То самое копье (сборник)

Всадники Апокалипсиса

По мерцающему экрану монитора ползла, вычерчивая линию курса, зеленая кривая линия. Сейчас корабль шел через трансферное поле, и поэтому линия была дерганой, словно невидимый шутник проник в файлы бортовой системы и теперь, довольный своей ловкостью, захлебывался от смеха, отчего все вокруг колотило мелкой дрожью.

Лениво развалившись в кресле, Флурр достал из закрепленного на панели контейнера шарик ганьи, сунул его под язык и зажмурился от удовольствия. Действие наркотика сказалось мгновенно — язык стал большим и вялым, по телу разлилось блаженное тепло. Мир расцветился радужными красками, и, когда в рубку вошел Зют, пилот встретил его радостным квохтаньем.

— Балдеешь, — брезгливо протянул коммодор, без особого, впрочем, осуждения — посьерране не считали употребление ганьши большим пороком. — Балдеешь… А Аквилон опять расстреливал из излучателя дверь каюты. Он совсем одурел от скуки. Робомех не успевает латать за ним дыры.

Пилот рассмеялся радостным глупым смехом.

бодро пропел он.

Мягко отъехала в сторону пневматическая дверь, появился высокий белокурый красавец Аквилон.

— Что я слышу! Звуки марша космических флибустьеров! Наш Флурр опять обожрался ганьши?

— Ты удивительно догадлив, — усмехнулся Зют. — Флурр когда-нибудь допрыгается до того, что Межгалактическое управление отстранит его от полетов, если только Директор не спишет его в резерв еще раньше. Пара лет, и он превратится в измочаленную тряпку.

Столь пессимистическое предсказание не понравилось Аквилону.

— Брось, Зют! Что еще делать в нашем положении?! Такая скукотища! Хоть бы бабу!

— Не плачь, красавчик! Повезет — откроем планетку с очаровательными аборигенками.

— Ага! — саркастически хмыкнул Аквилон. — Как в прошлый раз на Жершоне — зеленые с шестью сиськами.

— Зато какая экзотика!

— Сдалась мне твоя экзотика! Жрать скоро будем?

Зют пожал плечами.

— В чем проблема? Набери заказ, и робокок подаст его хоть в постель.

— А вы?

— Я не хочу. А Флурру, похоже, достаточно ганьши. Ешь один.

— А, к черту! Лень.

Аквилон упал в кресло рядом с креслом Флурра и тупо уставился в черную бездну смотрового иллюминатора. Немного помолчав, он выдал:

— Словно подгоревший кекс в изюминках прокисших звезд! Словно черное решето, усеянное светлячками! Словно…

Зют собрался съязвить по поводу поэтического дарования Аквилона, но не успел — его прервал механический голос УМК, Универсального Мозга Крейсера, в просторечье — Умника.

— Внимание, объект.

— Классификация? — потребовал Зют.

— Желтая звезда. Порядковый номер КН-6719, расстояние — два парсека. Фиксирую сигналы. Сигналы логичны. Расшифровке поддаются. Один, два, три, четыре, пять, шесть и так далее. Набор числовых символов. Жду распоряжений.

Внимательно выслушав это сообщение, Зют повернулся к Аквилону:

— Ну что, посмотрим?

— А у тебя есть какое-нибудь другое предложение?

Другого предложения не было. Совет Пацифиса приказал осматривать все разумные планеты.

— Да я просто так… — Не дождавшись от меланхолично настроенного Аквилона никакой ответной реакции, Зют потер лысеющую голову и приказал: — Курс на планету. Всеволновой щит. Лазерные пушки — в боевую готовность. Пока — все!

— Приступаю к исполнению, — бесстрастно сообщил УМК.

— Валяй, — махнул рукой Зют. — Да… — спохватился он спустя мгновение. — Любую дополнительную информацию сообщай немедленно.

— Слушаюсь.

Красный карлик, проплывавший по левому борту, сместился в кильватер. Крейсер изменил курс и направился к обнаруженной планете.

Они висели на орбите уже трое планетарных суток. Шесть разведывательных зондов, невидимками ввинтившиеся в атмосферу планеты, непрерывно передавали информацию. Целые потоки информации.

Планета называлась Земля. По иронии судьбы это была та самая Земля, что дала начало цивилизации, именуемой Пацифисом. Точнее, почти та же самая. Или…

Астронавты не имели точного ответа на вопрос, что это было на самом деле. Земля, праматерь всех планет, погибла в огне ядерного катаклизма, успев перед этим расшвырять споры жизни по всей Вселенной. Возможно ли, что это была другая Земля, как две капли воды похожая на свою предшественницу? Ни Аквилон, ни Флурр, ни сам Зют не могли ответить на это «возможно». Эта Земля могла быть и причудливым Отражением, объявившимся в других координатах. Теория Коуля допускала это. Но как бы там ни было, планета звалась Землей.

Единообразная и многоликая, разноязыкая и многоплеменная, чудовищные сигары небоскребов и пыльные барханы лысых пустынь, цветы и причудливые монстры — вот чем была эта Земля. После долгих раздумий УМК поведал, что не исключена возможность того, что именно эта планета была праматерью Пацифиса.

— Как это может быть? — удивился Зют. — Она ведь погибла.

— Коллапс Мейгвица, — последовал ответ. — Была такая гипотеза. О ней почти забыли.

— А кое-кто и вообще не знал, — пробормотал Зют. — Что это еще за коллапс?

— Дополнительной информацией не располагаю, — сухо сообщил компьютер, после чего продолжил анализ данных, поставляемых зондами.

Космические разведчики старались вовсю, вываливая на головы астронавтов немыслимую сумятицу фактов и событий. Сначала это было свежо и вкусно, словно эмальгуанская синяя клубника, затем стало обыденным, а к исходу третьего дня — осточертело.

Зют материл всех демонов космоса, разомлевший от ганьши Флурр пускал синюю слюну, и лишь Аквилон изредка оживлялся при появлении на мониторе компьютера хорошенького девичьего личика.

Они изучили кровавую историю планеты, которая предположительно была их прародиной, ознакомились с выжимками текущей информации, залезли в сверхсекретные лаборатории и хранилища, компьютер выдал анализ сотен тысяч роликов странного земного развлечения, именуемого «фильм», — как будто трудно было сконструировать детектор сфероощущений!

Пусто. Никаких следов.

Пусто! А это значило, что завтра корабль ляжет на новый курс и вновь вонзится в черную бесконечность Вселенной — на много-много лет. Десятки, а может, и сотни лет — до тех пор, пока они не найдут этого треклятого человека, человека-невидимку, человека-оборотня, человека, совершившего самое ужасное преступление в истории Пацифиса. Он не был пиратом или гладиатором, он не убивал тысячи людей и не сжигал планеты, он не насиловал женщин и не истязал рабов. То, что совершил он, было куда страшнее. Он уничтожил Всегалактический Мозг — гигантский суперкомпьютер, впитавший в себя знания всей Вселенной, силу, дающую власть над звездами и планетами, безрассудными тварями и разумными существами. Само по себе это было ужасно, но это было еще не все. Он был офицером Управления Порядка, ибо только Управление Порядка имело доступ к Мозгу. И это делало его не только отщепенцем и преступником, немалое число коих все еще бороздило просторы Вселенной, отстреливаясь от наседающих кораблей Управления; это ставило его вне всякого закона. Он не подлежал суду, на него даже не нашлось бы суда. Он не имел права на жизнь. Его надо было найти и уничтожить на месте, а лучше — казнить на площади перед Дворцом Разума, в присутствии членов Совета и посланцев неприсоединившихся планет.

Казнить! Но прежде чем казнить, негодяя следовало найти, и десятки крейсеров и корветов Управления начали грандиозную охоту — охоту на человека, одного-единственного человека. Они должны были найти его и уничтожить, иначе Управлению грозило расформирование. Управление Порядка было мертво, пока этот человек жив.

Всегалактический Мозг — плод труда тысяч ученых, хрупкое переплетение кибернетических нервов, заключенных в титановый кокон. Он покоился во Дворце Разума, окруженный тремя барьерами безопасности. Ничто и никто, даже насекомое не могло миновать эти барьеры незамеченным — непрошеных посетителей сжигали нейтронные излучатели. Убить Мозг мог только свой. И он нашелся, этот свой. Их было восемь: шесть мужчин и две женщины. Восемь офицеров Управления, обеспечивавших охрану Мозга. Их проверяли рентгеном, сканировали. Психотрон раскладывал их сознание на яркие короткие вспышки — белые, словно звезда Альтаир. Если в этой веренице девственно снежных вспышек мелькало хоть одно черное пятно, проверяемый автоматически исключался из претендентов в хранители Мозга. Их совесть должна была быть чистой, словно лист шелковой бумаги. Тройной барьер безопасности, психотронный контроль, психогенное внушение… Он оказался сильнее. Он обманул и барьеры, и психоаналитиков, и даже собственную совесть. Он пронес бомбу и взорвал Мозг.

Когда брызжущие углекислотой пожароботы потушили пожар, рядом с обгорелым остовом Мозга лежало семь испепеленных человеческих тел. Семь серых пятен на рыжем от огня полу. Сверхпрочный пластик идентифицирующих пластин не выдержал ярости огненной стихии и расплылся маленькими зелеными лужицами, впаянными в растрескавшийся мрамор. Семь крохотных, оплавленных монеток с неровными краями. Семь…

Восьмой ушел. Уничтожил Мозг и ушел.

Его-то и искали корабли Управления — безжалостные остроносые хищники, один из которых, КС-16’8, висел в этот миг на орбите планеты с таким странным и знакомым названием — Земля.

Зют зевнул и зашипел от боли, выпрямляя затекшую ногу. Флурр спал. Аквилон бессмысленно пялился в экран, на котором мелькали заключительные кадры какого-то фильма — чудовищные монстры-инопланетяне с акульими зубами напрягали безобразные щупальца и бросали в разбегающихся во все стороны землян короткие тяжелые копья.

— Однако! Какими они нас представляют! — ворчал астронавигатор, наблюдая за ужимками беснующихся чудовищ.

На экране появились закованные в блестящую броню воины. У них были волевые подбородки и стальные глаза. Мечи смачно вгрызлись в гнилую плоть монстров. Экран залило алой краской. Победа! На поляне, освещенной солнцем, стоят двое — он и она. Счастливый конец, как и должно быть. Замелькали примитивные символы, служащие землянам письменным выражением слов.

Аквилон повернулся к Зюту:

— В нашей программе есть еще что-нибудь?

— А? — встрепенулся коммодор. — В программе? Кажется, нет. Хотя постой, Умник запланировал осмотр музеев.

— Что это такое — «музей»?

— Откуда я знаю! Это земное слово. Сейчас спросим у нашего всезнайки.

Зют опустил руки на клавиатуру. УМК очнулся и забормотал:

— Музей, определение. Специально оборудованное помещение для хранения материальных предметов, представляющих историческую, культурную или иную ценность. Оборудовано хранилищами, запасниками, картотеками…

Компьютер продолжал свою речь, но посьерране его уже не слушали.

— Что за примитивный народ! — воскликнул красавец Аквилон. — Разве не разумнее доверить свои знания компьютеру! Это ведь проще, да и информацию можно получить куда быстрее.

— Чего ты хочешь, — покровительственно протянул коммодор. — Примитивная планета! Дикари. Они готовы плясать перед любой древней погремушкой.

Оба посьерранина замолчали, ощущая гордость от осознания своего превосходства. УМК воспользовался возникшей паузой.

— Хотел бы заметить, — заявил он, — что подобная форма хранения данных не лишена некоторой целесообразности. Аналитический мозг не всегда способен дать полную информацию об объекте.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивился Аквилон. — По-твоему, машина глупее человека?

— Нет, не глупее. Но, как любое искусственное творение, она имеет свои недостатки. Машина не может постичь внутренней красоты, как выразились бы земляне, души объекта.

Аквилон загоготал:

— Бесподобное выражение! Ты слышал, Зют?! Душа объекта!

— Может быть, я не очень удачно выразился, — в механическом голосе появились смущенные интонации, — но суть моей мысли такова. Кибернетический мозг раскладывает объект на определенные параметры: химико-физические, биологические и так далее. Этот процесс механистичен, объект теряет свою целостность, свою красоту, заложенную в него изначально. Полагаю, рано или поздно наша цивилизация придет к тому…

— Послушай, старина, заткнись! — предложил Зют, которого начал утомлять этот научный диспут. — Просмотри содержимое их музеев, и давай прощаться с этой очаровательной планетой.

— Эй, кэп! — Аквилон игриво подмигнул коммодору. — А как насчет того, чтобы подцепить парочку местных красоток?!

— Запрещено инструкцией, — флегматично ответил Зют, добавив: — И потом, это займет два лишних дня.

— Зануда! — пробормотал астронавигатор, впрочем и не ожидавший иного ответа. Повернув голову к монитору, Аквилон приказал: — Ну, давай, Умник! Показывай свои музеи!

