Только всем миром

14

Генерала на месте не оказалось, он был в городе, на каком-то заседании, — крепко не повезло! Но Мария Осиповна, секретарь генерала, узнав, что дело срочное, пообещала связаться с ним.

Чекалин нервничал: счет шел уже на минуты. Звонок майора Петрунина из портовой милиции как бы ускорил бег времени.

Петрунин выяснил, что банановоз «Бискайский залив», находящийся в настоящий момент в Приморьевске, в ближайшие часы покинет этот порт — сразу после выполнения необходимых таможенных и пограничных формальностей, и направится в далекую Венесуэлу. Это известие было поистине как гром средь ясного неба. И Чекалин, и Еланцев с Исаевым отчетливо сознавали: если чего действительно сейчас ни в коем случае нельзя допустить, так это того, чтобы банановоз ушел за пределы страны раньше, чем угрозыск побывает на его борту. Не только представители следствия, но и опознаватели: надо знать наверняка, есть или нет на борту этого судна человек, подозреваемый в убийстве. Двух мнений не было: следует задержать отход «Бискайского залива» до приезда оперативно-розыскной группы; на несколько часов задержать, учитывая, что до Приморьевска четыреста с лишним километров. Такое под силу разве что только генералу… В любом случае ему одному принадлежит решающее слово.

Не предрешая того, как он найдет нужным поступить, Чекалин тем не менее обсудил с товарищами состав группы, которая отправится в Приморьевск. Разумеется, Еланцев: при совершении следственного действия такой важности, как опознание преступника, без представителя прокуратуры никак нельзя обойтись. Далее — Чекалин, от угрозыска; Исаев же останется здесь, возглавит разработку всех других версий. Сложнее обстояло дело с опознавателями: кого взять с собой? Выбор достаточно велик, но кто окажется наиболее полезным? Сошлись на том, что желательно, чтобы это были люди, видевшие Блондина в разные моменты. Из числа таксистов выбор пал на Соловьева; Соловьев дольше других был в контакте с подозреваемым, да и оснований запомнить у него было больше, чем у других: это его машина пострадала от наезда. По эпизоду у порта сразу отвергли кандидатуру калымщика Гольцева (может, и не будет врать, но все равно противно иметь с ним дело); Саня Буряк тоже мало подходил для роли опознавателя: из стремления поскорее обелить себя может (психологии известны такие казусы) добросовестно ошибиться; оставался рядовой Сивков, к которому, по словам майора Петрунина, подходили три моряка, в том числе и Блондин. Решили, для надежности взять с собой и третьего опознавателя — рассудительного прапорщика Ильина.

Группа, правда, получилась несколько громоздкая: три опознавателя да Еланцев с Чекалиным, — пять человек; в машине же кроме водителя могут поместиться лишь четыре пассажира. Ну что ж, решили, придется тогда ехать на двух машинах или, в крайнем случае, на «рафике» с его чересчур умеренным ходом. Дело важнее.

Раздался звонок. Мария Осиповна:

— Анатолий Васильевич, с вами будет говорить Сергей Лукич…

— Что-нибудь действительно неотложное? — спросил генерал.

Чекалин доложил самое необходимое:

— Подозреваемый, возможно, находится на борту теплохода «Бискайский залив». А судно это — на отходе, в Приморьевске.

— Вот как? — сказал генерал. — Ладно, подробности потом. Сейчас один только вопросик: Блондин?

— Похоже на то.

— Хорошо, даю добро на поездку. Теплоход будет задержан, отправляю срочный телекс в Приморьевск. Ну, ни пуха ни пера!

С транспортом все устроилось как нельзя лучше: обошлись одной машиной. Директор таксопарка, когда Исаев договаривался с ним о поездке водителя Соловьева с опергруппой в Приморьевск, поинтересовался, как собираются добираться туда. Узнав, что на двух машинах, ибо в составе группы пять человек, директор обронил вдруг замечание, смысл которого Исаев не сразу и в толк взял.

— С водителем, — сказал он, — как раз пятеро получается.

И тут же последовало деловое предложение:

— Пришла партия новых машин, еще госномера не получены даже. Берите любую. Соловьев за рулем, не пожалеете, водитель классный.

Соловьев и впрямь водитель был превосходный. Но даже ему не под силу было справиться с перебоями в отоплении: то оно включалось, то вырубалось надолго, и тогда, хоть караул кричи, зуб на зуб не попадает. Как там товарищи на своем заднем сиденье? Молодцы, похоже, спят. И холодрыга им нипочем…

Чекалин опустил уши меховой своей шапки, поднял воротник пальто, сжался в комок, — вздремнуть бы тоже! Но сон никак не шел, сами собой текли какие-то несерьезные, совсем не обязательные мысли. До чего же хорошо, подумал он от нечего делать, до чего расчудесно живется некоторым литературным, а особливо киношным инспекторам уголовного розыска!

