Около двадцати трех часов на мобильный телефон Кирова поступил звонок от дежурного по Московскому Управлению.
– Доброй тебе ночи, Костолом-Рома, – прозвучал в аппарате знакомый голос и хитро так, заискивающе, добавил, – не спишь?
– Тебя что, Сережа (так звали дежурившего), мои сны интересуют, или ты снова звонишь, чтобы как в прошлый раз сообщить, что пришло время уборную посетить? – грубо «фыркнул» в трубку оперуполномоченный. – Только тогда ты выбрал время гораздо более позднее.
– Нет, на этот раз я звоню тебе, чтобы передать куда более печальные вести, – перешел на официальную речь сотрудник, находившийся с той стороны телефонной связи, – Ты сейчас чем занимаешься?
– Тебе на это не один «хрен»? – продолжал грубить Киров, обильно перемешивая нормальную речь с отборной бранью, не исключающей матерщины, что давало некоторые основания предполагать, что ему сорвали какие-то очень важные планы, тем не менее, в силу выработанной долгой привычки, он быстро справился со своим негативным настроем и уже в более вежливом тоне ответил, – нахожусь в одном интересном адресе, где получаю очень ценную информацию.
– В общем, можешь хоть тысячу раз меня обматерить, – между тем гнул свою линию оперативный дежурный, – но наши эксперты установили личность убитой – той что нашли сегодня в лесу – и твой «шеф» приказал мне непременно поднять тебя, чтобы отправить с оперативной группой на выезд, так что хватай «ноги в руки» и двигай побыстрее сюда: он оказывает тебе таким образом величайшую честь, потому что никому больше не может доверить проверку такого значимого события.
«Знаю я ваше доверие… нашли «козла отпущения». Потом еще удивляются: почему ты так жестоко обращаешься с преступными элементами?» – подумал майор в тот момент, когда отключал мобильную связь. Направляясь через пару минут к своей автомашине, он вдруг подумал: «Интересно, чего это я один буду «ишачить»? Надо разбудить «молодого», пусть включается в основную работу и начинает уже привыкать к тяготам и лишениям «оперской» жизни». С этими мыслями он тут же набрал его номер и, не давая времени поразмыслить, тут же спросил:
– Привет, Никита. Ты сейчас чем занимаешься?
– Сплю, – зевая, ответил тот заспанным голосом, – а что? Что-то случилось?
– Да, случилось, – стараясь как можно меньше грубить, проговорил старший товарищ, – давай собирайся и – одна нога здесь, другая там – дуй на «Петровку», где я тебя буду ждать и поведаю о последующих инструкциях.
Через полтора часа все были на месте. Новобранец, как почему-то сложилось и не вызвало ни у кого удивления, явился самым последним. «Я живу за чертой города, откуда сложно добраться», – объяснил он свою задержку, хотя его об этом никто и не спрашивал. Следственно-оперативная группа загрузилась в дежурный автомобиль и выдвинулась на осмотр интересующего всех места событий. По дороге Киров, успевший более обстоятельно пообщаться с дежурным, носящего имя Сережа, ввел всех остальных в курс предстоящего дела:
– Наши «бараны» на сегодня такие: по «снятым» с трупа убитой пальчикам управленческие эксперты определили, что нашу покойницу зовут Глебова Марина Георгиевна. Как оказалось, ранее она привлекалась – то ли к уголовной, то ли к административной – ответственности, поэтому по ее отпечаткам база данных быстренько установила ее личность. Вы, конечно же, спросите: почему это случилось именно ночью? Все очень просто, и ответ находится у нас буквально под носом. «Земельники», установив, что дело уже не в их компетенции, моментально скомпоновали все собранные ими когда-то материалы и «пульнули» их нам, не проделав никаких полагающихся в таких случаях оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий. Оно и понятно: ответственность теперь не на них. Наши же энергично-настроенные на работу эксперты, как у них издавна водится, вдоволь напившись чаю и не имея более срочных дел, чтобы хоть чем-то себя занять, вдруг вспомнили об этих, до этого казавшихся им такими незначительными, деталях. Дождавшись, когда стемнеет, причем это условие виделось им как непременное, они решили попробовать загнать «пальчики» в «АДИС ПАПИЛОН». И что бы вы думали? Он тут же выдал им положительный результат. А что, подскажите мне, положено делать в подобных экстренных случаях?
Тут рассказчик замолчал, видимо ожидая, что на этот вопрос ответят остальные сопутствующие ему сотрудники. Поехавший с ними эксперт-криминалист (мужчина средних лет, в чине майора, очевидно, он и проводил проверку дактилоскопического учета), ничуть не смущаясь, сразу же разъяснил:
– Немедленно передать информацию в дежурную часть и «прогнать» ее по оперативным сотрудникам.