Монитор высветился мягким светом, замелькали проекции изображений, именуемых картинами. Время от времени компьютер сообщал, где находится тот или иной объект и кто является его творцом. Прадо, Лондонская национальная галерея, Метрополитен, Лувр, Эрмитаж; Ван-Гог, Тициан, Дали, Рубенс, Сезанн, Рафаэль, Сислей… Гипнотизирующий круговорот красок… Словно качание маятника — вправо-влево, вправо-влево. Прошло немного времени, и Зют смежил веки, уронив голову на плечи. Аквилон завороженно смотрел в одну точку где-то над монитором. Летели мгновения, последние мгновения на орбите странной голубой планеты. Вскоре компьютер исчерпает запас информации, коммодор отзовет разведывательные зонды, и корабль исчезнет в черном небытие Вселенной. Скоро…

— Ха-ха-ха!

Дикий гогот Флурра заставил Аквилона вздрогнуть. Словно звонок телефона ночью — выпрыгиваешь из постели, не понимая зачем, но сознавая, что сон уже прерван.

— Ты что, сдурел?!

— Ха-ха-ха! — счастливо заливался осоловевший от ганьши пилот.

— Что с ним? — кашлянул, пробуждаясь от дремоты, Зют.

— А черт его знает! Сейчас выясним! — Аквилон шагнул к корчащемуся от смеха пилоту и отвесил ему затрещину. Флурр подавился и умолк. — Насмеялся?!

— Какое у тебя злое лицо, — пробормотал Флурр, чьи глаза приняли осмысленное выражение. Аквилону стало стыдно — он не мог понять, с чего вдруг так разозлился. — Прямо как на картине.

— Какой еще картине?

Вместо ответа, Флурр указал пальцем на экран монитора, по которому во весь опор неслись четыре всадника. Трое из них имели лица Зюта, Аквилона и Флурра, четвертый — скелетоподобный старик — держал в руках трезубец.

Да, это были они. Лица, обезображенные яростью, бороды — у Зюта и Флурра, странные развевающиеся одежды, но это были они.

— А это он! — сказал Зют, рассматривая сидевшего на худосочной кляче старика. — Это он.

Мы нашли его. Умник, где находится это изображение?

Ответ последовал не сразу. Долго мигали индикаторы, после чего Умник соизволил, наконец, подать голос:

— Отвечаю на вопрос. Произведение, изображенное на дисплее, называется гравюра. Существует в нескольких экземплярах. Точное количество — неопределимо. Данный образец взят из Государственной галереи местности, именуемой Бавария. Данное место иначе именуется Пинакотека. Город Мюнхен, государство Германия. — В углу экрана монитора, перекрывая часть основного изображения, появился маленький квадрат с картой Земли. Изображение быстро увеличивалось — Земля превратилась в Европу, в центре которой замигала крохотная зеленая точка; Европа расплылась, вытесненная Германией; зеленая точка стала крупней и ярче, а затем появилась трехмерная проекция города. Клыки высотных зданий окружали небольшой неровный овал. — Старый центр города, — прокомментировал компьютер. Овал занял весь экран, появился контур некоего здания. Компьютер вырезал здание из общего плана и разложил его на сегменты проекций. Затем дал общий вид.

— Это и есть музей? — спросил Зют.

— Да, — ответил Умник. — Это и есть музей. Мюнхенская Пинакотека.

— Ты можешь дать более подробную информацию об этой картине?

— Пока — нет. Единственное, что я знаю, — имя художника. Оно написано на раме. Его зовут Альбрехт Дюрер.

— Что ж… — протянул Зют. — Аквилон, кажется, твои мечты исполняются. Будем готовиться к посадке!

Последующие два дня прошли в лихорадочных сборах. Астронавты учили язык — он оказался сухим и нелегким, — разведывательные зонды насиловали компьютер информацией об обычаях и предметах быта. Информация переправлялась в синтезатор, с хриплым чавканьем выплевывавший скопированные предметы.

Вскоре посьерране имели возможность облачиться в земные одежды. Высокий атлетичный Аквилон натянул на себя тенниску и белые спортивные брюки. Зюту пришелся по душе строгий деловой костюм — вот только галстук непривычно резал шею. Коммодор пожаловался на неудобство синтезатору, и тот быстро модифицировал яркий жгут ткани, сделав его мягким и эластичным. Флурр выбрал комбинезон механика, привлекший его своим удобством, и коммодору потребовались нешуточные усилия, чтоб убедить пилота облачиться в более подходящую ситуации одежду. Флурр уступил и, ухмыльнувшись, набрал новый заказ. Спустя минуту он натягивал на ноги ослепительные оранжевые брюки. Рубашка была ядовито-оливкового цвета с кружевными манжетами, ботинки — черные. Коммодор кашлянул, раздумывая, что бы сказать по этому поводу, но в этот миг УМК дипломатично заметил, что чудаков на Земле хватает и что Флурр вряд ли привлечет к себе пристальное внимание.

— Многие на Земле считают, что одежда должна выделять человека из толпы.

— Зачем? — искренне удивился Зют.

Компьютер задумался.

— Не знаю.

Облачившись, все трое встали друг напротив друга.

— Guten morgen, Herr Flurr![42],

— Guten Tag, Herr Züt![43]

— Guten Abend, Herren. Ich spreche deutch[44], — с трудом ворочая языком, сообщил Аквилон.

— Hoi’s der Teufel![45] — согласился Флурр.

Зют спросил у компьютера:

— Alterchen, wie sehen wir aus?[46]

— Normal[47], — успокоил УМК.

— Тогда начинаем спуск!

(Негромкое сопение, щелчок, голос инспектора Герлига.)

— Можешь начинать, Шмайль.

(Голос Шмайля, сипловатый и торопливый.)

— Нас записывают?

— Да. Не волнуйся, это для пользы дела.

— А я и не волнуюсь! Чего мне волноваться! Я ничего такого не делал!

— Конечно, господин Шмайль. Говорите по существу.

— Ага! (Тяжелое дыхание человека, мучительно соображающего, с чего начать.) Значит, как все было! Я сидел в дубовой роще, около озера.

— Ловили рыбу?

— Да не то чтобы рыбу… (Легкое, но отчетливо различимое замешательство.) Я возвращался домой с вечеринки вчера ночью, ну и… Ну, вы сами понимаете!

— Упал и уснул!

— Да, задремал. Проснулся я от холода. Было очень сыро. Около воды, знаете, всегда ужасно сыро… Так вот, уже рассвело. Стояла поразительная тишина. Даже шелеста листьев не было слышно. Мне захотелось пить. Я спустился к озеру, в этом озере очень чистая вода, наклонился и начал черпать ее горстями. В этот миг совсем неподалеку от меня послышался голос. Я обернулся и увидел стоящего на поляне человека. Он был одет в спортивный костюм. Затем откуда-то появились еще двое.

— Что значит — откуда-то?

— Прямо из воздуха! Понимаете, инспектор, там была абсолютно пустая поляна. Большая такая, ровная, и до деревьев весьма далеко. И на этой поляне — ни ямы, ни дерева, ни куста, за которым можно было бы спрятаться. Ровная-ровная поляна. А эти трое появились прямо из воздуха.

— Как духи! — короткий смешок.

(В голосе Шмайля — обида.)

— Вы можете мне не верить, но они появились из ниоткуда. Словно вышли из какой-то невидимой двери. Это и впрямь было похоже на то, как выходят из двери. Сначала появилась нога, а затем и весь человек. Ну точно как мы проходим через дверь!

— Конечно! (Сарказм.) Что было дальше?

— Люди не заметили меня и прошли мимо. Они разговаривали между собой. Они вошли в лес и исчезли за деревьями.

— Они говорили по-нашему?

— В том-то и дело, что нет! Язык был какой-то странный. Я не знаю этого языка. Пару раз они вставляли немецкие слова.

— Акцент?

— Что вы имеете в виду, господин инспектор?

— Когда они говорили по-немецки, их речь звучала чисто?

— Нет-нет! (Шмайлъ заспешил.) Какой-то неправильный акцент. Слова звучали так, словно рот забит кислым.

— Кислым? (Смешок.) Во что были одеты двое других?

— Один — очень ярко, у него были желтые брюки, другой не помню в чем, кажется, в обычном деловом костюме.

— Значит, в обычном костюме?

— Да-да.

— А почему не в скафандре? Еще вопрос: что вы пили накануне?

Шмайль с подозрением:

— А какое это имеет значение? Я пришел сам! Я патриот, а эти люди выглядели подозрительно…

— А все-таки что?

— Шнапс, пиво, кажется, виски…

— Неплохой букет. Как это вам не почудилось вторжение с Марса или какой-нибудь Альфы Центавра?! Послушайте моего совета, Шмайль, если будете так напиваться и впредь, рискуете угодить в психушку, а если вы еще раз придете ко мне с подобными россказнями, я посажу вас на месяц в тюрьму за нарушение общественного спокойствия и распространение слухов. В камере у вас будет возможность дать волю своей фантазии!

— Но за что, господин инспектор?

— За все то же, Шмайль! Всего хорошего!

— До свидания.

(Шарканье ног.)

Крейсер сел на пустоши неподалеку от города. С трех сторон чернел густой и мрачный лес, с четвертой искрило рябью небольшое темное озерцо.

Дабы избежать преждевременных и совершенно ненужных контактов с аборигенами, посьерране заключили корабль в антигравитационное поле, одновременно приведя в действие систему МИРАЖ — нечто вроде колпака, состоящего из миллионов пластиковых чешуек, искажающих оптику объекта. В результате корабль стал невидим. Лишь неглубокая вмятина в грунте — пустое место, пересечь которое было невозможно; антигравитационное поле вязко преграждало путь любому, кто вознамерился бы посидеть на красивой лужайке.

Поутру посьерране покинули корабль, выйдя через тоннель, оставленный в антигравитационном поле. Они шли по мокрой траве, представляя себе первую встречу с землянином и не подозревая о том, что она уже произошла. На берегу озерца широко разинув рот стоял человек. Посьерране не заметили его. Они вышли на проселочную дорогу и двинулись по направлению к городу.

— Сколько отсюда до музея? — спросил Аквилон, с трудом выговаривая незнакомые слова.

— Около двух гетсеков, — ответил Зют.

— Что?! Да это же два часа ходьбы!

— Что равняется четырем местным, — невозмутимо подтвердил, блеснув эрудицией, коммодор.

— Да это черт знает что! — разозлился Аквилон. — Мы должны раздобыть какое-нибудь средство передвижения. Это, как оно называется… автомобиль!

— Ты забываешь, что на Земле иные законы. Земляне вовсе не обязаны передавать имущество в пользование стражей.

— Ну и что?

— А то, что тебя могут просто не посадить в этот самый автомобиль!

— Пусть только попробуют! А кроме того, у нас есть деньги. Ты не забыл их?

— Нет. — Зют вытащил из кармана толстую пачку банкнотов и продемонстрировал ее напарнику. — Синтезатор сделал самые большие!

— Какой примитивный способ расчета! — сделав умное лицо, заметил Флурр.

Впереди показался автобан, по которому с ревом неслись машины — нескончаемая лента легковушек и грузовиков. На посьерран, привыкших к четкому и размеренному ритму движения немногочисленных энергомобилей и ракетопланов, зрелище непрерывного потока металлических монстров, выплевывающих в воздух облака зловонного газа, произвело негативное впечатление.

— Кошмар! — сказал Аквилон, с опаской вдыхая наполненный бензиновыми парами воздух.

Они стояли на обочине, за оградительным барьером, и размышляли, как завладеть средством передвижения, именуемым землянами автомобиль. Пока Зют пробовал обсудить этот вопрос с Умником — тот был настроен на волевые импульсы астронавтов и мог общаться с ними на расстоянии, — Флурр пытался привлечь внимание землян, смутно видневшихся за стеклами четырехколесных экипажей. Для этой цели он использовал знаки приветствия, применяемые по крайней мере на двадцати планетах Содружества, но аборигены не воспринимали ни скрещенных над головой рук, ни выразительного покачивания согнутой в колене ногой, ни зазывных вращений кулаков вдоль бедер. В конце концов Флурр решил, что всему виной его пестрый костюм, и прекратил бесплодные потуги. Выход из ситуации нашел Аквилон. Его маневр был прост и гениален. Достав из кармана Зюта стопку скопированных синтезатором банкнотов, он выразительно потряс этой кипой бумажек в воздухе. Тотчас тонко запели тормоза, и два автомобиля услужливо распахнули дверцы. Друзья выбрали тот, что побольше, хотя Аквилон и пытался сесть в машину, за рулем которой сидела симпатичная девица, привлеченная не столько видом денег, сколько перспективой познакомиться с белокурым, спортивного сложения молодым человеком.

Но все же посьерране сели в другую машину. Захлопнув дверь, Зют бросил толстому, неопрятному, с землистым лицом землянину:

— Мюнхен. Пинакотека.

— Gut! — услужливо выдохнул тот.

Машина рванула с места и понеслась по автобану. Можно было слегка расслабиться.

Однако добраться до цели оказалось не так просто, как предполагали посьерране. Хозяин машины никак не хотел понять, что его пассажирам требуется именно Пинакотека, и пытался высадить их на въезде в город. Зюту пришлось прибегнуть к гипнозу. После нескольких пассов глаза землянина остекленели, и он послушно повел автомобиль к центру города.

Едва машина очутилась напротив нужного путешественникам здания, Зют снял гипнотическую блокаду и сунул ошеломленному водителю пачку банкнотов:

— Мы благодарны вам.

Наверно, слова посьерранина звучали несколько неестественно, потому что в ответ раздалось:

— Verfluchte Auslandernen![48]

Посьерране дружно обернулись на этот возглас, но автомобиль на полной скорости уже исчез за поворотом.

