Толстолоб

1

- Мне хочется кричать! - раздался скрипучий голос.

Джеррика кралась под солнцем. Да, это была нехорошая часть города, верно. Что я делаю? Должно быть, я спятила.

Уходящая вникуда Федерал-стрит отличалась запустением и была усеяна мусором. Смрад, источаемый ею, был почти осязаемым, и Джеррике казалось, будто она видит поднимающееся от асфальта вместе с горячим воздухом зловоние. С крылец домов на нее глядели темные лица.

Джеррика была напугана.

- Угу. Ага. - Чернокожий тип вышел из переулка, из которого несся концентрированный запах мочи. Мужчина был высоким и худым, только с бицепсами, похожими на покрытые жилами бейсбольные мячи, и с плечами, как у греческой статуи. Джинсы и узкая футболка с надписью «БВВ»[13]. На голове - довольно непривычная гигантская копна в стиле «афро», нечто, родом из 70-ых.

- Угу, - повторил он. - Говорю, мне хочется кричать, потому что я никогда не видел столь красивой белой дамы.

- Привет, - сказала Джеррика, скорее с дуру. Только теперь она поняла, насколько нелепо и безумно она выглядит. Молодая белая женщина в шортах и блузке, гуляет одна по гетто.

- Я вижу, да, - сказал он. Он прищурился, губы растянулись в тонкой, как лезвие бритвы улыбке. - Вижу, что тебе нужно.

- Да? - произнесла она, пытаясь не показывать испуг.

- Вижу по твоим глазам. Позволь мне угадать, что тебе нужно. «Лед», тебе нужен «лед». У меня есть, десять часов будешь летать. Или как насчет первоклассного «крэка»? По «десятке», по «двадцатке»? У меня есть.

Тот факт, что он разглядел у нее в глазах отчаяние, вогнал ее в еще большую тоску.

- Я хочу «дунуть», - сказала она. - У меня есть двести баксов.

Улыбка стала шире. Большущие ручищи потерлись друг об друга, словно борющиеся африканские хорьки.

- У меня есть много чего «дунуть». Идем ко мне в офис.

Джеррика задрожала - его рука указала на переулок.

- А не можем мы сделать это прямо здесь?

- Ты, что, спятила, сука? Хочешь купить у меня «дурь» прямо посреди улицы? Едрен батон!

Тип был в чем-то прав.

- Хорошо, - согласилась она, и они двинулись прочь с залитой солнцем улицы.

Что я делаю, что я делаю, что я... - Эта мысль кругами носилась у нее в голове. Джеррика никогда не покупала наркотики в подобном районе, но... Она знала, что ей все равно. Ей это нужно. Тьма переулка окутала ее, но не дала спасение от жары. Запах мочи ударил в лицо. Пришлось дышать ртом.

Тип сунул руку в карман.

- Деньги вперед.

Не колеблясь, она отдала ему деньги, затем он вытащил руку из кармана.

О, боже.

Внезапно она почувствовала, будто глотнула кипятка. Обжигающий страх раздулся в животе и растекся по всему телу. В руке у типа возник небольшой пистолет, а не кокаин, о котором она так мечтала. Осознание ударило ее так же жестко, как мочевой смрад. Меня сейчас ограбят, изнасилуют и убьют...

- Пожалуйста, - смогла лишь произнести она.

Острая как нож улыбка не сходила с его лица. Его глаза походили на белые огни на темном лице.

- Если белая «наркоша» приезжает ко мне в город, чтобы «дунуть», что она должна сделать, догадываешься? Она должна отсосать[14].

- Умоляю вас, - прохрипела она. Во рту у нее вдруг полностью пересохло. - Пожалуйста, не надо...

Направленный на нее пистолет оборвал ее на полуслове.

- Какая ты все-таки тупая. На этой улице меня зовут Папаша Мэк. Это - мой район, и теперь ты - моя сучка. Я прострелю зад любому ниггеру, который на меня косо посмотрит. А какая-то белая сучка? Едрен батон! Вставай на свои белые коленки и начинай сосать.

