Этот новый год мог стать последним. Днем, когда московские улицы были залиты жаркими солнечными лучами и люди спешили куда-то по своим предпраздничным делам, верилось в это меньше. И все-таки Сашке равно было страшно. Идя в толпе среди оживленных и радостных, ни о чем не подозревающих прохожих, он то и дело проверял, надежно ли застегнут костюм теплозащиты, хорошо ли закреплены носовые фильтры. И озирался, ожидая, что вот-вот случится то, о чем отец говорил ночью маме.
На самом деле, Сашка вовсе не собирался подслушивать, он просто дожидался, когда родители закончат возиться в спальне, и можно будет спокойно почитать под одеялом. А потом, когда мама заплакала, вылез из кровати и подкрался к двери. Сашка знал, что его накажут, если застукают, но, услышав, о чем говорят родители, уже не мог уйти. Его ведь это тоже касалось, еще как.
Отец говорил тихо, но кое-что Сашка все же расслышал и это кое-что ему совершенно не понравилось. Отец работал в Международном научно-исследовательском центре по контролю над климатом и иногда брал сына с собой на работу. В будущем Сашка собирался пойти по отцовским стопам и в свои двенадцать уже совсем неплохо разбирался в экологических проблемах.
До прошлого столетия, пока не разразилась катастрофа, люди жили, как хотели: строили заводы, вырубали леса, загрязняли воздух, моря и реки, не слушая экологов, даже когда те предупреждали, что это плохо кончится. А потом, когда спохватились, было уже поздно. Температура на планете поднялась, ледники растаяли, многие государства, находившиеся на островах и побережьях, ушли под воду. Мама иногда шутила, что теперь зато до любого моря — хоть до Черного, хоть до Каспийского, хоть до Балтийского — рукой подать. Вот только шутка эта была грустная. Купаться-то в отравленной воде все равно нельзя, а на то, чтобы очистить и заселить заново моря и океаны, нужно много времени. Отец говорил, что, может, Сашкины дети или внуки доживут до тех дней, когда питьевой воды снова будет в избытке и не придется больше получать ее по талонам, а вот их с мамой поколение — вряд ли.
Дойдя до Охотного ряда, Сашка остановился передохнуть. Несмотря на то, что в его легком новеньком костюме с отличными носовыми фильтрами было прохладно даже в самую сильную жару, кожа покрылась противной липкой испариной. На самом деле, дошагать сюда от Цветного бульвара было плевым делом — всего-то двадцать минут ходу, но сегодня дорога далась Сашке с трудом. Он уже жалел, что не взял самокат или не пошел по старым тоннелям метро, проложенным под городом. Поезда по ним давно не ездили, но сами тоннели поддерживали в хорошем состоянии, чтобы людям было, где укрываться во время песчаных бурь и смерчей.
До центра города смерчи добирались редко, больше «гуляли» по окраинам. С тех пор как высохли и выгорели окружавшие город леса, их словно притягивали высотки, на которые можно было наброситься и разнести. А первой они повалили телебашню, стоявшую когда-то на северо-востоке, где раньше жили бабушка и дедушка. Дедушка рассказывал, что молнии били в нее непрерывно несколько дней подряд, а потом налетел ураган, и она рухнула — прямо на стоящие рядом дома. Случилось это еще до рождения Сашки, но слушать об этом все равно было жутковато, хотя дедушка и бабушка тогда уцелели.
Хорошо, что на ближайшие дни прогноз погоды благоприятный, не ожидается ни ураганов, ни суховеев, подумал Сашка и тут же мысленно усмехнулся с горечью: не ожидается, как же! Очень даже ожидается, только кое-что похуже.
