Тихий омут – индивидуальные черти

ГЛАВА 4. Слишком много неприятностей для одного дня

Человека классифицируют гораздо чаще, чем животных. Куда там несчастным зверушкам до нас? Что там у них – отряд, вид, подвид? А людей разделили по расам, национальностям, типам характера, психологическим особенностям, даже цвету волос и глаз. Но только не Любочку Голицинскую! Ее классифицировать нельзя! Она одна такая, единственная и неповторимая. Цвет волос меняет под настроение с каждым мытьем головы. У нее даже тон голоса повышается или понижается в зависимости от длины юбки. Ее можно назвать просто «Счастливая Женщина». Именно так с большой буквы. Она живет сердцем, а в людях видит только то, что хочет. Ее внешность можно охарактеризовать двумя словами – просто прелесть. Люба – красавица с русой косой, пышной грудью и осиной талией, белолица, белотела, кровь с молоком.

Девушка выросла в деревне. Но это совсем не значит, что в детстве она в пять утра доила корову, затем шла в школу шесть километров в распутицу, а вечером при лучине штопала вязаные носки. Она росла на натуральных витаминах и свежем воздухе.

Любочка была единственным ребенком в семье обычных сельских тружеников, где кроме мамы и папы были две бабушки и два дедушки. Бабушки ее к корове не подпускали, «шо бы руки не разлапились», в огород не гнали, «а то с лица черная будешь» и вообще «успеешь еще наработаться». Дедушки соревновались, чей подарок лучше и дороже. Мать велела умываться молоком и протирать лицо огурцом. А отец не разрешал будить рано. И сама Люба девушка со вкусом, букву «г» произносила правильно и сиреневые цветы на розовой кофточке не носила, телевизор смотрела регулярно и подать себя могла и как Аллу Пугачеву, и как Эдит Пиаф. Была очень артистичной. Изображала принцессу и нищенку одинаково успешно. Поэтому в обществе и тех и других чувствовала себя комфортно. Она не платья подбирала под себя, а себя под понравившееся платье.

Холили и лелеяли ее до восемнадцати лет. А затем наша красавица влюбилась в приезжего аспиранта и укатила с ним в город. Аспирант был не сильно состоятельный, но жилье свое имел. Прожили они с Любочкой в любви и согласии три года. Потом она снова влюбилась, а что делать – сердцу-то не прикажешь. Ничего с Аспирантом делить не стала и ушла к Кабанову. Кабанов был старше ее на семь лет. Уверенный, сильный, блатной, не знающий слова «нет» Кабан. Но и в этот раз счастье длилось недолго, всего два года. Его посадили за грабеж и хулиганство. Люба даже самой себе боялась признаться, что была этому рада, потому что блатная романтика ей уже порядком надоела: рестораны, меняющиеся квартиры, ночные гости. Сегодня густо, завтра пусто. Люба быстро с Кабаном развелась и через год вышла замуж в третий раз. Ей было двадцать четыре, а Антону Игоревичу Голицинскому сорок три. Голицинский смог дать Любе все, чего она была лишена, покинув родительский дом – стабильность, заботу, достаток, спокойствие. Он занимал высокий пост в администрации города, имел пятикомнатную квартиру, дачу, две машины. И ко всем перечисленным достоинствам считался красавцем в своей возрастной группе – подтянутый, благородная седина в висках, всегда со вкусом одет, даже дома. Любочка сама в счастье купалась и ему жизнь как солнышко осветила. Очень они друг друга любили, целых пять лет. Антон Игоревич умер от сердечного приступа на глазах молодой жены, прямо на брачном ложе. Люба тогда совершенно растерялась. За пять лет жизни с Антоном она настолько привыкла полагаться на него даже в мелочах, что вместо того, чтобы «скорую» вызывать она принялась его трясти и спрашивать, что ей делать, а он только рот разевал, как рыба на берегу. Пока догадалась врачей вызвать, пока они приехали… он умер. Завещания Антон не оставил, но наследницей первой очереди была Люба и спорить с этим никто не стал.

Спустя полгода после похорон третьего мужа Любочка Голицинская встретила Дмитрия Огурцова и снова влюбилась.

