Точильщик

-- То-чить ножи, но-о-жницы!

Звонкий детский голосок звенел в утреннем воздухе, словно подпевая басовитым колокольным звонам церквей, призывавших к утрени.

-- Бри-и-твы править!

Мальчик, совсем тщедушный, с трудом тащил на себе тяжелый станок. Поднимая миловидное личико, высматривал он бойкими глазками верхние этажи домов: не позовет ли кто из темных окон?

Колокола грели:

"Дон-длинь-длон..."

А он звонко подпевал им;

-- То-чи-и-ить!

Чья-то грозная рука отдернула в нижнем этаже оконную занавеску, и в окне показалась заспанная физиономия, показывая кулак, способный сокрушить вола.

-- Я тебе дам бритвы, мер-р-завец! -- заревела физиономия, -- покою не дают... пшшол отсюда!

Член общества защиты детей, степенно проходя к обедне, остановился на перекрестке, снял котелок и, отирая платком вспотевший лоб, наблюдал за мальчиком.

Прислушивался к его звонкому голосу.

-- Но-о-жички точить...

Член общества защиты детей подумал и сказал:

-- Эй, мальчик!

Тот, задыхаясь, поспешил к нему.

-- Точить прикажете?

-- Вижу, вижу, что еле тащишь тягу такую. Вот и думаю: надо заработок дать. Поточи-ка перочинный ножичек.

Завизжал, засвистел станок, высыпая искры.

Член общества защиты детей наблюдал за этими блестящими искрами и спрашивал от нечего делать:

-- А сколько тебе лет, мальчик?

-- Десять, дяденька.

-- Деревенский?

-- Из Мухровки, деревенский. Второй год здесь у хозяина живу. Неурожай, вишь, у тятьки-то, подряд два года, да и скотина пала. Тятька-то и поехал в Сибирь, новые места присматривать. А меня хозяину отдал, сначала на выучку, потом и за деньги.

Член общества защиты детей благочестиво вздохнул.

-- Боже, как неисповедимы пути твои!

И деловито спросил:

-- А за дорого отдал?

-- Тридцать рублей в год, и харчи хозяйские.

"Ж-ж-ж-ж", -- визжало колесо.

Маленькие искорки вылетали из-под лезвия ножичка и тотчас гасли.

-- Ну, а как, -- спрашивал член общества защиты детей, наблюдая за искорками, -- хозяин с тобой хорошо обращается? Живется тебе ничего? Не бьет тебя?

Колесо перестало визжать.

Бледное личико поднялось к спрашивающему и на серых глазках забродили слезы.

-- Не бьет? -- переспросил он.

И улыбнулся жалкой улыбкой,

-- Как не бить... еще как бьет-то! Он умеет! Нас, мальчиков-то, у него иной раз до десятка бывает, так уж он руку себе намял: так бьет, что без памяти другой раз валяешься, а следов нет. Он иску-у-сный!

-- За что же? -- возмутился член общества защиты детей.

"Ж-ж-ж-ж-ж"...

Опять завизжало, засвистело колесо и полетели маленькие искорки.

-- За то, что мало приносишь... ведь, оно, конечно, день на день не приходится, -- рассуждал маленький мальчик, как большой, -- один день рубль, два... даже три заработаешь, а в другой раз и ничего! Ну, в тот день и голодный домой идешь, да знаешь, что и трепка будет...

Колесо резко остановилось.

Мальчик вскричал, с дрожащими губами:

-- Просто хоть топись другой раз... так тошно!

-- Отчего же голодный, ты говоришь?

-- Отчего!!

Лицо мальчика пылало гневом.

-- Оттого, что он выжига, старый черт... чтобы его матери на том свете горячих углей не жалели!

-- Однако, ты того...

Член общества защиты детей погрозил пальцем

-- Такому маленькому смирение подобает!

-- Да верно ж, дяденька... Ведь, мы целые дни голодные шляемся. Поноси-ка на пустое-то брюхо этакую махину, ведь в ней три пуда! Живем, как псы! Утром краюшка хлеба да чашка квасу, вечером тоже, а целый день ничего! Ну, если день удачный... забежишь трактирчик, похлебаешь чего-нибудь горячего на пятачок, на гривенничек. Да редко это случается. И следит он... оловянный глаз! Может, и сейчас где за углом стоит, наблюдает. Такой анафема! Какой, ведь, раз случай был со мной. Два дня не снедал, хожу -- ноги подкашиваются. Смотрю, заработку рупь... дай, думаю, поем... не помирать же! Захожу в трактиришко, сажусь я так-то к столу: дайте-ка щец, говорю. Подали щи... такой запах вкусный! Да не успел я ложку взять, -- шасть хозяин в трактир. Зверем смотрит, прет на меня. Хрипом хрипит. -- "Так ты так-то?" Как ухватить меня за волосья... -- "Так ты этак-то?" Ка-ак даст мне наотмашь изо всей силы... сам приговаривает: -- "вкусны щи? Вкусны щи на хозяйские деньги?.." В трактире все возчики да грузовщики сидели. Как поднялся весь трактир, да на него. -- "Как ты смеешь мальчонку бить!" С кулаками наступают. Отпустил он меня. Как я выбрался из трактира, как домой добег, ничего не помню... запрятался, забился куда-то, во дворе, в угол, за доски... лежу, дрожу. Так, ведь, што ты думаешь? Нашел-таки он меня...

-- Точи, точи! -- напомнил член общества защиты детей, -- я, ведь, к обедне тороплюсь.

Еще пуще завизжало колесо.

Как будто с гневом и ожесточением вертелось оно, извлекая искры из стали.

-- Жизнь каторжная! -- вздохнул, как большой, маленький десятилетний ребенок, -- даже ночуем-то как псы -- в конуре: зимой и летом в сарае! Эх...

Мальчик бледно усмехнулся.

-- Ни от кого нам защиты нет!

Член общества защиты детей горестно покачал головой и промолвил со вздохом:

-- Бедные дети!

Колесо перестало визжать.

-- Готово! -- сказал мальчик.

И подал ножичек.

-- Сколько?

-- Десять копеек.

Член общества защиты детей широко раскрыл глаза.

-- Де-е-сять копе-ек?!

-- Десять, барин.

-- Да ты, братец, в уме...а? Да я всегда пятачок плачу! Всегда пятачок... всегда! На вот, на пятачок. На! А больше не жди... Десять копеек! А? За ножичек! Да ты, братец, совсем... не в уме ты!

Член общества защиты детей даже вновь снял котелок и отер лоб, вспотевший от волнения.

-- Де-е-сять копе-ек! -- повторял он, спеша к обедне, -- а? Виданная ли цена? Всегда пятачок! Вот...

Он негодующе качал головой.

-- Вот их жалеешь, а они...

Звонкий голосок уже звучал издалека,

-- То-о-чить ножи, но-о-жницы!

И как будто желая перекричать все еще гудевшие по колокольням басовитые колокола, он заканчивал тонкой ноткой совсем ребячьего голоса:

-- Бри-и-и-и-и-твы править...

----------------------------------------------------

Первая публикация: журнал "Пробуждение" No 16, 1915 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.