Лана Вейден Только не трогать

Глава 1. Минута на объяснение

– У тебя ровно одна минута на объяснение, – он равнодушно скользит по мне взглядом.

Я сглатываю комок в горле, переминаюсь с ноги на ногу и нервно скрещиваю пальцы.

– Ну? – низкий, чуть хриплый голос пробирает до мурашек.

Понятия не имею, в чем дело, но мне очень страшно, и от страха чувства обостряются. Даже на расстоянии улавливаю древесно-пряный аромат мужского парфюма, он горечью оседает на языке. Цепляюсь за детали, будто это поможет унять дрожь в коленях.

Кабинет просторный, наполнен светом, только теплоты в нем нет. Строгое монохромное пространство. Безликие цвета.

Черное: стол, стеллаж, диван. И кресло, в котором он сидит.

Белое: потолок. Серое: стены и пол.

Перевожу взгляд на стол: телефон, планшет и стопка распечаток – опять черное, серое и белое. Какая ирония: мой темно-серый костюм и очки в черной роговой оправе отлично вписываются в интерьер.

Позади стола – панорамное окно. По стеклу ползет букашка: отчаянно ищет выход, хочет туда, где паутинки в прозрачном воздухе, блеск на охристых листьях и свобода. А здесь воздух кажется тяжелым, гнетущим. От этих мыслей становится еще хуже.

Марк Майер разглядывает меня так, как я – букашку.

Мужчина с ледяным взглядом и таким же сердцем. Хотя и хорош собой, тут не поспоришь: выглядит, словно потомок аристократического рода. Когда я читала «Гордость и предубеждение», именно так и представляла мистера Дарси: высокий рост, тёмные волосы, правильные черты лица. Только вот владелец «Майер Паблишинг» – такой сноб и циник, что Дарси и не снилось. И есть в его облике что-то порочное, даже хищное.

Хочется сбежать. Навсегда забыть и этот голос, и этот взгляд, но я должна немедленно взять себя в руки, иначе всё рухнет.

– Тридцать секунд, – Майер начинает стучать пальцами по столу. Этот звук болезненно отдается в сердце, и внезапно оно начинает биться в такт ударам – как тяжелый часовой маятник, приближающий мой конец.

А потом я замечаю на правой руке Марка небольшой бугорок. У меня тоже такой есть: не научилась в детстве правильно держать ручку, вот и заработала мозоль. Непроизвольно к ней прикасаюсь – такая шершавая по сравнению с гладкой кожей вокруг! Почему-то это приводит меня в чувство, и наконец я отвечаю, хотя голос звучит странно – незнакомо, приглушенно.

– Не п-понимаю, о чем в-вы.

От волнения я иногда заикаюсь и очень стесняюсь этого, но сейчас заикание мне даже на руку – можно потянуть время, чтобы получить хоть какую-нибудь зацепку.

И я её получаю: Марк кивает на распечатки.

Что там такое? Надо бы подойти ближе.

Пересиливая себя, делаю шаг к столу. А потом еще один. И еще. Теперь можно рассмотреть текст.

Что за?..

От увиденного меня бросает в жар.

– К-как…

– …это оказалось у меня? – при слове «это» Марк поднимает двумя пальцами лист из стопки и машет им в воздухе.

До сегодняшнего дня глава «Майер Паблишинг» ни разу не разговаривал со мной. Вряд ли он вообще знал о моем существовании. Конечно, хочется выяснить, как «это» оказалось у него, но теперь я еще больше растеряна.

– Я объясню, – продолжает Майер, даже не подумав меня выслушать, – но сначала ответь на вопрос. Что. Ты. Забыла. В моем кабинете.

На вопрос это совсем не похоже. Фраза словно рубит на части: теперь у меня трясутся не только коленки, но и руки. Прячу их за спину.

Камеры. У него в кабинете есть камеры! А говорили, что нет. Ох, зачем я полезла в его кабинет, о чём только думала? Да ни о чем, мозг тогда словно отключился.

Один опрометчивый шаг – и вот я лечу в пропасть.

– П-простите…

Что же делать? Мысли скачут, как шарик на колесе рулетки. Сейчас от моего ответа зависит, выиграю я или проиграю. Или у Майера выиграть невозможно?

– Это все н-нечаянно вышло. Из-за… Богдана, – наконец решаюсь я. А потом добавляю, – Савицкого.

Хотя уточнение тут явно лишнее.

– Нечаянно? – Майер прищуривается и опять нетерпеливо барабанит по столу. – Ну-ну, продолжай.

А что продолжать? О Богдане я могла думать днями и ночами. Но не говорить. И уж точно – не с Майером. Поэтому я молчу.

– Значит, очередная сумасшедшая фанатка Богдана, – делает вывод Марк. – Или… не просто фанатка?

