Короли в изгнании

Альфонс Доде (1840 – 1897)

Имя Альфонса Доде произносят наряду с именами таких прославленных писателей-реалистов, как Бальзак, Стендаль, Флобер, Золя, Мопассан. Его произведения обогатили французскую литературу, навсегда вошли в ее золотой фонд.

Доде родился на юге, и ему присуща вся пылкость воображения южанина. Но, как бы боясь необузданности своей фантазии, он писал о том, что видел и пережил. Прочтите автобиографические признания Доде, и вы увидите, как крепко держится писатель за достоверность фактов, подсказанных ему жизнью. Бальзак и Золя подчас уподоблялись Кювье, воссоздавая из ничтожнейших деталей целое. Бальзак смело вел нас в дом банкира Тайфера, в котором сам он никогда не бывал, он рассказывал о движении шуанов, которое происходило до его рождения. Золя заставлял нас жить среди шахтеров, наблюдать нравы куртизанок, хотя его собственная жизнь проходила вдали от этих людей. Доде редко отвлекался от знакомого ему жизненного материала. Он писал с натуры. «Да, у меня не было никогда другого метода работы. Подобно тому как художники тщательно берегут свои альбомы зарисовок, где наспех набросаны силуэты, позы, ракурсы, какое-нибудь движение руки, точно так же и я вот уже тридцать лет собираю великое множество маленьких тетрадок, где наблюдения, мысли выражены иной раз лишь одной скупой строчкой, но она напомнит какой-нибудь жест, интонацию, которые впоследствии будут развернуты и расширены в соответствии с требованиями большого произведения».

История книг Доде – это история его собственной жизни. Он изображал себя в «Письмах с мельницы», в романе «Малыш». Он встречался с героями своих романов – с настоящим Набобом, настоящим Джеком, настоящим Делобелем.

Бальзак и Золя стремились охватить в своем творчестве все общество, осмыслить закономерности его развития, запечатлеть в своих произведениях жизнь разных классов, разных сословий. Исходя из этих посылок, они не ограничивались личными наблюдениями, терпеливо собирали документы о событиях, при которых никогда не присутствовали, о людях, которых никогда не видели. Какую гигантскую работу нужно было проделать Бальзаку, чтобы из разрозненных частей «Человеческой комедии» создать единое целое, какой кропотливый труд вложил Золя в создание генеалогического древа «Ругон-Маккаров»! А Доде говорил: «Если бы в моих произведениях имелось родословное древо Ругон-Маккаров, как у Золя, я бы, кажется, повесился на одной из его веток».

Доде не был «доктором социальных наук», как называл себя Бальзак, не был ученым-экспериментатором, каким хотел себя видеть в литературе Золя. У него отсутствовала целостная концепция жизни и общества, а его политические взгляды проделали лишь небольшую эволюцию от умеренного легитимизма к позициям умеренного республиканизма. Доде – наблюдатель частного, но чутье подлинного реалиста не раз выводило его на дорогу больших обобщений. Об ограниченности творческих задач, которые ставил перед собой писатель, хорошо сказал однажды его младший современник Гюисманс: «Золя видит действительность в телескоп, Доде – в микроскоп, один воспроизводит ее в увеличенном, другой в уменьшенном виде». И все же Доде в чем-то дополняет таких гигантов, как Бальзак, Флобер, Золя. У него была своя манера видеть мир, подкупающий лиризм, неподражаемый, единственный в своем роде юмор. Творчество Доде – еще одно свидетельство безграничных возможностей реализма.

I

Предки Доде были крестьянами, жителями Севеннских гор. В начале восемнадцатого столетия здесь разразилось крестьянское восстание, которое под флагом протестантизма объединило широкие народные массы и нанесло серьезный удар абсолютизму. В истории Франции это восстание известно как движение «камизаров».

Гражданская война в Севеннах продолжалась почти целое столетие, и часто в одной и той же деревне жили заклятые враги – те, кто исповедовал католицизм, и те, кто оставался верен протестантизму. В начале буржуазной революции 1789 года дед Альфонса – Жак Доде – вместе с братом Клодом покинул горы и поселился в городе Ниме. Оба они были роялистами и католиками. Приверженность королю стоила жизни Клоду и едва не привела к гибели Жака. Спасшись от гильотины, простой ремесленник Жак проделал короткий путь от нищеты к богатству. Винцента Доде – одного из сыновей Жака и будущего отца Альфонса – мы застаем владельцем суконной фабрики. В 1829 году Винцент женится на дочери богатого торговца шелком Аделине Рено. В своих произведениях Доде с нежностью вспоминает эту женщину – ласковую и грустную, задумчивую и болезненную. Среди родственников Аделины достоин быть отмеченным ее дядя по имени Гильом, который во время революции бежал из Франции и через некоторое время очутился в России. Его судьба поистине фантастична. Владелец крупного магазина в Петербурге, поставщик его императорского величества, Гильом по обвинению в заговоре был сослан в Сибирь. Ему удалось бежать и добраться до границы с Китаем, но, схваченный снова, он был отправлен на каторжные работы. Гильома помиловал при восшествии на престол Александр Первый. Эта история, о которой вспоминали не раз в семье Доде, должна была запомниться и Альфонсу, рано узнавшему о России и рано познакомившемуся с ее литературой, в частности с «Записками охотника» Тургенева, прочитанными им в начале 60-х годов, вскоре после их опубликования.

Альфонс Доде родился в городе Ниме 13 мая 1840 года. Один из его старших братьев умер совсем молодым, и эта смерть произвела неизгладимое впечатление на будущего писателя. О ней он рассказал в романе «Малыш», в главе «Он умер. Молитесь за него». Другой брат – Эрнест – пережил Альфонса и написал о нем книгу. Это был известный историк, посредственный журналист и плохой романист.

Раннее детство Альфонса протекало недалеко от Нима, на фабрике, принадлежавшей отцу. Доде хорошо изобразил пустынный фабричный двор в первой главе «Малыша», двор, который его детское воображение превращало в необитаемый остров, на котором он чувствовал себя Робинзоном. То были самые счастливые и беззаботные дни его детства, и Доде нимало не подозревал, что отец его близок к полному разорению. И оно пришло, это разорение, грозное и непоправимое, после революции 1848 года. Фабрику пришлось ликвидировать, и вся семья переехала в Лион. Начались годы учения, сначала в церковной школе, затем в лионском лицее.

И Альфонс, и Эрнест в полной мере испытали на себе, что такое клеймо бедности. Дети богатых родителей встретили их враждебно, старались унизить их, сторонились общения с ними. Однако Альфонса спасали его незаурядные способности, и вскоре он понял, что не все в жизни достигается богатством. Здесь, в лицее, Альфонс Доде впервые полюбил книги и сам начал писать стихи.

Многое из того, что рассказано в романе «Малыш», происходило в действительности. Однако читатель был бы очень далек от истины, если бы отождествил Даниэля Эйсета с Альфонсом Доде. Рассказывая о том, как создавался «Малыш», Доде писал: «Как мог я, рисуя Малыша, ничего не сказать о демоническом водовороте, в который он погрузился на тринадцатом году, влекомый бурным желанием жить, растрачивать силы, оторваться от зачерствевших горестей, от слез, душивших родителей? То была вспышка южного темперамента… Он пропускал уроки, проводил дни на реке, среди людей, сутолоки катеров, буксиров, греб под дождем, с трубкой в зубах, с бутылкой абсента или водки в кармане, ускользал от тысячи смертей». Прочитавший эти строки читатель должен почувствовать всю разницу между застенчивым и робким Даниэлем, каким он изображен в «Малыше», и юным Альфонсом, обладавшим уже в ту пору неудержимым темпераментом и энергией.