Теперь все было просто. Поднявшись по лестнице, посьерране вошли в холл музея. Здесь Зют сунул контролеру несколько столь любимых землянами цветных бумажек, и троица двинулась по полутемным длинным залам. Чувства посьерран были противоречивы. Аквилон тихо бормотал ругательства в адрес дикарей, Зют был внимателен и насторожен, Флурр с любопытством разглядывал цветные изображения. После недолгого блуждания необычные посетители нашли зал, где висела интересующая их вещь.

Все в точности как на мониторе компьютера. В центре изображения неслись на мощных земных животных, именуемых лошадь, три астронавта. На самом дальнем скакал Зют, натягивавший тетиву метательного оружия, именуемого лук. Коммодор был облачен в непривычную взорам посьерран просторную, ниспадающую складками одежду, на голове его красовался странной формы шлем. Подобные шлемы встречались у полуденных племен зарнеффу. В центре скакал Флурр. Глаза его тускло смотрели вперед, рука сжимала меч. Так же, как и у Зюта, подбородок пилота был покрыт густой растительностью, именуемой на Земле борода. Ближе всех к зрителю скакал Аквилон. Он был молод и красив, совсем как в жизни. Буйные кудри обрушивались на плечи, рот кривился с трудом сдерживаемым криком, во взгляде была ярость.

Сходство между Аквилоном живым и изображенным на гравюре было столь очевидно, что не могло не привлечь внимания окружающих. Стоявшие неподалеку тесной группкой невысокие желтолицые люди — узкий разрез глаз позволял идентифицировать их как гуманоидов с юго-восточной части Земли, именуемой Азия, — возбужденно зашептались, кивая в сторону Аквилона. Затем один из них вытащил из кармана небольшой аппарат и щелкнул им.

— Опасность! — негромко бросил Зют.

Правила Управления Порядка запрещали оставлять какие-либо следы присутствия на планетах, не входящих в Содружество. Потому Аквилон действовал стремительно. Шагнув к человечку, астронавт резким движением выхватил аппарат из его руки. Рывок был столь силен, что человечек едва устоял на ногах. Прочие дружно загалдели, а обиженный Аквилоном протянул к нему руку и что-то сказал.

— Требует вернуть устройство, — шепнул подошедший поближе Зют.

— Еще чего! — разозлился Аквилон и сделал то, чего, пожалуй, делать не стоило, — ударил человечка устройством в лицо.

Тот вскрикнул и отшатнулся, прижимая ладонь к рассеченной скуле.

— Болван! — выругался Зют. — Уходим!

Расталкивая привлеченных скандалом посетителей, посьерране выскочили из залы. Зют на бегу бросил пострадавшему пачку цветных бумажек…

— Слушаю тебя, Генрих, присаживайся.

Откинув голову на спинку высокого кожаного кресла, чем-то похожего на зубоврачебное, начальник 4-го отдела Пауль Шмисс наблюдал за тем, как его подчиненный, агент Генрих Гирш, неторопливо размещается напротив. Гирш был оним из лучших сотрудников 4-го отдела, Пауль Шмисс ценил этого невысокого изящного молодого человека с выразительными, то мягкими, то чеканно-жесткими чертами лица. Гриш владел своим лицом с мастерством, которому позавидовал бы профессиональный актер.

— Странное происшествие, шеф.

Шмисс изобразил улыбку и выжидательно, словно вожделеющая вознаграждения собака, посмотрел на подчиненного.

— Не тяни, Генрих.

Гирш извлек из черной папки, которую принес с собой, ксерокопию газетной страницы и протянул ее своему начальнику. Тот фыркнул.

— Я что, должен узнавать новости из газеты?

— Иногда полезно читать и газеты, — без намека на иронию заметил Гирш.

Начальник 4-го отдела скептически пожал плечами, взял лист и быстро пробежал по нему глазами.

Вчера днем посетители нашей Пинакотеки стали свидетелями странного инцидента. Японский турист Осаи Мацуета, незаконно пронесший фотоаппарат, попытался сфотографировать одного из посетителей — высокого блондина лет тридцати, по утверждению японца и его спутников, необычайно похожего на одного из персонажей «Апокалипсиса» Альбрехта Дюрера. Будучи сфотографирован, мужчина пришел в ярость и, выхватив у туриста его фотоаппарат, ударил им господина Мацуету по голове, после чего скрылся вместе с двумя своими спутниками. К всеобщему изумлению, перед тем как уйти, один из незнакомцев бросил к ногам господина Мацуеты пачку денег, как выяснилось позднее — двадцать тысяч марок, признанных при проверке подлинными.

На этом похождения странной троицы не закончились. Примерно полчаса спустя у ратуши трое неизвестных, судя по описаниям очевидцев, те же, что участвовали в инциденте в Пинакотеке, «ограбили» господина Т. Мейрика. Угрожая физической расправой, они насильно высадили господина Мейрика из его машины «ауди» 1990-го года выпуска и, сунув ему в руку толстую пачку денег, умчались в неизвестном направлении. Оправившись от испуга, пострадавший пересчитал очутившиеся в его руках деньги. Двести пятьдесят тысяч марок — именно в такую сумму был оценен странными грабителями потрепанный «ауди»! Господин Мейрик заявил, что не собирается предъявлять иск страховой компании и немедленно купит себе новую машину. Предоставим нашей доблестной полиции ломать голову над этим загадочным происшествием, а сами воскликнем: почаще бы попадались на наших улицах подобные грабители и хулиганы!»

— Занятно! — протянул Шмисс, дочитав заметку. — Какие-то эксцентричные шизофреники. При чем здесь die Erkundung?[49]

Генрих хитровато посмотрел на шефа.

— В этой истории есть несколько загадок. Во-первых, сходство одного из странной троицы с всадником дюреровского «Апокалипсиса». Я опрашивал свидетелей инцидента. Все, как один, утверждают, что сходство было необычайным!

— Случайность. Обыкновенная случайность! Пять столетий могут породить не одного, а добрую сотню двойников.

— Во-вторых, — напористо продолжал Гирш, — они буквально бросались деньгами. У меня есть несколько свидетельств тому. Двадцать тысяч марок они дали узкоглазому, еще двести пятьдесят — Мейрику. При входе в музей они дали контролеру вместо билетов две тысячи марок. Сегодня утром полиция получила заявление некоего автомобилиста, утверждающего, что подвозил трех подозрительных людей до Пинакотеки по автобану из Аугсбурга. Угадайте, сколько они ему дали!

— Миллион!

— Чуть меньше. Тридцать тысяч за двадцать километров пути. Неплохо?!

— М-да. — Шмисс размял пальцами сигарету. — За такие деньги я бы не задумываясь переквалифицировался в таксисты.

— Подобного мнения придерживается и этот водитель. Кроме того, он утверждает, что хотел высадить пассажиров на въезде в город, у автобусной остановки, но очнулся напротив Пинакотеки.

— Как это понимать — очнулся?

Генрих Гирш пожал плечами:

— Он не может дать вразумительного ответа. Он пытался высадить их на Вулфштрассе. Потом провал в памяти. Очнулся он, лишь когда пассажиры сунули ему деньги и вылезли из машины.

— Гипноз?

— Похоже на то. Но и это еще не все. — Гирш изобразил улыбку. — Машину, которую они столь оригинально позаимствовали у Мейрика, нашли. Угадайте, где?

— А чего здесь гадать! Наверняка по автобану на Аугсбург!

— Точно, километрах в полутора от автобана.

Генрих засмеялся, словно радуясь сообразительности своего шефа.

— Значит, — сказал Шмисс, — можно сделать вывод, что мы имеем дело с сумасшедшими крезами.

— Один из которых как две капли воды похож на всадника из «Апокалипсиса». И кроме того, они, — Гирш поднял вверх палец, — говорили между собой на странном языке. Тот водитель, что подвез их, бывал в Восточной Европе и считает, что это польский, а что еще вероятнее — русский.

— Русские шпионы? Генрих, это паранойя. Скорей уж русские олигархи! Это у них столько денег, что они сорят ими!

Гирш жестом попросил шефа не спешить с выводами.

— Я тоже так поначалу подумал, но русские шпионы не столь богаты, а кроме того, они не такие идиоты, чтобы привлекать всеобщее внимание. Олигархам же в наших краях нечего делать. Это не Ницца и не Мальорка. Кроме того, я внимательно просмотрел сводку происшествий за день и обнаружил довольно интересную запись — показания некоего Густава Шмайля.

— Кто он? — В голосе начальника 4-го отдела наконец-то обозначились нотки живого интереса.

— Обычный пьяница. Провалялся ночь в роще неподалеку от автобана, примерно там, где наши незнакомцы бросили машину, а утром был свидетелем того, как на поляне, словно из воздуха, появились три человека. Из ничего! Двое из них — высокий парень и пестро одетый чудак — точно соответствуют описанию наших героев.

Шмисс вскочил из кресла и возбужденно прошелся по кабинету.

— Появились из ничего? Супертехнология? Русские изобрели способ телепортации?

— Почему обязательно русские?

— Кто же? Япошки? Евреи? Или… — Шмисс охнул. — Неужели предвестие конца света?!

Генрих Гирш позволил себе усмехнуться. Он мыслил практично и не верил ни в конец света, ни в каких-то сверхъестественных посланцев. Начальник 4-го отдела бегал по кабинету, размышляя. Наконец он принял решение.

— Вот что. Вот как мы поступим. Собирайся в командировку. Даю тебе под начало четверых толковых ребят. Возьмите необходимое оборудование — пеленгаторы и прочее на их усмотрение. Найдите этого Шмайля и еще раз расспросите его. Выясните точно, где он видел этих людей, установите за этим местом наблюдение. Кодовое название операции — «Das Gespenst»[50]. Обо всем необычном докладывайте лично мне.

— Понял, шеф, — четко, но без подобострастия, ответил Генрих Гирш.

Спустя пару часов по автостраде Мюнхен-Аугсбург катил небольшой неприметный фургон. Операция «Das Gespenst» началась.

— Один, два, три… Отсчет времени пошел!

Скинув после возвращения из города неудобные костюмы землян, посьерране с облегчением облачились в уютные биокомбинезоны и принялись разрабатывать дальнейший план действий.

На гравюре были изображены они, это не вызывало сомнений. Четвертый всадник, вероятно, и был убийцей Мозга и семерых офицеров Управления. По приказу Зюта Умник выдал на экран фотографии хранителей Мозга. Коммодор сделал это скорее для порядка, чем по необходимости — астронавты знали эти лица наизусть.

Восемь человек, восемь лиц, восемь судеб.

Киа Снефр — капитан, начальник смены. Волевое, тяжелое лицо, властный взгляд. Последние годы у него барахлило имплантированное правое сердце. В связи с этим Совет принял решение отправить его в отставку. До назначенного срока оставалось всего тридцать дней. Тридцать чашек сорбу — тонизирующего напитка, выпиваемого после пробуждения, и Киа Снефр мог спокойно заняться своим любимым делом — охотой на летающих пардов в горах Пирсунтон-Соеу. Он не имел ни дурных увлечений, ни дурных наклонностей. Он не интересовался ни женщинами, ни политикой, ни жестокими зрелищами, ни высокой философией, не злоупотреблял ганьшой. Лишь охота на летающих пардов зеленоснежных гор давала ему здоровый выход энергии. До дня, когда был уничтожен Мозг, капитан Киа Снефр был вне подозрений.

Горувв — детатор смены, человек, который должен был занять место Киа Снефра. Огромного роста, массивный, словно скала, мощный, как тильсанский буйвол. В прошлом — офицер космоспец-группы «Комета». Участвовал в высадках на девятнадцати планетах, побывал во многих переделках. Не раз был ранен, чудом остался в живых, побывав в лапах снежного дракона с Руфу. У него был лишь один крохотный недостаток — в глубинах его подсознания жила невероятная жестокость, о которой Горувв и сам не подозревал, но положительные качества компенсировали этот изъян. Так же, как и Киа Снефр, Горувв не интересовался ничем, кроме службы. Разве что коллекционировал холодное оружие с планет, на которых побывал. Его коллекция, официально разрешенная Советом, считалась одной из лучших в Пацифисе. Горувв мастерски владел всеми видами оружия, начиная от золотой ленты Коу и кончая новейшими образцами излучателей. Если убийца Мозга он, а компьютер указывал на двадцатипроцентную вероятность этого, то совладать с преступником будет чрезвычайно сложно. Жесткое, с нахмуренными бровями лицо Горувва исчезло с монитора, уступая место следующему.

Джер Ди — психолог-аналитик. Девушка с тонкими, чуть птичьими чертами лица. Совсем юная, возраст всего около пятнадцати сомметанских лет, но уже магистр шестой степени. Увлекалась высокой философией и историей примитивных искусств — ее познания могли бы пригодиться здесь, на Земле. Ни одного порочащего пятнышка в биографии. Через три-четыре года ей предстояло войти в нижнюю палату Совета. В перспективе у нее были все возможности, чтобы стать членом Конклава. Вероятность идентификации Джер Ди с личностью преступника была не более пяти десятых процента. Ничтожно мало!

Скоф — делар связи. Немного старше Джер Ди. Лицо веселое, бесшабашное, в точности как характер. Баловался ганьшой, но в меру, увлекался женщинами, но не интересовался ни политикой, ни высокой философией. Отличался высокой контактностью. Компьютер давал Скофу двенадцать процентов.

