«Наука и жизнь» № 1, 2013.
— Стой, Олли! Остановись!!! Раздался резкий скрип тормозов, и вся полезная мелочь, успевшая скопиться за поездку, полетела с полочки на пол. Хорошо хоть сзади на трассе никого не было, а то без аварии бы не обошлось.
— Что случилось, милая? — полуобернувшись к супруге, заботливо вопросил Олли, не выказывая ни малейших признаков возмущения.
Я потерла ушибленный локоть и с завистью подумала, что мой муж, вздумай я проделать такой фортель, сейчас бы громко вещал о безответственности женщин.
— О дорогой! — Линда со счастливым выражением на лице уткнулась в окно. — Ты только посмотри, какая прелесть!
«Прелестью» был деревенский мужичок на обочине, держащий под уздцы пегую, с грязными боками, лошадёнку, впряжённую в облезлую телегу. Телогрейка селянина лохматилась клочьями вылезающей ваты, на ногах кривовато сидели неровно обрезанные по верху валенки, веревочки шапки-ушанки уныло свисали вдоль впалых щёк. И весь этот прикид — в тридцатиградусную летнюю жару! Я мысленно застонала. Поставил же Бог этого мужика на нашем пути, когда до города с уютной гостиницей, мягкой кроватью и горячим душем осталось не больше часа езды! Сколько Линда и Олли уже пересмотрели этих «прелестей» в убогих глубинных деревушках с покосившимися, доживающими последние годы домиками!
Линда — пухленькая, похожая на пуфик с дивана, вечно восторженная итальянка. Олли — длинный, тощий, невозмутимый финн. Линда постоянно увлекается чем-либо, а Олли потворствует любым желаниям супруги. В первый раз эта «сладкая парочка» приехала в Россию изучать русские народные промыслы и наняла меня через агентство как гида-сопровождающего. Во второй раз я собирала вместе с ними местный фольклор. А на этот раз супруги желали общаться с представителями русского народа в их естественной среде. В связи с этим мы уже месяц мотаемся по самым драным деревенькам нашей необъятной родины, и оба моих подопечных получают массу удовольствия. Чего, к сожалению, не могу сказать о себе. Основательное погружение в нашу действительность уже стоит у меня поперёк горла.
— Я просто обязана это запечатлеть! — Линда выскользнула из машины.
Пока Олли, будто гигантский богомол, неторопливо, буквально по частям, аккуратно выбирался из машины, Линда успела несколько раз облететь понравившийся ей объект.
— Ах, какой типаж! Какой колорит! — щебетала Линда, нарезая круги. — Позвольте вас сфотографировать? Не беспокойтесь, все ваши труды непременно будут оплачены!
Мужик, тупо глядя куда-то вдаль, промолчал, а лошадь, видимо, посчитавшая себя ответственной за диалог с иностранцами, протяжно всхрапнула. Линда, восприняв это как знак согласия, сорвала с груди фотоаппарат и активно защёлкала. Фас, профиль, снизу, сбоку, сзади…
— О-о-обожаю Россию! Обожаю россиян! — с чувством восклицала Линда время от времени.
Лошадь осторожно косила глазом, Олли умилялся, а я, криво улыбаясь, переминалась с ноги на ногу. Фотосессия длилась, длилась и длилась.
— Благодарю вас! — с чувством воскликнула итальянка в тот момент, когда я уже начала смиряться с мыслью, что в гостиницу нам сегодня не попасть. Порылась в карманах и сунула мужичку двадцатку. Тот с тупым удивлением уставился на радужную бумажку. «Глупо, — с грустью подумала я, упаковываясь в автомобиль. — Пропали денежки. Этот убогий евро и в глаза не видел. Лучше бы отдали мне…» Меня, однако, никто не спрашивал, и я скромно промолчала. Автомобиль тронулся, и Линда активно замахала рукой. Колокольчик на шее лошади нежно тренькнул нам вслед…