Шли годы, приближался срок окончания лицея. Дела отца вконец расстроились. Надо было думать о работе. Не окончив лицея, Эрнест уже трудился в почтовой конторе, а вскоре и Альфонс отправился учительствовать в коллеж городка Але. Ему было шестнадцать лет, когда он оказался среди маленьких сорванцов, сразу же почувствовавших его неопытность и беззащитность. То была вторая жизненная школа после детства, которая еще раз напомнила ему о том, что мир не для всех устроен одинаково хорошо. Однако жизнь в коллеже продолжалась недолго. Первого ноября 1857 года Альфонс переехал в Париж, где его брат Эрнест уже работал в редакции одной из роялистских газет.

В романе «Малыш» и в книге «Тридцать лет в Париже» Доде красочно описал этот первый свой день в столице. Он испытал истинную радость оттого, что покинул Але и вновь встретился с братом. Но впереди была полная неизвестность. Началось полубогемное существование. Доде часто меняет жилища, недоедает. Однажды он провел полночи на бульварах: просто не мог заплатить за квартиру. Единственным его развлечением было посещение Латинского квартала. Здесь пестрая толпа студентов и приезжей молодежи обсуждала вопросы политики, литературы, театра. Именно тут встретил Доде Гамбетту, Жюля Валлеса, будущего писателя. Позднее Доде стал посетителем не только кафе Латинского квартала, но и литературных салонов – их было тогда несметное количество. Через год Доде удалось опубликовать свою первую книгу. Это был сборник стихов, написанных в духе Мюссе. Назывался он «Возлюбленные». К счастью для Доде, книга понравилась и публике, и критикам. О нем заговорили. Доде начинает сотрудничать в одной из наиболее популярных газет – «Фигаро». Судьба его как писателя решена. Спустя некоторое время в жизни Альфонса Доде происходит еще одно важное событие. Всесильный временщик Второй империи, председатель Законодательного корпуса, один из участников государственного переворота, приведшего к власти Наполеона Третьего, герцог де Морни предлагает ему место третьего секретаря в своей канцелярии. В течение нескольких лет оба брата занимают должности-синекуры, которые оставляют им уйму времени.

Доде продолжает писать, совершает поездки на юг: в Прованс, страну своего детства, в Алжир, куда его на несколько месяцев посылают врачи, на Корсику, где он отдыхает. Каждая такая поездка дает ему много интересных сведений, материала, заносимого в виде заметок в заветные тетради. Из Прованса он выслал свой первый рассказ из цикла «Письма с мельницы», Алжир дал ему фон для приключений Тартарена, Корсика помогла написать сцену выборов в романе «Набоб».

В 1867 году Доде женился на Юлии Аллар, молодой женщине, увлекавшейся музыкой и литературой. Юлия хорошо чувствовала искусство, писала сама и была верным помощником мужу в его литературной деятельности. «Нет ни одной страницы, которую она не просмотрела бы», – писал Доде.

Во время одной из своих поездок на юг Доде начал писать рассказы. Эти рассказы в течение всего 1865 года под псевдонимом Мари Гастон (один из псевдонимов О. Бальзака) печатались в газетах «Эвенман» и «Фигаро». Они составили сборник «Письма с мельницы» и вышли отдельным изданием в 1869 году.

«Письма с мельницы» явились первым значительным произведением Доде. Они и по сей день остаются одной из его лучших книг. Доде во всех подробностях знал жизнь Прованса, знал его природу, населяющих его людей. Сердцу художника были милы выжженные солнцем поля, цветущие виноградники, покрытые лесами горы и даже обжигающий ветер – мистраль. Маленькие рассказы и сказки, составляющие сборник, звучат как стихотворения в прозе – столько в них внутреннего изящества, неподдельной поэзии, неповторимого аромата. То веселые и озорные, то печальные, они бесконечно разнообразны по своим темам, лишены всякой искусственности и книжности. Все эти истории Доде черпал в беседах с крестьянами, в старинных легендах и преданиях, передаваемых из поколения в поколение, в общении с природой Прованса.

Еще до опубликования «Писем с мельницы» Доде поставил в театре «Одеон» свою первую одноактную пьесу – «Последний кумир». Пьеса не отличалась художественными достоинствами, но была тепло принята публикой. Доде страстно хотел получить признание как драматический автор, и этот успех окрылил его. С 1862 года по 1869 год он ставит на сценах парижских театров свои пьесы: «Последний кумир» (1862), «С глаз долой – к сердцу ближе» (1864), «Белая гвоздика» (1865), «Старший брат» (1867), «Жертва» (1869).

Пьесы эти не затрагивают глубоких общественных проблем и по своей форме значительно уступают прозе Доде. Сценический успех их был незначителен, а некоторые потерпели полный провал.

Известный интерес представляет трехактная комедия «Жертва», в которой изображается жизнь талантливого художника, вынужденного поступить рисовальщиком на обойную фабрику. Он продает свой талант, закабаляет себя из-за денег, которых не может заработать настоящим искусством. Любопытны алжирские мотивы в пьесе (она писалась одновременно с «Приключениями Тартарена»): маленький бедуин Намун, слуга художника, удивлен, что его отчитывают за кражу денег у богатого фабриканта. Как, говорит Намун, у французов воровать нельзя, а сами французы ограбили всю Африку. Пьеса любопытна и тем, что в ней содержатся зерна будущих произведений Доде: обойная фабрика станет предметом изображения в романе «Фромон младший и Рислер старший», африканец Намун позднее превратится в дагомейского мальчика Маду («Джек»), мир художников, их отношения с любовницами вновь возникают в романе «Сафо».

В 1868 году появился «Малыш», и, как рассказывает Доде, появился совершенно для него неожиданно. Доде отдыхал на юге, между Бокером и Нимом, намереваясь завершить начатую драму. Но это ему никак не удавалось. Природа Прованса невольно возвращала его к воспоминаниям детства, и он принялся писать «нечто вроде автобиографии». Случилось это в первых числах февраля 1866 года, и вплоть до второй половины марта Доде не прекращал работы над романом. Затем он уехал в Париж и вновь возвратился к «Малышу» лишь летом 1867 года. К осени книга была готова и начала печататься в газете «Пти Монитер».

«Малыш» – первый роман Доде. Автобиографическим его можно назвать лишь условно. Многие эпизоды романа, особенно во второй его части, выдуманы и не имеют никакого отношения к его автору. «Малыш, – писал Доде, – никогда не был актером… никогда не торговал фаянсом, Пьерот и Черные глаза, дама из бельэтажа и ее негритянка, Белая кукушка – также плод воображения». К этому можно добавить, что вымышленными были литературные неудачи Даниэля, смерть Жака и многое другое. Как уже говорилось выше, и сам Даниэль Эйсет своим характером мало напоминает Альфонса Доде.