История их знакомства на самом деле была совершенно непримечательной. День рождения общего знакомого, на который Люба и Дмитрий пришли без пары. Событие отмечали на даче в приятной камерной компании. Были традиционные шашлыки, песни под гитару, стрекот сверчков, аромат жасмина, гамак и звездное небо. Все вокруг располагало к романтическому настроению. Любочка была очень хороша в белом длинном сарафане. Глубокий расшитый кружевом вырез на пышной белой груди, как магнитом притягивал взгляд. Любочка томно опускала глаза, вздыхала, прикрывала грудь и плечи шалью. Из-под подола выглядывала белая ножка с тонкими, розовыми пальчиками, ножка покачивалась и однажды с нее соскочила туфелька. Димочка как настоящий рыцарь поднял туфельку и водрузил ее на место, задержав на долю секунды ножку в своих руках. Романтичное настроение плавно переросло в эротическое. И когда гости стали собираться домой, Дима совершенно естественно вызвался отвезти Любу домой. Страсть настигла их минут через десять в ближайшей лесополосе. И видимо так сложились звезды, что эту ночь они провели вместе, но так и не насытились друг другом. Через неделю довольно банальная история знакомства обросла роковыми подробностями и Любочка всем знакомым рассказывала о том, что сама судьба привела ее на ту дачу, где она обрела любовь всей своей жизни.

Димочка с огромным удовольствием слушал, как Люба расписывает их неземные отношения подругам по телефону:

– Сонечка, оказывается, раньше я никогда не любила. Это действительно какая-то мистика. Ты прекрасно знаешь, как я не люблю все эти мероприятия на природе – комары, вечно дымом пропахнешь, да и этими, как их там, репеллентами всякими. Я вообще не собиралась ехать к Лапшину на день рождения. Я его жену недолюбливаю. Ха-ха… Не хочу об этом говорить, но этот Лапшин та-а-к на меня смотрит. Ой, Дима у меня такой ревнивый, – Люба оборачивалась к нему, смотрела с нежностью, – но мой тигр знает, что его кошечке никто больше не нужен. А тут эта мымра Лапшина сама мне позвонила и давай уговаривать, без меня, мол, компания не та. Ну, пришлось приехать. А Дима тоже ехать не хотел, он так много работает. А тут на удивление встречу перенесли и у него целый вечер свободный. Он и решил поехать отдохнуть от города. Я его увидела и сразу поняла – это мой мужчина. Даже кажется, он мне снился в детстве.

Ее простоватая восторженность чрезвычайно тешила его самолюбие. Он невольно сравнивал ее со скуповатой на эмоции Женей. И Женя всегда проигрывала. Как все-таки приятно быть самым-самым. Он никогда не упрекал Любу за излишнюю болтливость.

***

27 января 2003 года

…Папа купил компьютер! В кредит. Заволок его домой и провозгласил, что нам всем теперь придется потуже затянуть пояса. Как будто мы их распускали.

Я никогда не видела его таким радостным. Обычно он не разговаривает как нормальные люди, он читает нотации либо поощрительную, либо нравоучительную, со скупой одобрительной улыбкой, либо с вселенским презрением. Зануда – одно слово! А тут пританцовывает, хочет разделить радость с нами. Я даже заслужила его похвалу. Он удивился, что я умею кое-что на компьютере и, конечно, приписал мои заслуги себе: «Вот видишь, дочь, грамотный человек с любой задачей может справиться. Не прошли даром твои бессонные ночи, продолжай в том же духе!» Идиот.

Если бы не Антон ничего бы я не умела. Я даже учиться лучше стала. У меня сердце сжимается от ужаса, как представлю, что Антон той зимой мог пройти мимо меня или я испугалась бы холода и ушла из парка. Да что угодно могло помешать нашей встрече! Но это судьба! Я сидела в парке на скамейке три часа, страшно замерзла, Антон проходил мимо, пожалел и пригласил к себе. А мне было все равно, куда идти, лишь бы не домой и в тепло. Вот так случайно в мою жизнь пришло Счастье.

