Том 2

О Дафна милая!

О прелесть Эроксена!

Акант, оставь меня!

Не нужно мне Тирена.

Зачем ты гонишь прочь?

Чем гнев я заслужил?

Ты мил мне издали.

Ты вовсе мне не мил.

Не время ли забыть убийственную гордость?

Не время ли забыть безжалостную твердость?

Не время ли тебе признания сдержать?

Не время ли тебе назойливость унять?

Коль ты не сжалишься, меня раздавит горе.

Коль не ответишь мне, я смерть увижу вскоре.

Коль не уйдешь сейчас, сам на себя пеняй.

Коль ты останешься, скажу тебе — прощай!

Я слушаюсь тебя. Я ухожу. Довольно!

С моим отсутствием тебе не будет больно.

О Эроксена! Дай, чтоб мне счастливым стать,

Из жалости ко мне два слова ей сказать.

О Дафна милая! Спроси у ней, жестокой,

Чем заслужил я гнев столь строгий и глубокий?

Акант в тебя влюблен и сам довольно мил.

Так чем же он твою суровость заслужил?

Тирен — еще милей — к тебе стремит желанья,

Ужель без жалости ты зришь его страданья?

Затем, что первой мне пришлось вопрос задать,

Ты первой на него должна и отвечать.

Акант меня пленить старается напрасно:

Другим влечением охвачена я страстно.

К Тирену отношусь я с хладностью такой

Затем, что выбором отмечен мной другой.

Могу ли я узнать твой выбор неслучайный?

Да, если и свою поведаешь мне тайну.

Нет нужды называть того, кто сердцу мил,

Гораздо проще твой я успокою пыл.

Есть у меня портрет, всегда на сердце скрытый, —

Атис его писал, художник знаменитый, —

И так он каждою чертой с моделью схож,

Что, бросив первый взгляд, ты имя назовешь.

За то, что ты легко рассталась с тайной этой,

Могла б я заплатить такою же монетой.

Художник тот же мне нарисовал портрет,

Изобразив того, в ком для меня весь свет,

С таким подобием и точностью такою,

Что тотчас как живой он встанет пред тобою.

Ларец, что для меня художник заказал,

Расписан, как и твой, и точно так же мал.

Да, правда! Для меня их сходство несомненно.

Наверно, сделал их Атис одновременно.

Откроем каждая скорее свой ларец,

Чтобы явить глазам секрет своих сердец!

Посмотрим, кто скорей поймет тех черт значенье,

Которое из двух верней изображенье!

Смотри, ошиблась ты. Моим словам в ответ

Ты вместо своего даешь мне мой портрет.

И правда. Не пойму, что сделалось со мною.

Давай! Всему твоя рассеянность виною.

Иль обе шутим мы, лукавство затая?

Ошиблась так же ты, как ошибалась я.

И вправду — вот смешно! Верни портрет скорее.

Вот верный способ знать, чья истина вернее.

Что вижу! Или то пристрастных чувств обман?

Ужели страсть во мне рождает сей туман?

Миртил моим глазам предстал здесь, без сомненья.

Портрет Миртила мне явил изображенье.

Да, молодой Миртил мне эту страсть внушил.

Да, сердце мне зажег, как и тебе, Миртил.

А я-то собралась просить тебя скорее

Сказать ему, что я пылаю все сильнее!

И я пришла к тебе, чтоб с помощью твоей

С душой влюбленною связать его тесней.

Столь пылкое тебе внушил он восхищенье?

Столь сильное к нему в душе твоей влеченье?

Нет хладности такой, чтоб он не смог зажечь;

В нем юной прелести неотразима речь.

И нимфы счастье с ним вкушали б неустанно,

И без стыда его могла б любить Диана.

Коль нет его со мной, и жизнь мне не мила;

Я сто сердец ему тотчас бы отдала.

Он затмевает все, что вижу пред собою;

Когда бы скипетр мне, он правил бы со мною.

Напрасно было бы стараться в этот час

Любви к нему лишить хотя б одну из нас;

Пускай любовь в сердца уже вошла корнями —

Остаться все-таки попробуем друзьями.

В один и тот же час влеченью одному

Мы обе отдались наперекор всему, —

Так бросим тщетный спор и, с чистым сердцем, обе

Не будем прибегать ни к хитрости, ни к злобе.