– Правильно, – согласился Роман, продолжая свое несколько язвительное повествование, – точно так же поступили и тут. Установив же личность погибшей, по всем существующим правилам полагается незамедлительно выезжать на осмотр места жительства покойной жертвы. Она же, как удалось выяснить, имела честь проживать в другой, северной части нашего огромного мегаполиса. И вот тут возникает самый интересный вопрос: что ее труп делает на юге столицы, и где же она в таком случае нашла свою смерть?
Все согласились, что этот предмет изысканий, состоящий из двух составляющих, является особенно важным, после чего пустились в рассуждения, не относящиеся уже к уголовному делу. Через полтора часа они наконец достигли города Зеленоград, где и находилось жилье последней жертвы маньяка, носящей фамилию Глебова. Оно располагалось в пятиэтажном доме еще довольно старой постройки. Стоило большого труда попасть внутрь подъезда. В искомой квартире даже на беспрестанные, нескончаемые вызовы домофона никто так и не отозвался. При попытке зайти через общение с жильцами-соседями либо попросту никто не отвечал, либо не скупились на грубые, недовольные выражения, стараясь, как водится на Руси, послать звонившего как можно дальше. Дело было достаточно позднее: стрелки часов давно уже перевалили далеко за два часа ночи, так что такое поведение незаинтересованных граждан было вполне объяснимым и в какой-то степени даже оправданным. Поэтому рядовые сотрудники в таких, не самых экстренных, случаях абсолютно не понимали срочную необходимость ночных выездов, когда найти взаимопонимание со спящими гражданами становилось делом довольно проблематичным.
Наконец Киров не выдержал и, захватив с собой вынужденно сопровождавшего их водителя, одетого, как то и полагается, в полицейскую форменную одежду, подошел к ближайшему от подъезда окну и стал барабанить в него руками, поступая так до тех пор, пока в конечном итоге ни показался совсем не обрадованный такой настойчивости полу-заспанный местный житель. Придав своему лицу чрезвычайно недовольное выражение, он пробурчал:
– Вы чего, совсем что ли «офанарели»? Ступайте, ступайте отсюда: здесь не подают… а не то полицию вызову.
– Но мы уже здесь, и как раз стоим сейчас перед Вами, – старясь широко улыбаться, вежливо произнес московский оперативник, схватив одетого в форму сотрудника за его голову и воочию давая несговорчивому хозяину убедиться, что на того одета полицейская бейсболка с кокардой, – откройте нам, пожалуйста, чтобы мы смогли войти в парадный подъезд, где займемся своей основной работой и никому больше не будем мешать.
– Как работа? Вы на часы-то смотрели? – не унимался неподатливый оппонент, одновременно тыкая пальцем в одетые на его левую руку часы, – полиция в такое время не шастает. Откуда я могу знать, что вы не грабители?
– В тему вопрос, – согласился Роман, доставая из кармана служебное удостоверение и показывая его в развернутом виде и демонстрируя таким образом очень осторожному и в то же время упрямому человеку.
Внимательно изучив документ, мужчина наконец-таки «сдался» и, не переставая ворчать, грубо промолвил:
– Ладно, в таком случае заходите.
Сам он направился в прихожую, где у него был смонтирован выключатель, отключающий магнитный замок, установленный на входной, подъездной, двери.
– Вот так вот и попробуй попади в этот подъезд, – поделился он своими мыслями с остальными сотрудниками, – я очень удивлюсь, если окажется, что убийство было совершенно именно здесь.
В конечном итоге этого совсем не оперативного мероприятия доступ в подъезд был открыт, и вся следственно-оперативная группа успешно смогла проследовать вовнутрь. Сотрудники поднялись на четвертый этаж, где и располагалась квартира семейства Глебовых.
– Никита, позвони, – небрежно «брякнул» старший товарищ.
Тот выполнил это нехитрое поручение, произведя непродолжительное нажатие на электронную кнопку. Звонок трещал, словно бы «поларешный», но внутри как будто бы ничего и не слышали. Не было слышно вообще никаких признаков, указывающих на наличие в квартире живых людей.
– Звони еще, – торопил Киров, сам при этом теряя терпение.
Когда и на это, более продолжительное и настойчивое, надавливание не последовало никакой адекватной реакции, Роман не сдержался и, в силу своего вздорного, «взрывного» характера, стал энергично стучать в деревянную дверь, установленную в давние, еще советские времена. Он «тарабанил» с такой силой, что недовольные соседи стали высовываться из занимаемых ими жилых помещений, чтобы с недовольным видом попытаться высказать свои претензии тем, кто посмел устроить весь этот ужаснейший грохот, больше похожий на нежданно начавшееся «вавилонское столпотворение». Увидев людей в полицейских мундирах, раздосадованные они удалялись, как и водится в случаях, аналогичных этому, проклиная существующий в России режим и все правоохранительные органы вместе взятые.
