Тихо, как тень

Следствие начинается

При входе в квартиру Бэлдона в холле за декоративной решеткой вспыхнули неоновые лампы. С потолка просторного помещения мягко лился непрямой, отраженный свет.

Президент фирмы распахнул массивные двустворчатые двери. За ними была чрезмерно большая гостиная с излишне массивными креслами и диванами, несколькими столами и ренессансным буфетом. На стенах висели висели картины, ценность которых инстинктивно мог почувствовать и профан.

Поттер почтительно остался стоять у двери. Бэлдон предложил Бреверу кресло, обтянутое бархатом.

— Прошу, садитесь. В баре возле торшера найдете что-нибудь выпить. Достаточно нажать кнопку со львом. Воспользуйтесь и мне тоже налейте стаканчик. Виски без всего. — Он сел в кресло напротив инспектора.

Бревер нажал бронзовую кнопку. Бар, выложенный красным деревом, открылся, дохнув холодным воздухом. На трех полочках стояли бутылки. На двух — стаканы и бокалы разнообразной величины, от крохотных коньячных рюмочек и бокалов до высоких хрустальных фужеров.

— Позвольте? — Поттер нерешительно переступил с ноги на ногу. — Два года я был официантом в «Норфолке»… — Не дожидаясь ответа, занялся напитками.

— Благодарю, — кивнул Бревер, — но теперь подождите снаружи. И если я говорю «подождите», то именно это и имею в виду.

Негр поклонился и вышел.

— Почти три часа утра! — простонал Бэлдон. Придвинул Бреверу шкатулку с сигаретами и сигарами. — Хотел бы я знать, чем вы тут занимались, пока я ждал внизу с вашими уважаемыми — скажем так — сотрудниками. Между нами говоря — труп есть труп — я бы с таким делом справился гораздо быстрее!

Старший инспектор выдохнул облако голубого дыма.

— Но чего бы вы этим добились, вот вопрос! Да, вы бы все сделали в два счета, ну и что? И по гроб жизни не нашли бы убийцу.

Говорил он это, тем не менее, дружелюбно. Ему было ясно, что от человека вроде Бэлдона можно что-то узнать только по — дружески, но не официально. Нюх подсказывал инспектору, что президент компании вне подозрений. Но долголетний профессиональный опыт предостерегал его от необоснованных выводов. Однажды он уже был уверен в невиновности милого старого джентльмена с добрыми глазами, который в один прекрасный день кончил на электрическом стуле.

Но какой мог быть у Бэлдона мотив? А без мотива нет преступления разве что у душевнобольных. А таким Бэлдон явно не был.

Бревер размышлял. Возможен ли сговор между Бэлдоном и Поттером? Они могли взаимно подтвердить алиби, но только после двух часов, хотя убийство, видимо, произошло значительно раньше.

— Вы ещё не ответили на мой вопрос, — напомнил ему шотландец. — С чем вы столько возитесь, когда найдете тело убитого? Найдете ли вы убийцу? Ведь если он не допустит грубых ошибок, вам остается положиться на волю случая. В нашем случае нет никаких свидетелей…

— С чего вы это взяли? — удивился Бревер. — У нас есть множество немых свидетелей — и они надежнее, чем свидетели, выступающие в суде! Однажды мы для опыта инсценировали ограбление банка и все это продемонстрировали пятидесяти свидетелям. Ровно через час после ограбления их показания запротоколировали. Подчеркну еще, что все они были готовы подтвердить свои показания под присягой. И выяснилось, что видели они двух, трех и даже четырех грабителей. В действительности их было трое. Описали их как мужчин среднего, высокого и очень высокого роста, как худых, мускулистых и толстых. Были они в серых, синих, темно-синих, бурых, бежевых и песочно-желтых куртках. Волосы были светлые, темные, рыжие и каштановые. На самом деле «преступниками» были трое мужчин одного роста. Все трое среднего телосложения, на всех троих были серые плащи разных оттенков, волосы у них были темные. Только семь свидетелей дало верное описание примет!

— Это просто невероятно! — воскликнул Бэлдон. — Со мной ничего подобного произойти бы не могло!

— Значит у вас необычайно высокая наблюдательность и хорошая память. Бревер опорожнил свой бокал. Он умышленно уводил разговор от темы, чтобы позднее как бы ненароком вернуться к убийству.

— Сколько бы лет дали вы моему коллеге Гэйтски? Вы могли как следует рассмотреть его в холле, когда мы приехали.

— Это такой высокий, худой?

Бревер усмехнулся.

Бэлдон выпил свой бокал, попытался выиграть время и попросил, чтобы Бревер налил ему снова.

— Сорок! И могу ошибиться максимум на пару лет!

Старший инспектор следил за струйкой дыма от своей сигареты.

— Гэйтски ровно тридцать лет. Но, может быть, вам лучше запомнился цвет его глаз?

— Карие! — триумфально выкрикнул шотландец.

— Голубые! — уточнил Бревер. — Но вы наверняка помните цвет легкого шерстяного плаща доктора Кеннеди?

— Серый, — неуверенно слетело с губ Бэлдона.

— Не было у него никакого серого шерстяного плаща, только синий нейлоновый дождевик. — Инспектор откашлялся. — Как бы теперь выглядели ваши свидетельские показания перед скамьей присяжных?

— Ну ладно, человек может ошибаться, не надо преувеличивать. Ничего подобного раньше со мной не случалось! — Проворчал Бэлдон. — А эти ваши «немые свидетели»? Вам ещё нужно добиться, чтобы присяжные их услышали! — и старик добродушно захохотал.

— По грязи из под ногтей можно судить о профессии, по грязи на подошвах — куда ходил убитый. Микроскопические следы тюленьего жира на одежде убитого привели нас однажды на палубу судна, где он был убит. В одном очень тщательно вычищенном автомобиле в щели между сиденьями мы нашли волос — точнее говоря, часть волоса. Наша лаборатория установила, что волос крашеный, и что он не выпал, а был вырван. Весьма сложным способом установили средство, которым был окрашен волос. В результате хозяин машины был осужден за убийство человека, которому принадлежал волос. И преступник сознался!

Бревер вежливо поклонился.

— Время уходит! Могу ли я попросить вас сказать, Где вы провели сегодняшний вечер — скажем с десяти и до времени вашего возвращения?

Бэлдон ошеломленно взглянул на старшего инспектора и вдруг рассмеялся хриплым, но беззаботным смехом.

— Понимаю… Вы хотели застать меня врасплох? Ну, это напрасная трата сил. Тридцать членов моего клуба подтвердят вам, что я с восьми часов вечера и до половины второго вместе с ними чествовал нашего чемпиона по гольфу, — он хлопнул себя по колену — и не рассчитывайте, что хоть один из них даст вам неверное описание моей особы! Отправляйтесь в клуб «Беркли», с моей визиткой вас пустят. — Он достал из кармана бумажник.

— Меня обычно пускают внутрь без рекомендаций, — сказал Бревер, но примирительно добавил: — Плохо я отблагодарил вас за превосходный коньяк. Но такова уж моя профессия — а убийства не бейсбольный матч… Поэтому ещё несколько самых неотложных вопросов, потому что уже поздно и я лишаю вас сна. Вы живете здесь достаточно долго… достаточно, чтобы составить свое мнение…

— Шестнадцать лет, инспектор! — ответил шотландец. — Я уже видел, как въезжают сюда новые жильцы и как выезжают тоже, некоторые в свой последний путь.

— Когда вы сегодня ночью вернулись домой и встретили внизу Поттера, вы ничего странного не заметили? Не был ли Поттер не таким, как обычно? Расстроенным, или…

Бэлдон решительно покачал головой.

— Это лучший привратник из всех, которые были в «Саванне», а их было немало, они приходили и уходили, некоторых выгоняли… Но Поттер — это исключение. Работящий, скромный, сдержанный. Раз в неделю помогает моей экономке и горничной, когда они делают, как говорится, большую уборку.

— А теперь, мистер Бэлдон, представьте мысленно всех жильцов дома и скажите мне, могли ли вы ожидать от кого-нибудь из них, что он убьет человека и положит у вас под дверью, чтобы сбить с толку полицию.

Бэлдон аккуратно раскурил новую сигарету.

— Не могу и не хочу никого подозревать, инспектор! К тому же я никого близко не знаю. Миссис Шеннон, которая тоже живет здесь уже десять лет, единственное знакомство, которое я поддерживаю. Сейчас она путешествует. Еще один старый жилец, Дональд Лирбоди, въехал только четыре года назад. Он хозяин компании таксомоторов, естественно я имею в виду большой бизнес с несколькими сотнями машин в Нью-Йорке и других городах. Считаю его порядочным гражданином. Живет здесь с женой, двумя дочерями и сыном-инженером. Подо мной живет Джеймс Гарвик, — думаю, он вчера отмечал день рождения, заранее просил извинить его, если будет немного шумно. Гарвик — строительный подрядчик. Насколько могу судить, состоятельный человек. Холостой, веселый, жизнелюбивый. Но не хочу утомлять вас перечнем всех жильцов.

— Вы меня нисколько не утомляете, ответил старший инспектор, но мне было бы достаточно получить от вас ответ на свой совершенно конкретный вопрос. Можно полагать почти наверняка, что человека, которого вы нашли, положил вам под дверь кто-то из жильцов. Кто, по-вашему, на это способен? Можете говорить в открытую — все останется между нами. Информацией этой никто не воспользуется. Слово даю!

Бэлдон встал.

— Вам не кажется, инспектор, что человек моих лет должен быть уже в постели? Три часа…

Бревер тоже поднялся.

— Значит, не хотите! И притом я уверен, что-то пришло вам в голову. Вы не считаете способным на это всех жильцов, имеете в виду только одного.

Старик неторопливо направился к дверям.

— Действительно, преступник был всего один. Но если вы внимательно посмотрите на всех жильцов, выбор будет несложен. Если я смогу вам быть чем-то полезен… — Сделав вежливый жест рукой, он проводил гостя в прихожую, где Поттер, вздрогнув, прогнал дремоту.

Старший инспектор с привратником вернулись в вестибюль. Оба полицейских в форме доложили, что ничего не произошло. Один из них выходил проверять посты у служебного входа и въезда в гараж. Вернувшись, доложил, что ночной сторож в гараже может сделать важное заявление, но хочет говорить с Бревером лично. Бревер с Поттером зашли в привратницкую.

— В котором часу вы заступаете на службу?

— На этой неделе — в девять вечера. И до семи утра. То есть десять часов, — пояснил Поттер.

— Десять часов! — ужаснулся Бревер. — А что говорят профсоюзы? При сорокачасовой рабочей неделе?

— Так сорок часов и получается, — ответил привратник. — Я работаю только четыре дня в неделю. Оставшиеся три дня подрабатываю другим — чаще всего у кого-нибудь из жильцов.

— Кто пришел и кто вышел из дому вчера вечером, начиная с девяти часов, когда вы заступили на службу?

Привратник задумался, и надолго.

— Мистер Беландро с четырнадцатого этажа пришел с двумя знакомыми в половине десятого. Но гости скоро ушли. Возможно, около десяти. Когда они уходили, вернулись домой Гленвуды с шестнадцатого этажа. Чуть позже тут пронеслась целая компания. Мистер Гарвик отмечал день рождения. Он с десятого этажа. Потом — тишина где-то до полуночи. Примерно в половине первого вернулся домой Абрахам Баннистер с двенадцатого этажа, а в час или чуть позже разошлись гости Гарвика. Это все, что я видел и о чем могу вспомнить. Но у нас тут есть и служебный вход, которым иногда пользуются некоторые жильцы, — ставят машину в гараж и сокращают путь через вестибюль.

— У вас есть список всех жильцов?

Поттер положил на стол книгу и раскрыл её.

— На первых четырех этажах — помещения инвестиционной компании. Открывают они в девять, закрывают в пять. Квартирантка с тринадцатого этажа, миссис Шеннон, уже два месяца путешествует — насколько я знаю, на Гавайях. Вернется только к лету. Но, — он вытащил один листок — здесь копия списка всех жильцов «Саванны», она вам пригодится. Мне список не нужен, я всегда могу получить в конторе новый.

Бревер сложил лист и сунул его в нагрудный карман. Испытывающе взглянул на привратника.

— Если бы вы сейчас сели в лифт, поднялись да шестнадцатого этажа и на каждом этаже на минуту остановились, — отчетливо произнес он, — кого бы вы сочли способным на убийство?

Поттер ошеломленно взглянул на инспектора.

— Я должен сказать, кто… — Он помолчал, поскреб в затылке, покачал головой. — Это не по мне…

— Но вы же сами видели, что здесь сегодня ночью убили человека. Кто-то должен был это сделать. Я только хочу знать ваше мнение. Не нужно бояться, все останется между нами. Не хочу, чтобы вы обвинили кого-то в убийстве, но ведь надо с чего-то начать. Вы знаете жильцов…

Бревер внимательно разглядывал негра.

— Мистера Бэлдона, разумеется, можем исключить, предложил Поттер, — но с другой стороны, мертвец лежал под его дверьми…

— Это не значит, что там он и был убит, — пояснил старший инспектор. Труп, — это, конечно, тяжесть немалая, но его можно перенести с места преступления.

— Это мне в голову не пришло, — сознался негр, — разумеется… Но кто же на такое способен? — Понизив голос, он обратился к инспектору. — Раз я волей-неволей должен сказать… не хочу никого обидеть, но Джакомо Беландро с четырнадцатого… иногда я думаю…

Бревер напрягся.

— Что с ним?

Поттер ещё тише продолжал:

— Мой предшественник кое-что мне рассказал. Джакомо Беландро он знал ещё раньше, чем тот переехал в этот престижный район. Беландро был как-то связан с сомнительными доходами, с какой-то гангстерской бандой, которая предлагала «охрану за деньги» прачечных и химчисток и избивала хозяев, которые такую «охрану» отклоняли, — но вы знаете, что я имею в виду, инспектор…

— Нам нетрудно выяснить, кто такой Беландро и чем он занимался раньше, хотя и гангстер может исправиться и стать образцовым гражданином. Но такое случается очень редко. Значит, Джакомо Беландро заслуживает нашего внимания. Ладно. А кто еще?

Поттер покачал головой.

— Больше я никого не знаю. Все порядочные люди. На восьмом этаже живет мисс Эвелин Паркер, которая тратит уйму денег, и никто не знает, откуда она их берет, но для эффектной блондинки это, разумеется, ничего не значит. Гостей она принимает немного — собственно, только двоих, одного очень солидного пожилого джентльмена и одного гораздо моложе, но никогда — обоих вместе. Иногда у мисс Паркер бывает ужасно шумно — но это все.

Бревер поблагодарил привратника.

— Мы вас ещё раз допросим, уже по всем правилам, но вы не обязаны включать в протокол то, что сейчас по секрету рассказали мне. А теперь проводите меня в гараж.

Дежурный в гараже сообщил, что зовут его Уильям О'Брайен тридцать четыре года, женат. Только когда Поттер по знаку Бревера удалился, начал рассказывать:

— На пост я заступил в десять часов вечера. Все шло как всегда. Вначале я загнал все машины в гараж, потом занялся «бьюиком» Гленвудов. Потом другими. Где-то после полуночи, но не знаю точно, не смотришь ведь все время на часы. В это время пришел кто-то с улицы, он шел от рампы к тому входу, который вел в вестибюль, и помахал мне. Я его не узнал, не знаю, кто это был, только я решил, что это кто-то знакомый, чего бы ему иначе махать. — О'Брайен вздохнул. — Чуть позже, когда я мыл «кадиллак» мистера Баннистера, мне показалось, что кто-то прошел вдоль рампы к выезду. Мне показалось, что это тот же, кто только что прошел внутрь.

Бревер терял терпение.

— Не могли бы вы точнее вспомнить, кто это был?

Дежурный пожал плечами.

— Я был занят делом, инспектор.

— Часто пользуются проходом через гараж? — спросил Бревер.

— И да, и нет, — ответил тяжеловесный, медлительный мужчина, — как жильцам в голову взбредет. Иногда кто-то оставит машину на улице, потому что собирается ещё куда-то ехать. Тогда идет через гараж, это ближе, чем через холл и вокруг всего дома.

— Разумеется, — согласился инспектор и предложил О'Брайену сигарету. Но все-таки вы не узнали того мужчину?

Сторож глубоко затянулся.

— Смотрите сами, инспектор. Здесь метров сорок, и ещё две колонны, машины и поворот. А он шел тихо, как тень, словно совсем не касаясь пола.

Бревер испытующе взглянул на него.

— И вы не попытались выяснить, кто это? Ведь кто-то чужой ночью украдкой покидал дом через гараж!

— Такое случается. Что мне было делать? — оправдывался О'Брайен. Бежать за ним? С такой форой не было никакого смысла. И потом — это было необычно, но ничего чрезвычайного. Знай я, что в доме произошло убийство, другое дело! А так я подумал, что это просто чей-то гость, не хотевший мозолить глаза привратнику в холле. У двух жильцов есть горничные… помолчав, он многозначительно покачал головой.

— А ещё минут через десять, или через четверть часа, мне показалось, что снова слышу чьи-то шаги. Но никого не было видно. Видимо, кто-то шел мимо по тротуару.

— Ну, по части контроля за посетителями здесь далеко до идеала. Но теперь уже ничего не поделаешь. К сожалению!

— По нашим правилам ворота гаража запираются только в час ночи, поэтому на то, кто приходит и уходит, особого внимания не обращают, возразил О'Брайен. — После часа тут уже не может пройти никто, ни пешком, ни на машине, пока ему не откроют. До того использование рампы ничем не ограничено, так что через гараж может пройти кто угодно. Кто приходит или уходит через холл, минует привратника; кто хочет воспользоваться лифтом для персонала, должен иметь патентованный ключ, который есть только у жильцов.

— Это понятно, — кивнул Бревер, — только нам тогда толку мало. Но вы ещё кое-что заметили — нечто важное?

О'Брайен кивнул.

— Теперь, когда совершено преступление, все выглядит необычным, не то, что раньше. Вскоре после того, как исчез тот тип на резиновых подошвах ведь он шел так тихо, словно на них — кто-то вошел с улицы и шел вдоль рампы к дверям, ведущим к служебному лифту…

— Та же фигура, которая перед этим исчезла в противоположном направлении? — перебил его Бревер.

Сторож пожал плечами.

— Наверно, это был один и тот же — а может, и нет. В переулке можно поставить машину и бывает так, что кто-то заходящий домой на минутку, бросает там машину, проходит через гараж и холл и тем же путем возвращается.

— Но тогда он должен был пройти мимо привратника, чтобы попасть в лифт? — настаивал инспектор.

— Вот именно! Если только у него не было ключа от служебного лифта. Тогда он мог войти со служебного входа.

— Походка часто бывает весьма приметной. Человека можно узнать по походке, не видя его лица. Полагаете, во всех трех случаях речь шла об одном и том же человеке? — не отставал Бревер. — Полагаете ли вы, что шаги, которые вы слышали, донеслись действительно с улицы, и что кто-то четвертый не входил или не выходил из дому?

О'Брайен отвечал неуверенно.

— Не моя вина, что управляющий домом экономит на персонале. Ко мне не может быть никаких претензий. Не знаю я, кто пришел, кто ушел. Первый человек показался мне иным, чем два других, а те, похоже, очень спешили. Старались не шуметь, шли на цыпочках, проскользнули здесь тихо, как тень. О'Брайен умолк.

Бревер чувствовал, что большего от него не добьешься. Не потому, что тот хотел что-то утаить, просто больше ничего не знал. Все же сделал ещё одну попытку.

— Вы видели очертания фигуры? Большая? Средняя? Маленькая? Толстая? Тонкая? Разумеется, говорите только то, что вы на самом деле думаете. Я знаю, человек легко ошибается. Память подводит, чувства обманывают, особенно в тех случаях, когда плохо видно. Но если те три фигуры хоть чуть остались у вас в памяти… постарайтесь их хотя бы грубо описать.

После долгой паузы О'Брайен сказал:

— Скорее всего, первый человек был маленького роста, другой — или другие — среднего, скорее стройный, во всяком случае не массивный и не толстый. Теперь, когда я как следует подумал, сказал бы, что второй и третий — это один и тот же.

Бревер поблагодарил.

— Вы пытались нам помочь, я понимаю. На допросе в управлении постарайтесь как можно точнее повторить то, что рассказали мне сейчас. Так же четко и ясно. Ничего не прибавляя, ничего не упуская.

Задумавшись, возвращался Бревер к дверям вестибюля. Этим путем шел какой-то мужчина — с улицы домой, потом из дому и опять назад. Один? Двое? Трое?

«Убийца — спрашивал Бревер сам себя. — Жертва?»

Человек этот мог быть совсем ни при чем — хотя бы любовник какой-нибудь служанки, да и мисс Паркер, возможно, предпочла бы, чтобы привратник, знавший двух её поклонников разного возраста, не видел какого-нибудь позднего гостя — что при приходе, что при уходе…

Поттер открыл ему окованную бронзой дверь и низко поклонился. Долго смотрел вслед служебной машине, пока её огни не исчезли из виду.

— Остановитесь у первого же открытого бара, — приказал Бревер водителю. Кварталом дальше, на Бродвее, тот затормозил.

Бревер торопливо вошел в круглосуточно работавшее бистро, взобрался на табурет у стойки, заказал кофе, потом сигареты, распечатал пачку «лаки страйк», вытащил одну и щелкнул зажигалкой. С кремня полетели искры, но пламя не вспыхнуло.

— Кофе, — молодой человек в белом халате, в сдвинутой набекрень шапочке протянул чашку. Старший инспектор все ещё возился с зажигалкой.

— Дайте мне бензин для зажигалок.

Бармен порылся в шкафчике, потом крикнул девушке, стоявшей на другом конце стойки:

— Где флаконы с бензином для зажигалок?

— Я только что продала последние пять штук.

— Возьмите спички. — Бармен подал Бреверу плоскую коробочку. — Они куда надежнее!

Бревер заплатил, вышел из заведения и направился к машине.

— В управление!

Удобно откинувшись на сиденьи, попытался расслабиться. Не знал, что только что едва не встретился с убийцей.

Рутина — сон — и опять рутина.

Бревер прошел по коридору, вошел в кабинет и нажал кнопку интеркома. Когда отозвался детектив Сэрдж, вызвал его к себе.

Геркулесова фигура Сэрджа заполнила все вокруг. Лоуэтт, сопровождавший коллегу, выглядел возле него как спринтер, хотя и весил добрых сто семьдесят фунтов.

— Как дела? — Бревер взглянул на Лоуэтта.

— Основное донесение готово, остальное в процессе работы, Гэйтски возвращается из морга, — доложил Лоуэтт.

— Что еще? — старший инспектор повернулся к Сэрджу.

— Все донесения мы передали в отделения три и четыре, — доложил инспектор. — С обоснованием, что мы завалены работой. Я зарегистрировал первые донесения об убийстве в «Саванне». Лаборатория, отделение идентификации и фотоотдел обещали, что будут непрерывно передавать нам все промежуточные результаты. Но это займет ещё несколько часов.