Пусть старый Ликарсис от нас услышит сам,

Как милый сын его во всем приятен нам.

Я не могу понять — даю тебе в том слово, —

Как мог произойти он от отца такого.

Осанка, рост, глаза, изящный выбор слов —

Все говорит, что он достойный сын богов.

Но все ж согласна я: найдем отца скорее,

Откроемся ему, любовью пламенея,

И пусть тогда Миртил, на нас покоя взор,

Спокойным выбором решит наш страстный спор.

Пусть так. Вот Ликарсис, Никандр и Мопс. Дождаться

Нам надо, чтобы он мог с нами повидаться.

Что ж новость?

Очень ты торопишься, мой друг.

Не так она проста, чтоб рассказать все вдруг.

Что за дурачества и глупые кривлянья?

Певец Меналк не ждет подобного вниманья.

Вот кто в политике достаточно смышлен,

Тот будет новостью моею потрясен.

Немножечко хочу от вас я уваженья,

И ваше мне теперь приятно нетерпенье.

К чему задержками ты сердишь нас опять?

Зачем безмерно ты докучным хочешь стать?

Ах, говори скорей, но только без кривляний!

Просите вежливо, вам говорю заране.

Пусть каждый скажет мне, чем заплатить готов

За эти несколько для вас желанных слов.

Нахал!.. Идем, Никандр! Заткнем скорее уши.

Готов он говорить, как мы готовы слушать,

И новость жжет его, ему уж невтерпеж.

Не выслушай его — врага в нем наживешь.

Тьфу!

На себя пеняй, зачем тянул так дело?

Сейчас я все скажу.

Нам слушать надоело.

Как! Новость не нужна?

Нет.

Не нужна совсем?

Ну, будь по-вашему. Теперь я стану нем.

Ну что ж.

Возможно ли оставить без вниманья,

Что здесь, в Темпе, король имеет пребыванье?

В Лариссу прибыл он[72] при первом блеске дня

И пышностью двора успел пленить меня.

Ведь он для наших нив во всем подобен чуду,

И потому о нем беседуют повсюду.

Об этом нам совсем не интересно знать.

Я видел многое,[73] что стоит рассказать.

Все эти господа, что шли с монархом рядом,

Блистали праздничным, изысканным нарядом

И удивляли взор; поля у нас весной

Их не могли б затмить своею красотой.

Среди других король заметно выделялся:

Он издали уже монархом всем казался.

Так хорошо свою выдерживал он роль,

Что каждый сразу же сказал бы: вот король!

Такой он грации был полон несомненной,

Что с ним никто б не мог сравняться во вселенной.

Среди его вельмож, конечно, каждый рад

Поймать властителя хотя б мгновенный взгляд.

Вокруг него гудят немолчно разговоры,

Как суетливый рой жужжащих пчел, который

Со всех сторон спешит на полный меда сот;

Кто в мире зрелище пышнее мне найдет?

В честь Пана торжество и наши ликованья

Зову я нищетой, не стоящей вниманья…

Но так как и внимать вы не хотите мне,

Я новости свои оставлю в стороне.

Нам новости твои порядком надоели.

Идите же домой.

Совсем вы очумели!

Вот как наказывать нам следует подчас

Того, кто глупостью одолевает нас.

Пусть небо сохранит твое овечье стадо!

Пускай Церера даст тебе плодов для сада!

Пусть каждой Пан пошлет супруга, пусть она

С ним будет счастлива, как нежная жена!

Ах, Ликарсис, к одной стремимся мы с ней цели!

Одно и то же б мы с ней получить хотели!

Жестокое дитя, причина наших мук,

Амур стрелу свою взял из твоих ведь рук!

И мы пришли к тебе, чтоб знать твое сужденье:

Которая из двух достойна предпочтенья.

О нимфы!..

Об одном мечтаем мы сейчас.

Я…

К счастью одному ведет желанье нас.

Немножко дерзко то, в чем мы хотим признаться…

О нет!..

И наша честь страдает, может статься.

Напротив!

Но когда в груди огонь такой,

Не стыдно нам сейчас признаться пред тобой.

Я…

Да простится нам свобода обращенья:

Любовь внушает нам все эти дерзновенья.

