Тилья из Гронвиля

Глава 1

Даже большое окно не помогает: слезы текут рекой. Я обдуваю лицо, продолжаю мелко шинковать луковицу и горестно вздыхать.

– Тилья! – раздается оклик.

– Знаю! – отвечаю, закатывая глаза и едва сдерживая стон, потому что наперед знаю, что мама сейчас скажет. И верно, она произносит любимое изречение:

– Всякий, кто хочет чего-нибудь добиться, должен много работать!

Согласна, но не понимаю, зачем битый час вымешивать тесто для тироского пирога, если оно уже давным-давно готово? Да, он получается нежным, таящим во рту, но каким бы тесто ни выходило замечательным, я не хочу полжизни провести у очага, а вторую в огороде и хлеве, как мама.

На плите варится грибной суп, рядом шкворчат тефтельки. На кухне жарко и влажно. Волосы прилипают ко лбу, рубашка к спине, а еще столько готовить! Надо доделать ягодную начинку, заправить чечевичную похлебку луком, специями и шкварками, нарубить начинку для мясного рулета… И так каждые выходные! Но самое пакостное – это потом, когда все разойдутся отдыхать, драить гору посуды и опять выслушивать бесконечные наставления.

– Это такая радость, когда есть, кому готовить! – вздохнет счастливая мама поздним вечером и начнет на завтра придумывать новый список блюд, одно сложнее другого. Ей нравится стряпать, а мне не очень. Я бы лучше провела день в кузнице. Все равно пользы больше. А то соберутся все за ужином и давай важничать, а мне, как младшей, сиди да помалкивай! Надоело.

За большим дубовым столом, накрытым белой вышитой скатертью, купленной у старухи Гьель, по добротным стульям со спинками чинно рассядутся папа, мама, Алиф, Фрех, Харст, Мельна с мужем и маленьким Келем и я. Может быть, пригласят Дирка, который будет сидеть сычом-молчуном и весь ужин глазеть на меня. Злит.

Вот так проводишь день на кухне, а съедают приготовленное – не успеешь глазом моргнуть. И самое обидное, что помогаю по дому я, а за ужином весь разговор только о братьях и сестре. Отец будет рассказывать, как прошел торговый день в городе, как удачно продали товар. Мельна важничать и расхваливать мужа с сыном, которыми гордится. На меня же будут смотреть, как на неразумную девчонку. Почему, как работать, я уже большая, а как решать что-то важное – дитя неразумное? Нечестно же!

– Тилья, если останется кусок тироского, не трогай! Угощу Вальду. Пусть знает, кто лучшая хозяйка! – напоминает мама, хотя я и так помню про традицию. Иногда мне кажется, что мучая тесто, она воображает, как наминает бока своей извечной соседке-сопернице. Вот уже больше двадцати лет они воюют за звание лучшей хозяйки Гронвиля. Если так дело пойдет – потом и мне придется соперничать с дочерью соседки. Счастье-то какое!

Конечно, молва склоняется, что мама лучшая, но она не расслабляется и осваивает все новые рецепты. С ней заодно и я. А я бы хотела помогать отцу, ездить с ним и братьями в город. Вместо ложек-поварешек мне интереснее наковальня, молотки, зубила, клещи, пробойники, обжимки, гвоздильни и тиски… Да я, вообще, на глазок могу определить, готова ли заготовка! У братьев опыт, я же нутром чувствую. Но отец упрямится и не хочет меня учить. Конечно, у него три сына, внук, а я так и буду на кухне кашеварить всю жизнь и посуду мыть. Еще за козочками ухаживать и грядки поливать. Не хочу!

Мельне повезло. Мама считает, что у нее чутья нет на рецепты, поэтому к сестре не приставала с помощью, а вот я глупая старалась и попалась. Маму жаль было. Ей тяжело одной, но разве нельзя готовить что-то более простое, не такое хлопотное, но тоже вкусное?

«Нельзя! – ответит она, еще топнет ногой. – Потому что в Гронвиле только одна лучшая хозяйка, и это я!»

В прошлый раз на замечание, что другие же живут без этого титула и не тужат, мама рассердилась и назвала меня лентяйкой, а потом за ужином тяжело вздыхала, вытирала глаза платочком и жаловалась отцу:

– Ниммер, вот в кого Тилья такая?! Все дети, как дети, а она непослушная… – и так жалостливо, что на меня с укором смотрели пять пар глаз. Спасибо маленький Кель-глупышонок улыбался, да Дирк заступился:

– Ну что вы, госпожа Кален, Тилья в вас такая умница. Еще хозяйственная и красавица. Все только и говорят, что ваши рецепты только Тилья сможет повторить!