Одна только бабка, давно уже достигшая возраста «божьего одуванчика, не смогла устоять от того, чтобы не пообщаться с сотрудниками московской полиции. Худая до такой степени, что было удивительно, в чем только душа ее держится, она довольно свободно передвигалась, демонстрируя необычайную ловкость и удивительные завидные жизнелюбивые качества.
– Вы чего, сынки, расшумелись? – обратилась она к полицейским.
– Нам бы, бабушка, узнать: есть ли кто внутри этой квартиры? – вежливо обратился Роман к вышедшей в подъезд старушке, одновременно указывая рукой на Глебовское жилище.
– Чего же, милок, здесь узнавать? «Стаська» там Глебов – пьяный. У него уже два дни, как жена куда-то пропала. Он думает, что она отправилась к полюбовнику, вот и «нажрался» теперь, как та свинья, и дрыхнет ни к чему не прислушиваясь… его теперь и из пушки не разбудить.
– Действительно? – попытался изобразить удивление старший оперуполномоченный, но тут же убежденно поправился, – Не переживайте, сейчас добудимся.
Тут он обратился к своему напарнику и с резкой интонацией произнес:
– Никита, а ну-ка давай подсоби. Не бойся, законом это действие предусмотрено.
Бирюков, будучи в подобных ситуациях уже ни единожды, сразу же понял, что конкретно от него в этом случае требуется и, сцепившись с Романом обеими руками, плотно прижав свое левое плечо к его правому, несмотря на протесты представителя следственного комитета, молодого худощавого лейтенанта высокого роста, одетого в форменный холеный мундир, создали из себя «фигуру», которой обычно принято вышибать непрочные дверные преграды. Как следует разбежавшись, они словно какой-то все сшибающий на своем пути клин бросились на хрупкое, еле «живое» препятствие. Непрочный старый деревянный «барьер» не выдержал такого мощного, практически титанического, воздействия и тут же слетел с хлипких петель, сделав это тем паче, что он открывался вовнутрь.
– Милости просим, – съехидничал Киров, поднимаясь с напольного покрытия этой квартиры, куда, не рассчитав силу удара, пролетел вместе с напарником по инерции, – можете заходить не стесняясь и, заметьте, на правомерных к тому основаниях, так как имеется возможность предполагать, что здесь совершено особо-тяжкое преступление.
Осматривая внутренние помещения, сотрудники правоохранительных органов смогли установить, что жилплощадь содержит в себе: три комнаты, кухню, прихожую и раздельный санузел. В одной небольшой комнатушке спал восьмилетний ребенок. Вторая, используемая под зал, была пустой, а третья привлекла к себе всеобщее и более пристальное внимание. Похоже, что это была спальня родителей. Судя по всему, здесь бушевали нешуточные, не передаваемые по ужасу страсти. Создавалось впечатление, что когда в далеком прошлом по Руси проходил Мамай, он оставил после себя гораздо меньшие разрушения.
Ни один из находившихся внутри предметов недорогой неказистой мебели не смог сохранить своей целостности. Двуспальная кровать, стол, стулья и даже комод с некогда установленным на нем телевизором были разломаны и в беспорядке валялись по комнате. Носимые женские вещи порваны и также, в точности, разбросаны по всему небольшому периметру. Все указывало на имевшиеся здесь следы отчаянной и явно неравной борьбы. Это также подтверждалось многочисленными бурыми пятнами, обагрившими место чудовищного побоища и свидетельствовавшими о том, что здесь вполне реально могла происходить битва за жизнь.
Хозяин квартиры был обнаружен в ванной комнате, где находился теперь в абсолютно невменяемом состоянии. Он лежал внутри пустой емкости, одетый в домашние вещи, и был настолько пьян, что не реагировал даже на энергичные попытки легкой непродолжительной встряски. Ответственность за эту операцию взял на себя комитетчик, однако очень скоро он убедился, что приведение в чувство Глебова Станислава – это отнюдь не его прямая задача: он в этом случае оказался совершенно бессилен, и требовалась чья-то более уверенная, не раз проявлявшая себя хватка.
– Приглашайте сюда сотрудников ПДН, – не желая заострять снимание на своей беспомощности, отдал он повелительным тоном распоряжение находящемуся с ними самому молодому сотруднику, – пусть они занимаются изъятием мальчика, папой же займемся мы сами, немного позднее, когда он соизволит проснуться и начнет адекватно оценивать ситуацию.