От вашей похвалы я защищен стыдом.

Нет-нет, смирение здесь было б ни при чем!

В твоих руках для нас и радость и страданье.

К тебе обращены все наши упованья.

Ужель преграды ты поставишь нам сейчас?

Ах!

Неужели ты отвергнуть можешь нас?

Нет, вовсе я не строг. С покойною женою

Во всем согласен я и, как она, порою

Способен все отдать для радости чужой —

К чему гордиться мне надменностью пустой?

Устрой, чтобы Миртил от нас не прятал взоры!

Чтоб выбором своим решил он наши споры!

Миртил?

Миртил! И ты нам помоги, мы ждем!

О ком же мы твердим, как только не о нем?

Не знаю. Заявить я должен вам, однако,

Что слишком юн Миртил для уз священных брака.

Ах, совершенства в нем столь ясны, что порой

Страшимся мы, что он достанется другой,

И каждая из нас союзом нерушимым

Спешит соединить судьбу свою с любимым.

И свойствами души и разуменьем он

Совсем не по летам природой награжден,

И нам хотелось бы скорей свои желанья

С достоинствами в нем привесть в согласованье.

Он не по возрасту понятлив, мой Миртил,

И тот афинянин, что здесь два года жил,

Его способностям не мог не удивляться.

Он философией с ним начал заниматься

И так в том преуспел, что юный ученик

Порою и меня стал заводить в тупик.

Но как он ни судил возвышенно и тонко,

В нем все же многое осталось от ребенка.

Ну, не настолько он, мне кажется, дитя,

Чтоб о любви не мог подумать хоть шутя.

К тому же видела сама я не однажды,

Что к Мелисерте он любовной полон жажды.

Любовь известна им. И я…

Не может быть!

Известна ей, она постарше, а ценить

Любовь в сем возрасте умеет уж девица,

Его же юности прилично лишь резвиться

И вслед за старшими тянуться, чтоб на них

Хоть чем-то походить в движениях своих.

И все же мы хотим свою судьбу скорее

С Миртилом сочетать по воле Гименея.

И страстно хочется узнать обеим нам,

Кого же предпочесть он пожелает сам.

Поверьте, я польщен и говорю без лести:

Я лишь простой пастух, мне слишком много чести,

Что нимфы, лучшие из нимф родных долин,

Хотят, чтоб мужем им отныне стал мой сын.

Так если нужно вам подобное решенье,

Согласен я, чтоб в спор он внес успокоенье

И выбрал сам, но та, что будет в стороне,

Досаду заглушив, женою станет мне.

В нас кровь одна, и я почти подобен сыну…

Вот он. Чтоб все решить, на миг я вас покину.

В его руках скворец, добыча злых сетей.

Вот вся его любовь, весь пыл его страстей!

О ты, невинное созданье,

Чьих крылышек сейчас я слышал трепетанье

Среди раскинутых силков!

Не бойся гибели, неволи или смерти:

Завиден жребий твой и вовсе не суров,

Ведь я тебя поймал в подарок Мелисерте!

Она, живя тебя дыханием своим,

Прижмет легко к груди; ты будешь, невредим,

Свободой полной наслаждаться.

Скажи: что участи завиднее твоей?

И кто с тобой, скворец, из всех земных царей

Не захотел бы поменяться?

Миртил, Миртил, постой! С забавою своей

Расстанься хоть на миг. Есть дело поважней.

Вот эти нимфы, сын, желают друг у друга

Оспаривать тебя как юного супруга.

Охотно я на брак тебе согласье дам,

Но выбор среди них ты должен сделать сам.

Как, нимфы?

Да, мой сын. Бери себе женою

Ту, что понравится, и счастлив будь судьбою.

Но как бы мог принять такое счастье я,

Когда ему душа противится моя?

Все ж надо выбирать, хотя и трудно это.

Такую честь нельзя оставить без ответа.

Забыв о гордости, обычной столь для нас,

Две нимфы, о Миртил, к тебе пришли сейчас

И тем нарушили обычай неизменный,

Плененные твоей красою совершенной.

Чтоб выбор облегчить, Миртил, ты должен сам

Прислушаться к душе, довериться глазам;

И чтоб не сбить с пути волненья молодого,

Мы в похвалу себе не вымолвим ни слова.

