и длинной бледно–голубой футболке, которую ей одолжила Лорис. Все же большинство прохожих узнавали ее, а некоторые даже останавливали и интересовались, нравится ли ей город, или просто здоровались.

Стоило девушке ступить на эскалатор, направляющийся в свободную зону, как последняя стрелка исчезла. Один из сопровождавших Мэси беспилотников развернулся и улетел. Второй, несомненно, управляемый Спеллером Твеном, завис в воздухе рядом с эскалатором и вскоре, когда она спустилась ниже, исчез из виду.

В Радужном Мосту все знали, кто чем занят. В городах- государствах и поселениях Внешней системы на небольшой территории проживало значительное количество людей, а еще там до сих пор сохранились давно забытые на Земле демократические традиции. Поэтому повсеместно царили открытость и гласность, предоставлялся свободный доступ к системе наблюдения и любой хранящейся информации. Как минимум половина населения безбоязненно выкладывала подробности своей обыденной жизни в сеть. Каждый мог выразить мнение по любому поводу. Каждый мог претендовать на государственный пост — достаточно было принять участие в состязании на популярность. Победители подобных конкурсов занимались тем, что продвигали решения, принятые в ходе публичных дебатов и последующей оценки экспертов, участвовали в регулярных прямых линиях и отвечали на вопросы касательно проделанной работы. Из–за этого обычая — обмениваться информацией открыто — у строительного отряда возникало множество проблем. В биом ежедневно приходили сотни людей. Они устраивали пикники на центральном острове, запускали воздушных змеев, любовались тем, как сантиметр за сантиметром в озере прибывает вода, захаживали в лаборатории и на рабочие площадки, засыпали команду глупыми вопросами о Земле и проекте. Только вчера, когда Мэси перед ужином отправилась на короткую прогулку вдоль дороги, к ней подошел серьезный молодой человек и принялся разъяснять, что она делает не так и как это исправить. Пока она один за другим опровергала его доводы, девушке с трудом удавалось держать себя в руках. Остальным приходилось не слаще — неиссякаемое любопытство дальних способно было свести с ума: Кристин Куоррик выдала целую словесную тираду, когда маленькая девочка спросила ее, почему Кристин так уродлива. Ребенок расплакался, а пролетавший мимо беспилотник заснял все на камеру, чем едва не вызвал дипломатический инцидент.

Свободная зона являлась единственным местом в городе, где существовало личное пространство. Тут отсутствовали камеры и прочие устройства, подключенные к сети. Здесь не действовали городские указы, за исключением тех, что гарантировали базовые права человека. После того как Аргайл запустил шпионскую программу в городскую систему камер, им удалось выяснить, что Урсула Фрей приходит в свободную зону каждый божий день. Обычно она проводила там один–два часа, после чего возвращалась в биом. Однако порой она покидала зону спустя каких–то несколько минут, в другие же дни оставалась на всю ночь. Немудрено, что Лок Ифрахим отделывался расплывчатыми фразами, когда Мэси поинтересовалась, с кем общалась Урсула. Неудивительно, что Спеллер Твен жаждал положить этому конец. Урсула нашла единственное место, где за ней никто не мог следить. Место, где жители уважали ее право на частную жизнь. Место, куда Мэси предстояло отправиться, если она хочет выяснить, что замышляла эта женщина, с кем она встречалась и о чем говорила.

Мэси удалось сбежать из Церкви Божественной Регрессии, выжить среди банд и копов в трущобах Питтсбурга, не погибнуть после стычек с борцами за свободу и бандитами в пограничных землях. Она не сомневалась, что и из этой ситуации сумеет выйти победителем. И все же, пока девушка спускалась на эскалаторе в свободную зону, ее не покидало чувство тревоги. Она очень надеялась, что происходящее не имеет никакого отношения к желанию Урсулы докопаться до правды о смерти Манни Варго, что мисс Фрей наведывается в зону в поисках простых удовольствий вроде секса и наркотиков, которые помогут справиться с поглотившим ее горем.

Там, внизу, всегда царила ночь. Широкий проспект изгибался, повторяя очертания стены купола. Расставленные на равном расстоянии друг от друга, его освещали разноцветные голограммы и светящиеся неоном рекламные щиты. Некоторые люди кутались в плащи и носили маски. Других покрывал лишь слой хамелеоновой краски, узоры и татуировки, которые перемещались по голой коже, словно облака по небу. Многие одевались во что попало — здесь так было принято. Короткие жакеты без спины, напоминающие хомуты, куртки с резиновыми шипами и бронированными пластинами, куртки из меха и перьев, оригинальные плиссированные юбки, юбки с рюшами, обрезанные кимоно, которые блестели, словно вода или ртуть, килты, мешковатые шорты, трико с нелепыми гульфиками, простые сорочки…

Порой прохожие узнавали Мэси — тогда на их лицах отражалось удивление, и они, нарушив все правила этикета, глазели на нее. Мэси платила им той же монетой. Страха она не испытывала вовсе. По сравнению с улицами Питтсбурга, где постоянно завязывались драки, зона выглядела безопасной детской площадкой. Мэси шла мимо салонов модификации тел, магазинов электроники, курилен, мясных рынков и мест, где горожане могли продать, купить или безвозмездно получить любые виды сексуальных утех. Даже на центральной улице назначение каждого второго помещения оставалось загадкой: по виду дверей в нишах догадаться, что делается внутри, было невозможно. Другие же двери, напротив, привлекали внимание броскими и вычурными вывесками. «Золотой Дворец Греха». «Бойцовский Клуб». «Корпорация Лжи». Еще повсюду встречались обычные бары и рестораны. Мэси начала свои поиски именно с них — и уже в третьем баре, «Джек Фрост», обнаружила Урсулу Фрей.

Вывеску над узкой дверью сделали в виде голограммы тающей глыбы льда, внутри которой красным горели буквы. Мэси последовала за двумя мужчинами и оказалась в коридоре. Мех тут наверняка был искусственным, и все же висящие вплотную длинными рядами шубы шокировали ее. Мэси потребовалась минута, чтобы прийти в себя и, скопировав действия мужчин, надеть мягкую тяжелую меховую накидку, а затем пробраться в тускло освещенную пещеру.

Внутри оказалось жутко холодно. Повсюду царил лед: пол из грубого черного льда, столики и кабинки, вырезанные из ледяных глыб различных оттенков красного, ребристые ледяные стены и низкий потолок, который поддерживали колонны из гигантских сплавленных сосулек. А внутри сосулек, словно далекие застывшие звезды, мерцали огоньки. В воздухе, подобно изящным клубам дыма, разносилась звенящая мелодия. Роботы в форме приплюснутых крабов ползали по потолку и вдоль сосулек, принимали заказы, семенили прочь и вскоре возвращались, спуская напитки и крохотные блюда с закусками на столики при помощи хлыстообразных щупалец. Благодаря приглушенному освещению были почти незаметны переходы от узора на стенах к встроенным дисплеям, на которых отображались окрестные лунные пейзажи.

Мэси всего лишь второй раз видела поверхность Каллисто. Девушка подошла к окну и принялась рассматривать покрытую кратерами равнину. Плато протянулось до самого горизонта, четко очерченного на фоне черного неба, где, подобно искусно сделанной броши, висел пересеченный поясами диск Юпитера. Урсулу Фрей Мэси заметила, только когда та подо–шла к ней и попала в конус света от старомодного фонарного столба (точно такой же Мэси однажды видела в первозданном районе Питтсбурга), что стоял в центре бара посреди сугроба.

— Дело рук мистера Твена, не так ли? — уточнила Урсула.

Мэси кивнула. Она решила быть откровенной с Урсулой в надежде, что собеседница отплатит ей той же монетой.

— Его. А еще Лока Ифрахима.

— Дипломат?

— Ага. Как раз он и беседовал со мной, а Спеллер Твен в это время прохаживался на заднем плане и разминал мышцы.

Какое–то время Урсула Фрей размышляла над сказанным. Они с Мэси устроились на покрытой мехом скамье в кабинке. Двое спутников Урсулы ушли, не сказав ни слова. Третий же сидел рядом с мисс Фрей — на нем был длинный белый меховой плащ с капюшоном, а лицо, как и у двух других, закрывала маска в форме остроносой мордочки лисы.

Наконец Урсула прервала молчание:

— Когда он просил поговорить со мной… это больше походило на государственные дела или что–то иное?

— Вот это меня и заботит, — отвечала Мэси. — Мне показалось, будто он намекал, что поручение не совсем официальное. Вроде как он хочет оказать вам услугу. Переговорить, сообщить, что…

— Что он хочет сообщить, мне известно. Но что именно он сказал вам?..

— Лишь то, что вы встречаетесь с людьми, которые могут причинить неприятности. — Мэси бросила взгляд через стол на персону с лисьей мордой. — Только без обид. Это его слова, не мои.

Лисья морда не ответила, но на одно жуткое мгновение показалось, что янтарные глаза вот–вот проглотят Мэси целиком. Маска выглядела пугающе реалистично — до последнего волоска (они были белыми на нижней челюсти и рыжими сверху), вплоть до каждого уса. Черные губы смыкались неплотно, обнажая краешки острых белых зубов.

— Мистер Ифрахим заявил, что я встречаюсь с людьми. Упоминал ли он что–то еще? — поинтересовалась Урсула.

— Сказал, это может навредить проекту.

— И вы ему верите?

— Я ему не доверяю.

— Вы понимаете, что за вмешательство в мою личную жизнь вас могут арестовать? — сказала Урсула. — Здесь, внизу, это вне закона. Я могу доставить вам массу неприятностей, мисс Миннот. И полагаю, поступи я так, мистер Ифрахим и мистер Твен крайней сделают вас.

— Что ж, это справедливо, — заметила Мэси, чувствуя, как, несмотря на морозный воздух, горят щеки и лоб. — Ведь прийти сюда было моей идеей. Я думала, здесь мы сможем поговорить свободно. Но если вы собираетесь лишь угрожать мне, то я, пожалуй, пойду.

— А что вы передадите своим друзьям?

— Они мне не друзья. Я им отвечу, что вы не захотели рассказать мне, чем тут занимаетесь. И что если им необходима информация, придется спуститься сюда лично.

— Думаете, их это устроит?

— Сомневаюсь. Но если они попросят меня об очередной услуге, я обмолвлюсь, что, быть может, мне сперва стоит поговорить обо всем с мистером Пейшоту и обо всем ему доложить.

— Это что, угроза?

Урсула Фрей сидела, расправив плечи, в черной шубе, ее блестящие светлые волосы, аккуратно причесанные и уложенные на прямой пробор, словно крылья обрамляли лицо — она вовсе не выглядела убитой горем или сумасшедшей. Напротив, она производила впечатление совершенно спокойного человека, который полностью владеет собой. Хотя Урсула была в два раза старше Мэси, на ее фарфоровой коже не виднелось ни единой морщинки, разве что небольшие припухлости под глазами. Урсула смотрела живо и проницательно. На Земле она могла бы отправить Мэси в тюрьму или подвергнуть телесным наказаниям за нарушение субординации. А может, и то и другое сразу. Но они сидели в сердце свободной зоны на Каллисто, где не действовали обычные правила, и это придавало Мэси смелости.

— Чем вы тут занимаетесь — не мое дело, — заявила Мэси. — И до тех пор, пока все остается в пределах свободной зоны, мне нет смысла рассказывать об этом мистеру Пейшоту или кому–то еще. Совсем другое, если ваши действия повлияют на проект, а затем и на команду.

— Вы когда–нибудь любили, мисс Миннот?

Мгновение Мэси колебалась. И все же она решила говорить откровенно, ведь, пока Урсула болтала, оставался шанс узнать что–то.

— Был один мальчик. Какое–то время нам казалось, что мы любим друг друга.

— И что произошло?

— Мне хотелось большего, а не просто выживать в уличных потасовках. Я подумывала вступить в отряд СМР. Но Джекс заявил, что ни за что не покинет Питтсбург. Он там вырос. Это был его мир. Так что…

— Вы пошли своим путем, оставив его в Питтсбурге.

Мэси пожала плечами.

— Что–то в этом роде.

В памяти всплыло, как они с Джексом спорили по этому поводу почти все лето. В конце концов он сказал, что Мэси вольна поступать, как ей заблагорассудится, только бы они перестали обсуждать этот вопрос. Она записалась на следующий же день. К моменту, когда Мэси уехала на базовую подготовку, они с Джексом уже расстались. А с началом учебы времени на то, чтобы думать о нем, просто не осталось — нужно было освоить правила СМР, научиться управляться с оружием и киркой. Порой, в короткие моменты передышки после отбоя, прежде чем уснуть, Мэси гадала, вспоминает ли ее Джекс. Но — не более того.

— Если вы его любили, то вам не следовало уезжать, — сказала Урсула.

— Мы оба были довольно молоды.

Урсула отвернулась на несколько секунд, затем нажала кнопку в центре стола и заказала у появившегося робота два бренди. Затем она взглянула на своего молчаливого спутника в маске лисы и добавила:

— А ты будешь?

Фигура мотнула головой справа налево один раз.

— Знаю одно, — обратилась Урсула к Мэси. — Мы не выбираем, когда и как влюбимся. Это просто происходит — такой счастливый случай. Я вовсе не собиралась заводить отношения с Манни Варго или кем–то еще в команде. Но так уж получилось: стоило нам один раз с ним увидеться в самом начале переговоров между моим кланом и семьей Пейшоту, и нас накрыла любовь. Начались политические проблемы. Да и мне пришлось непросто. Но так уж вышло. Люди, которых я считала близкими друзьями, кому доверяла, принялись уговаривать меня отказаться от участия в проекте, просили пообещать, что я перестану видеться с Манни. Но я не собиралась порывать с ним. Других претендентов моего ранга, кто смог бы заменить меня в проекте, не было. Мне удалось убедить тех, кто мне дорог, что я по–прежнему предана клану, что мои отношения с Манни помогут создать более прочный альянс с Пейшоту. Манни тоже хлебнул неприятностей. Хотя основной дизайн биома он уже разработал, среди Пейшоту нашлись те, кто хотел выкинуть его из проекта. Но все решал Оскар Финнеган Рамос, и он дал добро. И — получилось. Мы сумели остаться вместе, мы прибыли сюда. Однако, заставь они Манни уйти, я бы тоже все бросила. Пришлось бы нелегко, ведь это означало пойти против семьи. Однако я не побоялась бы. А вот теперь я жалею, что нас не вынудили отказаться…

Сверху донесся царапающий звук — это вернулся робот. Он ловко опустил два пузатых бокала, втянул щупальца и засеменил прочь. Урсула Фрей взяла свой двумя руками, поднесла к лицу и вдохнула пары, поднимающиеся от янтарной жидкости, прежде чем осушить бокал. Поразмыслив, Мэси тоже сделала крошечный глоток. Бренди был хорош — не то пойло, что отряды СМР гнали из сахара и диких яблок или вишни. Обжигающая сладость разливалась во рту и раскаленным потоком стекала в желудок.

— Я расскажу вам то, что вы можете сообщить мистеру Твену и мистеру Ифрахиму, — заявила Урсула. Впервые с начала их разговора она вела себя как начальник — уверенно и безапелляционно. — Эта история им и без того известна, просто они не удосужились поделиться с вами. Если вы передадите им нашу беседу, они поймут, что вы говорили со мной. Вам ясно?

— Прежде чем мы продолжим, быть может, вы представите мне своего товарища?

— Это вряд ли. Неблагоразумно с вашей стороны задавать такие вопросы. Здесь, внизу, это не только невежливо, но и незаконно. А теперь послушайте меня внимательно, ибо я собираюсь поведать вам, откуда знаю, что Манни убили.

— Ну что ж.

— Когда Манни умер, я попросила разрешения взглянуть на тело. Тогда–то я и поняла — что–то не так, — рассказывала Урсула, глядя Мэси прямо в глаза. — Я обнаружила, что его планшет пропал. Сразу стало ясно — его убили. Они убили его и забрали планшет.

Мэси выжидала. Наклонившись вперед в тяжелой шубе, она сжимала в ладонях бокал с бренди. Ледяная поверхность стола холодила руки, щеки, наоборот, горели. Она поняла, что переступила черту.

— Его могли уничтожить как минимум тремя способами, — продолжала Урсула. — Например, вывести из строя гибернационную капсулу, накачать его препаратами или же нарушить процедуру нейротерапии, что нанесло бы вред, сравнимый с полной рассинхронизацией нейронной активности… Но сейчас детали не имеют значения. Важно, что Манни убили и украли его планшет.

— А мистер Ифрахим и мистер Твен в курсе?

Урсула кивнула.

— Передайте им это, и они поверят, что вы говорили со мной. Что вы сделали то, чего они хотели.

— Пожалуй, мне стоит спросить вас о дальнейших планах.

— Если я соглашусь, вы расскажете об этом двум своим друзьям?

— Конечно. Почему нет? Вы же сообщаете то, что хотите донести до их ушей, не так ли?

Урсула изучала Мэси какое–то время. Улыбка исчезла с ее лица.

— Полагаю, они вас недооценили.

— Я очень на это рассчитываю.

— Может, вы и считаете меня сумасшедшей, параноиком, выдумавшим весь этот бред, потому что я не могу смириться со смертью Манни. Я даже не стану вас винить. Признаюсь, вначале я вела себя неразумно. Вряд ли я могла произвести хорошее впечатление, когда ворвалась тогда на собрание и стала выплескивать эмоции. Но я успокоилась и теперь мыслю абсолютно трезво. И кое–что мне известно. Моя работа во многом связана с тем, чтобы устанавливать и определять области, где в результате взаимодействия двух и более экологических параметров могут возникнуть новые феномены. Другими словами, я хорошо подмечаю закономерности еще до того, как они себя проявят. Поэтому если вам кажется, будто я вижу заговоры там, где их нет, уверяю вас — они столь же реальны, как и этот фужер, — сказала Урсула, одним глотком прикончила бренди и поставила бокал на черную ледяную плиту.

Откинувшись назад, она не мигая уставилась на Мэси. Глаза ее блестели.

— Максимилиан Пейшоту столько всего предпринял, чтобы проект состоялся. Но за несколько дней до нашего прибытия сюда он умер. Как и наш главный сторонник в Европейском союзе — Валь–Жан Куперин. Затем настал черед Манни… Конечно, они могли прикончить нас всех. Взорвать корабль, который привез нас сюда, или шаттл, доставивший нас на корабль. Но тогда замысел их стал бы совершенно очевидным. Столько смертей. Предприняли бы масштабное расследование, и имена зачинщиков могли бы всплыть. Пока же противники союза между Великой Бразилией и Внешними колониями предпочитают оставаться инкогнито. Они не готовы раскрыть себя публике, ведь это равносильно объявлению войны. А средств на военные действия у них пока нет.

— Войны не будет, — раздался звучный мурлыкающий голос.

Мэси вздрогнула. Заговорил укутанный в меха человек в лисьей маске. Девушка догадалась, что таинственный гость использовал специальное устройство, которое меняло его собственный тембр. Тем не менее эффект получался жутковатый.

— Войны не будет, если мы приложим усилия, — согласилась Урсула.

Молчание затягивалось. Стало ясно, что лисья маска больше не проронит ни слова, — тогда Урсула продолжила свои рассуждения:

— Как только мне сообщили, что Манни погиб в ходе процедуры вывода из гибернации, мне в голову закралось подозрение: его могли убить. Для тех, кто хотел навредить проекту, Манни был целью номер один. Как главный инженер он руководил разработкой всех деталей экосистемы. Он отвечал за подбор и обучение команды. Только благодаря его желанию и харизме мы стали единым организмом. Но пока я не узнала про исчезновение планшета, я сомневалась. Зато потом я знала наверняка. Дело не только в том, кем он являлся. На планшете хранилась информация, которую убийцы хотели держать в секрете. Речь не о чертежах экосистемы. Их легко можно получить — существует множество копий. Они есть у меня со всеми спецификациями. Есть они и у Эуклидеса. Даже у жителей города. Нет, они убили его по другой причине: Манни, сам того не осознавая, был близок к тому, чтобы раскрыть их тайну.

— А что за тайну? — поинтересовалась Мэси.

У меня несколько предположений. Но нет доказательств в пользу того или другого.

— И вам неизвестно, кто…

— Претендентов на роль предостаточно. Член клана Пейшоту, жаждущий ограничить значительную мощь Оскара Финнегана Рамоса. Или представитель другого бразильского семейства, выступающего за войну с дальними. Может, кто–то из Тихоокеанского сообщества или Европейского союза. А ведь еще есть масса фракций в городах–государствах Внешней системы, которые в гробу видели союз с землянами… Сейчас совсем не важно, кто исполнил приговор.

Важно, за что Манни приговорили. Вот тут–то вы бы и могли мне помочь, мисс Миннот. Не стану спрашивать, преданы ли вы клану. Мне известно, что большинство людей на нашей территории не питает сильных чувств к семейству. Но как насчет команды? Всего того, что пытался построить Манни? Желаете ли вы успеха проекту?

— Ради этого я здесь. Из–за команды. Проекта. — Мэси с трудом удавалось не отводить глаз под пристальным взглядом Урсулы. Девушка знала, что ждет впереди, и боялась этого, но понятия не имела, как остановить происходящее.

— Мне удалось найти здесь друзей, — сказала Урсула. — Вы и я — мы обе хотим, чтобы проект и все, что он олицетворяет, сработали. Они желают того же. Я жажду помочь им. Но и вы могли бы внести свою лепту.

— Я пришла сюда, потому что меня уверяли, будто вы своими действиями можете навредить проекту, — парировала Мэси.

— А теперь вы убедились в обратном.

— Вовсе нет. Увы, но это не так. Я вижу лишь человека, который гонится за тем, чего, может, и не существует…

— Еще как существует. И вы поможете мне это доказать.

— Вам что–то известно? — спросила Мэси. — Вы совсем как Лок Ифрахим и Спеллер Твен. Им нужно добраться до вас через меня. А вам — до них.

— Понимаю, я ставлю вас в очень непростую ситуацию.

— Едва ли вы что–то понимаете, — возразила Мэси так громко, что несколько дальних, которые скучковались за соседним столиком, словно тюлени, повернулись посмотреть на нее. Охваченная гневом, девушка не обратила на это внимания. — Люди вашего статуса понятия не имеют, каково приходится людям вроде меня. Вы парите над всем этим. Для вас жизнь легка и безмятежна. А вот мы барахтаемся в навозе. Если что–то идет не так, первыми страдаем мы. На нас валятся все шишки. Вашему брату захотелось чего–то, а расплачиваться нам.

В висках стучало, голова кружилась, но низкая гравитация тут была ни при чем. На мгновение Мэси стало без–различно, что Урсула Фрей с ней сделает. Разве она не в свободной зоне? А здесь свобода слова.

Урсула удивила ее. Она засмеялась тонким девичьим смехом, льющимся словно звон колокольчиков, и сказала:

— Вы ведь ничего не понимаете, да? Думаете, я вольна поступать как захочу? Да вся моя жизнь прошла в услужении клану. Тому самому, что защищает тебя, обеспечивает работу, еду, крышу над головой… Всю жизнь я делала то, что мне говорили, что было лучше для семьи. Всю жизнь, пока я не встретила Манни и не влюбилась. Мы влюбились. Не стоило, но так уж вышло. — Урсула взглянула на Мэси с высоты своего одинокого трона.

Прошло несколько секунд, и лисья маска заговорила:

— Мы докопаемся до сути происходящего, Урсула.

— Вот вам еще причина, — вмешалась Мэси. — Зачем мне помогать людям, которые даже лицо свое прячут за маской? По–моему, игра не стоит свеч.

— Речь не о вас и не обо мне. Речь о проекте. О Манни. Знаю, вы его уважали. А он был душой проекта. Неужели вы не понимаете: если есть хоть намек на то, что его убили, стоит проверить?

— Поверьте, мы бы предпочли обойтись без вас, — вклинилась лисья маска. — Но это единственный путь. Единственный способ спасти проект.

Первым желанием Мэси было встать и уйти. Но она оказалась на вражеской территории и понятия не имела, сколько людей в этом баре, в свободной зоне, да и во всем странном малоэтажном городе участвуют в заговоре. Ей доверили конфиденциальную информацию — что с ней станет, откажись она содействовать, одному Богу известно. Девушка глубоко вдохнула и заговорила:

— Ну что ж, подозреваю, я так или иначе по уши в дерьме. Поэтому я выслушаю, что вам от меня надо, и посмотрю, чем смогу помочь. Но только ради проекта. И не более того.

— А много и не потребуется, — заверила Урсула. — Правда. Все, что мне нужно, — копии записей и журналов работ, произведенных с момента, когда команда подключилась к проекту. С их помощью я смогу произвести динамическую реконструкцию и интегрировать все данные. Выявлю связи, нарождающиеся закономерности — все, что может свидетельствовать о возможном саботаже.

— Думаю, у вас и так должна быть вся эта информация. Вы же экономист. Данные нужны вам для работы.

— Мистер Твен закрыл мне доступ в базу. Чтобы получить информацию, нужно его разрешение. Мэси, он следит за мной. Он загрузил шпионскую программу на мой планшет. Для моей же безопасности, как он сказал. А еще он везде ходит за мной. За исключением этого места, конечно. Но вы — вы сможете это сделать. И ведь все это очень просто. Вам только нужно получить доступ к базе данных и сделать копии рабочих журналов, а затем передать их мне. Не думаю, что это слишком сложно, правда?

6

Возвращаясь в биом на трамвае по ночному городу, Мэси решила про себя: все происходящее походит на бред. Ее переполняли гнев, тревога, страх, но теперь, когда испытание осталось позади, злость постепенно утихала. Чепуха. От первого до последнего слова. Нет никакого заговора. Манни Варго умер в результате чудовищного, но определенно несчастного случая. Имелась тысяча причин, по которым его планшет мог пропасть, — от бюрократической ошибки до банальной кражи. Урсула же выдумала, будто два этих далеких друг от друга события — смерть ее возлюбленного и пропажа планшета — связаны, а теперь она просто добавляла факты, выбирая то, что подходит к ее теории, и отвергая любую противоречащую информацию. В итоге женщина загнала себя в клетку параноидной фантазии.

«Она собирается и меня туда упрятать, — размышляла Мэси. — Она и ее друг–лис. Спеллер Твен и этот хитроумный пройдоха Лок Ифрахим. Все они хотят использовать меня в своих целях».