Бревер взглянул на электрические часы на стене, которые всегда напоминали ему кухню в доме его родителей.

— Три сорок пять. Приказ всем членам группы Бревера: немедленно в постель! Пять часов отдыха. В девять тридцать все встретимся здесь у меня!

По дороге домой Бревер, как и его сотрудники, предвкушал, наконец, отдых. И не диване в кабинете, а в нормальной постели. Знал, что отдохнувшее тело — залог бодрости духа, а и то, и другое было необходимо в его профессии. Да, детективам из романов сон не был нужен. Преступников они преследовали без отдыха, пренебрегая едой и прочими элементарными нуждами. Но люди с 240-й улицы состояли не из бумаги и типографской краски, а из плоти и крови.

До Лонг-Айленда, где у семьи Бреверов был небольшой домик, довольно далеко, но в четыре утра движение на улицах никогда не отдыхающего Нью-Йорка было слабым, а Бревер не хотел отказываться от нескольких часов отдыха дома.

Дэвид Бревер был единственным сыном, и его родители два года назад отпраздновали серебряную свадьбу, отец Бревера был на заслуженном отдыхе после сорокалетней службы в городской полиции Нью-Джерси, где дослужился до начальника транспортного департамента.

Дэвид с отличием окончил Йорк Колледж, учился в Гарварде, поступил на госслужбу, стал государственным обвинителем и в первом же своем деле в качестве прокурора добился осуждения обвиняемого, представшего перед судом за подделку денег. Приговор, по требованию молодого прокурора, звучал: «от семи до двадцати лет заключения». В день, когда приговор вступил в законную силу, осужденного нашли в камере мертвым. Ему удалось перерезать вены заточенной металлической ложкой.

Тогда он понял, что ему мало быть обвинителем. Поскольку невозможно было одновременно быть следователем, прокурором и судьей, решил заняться исследованием преступлений на основе непосредственного изучения человека и его поступков.

Так он поступил на службу в полицию. Не помогли и предупреждения отца, который желал сыну иной карьеры, чем была у него в Нью-Джерси. Но Дэвид Бревер не переменил своего решения, а когда раскрыл дело, известное под шифром «Пекари 7» и получил звание старшего инспектора задолго до истечения обычного срока, никто не радовался больше, чем Бревер-старший. За исключением матери…

Уже совсем рассвело, когда Дэвид Бревер тихо открыл двери дома, разулся и проскользнул в свою комнату. На столе обнаружил бутерброды, прикрытые большой салфеткой, тарелку салата и бутылку портера. Раздеваясь, съел бутерброды и выпил пиво. Через несколько минут лежал уже в постели. Сразу не уснул. Его привычкой было вместе с пиджаком оставлять и все служебные заботы. Но путь от слов к делу не всегда прост.

Вот что произошло за несколько часов от обнаружения убийства до начала совещания группы Бревера в девять тридцать.

Доктор Кеннеди из манхеттенского филиала Чиф Медикал Экзаминер в морге на 29-й улице провел вскрытие. Его отчет определил причины смерти мужчины, зарегистрированного на основании найденных документов под именем Адониса Лавинио «ранение свинцовой пулей из ручного огнестрельного оружия 32 калибра». Пуля, скользнув по пуговице, проникла в грудь и, деформировавшись, застряла в позвоночнике. Входное отверстие и следы вокруг него исключают выстрел в упор. Дуло оружия должно было быть удалено как минимум на сорок сантиметров от раны. Ранение вызвало мгновенную смерть вследствие повреждения сердца. «Трасса пули направлена вверх под углом восемь градусов, исходя из чего можно заключить, что убийца был, вероятно, несколько меньше ростом, чем жертва, если только убитый в момент выстрела не наклонился назад. Анализ содержимого желудка подтвердил предполагаемое время смерти в период между одиннадцатью и часом ночи. Необычных веществ (например, ядов) не обнаружено.

При анализе внутренних органов — печени, легких и селезенки установлены патологические изменения. Микрохимический анализ показал, что погибший длительное время употреблял значительные дозы героина и почти наверняка был хроническим наркоманом. Не исключено, что ранее употреблял и героин.»

На правом предплечье покойного нашли семисантиметровый шрам, по виду которого можно было заключить, что лечили его без врачебной помощи. Шраму было около трех лет.

На правом бедре обнаружены входное и выходное отверстие от пулевого ранения. Рана была старой, так что тип оружия идентифицировать не было возможности.

По общему состоянию тела возраст можно было определить в тридцать с небольшим лет, что сходилось с данными в документах.

Сплющенная свинцовая пуля была зарегистрирована и передана для анализа в отдел баллистики.

Отделение идентификации зарегистрировало и классифицировало отпечатки пальцев, снятые у убитого, и сравнило с данными картотеки. Комплект отпечатков был адресован в центр ФБР в Вашингтоне, но ответ ФБР только подтвердил данные местных картотек.

В политическом отношении убитый был чист, также как и по части шпионажа и контрразведки.

Остатки отпечатков на дверях и в лифте идентификации не поддавались. Их фрагментарность исключала классификацию.

Судя по картотеке, погибший был действительно Адонисом Лавинио, на чье имя были и документы, обнаруженные в поношенном бумажнике из кожезаменителя.

По архивным данным, Адонис Лавинио родился в 1927 году в Неаполе, в 1932 с родителями переехал в Соединенные Штаты, в одиннадцать лет сбежал из дома. Болтался по Нью-Йорку, в шестнадцать лет за попытку изнасилования направлен в исправительное заведение, откуда через девять месяцев сбежал, в восемнадцать получил два года за торговлю наркотиками, освобожден досрочно за хорошее поведение, годом позднее за то же преступление был осужден на четырехлетнее заключение, через три года выпущен за образцовое поведение, в двадцать три года за недостатком улик был оправдан по делу о вооруженном ограблении, в двадцать пять осужден на три года за неоднократные случаи вымогательства. За повторные операции с наркотиками на Лавинио было выдано ещё несколько ордеров на арест. В них перечислялись все его приметы. Материалы архива содержали и документы отдельных процессов.

В лаборатории провели анализ крови, взятой у покойного при вскрытии, и определена группа «Б» генотипа Б/БВ/О. Той же группы была и кровь на ковре. Лаборатория дополнительно подтвердила тождественность проб анализом дальнейших факторов крови. Анализ содержимого в целлофановых пакетиках, добытых при помощи пылесоса, не принес особых результатов. Судя по грязи из под ногтей и частицам, извлеченным из волос, покойный пользовался очень жирной и слишком ароматизированной помадой, вероятно, иностранного производства.

В отделе баллистики микроскопическим и спектральным анализом обнаружены волокна ткани, которые уцелели на пуле, и соответствовали одежде. Еще были обнаружены следы асбеста и меди. Металл пули был деформирован, практически сплющен, так что следов от нарезов дула различить было невозможно. Хотя, судя по всему, она относилась к 32 калибру.

Для следов асбеста и меди удовлетворительного объяснения не было. Причиной мог быть глушитель, но ни один известный в баллистике «сайленсер» ни асбеста, ни меди не содержал.

Когда Бревер вернулся в управление, в кабинет он прошел окольным путем, чтобы миновать дожидавшихся журналистов. Долго уворачиваться он не сможет. Но на первых фазах расследования убийства печать — скорее помеха, чем помощь. Громкие репортажи пробуждают внимание не только читателей, но и преступника и всех его соучастников. Если найден неопознанный труп, помощь печати может быть даже на руку. Но случай в «Саванне» относился к другой категории. Бревер не хотел информировать прессу, пока не будет знать, как с её помощью создать у подозреваемых иллюзию безопасности.

Усевшись с четырьмя ближайшими помощниками за стол для совещаний, Бревер прежде всего пробежал заголовки газет. И второе утреннее издание поместило только краткие заметки об убийстве в «Саванне». Старший инспектор предложил детективам отвечать на все вопросы журналистов как можно уклончивее.

— А теперь посмотрим на донесения. На все! Приступим!

И они занялись материалами вскрытия, заключениями лаборатории, отдела баллистики и фотографии. Гэйтски и Лоуэтт представили опись содержимого карманов убитого.

Фирменные ярлыки на костюме, шляпе, белье и бабочке убитого были аккуратно — и, судя по заношенным швам, довольно давно, — удалены.

В бумажнике из заменителя, кроме удостоверения личности, были водительские права, пожелтевшая, почти не различимая фотография какой-то женщины и групповой снимок того же качества.

В кармане убитого нашли тридцать семь долларов пятьдесят центов наличными, кожаный футляр с четырьмя ключами на колечке, перламутровый перочинный нож, пружинный нож с выкидным лезвием, зажигалка, авторучка, чистый и грязный носовые платки и миниатюрный радиоприемник. На внутренней стороне левого предплечья двумя подвижными резиновыми зажимами был прикреплен автоматический пистолет калибра 6, 35. В обойме было шесть патронов, седьмой — в стволе.

Бревер распределил работу.

— Слоун запишет показания Поттера и О'Брайена, а в клубе Беркли осторожно проверит алиби Бэлдона. Лоуэтт попытается выяснить, нет ли кого-нибудь из жильцов «Саванны» в нашей картотеке или в ФБР в Вашингтоне. Сэрдж и Гэйтски разделят список лиц, проходивших на процессах против Лавинио. Тщательно проверить всех, кто был осужден, оправдан, или выступал свидетелем защиты. Я же начну со знакомства с жильцами с двенадцатого до шестнадцатого этажа, поскольку Бэлдона, видимо, придется исключить, если его алиби подтвердится.

— А жильцы с первого этажа по десятый? — спросил Гэйтски.

— Они для нас пока не представляют интереса, — пояснил Бревер.

— Почему? — не успокаивался Гэйтски.

Бревер удивленно взглянул на своего сотрудника.

— Вы в самом деле думаете, что кто-то тащил труп вверх по лестнице, если вниз это гораздо легче?

— Спорю на две сотни, что это весомый довод, Гэйтски, — рассмеялся Слоун, — но если у тебя с серым веществом не в порядке, к чему лезть с дурацкими вопросами на совещании?

Гэйтски перегнулся через стол так, что своей могучей грудью чуть не отодвинул стол.

— Мои руки чаще всего спасают ваши головы, чем ваши головы — мое серое вещество! Впредь можете поискать себе другого ангела-хранителя. — Он повернулся к Бреверу. — К вам это, разумеется, не относится, шеф.

В десять часов десять минут кабинет Бревера опустел.

По дороге на Вестенд Авеню Бревер размышлял о пока неразрешимой проблеме — о мотиве убийства. Причина каждого преступления является лучшим ориентиром для преступника. Даже в немотивированных случаях может быть найден решающий импульс.

При поверхностном взгляде на квартирантов «Саванны» не было и следа каких-то связей между ними и застреленным гангстером, разве что за исключением Джека Беландро, если догадки Поттера верны. Но Беландро Бревер хотел заняться потом, когда получит результаты от Лоуэтта. Но даже если Беландро не отличается незапятнанной репутацией — где мотив?

Адонис Лавинио был мелкой сошкой, просто звеном в цепи торговцев наркотиками или чем-то подобном. Даже если кто-то из квартирантов «Саванны», — хотя бы Беландро — только прикрывался солидным фасадом и в действительности принадлежал к нью-йоркскому преступному миру, почти исключено, чтобы человек вроде Лавинио имел доступ прямо к боссу. Именно опасение, что контакты с подобными типами, хорошо известными полиции, могут бросить тень и на них, требовала от гангстерской верхушки максимальной осторожности и исключения всякой возможности подобных контактов. Ведущие фигуры преступных синдикатов высятся на светлых высотах общественного положения. Путь от них к исполнителям ведет сверху вниз через множество ступеней, где каждый знает только ближайшее звено вниз и вверх, так что никаких прямых контактов снизу вверх к боссу не существует. Такая система делает почти невозможным разоблачение крупных фигур, ибо против них никогда не бывает прямых свидетелей. А если вдруг такой человек появляется, из-за недосмотра, ошибки или иного сбоя в организации, на слушание дела он обычно не попадает, ибо с кладбища в зал суда пути нет.

Бревер в «Саванне» не стал представляться офицером полиции, но сделал вид, что у него назначена встреча с Лайонеллом Гленвудом. Привратник проводил его к лифту.

Президент «Америкен Шез, Инк.» принял старшего инспектора в халате.

— Это случайность, что вы меня вообще застали. Обычно в восемь я уезжаю в контору. Но легкая простуда задержала меня сегодня дома до прихода врача. Садитесь! И говорите прямо, в чем дело.

Бревер внимательно взглянул вокруг, оценил обстановку квартиры, которая говорила не только о благосостоянии, но и о культуре быта.

— Вероятно, вы уже слышали…

Гленвуд нетерпеливо перебил его.

— О том убийстве на одиннадцатом этаже? Разумеется. Такое не скроешь. Не считая того, что есть в газетах. Мне уже звонила уйма знакомых, которые о нас беспокоятся. Но не знаю… — он вопросительно взглянул на Бревера.

— Только формальность, мистер Гленвуд! — заверил его инспектор. — Но когда в доме произойдет убийство…

— Здесь в доме? — переспросил Гленвуд. — Мне это кажется неправдоподобным. Я думал, мертвого как-то пронесли сюда.

— Как вы это себе представляете? — спросил Бревер. — Труп нести гораздо сложнее, чем это кажется по его весу. Опыт есть! Семидесятикилограммовый мешок — максимум метр в длину, компактный, можно сказать, плотный. И форму свою он сохраняет. Мертвец ростом полтора-два метра не обладает никакой жесткостью, руки и ноги болтаются при каждом движении, пока не наступит окостенение тела — «ригор мортис». Но тело убитого было ещё теплым, когда мы его нашли. Лифт для жильцов — под постоянным надзором привратника. Лифтом для персонала можно воспользоваться, только имея специальный ключ от черного хода, и потом труп пришлось бы нести или волочь через всю квартиру, что могло произойти только с ведома или при помощи её хозяина. И вы верите, что покойный мог быть принесен под двери мистера Бэлдона снаружи?

Гленвуд попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.

— Обо всем этом я не подумал, инспектор. Я не криминалист и не читаю криминальные истории. Мои знания в этой области минимальны. Зато я могу помочь вам информацией об акциях, дивидендах, бирже, валюте — такими же точно, как ваши познания по части транспортировки трупов.

— Прекрасно, — поблагодарил его Бревер. — Если я когда-нибудь на свой оклад захочу купить акций, попрошу у вас совета. Но пока придется удовольствоваться трупами. А теперь перейдем к действительно формальным вопросам: не заметили ли вы в тот вечер или ранее ничего существенного? Возможно, вы встречали в лифте этого человека? — он предложил Гленвуду несколько увеличенных фотографий Адониса Лавинио, — или произошло что-то необычное?

Гленвуд решительно покачал головой.

— Этого парня я не знаю. И он мне крайне несимпатичен! Не думаю, что смогу рассказать вам что-то интересное — по крайней мере по поводу этого печального события. Мы с семьей не поддерживаем контакта с остальными жильцами. Наше общество принадлежит несколько к иному кругу. — Он гордо выпрямился.

— Моя жена — урожденная Веллстраат, эта фамилия вам, вероятно, знакома — семья приплыла на «Шейфлауэре», а мои предки ведут свой род от Гленна Вуда, который в освободительной войне был полковником у генерала…

— Но это же общеизвестно! — Бревер сделал полупоклон. — Я только думал… возможно, что вы могли что-нибудь заметить… при всей изолированности вы ведь время от времени встречаетесь с другими жильцами в лифте, а человек с вашим положением и жизненным опытом с первого взгляда сумеет отличить зерно от плевел, даже без дополнительных доказательств.

Даже такой человек, как Гленвуд, супруг урожденной Веелстраат, чьи предки прибыли в Америку как первопоселенцы, даже этот американец с богатой родословной принял тираду Бревера с благодарностью.

— Дорогой инспектор, я бы очень хотел вам помочь, будь это в моих силах. Но я правда не знаю ни о чем… Но, чисто между нами, — он взглянул на двустворчатые двери в глубине, — ибо в присутствии моей жены я бы об этом не заговорил, — есть тут у нас в доме одна довольно… ну, деликатно выражаясь, темпераментная женщина. Зовут её Эвелин Паркер, — о чем я, кстати говоря, узнал совершенно случайно. Но, полагаю, эта дама — в кавычках, разумеется, — работает совсем в другой области, чем убийства. Он коротко хохотнул, наклонившись к Бреверу. — Как мужчина мужчине — такие ведь тоже нужны, а? Но кроме этого… — Задумался, потом сказал: — На пятнадцатом этаже год-полтора назад поселился некий Дональд Лирбоди. Я ничего не имею против таксистов, особенно если их несколько сот в одних руках, но Шейла — моя жена — и я были несколько шокированы, что прямо у нас под боком появился человек из совсем иного круга. И сын и дочь только головой качали, когда видели Лирбоди и их детей. Но мы живем в такое время, когда господствуют совсем иные нравы, чем во времена нашей молодости…

— К сожалению, — подтвердил Бревер. Свое настоящее мнение для пользы дела он оставил при себе. Следующий вопрос сформулировал как можно осторожнее.

— Вы вернулись вчера домой довольно поздно… не слышали ли выстрела, или чего-то подобного? На большом расстоянии за выстрел можно принять и выхлоп автомобильного мотора.

— Дома мы были в начале одиннадцатого, но единственное, что привлекло внимание — это шумная компания, которая по ошибке въехала лифтом до самого верха, но тут же опять спустилась вниз. Видимо, где-то была вечеринка. Но не слышал ничего, напоминающего выстрел. И жена и дети тоже ничего не слышали, иначе сказали бы об этом. Вчера вечером мы были приглашены к друзьям, Мондергастам из Бостона, которые по пути в Париж ненадолго остановились в Нью-Йорке. Мы вместе поужинали в «Уилмингтон Руфгарден», — и там последнее время уже не тот уровень, какого можно бы ожидать. Но отклонить приглашение мы не могли, миссис Мондергаст, урожденная Тиллбург, — дальняя родственница моей жены. Фамилия Тиллбург вам, конечно знакома скаковые конюшни и консервы.

— Ну разумеется, кто же не знает? — торопливо перебил его Бревер, чтобы избежать дальнейшего потока семейных историй. — Я вам очень благодарен за информацию.

Он встал. Гленвуд проводил его до дверей и подождал, пока не пришел лифт.

Бревер вышел на тринадцатом этаже. На всякий случай. Несколько раз надолго нажал звонок квартиры Дороти Шеннон. Попытался повернуть ручку двери. Ничего не слышно. Видимо, миссис Шеннон действительно путешествовала. Да и пыль, осевшая на пороге двери, подтверждала, что их давно не отворяли. Богачи отдыхают на Гавайях — бедняки остаются дома или довольствуются Кони-Айлендом. В этом вся разница.

Абрахам Баннистер и Дональд Лирбоди были бизнесмены и в половине двенадцатого дня их не могло быть дома. Но зато была возможность узнать кое-что такое, на что трудно рассчитывать в их присутствии. Неосторожная реплика из уст ничего не подозревающей супруги или служанки чаще помогает криминалисту гораздо больше, чем трудный допрос осторожных мужей.

Бревер позвонил Лирбоди. Через некоторое время открыла темнокожая девушка. Не негритянского типа, скорее откуда-то с островов Карибского моря, с Пуэрто-Рико, или Гаити, со всей прелестью женщин этого многорассового региона.

— Могу ли я говорить с мистером Лирбоди?

Старший инспектор скорчил милую гримасу и с нескрываемым удовольствием прошелся взглядом по пышному бюсту и узким бедрам девушки.

Мина служанки, вначале весьма строгая, мгновенно изменилась.

— Мистер Лирбоди уходит в контору всегда очень рано, обычно в семь часов.

— А миссис Лирбоди? — Бревер старался не нажимать.

— Миссис Лирбоди? — Девушка удивленно взглянула на него. Замялась, потом спросила: — Вы хотите что-то продать? Мистера Лирбоди ничего не интересует, он все получает по оптовым ценам, обычно прямо с фабрики.

— Юная леди, — осклабился Бревер, — я не могу предложить вам ничего, кроме восхищения женской красотой — а это все даром… Можете не беспокоиться. Но хотелось бы распросить вас о многих других вещах. Вам не кажется, что в дверях это не совсем удобно?

Девушка забеспокоилась.

— Мне нельзя никого пускать в квартиру, когда мистера Лирбоди нет дома! Всякое бывает… Чего вы хотите? Кто вы?

Бревер подошел ближе.

— Я бы не сказал этого никому, но с виду вы вполне заслуживаете доверия… — Он показал ей удостоверение.

Недоверчиво и боязливо она уставилась на него.

— Криминальная полиция? — И вдруг поняла. — То убийство сегодня ночью — вы из-за него пришли?

Он кивнул, аккуратно отодвинул её в сторону и захлопнул за собой дверь.

— Не бойтесь ничего, юная леди!

Помня планировку по квартирам Бэлдона и Гленвуда, он уверенно прошел внутрь, открыл двери и кивнул девушке, чтобы подошла ближе.

— Мы одни? Значит, с вами можно говорить откровенно?

Девушка польщенно улыбнулась, шагнула чуть ближе, оставаясь все же на безопасном расстоянии и опершись на край стола.

— Я всегда прихожу в полдевятого, мистер Лирбоди завтракает в конторе, в ресторане. И до полудня я остаюсь здесь одна.

— А миссис Лирбоди? — повторил свой вопрос Бревер.

Она снова как-то странно взглянула на него, но потом сказала:

— Будет лучше, если я вам скажу. Полиция все равно раньше или позже узнает. Видите ли, она три недели назад сбежала от мужа. Никто в доме об этом не знает. Официально она гостит у родителей. Но передо мной-то не скроешь! Сбежала от него с шофером! — И добавила, поясняя. — Шофер был из фирмы, но возил только Лирбоди. Заодно что-то вроде телохранителя, раньше был боксером-средневесом. Вы же знаете, таксисты — парни крутые, так что шефу здоровяк всегда может пригодиться. На Майка Паттерсона всегда можно было положиться, пока он возил только хозяина. Но когда взял под охрану ещё и хозяйку, потому что босс надолго уезжал, — усмехнулась она, — короче, в один прекрасный день они словно под землю провалились. На хозяйке было бриллиантов как игрушек на рожденственской елке…

— Понимаю, — поддакнул Бревер. — И счастливая молодая пара до сих пор не дала о себе знать?

— Молодая? — воскликнула девушка. — Да, если сложить двадцать пять Майка и её пятьдесят пять, то ещё ничего — выйдет на каждого по сорок. Но вообще-то, им бы лучше играть в мамашу и сыночка. Ну, долго это не протянется. Скоро хозяйка вернется и будет все по-прежнему.

Бревер недоверчиво взглянул на нее.