Вы сделали мне честь, и блеск ее мне мил,

Но этой чести я совсем не заслужил;

На вашу доброту мне льститься не пристало:

Я недостоин вас — я значу слишком мало,

И будет стыдно мне, едва настанет час,

Когда из-за меня позорить будут вас.

Согласие твое пусть будет нам награда —

О нашем имени заботиться не надо.

Не следует тебе излишне скромным быть,

О качествах твоих нам предоставь судить.

Задача так сложна, что, затрудненный ею,

Я разрешить ваш спор, конечно, не сумею.

Как выбрать среди тех, кто равен красотой,

Происхождением и чувства прямотой?

Кого ни отвергай — все будет преступленье!

Не выбрать ни одной — вот здравое решенье.

Отказываясь нам ответить, ты, Миртил,

Уж не одну, а нас обеих оскорбил.

И коль решились мы на приговор пристрастный,

То, что б ты ни сказал, все доводы напрасны.

Я вижу, что ответ вам непонятен мой, —

Вот объяснение: я увлечен другой,

А сердце, что живет единым упоеньем,

Уж нечувствительно к сторонним обольщеньям.

Как! Что он говорит? Кто б мог предположить?

Ты знаешь ли, щенок, что значит полюбить?

Ну, знаю или нет, а полюбил я страстно.

Постыдна страсть твоя, и любишь ты напрасно.

Коль так вы судите, зачем вы дали мне

То сердце, что пылать способно в тишине?

От сердца твоего я жду повиновенья.

Коль в состоянии оно смирить волненье.

Как! Вопреки отцу посмел он полюбить?

Как запретите вы ему влюбленным быть?

Прекрасно! Впредь любить я запрещаю грозно.

Боюсь, что ваш запрет приходит слишком поздно.

Как! Даже прав своих теперь лишен отец?

И боги не гнетут подвластных им сердец.

Что? Боги? Замолчи!.. Все это рассужденье

Меня…

К чему впадать в такое раздраженье?

Нет, выбор должен он произвести сейчас,

Иль я его побью здесь, на глазах у вас,

И вы увидите права отцовской власти.

Давайте говорить без этой гневной страсти.

Позволь теперь, Миртил, узнать нам имя той,

Кто мог тебя увлечь своею красотой.

То Мелисерта. Ей легко владеть сердцами.

Ужели ты, Миртил, ее равняешь с нами?

Достоинствами с ней мы вовсе не равны.

Нет, нимфы, так хулить ее вы не должны.

Поймите, что ее люблю я всей душою,

Что я уже теперь не властен над собою,

И, если оскорбил я ваше божество,

Не ставьте ей в вину безумья моего,

От одного меня исходит оскорбленье.

Конечно, с нею вам нельзя идти в сравненье,

И так как мы судьбе покорствуем вполне,

То твердо знаю я: внушило небо мне

К вам, нимфы, навсегда почтительность простую,

К ней — всю мою любовь, которою живу я.

Я вижу по тому, как вспыхнул жар ланит,

Что к доводам моим в вас сердце не лежит.

Коль вам захочется ответить поскорее,

Заденете вы то, что мне всего больнее,

И потому, ища спасенья в этот час,

Я, нимфы, предпочту исчезнуть с ваших глаз.

Миртил, постой, Миртил! Вернись сюда, несчастный!..

Ушел… Но кто сильней — увидите вы ясно,

Смущаться не должны вы этой болтовней —

Он будет ваш супруг, ручаюсь головой.

Коринна! Ты сейчас от Стеллы услыхала

Все то, что Ликарсис ей рассказал сначала?

Да.

Что своей красой и скромностью Миртил

Сердца двух юных нимф нежданно покорил?

Да.

Что, стремясь к нему, как к цели драгоценной,

Вдруг Дафна перед ним предстала с Эроксеной?

Что нимфы спор ведут, кому сейчас из них

Достанется Миртил, чей будет он жених?

Ах, с уст твоих легко те новости слетали!

Как мало думаешь ты о моей печали!

Чего хотите вы? Ведь я была права,

И повторили вы сейчас мои слова.

Но как же Ликарсис их принял посещенье?