Антон мне разрешает абсолютно все! И на компьютере играть и телик смотреть и даже есть перед телевизором. Он мне столько дисков купил! Ни у кого столько нет. Конфеты самые дорогие в коробках, а не на развес! И вещи покупает и косметику. Жаль только нельзя их с собой забирать и показывать кому-нибудь. Карасева и все ее подружки умерли бы от зависти. Но нельзя. Пока мне не исполнится восемнадцать лет, мы должны скрывать наши отношения. Иначе нас разлучат. Но мне никто кроме Антона и не нужен. Мне плевать и на Карасеву и на ее свору. Они ничто, падаль. Если такой богатый взрослый умный человек, как Антон считает меня красивой и интересной, значит, во мне действительно есть истинная красота!

***

12 февраля 2003 года

Мне 15 лет. Это будет самый лучший день рожденья! Не дождусь, пока позвонит Антон и позовет к себе!!!

***

13 февраля 2003 года

АНТОН ПОДАРИЛ МНЕ ЗОЛОТУЮ ЦЕПОЧКУ И КУЛОН! Из настоящего золота, с огромным камнем. Так блестит! Это точно бриллиант! Жаль, что нельзя его носить. За такую вещь голову оторвут на улице. Антон обо мне заботится. Он меня так любит! Как же мне не хотелось возвращаться домой. Скорее бы я выросла и Антон на мне женился!

Кстати, у меня уже тринадцать энциклопедий. Ха-ха-ха!..

Он ждал ее в подъезде…

Пришлось ее поискать. Как у баб все просто – поменяла прическу и фамилию и уже совсем другой человек. Но он, если захочет, найдет кого угодно, из-под земли достанет. А ее найти он очень хотел. Должок за ней нарисовался. Никто и никогда в жизни не посмел его кинуть. И она в ногах у него валяться будет, прощение вымаливать.

Он присел на подоконник. Между этажами за шахтой лифта он оставался невидимым для жителей дома. Достал тонкую сигарету, белоснежная трубочка странно смотрелась, зажатая в его желтых узловатых пальцах. Он прикурил, медленно затянулся, дым выпустил в форточку, чтобы не привлекать к себе внимание. Недовольно скривившись, потушил только что закуренную сигарету об подоконник и смачно сплюнул на чистый пол:

– Сигареты какие-то бабские, папиросы нужно купить…

До своего дома Люба шла летящей походкой, мило улыбнулась пожилым соседкам, отдыхавшим на скамейке у подъезда. Все-таки у старых домов есть свои минусы, например, вездесущие бабули. За историю существования дома их накапливается приличное количество. Новостройки совсем другое дело, там обитает лёгкая на подъём молодёжь и никому нет дела друг до друга. А тут пока до квартиры доберешься тебя, как рентгеном, просветят.

Закрыв дверь подъезда, Люба поморщилась от боли: все-таки летом ноги отекают, и носить туфли на десятисантиметровых шпильках очень тяжело. До квартиры осталось совсем чуть-чуть и сейчас ее никто не видит. Она расслабилась и походка потяжелела.

– Что, Любань, тяжко стало скакать, как блохе подкованной?

Люба при звуке голоса быстро подобралась, а когда разобрала ядовитый смысл и узнала говорившего, ноги у нее подкосились еще сильнее и она ухватилась за перила.

– Ну-ну, что за трагизм! От счастья ноги не держат? Поднимайся, я уже заждался тебя.

Люба осталась на месте и тогда он спустился к ней. Она не двигалась. Кричать – глупо, он ей ничего не сделает, пока. Убегать? Куда она убежит в этих босоножках? Лучше не злить его и не привлекать внимания соседей. Незачем им знать какие у нее есть знакомые.

Он вышел из тени и попал в прямоугольник света, льющийся из окна. Он сильно изменился, постарел, лицо стало серым, глаза холодными, водянистыми, морщины глубже, похудел, даже как будто стал меньше ростом. Но она помнила очень хорошо, сколько силы в его жилистом сухом теле, руках, кулаках…

Он подошел близко-близко, наклонился к самому лицу, вдохнул ее запах, коснулся щеки.

– Соскучилась? Что отворачиваешься? Не нравлюсь? Раньше, как кошка о ноги терлась. А ты мне нравишься…

У него неприятно пахло изо рта, нескольких зубов не хватало. Он больно схватил ее за ягодицы и мерзко засмеялся:

– А у тебя аппетит всегда хороший был! Ишь, нажрала гудочек.