— Не может быть! Лирбоди разведется, не возьмет же он обратно свою жену, которая от него сбежала, к тому же — с шофером!

Она чуть запрокинула голову и глаза её, окруженные красивыми длинными ресницами шаловливо засветились.

— А если у него не будет выбора?

— Почему? — допытывался инспектор.

Чувствуя на себе его взгляд, она кокетливо выпрямилась и таинственно ответила:

— Мистер Лирбоди не может рисковать скандалом. Его жена слишком много знает. Я слышала, как она кое на что намекала по телефону — и она знала, что говорила.

— Ну что она могла знать? — как можно равнодушнее спросил Бревер. Сокрытие доходов? От этого Лирбоди откупится. Измена? Это не козырь в руках жены, сбежавшей от мужа с другим. Так что… — покачал головой. — Думаю, вы ошибаетесь.

— Думаете? — Насмешливо переспросила она. Голос дрожал от желания спорить. — Возможно. Но я что слышала, то слышала. Хозяйка угрожала мужу… и знаете чем? Вами! Полицией!

— Ну, возможно и так, — отмахнулся Бревер, разъяренная женщина чего не придумает! Но чтобы действительно что-то предпринять против своего мужа, она должна была иметь в руках доказательства. Вещественные доказательства преступных деяний. А что можно доказать Лирбоди?

— Не знаю, — признала девушка. — Хозяйка, разумеется, не сказала по телефону ничего конкретного. Но это должно быть как-то связано с тем, что нечто не в порядке с такси. Однажды, когда они по-крупному поругались здесь, дома, хозяйка заявила, что множество людей могли бы доказать… она тогда случайно обнаружила, что во время её отсутствия мистер Лирбоди принимал даму… что она знает таксистов, которые за соответствующее вознаграждение с охотой дадут показания против мистера Лирбоди, и о «левых» пассажирах, и о какой-то перевозке багажа, но, как я уже сказала, ничего более конкретного. Но у хозяйки муж в кулаке, это вы можете мне поверить. Или он примет её назад, или будет платить до самой смерти.

— Будет интересно, если так произойдет. Но личные дела супругов Лирбоди меня не интересуют, — легкомысленно заметил Бревер и сделал вид, что собирается уйти. — Я расследую убийство, которое произошло сегодня ночью. Раз вы такая сообразительная девушка и многое слышите, может быть вы мне сможете что-нибудь рассказать и об этом? И, кстати, как вас зовут, моя красавица?

— Иннокентия Торлан, — гордо ответила она. — Но про убийство я ничего не знаю. Вчера я прочитала о нем в метро, по дороге сюда. Привратник думает, что убийца хотел свалить все на мистера Бэлдона и потому положил труп перед его дверью, но по-моему это просто глупо, на это полиция ни за что не купится.

Бревер показал ей фотографию убитого.

— Вы его знали? Не похож он на кого-то из ваших знакомых? Не встречали вы его поблизости от «Саванны»? В гараже? В лифте для персонала? В вестибюле или ещё где-нибудь?

Девушка решительно покачала головой.

— Никогда! А такое лицо я бы точно запомнила — наглое и опасное!

Старший инспектор снова взглянул на фотографию. Эта простая девушка с первого взгляда распознала то, что до сих пор не разглядел он и что не заметил никто из его сотрудников: физиономия Адониса Лавинио источала опасность и после его смерти.

— И примите мой совет, Иннокентия, — предупредил её Бревер.

— Ни слова о моем визите ни мистеру Лирбоди, ни кому еще. Я говорю это только в ваших интересах. Никто не узнает того, что вы мне рассказали. Зачем посвящать в это вашего хозяина или кого-то еще? Если вы проговоритесь, начнутся лишние распросы, — давайте обойдемся без этого, ладно?

— Я не скажу ни слова, — уверила она. — Если хозяину не скажете вы, никто ни о чем не узнает.

Бревер медленно направился к дверям, но остановился на пороге.

— Вас зовут Иннокентия… Это означает «невинная», а?

Она гордо кивнула.

— Невинность, точно.

Бревер вызвал лифт и бросил на девушку многозначительный взгляд.

— Только имя — или на самом деле?

Она сделала шаг в его сторону.

— В этом мужчина должен разобраться сам.

Лифт тронулся, и она долго смотрела вслед.

Старший инспектор остановил лифт на втором этаже, немного подождал и нажал кнопку двенадцатого. Не хотел, чтобы девушка знала, в какую квартиру он направился теперь.

У Абрахама Баннистера открыла пожилая дама, причем не сняв цепочки. Только рассмотрев его удостоверение, пустила внутрь.

— Проходите… — она прошла вперед, через салон провела его в маленькую комнату, обставленную как интимную гостиную, и предложила кресло.

— Вы, видимо, пришли из-за ужасного события, происшедшего ночью?

— Да. — Он предпочел убедиться. — Миссис Баннистер? — после кивка Бревер продолжил: — Всего несколько обычных вопросов, с которыми всегда надоедает полиция. Избежать этого, к сожалению, невозможно, все-таки произошло убийство. Вы же не хотите, чтобы убийца избежал кары — поэтому я прошу вас о помощи. Могли бы вы рассказать, что знаете об этом случае? Я вам покажу фотографию убитого — это, конечно, не художественный портрет, но верно переданное сходство облегчает опознание.

Фотографии он разложил на маленьком столике. Каждый снимок хозяйка рассматривала очень тщательно. Словно о чем-то вспомнив, потянулась к небольшой подставке возле плавно изогнутого кресла.

— Курите? Это хорошо. Люблю аромат хороших египетских сигарет, не переношу только ароматизированные сорта.

— Благодарю! — Он закурил «хедив де люкс», хотя не переносил её восточного запаха. Ему вдруг показалось, что милая дама пыталась всем этим просто отвлечь его внимание. Но взглянув в её ясные, добрые синие глаза, решил, что догадка была ошибочной.

— Ну что? Полагаете, что вы уже когда-то видели этого человека? Именуется он Адонис Лавинио и был кем угодно, только не настоящим Адонисом.

Покачала головой.

— У меня появилось на миг такое впечатление, но это была ошибка. Я дважды была в Италии, в прошлом году и в этом, там множество таких типов, все выглядят одинаково и для нас все так похожи, что не различишь. Но этого Адониса я никогда не видела.

— Может быть, мимоходом, в лифте, в холле или в гараже, когда садились в машину. Это могло наложиться на воспоминания о мужчинах в Италии, подсказал Бревер.

Женщина задумалась.

— Не могу сказать вам ни да, ни нет, просто не знаю. Но — это для вас так важно?

— Могло бы дать нам какой-то след, — пояснил старший инспектор.

— Предположим, естественно, чисто теоретически, что вы когда-то видели убитого, как он выходит на одиннадцатом этаже и направляется в квартиру мистера Бэлдона.

Недоверчиво взглянула на него:

— Вы же не думаете, что Бэлдон открыл бы двери такому типу? Нет, об этом и говорить нечего. Может быть, он поднимался на десятый этаж? Мистер Гарвик поддерживает контакты с богемной публикой, по крайней мере, так как он её понимает. Мне приходилось видеть у него людей, которых можно встретить скорее в Бауэри, чем на Бродвее… На седьмой этаж могли ходить такие посетители — только дамы, конечно, потому что от дипломата типа сеньора Антонио де Альвареца другого человек ожидать просто не может…

— Понимаю, миссис Баннистер. Ваша информация заслуживает внимания, заметил Бревер.

— Не считайте это доносом, инспектор, — тут же заволновалась она. — Я просто размышляла вслух… Но как только вы произнесли имя Бэлдона, я и разговорилась. Ничего не имею против Гарвика, как и против Альвареца, или, скажем, мисс Паркер — возможно у меня просто слишком старомодный взгляд на некоторые вещи.

— … Но, — продолжил Бревер её мысль, — вы все же чувствуете, хотя не можете опереться на что-то конкретное и не хотите никому повредить, что Адонис Лавинио в «Саванне» вряд ли мог посещать кого-то кроме Гарвика, Альвареца или мисс Паркер и…

Она возмущенно его перебила:

— С чего вы взяли? о Джеке Беландро вы меня спрашивали?

Бревер добродушно ответил:

— Я вообще не спрашивал вас о конкретных людях, миссис Баннистер, имена называли мне вы. Теперь упомянули о Беландро с четырнадцатого этажа. Что вас заставило это сделать?

Она заерзала в кресле.

— Я просто делю людей на симпатичных и несимпатичных. Джек Беландро и те трое мне очень несимпатичны. И я никогда не ошибаюсь. Если этот молодой человек, — показала на фотографию, — посетил кого-то в доме, то только одного из этих четырех.

— Выбрать одного из четырех будет нелегко. Но, по-вашему, никто больше в расчет не идет?

— Исключено.

— Еще последний вопрос. — Бревер поднялся, скомкав сигарету, — не слышали сегодня ночью вы или ваш муж ничего необычного? Например, громкий выхлоп мотора автомобиля?

— Вы имеете в виду выстрел? — спросила она, слегка усмехнувшись. Нет, ничего такого. Только шум приходящих и уходящих гостей Гарвика — но к этому мы уже привыкли. Давно бы уже переехали. Но сегодня всюду столько радиоприемников, что мы попали бы из огня да в пламя. Времена, когда люди вели себя пристойно, давно прошли. Я бы слышала любой подозрительный звук, потому что не ложилась, пока не вернется муж. Читала Голсуорси, — знаете, я из старого английского поместного дворянства, а человек должен временами взять в руки спокойную, добрую книгу, чтобы забыть о вашем Нью-Йорке. Абрахам Баннистер вернулся в полпервого, был на собрании биржевой палаты. Все мои уговоры, к сожалению, не помогают. Ему уже семьдесят, но не желает отойти от дел, словно молодой. Притом в этом нет никакой необходимости. Наши дети обеспечены, и более, чем достаточно. Но Абрахам не может жить без своего бизнеса. — И, подумав, добавила: — Может, не постарел бы так, уйдя на покой!

Бревер откланялся. Он оказался в мире, о котором знал только по книгам, и рассказам — во вчерашнем мире, о котором он думал, что существует только в фантазии писателя. Миссис Баннистер изменила его мнение. Люди, которых он считал вымышленными, жили в действительности. Здесь, в конце 1959 года, в апартаментах на Вестэнд Авеню у Централ Парк.

Прикинул, стоит ли навестить Абрахама Баннистера в «Траст инвестмент инк.», но после разговора с его женой считал это просто излишним. По крайней мере, пока.

Поехал в даунтаун, чтобы пообедать где-нибудь неподалеку от работы. Так он мог сэкономить немного времени, чтобы после черного кофе, как всегда завершившего его обед, выслушать донесения сотрудников. Совместное обсуждение достигнутых результатов было очень важно для планирования. А из управления на Центр Стрит рукой подать до конторы Лирбоди на Спрюс Стрит. Потом пришла бы очередь Джека Беландро, Джеймса Гарвика, Эвелин Паркер и других, у которых Лоуэтт может найти в картотеке какие-то зацепки.

Четверо мужчин — четыре часа работы.

В два часа Бревер с ближайшими сотрудниками сидел за столом для совещаний. Каждый из них принес результаты своей почти четырехчасовой работы.

Прежде всего старший инспектор информировал четырех детективов о всех результатах своего визита в «Саванну». Потом взглянул на Лоуэтта.

— А как обстоят дела у вас? Начнем с тех жильцов, на которых ты что-то нашел в картотеках.

Детектив потянулся за блокнотом и открыл папку.

— Прежде чем заняться людьми, на которых есть какие-то сведения, я прежде всего проверил с первого по четвертый этаж, поскольку они сданы не жильцам, а одной фирме. Полагаю, нужно было проверить, кто за ней стоит, и не могли ли таким путем проникнуть в «Саванну» нежелательные типы.

— Верно, — согласился старший инспектор.

— Арендатором первых четырех этажей является фирма «Файнешл Севинис К», основанная в девятьсот двенадцатом году группой промышленников и банкиров. Сегодня ею руководят дети. А в двух случаях — внуки основателей. У неё солидный круг заказчиков, в их числе известные биржевые маклеры.

— Откуда у вас эта информация? — спросил Бревер.

— Биржевой совет, Союз маклеров. Страховое общество владельцев ценных бумаг, Союз банковских служащих… Достаточно было связаться по телетайпу.

— Хорошая работа, — удовлетворенно кивнул Бревер.

— Короче, есть одно имя, которое, по моему мнению, мы можем полностью исключить. Это Чарльз Барнс, шеф терапевтического отделения больницы Эдварда Хиггинса. У него своя клиника. Издал несколько научных книг. Очень состоятелен. Во всех отношениях без изъяна.

Пометил блокнот.

— Теперь остальные. Джеральд Гамильтон, шестой этаж, главный инженер «Мериленд Юталити». В двадцать четвертом году разжалован за дезертирство, три года военной тюрьмы, амнистия через семнадцать месяцев, условный срок истек в двадцать седьмом, в пятьдесят седьмом — судимость снята.

— Невероятно! — воскликнул Бревер, — Чтобы в «Саванне» жил кто-то с судимостью! Хорошенькое начало! Продолжайте!

Лоуэтт прочитал следующую страницу.

— Антонио де Альварец, дипломат, два задержания за нарушение правил движения. Судя по материалам, всегда под сильным воздействием алкоголя. Поскольку его хранит дипломатический иммунитет, анализ крови не проводился. Ничего больше. Я направил запрос в Вашингтон. Но думаю, что сеньор Альварец числится в ООН, а они информацию предоставляют редко и неохотно.

— Пожалуй, Государственный департамент мог бы поручить нашему послу на родине Альвареца что-нибудь выяснить там. Неофициально, — сказал Бревер.

— Эвелин Паркер. Дважды замешана в какие-то аферы с колл-герл. Оба раза по суду оправдана. — Лоуэтт неспеша раскурил трубку.

— Но я это имя никогда не слышал, — заметил Бревер, — значит ни о чем чрезвычайном речи не шло.

— Настоящая фамилия Паркер — Пинни, — пояснил Лоуэтт, — но поскольку она добилась дважды где-то театральных ангажементов, ей было позволено пользоваться псевдонимом. В «Саванне» она значится как Паркер, но в полиции сообщила свою настоящую фамилию. Видимо, привела с собой какого-нибудь театрального агента, который знал законы. Но в отделе по борьбе с наркотиками есть на Паркер, она же Пинни, несколько донесений из среды наркоманов. Наркоманы не умеют держать язык за зубами. Те считают, что она посредница между крупными оптовиками и мелкими толкачами. Кое-что говорит о том, что снабжала или снабжает «коксом» несколько ночных клубов в Гринвич Вилледж. Несколько задержаний, личных досмотров и обысков квартиры ничего не дали. Коллеги из отдела по борьбе с наркотиками считают, что нашу русую пташку — которая, кстати, на самом деле темная шатенка, — всегда вовремя предупреждали.

— Тут возникает вопрос, седовласый ли джентльмен поставляет Эвелин «кокс», а молодой распределяет его дальше, или наоборот, — заметил Слоун.

Лоуэтт положил на стол пачку фотографий, показавших Эвелин как на обычных снимках из картотеки, так и в интимных ситуациях. Фотографии путешествовали из рук в руки.

— На девятом этаже судовладелец Оливер Г. Мершан с семьей из шести человек. Сливки общества. Пять машин, прислуга — горничная, слуга и повар, — если приглашены гости, постоянный член клуба «Сторк» «Клуба 21» — все о'кей, включая «черные списки», куда с сорок второго по сорок пятый год включалось имя Мершана за торговлю с неприятелем. Но прибыль прежде всего таково его жизненное кредо. А забывается это быстро — особенно когда за это платят.

— Чем дальше, тем интереснее, — вздохнул Бревер. — Хотя человек, торговавший с неприятелем, вряд ли имеет что-то общее с убийством Адониса Лавинио. Но просто удивительно, как мало среди нас действительно порядочных людей.

— Джеймс Гарвик с десятого этажа — строительный подрядчик, — продолжал Лоуэтт, — но где строит, и что строит установить мне пока не удалось. Денег ему хватает. Часто путешествует. В двадцать девятом году остался без гроша — но тогда такое случилось не только с ним. Черной тогда была не только пятница, но и весь год. Официально это не зарегистрировано, но в центре экономической информации устно и неофициально кое-что сообщили. Гарвик вплоть до прошлого года был владельцем бара «Шанхай» и дважды был оштрафован — за превышение времени работы и за стриптиз несовершеннолетних. Вот он — фас и профиль. Характерное лицо бесхарактерного человека. — Он пустил снимки по кругу.

— Бар «Шанхай», — заметил Сэрдж, — на Кристофер Стрит. Пестрая публика, мужчины и женщины; мужчины, которые ищут женщин, женщины, которые ищут мужчин, и те, которые ищут обоих. Несколько раз сменили место. Вначале Бэдфорд, потом Блекер Стрит. Бар был закрыт, снова открыт, опять закрыт и снова открыт. Связи у них есть.

— На это заведение мы сегодня взглянем как следует, — неторопливо сказал Бревер. — Кого из вас там не знают?

— Меня! — тут же встрял Гэйтски. — Я никогда там не был! И вообще я таких заведений не знаю. Думаете, кому-нибудь придет в голову, что я из полиции?

— Полагаешь, кому-нибудь это не придет в голову? — осадил его Слоун.

— Да, я тяжеловес, — гордо заявил Гэйтски. — Но именно боксеры и борцы — желанные люди в таких кабаках. Это совсем другое дело! И для дам, и для господ! — Он тихонько рассмеялся.

Бревер сказал:

— Может быть, это неплохая идея. Придем в разное время, сядем подальше друг от друга… — Взглянул на трех остальных детективов. — Кто ещё может ручаться, что его в «Шанхае» действительно не знают?

Лоуэтт в расчет не шел. Раньше он служил в полиции нравов и риск, что в «Шанхае» могли его узнать, был слишком велик. Слоун припомнил, что во время своей работы в отделении идентификации завязал ряд «знакомств» в гомосексуальных кругах. А Сэрдж только усмехнулся. Четыре года назад ему пришлось уйти из «Наркотик Скуод», потому что превратился просто в символ этого отдела по борьбе с наркотиками. Люди из этой среды обходили его за версту.

— Тогда в «Шанхай» со мной пойдет Гэйтски. Договорились. Если ничего не случится, то в полночь. Я приду позднее. Раньше полуночи в таких сомнительных заведениях нет никого кроме любопытных туристов, которые потом разочарованно возвращаются в отель — или отправляются на ночь куда-нибудь еще. — Он повернулся к Лоуэтту. — Продолжайте излагать подноготную добропорядочных граждан из «Саванны»!

— Джек Беландро, — Лоуэтт повысил голос, — наш старый знакомый. Раньше он именовался Джакомо Биньо, но три года назад получил американское гражданство и стал пользоваться своим нынешним именем. К сожалению, закон о натурализации дает право каждому свежеиспеченному американцу выбрать себе новое имя. Поскольку с той поры обвинения Биньо не предъявлялись, смена имени осталась всего лишь записью в его личном деле. Вероятно, и квартиру в «Саванне» он заполучил только потому, что управляющий домом не знал его прежнего имени. Как ему могло прийти в голову, что американец Джек Беландро — это итальянский гангстер по имени Джакомо Биньо?

— Что за ним числится? — спросил Бревер.

— Чист как ангел! За деньги можно нанять лучших адвокатов. Это просто невероятно: — Джек Беландро, он же Джакомо Биньо, не был ни разу осужден, хотя двадцать семь раз арестован в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Лос-Анжелесе, Лас-Вегасе, Майами, Сан-Франциско и Вашингтоне. Четырежды был обвинен в убийстве, девять раз — в соучастии в убийстве, дважды по так называемому закону Манна за незаконный перевоз особ женского пола за границу штата, одиннадцать раз — по подозрению в торговле наркотиками, и каждый раз следствие прекращалось или — если обвинение было предъявлено не предстал перед судом, а если предстал перед судом, был оправдан. То есть — по закону — он никогда не был признан виновным!

Бревер, сделав несколько пометок, передал снимки дальше.

— Вот вам и юстиция, вот вам и демократия! Надеюсь, мы все-таки доберемся до конца списка жильцов «Саванны»…

— Последний, — ответил Лоуэтт. — Дональд Лирбоди. Дважды его анонимно закладывали за незарегистрированную, значит, незаконную перевозку оружия. Якобы он своими такси доставлял легкие пулеметы неизвестно откуда дипломатическому представительству одного южно-американского государства. Кто их им продавал, установить не удалось. Получатель молчал, поскольку неподсуден американским законам. Расследование увязло в песке. Лирбоди вначале допрашивали как обвиняемого. Он отказался отвечать по совету своего адвоката, с обоснованием, что как обвиняемый имеет право на молчание. Потом собирались его допросить как свидетеля. Тогда он отказался отвечать со ссылкой на так называемую пятую поправку, ибо своими показаниями мог повредить другим, к чему свидетеля принудить нельзя. Тем все и кончилось. Лоуэтт собрал свои заметки и сунул блокнот в карман.

Бревер огляделся и кивнул Слоуну.

— Показания Поттера и О'Брайена запротоколированы. Соответствуют тому, что они рассказали вам, — доложил детектив.

— И в клубе «Беркли» мне подтвердили слова Бэлдона. Его там очень уважают, мне пришлось быть очень осторожным, чтобы не вызвать нежелательной реакции.

Бревер кивнул, взглянул на Гэйтски, потом на Сэрджа.

— Докладывает пусть кто-то один. Если будете, как обычно, перебивать друг друга, толку не будет. Значит…

— У Сэрджа получится лучше, — отозвался Гэйтски, — если он запутается, я подскажу.

Он закурил, избегая взглядов своих коллег. Хотя и знали они его уже давно, каждое его движение невольно привлекало внимание, потому что ему было нелегко согнуть руку в локте так, чтоб поднести её ко рту. Мускулы не кончались бицепсом, но могучими перевязями тянулись дальше и серьезно ограничивали свободу движения в локте. При этом ткани рукава и всего пиджака, несмотря на изысканный свободный покрой опасно натягивались.

Сэрдж достал свои записи из плоской папки на молнии.