Поскольку эта команда касалась Никиты, он, желая проявить себя хоть в таком, как ему казалось, нехитром деле, отошел чуть в сторону и позвонил в дежурную часть Управления.
– Дежурный, слушаю, – ответили с той стороны телефонной связи.
– Это Бирюков.
– Какой еще к «херам» Бирюков? – послышался грубый голос дежурного, очевидно находящегося в сильно перевозбужденном, даже лучше сказать, «загруженном» состоянии.
– Новый сотрудник… – здесь звонивший несколько растерялся от грубого окрика, однако смог быстро собраться с мыслями и, чтобы быстрее дать почувствовать связку, кто взял на себя смелость в столь поздний час беспокоить «дежурку», добавил, – напарник Кирова Ромы. Нам нужен сотрудник службы по делам несовершеннолетних.
– Понял, ждите, – и связь сразу же прервалась, так как с той стороны, не вдаваясь в подробности, повесили трубку.
В это время сам только что упомянутый новобранцем оперативник, вдоволь насмотревшись на представшую перед его глазами картину, открывшуюся в спальной комнате этой квартиры, предоставил проявить свои профессиональные навыки эксперту-криминалисту, сам же уже нисколько не сомневаясь, что здесь могло бы случиться, бросился в ванную, где в бесчувственном состоянии находился хозяин квартиры. Убедившись, что методы представителя следственного комитета не эффективны, а главное, не приносят никаких действенных результатов, он вежливо попросил его отойти чуть подальше, после чего немедленно заперся изнутри, оставшись наедине с мертвецки-пьяным хозяином этих, не слишком просторных, жилых помещений.
По доносившимся далее звукам, напоминающим постукивание колотушки во время взбивания мяса и сопровождающимся легким кряхтением, все присутствующие в жилище сразу же предположили, что подобное оживление может, напротив, закончиться умерщвлением. Действительно, в своем гневе Киров был жесток и неутомим, яростно избивая главного подозреваемого, желая побыстрее вырвать его признание в расследуемых им ужасающих зверствах. К реальности он смог вернуться и остановиться в своей жестокости, только когда раздался настойчивый стук в дверь ванной комнаты. Причем, как он понял, стучал не кто-то один, а сразу несколько человек, готовящиеся уже «вынести» разделяющую их преграду из дверного проема.
Взглянув на избитого в своем гневе мужчину, полицейский сам ужаснулся от открывшегося ему вида. Лицо Станислава было измочалено в кровь, а на теле образовались огромные гематомы. Отвлекаясь на настойчивых сослуживцев и открывая им дверь в ванную комнату, оперативник совсем упустил из виду своего недавнего «подопечного» и не заметил, как хозяин квартиры, пришедший от побоев в себя и воспользовавшийся предоставленной ему передышкой, не помня себя от охватившей его ослепляющей ярости и выпитого спиртного, тут же бросился на своего неожиданного обидчика.
Когда дверной проем приоткрылся, взору участников следственной группы, предстала следующая картина. Глебов с полностью расквашенной, окровавленной физиономией, обхватил сзади шею ненавистного противника одной из тех «мертвых» хваток, от которых невозможно освободиться, и нешуточно пытался лишить его жизни. Убедившись, что все видят это нападение, совершаемое сейчас на сотрудника правоохранительных органов, Роман попытался провести всегда получавшийся у него освобождающий от захвата прием. Топнув твердым каблуком по ступне нападавшего, он перехватил его правую руку, проводившую в этот момент удушение, своей левой ладонью за запястье, стаскивая его вниз, а правой одновременно нажимая на локоть одноименной руки, надавливая ее вверх, пустив таким образом конечность неприятеля на излом.
Обычно это нехитрое действие приносило безоговорочный результат, но в этот раз обезумивший Глебов, совершенно не чувствующий ни страха, ни боли, никак не реагировал на попытки соперника освободится, продолжая безжалостно сдавливать его горло. Только сейчас Роману, несмотря на всю его самоуверенность, суждено было понять, что он попал в одно из самых безвыходных положений, когда-либо случавшихся в его жизни. В последней попытке вырваться из цепких объятий своего неприятеля Киров двумя ладонями обхватил давящее ему на горло предплечье, только лишь на мгновенье ослабив давление. Этого ему оказалось вполне достаточно, и далее он, собрав воедино все свои силы, сделал отчаянный рывок, направляясь вперед и вырываясь из узкой ванной в более просторный коридор, имевшейся у этой квартиры. Там он вместе с разъяренным недоброжелателем кинулся на пол, бросившись лицом вниз, где уже только с помощью одновременно навалившихся на Глебова остальных сотрудников группы, включая в таком исключительном случае и комитетчика, сумел выбраться из смертельно-удушающего захвата.