А люди спешили куда-то по своим делам, не обращая внимания на щуплого мальчишку в новеньком ярком костюме, застывшего в тени одного из домов. Никому и в голову не пришло поинтересоваться, зачем он там стоит, все ли с ним в порядке. Может, кого-то ждет, а может, просто глазеет на рабочих в оранжевых комбинезонах городского муниципалитета, украшающих белоснежными гирляндами арки прозрачных куполов пешеходных переходов, накрывающих улицу. К празднику переходы снаружи очистили от толстого слоя пыли, и теперь гирлянды красиво искрились в солнечных лучах. В самом деле, есть на что посмотреть.
Мимо прошли мужчина и женщина с ребенком лет четырех. Мальчик это или девочка — под костюмом было не разобрать. Ребенок восторженно показывал пальчиком:
— Смотрите, смотрите!
— Верно, очень красиво! — подтвердила женщина. — Сегодня ведь Новый год.
Голоса из-под масок звучали приглушенно, но зато хорошо было видно лица, сияющие радостью и предвкушением праздника.
«Они не знают. Им никто не сказал».
Постояв еще немного, Сашка поплелся дальше. Выбежать бы на середину улицы, сорвать с лица маску, заорать так, чтобы все услышали, да что толку? Не успеет он ничего сказать: подбегут, схватят, наденут маску обратно и отправят в больницу, дышать кислородом. Купола защищают от пыли, но не от опаляющего жара и вредных веществ, надышаться которыми можно очень быстро. Но даже если он успеет рассказать, разве кто-то ему поверит? А если поверит…
«Паника», — всплыло в голове слово, сказанное отцом ночью. Если люди узнают, они кинутся вон из города, хотя толку от этого не будет никакого. От того, что должно случиться, не спастись ни за городом, ни на Урале, ни в Сибири, ни под землей, нигде. Вот так-то.
Погруженный в невеселые мысли, Сашка дошел до Манежной площади и замер в растерянности. Возле входа в купол, которым была накрыта площадь, собралась толпа. Сашка прижался маской к прозрачному пластиковому стеклу перехода, чтобы рассмотреть происходящее снаружи.
За пределами купола по всему периметру площади были установлены огромные панели солнечных батарей и энергонакопители, от которых под купол тянулись по земле толстые провода. Да что же там происходит?
Сашка начал пробираться сквозь толпу и остановился, только когда уперся грудью в заграждение. На площади трудились рабочие, сгружавшие с грави-платформ многочисленные контейнеры. На глазах у Сашки с одной из них сняли какой-то длинный и округлый предмет, заостренный на концах, закутанный в теплозащитную материю.
Обычно на новый год здесь устанавливали огромную искусственную елку, а вокруг нее скульптуры медведей, зайцев, волков, лисиц и других зверушек, которых теперь можно было увидеть разве что в книжке. В подземном комплексе, который находился под площадью, в полночь, после того, как пробьют часы, начинался праздник. Представления длились до самого утра, Дед Мороз и Снегурочка раздавали детям подарки, мороженое и ледяные напитки.
Сашка поймал за рукав комбинезона рабочего, проходившего мимо.
— Что здесь происходит? Что это за длинная штука?
Тот обернулся и с улыбкой, от которой вокруг глаз собралось множество морщинок, ответил:
— Это настоящая елка, малой, живая! Говорят, с самого Северного полюса ее привезли, только там они еще и растут. — Он рассмеялся и заговорщицким тоном добавил, обращаясь не только к Сашке, но и тем, кто стоял рядом: — Власти расщедрилась в этом году. Будет не только настоящая елка, но и искусственный снег, здесь, под куполом, прямо как раньше, до того, как потепление наступило.
Тут его кто-то окликнул, и он хлопнул Сашку по плечу:
— Ну, бывай, малой, надо мне работать. Приходи вечером с друзьями.
— Да, конечно, приду, — соврал Сашка и начал пробираться обратно — вон из толпы.