— В документах Лавинио тех лет, когда он попал в исправительное заведение для подростков, имен сообщников нет. Но ведь ясно, что связь с сообщниками на воле у него была, потому что он не просто сбежал, побег был тщательно спланирован, чтобы дать ему выигрыш во времени. По мнению тамошней администрации, его ждала машина возле здания прачечной, через котельную которой он сбежал. Остальные, как всегда в таких случаях, разумеется ничего не знали. — Сэрдж придвинул бумаги, которые разложил перед собой Гэйтски. — В сорок пятом году Лавинио предстал перед судом за торговлю наркотиками. У него был один из лучших адвокатов, Поппинг, на чей невероятно высокий гонорар Лавинио, мелкого пушера, никогда бы не хватило. Но помогли могучие заступники. Адонис получил всего два года, хотя прокурор требовал десять. Агенты бюро по борьбе с наркотиками готовы были на все, чтобы Лавинио выдал своих хозяев и поставщиков. Предложили ему полную безнаказанность: если выступит как коронный свидетель обвинения. Но Лавинио знал правила игры. Лучше на два года лишиться свободы, чем навсегда головы. Тем более, что молчание и эта небольшая жертва были хорошо оплачены. На этом процессе не фигурировали ни сообщники, ни помощники, но зато был свидетель защиты, некий… — Сэрдж пробежал взглядом страницу, Альбертино Мосилли, — здесь его фотографии из картотеки, — детектив подал их старшему инспектору, — который готов был присягнуть, что видел перед тем, как Лавинио арестовывали агенты Бюро по борьбе с наркотиками, как какой-то незнакомый человек сунул что-то Лавинио в карман. Так защита пыталась доказать, что никакого «кокса» у Лавинио не было, но что кокаин ему сунул в карман какой-то пушер, которому нужно было срочно избавиться от опасного товара.

— А кто такой Альбертино Мосилли? — спросил Бревер, занося его имя в записную книжку.

— Сутенер по призванию, — ответил Сэрдж, — но не гнушается согрешить чем угодно. Так, например, был задержан за карманную кражу. Ничего особенного. К тому же, его отпустили, потому что свидетелей не было, а от добычи смог избавиться в суматохе, возникшей после обнаружения кражи. Но интересно место, где он дал выход своим преступным наклонностям. — Сэрдж обвел взглядом своих коллег и остановился на старшем инспекторе. И только он собрался выложить свой козырь, как с треском сложился стул, на котором раскачивался Гэйтски, и детектив оказался на земле.

— Это уже третий, — лаконично подытожил Слоун. — Четыре доллара. Купи себе металлический, он дороже, но все равно окупится, не нужно будет все время писать объяснительные.

Гэйтски поднялся, отряхнулся и придвинул новый стул.

— Я не виноват, что начальство покупает детские стульчики, вместо мебели для взрослых мужчин. Так вот, Сэрдж не сказал, что Мосилли взяли в баре «Шанхай».

Это была страшная месть. Триумф он присвоил себе.

— Это очень интересно! — воскликнул Бревер. — Это уже похоже на след, очень слабый, но все же… — Лавинио был убит в «Саванне»… там живет та Паркер-Пинни, что замешана в торговле наркотиками… там живет и Джеймс Гарвик, которому принадлежит бар «Шанхай», а мужчина, который дал показания в пользу Лавинио, крутится в «Шанхае»… гм! Все это может быть и случайное совпадение, но такое совпадение заставляет задуматься и проверить!

Он взглянул на Сэрджа, который все ещё обиженно сидел, повернувшись к Гэйтски спиной.

— Что еще?

— Еще одно совпадение, инспектор! — прокомментировал детектив свои заметки. — После того, как Лавинио через год помиловали, в сорок седьмом коллеги из Бюро по борьбе с наркотиками взяли его прямо с поличным. На этот раз его арест они заботливо готовили несколько месяцев. Агенты из «Наркотик Скуод» сняли два номера, выходивших в тот же коридор, что и номер Лавинио. Следили за человеком, навещавшим Лавинио регулярно, хотя и в разное время. Это доказывало, что о встречах договаривались заранее. Когда как-то раз незнакомец был у Адониса, наши коллеги выломали дверь и ворвались к Лавинио. Его задержали, но гость перевернул стол, вскочил в ванную и закрыл дверь изнутри. Один агент сторожил Адониса, другой высадил дверь, но незнакомец уже выбрался через окно на пожарную лестницу и спустился вниз. Во дворе играли дети, стрелять было нельзя. Так он и сбежал. Неопознанным. Лавинио молчал. Его защиту вел опять Поппинг.

— Но я не вижу никакой связи с нашим убийством! — заявил Бревер.

Сэрдж наклонился через стол, взглянул на Гэйтски, словно желая убедиться, что на этот раз он не испортит ему обедню, и потом сказал, тщательно подчеркивая слова:

— Гость Лавинио не мог сбежать иначе, чем через двор и соседний участок. Среди старых домов в восточных доках это нетрудно. Проход на улицу был перекрыт, двери в дом заперты. Пока один из наших оставался с Лавинио в доме, второй осматривал окрестности. На углу стоял: «крайслер-виндзор». В замке зажигания торчал ключ — то ли забывчивость, то ли предусмотрительность, чтобы хозяин машины мог быстро уехать. Детектив ключ вытащил. Может быть, хотел уберечь машину от угона. При этом взглянул на регистрационную карту. Имя ему ничего не говорило. Но…

— Ну перестань играть на нервах! — не выдержал Лоуэтт.

Сэрдж глядел только на старшего инспектора.

— «Крайслер-виндзор» за несколько недель перед арестом Лавинио и побегом незнакомца был продан новому хозяину. А предыдущего хозяина звали Джакомо Биньо, нынче Джек Белардо. И это второе совпадение. Лавинио был убит в доме, на четырнадцатом этаже которого живет Белардо, он же Биньо.

— Вот в этой новости кое-что есть! — Бревер встал и заходил по комнате. — Три жильца «Саванны», на которых есть доказательства прямой или непрямой связи с убитым! Думаю, нам нужно сосредоточиться на этих троих. Но прежде, чем настанет очередь Белардо, я хотел бы ещё нанести визит Лирбоди. Чтобы составить собственное впечатление. А от него пойдем к Джеку. — Он остался стоять. — Слоун и Гэйтски пойдут со мной. Важнее всего для нас быстрый, но тщательный обыск квартиры. Поскольку ордер на обыск нам на основе таких хилых доказательств никто не даст, придется рассчитывать на себя. Войти в квартиру без позволения или против воли хозяина нельзя, это незаконно. Но что нам делать, если двери в квартиру мы найдем открытыми? Ну, тогда полицейский просто обязан заглянуть внутрь, чтобы открытыми дверьми не воспользовались нежелательные элементы. — Бревер на минуту умолк. — Пока Гэйтски и я немного поговорим с Белардо, Слоун незаметно подойдет к входным дверям и заблокирует замок. Потом все, включая Белардо, покинем квартиру. Гэйтски отвезет этого гангстера в управление не допрос на это при данных обстоятельствах с учетом прошлого Белардо право у нас есть. Пока он придержит его здесь, Слоун и я прочешем квартиру.

— Это рискованное мероприятие, инспектор, — усомнился Лоуэтт. — На нас напустят самых крутых адвокатов…

— Во-первых, никаких следов мы не оставим, — пояснил Бревер, — так что если обыск не даст результата, никто все равно не узнает. Если найдем доказательства, никто и не заикнется, как мы их добыли. И в худшем случае мы ещё можем защищаться тем, что обнаружили открытые двери. Когда закончим, Слоун разблокирует замок и мы все снова закроем.

— А если Белардо взбунтуется? — спросил Гэйтски.

— Я полагаю, что у вас на этот случай найдутся в запасе достаточно убедительные аргументы? — осадил его Бревер. — Но для надежности я все изложу суперинтенданту. Кстати, Белардо, разумеется, не захочет, чтобы его имя трепали в газетах. Когда мы через пару часов его отпустим, все пройдет гладко. Найдем доказательства — дело за прокурором, пусть выдает ордер на арест и несет ответственность. — Он взглянул на часы. — Десять минут у шефа. Десять минут у прокурора. Полчаса на Лирбоди. В три часа тридцать минут я зайду за Гэйтски и Слоуном. Лоуэтт и Сэрдж остаются здесь.

Надев шляпу, он вышел.

Суперинтендант Коллин принял его тут же.

— О вас уже спрашивали из прокуратуры. Последние выпуски газет подняли такой крик! Гангстер в изысканном Вест-Энде! Как бы там ни было, о Лавинио репортеры раскопали больше, чем нужно. К сожалению.

Бревер коротко изложил ситуацию. Когда он упомянул о плане, так сказать, неформального обыска в квартире Беландро, суперинтендант сначала возражал. Но когда ему Бревер доказал безнадежность законных подходов, все-таки согласился. Если и существовала возможность найти в квартире гангстера компроментирующий материал, то только используя фактор внезапности. Если бы вмешался адвокат со своими «хабеас корнус» и прочими юридическими штучками, как выразился Коллин, Беландро успел бы сделать в квартире хоть капитальный ремонт, прежде чем дождался бы полиции.

— А как быть с прессой? — спросил Бревер.

— Я отказался давать какую-либо информацию. Поступайте так же и постарайтесь, чтобы из вашего отдела утечек не было, — ответил Коллин. Боюсь, что кто-то из репортеров получил какую-то информацию в полиции иначе чем объяснить, что пресса так быстро раскопала прошлое Лавинио. Исходить будем из того, что нет никаких доказательств связи убийства с прошлым убитого. Вот этого и держитесь, — пока будет возможно.

— Спасибо! Теперь я отправлюсь в прокуратуру.

Бревер покинул кабинет своего непосредственного начальника успокоенным. Коллин был тверд, как и можно было судить по его крепко сжатым узким губам и глубоким резким складкам на лице, словно вытесанном из дуба. Но он жил только своей работой и защищал своих людей всем своим авторитетом у начальства на всех уровнях, вплоть до комиссара полиции.

Прокурор Паттерсон выглядел надуто, потому что узнал об убийстве только из газет. Но Бревер сумел представить дело удовлетворительным образом.

— Вначале мы не нашли ничего необычного. Убийство как убийство. Мотива нет, следов тоже. Но первые результаты вскрыли интересные связи, и не только в преступном мире, а раз так, я собирался вначале накопить материал, чтобы не утруждать вас туманными догадками, но предложить конкретные выводы. До них, к сожалению, пока далеко, но я счел своей обязанностью вас информировать. Три основные линии-связи с Беландро, Гарвиком и Эвелин Паркер выглядят многообещающе. И если позволите… — он ознакомил прокурора с планом операции.

— Не следует недооценивать Беландро! — предупредил Паттерсон. Найдете компроментирующие материалы — мы его прижмем. Я обещаю приложить все силы. Но это должен быть серьезный материал. Иначе лучше выждать. Лучше потерять время, чем потерять лицо. Пока что Беландро ускользал от нас. Вы сами знаете. Если вы его прижмете — честь и хвала. Но если вам не удастся уложить его на лопатки в первом же раунде — тогда терпение! Я вам доверяю, и вы это знаете. Так что желаю удачи!

Бревер отправился на Брюс Стрит.

Компания таксомоторов Дональда Лирбоди занимала целый комплекс зданий, включая ремонтные мастерские. Ничего особенного, бизнес как бизнес. Но когда старший инспектор вошел в кабинет, расположенный на втором этаже, словно очутился в прошлом. Комнаты, мебель и все вокруг выглядели просто убого. Видимо, главное для Лирбоди было зарабатывать деньги. Комфорт он считал уместным для дома, но не для фирмы и её сотрудников.

— Мистер Лирбоди очень занят, — заявил старшему инспектору какой-то клерк. Бревер не хотел никакого шума, чтобы не разозлить Лирбоди. Только так можно было чего-то добиться.

— Речь о громадных перевозках для будущего конгресса, — с ходу выдумал он повод визита. — Это я могу обсудить только с шефом.

Клерк исчез, тут же вернулся, проводил его длинным темным коридором к каким-то дверям, толкнул их, показал рукой внутрь и молча удалился.

За большим старомодным столом сидел мужчина с засученными рукавами, взглянувший на посетителя сквозь очки в металлической оправе.

— Что это за перевозка, мистер…

— Бревер, — представился старший инспектор. Подойдя к Лирбоди, показал ему документ. — Я счел нужным придумать этот повод, чтобы поговорить с вами. К чему все знать лишним людям? — Без приглашения сел и спрятал удостоверение, которое Лирбоди успел тщательно изучить.

— Благодарю, — сказал тот после длительных колебаний. — Мне, собственно, безразлично, что люди говорят или думают, но все равно я ценю вашу заботу. Но теперь объясните мне, в чем дело. За своих водителей я ответственность не несу, это однозначно записано в контрактах…

— Знаю, — прервал его Бревер. — Это хитрый параграф, который вам подсказал какой-то ловкий адвокат, здорово вас выручил на том процессе о сомнительных перевозках оружия… Но это так, кстати. Я к вам пришел, чтобы узнать кое-что об убийстве, которое произошло сегодня ночью в «Саванне».

Лирбоди откинулся на спинку кресла, глубоко затянулся сигарой и открыто взглянул инспектору в глаза.

— Ваши намеки на тот процесс безосновательны. Это дело окончательно закрыто и я был вообще ни при чем. Об убийстве знаю гораздо меньше вас. Лучше было бы мне расспрашивать вас, а не наоборот.

— Вы всегда так остроумны, мистер Лирбоди, или только когда идет речь о тяжких преступлениях?

— Будь вы хозяином моей фирмы, стали бы остроумнее меня, инспектор. Лирбоди пожевал сигару. — Но об убийстве могу рассказать только то, что есть в газетах. Видимо, счеты между гангстерами.

— Вы удивительно точно сформулировали! — подтвердил инспектор. — А вам не кажется странным, что для разборок они выбрали именно «Саванну»?

Лирбоди уселся поудобнее.

— Чего вы, собственно, от меня хотите? В это дело замешан кто-нибудь из моих шоферов? Назовите мне его имя, и я расскажу вам о нем все, что знаю. Еще вам может помочь отдел кадров. А меня оставьте в покое. У меня другие заботы!

— Были вы вчера вечером дома? — Бревер оставил заявление Лирбоди без ответа. — А ночью?

— Ужинал я с одним из моих деловых партнеров в «Литтл Хангрис»; жирную пищу мне доктор запретил, но я слишком её люблю, чтобы от неё отказаться. В двадцать тридцать был уже дома и занялся проверкой балансов. В одиннадцать часов пошел спать. Если вы в этом сомневаетесь, ничем помочь не могу. Пока власти не приставят к постели каждого гражданина присяжного свидетеля, вряд ли можно будет доказать свое алиби на время нормального ночного отдыха.

— В таком случае свидетелем может быть ваша жена. Разумеется, жена не обязана давать показания против мужа, но ничто не мешает ей дать показания в вашу пользу. — Бревер усмехнулся.

Лирбоди скомкал недокуренную сигару.

— Моей жены нет в Нью-Йорке!

— Жаль! — посочувствовал старший инспектор. — Точное время событий всегда очень важно. Но если вы в половине девятого возвращались домой, можно доказать это иначе. У вас же есть шофер — непредвзятый свидетель.

— Я сам вел машину!

Лирбоди явно начинал нервничать.

— А почему? — упрямо продолжал расспросы Бревер. — Зачем вам тогда шофер, если приходится самому садиться за руль?

— Но ведь надо иногда предоставить шоферу свободный вечер? — Или вы не знаете законов о рабочем времени? — Лирбоди ещё владел собой.

— Знаете, — без особого нажима сказал инспектор, — мы, полицейские, иногда перестраховываемся. Но почему, — спрашиваю я себя, — шофер нашего друга Лирбоди отпущен именно в тот вечер, когда мог понадобиться своему шефу как свидетель? Бывает, всякое бывает. С этим нужно смириться. Дайте мне его имя и адрес. — Бревер достал записную книжку, — возможно, что-то интересное удастся узнать от него. Знаете, шофера часто замечают гораздо больше, чем хотелось бы их хозяевам. Но с этим уж ничего не поделаешь.

Лирбоди молчал. Из коробки с отломанной крышкой осторожно извлек новую сигару. Неторопливо прикурил от чрезмерно длинной спички.

— Вам не повезло, инспектор! Имя и адрес я вам, конечно, дам, но он уехал.

— Уехал? — недоверчиво переспросил Бревер. — Я понял так, что вчера вечером у него был выходной. А теперь выясняется, что его вообще нет в Нью-Йорке? Где же он тогда?

— Я дал ему две недели отпуска навестить родных, — попытался Лирбоди выкрутиться из неприятной ситуации. — Я же не знал, что вы будете придавать значение всяким мелочам, поэтому просто сказал, что вчера у него был выходной. НУ а теперь вы знаете, что уже две недели его нет. Так что об убийстве вам он ничего рассказать не сможет.

— Его нет уже две недели? — Бревер не отставал. — Но если у него были две недели отпуска, значит не сегодня-завтра он должен вернуться?

Лирбоди, наконец, взорвался:

— Какого черта вам в конце концов надо?! Что? Я что, могу продлить отпуск своему шоферу только с разрешения полиции? Дал я ему ещё неделю ну, и что дальше? Это запрещено?

— Ну, ну! — Бревер покачал головой. — Я хотел все выяснить по-тихому, а вы так кричите, что слышат все сотрудники. Но согласитесь, как то странно, что у шофера выходной именно тогда, когда в доме происходит убийство, и вообще он уже две недели у родственников, и наконец получает ещё неделю сверх того… Но к этому мы вернемся позднее. Мы только что говорили, что вашей жены нет в Нью-Йорке. Можете сказать мне, где она находится? И как давно?

— У родственников! — отрезал Лирбоди. — Две недели.

— Тоже у родственников! — Бревер был неумолим. — Какое совпадение! Ваша жена у родственников — уже две недели, ваш шофер у родственников тоже две недели…

Лирбоди вскочил с кресла.

— Ладно, вы выиграли. Удивляюсь, как вы пронюхали. Но если моя жена и сбежала с шофером, что здесь общего с убийством в «Саванне»? Вам же ясно, что ничего! Или вы уже вбили себе это в голову?

— Ваша жена сбежала с шофером? — Бревер задумчиво взглянул на взбешенного мужа. — Откровенно признаюсь вам, я об этом понятия не имел. Правда, ваши странные ответы натолкнули меня на некоторые выводы… — Он встал. — Нужно объявить розыск?

— Не смейте совать нос в мои личные дела! — Лирбоди был все ещё в ярости. — Не думайте, что я не понял вашу тактику. Хотите меня прижать, чтобы развязать язык. Но я ничего не знаю!

— А если как следует подумать? — не отставал Бревер. — А как насчет ваших милых соседей, или хотя бы некоторых из них: красотки Эвелин Паркер, весельчака Гарвика или живущего прямо под вами Беландро — может быть, вы его знаете под другим именем?

Лирбоди сдался. Теперь он выглядел устало, раздраженно и тяжело осел в кресло.

— Об убийстве ничего не знаю. Это на сто процентов. Но Беландро знаю. Узнал его, случайно встретив в лифте. Мы и словом не обменялись. Ни тогда, ни позднее. По-моему он очень изменился. Некоторые его гости выглядят очень подозрительно — но что мне до Беландро! Или до той Паркер! Шофера иногда Бог весть что говорят. Однажды я тоже не удержался, навязался к ней в гости. Рассчитывал приятно провести время. И как пацан нарвался на допотопный трюк. Появился так называемый жених, совершенно неожиданно. Только что Эвелин сама разорвала платье от декольте и до пояса. Так что я вроде бы хотел её изнасиловать, и вот свидетель. Ну, и я заплатил, и притом больше денег, чем у меня волос на голове. С той поры я всегда отворачиваюсь, когда еду в лифте мимо восьмого этажа.

— Не обещала вам русый ангелочек каких-нибудь особы удовольствий, осторожно допытывался Бревер, — немного «кокса» или стриптиз несовершеннолетних девочек?

Внимательно взглянул на Лирбоди.

— Насчет девочек, — верно. А дурь не по моей части. — Лирбоди взглянул инспектору в глаза. — Зачем, собственно, человек заколачивает деньги? Зачем? Собственная жена сбегает в бриллиантах и норковой шубке. Эвелин держит наготове шантажиста в гостиной, чтобы не тратить со старым дурнем время в спальне! — Встал. — Если вы это имели в виду, то Гарвик не имеет с убийством ничего общего. В расчет может идти только восьмой этаж, или четырнадцатый. Или же труп притащили снаружи. Гараж, служебный лифт, и кто-нибудь из жильцов, разрешивший пронести его через квартиру — деньги открывают любую дверь!

— Многие двери, — поправил его Бревер, — но не все! Но я хотел бы знать, спали ли вы около полуночи. Из-за выстрела. Никто ведь не слышал выстрела!

— И я тоже нет! — ответ звучал твердо. — Дом построен весьма солидно. Толстые стены, на полах ковры, в коридорах дорожки. Может быть вам доводилось слышать о глушителях — они ведь весьма популярны у ваших коллег…

Бревер откланялся. Визит, хотя и необязательный, можно было считать успешным. Действуя методом исключения, можно было считать его шагом вперед. Лирбоди явно не относился к категории людей, которые способны совершить убийство или хотя бы заказать его. Тот, кто совершил убийство в «Саванне», не поддался бы на шантаж Эвелин Паркер и её альфонса. Лирбоди был крут по части денег, но как мужчина — слабак.

В управление Бревер заехал за Слоуном и Гэйтски. Захватив ещё двух полицейских в форме, служебной машиной направились на Вестэнд Авеню. Старший инспектор велел остановиться в переулке за квартал до «Саванны».

Пешком и по одному они вошли в дом. Привратник сразу узнал Бревера.

— Тут только что были журналисты! От них просто нет спасенья! Но не могу же я сказать больше, чем знаю!

— Вам вообще нечего иметь с ними дело! И так слишком много разговоров. — Бревер похлопал его по плечу. — Не знаете, Джек Беландро дома?

— С самого утра, как я принял дежурство у Поттера, никуда не выходил. Должен быть дома.

Бревер со свитой вошли в лифт, по дороге наверх он сказал:

— Вначале позвоним; как только Беландро откроет, войду внутрь, надеюсь, что цепочки не будет. Только тогда входите вы. Не откроет применим силу. Риск беру на себя.

Детективы прижались к стене справа и слева от двери. Бревер задержал палец на кнопке звонка, отпустил и нажал снова.

Двери тут же бесшумно приоткрылись. Появившийся рослый тип, очевидно бодигард — телохранитель Беландро, левой рукой придержал двери, опираясь правой о стену.

— Вы очень торопитесь, мистер?

Бревер шагнул вперед и уперся в дверь плечом. Телохранитель тоже шагнул вперед, сжимая кулак. Заминки в долю секунды хватило Бреверу. Его правая с точностью совершенного механизма достала челюсть противника. Зубы лязгнули, громадная фигура качнулась назад. Бревер переступил порог. Телохранитель Беландро удержал равновесие, прикрылся левой и вложил всю силу в удар правой.

Бревер увернулся и точно врезал ещё раз. В подбородок. Страж рухнул на пол.

Слоун и Гэйтски вошли внутрь, подняли его и втиснули в кресло у стены. Тонкая струйка крови потекла изо рта и носа по лицу, по крикливому галстуку, по рубашке, по голубому жилету…

Двери сзади с грохотом распахнулись…

— Какого черта… — Беландро умолк. Огляделся вокруг, словно в поисках помощи — и понял, что её не будет. Метнулся мимо Бревера в коридор: Полиция! Полиция! На помощь!

Гэйтски стальным захватом ухватил его сзади и швырнул в квартиру. Слоун запер дверь.

