Прижавшись к его широкой груди, я прятала свое лицо, не желая ни на кого смотреть. Слышала голоса проходивших мимо людей, но не хотела никого видеть, а Грекова, видимо, даже не смущал тот факт, что он несет меня на руках. Да и вряд ли кто-то посмел бы усмехнуться ему в лицо.
Греков отпустил меня лишь на мгновенье, чтобы открыть машину, и бережно посадил на заднее сиденье.
В этот момент мы встретились взглядами. Теперь никакого стеснения не было, так как я приняла для себя решение, и стало уже неважно, о чем он сейчас думает, лишь бы был рядом. Но как только погрузилась в эту черноту, то поняла, насколько ошибалась. В его глазах не было и намека на то, что он наслаждается моей слабостью, тем, что сломил мое сопротивление, скорее, наоборот, в его глазах я разглядела беспокойство. Неужели Грекова так волновало то, что я могла выбрать не его? Или мне это просто показалось. Но такой, как сейчас, он мне безумно нравился. И я, не желая упустить этот момент, потянулась к его губам, выпрашивая поцелуй, и тут же его получила. Такой неистовый и жаркий, что голова пошла кругом. Он целовал меня так жадно, что я терялась в пространстве, забывая, где нахожусь.
Несмотря на то, что контролировать себя в этот момент было очень сложно, Грекову все же это удалось. Он разорвал наш поцелуй с недовольным рыком и тяжело дышал, закрыв глаза и оставив соединенными наши лбы.
– Что ты творишь со мной, мелкая? – сказал еле слышно и как будто даже с нотками безнадежности, как будто так же как и я больше не мог сопротивляться.
Улыбка растянула мои губы от услышанного, и я дала себя пристегнуть ремнем безопасности, хотя до безумия хотелось повиснуть на его широкой шее и целовать бесконечно.
Машина выруливала с парковки, лихо объезжая препятствия. Греков торопился, по понятным причинам, и в этом наши желания сейчас совпадали. Когда автомобиль разогнался по прямой, я отстегнулась. Греков сидел за рулем, а я позади него, и моя рука скользнула к нему, обнимая. И без того твердые мышцы пресса напряглись под моей ладошкой, и он перехватил ее, но не убрал просто поглаживая пальцы, сплетая их. Но уже через минуту он все же убрал руку.
– Пристегнись, – прозвучал приказ, который я бы, скорее всего, проигнорировала из-за вредности, но он произнес это совершенно негрубым тоном, и я даже расценила это как просьбу, которую пришлось выполнить.
Тем более он был прав, в целях безопасности это просто необходимо было сделать, так как разогнался он не на шутку.
Как только мы оказались в его квартире, все остальное стало совершенно не важным для меня. Как будто и не было нашего расставания. Радостные чувства, которые вызывала наша близость, моментально перекрыли те длинные, тоскливые дни без него.
Все выходные, и не только их я проводила у Грекова. Каждый вечер он забирал меня, и мы ехали к нему, вот только на ночь я не оставалась, хотя он очень на этом настаивал. Но я упорно просила его везти меня домой. Не хотела ехать на учебу от него. Наши отношения и так переросли формат обычных встреч, и я знала, что все больше и больше погружаюсь в него, не понимая, что будет дальше, вернее, не желая понимать. Мне было хорошо с ним сейчас и заглядывать далеко в будущее, да хоть на неделю вперед, просто не хотела.
Наше общение было очень легким, мы вели разговоры обо всем и ни о чем. А чаще всего разговаривать нам и не приходилось. Мы никуда не выбирались за пределы его квартиры, все, что нам нужно было – доставлялось прямо туда, и это оказалось единственно верным решением для нас обоих. Рядом не было конкурентов, и на ревность не приходилось срываться ни мне ни ему. Все было настолько идеальным, что просто не верилось. Я постоянно боялась, что что-то произойдет, и мы опять поссоримся навсегда, но ничего не происходило. С каждым днем он становился мне все ближе и ближе, он понимал меня с полуслова, как, собственно, и я его. Нам просто нужно было время притереться друг к другу. Научиться принимать друг друга такими, какие мы есть. Он старался сдерживать себя, а я – не обижаться по пустякам. И вскоре это стало работать. Мне перестало прилетать за общение с мужским полом, а я перестала выносить ему мозг по поводу излишнего женского внимания, которое неизбежно присутствовало в его жизни.