Он уже вытащил свой причиндал. В тени переулка тот походил на болтающуюся змею, с поблескивающей полосой сбоку. Дрожа, Джеррика опустилась на колени, потрогала член и едва не поперхнулась. По сравнению со зловонием, исходившим от промежности типа, мочевой смрад переулка показался ей духами. Этот тип не мылся, наверное, неделю, если не больше. Джеррике показалось, что ее сейчас вырвет.

В голову ей уткнулся пистолет.

- Эта штучка? Она не наделает много шума. - Тип взвел курок. - Соси. Тределлу нужен хороший отсос.

Вонь была жуткая, но вкус - еще хуже. Пот, грязь и старая высохшая сперма. Она взяла член в рот. Тот был горячим, как при лихорадке.

- Мммммм, йоу, - произнес тип. Дыхание через нос лишь усиливало этот невыносимый ужас. Чувствовала ли она когда-либо в жизни такой отвратительный запах? Наверное, нет. Но именно ради нее все это - ради ее жизни. Которую она могла потерять...

Член встал очень быстро, сработал моментальный рефлекс. Внезапно эта болтающаяся змея ожила и набухла у нее во рту. Чувства Джеррики моментально разделились. Страх против отвращения. Если я хочу прожить лишний час, то лучше отсосу этому парню как следует, - сказала она себе. Но это была нелегкая задача, с дулом пистолета у головы. Джеррику едва не вывернуло, когда она обхватила губами головку и принялась сосать, двигая головой вверх-вниз. Она сразу обратила внимание на толстую крайнюю плоть, забитую комочками горькой смегмы.

- Там много «творожка», дорогуша, - усмехнувшись, прокомментировал тип. - Не беспокойся, тебе он не повредит. Крепко зажмурившись, она высосала всю смегму, позволив этой человеческой пасте раствориться во рту. Не блевани, Джеррика. Только не блевани.

- Да, отсос, что надо, - расщедрился на комплимент Тределл. - Черт, черт, черт, шевели задницей!

Джеррике показалось, что она вот-вот сдохнет. Это будет ее ад, не так ли? Целую вечность глотать смегму из-под крайней плоти наркодилера. Смрад от промежности бил в раздутые ноздри. Затем тип приказал:

- Суй палец мне в задницу, сучка. Сделай мне приятно.

Несмотря на испытываемое отвращение, она подчинилась. Дуло пистолета рисовало круги на ее голове. Она смочила средний палец слюной с губ, затем погрузила его в мерзкую щель.

- Да, детка. Да...

Ее журналистская политкорректность дала трещину. Ты, грязный гребаный ниггер. Жаль, что у меня не хватает смелости откусить этот черный член и выплюнуть его тебе в рожу!

Хотя, естественно, это была просто фантазия.

Кончил Тределл довольно быстро, но Джеррике показалось, что прошел целый час. Бедра у него задрожали, дуло пистолета заскребло по голове.

- Высасывай это, детка. Высасывай все, до последней капли...

Джеррика с ее богатым опытом в области мужской сексуальной анатомии давно уже заметила, что, как и все люди, мужчины кончали по-разному. Одни резко брызгали, другие выстреливали длинными струями, в то время как третьи роняли лишь пару капель. Тределл же сочился - никаких горячих выстрелов в горло. Он изливал обильный запас семени ей на язык, медленными толчками. Когда все кончилось, она почувствовала, будто у нее полный рот супа из свернувшихся яиц. Ей не терпелось выплюнуть это, но...

- Глотай, шлюха. Понимаешь, Тределлу нравится идея, что вся эта ганста-нигга-молофья окажется в животе у белой сучки.

У Джеррики глаза собрались в кучу. Просто... сделай это. А затем в горле у нее что-то щелкнуло, и она с усилием проглотила сперму, словно огромный комок соплей. Только не блевани, - снова взмолилась про себя Джеррика. Она откинулась спиной на кирпичную стену переулка, ее палец выскользнул из его прямой кишки, другая рука небрежно легла в лужу безымянной слизи. Слева прошмыгнула какая-то тень. Крыса. Джеррике было все равно. Нечто похожее на длинного, жидкого червя, казалось, поселилось у нее в животе.