Я всегда думала, что он дурачок. Кроме как молотом размахивать, ничего и не умеет. А тут вон как подлизался! Растопил сердца родителей, и теперь они снова начнут нудеть, что Дирк – хороший парень, за такого можно и замуж выйти… Ни за что!

С ним и поговорить-то не о чем. Если встречаемся у реки, хватает ведра, идет рядом и молчит. Или смотрит широко распахнутыми глазами, будто в первый раз видит.

В прошлый раз спросила его:

– Дирк, ты разговаривать умеешь?

– Угу.

– Ну так расскажи что-нибудь интересное.

Он покраснел, захлопал сивыми ресницами и выдал:

– Рад тебя видеть!

– Думаешь, это интересное? – посмотрела на него, и он чуть не запнулся и воду не расплескал. Вот и поведала ему честно, что он зануда, и с ним скучно. Но родители, видимо, и впрямь решили меня за него отдать. Вот только я не соглашусь! Лучше сбегу!

Глава 2

Позже вечером зашла в хлев, чтобы скормить вкусные остатки ужина Бельке.

Она почувствовала меня еще в дверях, запрыгала, забила копытцем. А когда я подошла к ней и протянула руку, Белька приподнялась и подставила голову под ладонь. Потому и люблю ее больше других козочек, что ласковая.

– Смотри, чего принесла тебе! – протянула кусок булки, недоеденной гостями.

– Бе-е-е, – проблеяла Белька и аккуратно взяла с руки угощение. Затем еще. А когда у меня ничего не осталось, слизала крошки. – Бе-е-е.

– Больше нет, – погладила ее по белой спинке. – Но есть цветы, что Дирк принес. Будешь?

– Бе-е-е! – обрадовала моя козочка, и я протянула ей розы. Хоть какая-то от "жениха" польза.

Пока родители не видели, я достала из вазы букет и унесла. А то мама его поставила посреди залы, на самое видно место. Того гляди, в мою спальню перенесет на ночь, чтобы я прониклась подарком. Розы я обожаю, в палисаднике выращиваю, но не люблю, когда мне навязывают Дирка.

Так-то Белька привередливая, но букет оценила. И пока жевала его, я стояла рядышком и чесала ей бочок.

Зимой, когда скучно, соседка из начесанного пуха сучит нить, а я вяжу носки или теплые безрукавки. У нас, вообще, в Гронвиле скучно. Даже летом.

Вот если бы могла подробнее разузнать про академию, уговорить отца разрешить мне освоить ремесло… Я бы старательно училась и не ставила семейного клейма на изделиях, пока не набралась бы опыта… Вздохнула.

Да я даже за ювелира вышла бы замуж и выведала все секреты, только чтобы папа гордился мой! Но тут, как назло, вспомнился случай, когда в городе с мамой выбирали брошь у старого мастера, лысого, сгорбленного и почти беззубого… Бр-р! Нет, за такого не пойду, но, может, у него есть сын?

Я снова вздохнула. Не понимаю упрямства родителей. Папа же сам братьев наставлял, что им нужно ремесло, которое будет их кормить. А я, может, тоже хочу! Вот и сижу, придумываю всякие глупости.

Живет же в соседней деревне Греля, кует себе в удовольствие, отцу помогает, правда, плечам ее парни завидуют, зато заработала ого-го! С ее-то мастерством и руками умелыми она без жениха не останется, а я, такая, как говорят родители, красавица пригожая, должна радоваться вниманию поклонника-увальня! Ух.

На улице давно стемнело. Козочки, оживившиеся при моем появлении, успокоились, улеглись. Я и сама зевала под мерное трещание сверчков. И вдруг спохватилась: а почему бы на ярмарке мне не воспользоваться случаем и не узнать про академию? Ведь Дирк все сделает, как захочу! Вот и поведу его прогуляться…

Идея показалась такой замечательной, что спать перехотелось.

Так и сделаю! Теперь главное – дождаться поездки, до которой почти две седмицы!

Ночью я не могла сомкнуть глаз: все вертелась и обдумывала, что скажу Дирку, как улыбнусь, чтобы ничего не заподозрил. Да даже поцелую его!