Роман «Малыш» с его достоинствами и недостатками – произведение характерное, во многом определившее последующее творчество Доде. В нем заключены некоторые идейные мотивы, которые, как мы увидим, получат свое развитие в последующих произведениях писателя.

Незадолго до падения Второй империи, в 1869 году, вышла первая часть знаменитой трилогии Доде – «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона».

На первый взгляд книга о приключениях Тартарена примечательна прежде всего своим непревзойденным юмором, порою даже кажется, что главным ее героем является смех. И действительно, в основе этой чудесной книги лежит народный провансальский юмор. «Провансалец любит посмеяться, – писал Доде, – смех является для него выражением всех чувств… самых страстных и самых нежных».

Однако «Тартарен» написан не только для того, чтобы порадовать читателя искрящимся провансальским юмором. За внешней развлекательностью романа скрывается много глубоких обобщений, тонких зарисовок современной действительности. Так некогда Рабле сравнил свою книгу о Гаргантюа и Пантагрюэле с причудливым и затейливым ларцом, который скрывает бесценное содержимое. «А посему, – говорил он, – раскройте мою книгу и вдумайтесь хорошенько, о чем в ней говорится. Тогда вы уразумеете, что снадобье, в ней заключенное, совсем не похоже на то, какое сулил ларец; я хочу сказать, что предметы, о которых она толкует, вовсе не так нелепы, как можно было подумать, прочитав заглавие».

У книги Доде есть много общего с книгой Рабле, и Анатоль Франс не без основания заметил, что Тартарен – такой же «народный тип, как Гаргантюа». Но есть у Доде и другой предшественник – Сервантес с его несравненным «Дон Кихотом». Только в Тартарене соединены оба героя прославленного испанца – Дон Кихот и Санчо Панса.

Доде создал тип большого общественного звучания. Вспомним, что писатель и сам к этому стремился, когда сразу же после посвящения поставил следующие слова: «Во Франции все немножко тарасконцы».

Как всегда, Доде идет от конкретных наблюдений. Через пятнадцать лет после опубликования романа он точно указал родину своего героя. Она лежит в милях пяти-шести от Тараскона. «Там, будучи еще ребенком, я видел, как чах баобаб в горшке из-под резеды… Именно там пели дуэт из „Роберта Дьявола“…»

Доде изображал действительную жизнь южного провинциального городка, мещанскую узость интересов его обитателей, которые охотятся за фуражками, играют в карты, поют забытые романсы, сплетничают, болтают, фантазируют, для которых прибытие зверинца – уже целое событие, запоминающееся на всю жизнь. Тартарен – кость от кости этих добродушных, тупых и самовлюбленных обывателей. Однако он всех их превзошел не только своим диковинным садом, где растут карликовые баобабы, пальмы, берберийские фиговые деревья, и не только редкостным оружием, развешанным на стенах его кабинета, но и своим фантазерством. Тартарену достаточно помечтать о чем-либо, чтобы желаемое принять за действительное. Он только собирался поехать в Шанхай и уже поверил, что эта поездка состоялась. Быть героем Тараскона очень удобно, так как для этого не требуется ни усилий, ни забот, ни риска. Фантазия Тартарена делала его похожим на Дон Кихота. Он проглатывал множество книг об экзотических странах, мечтал о подвигах, о геройстве. Но то был один из Тартаренов. Другой Тартарен – Тартарен Санчо Панса – любил покой, обильную еду и хорошую постель. Только тогда, когда слава «великого» человека подверглась испытанию, он решился покинуть Тараскон и отправился в Африку.

История всех приключений Тартарена могла бы остаться историей местного значения, если бы не характер Тартарена и не наблюдательность его автора.

Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В духовной жизни страны преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона Третьего вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Эта «пухнущая на солнышке буржуазия» (выражение Золя) наслаждалась жизнью, отделывала свои дома во вкусе аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была падка на саморекламу. Вся ее жизнь была сплошной фальшью. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становился большим социальным символом этой фальшивой жизни.

С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Тартарен устремляет свои помыслы в Шанхай, но туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Тартарен устремляется в Алжир, но туда же устремились французские колонизаторы, нещадно грабившие эту страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателя создается вполне определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала – европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена Средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды, колонизаторские функции которых тесно переплелись. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире и всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнает, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того, чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». А о том, как происходит действительное управление этой страной, говорится: «…наверху… сидит мусью губернатор, и своей большущей дубиной бьет офицеров, офицеры в отместку бьют солдата, солдат бьет колониста, колонист бьет араба, араб бьет негра, негр бьет еврея…» Иными словами, в основе колонизаторской политики лежит власть дубины и принцип «разделяй и властвуй».

Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную Францию.

Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.

В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тартареном из Тараскона. Да, Доде создал образ-тип, и в этом его большая победа – победа писателя-реалиста.

Приключения Тартарена из Тараскона – это только первая часть трилогии. Впоследствии Доде вновь вернется к своему герою и напишет еще две части. Тартарен – творение всей жизни писателя.

II

Доде было тридцать лет, когда началась Франко-прусская война. Патриотические чувства побудили его вступить в Национальную гвардию. Во время осады Парижа Доде стремился попасть в самые горячие, самые опасные места схваток с пруссаками. Его трогает глубокая преданность родине простых французов. Возмущаясь войной, он не может не отметить, что она сближает людей, защищающих свое отечество от вторгшегося в его пределы врага. «Разумеется, я согласен, что нет в мире ничего печальнее и нелепее, чем война. К примеру, я не знаю, что может быть томительнее, чем просидеть всю январскую ночь в окопе полевого караула, щелкая зубами, как старый волк… Но в ясный морозный вечер выйти в бой на сытый желудок и с теплым сердцем, наудачу броситься стремглав в темноту, все время чувствовать локти славных ребят, окружающих тебя, – право… это приятное опьянение…»

Вскоре наступают дни Парижской коммуны, Доде покидает Париж. Ограниченность мировоззрения и политических взглядов мешает Доде правильно оценить происходящие события. Коммуна представляется ему как результат политики демагогов, сумевших увлечь за собой нестойкие, колеблющиеся массы.

В одном из более поздних рассказов – «Монолог на борту» – Доде изображает раскаявшегося коммунара. «И подумать только, – говорит тот, – что всему виною эта политика!» В очерке «Сад на улице роз» Доде встает на защиту двух предателей-генералов, расстрелянных коммунарами, видит в деятелях Коммуны «отвратительных дезертиров». Однако он полон презрения к тем, кто еще недавно, в дни Империи, превращал свою жизнь в поток непрерывных наслаждений, а теперь позорно бежит из Парижа. «О, если бы мне пришлось выбирать между бешеными коммунарами, которые взбирались на укрепления с коркой хлеба в мешке, и подобными хлыщами, без сомнения, я остался бы с коммунарами».

Даже в эти тревожные дни записные книжки Доде пополняются все новыми и новыми заметками. С наступлением мира писатель занялся их обработкой, результатом чего явились «Письма к отсутствующему» (1871), «Рассказы по понедельникам» (1873), «Робер Эльмон. Дневник отшельника» (1874).