Мэси согласилась добыть Урсуле копию журналов. Тогда думалось, будто это единственный способ выбраться из свободной зоны живой и невредимой. Сумасшествие Урсулы заразно. Но теперь, когда Мэси осознала, каковы будут последствия данного ею слова, стало ясно: она попала в ловушку. Сделать копию не представляло никаких сложностей — кроме Урсулы, все члены команды имели доступ к журналам, данные не были защищены от копирования. Однако если Мэси скачает информацию на иглу памяти, Спеллер Твен точно пожелает узнать, для чего ей это понадобилось. Придется сперва идти к нему и объяснять, чего хотела Урсула, просить разрешения…

Ладно, Спеллер Твен и Лок Ифрахим так или иначе захотят с ней поговорить и расспросить о том, что сказала Урсула. Ничего с этим не поделаешь. Мэси надеялась, что ей запретят копировать информацию и подпитывать фантазии Урсулы. Тогда при встрече девушка могла бы передать Урсуле, что ей тоже отказали в доступе, и всё бы закончилось.

Пока же Мэси ждала работа над биомом.

После беспокойной ночи она рано встала, съела тарелку каши, приготовленной в микроволновке, а теперь прихлебывала теплый кофе (атмосферное давление под тентом равнялось всего шестистам миллибарам, из–за чего понижалась температура кипения воды) и изучала результаты эксперимента с выращиванием проблемных культур Skeletonema. Аргайл Холл и Лорис Шер Янагита закончили исследования накануне, пока она тратила драгоценное время на всякие шпионские игры. Согласно полученным данным, решение оказалось простым: повысить темпы роста диатомовых водорослей можно было за счет добавления фосфатов в талую воду. Сложившаяся ситуация объяснялась тем, что природный уровень макроэлементов каким–то образом замедлял рост диатомовых водорослей, хотя у остальных культур микроорганизмов проблем не наблюдалось. Возможно, дело было именно в Skeletonema — культура мутировала и приобрела дефект в метаболическом пути. Все же Мэси решила, что не помешает проверить, нет ли в талой воде веществ, вроде частиц глины, которые бы связывали фосфаты и не давали им поступать в микроорганизмы. Девушка работала над протоколом эксперимента, когда в помещение тихо проскользнул Спеллер Твен — для человека столь крупных размеров он двигался очень шустро и плавно. Твен заявил, что ему необходимо с ней переговорить.

— Выкладывайте. — Мэси постаралась произнести это как можно спокойнее.

Глава службы безопасности был, как всегда, одет в зеленый комбинезон без рукавов. На плече висела черная резиновая сумка. Мужчина окинул взглядом расставленные повсюду скамейки и развешенные под потолком среди ламп камеры.

— Не здесь, — произнес он и отвел Мэси в самую крохотную кладовку, приказав закрыть глаза.

Мэси плотно сжала веки — последовала вспышка настолько яркая, что кровеносные сосуды на веках отпечатались на сетчатке глаза.

— Вам известно далеко не о всех камерах, — пояснил Спеллер Твен. — Некоторые устанавливаются так называемыми блюстителями порядка. Эта небольшая вспышка позаботилась обо всем — и о звуке, и о изображении.

Он сел на ящик с порошкообразной питательной средой и указал Мэси на второй.

— Вы знаете, зачем я здесь, — заявил мужчина.

— Я выполнила то, о чем вы с мистером Ифрахимом просили. Встретилась с ней, поговорила…

— Сперва давайте вас подключим, — прервал ее Спеллер Твен, вытащил из сумки кусок черной негнущейся материи и поинтересовался, знает ли Мэси, что это.

Это оказалась шапочка для магнитно–резонансной томографии. Мэси однажды пришлось надеть такую в бытность простым рабочим. Тогда бандиты предприняли попытку захватить их территорию, пятеро коллег погибли, и велось расследование. Шапочка измеряла активность в центрах Брока и Вернике, зонах в левом полушарии мозга, контролировавших речевые способности. Обе зоны демонстриро вали повышенную активность при ответе на вопрос: если вы говорили правду, зоны работали синхронно, но стоило солгать, и прибор показывал отставание в миллисекунды.

— В этом нет необходимости, — воспротивилась Мэси. — Я хочу рассказать вам, что произошло.

— Будем надеяться. Замрите.

Шапочка плотно прилегала к черепу, сдавливая лоб, уши, затылок. Спеллер Твен вытащил планшет, привычным движением руки зафиксировал его и принялся изучать изображения, передаваемые электродами. Он показал Мэси несколько карточек с геометрическими фигурами, задал пару вопросов на отвлеченные темы, чтобы установить исходную активность мозга.

— Можем начинать, — заявил он в конце концов. — Рассказывайте, что произошло. И ничего не упустите. Я узнаю, что вы недоговариваете.

Мэси вкратце передала, как прошла их встреча с Урсулой Фрей. Глава службы безопасности задавал массу вопросов, докапываясь до деталей — Мэси и подумать не могла, что вспомнит некоторые вещи. Больше всего Спеллера Твена интересовали компаньоны Урсулы.

— Как и все остальные, они были в объемных шубах, а лица скрывали маски, — ответила Мэси.

В тесной заставленной каморке они сидели так близко, что колени их соприкасались. Габаритный мужчина, казалось, занимал все пространство, вдавливая Мэси в стену, отчего у нее появилось ощущение, будто помещение сжимается вокруг нее. Квадратное лицо Спеллера Твена оставалось серьезным и непроницаемым. Темные холодные глаза смотрели на Мэси не мигая.

— Я не видела ни лиц, ни даже рук, так что не скажу, какого цвета у них кожа или сколько им лет. Я даже не берусь предположить их пол.

— Но вы считаете, они — дальние.

— Думаю, да. Тот, что остался, был довольно высокого роста. Выше вас, полагаю. Ушедшие выглядели немногим крупнее меня, но это вовсе не означает, что они — не дальние. Может, первое поколение или даже первые поселенцы. Многие из них до сих пор живы, не так ли?

— Вашего «полагаю» недостаточно. Мне нужны достоверные факты, — заявил Спеллер Твен, двумя пальцами вытащил из нагрудного кармана комбинезона ярко–красный пластырь, содержащий препарат, и ногтем снял с него пленку.

— Постойте–ка, вы не имеете права… — возмутилась Мэси.

— Нет, имею.

Когда девушка попыталась встать, Спеллер Твен схватил ее, одной рукой толкнул назад на ящик, а второй приклеил на висок пластырь. Он с легкостью пресек все ее попытки оторвать квадратик, а затем тело Мэси стало неметь.

— Ну что ж, — начал он несколько мгновений спустя. — А теперь назовите–ка мне имя вашего первого любовника.

Мэси вовсе не хотела отвечать, но слова сами срывались с губ — их было не остановить.

— Джекс. Джекс Спано. И чтоб вам провалиться за это.

— И вам того же, — спокойно парировал Спеллер Твен, изучая информацию на планшете. — Вы, Фонтейны, верите, будто ваше дерьмо не воняет, как у других. Так вот что я вам скажу. Вам придется пройти через все это. С самого начала.

Так и случилось — они вспомнили все с того самого момента, когда Мэси ступила на эскалатор, который спускался в свободную зону, и вплоть до ее возвращения в парковый купол на трамвае. Казалось, будто комната и Спеллер Твен удалились на приличное расстояние. Сама же она рассказывала о событиях, которые не отложились в ее памяти — она даже не знала, где и когда видела и слышала это. Получалось, что двое компаньонов Урсулы, покинувших бар, когда пришла Мэси, двигались характерной скользящей походкой, присущей людям, родившимся и выросшим в условиях низкой гравитации Каллисто. На ногах у них были шлепанцы — как те, что носили дальние. У одного они были сплетены из разноцветных войлочных нитей, у второго — из полосок пластика. Воспоминания могли оказаться фальшивыми, фантазией, вызванной наркотиком. Но Мэси это совершенно не волновало — она продолжала лепетать, отвечая на вопросы Спеллера Твена, пересказывая дословно их разговор с Урсулой и ее товарищем.

Наконец мужчина отклонился и произнес:

— Мне нужно знать еще лишь одну вещь. Почему вы отправились за ней в бар? Почему не могли поговорить здесь?

— Хотела застукать ее на месте преступления. А потом мне показалось, она поведет себя откровеннее там, где каждый квадратный метр не кишит камерами.

— Еще причины?

— Не хотела, чтобы вы следили за мной.

— Не сработало, да? — бросил Спеллер Твен. — Не волнуйтесь. Я не злюсь. Вы добыли то, что мне нужно. Теперь сидите смирно. Я должен сориентироваться относительно следующего шага. Так что ничего не предпринимайте, пока я вам не сообщу.

Он снял с ее головы шапочку, свернул планшет, после чего вытащил из нагрудного кармана еще один пластырь — на этот раз белый — и чертовски аккуратно прилепил Мэси на левый висок.

— Антидот, — пояснил он, повесил сумку на плечо, поднялся со своего места и открыл дверь кладовки.

— Стойте, — остановила его Мэси. — Урсула хочет, чтобы я скопировала рабочие журналы. Как мне быть?

— Я уже сказал, — ответил Спеллер Твен. — Не делайте ничего, пока я вас не попрошу. И никому не рассказывайте о произошедшем. Мне ведь не нужно объяснять, что произойдет, если вы проговоритесь?

С этими словами он покинул помещение. Когда Мэси встала, к горлу подкатила волна тошноты. Она едва успела в ванную. Как только полегчало, девушка сняла пропитанные потом комбинезон и нижнее белье, приняла душ, облачилась в чистую одежду и сняла крышку со свежесваренной чашки кофе. Пить пришлось медленно: ее руки до сих пор тряслись.

Мэси заканчивала уже третью чашку кофе, когда вошли ее ассистенты. Им она сказала, что напилась с Урсулой в баре в свободной зоне, а семейные дела разрешились. Она поблагодарила их за помощь и заметила, что теперь, когда всё в порядке, им стоит вернуться к серьезной работе. Аргайл и Лорис, похоже, приняли эту ложь спокойно. Мэси даже позавидовала их простодушию, той незамысловатой жизни, что они вели в своих городах, — любая информация открыта для всех, никаких тайн. Люди относительно равны — ни тебе начальников, ни тайной полиции, которая запирает тебя в кладовке и насилует твой мозг. Грехом здесь называли опцию в меню тематического парка в квартале красных фонарей, и его нельзя было принести домой.

Мэси поделилась своими соображениями насчет проблем с культурой Skeletonema, а затем они посовещались с Кристин Куоррик — главой группы, отвечающей за планктон, и та согласилась провести полный анализ ДНК и белкового профиля диатомовой водоросли, уделив особое внимание примерно пяти десяткам основных энзимов и кодирующих их генов. Мэси с помощниками пока проведут несколько простых экспериментов и проверят систему всасывания фосфатов диатомовой водорослью, а также изучат процесс связывания питательных веществ в талой воде. Но прежде — рутинные дела по хозяйству.

Во второй половине того же дня они работали с гигантскими трубами и открытыми баками биореакторов — брали образцы, чтобы определить жизнеспособность организмов и состав культур, когда Мэси позвонил Лок Ифрахим. Она прошаркала подальше от Лорис и Аргайла, надела спексы — и в виртуальном окне, развернувшемся, как показалось, в метре от ее лица, возникло молодое улыбающееся лицо дипломата.

— Я не отниму у вас много времени. Знаю, вы очень заняты.

— А еще мой лимит помощи исчерпан.

— Я не прошу вас об услуге, Мэси. Мне нужно ваше сотрудничество.

— Ну а если я не соглашусь по–хорошему, Спеллер Твен нанесет мне очередной визит. Я освоила упражнение, мистер Ифрахим. Почему бы вам просто не сказать, что от меня требуется?

Улыбка на лице Лока Ифрахима выглядела словно произведение искусства — она источала сочувствие и заботу, уголки губ приподняты на какой–то миллиметр.

— Вам нужно многое сделать до церемонии открытия, и вы тревожитесь, что моя просьба отнимет драгоценное время. Но не стоит переживать. Задание, которое мы хотим вам поручить, простое и не повредит вашей основной работе. Мистеру Твену вы сказали, что Урсула хочет изучить рабочие журналы. Сама она не может войти в базу данных, так как мистер Твен временно приостановил действие ее привилегий. Абсолютно законно, конечно, ведь мисс Фрей может легко поддаться соблазну и, войдя в систему, изменить данные так, чтобы они соотносились с ее фантазиями. Вот она и обратилась к вам. Попросила сделать для нее копию. Собственно, вот что мне нужно.

— Вы даете мне разрешение?

— Едва ли это в моих полномочиях. Я не могу отдавать распоряжения работникам строительной бригады. Я могу лишь попросить вас совершить жест доброй воли в интересах проекта. Видите ли, после того как вы отдадите журналы мисс Фрей, она их проанализирует, не найдет там ни одного факта, который подтверждал бы ее фантастическую теорию заговора и диверсии. Мы надеемся, что неприятная ситуация на этом исчерпает себя.

— А что, если она права? Что, если ей удастся что–то обнаружить?

— Вы переживаете, что это ударит по вам. Не стоит. На Земле трое экономистов из проекта биома независимо друг от друга проверили массив данных, и ни один не нашел ничего неожиданного. Все, что от вас требуется, — передать ей журналы и уйти.

— Передать журналы и уйти. Всё?

— Всё.

— А мистер Твен в курсе?

— Мы обсудили вопрос со всех сторон, и он согласился, что это наилучший курс действий. Вообще он считает этот шаг чрезвычайно важным. Он очень настаивал. А мистер Твен не из терпеливых, не любит, когда его заставляют ждать, поэтому мне кажется, вам, Мэси, лучше бы покончить с заданием побыстрее. И не забудьте уведомить его, когда всё сделаете, — сказал Лок Ифрахим и отключился.

Мэси прогуливалась по пирсу и обдумывала случившееся. Первый урок, что она получила, вступив в ряды СМР: хочешь выжить — держись тише воды, ниже травы. Подчиняйся приказам, не задавай вопросов и никогда не вставляй умных замечаний. Выполняй свою работу, не суй нос в чужие дела и, что самое главное, никогда не ввязывайся в споры между вышестоящими, поскольку в противном случае велик шанс оказаться побочной жертвой. А теперь, думала она, ее толкнули как раз в такое пекло: она шла по узкой тропинке на вражеской территории, да еще в непонятном направлении, а в кустах по обе стороны таились неведомые опасности. Но отступать было некуда. Откажись она выполнить просьбу, за ней явится Спеллер Твен, и в лучшем случае Мэси отделается обвинением в нарушении субординации, срыве планов и, может, в чем–то еще. Если же она поможет им, неизвестно, к чему это приведет. Все заверения Лока Ифрахима, будто ей не придется ничего делать помимо передачи журналов Урсуле, гроша ломаного не стоили…

Мэси жалела, что не может ни с кем обсудить происходящее. Вот бы рассказать Аргайлу и Лорис, возможно, снова попросить о помощи. Но она не имела права рисковать, раскрывать, что в их команде не всё благополучно. Ассистенты ведь начнут задавать самые невообразимые вопросы, а если еще Лок Ифрахим и Спеллер Твен пронюхают, что она проболталась, то на ее голову посыплются новые неприятности.

Похоже, у нее не оставалось выбора, рассуждала Мэси, и придется передать Урсуле копию рабочих журналов. Но, черт подери, медлить она не станет. Поэтому, пока Аргайл и Лорис заканчивали работу с культурами в биореакторе, Мэси скопировала все данные на иглу памяти и отправилась на главный остров, где проживала основная часть команды.

Изящный ландшафт острова был уже готов: широкие зеленые лужайки раскинулись по обе стороны от центральной возвышенности, засаженной пиниями, монтерейскими кипарисами, майтенусами и больдо. Среди молодых деревьев на вершине хребта стояли темно–зеленые и черные пироксеновые валуны с прожилками маскелинита, напоминающие чешуйки на спине дракона. Все растения разводились на подземных фермах из семян и рассады, привезенной с Земли. Созревание искусственно форсировалось, геном модифицировался, чтобы растения не погибали при относительно малом количестве солнечного света в биоме. Затем их пересаживали согласно дизайну Артемиса Лампатакиса и Аурелио Очоа, спланировавших экоархитектуру биома по модели сухого умеренного климата береговых Кордильер на тихоокеанском побережье Великой Бразилии. Озеро обрамляли вечнозеленые деревья и цветущие кустарники, а пустынную территорию на южной оконечности предстояло засадить кактусами, агавой и вашингтонскими пальмами.

Жилые кварталы и основная рабочая площадка команды расположились в здании с плоской крышей на севере острова, рядом с железной дорогой, связывающей биом с городом. Рабочая площадка представляла собой помещение со свободной планировкой. Тут и там были расставлены кушетки и стулья, пространства памяти, за длинным столом раз в несколько дней команда собиралась, чтобы обсудить успехи и проблемы. Высокие панорамные окна с одной стороны выходили на канал, теперь почти до краев заполненный водой, — на западном берегу под куполом тянулся бульвар и жилые здания. Только обойдя всю рабочую площадку, Мэси заметила Урсулу Фрей. Подобно кошке, женщина свернулась в шезлонге, положив на колени планшет. На слегка увядшей траве вокруг были разбросаны бумаги. Заметив приближение Мэси, Урсула подняла глаза.

— Вот то, что вы просили достать, — громко заявила Мэси и бросила Урсуле иглу памяти.

Прибор отскочил от груди Урсулы и приземлился на светящийся экран планшета. Женщина взяла иглу и окликнула Мэси, но та уже бодро шагала прочь, чувствуя, как горит лицо оттого, что все в рабочей зоне уставились на нее.

Но главное — дело было сделано. И все произошло на публике — никаких больше секретов и тайн, никаких шпионских игр.

7

Мэси с головой ушла в работу и почти не покидала лабораторию, чтобы, не дай бог, не наткнуться на Урсулу Фрей или Спеллера Твена. Ей хотелось поскорее забыть о случившемся, и она старалась не думать, что в любой момент глава службы безопасности мог вернуться и превратить ее жизнь в ад. Урсулу Фрей защищали семейные связи. Мэси же Спеллер Твен дал понять: она всего лишь пешка в этой игре. Ее карьера, ее судьба находились всецело во власти вышестоящих: малейшая их прихоть способна была лишить девушку всего.

Однако не обходилось и без хороших новостей: Кристин Куоррик обнаружила, в чем заключалась проблема с водорослями Skeletonema. Их клетки синтезировали недостаточное количество транспортных белков, связывающих фосфат–ионы извне и затем проводящих их через клеточную мембрану. В результате способность диатомовых водорослей усваивать биоген из талой воды в имеющихся условиях значительно сокращалась — скорее всего, это и послужило причиной замедленных темпов роста. При помощи транскриптора Кристин создала петли ДНК с генами, кодирующими производство транспортных белков, и добавила их в ДНК небольшой группы Skeletonema, используя готовый ретро- вирус. Подобное вмешательство ускорило процесс удвоения и повысило эффективность фотосинтеза, подогнав к оптимальному уровню. Чтобы инфицировать весь водорослевый массив, требовалось создать достаточное количество вируса. В конечном счете это вызовет небольшую задержку, но не слишком нарушит сроки — вопрос нескольких дней, а никак не недель. Команда вполне успеет закончить до церемонии открытия — все остальное уже не важно.

На вопрос Мэси о полном геномном анализе диатомовых водорослей Кристин сказала:

— В ДНК присутствуют гены, которые отвечают за транспортный белок, переносящий фосфаты. Просто почему–то эти гены не функционируют должным образом, если вы об этом.

— А нельзя ли решить проблему проще? Без внедрения дополнительных копий генов?

— Проблема уже решена. — Голос Кристин прозвучал резковато. Энергичная и несдержанная, она остро реагировала на малейшую критику. — У меня и без того полно работы.

Мэси в общем–то могла забыть о водорослях и заняться выращиванием своей культуры микроорганизмов. Она обсудила с Тито Пунтаренасом и Делми Марч модификации и трудности в процессе воссоздания болотной экосистемы. Еще она руководила дренажем биореактора. Температура в нем поддерживалась на уровне тридцати семи — сорока градусов Цельсия: там содержали более трехсот видов бактерий, микроводорослей и одноклеточных — за счет их активности жидкая кашица из смектитовой глины и остатков углесодержащих хондритов превращалась в густой, черный, кишащий жизнью ил. Аргайл и его отец, Джаэль Лодрисен Холл — неторопливый смуглый мужчина, разменявший столетие, один из лучших химиков–почвоведов во Внешней системе, — помогли Мэси адаптировать методы, традиционно используемые на Земле, к тем материалам, что имелись на Каллисто. В основном здесь в ходу были минералы, добываемые из базальтовых пород с вкраплением палагонита, распространенных в метеоритных кратерах. Экскурсия по заводу, производящему плодородные почвы, которую Джаэль организовал для Мэси, произвела на нее впечатление. Она открыла для себя много нового: создавать грунт оказалось куда сложнее, чем ил. Почва — далеко не случайная смесь неорганических и органических веществ с живыми существами. Подобно фракталу, она четко структурирована на каждом уровне с ярко выраженными слоями и текстурами.

И во всех активно протекают мириады сложных химических реакций, еще не до конца разгаданных учеными. Грунтовые воды и воздух, проходящий сквозь пористую часть, что составляет половину объема почвы, катализируют эти реакции. Кроме того, грунтовые воды переносят вещества в процессе вымывания, элювиации, иллювиации и за счет капиллярного эффекта, а также питают богатую и разнообразную биоту — сотни разновидностей почвенных бактерий, цианобактерий, микроводорослей, грибов, одноклеточных, а еще нематод, червей, насекомых и прочих мелких членистоногих. Все они, в свою очередь, перерабатывают макро– и микропитательные вещества, разлагают органику, связывают кислород и другие неорганические элементы, транспортируют их и насыщают ими почву. В естественных земных условиях на создание слоя плодородной почвы толщиной в один сантиметр уходит около четырехсот лет. Для того чтобы начать выращивать культурные растения, потребуется тысяча лет. Служба мелиорации и реконструкции как раз преимущественно и занималась тем, что замещала почвы, разрушенные интенсивным возделыванием, загрязненные промышленностью в двадцатом и двадцать первом веках, уничтоженные наводнениями и мощными штормами в период Переворота. Так что огромные реакторы, цистерны, баки и прямоугольники педонов, в которых изготовлялся грунт, сходный с плодородными степными черноземами Земли, очаровали Мэси. Хотя искусственный интеллект мониторил и контролировал каждый шаг на всех стадиях, процесс скорее походил на алхимию, нежели на науку, и требовал больших затрат энергии и значительных усилий.

— Конечно, для гидропонных ферм почва не требуется, — разъяснял Джаэль Лодрисен Холл Мэси. — А для садовой и парковой флоры вполне подойдут гумус и песчаный грунт из базальтового стекла: такие растения можно выращивать как комнатные. Хотя большинство все равно лучше произрастает в черноземе: он служит надежным буфером, стабилизирующим нашу закрытую экосистему Да и ходить по земле куда приятнее.

Пусть создавать ил было проще, чем производить почву, Мэси считала оба занятия в равной степени почетными. Как, впрочем, и все то, чем занимались остальные члены строительной команды. Быть может, ил даже оказывался на ступеньку выше, ведь он служил основой циркуляции питательных веществ и органических соединений в закрытой водной экосистеме биома. Мэси доставляло огромное удовольствие использовать точно выверенное сочетание культур микроорганизмов и превращать вещество, оставшееся после создания Солнечной системы, в живой ил, самоорганизующийся биореактор, в котором возникали микродомены в верхних аэробных и нижних бескислородных слоях; биореактор, способный поглотить практически любую органическую материю, переработать неорганические питательные вещества и возвратить их в жизненный цикл. Мэси взяла небольшую пробу из биореактора и отправила неоднородную кашицу в рот, чем удивила своих ассистентов. По ее заявлению, ил оказался качественным и полным жизни — то, что нужно для гектаров тростника, который команда садоводов выращивала в туннеле под городом. Оставалось лишь пересадить тростник на мелководье вдоль восточного берега, как только озеро до краев заполнят водой.

Работа Мэси имела большое значение. И еще столько всего оставалось сделать. Спустя пять дней после того, как она отнесла иглу с данными Урсуле Фрей, Мэси со своими ассистентами отправилась к каналу, на запад от небольшого архипелага, выстроенного позади основного острова. Нужно было проверить возведенный там риф. Он представлял собой скалистый кряж длиной в несколько сотен метров, изрезанный канавами, которые создавали подобие лабиринта. Каналы служили для перемешивания воды, которую нагоняли волнопродукторы с южной оконечности озера. Когда водоем заполнится до установленного уровня, риф уйдет под воду, и тогда Тито Пунтаренас и Делми Марч поселят там губки, мягкие кораллы, разновидности красных и бурых водорослей, приспособленные к жизни в пресной воде. Тем самым они создадут естественную среду для рыб, крабов и креветок. В каналах, протянувшихся между горными хребтами, находился песчаный осадок, богатый микроорганизмами. Сине–зеленые водоросли и покрытые слизью ходы различных видов червей и креветок не позволяли песку расползаться. Осадок будет очищать тонны воды и в значительной мере переработает важные органические и минеральные вещества, имеющиеся в озере.

Несколько дней назад риф начал погружаться под воду. В устье каналов плескалась жидкость, походящая на безжизненный желто–коричневый суп с плавающими в нем комками и обломками. Команда Мэси запечатала несколько десятков канав, уложила на дно смесь различных осадочных пород и заполнила их фильтрованной талой водой. Сейчас Мэси, Лорис и Аргайл ехали на небольшой моторной лодке к рифу, чтобы взять образцы, прежде чем поднимающаяся вода в озере затопит маленькие дамбы, запечатывающие входы в каналы. Если верить полученным на месте пробам, большинство видов бактерий и микроводорослей процветало, и это подняло Мэси настроение. Девушка и ее ассистенты возвращались в лабораторию: Лорис держала курс вдоль дамбы, окружающей территорию нового строящегося архипелага.