Никогда не думала, что я такая расчетливая, но если не воспользуюсь этим случаем, другого может и не быть.

Какая академия, например, у Мельны с Келем и мужем? Ребенка не оставишь, поэтому надо сейчас все узнать. А потом... Я не оставляла надежд, что смогу уговорить родителей дать согласие на учебу. Главное, найти подходящие слова, и для этого все нужно хорошенько разузнать.

Утром мама будила меня три раза. Я отвечала в подушку:

– Ага, сейчас… – и снова проваливалась в дрему.

На четвертый раз мама опрыснула меня ледяной водой.

– Тилья! Да что ж такое?! Я с утра на кухне хлопочу, слойки делаю, а ты матери не спешишь помогать?

– А давай сегодня… обойдемся чем-нибудь попроще? – зевая, предложила я. И в ответ прилетело:

– В доме своем будешь готовить, что пожелаешь. Но, надеюсь, мне не будет за тебя стыдно! – мама обиделась и ушла, хлопнув дверью.

"Вот тебе, Тиль, и доброе утро! – расстроилась я. – Не успела встать, уже рассорились".

Села на постель, опустила ноги.

"Ну и ладно!"

Обула удобные старые туфельки из синей кожи, наспех заплела косу, застегнула домашнее платье и вышла из комнаты.

Когда вошла в душную кухню, мама не повернула головы. Продолжила молча раскатывать скалкой тесто. Наверно, она хотела, чтобы я повинилась, сразу же взялась помогать, но я зачерпнула воды, села напротив и стала ждать, когда она заговорит первой.

– Чего смотришь! Помогла бы лучше, – минут через пять возмутилась мама.

Я-то знаю, как от раскатывания ладони краснеют и чешутся, поэтому ну никак не понимаю, что заставляет ее каждые день выбирать сложные рецепты. Ладно бы, гостей ждали…

– Мам, а если я выйду замуж за Дирка, кто тебе помогать будет? – спросила ее, и она растерялась. Замерла, подняла на меня глаза.

– Как кто?! Ты! Ты же рядом будешь жить!

Глава 3

Ночью хорошо, не душно, только ничего в темени не видно.

Девять телег неторопливо ехали по пыльной дороге. Две из них принадлежали семье Дирка. В первой ехали он, я, его отец, а в другой мать и сестра. И в обоих возках лежал товар. Они гномы хозяйственные, попусту на ярмарку не поедут.

Вирка, сестра Дирка, дружит с Бьянкой и меня недолюбливает, называя бесчувственной змеей. Хотя на моего младшего брата поглядывает. Но я же на нее Харсту не наговариваю. Не понимает она, что мне до слухов и ее происков нет дела, потому что к Дирку не лежит душа.

Мама в дорогу дала большую корзину с пирогами и ягодно-медовым взваром, поэтому я щедро угощала Дирка с отцом, но чем больше они нахваливали стряпню, тем больше сердилась его сестра. Спиной чувствовала ее взгляд.

Когда начало светлеть, мы ехали уже который час. Я редко прежде ездила на такие расстояния и дорогу переносила тяжело. Если бы Дирк не захватил подушек, язык себе от тряски откусила бы.

В пути к нашему обозу присоединялись и другие телеги. Дорога-то одна, узкая, не обгонишь. Да и вместе не только безопаснее, но и веселее. Устав от тишины, некоторые путники запевали задорные песни, развлекая себя и других.

Наш болотисто-лесной край постепенно переходил в рощи, затем поля, сонные деревни. Они мелькали, сменяя друг друга, пока вдалеке не появились городские стены.

Ботвифуль стоял на горе, поэтому виднелся издалека, однако до него еще ехать и ехать.

– Раньше выехали, раньше въедем в ворота. Товар разложим, может, вздремнем немного. Главное, место хорошее успеть занять, чтобы люд шел, – радовался Лейрал, отец Дирка.

– Народа много приехало, придется постоять у ворот, – кивнул Дирк на растянувшуюся вереницу телег перед нами.

– Много – смотря с чем сравнивать, – возразил Лейрал. – В иные города за два  – три дня съезжаются, а то и за седмицу…

Они беседовали, а я мечтала скорее доехать. До того устала сидеть, что больно. Очень хочется размяться. Но пришлось ждать, когда до нас дойдет очередь, стража осмотрит возки и пропустит.

