Мой лев — в драме Гюго «Эрнани» — обращение доньи Соль к герою пьесы; реплика, вызвавшая на первом представлении пьесы 21 февраля 1830 года бурную реакцию зрителей явным нарушением принятой в классической драматургии «благопристойности» речи персонажей. (прим. коммент.).
Имеются в виду пользовавшиеся большой популярностью «Нравоучительные сказки» для детей немецкого (баварского) литератора Иоганна Христофора Шмида (1768–1854); имя Шмида обычно сопровождалось обозначением его духовного звания.(прим. коммент.).
На французском театральном жаргоне того времени «медведями» назывались пьесы, долгое время отвергаемые всеми театрами, но в конце концов попадающие на сцену. «Киты» в данном случае, по-видимому, невзыскательные зрители (от французской поговорки «смеяться, как кит», то есть «смеяться, широко разевая рот, во все горло»).(прим. коммент.).
«Стрекоза» (1877) — пьеса Мейака и Галеви. (прим. коммент.).
«Жан де Томмере» (1873) — пьеса Эмиля Ожье и Жюля Сандо.(прим. коммент.).
Образ римского императора Нерона выведен в трагедии Расина «Британник» (1669). (прим. коммент.).
«Эсфирь» — драма Расина на библейский сюжет (1689). (прим. коммент.).
«Гражданская смерть» (1880) — пьеса итальянского драматурга Паоло Джакометти.(прим. коммент.).
«Громкое дело» (1877) — мелодрама д’Эннери и Кормона.(прим. коммент.).
После того как эта статья была написана, г-н Огюст Витю поставил в Одеоне перевод «Гражданской смерти»; спектакль не имел никакого успеха.
«Кумир» — пьеса Ж. Рикара и М. Балло; напечатана только в 1896 году.
«Фруфру» (1869) — пьеса Мейака и Галеви.(прим. коммент.).
«Прохожий» (1869) — пьеса поэта и драматурга Франсуа Коппе. (прим. коммент.).
«Зараза» (1866) — пьеса Эмиля Ожье.(прим. коммент.).
Имеется в виду речь Александра Дюма-сына, произнесенная им при приеме в Академию 11 февраля 1875 года. Золя подробно разбирает эту речь в статье «Прием г-на Дюма-сына во Французскую Академию» (эта статья под названием «Новый академик» была первым из «Парижских писем» Золя в «Вестнике Европы», 1875, кн. 3; включена затем в сб. «Литературные документы»). (прим. коммент.).
«Тридцать лет, или Жизнь игрока» (1827) — знаменитая в свое время мелодрама Виктора Дюканжа. (прим. коммент.).
Бартоло — персонаж комедии Бомарше «Севильский цирюльник» (1775), тип важничающего комического старика. (прим. коммент.).
Терамен — персонаж из трагедии Расина «Федра» (1677). Он в длинном монологе рассказывает героине трагедии о страшной гибели любимого ею Ипполита. Романтики подвергли резкой критике принцип классического театра — прятать действие за кулисами, сообщая о нем зрителю лишь через посредство «вестников». (прим. коммент.).
Плодовитый драматург Жозеф Бушарди, автор многочисленных мелодрам с запутанной интригой, стяжал особенный успех пьесой «Пастух Лазарь» (1840).
Этот спор возник между Шарлем Перро и Фонтенелем, с одной стороны, и Расином, Лафонтеном, Буало — с другой. Первые отстаивали превосходство современной литературы над античной, вторые решительно им возражали. (прим. коммент.).
В 1869 году А. Дюма-сын в корне переделал комедию начинающего драматурга Франсуа и поставил ее под псевдонимом «Альфонс де Жален», который был раскрыт театральным критиком Жюлем Кларси в газете «Опиньон насьональ». Употребленный в аналогичном случае, даже с другим именем, этот псевдоним был уже всем понятен. (прим. коммент.).
Маргарита Готье — героиня романа А. Дюма-сына «Дама с камелиями» (1848), позже (в 1852 г.) переделанного автором в пьесу. Баронесса д’Анж — героиня пьесы А. Дюма-сына «Полусвет» (1855). (прим. коммент.).
Белая горячка (лат.).
Имеется в виду «История г-жи де Лапоммере и маркиза Дезарси» — вставная новелла в диалогизированной повести Дидро «Жак Фаталист» (1773), опубликована во французском оригинале в 1796 году. (прим. коммент.).
Жозеф Прюдом — сатирический образ ограниченного и самодовольного буржуа, созданный Анри Монье в его комедии «Величие и падение господина Прюдома» (1853). (прим. коммент.).
Дорогая (итал.).
Французская Академия приступила к составлению словаря французского языка со своего основания, в 1635 году. Первое издание вышло в 1694 году, но оно не было законченным. В 1877 году было выпущено новое издание словаря Академии, все еще не завершенного. В том же году филолог и философ-позитивист Эмиль Литтре (1801–1881) выпустил свой фундаментальный словарь французского языка. (прим. коммент.).