Эти произведения свидетельствуют о новом направлении в творчестве писателя, о его возросшем интересе к социальной тематике. Прежде всего, война. Кто виноват в национальной трагедии Франции? Еще недавно Доде был баловнем Второй империи, герцога де Морни, принцессы Матильды. Теперь перед ним до конца раскрылась вся мерзость режима Наполеона Третьего, рухнувшего, как карточный домик, во время испытания войной. Еще недавно Доде кокетничал своими легитимистскими убеждениями, но какой жалкой оказалась партия легитимистов в дни грозных событий! И Доде создает «Рассказы по понедельникам», в которых как бы подводит итог своим наблюдениям во время войны.

После «Рассказов по понедельникам» и «Робера Эльмона» Доде пишет в основном романы. В это время окончательно складывается распорядок его жизни. Не отличаясь крепким здоровьем, он умело сочетает работу и отдых. Дом его поставлен на чисто буржуазный лад, в нем царит покой и согласие, в рабочем кабинете всегда образцовый порядок. Писательский труд доставляет Доде огромную радость, и, когда он уже овладел материалом, работа целиком захватывает его. Так, во время создания «Набоба» он в продолжение пяти месяцев встает в четыре часа утра, проводит время за письменным столом до восьми часов, а после часового перерыва снова садится за стол и пишет до полудня, потом с двух часов работает до шести вечера и с восьми до полуночи. Итого пятнадцать часов работы в сутки.

С 1877 года один за другим появляются романы Доде: «Фромон младший и Рислер старший» (1874), «Джек» (1876), «Набоб» (1877), «Короли в изгнании» (1879), «Нума Руместан» (1881), «Евангелистка» (1883), «Сафо» (1884), «Бессмертный» (1888), «Маленький приход» (1895), «Опора семьи» (1898). В эти же годы Доде заканчивает трилогию о Тартарене: «Тартарен на Альпах» (1885), «Порт-Тараскон» (1890), пишет пьесы «Арлезианка» (1872), «Борьба за существование» (1889) и другие. И это не считая воспоминаний, рассказов, очерков, статей!

III

В семидесятые годы в творчестве А. Доде начинается новый этап, характерный значительно обострившимся интересом писателя к современным проблемам. Свой новый роман «Фромон младший и Рислер старший» он посвящает вопросам семьи и брака в буржуазном обществе. Доде хотелось бы видеть буржуазную семью здоровой и крепкой. Он доискивается причин, которые разрушают семью, и пытается объяснить ее распад случайными обстоятельствами. В среду Фромонов и Рислеров проникает молодая женщина из бедной семьи. Это Сидони Шеб – жена Вильгельма Рислера и любовница Жоржа Фромона. Доде рисует Сидони самыми темными красками. Она завистлива, эгоистична, мстительна. Однако такой ее сделала жизнь, и Доде умеет рассказать об этом. Сидони много выстрадала, познала бедность и тяжелый труд. Может быть, она и смирилась бы, если бы однажды, еще будучи девочкой, не попала в богатый дом Фромонов. С этого времени Сидони мечтает во что бы то ни стало «выбиться в люди». Красивой девушке удается увлечь Франца Рислера, Жоржа Фромона и наконец выйти замуж за Вильгельма. Она мстит окружающим за все свои страдания и огорчения, торопится насладиться богатством, обманывает мужа и совращает Жоржа. Проникновение Сидони в семью Фромонов и Рислеров – настоящее бедствие.

Судьбы героев романа связаны с обойной фабрикой. Фабрика – это идол, которому должны служить ее владельцы, ее служащие, ее рабочие. Образец служения «делу» показывают Вильгельм Рислер, жена Жоржа Клер, кассир Сигизмунд Планюс. В момент, когда обнаруживается измена Сидони, Рислер подавляет в себе личные чувства и все силы устремляет на спасение фабрики.

Роман Доде дает основание для глубоких обобщений. В основе буржуазного брака лежит грубый материальный расчет, своекорыстный интерес. Так, свадьба Жоржа и Клер обусловлена интересами фирмы, Шебы готовы отдать Сидони замуж за любого, кто побогаче, Рислер может взять себе в жены молодую девушку, потому что он разбогател, старик Гардинуа не склонен проявлять свои родственные чувства, когда это затрагивает его материальные интересы. Собственность, деньги, материальный расчет – вот истинные причины, которые порождают трагедии в современной семье буржуа. Доде говорит об этих причинах приглушенно, но у читателя не остается сомнений, кто истинный виновник всех бедствий.

Как и в других своих произведениях, Доде описал то, что он наблюдал лично. По его собственному признанию, большинство персонажей списано с натуры, а обойная фабрика была видна из окон квартиры, в которой он одно время жил.

Имя Доде завоевывало все большую и большую популярность. После «Фромона и Рислера» он был безоговорочно отнесен к реалистической школе. Этому способствовала и его личная дружба с такими писателями-реалистами, как Эд. Гонкур, Г. Флобер, Э. Золя, И. Тургенев. С 1874 года Доде – постоянный участник «Обедов пяти», которые продолжались в течение ряда лет. С Тургеневым его познакомил Флобер, и Доде был очень рад этому знакомству, так как еще раньше читал его произведения. Тургенев поразил его своими энциклопедическими знаниями, владением многими языками, глубоким и оригинальным умом. От него Доде узнавал о жизни в России, о русских писателях, но не только о русских. Однажды Тургенев принес сочинение Гете «Прометей и Сатир» – вольтерьянскую сказку, проникнутую духом мятежа, отрицания, неверия. «Потрясенные грандиозной импровизацией, – вспоминает Доде, – мы, Гонкур, Золя, Флобер и я, слушали гениальное творение, передаваемое гением… Это не был перевод, искажающий и обесцвечивающий оригинал, сам Гете говорил с нами». «Обеды пяти» творчески обогащали каждого из писателей, принимавших в них участие.

Следующим крупным произведением Доде был роман «Джек». В этом «диккенсовском» романе с особой силой проявились противоречивые тенденции в творчестве писателя. Если в предыдущих произведениях Доде (кроме «Писем с мельницы») представители народа упоминались лишь вскользь, то в романе «Джек» народ дан крупным планом. Доде ведет читателя на окраины Парижа, на металлургический завод, в пароходную кочегарку.

Доде подробно рассказывает в своих воспоминаниях, как он познакомился с действительно существовавшим Джеком (его настоящее имя Рауль). Для тщательного изучения условий труда рабочих Доде провел долгие часы в больших мастерских на острове Инде. В изучении языка разных профессий ему помогла книга Дениса Пуло, которой пользовался и Золя во время работы над романом «Западня».

О своем романе писатель сказал: «Жесткая, мрачная, полная горечи книга. Но что это в сравнении с действительной жизнью?..»

Работу над «Набобом» Доде начал еще до того, как был написан «Джек». Роман давался ему нелегко: впервые Доде решил создать большое социальное полотно, многопланово показать Вторую империю. В канцелярии герцога де Морни Доде в самой непосредственной близости мог изучать политические кулисы наполеоновского режима. У него накопился огромный материал, он лично знал не только герцога де Мора (де Морни), но и Набоба. Он наблюдал деятельность продажных депутатов, продажных журналистов, присутствовал при комедии выборов, встречал матерых авантюристов, представителей многоликой богемы.

Брат Доде Эрнест находился около де Морни в момент его смертельной агонии, служил секретарем у Франсуа Браве, ставшего прототипом образа Набоба.