Как честь, я думаю, с великим восхищеньем.

Ужель не видишь ты, наперсница моя,

Как горестно сейчас тебе внимаю я?

О, что вы!

Рассказать, как рок неумолимый

Решил, что предпочесть их должен мой любимый,

Что их бессмертию должна я уступить, —

И это не должно мне сердце вмиг разбить?

Не вы ль узнать сейчас мое хотели мненье?

О, если б ты ко мне питала сожаленье!..

Скажи: а сам Миртил — он рад их увидать?

Не знаю, госпожа.

А не мешает знать,

Жестокая!

Увы! Я вас не понимаю.

Что только ни скажу — вам горе причиняю.

А мне понятно все, ведь ты так холодна

К тому, что горести душа моя полна!..

Уйди! Оставь меня. Пускай хотя немного

В уединении уляжется тревога.

Вот видишь, сердце, ты, что значит полюбить?

Белиса это мне успела объяснить.

Мать милая моя, перед концом слабея,

Сказала как-то мне на берегу Пенея:[74]

«Будь осторожна, дочь: для юных душ любовь

В одеждах предстает, волнующих нам кровь.

Сначала все глазам сулит в ней наслажденья,

Но следом уж идут тревоги и волненья,

И, если хочешь ты, чтоб тих был твой удел,

Беги, беги, как зла, ее жестоких стрел».

О сердце! Я твои выслушивала речи,

И вот когда Миртил искал со мною встречи,

Забавы разделял, услужлив был и мил,

Сама удерживать я твой старалась пыл.

Не верило ты мне — и скоро снисхожденье

В непобедимое вдруг перешло влеченье.

Ах, в крепнущей любви предчувствовало ты

Лишь наслаждение и светлые мечты!

Теперь, увы, для нас иные дни настали —

Нам в этот час судьба несет одни печали,

Смертельную тоску в грядущем затая.

О сердце! Ведь тебе предсказывала я…

Но будем скорбь таить мы от чужого взгляда…

Ах!..

Мелисерта, друг, души моей отрада!

Я птичку-пленницу сейчас несу тебе

И сам завидовать готов ее судьбе.

Я приручить ее заботливо старался,

Чтоб этот дар тебе приятным показался.

Он прост, а боги тот лишь ценят дар простой,

Что преподносится с открытою душой.

Ведь сердце — главное. И никогда на свете

Богатства… Небеса! Что значат слезы эти?

Скажи мне: что с тобой? Какой печали тень

Видна в твоих глазах в прекрасный этот день?

Молчишь ты? Ах, твое унылое молчанье

Усилило во мне волненье и страданье!

Открой свою печаль для сердца моего.

Ты плачешь?

Ничего…

Что значит — ничего?

Я вижу, что твой взор сверкнул сейчас слезою.

Пристойно ли ей быть в соседстве с красотою?

Ах, тайной не терзай сейчас души моей

И про свою печаль мне расскажи скорей!

Нет, в этом ни за что я не могу признаться.

Ужели должен я в неведенье остаться?

Ты чувства нашего не оскорбила ль тем,

Что о своей беде не говоришь совсем?

Ах, не томи того, кто любит всей душою!

Ты прав, Миртил, ты прав! Откроюсь пред тобою.

Две нимфы — до меня дошла об этом весть —

Тебе высокую оказывают честь

И предлагают брак, и это я едва ли

Могла бы, милый мой, услышать без печали,

Не обвинив судьбу за то, что приклонил

Ты слух к признаньям их, а обо мне забыл.

Как можешь ты питать такое подозренье?

Ужель любовь моя внушает лишь сомненье,

Ужель, ты думаешь, пред этой красотой

Могу плениться я подругою иной

И на союз, что мне предложен, согласиться?

Чем, Мелисерта, мог сейчас я провиниться,

Что чувство нежное, строга ко мне душой,

Ты хочешь осудить с суровостью такой?

Ужели ты и впрямь исполнена боязни?

Все это для меня мучительнее казни.

И как же мне хранить любовь в душе своей,

Когда готова ты уже не верить ей?

Миртил! Соперниц я могла бы не бояться,

Когда бы с ними мне дано было сравняться, —

Тогда бы ревность мне не пламенила кровь

И преимущество дала бы мне любовь.