— Я Джек Беландро, идиоты, — шипел гангстер, — за это мой адвокат вас в тюрьме сгноит!

Гэйтски, продолжая сжимать в стальном захвате беспомощно дергающуюся фигуру, внес его в комнату, повернул к широкому дивану и ребром ладони врезал по почкам. — Ну что, засранец, больно? И никаких следов! Теперь ты заткнешься и будешь говорить, только когда спросят. Только пискни — и я тебя так отделаю, что небо с овчину покажется!

Беландро, скорчившись, не отвечал. Лицо его от боли побелело, как мел. Медленно подняв руки, прижал их к пояснице. Бревер недовольно взглянул на Гэйтски.

— А без этого нельзя?

Детектив удивленно взглянул на руки.

— А я ничего не видел, инспектор. — Взглянул на Слоуна. — Ты что-то видел?

— Не знаю, что я должен был видеть — может быть, картину там на стене — вон ту неодетую даму… но больше… — Он закурил.

Беландро закашлялся. Гэйтски ласково похлопал его по спине.

— Давай, давай, малыш. Как следует глубоко вздохни, и все будет о'кей и малыш Джек получит конфетку!

Бревер что-то тихонько сказал Слоуну. Детектив удалился и тут же вернулся с охранником. Усадив его на персидский ковер в углу комнаты, снова вышел в прихожую. Прикрывая дверь, Бревер видел, что он уже занялся замком. Беландро открыл глаза и огляделся, словно пробуждаясь от долгого сна.

— Налет… насилие… ну, вы мне ответите… — голос его сорвался.

Бревер подошел к шкафчику, за узорным стеклом которого видна была батарея бутылок. Выбрав бутылку шотландского виски, он вылил его Беландро прямо в рот.

— Нехорошо профессиональному убийце говорить о насилии. Но это так, кстати. Главное, вы странно себя ведете. Знаете же, что сегодня ночью тремя этажами ниже нашли убитым симпатичного молодого человека? Это был ваш знакомый — Адонис Лавинио.

— Мерзавцы проклятые, — хрипел Беландро, — вы же отлично знаете, что я даже имени его не знаю. Но мои адвокаты…

— Тише! — одернул его Бревер. — Поберегите связки, они вам понадобятся, когда перешагнете порог комнатушки, выкрашенной зеленой масляной краской, посреди которой стоит стул оригинальной конструкции…

Беландро схватил бутылку, изрядно отхлебнул и сумел выпрямиться.

— Мне вы ничего не пришьете! Мне — нет! Я — гражданин США, такой же как вы.

— Не совсем так, — поправил его Бревер. Гангстер конечно знал, о чем речь, но Бреверу доставляло удовольствие ещё раз объяснить ему разницу.

— Я на этой земле родился и выслать меня нельзя. Но вы американское гражданство только что получили, и если мы докажем хоть малейшую подтасовку в документах для натурализации, вас просто вышлют! И ничего вы не сделаете! Даже Лаки Лючиано не избежал этого. А у него было на совести больше убийств, чем у вас — но гораздо больше денег и больше власти, чем вы можете даже мечтать!

— Что вы от меня хотите? — вопил Беландро. — Об убийстве я узнал только из газет! Девой Марией клянусь!

— Когда вы нанимали убийцу для неудобных вам людей, к Деве Марии взывали не вы, а ваши жертвы!

Гэйтски неторопливо шагнул к Беландро, который тут же закрыл лицо руками.

— Позднее, — остановил Бревер, — когда останетесь одни. Без свидетелей. Я не люблю давать ложные показания — даже в исключительных случаях… — Посмотрел Беландро прямо в глаза.

— Так как же с Лавинио? Он тебя уже не устраивал, толстая свинья, слишком много знал или хотел долю побольше?

— Не знаю никакого Лавинио, хоть убейте меня, не знаю… — орал Беландро.

Бревер глубоко вздохнул.

— Ты никакого Лавинио не знаешь? А не знаешь ли ты, случайно, приятеля убитого, которому ты продал или подарил свой старый «крайслер-виндзор»? Никого такого не знаешь? К удивлению Бревера гангстер ответил гораздо спокойнее:

— «Виндзор» я отдал при расчете за новый «кадиллак». Мне нет никакого дела, кому загнал его дилер.

Старший инспектор задумался. Оглянулся в поисках телефона.

— Отведите Беландро в соседнюю комнату и включите радио, я хочу позвонить. Незачем ему слышать, с кем и о чем будет разговор!

Оставшись один, набрал номер СП-73-100 и попросил позвать Сэрджа. Ждал у аппарата, пока не получил нужный ответ. При продаже «кадиллака» дилер действительно взял старый «крайслер» в счет сделки. Позднее машина попала к одному буфетчику, заявившему о краже машины в тот самый день, когда Лавинио арестовали, а его сообщник сбежал.

Бревер громко и цветисто выругался. Но теперь уже поздно объяснять детективу Сэрджу, что половинчатая информация ничем не лучше её отсутствия. То, что он только что узнал, полностью обесценило сведения о Биньо как предыдущем владельце машины.

Прошагав несколько раз по комнате, он распахнул внутреннюю дверь и пригласил обоих детективов и Беландро обратно.

— Дилер, которому вы всучили свой «крайслер-виндзор», — импровизировал Бревер, утверждает, что продал машину клиенту, которого рекомендовали вы. Так что хватит дурака валять! И выкладывайте, что вы знаете о Лавинио? Ничего не знаю! Я чист как стеклышко!

Старший инспектор не спускал с беландро взгляда.

— Все всегда чисты! Особенно на электрическом стуле! Если нам удается их туда отправить. И хорошо еще, что конкуренты порой ликвидируют друг друга. А от нас ещё ждут, что мы будем преследовать исполнителей давно вынесенных приговоров! Мы никак не могли уличить гангстерского короля Анастазио. Его хранила целая команда присяжных свидетелей. Хитрейшие адвокаты вытаскивали его из любой ловушки. Все мы знали о его чудовищных преступлениях. И все же нам не удалось отправить этого закоренелого убийцу туда, куда следует — на электрический стул. Но как-то раз его совершенно неформально пришили два джентльмена, как раз когда он расположился в кресле парикмахера. Им удалось то, с чем не справилась вся столичная полиция. И мы вынуждены были привлечь к ответственности исполнителей давно вынесенного приговора. Но в вашем случае все совершенно иначе, джакомо Биньо! Лавинио не был убийцей. Он только продавал белую дурь для вас и ваших сообщников. Это не причина убивать человека.

Беландро с усилием поднялся.

— Уже три года я не связываюсь с такими делами, живу на покое…

— Мирный пенсионер, да? А как зовут тех двоих ваших сообщников, с которыми вы вчера вечером пришли домой? И которые оставались у вас до половины десятого?

Беландро громко расхохотался; это был настоящий, неподдельный, беззаботный смех. Беландро словно подменили.

— Ну, это великолепно! Неподражаемо! Так раз у меня вчера вечером были двое сообщников, как вы говорите, вы хотите пришить мне убийство? Ну, тогда вы плохо информированы. Знаете, кто у меня вчера был?

— Нет, — признал Бревер, — но уж мы это выясним, Джакомо Биньо!

— Но вас это не обрадует! — Голос Беландро настолько изменился, что Бревер почувствовал себя неуверенно. — Что же, выследите их, а я уж постараюсь, чтобы это попало в газеты — и так, чтобы эти джентльмены были уверены, это вы их бросили на съедение волкам!

Закурив сигарету, он не переставал массировать поясницу.

— Одевайтесь, — приказал старший инспектор, в управлении вы можете все это занести в протокол. Но поторапливайтесь.

— Как вам будет угодно! — спокойно ответил гангстер. — Вы, конечно знаете, что на все ваши вопросы я отвечу: без комментариев! И буду говорить только в присутствии моих адвокатов. Так что это я вас предупреждаю!

Подойдя к телохранителю, который безучастно сидел на полу, прижимая к лицу пропитанный кровью платок.

— Не бойся, Бен, адвокаты обеспечат тебе защиту не хуже, чем мне. — И к Бреверу: — Ваш план обвинить меня распространяется и на Бена, или он может быть свободен?

— Ваш телохранитель, — усмехнулся Бревер, — может сопроводить вас на допрос. Может он окажется той птичкой, которая первой запоет? Но мы уже потеряли много времени. Пошли!

Беландро кивнул, взглянул на Гэйтски и удалился с ним в соседнюю комнату, чтобы собраться. Бен, громко фыркая, умывался в ванной.

Уходя, Слоун шел последним. Он громко захлопнул за собой дверь. В вестибюле Бревер обратился к Гэйтски:

— Отвезите Беландро с этой его гориллой ко мне в кабинет. Я ещё задержусь у… — кивнув Гэйтски, он умолк, едва не произнеся чье-то имя. Знаете, о ком я — чтобы сопоставить их показания. Через десять минут я вас догоню.

Замечание старшего инспектора о сопоставлении показаний не прошло даром. Беландро пытался казаться равнодушным, но наметанный глаз заметил бы его тревогу. Испытанная тактика опытного полицейского оправдала себя. Следователь должен производить впечатление, что знает очень много, что накопил против подозреваемого уйму улик, что посвящен во все тайны его жизни.

Гэйтски со своими подопечными поскорее покинул «Саванну» и повел их к служебной машине. Бревер и Слоун поднялись назад на четырнадцатый этаж.

Достаточно было легкого нажима, и дверь отворилась. Слоун снял блокировку с язычка автоматического замка и закрыл за собой дверь. Старший инспектор начал обыск с прихожей, детектив — с кухни, с другого конца квартиры.

Бреверу достаточно было одного взгляда на открытый ящик, чтобы узнать, стоит ли заниматься им дальше. На тайники у него был нюх. Но в квартире Беландро словно и не было никаких тайников, ничего, что могло быть укрыто от обыска.

Костюмы, море роскошных костюмов, сшитых на заказ, каждый из которых стоил не меньше трехсот долларов. Стопки шелковых сорочек от Сакса с Пятой Авеню. Нижнее белье, пижамы китайского шелка, галстуки всех цветов, носовые платки с монограммами. Обувь на деревянных колодках, все ручной работы люкс высшей категории. Ни одной пары ниже семидесяти долларов.

Бревер ощупал внутренние и внешние карманы костюмов и плащей. Ничего. Ящики роскошного письменного стола были пусты, словно столом уже длительное время не пользовались, попадались в них только рекламные проспекты, счета и клубные билеты. Естественно, только таких клубов, которые неразборчиво открывали двери каждому, у кого толст кошелек.

Слоун детально изучил все картины, сняв их со стены и напрасно искал за ними скрытые сейфы; отодвигал мебель, снял сиденья с кресел и матрасы с постели. Осторожно принялся за библиотеку, но она состояла только из корешков книг с золотым тиснением. Пластмассовые футляры за ними были пусты.

Старший инспектор и Слоун тщательно осмотрели ковры. Следы крови держатся долго. Смыть их можно только сильными растворителями, которые неизбежно оставляют светлые пятна. Не слишком заметные, но если человек знает, что ищет, то не пропустит, особенно под прямыми лучами сильного светильника.

Ничего!

Бревер ещё раз обошел все комнаты, вытащил все ящики в кухне, осмотрел холодильник и даже его морозильную камеру.

Ничего!

— Или наша версия ошибочна, — разочарованно сказал он Слоуну, — или Беландро хитрее, чем мы полагали. Не вижу ничего подозрительного. Если убийство было тщательно подготовлено, отрицательный результат обыска ничего не значит. На том месте ковра, где собирались ликвидировать Лавинио, могла быть положена тонкая непроницаемая пленка, которую потом легко было ликвидировать. И убрать при этом все следы крови. Но такие разговоры ни к чему не ведут. Так мы ничего не добьемся.

Прозвенел звонок. Бревер затолкнул Слоуна за штору у окна. За дверью стоял человек в ливрее, удивленно глядя на Бревера.

— Проходите! — сказал старший инспектор. — Что вам угодно?

— Я пришел убрать квартиру, — ответил человек, — если мистер Беландро не решит иначе. — Недоверчиво взглянул на инспектора. — Вас я вообще не знаю. Где босс?

— Мистеру Беландро пришлось уехать. Уходя, он забыл закрыть двери квартиры. Поскольку мы проходили рядом, заглянули, все ли в порядке. Показал свои документы. — Вы пришли как по заказу. Я хочу кое-что у вас спросить. — Проводил его в гостиную. — Как вас зовут?

— Эйб Харрис.

— Как долго вы служите у Беландро?

— Скоро три месяца.

— Живете здесь?

— Нет. Прихожу в девять, подаю завтрак, убираю часть квартиры, в двенадцать ухожу и возвращаюсь после полудня, чтобы убрать оставшееся. Иногда подаю хозяину холодный ужин.

— Были вы здесь вчера вечером?

— До семи. Мистер Беландро ужинал с друзьями не дома.

Бревер достал фотографию Лавинио.

— Это знакомый ваш или Беландро?

Харрис энергично покачал головой.

— Никогда я его не видел! Понятия не имею, кто это!

— Даже в газетах? Сегодня утром?

— Я читаю «Ньюс» только вечером, мистер старший инспектор.

— Что вы знаете об убийстве, которое произошло в этом доме сегодня ночью?

— Только по рассказам Поттера и сторожа гаража.

— Знаете, кто такой фактический соучастник?

— Нет.

— Это особа, которая своим поведением после преступления содействует его сокрытию, или мешает его раскрытию, или помогает преступнику скрыться. За это полагается пожизненное заключение. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, мистер старший инспектор. Но…

— Если вы скроете что-то, что имеет отношение к убийству, или сделаете нечто, мешающее следствию, можете быть подвергнуты такому же наказанию. Ясно?

— Да, мистер старший инспектор. — У Харриса едва не подломились колени.

— Теперь вам уже ясны ваши обязанности и понятно, что вам грозит. Спрашиваю ещё раз: Заметили ли вы что-нибудь за то время, что служите у Беландро? Видели вы у него огнестрельное оружие? Не был он расстроен сегодня утром, когда пришли вы? И хорошенько подумайте, что ответить!

Но Харрис ни о чем не знал. Ничего особенного не заметил. Никогда не видел у Беландро никакого оружия. Босс вел себя сегодня так же, как всегда. По рассказам слуги, которые звучали правдиво и непосредственно, Беландро мог вообще служить образцом джентльмена. Благородный хозяин, великодушный и человечный.

— Я был четыре года камердинером лорда Уолдорфа, — гордо заявил Харрис, — и ни за какие бы деньги не остался бы у джентльмена, если бы он не был джентльменом!

Бревер записал имя, адрес и номер его удостоверения личности.

— Когда хозяин вернется, скажите ему, пусть не забывает закрывать дверь в квартиру. Это очень неосторожно. — Тут он недоверчиво взглянул на слугу. — А почему, собственно, вы звонили с парадного входа? У вас нет ключа от черного?

— Есть, мистер старший инспектор. — Харрис вынул из кармана связку ключей, — но как раз сейчас проверяют сигнальную систему служебного лифта. Поэтому мне пришлось идти сюда.

Бревер удалился с Харрисом в соседнюю комнату, незаметно дав знак Слоуну.

— Можете приступать к делу. Если мы захотим что-то узнать, дадим вам знать!

Когда старший инспектор и Слоун, уже ожидавший его у лифта, обсудили результаты обыска и допроса слуги, к утешительным выводам прийти не смогли.

— Хотел бы я знать, что старый гангстер сейчас вытворяет в управлении, — протянул Слоун.

— Рядом с Гэйтски большинство наших клиентов ведет себя прилично, ответил Бревер. — Надеюсь, он догадается отправить за нами машину…

Служебная машина ждала их за углом. Когда Бревер зашел в кабинет, Беландро он застал сидящим у письменного стола. Из-за его спины Гэйтски подавал инспектору многозначительные знаки.

— Все о'кей, шеф, — доложил он что-то слишком непринужденно. — Мистер Беландро отказался от кофе и бутербродов, которые мы предложили. Я только хочу сказать, что не забыл, как нужно себя вести с воспитанными людьми. Украдкой показал на дверь в соседнюю комнату.

— Телохранителя я отправил к врачу. Он поскользнулся на лестнице и схлопотал бо-бо на личике.

Бревер задумчиво взглянул на Беландро.

— До вас дойдет очередь. Но мне ещё нужно поговорить с коллегами. Кивнув Слоуну на кресло у двери, он удалился с Гэйтски. Тот затащил его в нишу у окна и зашептал:

— Беландро требовал своего адвоката. Я отказал. Мол, пусть подождет, пока не вернетесь вы. Потом я его слегка поприжал насчет тех двух неизвестных, что были у него вчера вечером. Вел он себя при этом довольно странно. Сказал, что ужинал с ними, прежде чем вернулся в «Саванну». И наконец назвал их имена.

— Хорошая работа, — похвалил его Бревер. — Надеюсь, вы тут же по радио предупредили патрули, чтобы они поискали этих типов? Как их зовут? Наши старые знакомые?

Гэйтски ещё понизил голос.

— Вы будете удивлены, инспектор! Один — это Джо Делонги, а другой Майк Финнеган!

— Вы шутите? Делонги? Финнеган? Городские советники?

— Городские советники, причем от правящей партии, и с безупречной репутацией! — добавил Гэйтски.

— А не выдумка ли это Беландро? — искал Бревер хоть какой-нибудь выход. Гэйтски озабоченно покачал головой.

— К сожалению, это правда. Разумеется, я не спрашивал напрямую этих двух политиков. Но я знал от Беландро, что все трое были в клубе «Старк» Весьма роскошное заведение. Так я осторожно позвонил Шерману Биллингсли. Тот знает всех. То есть и Делонги, и Финнегана, и Беландро. Вчера вечером они вместе ужинали. Это правда. И теперь нам надо постараться как-нибудь деликатно от нашего гостя избавиться. Прежде, чем он натравит этих двух шишек из магистрата на Коллина — или прямо на комиссара полиции.

Бревер тихо выругался.

— Этого нам только не хватало. Но не думаю, что Беландро так уж хочется, чтоб о нем говорили хоть в какой-то связи с убийством. Да и не хотелось бы ему, чтобы в «Саванне» узнали его настоящее имя. Я могу допустить, что Делонги и Финнеган могут защищать Беландро. Но готовы ли они запачкать свое имя, связав его с именем Джакомо Биньо? Это наш единственный козырь!

Он остановился перед Гэйтски. — Теперь отправляйтесь в архив, принесите три самые толстые папки, на каждую приклейте слегка испачканную этикетку с надписью «Беландро» и принесите ко мне. Положите их молча, но многозначительно на стол. Ясно?

Детектив осклабился и удалился. Старший инспектор вернулся в кабинет.

По телетайпу пришел ответ из госдепартамента в Вашингтоне. Альварец был аккредитован при ООН как представитель своей страны при соответствующих органах Объединенных Наций. При проведении расследования рекомендовалась максимальная осторожность.

— Подшить в дело! И зарегистрировать! Бревер передал телеграмму Слоуну. Сел и долго молча наблюдал за Беландро.

— Вы хотели связаться с вашим адвокатом?

— А вы ещё сомневаетесь? Вы задержали меня противозаконно… Вам это будет стоить места! — Беландро был совершенно уверен в своих словах, или по крайней мере так казалось.

— Полиция имеет право допрашивать подозрительных лиц и тех, кто может знать о преступлении, — поправил его Бревер. Мы вас здесь не держим…

— Так я могу идти? — иронически перебил его гангстер.

— Когда дадите показания — вероятно, да! — ответил старший инспектор. — Все зависит от того, как пойдет наш разговор. Полиция может прилично вести себя с приличными людьми — но если кто-то хочет усложнить нам жизнь, у нас есть множество возможностей быть нелюбезными.

— Что вы говорите! — протянул Беландро. — Со мной только что обращались словно с преступником…

— Но учитывая ваше прошлое, — намекнул Бревер, — знаменитому боссу гангстеров простой полицейский чиновник всегда сумеет отдать должное.

— Этого я не заметил, — недовольно сказал Беландро, — но поскольку настроен я миролюбиво, сочтем, что это так. Видно, у вас коленки дрожат при мысли, что Финнеган и Делонги могут нажать на вашего шефа. Но об этом нужно было подумать раньше!

— Я как раз думал о том, — усмехнулся старший инспектор, — как эти двое господ отреагируют на заголовки в газетах, что они были гостями Джакомо Биньо!

Беландро некоторое время пронзительно глядел на инспектора, потом наклонился через стол.

— Хотите видеть декрет о предоставлении мне американского гражданства? Меня зовут Джек…

— Ни Финнеган, ни Делонги понятия не имеют, что раньше вы были Джакомо Биньо, главарем гангстеров, — прервал его Бревер. — И не хотят знать об этом. Но мы могли бы помочь их ослабевшей памяти, — до того, как они возьмутся за Коллина или самого комиссара. Как бы вам это понравилось?

— Я порядочный гражданин! — выкрикнул Беландро. Но Бревер уже заметил, что прежней самоуверенности у него как не бывало.

— Порядочный? — переспросил он. — Хотите сказать, что пока вы ещё не сидели. Согласен. Но никто не знает… — Он умолк, поскольку в комнату вошел Гэйтски и взгромоздил на стол три толстенные папки дел.

Бревер с деланным интересом начал изучать надписи, внимательно посмотрел на корешки, полистал документы и взглянул на детектива.

— А материалы из БД 1С? А ПХ 2П? — номера он, конечно, выдумал.

— Я их уже заказал, но ОГ 219 могут нам послать только завтра утром, потому что оно ещё в обработке, — ответил Гэйтски.

— Хорошо, не забудьте об этом. И позаботьтесь о телохранителе нашего гостя! — напомнил ему инспектор. Взглянув на Беландро, он ласково погладил стопку папок.

— Вы говорите, порядочный? Так вот, тут у нас первые доказательства вашей порядочности — и на подходе следующие. Как вы полагаете, долго вы сможете оставаться в «Саванне», если этот материал появится в соответствующей подаче и в связи с убийством Лавинио на первых страницах газет? И с деликатными намеками на ваш банкет на троих в клубе «Старк»?

— Это судебная тайна! Это не подлежит оглашению! Это незаконно! — выкрикнул Беландро.

— Беззаконие совершается неустанно и безнаказанно! — рассуждал Бревер. — Вы сами прекрасно знаете, что от нарушения закона до приговора — долгий и непростой путь. Разумеется, мы никогда не публикуем секретные досье. Но всякое случается. Журналисты ведь непредсказуемы. Вдруг какой-нибудь репортер сунет нос в эти папки, когда мы с нашим другом Беландро удалимся на десять минут в другую комнату!

И снова он сменил тон.