В жизни все по-другому: будничнее, что ли, и суровее; бывает, что и опаснее. Но в любом случае — без бенгальского огня, без этих бьющих в глаза копеечных кинематографических эффектов. По-другому, да: серьезная работа, строгая. И чернового в ней ох как много, и неудач до чертиков. А если успех — то он результат бешеного, циклопического труда, не иначе… Чекалин считал себя счастливым человеком: он никогда не задумывался над тем, любит ли свою работу, — не было нужды в этом. Всегда, все свои тридцать лет в угрозыске, он твердо знал одно: это его дело, его, дело всей его жизни.

Езда по скользкой, заледенелой дороге заняла восемь часов, так что на «Бискайский залив» попали поздно — в половине двенадцатою ночи. Капитан-директор судна, молодой мужчина со щеголеватой шкиперской бородкой, несмотря на поздний час, был при полном параде. Едва взглянув на него, Чекалин тотчас понял, что, случись, допустим, опергруппе задержаться хоть до рассвета, этот образцово-показательный кэп так всю ночь и прождал бы, влитый в свой форменный пиджак с золотыми шевронами на рукаве; можно ручаться, даже узел галстука не ослабил бы, готовый в любую минуту отдать приказ сняться с якоря. На непрошеных гостей он смотрел с неприязнью (чтобы не сказать — враждебно). И мало того, что всем своим видом прямо-таки демонстрировал эти свои чувства, так еще и спросил — внешне корректно, но с явным подтекстом:

— Простите, вы знаете, сколько стоит один час простоя такого судна, как «Бискайский залив»?!

— Нет, — сказал Чекалин, стараясь не обращать внимания на странноватый тон кэпа. — Наверное, много.

— «Наверное…» — при всей своей подчеркнутой вежливости все же съязвил кэп. — Пятьсот рублей — вот во сколько обходится государству один час нашего простоя.

Что и говорить цифра прозвучала впечатляюще.

— Да, это очень много, я понимаю, — сказал Чекалин.

— Десять часов простоя — это пять тысяч рублей, — все продолжал свою занудливую арифметику кэп.

— Совсем худо, — признал Чекалин. И тут же. сделал встречный выпад — пора уже было остановить нелепый спор. — Хотя, признаться, я никак не возьму в толк, к чему весь этот разговор. Мне трудно допустить мысль, что вы предпочли бы отправиться в заграничный рейс, имея на борту вверенного вам судна убийцу.

— А если его не окажется? — без особой убежденности, скорее по инерции, возразил кэп.

— А если окажется?

Не оказалось…

События развивались так. Еланцев попросил капитана собрать в кают-кампанию всех членов команды до тридцати лет. Тот, проникнувшись уже к этому моменту сознанием важности происходящего, сказал, что в таком случае практически нужно собрать всю команду, ибо экипаж молодой, «стариков» едва ли человек пять наберется. Ну что ж, всех так всех…

Нет, Чекалин вовсе не вглядывался в каждое лицо, когда переступил порог кают-компании, — лишь беглый, самый общий взгляд. Но даже и этого, нимало не нацеленного на подробности взгляда было ему достаточно, чтобы почти тотчас ощутить болезненный холодок в груди: пустышку тянем, явную пустышку, нет здесь нашего Блондина! И дело тут было вовсе не в интуиции, шут уж с ней. Чекалина не покидало ощущение, что хотя он никогда в жизни не встречал Блондина, тем не менее хорошо и даже лично знает его… О, само собою, он дорого дал бы, Чекалин, чтобы жестоко ошибиться сейчас!

Чекалин попросил войти первого из опознавателей — водителя такси Соловьева. Тот долго и внимательно всматривался в лица, один раз прошелся медленным взглядом по рядам, и в другой раз, и в третий, потом покачал отрицательно головой, сказал:

— Нет, того человека здесь нет.

Прапорщик Ильин тоже чуда не сотворил: Блондина, увы, и он не обнаружил. Теперь только на Сивкова оставалась вся надежда: ведь это ему один из трех парней, среди которых был Блондин, сказал, что они с «Бискайского залива»; уж этого-то моряка Сивков должен здесь отыскать? Как знать, возможно, и того человека, которого, не исключено, он принял за нашего Блондина, обнаружит?.. Рядовой Сивков действовал по-солдатски четко и решительно. Ничуть не смущаясь, с полным осознанием своей ответственности, он неторопливо, но и без чрезмерной медлительности оглядел сидевших перед ним людей, потом доложил:

— Того — с портрета — в наличии не имеется. Но присутствуют двое других, которые были с ним. — Показал пальцем: — Вон тот, значит, и вот этот.

Всех отпустили, извинившись за вынужденное беспокойство; только «вон того» и «вот этого» попросили остаться в кают-компании. Одного звали Виталий Бахарев, другого — Антон Метельский. Они сразу сказали, что тоже признали паренька-солдата, с которым Бахарев разговаривал у проходной порта.

