Токеа и Белая Роза

9

На другое утро, когда он подходил к вигваму вождя, обе девушки встретили его на пороге. Индианка выглядела необычайно веселой. Лицо Розы не выдавало никаких перемен. Она смотрела на Джеймса с прежним своим дружелюбием.

— Мой брат чересчур серьезен, — рассмеялась Канонда. — Совсем как Винеачи[15], набивший свою серебряную трубку. Мой брат видел плохой сон?

— И не один, сестра моя.

— Роза их тебе растолкует, — сказала она и втолкнула обоих в хижину.

— Кажется, моя сестра в хорошем настроении, — смущенно заметил молодой человек.

— Она знает, что Розе приятно видеть своего брата.

Джеймс уставился на девушку недоуменно. В ее чертах невозможно было уловить никаких новых чувств: тот же невинный ясный взгляд, та же естественная величавость, за которой, однако, не могло укрыться ни малейшее движение души.

Она откинула занавес, провела его в свою маленькую комнату и опустилась на самодельную кушетку, предложив ему сесть на такую же, напротив.

На стенах был развешен весь ее гардероб, кое-что из одежды отличалось не только элегантностью, но даже богатством.

— Простите меня, ради Бога, мисс, но откуда в дикой глуши могли взяться эти великолепные наряды?

— От вождя Соленого моря, — дрогнувшим голосом ответила она.

— От вождя Соленого моря? Он бывает здесь?

— Да. Когда его людям нужны дичь и табак. Часто он подолгу задерживается здесь и живет в вигваме.

— Неужели и прекрасная Роза, неужели и она, ведет меновую торговлю с этим пиратом?

Она бросила на него испуганный взгляд и с мольбой в голосе сказала:

— Боль стрелой засела в сердце твоей сестры. Не коснись стрелы, брат мой, иначе она вонзится еще глубже. Твоя сестра была принуждена принять подарки пирата. Так повелел мико.

Роза вдруг разрыдалась.

Из-за бизоньей шкуры донесся голос Канонды.

— Мой брат должен потише петь на ухо Белой Розе. Она очень нежна. Это моя сестра принесла вино и одеяло к месту его первого ночлега и охраняла его сон. Наши воины заставляют своих скво пахать землю и сеять зерно, но ни один из них не запускает жало извилистого языка в сердце своей скво. Мой брат любит любовью змеи, вонзая свой ядовитый зуб в сердце бедной сестры…

— Довольно! — крикнул Джеймс. — Прости меня за неосторожный язык. Я хочу…

— Мой брат должен осушить слезы моей сестры.

— Мисс, могу я надеяться на прощение?

— Мой брат прав, — ответила Белая Роза. — Не права была Роза, принимая подарки вора.

— Еще раз молю о прощении.

— Роза не таит зла, она больше не огорчит брата, она никогда ничего не возьмет из рук вора.

— Неужели нет никакого средства освободить вас от него? Будьте откровенны. Скажите, и я сделаю все, что в моих силах.

Глаза ее радостно вспыхнули.

— Мико очень добр к друзьям краснокожих. Он дал пирату кров и много дичи. Он очень любит пирата и радуется, видя его в своем вигваме. Потому что пират воюет с янкизами. Мой брат говорит, что корабли его страны стоят в устье большой реки, что его брат тоже воюет с янкизами. Мико примет тебя как друга.

— Значит, мико ведет войну с янки?

— Они сделали ему много зла, они захватили землю его отцов, а самого мико прогнали.

— И он начал мстить им на индейский манер — охотиться за их скальпами?

— Нет, мико беспощаден и страшен, но он также справедлив и добр. Он ушел далеко к закату, чтобы никогда больше не видеть бледнолицых.

— А как он ухитрился подружиться с пиратом?

— Вообще-то индейцы не такие уж друзья людям Соленого моря. — Она перешла на шепот: — Двадцать четыре полнолуния миновало с тех пор, как пират подплыл к деревне в своей огромной лодке. С ним было много свирепых мужчин. Черных, коричневых, желтых. Как злые духи кинулись они к нашему берегу. Когда же увидели вигвамы, тут же откатились и сбились в большую толпу. Потом разделились на маленькие кучки. Каждая выбрала себе по вигваму и окружила его со всех сторон, кроме той, что обращена к лесу. Но вождь и воины были уже в лесу и держали чужаков на прицеле. Спустя несколько часов безоружный пират как побитый пес поплелся к лесу, вскинул свою открытую ладонь и начал просить мира. И странное дело! Мико, который ненавидит бледнолицых сильнее, чем водяных гадов, принял его, повел в свой вигвам и согласился стать ему другом. Тут и женщины вышли из леса, чтобы приготовить угощение, но воины и юноши оставались в лесу.

Визит, а точнее, неудавшееся нападение пиратов, Роза описала столь живо и просто, с таким неподдельным ужасом на прекрасном лице, что британец слушал ее как завороженный.