Наконец, оплатив пошлину, мы въехали в Ботвифуль, где мне сразу стало неуютно. Дома будто нависают, давят, небо закрывают. Нет, наш Гронвиль хоть и крохотный, но уютный. И воздух свежее. Деревьев, цветов больше... Всяко лучше.

И народу тут, как муравьев. Все суетятся, толкаются и никто ни с кем не здоровается. Смотрят равнодушно сквозь тебя да проходят мимо.

Из-за столпотворения повозок до рынка добирались еще час. Солнце поднималось. Спасительного ветерка не было и не было желанной прохлады. Проходилось сидеть на солнцепеке и щуриться. То еще удовольствие. Если с родными с их одобрения я могла делать что пожелаю, то сейчас изнывала от жары и нетерпения, но молчала. Да, это не с папой и братьями ездить. К тому же я волновалась: удастся ли воплотить мой план?

Наконец, отец Дирка определился с местом, и из надоевшего тесного возка я спустилась на мостовую. Сладко потянулась, зевнула.

– Тиль, прихвати плащ, а то потеряется среди вещей, – спохватился Дирк. Сразу видно, хозяйственный.

Работали они с отцом слаженно, без слов понимая друг друга. То-то Дирк молчун.

Я невольно сравнивала их со своими шумными братьями, наперебой спешивших рассказать что-то папе.

Пока Вирка с матерью натянули и подшили рыжую ткань на каркас лавки, Лейрал с сыном приладили яркую вывеску в виде небольшого гнома с не по росту большим молотом.

Никогда не понимала, почему люди считают, что мы гномы маленькие. Нас-то в толпе от людей иной раз не отличишь. Среднего роста или чуть ниже, но точно не полурослики! Вот я в семье самая маленькая, и то с два аршина. А Дирк и мои братья и того выше. (Аршин = 71 см, итого Тиль примерно 140 см). Ха! Кто верит в такую чушь, попробовал бы сам при крохотном росте что-нибудь выковать!

Город просыпался. Торговая площадь преображалась. По рядам засновали первые посетители, надеявшиеся успеть воспользоваться правом первой покупки. Ведь считается, что тот, кто первым пожелал купить товар, должен обязательно сделать это, иначе для торговца день пройдет неудачно. Вот и просили скинуть в цене, а продавцы, пусть и неохотно, соглашались.

Дирк, конечно же, знал об этом, но решил, что помощь семье важнее. Поэтому терпеливо и тщательно помогал раскладывать товар: инструменты, подковы, украшения, ножи, решетки…

С Лейралом никто не спорил. Стоило ему прищурить левый глаз, семья начинала перекладывать товар на прилавке иначе. Вирке с матерью не терпелось успеть купить обновы по удачной цене. Они торопились, суетились и, в конце концов, рассыпали мешок с дверными петлями.

Глава семья обернулся, посмотрел из-под кустистых седоватых бровей, и дочь с женой бросились поднимать петли. Я же помогала Дирку, и он и радовался, что мы что-то делаем вместе.

Мне несложно помочь, однако я все больше переживала. Сегодня субботня. Пока подвернется случай улизнуть, пока разыщу эту академию, приду… – а там никого! Все на ярмарке или отдыхать ушли! Как не нервничать?

Дирк же все делал не спеша, основательно. Отец смотрел на него и одобрительно кивал. Ко мне Лейрал относился снисходительно, считая, что я похожа на Вирку, которой ничего серьезного доверить нельзя. Будто у меня в голове тоже одни тряпки, побрякушки и попугаи. Но не думаю, что поведай я ему про свою мечту, одобрил бы ее. Поэтому села на крохотную скамеечку и стала ждать подходящего момента. Мне, главное, успеть разузнать, а если попугая не купим, не расстроюсь.

Наконец, весь товар разложили идеально, и Лейрал отпустил жену с дочерью прогуляться по ярмарке. Я думала, нам тоже позволит, но к лавке подошли первые покупатели. И сразу так много, да еще привередливые, что без сына он не справился бы. То одно им покажи, то другое, потом третье, затем все враз.

Глава 4

Опасаясь, что Дирк настигнет меня, я бежала опрометью, не разбирая дороги. Серо-рыжие дома сливались в нескончаемые стены, повороты, развилки, но остановиться и осмотреться я боялась.

Свернув несколько раз, оказалась в тихом переулке, и тогда-то и поняла, что заблудилась. Тяжело дыша, подошла к нагретой за день каменной стене большого дома, прислонилась спиной и огляделась, в надежде заметить синий жилет студиоза. Однако поблизости не нашлось ни одного.