- Да, вот это хорошая белая сучка. - Тип шагнул вперед и вытер член об ее безупречные светлые волосы. - Тределл всегда живет на широкую ногу, - сказал он. - О, да.

Все уже кончилось, но так ли это? Что дальше? Он может прикончить ее здесь, и никто никогда не узнает.

- Пожалуйста, - прохрипела она. - Пожалуйста, не убивайте меня.

- Едрен батон, - сказал он, возвышаясь над ней. - Я не сбираюсь убивать тебя, детка. Ты - хороший клиент. - Его улыбка не угасала. Она, казалось, прорезала жаркую тьму переулка. Затем он бросил ей маленький пакетик кокаина.

- Возвращайся, когда понадобится еще. Спросишь Тределла.

2

- Все до единой, - сказал Хэлфорд. Теперь он сам закурил сигарету, что было для монсеньера редкостью. Вверх взвилась струйка дыма. - Господи, монахини. Все были убиты.

Александер чувствовал, что есть во всей этой истории нечто подозрительное. Теперь он понял, что именно.

- Почему ты не рассказал мне?

- Не было необходимости, Том...

- Не было необходимости?

- Да. - Ответ Хэлфорда был твердым. - Ты - такой же, как я, Том. Такой же, как мы все. Мы служим Церкви так, как она считает нужным. Мы не задаем вопросов. Прав я или нет?

- Александер кивнул.

- Хорошо, ты прав. Но... черт. Убийство? А что насчет пациентов?

- В то время в аббатстве было всего четыре или пять человек. Все - находящиеся при смерти священники, и все они тоже были убиты. Довольно зверским образом.

Александер не стал спрашивать подробности. Но один вопрос он должен был задать. - У монахинь были следы сексуального насилия?

- Они были жестоко изнасилованы, - ответил монсеньер. - Все они. Но есть кое-что еще...

- Что?

- Двое монахинь, собственно, сама аббатиса и старшая сестра, их звали Джойслин и Грэйс, соответственно...

Александер нахмурился. Меня, что, волнует, как их звали? У Хэлфорда был талант растягивать историю.

- И что с ними?

- Я хочу, чтоб ты знал. Черт, Том, когда это произошло, я был моложе, чем ты сейчас. Я стремился стать монсеньером, пять лет безвылазно сидел в семинарии. Другими словами, сам я не ездил в Роксетер, но нечаянно подслушал обсуждение. Это было нехорошо. И еще я читал отчет епархии.

- И?! - рявкнул Александер.

Глаза у Хэлфорда потемнели и стали очень печальными.

- Джойслин, аббатиса, и сестра Грэйс...

- Что, ради всего святого! Говори же, не тяни! - воскликнул Александер.

- Какое-то время они еще оставались в живых, - признался монсеньер.

- Сколько?

- О, всего пару часов, после того как их обнаружили. Они умерли еще до приезда скорой. Но этой пары часов было достаточно...

- Достаточно для чего?

- Для того, чтобы рассказать, Том. Я в том смысле, что перед смертью они успели дать идентичное описание убийцы.

Гремящим голосом Александер произнес:

- Рассказывай.

- А вот тут самое странное. Сомневаюсь, что я вообще поверил бы в это. Не забывай, это были монахини-затворницы, епифанистки. И на них напали и зверски изнасиловали.

- Боб, если не прекратишь тянуть кота за яйца, я дам тебе под зад так, что улетишь до собора Святого Петра.

Хэлфорд ему поверил.

- Перед смертью они обе дали описание насильника. - Хэлфорд рассеянно почесал щеку. - Они сказали, что это был ребенок.

Александер поморщился.

- Ребенок? Брось, Боб.

- Именно так они сказали. Когда епархиальный психолог спросил про возраст, они сообщили, что нападавшему на вид было лет десять. Ребенок, Том. Ребенок.

- Думаешь, я поверю, что какой-то ребенок перебил в аббатстве всех монахинь и священников?