Когда ему было пять, он оступился на улице и скатился с лестницы прямо под колеса проезжавшей мимо машины. Машина успела затормозить, но все равно стукнула его. Несколько дней он пролежал в коме, а когда очнулся, рядом сидела мама, осунувшаяся и заплаканная. Все подоконники, тумбочка и кровать были завалены игрушками и открытками с пожеланиями выздоровления от всех родственников, друзей и одноклассников. Отец тогда взял отпуск и провел с ними целый месяц, пока Сашку не выписали из больницы. А бабушка, которая еще была жива, просиживала целые ночи у его постели и читала ему сказки — старые зимние сказки: про Снежную королеву, Двенадцать месяцев, Снегурочку и Морозко. Никогда ни до, ни после того случая, с ним не возились так и не дарили столько подарков, как в тот раз, когда боялись, что он умрет…
— Эй, привет!
Прямо перед ним стояла Иринка — соседка по двору, одноклассница, подружка. У нее были огромные синие глаза, белая кожа, длиннющие золотистые ресницы и такая улыбка, что у Сашки всякий раз екало сердце, когда он ее видел. Вот и сегодня екнуло, только совсем по другой причине. Костюм у Иринки был устаревшей модели, с изношенными фильтрами, доставшийся ей от старшей сестры. И, хотя умом Сашка понимал, что в случае новой катастрофы никакой костюм скорее всего не спасет, смотреть на Иринку все равно было страшно.
— Ты чего так уставился? — удивленно спросила она.
— Ты… э-э-э… — Сашка заметил коротенький ежик золотистых волос, выглядывающих из-под края ее капюшона, и показал на них пальцем, радуясь, что нашлось, чем объяснить свой странный взгляд: — Ты отрастила волосы?
— Я к празднику, — извиняющимся тоном произнесла Иринка. — Потом сбрею. И, вообще, не забудь занудой, я уже дома наслушалась…
— Ладно, — покладисто согласился Сашка. Он вовсе и не собирался ее укорять или ругать, еще чего! Ее волосы ему очень даже понравились. Было бы здорово, если бы девчонки снова могли отращивать волосы, как когда-то давно. Сейчас женщины носили парики, но чаще — по праздникам. А так не очень-то удобно в них было, да и жарко.
— А что там? Почему все толпятся? — спросила Иринка.
— Там все перекрыто, никого не пускают. Готовят к вечеру что-то этакое. Давай, пошли отсюда, — заявил Сашка, схватил ее за локоть и решительно потащил прочь.
— Эй, ну ты чего, мне же посмотреть охота! — запротестовала она, пытаясь высвободить руку и оглядываясь назад, но Сашка был непреклонен.
— Вечером придешь и все увидишь. А если узнаешь все заранее, будет не интересно, — сказал он и Иринка сдалась.
— Может, вечером пойдем вместе? — предложила она, не пытаясь больше высвободиться.
Сашка искоса взглянул на нее, прикидывая, как отказаться так, чтобы она ни о чем не догадалась.
— Я не пойду, — наконец, честно сказал он. — В этом году мы будем дома. Знаешь, отец вчера вернулся. Хочу провести праздник с ним.
— А, ну если отец… Кстати, а почему ты не зовешь его папой, как все?
Сашка пожал плечами.
— В лицо не зову. Только за глаза. Читал в какой-то книге, понравилось. Как-то солидно звучит, что ли.
Он отпустил иринкин локоть, но, все еще опасаясь, что она убежит, взял ее за руку.
— Что это на тебя такое нашло? — строго спросила она. — Разве ты мой парень, чтобы мы ходили за ручку?
— Да, — решительно ответил Сашка. В другой день он бы прикрикнул на нее, чтобы прекратила свои девчачьи штучки, но не сегодня. Ему надо было увести Иринку с улицы, и ради этого он готов был на все, даже назваться ее парнем.
— И ты не боишься, что нас будут дразнить женихом и невестой? — недоверчиво продолжала выпытывать она.
— Нет.
Сашка остановился, наклонился к ней, вплотную приблизив маску к ее маске.
— Ты моя девушка. Все. Точка. Я веду тебя домой. У тебя перед праздником наверняка куча дел.