В романе Доде огромное количество действующих лиц и несколько параллельных интриг. Писатель задался целью правдиво и всесторонне описать жизнь Второй империи. «Набоб» – его несомненная удача.

Доде изобразил в «Набобе» характерные противоречия Второй империи: повсеместный обман, прикрытый показной добропорядочностью. При своем рождении Вторая империя вызвала к политической жизни самые темные, самые авантюристические силы общества.

Ко времени, когда происходит действие романа «Набоб», все эти антинародные, авантюристические элементы, как правило, приобщились к власти, приоделись, прихорошились, нахватали титулов и званий, пристроились к тепленьким местечкам. Герцог де Мора был одним из тех, кто руководил государственным переворотом и представлял всю эту пеструю массу сторонников Наполеона Третьего. С необычайным цинизмом относится он к своим обязанностям. Любовные интриги, участие в сомнительных финансовых спекуляциях, поощрение мошенников и подхалимов, меценатство по отношению к бездарным художникам и артистам – вот к чему сводится «деятельность» этого первого после императора лица в государстве. За внешним величием его облика скрывается ничтожная, низкая натура, воплотившая в себе все пороки правящей клики.

Сцены смерти и похорон де Мора символизируют разложение и близкий конец Империи. Даже причина смерти этого всесильного министра полна глубокого смысла. Жаждущий любовных наслаждений, де Мора прибегает к возбуждающим пилюлям доктора Дженкинса, которые и сводят его в могилу. Но так же и вся Империя, одряхлевшая, разложившаяся, непрерывно подхлестывающая себя разными авантюрами, неумолимо движется к гибели.

Символична для нравов Второй империи и фигура Жансуле (Набоба). Этот «мещанин во дворянстве» вышел из бедной семьи торговца старыми гвоздями. Спекуляции в Тунисе сделали его мультимиллионером, и он приехал в Париж, чтобы купить себе признание и славу. Но Париж не Восток. Простоватый Жансуле сразу попадает в толпу опытных авантюристов и погибает в неравной борьбе с ними.

Доде не без сочувствия рисует этого человека. По сравнению с окружающими его хищниками Жансуле выглядит деревенщиной, наивным ребенком. Обманутый и покинутый всеми, кого он еще недавно оделял деньгами, Жансуле умирает, так и не добившись избрания в депутаты.

По-иному складывается судьба бывшего товарища Набоба, а ныне злейшего его врага, банкира Эмерленга. Этот «обрюзгший моллюск, прилепившийся к своему слитку золота», достигает цели и становится одним из воротил финансового Парижа.

Жансуле и Эмерленг – полуграмотные, ничтожные люди, но они приняты в свете, о них пишут в газетах, художники ваяют их скульптурные портреты, их наделяют орденами, громкими титулами. И все это делают деньги, неизвестно как добытые. Бальзаковская тема денег все время звучит в «Набобе». Критика нравов Второй империи перерастает в критику всего буржуазного общества.

Вокруг этих центральных фигур разместилось множество других персонажей романа. Доктор Дженкинс, спекулирующий на медицине: это он изобрел смертоносные пилюли, которые на короткое время преображают, а затем губят человека, это ему принадлежит идея Вифлеемских яслей, где гибнут дети бедняков, подвергаемые чудовищным лженаучным экспериментам; банкир Паганетти, создающий дутый земельный банк; журналист Моэссар, продающий свое перо; маркиз и маркиза де Буа-Ландри – уже более пятнадцати лет живущие обманом и жульничеством; маркиз де Мопован, продавший свою душу герцогу де Мора. Даже слуги этих морально разложившихся господ находятся во власти мелких, нечистоплотных интриг. Здесь своя иерархия, но те же нравы, та же погоня за золотом.

Удивительной силы достигают те страницы романа, где рассказывается о смерти де Мора, о выборах на Корсике, о Вифлеемских яслях. Они стали подлинно классическими во всей реалистической литературе Франции, которая знала Бальзака и Золя, Флобера и Мопассана.

Современники Доде отмечали художественную неровность романа «Набоб», хотя и признавали за ним много достоинств.

«„Набоб“, – писал Альфонсу Доде И. С. Тургенев, – самый замечательный и вместе с тем самый неровный из всех написанных Вами романов. Если „Фромона и Рислера“ изобразить прямой линией, то „Набоб“ следовало бы изобразить так WW, и верхушки этих зигзагов доступны только таланту перворазрядному».

IV

Нынешний читатель едва ли может себе представить всю злободневность романа «Короли в изгнании» (1879) для современников А. Доде. Республика или монархия? Этот вопрос был далеко не праздным для первых читателей романа. Вплоть до 1876 года во Франции делается несколько попыток восстановить монархическую власть. В Национальном собрании половина мест принадлежит правым партиям, мечтающим о реставрации монархии. Ставленник монархистов президент Мак-Магон уходит в отставку лишь в 1879 году, и только после этого начинается упрочение республики.

Злободневность романа объяснялась также и тем, что в Европе, особенно в странах Балканского полуострова, одна за другой рушились монархии. Народные восстания, «как землетрясение» (слова А. Доде), сметали королевские династии. Сама Франция еще совсем недавно была свидетельницей крушения Второй империи. Вспоминая историю создания «Королей в изгнании», Доде писал, что замысел произведения зародился «в один октябрьский вечер, при созерцании развалин Тюильрийского дворца, печально обрисовывавшегося на парижском небе».

Поверженный монарх стал знамением времени, но каждый знал, что в головах многих низложенных венценосцев зреют замыслы реванша, что у них есть сторонники. Вот почему роман Доде приобретал политическую окраску, сразу же замеченную его современниками. Любопытно отметить, что остроту романа почувствовала и царская цензура, запретив в 1903 году эту книгу к распространению в России.

Неудивительно, что роман Доде вызвал разноречивые отклики. Его резко критиковали монархисты, но его не приняли и республиканцы. Одни – за неуважение к королевским особам, другие – за элегический тон повествования, в котором усматривалось сочувствие автора монархическим идеям. Но какими бы прекрасными чертами ни наделял Доде некоторых своих героев, он показывал их обреченность.

Уже первая сцена в романе передает весь трагикомизм положения коронованных изгнанников, попавших в Париж. С чадами и домочадцами, с чемоданами и саквояжами они занимают номера меблированных комнат. И в дальнейшем царственное величие всех этих королей, герцогов, принцев крови резко контрастирует с тем, что их окружает.

Иллирийские монархи в Париже не одиноки. Здесь живет целая толпа низложенных монархов: вестфальский король – «несчастный слепой старик», жалкая пародия на короля Лира; палермский король, который «впал в вялую безучастность»; галисийская королева, «не умерившая своей взбалмошности в Париже»; герцог Пальма, воюющий «ради денег и девочек»; принц Аксельский – знаменитость парижского дна, кутила и развратник.

Большинство этих коронованных лиц смирилось со своим положением, а некоторые из них находят даже удовлетворение в водовороте парижской жизни.

Иллирийский король Христиан II также очень быстро входит во вкус предоставленной ему свободы. Он изменяет Фредерике, тайно торгует драгоценными камнями своей короны, готов отречься от престола. Слабохарактерный и разнузданный, он дает волю своим низменным инстинктам, опускается все ниже и ниже, пока не попадает в полицию за развращение малолетних.