В эту секунду я понимаю: Марк знал, что я делала в его кабинете. Хотя и не догадывался о мотивах этого поступка. Это неудивительно: я и сама не могла их до конца осознать.

В голове возникает картинка: несколько дней назад я заканчиваю работу – как обычно, позже всех. Днем первый этаж напоминает муравьиную ферму, а вечером можно расслабиться: побродить по пустынному офису, потрогать шероховатую поверхность светлых стен или глянцевую бумагу на рекламных постерах.

Люблю ритуалы, они дарят иллюзию могущества. Словно ты можешь что-то контролировать. А мне так нужна уверенность, особенно теперь!

Уходить последней – один из ритуалов. Перед уходом я мою руки, но позавчера туалет на моем этаже не работал. Я поднялась на этаж выше и заметила, что дверь в кабинет Майера приоткрыта – возможно, уборщица забыла ее запереть.

Дальше всё как в тумане: я проскользнула в кабинет и подергала все ящики стола. Заперто. Потом на улице раздался какой-то хлопок, похожий на выстрел (позже выяснилось, что под окнами разломилось большое дерево). Я вздрогнула, пришла в себя и выбежала в коридор.

Как это выглядело со стороны, понятно даже ребенку: Майер решил, будто я – шпионка.

И всё из-за Богдана.

Богдан Савицкий – самый известный и самый таинственный писатель в стране: никаких интервью, страниц в соцсетях, личных сайтов. Лишь пара фотографий и одно видео.

Как ни странно, это совсем не мешает его популярности, даже наоборот: выход каждой книги – большое событие, а подготовка к печати – чуть ли не таинство. Почему-то Богдан доверяет только Майеру, хотя многие издательства мечтали бы заполучить рукопись, а журналисты – любую информацию о ней.

Конечно, после моего вторжения Марк приказал проверить и меня, и мой рабочий компьютер. Где нашел «это».

Кошмар. Столько усилий прилагала, чтобы стать незаметной! А в итоге оказалась в центре скандала и стою теперь перед человеком, от которого стоило бы держаться подальше даже в лучшие времена.

– П-простите, я… ничего плохого не хотела, – бормочу еле слышно. – П-просто так долго ждала выхода новой книги, а на днях услышала случайно… будто вы получили рукопись. Моему п-поведению нет оправданий. Но я не шпионила, как вы, наверное, п-подумали. Это была ошибка, но не п-преступление.

– То есть ты решила: залезешь в мой кабинет, а там – новая рукопись Савицкого? Лежит в открытом ящике стола?

Когда он произносит это вслух, мой поступок кажется еще более глупым. А ведь Майер ненавидит глупых людей. Значит, меня в любом случае ничего хорошего не ждет.

– Мне вот стало интересно… – Марк вдруг достает из какой-то папки новые листы, пробегает по ним взглядом, затем убирает обратно и снова пристально смотрит на меня.

– В твоем резюме сказано, что ты окончила университет с красным дипломом, верно?

– Д-да.

– Диплом, надо полагать, красный от стыда за свою обладательницу?

От этого язвительного замечания мои щеки пылают еще сильнее.

– П-простите. Я совершила ошибку.

Невыносимо. Чувствую себя такой беспомощной, ничтожной. Ненавижу себя за то, что приходится повторять эти дурацкие извинения.

Но еще больше ненавижу Майера.

– Ошибку совершил тот, кто принимал тебя на работу, – сухо откликается он. – Я еще с этим разберусь, но сначала кое-что проясним. Напомни, сколько раз ты подавала нам резюме?

Думаю, он прекрасно знает ответ на этот вопрос. И уже всё решил. От моих слов ничего не изменится, но всё-таки я отвечаю.

– Три раза.

Теперь я зла настолько, что перестаю заикаться.

– И на третий раз тебе наконец удалось дойти до тестовых заданий, которые ты проходила…

– …четыре месяца.

– Надо же, сколько упорства! И всё ради того, чтоб потом в рабочее время заниматься… этим? – он в очередной раз кивает на злополучные листы.

Марк Майер, хватит уже издеваться. Не тяни, сделай то, ради чего всё это затеял.

Я смотрю на него в упор, однако, он молчит. Всегда любила тишину, но сейчас она невыносима. И нервы сдают окончательно:

– Вы увольняете меня?

После этого вопроса он снова прищуривается. А дальше происходит уж совсем неожиданное.

Марк поднимается с кресла, обходит стол и садится на него.

Теперь между нами не больше метра – кажется, я даже могу видеть в черных глазах свое отражение: прядь волос выбилась из прически, верхняя пуговица пиджака расстегнулась. Хочется отступить назад, но вместо этого я поправляю очки, облизываю пересохшие губы и подрагивающими пальцами пытаюсь застегнуть пуговицу.