Люба очнулась от неожиданности и резко отпихнула его руки.

– Что тебе надо?!

– Тише, тише… Не того, о чём ты все время думаешь. Тоже мне сексбомба. Денег мне нужно. Видишь, я вернулся. А кто мне тут самый родной человечек? Ты, Любаня. Мне на первое время штук десять баксов дашь, чтобы я к тебе каждый день не наведывался… – говоря, он перехватил у нее сумку, вытащил кошелек и переложил наличность себе в карман.

– Поняла? Приду скоро. Не соберешь деньги – пожалеешь. Ты меня знаешь, бойся. Здесь подворотня тёмная…

Он шлепнул ее пониже спины и не спеша пошел вниз. Хлопнула дверь подъезда.

Люба тяжело поднялась к себе в квартиру, захлопнула дверь, навесила цепочку и только потом включила свет в прихожей. Теперь она почувствовала себя в безопасности. С тоской вспомнила умершего мужа Антона. Если бы он был жив, она рассмеялась бы мерзавцу в лицо и ни секунды бы не беспокоилась, Антон всегда все улаживал.

– Но теперь есть Дима, – напомнила она сама себе, хотя спокойствия от этого не прибавилось.

Дома Люба всегда ощущала умиротворение, как в уютных маминых объятиях, когда весь враждебный мир остается далеко-далеко, а ты чувствуешь только безграничную нежность и защиту любящих рук. Для Любочки это была не просто квартира. Это ее цитадель, ее собственный мир, в котором не было ни одной вещи купленной просто так, без души, каждая деталь была продумана и облюбована. Интерьер Любочка придумывала сама, не торопясь и ни в чем себя не ограничивая. Пятикомнатная квартира Антона Голицинского позволила воплотить в жизнь даже фантазии. «Благородные натуральные материалы, мягкие цвета и струящийся свет позволили воссоздать атмосферу классического фамильного жилища», – так сказал дизайнер, помогавший Любочке выразить то, что она хотела.

Босиком хозяйка прошла в спальню, повесила платье на плечики, накинула шёлковый халатик, достойный приёма у английской королевы, а на ноги натянула тёплые носки из овечьей шерсти, пока никто не видит, и отправилась на кухню – очень хотелось встретить Димусика вкусным ужином.

– Как все-таки хорошо, что он не настаивает на переезде в его квартиру. Димуся любит Любочку и не имеет нездоровых мужских предубеждений против площади будущей жены,– расстаться со своим детищем Любочке было бы очень тяжело.

Зазвонил телефон. Это был Дима.

– Солнышко, я должен задержаться на работе. Не рассчитал время, столько дел навалилось. Но это все ты виновата.

– Я? Что же я сделала моему Котику?

– Ты меня отвлекаешь, – притворно строго протянул Дима, – все мои мысли только о тебе, Солнышко. Котик не может сосредоточиться на делах, но Солнышко дождется Котика, да? Или мне придется долго будить, будить мое Солнышко?

– Дождется, конечно! – мурлыкала Любочка, – но будет сильно скучать и грустить. Приходи скорее, я тебя целую в носик. А Котик любит свое Солнышко?

– Дождешься меня, и я тебе все-все расскажу. Целую – чмоки-чмоки.

– Жду тебя… – дышала в трубку Люба. Настроение улучшилось, Дима ее очень любит, он молодой сильный мужчина и рядом с ним Люба должна чувствовать себя защищенной.

Ужин готовить она передумала: скорее всего, Дима перекусит на работе. Зато можно получить удовольствие от вынужденного одиночества. Она взяла бутылку красного вина и бокал, поставила на поднос блюдце с тремя маленькими пирожными с взбитыми сливками и вазочку с клубникой, забралась с ногами на диван, поднос с вкусностями поставила на диванную подушку, включила телевизор и … как всегда вовремя в дверь позвонили.

– Ну вот, как всегда никакой личной жизни! – вслух возмутилась Любочка. Всю процедуру обустройства на диване пришлось повторить в обратном порядке. Медленно поплелась к двери, вдруг подумают, что ее дома нет, и уйдут, но там за дверью, будто точно знали, что хозяйка дома.