Верхушки островов поднимались над невысокой черной стеной, словно маленькие холмики. Кипарисовая роща и белоснежные колонны храма в греческом стиле венчали один из них. На других раскинулись безупречные зеленые газоны и произрастали группками пальмы. Стайка роботов–акробатов разместилась на строительных лесах сложной конструкции, напоминающих обрезанную версию Эйфелевой башни. Треугольные головы машин, оборудованные сотнями крошечных прядильных механизмов, подпрыгивали и вращались. Они выпускали композитные нити фуллерена и методично наращивали балки и распорки каркаса для острова. Один робот выставил распухшее брюхо кверху и склонил голову, пока техник прочищал засорившийся прядильный механизм при помощи шланга, разбрызгивающего воду тонкими струями.

Аргайл наблюдал за машинами.

— Когда строительство закончится, здесь будет очень красиво, — заметил он.

— Только если в последний момент не решат что–нибудь скорректировать и не вынесут это на голосование, — сказала Мэси.

— Пора перестать мыслить узко, — заявил Аргайл. — Это тебе не Великая Бразилия с ее классовым обществом и вертикальной иерархией. Ты во Внешней системе — мы здесь живем иначе.

— Знаю–знаю, — вздохнула Мэси. — Все условно. Каждый имеет право высказаться по любому поводу, даже если он в этом ни капельки не разбирается. Удивляюсь, как вы вообще доводите дела до конца.

— Ну, тяжелой работой нас не испугаешь, — откликнулся Аргайл.

— Как и нас. Однако куда проще добиться результата, если с самого начала знаешь, что будешь делать.

— Проще — не значит лучше.

— Зато не так затратно, — парировала Мэси. — Кто вообще сказал, что демократия — хорошая вещь?

— В городе переизбыток роботов, — пояснил Аргайл. — По сравнению с общими расходами на биом строительство островов ничего не стоит. Всего–то и нужно — графитовый шлам для каркаса, булыжники и несколько сотен тонн плодородной почвы. А в итоге мы получим очаровательный пейзаж. Гряда небольших зеленых островков. Парусники и любители водных лыж скользят между ними. Люди устраивают пикники…

— С одним не поспоришь: мы сумели претворить ваши невероятные идеи в жизнь и извлечь из этого что–то хорошее.

Они как раз огибали южный конец дамбы, когда показалась еще одна лодка: она жестко резала водную гладь, двигаясь прямо на них. У румпеля сидела Урсула Фрей — стоило Мэси заметить ее, как девушку охватило дурное предчувствие. И все же она попросила Лорис замедлить ход. Если Урсуле что–то понадобилось, отвертеться не удастся. А так Мэси могла покончить с этим прямо сейчас, да еще при свидетелях.

Урсула сбавила обороты и подвела моторку борт к борту. Спутанные волосы облепили ей лицо, глаза Урсулы горели и выдавали нетерпение. Лодки разделяла лишь узкая полоска воды — Урсула наклонилась вперед и прокричала Мэси:

— Я кое–что нашла! Нечто важное! Встречаемся сегодня! В восемь! На прежнем месте!

Мэси не успела рта раскрыть, как Урсула включила реактивный двигатель на полную — нос лодки задрался, судно развернулось на сто восемьдесят градусов, оставляя за собой изогнутый след белой пены, и стрелой пролетело мимо моторки Мэси.

— В восемь часов! Это всё изменит! — прокричала Урсула, проносясь мимо.

Ее лодка накренилась и рванула вперед.

— Следуем за ней? — ожидала распоряжения Лорис.

— Черт, нет, конечно, — ответила Мэси.

Девушку серьезно потрясла эта встреча: безумный взгляд, которым ее одарила Урсула, возбужденная речь… Женщина явно внушила себе, будто обнаружила свидетельства, подтверждающие бредовую версию убийства Эммануэля Варго. Мэси не имела ни малейшего желания и дальше принимать участие в этой фантазии. Но ее не покидало нехорошее предчувствие — ощутимое даже на физическом уровне, словно морская болезнь, — так или иначе ее снова втянут в это дело.

— Вы, бразильцы, жизни не мыслите без спиртного. Зуб даю, кто–то завтра помучается от похмелья. — На лице Аргайла заиграла усмешка, напомнив Мэси о том, что этот мужчина хоть и вдвое ее старше, во многом остается почти по–детски наивным.

Они вернулись на базу, расположенную в основании полой опоры. За ужином разрабатывали план комплексного анализа образцов с рифа, как вдруг появился Спеллер Твен и приказал ассистентам исчезнуть. Лорис поинтересовалась у Мэси, всё ли в порядке. Спеллер Твен уставился на женщину непонимающим взглядом и заявил, что хотел бы переговорить с мисс Миннот с глазу на глаз, если Лорис не против.

— Все отлично, — заверила ее Мэси. — До завтра.

Лорис с тревогой поглядывала на Мэси, пока они с Аргайлом шли к выходу. Только когда ассистенты скрылись из виду, Спеллер Твен заговорил:

— Ты знаешь, зачем я здесь.

Здоровяк оперся об угол скамьи и игрался с увеличительным экраном, включая и выключая его снова и снова.

— Вообще–то вы могли бы лично спросить Урсулу, чему она так радуется, — сказала Мэси.

— Разумеется. Но она — это она, а ты — это ты.

— Как это, наверное, бесит: семейные узы гарантируют Урсуле полную неприкосновенность, — подначила Мэси.

— Она считает тебя своим другом, — продолжил Спеллер Твен, водя ладонью взад и вперед по светящемуся экрану, отчего по стойкам гуляли тени. — Тебе она расскажет то, чем ни за что не станет делиться со мной. Мне ведь не надо повторять, что, если ты откажешься, я могу лишить тебя работы и засунуть в гибернационную капсулу. А когда прибудешь на Землю, у тебя начнутся настоящие проблемы. Но если ты решишься мне помочь и возьмешься выяснить, к чему все это ведет, твоя образцовая работа над проектом в составе команды не останется незамеченной.

— Если это вообще к чему–то ведет.

— А вот это тебе и предстоит узнать, — заключил Спеллер Твен. — В восемь часов, если я не ошибаюсь? На старом месте. Тот самый бар в свободной зоне. Разве что вы двое встречались втайне от меня где–то еще. Если ты собираешься участвовать, думаю, стоит поторопиться. Ты же не хочешь опоздать?

8

Мэси добралась на трамвае до Радужного Моста, там пересела на другой маршрут, чтобы пересечь город и оказаться в свободной зоне. Гнев ее смешивался с тревогой. Она направлялась к бару «Джек Фрост», то попадая в свет неоновых реклам, то теряясь в тени. Порой — проходя мимо

людей, разодетых словно на карнавал. И тут высокая фигура в красном плаще и лисьей маске выскочила из переулка, схватила Мэси за руку и заявила: «Ее там нет».

Мэси вырвала руку из цепких пальцев лисы.

— Не вашего ума дело. Так что шли бы вы.

Лисья маска разглядывала Мэси какое–то время. Янтарные глаза светились на огненной с белым мордочке. Пасть с острыми зубами скривилась в усмешке. Затем фигура подняла руку и сорвала маску.

— Не хочу, чтобы ты попала в беду, — заявила Лорис.

Гнев оказался сильнее удивления.

— Ты за мной шпионила.

— Урсула Фрей не ждет тебя в баре, — продолжила Лорис. — Она все еще в биоме. Спеллер Твен появился прежде, чем она успела уйти. Не могу ручаться, но, думаю, он допрашивает Урсулу.

— Чушь. Он сам послал меня сюда, чтобы я попыталась ее вразумить.

— Нет, — настаивала Лорис. — Он сказал, будто хочет, чтобы ты выяснила, что же такого Урсула нашла. Но совершенно ясно — у них с Локом Ифрахимом другие планы. Они отправили тебя сюда, Мэси, потому что хотят использовать. Они собираются тебя подставить. Свалить на тебя вину за то, что они намерены предпринять.

— Чушь, — повторила Мэси, но на этот раз куда менее уверенно: спокойный пристальный взгляд зеленых глаз Лорис только усиливал ее тревогу.

— Многие жаждут остановить проект биома, — сказала Лорис. — Люди из моего города и других регионов Внешней системы. Люди из Великой Бразилии. Члены строительного отряда. Мистер Твен. Мистер Ифрахим.

— То есть ты веришь фантазиям Урсулы.

— Что, если это не выдумка?

— Она не в себе. Она горюет. Смерть Манни разбила ей сердце и слегка помутила рассудок. Теперь она пытается превратить несчастный случай в убийство при помощи всяких теорий заговора. А вы этому потакаете, руководствуясь странными, лишь вам понятными мотивами. Более того, вы и меня пытаетесь в это втянуть. Не выйдет, — закончила тираду Мэси и, оттолкнув Лорис, направилась к маленькой вывеске «Джека Фроста», что светилась серебряным и красным среди голограмм и старомодных неоновых табличек, покачивающихся в искусственных сумерках на широком проспекте свободной зоны.

Лорис подстроилась под пружинистый шаг Мэси и продолжила:

— Ну а что с культурой Skeletonema? Это тоже фантазии?

— Мы обнаружили, в чем проблема, и всё исправили. Это был никакой не саботаж.

— Да ничего мы не исправили, — заявила Лорис. — Проблема фосфатов — всего лишь побочный эффект. Послушай, Мэси. Послушай внимательно. Мы проверили каждый вид, что завезла ваша команда, — обыкновенные меры предосторожности. В геноме Skeletonema мы обнаружили две новые последовательности. Одна располагается в конце четвертой хромосомы — повторяющаяся схема, в которой базовая пара была заменена на теломерный участок, который обычно завершает хромосому. Clock–мутанты. Вторая кодирует шесть генов на той же хромосоме. Ее добавили рядом с геном, который производит протеины, отвечающие за всасывание фосфатов. Цепочка clock–мутантов укорачивается на одну базовую пару при каждом делении клетки. Когда же она становится вполовину короче изначальной, активируется транскрипция второй последовательности, в результате чего через шесть–восемь недель после того, как озеро засадят водорослями Skeletonema, разовьется патогенный РНК-вироид. Популяция Skeletonema погибнет, бактерии, которые питаются мертвой биомассой, используют весь кислород в озере, и экосистема рухнет. Надень спексы. Я покажу геномный анализ…

— Да ты можешь показать мне все что угодно, — бросила Мэси и миновала узкие двери «Джека Фроста», протиснулась сквозь завешанный тяжелыми шубами коридор и оказалась на ледяной площадке тускло освещенного бара.

— Теперь веришь, что я говорила правду? — промолвила Лорис, когда Мэси проверила каждую кабинку в зале.

— Почем мне знать, что ее не ты похитила?

— Разве я похитила тебя? — сказала Лорис. — Послушай. Всего минутку. Мы думаем, они рассчитывали на то, что мы обнаружим трюк со Skeletonema. Мы не скрывали, что будем проверять культуры, привезенные с Земли. Ну а если вредоносный эффект от добавления цепочки генов стал ошибкой, то какая–то глупая ошибка получается. Нам дают понять, что они способны разрушить весь проект. Возможно, они хотят скандала. Или отвлечь внимание от других событий.

— Урсула нашла что–то? — спросила Мэси.

— Я не знаю.

— Мании Варго убили?

— Вы с Урсулой в большой опасности, Мэси, — не отступала Лорис. — Для Урсулы может быть уже слишком поздно, но я знаю, как тебе помочь. Останься здесь. Не возвращайся в биом.

— Или что? Вы меня арестуете?

— Нет, конечно. Но тебе и правда стоит остаться здесь, пока мы не выясним, что замышляет мистер Твен.

— Я не собираюсь быть частью чьих–то планов, — упиралась Мэси.

Она вышла из бара и побежала. По длинным, извивающимся, засаженным травой улицам свободной зоны к эскалатору. Девушка запрыгнула в трамвай и осталась стоять на задней площадке, переводя дыхание, наблюдая за тем, как мимо проплывают жилые комплексы. Вроде бы ее никто не преследовал, даже беспилотники.

Сейчас она скорее была напугана, чем рассержена. Мэси пыталась взять себя в руки и спокойно обдумать происходящее. Одно она знала точно: Спеллер Твен не мог причинить вреда Урсуле Фрей. Да, он мог допрашивать ее, угрожать ей, но не покалечить. Равно как и Лок Ифрахим. Урсула останется в живых, и она сумеет защитить Мэси, если захочет. А она захочет, если у нее будут доказательства сабо тажа. Поэтому в первую очередь стоило проверить культуру Skeletonema и ее геном.

Почему Кристин Куоррик не заметила clock–мутантов и вироидных генов? В голову закралась жуткая мысль, что Кристин могла знать о них еще до прибытия. Могла быть частью заговора. Или она просто поленилась. Или у нее оказалось полно другой работы… А еще Лорис могла все выдумать — и тогда даже искать ничего не придется. Стоило начать размышлять — и на ум приходило множество вариантов. Нужно придерживаться фактов. Секвенировать геном диатомовой водоросли. Отыскать добавленные гены. Найти Урсулу. А далее действовать по ситуации.

Никто не остановил Мэси, когда она пересаживатась в другой трамвай на обратном пути в биом и даже когда она вышла на станции на центральном острове. Стояла глубокая ночь. Все панели тента были поляризованы и казались абсолютно черными, фонари неярко горели, напоминая тусклые звезды. По краям озера огни светили над собственными размытыми отражениями. Слабый нимб окружал остов наполовину возведенного острова внутри дамбы и отбрасывал на скошенную крышу тента гигантские тени строительных роботов.

Когда Мэси покинула станцию, за ней увязался беспилотник. Она сурово уставилась на него, давая понять тому, кто им управлял, будь то Спеллер Твен, Лорис или просто какой–то любитель поглазеть: ей известно, что за ней следят. Она двинулась вперед, приняв решение больше не оглядываться. Однако ощущение, что кто–то целится ей между лопаток, ее не покинуло.

Она поспешила по тропинке через лес на вершине холма к центру острова. Только она ступила на узкий мост, соединяющий остров с окружной дорогой, как весь свет погас. Крохотные лампочки, что отмечали пешеходную зону на мосту, фонари, паутина лампочек, опоясавшая остров, огни у входа на станцию и в жилых помещениях — всё. Теперь свет горел лишь на рабочей площадке.

Мэси вздрогнула, когда что–то мягко плюхнулось в воду под мостом. Она вытащила спексы и набрала код для улучшенной видимости — на черной глади воды, словно толстая сигара, перекатывалось тело беспилотника, вполне возможно, того самого, что преследовал ее… Внутри рвотными позывами зарождалось нехорошее предчувствие. Стоя посреди моста, Мэси ощущала себя одинокой мишенью. Она промчалась к дальней оконечности моста, потом по окружной дороге и прямиком в парковую зону, огромными прыжками покрывая расстояние в светящейся темноте. Приходилось петлять, чтобы не врезаться в цветущие кусты или большие камни. Когда в попытке затормозить Мэси кубарем полетела в заросли олеандра, то чуть не рассмеялась. Запыхавшись, она наконец остановилась среди острых веток и листьев. Вокруг нее оседал вихрь маслянистых лепестков.

Какое–то время она лежала и смотрела на черную крышу купола, вслушиваясь едва ли не до боли в ушах. Скрип и мерные удары роботов, занятых стройкой в освещенной чаше дамбы, затихающие вдали реактивные моторы лодок, голоса уплывающих на них людей, выкрики: «Что случилось?» Когда Мэси уверилась, что никто ее не преследует, она поднялась и направилась через парк, двигаясь параллельно окружной дороге. Оказавшись в гигантской тени от опоры тента, Мэси замедлила шаг. Медленно она подошла к первому биореактору на площадке и положила руку на его теплый бок — насосы ободряюще урчали. Включилось резервное питание — можно было не волноваться: массового вымирания ее драгоценных культур сегодня не произойдет. Мэси прошла мимо цистерн и остановилась.

На пятачке травы перед входом в лабораторию что–то лежало. Тело. Тело Урсулы Фрей.

Женщина распласталась на спине. Одна рука расслабленно откинута в сторону, словно Урсула пыталась до чего–то дотянуться. Голова повернута. Урсула не пошевелилась, когда Мэси подползла поближе и тихонько позвала ее по имени. Из носа и по левой щеке Урсулы текла кровь. Веки подняты, глаза закатились. Мэси прижала два пальца к шее, чуть ниже уха, но пульс прощупать не удалось. Девушку охватил парализующий страх, когда она поняла: Лорис была права все это время. Мэси подставили. Она резко вскочила на ноги, да так, что на мгновение даже зависла в воздухе, а когда приземлилась, повсюду зажглись огни и стало светло как днем.

Хотя функция улучшения освещения в спексах Мэси мгновенно отключилась, на несколько секунд яркий поток света ослепил ее. Сорвав очки, Мэси принялась тереть слезящиеся глаза. Она увидела, как справа от нее мчится тень — бегущий двигался слишком быстро и, потеряв равновесие, упал головой вперед. Он оказался не кем иным, как Спеллером Твеном, — вскочив на ноги, мужчина навел на нее тазер, модель, которая стреляла фрактально сжатыми петлями сверхпроводящего нанопровода. Мэси дернулась влево — землю перед ней вспорола миниатюрная вспышка молнии. Спеллер Твен кричал, приказывая ей остановиться, но девушка уже неслась прочь по лужайке, словно газель, за которой гонится лев. Когда Мэси промчалась мимо биореактора, его осыпал дождь ярких искр. Она высоко подпрыгнула и ухватилась за край, подтянулась, двигаясь легко и плавно в условиях низкой гравитации. Пробежав по цистерне размером с товарный вагон, Мэси перемахнула через зазор на соседнюю цистерну, пронеслась по ней, спрыгнула на землю и стремглав двинулась по площади. Едва Мэси перескочила через ограду в конце площади, как от перил посыпались искры, и крупицы горячего металла ужалили девушку. Приземлившись, Мэси рванула по пологому склону сухого котлована озера к вытащенной на берег моторке.

Она спихивала лодку в воду, когда Спеллер Твен перепрыгнул ограждение. Он неуклюже приземлился и опрокинулся на спину. Тазер выплюнул луч, яркой вспышкой разрезавший небо и взорвавшийся снопом искр, достигнув панели купола высоко вверху. Когда начальник охраны поднялся на ноги, Мэси заметила, как что–то мелькнуло позади него над оградой. Спеллер Твен развернулся как раз в тот момент, когда беспилотник на полной скорости спикировал и врезался ему в лицо.

Спеллер Твен рухнул вновь и выронил тазер. Мэси метнулась вперед и подхватила оружие, а затем вильнула в сторону, не давая Спеллеру Твену нанести удар. Она держала его на мушке и пятилась к лодке. Спеллер Твен с трудом встал, сплюнул кровь и сообщил Мэси, что она совершает большую ошибку.

Мэси была уже по колено в воде. Во рту пересохло, и пришлось собрать немного слюны, прежде чем она сумела ответить:

— Стойте, где стоите, мистер Твен. Не хотелось бы в вас стрелять.

— Вы не станете, — с этими словами Спеллер Твен бросился на нее.

Она выстрелила. Луч ударил мужчину прямо в грудь — дергаясь в конвульсиях, он рухнул в воду лицом вниз. Мэси забралась в моторку и нажала кнопку стартера, круто повернула штурвал, разворачивая судно, и устремилась прочь. Когда лодка описала широкую дугу вдоль устья залива, девушка успокоилась и прикинула, что теперь она может отправиться лишь в одно место. Взяв курс на запад, Мэси двинулась к дальнему берегу и активировала функцию звонка в спексах. Но не успела она набрать номер, как всплыло окошко и Лок Ифрахим, склонившись к ней, заявил:

— Вы все–таки это сделали.

Мэси сорвала спексы и со всей силы швырнула их в воду, а затем выскочила на лодке на сухое дно озера у подножия лестницы. Она вскарабкалась по ступенькам и вылетела на широкий бульвар, вдоль которого тянулся невысокий жилой комплекс с террасами. Девушка остановилась перевести дыхание и оглянулась в сторону озера. Сердце как сумасшедшее билось в груди. А ведь с тех пор, как она обнаружила тело Урсулы, прошло каких–то десять минут.

В небе невысоко блестела яркая точка: свет фонарей отражался от беспилотника, движущегося к ней.

Мэси ринулась мимо складированных строительных материалов, прячась от дрона, и рванула в широкие двери жилого здания. Потеряв равновесие, она кубарем влетела в атриум и больно ударилась о стену. Она не могла вздохнуть, а в левой лодыжке пульсировала боль. Наклонный луч све–та от беспилотника проник сквозь круглое незастекленное окно. Воздух сотряс громоподобный голос, приказывая Мэси оставаться на месте. Вскинув тазер, девушка прицелилась, но рука сильно тряслась, и в первый раз она промахнулась. Луч тазера с ревом устремился в окно. Беспилотник дернулся в сторону, но второй выстрел накрыл его — взметнулся сноп искр, и наполненный гелием баллон взорвался.

Машина падала, а Мэси уже неслась прочь через атриум во внутренний двор, прихрамывая из–за вывихнутой лодыжки. Бамбук, гигантские малахитовые подушки из мха. разровненный черный песок, пустая чаша фонтана из черного камня. Мэси метнулась через арку — лестница справа вела на верхние этажи, слева — спускалась в подвал.

Из брифингов Мэси знала, что в каждом подвале города имеется проход, ведущий к аварийным убежищам и шлюзам, на тот случай, если один или несколько куполов будут повреждены. Дальние, которые вот уже больше века жили в условиях, когда один неверный шаг мог мгновенно убить их, были просто помешаны на безопасности и планировании мероприятий на случай чрезвычайной ситуации. Теперь от этого их планирования зависела жизнь Мэси. Ей оставалось надеяться, что шлюз окажется в рабочем состоянии, несмотря на то что здание еще не достроили. В противном случае девушке просто не хватит времени, чтобы найти другой путь к отступлению, и Лок Ифрахим успеет добраться до нее.

Дверь внизу лестницы не открылась, даже когда Мэси нажала на большую красную кнопку. Целую тревожную минуту Мэси крутила тугое колесо, которое отпирало люк вручную. Как только щель оказалась достаточно широкой, девушка пролезла внутрь. Тут уже пришлось вращать другое колесо — чтобы закрыть дверь.

Узкий коридор вел вниз. Его освещали лишь неяркие лампы, вмонтированные в пол. Мэси бежала, то и дело задевая стены. Лодыжка нещадно болела, но медлить было нельзя. Лок Ифрахим скоро сообразит, куда она направляется. А раз уж дипломат может контролировать наружное освещение, вполне возможно, что он способен запереть и запасные выходы…

Путь оказался длинным. Воздух становился все холоднее. На стенах искрился слой инея, а изо рта вырывались облачка пара. Снова на пути встала дверь, и пришлось в очередной раз крутить колесо. За ней зажегся свет, открывая взору бункер с низким потолком. При чрезвычайной ситуации жители, которые не имели лицензии на выполнение спасательных и восстановительных работ, отсиживались в местах, подобных этому, пока в домах снова не станет безопасно. Пол из пластика мог трансформироваться и выращивать сиденья и кровати. В углу расположился контейнер с медикаментами, напоминающий старомодный холодильник. Еще здесь были крохотная кухонька, несколько совмещенных душевых и туалетов, ящики с сухпайком, одеждой и одеялами. Помимо всего прочего Мэси увидела лестницу, ведущую в шахту. Там была табличка с изображением круглой двери, из которой выходит воздух, — универсальный знак шлюза.

Мэси карабкалась вверх по шахте, подтягиваясь на руках, пока не выбралась в небольшую ярко освещенную комнату, где по обе стороны от стальной двери стояли рамки со скафандрами. В невероятной спешке, вся на нервах, она скинула комбинезон, натянула термобелье и встала в самый маленький ярко–красный скафандр, висящий на рамке. Девушка застегнула двойную молнию, при помощи гофрированных соединений на локтях и коленях подогнала костюм по размеру. В тяжелых перчатках скафандра пальцы с трудом гнулись и действовали неуклюже. Мэси надела ранец с системой жизнеобеспечения, опустила сферический шлем и пристегнула его. На визоре зажглись индикаторы — Мэси сошла с рамки и забралась в шлюз, запустив цикл. Вокруг девушки клубился туман, который вытягивало наружу по мере того, как воздух выходил из шлюза. Открылась внешняя дверь, и Мэси ступила на поверхность Каллисто.

День близился к вечеру. Низко на западе в черном небе светило съежившееся, но по–прежнему яркое солнце. Высоко над головой завис причудливо окаймленный полумесяц Юпитера, едва переваливший за первую четверть. Шлюз располагался в пузыре, на краю широкой пыльной площадки, испещренной следами ботинок. Позади под крутым углом вздымалась одна из стен купола биома — гигантская мозаика из черных панелей и стяжек, расположенных между опорами, высотой и прочностью не уступающих небоскребам. В остальном, куда ни глянь, вплоть до изогнутого горизонта в трех километрах от Мэси тянулась изъеденная кратерами равнина.

Система навигации в скафандре высвечивала и обозначала объекты, разбросанные посреди голого лунного пейзажа. Холм с плоской вершиной к северо–западу у горизонта представлял собой границу кратера Уэлтау. Перед ним раскинулась ферма, где разводили вакуумные организмы. Примерно в двух километрах от шлюза в тени длинного невысокого уступа стояли шеренги роботов–строителей. Еще было несколько подсобных помещений. По краю площадки проходила серебристая дорога, опоясывающая купол биома. Если верить навигационной системе, трасса вела прямиком в город. Мэси предстояла пешая прогулка длиной около десяти километров. Даже при низкой гравитации Каллисто на это уйдет больше часа, при условии, что она вообще сможет прошагать так далеко в громоздком скафандре с вывихнутой лодыжкой. Однако оставаться здесь было нельзя. Спеллер Твен и Лок Ифрахим вскоре вычислят, куда она направилась, и не дадут ей улизнуть.

Преодолев три уровня все нарастающих визуальных предупреждений, Мэси отключила радиомаячок скафандра и двинулась по направлению к линии роботов. Ее охватывала все та же нереальная смесь чувств — восхищения, ужаса и решительности, — то же самое она испытывала, когда сбежала из Церкви Божественной Регрессии. Но тогда она целый год планировала свой побег: собрала и спрятала по периметру запасы провизии, одежду на смену, запомнила три различных маршрута до ближайшего шоссе, написала компьютерного червя, который отключил отвечающий за безопасность ИИ. Она украла транквилизаторы в аптеке, чтобы усыпить сторожевых собак, подготовила и отрепетировала каждый шаг своего побега. А сейчас все приходилось придумывать на ходу.

Она уже почти достигла шеренги роботов и теперь направлялась к маленькому бульдозеру, у которого литое сиденье возвышалось над широким ножом. Ей всего–то и нужно было понять, как его запустить, — тогда она сможет с шиком въехать в город.

На виртуальном дисплее замигала иконка, ухудшая обзор: по одному из каналов связи малого радиуса действия шел входящий звонок. Мэси повернулась и ощутила выплеск адреналина: от шлюза по дальней стороне низины, где в пыли отчетливо виднелась дорожка ее следов, медленно, шаркающей походкой, словно старик на льду, двигалась фигура в красном — точь–в–точь как у нее — скафандре. Она нырнула в проход между двумя большими машинами, вернулась по собственным следам и укрылась в абсолютной темноте, которую создавала тень от трехметрового колеса.

Человек — маленькая яркая точка на фоне темной земли — шел точно в ее направлении и приближался. Девушка ощупала сумки и держатели на поясе с инструментами, и тут перед глазами встала картина — тазер, лежащий на полу рядом с рамкой, на которой висели скафандры. Идиотка, Мэси, какая же ты идиотка. Все равно что забыть закрыть шлюз. Иконка продолжала мигать. Что ж, этот сукин сын уже знает, где она находится, так что, ответив на звонок, Мэси хотя бы поймет, с кем имеет дело.

— Вот вы где, — раздался голос Лока Ифрахима, когда она открыла канал связи. — Послушайте, Мэси, я здесь, чтобы помочь вам. Не волнуйтесь и давайте без глупостей. Вдвоем мы сможем все разрулить.

— И как же?

Сейчас Мэси не сомневалась, что Лок Ифрахим и Спеллер Твен с самого начала собирались ее подставить и повесить на нее убийство бедняжки Урсулы. Но девушке удалось нарушить их планы и сбежать, так что теперь им придется убить Мэси. Ведь если она попадет к городским полицейским, то непременно раскроет их заговор. Девушка двинулась к самому крупному роботу–строителю — крану, установленному на трех парах широких гусениц. За время ра боты в СМР она повидала много разной крупногабаритной техники, но это был настоящий монстр. Только платформа в длину достигала пятидесяти метров. А его раздвижная стрела из тонких балок композитного фуллерена, поднятая под углом в тридцать градусов, была в два раза длинней.

— Нам нужно сесть и поговорить, рассказать все без утайки, — начал Лок Ифрахим. — Прежде всего я хочу знать, что произошло между вами и Урсулой.

— Когда я ее обнаружила, она была уже мертва. Уж кому, как не вам, знать.

— Мне известно лишь то, что мистер Твен застал вас рядом с телом. Вы на него напали и сбежали. Выглядит не слишком обнадеживающе. Но я готов выслушать вашу версию событий. Готов посодействовать, помочь вам определиться, что делать дальше.

— Я знаю лишь одно. Урсула оказалась права. Кто–то пытается саботировать строительство биома, — заявила Мэси и прервала связь.

Она подумывала позвонить Лорис, но сколько той потребуется времени, чтобы пригнать сюда помощь? Можно попытаться сбежать, взобраться на уступ и двинуться вглубь территории. Воздуха и заряда батарей хватит больше чем на два дня. Только вот с вывихнутой лодыжкой у нее не получится двигаться достаточно быстро. И если Лок Ифрахим умеет управлять роботами–строителями, то он в два счета нагонит ее. Придется выйти против него один на один прямо здесь и сейчас, решила она.

Мэси покинула спасительную тень крана и побежала. При каждом шаге боль пронзала всю ногу от лодыжки до колена. Она запрыгнула на широкую гусеницу, но приземлилась неудачно, и ей пришлось ухватиться за соединение между траками, чтобы не свалиться. Несколько секунд она лежала неподвижно, борясь с головокружением и восстанавливая дыхание, а затем подползла к краю. Находясь в пяти метрах над землей, она могла видеть, как Лок Ифрахим движется вдоль цепочки строительных роботов, перебегает из одной тени в другую и целится тазером в те места, где могла бы прятаться Мэси. Даже когда он замирал в темных участках, Мэси видела его в инфракрасном спектре: изоляция скафандра и система переработки тепла были несовершенны — дипломат, подобно призраку, светился белой точкой, на восемьдесят градусов горячее окружающего ледяного ландшафта.

Стоит мужчине поднять глаза — и ей конец. Но Лок Ифрахим слишком увлекся тем, что искал ее под рамами, за колесами и гусеницами строительных роботов… Мэси отползла назад и замерла. Прошло минут десять, прежде чем она решилась выглянуть вновь. Сперва она не обнаружила дипломата, но, повернувшись, заметила фигуру, крадущуюся вдоль дальнего конца крана: Лок наклонялся и всматривался в тень под машиной, будто человек, который ищет потерявшегося питомца. Мэси оттолкнулась и ринулась вниз по гусенице крана, затем спрыгнула и, описав длинную параболу в воздухе, врезалась в мужчину, сбив его с ног. Дипломат попытался ретироваться, но она двумя руками схватила его за шлем и ударила о землю, покрытую мелкой зернистой пылью вроде песка. Открыв радиорелейный канал связи, она спросила, хочет ли он жить.

— Убив меня, вы подпишете себе приговор. И смерть ваша не будет приятной, — сказал он. — Убийц они отправляют в вакуум.

— Вакуум грозит вам, если вы не замолчите, — заявила Мэси и прервала связь.

Она устала, нога причиняла адские муки. Меньше всего ей хотелось слушать всю эту чушь.

Ей так и не удалось найти тазер — наверное, дипломат выронил оружие, когда Мэси сшибла его с ног. Однако на поясе у него висели пластиковые наручники, и с их помощью она сцепила его руки за спиной, после чего вывела на экран телефонный справочник города и набрала номер.

Лорис ответила сразу же и первым делом поинтересовалась, всё ли с Мэси в порядке.

— Хотела поблагодарить за тот удар беспилотником по мистеру Твену. Это ведь твоих рук дело, не так ли?

— Не нужно было убегать, Мэси. Я знала, тебя подставили. Я пришла помочь.

— А про то, что Лок Ифрахим отправился за мной, ты знала? Хорошо, что я прыгнула на него. Если честно, то в данный момент я на нем сижу. Вы можете допросить его…

— Нет. У него дипломатическая неприкосновенность. Но мы можем забрать тебя. Где ты находишься?

— Отпустите его, и он точно объявит, что мы с Урсулой готовили диверсию. Включая случай с культурами Skeletonema, ведь этот проект идет под моим руководством. Они будут утверждать, что мы не сошлись во мнениях и я убила Урсулу в пылу ссоры. Держу пари, Твен и Ифрахим повесят на меня и смерть Манни Варго: они сумеют найти убедительные доказательства — скажут, Мании обнаружил, что погрузили не ту культуру.

— Или просто что его смерть навредит проекту, — согласилась Лорис. — Мэси, нам известно далеко не всё. И, вероятно, мы никогда и не узнаем всех деталей. Но мы уверены, что ты невиновна и лишь оказалась втянутой во всю эту кутерьму. Поэтому мы готовы предложить тебе защиту.

И тут Мэси осенило: ее использовали, чтобы избавиться от Спеллера Твена и Лока Ифрахима. Переиграли. Сделали пешкой, которой можно пожертвовать.

— Меня использовали обе стороны, не так ли? — заметила Мэси.

— Мы благодарны за оказанную помощь, — ответила Лорис. — И я хочу, чтобы ты знала: не все так плохо, как кажется.

— Пути обратно в команду мне нет — это ясно как божий день. С западной стороны купола стоит группка строительных роботов. Найдешь меня здесь.

— Уже выдвигаюсь, — отреагировала Лорис. — Не волнуйся, Мэси. Ты сделала правильный выбор.

Мэси заметила лежащий в пыли тазер и отошла от Лока Ифрахима, чтобы поднять оружие. Мужчина перекатился и попытался сесть, но отказался от этой идеи, когда Мэси навела на него тазер. Иконка радиорелейного канала замигала вновь, но Мэси ее проигнорировала. Ей нечего было сказать дипломату.

Спустя несколько минут система навигации скафандра уведомила ее о приближении транспортного средства — яркая точка, взятая в квадратные скобки, плавно двигалась на фоне черного неба. Очень скоро она превратилась в платформу с двигателями малой тяги, которой управлял человек в скафандре. Лок Ифрахим принял сидячее положение. Мэси, не обращая на него внимания, наблюдала за подлетающим транспортом: временами, корректируя курс, включались ракетные двигатели, платформа снижалась, поднимая облака пыли, и наконец приземлилась на паучьи ноги.

Мэси помахала. В памяти всплыли картины далекого прошлого: вот она, затаив дыхание, стоит на темной дороге в Небраске посреди ночи, вот запрыгивает в остановившееся такси, к ней поворачивается водитель — увесистая женщина с коротко стриженными светлыми волосами и рябым лицом. Она спрашивает Мэси, куда та направляется. А Мэси с безрассудной наивностью, которую прощают лишь молодым, отвечает: «Куда угодно, лишь бы подальше отсюда».

Человек на платформе поднял руку и коснулся шлема.

Мэси уже однажды кардинально поменяла свою жизнь. Теперь она собиралась сделать это снова. Девушка включила канал связи малого радиуса действия и сказала Локу Ифрахиму:

— Можете передать мистеру Пейшоту, что я увольняюсь.

Вот и всё — она снова беглец.

9

Шри Хон–Оуэн летела на Каллисто со старшим сыном Альдером на небольшом транспортном судне «Луиш Инасьо да Сильва», оборудованном прототипом новейшего термоядерного двигателя. Корабль сумел сократить рекордное время перелета Земля — Юпитер на две трети, что как нельзя лучше демонстрировало технологическое превосходство семьи Пейшоту и в то же время служило отличной рекламой для каллистян. У Шри была очень насыщенная программа: посещение ферм, заводов и лабораторий, встречи с членами Сената Каллисто и влиятельными гражданами Радужного Моста, участие в церемонии, посвященной первой стадии создания озера в биоме, и так далее и тому подобное. А еще она хотела познакомиться со знаменитым гением генетики Авернус. Но перво–наперво Шри предстояло разрулить запутанную ситуацию с неудавшейся попыткой диверсии, убийством Урсулы Фрей и бегством Мэси Миннот. Поэтому в своем плотном графике она выделила время, чтобы поговорить с рядовым дипломатом, который оказался в эпицентре событий.

Лока Ифрахима пригласили в номер Шри Хон–Оуэн на следующий день после ее прибытия. Апартаменты располагались в пентхаусе жилого комплекса в одной из гигантских опор купола. Дипломат пришел точно к назначенному времени. Секретарь Шри Хон–Оуэн досмотрел Лока с ног до головы, а после оставил торчать в фойе. Лок полагал, его вынудили ждать, чтобы поставить на место и заставить понервничать, если ему было о чем волноваться. Только дипломата это не задело. Напротив, у него появилось время еще раз отрепетировать свою историю. А кроме того, Лок мог наблюдать за людьми, что приходили и уходили. Ему это нравилось — пытаться угадать их мотивы, прочесть их мысли, определить, могут ли они оказаться ему полезными.

В этот момент из комнаты Шри Хон–Оуэн вышли двое сотрудников правоохранительных органов, те, которые допрашивали его о смерти Урсулы Фрей. Один из них — высокая суровая женщина с квадратом седых волос на макушке, похожих на снежную шапку в горах, холодно улыбнулась Локу и спросила, будет ли он так же сотрудничать со своим боссом, как с ней.

Лок в ответ расплылся в улыбке:

— Профессор–доктор Хон–Оуэн мне не начальник. Я работаю на бразильское правительство, а не на семью Пейшоту.

— У меня сложилось впечатление, что вы печетесь о себе, а не о правительстве.

— А я никак не могу избавиться от мысли, что ваш город не укрывал бы Мэси Миннот, если бы был хоть немного заинтересован в проекте.

— Нам обоим прекрасно известно, что Мэси Миннот никак не связана с убийством Урсулы, — заявила блюститель порядка с белыми волосами.

— Такой информации у меня нет. Напротив, я свидетельствовал об обратном. Только вы предпочли проигнорировать мои показания.

— Откажитесь от своей дипломатической неприкосновенности — вот тогда я с радостью обсужу с вами эти так называемые доказательства.

В ее горящем взгляде читались досада и злость. Лок согласился на непродолжительную беседу с полицейскими после смерти Урсулы Фрей и бегства Мэси Миннот, но провести официальный допрос им не разрешили и уж тем более не дали протестировать дипломата с помощью МРТ. Все, что им оставалось, — выслушать его заявление, задать парочку вежливых вопросов и отпустить. В Сенате Каллисто ходили кулуарные разговоры о том, чтобы исключить Лока из дипломатического корпуса, но это так ни к чему и не привело, поскольку ничто не связывало его напрямую с убийством мисс Фрей и уж точно никто не горел желанием разжечь дипломатический скандал, который нарушит ход торговых переговоров и открытие биома.

— Оставь его, Ди, — вмешался второй полицейский. — Он просто статист, не более.

— Я с вас глаз не спущу — только попробуйте еще наломать дров, — пригрозила офицер–блондинка и двинулась прочь.

— Откуда же теперь взяться проблемам, когда Мэси Миннот под вашей опекой? — громко произнес Лок, когда служители порядка двинулись в сторону ряда поднимающихся и опускающихся платформ, которые здесь заменяли лифты. Секретарь Шри Хон–Оуэн оторвал взгляд от планшета, который сжимал в руках, и посмотрел на дипломата, но полицейские даже не оглянулись.

Да и черт с ними. В ходе расследования смерти Урсулы Фрей они бубнили какие–то угрозы, но так и не сумели к нему подобраться. Даже этому раззяве и недотепе Спеллеру Твену они ничего не сделали. Конечно же, полицейские изо всех сил постарались запудрить Шри Хон–Оуэн мозги своими подозрениями, но Лок именно этого от них и ждал. У него все было просчитано.

В конце концов дипломата все–таки проводили в номер. Комната производила впечатление, но не сказать, чтобы сильное: помещение напоминало пещеру с искусственной лужайкой, которая незаметно переходила в стены с виртуальными изображениями. На них табуны вымерших и выдуманных животных паслись на равнине, простирающейся до далеких гор. Шри Хон–Оуэн ждала Лока в дальнем углу в тенистой бамбуковой рощице, где среди разбросанных тут и там больших валунов росли папоротники. Изящная, стройная женщина в сшитом на заказ зеленом комбинезоне — специальной версии униформы, в которую облачалась строительная команда. Глаза ее скрывали спексы с серебряными линзами и толстой черной оправой. Ее бритый череп, невероятно бледный, напоминал фарфоровую чашу. Лок Ифрахим в своих удобных шлепанцах направился к женщине, поклонился настолько низко, насколько осмелился, и сказал, что он полностью к ее услугам.

— Присядем, — предложила Шри Хон–Оуэн, и среди изумрудной травы выросли два пригорка с плоскими вершинами.

Шри и Лок расположились друг напротив друга так близко, что колени их почти соприкасались.

— Я ознакомилась с отчетом о смерти мисс Фрей. — продолжила Шри Хон–Оуэн. — А теперь я хочу услышать вашу версию событий: ваши мысли, ваш взгляд на обстоятельства трагедии. В мельчайших подробностях.

Лок слышал, что гений генетики не отличается большим терпением и всегда говорит что думает. И все же ее прямота шокировала дипломата. Похоже, профессор считала Лока своего рода крепостным, напрямую ей подотчетным. Однако Лок проигнорировал то, что она принизила его статус, тем самым нанеся оскорбление, — ведь ему нужно было очаровать ее. И он принялся излагать свою концепцию произошедшего спокойно, бегло и уверенно. Дипломат рассказал: возлюбленная Эммануэля Варго, Урсула Фрей, настаивала на том, что смерть инженера не была несчастным случаем, уверяла, что его убили лица, стремившиеся саботировать проект строительства. Ее обвинения основывались лишь на одном факте — пропаже планшета Эммануэля Варго. Однако, поскольку мисс Фрей являлась членом клана Фонтейн, Эуклидес Пейшоту не мог просто отклонить претензии Урсулы. Поэтому он поручил главе службы безопасности Спеллеру Твену разобраться в сложившейся ситуации так, как тот сочтет нужным. И тогда мистер Твен обратился за помощью в посольство.

— Посол, как и мистер Твен, не хотел рисковать и оказаться втянутым в политические перипетии. В результате он поручил это задание низшему по рангу члену дипломатической миссии, то есть мне, — поведал Лок Ифрахим; на лице его появилась едва заметная скромная улыбка. — Мы с мистером Твеном решили привлечь к сотрудничеству другого члена семьи Фонтейн из строительного отряда — Мэси Миннот. По нашей просьбе мисс Миннот попыталась убедить Урсулу Фрей отказаться от своих поисков, однако та не только не послушалась, но и втянула мисс Миннот в свое расследование, попросив ее добыть копии рабочих журналов. Как вы понимаете, Урсула собиралась отыскать в них доказательства диверсии, но у нее не было доступа к файлам. Мистер Твен закрыл его в качестве меры предосторожности.

— Почему он так поступил?

— На самом деле это ему посоветовал я. Я боялся, что Урсула Фрей может поддаться искушению изменить записи так, чтобы они подтверждали убийство Эммануэля Варго. Дело в том, что она вела себя довольно неразумно и казалась способной на любой шаг.

— Понятно. Значит, доступ был блокирован не потому, что вы боялись, что Урсула докопается до нежелательной правды.

— Отнюдь нет! Мы сами позволили мисс Миннот скопировать данные и передать их Урсуле. По прошествии нескольких дней мисс Фрей заявила, будто обнаружила нечто важное. Она назначила встречу мисс Миннот, но тут вмешались мы и попытались переговорить с Урсулой.

— А мисс Фрей поделилась с вами своими находками? — спросила Шри Хон–Оуэн.

Лок знал, что профессор уже обнаружила информацию, которую Спеллер Твен внес в рабочие журналы, прежде чем Мэси Миннот их скопировала, — тонкие намеки на то, что в заговоре замешаны Кристин Куоррик и Патрик Алан Аллард, зацепки, которые вели к реальной диверсии с культурами микроводорослей. И все же он сумел правдиво заявить, что Урсула Фрей напрочь отказалась сотрудничать.

— После того как мы ее отпустили, должно быть, Урсула направилась на встречу с Мэси Миннот. Однако система наблюдения в биоме отказала. Мисс Фрей убили. Мистер Твен преследовал Мэси Миннот, но ей удалось сбежать.

— Вроде бы она выстрелила в него из его же тазера.

— Да, мэм. После того как кто–то воспользовался беспилотником и сбил мистера Твена с ног.

— Где находились вы, когда все это происходило?

Шри Хон–Оуэн наклонилась и положила ладони на колени. Лок мог видеть собственное двойное отражение в серебряных линзах спексов. Он не сомневался: профессор изучает, насколько расширились его зрачки, велик ли приток крови к капиллярам на его лице — она искала любой намек на то, что он лжет. Однако Лок был уверен в собственных силах: его хорошо тренировали, и никто не в состоянии разоблачить его блеф. Кроме того, составленная им история в целом звучит вполне правдоподобно, разве что он опустил несколько компрометирующих фактов.

— Я находился поблизости и следил за мисс Миннот при помощи дрона, пока не накрылась система.

— То есть, кто убил Урсулу Фрей, вы не видели.

— Я ничего не видел, пока беспилотник снова не вышел на связь. Тогда я продолжил преследовать Мэси Миннот.

К сожалению, она сбила машину тазером, который забрала у мистера Твена. Я лично бросился вдогонку, но ей удалось сбежать.

— Она одолела мистера Твена и взяла верх над вами.

— Прежде чем попасть в команду проекта, она работала в Службе мелиорации и реконструкции. У нее военная подготовка. Мне очень жать, но, в отличие от мистера Твена, я не обучен подобным действиям.

— Мистер Твен заявляет, будто видел, как она выстрелила Урсуле Фрей в голову из строительного пистолета для забивания гвоздей, — сказала Шри Хон–Оуэн.

— Да, именно так он и свидетельствовал, мэм. Полагаю, орудие убийства являлось частью оборудования, приписанного к лаборатории мисс Миннот. Позже его выловили из озера.

(Куда этот идиот Спеллер Твен его бросил.)

— Еще мистер Твен утверждает, что Урсула Фрей убила Эммануэля Варго, — продолжила профессор. — Вы этому верите?

— Не приходится сомневаться, что мисс Фрей последней видела мистера Варго перед тем, как команду погрузили в криосон, — ответил Лок. — После смерти Урсулы мистер Твен обнаружил планшет мистера Варго в покоях мисс Фрей. Он считает, Урсула могла заразить мистера Варго вирусом, вызвавшим после его пробуждения смерть, схожую с рассинхронизацией нейронов. Однако я вынужден признать: мне трудно увязать это с тем фактом, что мисс Фрей столь настойчиво твердила об убийстве, когда все считали, будто произошел несчастный случай. Это несоответствие меня очень беспокоит.

— Имеются ли у мистера Твена конкретные доказательства его предположения? — поинтересовалась Шри ХонОуэн. — Помимо того что был обнаружен планшет мистера Варго, который, кстати, с легкостью могли подбросить.

— Мистер Твен уверен, что мисс Фрей и мисс Миннот сотрудничали и пытались организовать диверсию, но позже между ними произошла ссора. К несчатью, мисс Миннот покинула Радужный Мост на следующий день после того, как дезертировала, — сообщил Лок. — Она направилась в Восточный Эдем, что на Ганимеде, на борту межорбитального транспортного корабля под названием «Долгий путь». Судно принадлежит человеку по имени Галилео By, двоюродному деду Лорис Шер Янагиты, которая работала ассистентом у мисс Миннот, а еще является дочерью одного из членов Сената Каллисто.

Лок наслаждался тем, как ему удалось все провернуть. После бегства Мэси Миннот дипломат быстро сообразил, что делать, и тем самым спас их план. Он не сомневался, что ему удастся свалить смерть Эммануэля Варго и Урсулы Фрей на нового козла отпущения. Ему только и нужно было посеять зерна сомнения в голове Эуклидеса Пейшоту и этого так называемого гения генетики, а потом его друзья позаботились бы об остальном.

— Значит, у мисс Миннот хорошие защитники. — заключила Шри Хон–Оуэн.

— Да, это так. Мы попросили у них дозволения переговорить с ней сразу после ее исчезновения, но нам отказали. Мы попытались вновь, после того как девушку перевезли в Восточный Эдем, и снова не получили разрешения. Не имея доступа к мисс Миннот, мы не могли продолжать расследование.

— А что же клан Фонтейн?

— Им придется потратить круглую сумму, чтобы добраться так далеко. Однако мисс Миннот подозревают в убийстве члена семьи тридцать второй степени родства. Так что не исключено, они предпримут попытку.

— Но ведь они отреклись от Урсулы Фрей.

Лок улыбнулся.

— Что ж, пожалуй да. Вся история доставила им много неудобств. Даже если мисс Миннот выполняла приказы Фонтейнов, вряд ли они встретят ее с распростертыми объятьями.

Шри Хон–Оуэн какое–то время изучала дипломата, а потом сказала:

— Позвольте, я вам кое–что покажу.

Он последовал за ней мимо бамбуковых зарослей и валунов к стеклянному пузырю, свисающему, словно дождевая капля, с большой опоры. Шри спокойно вошла в шар и двинулась вглубь его, но Лок замер в дверях: пол, как и изогнутые стены, был абсолютно прозрачным. Далеко внизу озерные воды лизали каменистый берег.

— Здесь мы сможем поговорить, ничего не опасаясь, — пояснила Шри Хон–Оуэн.

Создавалось впечатление, будто она парит в воздухе.

— Мои люди обнаружили несколько жучков в номере. Но нет гарантий, что они уничтожили их все. А вот здесь абсолютно стерильно. Стекло тонированное, а небольшой мотор создает в нем вибрации, поэтому никто не может нас подслушать. Заходите и закройте дверь.

Лок сделал, что велели, и ступил на стеклянный пол. Несомненно, профессору было что–то от него нужно — информация, услуга. Дав ей это сейчас, он сможет в дальнейшем манипулировать женщиной.

— У меня состоялась интереснейшая беседа со служителями закона, которые расследуют убийство мисс Фрей, — начала Шри Хон–Оуэн.

— Я видел, как они выходили из вашего номера, — промолвил Лок. Ему не хотелось на данном этапе настраивать гения генетики против себя, только не сейчас, когда она почти готова ему довериться. Поэтому он не стал говорить, что эту встречу с полицейскими специально подстроили, дабы выбить его из колеи, — плохо сработанный план, который он мгновенно раскусил.

— Они сообщили мне, что мисс Фрей умерла от того, что гвоздь попал в продолговатый мозг, — продолжила Шри Хон–Оуэн. — Смерть наступила мгновенно. Человеку, который произвел выстрел, либо очень повезло, либо он точно знал, что делает. Кроме того, характер раны указывает на то, что стреляли под углом сверху вниз, а наличие синяков на шее и руках мисс Фрей говорит о том, что кто–то держал ее сзади за запястья. Это противоречит показаниям мистера Твена, который заявляет, будто видел, как мисс Миннот и мисс Фрей боролись. Хотя мисс Фрей застрелили с близкого расстояния, полицейские не обнаружили следов кро–ви, мозга или костной ткани на одежде, оставленной мисс Миннот в шлюзе, когда она сбежала из биома. На пальцах мисс Миннот была кровь, это так, но она сказала офицерам, что проверяла пульс мисс Фрей. Тогда возникает вопрос, почему на орудии убийства нет ни отпечатков пальцев, ни следов ДНК. Мэси Миннот могла надеть перчатки, но их не нашли. Явно на ее руках ничего не было, когда она касалась тела, — иначе откуда бы взялась кровь? В общем, мистер Ифрахим, сотрудники правоохранительных органов не считают, что мисс Миннот убила мисс Фрей. И они также не верят показаниям мистера Твена. Спрошу напрямую: вы полагаете, что это дело рук мисс Миннот?

Вот оно. Лок придал лицу несколько озадаченное и обеспокоенное выражение, а затем приступил:

— Я изложил вам официальную версию. Но теперь… мы ведь можем говорить откровенно? Нет. Что вы, я вовсе не думаю, будто мисс Миннот повинна в смерти мисс Фрей.

— Тогда кто?

— Полагаю, ответ известен нам обоим, мэм.

— Мистер Твен убил Урсулу. Он ликвидировал бы и Мэси Миннот, но ей удалось бежать.

— Думаю, он собирался заявить, что мисс Миннот погибла в процессе задержания. Орудие убийства взято из инструментов ее лаборатории, вирус, отключивший систему наблюдения, запущен с ее планшета. Признаюсь, я бы ему поверил.

— Эммануэля Варго убил тоже он?

— Пожалуй, я не исключу такой возможности, — произнес Лок, словно эта мысль только что его посетила.

— Вы тоже находитесь под подозрением, я права?

— Если я в чем–то и виноват, так это в том, что повел себя наивно. Я с легкостью доверился мистеру Твену, и мне невероятно стыдно, ведь я оказался частью его махинаций. Тем более что теперь у него развязаны руки и он может продолжить.

— Что вы имеете в виду?

Лок чувствовал удовлетворение. Она попалась на его крючок. Он знал, что поймал ее.

— После того как обнаружили изменения в культуре диатомовых водорослей, команда принялась проверять все остальные привезенные образцы. Но никаких следов диверсии найти не удалось. Дальние совместно с нашими людьми вырастили свежие культуры диатомовых водорослей, и потому создание биома продолжится по графику. Нетрудно, однако, вообразить, что мистер Твен может планировать следующий шаг, начать действовать напрямую — например, убить кого–то.

— И кто же окажется его целью?

— Сожалею, но, вполне возможно, мишенью можете стать вы, мэм. Вы или Авернус.

— Если она вообще сюда приедет, чего мы пока не знаем. Вы поведали о своих подозрениях послу или Эуклидесу Пейшоту?

— Нет, что вы, упаси бог. У меня нет улик. Посол четко дал понять: он считает дело закрытым. Что же до господина Пейшоту… Со всем уважением, но он несколько… оторван от процесса.

Шри Хон–Оуэн кивнула:

— Что правда, то правда. Мистер Пейшоту получил свою должность, потому что его дядя гораздо лучшего о нем мнения, чем тот заслуживает.

Такая неосторожность профессора в высказываниях свидетельствовала о том, что Локу удалось заполучить ее доверие.

— Если я могу что–то для вас сделать, что угодно, вам стоит только попросить.

— А как же ваша клятва верности правительству?

— Правительство существует, чтобы служить кланам, мэм.

— Сколько вам лет, мистер Ифрахим?

— Двадцать пять.

— Двадцать пять. Кажется, вы родились в трущобах Каракаса. Уж очень быстро вы карабкаетесь по карьерной лестнице. Должно быть, вы очень амбициозны.

— Я хочу оказаться полезным. Чем могу.

— А вы очень интересное создание, мистер Ифрахим. — Женщина повернулась и посмотрела сквозь стеклянную стену пузыря. — Идите сюда, встаньте рядом, — добавила она.

Лок засеменил по прозрачному полу. Пальцы в шлепанцах свело судорогой, живот скрутило, внутри заворочалось чувство тревоги.

Шри Хон–Оуэн едва отражалась в стеклянном изгибе стены. Она глядела вдаль — на озеро, на разбросанные зеленые островки, возведенные между наклонными панельными стенами тента.

— Великолепно, не правда ли? — сказала профессор. — Не верится, что двадцать тысяч человек, ютящиеся на ледяной луне вдали от Солнца, способны создать что–либо столь масштабное. И все же вот оно — отстроено, укрыто герметичным куполом, с готовым ландшафтом. Меньше чем за год. Знаете ли вы, как им это удалось?

— У них много роботов…

— Знания, — перебила его Шри Хон–Оуэн. — Многое из того, что было утеряно на Земле после Переворота, они сохранили. И преумножали с тех самых пор. В то время как мы большую часть ресурсов потратили на восстановление и мелиорацию. Что, несомненно, дело хорошее. Необходимое. Благородное. Но я всё думаю, чего бы мы сумели добиться, имей мы контроль над технологиями и научными знаниями, которые дальние сберегли и развили. Вот почему клан Пейшоту согласился на предложение Авернус, отправил строительную команду возводить биом. Уже в течение многих лет они пытаются добиться мира между Землей и Внешней системой. И биом — главный этап в этой кампании. Знак доверия. Начало долгого и успешного торгового партнерства с дальними. Как и вы. мистер Ифрахим, я лишь сотрудник. Я работаю на правительство. На семью Пейшоту. Но уверена, вы понимаете: потенциальная прибыль от данного предприятия столь велика, что даже скромные рабочие вроде меня надеются получить свою маленькую долю. Однако это реально до тех пор, пока мы ставим интересы семьи выше личных. До тех пор, пока мы преданы ей до конца.

Лок разыграл обиду:

— А я-то надеялся, что мой откровенный рассказ об этом злосчастном происшествии докажет вам, что я хочу помочь.

— То, что мистер Твен убил Урсулу Фрей, очевидно. Если вы действительно хотите оказаться полезным, придется сделать больше.

Нет, ну правда, он готов был расцеловать Шри Хон–Оуэн. Мало того что она купилась на его историю, так еще и поверила, будто он рыскал в поисках интересных новостей в надежде на ответные услуги.

— Мистер Твен уже нанес ущерб вашему проекту, — промолвил он. — И он, бесспорно, связан с людьми, которые хотят еще больше усугубить положение. Позвольте мне добыть всю имеющуюся информацию. Тогда я, возможно, смогу вам помочь, и мы отыщем способ ликвидировать угрозу в его лице.

10

Позже Шри Хон–Оуэн спросила сына:

— Могу я ему доверять?

— Только если ваши интересы совпадают. Если нет… Смотри, Спеллера Твена он сдал с потрохами, только бы спасти собственную шкуру. И кто гарантирует, что нам он поведал всю правду?

Мать и сын восседали среди подушек в стеклянном пузыре. На биом опустилась ночь. Эльфийское лицо Альдера освещало неяркое мерцание планшета, лежащего у него на коленях. Юноша смотрел запись беседы с Локом Ифрахимом. Когда Шри наблюдала за тем, как Альдер изучает выражение лица дипломата, расширение его зрачков, сердце женщины переполняли нежность и неконтролируемая материнская любовь. Она лично запрограммировала геном сына — от строения скул и классических пропорций частей тела до излучаемого им тепла и сладковато–медового аромата феромонов, тем самым сделав его невероятно привлекательным. При этом и сама Шри не могла противостоять чарам Альдера. Ее прелестный золотой мальчик. Как же она рада, что взяла его с собой. Совсем скоро ему исполнится шестнадцать — пора бы узнать, как вершатся по–настоящему важные дела, и лучшей возможности, чем эта, не найти — первая ступенька сделки исторического масштаба. Кроме того, Альдер будет очень полезен: его шарм и харизма — неоценимое подспорье на светских мероприятиях.

— Судя по всему, он говорит правду, — заключил Альдер. — Но Лок — дипломат, а их обучают, как пройти проверку на детекторе лжи.

— Нет необходимости гадать, какая часть из сказанного правда, а какая — самовосхваление. Лучше подумать о том, какая информация навредит нам больше всего в том случае, если мы ею воспользуемся, а она окажется ложной.

Альдер задумался над словами матери, и на переносице его залегла морщинка.

— Так вот почему ты отказалась от его предложения и не отправила следить за Спеллером Твеном. Так ты бы оказалась у Лока в долгу. Он бы имел над тобой власть.

— А еще он получил бы от этого гораздо больше выгоды.

— Потому что он тоже причастен, — закончил за нее Альдер. — Он работал в тандеме с мистером Твеном. Теперь, когда их план обвинить Мэси Миннот в убийстве Урсулы Фрей не сработал, Лок хочет заставить Спеллера Твена замолчать, пока тот не успел его выдать.

— И кому же мистер Твен его выдаст?

— Правоохранительным органам?

— У Лока дипломатическая неприкосновенность. Максимум они могут потребовать, чтобы его выслали из города.

— Ну тогда, думаю, Эуклидесу Пейшоту. Или послу. У мистера Ифрахима будут большие неприятности, если те всё узнают.

— Посол не в счет: Лок Ифрахим работает на кого–то куда более могущественного, — сказала Шри.

— Ты сейчас о генерале? — уточнил Альдер.

— О нем или ком–нибудь из его многочисленных друзей и союзников. Что же до Эуклидеса, его поставил во главе проекта его знаменитый дядя только потому, что дела подобного масштаба должны оставаться под управлением одного из членов клана. Эуклидес не мог отказаться от такого предложения, но всегда давал понять, что на самом деле не предан проекту. Но даже с учетом этого его бездействие после убийства Урсулы Фрей — едва ли следствие обыкновенного безразличия. Он определенно перешел на другую сторону. Я всегда это подозревала, а теперь знаю наверняка.

Накануне, сразу по прибытии на Каллисто, Шри встретилась с Эуклидесом Пейшоту, но на все ее вопросы о смерти Эммануэля Варго и Урсулы Фрей и о бегстве Мэси Миннот мужчина лишь пожал плечами и заявил, что проект избавился от двух фонтейновских выродков, была остановлена попытка саботажа, будут выращены чистые диатомовые культуры, так что, на его взгляд, все сработало очень неплохо.

— Весомых доказательств того, что Эуклидес перебежчик, нет. Кроме того, даже если он не лучший кандидат на должность, Оскар доверился ему, — заметил Альдер.

— А Оскар никогда не ошибается.

— Во всяком случае — не в таких вопросах.

Шри и Альдер долго обсуждали, как переменились отношения и взгляды ключевых игроков клана Пейшоту, как те все больше отдаляются друг от друга. Как и его мать, Альдер считал, что мир с дальними — более выигрышный вариант, чем война. Но он также верил, что экопроповедник клана еще достаточно влиятелен и могуществен, хотя Шри полагала, что это мнение скорее эмоциональное, чем рациональное.

— Может, Оскар поступил правильно, доверившись Эуклидесу и поставив его во главе проекта, — сказала она. — Но с тех пор многое изменилось. После смерти Максимилиана.

— Но ты не передумала.

— Ты же знаешь, что нет.

Шри по привычке захотелось добавить «пока нет», но она не желала начинать спор о том, кому она все–таки предана — Оскару Финнегану Рамосу или работе над проектом «Оксбоу». Только не сейчас, когда ей требовалось сосредоточиться на более насущных проблемах. Да и потом она поддерживала строительство биома и все, что с этим строительством связано, жаждала его успеха. И дело вовсе не в том, что ей нелегко будет предать Оскара Финнегана Рамоса — она столько вложила в эту потрясающую программу. Кроме того, успех несомненно даст толчок их сотрудничеству с Авернус.

— У нас с Эуклидесом совершенно разные взгляды. Очевидно, он считает, что в его интересах сменить сторону и присоединиться к провоенной партии. Только этим объясняется его наплевательское отношение к проекту, — сказала Шри.

— А может, он тебе просто не нравится, — перечил Альдер, который все еще злился из–за ее намеков на то. что Оскар ошибается.

— Что в нем может нравиться? Тщеславный, высокомерный, не слишком–то умный, ко всему прочему. Как и все отпрыски, он имеет привилегированное положение, только выполнять обязательства, с ним связанные, не торопится. Они свой статус получили по наследству, Альдер, а мы всего добились сами. Вот почему мы лучше, пусть им и принадлежит большая часть мира. По той же причине мы выживем. Что бы ни произошло, мы останемся в живых.

Ненадолго повисла тишина, а затем Альдер произнес:

— Что бы ни произошло.

— Вот и отлично. Теперь, как мы поступим с Локом Ифрахимом и его намеками на то, что Спеллер Твен планирует меня убить?

— Напрямую выступить против Спеллера Твена мы не можем: он все еще работает на Эуклидеса Пейшоту. На помощь последнего рассчитывать также не приходится. Так что, видимо, придется притвориться, что мы доверяем дипломату.

Шри заключила в объятья своего смышленого мальчика и поцеловала в лоб.

— До тех пор пока Лок считает, будто мы ему верим, он в наших руках.

— Но за нами может прийти не Спеллер Твен, а, к примеру, Лок Ифрахим. Что, если он работает на генерала…

— Нет, — возразила Шри. — Я нужна генералу. Иначе зачем он предупредил меня на похоронах, да еще в столь резкой форме. Если мистер Ифрахим не солгал — и я действительно оказалась мишенью заговора, за этим стоит не Арвам.

— И тем не менее лучше в будущем держаться от мистера Ифрахима подальше.

— Убийца, если он вообще существует, пока ничего не станет предпринимать. Все произойдет в общественном месте — там, где это произведет особый эффект.

— Церемония открытия.

— Именно. А пока мы будем вести себя так, словно ничего не случилось. Выведи на экран свои файлы. Можешь проинструктировать, с кем я встречаюсь завтра.

11

Шри уже вытерпела нудную церемонию приветствия: плоские, банальные, совершенно не вдохновляющие речи, утомительный раунд знакомств, скучные беседы с неинтересными сановниками. Но худшее ждало впереди. На следующий день после встречи с Локом Ифрахимом экскурсии и встречи пошли сплошной чередой.

Собрания, на которых переговорщики от клана Пейшоту обрисовывали преимущества торговых отношений и детали возможных сделок, отнимали у нее драгоценные часы, но они хотя бы развлекали, пусть и в простоватой манере цирка. В отличие от заседаний госкомитетов и проводимых кланами конференций в Бразилиа, здесь презентации и дискуссии посещали не только сенаторы города и близлежащих поселений — захаживали и обычные граждане из любопытства. Похоже, особых правил или протокола ведения дебатов не существовало. Высказаться мог любой по любому поводу и в любой момент. Статус не играл никакой роли. Выиграть спор можно было как при помощи логики, так и просто отказавшись уступить другому. Масса времени тратилась на то, чтобы отстоять особые интересы или же выразить старые обиды, которые не имели никакого отношения к обсуждаемой теме. Однажды какой–то старый идиот, представлявший делегацию русских на отдаленных территориях Каллисто, два часа разглагольствовал, пытаясь втиснуть в обсуждаемый до кумент выгодные его клану условия. Но стоило ему сдаться, как другой, явно посторонний человек принялся зачитывать список бессмысленных вопросов. На это ушло оставшееся время, и в итоге собрание закончилось полным хаосом.

Шри постоянно ходила в спексах и снимала все подряд. На этих встречах важные вопросы не решались, поэтому ничего страшного, если Арвам Пейшоту ознакомится с ними — интересам мирной фракции это не повредит. Непробиваемые переговорщики клана будут выторговывать выгодные условия сделок позже, в ходе приватных бесед. Из того, что Шри успела увидеть, становилось ясно: земляне вполне способны обвести незадачливых дальних вокруг пальца и заключить выигрышные для себя сделки. Хотя жители Внешней системы в любом случае не скрывали своего интереса к новому термоядерному двигателю. Пока все шло к тому, что долгосрочный план Оскара Финнегана Рамоса, призванный обеспечить финансирование прикладных наук, осуществится, хотя некоторые члены семьи считали его пустой тратой ресурсов и яростно выступали против.

Шри записывала на видео и бесконечные экскурсии. Каллистяне чрезмерно гордились Радужным Мостом: они готовы были показать своим почетным гостям все его закоулки. Конечно же, для землян организовали тур по биому, по фермам, расположившимся в туннелях, по подземным садам, которые перерабатывали городские отходы, по типичным маленьким фабрикам, по образцовым квартирам, по крохотным паркам и по лесу–кладбищу…

Дипломатия никогда не давалась Шри, но сейчас приходилось притворяться, будто все, что показывают, вызывает у нее подлинный интерес, а еще выносить бестактные вопросы рядовых граждан, считавших, что они имеют право знать всё обо всех. Не спасло ситуацию и то, что представители принимающей стороны в большинстве случаев были лишь несколькими годами старше Альдера и оказались живыми, искренними, невероятно оптимистичными и преисполненными энтузиазма людьми. Шри считала их чересчур наивными идеалистами и была невысокого мнения о генетических вмешательствах, изменявших внешность, которыми сами дальние жутко гордились. Она спокойно относилась к модификациям для приспособления к низкой гравитации: изменениям в механизме абсорбции кальция костями, точно откалиброванном чувстве равновесия и проприорецепции, двухкамерным микросердцам в бедренной и подключичной артериях, предотвращающим скопление крови, и прочему подобному. А уж татуировки, шипы и чешуя, как и множество других глупых фантазий, казались и вовсе бесполезными, разве что демонстрировали пустое тщеславие их обладателей, радостно считающих себя вершиной человеческой эволюции, а свой город — Утопией. Холодное безразличие Шри к их нескладной пропаганде все больше смущало и озадачивало дальних.

Единственной экскурсией, которая по–настоящему интересовала Шри, была последняя в этой бесконечной череде поездка на ферму вакуумных организмов, что расположилась на равнине, в кратере к северу от Радужного Моста. Шри, Альдер и представители принимающей стороны отправились на роллигоне — почти прозрачной, похожей на аквариум кабине на шести больших колесах. Машина не спеша двигалась по широкой дороге, которая пролегала среди невысоких кряжей, возникших в результате сейсмической активности после древних столкновений с метеоритами. Стояла ночь. Диск Юпитера доминировал на черном небе. Повсюду небрежной расточительной рукой были разбросаны звезды — тысячи твердых немигающих точек всех цветов радуги.

Ферму построили в неглубоком кратере десяти километров в диаметре в центре равнины. Сквозь щель между пологими краями кратера открывался вид на лоскутное одеяло полей вакуумных организмов. На востоке и западе произрастали монокультуры, которые синтезировали пластик и постепенно накапливали углерод, водород, кислород и азот: если погибнут традиционные культуры в туннелях, этих запасов хватит, чтобы прокормить население города в течение нескольких месяцев. Тысячи гектаров вакуумных организмов собирали чистый графит, образовывавший пленку на их поверхности. Затем этот минерал люди использовали в производстве алмазов и фуллерена. Однако представшие их взору поля служили лишь рассадниками организмов, которые в дальнейшем переместят на богатые металлом земли, распространенные на поверхности Каллисто. Некоторые образцы были хемотрофами и получали энергию в процессе окисления серы и двухвалентного железа; другие использовали солнечный свет и электрохимическую энергию, вырабатываемую из–за перепадов температур в коре — их корни проникали на сотни метров вглубь, создавая плотную ветвистую паутину в толще льда, извлекали металлы и превращали их в наросты, которые позже собирали люди. На Каллисто и других спутниках Юпитера металлов не хватало: как правило, они появлялись от столкновений с метеоритами. Болиды и отколовшиеся остатки крупных метеоритов люди выкапывали, однако в результате множества мелких столкновений в толще льда оказались залежи металлов, которые только вакуумные организмы и могли эффективно извлечь.

Вакуумные организмы представляли собой пограничное явление между машинами и живыми существами — улей, самоорганизующийся рой различного рода микроскопических роботов, которые вели себя подобно клеткам живых организмов: они редуплицировали, меняли форму и метаболические механизмы согласно простым правилам, запрограммированным в гигантских самовоспроизводящихся молекулах, аналогичных ДНК. Организмы росли и размножались при температурах вплоть до минус двухсот двадцати градусов Цельсия и формировали структуры, которые гармонично дополняли суровый лунный пейзаж. Самые распространенные морфологические типы повторяли строение лишайников, от морщинистых или остроконечных наростов до клубков волокон. Из твердого льда поднимались длинные ряды оригинальных изящных фигур, лопастей, плоских плавников. Они всегда высаживались с ориентацией с севера на юг, чтобы увеличить количество света, которое могли собрать организмы. А поскольку уровень освещения рядом с Юпитером невысок — всего четыре процента от среднего количества солнечного света, достигающего поверхности Земли, — все виды вакуумных организмов были насыщенного черного цвета, чтобы поглощать свет. Поездка в роллигоне по насыпной дороге среди полей, покрытых рыжевато–коричневой пылью, казалась путешествием вдоль гигантской страницы древнего манускрипта, написанного иероглифами давно забытого языка.

Альдер пришел в восторг и от роботов, вышагивающих вдоль рядов вакуумных организмов, и от того факта, что большинство рабочих на ферме были осужденными, отбывающими исправительный срок. Его и Шри отвели в лабораторию, где Авернус работала в период становления Внешней системы, когда создание вакуумных организмов, улучшенных культур и новых съедобных растений в дополнение к выращиваемым традиционным являлось средством выживания. Альдер задавал всевозможные вопросы и беззастенчиво пользовался своим умением очаровывать людей, притворяясь невинным, преисполненным энтузиазма ребенком.

Лаборатории располагались в помещениях с низкими потолками. Внутренние стены были сделаны из красно–коричневого кирпича, производимого из спрессованной пыли. Скрепляющий их цемент почернел от времени. Большая часть комнат пустовала, так как рабочих–заключенных держали в новом здании к югу отсюда, да и в лабораториях не горел свет, а оборудование выглядело устаревшим — им явно редко пользовались. Несмотря на то что в общих комнатах, где Шри, Альдер и их хозяева обедали, постелили чистые скатерти, на столах сверкали хрустальная посуда и фарфор, в вазах благоухали свежие цветы, создавалось впечатление, что здание заброшено и покинуто. Похоже, сейчас исследования здесь практически не проводятся.

В свое время Шри заявила о себе, разработав искусственную систему фотосинтеза, которая была почти на пять процентов эффективнее любой когда–либо созданной Авернус. Теперь профессор рассказывала своим хозяевам о вакуумных организмах, растущих вокруг лунного города Адьена.

— Вы могли бы высаживать их здесь, если бы сделали освещение. Или использовать вакуумные организмы, живу–щие на электрохимической энергии, в качестве исходного штамма. С их помощью я вывела много модификаций. Основную и запасную систему подачи электроэнергии можно подключить напрямую к полю и смотреть, как они растут. Мне бы пришлось изменить ген и адаптировать их к более низким температурам на поверхности, но это несложно. Полагаю, мне бы удалось увеличить продуктивность где–то на два порядка.

Кто–то из ученых, работавших в лаборатории, ответил, что идея несомненно интересная, но им вовсе не требуется повышать производительность. Демографическая ситуация в Радужном Мосту стабильна, а имеющиеся фермы и без того производят больше, чем требуется.

Когда Шри поинтересовалась, что произойдет, если население начнет внезапно расти, ну, например, если приток иммигрантов увеличится, окружающие перестали смотреть ей прямо в глаза, а если и осмеливались, то взгляды их ничего не выражали.

— Не думаю, что вам стоит исключать подобную возможность, — продолжала Шри. — Здесь предостаточно свободных территорий. А на Земле люди ютятся в городах и с радостью ухватятся за шанс обрести новый дом.

Очень вежливо ее хозяева выразили сомнения по поводу желания землян переселиться на Каллисто и добавили, что экономически это неосуществимо. Шри возразила, что в ходе процесса восстановления зеленого покрова планеты большинство жителей Земли свезли в города и, несмотря на всеохватывающие программы, направленные на снижение рождаемости, население земного шара продолжало расти, так как люди стали жить дольше. Рано или поздно эмиграция должна начаться, причем не только на Луну, которая в любом случае не сможет принять много людей из–за нехватки воды. Новый термоядерный двигатель значительно упрощал путешествия во Внешнюю систему. Кроме того, на данном этапе погрузить человека в гибернацию и отправить на обычном грузовом корабле стоило не таких больших денег.

Шри пыталась добиться от дальних реакции, но это было все равно что тыкать палкой морские анемоны: пара толчков — и они закрывались. Только Дэвон Пайк, старый гений генетики, занимающий почетное положение в лаборатории, ответил ей.

Тощий, как шпала, но при этом невероятно энергичный, с копной седых волос, Дэвон принадлежал к первому поколению дальних. Они работали с Авернус в этих лабораториях более восьмидесяти лет назад. Из того, что Шри читала о Пайке, готовясь к поездке, она знала, что он обладает скромным талантом встраивать возможности одних видов в ДНК других, но воображения ему не хватает. Его можно назвать хорошим ремесленником, но никак не творцом.

— Дело в том, мэм, что Радужный Мост — старейшее и крупнейшее поселение во Внешней системе, — сказал Дэвон. — Его основали более ста лет назад, при этом, несмотря на продлевающую жизнь терапию, нас по–прежнему чуть меньше двадцати тысяч человек. Мы живем по средствам. И нам совсем не хочется повторять ошибки землян. Сейчас восстановление после перенаселения и Переворота на Земле — почти религия. И все же вы считаете, будто нам удастся пережить то, что едва не погубило землян. Право же, странно.

— Нравится вам это или нет, но новый термоядерный двигатель все изменит, — настаивала Шри. — Он сократит расстояние между системами Юпитера и Сатурна и позволит вам исследовать и использовать новые территории. А еще он примирит и объединит Внешнюю систему с Землей.

— Вероятно, тогда нам лучше обойтись без него, — заявил Дэвон Пайк.

— Но он уже существует, дедушка, — сказал кто–то из молодого поколения дальних. — Мы не можем этого изменить.

— Можно будет легко долететь до Нептуна и Урана, — вмешался другой. — А еще до пояса Койпера.

— Нам не нужны новые территории, — заявил старик и повернулся спиной к Шри. — Вы забрали у нас Луну. И Марс. Хотя после того, как вы поубивали всех марсиан, вы ничего не делали на этой планете. Теперь же вы собираетесь приехать сюда и привезти новые беды.

— На Марс напала Демократическая Республика Китай. Такой страны больше не существует, — сказала Шри. — Это уже древняя история. Времена изменились. На Земле мы ежедневно осознаем это, стараясь ликвидировать последствия экологических преступлений наших прапрапрадедов. Право, если быть откровенной, меня удивляет, что здесь есть люди, готовые поддерживать статус–кво лишь потому, что им так удобно. Вы против космической экспансии. Полагаю, проект биома вы тоже не поддерживаете.

— Биом — ошибка, — упорствовал пожилой мужчина. — Я очень уважаю Авернус и не сомневаюсь в ее щедрости. Но нам не нужны напоминания о том, что мы оставили в прошлом. Мы начали жить заново.

— Заново? Когда лаборатории последний раз разработали новый вид вакуумных организмов? Не просто модификацию или незначительные изменения уже существующих типов, а что–то абсолютно новое?

— Пожалуй, об этом вам нужно спросить директора…

— Незачем, — возразила Шри. — Ваши исследовательские программы по меньшей мере банальны. Любительские проекты. Долгое время, пока вы сидели в своих архивах и генных лабораториях, у вас было преимущество перед нами, но мы догоняем. У нас есть энергия, присутствие духа и видение, которого вам недостает.

Дэвон Пайк буркнул что–то в ответ, но Шри не обратила на его слова внимания. Внутри у нее все пело. Ее слова не были пропагандой. На такие вещи у нее просто не оставалось времени. Она верила в сказанное всем сердцем. За соседним столом Альдер, неотразимый в красном облегающем костюме, болтал с группкой молодых ученых. Шри с любовью подумала о том, какой прекрасный тандем у них получился. Хозяева, конечно же, из вежливости притворились, будто ее прямолинейность и резкость их забавляют, и попытались направить разговор в нужное русло, подальше от спорных вопросов, но Шри прервала их беспечную болтовню.

— Однажды вы многого достигли, я признаю это. Вы не просто выжили — вы создали новый способ жить. Вы продолжали научные исследования. Но сейчас вы растеряли передовой дух, который позволил вам совершить все те чудеса. Общество, как и люди, когда стареет, начинает бояться перемен. Такова человеческая природа. Молодежь жаждет приключений, пока старики сидят дома и предаются воспоминаниям. Однако пришло время отпустить прошлое. Время смотреть в будущее. Разве у вас не демократия? Все равны. Каждый имеет право высказаться. Каждый может поставить предложение на голосование. Но уже довольно долго, мистер Пайк, ваше поколение обладает непропорционально большим количеством голосов. Не верите мне — спросите своих правнуков.

— Им не стоит забывать, что земляне сделали нам, — упрямо продолжал Дэвон Пайк. — То, что произошло на Луне и Марсе. Почему мы прилетели сюда.

Шри огляделась — кроме пожилого гения генетики, все как один — даже молодые дальние — отводили глаза.

— Возможно, Авернус смотрит на будущее рациональнее, — сказала профессор. — Я с нетерпением жду встречи с ней.

Шри не сомневалась, у них с Авернус найдется множество тем для разговора. Ее уверенность была непоколебима. Да, она пока что не стала самым влиятельным и самым опытным гением генетики, но она несомненно лучшая. Вполне закономерно, что Авернус захочет пообщаться с человеком, равным себе.

После того как решение о строительстве биома окончательно приняли, Шри сделала всё, что в ее силах, чтобы связаться с Авернус. Профессор Хон–Оуэн даже отправила на постоянный адрес Авернус в Париже на Дионе копию своего исследования в переплете из кожи, искусственно выращенной в чане для ферментации, — того самого исследования, благодаря которому Шри сделала себе имя. Но до сих пор профессор не получила ответа, никакого намека на то, что Авернус хочет с ней поговорить. Уже восемь дней она находилась на Каллисто, но пока так и не знала, посетит ли Авернус церемонию открытия. Стоило ей поинтересоваться об этом у хозяев, как они принимались отвечать уклончиво, чем сводили Шри с ума. Скорее всего, они и сами не ведали о планах Авернус, но из вежливости не признавались. Альдер тоже не слишком преуспел. Связи Шри в клане Пейшоту и Бразильском правительстве на Земле не дали информации о планах или местонахождении Авернус. Даже ее покровитель, Оскар Финнеган Рамос, потерпел фиаско.

— Она всегда вела себя очень скромно и не любила показываться на людях, — пояснил наставник Шри в последнем сообщении. — Наверное, тебе известно, что я виделся с ней лишь однажды. Лет сто назад. Да, как раз перед Переворотом. На конференции по моделям метаболических путей в первых вакуумных организмах. Конечно, в то время она была ведущим специалистом в этой области. Авернус на много лет опережала нас. Ее пригласили выступить с докладом на пленарном заседании, и до самого последнего момента никто понятия не имел, приедет ли она. В противном случае я бы занял ее место. Но потом всего за несколько часов до начала Авернус внезапно появилась на одной из открытых дискуссий — сидела в задних рядах. Представляешь себе, какая поднялась суматоха. Ее окружила толпа. Что же до самого выступления, то минимум три человека смогли почерпнуть из него идеи и сделать на них карьеру. А после она исчезла. Так что не волнуйся, дорогая. Она прилетит. Или не прилетит. Ты не узнаешь об этом до самой церемонии.

Профессор не могла рассказать Оскару, что есть вероятность покушения на Авернус со стороны кого–то вроде Спеллера Твена или Лока Ифрахима. И даже на саму Шри. Закрытый канал радиосвязи был ненадежен — женщина не сомневалась: он прослушивался не только дальними, но, вероятно, и Эуклидесом Пейшоту. Не говоря уже о генерале Арваме Пейшоту. Ее окружали враги. Доверять она могла лишь Альдеру и своему секретарю Ямилю Чо.

Сразу после поездки на ферму вакуумных организмов Шри встретилась со строительной бригадой, чтобы получить последние данные о ходе работ, а затем с молодым дипломатом Локом Ифрахимом, который готов был сообщить ей невероятно интересную информацию.

— Мистер Твен наведывался в свободную зону.

Шри сделала вид, будто ей ничего не известно о свободной зоне, и позволила Локу Ифрахиму описать правила и особенности этого места.

— Есть поговорка: происходящее в стенах свободной зоны никогда не покинет ее пределов. Но до меня дошли слухи, — вещал Лок Ифрахим, — будто состоялась встреча граждан, выступающих против проекта и идеи примирения в целом. Есть люди — полагаю, вы в курсе, — которые пойдут на всё, чтобы уничтожить проект.

— И кто же эти граждане? Вы знаете?

— Увы, нет. Пока нет. Но знаю: прежде чем Урсулу Фрей убили, она тоже несколько раз посещала свободную зону. Существует некая связь. Я просто уверен в этом. Я продолжу расследование и, можете быть спокойны, если что–то обнаружу, незамедлительно сообщу вам.

— Он хочет уверить меня, будто Спеллер Твен плетет заговор против меня, — заявила Шри Альдеру позже.

— Почему ты решила, что он врет? В конце концов, Спеллер Твен точно убил Урсулу Фрей.

Они лежали рядышком в пузыре. Альдер выковыривал ложкой рыхлую мякоть кремового яблока.

— Помнишь полицейских, с которыми я разговаривала?

— Конечно.

— Правительство города приказало им прекратить расследование смерти Урсулы Фрей, так как оно может вызвать политический скандал. Им это, конечно, совсем не понравилось. А когда я поведала, что Лок Ифрахим предложил мне голову Спеллера Твена на блюдечке, они очень заинтересовались. Офицеры разделяют наше мнение о том, что и Спеллер Твен, и Лок Ифрахим причастны к смерти мисс Фрей. И что теперь Лок Ифрахим использует Спеллера Твена с тем, чтобы отвлечь внимание и спокойно сделать следующий ход.

— Но чем полицейские смогут нам помочь, если расследование прекращено?

— Как все блюстители порядка, они готовы преступить закон, если того требует ситуация. Они тайно следили за Спеллером Твеном и Локом Ифрахимом. Именно так я узнала, что Спеллер Твен наведывается в свободную зону, еще до того, как мне об этом сообщил мистер Ифрахим. Я даже знаю, чем он там занимается. И это не имеет никакого отношения к заговору. Он посещает клуб, где люди занимаются сексом старым традиционным способом, только в масках и нарядах.

— Что, если секс лишь прикрытие?

— Без сомнений, Урсулу Фрей убил Спеллер Твен. Вероятно, ему приказал сам Эуклидес Пейшоту. А быть может, его уговорил Лок Ифрахим. Или он сам додумался. Но полицейские уверены, что его действия не связаны ни с какой группировкой в городе.

Альдер отправил в рот очередную ложку с мякотью и семенами и сказал:

— Думаю, я знаю, почему ты не хочешь нанести по мистеру Твену предупредительный удар.

— Знаешь? — улыбнулась Шри.

— Ты ждешь, когда кто–то из них совершит покушение на Авернус. Ты спасешь ее — она будет благодарна…

— И научит меня всему, что умеет? Милая фантазия. Но, боюсь, не более того. Фантазия сродни одной из твоих саг.

Альдер принял угрюмый вид, надул губы, прикрыл глаза. Так он казался еще прелестнее.

— Почему бы тебе не прекратить меня дразнить и не поведать, что ты замыслила? Ты же не собираешься сидеть сложа руки и ждать, что произойдет. Уж я-то знаю.

— Если честно, именно так я и планирую поступить.

— То есть мне беспокоиться не о чем, — заключил Альдер. — Ты обо всем позаботилась. И моя помощь не требуется.

— Не глупи. Разве я притащила бы тебя в такую даль, если бы не нуждалась в твоей помощи и твоих особых талантах? К примеру, в твоем умении заводить друзей. Я людей расстраиваю или отпугиваю, а вот быть дружелюбной… Для этого мне нужен ты.

— Что ж, ты сама сделала меня таким, какой я есть.

— Расскажи мне, о чем вы говорили сегодня за обедом. Мне показалось, ты завел новых друзей среди юных ученых на ферме.

— А, пустяки, — отмахнулся Альдер. — Разве что есть одна вещь. Но в сравнении с твоей задумкой она покажется скучноватой.

Шри знала: сыну не терпится поведать о своем открытии, но пришлось пощекотать и поцеловать его, прежде чем он сдался и рассказал, что несколько молодых ученых, работающих на исследовательской ферме, пригласили его отправиться в небольшой грот, служивший прототипом для ряда последних проектов Авернус.

— Что за грот?

— Небольшая расселина, — ответил Альдер. — Там растут вакуумные организмы. Но грот старый. Авернус создала его лет восемьдесят назад, а то и больше. Когда работала на той ферме.

— И какие это вакуумные организмы?

Альдер пожал плечами.

— Почему мне о нем не известно?

— Грот обнаружил года два назад кто–то из моих новых друзей. И с тех пор они держали его в секрете.

Альдер рассказал, что ребята из четвертого поколения граждан Радужного Моста с удовольствием отправлялись в походы и жили в палатках на так называемых задворках спутника.

— Они отправляются где–то на неделю, путешествуют пешком и преодолевают до нескольких сот километров. Говорят, нельзя прочувствовать землю, пока не прогуляешься по ней. Знаю, звучит глупо и попахивает мистицизмом, но они очень серьезно к этому относятся.

— И все это время они проводят вне купола в скафандрах?

— Они передвигаются между убежищами и оазисами. Занимаются этим уже больше десяти лет. Тут ведь есть разные племена. У каждого свой тотем и свой путь. По крайней мере, я так понял. Объяснения Бертон были очень пространными, но большая часть показалась мне полной ерундой.

— Бертон — из тех, кто позвал тебя посмотреть грот?

Альдер кивнул.

— Он неподалеку от исследовательской фермы. Что–то около ста километров.

— А Бертон и его друзья…

— Ее друзья.

— Они хотят, чтобы ты прошел сто километров пешком.

— На Луне я и большие расстояния покрывал.

— С Ямилем Чо и караваном роллигонов, следующих за вами. Может, стоит отправить с тобой Ямиля?

— Не думаю, что моим друзьям это понравится. — возразил Альдер. — Это одно из их секретных особенных мест. Со мной они решили поделиться тайной, потому что сейчас я их лучший новый друг. Да и потом всё не так опасно, как звучит. Ну а если что случится, ребята могут вызвать транспорт.

В глазах Альдера читалась молчаливая мольба. Он принес к ее ногам сокровище и ждал, что его похвалят и наградят. Шри поразмыслила несколько секунд — и решила сдаться. Настало время передать сыну часть ответственности, которой он так жаждал. Он увидит, что Шри ему доверяет. Кроме того, этот грот. Несомненное творение Авернус. Кто знает, какие в нем скрываются секреты…

Поэтому Шри обняла сына, сказала, что он здорово потрудился, и предупредила, что если дело дойдет до секса, то ему стоит быть осторожным и не терять голову.

— Сейчас ты пытаешься понять себя. — наставляла мать. — Но от этого процесса надо получать удовольствие. Не забывая при этом об осторожности, чтобы потом не аукнулось. Если выяснится, что в этом участвуют осужденные, прежде убедись, что их просканировали. И разумеется, ты привезешь образцы и видеозапись всего происходящего — помимо точных координат этого места.

— Я не дурак, — сказал Альдер, но уже без улыбки.

Шри поцеловала его в губы и ощутила нежный сладкий вкус кремового яблока, а с ним пряный аромат Альдера.

— Конечно, не глупый. Даже не знаю, что бы я без тебя делала.

12

Вот уже сотни лет поселения во Внешней системе жили своим замкнутым миром. Сперва они сосредоточились на том, чтобы выжить в спартанских условиях, затем — на создании прочной и надежной экосистемы, а заодно экономических и социальных механизмов. Но теперь дальние балансировали на краю социальной и культурной революции. Желание молодого поколения порвать со старым реакционным режимом в городах–государствах на спутниках Юпитера и Сатурна ознаменовало стадию перехода в духе теорий Пригожина. Юные дальние жаждали осваивать новые территории. Спутники Урана и Нептуна. Плутон, Эрис, сотни карликовых планет в поясе Койпера. Были те, кто хотел терраформировать Марс: они предлагали разрушить одну из небольших лун Юпитера и использовать материалы для создания солнечных зеркал и производства тысяч тонн галоуглеводородов, которые создадут парниковый эффект и значительно повысят температуру планеты, в результате чего углекислый газ и водяной пар высвободятся из замерзшего реголита и еще больше увеличат атмосферное давление, возросшее после того, как китайцы сбросили на марсианские колонии комету.

Колонизаторский дух процветал и в сочетании с радикальными идеями постчеловеческого утопизма порождал социальные и политические волнения. Экономика Внешней системы строилась на бартере и системе социальных рангов: статус определялся выполняемой волонтерской работой и участием в обмене научными, культурными и технологическими идеями и информацией. Однако сегодня самые лучшие и яркие представители нового поколения посвящали себя тому, что планировали создание новых группировок, намеренно противопоставляющих себя основной массе. Молодые люди покидали города и переезжали в оазисы, убежища и другие крохотные обители, создаваемые бригадами неутомимых роботов. А еще молодежь участвовала в яростных дебатах, раскалывавших на фракции коллективы и семейные тресты, которые владели большинством космических кораблей во Внешней системе.

Последние поколения дальних хотели использовать звездолеты для исследования космоса и транспортировки волонтеров, готовых основать новые колонии в дальних уголках Солнечной системы. Однако их родители, бабушки, дедушки, прадеды превосходили их числом и постоянно одерживали победы на голосованиях. Во Внешней системе каждый мог получить медицинское обслуживание — в результате средняя продолжительность жизни достигала чуть больше ста пятидесяти лет, поэтому демократии в городах и поселениях, коллективы и тресты на самом деле оказывались геронтократиями — осторожничающими, реакционными. Они вели бесконечные дебаты, вместо того чтобы принимать решения, предпочитали спорить, а не действовать. Старшее поколение обладало контрольным пакетом не только в сфере космического транспорта, но и в инфраструктуре поселений Внешней системы. Старшие утверждали, будто корабли необходимы для торговли внутри систем Юпитера и Сатурна и между ними, а строительство новых аппаратов не санкционировали из соображений экономии. Оазисы и убежища возводили роботы — они остались от строительства городов, и дешевле было их использовать, чем списать. Однако для космических кораблей подобные роботизированные заводы отсутствовали: звездолеты в основном производили вручную. Корпуса и системы жизнеобеспечения можно было изготовить из алмазных и фуллереновых композитных материалов, для производства которых использовали залежи углеродных соединений, легко добываемых из ледяного реголита на большинстве спутников. Однако для термоядерных двигателей и систем управления требовались дорогие и редкие материалы, включая металлы.

Будущие колонисты пытались энергично решить проблему. Они придумывали планы по созданию роботизированных заводов на подходящем астероиде, где можно будет добывать и обрабатывать металлы, а затем при помощи отстроенных на месте рельсовых пушек отправлять сырье на Юпитер и Сатурн. Они спроектировали корабли, оборудованные световыми парусами и приводимые в движение зафиксированными лазерами или сложными химическими двигателями, изготовленными из керамики и фуллереновых композитных материалов. Этим нескоростным судам потребуются десятилетия и даже больше, чтобы добраться до места назначения, но ведь все это время пассажиры будут находиться в гибернации. Молодое поколение решительно стремилось преодолеть нехватку финансовой и политической силы за счет энергичности, изобретательности и упорства. Несмотря на антивозрастные процедуры и продвинутые методы терапии, люди оставались смертными, а это означало, что рано или поздно подрастающее поколение получит контроль над семейными трастами и коллективами. Однако к этому моменту они достигнут возраста своих дедушек и бабушек — им же не терпелось получить всё сейчас. Практически любая общественно–политическая модель предвещала раскол в течение десяти лет. Если землянам не удастся укрепить связи с городами–государствами на Юпитере и Сатурне и помочь им усилить консервативные режимы, сообщество дальних изменится невероятно быстро и будет развиваться в непредсказуемом направлении. Найти с ними точки соприкосновения станет делом нереальным — и тогда война неизбежна.

Все же молодое поколение не полностью порвало с прошлым. Они с восхищением и почти религиозным благоговением относились к работе Авернус и других ученых, которую те проделали в первые годы существования Внешней системы, — созданным ими новым видам вакуумных организмов и замкнутых экосистем, которые позволили построить поселения на спутниках Юпитера и Сатурна. Для них Авернус была экопроповедником, их Дарвином, их Эйнштейном, загадочным гением, окутанным легендами и слухами, главным источником вдохновения для их собственных радикальных идей, амбиций и устремлений, которые они сами еще толком не сформули–ровали. Шри заинтриговало, что новые друзья Альдера не рассказали старшему поколению о своей находке, о гроте. Однако то, что они посвятили в тайну ее сына, воодушевляло. Если когда–нибудь ей удастся увидеться с Авернус, их встреча непременно пройдет в рамках дипломатического протокола со всеми церемониями и вежливыми формальностями. На откровенную беседу между учеными рассчитывать не приходилось. Но если Альдеру удастся сблизиться с участниками знаменитой команды Авернус, как он сблизился с молодыми учеными здесь, то могут открыться неофициальные каналы, которые позволят в дальнейшем поддерживать связь и быть в курсе дел Авернус, даже когда Шри покинет Каллисто.

Однако даже сейчас, за несколько дней до церемонии открытия биома, ни одна душа в бразильском посольстве или команде клана Пейшоту не сумела получить подтверждение от жителей города, что Авернус посетит Радужный Мост. Люди на корабле «Луиш Инасьо да Сильва» перехватывали сообщения диспетчеров Юпитера, но и это не принесло плодов. На общественном транспорте много говорили о гении генетики, только все это была пустая болтовня. Альдер привез образцы хемотрофных вакуумных организмов — в минералах с бороздками и канавками. Эти виды более восьмидесяти лет произрастали в уединенном месте. Однако новостей об их создателе Альдеру раздобыть не удалось.

В конце концов Шри отбросила свою гордость и осторожность и снова пригласила Лока Ифрахима в свой номер. Он скормил ей обрывочные факты, доказывающие вину Спеллера Твена, и повторно предложил помощь в «решении этой проблемы», но насчет присутствия Авернус на церемонии открытия он тоже ничего не слышал. Выходило, никто ничего не знает. Отсутствие достоверных фактов заставляло Шри нервничать и проявлять нетерпение — часто у нее внезапно портилось настроение, из–за чего Альдер и Ямиль Чо были как на иголках. И вот наконец–то на официальном приеме за день до церемонии открытия Эуклидес Пейшоту подошел к Шри и заявил: «Она здесь».

— Кто здесь?

— Авернус, кто же еще. На вашем месте я бы нашел себе новые источники информации, — рассуждал Эуклидес Пейшоту. — Поскольку ваши явно уступают моим, а ведь я даже не пытался подобраться к сумасшедшей старой ведьме.

Все происходило в центральном внутреннем дворе посольства Великой Бразилии. Тент над ним изготовили из шелковых полотен пастельных оттенков; стены были увиты цветами и папоротниками, а пол покрывал ковер из засушенных лепестков роз, которые источали тяжелый мускусный аромат, когда великие и добродетельные граждане Радужного Моста, бразильские дипломаты и торговые делегаты, представители Миноса, Европы и других городов и поселений в системе Юпитера наступали на них. Строительная бригада, возводившая биом, собралась в одном углу: среди пышного убранства и ритуальных формул вежливости они чувствовали себя неловко, а их форменные комбинезоны выглядели невзрачными на общем фоне, хуже, чем одежда официантов, разносящих коктейли и канапе, и оркестрантов, играющих Гайдна и Моцарта. Народу во дворе собралось столько, что если кто–то один двигался, то всё вокруг приходило в движение вместе с ним. Таким образом, присутствующие медленно вращались, подобно шестеренкам в древних часах со сложным механизмом. Шри стояла вплотную к Эуклидесу Пейшоту, утопая в аромате его одеколона.

— Ни минуты не сомневалась, что Авернус приедет, — спокойно заявила она. — Биом был ее идеей. Она профинансировала строительство. Несомненно, она захочет присутствовать при запуске проекта.

Улыбка на лице Эуклидеса Пейшоту стала еще шире, обнажив большую часть невероятно белых и ровных зубов. На нем была нелепая униформа, которую Шри сочла собственным его изобретением: серые пиджак и брюки с розовым кантом, на груди связка медальных ленточек. И — серая кепка с полированным черным визором, надвинутым на маленькие, близко посаженные глазки, из–за которых он всегда напоминал Шри какого–нибудь хорька или горностая — пронырливого мелкого хищника, шныряющего в подлеске в поисках хорошей добычи.

— Не бывает никаких «несомненно», — отрезал Эуклидес. — Ах да, знаю, вам, ученым, приходится принимать что–то за правду, пока вы не докажете, так это или нет. Мне известно, что вы оптимист до мозга костей. Но здесь не наука, а политика. А как говаривал мой отец, никогда ничего не предполагай в политике, поскольку тогда и ты, и я окажемся в глупом положении. Да, Авернус оплатила строительство биома, но не проявила и толики интереса к его разработке, словом не обмолвилась ни с одним участником проекта. С нами или нашими хозяевами в этом городе. Мы даже не знаем, по душе ли ей работа, которую мы выполняем от ее имени. Спроси вы меня вчера, появится ли она на церемонии открытия, я бы мог ответить: «Не ставьте на это больших денег». Но чего бы я точно не сказал, так это слова «несомненно».

— Вы, должно быть, разочарованы, что оказались не правы.

— Не надейтесь слишком на встречу с ней. Пусть Авернус на Каллисто, но она даже не в городе. И я не знаю, посетит ли она церемонию открытия. Я даже не в курсе, где она остановилась. Но вот как я поступлю. — В глазах Эуклидеса Пейшоту, спрятанных за визором, блеснула злобная насмешка. — Если она все же приедет, мне, возможно, придется говорить с ней о биоме, даже если ей неинтересно то, что мы делаем. Мне совсем не сложно упомянуть ваше имя. Если она не слышала о вас.

— Спасибо. Но в этом нет необходимости.

— Предложение искреннее. В детстве я любил сажать в банку разные виды муравьев и смотреть, кто из них победит. Признаюсь, мне любопытно, что может произойти, если столкнуть двух гениев.

— Дело не в том, кто выиграет или проиграет или чьи идеи масштабнее и лучше. Вопрос в том, чтобы вступить в диалог, Ради блага семьи.

— Что ж, не забудьте сообщить мне, как продвигаются ваши дела с Авернус, — сказал Эуклидес Пейшоту. — Если вам не удастся с ней связаться, если ваши люди не справятся со своей задачей, я готов замолвить словечко. Пусть вы не являетесь кровным родственником, мне нравится считать, что вы преданы дядюшке. А теперь мне пора жать руки и вести светские беседы да пропустить пару бокальчиков, пока не пришла пора толкать речь.

Шри проверила шпионскую программу, которую запустила в городскую сеть, чтобы следить за происходящим, но отчет выдал лишь стандартные мегабиты пустых предположений. Профессор позвонила своему секретарю и дала задание выяснить все, что он сможет. Затем она набрала номер Альдера, затерявшегося где–то в плотной толпе, — тот ответил, что ничего не слышал, но расспросит своих новых друзей. В конце концов она связалась с полицейским Ди Фуджитой, но и та сказала, что о прибытии Авернус на Каллисто ей ничего не известно. Арестовать и удерживать Спеллера Твена и Лока Ифрахима до окончания церемонии открытия офицер сочла не лучшей идеей. Не только потому, что Лок Ифрахим обладает дипломатическим иммунитетом, но и оттого, что веских доказательств заговора нет.

— Мы не можем привлечь его просто по подозрению, — сказала Ди Фуджита. — Мы даже своих граждан не имеем права арестовать на таких основаниях, а уж тем более вашего.

— Подозрению? Он уже убил по меньшей мере одного человека.

— Пока у вас нет убедительных доказательств того, что Спеллер Твен или Лок Ифрахим планируют навредить Авернус, мы не вправе их тронуть. Вам остается лишь обратиться в Сенат и убедить их, что дело касается городской безопасности. Возможно, удастся получить официальное разрешение и сместить его с должности.

— Вы можете гарантировать результат?

— Сперва Сенат должен согласиться провести голосование по данному вопросу. А затем нужно набрать большинство голосов.

— И тогда об этом узнает весь город.

— Все никак не привыкну к тому, как вы относитесь к работе нашего правительства, — сказала Ди Фуджита.

— А я никак не привыкну к тому, что вы проводите общественные опросы на популярность при принятии решений, от которых зависит безопасность города. — Шри кипела от негодования, готовая вот–вот взорваться.

Она закрыла глаза, представила холодное белое небо Арктики над испещренным льдинами океаном и сказала:

— Если я сниму его с должности, это будет все равно что объявить войну мистеру Пейшоту. Я должна быть уверена, что вы меня поддержите.

— Я продолжу следить за Спеллером Твеном и Локом Ифрахимом — вот как я вам помогу. Сообщите, если узнаете что–нибудь, — попросила Ди Фуджита и отсоединилась.

Шри не могла покинуть прием, пока не закончатся речи. Ей пришлось вести светскую беседу с незнакомыми людьми, до которых ей не было дела. Все это время она думала о последствиях того, что ей рассказал Пейшоту, и о том, каким образом лучше установить контакт с Авернус в то короткое время, что оставалось до церемонии запуска проекта. Наконец сложный механизм движения толпы свел ее лицом к лицу с Локом Ифрахимом.