– София, – неожиданно Майер называет меня по имени. Произносит его мягко, но с нажимом – каждую букву я ощущаю почти как физическое прикосновение и невольно вздрагиваю. – Напомни, пожалуйста, каких принципов придерживается наша компания?

К чему этот вопрос? И как на него отвечать? Я знаю про Аджайл Манифесто и даже видела распечатки на столе директора по стратегии: «Планирование Аджайл-проектов с помощью диаграммы Гранта», только ничего в этом не смыслю. Он про это спрашивает?

– Аджайл? – уточняю я.

Майер кивает.

Основные принципы Аджайл висят почти у каждого рабочего стола, поэтому я начинаю отвечать – прямо как прилежная студентка на экзамене.

– Первое: люди и взаимодействие между ними важнее процессов и инструментов. Второе: готовность к изменениям важнее приверженности первоначальному плану. Третье…

– Достаточно, – перебивает Майер. – Итак, София, что из этого следует?

В солнечном сплетении начинает неприятно ныть: я понятия не имею, что из этого следует, но возникает предчувствие, что ничего хорошего.

– Мы ценим своих сотрудников и всегда даем им возможность исправить свои… гм… ошибки, – продолжает Майер, а потом встает со стола, возвращается на место и снова стучит пальцами – теперь по листам. – Поэтому… перепиши это, София. Переделай так, чтоб мне понравилось. Если мне понравится, ты подготовишь бриф и презентацию, мы обсудим их на редсовете, а потом издадим твою книгу.

– Что?.. – еле слышно выдыхаю я.

– Думаю, четырех недель тебе хватит. Всё, можешь идти.

После небольшой заминки я послушно киваю, направляюсь к выходу и только потом осознаю, что последние фразы он произнес по-немецки. Но в резюме не сказано, что я знаю немецкий. Значит, он покопался и в моем прошлом.

Что еще он там нашел?

С трудом спускаюсь по лестнице на первый этаж – кажется, что к каждой ноге привязали по гире. И к шее – тоже.

Возвращаюсь на рабочее место и пытаюсь завершить незаконченные дела: заполняю график подготовки оригинал-макетов, оформляю крайние полосы у книги, проставляю индексы, копирайты, пишу аннотацию.

Но теперь всё сбилось. Всё наперекосяк. Всё бессмысленно.

Меня накрывает тягучее ощущение бессилия. Тяжело дышать. И трудно трудно трудно сосредоточиться.

Время от времени я поднимаю голову и смотрю на кабинет Майера. Издательство занимает два этажа. Первый, где сидит большинство сотрудников – опен-спейс, большое пространство, разделенное лишь перегородками.

С каждого места можно видеть лестницу на второй этаж и три кабинета – исполнительного директора Александра Кадирова, генерального директора Влада Бершауэра и Марка. Триптих, створки которого сейчас закрыты. Надеюсь, так всё и останется, пока я не уйду домой.

Обычно Майер не выходит после обеда. Хотя теперь всего можно ожидать.

«Перепиши это. Переделай так, чтоб мне понравилось».

В подобную чушь не поверит даже школьник.

Издательство Майера работало в премиум сегменте. «Наша цель – нести изюм в творожные массы», – внушали новичкам с первого дня работы.

«Новый реализм, онтологический пессимизм, параметры современных нарративных структур», – вот о чём говорили на редсоветах. И после этого он заявляет, что вынесет на обсуждение книгу в самом презираемом им жанре? Бред.

Я прекрасно понимала: моя рукопись – любовный роман – ужасна. И никому не собиралась ее показывать. Никогда. Даже мысль об этом вызывала панику.

Просто мне нужно было как-то снимать напряжение на работе, иначе я начну делать разные странные вещи.

Щелкать мышкой четное число раз.

Ставить симметричные жирные точки на стикерах.

Постоянно мыть руки.

Роман помогал хоть ненадолго спрятаться от мира. Хорошая терапевтическая техника, я об этом в одной из книг по психологии прочла. Работала я, кстати, в гугл-доке, а после обязательно чистила куки. Как нашли файл, непонятно. Неужели я где-то допустила оплошность? Впрочем, это уже не имеет значения. Важно другое.

«Думаю, четырех недель тебе хватит».

Марк Майер оказался еще хуже, чем я думала. Тихого увольнения ему недостаточно, он решил выгнать меня с шумом, опозорив перед всеми.

Конечно, я не позволю ему этого сделать. Не будет никакого брифа, не будет редсовета.

Скорее всего, и Богдана в моей жизни теперь не будет.

Но всё же… у меня еще есть в запасе четыре недели.

Четыре недели надежды на чудо.

Загрузка...