Госпожа Онеста — образ сварливой особы строгих нравов из новеллы Никколо Макиавелли (1469–1527) «Бельфегор», переложенной на французский язык Лафонтеном (onestà по-итальянски — честность, благопристойность, целомудрие). (прим. коммент.).
«Мемориал святой Елены» — записки графа Эмманюэля Ласказа (1766–1842), сопровождавшего Наполеона в изгнание. (прим. коммент.).
Имеются в виду резиденции членов императорского дома. (прим. коммент.).
По ряду данных можно утверждать, что здесь речь идет о М. Е. Салтыкове-Щедрине. В письме из Парижа Н. А. Некрасову от 26 апреля (8 мая) 1876 года Салтыков-Щедрин сообщает: «Сделал несколько новых знакомств, но больше между русскими. Познакомился, однако, с Золя и Флобером, и на днях Тургенев устраивает обед, где мы опять встретимся». В другом письме Н. А. Некрасову, от 3 (15) мая 1876 года, он пишет: «Вчера я был утром у Флобера, с которым еще прежде познакомился: вместе обедал в одном ресторане. Познакомился с Золя и с Гонкуром. Золя порядочный — только уж очень беден и забит. Прочие — хлыщи». П. Д. Боборыкин в своих «Воспоминаниях» (т. II, впервые опубликованный в 1965 г., стр. 415) передает такой слышанный им отзыв Салтыкова-Щедрина о современных ему французских писателях: «Один у них есть настоящий талант… — это — Флобер; да и тот большой, говорят, хлыщ!» Французское fat, усвоенное и русским языком («фат»), является вместе с тем наиболее приближенным переводом словечка «хлыщ». Хотя никакой статьи Салтыкова-Щедрина, содержащей такой отзыв о Флобере, не существует и сведения Золя неточны, ему могло стать известным какое-нибудь из ненапечатанных высказываний русского сатирика, содержащее ту же оценку Флобера. Это тем более правдоподобно, что Салтыков-Щедрин вообще за многое порицал французских писателей, причисляемых к «натуралистической» школе: в одном из писем к Тургеневу он сурово отозвался о братьях Гонкурах, а в опубликованных в 1880–1881 годах очерках «За рубежом» резко раскритиковал роман Золя «Нана» и романы его последователей. (прим. коммент.).
Существовавшая в 50-х годах школа «реалистов» во главе с Шанфлери и Дюранти вызывала решительное неодобрение Флобера. Советский исследователь Б. Г. Реизов пишет об этом: «Восторг перед обыденным, желание видеть в нем особую и высшую человечность, интерес к „интиму“, обнаруживающемуся в пошлых мелочах быта, отвержение поэзии и стиля, презрение к широким философско-историческим построениям и к истории вообще, теория непосредственных впечатлений — все то, что составляло основу школы, было принципиально чуждо и враждебно Флоберу. „Мадам Бовари“ возникла в совершенно ином мире идей и влечений, и потому упреки в „реализме“ выводили Флобера из себя» (Б. Г. Реизов, Творчество Флобера, М. 1955, стр. 299). (прим. коммент.).
Литературные «обеды» у ресторатора Маньи возникли в 1862 году (первый из них состоялся 22 ноября) и повторялись каждые две недели по субботам. Инициатором их был известный рисовальщик Гаварни, поддержанный прежде других Гонкурами и Сент-Бевом. На «обеды» допускались только представители «высокой» литературы, и число участников в 60-е годы не превышало тринадцати человек. «Обеды» продолжались с перерывами до 1875 года, однако в последнее время, как свидетельствует в «Дневнике» Э. де Гонкур, допуск к участию в них стал значительно менее строгим. (прим. коммент.).
В марте 1880 года Флобер начал писать последнюю главу первого тома романа «Бувар и Пекюше», но смерть оборвала его работу над книгой. В рукописях Флобера сохранились лишь некоторые подготовительные материалы ко второму тому. (прим. коммент.).
В связи с этим фактом Морис Санд написал мне письмо, из которого я привожу следующие небезынтересные строки: «То, что вы рассказывали мне об отказе Флобера от ордена, действительно верно: Флобер сорвал с себя красную орденскую ленту в нашем присутствии; это произошло в Ногане в 1879 году во время завтрака, когда он услышал известие о том, что г-н X. получил орден Почетного легиона. С ним начался один из тех страшных приступов гнева, о которых вы говорили: он швырнул в свою чашку с кофе — сигару, ленту и крест. На другой день он уже не думал об этом, но лента так и осталась на дне чашки, и я ее больше уже на нем не видел. Я должен добавить, что один из старых друзей Флобера утверждал, будто он слышал от самого Флобера, что тот снял свою ленту, узнав о смерти Наполеона III; его побудили к этому сложные мотивы сентиментального порядка, что было вполне в его духе. Для тех, кто знал Флобера, оба эти анекдота покажутся весьма правдоподобными, впрочем, они не исключают друг друга. Мне говорили даже, что он принял крест, только уступая уговорам матери, которая умерла незадолго перед тем, как он перестал его носить. Все это согласуется: случай в Ногане, смерть человека, который дал ему орден, и смерть матери, которая уже не могла страдать от его безрассудных поступков. Но каковы бы ни были причины, я уверен, что если бы он продолжал и дальше упорствовать, то делал бы это из чувства законной гордости». Прим. автора.