И только гордая, величественная королева Фредерика с удивительным достоинством переносит все страдания и унижения. Она не смирилась со своей участью, готова к борьбе и жертвам. Среди жалких остатков королевского двора она находит сторонников – князя Розена и монаха Алфея. Это фанатики и маньяки. Особая роль выпадает на долю воспитателя маленького Цары – Элизе Меро. Выходец из бедной семьи, человек, лишенный всяких средств к существованию, он весь свой талант, всю свою жизнь отдает проповеди и защите монархических идей. Доде ярко обрисовал фигуру этого своеобразного утописта. Убежденность, преданность идее возвышают Меро над другими, но оторванность от жизни превращает его в ископаемое, в некий музейный экспонат, вызывающий лишь чувство удивления. Это Дон Кихот в современной одежде, попавший в Париж из далекого прошлого.

Кульминация всех событий романа связана с двумя обстоятельствами. В Париже есть фирма, обслуживающая иностранцев. Возглавляет ее некий Том Льюис – француз, выдающий себя за англичанина. Фирма эта – жульническое предприятие, связанное с проститутками, ворами, ростовщиками. Она подыскивает особняки для изгнанных королей, женит обедневших аристократов на богатых девицах, занимается сводничеством. У Тома Льюиса возникает «великий план» – «ловкий ход». Если Христиан отречется, то иллирийская республика выдаст ему двести миллионов франков. Надо, чтобы Христиан отрекся, а часть этих денег досталась Тому и его друзьям. Для этой цели в качестве приманки выдвигается жена Тома Шифра – расчетливое и хищное существо. Ей поручается влюбить в себя Христиана и добиться его отречения от престола. Христиан уже готов это сделать, отречение уже подписано, когда Фредерика, которую предупредил Меро, узнает о предательстве. План Тома на время срывается.

Все эти события совпадают с подготовкой к восстанию в Иллирии. Восстание должен возглавить Христиан. С ним в поход отправляются молодые отпрыски дворянских семей. Поход с самого начала представляется предприятием весьма сомнительным, срывается же он из-за хитрости Шифры. Она узнает, что Христиан выезжает на место событий поездом, и оказывается рядом с ним. Христиан выбалтывает Шифре свои планы, и это становится известным полиции. Христиан задержан, а его войско гибнет, едва достигнув берегов Иллирии. Проваливается поход, но проваливается и «ловкий ход» Тома.

Вся линия романа, связанная с Шифрой и Томом Льюисом, позволяет Доде показать парижское дно, предприимчивых авантюристов, которые порождены нравами современного капиталистического города. Но Доде вовсе не склонен объяснять случайными причинами провал замыслов Фредерики. Доде показывает, что поход в Иллирию заранее обречен на неудачу, ибо только кучка фанатиков может еще верить в возможность возрождения монархии там, где власть в свои руки взял народ.

Показав обреченность монархической идеи и трагедию ее защитников, писатель вводит в роман еще одну очень важную для него тему. Если жизнь в Париже вызвала в таких людях, как Христиан и принц Аксельский, только низменные инстинкты, то в Фредерике она пробудила человека. Несчастья преследовали ее до конца. По роковой случайности маленький Цара ранен в глаз, и ему грозит слепота. Теперь он никогда не сможет стать королем, хотя Христиан и отрекся от престола в его пользу. Это событие сокрушает Фредерику, но в ней просыпается мать, и все условности, связанные с ее положением, отступают перед большим человеческим чувством – любовью к сыну: «Бедный маленький Цара!.. Боже мой, да зачем ему царствовать!.. Только бы он был жив! Только бы он был жив!..»

Эту же человечность обретает и маленький Цара, у которого не было детства, который еще ни разу не был настоящим ребенком. Подобное же преображение происходит и с Элизе Меро. С грустью приходит он к выводу, что его проповедь монархических идей бесполезна. Но это разочарование открывает ему глаза на жизнь. В королеве он вдруг увидел женщину и глубоко ее полюбил. Чувству его не дано развиться, так как он виноват в ранении Цары и Фредерика изгоняет его. Но это чувство согревает его в момент близкой смерти.

После заслуженного успеха «Королей в изгнании» Доде вновь обратился к современному материалу в романе «Нума Руместан» (1881). На этот раз его заинтересовала политическая жизнь Третьей республики и люди, в ней участвующие. Самый факт обращения писателя к политическим проблемам весьма примечателен. Еще недавно в «Робере Эльмоне» он декларировал свое полное презрение к политике. Он писал: «О политика, я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу, потому что ты груба, несправедлива, криклива, болтлива; потому что ты приносишь вред искусству и труду». Однако к восьмидесятым годам его отношение к «политике» меняется. Он живо интересуется борьбой политических партий, сближается с «умеренными» республиканцами. Он лично знает многих политических деятелей, и в частности Гамбетту, с которым познакомился еще в юношеские годы. Работа над романом облегчалась еще и тем, что Доде вновь возвращался к Провансу, делая героем произведения уроженца Апса, городка, который, по его словам, он составил «из частей Арля, Нима, Сент-Реми и Кавальона».

Жизнь Нумы Руместана показана как бы в двух планах: семейно-бытовом и политическом. Но и в личной жизни, и в политической он остается верен себе. Это неисправимый лгун, краснобай, позер, человек морально нечистоплотный, ловкий демагог. Нума обманывает жену, обманывает своих избирателей. У него нет никаких настоящих привязанностей, никаких твердых устоев. В политической области Нума двуличен, легко меняет убеждения. Но толпа идет за ним, так как верит его речам, его никогда не выполняемым обещаниям. Нума – пустоцвет. «Он думает только тогда, когда говорит». Ему ничего не стоит переметнуться от бонапартистов к легитимистам, от легитимистов к республиканцам.

Доде пытается объяснить многие черты Нумы Руместана его южным, провансальским происхождением. Но, как это не раз бывало в других произведениях Доде, художественная трактовка образа оказалась глубже первоначального авторского замысла. Нума Руместан – большое обобщение, образ-тип, в котором воплотились многие черты буржуазного политикана, стремящегося к личной популярности и карьере. Таким и вошел Нума в сознание многих поколений читателей.

Не менее злободневным оказался и следующий роман Доде, «Евангелистка» (1883). Становление Третьей республики происходило в трудных условиях сопротивления сил реакции. Среди республиканцев не было единства. Повсюду поднимали голову крайне правые элементы. Этим обстоятельством с успехом пользовались клерикалы, оживившие свою деятельность в семидесятых и даже восьмидесятых годах. Законы о роспуске ордена иезуитов, об отстранении духовенства от участия в народном образовании вызвали наступление деятелей католической церкви и различных сектантов. Доде откликнулся на эту борьбу и написал произведение, обличающее религиозный фанатизм. Героиня романа Элина Эпсен становится жертвой своих религиозных убеждений. Она попадает под влияние секты протестантов, руководимой Жанной Отман. Эта секта обладает огромными средствами и действует безнаказанно. Даже католическая церковь не в состоянии с ней бороться. Религиозный дурман превращает Элину в безвольное, болезненное существо. Она отказывается от радостей жизни, от жениха, от всего мирского. И даже тогда, когда луч правды озаряет ее потускневшее сознание, она не в силах уйти от преследующих ее фанатиков.