— Вообще-то, конечно, да, — призналась Иринка. — Мама дала мне талоны на воду, а я еще не сходила в водазин.
Щеки ее раскраснелись и глаза заблестели как-то уж очень ярко, но Сашке было не до того, чтобы выяснять, что это с ней. Какая разница? Зато, когда он снова потянул ее за собой, она пошла, уже не споря.
— Вот и зайдем. Я как раз помогу тебе ее дотащить, — пообещал Сашка. В голове у него появилась одна, еще пока смутная идея, которую нужно было обдумать.
К счастью, Иринка не стала больше болтать. Она шла рядом с ним, гордо вскинув голову и загадочно улыбаясь, чем-то, судя по всему, чрезвычайно довольная.
Они свернули на Неглинную, дошли до Бульварного кольца, а там и Цветного было рукой подать.
В водазин стояла длинная очередь, но сегодня на выдаче дежурило вдвое больше работников, чем обычно, так что всего через час, они снова вышли на улицу. Сашка взялся нести обе пятилитровые бутыли, и ни в какую не соглашался отдать одну Иринке, хотя та и предлагала помочь. Хорошо хоть, идти им было недалеко.
Семья Иринки жила в древнем-предревнем трехэтажном доме, который находился возле самого выхода из метро. Сашка — чуть дальше, на горке, в построенной лет на сто позже многоэтажке.
— Ну вот, — пропыхтел он, плюхнув на пол в кухне обе бутыли. Подъем на второй этаж по лестнице дался ему тяжело и теперь по вискам и шее струился пот.
Расстегнув застежку костюма, Сашка снял капюшон и маску. Сразу стало легче. Кондиционеры в иринкиной квартире хоть и были старые, но работали неплохо.
— Хочешь глоточек? — войдя вслед за ним на кухню, предложила Иринка, постучав пальцем по прозрачному пластиковому боку бутыли. Она уже успела раздеться, оставшись в плотно прилегающем к телу комбинезоне.
— Да нет, спасибо, дома попью, — отказался Сашка. — Твоих никого нет?
— Мама с папой на работе, а сестра в институте.
Иринка подошла к нему близко-близко, посмотрела в упор своими ярко-синими глазищами. Свет из окна бил ей в спину и голова ее с отросшим ежиком светлых волос была похожа на одуванчик с совсем коротенькими лепестками. Сашка не знал, как она отнесется к такому сравнению, и решил промолчать.
— Слушай… — начал он, смущенный ее пристальным взглядом. — Я тут подумал… Раз уж теперь я твой парень, я должен сделать тебе подарок к Новому году.
— И?.. — подбодрила она.
— Я хочу одолжить тебе на праздник свой костюм, — выпалил он. — Я же все равно останусь дома, а ты пойдешь в центр и будешь там самая красивая!
Иринка отпрянула, глядя на него, как на ненормального и даже пальцем у виска покрутила.
— Спятил, да? Родители тебе устроят!
— Не устроят, — заверил Сашка. — Они и не узнают ничего, по крайней мере, сегодня. Мы одного роста, тебе мой подойдет, а мне — твой. А там придумаем что-нибудь. В случае чего, скажу, что дал тебе его на праздники, вот и все.
— Ну, если только на праздники, — уже менее уверенно произнесла она, протянула руку и нерешительно коснулась блестящей материи. Что и говорить, костюм у Сашки был замечательный — яркий, нарядный, не то, что ее старье.
Сашка по ее лицу понял, что победил и начал торопливо раздеваться.
— А в замен, что? — спросила она.
— А ничего, — радостно ответил он, присев на корточки, чтобы расстегнуть липучки ботинок. — То есть, ты же согласилась быть моей девушкой? Ну и все, считай, подарила себя.
— Еще чего выдумал!
Иринка небольно пнула его босой ногой в бок.
— Ничего я тебе себя не дарила, не выдумывай! Это разные вещи, понял?