— О чем говорили? — переспросил Бахарев. — Так, ерунда какая-то. Я сказал: а не махнуться ли нам одежкой, шинелишка-то потеплей моего куртеля будет? Что-то вроде этого. Потом спросил, где водочкой разжиться. Честно признаться, мы с Антоном уже крепенько под газом были, ну, как водится, подбавить приспичило. Солдатик на белый «жигуль» показал — стоял там такой неподалеку.

— А что за парень с вами третий был? — спросил Еланцев.

— Понятия не имею, — сказал Бахарев.

Еланцев посмотрел на другого моряка:

— А вы? Тоже его не знаете?

— Нет, не знаю.

— Чудеса какие-то! — воскликнул Еланцев. — Все время вместе — вроде как дружки неразлучные, и насчет водки вместе промышляли, а кто он такой — не знаете. В это, согласитесь, трудно поверить.

— Ну, дружки! — Бахарев даже рассмеялся, таким, должно быть, нелепым показалось ему это предположение.

Чекалин понял: сейчас Бахарев начнет рассказывать, как случилось, что Блондин оказался рядом с ними. Но этого никак нельзя было допустить — чтобы он заговорил об этом в присутствии Метельского, тут надобен раздельный допрос их. Еланцев как раз вовремя прореагировал:

— Я вас попрошу, Метельский, на некоторое время оставить нас. Но далеко не уходите, пожалуйста. Вы нам еще понадобитесь. — Когда Метельский, чуточку, как показалось, растерявшись, вышел, Еланцев сказал Бахареву: — Так мы вас внимательно слушаем… Насколько я понял, вы не считаете, что он был вашим другом… дружком, если точнее. Каким же тогда, интересно, образом он оказался с вами?

— Все очень просто. Мы с Антоном пошли за водкой. У нас на двоих — семь рэ с копейками. Если бы днем — и проблем бы никаких. А тут ночь. Ночью и цена другая бутылке — червонец. Но мы не гордые, мы и на четвертинку были согласны. К тому же — приспичило. Так к нам и причалил мужик этот. То да сё, хорошо б выпить, говорит. Хорошо б, отвечаем, ну, в общем, сговорились на троих сообразить. Пошли вместе к «жигулю», а там жлоб сидит, морда — кругом шестнадцать, за поллитру пятнадцать рэ требует. Ладно, мы согласны: половина наша, половина того парня, нам, я ж говорю, четвертинки хватит. А парень — он с меня ростом, только волос белый — говорит вдруг: да вы что, мужики, у меня ни копья нет, думал, вы расщедритесь… Смех и грех прямо. Ну посмеялись и разошлись. Мы с Антоном к себе, на железку нашу, а он, я думаю, на остановку пошел.

— А имя? Хотя бы имя его знаете?

— Нет, откуда. Мы не спрашивали, он не говорил.

У Чекалина, внимательно наблюдавшего за парнем, не создалось впечатления, будто он что-то утаивает. Да и то, что он рассказывал, не противоречило тому, что говорили Сивков и Саня Буряк. Вполне возможно, что так все и было, как он говорит. Тем более — и Метель- ский точь-в-точь такую же картину нарисовал, когда пришел его черед давать показания. Чекалин показал композиционный портрет Блондина — сперва одному, потом другому. Оба, ни секунды не колеблясь, признали, что парень, с которым они имели дело той ночью, безусловно, похож на рисунки; скорей всего, это он и есть. Елан- цев надлежащим образом оформил протоколы допросов Бахарева и Метельского. Все, как ни горько, но на этом все и кончилось…

А кэп, между прочим, оказался совсем никакая не зануда. Хотя именно теперь, после того, как выяснилось, что судно все-таки напрасно было задержано на столько часов, он имел все основания для упреков, он тем не менее и вида не показал, что недоволен чем-то. Напротив, был на редкость приветлив и мил; уж не оттого ли, грешным делом подумал Чекалин, какая метаморфоза, что он рад-радехонек, этот образцово-показательный кэп, что на его судне все в порядке? Как бы там ни было, но он не отпустил оперативную группу (взял на душу грех, задержал свой корабль на лишние полчаса!), пока не угостил рюмкой-другой отменной самогонной гадости под шибко завлекательным заморским названием «Королева Анна», пока не накормил всех досыта.

В обратный путь двинулись глубокой ночью, в третьем часу. Соловьева никто не неволил, сам вызвался, сказал, что это для него семечки, бывало, что и по двое суток без передыха за баранкой сидел. Ну что ж, ехать так ехать. Было бы даже и смешно ломаться, когда в действительности больше всего на свете хочешь как можно раньше приступить завтра к делам. В дороге их ждала приятная неожиданность: бесперебойно стал вдруг работать отопитель. Еланцев мрачновато пошутил, что это компенсация за неудачу. После этого все дружно заснули. Кроме Соловьева, разумеется.