В 1886 году Поль Лафарг опубликовал статью о романе Доде «Сафо», статью остроумную, хлесткую, но не во всем справедливую. Известно, что талантливый критик-марксист не всегда был прав в своих оценках, что он вульгаризировал некоторые положения Маркса, упрощая творчество крупных художников, был запальчив в пылу споров. Статья о «Сафо» не являлась исключением. Лафарг назвал роман «буржуазным» и обвинил автора в том, что тот изобразил в своем произведении «идеал дешевой любовницы», иными словами, сомкнулся в своих взглядах со взглядами буржуа на проституцию.

Роман «Сафо» (опубликован в 1884 году) не свободен от недостатков, но написан он, конечно, не для того, чтобы пикантными подробностями пощекотать нервы буржуазных бездельников. У Доде, несомненно, были весьма серьезные и гуманные намерения. Он взял один из позорнейших фактов буржуазной действительности – проституцию, для того чтобы поведать читателю об унижениях и страданиях женщин, обреченных торговать своим телом.

В разработке этой темы у Доде были выдающиеся предшественники. В 1877 году Эдмон Гонкур опубликовал роман «Девка Элиза», но большая социальная тема свелась у него к проблемам физиологии. Элиза становится на путь проституции в силу особых патологических склонностей. В 1880 году вышел роман «Нана». Золя изобразил в нем нравы Второй империи, и образ куртизанки понадобился ему как некий символ, Нана – это вся Империя, продажная и распутная. Но еще раньше, в романе «Западня», Золя показал причины проституции, связав это явление с нищетой предместий Парижа, которые поставляют на рынок живой товар.

Как психологический роман «Сафо» написан с большим мастерством. В романе нельзя пропустить ни одной подробности, ни одной детали, так существенны они для понимания психологии героев, движения их чувств, развития сюжета, так они метки и живописны.

За личной драмой мы видим драму общественную, порожденную буржуазными отношениями. Доде дает портреты потребителей живого товара, утонченных рабовладельцев, которые с помощью денег создают себе гаремы из рабынь буржуазного общества. Все эти Каудали, Ла Гурнери, Дежуа, Эдзано эгоистичны и жестоки. Они лишены элементарной человечности. Эксплуатируя несчастных женщин улицы, они легко их бросают, обрекая на нужду и страдания. К чему это приводит, рассказано в эпизоде с Дешелетом и Алисой. Брошенная своим любовником, Алиса кончает жизнь самоубийством. Правда, и Дешелет не выдерживает душевных мук и тоже кончает с собой. Пытается покончить с собой и главная героиня романа, Фанни Легран. Только некоторые из куртизанок, наиболее расторопные и удачливые, умеют урвать у своих любовников порядочный кусок богатства и тогда живут, как Роза и ее подруги, похваляясь своей известностью и своими громкими именами, прославленными в определенных кругах общества, как имена крупных поэтов или полководцев. Но это единицы. Обычно их судьба – улица, голод, преждевременная старость. Именно такую проститутку встречает однажды Госсен в небольшом ресторанчике, где он собирается написать Фанни письмо о разрыве.

История Фанни Легран трагична еще и по другой причине. Эта женщина наделена незаурядными способностями. Фанни умна, начитанна, у нее хороший голос, она музыкантша. От всего ее облика исходит подлинное обаяние. Она способна искренне любить, способна жертвовать собой. И хотя прошлая жизнь наложила на нее свой отпечаток, Фанни в духовном отношении стоит на голову выше Жана. С беспримерным мужеством она борется за свое право быть человеком, быть как все. Одна черта ее характера особенно примечательна. Фанни антибуржуазна. Она не знает цены деньгам, презирает их. В пылу гнева она называет Госсена филистером за его рабское подчинение условностям. В трудную минуту Фанни готова пожертвовать всеми своими сбережениями, чтобы выручить человека, попавшего в беду (случай с Сезером). И это сочувствие Фанни, раскрытие в ней подлинной человечности составляет главную заслугу писателя.

Госсен, безвольный, слабохарактерный юнец, погрязший в предрассудках воспитания, среды, не вызывает симпатии читателя. Но Доде колеблется, а иногда и оправдывает его поступки. Драма Госсена в представлении писателя заключается в том, что, погрузившись в порок, он рвется к чистоте и целомудрию. Истинная же драма Госсена в том, что он буржуа с головы до пят, что его попытка стать на путь добродетели – это всего лишь желание подчиниться законам буржуазного общества, построить свое будущее счастье на несчастье другого.

V

Интерес к современной жизни обогащал творчество Доде. Это легко проследить по произведениям, написанным в восьмидесятые годы. Зорче становился глаз художника, подмечавший глубокие социальные конфликты. Представления о добре и зле как извечных началах жизни существенно менялись. В романе «Малыш» все люди делились на хороших и плохих. Резкой линией разделены добрые и злые персонажи в романах «Фромон младший и Рислер старший», «Джек». Даже в «Набобе» это разграничение добра и зла очень заметно. Но в таких романах, как «Короли в изгнании», «Евангелистка», «Сафо», герои наделены сложной психологией, полны внутренних противоречий (Фредерика, генерал Розен, Элизе Меро, Элина Эпсен, Жан Госсен и другие). Конфликты, изображаемые в романах этого времени, разрешаются, как правило, драматически. На выручку Даниэлю Эйсету приходили добрые Жаки, Жерманы, Пьеротты. Рислера предупреждал добрый Планюс, Джек нашел пристанище у доброго доктора Риваля, Жуайеза спасал от неприятностей добрый де Жери. Но кто может прийти на помощь Фредерике, Элине, Фанни? Рок социальной жизни неотвратим, и каждый из этих персонажей получает свою долю страдания без надежды на то, что его выручат случайные обстоятельства, какой-нибудь добрый гений. Все это делало реализм позднего Доде более суровым.

За три года до появления «Бессмертного», одного из самых острых произведений Доде, выходит в свет роман «Тартарен на Альпах», а в 1890 году роман «Порт-Тараскон». Швейцарские приключения Тартарена общим своим тоном напоминают его приключения в Алжире. С ним случаются самые необычайные и смешные истории, из которых он всегда выходит целым и невредимым, хотя и несколько помятым. Доде неистощим в выдумках этих историй. Как и Алжир, Швейцария оказывается совсем не такой, какой представлял ее себе Тартарен. Вместо дикой, первозданной страны он находит здесь гостиницы и отели, хорошие дороги и толпы туристов. В конце концов Тартарен так привыкает к предусмотрительности дельцов, обслуживающих путешественников, что однажды, срываясь в пропасть, с полным спокойствием ожидает падения, уверенный, что здесь нет опасностей, что здесь все заранее предусмотрено. Доде сталкивает своего героя с многочисленными туристами, представляющими всю Европу – Европу богачей и бездельников. И писатель отнюдь не жалует эту праздную публику – холодную, равнодушную, пустую. Впрочем, среди туристов Тартарен находит не совсем обычных людей. Так, ему доводится познакомиться с русскими террористами, путешествующими в Альпах. Доде не без симпатии рисует русских революционеров, которые наводили страх не только в России. Он изображает их мягкими и добросердечными людьми. Обаятельная, веселая Соня, добродушный Манилов, милый Болибин – таковы эти новые знакомые Тартарена. Но, не видя в них злодеев, кровожадных дикарей, Доде и его герой пытаются поспорить с ними. «Вот вы мне только что заявили, – говорит Тартарен, – охотники на гидр и на чудищ, на деспотов и хищников – это-де собратья… Я лично держусь того мнения, что и против диких зверей надлежит пользоваться лишь узаконенным оружием…» Так и в этот роман врывается тема, которая в восьмидесятых годах волновала современников Доде.