— Да ладно, как скажешь, — покладисто согласился Сашка, хотя на самом деле не понял ровным счетом ничего.
Разувшись, он поднялся, стянул костюм и протянул Иринке.
— Держи.
— Ладно уж, — ответила она и взяла его с таким видом, словно делала огромное одолжение. А потом вдруг неловко обхватила Сашку за шею и, зажмурившись, чмокнула прямо в губы. И оттолкнула, словно это он полез к ней целоваться.
— Вот, — покраснев, сказала она. — Это за костюм и потому что Новый год. В общем, тоже в подарок. А просто так и не думай, понял?
— Ага, — проглотив вертевшееся на языке «больно надо», согласился Сашка. — Все, давай свой, мне пора. У меня тоже еще куча дел.
— Эй, я дома! — крикнул Сашка, войдя в свою квартиру. Ему никто не ответил. Маминых ботинок не было в коридоре, а вот отцовские — стояли. Может, работает или спит, поэтому и не отвечает?
Сашка проскользнул к себе, снял иринкин костюм, скомкав, сунул в угол шкафа. И только после этого пошел в родительскую комнату.
Отец был на балконе, стоял, привалившись плечом к косяку, смотрел на город.
— Пап…
Отец не обернулся.
— Разве тебе не надо делать уроки, Александр?
Он всегда звал его полным именем. Наверное, тоже думал, что так звучит солиднее.
Сашка протиснулся мимо него на балкон, подтянувшись, запрыгнул на подоконник, сел лицом к отцу, внимательно посмотрел на него.
— Так ведь каникулы, пап.
Отец выглядел каким-то серым и как будто постаревшим или больным. Плечи его были ссутулены, на лице появились глубокие морщины.
— Неужели ничего нельзя сделать? — тоскливо спросил Сашка. — Вы же ученые, вы все знаете, вы можете, ты сам говорил, что экология не прошла точку невозврата, что получится все исправить!
Отец молча покачал головой, по-прежнему глядя мимо сына на город. Он даже не спросил, откуда Сашка знает. Просто сказал сухо и как-то очень отстраненно:
— Мы ошиблись. В новостях об этом не передают, но вчера произошли мощные извержения в Индонезии и в Мексике, вот-вот Йеллоустоун рванет.
— Будет вулканическая зима? Я знаю, ты рассказывал, я даже доклад писал об этом! — выпалил Сашка. — Пепел поднимется в атмосферу, закроет солнце и…
— Если бы речь шла только об одном вулкане, я бы сказал, что ты прав. Но они просыпаются по всему миру. И подводные тоже. Скоро планета превратиться в раскаленный ад. Нас всех ждет судьба Помпеи.
— Значит, мы просто вымрем, как динозавры — и все? — спросил Сашка. — Людей больше не будет? Никакой надежды?
Отец в ответ только рукой махнул, ушел в комнату и лег на кровать — лицом к стене.
Наступила новогодняя ночь, отгремел праздничный салют, съедено было угощение. Невеселый в этом году вышел праздник. Отец старался шутить, но выходило все как-то не смешно и невпопад. А маме хоть и не сказали, что Сашка все знает, но она сама догадалась и все смотрела на него так, что хотелось накричать на нее, а может быть, сдернуть со стола белоснежную скатерть, разбить вдребезги сияющий бабушкин хрусталь. Или швырнуть в стену новенькое считывающее устройство — дорогущее, самой последней модели, которое он давно просил.
Но делать ничего такого Сашка не стал. Поблагодарил родителей, как положено, за подарки, похвалил мамино новое платье и парик с длинной, как у сказочной царевны косой. А папа, который к вечеру поднялся с постели и даже вроде бы повеселел, выпив водки, сказал, что мама — самая красивая. И не стал ворчать, что она наверняка потратила на покупки все их сбережения.
Сашка покорно отсидел за столом, сколько нужно, съел три огромных порции мороженого, выпил два стакана воды со льдом. Но как только родители включили радио, улизнул на балкон. Делать вид, что все в порядке, больше не было сил.