— Вы хотите остаться безупречным, о Джакомо Биньо не хотите ни слышать, ни видеть, ни читать. Ладно. А у меня только одна цель — найти убийцу Адониса Лавинио. Возможно, на этот раз вы и в самом деле невиновны. Возможно! Я буду рад за вас. Но вы же знаете многое из того, Беландро, что от нас потребует немалых усилий. Возможно, в этом конкретном деле вы не замешаны, но от связей с преступным миром так легко не избавиться. У меня к вам предложение. Вы мне скажете, что вы знаете и о чем догадываетесь, а я забуду о Джакомо Биньо. — Он серьезно взглянул на Беландро. Тот напряженно размышлял. Кусал губу. Бревер подал ему через стол сигареты. Беландро колебался. Потом все-таки закурил. И Бревер понял, что эту партию он выиграл. Но время его поджимало. Искоса взглянул на Слоуна и Гэйтски. Те незаметно вышли из комнаты.

— Я ещё никогда никого на выдал, — начал Беландро, — не собираюсь делать этого и на этот раз. Тем более, что об убийстве я ничего не знаю. Но в любом бизнесе нужно не только брать, но и давать. Если я хочу, чтобы вы оказали мне услугу, должен кое-что для вас сделать.

— Совершенно верно! — кивнул старший инспектор. — Так что поехали!

— Эвелин Паркер поддерживает связи с очень разными людьми. Что на самом деле её зовут Пинни, вы наверняка знаете, — начал Беландро. Пожалуй, Сэм Коэн, который называет себя Каннингс, он тоже немало повидал. Злые языки утверждают, что у него связи в доках, в основном на тех причалах, где принимают небольшие суда из Европы. Каннингс очень представительный мужчина, около пятидесяти — по крайней мере, он так выглядит, я его знал, ещё когда сам бегал по городу и продавал «кокс».

Беландро выпустил кольца сигаретного дыма в потолок.

— И ещё Макаллистер, человек Гравика в баре «Шанхай» — я часто видел его входящим к Эвелин.

— Гарвик и Паркер? — недоверчиво переспросил Бревер. — что-то не верится. До сих пор ничто не говорило об этом.

— А против этого? — Обиделся Беландро. — Разумеется, я не знаю ничего конкретного, это только догадки. Но Макаллистер и Паркер — несомненно, заодно. А Макаллистера Гарвик посадил на свое место в «Шанхае», чтобы целиком посвятить себя строительному бизнесу. Что он, собственно, строит, не знает никто. Якобы, новые жилые районы. На мой взгляд слишком часто ездит в Чикаго и Майами. Но его строительный бизнес явно дает ему солидное положение.

— Извините, я на минутку! — Бревер встал, забрал папки и вышел.

Гэйтски, Слоун, Сэрдж и Лоуэтт сидели вместе. В углу подремывал Бен.

— Кажется, получилось, — вполголоса сказал Гэйтски. — Когда я положил папки на стол и этот гангстер прочитал на этикетках свое имя, на нем просто лица не было!

Бревер торопливо приказал:

— Немедленно организуйте слежку за Паркер и Гарвиком! Поделитесь, как хотите. Отдыхать можете по очереди, разумеется, здесь, у нас, чтобы быть под рукой. Мне срочно нужны материалы по Альберту Мосилли! А эту гориллу отправьте в ближайшее кафе, пусть там подождет своего хозяина!

Бревер быстро вернулся в кабинет.

— Что делает Бен? — хотел знать Беландро.

— Ждет вас в соседнем кафе, не беспокойтесь. — Но вы продолжайте. Мне кажется, за восьмым и десятым этажами вы следили весьма бдительно.

— Мне было интересно, — ответил гангстер, — как долго им это будет сходить с рук. Ведь Паркер у вас на учете за ту аферу с колл-герлс? Коэн-Каннингс тоже известен вашему ведомству. Не говоря о Макаллистере. Полагаю, и у Гарвика были когда-то проблемы с баром «Шанхай». А я уж хотел раз-навсегда быть избавлен от этого. — Он взглянул инспектору в глаза. Мне это стоило целого состояния — возможность уйти на покой. Кто хочет уйти, может слишком легко уйти навсегда. Так мне пришлось откупиться. Вы мне не верите, я чувствую. Но и среди нас есть люди, которые хотят покоя. Знаете, инспектор, моя мать была француженка. Из провинции. Крестьянка. Я часто думаю о земле. Тяжелой, жирной земле. Иногда жизнью здесь я сыт по самое горло.

Бревер внимательно взглянул на него. Мужчина лет пятидесяти, многовато лишнего жира, немного отекшее лицо оливково — желтого цвета, толстые губы, волнистые, почти кучерявые волосы. Костюм сидел безукоризненно — на такую фигуру его должен был шить кудесник иглы. На мизинце левой руки — крупный бриллиант в платиновой оправе. По виду — добряк. И человек, в прошлом которого убийство было заурядным делом, бизнес как и любой другой, смерть, приносящая прибыль.

— Вчера вечером вы не заметили ничего необычного? — Бревер отогнал подобные мысли. — Днем или вечером? Может быть, машину у входа? Или в переулке, у въезда в гараж? Не крутился ли рядом кто-то подозрительный? Не видели вы какую-то знакомую или незнакомую физиономию?

Беландро с сожалением покачал головой.

— Ничего такого! Я бы никого не выдал и не помог сцапать. Но если молчание наводит подозрения на меня… — Он закурил новую сигарету. Несправедливо, но это меняет ситуацию… Я не для того удалился в солидную атмосферу «Саванны», чтобы там мне доставлял неприятности какой-то торговец наркотиками или поставщик девок. Наркотики — это епархия федеральных властей, а с федеральными агентами я ещё меньше хочу встречаться, чем с вами. Наркотики для меня не существуют.

— И Адониса Лавинио вы в самом деле не знаете? Как он мог очутиться в «Саванне»? — спросил Бревер.

Беландро надолго задумался.

— Я его не знаю, честное слово. Но если вы хотите знать мое мнение, инспектор, в убийстве замешан восьмой или десятый этаж. Гарвик живет тем, что скрывает за своим солидным бизнесом. Он тратит уйму денег, чтобы на него не пало ни малейшего подозрения. Его строительный бизнес — это только прикрытие, как я понимаю, и весьма дорогое! Эвелин очень старается не обращать на себя внимание. И у Баннистера тоже совесть не чиста. — Он снова покачал головой. — Что-то здесь не то!

— Что именно? — не отставал Бревер.

— Вы слишком многого от меня хотите. Правда! Эти ребята прекрасно знают свое дело. Лавинио не был тяжеловесом. Кто бы его не шлепнул, мог принести к двери Бэлдона с любого этажа.

— Никто не потащит тело несколько этажей вверх по лестнице, если вниз это много легче, — возразил Бревер.

— Никто? — протянул Беландро. — Как раз наоборот! Каждый, кого есть мозги в голове, поймет, что полиция придет именно к такому выводу. И именно потому понесет тело наверх. Тем самым бросит подозрение на верхних жильцов. Например — в нашем случае — на меня, на Лирбоди. Убийца мог подумать и о квартире Дороти Шеннон, которая была в отъезде. Будь у него ключ от её квартиры, мог бы без всяких помех совершить убийство именно там.

Бревер пораженно взглянул на Беландро.

— Жаль, что мы стоим по разные стороны баррикады. Эта идея с квартирой на тринадцатом этаже, честно признаюсь, мне в голову не пришла. Но эта поправимо. Хотя ведь пыль, осевшая на пороге, подтверждает, что двери давно не открывали.

— Не хочу опережать события, — заметил Беландро, — но совсем нетрудно искусственно создать такое впечатление. Хватит мешочка влажной пыли, которая хорошо ложится… — Он скривил рот. — Весьма доступный материал.

Встав, бревер задумчиво взглянул на Беландро.

— Вот в чем преимущество человека, который видит событие с точки зрения преступника, — взмахом руки он отмел протесты Беландро, — я не имею в виду лично вас. Полицейским стоило бы глубже вникать не только в психологию преступника, но и в его образ действий и мыслей. Непрестанно задавать себе вопрос, что бы он сам сделал на месте преступника, чтобы провести полицию. И о преступлении судить не только по тому, что видит, но и попытаться понять, что ему старается внушить преступник, чтобы с самого начала направить следствие по ложному пути… — Он решительно шагнул к дверям. — Джек Беландро, вы свободны. На вас распространяются слова одного великого адвоката, которого спросили, считает ли он своего клиента честным человеком. «Мой клиент — весьма уважаемый человек, — ответил он. — Ему невозможно ничего доказать…»

Беландро поднялся. В голосе его звучала сдержанная злость.

— Обижаете, инспектор. И это за то, что я изо всех сил старался вам помочь!

Через соседнюю комнату он прошел, не сказав ни слова и удалился. Звук его тяжелых, чуть шаркающих шагов по каменным плитам затих в стороне выхода.

— Папки я отдал обратно в архив, — сказал Гэйтски. — Слоун отдыхает. Сэрдж и Лоуэтт уже ушли. Я пойду позднее, потому что к полуночи понадоблюсь вам в «Шанхае». И, кроме того, хоть немного посплю. Лоуэтт и Сэрдж направляются на Вестэнд Авеню.

— Как только дадут о себе знать, пусть Лоуэтт договорится с управляющим о вскрытии квартиры на тринадцатом этаже. Миссис Шеннон в отъезде, скорее всего, ничего там нет, но Беландро зародил во мне сомнение. Лоуэтт должен выяснить, открывались ли входные двери последнее время, последних несколько дней.

Гэйтски записал.

— Не знаю, когда позвонят. Договорились, что свяжутся, если выяснят что-то конкретное. Я могу позвонить управляющему, чтобы оставил ключи привратнику. Чтобы там в «Саванне» не закрыли раньше, чем мы получим ключ.

— Хорошая идея! — согласился Бревер. — Если меня будут спрашивать, то я в Австралии. Но если вдруг что стрясется, найдете меня в кабинете на диване. Предстоит тяжелая ночь, хоть немного надо отдохнуть. Пять часов сна за двое суток для меня маловато, — у меня нет в запасе ваших двухсот фунтов.

— Двухсот двадцати! — Гэйтски выпятил грудь.

— Ну, чуть пониже кое-что есть! — показал Бревер на его заметное брюшко и быстро закрыл за собой дверь.

Ночь после убийства.

Освеженный душем и простым, но обильным ужином, в одиннадцать вечера Бревер вернулся в кабинет.

Слоун доложил обстановку.

Гэйтски спит с девяти часов, потом поедет прямо в бар «Шанхай». Все попытки отыскать следы Альбертино Мосилли остаются безрезультатными.

У Лоуэтта были проблемы с управляющим, который долго раздумывал, прежде чем вскрыть квартиру на тринадцатом этаже, поскольку у Лоуэтта не было ордера на обыск. И потом он ни на миг не оставлял Лоуэтта одного. Тщательная проверка дверей с обеих сторон — и с парадного, и с черного хода — однозначно показала, что последнее время ими не пользовались. Сэрдж выходил на связь четырежды. Наблюдал за квартирой Гарвика. Вначале того не было дома, окна закрытые шторами, оставались темны. Ни привратник, дежуривший днем, ни его сменщик его не слышали и не видели. Но в половине одиннадцатого вечера Гарвик вернулся в «Саванну». Лоуэтт переключился на слежку за квартирой Эвелин Паркер сразу после осмотра дверей на тринадцатом этаже. Хозяйка была дома. Привратник знал от механика из гаража, что её горничная ушла раньше обычного. Чуть позже пришел незнакомый мужчина, по внутреннему телефону поговорил с Эвелин, которая велела привратнику пропустить его наверх. Поскольку, однако, потом входило и выходило из дому множество людей, привратник не мог точно вспомнить, был ли среди них посетитель Эвелин.

Пока Слоун зачитывал свои записи, зазвонил телефон. Бревер снял трубку. Докладывал Сэрдж. Внимательно выслушав его, старший инспектор приказал:

— Лоуэтт пусть остается на месте. Если Паркер выйдет из дома, следуйте за ней. И не спускайте глаз с квартиры Гарвика. Если уйдет, — за ним тоже. Докладывать будете сюда, здесь дежурит Слоун. — Он положил трубку. — Гарвик все ещё у себя. У Паркер громко играет радио.

Опять зазвонил телефон. Бревер поднес трубку к уху. Ничего.

— Алло? Кто это? — Нет ответа. — Алло!?

Голос, настолько громкий, что его слышал и Слоун в трех метрах, спросил:

— Старший инспектор Бревер?

— Да! — нетерпеливо ответил инспектор. — Что вам угодно?

— В баре «Шанхай» работает барменом Альбертино Мосилли… — проревел голос.

— Алло! — крикнул в трубку Бревер. — Алло! Вы меня слышите? Алло!

Но связь уже прервалась. Неизвестный повесил трубку.

— Это отличный способ изменить голос, — заметил Слоун. — Повысил тон и все…

Бревер, глядя прямо перед собой, на минуту прикрыл глаза.

— А я ведь знаю этот голос, — но не могу вспомнить, чей он. Как-то я…

Он замолчал, положил трубку и закурил.

— Мосилли мы пока искали только по нашим картотекам, — оправдывался Слоун. — Если он где-то живет или работает, найдем его завтра. Но сегодня искать было уже поздно, в учреждениях не такие дураки, как мы. Там кончают в пять, черт…

— Принесите мне фотографию Мосилли из дела Лавинио, если оно ещё у нас. Хотел бы я на него поглядеть. Глупо было бы устроить переполох в «Шанхае». Сразу ничего не добьешься. А ловлей мелочи можно замутить воду.

— А ведь могли позвонить и за тем, чтобы сбить нас с толку, — намекнул Слоун.

— Это вряд ли, — возразил Бревер. — Я чувствую, это звонок по делу. И тут он взглянул на Слоуна с совершенно иным выражением лица.

— Вызовите машину! Немедленно! Я еду в «Саванну» взглянуть на Гарвика. За час управлюсь, в «Шанхае» все равно до полуночи нечего делать. Если позвонит Сэрдж, скажите, я еду туда.

В ушах Бревера звучали слова Беландро. Что говорил этот гангстер? Умный преступник нес бы труп вверх по лестнице, а не вниз. Намек явно был на Гарвика, жившего на десятом этаже. Теперь Бревер понял это ещё яснее. Заодно Бревер понял, кто дал ему по телефону наводку на Мосилли. Громкий, умышленно измененный голос принадлежал Беландро. Тот же голос, которым он взывал о помощи, когда Бревер вломился в его квартиру.

Полицейская машина с включенной сиреной промчалась по Девятой Авеню, притормозила перед «Саванной», потом, выключив сирену и мигалку, потихоньку свернула к боковому входу возле въезда в гараж.

В вестибюле старшего инспектора встретил Сэрдж.

— Гарвик у себя. У Паркер вовсю включено радио. Лоуэтт на месте. Сторож в гараже, ну, тот О'Брайен, мне сказал, что сегодня Гарвик выгрузил из автомобиля очень тяжелый чемодан и отправил его наверх служебным лифтом. О'Брайена я попросил держать ухо востро, потому что через гараж кто угодно может войти и выйти.

— Но О'Брайен заступает ведь только вечером? — спросил Бревер.

— Гарвик попросил его коллегу, дежурившего днем, помочь ему с чемоданом. Тот получил за это три доллара, почему и рассказал все О'Брайену, — пояснил детектив.

— С этим весельчаком с десятого этажа мы пойдем знакомиться вместе. До сих пор нужды в этом не было, вчера он отмечал день рождения и уйма гостей обеспечивала ему алиби. Но теперь у меня возникли сомнения…

Поттер, который снова заступил в ночь, с поклоном отворил им дверь лифта, закрыл её за Бревером и Сэрджем, проводил взглядом кабину, уходившую вверх.

Сразу после звонка, прозвучавшего в прихожей, дверь квартиры на десятом этаже распахнулась. На пороге стоял мужчина средних лет, плотного, но пропорционального сложения. На нем был халат из лилового бархата, вокруг разливался аромат парикмахерской, курил он приторно пахнущие сигареты через мундштук из слоновой кости с золотой окантовкой. Оглядел посетителей удивленно, но не враждебно.

— Чем могу помочь?

— Впустить нас, Гарвик! — ответил Бревер и, не дожидаясь ответа, протиснулся мимо Гарвика в прихожую. — Старший инспектор Бревер — вот мои документы — а это детектив Сэрдж.

— Полагаю, у вас есть ордер на вторжение в мою квартиру, — заметил Гарвик, — или вы забыли его оформить?

— Поскольку я не собираюсь устраивать обыск, — разъяснил ему Бревер в подобных формальностях нет нужды.

Открыв дверь в гостиную, гарвик прошел вперед.

— Не знаю, насколько законно ваше поведение, — осторожно заметил он. Я позвоню своему адвокату… — Он шагнул к столику с телефоном.

Бревер положил на аппарат руку.

— Позднее! К чему эта суета? Или у вас совесть нечиста? Когда полиция наносит визит порядочному гражданину, он прежде всего должен отвечать на вопросы. Потом он может вызывать адвоката — если полагает, что ему потребуется защитник.

— Защитник? Я использовал термин «адвокат»! Вы же прекрасно знаете, что я не обязан ничего говорить! — повторил Гарвик. — Имею законное право посоветоваться с адвокатом, прежде чем отвечать. — Тут он вдруг опустился в огромное кресло. — Но мне бы не хотелось, чтобы вы думали, мол, мне есть что скрывать. Я только хотел напомнить вам о проблеме законности. Чтобы вы знали, я в этих вещах разбираюсь, и предупреждаю вас о своем праве предпринять против вас все шаги, которые может потребовать ваш ничем не обоснованный поздний визит. А теперь можете начинать вашу игру в детективов, господа.

Ситуация Бреверу не нравилась. Он зашел слишком далеко. Его могли бы обвинить в незаконном допросе Гарвика в ночное время, потому что с таким же успехом это можно было сделать и днем. Оправдать такой чрезвычайный шаг ему было нечем. Только худая слава бара «Шанхай» да ещё тяжелый чемодан, который Гарвик привез домой — и все. А наводка, полученная от бывшего гангстера…

Старший инспектор чувствовал шаткость своего положения. Знал, что легко найдется судья, который с удовольствием использует такую возможность прищучить полицию… Но нельзя дать Гарвику почувствовать зыбкость своей позиции. Держаться нужно твердо — но в рамках. Небрежно присев на подлокотник другого кресла, он вытряхнул из пачки сигарету и закурил.

— Разумеется, вы знаете, почему мы к вам пришли?

По Гарвику было видно, как он напряженно размышляет, чтобы ответить как можно умнее, правдоподобнее и безопаснее. Затянувшись сигаретой, уставился на кольца дыма, маскируя большую паузу между вопросом и ответом.

— Вероятно, это как-то связано с убийством, происшедшем двадцать четыре часа назад…

Бревер тут же отреагировал.

— Откуда вы знаете точное время убийства?

— Ну, ну, — усмехнулся Гарвик, к чему эти старые трюки, мистер старший инспектор из отдела по расследованию убийств?

— Откуда вы это знаете?

Гарвик наклонился к нему. Казалось, он теряет терпение.

— Время убийства указано в газетах. Так же как и ваше звание и служебное положение. И не нужно по-детски прикидываться, что моя осведомленность может казаться подозрительной. О тех же подробностях узнали миллионы людей, причем ещё вопрос, не лгут ли газеты. Мне совершенно безразлично, когда произошло убийство, как оно произошло, и ещё более безразлично, служите ли вы в отделе по расследованию убийств или в санитарной службе. — Он щелкнул по золотому кончику мундштука, окурок выпал в пепельницу. Гарвик закурил новую сигарету, удобно откинулся в кресле и скользнул взглядом по Сэрджу, стоявшему у камина.

— Когда вы продали бар «Шанхай», — выпалил инспектор, — и почему?

— Примерно год назад, — ответил Гарвик, — потому что он мне разонравился. Остальное — не ваше дело. Если вас интересуют подробности, обратитесь в налоговую службу, там вам расскажут, хотя предоставлять информацию без решения суда запрещается. Но власти всегда держатся заодно против граждан.

Бревер пропустил его комментарий мимо ушей.

— Вчера вечером вы… — то есть в ночь на сегодня…

Гарвик тут же перебил его:

— Вы же прекрасно знаете, что я праздновал день рождения с четырнадцатью гостями. Не прикидывайтесь, что это для вас новость. Вы прочесали весь дом, и если хотите спросить меня, откуда я знаю, то я вам отвечу — об этом уже чирикают все воробьи в Централ-Парке. В моем распоряжении четырнадцать свидетелей, которые подтвердят мое алиби с десяти вечера и до полуночи.

— Убийство могло быть совершено и в час ночи, поправил его Бревер, уже с трудом сохраняя спокойствие, — то есть именно тогда, когда ваше алиби кончилось.

— Не будьте смешным, инспектор! — Гарвик взмахнул рукой. — Последние гости ушли отсюда во втором часу. Доктор Минтли ещё взглянул на часы, входя в лифт. Было двадцать минут второго — он сказал это вслух и велел, чтоб я немедленно шел в постель. Он мой домашний врач и его беспокоит моя гипертония. Но это так, кстати. Вам пришлось бы убедить присяжных, что убийство было совершено не раньше часа двадцати минут. Сомневаюсь, что присяжные поверят в двадцатиминутную ошибку — особенно с учетом ваших заявлений в газетах, что убийство произошло между одиннадцатью и часом. И тем более сомневаюсь, что ваши эксперты изменят заключение экспертизы о времени смерти. Всему же все-таки есть предел. Говорю я вам это для того, чтобы вы могли вовремя сориентироваться и избавить себя от лишних усилий и неприятностей.

Бревер задержал дыхание, пока не застучало в висках. Искушение врезать Гарвику в физиономию было слишком сильным. Резкий запах духов действовал на нервы. Мутило от приторного сигаретного дыма. Но нужно было держать себя в руках. Гарвика и в самом деле звали Гарвик, он был настоящим американцем, а не пришлым итальянским гангстером. И против него практически ничего не было.

— Сегодня — точнее, уже почти вчера — вы привезли в машине некий тяжелый чемодан и принесли его в квартиру, — Бревер выложил свой второй и последний козырь, — сами понимаете, в данной ситуации нас интересует его содержимое.

— Ну естественно, — Гарвик усмехнулся уголком презрительно поджатых губ. — Ваше любопытство вполне объяснимо. Что, если в чемодане очередной труп, который вдруг появится перед дверью ещё одного квартиранта «Саванны»? — Так что можете взглянуть на этот труп!

Гарвик встал, взглянул на Бревера и Сэрджа и театрально поклонился, приглашая их следовать за ним.

В полупустой комнате возле кухни стоял большой чемодан. Гарвик его открыл. В нем в несколько слоев лежали рулоны блестящего материала. Бревер взглянул на них, копнул рулоны и вопросительно взглянул на Гарвика.

— До самого дна одно и то же?

— Убедитесь сами. — Он начал опорожнять чемодан, открывая все новые слои тех же рулонов.

— Это образцы нового отделочного материала, который я хочу впервые применить в новостройках. Держится на любой поверхности, моется и легко клеится. Идеальное решение для семейных коттеджей, которыми я занимаюсь. Здесь, в этой комнате, мы его и используем, я хочу его испытать. Если интересуетесь, можете принять участие, — благосклонно добавил Гарвик.