Маленький дом, великий покой (лат.).
Страницы, посвященные «Набобу», были написаны по выходе романа из печати, много месяцев после общего очерка, помещенного выше. — Прим. автора.
Эта характеристика относится к так называемым «писателям-идеалистам», чьи произведения отличались неправдоподобностью образов и ситуаций, сентиментальной слащавостью и буржуазным морализаторством при реакционной политической тенденции. В их числе: Октав Фейе, Виктор Шербюлье, Андре Терье, критикуемые Золя в статье «Современные романисты», а также Э. Фейдо, отчасти Э. Абу. (прим. коммент.).
Имеется в виду Жюдит Готье (1850–1917), дочь Теофиля Готье. (прим. коммент.).
Причина ее никому не ведома. Тьма прошлого защищает от людской памяти происхождение распрей в Ниневии и Эгинских войн и показывает лишь гибель бойцов, которые умирают, с горечью обменявшись оскорбительными насмешками.
Тифен находится в своей башне, защищенной рвом; он стоит, скрестив руки, на высокой стене; он уже давно никого не убивал; он зевает.
Он внушает страх. Он князь? Или он родился под соломенной крышей? Это неизвестно. Бандит, который, быть может, только призрак, — вот кто такой Тифен.
Десяти лет достаточно, чтобы ребенок вырос, за десять лет Орфей, конечно, мог бы позабыть Евридику, Адмет — свою супругу, а Тисба — своего возлюбленного, но рыцарь не забыл бы своей присяги.
Фанфары. Это Ангюс. Розово-белый конь несет на себе златокудрого, румяного юношу, трубящего в рог; он выглядит совсем как женщина, и чувствуется, что он еще невинный… Он смотрит, он прислушивается, он излучает свет, он ничего не знает; и кажется, будто ласково занимается заря.
Тифен один, никакого эскорта, никакого войска; он держит свое копье; на нем кольчуга, у него топор, как у Ореста, и кинжал, как у Гаиффера.
Тифен молча остановился, предоставив ему действовать; так, готовый обрушиться, медлит обвал; так наковальня кажется безразличной к молоту; он стоял здесь, сжав кулак, как тиски, взглядом похожий на демона и молчанием — на сфинкса.
Мудро ли поступил его дед, подвергнув его такому риску? Никто этого не знает; судьба исполнена тайны; но существует страх, и несчастный сирота может лишь бежать от своей участи.
Так во сне наша душа, полная страха, порою обращается в бегство и чувствует позади себя дыхание какой-то черной лошади тьмы и ночи… Так вихрь преследует опавший лист… Так бежал бы апрель, преследуемый зимой.
Тогда бронзовый орел на его каске, который спокойно, неподвижно и мрачно наблюдал за ним, воскликнул: «Небеса, усеянные звездами, горы, одетые девственной белизной царственных снегов, о реки, о леса, кедры, ели, клены! Я беру вас в свидетели, что этот человек — злодей». И, сказав это, он, как человек, киркою обрабатывающий поле, как пастух, своим топором рубящий дуб, принялся клевать Тифена. Он выклевал ему глаза; он раскрошил ему зубы; он исцарапал ему череп своими пылающими когтями. Прикрыв мертвого доспехами, из-под которых кровь текла, как из решета, он бросил его на землю и, страшный, улетел.
Родив его на свет, мать умерла. Мрачная забава судьбы. Зачем это? Зачем убивать мать, оставляя ребенка в живых? Зачем — о, горе! — заменять ее мачехой?
И вот добрый старик взял к себе это несчастное существо. Он был ему дедом. Порою то, чего уже нет, защищает то, что еще будет. Дед принял в и объятия ребенка и стал матерью. Вещь странная и естественная.
Надо, чтобы кто-то привел к ребенку, лишенному кормилицы, козу с рыжеватыми глазами, которая бродит около горных склонов; надо, чтобы кто-то из взрослых заставил сказать: «Полюбим!» — чтобы кто-то прикрыл нежностью непроницаемую жизнь, кто был бы стар, кто был бы молод и кто был бы почитаем.