К вечеру погода испортилась, небо потемнело. Может, вот-вот грянет пыльная буря, а может, это уже принесло откуда-то вулканический пепел, который на долгие годы окутает Землю. И, если они даже не умрут сразу, то уже не увидят больше ни неба, ни солнца, ни луны, ни звезд.
«Но ведь мы все поняли, — в отчаянии думал Сашка, вглядываясь в темноту за окном так, что было больно глазам. — Мы же постарались все исправить. Мы просто не успели. Нам не хватило времени. Вот я вырасту, стану экологом и обязательно что-нибудь придумаю такое, что-то очень важное! Или, может, не я, а кто-то другой, но мы придумаем обязательно!».
Он не знал, к кому обращается. К высшим силам? К Вселенной? К Богу, в которого верила бабушка? Может, чудеса случаются только в сказках, может быть, нет на свете добрых волшебников, магов и фей, но кто-то ведь управляет всем миром? Может быть, сама планета и управляет? Она ведь живая! Была бы неживая, ей было бы все равно, что творят с ней люди.
— Подари нам еще один шанс, — прошептал Сашка в темноту. — Мы же не динозавры, мы не тупиковая ветвь эволюции…Сегодня же такая ночь, все желания должны сбываться, ну, пожалуйста!
Темнота безмолвствовала. И все же это было лучше ослепительной вспышки, которая разольется по небу, лучше гула, рвущегося из-под земли, лучше рушащихся в бездну домов или накатившей откуда-то гигантской волны. Пускай мир навсегда погрузится в темноту и безмолвие, только бы все были живы. Они как-нибудь приспособятся, как-нибудь адаптируются. Они с Иринкой вырастут и поженятся, у них будут дети… Она ведь и правда нравится ему, наверное, очень сильно нравится, раз ему захотелось ее спасти.
Где-то там, под прозрачным куполом, накрывающим двор, светились окна иринкиной квартиры. И почему он не позвал ее к ним, у них кондиционеры лучше, и вообще…
Сашку колотил озноб, ноги стыли на полу. Хотелось жить — до ужаса, до отчаяния. Или хотя бы знать, что кто-то уцелеет, кто-то останется. Тогда он бы даже согласился умереть сам. Во имя чего-то, а не как таракан, которого вот-вот прихлопнут тапком или газетой. Кстати, тараканы, может, и выживут. Они, говорят, даже при ядерном взрыве ухитряются… Ох, как же холодно, как не хочется умирать! Если бы он мог, как в сказке, выдохнуть весь тот холод, что скопился внутри, подуть на раскалившуюся планету и остудить ее!
Сашка набрал в грудь побольше воздуха и с силой выдохнул. На стекле перед ним появился большой запотевший круг. Удивившись, Сашка прочертил по нему снизу вверх полоску, потом вторую, поперек. Испугался чего-то и поспешно дорисовал еще две — иксом. Подышал на стекло и добавил к рисунку несколько маленьких штришков. Получилась снежинка. Очень по-новогоднему.
— Сашенька, иди, посиди с нами! — позвала, подойдя к балкону, мама.
— Иду, — отозвался он, но никуда не пошел.
Откуда-то из темноты вдруг появилась крошечная белая точка, подлетела к окну, прилипла к стеклу. За ней еще одна. И еще. Искусственный снег, вспомнил он. Должно быть, принесло ветром из центра. А может, его по всему городу решили разбросать в честь праздника.
Белых точек становилось все больше. А может, это не снег, а вулканический пепел? Сашка дернул вверх запор на раме, открыл створку, высунул наружу руку. Тьма дохнула в лицо холодом, словно решила вернуть то, что он пытался отдать ей.
— Александр, закрой окно немедленно! — рявкнул из комнаты отец и, судя по грохоту, вскочил, опрокинув стул.
Сашка не ответил.
На ладони таяли, превращаясь в капельки воды, крохотные снежинки.