Ри Шесукбо — биоэнергетик. Единственный из смены — непосьерранин. Был выходцем с Арробы — планеты с тусклыми солнцами. Зеленоватая кожа Ри Шесукбо была чрезвычайно чувствительна к ультрафиолетовым лучам, поэтому большую часть дня он предпочитал проводить в сумрачных помещениях. Совет Арробы ручался за его невиновность. Компьютер поставил против его имени десять процентов.

Чирр — дежурный офицер. Прослужил пять лет под началом Горувва, который и рекомендовал его на эту должность. Лицо честное, взгляд открытый, но в уголках губ различимы затаенность и скрытность. Мечтал сделать карьеру. Женщинами, ганьшой, политикой не интересовался. Коэффициент вероятности довольно высок — семнадцать процентов.

Таук — дежурный стирер. Сын Таука-старшего, плантатора с Шеллы, влиятельного члена Совета Пацифиса. Невысокого роста, склонен к полноте, на щеках ямочки. При обсуждении кандидатуры Таука на пост дежурного стирера были возражения со стороны психоаналитиков, указывавших на то, что память кандидата хранит темные участки былого. Возражения были отклонены благодаря настойчивости отца. Мечтал сделать карьеру, потенциально жесток, вожделел успеха у женщин. Коэффициент самый высокий — тридцать процентов.

Последним всегда появлялось лицо очаровательной Ленлы Гиль. В прошлом довольно известная сферомодель, красавица, разбившая сердце не одному поклоннику. По данным Управления, Ленла была нимфоманкой. Не интересовалась ни ганьшой, ни высокой философией. Была склонна к перемене занятий. Обожала цветы и дорогие вина. Глядя на это очаровательное личико, трудно было предположить, что Ленла может быть преступницей, но компьютер все же давал ей пять с половиной процентов.

Восемь человек, восемь судеб, восемь лиц.

Семь из них — жертвы, один или одна — преступник, нашедший или нашедшая убежище на планете Земля.

Астронавты долго сидели в креслах, уставив взоры на экран монитора. Молчание нарушил Зют:

— Какие будут соображения?

Флурр пожал плечами, у него не было никаких предложений. Слово взял Аквилон.

— Как установило следствие, он воспользовался деларом связи. — Зют, соглашаясь, кивнул. — То есть отбыл в произвольную точку Галактики и в произвольный временной отрезок. Чтобы замести следы, преступник был вынужден стереть координаты, лишив себя, таким образом, возможности вернуться назад, даже имея при себе переносной делар. Предполагаю, мы нашли его местонахождение. Точнее, он сам подсказал его. Цель преступника вполне определенна — он хочет, чтобы мы вернулись в предыдущий отрезок времени и попытались найти его. Пока мы будем заниматься поисками, он либо уничтожит нас, либо попытается завладеть деларом крейсера и переместится в другую точку пространства и времени, а скорее всего, в его планы входит и то и другое. Иначе по прошествии определенного временного отрезка, около трехсот лет по местному времени, он умрет. Точнее говоря, относительно данного времени он уже мертв, но мы можем изменить течение временных потоков и перетащить его в иной отрезок.

— Но зачем? — шлепнул губами Флурр. — Он мертв, а значит, понес заслуженную кару.

— Не согласен! — возразил Аквилон. — Он прожил более или менее полноценную жизнь здесь на Земле. Это не кара! Преступник должен умереть на эшафоте у Дворца Трех Добродетелей. Граждане Пацифиса должны убедиться, что Управление не оставляет безнаказанным ни одного преступления. Тем более такого ужасного. Мы должны использовать делар и переместиться в прошлое этой планеты.

Пилот вновь не был согласен.

— Что касается меня, я бы погулял на этом зеленом шарике пару дней, раздобыл в качестве доказательства эту картину и преспокойно отбыл домой!

— Поэтому ты до сих пор пилот, а не коммодор или астронавигатор, — холодно заметил Аквилон. — К тому же гравюра не может служить доказательством того, что преступник мертв. Вполне вероятно, что Совет потребует от нас вернуться обратно и представить более весомые доказательства.

Флурр промолчал. Пилот остался бесстрастен, но в чистых голубых глазах его мелькнула искорка злобы. Мелькнула и погасла.

Аквилон подытожил:

— Голоса разделились. Что скажет коммодор?

Зюту было непросто принять решение. Смутные предчувствия тревожили его, колотя в сердце быстрыми упругими молоточками. Незримый голос тревожно кричал: беги с этой планеты, здесь смерть! Но честь офицера Управления Порядка превыше всего. Сначала честь, а уж потом жизнь. Помимо этого Зют имел и личную причину покарать таинственного убийцу. Причину, тщательно скрываемую от всех, даже от самого себя. Погибшая при взрыве Мозга Ленла Гиль некогда разбила сердце капитана Зюта. Одно из сотен разбитых сердец. И это сердце вожделело мести.

— Пусть он умрет на площади у Дворца Трех Добродетелей!

— Отлично, коммодор! — воскликнул Аквилон.

Компьютер произвел отсчет времени: 1998–1498.

Ровно пятьсот лет от условного настоящего до момента создания изображения с четырьмя всадниками. Ровно пятьсот!

— Он знал, когда мы найдем эту планету, — пробормотал Зют. В его груди вновь шевельнулось неосознанное чувство тревоги, вызванное этой мыслью, но проанализировать его в то мгновение коммодор не смог.

Ни Аквилон, ни Флурр не услышали произнесенной шепотом фразы. Астронавигатор уже начал настраивать делар, пилоту предстояло подготовиться к сложной роли — он должен был воплотиться в землянина той эпохи, в которую они отправлялись.

Мягко отворились створки метемпсиходенной камеры. Флурр завис в покрытом антигравитационным составом кресле. Тонкий, с множеством вьющихся проводов обруч обхватил коротко стриженную голову. Через некоторое время из кресла поднялся почтенный бюргер города Мюнстера Михаэль Гартунг. Удивленно озираясь, он хотел закричать от страха, но не успел — в его предплечье мягко вонзилась игла, и бюргер упал на руки астронавтов.

Флурр улыбнулся и уснул. С этого мига он уже не был посьерранином, он был человеком с Земли, человеком конца пятнадцатого — начала шестнадцатого века, человеком эпохи Колумба и Гутенберга, распутного Александра VI и неистового Савонаролы, великих Боттичелли и Микеланджело.

Мягко подхватив Флурра под руки, Аквилон и Зют внесли его в делар-камеру, где уже все было готово для перемещения в прошлое.

Век пятнадцатый, город Нюрнберг, дом вдовы мастера Якоба Шельзе, точнее, огромный подвал этого дома, где хранились полусгнившие, непригодные для использования винные бочонки.

— Отсчет времени пошел!..

На грунтовой дороге вблизи небольшого селения Бломенфельд стоял неприметный фургон с неброской надписью на борту и затемненными стеклами. Сидевший в фургоне агент Генрих Гирш внимательно следил за странным, ни на что не похожим сигналом, появившимся на экране радара.

Цок! Цок! Востроносые, подбитые медными гвоздиками туфельки звонко стучат по неровной брусчатке мостовой. Цок! Цок! Сусанну Грей смело можно назвать миловидной девушкой — прозрачные голубые глаза, прямой носик, аппетитные пухлые щечки. Правда, многие парни непременно в разговоре заметят, что она худовата — то было время пышных женщин, но в глубине души многие из них были бы счастливы назвать ее своей девушкой. Цок! Цок! Быстрые ножки повернули мимо дома Готлиба Бурхера в die Bondarejgasse[51] — здесь, в доме Марты Шельзе, остановился мюнстерский бюргер Гартунг со своими помощниками. Один из этих помощников, белокурый Ганс, пленил сердце симпатичной нюрнбергской горожанки Сусанны Грей. Потому-то каблучки и выбивают дробь — цок, цок.

Вот и дом вдовы Шельзе.

— Доброе утро, тетушка Марта!

— А, пришла! Здравствуй, шалунья! — Краснощекая толстуха Марта широко улыбнулась гостье. — Ганса ищешь?

— А кого же еще, тетушка Марта!

— Нет его. Ушел куда-то с Бородатым Фридрихом. — Бородатым Фридрихом звали второго слугу купца Гартунга.

— Наверно, они у реки.

— Скорее всего. Прохлаждаются, бездельники! Господин Гартунг весь город обегал, разыскивая их!

— До свидания, тетушка Марта!

Цок! Цок! Быстрые ножки Сусанны побежали к неспешно текущему Пегницу.

Слуги мюнстерского купца и в самом деле сидели в кустах на берегу реки. Меняя наживку на крючке, Ганс говорил Бородатому Фридриху:

— Третий месяц, и все без толку!

Бородатый Фридрих широко зевнул.

— Терпи, Аквилон. Считай, что мы в отпуске.

— Ну уж дудки! Управлению ни за что не удастся засчитать эту командировку как отпуск. Пусть даже и не мечтают! Подобной скуки я не испытывал с тех пор, как сидел в засаде в системе Розовых Астероидов. Серый, отвратительный городишко! Ни одного приличного борделя!

Зют потянулся и улегся на усыпанную листвой землю.

— Зачем тебе бордель, Аквилон? Тебе и так чертовски повезло. Подцепить такую красивую девчонку!

— Надоели вздохи при луне.

— А дело ограничивается лишь вздохами?

— А чего бы ты хотел? — с вызовом спросил астронавигатор.

— Не дается?

Аквилон раздраженно махнул рукой. Это развеселило Зюта.

— Наверное, братец, плохо просишь! — загоготал он. Обсуждение любовных похождений было излюбленной темой среди стражей. — Вот я со своей Линдой!..

— Тьфу! — Аквилон брезгливо сплюнул. — Кусок жирного мяса, да к тому же еще и заплесневелый!

Зют слегка смутился.

— Она, конечно, не идеал грации и красоты, но полная женщина имеет свой шарм.

— Не уверен, — отрезал Аквилон. — Впрочем, твое дело.

Посьерране замолчали. Подобный разговор возникал не реже трех раз в день на протяжении двух с лишним месяцев, что они торчали в этом городишке…

Отправляясь в прошлое, астронавты и не предполагали, что их миссия окажется столь долгой. Делар-камера переместила посьерран в средневековый Нюрнберг глубокой ночью. Замаскировав ее трухлявыми бочонками, Зют и Аквилон осторожно выбрались на улицу. Зют нес на спине сладко посапывающего во сне бюргера города Мюнстера Михаэля Гартунга, то есть Флурра, а Аквилон — сундук с необходимыми вещами, в том числе и с десятком мешочков металлических кружков, которые играли в этом отрезке времени роль разноцветных бумажек, столь любимых землянами века двадцатого.

Утро встретило космических путешественников у городского собора. Уже появились первые жители, с подозрением поглядывавшие на незнакомцев. Зют разбудил задремавшего Аквилона, затем бюргера Гартунга, которому было внушено, что он прибыл в Нюрнберг для закупки серебряных чаш, а двое хлопочущих у сундука молодцев — его слуги.

Посредством метемпсихоза Флурр превратился в типичного купца из прошлого — расчетливого, хитрого, сноровистого. Как и было намечено, он немедленно приказал слугам отправляться к дому вдовы Якоба Шельзе. Этот дом, по мнению компьютера, был идеальным убежищем для путешественников во времени. После кратких переговоров купец снял у вдовы две комнаты. На первый взгляд все шло по плану, но вскоре выяснилось, что метемпсиходенный анализатор переусердствовал, в результате чего пилот обрел массу пренеприятных качеств, которые раздражали посьерран, а нередко и мешали их миссии.

Вместо того чтобы приступить к поискам преступника, Зют и Аквилон были вынуждены таскаться за вжившимся в новую личину Флурром по лавкам ювелиров, где самозваный купец долго и придирчиво осматривал серебряные чаши и кубки. Предлагаемые образцы не удовлетворили мастера Гартунга, и он сделал заказ по собственным эскизам, уплатив при этом залог за материал. Старательно помалкивавшие посьерране диву давались тому, как вошедший в образ Флурр торгуется с ювелирами за каждый серебряный кружочек, хотя синтезатор мог бы завалить ими весь город. То же самое повторилось и на второй день, и на третий. Лишь под вечер, кляня на чем свет стоит идиота Флурра, Аквилон и Зют выбирались на свободу и спешили в die Bierstube[52], преследуя двойную цель — отдохнуть душой и разжиться информацией.

В первый раз им пришлось покинуть это славное заведение несолоно хлебавши. Флурр не позаботился о том, чтобы выдать им серебряные кружочки. На следующий день выяснилось, что бюргер Михаэль Гартунг — порядочный скряга. И это вдобавок к прочим своим недостаткам! Дабы не зависеть от прихотей Флурра, посьерране были вынуждены спешно разрешить проблему финансирования, точнее, наполнения своих карманов достаточным количеством гульденов и талеров. Рискуя попасться на глаза хозяйке дома, они ночью, крадучись, спустились в темный подвал, чтобы вскоре вылезти из него грязными, в паутине и пыли, но весьма довольными собой. В кармане Зюта побрякивали золотые монеты, Аквилон тащил увесистый мешочек с серебряными кругляшками.

На следующий вечер они отправились в die Bierstube. Пред тем Зют самоуверенно заявил:

— Нисколько не сомневаюсь, что всего за пару часов мы получим сведений больше, чем на улицах городка за целый месяц.