— Солнце уже спряталось за верхушки деревьев, — продолжала девушка, когда из вигвама Ми-ли-мача послышался жуткий крик. Это кричала его дочь, над которой творили насилие два разбойника. Большой вор пришел в бешенство. Всех своих людей он собрал на скорый суд. Когда разошлись, шестеро из его людей схватили тех двоих, которые надругались над юной индианкой. Им скрутили руки, завязали глаза и отвели на обрыв. Там их поставили на колени и расстреляли из шести ружей. Поутру все пираты исчезли вместе со своим главарем. Через две недели он появился вновь. Привез много ружей для мужчин, шерстяных одеял и платьев для женщин, а эти, — она указала на развешенные на стенах одежды, — подарил Канонде и твоей сестре. Мико очень любит его. Другие сначала боялись, потом тоже полюбили.

Она хотела рассказывать дальше, но заметила, что англичанин ушел в свои мысли. То, что он сейчас услышал, прояснило ему многие обстоятельства здешней жизни. Стало быть, он находится в вигваме друга печально известного Лафита, дерзость которого заставляла трепетать все и вся на Западном архипелаге и в Мексиканском заливе. Он отыскал себе столь укромное логово между непроходимыми топями и отмелями прибрежных вод, чтобы в случае нападения с моря всегда мог уйти через болота, где он успел проложить тайные тропы. Таким образом, хотя бы какое-то время он мог не опасаться военно-полицейских сил штата Луизиана, которые едва успевали отбиваться от англичан. А соперник или союзник такого ранга только льстил морской душе пирата, и он мог безнаказанно творить свои бесчинства еще довольно долго.

Однажды он укрылся в глубине суши, совершив переход через Луизиану и примыкающую к ней Мексику. Тогда-то он и наткнулся на восхитительный бархатный гребень Натчеза и приютившуюся на нем деревню. Самый ее вид, манящие крыши хижин и великолепные сады вокруг просто околдовали его. Он решил во что бы то ни стало свести знакомство с жителями. Сметливый ум уже прикидывал выгоды, которые сулила связь с обитателями этого райского уголка. Потому-то и держал он на короткой узде своих головорезов.

Войдя в вигвам мико, Лафит понял, что не ошибся в своих расчетах. Постепенно между пиратами и индейцами наладился натуральный обмен, от которого выигрывали обе стороны. Недоверие индейцев к бледнолицым он постарался развеять, совершив казнь над двумя наиболее ретивыми молодчиками. Индейцы поначалу недобро притихли, но вскоре прониклись к нему дружескими чувствами даже скорее, чем он ожидал. Они снабжали своих гостей маисовой мукой, дичиной, бизоньим мясом, за что получали оружие, одежду и даже предметы роскоши. При содействии пиратов в деревне появились две внушительных размеров хижины. В них неделями трудились ремесленники, отчего они имели вполне обжитой вид. Вообще говоря, именно этим деловым отношениям деревня и была обязана своим цветущим благополучием.

— А часто пират навещает мико? — спросил Джеймс.

— Когда мико вернется с охоты, пират должен приплыть за мясом…

Их разговор был прерван появлением индианки, она встала между ними, пытливо оглядывая то Розу, то британца.

— Канонда, — с торжественной серьезностью заговорила она, — отвела чужеземцу вигвам. Отец очень любит ее! Он наслаждается ее голосом, когда она поет о деяниях предков. Он не осудит свою дочь, он повернется спиной к пирату, а Розу введет в вигвам бледнолицего брата. Мой брат возьмет Розу в свой вигвам. Не так ли?

Джеймс не сумел скрыть иронической усмешки, но тут же принял спокойно-бесстрастный вид. Но было уже поздно. Детям природы свойственна особая проницательность, и обеим девушкам стало ясно, что происходит в душе их гостя. Повисло неловкое молчание. Индианка, явно перестаравшаяся в своих хлопотах о будущем любимой подруги, обняла Розу, убитую стыдом. Та стояла бледная, как изваяние, не в силах ни говорить, ни двинуться с места.

Джеймс тоже застыл, как столбняком пораженный. В душе его шла мучительная борьба. Он порывался что-то сказать, но всякий раз робость брала верх. Наконец он, запинаясь, произнес:

— Роза… Канонда…

Но индианка лишь сделала англичанину знак оставить их вдвоем с Розой.

— Я должен покинуть вас, милые девушки. Так повелевает моя присяга, моя честь. Это зов долга. Все пойдет прахом, если я останусь.

Индианка бережно уложила Розу на постель и, резко выпрямившись, сказала:

— Неужели белая змея считает Канонду такой глупой? Как может надеяться чужеземец, что Канонда протянет ему руку и выведет предателя на тропу возвращения?

— В таком случае, мне придется искать ее самому.

— Я вижу, белая змея способна состязаться в беге с оленем, в проворстве — с белкой, в плавании — с аллигатором, если вздумала бежать из вигвама мико! — с едкой насмешкой воскликнула индианка. — Белая змея в ловушке. Разве не твердила Канонда своей сестре, что этот бледнолицый не кто иной, как лазутчик.

— Повторяю, Канонда, я англичанин, морской офицер, подвергшийся нападению пирата. Но я принял решение окончательно и должен покинуть вас.

Он хотел коснуться руки Канонды, но та отскочила от него, как от прокаженного.