Увы! Неравенство и званья и рожденья

Дают передо мной им явно предпочтенье.

Им и божественность помочь бы не могла.

Ты, Мелисерта, их красою превзошла.

Ведь я тебя люблю! И в этом все. Влюбленный

В тебя, имею я сокровища, короны.

Пусть ныне все цари власть предлагают мне,

А я мечтаю жить с тобой наедине,

И в этой истине не может быть сомненья;

Неверием ты мне наносишь оскорбленье.

Прекрасно! Верю я, когда так хочешь ты,

Что от тщеславия чисты твои мечты;

Пусть нимфы те знатны, богаты и прекрасны,

Не к ним ты, а ко мне душой стремишься страстной…

Не будет радости для любящих сердец —

Ведь выбором твоим руководит отец.

В его глазах, Миртил, я очень мало стою,

И он пренебрежет пастушкою простою.

Ни боги, милая, ни власть и гнев отца

Не в силах разлучить влюбленные сердца;

Тебя не брошу я, с тобой я буду вечно.

Ах, дорогой Миртил, как речь твоя беспечна!

Тревожишь сердце мне надеждой ты живой,

Оно доверчиво раскрылось пред тобой,

Но этот сладкий миг блеснет одно мгновенье,

А после ждет меня жестокое мученье.

Как! Надо клятвы мне скорей на помощь звать,

Твердить, что буду век тебя я обожать?

Ах, если уж и в том ты сомневаться стала

И красоте своей не веришь уж нимало,

Богами я клянусь! А мало клятв таких,

Сиянием очей я поклянусь твоих,

Что лучше мне не жить, чем выносить разлуку.

В знак примирения ты протяни мне руку,

Чтобы устами к ней я прикоснуться мог

И этим верности запечатлеть залог.

Ах, встань скорей, Миртил! Я слышу: ходит кто-то.

Не бойся… Нет, идут… Вот новая забота!

Мешать не стану вам.

Кто мог предполагать?..

Прекрасно все идет. Извольте продолжать.

Ах, сын мой, как твой взор сияет нежным чувством,

Как мастерски своим владеешь ты искусством!

Ужели мудрый муж, пришедший из Афин,

Науке обольщать учил тебя, мой сын?

А ты, пастушка, ты, чьи пальчики так нежно

Он целовал сейчас учтиво и прилежно,

Кто научил тебя — иль знала ты сама? —

Искусству нежностью сводить людей с ума?

Оставь, отец, прошу, свои нравоученья!

Ей речь твоя сейчас — прямое оскорбленье.

Нет, я ей все скажу. Кокетством и игрой…

Не оскорбляй, отец, ее насмешкой злой.

Хоть полон я к тебе, как нежный сын, почтенья,

Однако отомстить могу за оскорбленья.

Свидетель небо мне: когда еще хоть раз

Ты скажешь что-нибудь обидное, сейчас

Я в грудь свою клинок всажу без колебанья,

И в этом обретешь себе ты воздаянье.

Пусть кровь, что брызнет вдруг, одежды запятнав,

Докажет, что сейчас ты был со мной не прав.

Нет-нет, не верь тому, что я своим искусством

Сумела овладеть его высоким чувством.

И если счастлив он, охваченный огнем

Влечения ко мне, я, право, ни при чем.

Лишь сердцем я могла приветить чувство это, —

Иного, лучшего не знаю я ответа.

Да, я люблю его, как лишь могу любить;

Такую ты любовь не можешь осудить.

А чтоб не верил ты столь злому подозренью,

Его оставлю я и подчинюсь решенью

И выбору его, — пускай решает сам.

Сама я поступлю, как будет нужно вам.

Ну что же, торжествуй! Ты в этом отреченье

Уже обрел своих желаний исполненье.

Ты можешь ликовать, но только знай, отец,

Что скоро радости твоей придет конец,

И, как бы ни хотел приказывать мне властно,

С моею твердостью ты спорил бы напрасно.

Как, дерзкий, смеешь ты меня еще учить?

Ужели так со мной ты должен говорить?

Конечно, я не прав. Отец! От огорченья

Долг сына я забыл, и я прошу прощенья.

Во имя всех богов, отец, внемли мольбе,

Я заклинаю всем, что дорого тебе:

Не прибегай сейчас ты в гневе ослепленном

К правам отца, тебе природою врученным,

Ты после бы и сам об этом пожалел.

Ты подарил мне жизнь (а жизнь — благой удел),

Но мне ль благодарить за этот дар любимый,

Коль сделал эту жизнь ты мне невыносимой?

Без Мелисерты мир ужасен для меня,

Без прелестей ее померкнет радость дня,

В ней вся душа моя, все счастье, все желанья.

Возьми ее — и я тотчас лишусь дыханья.

К его стенаниям нельзя мне быть глухим.

Как мог он вырасти повесою таким?

Каков любовный пыл, какие рассужденья!

Пред чувствами его я полон сам смущенья.

Иль должен умереть я без дальнейших слов?

Ну что ж, приказывай, я слушаться готов.

Нет гнева у меня. Он вызвал эти слезы,

И от его речей я позабыл угрозы.

О, если я тобой хоть несколько любим

И знаешь жалость ты к мучениям моим,

Дай Мелисерту мне, утишь мои волненья —

И будет этот дар милей, чем дар рожденья!

Встань!

Как! Ты снизойти готов к моей мольбе?

Да!

Счастием своим обязан я тебе?

Да!

И поможешь ты, чтоб дядя дал согласье

И Мелисерте?

Да! Тебе хочу я счастья.

О дорогой отец, о лучший из отцов!

Я руки целовать тебе сейчас готов.

Ах, для детей своих мы все слабы душою!

Кто мог бы устоять перед такой мольбою?

Отцовской нежности, как все, я не лишен,

Когда подумаю, что мною ты рожден.

И ты сдержать во всем свое намерен слово?

Скажи: не примешь ты решения другого?

Нет!

И вступить мне в спор позволишь ли с тобой,

Когда идти решишь дорогою другой?

Скажи!

Да, ты права, природа! Сам скорее

Я Мопсу расскажу, что полюбить нежнее

Нельзя, чем любите друг друга вы сейчас.

Как добротой своей обрадуешь ты нас!

Спешу скорее к ней, надеждой окрыленный,

С прекрасной новостью. Не взял бы я короны

За счастье рассказать о радости такой, —

Отрадно будет ей делить ее со мной!

Миртил! Ты дар небес получишь в обладанье,

А нам достанутся в удел одни стенанья,

И волею богов, столь роковой для нас,

Ты сердце разобьешь нам в этот горький час.

Позволь узнать, Миртил: к которой из прекрасных

Ты обратить готов свой выбор беспристрастный

И на кого из нас падет сейчас удар,

Способный угасить навеки сердца жар?

Не подвергай же нас ты муке ожиданья

И этот выбор свой нам объяви заране.

Уж лучше, коль беды такой не избежать,

Внезапно умереть, чем медленно страдать.

Соперника во мне вы видите напрасно.

Я Мелисертою давно пленен прекрасной,

И так мне хорошо у этих милых ног,

Что я никем иным увлечься бы не мог.

Поймите: я врагом не должен вам казаться,

Вам нечего меня обоим опасаться.

Миртил! Ужель для двух столь горестных сердец…

Иль небо снизошло к несчастным наконец?

Считаю я свой плен победою счастливой,

И уж не нужен мне тот выбор горделивый

Отец решение свое переменил,

Он сердца моего признал законным пыл.

Как кстати сделал он нежданное признанье

И к цели можем мы идти без колебанья!

Нам снова может нимф вернуть его любовь,

И оба счастливы с тобой мы будем вновь.

Вы Мелисерты здесь, скажите, не видали?

Что слышу?

Мы ее искать уже устали.

А что?

Расстаться с ней должны мы навсегда —

За нею сам король приехал к нам сюда,

Он мужа ей нашел, всех лучше и знатнее.

О небо! Говори! Все говори скорее!

Играет тайна здесь весьма большую роль.

За Мелисертою к нам прибыл сам король.

Белиса, мать ее, как говорят, когда-то…

Считали Мопса мы родным Белисы братом…

Но Мелисерту мне поручено искать.

Узнаешь все теперь, уже не долго ждать.

Никандр, остановись, Никандр! Прошу тебя я…

Чтоб все узнать — за ним, минуты не теряя![75]