Чтобы разузнать дорогу, стала приглядываться к прохожим. Только подходить к хмурым, неприветливым незнакомцам страшно. Папа рассказывал, что в городе нужно быть осторожной: проходимцев столько, что не сосчитать.

Вот идет неряшливо одетый мальчишка, грызущий яблоко. Но спрашивать у него не стала, как и у старика, недовольно зыкнувшего на меня. Может быть, я кажусь подозрительной? Мало ли от кого убегала? Вон как тяжело дышу.

Но просто так стоять тоже не дело. Набравшись смелости, я направилась к дому напротив. На первом этаже, у распахнутого окна сидела женщина в чепце и чем-то увлеченно занималась. Я подождала, пока она меня заметит, и вежливо обратилась:

– Простите, госпожа. В какой стороне академия?

Немолодая женщина внимательно оглядела меня маленькими, глубоко посаженными глазками, будто ища во мне подвох. Убедившись, что я не попрошайка и не лиходейка-воровка, приподнялась, высунулась в окно и махнула пухлой рукой с ухоженными ногтями в сторону низины.

– Пройди переулок до арки, сверни у дома с цветочными горшками и выйдешь на широкую улицу. Иди по ней все время вниз, пока не спустишься к реке. Там увидишь серую башню. Это и есть академия, – она подумала и добавила: – А тебе зачем?!

– Спасибо! – уже на бегу крикнула ей, пропуская мимо ушей любопытный оклик.

Времени мало, поэтому я то бежала, то шла, держась за коловший бок, и не обращала внимания на город. Не до того.

Что почти пришла, подсказывала блестевшая серебром на солнце речка, влажный воздух и шпиль академической башни, царапавший безмятежное голубое небо с редкими рваными облаками. Теперь я не боялась потеряться.

Путь оказался неблизким. Еще я сбежала с тяжелым кошелем Дирка, который, чтобы не потерять, привязала к поясу. Не удивительно, что платье неприятно липло к телу, растрепались волосы. Ладно, узнаю, сразу обратно пойду, а то некрасиво вышло.

Прежде я никогда не видела академий, поэтому не знала, что ожидать. Ботвифульская оказалась не такой, какой представляла ее в мечтах, однако это радовало. И так-то страшно приближаться к неприветливому трехэтажному зданию с черными, узкими окнами. А будь оно роскошнее, трусила бы еще больше.

Серая академия была не большой, но внушительной и строгой на вид. Допуская, что меня могут не пустить, я боязливо подошла к высоким, стертым ступеням.

Сделала шаг, другой… Никто не остановил! Обрадовавшись, быстро взбежала к огромной кованой двери и потянула ее на себя за старую, потускневшую ручку.

Несмотря на внушительный размер, она открылась на удивление легко, с протяжным скрипом. И сразу меня поразил необычный, пахнущий пылью, древесной стружкой и еще непонятно чем, воздух. Втянув его в себя, я посмаковала его и попыталась запомнить. Затем вошла в темное нутро здания…

После светлой улицы, большой зал академии показался мне черным, пустым, пугающим. Вокруг ни души. Мои робкие шаги громко разносятся по всему пространству, отражаются от каменных полов и стен и нарушают благоговейную, густую тишину…

Я задрала голову и застыла, пораженная богатой лепниной на потолке. Едва отмерла, сделала шаг и наступила на мозаику, изображавшую герб академии. Наступать на нее показалось мне кощунством, и я отступила…

– Чего надо?! – за спиной проскрипел сухой мужской голос.

Подпрыгнув, я обернулась и только сейчас заметила, что в нише стены располагалась небольшая коморка. Из нее-то на меня неприветливо смотрел старик. Оттуда же доносился запах свежей древесины. Он чинил стул, и моим появлением почему-то был раздосадован.

– Я… Я…

– Вот девки без стыда пошли! Уже в академию караулить явилась! Что, бросил тебя дружок? Без тебя на ярмарку, с другой убежал? – зло усмехнулся он.

Из-за неожиданных, оскорбительных нападок я растерялась, завертела головой. Зато рассердилась, собралась и выпалила:

– Я хочу узнать, сколько стоит обучение в академии?!

Старик разогнулся, даже отложил резак и внимательно пригляделся ко мне.

– За год или все обучение?

– За…год! – я храбрилась, но голос мой от волнения звенел.