Любочка открыла дверь. На пороге стояла соседка и некоторым образом родственница, жена младшего брата Антона Игоревича, Альбина. Невысокая худощавая молодая женщина держала на руках четырехлетнего мальчика. Ей было тяжело и она некрасиво прогибала спину назад, выпячивая живот и перенося на него часть веса ребенка.

– Любочка, прости меня за беспокойство, но ты ведь знаешь, я без веской причины время твое отнимать не стану. Можно пройти? У меня к тебе важный разговор.

Люба недовольно скривилась, развернулась и из-за спины бросила:

– Заходи. О чем ты хотела поговорить? Только поскорее, мне уходить надо.

Они прошли в гостиную. Гостья оглядела натюрморт на подносе и поняла, что ее выпроваживают. Но она была не в том положении, чтобы гордиться и Альбина произнесла тщательно подготовленные слова. Эта речь должна была расплавить каменное сердце бывшей невестки.

– Я еще раз хочу извиниться за то, что отрываю тебя от важных дел, – здесь было важно не показать сарказма в голосе, какие у гламурной пустышки могут быть дела. – Мы с сыном сегодня были на консультации у нейрохирурга. Очень хорошего, к нему запись на два месяца вперед. Он говорит, что если мы сейчас сделаем операцию, то Максимка может восстановиться. Понимаешь, полностью восстановиться. Он сможет даже в обычную школу ходить, будет совершенно нормальным ребенком. Но у нас в городе такие операции не делают, нужно в Москву ехать. Операция сто пятьдесят тысяч стоит, потом восстановительный период, ну и жить там какое-то время нужно будет. Без очереди попасть на операцию можно только за свой счёт. А нам нужно очень быстро.

Альбина замялась, а Люба никак не выдавала своих эмоций и не поощряла ее продолжать.

– Я, конечно, понимаю, что у тебя траты большие, но мне больше не к кому обратиться, – Альбина разволновалась, глаза у нее покраснели. – Ты же знаешь, Геночка такой несерьезный, немного безответственный. Мы бы у тебя заняли… Гена заработает и мы обязательно отдадим.

– Ах, ты денег просишь, – изволила догадаться Любочка, прошлась по комнате, – но у меня сейчас так обстоятельства складываются, что я не могу дать вам в долг. А давай перенесем операцию. Сейчас осень, куда вам ехать? Давай летом.

Любочка обрадовалась своей мысли:

– О! Куда лучше – лето, Москва! По музеям походите! Культурная программа.

– Ну, какие музеи, это же операция! – Альбина слегка вспылила, но быстро взяла себя в руки.

– Сентябрь только начался. Дело в том, что операции делают либо осенью, либо весной. Здесь даже погодные условия роль играют. И потом, возраст сейчас у Максимки оптимальный для операции – четыре года.

Альбине показалось, что Люба может согласиться. Она развернула сына лицом к Любе. Мальчик молчал, время от времени неловко заламывал руки и совал палец в рот, у него были очень красивые грустные глаза.

Любочка почувствовала, что ее загоняют в угол, никакие отговорки в голову больше не лезли. Она старательно отводила взгляд от мальчика и ее раздражала невестка с вечно кислой физиономией и бесконечными проблемами.

– Ну, давай тогда весной, ему же только в июне пять исполнится?

– Но ведь весной уже почти пять… – Альбина шептала.

Тогда Люба решила не выкручиваться, а сказать как есть. В конце концов, чьи деньги тот и командует. Она обычно не жадничала, но в данный момент законно рассудила, что ей предстоят большие траты и занимать отказалась:

– Ты понимаешь, мне платье нужно купить для регистрации и для вечера в ресторане. А украшения? А банкет? Просто голова кругом идет! Свадьба – это так дорого и хлопотно! А я хочу, чтобы все было по высшему классу – ведь свадьба бывает оди…, – осеклась она, – не так часто в жизни. Да и Антон мне не так много денег оставил.

Альбина нежно пригладила волосы на голове сына и разыграла последнюю карту:

– Я думаю, Антон хотел бы, чтобы ты помогла мне. Он всегда был добр ко мне и Геночке, а как он Максима любил ты сама знаешь.

Любочка стала раздражаться. Антон действительно во всем опекал младшего брата и его семью, но Люба этого делать вовсе не обязана, они для нее никто: