— Какой негодяй распустил слух, что наш клуб никуда не годится? — воскликнул завклубом.
— Это враги наши говорят, — ответил член правления Колотушкин.
— Свиньи, свиньи, — качая головой, заметил заведующий, — вот-с, не угодно ли: приход от платных спектаклей — 248 р. 89 к., а расход — 140 р. 89 к. В остатке, стало быть, 109 рубликов чистейшей пользы. И не будь я заведующий, если я их не употреблю...
Тут дверь открылась и вошел заведующий передвижным театром.
— Драсте, — сказал он. — Братцы, сел я в лужу. Нету у меня денег. Пропал я! Застрелюсь я!..
— Не делай этого, — ужаснулся заведующий, — твоя жизнь нужна родине. Сколько тебе нужно?
— 10 рублей, или я отравлюсь цианистым калием.
— На, — сказал великодушный заведующий, — только не губи свою душу. И пиши расписку.
Завтеатром сел и написал:
«Прошу 10 рублей до следующего моего приезда в Себеж».
А заведующий написал: «Выдать».
— Вы спасли мне жизнь! — воскликнул театральщик и исчез.
Засим пришел гражданин Балаболин и спросил:
— Веревку от занавеса не дадите ли мне, друзья, на полчасика?
— Зачем? — изумились клубные.
— Повешусь. Имею долг чести, а платить нечем,
— Пиши!
Балаболин написал: «Прошу на два дня»...
Получил резолюцию Колотушкина и пять рублей и исчез.
Пришел Пидорин и написал: «До получения жалования»...
Получил 30 рублей и исчез.
Пришел Елистратов с запиской от Пидорина, написал: «В счет жалования»...
И, получив 20 рублей, исчез.
Затем пришел фортепьянный настройщик и сказал:
— На вашем фортепьяне, вероятно, ногами играли или жезлами путевыми. Как стерва дребезжит.
— Что ты говоришь? — ужаснулись клубники. — Чини его скорей!
— 55 рублей будет стоить, — сказал мастер.
Написали смету, а в конце приписали:
«По окончании ремонта заставить настройщика сыграть увертюру Шопена и на дорогу выпить добрую чарку».
Не успел фортепьянщик доиграть Шопена и допить чарку, как открылась дверь и ввалилось сразу несколько:
— Нету, нету больше, — закричал заведующий и замахал рукой, — чисто!
— Нам и не надо, — гробовым голосом ответили ввалившиеся и добавили: — Мы ревизионная комиссия.
Наступило молчание.
— Это что? — спросила комиссия.
— Расписки, — ответил зав и заплакал.
— А это кто?
— Фортепьянщик, — рыдая, ответил зав.
— Что ж он делает?
— Увертюру играет, — всхлипнул зав.
— Довольно, — сказала комиссия, — увертюра кончена, и начинается опера.
— К-какая? — пискнул зав.
— «Клубные безобразники», — ответила комиссия. — Слова Моссельпрома, музыка Корнеева и Горшанина.
И при громких рыданиях клубных села писать акт.
Эм.
«Гудок». 17 сентября 1924 г.