– Пятнадцать полновесных, – ответил он с ехидной усмешкой. – И на кого хочешь выучиться? Швею? Стряпуху?

Слова прозвучали обидно. И без насмешек чувствовала себя неуверенно, неуютно и хотела сбежать скорее. Но я столько приложила сил, чтобы добраться до академии, что пока не разузнаю все, никуда не уйду. Пусть хоть пинками выгоняет!

– Ку… кузнечному ремеслу.

– А-ха-ха! – затрясся старик, смеясь громко, некрасиво, но уже не так ядовито. Однако, разойдясь, поперхнулся и раскашлялся. Хоть мне противный старикашка не нравился, осторожно подошла и постучала ему по спине.

Это благодатно подействовало на него. И когда он откашлялся, заговорил не так раздраженно.

– Здесь не учат такому. Только законников-бестолочей, зельеведов – отравителей и другим сомнительным наукам, – он снова раскашлялся.

– Не учат? – растерянно промямлила я. – Но…

Старик, заметив, что я сейчас расплачусь, вздохнул.

– Если надо, иди в Эльверд. Там учат. Но вряд ли тебе будут рады.

– Потому что я гномка?

– Потому что ты девка! Чего дома-то не учится? Гномы – знатные кузнецы.

Глава 5

Меня разбудило назойливое жужжание над ухом. Затем запах затхлой тины и духота.

Приоткрыла глаза и первым, что увидела – пчелу, сновавшую от кипрея к мелким соцветиям сныти. Жарко пекло полуденное солнце. Звонко щебетали, игриво перекликаясь, птицы, стрекотали неугомонные сверчки.

Я лежу во влажном платье, нагретом прямыми солнечными лучами, при этом мои босые ноги нежно омывала прохладная вода…

Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что произошло.

Превозмогая слабость, медленно приподнялась на локте, и вздох отчаяния сорвался с губ: вокруг лишь мокрый песчаный берег, густо поросший камышом, травяные заросли и клонившиеся к воде ивы. Вскочила, завертела головой в поисках стен Ботвифуля, но в округе ни одного дома! Ноги подкосились, и я упала на колени.

Долго сидела на берегу, наблюдая, как в воде плещутся головастики и мальки, порхают стрекозы… Что теперь делать? Куда идти? От голода и слабости кружилась голова, дрожали руки. Если бы я только знала, чем обернется мой побег!

Боль в животе стала столь мучительной, что терпеть больше невозможно. Тяжко вздохнув, протянула руку к лилово-красному кипрею и сорвала молодой листик.

На удивление он был не хуже салата. Я оживилась, принялась обдирать нежные листочки двумя руками и запихивать в рот. Как же вкусно!

Когда дочиста ободрала кипрей, перешла на елочки (полевой хвощ).

В деревне его использовали для лечения саднящего горла, гнойных ран, воспалившихся десен. А если при заготовке попадались сладкие земляные орешки (клубни), запекали их или ели сырыми.

Разыскивая их, я выдергивала елочки с таким азартом, что если бы мама увидела мои старания, восхитилась бы… При мыслях о доме и родных, глаза снова повлажнели. Как же я скучаю по ним!

Накопав впрок сладких орешков и хорошенько вымыв, сложила их за шиворот платья. Злополучные монеты спрятала под платьем: проделала в нижней юбке сбоку дыру, у пояса, и к ней привязала кошель. Так хотя бы он не бросается в глаза. Затем побрела вдоль берега.

Несмотря на все несчастья, что случились, я продолжала верить, что река не могла унести меня далеко. Еще теплилась надежда, что если пойду вверх по течению, доберусь до Ботвифуля, найду Дирка... Однако стоило забраться на пригорок, надежда рухнула. Передо мной была не речка, а пруд, и как тут разобраться, куда идти? Оставалось лишь полагаться на удачу, которая то благоволит мне, то отворачивается.

Брела я осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, но свернув в пролесок, натолкнулась на старика, который тихо, без движения сидел на сухоломе и рыбачил. И хоть я шла почти бесшумно, он заметил меня и обернулся.

Первым делом хотела убежать, но старик был худым, спокойным, поэтому показался неопасным. С колебанием, но я отважилась подойти к нему чуть ближе и поздороваться:

– День добрый, дедушка. А далеко ли до Ботвифуля?

Дед оглядел мои босые ноги, мокрое платье и… улыбнулся.

– Далеко, дочка, – ответил негромко и доброжелательно. – Почти день пути. Неужто оттудова?