Но не тут-то было! Сколько глупостей они наделали в тот вечер, лучше не вспоминать. А сколько глупостей они наделали в первые дни своего пребывания в городе! Сколько вызвали подозрений!

Длинная цепь ошибок и недоразумений началась с того, что по совету коррелятора времени посьерране обрядились в вычурные, идиотского вида костюмы. Узкие жакеты, тесно облегающие бедра штаны и особенно неудобные узконосые туфли с вытянутыми носами. С первых же шагов путешественники во времени почувствовали косые взгляды, встревожившие их не на шутку. Подозрительный Аквилон даже решил, что их разоблачили. Но все оказалось куда проще. Просто подобную одежду вот уже десять лет никто не носил. Кляня земные обычаи — стиль одежды в Содружестве оставался неизменным многие столетия, — астронавты заказали синтезатору более современную одежду, модифицированную потайными карманами и контейнерами, после чего перестали выделяться в толпе горожан.

Немало неудобств доставлял и язык, не похожий на тот, которым пользовались пять столетий спустя. Лишь Флурр говорил как надо; Аквилону и Зюту пришлось срочно совершенствовать свои познания.

Нередко опасные ситуации возникали из ничего — из неумения правильно поприветствовать известного богача или оплатить покупку. Уже обжившись, посьерране не раз со смехом вспоминали, как Аквилон расплачивался первый раз в die Bierstube. При виде покатившейся по столу золотой монеты хозяин заведения согнул спину в дугу и сообщил, что господа могут пить бесплатно целую неделю. А наутро бюргерши шептались о подозрительной расточительности слуг мастера Михаэля. Зют что-то соврал по этому поводу вдове Шельзе, но вышло не очень убедительно. С тех пор посьерране вели себя поосторожней.

Но шло время, и горожане привыкли к странным гостям, а гости привыкли к городу. У посьерран появились свои пристрастия и привычки. Флурр, которого местные бюргеры уважали за солидность и немалые деньги, не вылезал из мастерских и лавок и почти каждый вечер отправлялся в гости к какому-нибудь купцу или мастеру. Все были рады видеть у себя der eiche Herr[53] Михаэля. Аквилон, как и следовало ожидать, пользовался успехом у бюргерских дочек. Зют, которому пришлась по душе местная кухня, особенно по части выпивки, предпочитал коротать время в пивной, слушая занятные, принесенные бродягами из далеких земель, истории.

— И превратил вечный град в вертеп, растлевая блудом матрон и девиц! — восклицал монах-странник, и обличающий пламень горел в налитых вином и дурной кровью глазах.

Посьерране знакомились с жителями городка, наводили справки. Аквилон действовал через Mädchens[54], охотно поверявших свои, а заодно и чужие тайны белокурому красавчику. Оружием дознания Зюта была пивная кружка.

— Herr, еще пару eine dunkle Geschichte![55]

Постепенно они проведали многие секреты города, но ни на шаг не приблизились к своей цели. Через Михаэля-Флурра Зюту удалось познакомиться с златокузнецом Дюрером, отцом того самого художника, который нарисовал, вернее, еще должен был нарисовать гравюру, а затем и с самим живописцем.

Альбрехт Дюрер оказался молодым, но уже серьезным господином. Не в его обычае было транжирить время и деньги в die Bierstube, где льется пиво и порхают шаловливые толстомясые чаровницы. Он предпочитал компанию книжника Шеделя или патриция Вилибальда Пиркгеймера, при первой встрече с которым Зют едва удержался от вскрика:

— Горувв!

Это был Горувв собственной Персоной. Разъевшийся, отяжелевший, утративший былую подвижность, но все такой же сильный и опасный.

Горувв! У Горувва, как у любого стража, должно было быть два сердца. Не имело смысла захватывать патриция, не убедившись в этом. «Действуй быстро, но будучи уверен в оправданности своих действий» — гласило главное правило Управления Порядка. А Зют вовсе не был уверен, что перед ним Горувв. Напротив, он понимал, что это случайное совпадение. Судя по той изворотливости, какую проявил преступник, уничтожая Мозг, он не походил на идиота. А только полный идиот мог встретить агентов Управления в своем истинном обличье. Наверняка беглец изменил внешность. Для владеющего навыками биотрансформации это было несложно. Невозможно было лишь изменить внутренние органы, к примеру, убрать второе сердце; все остальное — перестроить мускулатуру, волосяной покров, даже костную ткань — не представляло особого труда. Гигант Горувв мог без труда трансформироваться в карлика Блюма, что помогал священнику базилики Святого Антония, а маленький худосочный Таук — в гиганта-толстяка Пиркгеймера.

Посьерране не располагали информацией, которая могла бы помочь обнаружить преступника. Оставалось терпеливо ждать, когда он сам заявит о себе. Собирать информацию и ждать, ждать…

— Вот я и нашла вас!

Зют вздрогнул от неожиданности. Опять эта востроносая подружка Аквилона, будь она неладна! Хотя к чему старческое брюзжание? Будь она его подружкой, коммодор был бы весьма доволен. Покосившись, Зют смотрел, как Аквилон отбросил снасть и попытался обнять Сусанну, которая лишь слегка прижалась к нему и быстро отстранилась.

— Привет! — сказал Бородатый Фридрих.

— Привет! — словно только сейчас заметив приятеля Ганса, ответила девушка.

Она стояла в паре шагов от Аквилона и оправляла опрятное, удивительно шедшее ей платье. Легкий стыдливый румянец играл на пухлых щеках.

— Все удите свою рыбу?

— Да, — ответил Аквилон. Заметив, что стоит в нелепой позе с разведенными для объятий руками, он быстро поднял с травы удочку и сделал вид, что поправляет крючок. — А чем нам еще заниматься?

— Мастер Михаэль везде ищет вас.

— А пошел он… — лениво протянул Аквилон, так и не указав конкретного адреса. — Ты что, искала нас по его просьбе?

— Что ты! Я пришла позвать вас на пустырь Ведьм.

— На шабаш? — с кривой ухмылкой полюбопытствовал Зют.

— Нет, что ты! — Сусанне не понравилось замечание насчет шабаша — горожане серьезно относились ко всему, связанному с нечистой силой. — К нам приехали комедианты!

— Кто это? — поинтересовался Аквилон.

— Клоуны, актеры. Они развлекают людей!

— Пойдем, что ли, посмотрим? — Астронавигатор вопросительно посмотрел на приятеля.

— Ну, пойдем, — без особой охоты согласился тот.

Свернув снасти, посьерране сунули их в мешок, где лежало штук пять или шесть тощих рыбешек, и последовали за убежавшей вперед Сусанной.

Пустырь Ведьм находился неподалеку от реки. Нужно было лишь пройти die Schmiedegasse[56], затем die Weberstrasse[57]. Вскоре за невысокими чахлыми деревцами показалась линялая крыша балагана, сноровисто установленная комедиантами.

Через небольшой перелесок путники вышли на пустырь, где уже толпился народ. Комедианты готовились дать первое представление. Малый с испорченным оспинами лицом, натужно надувая щеки, дудел в трубу, ярко размалеванная девица зазывала зрителей, уговаривая их не скупиться на вознаграждение. Горожане посмеивались.

— Покажи, за что платить!

— А покажешь то, за что платят, дам вдвойне! — визгливо крикнул известный своим похабством сапожник Пельц. Толпа загоготала, заставив девицу смутиться.

Наконец поехал в сторону занавес. На импровизированную сцену — покрытый выцветшим куском некогда яркой материи помост — ступил вожак комедиантов.

— Мы начинаем, господа!

Если не быть чрезмерно взыскательным, представление можно было бы счесть вполне занятным. Однако Зют и Аквилон не следили за его ходом. Их взоры были устремлены на вожака комедиантов, страшного, высохшего старика — четвертого всадника Апокалипсиса.

Была полночь, когда слуги купца Гартунга тихо выскользнули из дома. Круглая, словно блин, луна подмигивала время от времени прикрываемым тучами глазом. Ни шороха, лишь тонко мяукнул кот и тут же, словно испугавшись собственной дерзости, исчез.

Тихо ступая по мостовой мягкими кожаными башмаками, посьерране вышли на окраину города, где начинался пустырь Ведьм.

Негромко шелестела осыпающаяся с яблонь листва. Холодная капелька росы упала за шиворот Аквилону. Тот зябко поежился, шепнул:

— Ночка прямо для оборотней.

— Ты псих, нахватавшийся глупых предрассудков землян, — зашептал в ответ Зют, но не договорил — из темноты донесся, обрывая слова, жуткий вой. Оба стража вздрогнули.

— Der Werwolf![58] — с дрожью в голосе произнес Аквилон.

— Чушь, — не слишком уверенно возразил Зют.

На всякий случай они немного постояли, но, не заметив ничего подозрительного, продолжили путь. Из-за кустов показался неясный огонек костра. Зют раздвинул ветки и осмотрелся. У костра сидел трубач. Лежавшая подле него собака насторожилась и зарычала в темноту.

— Тихо, Гур, это свои, — сказал комедиант.

Со стороны города появилось несколько неясных теней, направляющихся на свет. По мере приближения к костру посьерране смогли рассмотреть гостей. Это были die Bauern[59], тощие, оборванные люди. Лишь раздавленные работой руки да обветренная кожа отличали их от городских нищих. Очутившись у костра, один из пришедших сказал, обращаясь к комедианту:

— Мы к Каспару. — Трубач молчал. Тогда крестьянин торопливо добавил: — Кровь и башмак!

На этот раз комедиант соизволил расцепить губы, негромко бросив:

— Каспар ждет вас.

Он указал рукой на небольшую парусиновую палатку, разбитую между фургонами комедиантов. Крестьянин кивнул и жестом велел своим товарищам следовать за ним. Вскоре гости исчезли за фургонами.

Через какое-то время подошла еще одна группа крестьян. Затем появился священник в серой рясе, за ним — бедно одетый горожанин, другой, третий…

— Оппозиционеры! — тихо, одними губами, шепнул Зют.

Аквилон кивнул. Благодаря Умнику посьерране имели некоторое представление о событиях, творящихся в настоящий момент в краях, где укрылся убийца Мозга. Под покровом ночи собиралась чернь, недовольная своей жизнью. Кое-где уже полыхали восстания, а нюрнбергская беднота пока еще готовилась к мятежу.

Поначалу собравшиеся вели себя тихо, но шло время, и страсти накалялись. До посьерран стали долетать обрывки фраз.

— Как скот!.. Влачим свое!..

— Жиреют… Крови!..

— Пора заявить о наших!..

— Свободу и землю!

— Мюнцер!

— Башмак!

— Кровь!!

— Меч!!!

Где-то в темноте снова завыл волк. Зют достал пару энергетических таблеток и, дав одну Аквилону, сунул вторую в рот. Таблетки утоляли чувство голода и жажды, а заодно не давали заснуть. Прижавшись спинами к корявому стволу яблоньки, стражи слушали беспорядочные крики и смотрели на звезды. Где-то там, вдалеке, за созвездием Весов была их Галактика, их Солнце, их Посьерра. Быть может, уже завтра они отправятся домой…

Но для этого они должны проверить старика комедианта и убедиться, что он — именно тот, за кем они охотятся. Проверить, как проверили уже многих, вызвавших подозрение: Пиркгеймера, булочника Тульце, аптекаря Герхарна. Прижать руку к груди и различить ровное биение сердца. Тук… тук… тук… И отпустить. Но если вдруг молоточки застучат наперебой — тук-тук-тук — справа-слева — тук-тук-тук… — тогда негодяй будет схвачен. И понесет заслуженную кару на площади перед Дворцом Трех Добродетелей!

Тук-тук-тук — процедура примитивная, но надежная. Можно трансформировать кожный покров и мускулы, но нельзя избавиться от второго сердца. Посьерране хватали заподозренных в глухих переулках, спрятав лица под повязками. Большинство пугались и сопротивления не оказывали, но кое с кем пришлось повозиться. Здоровяк Вилибальд Пиркгеймер так хватил Зюта кулаком по затылку, что у того два дня звенело в ушах. Но и его они в конце концов скрутили. Вилибальд оказался обычным землянином.

Теперь надлежало дождаться, когда уйдут ночные гости, и проверить старика. Ведь на гравюре он рядом с ними, а значит, у мастера Альбрехта Дюрера будет повод поместить их вместе. Зют, Аквилон, Флурр и старик Каспар. Так его называл переболевший оспой трубач.

Они прождали до рассвета, но безрезультатно. Всю ночь шумело странное сборище в лагере комедиантов и разошлось лишь под утро. Всю ночь выл одинокий волк под крепостной стеной.

Стражи пытались подстеречь старика комедианта не день и не два. Но им фатально не везло. Старик ни на минуту не оставался один и всего раз вышел за пределы лагеря. В сопровождении двух товарищей он посетил лавку кузнеца Мартина, о чем-то переговорил с хозяином и вскоре с довольным видом вышел. Его помощники несли объемистые тюки.

Желая посмотреть, как отреагирует Каспар, увидев посьерранина, Зют пошел навстречу старику, глядя прямо ему в глаза. Комедиант ответил равнодушным взглядом, ничем не выдав себя.

Ночные сборища продолжались, но бурных обсуждений и криков становилось все меньше. Среди членов таинственного братства установилось некое подобие дисциплины.

Тот день начался обычно. Проследив целое утро из кустов за стариком Каспаром, посьерране возвратились в дом вдовы Шельзе к обеду.

В столовой витал сытный запах жаркого. Раскрасневшаяся вдова накрывала на стол. Мастер Михаэль Гартунг важно восседал на месте хозяина дома. При виде Зюта и Аквилона он недовольно поморщился. Он искал своих слуг утром и, как обычно в последние дни, не нашел их, а не найдя, махнул рукой — черт с ними!..

Свят! Свят! Не поминай имя нечистого всуе! Флурр осенил живот мелким крестом. Надо бы поругать этих бездельников. Поругать или нет? Мастер Михаэль подумал и решил не тратить попусту слов. К чему портить настроение перед обедом?!

Словно уловив мысли Михаэля-Флурра, вдова Шельзе внесла большую суповую мису с куриным, с корешками и зеленью, бульоном. Поставив мису на стол, она разлила die Suppe[60] по фаянсовым тарелкам. Мастер Михаэль встал, отодвинул стул и чинно перекрестился. Зют и Аквилон изобразили движение пальцами, вдова Шельзе пробормотала короткую молитву.

Сели. Флурр продолжал исполнять роль хозяина. Он стукнул ложкой о край тарелки — начали! Ели с аппетитом. И раньше не отличавшийся хорошими манерами, а теперь еще и приобретший все пороки бюргера, Флурр чавкал, жадно откусывая большие куски хлеба. Изо рта его капало, на бороде висели неопрятные крошки. Перестав употреблять ганьшу, Флурр стал много есть и стремительно толстел. У новоявленного купца появилось приметное брюшко, хотя очерченное жидкой бородкой лицо по-прежнему оставалось худощавым.

— М-м-м, м-м-м… — Мыча от удовольствия, мастер Гартунг опростал тарелку.

Вдова, успевшая привыкнуть к его аппетиту, наполнила тарелку вновь. Пока Зют и Аквилон доели свои порции, Флурр успел уничтожить добавку дважды. Живот его заметно разбух, но это было лишь начало.

Вдова вспорхнула со стула и принесла жаркое. Приказчики получили по кусочку, мастер Михаэль — четыре, и все побольше. Стремительно очистив тарелку от жаркого, Флурр вытер губы скатертью и с кряхтеньем откинулся на покатую спинку стула. Вот теперь он был вполне доволен жизнью, и его потянуло на умные разговоры.

— Так о чем вы мне рассказывали, фрау Марта? — лениво произнес он, делая глоток доброго пива.

— О чем? — Толстуха льстиво хихикнула. — Да я уже позабыла, герр Михаэль.

— Вы говорили о каких-то ужасных крестьянах.

— Ах да! — Вдова смахнула со стола крошки, после чего налила себе пива. — Какой-то Союз Башмака. Бунтари-крестьяне. Хотят разделить землю. А разве вы не слышали о них? Говорят, бунтовщики жгли имения около вашего родного Мюнстера.

— Да? — Флурр задумчиво провел пятерней по лбу. Метемпсиходенный анализатор не соизволил вложить в его голову информацию о бунтовщиках. — Не слыхал… Не слыхал. В Нюрнберге, по-моему, все спокойно.

— Да, — подтвердила вдова. — Но Совет Сорока распорядился на всякий случай собрать ополчение и назначил его командиром господина Пиркгеймера.

— Пиркгеймера? — Михаэль Гартунг был богат, но не знатен, и, как каждый плебей, заискивал перед городской знатью. — Если ополчение доверено герру Вилибальду, я спокоен. Он ein erfahrener Soldat[61].

Вдова Шельзе кивнула и принялась убирать со стола. Зют и Аквилон потягивали пиво, со скучающим видом разглядывая недорогие кубки, бережно хранимые за стеклом массивного дубового шкафа. Флурр тяжело дышал, под потолком тонко звенела сонная муха.

— Сусанна прибегала опять, — между прочим сообщила вдова Шельзе, внося новый жбан пива.

Аквилон равнодушно промолчал.

— Славная девушка! — продолжила вдова, явно испытывавшая желание сосватать девушку за белокурого слугу мастера Гартунга. — Генрих Грей вот уже пять лет в ней души не чает!

— Почему пять лет? — полюбопытствовал Флурр.

Хозяйка присела к столу и пояснила:

— Сусанна живет в семье Грея всего пять лет.

— Пять?! — воскликнул Зют, отрываясь от созерцания пивной пены.

— Да, пять. Сусанна — не родная дочь Греев. Она появилась в городе после эпидемии чумы. Родители ее, видно, умерли.

— Что значит: видно? — Зют старался выглядеть равнодушным, но, будь Аквилон повнимательней, он заметил бы, что глаза коммодора оживленно поблескивают.

— От перенесенных страданий бедняжка чуть повредилась умом. Она начисто забыла, откуда родом и кто ее родители. Девочка понравилась Греям, которые не имели детей, и они удочерили ее. И с тех пор ни разу не пожалели об этом!

Вдова победоносно посмотрела на Аквилона, словно желая сказать: вот она какая, а ты еще раздумываешь!

Зют резко отставил кружку. Так резко, что пиво плеснуло на стол.

— Любопытно! — прошептал он. В глазах коммодора играли искорки. И он поспешно опустил взгляд вниз, утопив их блеск в кружке с пивом. Он надеялся, что Аквилон ничего не заметил и, главное, ничего не понял.

Комедиант Каспар мог спокойно заниматься своими бунтовскими делами. Отныне Зюта интересовала другая особа.

Зют подстерег Сусанну у моста через Пегниц. Каблучки отбивали звонкую дробь по мостовой, когда он схватил ее под руку и утащил в кусты.

— Ты что? — Девушка с удивлением, чуть с испугом взирала на мрачную физиономию Бородатого Генриха.

— Кончай ломать комедию! — посоветовал Зют.

Маска недоумения медленно сползала с лица Сусанны, сменяясь решительным злым выражением. Внезапно девушка ударила Генриха ногой в пах и бросилась бежать. Но посьерранин был готов к подобному повороту событий. Одним прыжком он дотянулся до беглянки, сбил ее и навалился сверху.

Так и есть! Тук-тук-тук-тук! — дробно стучали молоточки двух сердец.

Злобно ощерившись, Зют скомкал лицо девушки пальцами, оставляя на нежных щеках красные полосы. Сусанна отбивалась молча, потом негромко вскрикнула.

— Я все-таки поймал тебя!

— Да, — была вынуждена согласиться беглянка. — Ты оказался умнее, чем я думала.

— Кто ты?

Вместо ответа, Сусанна начала трансформировать лицо. Щеки, глаза, губы расплылись неясными линиями, меняя свои очертания. Прошло несколько мгновений, и на Зюта смотрела очаровательная Ленла Гиль.

— Я так и думал! — выдохнул астронавт.

— Руки! — приказала девушка.

Зют машинально разжал пальцы, выпуская ее из своих объятий. Ленла встала, отряхнула прилипшие к платью травинки и спокойно, с чувством превосходства посмотрела на Зюта.

— Так это ты! — не в силах примириться с ужасным открытием выдавил астронавт. — Но почему?!

Девушка улыбалась, ничего не отвечая.

— Ты знаешь, что тебя ждет?

— Да. Смерть на площади перед Дворцом Трех Добродетелей. Но лишь в том случае, если ты выдашь меня.

— Что значит — если выдашь?! — возмутился посьерранин. — Ты полагаешь, я могу поступить иначе?!

Ленла улыбнулась.

— Твои глаза говорят о том, что ты поступишь иначе.

— Изменить долгу? Изменить присяге? — Зют резко поднялся. — Нет! Пойдем! — Он схватил девушку за руку.

— Подумай… — Взгляд красавицы пронзил сердце астронавта. — Ты можешь выбирать. Да — и тебя будет терзать раскаяние, всю твою жизнь будет. Нет — и мы будем счастливы вместе.

Как и несколькими мгновениями прежде, Зют медленно разжал пальцы. Его лицо выражало сомнение.

— Допустим, я хочу сказать нет, — после длительной паузы нерешительно выговорил он. — Но каков выход? Что ты предлагаешь?!

— Все просто, — ответила Ленла. — Убей комедианта Каспара. Убеди своих друзей, что беглец прячется под его маской.

— Но у Каспара одно сердце!

Девушка жестко усмехнулась.

— Убей его так, чтобы у него вообще не осталось сердца!

— Хорошо, допустим, я сделаю это. А что мне делать дальше? Остаться с тобой на этой планете?

— Зачем? Я собираюсь вернуться в Пацифис. Ведь недаром вы очутились здесь.

— Как? В качестве землянки? Но биоанализ покажет твою идентичность с Ленлой Гиль!

— Нет. — Девушка медленно провела руками по волне рыжеватых волос. При этом ее тело изогнулось столь сладострастной дугой, что у Зюта пересохло в горле. — Я вернусь посьерранином.

Астронавт удивленно вскинул брови, но тут же понял.

— Вместо кого-то из нас? — полуутвердительно спросил он.

— Вместо Аквилона. Он более других подходит для этой цели.

— А что будет с ним?

— Ему придется умереть.

— Ха! — только и смог выдавить Зют. — Как все просто! Ему придется умереть… Ему! Офицеру Управления, побывавшему не в одной передряге! Моему другу! Вот так — взять и умереть! И ты думаешь, я пойду на это?!

— Да, — уверенно ответила девушка. — Впрочем, ты вправе выбрать.

Лицо Зюта исказила мучительная гримаса. Долг, честь, совесть боролись с любовью. Любовью огромной, всепоглощающей, засасывающей, словно бурая тина. Липкие потоки этой страшной любви поглотили все то, что еще мгновение назад казалось несокрушимым, посеяли сомнение, сладкие мечты о счастье.

Перед глазами Зюта мелькнуло охотничье бунгало на Зеленом мысу Судейры, полученное от Совета незадолго до полета, — награда за выслугу лет. Буйная природа, охота, любимая женщина. Женщина…

Первой сдалась совесть, затем уполз в щель долг, дольше всех сопротивлялась честь. Немногим дольше.

— Я сделаю так, как ты хочешь, — выдавил Зют, — но обещай, что будешь моей.

— Ты полагаешь, у меня есть выбор?

— Пожалуй, нет, — согласился астронавт и после небольшой паузы спросил: — Ты все это рассчитала заранее?

— Да.

— И пять веков, и гравюру, и музей?

— И то, что вы непременно найдете Землю, и то, что это непременно будете вы.

Зют покачал головой, то ли восхищаясь, то ли ужасаясь этой женщине.

— Ты очень умна. И намного страшнее, чем я предполагал. Боюсь, придет день, и я пожалею, что полюбил тебя.

Ленла смерила астронавта холодным взглядом.

— А ты сделай все, чтобы этот день не пришел.

С этими словами она начала возвращать облик Сусанны. Вскоре звонкие каблучки уже стучали по булыжникам die Weberstrasse. Цок-цок-цок!

Ночь. Безлунная и беззвездная.

Перебирая пальцами две сиротливо перекатывающиеся в кармане серебряные монетки, Аквилон брел из die Bierstube. Шаг его был нетверд, взор туманен. Он прошел не менее половины пути, когда позади послышался негромкий перестук шагов. Аквилон стремительно обернулся и всмотрелся в темноту. Шаги тут же стихли, но стоило Аквилону двинуться вперед, как они зазвучали вновь. Смутно знакомое цок-цок-цок. Посьерранин резко остановился, шаги замерли.

Эта игра продолжалась довольно долго. Аквилон то останавливался, то вновь пускался в путь. Шаги следовали за ним неотступно.

Темный, поросший бурьяном холм. Неподалеку завыл волк. И шаги — сводящий с ума перестук каблучков. Посьерранин начал терять самообладание. Богатое, пораженное земными суевериями, воображение создавало образы вампиров и оборотней, отвратительных карликов с длинными когтистыми пальцами. Аквилон вздрогнул и в который раз замедлил шаг. Звонкое цок-цок-цок зазвучало ближе, начало обходить слева. А справа вновь завыл волк.

— Чур меня! — выдавил непослушными губами Аквилон. Хмель улетучился, уступая место страху. Сладкому и липкому, словно паутина. Шаги сделали круг и затихли. Нервы Аквилона не выдержали. — Эй, кто там есть?! Выходи! Выходи!!!

Ответом была натянутая, будто тетива, тишина. Посьерранин хотел продолжить путь, но не смог сделать и шага. Какая-то необъяснимо гнетущая сила давила на сознание, стремясь подчинить его своей воле.

Из-за спины донесся слабый шорох. Аквилон обернулся. В нескольких шагах от него смутно белел женский силуэт. Голова девушки была чуть склонена набок, лицо закрыто вуалью густых волос.

— Сусанна? — нерешительно произнес Аквилон, узнавая знакомое платье.

Девушка медленно подняла голову. Это была не Сусанна. Тонкое, с мелкими чертами лицо. Джер Ди! Рука Аквилона скользнула по бедру, пытаясь найти несуществующую рукоять излучателя. Девушка не отрываясь смотрела в глаза астронавту. Ее пронизывающий взгляд, казалось, проникал в самое нутро посьерранина.

— Я не Сусанна, Аквилон! — звонко сказала она на универсальном языке Содружества. — Я была ею.

Чужая воля, почти поработившая сознание астронавта, ослабла, позволив Аквилону прийти в себя.

— Джер Ди, — начал он, стараясь говорить твердым голосом, — именем Совета объявляю тебя арестованной!

Девушка спокойно улыбнулась, обнажив острые зубки. Видя, что она не пытается ни бежать, ни сопротивляться, астронавт шагнул вперед с намерением взять ее за руку. И тогда она произнесла:

— Что будет иметь Аквилон, если предаст Джер Ди в руки Совета?

— Награду и повышение по службе! — машинально ответил астронавт.

— Всего лишь… — Джер Ди саркастически улыбнулась. — А я предлагаю ему власть над Галактикой!

— Хитрый трюк! — засмеялся, мертвой хваткой вцепляясь в руку жертвы, уже оправившийся от неожиданности Аквилон. — Пойдем!

Но девушка покачала головой, а затем тихо свистнула. Из темноты появилась гигантская черная тень, за ней другая, третья… Восемь неправдоподобно огромных волков. Восемь пар горящих глаз. Джер Ди кивнула одному из хищников, тот ответил ей понимающим взглядом и издал короткий рык, повинуясь которому волки начали неторопливый бег по кругу, где стояли охотник и жертва, жертва и охотник.

— Это мои настоящие друзья, — сказала Джер Ди ошеломленному Аквилону. — Друзья, что не предадут и понимают с полуслова.

— Чего ты добиваешься? — выдохнул астронавигатор.

— Я хочу, чтобы ты выслушал меня.

Аквилону не оставалось ничего иного, как согласиться.

— Говори.

— Знаю, в твоих глазах я преступница, но на деле мой поступок нельзя считать преступлением.

— Что?! — едва не задохнулся от возмущения Аквилон. — Но ты убила Мозг!

— И еще я убила хранителей, своих друзей, и это, поверь, куда больше, чем какой-то там Мозг. Но я не раскаиваюсь. Я умертвила тирана, удерживавшего стальными цепями подчинения десятки некогда свободных планет. Лишившись Мозга, Совет не сможет контролировать их дальнейшее поведение, и эволюция примет естественный характер.

— Это абсурд.

— А эволюция и есть абсурд. Прогресс — дитя абсурда, смещающего грани общепринятых понятий. Я хотела влить свежую струю в общество, погрязшее в трясине догм и аксиоматичных правил. И создать свое, основанное на силе, чести, традициях древних.

— Но пока ты лишь разрушила! Разрушить куда проще, чем создать.

— Не всегда. Иногда разрушить очень сложно.

Изящная рука девушки потянулась к лицу Аквилона, настойчиво коснулась щеки, заставляя посьерранина смотреть в глаза. Зеленый омут этих глаз затягивал, пытался поглотить астронавта. Его естество растворялось в теплой волне послушания и покорности.

— Мозг умер, — глухо прозвучали в его сознании слова Джер Ди, — но большая часть хранившейся в нем информации сохранена мной в тайнике на одной из необитаемых планет. Эта информация даст нам власть. Мы разгоним Совет и будем править Содружеством. Мы покорим свободные планеты. Мы, вдвоем! Ведь, если вдуматься, мы прекрасная пара!

— Нет! — изо всех сил сопротивляясь сладкому дурману, выдавил Аквилон.

Джер Ди была раздражена его отказом. Волки, уловив ее недовольство, угрожающе зарычали.

— Подумай! — предложила она, сжимая маленькой, но крепкой ладошкой руку Аквилона. — Что ты имеешь от жизни? Убогое жилище? Талиптер? Детектор сфероощущений? Будь со мной, и ты будешь иметь все! Дворцы, эскадры космических кораблей — все, что пожелаешь. Тебе будут принадлежать целые города и планеты. Сотни прекрасных женщин будут услаждать тебя своими ласками, миллионы людей будут упреждать каждое твое желание. И главное — ты будешь иметь власть. Такую, какой не имел еще никто!

— А где будешь ты?

— Рядом с тобой.

— И эта власть будет принадлежать и тебе?

В глазах Джер Ди появился настороженный блеск.

— Да.

Аквилон хотел сказать, что подобную власть не разделить на двоих, но в тот же миг осознал, что эти слова могут стать последними в его жизни, что волки кинутся на него и растерзают прежде, чем он сумеет сомкнуть пальцы на тоненькой шейке. Поэтому он решил солгать и выиграть время.

— Хорошо, я согласен принять твое предложение.

Вряд ли Джер Ди поверила астронавту, но она играла свою игру и была вынуждена сделать вид, что удовлетворена его ответом. Улыбаясь, она не допускающим возражений тоном сказала:

— Завтра твой приятель Зют попытается разделаться с комедиантом Каспаром. Ты должен убить Зюта. И не вздумай играть со мной. Не забывай, что я считалась одним из лучших психологов Содружества, и, можешь не сомневаться, я такой и осталась. Твое сознание находится под моим постоянным контролем.

Девушка тихо свистнула, волки исчезли. И взошла луна.

Они шагали тихими улочками города. Их сердца бились одинаково, но не в такт.

Тук-тук-тук

Тук-тук-тук…

Через час должно было взойти солнце.

Лошади хрустко ступали по ковру опавшей листвы. В лесу вовсю властвовала осень. Посьерране выбрались за город с твердым намерением покончить с убийцей Мозга, которым, по утверждению Зюта, был не кто иной, как комедиант Каспар.

— Я схватил его! — горячо делился с Аквилоном пережитым коммодор. — В его груди бились два сердца! Я уверен!

— И почему же ты не арестовал его? — холодно поинтересовался Аквилон.

— Он вырвался и убежал.

Что-то здесь было не так. Аквилон внимательно изучил физиономию Зюта, но не нашел в ней ничего подозрительного.

Должно быть, испугавшись разоблачения, Каспар попытался исчезнуть. Городские стражники видели комедиантов за городом у Мыльного Бога. Их табор перебрался подальше от городских стен и, похоже, готовился покинуть земли Нюрнберга. Но перед тем как уйти, комедианты решили возмутить округу. По вечерам сотни крестьян из окрестных земель собирались у табора, и вожак комедиантов выступал перед ними с дерзкими речами. Более удобного момента для задержания преступника невозможно было придумать, и посьерране отправились на охоту. Михаэлю-Флурру было внушено, что они едут ловить бунтовщика Каспара по приказу городского совета. Чрезвычайно польщенный оказанным ему, гостю Нюрнберга, доверием, мастер Гартунг немедленно облачился в подходящий для сего опасного предприятия кожаный камзол и повесил на бок короткий острый меч, выкованный оружейниками Пассау.

Следы колес фургонов вели к табору комедиантов. Посьерране следовали прямо по этим следам. Впереди на вороном жеребце ехал мастер Михаэль, воинственно державший руку на эфесе меча. Сзади скакали Зют и Аквилон, вооруженные короткими копьями и мечами, а также спрятанными под плащами излучателями. Двигались молча. Купец мычал под нос какой-то воинственный мотивчик, Аквилон и Зют изредка переглядывались, словно желая, но не решаясь сказать что-то друг другу.

Миновав жидкую поросль выросшего на месте гари молодняка, всадники въехали на холм и остановились. У подножия холма был разбит табор. Комедианты занимались обыденными делами: мужчины чинили сбрую и цирковой инвентарь, женщины варили похлебку, приглядывали за резвящимися детьми. Со стороны бора шел оспастый трубач, тащивший на плече подстреленного зайца. Именно он заметил всадников и издал предостерегающий крик.

Даже если комедиант Каспар и не был тем человеком, которого разыскивали посьерране, на его совести было немало грехов. Потому, оставив сгрудившихся вокруг него крестьян, Каспар засеменил к фургонам, отвязал одну из лощадей, не без труда взгромоздился на нее и поскакал прочь от лагеря с явным намерением укрыться в лесной чаще.

— За ним! — взвизгнул Флурр. Путаясь в складках плаща, он выдернул из ножен меч и ударил стременами по бокам своего жеребца, заставляя его рвануться вниз по склону наперерез беглецу. Зют и Аквилон извлекли излучатели и последовали за товарищем.

Кони неслись во весь опор. Со стороны табора навстречу посьерранам нестройно бежали размахивающие вилами и косами крестьяне. Они намеревались задержать преследователей и дать своему Propagandist[62] возможность уйти.

Решительный лишь внешне, мастер Михаэль стал забирать вправо, Зют последовал за ним, но разгорячившийся Аквилон направил своего скакуна прямо навстречу бунтовщикам. Когда до них осталось не более трех десятков шагов, страж на скаку прицелился и несколько раз выстрелил. Мелтановые импульсы взметнули землю, разбросав крестьян во все стороны. Перед астронавтом встала стена огня. С трудом удержав взметнувшегося на дыбы коня, Аквилон бросил его вправо и поскакал вслед за товарищами, чьи быстрые кони уже настигали тощего одра Каспара.

Устрашенные ужасной гибелью товарищей, бунтовщики утратили решимость помочь своему предводителю. В лагере поднялась суматоха, граничившая с паникой. Комедианты спешно впрягали лошадей в фургоны и гнали их прочь от страшных всадников; крестьяне, побросав вилы и косы, улепетывали в направлении виднеющейся невдалеке деревеньки. Лишь двое обитателей табора не утратили самообладания: трубач, пытавшийся поразить стрелой Флурра, — Зют свалил его вторым импульсом, и молодой мастер Дюрер, пришедший к комедиантам послушать, о чем говорит Каспар. Художник стремительно водил свинцовым карандашом по бумаге, спеша запечатлеть хищное выражение лица Аквилона. То был образ, который он искал давно. Всадники, сеющие смерть! Всадники, чей огонь сметает все на своем пути! Всадники — предвестники мировой катастрофы, дыхание которой уже витает в воздухе. Чудовищные всадники Апокалипсиса!

Лесная чаща была недалеко, и старик Каспар имел шанс уйти, но его подвела лошадь. Купленная по дешевке, тощая кляча стала спотыкаться и замедлять ход. Флурр догнал беглеца и ударил его в спину мечом. Вскрикнув, Каспар обвис на поводьях. Флурр взмахнул второй раз, и в это мгновение склон озарила яркая вспышка импульса. Огненный смерч, вырвавшийся из излучателя Зюта, испепелил и Каспара, и купца Михаэля Гартунга.

Мгновение спустя Аквилон осадил своего жеребца рядом с товарищем.

— Что ты наделал!

— Я не имел права рисковать. Преступник мог уйти, — холодно ответил Зют.

— Но Флурр!

— Это несчастный случай. Флурр погиб как герой, исполняя свой долг, и имя его будет навечно занесено в списки Управления. А теперь поспешим отсюда! В город! Скоро о том, что произошло здесь, будет известно всем, и у нас могут возникнуть серьезные неприятности.

Аквилон не возражал. Он лишь смотрел в глаза Зюта, словно пытаясь найти в них объяснение случившемуся. И тогда коммодор поднял излучатель.

— Я приказываю — в город!

— Она окрутила тебя! — с горечью произнес Аквилон.

— В город! — упрямо повторил Зют.

Но Аквилон не пошевелился. Он уже знал, что намерен сделать его товарищ.

— Ты не посмеешь выстрелить! Расстояние слишком ничтожно. Ты можешь погибнуть сам!

Зют осклабился.

— Верно. Поэтому поворачивай коня и отправляйся в город!

— Чтобы ты выстрелил мне в спину?! Нет!

Они стояли на склоне друг против друга. В руке Зюта нервно плясал излучатель. Окаменелое лицо Аквилона казалось бесстрастным. Кони под всадниками, обеспокоенные взрывами и пляшущими неподалеку языками пламени, испуганно прядали ушами.

— Она обманет тебя. — Аквилон все еще пытался образумить Зюта, воззвать к совести того, кто еще вчера был его другом.

— В город! — неумолимо приказал Зют и добавил: — Я люблю ее!

Горько усмехнувшись, Аквилон дернул поводья. Жеребец, на котором он сидел, словно почувствовал надвигающуюся гибель и никак не желал расставаться с каурой кобылой Зюта, но был вынужден уступить силе и затрусил вниз по склону.

В самый последний миг, когда Зют уже нажимал на спуск, Аквилон попытался опередить своего убийцу и обмануть заглянувшую в глаза смерть. Бросив поводья, он покатился с коня, выдергивая из-за пояса излучатель. Но выстрелить астронавигатор так и не успел. Импульс разорвал его тело, разбросав кровавые ошметья во все стороны. Обожженный, весь в кровяных сгустках, но чудом уцелевший жеребец Аквилона бросился вниз. Но Зют не собирался оставлять в живых ни одного свидетеля, пусть даже бессловесного. Жалобное ржание потонуло в звуке разрыва. Когда рассеялся дым, на черной земле лежала лишь конская голова, обезображенная мучительным оскалом.

Через три часа Зют и Ленла Гиль, принявшая обличье Аквилона, сидели в делар-камере, и хронометр вел отсчет времени. Под окнами дома вдовы Шельзе бушевала толпа, требовавшая выдать на расправу колдунов.

1498, 1499, 1500, 1501, 1502…

Года, спрессованные в секунды.

На вторые сутки после начала операции «Das Gespent» контрразведчикам удалось обнаружить на одной из полян загадочное силовое поле. Комплексные исследования показали, что оно создано по неизвестным, возможно внеземным, технологиям. После долгих поисков в поле была найдена «дверь» — проход, наполненный прозрачной, вязкой на ощупь массой. Двое агентов, отважившиеся шагнуть в этот проход, поплатились жизнями. За мгновение до гибели один из них передал по рации, что видит перед собой космический корабль, затем раздался возглас «Das Licht!»[63], и связь оборвалась.