Он едва заметно кивнул и спросил, не изменила ли Шри своего решения касательно дела, которое они обсуждали в ходе последней встречи.

— Вы меня подвели, — заметила Шри. — Авернус здесь, а я узнаю об этом от Эуклидеса Пейшоту.

Удивление, отразившееся на лице Лока Ифрахима, казалось подлинным.

— Если это не очередной слух, а правда, то об этом не известно никому из моих знакомых. Мистер Пейшоту случайно не поделился с вами, как он узнал о ее приезде?

— Я не спрашивала его об этом. Но в вас, мистер Ифрахим, я разочарована. Очень разочарована. Либо вы общаетесь не с теми людьми, либо они вам лгут. Авернус здесь. Где–то на Каллисто. Может быть, в городе, может быть, где–то еще — например, на ферме вакуумных организмов, где она раньше работала. Я хочу знать, где она, откуда прилетела, кого привезла с собой. Но больше всего я хочу знать, как с ней связаться. Если вам удастся раздобыть полезные сведения, я прощу вашу неудачу и прослежу, чтобы вас щедро наградили. Если Лок Ифрахим владел информацией, которую скрывал от нее, Шри собиралась заставить его говорить — взяткой или угрозами. Даже если он не в курсе, стоит использовать его и тем самым держать под наблюдением.

Молодой дипломат немного подумал и сказал:

— В порту у меня есть контактное лицо. Я поговорю с ней сразу после вечеринки.

— Вы не станете ждать окончания празднества, потому что информация мне нужна как можно скорее.

— Может потребоваться время.

— Жду вас у меня в номере в три часа, — ответила Шри, повернулась к нему спиной и позволила толпе увлечь себя.

С речью выступили бразильский посол и мэр Радужного Моста, далее Эуклидес Пейшоту произнес несколько слов, хоть и не сообщил ничего нового. Правда, выступил он хорошо: четко расставил акценты на ключевых фразах, заработал бурные аплодисменты, которые принимал с хитрой улыбкой, затаившейся в уголках губ, будто вспомнил удачную шутку. Наконец Шри удалось улизнуть и при этом не вызвать дипломатического скандала. Когда она добралась до апартаментов, секретарь сообщил, что Лок Ифрахим уже прибыл. Он ждал ее в темном пузыре для наблюдений — его силуэт, отливающий черным и серебром в неярком свете люстры, взирал на протянувшееся внизу озеро. Стоило профессору переступить порог, дипломат обернулся и заявил, что есть новости.

— Я связался со своим контактом в порту, — пояснил он. — Она поговорила с пилотами всех кораблей, что приземлились за прошедшую неделю. Судя по всему, Авернус прилетела шесть часов назад на межорбитальном транспортном корабле, везущем груз лекарств и продуктов класса премиум с Европы. Судно принадлежит семье пилота Влада Идзуми. Ему двадцать восемь, не женат, детей нет, гражданин Миноса, Европа…

— Она приехала одна? Без своей команды?

— Был еще один пассажир. Молодая девушка, скорее всего, ее дочь.

— Юли. Ее зовут Юли. Где они сейчас? В городе?

— Они сели на роллигон, следующий в северном направлении. Дайте мне еще немного времени, и. возможно, я сумею выяснить, куда они отправились.

— Сведения необходимы мне как можно быстрее. И почему мистер Пейшоту узнал об этом раньше меня? Как вообще получилось, что о ее прилете в город никому не известно?

— Посольство, конечно, следило за кораблями, и за прибывающими, и за покидающими порт Радужного Моста. На это способен каждый. Информация находится в открытом доступе в сети. Просто пилот транспортника, Влад Идзуми, не числится среди друзей Авернус, Кроме того, Авернус с дочерью не были зарегистрированы как пассажиры. Скорее всего, они попросили их подвезти. Такое встречается сплошь и рядом. Никакого погранконтроля, никакой таможни. Полагаю, никто не опознал их в космопорте, телефоном и сетью они не пользовались. Просто покинули здание. Что касается мистера Идзуми, то он уже направляется обратно на Европу, хотя с радостью рассказал про своих пассажиров. Похоже, мое контактное лицо не первым расспрашивало о них. Спеллер Твен опередил нас.

— Я думала, вы с мистером Твеном — хорошие друзья.

— Я никогда не говорил, что он мой друг, — возразил Лок Ифрахим. — Нужны ли вам еще какие–нибудь сведения? Как видите, я горю желанием посодействовать вам.

Его улыбка, едва заметная в слабом свете люстры, победная и двуличная, казалась предметом искусства.

— Есть еще кое–что, — сказала Шри.

Фраза была условным сигналом для ее секретаря, прослушивающего разговор. Когда Ямиль Чо, опрятный, в черном джемпере и леггинсах, с кошачьей грацией вошел в пузырь, выражение лица дипломата не изменилось, но тревогу в голосе скрыть ему не удалось.

— Я пришел помочь вам, мэм. И все еще в состоянии оказать вам поддержку. Например, в том деле, о котором мы говорили раньше.

— Вы о том, чтобы убить Спеллера Твена?

— Убить? — Лок Ифрахим изобразил шок. — Боюсь, вы превратно поняли мои слова, когда я сказал, что могу помочь ликвидировать ущерб, нанесенный проекту.

— А когда вы утверждали, будто мистер Твен убил Урсулу Фрей, я тоже неправильно вас истолковала?

Ямиль Чо двинулся к Локу Ифрахиму, и дипломат попятился, пока не уперся в прозрачную стену пузыря.

— Он именно так сказал, — заявил секретарь. — Мистеру Пейшоту он поведал то же самое.

— Только не упомянули о своей беседе с мистером Пейшоту в нашем разговоре. А так как меня беспокоит, что еще вы забыли мне рассказать, мне придется подержать вас здесь какое–то время. Хотя бы до окончания церемонии запуска проекта.

Взгляд Лока Ифрахима метался от Шри к Ямилю Чо.

— Мой дипломатический статус…

— Мы будем утверждать, что вы согласились посодействовать мне в поисках. Или же я покажу записи наших разговоров послу — он сам все поймет. Возможно, мне не удастся доказать, что вы предложили убить Спеллера Твена, но ваши намеки прозрачны.

— Отлично, — сказал Лок Ифрахим. — Я останусь здесь и подыграю в этой вашей глупой схеме. Но уже сейчас могу сказать, добром это не кончится.

— Это угроза, мистер Ифрахим?

— Боюсь, это факт, мэм, — возразил молодой человек.

Он взял себя в руки — лицо его превратилось в маску, не выражающую никаких эмоций. Впервые Шри осознала, как велики его амбиции и решимость. Этим стоило восхищаться, и в то же время этого стоило страшиться.

13

Лок Ифрахим придерживался своей версии: он подозревал, что Спеллер Твен что–то замышляет, но что конкретно, он не знал. Велик был соблазн допросить его, но Шри понимала, что, не имея полномочий Эуклидеса Пейшоту или посла, она таким образом лишь наживет себе проблемы. А ни Эуклидесу, ни послу она не доверяла. Поразмыслив, профессор отправила своего секретаря в посольство, где проживали Эуклидес Пейшоту и глава его службы безопасности. Если Спеллер Твен по какой–либо причине покинет здание, Ямиль последует за ним, куда бы Спеллер Твен ни отправился, причем так, чтобы глава безопасности обязательно заметил слежку. В это время Альдер выяснил, что Авернус наведалась на ферму вакуумных организмов, после чего отправилась в роллигоне на север в компании дочери и нескольких молодых ученых, которые возили Альдера в грот. Он предложил поехать следом, но Шри заявила, что так они лишь впустую потратят время, а кроме того, это будет очень опасно. Изрытая кратерами поверхность Каллисто могла укрыть целые армии, и, в отличие от Земли, здесь отсутствовали шпионские и метеоспутники, панорамный взгляд которых может исследовать каждый уголок. Сейчас Авернус и ее свита могли находиться в гроте или где угодно в радиусе двухсот–трехсот километров от фермы вакуумных организмов.

Но, куда бы они ни отправились, Шри не сомневалась: к церемонии открытия они вернутся в город. Она была полна решимости лично обратиться к Авернус, рассказать ей о возможной угрозе ее жизни и предложить разговор с глазу на глаз… Однако пока ей оставалось лишь выжидать и попробовать хоть немного поспать.

Рано утром на следующий день ее разбудил звонок Ди Фуджиты. Похоже, Спеллер Твен пропал.

— После приема он отправился в свободную зону: зашел в свой любимый клуб, но так оттуда и не вышел. Мы опрашиваем всех посетителей. На это потребуется время, но нет никаких гарантий, что люди скажут правду, а принуждать их мы не имеем права. Но мы надеемся, что кто–нибудь предоставит хоть какие–то зацепки.

Шри закрыла глаза. В голове возникли картины ледяных глыб, покачивающихся под холодным ясным небом. Она заговорила:

— Он собирается что–то предпринять. И ему нужно время на подготовку. Пока вы теряете драгоценные часы, снимая показания свидетелей, которые не желают сотрудничать или попросту ничего не знают, он прячется в городе и готовит следующий шаг.

— Возможно, — согласилась Ди Фуджита. — А может, мистер Ифрахим выполнил свою угрозу и позаботился о мистере Твене.

— Мистер Ифрахим вчера ночью посещал свободную зону?

Шри пыталась просчитать: в принципе у дипломата было достаточно времени, чтобы последовать за Спеллером Твеном в свободную зону, прежде чем явиться к ней в номер.

— Насколько нам известно — нет, — ответила Ди Фуджита. — Я бы допросила его, только вот не сомневаюсь, что он прикроется своим дипломатическим иммунитетом.

— Я сама с ним разберусь, — пообещала Шри.

Она не собиралась признаваться, что Лок Ифрахим находится у нее под домашним арестом. И ей не хотелось, чтобы Ди Фуджита устроила погоню за дипломатом и обнаружила, что тот тоже пропал.

— Ну а я закончу с допросами, — сказала полицейский. — Если узнаю что–то стоящее, незамедлительно вам сообщу.

Однако хоть камеры наблюдения и запечатлели, как Спеллер Твен входил в свободную зону, никто из постоянных клиентов его любимого клуба не запомнил ничего необычного. Ну а среди других случайных посетителей свободной зоны в тот вечер никто не видел главу безопасности. В результате единственное, чего удалось добиться, так это сделать исчезновение Спеллера Твена достоянием общественности. Группа заинтересованных граждан Радужного Моста тут же организовала референдум, чтобы узнать, стоит ли отложить церемонию открытия из–за возможной диверсии со стороны неизвестных врагов проекта биома. В последующий час проголосовало более восьмидесяти процентов населения. Мнения сильно разделились — были те, кто считал, что перенос церемонии подрывает принципы дружбы и кооперации, символом которых является биом; нашлись те, кто во всем винил семью Пейшоту и строительную бригаду и считал, что, допустив их к участию в проекте, дальние совершили ошибку. В итоге с незначительным перевесом выиграли те, кто проголосовал против каких–либо изменений и выступил за то, чтобы оставить время и программу церемонии прежними.

Когда результаты голосования обнародовали, Шри позвонил Эуклидес Пейшоту и потребовал рассказать все, что ей известно об исчезновении главы службы безопасности. Он грозился лично отправиться в город и организовать этому сброду фриков несколько новых отверстий на теле. Непохоже было, что Пейшоту притворяется, — гнев его произвел на Шри впечатление.

— Лучше надейтесь, что этот болван просто отсыпается после какой–нибудь попойки. Что его исчезновение не связано с очередной диверсией, — бросил он. — Потому что церемония состоится, и я хочу, чтобы вы на ней присутствовали, профессор–доктор. Вы будете стоять рядом со мной. Случись что–то плохое, оно затронет нас обоих.

Уровень воды в озере биома достиг максимума, запустили волнопродуктор. Свет люстр бликами играл на гребнях длинных неторопливых волн, бороздящих озеро с юга на север. Они надевали пенистые шапки у рифов, ударялись о скалы и поднимали фонтаны белых брызг, достигнув каменистого берега главного острова, куда с того самого момента, как в середине дня открыли станцию, постоянно прибывали люди.

Было семь часов вечера — оставалось шестьдесят минут до официальной церемонии открытия озера, а люди продолжали приходить: семьи, группы друзей, парочки и одиночки. Потоки гостей поднимались по эскалаторам под стеклянной крышей станции и растворялись в карнавальной толпе, заполонившей лужайки по обе стороны от поросшего лесом хребта. В ларьках продавались засахаренные фрукты, сахарная вата, фалафель, овощной карри, суши, вкусные пироги, лимонад и зеленый чай. Вокруг расхаживали люди на ходулях и глотатели огня. На верхушках шестов и лестниц выполняли пируэты акробаты. Один из них исполнил причудливую композицию на трапеции, подвешенной к гигантскому привязанному воздушному шару. Повсюду, словно газели, скакали дети. Барабанщики собрались в круг и отбивали ритм. Когда Шри поднималась на борт служебной баржи, стоящей на якоре у южной оконечности острова, струнный квартет исполнял аранжировку «Музыки на воде» Генделя.

От носа до кормы баржа была увешана флагами, а по периметру палубы возвели прозрачный барьер, чтобы люди, непривычные к низкой гравитации на Каллисто, случайно не упали в воду. На борту уже находилось много гостей со вчерашнего приема, включая членов Сената Каллисто, мэра, Эуклидеса Пейшоту и начальство строительной бригады. Пока Шри поднималась по трапу, Эуклидес Пейшоту, неуклюже покачиваясь, засеменил к ней. Он подошел вплотную и тут же потребовал доложить о новостях.

— Никакой новой информации.

— Вы здесь одна, я смотрю. Где же ваш сын?

— Ему нездоровится.

— А ваш секретарь? Он тоже приболел?

— К сожалению.

Ямиль Чо остался в пентхаусе охранять Лока Ифрахима и следить за происходящим в биоме при помощи дюжины–другой камер на беспилотниках, что передавали изображения в различных ракурсах. Он пытался обнаружить что–нибудь подозрительное.

— Не забывайте, что мы с вами в одной лодке во всех смыслах, — намекнул Эуклидес Пейшоту, сверля ее безжалостным взглядом.

Завели двигатель баржи, команда приготовилась отчалить, и в этот момент на трап ступили, держась за руки, женщина и молодая девушка. По меркам дальних женщина не отличалась высоким ростом. У нее были смуглая кожа, седые волосы и широкие бедра. Носила она простое серое платье прямого покроя. Серьезное лицо девушки наполовину скрывала копна блестящих черных кудрей. Они замерли в конце трапа, осматриваясь, — толпа на судне разразилась аплодисментами.

Это были Авернус и ее дочь Юли. Их окружила стайка высоких молодых людей, они взошли на баржу вслед за да–мами. Среди мужчин оказались ученые с фермы вакуумных организмов. Шри ждала этого момента с той самой минуты, когда ей сообщили о проекте. Но теперь, когда гений генетики медленно вышагивала по палубе в толпе больших людей под пульсацию корабельного мотора, Шри охватил приступ фобии. Должно было произойти нечто ужасное, и, словно в кошмарном сне, она ничего не могла изменить.

Наверное, она сделала шаг вперед, сама того не осознавая, потому что Эуклидес Пейшоту схватил ее за руку и резким тихим голосом приказал ей не двигаться.

В тот же самый момент люди вокруг Авернус принялись шептаться. Они оборачивались, смотрели в сторону озера и указывали на что–то. Шри скинула руку Эуклидеса Пейшоту и подбежала к краю прозрачного барьера. К барже приближался некий объект. Мужчина. Сперва Шри показалось, будто он идет по воде. Затем она разглядела, что его тело безвольно свисает в упряжи, привязанной к трем беспилотникам при помощи коротких кабелей. Они тащили его, словно куклу: голова свесилась набок, руки как плети болтаются по бокам, ноги до бедер погружены в неторопливые широкие волны, бороздящие поверхность озера.

Люди, собравшиеся на берегу озера, начали хлопать и одобрительно гудеть: они сочли это частью церемонии. Однако стоящие на барже находились ближе и видели, что у мужчины перерезано горло. Когда беспилотники подтащили тело поближе, люди сумели разглядеть, что это Спеллер Твен.

14

Смерть Спеллера Твена мгновенно вызвала поток агрессивных взаимообвинений, что не замедлило сказаться на отношениях сторон. Эуклидес Пейшоту открыто упрекал город и требовал масштабного расследования. Сенат Каллисто в ответ приказал провести полную ревизию всей деятельности строительной бригады и начать расследование смертей трех членов команды. По окончании разбирательства, назначенного Сенатом, должен был состояться референдум о пребывании землян на Каллисто. Сторонники и противники связей с Великой Бразилией активно включились в политическую борьбу.

У Шри имелись соображения относительно того, кто убил Спеллера Твена.

— Вы говорили насчет своих контактов в городе, — бросила она Локу Ифрахиму, прежде чем выпустить дипломата из своих апартаментов. — Мне стоило догадаться, что они действуют не в пользу проекта. Как и вы.

— Я обзавелся множеством друзей в городе, мэм.

— Включая троих граждан Парижа на Дионе, которые покинули Радужный Мост перед началом церемонии. Один из них был неоднократно замечен в свободной зоне с вами. Это они убили Спеллера Твена, не так ли? Похитили в свободной зоне и убили.

— Откуда мне знать, мэм? В конце концов, вы держали меня здесь в заключении.

— Да, я сглупила, предоставив вам алиби, пока ваши дружки выполнили всю грязную работу.

Лок Ифрахим не скрывал торжества.

— Если я вам больше не нужен, у меня много дел в посольстве. Господину послу нужно подготовить ответ на запрос Сената относительно последних событий. Вероятно, я увижу вас в ходе следствия.

— Очень сомневаюсь.

Авернус уже покинула Радужный Мост и теперь возвращалась на Европу. Шри намеревалась за ней последовать. Возможно, ей удастся получить хоть какую–то выгоду из всей этой запутанной ситуации.

Прежде чем улететь с Каллисто, Шри и Альдер на небольшой машине слетали на север, в секретный сад Авернус. Каллисто находится на значительном расстоянии от Юпитера и не подвергается приливным гравитационным воздействиям, которые разогревали Ио, Европу и Ганимед. Поэтому вскоре после формирования литосфера Каллисто остыла, и покрывавший спутник слой водяного льда не ме–нялся под воздействием тектонических сдвигов и процессов, происходивших в мантии. Рельеф здесь был довольно однообразный, даже сохранились следы первых столкновений с метеоритами: несколько крупных впадин, прежде всего Вальхалла и Асгард. В центре каждой располагалось светлое плато, от которого концентрическими кругами расходились горные кряжи, а между ними пролегали такие же светлые борозды. Поверхность была похожа на гигантское древнее поле боя, усеянное кратерами всех видов и размеров. В некоторых местах выбросы лавы образовали валы, плоские или круговые наслоения, которые, наслаивались на старые кратеры, придавали местности совершенно фантастический вид.

Сад Авернус скрывался в центральной впадине кратера диаметром около сорока километров. Давление стен кратера на ледяную корку привело к деформации коры, в результате чего образовался рельеф с разломами, горными кряжами и плоскими холмами. Альдер остановил машину в центре лабиринта и повел Шри по длинной пологой площадке, усыпанной ледяной галькой, между крутых склонов, вонзающихся в черную полоску неба высоко над головой. Хотя лед казался твердым как камень, он оставался немного пластичным — в самых глубоких частях ущелья давление масс наслаивающихся пород выталкивало на высоту в двадцать- тридцать метров гладкие льдины, образуя торосы.

Восемьдесят лет назад Авернус засыпала эту территорию богатой минералами пылью с семенами тщательно отобранных вакуумных организмов. Они выросли и превратили кратер в лоскутную мозаику, отливающую розовым, оранжевым и темно–красным в свете прожекторов на шлемах скафандров. Каждый островок представлял собой отдельный вид, а между ними пролегали черные границы, где соседствующие растения пытались вытеснить друг друга. Некоторые организмы были гладкими, как отполированные льдины, на других выступали чешуйки или наросты, напоминающие поверхность мозга. От третьих тянулись похожие на проволоку щупальца из кристаллического железного купороса, красного, как свежая кровь. Странная, случайно рожденная красота этих инопланетных растений производила впечатление, хотя пользы они не приносили никакой. Шри показалось вдруг, что она заглянула в мысли великого гения генетики, не понимая пока, что они значат. Профессор сделала снимки и взяла еще образцы в дополнение к тем, что собрал Альдер, когда группа молодых ученых привозила его сюда. Потом они поднялись по длинному склону к машине и вернулись в город, где сели на шаттл до «Луиша Инасьо да Сильва» и отправились на Европу.

У Авернус была фора в двадцать шесть часов. Зато на «Луише Инасьо да Сильва» стоял новый мощный термоядерный двигатель, что позволяло ему взять курс напрямую между внутренними и внешними радиационными поясами Юпитера, вместо того чтобы лететь по привычной орбитальной петле — траектории, позволявшей сэкономить топливо за счет использования гравитации. Спустя всего шесть часов после того, как их маленький быстрый корабль покинул орбиту Каллисто, Европа показалась на экранах, быстро увеличиваясь в размерах.

Как и Каллисто, Европа представляла собой шар из силикатных пород в панцире из водяного льда, но в результате притяжения Юпитера и его крупнейшего спутника Ганимеда приливные гравитационные воздействия разогревали ядро Европы, и под ее ледяной коркой на двадцать километров вглубь простирался океан. Он оставался в жидком состоянии благодаря гидротермальным рифтам и жерлам вулканов, через которые вода проникала в литосферу. Столкновения с метеоритами, внутреннее тектоническое напряжение и восходящие потоки теплой воды в особо активных древних вулканах приводили к тому, что ледяной покров Европы трескался, вода вытекала наружу и замерзала длинными гребнями. Изрезанная поверхность спутника читалась как летопись нескончаемых потопов и обледенений, а желтоватый блеск и причудливые кракелюры напоминали Шри древний бильярдный шар из слоновой кости, который она видела однажды в музее экологических преступлений в Кито, или старые карты Марса с изображением причудливой сети каналов.

«Луиш Инасьо да Сильва» прибыл на орбиту Европы всего три часа спустя после того, как приземлился корабль Авернус. Однако диспетчерской службе потребовалась уйма времени, прежде чем план полета шаттла одобрили. Шри радовалась тому, что Авернус шла впереди нее. Ей вовсе не хотелось превращать все в изнурительную погоню. Она собиралась узнать, где остановится гений генетики, и затем связаться с ней — профессор надеялась, что это станет своего рода увертюрой к серии плодотворных дискуссий. Оскар Финнеган Рамос благословил ее миссию и свел Шри со своим старым другом, который жил в крупнейшем поселении на Европе — Миносе.

Минос начинался скромно, как небольшая удаленная научная база, но постепенно разрастался, углубляясь в ледяную корку, чтобы спрятаться от излучения радиационных поясов Юпитера, способного убить человека без защитного костюма за каких–то два–три дня. Ледяная корка в месте, где располагался Минос, толщиной не превышала тридцать километров. Гидротермальные расселины вдоль горста поднимали потоки теплой воды, что приводило к эрозии. Помимо этого, город пробурил скважины на всю глубину до подледного океана.

Тимон Симонов, друг Оскара Финнегана Рамоса, оказался гением генетики, которому перевалило за сто шестьдесят лет, — один из первых поселенцев, колонизировавших Луну. Добраться до него было непросто — путешествие длилось более суток: Шри и Альдер спускались на лифтах по шахтам. На Земле подобный вертикальный спуск доставил бы их к точке, где континентальные плиты плавают в лаве. На Европе они оказались в каньоне, вырезанном в толще льда и заполненном воздухом. По обе стороны каньона в скалах были вырублены огромные пещеры для биома. Ярусы платформ с альпийскими лугами, лесами из карликовых сосен и елей выступали из стен и нависали над серебристой истончившейся мембраной, которая выгибалась под действием сильного течения под ней. По краям мембрану особым образом запечатали, но, даже несмотря на эти меры, из бескислородного океана внутрь проникал сероводород, и в воздухе витал слабый запах тухлых яиц. Ряды солнечных ламп освещали помещение и окрашивали ледяные панели яркими красками. Но внутри стоял жуткий холод. Первые поколения переселенцев носили длинные шубы и высокие шапки из искусственного меха, а у молодежи в результате генетических вмешательств имелись густой лоснящийся волосяной покров и жировая прослойка. Эти люди–тюлени с человеческими лицами, руками и ногами одевались исключительно в шорты и жилеты со множеством карманов.

Жилище Тимона Симонова — герметизированный контейнер с тройной изоляцией — плавало в черных водах океана к западу от каньона. Над ним во всех направлениях простиралась толща льда. Лаборатории занимали все пять уровней. Судя по всему, кроме Тимона и его скромной свиты из роботов, здесь больше никого не было. Тимон сказал Шри и Альдеру, что в эти дни он предпочитает уединенный образ жизни и даже подумывает о том, чтобы в одиночку совершить путешествие вокруг Европы, которое займет по меньшей мере два года. Для человека, который выглядит как неугомонный гном с бледным желтоватым лицом и бахромой седых волос до плеч, обрамляющих лысую макушку, он оказался весьма гостеприимным. На нем были лишь шорты все в заплатках да пояс с инструментами. Он оживленно болтал — и заверил собеседников, что связаться с Авернус не составит никакого труда, как только она прибудет в место своего назначения.

Судя по имеющимся данным, Авернус отправилась в защищенной капсуле по недостроенной железной дороге, проходящей вдоль экватора небольшого спутника, до пересадочной станции, от которой железнодорожная ветка вела на фермы в макуле Тир. В том месте под большой равниной располагалась активная термальная область — ледяная корка разрушалась под действием восходящих потоков горячей воды и была всего в километр толщиной. Через каких–нибудь сто лет она полностью исчезнет и образует временное море — яростно бурлящая смесь льда и воды, которая затопит окружающую территорию, прежде чем снова замерзнет. Термальные потоки содержали множество растворенных в них минералов; воду закачивали в гигантские баки, где бакте–рии извлекали из нее металлы, нитраты и фосфаты, а дрожжи за счет использования тех же метаболических процессов, что и у местных микробов, распространенных в гидротермальных шахтах на самом дне океана, связывали углерод. Хотя этого элемента на Европе было в достатке, в основном он существовал в форме углекислого газа, растворенного в воде. За исключением нескольких полей с вакуумными организмами, расположенных в метеоритных кратерах, баки в макуле Тир на протяжении многих лет служили основным источником углерода для фуллерена и высокопрочных строительных материалов, необходимых для расширения городов и небольших поселений на Европе. Авернус создала эти виды бактерий и дрожжей много лет назад, но до сих пор имела квартиру в том районе. Шри гадала, нет ли там какого–нибудь тайного сада. Что, если Авернус решилась пересечь выжженную радиацией планету, чтобы наведаться в свои сады?