От его ответа я растерялась и ответила не сразу:

– Оттуда. А до Гронвиля?

– До него два денька пути!

Ошарашенная новостью, я заморгала и потерянно опустилась на пень. Что же делать?

– А до Эльверда? – спросила с отчаянием.

– Три.

«Если заплатить за извоз, чтобы меня отвели в Гронвиль...» – не успела окончательно определиться с планом, дед ласково обратился ко мне:

– Заблудилась?

Кивнула.

– Да как же без старших-то?

Промолчала.

– Я из Кулей. Видишь, вон там на пригорке деревенька? Сходи. Нежли кто поедет в город, тебя прихватит.

– Правда? – я вскочила, сжала кулаки. – Это было бы так здорово! – От счастья я готова была обнять случайного спутника. – А долго ждать?

– Да давеча Ниокл собирался ехать. Ты б сходила, узнала. У него дом как раз первый с края! – он махнул рукой. – Дойдешь сама по тропке? Аль проводить?

– Дойду, – от радости у меня даже силы появились. Я готова была бежать в Кули вприпрыжку.

– Только иди, не сворачивай! – крикнул старик напоследок.

– Не буду! – я поспешила в деревню.

Узкая тропка петляла, с пригорка уходила в низину с зарослями. А когда выправилась, я увидела деревню и высокие кусты разросшегося орешника. Я спешила, но стыдно выйти к людям грязной, лохматой и… очень голодной.

«Только горсточку наберу, приведу себя в порядок и побегу дальше!» – подумала и спустилась к орешнику.

Однако деревенские знатно ободрали его с одного бока, поэтому обошла и встала с другой стороны. Стою, орешки собираю, мысли провожу в порядок, волосы приглаживаю и тут вижу, старик идет по тропинке, по сторонам воровато озирается.

«Чего это он?» – хотела крикнуть: «Я здесь!» – помахать рукой, но смутилась, что очень он спешит. Даже запыхался. И выглядит сердитым, не как на берегу. Вон как брови сдвинул да губы поджал.

«Неужели все оставил на берегу, чтобы меня проводить?! – подумала. – Ни удочек, ни шайки с уловом не прихватил».

Только лицо у него теперь ястребиное, совсем не такое, как у простодушных людей. Еще коряга в руках, хотя вон как бодро идет, не хромает!

Я медленно присела, чтобы не заметил, и стала наблюдать.

Старик стоял на пригорке и озирался по сторонам, выглядывая меня неприятным, цепким взглядом. С того места деревня и дорога, ведущая к ней, видны как на ладони. И видно, что меня на ней нет. Он приложил ладонь ко лбу и еще раз огляделся по сторонам.

– Дочка?! – неожиданно позвал елейный голосом, а сам смотрит, как волк. Глазища злые-презлые! У меня озноб пробежал по спине. – Здеся ты?! Отзовись! Дочка!

Глава 6

Весть, что я намерена поехать в Эльверд, не удивила Грона.

– Подозревал, – улыбнулся он и осторожно потрепал меня по макушке. – Я бы тоже поехал. Но не доверял бы никому.

– Не буду, – улыбнулась и я.

– Садись, довезу до «дворика», что посоветовал «господин важный гном», – он протянул огромную, мозолистую ладонь, помог подняться в повозку, и мы поехали искать постоялый двор, настоятельно рекомендуемый господином Селти.

Наверно, я показалась главе местного «Гномьего банка» глупенькой провинциалкой, раз он снизошел до того, что озаботился моим ночлегом.

– Пустель – мирный городишко, но лишь для того, кто умеет беречь свой покой, – пробубнил он, выводя на листе белейшем неповторимо-мудреную роспись, и вручил его мне. – Отдашь хозяйке постоялого двора!

Не знаю, какие отношения связывают его и мадам Ульну, но при виде заведения Грон выдохнул с облегчением. Мне даже на миг показалось, что если бы постоялый двор вызвал у него подозрения, он бы увез меня обратно в Тригу и затем лично довез бы до Гронвиля.

– Спасибо! – поблагодарила я, попрощалась. – Если бы не вы, страшно подумать, что бы со мной могло случиться. Я не забуду!

– Да ладно уж! – рассмеялся Грон, от смущения начав приглаживать волосы. Несмотря на грозный вид, он был добрым и скромным человеком.

– Если выучусь, обязательно выкую для вас что-нибудь! – пообещала.