- Но они рассказали не только это. Ну, конечно... после такой-то травмы? Уверен, что они бредили. - Тут в глазах монсеньера возник вопрос. - А может ли бред быть общим? Или галлюцинации? Могут ли двое людей видеть одинаковые галлюцинации, Том?

- Да, иногда, - раздраженно ответил Александер. Ему нужны были ответы, а не клинические вопросы. - Но редко. Это называется психоз на двоих, существует множество подтверждающей документации. Массовая истерия, коллективные галлюцинации. Но эти термины относятся к психопатии. Может, они все там спятили?

- Вряд ли, - сказал Хэлфорд. Казалось, он смотрел куда-то мимо Александера, мысленно возвращаясь к драме двадцатилетней давности. - Даунинг ездил туда каждый месяц для проверки.

- Даунинг?

- Тогда он исполнял твои обязанности, работал в епархии мозгоправом. - Хэлфорд сделал паузу. - Это он обнаружил тела.

- Но если он проверял их каждый месяц - прошу заметить, психолог - он сразу бы понял, есть ли у монахинь признаки психопатии или любых других серьезных психических расстройств. Так что это исключает твою теорию общего бреда.

- Да, да, - еле слышно пробормотал Хэлфорд. - Похоже на то.

- Сдаюсь! - Взгляд Александера стал острым, как кончик шила. - Это розыгрыш? Я должен был догадаться? О чем, черт возьми, ты говоришь, Боб? Что это был за бред?

- Они не просто сказали, что это был ребенок, Том. - Глаза у Хэлфорда блуждали. - Они сказали, что это был ребенок-монстр...

3

- Да что с тобой такое? - спросил Александер. - Ты вся дрожишь.

- Я в порядке, - ответила Джеррика.

- В порядке, да? Ты выглядишь так, будто у тебя ломка. Если это так, я отвезу тебя в больницу.

- Оставьте меня в покое, - огрызнулась Джеррика. - Просто отвезите меня обратно в пансион.

- Хорошо, не хочешь говорить об этом, ладно. Твое дело. Но я думал, что мы поговорим обо всем.

- Сейчас я не в настроении разговаривать, - сказала она. Так оно и было. Что она могла сказать? Я только что отсосала наркодилеру за кокаин? Проглотила его сперму? Нет...

- Как ваш разговор с боссом? - спросила она вместо этого.

- Очень информативно. Но тема конфиденциальная, так что не спрашивай.

Джеррика поникла. Она чувствовала себя, словно кусок веревки, который разматывали нить за нитью. Одна ее часть думала лишь о том, как сильно ей хочется вернуться и удовлетворить потребность. Другая ее часть могла лишь признать, что отец Александер сам был лекарством. И все же первая часть напоминала ей, насколько все бесполезно.

Если не одно, так, что-то другое...

Она готова была уронить лицо в ладони и расплакаться. Я люблю вас! Разве не видите?

Но что это изменит? Он же - священник.

В Люнтвилль они возвращались молча. О себе давали знать лишь едкий привкус спермы во рту и ощущение пластикового пакетика в набедренном кармане.

4

Толстолоб чувствовал это нутром. Теперь он знал, что что-то не так. С тех пор, как он покинул Нижний Лес, тот Голос взывал к нему каждую ночь. Он вел его куда-то, не так ли?

Толстолоб остановился на краю леса.

Он не мог ничего с собой поделать. Он выхватил член, думая о всех тех красивых «телках», которых трахал в свое время. О влажных горячих дырочках, в которые он совал свой причиндал. Жаль, что у него никогда не получалось правильно кончить в них. Они все были слишком маленькими! Но он все равно думал об этом, надрачивая себе член, и выпустил обильный заряд «молофьи» в заросли кустарника. Было приятно. Очень приятно!

Но затем он вновь вернулся к размышлениям. Это место...

Он знал его!

Это было то самое место, куда вел его Голос, не так ли? Место, где людей предают земле. Каменные плиты торчали из травы. Он знал, что это такое, потому что Дедуля рассказывал ему.

Это место называлось «кладбище».