Тимон болтал без умолку, показывая Шри и ее сыну свои лаборатории. В герметичных контейнерах находились различные виды автолитотрофных водорослей — результат симбиоза красных водорослей с местными бактериями — погонофоры, походящие на склизкие цветы длиной с руку, медлительные крабы–альбиносы, недобро зыркающие из–под камней, некие подобия угрей — бледные слепые рыбешки в несколько сантиметров толщиной, теплые на ощупь, покрытые шероховатой пленкой. Их жабры служили домом для бактерий–симбионтов. Угреобразные рыбы медленно и мечтательно извивались, плавая кругами в цилиндрическом баке из армированного стекла.

Пожилой гений генетики намеревался клонировать тысячи различных псевдоугрей и выпустить их в глубинные воды океана.

— Мы прикрепим к ним датчики, которые будут передавать данные скоплениям микроскопических станций. В качестве источников питания выступят модифицированные мышечные клетки — с их помощью датчики будут работать на протяжении месяцев, пока мы исследуем океанские впадины и жерла вулканов.

— Проект выглядит довольно заманчиво, — отметила Шри. — Но разве не лучше послать роботов? Не боитесь нарушить экосистему Европы?

Обитающие в кратерах вулканов Европы микробы — единственный пример экзожизни внутри Солнечной системы — во многом походили на микроорганизмы Земли. Их ДНК и РНК состояли из аминокислот, группирующихся в триплеты, идентичные тем, что кодируют гены земных организмов. Стадии точечных мутаций в тРНК доказывали, что эволюционная дивергенция между земными организмами и теми, что водились на Европе, началась три с половиной миллиарда лет назад, то есть позднее, чем зародилась жизнь на Земле. Вполне вероятно, что жизнь на Европу занес кусок земной породы, отколовшийся от планеты после столкновения с крупным метеоритом. Этот фрагмент Земли затем оказался на орбите Солнца и удалялся по спирали, пока его не захватила гравитация Юпитера, после чего он столкнулся с Европой. Находясь глубоко в камне, споры бактерий пережили длительное путешествие и попали во внутренний океан спутника, когда подъем глубинных вод затопил место столкновения. На Земле некоторые виды бактерий соединялись и эволюционировали в многоклеточные растения, грибы, животных: важный шаг в развитии оказался возможен только за счет эффективных метаболических путей, которые использовали свободный кислород в атмосфере Земли для производства энергии путем фотосинтеза. В бескислородных океанах Европы эволюция остановилась на уровне колоний микробов, формирующих пласты, ажурные корзины и сосуды, а еще широкие ряды длинных волокон вокруг разливающихся из кратеров горячих черных озерец, богатых минералами и сероводородом.

Тимон пояснил, что его угри не могут навредить разреженной хрупкой экосистеме океана, поскольку бактерии–симбионты в их жабрах генетически выведены из местных бактерий.

— Да и потом уже поздно беспокоиться о нарушении системы, — беспечно бросил он. — Могу показать почему, если хотите.

Он провел Шри и Альдера по техническому этажу в крохотную комнатку с круглым окном из мономолекулярного алмаза. Сперва показалось, что за иллюминатором царит непроглядная темень, но стоило Шри, стоявшей плечом к плечу с Альдером, вглядеться в толщу черной ледяной воды, как она сумела различить где–то на границе видимости скопления нечетких вытянутых силуэтов…

Резкий толчок — тени бросились врассыпную и замерли. Обернувшись, Шри увидела, как на потолке зажглись группки крохотных огоньков и за Тимоном Симоновым закрылся люк. Он сидел, скрестив ноги, и водил пальцами по экрану планшета, лежащего у него на коленях. Шри сообразила, что комната была небольшой субмариной и сейчас этот отсек, оснащенный собственным мотором, отделился от основной станции, к которой крепился.

— Мы с вами отправимся на фермы, — сказал Тимон. — Их непременно стоит увидеть, раз уж вы забрались в такую даль. Да и потом это не займет много времени.

Включились навигационные огни, осветив ледяной потолок, что проплывал в сотне метров над ними — его волнообразные гладкие контуры с длинными бороздами возникли под действием восходящих теплых потоков. Местами встречались пласты льда, поросшие «папоротником». Потолок тянулся до бесконечности — лед укрывал океан Европы толстым одеялом, под которым скрывался массив ледяной, не содержащей кислорода, черной, соленой, кислотной воды, в которой рыба задохнулась бы так же быстро, как и человек. Шри подавила приступ клаустрофобии: она убеждала себя, что компактная субмарина с огоньками, мерцающими между полосок обивки, постукивающими лопастями, жужжащими моторчиками и гудящими гироскопами — надежное средство передвижения.

Альдер, судя по всему, почувствовал охватившую Шри тревогу и сжал ее руку.

— Думаю, те огни как раз и есть ферма, — предположил он.

Позади них заговорил Тимон:

— А у вас зоркий глаз. Это именно она.

Полоски небольших огней разбегались по мере приближения субмарины, превращаясь в длинные ряды ламп, подвешенных на кабелях, что крепились к ледяной массе. Под каждой лампой располагалась рама с крестообразной поперечиной около тридцати метров в длину. Ленты закрепленных на раме растений колыхались в медленном течении.

— Водоросли, — прокомментировал Альдер.

— Вы нарушили карантинный барьер, — заявила Шри.

Ее охватило дурное предчувствие. Почему она ничего об этом не знала? Как им удалось держать такую информацию в секрете? Что еще жители Европы прячут под водой? Что вообще дальние могли скрывать в расселинах и туннелях, расположенных на мириадах больших и маленьких спутников, на орбитах газовых гигантов, на отдельных астероидах?

— С тех пор как первый акванавт спустился в шахту, ни о каком карантине не может быть и речи, — возразил Тимон. — Но все оказалось не так страшно, как мы сами предполагали сперва, ведь местные организмы более или менее сходны с земными. Кроме того, водоросли растут только при наличии света. А за исключением нерегулярных вспышек в отдельных районах да выбросов лавы на стыке плит, это единственное место во всем океане, где есть свет.

Субмарина погружалась, проплывая под рамами. Их здесь были сотни, тысячи, и простирались они, насколько хватало глаз. Водоросли свисали с кабелей, которыми крепились рамы, — в свете огней субмарины их тонкие ленты отблескивали красным, фиолетовым, бурым, подобно засохшей крови. Взрослые растения достигали в длину ста метров. Подхватываемые течением, свисающие с рам водоросли извивались, напоминая прячущегося в норке сопящего зверя. Вокруг них образовывалась дымка, содержащая молекулярную серу — побочный продукт связывания углерода.

Хотя восходящие потоки воды содержали большое количество питательных веществ, местные организмы, располагаясь в верхней части водного столба, получали мало энергии. Из–за химического состава воды сероводород, рождающийся в гидротермальных рифтах и участвующий в реакциях окисления, которые происходили в колониях бактерий, быстро распадался на непригодные сульфаты. Рифты оказывались редкими, но плодородными оазисами жизни — на остальных лишенных света просторах океана Европы выживали лишь экономичные хемолитотрофы. получавшие кислород за счет расщепления молекул оксидов металлов, которые встречались нечасто. Однако, подобно зеленым растениям на Земле, использующим энергию света для реакций, в ходе которых ионы водорода и электроны переносятся от воды к углекислому газу, в результате чего получается простая молекула глюкозы и кислород как побочный продукт, водоросли Тимона использовали энергию света для переработки сложных неорганических веществ, содержащих серу и железо. Забирая оксид углерода и питательные вещества из воды, они росли невероятно быстрыми темпами, за день удлиняясь на два–три метра. Электроэнергию для ламп легко можно было добыть, используя силу течений или перепады температур.

Блестящие роботы с шарнирными руками и закрепленным сзади мотором сновали туда–сюда, срезая и собирая водоросли, а затем тащили урожай на перерабатывающую фабрику, расположенную в отдалении. Тимон направил субмарину в дальний угол, где, подобно пчелам в улье, строительные роботы штамповали новые ряды полок. Ферма занимала около одиннадцати квадратных километров, на которых размещались восемнадцать тысяч полок, и каждый день изготавливалось еще двадцать.

Шри представила, что на ее глазах происходит фазовый переход. Как если бы кто–то уронил зародыш кристалла в сосуд с перенасыщенным раствором. Сейчас это еще жидкость, а спустя мгновение она превращается в твердый кристалл. В голове у Шри возник образ: тысячи квадратных километров, занятые подобными самовоспроизводящимися фермами, подвешенные на разных уровнях громадные плоты посреди глубокого океана и образующиеся вокруг них колонии, дрейфующие города людей–тюленей…

Тимон все не умолкал: он отвечал на вопросы Альдера о роботах, о выращиваемых здесь культурах. Субмарина кружила вокруг одной из станций, где укрепленные на лесах цистерны и биореакторы перерабатывали водоросли. На данный момент связанный углерод использовался только в строительных материалах, из которых изготавливались новые рамки для выращивания урожая. Однако Тимон и остальные ученые работали над созданием съедобных водорослей, а еще водорослей, способных производить лекарства и пластик… Для ученых не существовало границ — они могли вырастить здесь все что угодно.

К тому моменту, когда Тимон повернул субмарину обратно, Шри сообразила, как ее клан мог бы поучаствовать в этом бизнесе. Она рассказала гению генетики о дешевых компактных источниках энергии на основе новой термоядерной технологии, что могли бы обеспечить освещение для ферм в тысячи раз больше той, на которой они побывали. Она нарисовала картину будущего, в котором океан был полон дрейфующих ферм; над ними протянулось ночное небо, испещренное звездами: каждая ферма стала бы маленьким солнцем, а вокруг него расположились бы деревушки. По мнению Шри, можно было даже засадить океан самовоспроизводящимися растениями, способными к электрогидролизу, которые бы обогатили кислородом воды океана повсеместно, и тем самым создать полностью аэробную экосистему от бактерий до китов. Кроме того, не представляло особых трудностей придумать, как генетически модифицировать людей, чтобы они могли дышать под водой.

Когда Шри умолкла, Тимон рассмеялся и заметил, что Оскар был совершенно прав на ее счет: «Мыслите вы масштабно».

— Жизнь находится в состоянии неустойчивого равновесия. Но при определенных условиях она будет процветать и распространяться. Вот вы сумели создать здесь для нее правильную среду. Однако если вы как следует не обдумаете, в каком направлении собираетесь двигаться, то жизнь может преподнести вам неприятный сюрприз.

— Ферма — лишь эксперимент, — отвечал Тимон. — И довольно успешный, позволю себе заметить. Но не более того. Его дальнейшую судьбу решит город. Этим мы отличаемся от землян. Все решения принимаются путем обсуждения и голосования — только затем мы действуем.

— Единогласно?

— Почему нет?

— Не думаю, что так будет продолжаться. Ваш так называемый консенсус не более чем вежливая фикция, поддерживаемая обществом, в котором протест невозможен из–за отсутствия ресурсов. Дайте несогласным возможность иметь собственные средства, и — вот увидите — консенсус долго не продержится. Им и нужно–то всего ничего: группа роботов, немного строительных материалов да водорослевых спор — с их помощью они уже через год построят собственную ферму размером с эту. Спустя десятилетие у них будет свой город. Вообразите, что станет через тысячу лет. Вы сделали первый шаг и колонизировали океан. Назад дороги нет.

Шри переполнял энтузиазм — идея затягивала ее. Черт с ней, с этой задержкой в Радужном Мосту. Сейчас, в споре с этим пожилым мужчиной, она могла отточить свои доводы, чтобы затем представить их на Собрании граждан Миноса. А еще Шри могла поговорить с Авернус. Заронить семена, а затем вернуться и собрать урожай.

— Мы наслаждались консенсусом на протяжении сотни лет. Не вижу причин для перемен, — возразил Тимон.

— Да–да, конечно. Умные, открытые к сотрудничеству, участливые, живущие в подлинном государстве–утопии. Я вдоволь наслушалась таких речей в Радужном Мосту. Но, насколько я успела заметить, старые привычки никуда не делись, просто их замаскировали при помощи нескольких генетических изменений и модификации внешности.

Тимон вновь разразился смехом и напомнил, что не только гены, но и окружающая среда формируют природу человека.

— Мне об этом прекрасно известно, — сказала Шри. — Океан Европы разительно отличается от ледяных пещер Миноса или куполов и сфер в Радужном Мосту. Не сомневаюсь, что есть и другие места, где люди процветают, хотя сами территории сильно варьируются и требуют радикальных изменений, чтобы адаптироваться к их условиям. И все же люди колонизируют эти территории. Термоядерный двигатель, разработанный моим кланом, позволит сократить расстояния: людям станет доступно больше планет. Дальние заявляют, будто они развиваются в ином направлении, нежели земляне, однако гораздо сильнее вы различаетесь между собой. Что станет с вашим консенсусом, когда человеческая раса разделится на множество подвидов?

Она собиралась продолжить, чтобы использовать те же угрозы, которыми она пугала каллистян: если жители Европы не колонизируют океан, это сделает кто–то другой — кто–то из дальних или земляне; процесс адаптации и колонизации должен контролироваться и направляться. Но ее прервал Тимон, сообщив, что поступил звонок от ее секретаря. Тимон перенаправил звонок со своего планшета на спексы Шри.

— У нас новые обстоятельства, — заявил Ямиль Чо. — Граждане Радужного Моста проголосовали за немедленную депортацию строительной бригады. Вам необходимо тотчас же вернуться на корабль. У капитана приказ возвратиться на Каллисто и забрать Эуклидеса Пейшоту с его людьми как можно скорее.

15

Так провалилась попытка семьи Пейшоту установить более тесные связи с городами Внешней системы. Строительную бригаду уложили в гибернационные капсулы — «Луиш Инасьо да Сильва» отправился на Землю. Все три недели, пока корабль летел к родной планете, Шри изо всех сил старалась не попадаться Эуклидесу Пейшоту на глаза в замкнутом пространстве обитаемых отсеков.

Шаттл доставил Шри, Альдера и Ямиля Чо с орбиты в Бразилиа. Город встретил их гравитацией, от которой ломило кости, густым горячим воздухом и шумными улицами, что мелькали за окнами лимузина, пока они ехали от аэропорта до клиники. Несмотря на регулярные усердные тренировки в центрифуге космического корабля, им понадобилось еще две недели, чтобы прийти в себя после условий микрогравитации. За все это время от Арвама Пейшоту не было никаких вестей. Наконец Ямиль Чо отправился по распоряжению Шри в офис генерала, чтобы отвезти отснятый ею на спексы материал из поездки. Вернулся он с пустыми руками, да и в последующие дни генерал не связался с профессором. Совесть Шри была чиста: она выполнила все, о чем ее просили. Если генерал не дает о себе знать оттого, что недоволен, она ничего не может с этим поделать. Попытка установить с ним контакт лишь навредит — пора двигаться дальше.

Альдер отправился на юг, в Антарктиду; Шри и Ямиль Чо поехали на северо–запад, на побережье Нижней Калифорнии в Мексике. В Ла–Пасе они сели на поезд, пересекли затопленную прибрежную долину Южной Нижней Калифорнии и повернули на восток, там через перевал в горах добрались до небольшого городишки Карризалито, где взяли машину и преодолели еще тридцать километров по побережью. Последний километр Шри прошла пешком — через дюны, протянувшиеся между коричневыми холмами и морем, к прибежищу Оскара Финнегана Рамоса.

Его небольшая хижина, построенная из листов пластика и напоминающая по форме нос корабля, расположилась в широком проходе, где дюны были обращены к морю. Несколько согнутых ветром, увешанных кабелями, словно лианами, норфолкских сосен бросали на дом тень. Позади, повторяя изгиб Калифорнийского залива, поблескивающего под нестерпимо ярким солнцем, протянулась широкая полоска пляжа. На небе не было ни облачка. Оскар махал Шри, пока она спускалась по песчаному холму, поросшему сухой травой, и шла мимо загона, в котором три козы жевали молодые веточки. Загорелый и совершенно лысый Оскар не отличался высоким ростом, да еще и сутулился. На нем была лишь пара мешковатых выцветших голубых шорт. Над костром из прибитых к берегу веток в закопченном чайнике заваривался чай. Хозяин разлил крепкую темную жидкость в две чашки с отколотыми краями.

— Добиралась сюда пешком, — заметил он. — Значит, полностью оправилась после полета?

— Да, — кивнула Шри.

Спина и ноги ныли, но чувствовала она себя замечательно: силы вернулись, тело в форме, реакция — отличная. Облегающий спортивный костюм из микропористого материала, толстый слой солнцезащитного крема да еще широкополая шляпа составляли ее одеяние.

— А как Альдер?

— Он очень хорошо себя проявил. Я горжусь им.

Шри рассказала Оскару, как Альдеру удалось охмурить молодую девушку–ученого и узнать о секретных садах Авернус.

— Если бы не инцидент во время церемонии открытия и если бы меня не отозвали с Европы, я бы обязательно установила с ней контакт. Я была вот настолько близка, — Шри показала большой и указательный пальцы в сантиметре друг от друга.

— Я читал твой отчет для Сенатской подкомиссии по Внеземным Делам. Но очень хотелось бы услышать историю из первых уст. Расскажи мне всё, без утайки.

Шри говорила около часа. Она во всех деталях поведала о непродуманной попытке саботировать строительство биома, об убийствах Урсулы Фрей и Спеллера Твена, о роли дипломата Лока Ифрахима. В том числе поделилась своими мыслями о причине, побудившей Эуклидеса Пейшоту перейти на сторону той части клана, которая поддерживает идею войны. Описала тайные сады Авернус и небольшие засаженные растениями территории, которые Альдер видел на изрытой кратерами поверхности Каллисто, рассказала о потенциале водорослевых ферм в океане Европы и, наконец, заметила, что, по ее мнению, разногласия между старым и молодым поколениями дальних стали непреодолимыми.

— Думаю, мы совершили ошибку, когда пытались помочь пожилым, консервативно настроенным дальним удержать власть, — подытожила Шри. — Вместо этого стоило сделать предложение набирающему силу поколению. Мне удалось мельком взглянуть на некоторые из их секретов, и, полагаю, вскоре мы узнаем еще больше — там скрывается множество возможностей. Однако действовать надо без промедления: они явно находятся на пороге быстрой и внезапной экспансии. Всего через несколько лет на краю Солнечной системы появится десяток новых сообществ, и все они будут развиваться в разных направлениях. Прочные отношения необходимо завязывать сейчас — стать союзниками диаспоры. Это наш единственный шанс оказать на них хоть какое–то влияние.

Оскар принялся обдумывать услышанное. Шри, привыкшая к подобным паузам и молчанию наставника, прихлебывала остывший горьковатый чай и любовалась, как ветер с моря приглаживает траву на гребнях дюн и качает ветви сосен.

Наконец экопроповедник подал голос:

— Среди моих протеже ты — самая умная. Я могу открыто заявлять об этом — вреда тебе не будет, ведь ты и так это понимаешь. Но мне кажется, что ты еще и самая романтичная. Я не критикую. Твоя творческая фантазия не может существовать без этого качества. Без него ты не сумела бы добиться высот и создать великие вещи. Но если ты не поостережешься, эта черта может сыграть с тобой злую шутку.

— Считаешь, я поддалась таинственным экзотическим чарам дальних рубежей? Все, что я рассказала, — голые факты. Пока мы летели обратно к Земле, у меня было время хорошенько подумать, — и все ведет к одному. Нам остается крохотное сужающееся окно возможностей. Если мы не создадим союз с дальними, то в скором времени это сделается просто невозможным, и единственной альтернативой останется установление контроля силой.

— Мне кажется, тебе не стоит торопиться с выводами. Лучше осмысли произошедшее. Обдумай и взвесь последствия того, что узнала. Тебе не помешает прочный фундамент и чуть больше дальновидности, — посоветовал Оскар.

Он сидел, скрестив ноги, в позе лотоса. Древний могущественный карлик с распухшими суставами, скрытыми под смуглой кожей, уже не совсем человек: голова казалась слишком большой для его худощавого, скрюченного тела, уши обвисли, а лысый морщинистый череп покрывали пятна доброкачественных опухолей. Таков был гуру Шри, ее наставник. В его сосудах кишели нанороботы, которые чистили кровь, производили мощные антитела, убивающие следы инфекций, уничтожающие раковые клетки и постоянно передающие информацию команде врачей в Карризалито. Оскар получал данные от спутников и метеостанций, а также от тысяч крошечных свободно плавающих машин, которые исследовали море. У него был прямой доступ к президенту Бразилии, лидерам и экопроповедникам во всех странах на Земле. Стоило ему только захотеть — и флотилия строительных роботов насадила бы лес или изменила форму горы, как ему вздумается. Периметр вокруг хижины охранял постоянный гарнизон солдат, дюны патрулировали волки. Кроме того, Оскар напрямую контролировал спутник–геостационар, замерший над Землей и способный уничтожить кого и что угодно при помощи рентгеновского лазера в пределах охраняемой территории.

И вот сейчас под пристальным взглядом печальных взволнованных глаз наставника Шри поняла, что провалилась. Впервые она познала реальный вкус поражения. Ее мало волновало неудавшееся партнерство в рамках проекта биома: в конечном счете это была всего лишь политическая уловка, которая, кстати, принесла пользу и ясно продемонстрировала, насколько расходятся во взглядах каллистяне и члены семьи Пейшоту. Да, она злилась, чувствовала себя униженной, когда их отозвали с планеты прежде, чем удалось связаться с Авернус, но Шри уже и думать забыла об этом. Вновь преисполненная решимости, она готова была доказать, что ничуть не хуже Авернус, а может, даже и превзойти ее. Но раз ей не удалось убедить Оскара, что клану необходимо с удвоенной силой работать над созданием мирного союза с дальними, не удалось показать ему, какой огромный нераскрытый потенциал таит в себе подрастающее поколение дальних, придется отказаться от своего гуру и примкнуть к рядам Арвама Пейшоту и остальных противников примирения. Придется поддержать войну. Под пристальным взглядом Оскара Шри гадала, понимает ли это ее наставник, знает ли он о том отснятом материале, который она послала Арваму, и о многом другом.

— Прогуляемся, — наконец прервал молчание Оскар. — Хочу показать тебе кое–что.

Они миновали цветочный сад, украшенный вещами из городов и деревень, затопленных после того, как поднялся уровень моря, — выброшенные на берег бутылки и посуда, покрытые каменным наростом древние жестяные таблички, пластиковые бутылки всех форм и размеров, отшлифованные за годы нахождения в морской воде, дощечки, теперь гладкие, как шелк. А дальше, среди белого сухого песка в верхней части пляжа, стоял небольшой загон, огражденный прибитой к столбам сеткой. Экопроповедник проворно перелез через забор, опустился на колени и аккуратно выкопал в песке неширокую канавку, обнажив ряд хрупких белых шаров. Черепашьи яйца.

— Я уже пытался в прошлом году, — пояснил Оскар. — Забор надо вкопать как можно глубже, и тогда он защитит яйца от ящериц и крабов. Как только черепашата начнут вылупляться, я уберу забор, чтобы они могли добраться до моря.

— Кто–нибудь из прошлогоднего выводка вернулся?

— Насколько мне известно — нет.

— Пожалуй, море еще не готово их принять.

— Но несколько особей могли выжить. Что, если они просто перешли на другой пляж? Хотя ты, наверное, права. Еще столько всего надо улучшить. Этот выводок тоже может погибнуть, — подытожил Оскар и снова присыпал яйца песком. — Но мы не должны опускать руки.

— Если это какая–то притча, то я, видимо, не совсем ее понимаю, — сказала Шри.

Оскар поднялся и отряхнул песок с колен.

— Работа, которую мы проделываем, — это искупление грехов прошлого. Дело непростое, и, может статься, многое из того, что мы планируем, окажется невыполнимым. Раз за разом мы будем терпеть неудачу. Но мы обязаны стараться, потому что мы рождены для этого — для того, чтобы исправить ошибки. Примирение с дальними — лишь один из пунктов, а не краеугольный камень. Оно не принесет выгоды кому–то конкретно.

— Но мы можем гораздо больше. Во много раз больше. Я готова полететь туда вновь. Как только вы пожелаете.

— Я не меньше твоего хочу установить мирные отношения с дальними, но случиться это должно на их условиях. Если они ответят отказом, так тому и быть. Понимаешь, дорогая?

— Конечно.

А что еще она могла ответить? Оскар Финнеган Рамос — могущественная фигура, а еще он своенравен. И — он не совсем человек. Он с легкостью может лишить ее лаборатории и поставить крест на ее карьере. Он может отдать команду спутнику — и тот убьет ее по пути к машине, где ждет Ямиль Чо. С орбиты по ней ударит раскаленный луч и обратит в пепел, оставив лишь дымящееся углубление в оплавленном песке посреди дюн.

— Всегда находились члены клана, выступавшие против примирения, — продолжил Оскар. — Сейчас, когда проект биома так внезапно оборвался, они стали выступать активнее. Но мы не дадим им шансов — второго провала не случится, даже намека на него. Мы уйдем в тень, однако оставим каналы открытыми и будем ждать подходящего момента, чтобы выступить снова.

Экопроповедник прожил уже двести лет и давно научился терпеть, а еще видеть перспективу. Но Шри считала, что на этот раз Оскар ошибается. Ситуация менялась с поразительной быстротой, и она понимала это. У них не было времени дожидаться, пока утихнет маленький скандал с проектом биома. У них не было времени подготовить почву для следующей попытки. Возвращаясь в Ла–Пас, а затем на борту самолета по пути в Антарктиду, да и много позже профессор все размышляла о том, как действовать дальше. О мире. И о войне.