Бревер не ответил, неторопливо прошелся по коридору, спальне, через столовую со встроенным баром и снова вернулся в гостиную. Внимательно оглядел ковры, шторы, мебель. Видел, что Сэрдж делает то же самое.

— Дайте детективу Сэрджу имена ваших гостей и адреса, если вы их знаете, это облегчит нам работу. Не забудьте вашего домашнего доктора, подчеркнул Бревер.

Сэрдж присел к курительному столику, достал блокнот и ручку.

— Вы понимаете, какой моральный, а может быть и материальный ущерб вы нанесете мне таким поведением? — спросил Гарвик.

— Не беспокойтесь! — голос Бревера звучал безапеляционно. — Мы только проверим ваши слова. Никто ничего плохого о вас не подумает, если мы зададим несколько вопросов с обязательной ссылкой на неизбежную полицейскую рутину. — Он встал. — Вы не заметили вчера ничего необычного?

— Ничего!

— Вы не видели, возвращаясь домой, никаких подозрительных типов? Я имею в виду, неподалеку от «Саванны» — или прямо в доме?

— Нет!

— Не слышали никакого шума? Хлопка, вроде автомобильного выхлопа?

— Нет!

Бревер подсунул Гарвику фотографию Лавинио.

— Вы его знаете?

— Я никогда его не видел! Но похоже на фото убитого, которое напечатано в газетах.

— Вам не пришло в голову, что это убитый? Лавинио?

— Раз вы меня предупредили, теперь мне ясно.

— Спасибо, — съязвил Бревер. — А теперь детектив Сэрдж составит список гостей…

Пока Гарвик перечислял имена и адреса, Бревер расхаживал по гостиной. Искал — сам не зная что. Чувствовал, как Гарвик следит за ним взглядом.

— Готово, — сообщил Сэрдж.

— Теперь можете вызывать адвоката, мистер Гарвик. — Бревер взглянул на Гарвика.

— Благодарю за разрешение, но оно несколько запоздало. Надеюсь, оно мне уже не понадобится.

Бревер, направлявшийся с Сэрджем к дверям, обернулся.

— Блажен, кто верует, — с усмешкой бросил он, и медленно добавил: Иногда, не всегда!

Кивнув, он вышел, Сэрдж вызвал лифт. Они шагнули внутрь, не оглядываясь на человека в халате из лилового бархата, стоявшего на пороге. Поэтому от них ускользнула его невольная ухмылка.

С включенными сиреной и мигалкой служебная машина мчалась в управление. Бревер молча сидел рядом с водителем. Только подъезжая к Бродвею, он раздраженно сказал:

— Вначале я думал, что у Гарвика совесть нечиста. Но теперь я в этом уже не так уверен. Иногда он, правда, переигрывал, но на такие беззаботные дерзости убийца вряд ли отважился бы. И четырнадцать свидетелей алиби… Полагаю, Гарвик — прожженный тип, который умудряется снимать пенки и с того строительного бизнеса, который Беландро считает только прикрытием.

Машина остановилась возле управления. Старший инспектор отправил Сэрджа за фотографией Мосилли, сам остался в машине.

— Поедем дальше? — спросил полицейский за рулем.

— Когда вернется Сэрдж. В Гринвич Вилледж. В бар «Шанхай». Но остановимся квартала за три до бара и там вы будете ждать.

Сэрдж принес пачку фотографий. В фас и в профиль. Красавцем Мосилли не был — с расстегнутым воротником, без галстука, в резком свете рефлекторов, подчеркнувших безжалостные подробности. Все лицо было судорожно напряжено, словно Мосилли пытался изменить его черты до неузнаваемости. Большинство преступников старается изо всех сил стать неузнаваемыми на полицейских снимках. И хотя дактилоскопия остается неопровержимой, искаженная фотография может затруднить полиции поиски. Может даже позволить ему выиграть какой-то миг и спастись бегством. Но нигде так не правдива пословица «сколько веревочке не виться, а конец ей будет», как в мире преступления и наказания.

— Лоуэтт сообщил, что Эвелин Паркер со своим спутником покинули «Саванну», взяли из гаража машину и уехали. Лоуэтт последовал за ними. Мужчина вышел на Беверли Плейс, Эвелин поехала дальше по Шестой Авеню, пересекла Вест Бродвей, свернула на Чамберс Стрит и остановилась на углу Катерин и Генри Стрит, в Чайнатауне. Вошла в дом номер 36.

Лоуэтт немного подождал. Зажглось одиннадцатое окно слева.

Лоуэтт звонил из автомата в страшной спешке, потому что рисковал Паркер могла от него уйти. Поскольку больше он не звонил, видимо, ему снова удалось сесть ей на хвост.

Бревер покачал головой.

— Странный маршрут для молодой дамы — а в это время просто абсурдный. Угол Катери и Генри Стрит…

Он наклонился к Сэрджу.

— Поезжайте в Чайнатаун, к этому дому. Попытайтесь выяснить, кто живет за одиннадцатым окном слева. Если это окажется существенным, найдете меня в баре «Шанхай» — но осторожно! Или передайте результаты Слоуну, возвращайтесь сюда и будьте наготове.

— Гостей Гарвика оставить на завтра? — хотел уточнить Сэрдж. — Или начать обзванивать их прямо сейчас, невзирая на время?

Бревер снова покачал головой.

— Это терпит. Увидите, ничего интересного вы не услышите. — Он уже собирался закончить разговор, но все же добавил: — Собственно, вы можете позвонить доктору Минтли. Если не ответит — Бог с ним, но если подойдет к телефону, значит он ещё не ложился и вы можете его осторожно прощупать. Неважно, когда доктор и остальные гости ушли от Гарвика, но интересно, был ли наш знакомец все время на месте. Но не вздумайте спрашивать в лоб, неприятностей не оберемся.

Он ещё помолчал, потом вышел из машины.

— Машину отгоните в гараж, возьмите другую — без сирены, без мигалки и, главное, без каких-либо полицейских отметок. В Гринвич-Вилледж весть о полицейской машине летит из одного заведения в другое…

Через несколько минут возле Бревера остановилось неприметное темно-синее «купе». Инспектор сел в него. Они пересекли Уорвик Стрит, проехали по Кристофер Стрит мимо бара «Шанхай», чья кроваво-красная вывеска была не больше, чем табличка на дверях врача.

На Перри Стрит старший инспектор велел остановиться и ждать дальнейших указаний, а сам неторопливо зашагал обратно к Кристофер Стрит и вошел в бар «Шанхай». Было без четверти час.

Заведение утопало в багровом полумраке. В небольшом зале вдоль продольных стен — небольшие боксы с достаточно высокими деревянными перегородками. Глухие шторы полицией были запрещены, но на пышные драпировки, закрепленные по бокам к перегородкам, это не распространялось. И снаружи все равно не было видно, что там происходит.

У как попало разбросанных столиков сидела пестрая публика — мужчины, женщины, парочки. На миниатюрной танцевальной площадке топталось пять-шесть пар, среди них одна — из двух женщин, и двое мужчин, тесно обнявшихся и почти стоявших на месте. Пианист, тощий парень с душившим его аккордеоном и подросток с трубой изображали оркестр. Воздух был полон дыму, такого густого, хоть режь, и пах острыми дешевыми духами, потом и остывшим табачным пеплом.

Бревер подсел к маленькому столику в углу, огляделся и заметил Гэйтски, занятого оживленной беседой за рюмкой коньяка с молодым человеком, чей облегающий пиджак странно контрастировал с массивной фигурой детектива. О чем могли беседовать слон с газелью осталось для инспектора загадкой. Видимо, Гэйтски оказался в его вкусе. Что ж, может быть, Гэйтски удастся что-то вытянуть.

Экстравагантно одетый мужчина прошел рядом, заметил Бревер, по зрелому размышлению махнул рукой одной из девиц и показал на нового гостя. «Шеф» подумал Бревер. Глаз у него был наметан, чтобы сразу определить, кому нужно женское, кому — мужское общество.

Юная дама была в миленькой плоской шапочке, сдвинутой на затылок, светло-русые волнистые волосы выбивались из-под лакированного козырька. Когда она наклонилась к Бреверу, чтобы принять заказ, появилась вымученная улыбка. Все достоинства, скрытые в вертикальной позиции, были теперь на виду.

— «Мартини»! — заказал Бревер. — Сухой!

— Дважды? — спросила она, и улыбка застыла на её молодом, но уже видавшем виды лице.

— Да?

— Дважды — если пригласите меня выпить с вами.

— Ладно, тогда дважды.

Бревер взглянул на стойку, образовывавшую полукруг у задней стены, рядом с оркестром. Мосилли он узнал с первого взгляда. Тот готовил коктейль для двух длинных бесцветных блондинок, ритмично потряхивая шейкером, на блестящем металле которого отражались блики багровых светильников. Бармен как бармен.

Возле Бревера остановилась продавщица сигарет, втиснутая в гусарскую униформу. Тяжелые бедра грозили вот-вот распороть лосины, мундир обтягивал пышную грудь, руки обнажены до плеч… — возбуждающее зрелище.

— У меня вы получите что угодно, — негромко сказала она, после паузы добавила она, после паузы добавив:

— Любые марки, любые сорта.

Бревер с сожалением покачал головой.

— Это не для меня, детка, — курить я бросил ещё в колледже. — Он вздохнул и добавил. — Я имею в виду — курить сигареты…

— Ах, так! — понимающе взглянула она, заглянула ему в глаза, оценила весь его вид и потом нараспев сказала: — Если вы перешли на сигары, я могу вам помочь, а вот жевательного табака у нас нет.

Он украдкой взял её за руку. Музыка играла танго, пары перемешались, к столу долетали обрывки разговоров и смех. Тихо, но выразительно он сказал: — Нет ли у вас ещё чего-нибудь…

Она почувствовала не только пожатие его руки, но и бумажку, скользнувшую к ней. Скосив глаза, увидела пятерку. Деланная улыбка исчезла с её лица, она якобы уронила пачку сигарет и, поднимая её, шепнула на ухо:

— Мимо стойки и кухни — руку держите вот так — и по лестнице на второй этаж. «Рифер» сегодня кончился, курить нечего, — но кое-что найдется… Не оборачиваясь, отошла к бару.

«Рифера», — подумал Бревер, — то есть сигарет с марихуаной, нет, — но зато есть «кокс».

Он дождался «мартини». Принесли только один. Девица пожала плечами.

— Меня так мучила жажда, нет сил, свой я выпила прямо у стойки — за ваше здоровье! — И она положила счет. Три доллара. Он дал три с половиной; с усмешкой взглянув на монету, ловким жестом крупье она отправила её в карман.

Бревер незаметно взглянул на Гэйтски, который давно уже должен был его заметить, но тот продолжал оживленную беседу со своим юным визави. Только легкое движение головы, не замеченное никем, дало Бреверу знать, — что-то делается.

Инспектор слегка кивнул в ответ, аккуратно поднялся и, не глядя по сторонам, миновал стойку, кухню, непринужденно держа руку в условленном жесте, за стеклянной дверью увидел лестницу и поднялся наверх. Через обитые двери вошел в полутемный зал, в конце которого полупрозрачный занавес отделял от публики сцену. За занавесом видны были танцующие фигуры.

Чья-то рука легла ему на плечо и мягкий голос спросил: — Вы одни? Нуждаетесь в обществе?

Глаза Бревер постепенно привыкли к полутьме. Мужчине, стоявшему рядом, могло быть около тридцати. Похоже, он был накрашен, волосы разделены на пробор посередине, вокруг запястья висел золотой браслет, усаженный пестрыми камнями.

— Вначале я хотел бы посмотреть, — сказал Бревер, внимательно изучая взглядом обстановку.

— Как вам угодно, — услышал он разочарованный вздох. — Я всегда к вашим услугам.

Непроветренное помещение оставалось полупустым. На двух скамьях, тянувшихся по обе стороны зала, шевелились непонятные фигуры. За занавесом шло представление. Танцовщица — судя по четким контурам тела, обнаженная, извивалась под глухой аккомпанемент фортепиано. Когда она приближалась вплотную к занавесу, её магически стройное тело, казалось, можно было достать рукой.

Бревер присел к низкому столику.

Луч света, проникший снаружи и тут же исчезнувший, сказал, что кто-то вошел через противоположную дверь. Вошедшая женщина оглянулась вокруг. Бревер узнал Эвелин Паркер. Вспомнил фотографию, которую приносил Лоуэтт. Характерный профиль, да и все лицо. Сознательно подчеркнутая копия кинозвезды.

Откуда-то вынырнул тип с пробором, подошел к Эвелин, сел с ней в угол, выслушал её и махнул рукой в сторону Бревера. Эвелин встала, непринужденно подошла к столу и уселась напротив инспектора. С интересом изучила свой маникюр. Потом спросила:

— Вы один?

Бревер кивнул.

— Да. От меня сбежала жена.

— Ох, как страшно! И вы уже ищете замену?

— Замену? Ни за что. Утеху — да, но не замену.

И тут она спросила в лоб:

— Кто вас сюда послал?

Он решился мгновенно. Колебания могли его выдать.

— Фред, — сказал он, — из «Циндереллы». — Это было подобное заведение.

Эвелин удивленно взглянула на него.

— Конкурент?

— Я спешил. Фред мне ничем не мог помочь — проблемы с поставками. Но Фред любит собирать меленькие зеленые гравюры с портретами президентов Соединенных Штатов посередине — а у меня их целая коллекция — вот он и дал мне этот адрес.

— Какое совпадение! — сказала она. — Я тоже собираю такие гравюры, и просто без ума от президента Джексона.

Бревер понимающе кивнул. Президент Джексон красовался на двадцатидолларовых банкнотах.

— Пока бедный брошенный супруг может пополнить вашу галерею только иным портретом, — и в ладонь ей втиснул пятерку. Элегантно засунув её в боковой кармашек маленькой черной лакированной сумочки, Эвелин встала.

— Думаю, мы ещё увидимся, когда вы получше разберетесь в своих гравюрах.

Раздались аплодисменты, занавес вдруг раскрылся и свет погас. Только красные софиты обрисовывали силуэт девичьей фигуры. Длилось это только мгновение, потом все поглотила тьма. Когда в зале снова зажглось слабое освещение, танцовщица исчезла и занавес висел неподвижно.

Бревер оглянулся. Эвелин исчезла.

Он встал. И тут его взгляд упал на мраморную доску стола. Перед ним лежал маленький белый пакетик. Мягкий на ощупь, с порошком внутри.

Торопливо сунув его в карман жилета, он вскочил, подбежал к обитым дверям и поспешно их распахнул. На площадке стоял тип с пробором, удивленно уставившись на него. Бревер оттолкнул его в сторону, торопливо сбежал по лестнице, через кухню и мимо стойки в зал. Все те же типы — или другие, но неотличимые от тех, кто был тут раньше — заполняли зал. Его окружил все тот же тепловатый запах. Продавщица в облегающей гусарской форме подпирала колонну.

Гэйтски сидел один. Когда они с Роджером встретились взглядами, показал глазами на выход. Старший инспектор едва заметно кивнул головой, протолкался между танцующими и выскочил из бара. Огляделся по улице в обе стороны. Эвелин нигде не было. Из-под арки соседнего дома кто-то свистнул. В тени здания стоял Лоуэтт. Когда старший инспектор остановился рядом, он сказал:

— Паркер только что вышла из бара, пересекла двор и исчезла в дверях управляющего баром «Шанхай». У меня был разговор с Сэрджем, он только что вернулся из Чайнатауна. Одиннадцатое окно — это комната постояльца, который уже пару дней не показывается. Описание совпадает с Лавинио.

— Идем, — приказал Бревер. Вместе с Лоуэттом они пересекли двор и осторожно повернули ручку зарешеченных дверей со слабо освещенной табличкой из матового стекла. Не заперто. Они протиснулись в пустой коридор. Из соседней комнаты доносились голоса.

Бревер и Лоуэтт прислушались. Слова были неразличимы. Неожиданно звуки стихли. Бревер попытался открыть дверь. Не получилось. Тогда он её вышиб.

Эвелин стояла перед настенным зеркалом, поправляя волосы. Когда затрещал замок, она обернулась. В глазах её было удивление, но отнюдь не испуг и не страх.

— Что вы себе, собственно, позволяете?..

— С кем вы здесь только что разговаривали? — спросил Лоуэтт, подходя к ней вплотную. Она уставилась на Бревера.

— Что все это значит?

Тот показал удостоверение.

— Теперь вам ясно? Так поживее! Говорите! И не тяните, речь идет о наркотиках.

Эвелин уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Наркотики? С чего вы взяли?

Бревер повернулся к Лоуэтту.

— Приведите сюда бармена. Мосилли вряд ли создаст нам проблемы. Если вдруг попытается, пусть ему Гэйтски немного поможет, если это возможно, без всякого шума. Скандал нам не нужен.

— Понимаю! — Детектив удалился.

Бревер достал сигарету, из кармана жилета вынул маленький белый пакетик.

— За это вы получите лет пять!

Она подошла на пару шагов.

— За что, за что? Я не вижу.

Он сунул пакетик ей под нос.

— Теперь видите? Кокаин!

Вернувшись к зеркалу, снова беззаботно занялась прической.

— Интересно! Кокаин! А как он к вам попал? И при чем тут я?

Бревер не мог не отдать ей должное.

— Вы отлично держитесь, мисс Паркер, но вам это не поможет. Я дам показания под присягой, что вы передали мне этот пакетик за пять долларов.

Обернувшись, она снова состроила невинные глаза.

— Вы хотите солгать под присягой, инспектор?

— Как это — солгать?

— Я ничего вам не продавала! Ни этот пакетик, в котором, как утверждаете, кокаин, — что ещё следует доказать — ни что другое.

— Пятидолларовая банкнота, которой я заплатил, была помечена, и, кроме того, у нас записаны её номер и серия. Этого более, чем достаточно.

Она не испугалась.

— Так вы собирались купить невинную девушку за служебные деньги? Тратить деньги налогоплательщиков на сомнительные удовольствия! Ничего себе, старший инспектор! Это весьма заинтересует присяжных. Инспектор берет деньги из тайных фондов, якобы на нужды следствия, потом идет в бар, сует помеченную пятерку девушке в декольте — и, раз девушка не отвечает на его непристойное предложение, обвиняет её в торговле наркотиками. — Тут она вдруг повысила голос. — Вы собираетесь заявить под присягой, что я дала вам тот пакетик, в котором, якобы, кокаин? Вы готовы стать клятвопреступником?

Бревер непонимающе уставился на нее. Неужели она всерьез?

— Вы подошли к моему столу, и разговор был весьма недвусмысленный. Вначале вы потребовали двадцать долларов, потом взяли пять, дав мне кокаин.

— Как я вам его дала? Как? Левой рукой или правой?

— Положили его на стол!

— Я? И вы это видели?

— Хорошо, если вас интересуют детали — не видел. Но когда я садился за стол, на нем ничего не было. Когда я вам отдал пять долларов и вы ушли, на столе лежал кокаин.

— А в зале мы что, были одни? Кроме нас там никого не было? И свет гас на миг, а не на час, да? И никто другой подкинуть его не мог, только я, да? И вот в этом вы собираетесь убедить присяжных, посадив меня на скамью подсудимых? Презрительно рассмеявшись, она поправила платье, показав идеальной формы ноги. — Желаю удачи, дурачок! Но потом вы будете припоминать тот час, когда решили затеять все это дело.

Бревер сложил руки за спиной, крепко сжав кулаки. Насилие по отношению к женщине, — какой бы она не была, — могло иметь катастрофические последствия. Во что бы то ни было нужно было владеть собой.

Двери распахнулись. На пороге стоял Мосилли. Гэйтски и Лоуэтт толкнули его внутрь и вошли следом. Бревер оглядел бармена со всех сторон, словно барышник, оценивающий лошадь, потом спросил:

— Вы правдивы, молодой человек, не так ли, Мосилли? Присягали перед судом, что Адонис Лавинио не имел ничего общего с наркотиками, что пакетик кокаина, который нашли у него в кармане, подсунул ему какой-то незнакомец? — Он ткнул под нос бармену маленький белый пакетик: — И откуда это вы, разумеется, тоже не знаете?

Мосилли пожал плечами.

— Я вообще не понимаю, что вам от меня нужно?

— Ничего особенного, мой дорогой, — ответил Бревер. — Только рассказать нам правду. Всех вас мы заберем, тебя, и продавщицу в гусарском мундире, и типа с пробором, и Эвелин…

— Ни слова! — Рявкнула Эвелин на бармена. — Только в присутствии адвоката.

Гэйтски схватил её, приподнял, взглянул на Бревера и отправился со своим грузом к дверям.

— В управление, да?

Бревер кивнул.

— Мосилли отведите в мою комнату, — приказал он Лоуэтту, — я ещё зайду на два слова к управляющему и догоню вас.

Человек с браслетом, усаженным драгоценными камнями, нервно поглаживал волосы.

— Можете мне поверить, мистер старший инспектор, у меня здесь все в полном порядке. Мисс Эвелин периодически бывает у нас, как и любой другой. Между ней и нашим заведением нет никаких связей.

— А кто приобрел бар у Джеймса Гарвика? — спросил Бревер.

— Бывший метрдотель из «Хабана Кубана» в Майами. Он владел им недолго, уступил его некоей мисс Райдер, а та сдала бар в аренду Мосилли и мне. Мы стараемся удовлетворять все желания наших посетителей…

— В чем я не сомневаюсь, — перебил его Бревер. — Когда-нибудь такое рвение услужить заказчикам доведет вас до тюрьмы. Но сейчас меня не интересуют ни наркотики, ни стриптиз малолетних. Я расследую убийство. — Он достал из кармана фото Лавинио.

— Вы его знаете?

— Никогда не знал! — тут же ответил управляющий.

— А почему вы о нем говорите в прошедшем времени? Я ведь спросил, знаете ли вы его. Разве так говорят о мертвых? — Бревер старался говорить потише, не хотел привлекать внимание.

— Как-то само так вырвалось, — оправдывался управляющий, приглаживая пробор. — Или я прочитал о нем в газетах? — стукнул себя по лбу. — Ну конечно! Это тот молодой человек, которого застрелили в «Саванне».

— Я пришлю сюда сотрудников отдела по борьбе с наркотиками, — сказал старший инспектор, надеюсь, вы отнесетесь к ним так же радушно, как и к остальным гостям.

— Но, мистер старший инспектор, — голос дрожал от страха, — что мы вам такого сделали? Знаете, что бы это означало… и притом мы совсем невиновны… если кто-то из посетителей… что же поделать — с нашего ведома ничего подобного бы не произошло, но если агенты из «Наркотик Скуад»…

— Вы знали Адониса Лавинио? — снова настойчиво спросил Бревер. — Бывал ли он здесь с тех пор, как бар стал вашим? Известно, что у Мосилли были контакты с убитым. Говорите правду — и кто знает, может быть я и забуду о «Наркотик Скуад»?