Вот почему бог, этот владыка савана, иногда заменяет мать дедом и, считая, что только зима способна пылать огнем, в душе старика заставляет расцвесть женское сердце.
Дедушка взял ребенка в свой дом. В поля, откуда открывалось такое широкое пространство, что заполнить его мог только маленький ребенок.
Сад — это прекрасно, не правда ли? Поместите туда мальчугана; прибавьте еще старика; именно так поступает бог. Сочетая то, чего желает сердце, с тем, чего хотят глаза, этот поэт дополняет — ибо, в сущности, природа это искусство — розы ребенком, а ребенка стариком.
Румяный и голый до пупа новорожденный, лежащий на траве, среди цветов, — это прелестно, о Вергилий! Увы, это настолько божественно, что это хрупко.
Поля надо кормить молоком; делать это соглашается коза. Поль является молочным братом прыгающего козленка; если козленок скачет, то человеку подобает ходить.
Год — это гордый возраст; расти — значит завоевывать; Поль делает первый шаг, он хочет делать и другие. (Мать, вы это видите, глядя на своих.)
О! как невозможно изобразить звезду или описать ослепленный лес, греющийся на солнце, точно так же никому не передать смех ребенка: это любовь, это царственная, расцветшая невинность, это дерзость неслыханной прелести, величие чистоты, гордость за то, что ты стоишь, безмятежность не ведающего неизвестно что, который знает все.
Этот смех — это доказанное небо, это видимый бог. Господи, я похитила прекраснейшего из ваших ангелов, и я взяла кусочек неба, чтобы сделать пеленку. Господи, он ребенок, но он остался ангелом. Рай божий я держу в своих руках.
Одна его рука еще держала решетку; видно было, что он пытался ее отворить. Он чувствовал, что есть кто-то поблизости, кто может ему помочь; он долго взывал в пустынном мраке; потом он замертво упал на землю в нескольких шагах от старого дедушки, своего друга. Оказавшись не в состоянии его разбудить, он уснул.
Оказавшись не в состоянии его разбудить, он уснул.
Книга Поля де Мюссе (брат поэта) называлась «Он и она» (1860), книга Жорж Санд — «Она и он» (1859). (прим. коммент.).
«Пожиратель опиума», точнее, «Исповедь англичанина — пожирателя опиума» (1822) — автобиографическое сочинение английского писателя Томаса де Квинси (1785–1859). (прим. коммент.).
«Сенакль» — существовавший в 1823–1829 годах кружок молодых писателей-романтиков во главе с Виктором Гюго. (прим. коммент.).
Муза, когда растут хлеба, надо радоваться. Взгляни на эти холмы и на их светлый убор. Что за сладостный свет и беспредельной природе! Все сущее должно чувствовать себя в этот вечер счастливым.
Речь идет о новелле Мюссе «Две любовницы» (1841).
Писатель и критик Шарль Сент-Бев с 1849 года печатал в газете «Конститюсьонель» каждый понедельник по критической статье. Собранные вместе, эти статьи были изданы в пятнадцати томах в 1849–1861 годах под названием «Беседы по понедельникам». Их продолжение — «Новые понедельники» (1861–1866). (прим. коммент.).
Золя имеет здесь в виду так называемую дидактическую поэзию, существовавшую с античных времен и использовавшую стихотворную форму с целью сообщения некоторых полезных сведений. Жак Делиль создавал поэзию отчетливо дидактической направленности, получившую наименование описательной. Его вялые и холодные стихи, наполненные перифразами, являлись выражением упадка позднего классицизма и стали предметом насмешек для романтиков. Поэтому сравнение Готье, в юности «неистового» романтика, с Делилем носит уничтожающий характер. (прим. коммент.).
Готье, возглавлявший на рубеже 20–30-х годов группу молодых литераторов, преклонявшихся перед Гюго, явился на премьеру «Эрнани» в красном жилете, чтобы такой «дерзостью» прокламировать свою «романтическую свободу».
Парнасцы — поэтическая школа, возглавлявшаяся Шарлем Леконт де Лилем (1818–1894). Название свое получила от первого сборника «Современный Парнас», вышедшего в 1866 году, но фактически сложилась раньше. Парнасцы стояли на позициях «искусства для искусства», отстаивали принцип «бесстрастия» в поэзии, провозгласили культ изысканной чеканной формы и изобразительности стиха, придавали огромное значение шлифовке стиля. Готье примыкал к парнасской группе. (прим. коммент.).
Подробнее об участии Золя в «Вестнике Европы» см. в книге: М. К. Клеман, Эмиль Зола, Гослитиздат, Л. 1934.
Полную сводку данных о критико-публицистических выступлениях Золя в периодической печати см. в книге: H. Mitterand. Zola journaliste, P. 1962.
Подробно об отзывах русской прессы о «Парижских письмах» Золя — в упомянутой книге М. К. Клемана.