Гирш связался с начальством и получил приказ не рисковать понапрасну. Вскоре в его распоряжение поступили еще два десятка специалистов — уфологов, химиков, кибернетиков и даже экстрасенс. Район операции был оцеплен усиленными нарядами полиции и военными патрулями. К исходу четвертого дня сюда прибыл сам Пауль Шмисс, принявший на себя непосредственное руководство операцией.

По распоряжению начальника 4-го отдела были испробованы все средства, способные расчистить путь к таинственному кораблю. Стреляла гаубица, гулко бухали многокилотонные заряды взрывчатки, трещал всесокрушающий пламень плазмы.

Но все попытки пробиться через защитное поле оказались тщетны. В итоге оно лишь усилилось, а после удара плазмой произошла блокировка прохода, ведшего к кораблю.

Узнав о случившемся, Пауль Шмисс грязно выругался.

Начальник 4-го отдела и не подозревал, что плазменная атака нарушила планы возвращавшихся из прошлого посьерран. Произошло изменение координат временного прохода, что сделало невозможным попадание делар-камеры непосредственно внутрь корабля.

Километрах в трех от окруженной войсками поляны внезапно, спугнув цокающую белку, возник светящийся конус. Из него вышли двое, чью личность уже не один день пытались установить полиция и шесть или семь заинтересованных спецслужб.

Сверхчуткие радары наблюдателей засекли незначительные колебания пространства, но этому не придали значения.

Мощный, похожий на маленького бегемота джип упрямо прогрызался сквозь липкую грязь. Осень и дожди превратили проселочную дорогу в жидкое месиво, преодолеть которое было под силу не каждой машине.

«Liquid mud!»[64] — подумал Гирш и самодовольно отметил, что не растерял своих языковых познаний. Перед тем как очутиться в 4-м отделе, Генрих Гирш специализировался на англосаксонских странах и потому в совершенстве знал английский. Веселое было времечко! Бостон, Даллас, Чикаго, Нью-Йорк, Лондон, развлекательные вояжи в Лас-Вегас и Лос-Анджелес… Рестораны, варьете, услужливо-денежные коллеги из ЦРУ и Интеллидженс сервис.

— Проклятье!

Подняв фонтан брызг, машина резко затормозила. Прямо перед бампером, закрыв в страхе ладошками лицо, стояла невысокая изящная девушка. Ее платье и волосы были покрыты ошметками грязи, вылетевшими из-под колес джипа. Распахнув дверцу машины, Гирш в бешенстве выскочил наружу.

— Какого дьявола! Как вы здесь очутились?!

Девушка отняла от лица руки, и контрразведчик отметил, что незнакомка — премиленькая. Особенно обращали на себя внимание колдовские зеленые глаза.

— Моя машина застряла, — сказала девушка с легким приятным акцентом, какой бывает у датчанок или шведок.

Гирш с сомнением покачал головой.

— Но вы не могли попасть в этот район. Он закрыт для посторонних!

Незнакомка удивилась.

— Я ехала по дороге от Цойлиргена. Меня никто не останавливал.

— Сейчас проверим. Можете сесть в мою машину. — Приглашение Гирша прозвучало как приказ.

Девушка не стала спорить и уселась на переднее сиденье, целомудренно натянув на колени край платья. Гирша этот жест буквально умилил. Он сел рядом и поднес к губам передатчик:

— Вызывает второй. Пост шесть, доложите обстановку!

Гнусавый голос ответил:

— Пост шесть. У нас все спокойно.

Пост шесть, следовали ли по дороге от Цойлиргена какие-нибудь машины? — Прижав ладонь к микрофону, Гирш спросил у девушки: — На чем вы ехали?

— На «мерседесе».

Гирш усмехнулся. Более неподходящей машины для прогулки в осеннем слякотном лесу невозможно было придумать.

— Пост шесть, меня интересует «мерседес».

— Нет, — незамедлительно откликнулся пост шесть. — Такой машины не было. Примерно полчаса назад был остановлен красный седан. Мы завернули его обратно.

— Странно… — протянул Гирш. — Ладно, отбой!

Контрразведчик вернул микрофон на место и испытующе посмотрел на незнакомку. Ему хотелось верить тому, что сказала она, но факты свидетельствовали, что девушка лжет.

— Вам придется проехать со мной.

— Хорошо. — Гиршу показалось, что девушку устраивает его предложение. — Не оставаться же мне одной в лесу!

Одной! Гирш усмехнулся. Одному Богу, да еще ему, Гиршу, известно, какая уйма народа спрятана в этом крохотном островке леса. Повернув ключ зажигания, контрразведчик мягко тронул машину с места.

Миновав поворот, джип въехал в сумрачный мокро-зеленый ельник. Минуты три езды, и они окажутся у передвижного штаба. Внимательно следя за дорогой, дабы не угодить в рытвину, Генрих Гирш успевал искоса наблюдать за случайной попутчицей. Она нравилась ему все больше и больше. Молодой контрразведчик уделял женщинам не слишком много внимания. Будучи крайним прагматиком в работе, он, как ни странно, оставался романтиком в личной жизни. Современные, самостоятельные, дерзкие, раскованные в отношениях с мужчинами девушки не привлекали его. Идеалом Гирша была женщина девятнадцатого века — нежная, домашняя, чуть сентиментальная. Девушка, подобранная им в лесу, удивительно соответствовала этому идеалу. От нее веяло чистотой и уютом. И еще беззащитностью, столь милой сердцу каждого мужчины. Губы Генриха Гирша тронула едва приметная ласковая улыбка. Девушка поймала ее и улыбнулась в ответ.

«Надо обязательно узнать ее имя и телефон, — подумал Гирш. — Когда эта свистопляска закончится, позвоню. Обязательно позвоню! А там чем черт не шутит! Может быть, получится что-то серьезное. Ведь мне уже тридцать. А из нее выйдет великолепная мать и жена…»

Это была последняя мысль Генриха Гирша. Девушка, до того рассматривавшая мелькающие по обочинам ели, обхватила его шею и легким, едва приметным движением рук сломала ее.

Спустя несколько минут блокпост номер шесть пропустил джип, в котором сидели сотрудник 4-го отдела Генрих Гирш и мужчина, чье лицо показалось часовому смутно знакомым. Позднее он вспомнит, что видел его на полицейских ориентировках, только на них пассажир Гирша был без бороды. Контрразведчик и его спутник оставили машину и направились к силовому полю. Гирш бросил несколько слов стоявшему у заблокированного входа охраннику, и тот беспрепятственно пропустил гостей. Спустя мгновение Гирш и его спутник исчезли за пеленой силового поля.

О случившемся было доложено Паулю Шмиссу. А буквально через минуту поступило донесение, что патруль обнаружил у дороги, примерно в двух километрах от поляны, тело Генриха Гирша. Начальник 4-го отдела немедленно связался с Берлином и получил приказ начать отвод спецотряда и сил прикрытия из района операции. В тот же миг с аэродрома под Майнцем поднялись в воздух два «Стелса», вооруженные сверхмощными вакуумными бомбами. Была объявлена высшая степень готовности для стратегических сил НАТО в Европе, Азии и Америке. Канцлер официально проинформировал о случившемся руководство ООН, а также президентов США, России, Франции и премьер-министров Великобритании и Китая. Вооруженные силы супердержав были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

В 19.20 по среднеевропейскому времени самолеты «Стелс» нанесли удар по объекту. Как показала космическая разведка, удар не достиг цели. В 19.45 командующий силами НАТО в Европе отдал приказ начать приготовления к локальному ядерному удару. Однако в 19.55 силовое поле, защищавшее неопознанный объект, дематериализовалось, и пришелец, развив со старта околосветовую скорость, исчез в космосе. На взлете им было уничтожено звено «фантомов», патрулировавших небо над районом «Das Gespent».

Спустя неделю после вышеописанных событий в Женеве собралось экстренное совещание руководителей и военных министров стран — членов НАТО, России, Китая, Франции и Японии. На совещании было принято решение о создании объединенных ядерных сил, а также о дополнительных ассигнованиях на исследования в области военного космоса.

Спустя месяц был образован военный союз двенадцати супердержав, которые в течение года силой оружия положили конец всем локальным военным конфликтам, оккупировали Ирак, Ливию и Северную Корею.

В ходе этих бурных событий о парнях, погибших в лесу под Мюнхеном, быстро забыли. Забыли и о Генрихе Гирше, нашедшем свою смерть от руки той, в которую он почти успел влюбиться.

Хотя атака вакуумными бомбами и была полной неожиданностью для УМК, не располагавшего данными о наличии у землян подобного оружия, она не нанесла крейсеру почти никаких повреждений. Силовое поле отразило бешеный напор энергии. Сгорело лишь несколько предохранителей, тут же замененных робомехами. Корабль посьерран вырвался в надпространство и ушел в глубокий космос.

Переход до Посьерры должен был занять восемнадцать астросуток. Зют передал на промежуточную базу составленное Ленлой сообщение о гибели Флурра и об уничтожении убийцы Мозга. Ответом была благодарность, вынесенная Советом Пацифиса стражам Зюту и Аквилону. Новоявленный Аквилон при получении этого сообщения усмехнулся.

Минуло пять дней полета, и Зют стал опасаться своей спутницы или спутника — в этом он не мог разобраться. Оно необычайно легко и быстро меняло обличия: то Аквилон, то Ленла Гиль. Однажды коммодор стал невольным свидетелем поразившей его сцены — существо, полагавшее, что находится в одиночестве, сменило десять личин кряду. Перед изумленным взором Зюта промелькнули Флурр, Джер Ди, Киа Снефр, землянин, брошенный в лесу с переломанной шеей, старик Каспар и другие, имен и лиц которых астронавт не знал. Существо трансформировалось в новый образ с невообразимой легкостью; Зют так и не смог понять, прибегало ли оно к помощи биотрансформатора. Все обитатели Пацифиса в той или иной степени обладали даром перевоплощения; прошедшие обучение у психомагов Айренты перевоплощались с замечательной легкостью. Но Зют не знал ни одного посьерранина, сомметянина или новоросса, который мог бы в течение одной астроминуты сменить десять обличий — словно снимая маски. Ему приходилось слышать легенды о людях-трансформерах, некогда населявших Зеркальную планету, но все они были уничтожены в войне Отражений, а уцелевших истребили посредством облав. И теперь в душу коммодора закрадывалось подозрение: а не трансформера ли везет он на Посьерру. И тут же вставали перед глазами невинно погибшие Флурр и Аквилон.

На седьмой день полета Зют был близок к помешательству. Пред его глазами мелькали лица погибших товарищей, уродливые лики землян; образы Сусанны, Ленлы Гиль и Джер Ди сливались в единое целое — лицо женщины-призрака, космической вампирессы.

Пытка продолжалась еще два дня. Открыв поутру воспаленные глаза и в который раз воочию увидев убитого им Аквилона, Зют не выдержал. Он извлек из контейнера излучатель и отправился на поиски пассажира. Рубка, в которой тот проводил большую часть времени, на этот раз оказалась пустой. Зют осмотрел верхний уровень и жилые отсеки. С зеркала, висевшего в межуровневом переходе, на него глянуло собственное отражение — изможденные, покрытые жесткой щетиной скулы, всклокоченные волосы, воспаленные глаза. Вдруг отражение начало расплываться, превращаясь в лик мертвенно-бледного Флурра. Зют дико закричал и выстрелом разнес зеркало вдребезги.

Он внимательно осмотрел весь корабль. Ленла Гиль, или кем там она была в самом деле, бесследно исчезла. Тогда Зют осмотрел крейсер во второй раз. Безрезультатно. Обессиленный, Зют вернулся в рубку и упал в навигаторское кресло. Короткий смешок слева заставил его повернуть голову. В кресле Аквилона сидел комедиант Каспар. Зют начал поднимать излучатель.

Смешок справа. Коммодор резко обернулся. В кресле Флурра сидел второй Каспар.

— Я сошел с ума! — прошептал Зют.

Медленно, словно нехотя, коммодор сунул ствол излучателя в рот и нажал на спуск.

«Левый» Каспар мгновение смотрел на обезглавленное тело, затем заметил:

— Глупец!

Уничтожив «сидевшую» в кресле Флурра психоголограмму, он брезгливо спихнул мертвое тело на пол и подсел к панели управления. Спустя мгновение корабль чуть вздрогнул и изменил курс.

Началась бешеная свистопляска звезд. Какое-то время существо-Каспар сидело неподвижно, затем его облик начал меняться. Стремительно увеличивалось в размерах тело, неведомый мастер лепил жесткое с волевым подбородком лицо.

Вскоре в кресле сидел детатор Горувв.

— Эта оболочка всегда нравилась мне больше всего, — с удовлетворением заметило оно.

А вскоре крейсер исчез меж звезд, заставив диспетчеров Управления теряться в догадках. ТраГ-17, известный посьерранам как Горувв, последний представитель истребленного народа трансформеров, вел свой корабль к скрытой в полосе астероидов базе. Он был доволен собой, и месть неугасимо пылала в его сердце. Пройдет совсем немного времени, и он нанесет Пацифису новый удар. Пройдет лишь немного времени…