Шеф отвел Бревера в сторону, за стойку.

— Лавинио и Мосилли последнее время друг друга терпеть не могли. Лавинио уже несколько недель здесь не был. Это чистая правда.

— Гарвика знаете? Он сюда ходит?

— Разумеется, нет.

— Эвелин Паркер обеспечивает «кокс», который желают некоторые «гости»?

— Ни о чем таком я не знаю…

— Вы что, не понимаете? Меня ваши грязные делишки вообще не волнуют. Меня интересует убийство! Какие были связи между Мосилли и Паркер? И между Мосилли и Гарвиком? И как в эту картину вписывается Лавинио?

— В моем положении человек о многом узнает. Но про убийство я ничего не знаю. У всех свои слабости, не исключая и Мосилли, и Паркер, но такое преступление — нет, о нем и говорить нечего. Лавинио, видно, перемудрил и угодил в ловушку. Слишком много болтал. Есть люди, которые этого не прощают. — Не губите меня, и я готов оказать вам услугу… — Он умолк.

— Ну что? Когда дело касается своей шкуры, заложили бы о родного брата? — Бревер чувствовал отвращение к жалкому созданию перед собой. Если бы вы знали, как из-за таких, как вы, я научился презирать людей! Но при моей профессии с такими вещами приходится мириться. Интересы службы заставляют иметь дело с любым дерьмом. Ну что же, я обещаю оставить вас в покое. За это вы будете сообщать мне все, что узнаете по поводу убийства Лавинио. И если попробуете водить меня за нос, на следующий день мы ваш гадюшник прихлопнем. Я выражаюсь достаточно недвусмысленно?

Не ожидая ответа, он прошел через зал и вышел на улицу. Свежий ночной воздух его освежил. Широким шагом пересек мостовую. На углу ждал Лоуэтт.

— Гэйтски забрал Паркер своей машиной. Мосилли ждет в вашей.

Прошагав три квартала, они сели в машину Бревера, который помчался к управлению. Лоуэтт остался в приемной с Мосилли. Слоун и Сэрдж при появлении инспектора торопливо развернули газеты, прикрыв ими карты. Сэрдж поспешно вскочил.

— В Чайнатауне…

— Лоуэтт мне уже сказал. Врача нашли? — спросил Бревер и одновременно предостерегающе показал взглядом на Мосилли.

— Он тут же снял трубку и подтвердил каждое слово нашего друга.

Старший инспектор прошел в свой кабинет. На пороге он даже приостановился от неожиданности. Гэйтски как раз чокался с Эвелин Паркер. На столе стояла бутылка импортного виски.

— Надеюсь, не помешал, — он уселся за стол. Поймав взгляд Гэйтски, все понял.

— Мисс Паркер настаивала, чтобы мы захватили чего-нибудь с собой…

— Вы знаете, что за подкуп алкоголем вы рискуете дисциплинарным взысканием? — пугнул Бревер, но голос его выдал.

— А вы тоже глотните, — воскликнула Эвелин, чье поведение полностью переменилось. — Этот толстяк, — она указала на Гэйтски, — отличный парень, совсем не то, что вы — мы отлично понимаем друг друга!

Гэйтски поддакнул:

— Мисс Паркер подумала, что за эту историю с крохотным пакетиком вы хотели передать её федеральным агентам. Это её, разумеется, совсем не устраивало, даже если она ни о чем не знает, — на этом она настаивает. А я ей объяснил, что мы только хотим найти убийцу Лавинио. И ничто иное нас не интересует. И тот, кто нам в этом поможет, может рассчитывать на нашу признательность, не так ли, шеф?

Бревер чувствовал, как Эвелин напряженно наблюдает за ним. Этому миру она не доверяла. Хорошо знала, где кончается власть детектива и начинается — старшего инспектора. Своим поведением она играла продуманную роль. Ставкой была её свобода. И она это знала. Нисколько не сомневалась.

— Расследование убийства для нас важнее всего. Но тяжелые преступления — а торговля наркотиками — одно из них — я тоже не могу игнорировать. Иначе я сам нарушу закон. Тем не менее, — он удобно откинулся в кресле — могло бы случиться, что я сам пришел бы к выводу, что конверт в баре «Шанхай» подложил мне кто-то неизвестный. Тогда мисс Паркер была бы свободна от подозрений. Но чтобы я мог так радикально изменить свое мнение, вам пришлось бы поделиться со мной хоть частицей своей обширной информации.

— Если я расскажу все, что знаю, вы оставите меня в покое?

— А что вы знаете?

— Адонис Лавинио бывал в «Саванне» не раз. Я часто видела, как он гаражом проходил в дом. Однажды, когда я съезжала с рампы, потом когда ставила машину — три раза или четыре. Наверх он поднимался служебным лифтом.

Бревер внимательно слушал. Ее слова могли быть правдой или вымыслом, только чтобы что-то сказать и как-то выкрутиться. Она не знала, что детектив проследил её до Чайнатауна и что комната, находившаяся за одиннадцатым окном, уже обыскана…

— И кого же, по-вашему, навещал наш малыш Адонис в «Саванне»?

Эвелин молчала. Видно было, что она напряженно размышляет. Осторожно прощупала почву.

— Может быть, к Беландро? Я его знала, когда он ещё именовался Биньо, — но вам-то это давно известно. — Она неотрывно следила за лицом Бревера, искала реакцию на физиономии Гэйтски. Ничего подобного.

— Кого бы ещё следовало иметь в виду? — допытывался Гэйтски.

— На пятнадцатом этаже живет Лирбоди, предприниматель по части такси, — попытала она счастье ещё раз, — у него были какие-то неприятности… она задумалась и опять умолкла.

— Такое случается с пожилыми джентльменами, которые пристают к молодым невинным дамам и при этом их иногда застает жених, — но с этим риском нужно считаться, — поучал старший инспектор, не моргнув глазом. Говорил он так, словно с Эвелин это не имело ничего общего. — Больше вам ничего не приходит в голову?

Эвелин гордо выпрямилась.

— Это все гнусные сплетни, инспектор, я когда-нибудь вам все объясню, но сейчас вас, вероятно больше занимает, что я вам могу сказать об Адонисе… — Одним глотком она опорожнила стакан. — Видимо, Адонис был у Гарвика.

— Возможно, мисс Паркер, — кивнул Бревер, — но именно в критический момент это исключено. Мистер Гарвик отмечал день рождения. Четырнадцать человек гостей, развлечения, танцы, шум — такого типа как Лавинио туда бы не пустили. И Гарвику гости обеспечивают алиби. Стопроцентное. Это единственный из жильцов, который был на виду все критическое время.

— Понимаю, — она отсутствующим взглядом уставилась перед собой, сунула сигарету горящим концом в рот, выругалась как портовая шлюха, освежила помадой губы и опять опрокинула в себя порцию виски. Потом снова взглянула на Бревера и зашла с другого конца.

— Лавинио довольно долго не был в «Шанхае». У него был какой-то конфликт с Мосилли.

— Из-за чего? — перебил её Бревер. — Меня интересует причина.

— Ну ладно, вы обещали оставить меня в покое, если я скажу, и я скажу. — Она глубоко вздохнула. — Лавинио поставлял Мосилли «кокс» и «рифер». Мосилли заявил ему, что нашел другого поставщика. Лавинио утверждал, что его «склад» взяли с подачи Мосилли. Между ними все было кончено.

— Любопытно, — констатировал Бревер. — В ночь с воскресенья на понедельник Мосилли был за стойкой как обычно?

Она широко раскрыла глаза, чуть слишком торопливо и чуть слишком широко.

— Мне это и в голову не приходило! Подождите, позавчера… — нет, я в «Шанхае» не была, но… — она запнулась.

— Это нетрудно выяснить. — Гэйтски по знаку инспектора удалился и тут же вернулся с Альбертино Мосилли.

— Утверждает, что был на месте.

Бармен огляделся, водя глазами от Бревера к Гэйтски и Эвелин. Когда взглянул на девушку, на лице его ничего не отразилось.

— Хотите свалить на меня? Я с десяти часов до утра стоял за стойкой, десять, двадцать, пятьдесят свидетелей могут это вам подтвердить, потому что правда. И вы сами это знаете. Вы же сами мне звонили. Между одиннадцатью и двумя. Хотите меня утопить, чтобы спасти кое-кого. Но я вас предупреждаю…

— А ну тихо! — Гэйтски втиснул Мосилли в кресло у двери. Мисс Паркер никого не обвиняет, совершенно случайно зашла речь об убийстве Адониса Лавинио, когда она говорила о торговле наркотиками. Кстати, кто вам теперь будет поставлять «кокс», когда Лавинио мертв… — Он вдруг ударил себя по лбу. — Как же я забыл! Вы же с ним порвали ещё до убийства!

Глаза Мосилли превратились в узкие щелки.

— Что эта пресловутая история с наркотиками имеет общего с убийством в «Саванне»? Кто-то старается все вывернуть наизнанку, чтобы спасти свою голову от петли?

— А кто тут говорит о петле? — вмешался в разговор Гэйтски. — В штате Нью-Йорк не вешают, тут методы гораздо современнее, верно, шеф?

Старший инспектор встал, подошел к дверям, подозвал к себе дежурного и показал на Эвелин и Мосилли.

— Пожалуйста, займитесь минутку этой парочкой. Я сейчас вернусь.

Вместе с Гэйтски он удалился в соседнюю комнату, кивнул Сэрджу, Слоуну и Лоуэтту. Они расселись за столом.

— Я ещё не имел возможности, инспектор… — начал Гэйтски, — доложить вам о том юноше из бара «Шанхай», с которым вы меня видели. Ему девятнадцать, обожает борцов и боксеров, состоит в каком-то атлетическом клубе и уговаривал меня как-нибудь его навестить. Когда я в конце концов отказался, обиделся и убрался. Но до того я узнал уйму интересных вещей. У хозяев «Шанхая» должны быть большие связи — пока с ними ничего поделать не могут. «Кокс» никогда не находили. Когда появляется патруль и врывается на второй этаж, танцовщицы все уже одеты. Все блестяще отлажено. И это не в нашу пользу.

— Не забивайте голову, к убийству это не относится. А мне вот кое-что пришло в голову. — Бревер придвинул чашку кофе, которую подал ему Слоун, и маленькими глотками выпил горячую черную жидкость. Соскреб сахар со дна чашки, облизнул ложку и закурил.

— То, что нам сказала Паркер о Беландро, Лирбоди и Гарвике, выглядит скорее как поиски выхода из положения. Выдумывает, чтобы выкрутиться. Того же она могла бы добиться и с помощью своего адвоката, который истолковал «хабеас корпус» в её пользу, у нас ведь нет никаких доказательств — к сожалению. — Он рассказал о блестящей защите Эвелин в истории с пакетиком кокаина. — На всякий случай отправьте это в лабораторию. — Он подал пакетик Слоуну. — Если окажется, что там сахарная пудра, я от души посмеюсь. Только я в это не верю. Посредники часто разбавляют «кокс», чтобы увеличить доходы, но не обманывают. Это слишком опасно. — Он уперся локтями в стол. Все говорит о том, что Эвелин была в тесном контакте с Лавинио. — И я готов побиться об заклад, что она, как минимум, предполагает, кто его убил. Если посадим её, ничего не узнаем. Придется её отпустить, чтобы со временем она вывела нас на правильный путь.

— Но она нас знает — как же следить? — спросил Гэйтски.

— Лоуэтт отвезет в «Саванну» специалиста по телефонной связи — тащите его из постели, важна каждая минута — и подключитесь к её телефону.

Бревер говорил быстро и весьма решительно. — Нельзя терять время. Все разговоры прослушивать и записывать на магнитофон. В суд они не пойдут, ну а нам послужат.

— Надеюсь, кого-нибудь из специалистов я найду, — Лоуэтт поднялся, коротко кивнул и вышел.

— Вернемся к Мосилли, — продолжал старший инспектор. — Не думаю, чтобы конфликт между такими типами мог привести к убийству. Торговцы наркотиками, конечно, мерзавцы, но стрельбу они затевают, когда сталкиваются интересы боссов, а не несколько паршивых пакетиков. В большинстве своем они трусы. Пожалуй, бармен как убийца почти исключается. Не считая, к тому же, его алиби. Еще одна возможность — он нанял убийцу. Но это ему слишком дорого бы обошлось. Но, думаю, Мосилли знает больше, чем кажется. На Паркер смотрел он не только враждебно, но и угрожающе. И взгляд его не обещал ничего хорошего. Мосилли я собираюсь отпустить, как и Эвелин, — но с него мы тоже не спустим глаз. Ни Слоуна, ни Сэрджа он не знает. Не думаю, что он их заметил. Слоун теперь поедет в «Шанхай», а Сэрдж останется на страже на Кристофер Стрит, лучше кварталом дальше, и за рулем. — Бревер вздохнул и добавил: — Только коротко опишите мне ситуацию в том доме, где была Эвелин. Кто описал вам квартиранта?

— В подвале живет привратник — Сэрдж встал. — Он как раз вернулся из пикетов в доках.

— Ладно, — Бревер встал последним. — Гэйтски останется здесь и будет принимать доклады. Лоуэтт занимается телефонной линией, Слоун и Сэрдж берут на себя Мосилли. Я еду на Генри Стрит и осмотрю эту комнату. — Он взглянул на часы. — Пол-третьего. Постарайтесь в три передать первые донесения. Увидимся.

Вернувшись в кабинет, он поблагодарил дежурного.

— Надеюсь, вы не скучали? Теперь наши гости уже скоро смогут уйти. Можете их спокойно выпустить.

Когда дежурный ушел, Бревер сел.

— Как вы уже слышали, я вас отпускаю. Не потому, что у меня доброе сердце. Я с удовольствием оставил бы вас здесь, но не достает доказательств. Но в один прекрасный день они у меня будут. И тогда — да поможет вам Бог!

Задев длинными ногами корзину с мусором, он сердито указал Мосилли на дверь. — Убирайтесь.

Бармен тут же исчез.

— У него с убийством ничего общего, — начала Эвелин Паркер, — для этого он слишком глуп и труслив. Спроси у меня…

Старший инспектор оборвал её.

— Но я вас не спрашиваю, мисс Паркер! Вы разочаровали меня, и только. Я убежден, вы знаете гораздо больше, чем говорите. Человека силой можно заставить говорить, но не обязательно он будет говорить правду. Можете идти. Федеральным агентам я вас сдавать не буду. Но впредь не рассчитывайте на безнаказанность. Запомните мои слова.

Эвелин встала, обошла стол и попыталась улыбнуться.

— За убийцу уже назначена премия?

Бревер серьезно взглянул на нее.

— Хороший свидетель обвинения имеет шанс спасти свою шею — разве это не лучше любой премии?

— Разумеется, — протянула она, — для преступников. Но мне не в чем признаваться ни вам, ни прокуратуре, и мне нечего вам сказать. Моя скромная помощь должна была вам облегчить расследование — небольшая услуга, как мы и договаривались.

— Меня интересует ещё ваша скромная помощь по части Макаллистера и Коэна-Каннингса! — заметил старший инспектор.

Она занервничала, стараясь найти подходящее объяснение.

— Я что, не могу немного подумать о себе? И о своих карманных расходах? Добрых дядюшек теперь так мало!

— Понимаю, — ответил Бревер, эти два джентльмена — чисто личное знакомство. Без какой-либо деловой окраски. — И беззаботно добавил: — Я бы готов был поклясться, что Макаллистер вообще не годится в любовники, если на этом нельзя заработать… и что место Коэна-Каннингса скорее в трущобах доков, чем в будуаре изысканной юной дамы. Но людям свойственно ошибаться… не так ли?

Взяв со стола бутылку виски, она завернула её в кусок белой бумаги, который выпал из мусорной корзины, и подала ему руку.

— Теперь мне тащиться на Кристофер Стрит за машиной. Этот ваш тяжелоатлет не позволил мне ехать сюда в своей машине. Просто ужас, до чего полицейские подозрительны.

— Я распоряжусь отвезти вас в Гринвич Вилледж обычной машиной.

Позвонив в гараж, он распорядился. Не хотел, чтобы Эвелин зашла в бар и увидела там Слоуна.

— Полагаю, вы меня поняли и поедете прямо домой. Я бы не хотел, чтобы вы заходили в «Шанхай». И это больше, чем пожелание. Это приказ. Вы меня поняли?

— Можно бы и без грубости, — ответила она. — Я уже только и мечтаю, что о своей постели. — Более чем вплотную миновав его, она обошла письменный стол. — Ее вам никогда не увидеть…

Бревер не ответил. Она все поняла и выплыла из комнаты. Старший инспектор тут же снова позвонил в гараж и приказал везти даму на Гринвич Вилледж как можно медленнее. Лоуэтту нужно время, чтобы подключиться к телефону.

Старший инспектор вышел пройтись. Что-то его беспокоило. Где-то что-то не сходилось. Проехав по Генри Стрит, остановился чуть дальше перекрестка в сторону Ист Ривер и пешком вернулся к дому, который ему подробно описал Сэрдж. По железной лестнице поднялся на второй этаж и отыскал нужную дверь.

Огляделся. Коридор тонул в полутьме. Только издали долетали неясные звуки, где-то играл джук-бокс, загудел не то паровоз, не то пароход.

Бревер прислушался, приблизившись к двери. Света внутри не было. Достав из кармана кожаный футляр, он начал пробовать отмычки. Ни одна не подошла. Вставив короткую стальную пластинку сбоку между дверью и косяком, он нажал его вниз в сторону замка. Двери бесшумно открылись внутрь. Старший инспектор вошел в комнату, прикрыл за собой дверь и подпер её стулом.

От окна разливался серо-желтый свет. Комната без занавесок, с отклеивающимися обоями на стенах и голым, немытым полом, производила безутешное впечатление.

В углу стояла выкрашенная белой краской кровать с бронзовыми шарами, которые были местами протерты до темного основания. Бревер, заслонив платком фонарь, принялся за осмотр комнаты.

Возле постели стоял ветхий шкаф с распахнутыми дверцами. Зеркало длинной трещиной было разделено на две части. Костюм висел на вешалке, брюки лежали на полу. На полках валялось вперемешку и чистое, и грязное белье. В небольшой открытой коробке — мыло, зубная щетка и большая туба помады. Бревер с максимальной осторожностью ухватил её за края. Еще не отвернув пробки, уловил пронзительный запах. На этикетке стояло «помада» «самбуко», какое-то длинное итальянское имя и «Наполи». Несомненно, это была помада Лавинио. Он и вернул тубу в коробку, чтобы случайно не повредить отпечатки пальцев. Посмотрев комод, оба ящика стола, чемодан и две дорожные сумки, нашел только массу никчемного барахла: две сломанные расчески, поржавевший бритвенный прибор, несколько новых и старых лезвий, позолоченную запонку, заляпанные галстуки, две пары стоптанных туфель.

Бревер искал совсем другие вещи, или хотя бы их следы. Но ничего не находил. Неужели Эвелин все так сумела убрать? Или ещё до неё — Мосилли?

Подойдя к окну, он взглянул на пустынную улицу внизу. Коленом коснулся подоконника. Тот неожиданно подался, заскрипел и вернулся на место. Бревер наклонился и ощупал доски руками. Одну из них можно было вытащить. За ней оказалось пустое пространство глубиной сантиметров десять, шириной во все окно и глубиной до самого пола. Он посветил фонариком. На дне лежала коробочка из гофрированного картона. Инспектор осторожно поднял её.

Под слоем целлофана лежали в несколько слоев маленькие белые пакетики. Один из них Бревер осмотрел повнимательнее. Внешне он выглядел точно как тот, что в темноте положила на стол Эвелин Паркер.

Сунув его в карман, осторожно вернул коробку на прежнее место, прикрыл её бумагой и поставил доску на место. Вернувшись к шкафу, взял коробку с помадой, отодвинул от двери стул, осторожно выглянул в коридор и вышел из комнаты. Замок едва слышно защелкнулся.

Торопливо прошагав пустой улицей, он сел за руль и помчался на Централь Стрит.

Гэйтски докладывал: Лоуэтт разыскал специалиста по телефонам, они подключились к номеру Паркер, подключили магнитофон и Лоуэтт разместился в затемненной кабинке привратника Поттера, который охотно пошел ему навстречу. Там он дождался прихода Эвелин. Но и потом, после того, как Эвелин поднялась в свои апартаменты, она никому не звонила, ей тоже. Аппарат молчал.

Бревер кивнул.

— В комнате на Генри Стрит жил Лавинио. Под окном, в тайнике между стеной и подоконником, он прятал свои запасы. Завтра утром наши эксперты как следует этим займутся, исследуют все следы, «кокс» заберут на анализ. Образец я принес, передайте им.

Он подал детективу маленький белый пакетик.

— В том, что вы получили в баре «Шанхай» оказался, по предварительным данным, кокаин, смешанный с глюкозой. Подробное заключение придет утром.

Бревер взглянул на часы.

— Три часа двадцать минут! Скоро пора будет в постель! Сэрдж уже отозвался? А Слоун?

— Только доложил, что на месте. В «Шанхае» по-прежнему полно народу, как будто ничего не случилось. Мосилли несколько раз звонил, это и все. Сэрдж видел Паркер, как она ехала мимо в нашей машине. Потом водитель доложил ему, что Эвелин пересела в другую машину. Сунула ему два доллара, он хотел их вернуть, но не догнал. Хочет эти два доллара сдать.

— Благотворительный взнос торговки наркотиками? — Старший инспектор зевнул. — Передайте все ночной смене. Если позвонят наши, скажите, пусть идут спать. И побыстрее. Продолжим утром в девять. Надеюсь, до того времени нам что-нибудь даст телефон Эвелин. Потом займемся Макаллистером. Он, разумеется, знает, что Лирбоди никогда не заявит на него и Эвелин из-за шантажа, но попугать его немного можно. Этого будет достаточно, чтобы развязать ему язык. И ещё я бы завтра хотел кое о чем спросить Коэна-Каннингса. При его полицейском реестре постарается избежать обострения отношений с нами. И, боясь оказаться замешанным в деле об убийстве, может кое-что нам продать — кое-что полезное. А теперь — доброй ночи!

Бревер поехал домой. Убедился, что, усевшись за руль, забывает обо всем, связанном со службой. Обо всем! По дороге он собирался расслабиться. Но от мыслей об убийстве Лавинио избавиться ему не удалось. Входя в дом родителей, который ещё оставался его настоящим домом, он все же постарался оставить свою должность на улице. Осторожно, стараясь не шуметь, поднялся к себе. Но в голове его все равно вертелись «Саванна» и привратник Поттер, Бэлдон и Лирбоди, бар «Шанхай» и Эвелин Паркер — он думал о чем угодно, но все оказывалось связанным с убийством.

Устало взглянув на будильник, он вспомнил анекдот о мужчине, который мог получить миллион, при условии думать о чем угодно, только не о белых слонах.

Бревер уснул, пересчитывая своих белых слонов.