– Буду ждать, – он осторожно спустил меня на мостовую, ровнехонько перед воротами постоялого двора, махнул рукой на прощание и крикнул: – Мальде и детям скажу, что поехала в Гронвиль! ­– и груженная доверху повозка медленно тронулась.

Наблюдать, как Грон-великан уезжает, было немного грустно. Вернусь домой, попрошу отца выковать для него самый лучший топор из настоящего горного блескала, который не тупится, не ржавеет и сверкает на солнце, подобно зеркалу.

Когда он скрылся из виду, я вздохнула и, миновав раскрытые ворота, направилась к добротному, двухэтажному деревянному зданию.

Вход с тремя ступеньками украшали две бочки с цветами, козырек с яркой черепицей и искусная кованная вывеска: «Постоялый двор Ульны». Ветер раскачивал ее, и она жалобно поскрипывала, обращая на себя внимание.

Я достала из сумы письмо, сжала в руке и толкнула дверь.

Звякнул колокольчик. На меня тут же обернулись все, кто был в общем зале: несколько мужчин и две женщины. Голоса стихли. Они даже есть перестали, наблюдая за тем, как я бочком прохожу мимо и иду к стойке, за которой сидит уже не молодая гнома в аккуратном, белом чепце. Она чинно восседала на высоком стуле, поэтому мне пришлось смотреть на нее снизу вверх. Как же неловко я себя чувствовала, под ее испытывающим взглядом.

Не успела я разомкнуть рта, госпожа Ульна огорошила:

– Очень жаль, милая, но свободных мест нет.

– Да? – растерялась я. – Очень жаль, – поджала губы, опустила голову и хотела уже уйти, как она полюбопытствовала:

– Что за писулька?

– От господина Селти.

Хозяйка протянула руку с короткими толстыми пальцами, и я передала ей письмо, хотя в душе уже и не надеялась на счастливый исход.

Госпожа Ульна раскрыла конверт, извлекла сложенный вчетверо лист, пробежалась глазами по строчкам, потом посмотрела поверх него на меня и вздохнула. Затем спустилась по лесенке со стула и подняла откидную столешницу, приглашая пройти к ней за стойку.

– Идем.

Она была женщиной солидного возраста, ниже меня ростом, коротконогая. Тем не менее это не мешало ей быстро передвигаться. Да так, что я едва поспевала за ней. Быстрым шагом, с четкими, выверенными движениями, хозяйка постоялого двора провела меня через крохотную кухню к лестнице, поднялась на второй этаж и провела по узкому, темному коридорчику до небольшой двери. Осмотреться я не успела, но подметила, что здесь все рассчитано на гномий рост, из чего сделала вывод, что она привела меня на свою личную половину, не предназначенную для посетителей. Предположение оказалось верным.

– Все комнаты заняты, – порывисто рассказывала госпожа Ульна. – Но если ты не прихотлива, могу предложить небольшую комнатку, бывшую гардеробную, за которую ничего не возьму. Пропитание и запас провизии в дорогу будут стоит полчекана, – открыла дверь, и я увидела полупустой крохотный закуток с малюсеньким окошком почти под потолком. – Матрас и подушку найду. Согласна?

– Да!

– Плата вперед.

Конечно, спать на полу в душном закутке не очень удобно, однако здесь я могу не бояться, что меня попытаются обидеть. Да и понимаю: хозяйка заведения сделала все возможное, чтобы помочь. От половины чеканной ей никакого прока, только морока, и все же не отказала мне. Хотя по природе она расчетлива и привыкла извлекать из любого действа прибыль.

Я вынула из кармашка чеканную и протянула ей.

Госпожа Ульна взяла монету, с сомнением во взгляде покосилась на мой карман и настоятельно изрекла:

– Зашей половину кармана, иначе по приезде в Эльверд сразу же обчистят.

Скорее интуитивно я поняла, что значит «обчистят». Однако от нее мое замешательство не укрылось, и она покачала головой:

– И куда тебя дуреху несет? Домой и замуж! Трое детей погодок излечивают даже от гномьего проклятья!

У меня хватило ума промолчать. Но хозяйка усмехнулась краями губ и добавила:

– Испытано!

Мне пришлось подняться с нею на чердак, где на старом стуле сушился соломенный матрац, подушка, старенький плед, и перенести их в комнатушку. Затем, пока я застилала постель, госпожа Ульна любезно принесла мне миску наваристой каши с кусками мяса.