Несколько иным предстает перед нами Тартарен в романе «Порт-Тараскон». Наиболее горячие тарасконские головы, предводительствуемые Тартареном, основывают на одном из затерявшихся островов Тихого океана колонию. На этот раз их поступками руководит не только жажда славы, но и желание обогатиться. В этой книге Доде, как и в предшествующих, много смешных историй, забавных приключений. Тарасконцы попадают в затруднительное положение, так как «ничейный» остров оказывается английским. Всем им предложено убраться оттуда в течение 24 часов, и Тартарену не остается другого выхода, как сдаться в почетный плен.

Но смешное здесь соседствует с весьма серьезным намерением автора осудить политику французского правительства, которое стремилось захватить новые колонии. Колониальная тема, поднятая Доде еще во времена Второй империи, когда он изображал Тартарена в Алжире, нашла теперь новое воплощение. И писатель касается ее на этот раз не походя, а делает главным предметом своего повествования. Добродушный Тартарен, ставший колонизатором, в первый раз терпит полное поражение, и автор не приходит к нему на помощь.

В романе «Бессмертный» Доде вновь возвращает нас в Париж. История академика Леонара Астье-Рею, которого обманул переплетчик Фаж, продававший ему поддельные автографы великих людей, вводит нас в главный храм французской науки – Академию. Словами одного из своих персонажей, честного и независимого художника Ведрина, Доде дает убийственную характеристику Французской академии, которая не создает больше никаких духовных ценностей, превратилась в некий салон, где «бессмертные», дрожа перед начальством, боятся сказать хотя бы единое вольное слово. О зависимости академиков от официальных кругов свидетельствует случай Астье-Рею, которого снимают с должности архивариуса за неосторожную фразу: «Тогда (то есть во времена Орлеанского дома), как и в настоящее время, Францию захлестнула волна демагогии».

Прославленная Французская академия, созданная еще во времена Ришелье, превратилась в скопище бездарных людей. «Скудость мыслей», «ограниченный ум» – вот что такое Астье-Рею в представлении даже собственной жены. А другие не лучше, если не хуже. Леонар смог признать свою ошибку и покончить с собой, другие же не способны и на это. Частный случай с Астье-Рею дает Доде повод бросить обвинение всей буржуазной науке, замкнувшейся в Академии. Это кризис и распад. Только за пределами официальной науки можно найти настоящие таланты и свежие мысли.

В свои последние романы писатель, используя прием Бальзака и Золя, вводит так называемых «сквозных» героев. «Короли в изгнании» заканчивались эпизодом, в котором показан доктор Бушро. Он же появляется в романе «Сафо», Колетта де Розен – одновременно персонаж «Королей в изгнании» и «Бессмертного», Поль Астье действует в «Бессмертном» и в пьесе «Борьба за существование». Этот прием свидетельствовал о стремлении художника ко все большим обобщениям, и он очень пригодился ему при решении темы молодого человека конца девятнадцатого столетия. В качестве типичного представителя молодого поколения современных буржуа Доде избрал Поля Астье – сына Леонара Астье-Рею. В романе «Бессмертный» Поль предстает перед нами как преуспевающий архитектор, который, пользуясь услугами художника Ведрина, завоевывает себе незаслуженную славу. Поль Астье – законченный циник, стремящийся разбогатеть любой ценой и любыми средствами. Он грабит мать и отца, обманывает друзей, пытается с помощью выгодной женитьбы приобрести огромное состояние. У Поля обворожительная внешность и чудовищно подлая душа. Это Растиньяк современности, но Растиньяк, никогда не знавший разладов с совестью.

Об этом типе законченного, но преуспевающего негодяя М. Горький писал: «Тогда во Франции, живущей всегда быстрее всех других стран, создалась атмосфера душная и сырая, в которой, однако, очень хорошо дышалось Полю Астье и всем людям его типа, исповедовавшим прямолинейный материализм и относившимся скептически ко всему, что было идеально и призывало к переустройству жизни».

В пьесе «Борьба за существование» Поль Астье говорит: «Я шел всегда вперед, ни перед чем не останавливаясь, не оставляя места состраданию. Я продукт своего времени, а за мной следуют другие – те еще более неумолимы». Современное общество в его представлении – это те же джунгли, в которых ведется жестокая борьба за существование и в которой побеждает сильнейший. Поль Астье обращается к теории Дарвина и, так сказать, с научной точки зрения пытается оправдать аморализм своего поведения. В буржуазных кругах делались неоднократные попытки взвалить на учение Дарвина вину за разнузданность и аморальность нового поколения буржуазной молодежи. В 1890 году Поль Лафарг отметил этот чудовищный поход против дарвинизма. В статье «Дарвинизм на французской сцене» он осудил реакционное истолкование великого учения, но в ней же он критиковал и Доде с его пьесой, считая, что и тот льет воду на мельницу антидарвиновской кампании. Но Лафарг был не прав. Словами положительного персонажа пьесы, лаборанта Антони Кассада, Доде как бы отвечает на этот упрек: «Да… закон лесов и пещер… Но, благодарение Богу, мы далеко ушли от этого… Конечно, я тут обвиняю не великого Дарвина, а лицемерных бандитов, которые ссылаются на его имя, тех людей, которые хотят из наблюдений и выводов ученого вывести закон и систематически применять его. Ничего не может быть великого без добра, без жалости, без человеческой солидарности».

Романом «Бессмертный», по существу, завершается творчество Доде, хотя в 1895 и 1898 годах (посмертно) выходят еще два его романа – «Маленький приход» и «Опора семьи». Но они не принадлежат к числу лучших.

Доде был наделен тем счастливым талантом, которому свойственно создавать образы-типы. Это требовало от него большой наблюдательности, умения художественно обобщать увиденное. Перед ним проходили вереницы людей: с иными он встречался много лет, иных видел всего лишь раз. Каждому из них был присущ свой особенный, неповторимый характер, но писатель подмечал и такие черты, которые роднили некоторых из этих людей. И тогда происходило великое чудо. На свет появлялся герой, рожденный фантазией художника, живой, осязаемый и более правдоподобный, если так можно выразиться, чем десятки людей, чем множество прототипов, существовавших в действительности. Малыш, Руместан, Тартарен – все они были плодом воображения писателя, его родными детьми, которыми он любовался и гордился. Он дал им жизнь, и они существуют вот уже более века.

Доде необыкновенно тонко чувствовал роль художественной детали. Одна какая-нибудь неповторимая черточка, им подмеченная, заменяла длиннейшие описания.

Можно удивляться и стилевому разнообразию в произведениях Доде. От лирических «Писем с мельницы» он приходит к обличительным сценам в «Набобе», от психологического анализа в «Сафо» – к памфлетной манере в романе «Бессмертный».

Среди своих современников Доде был одним из тех, кто улавливал пути нового романа. Речь идет в данном случае не о вычурности и фиглярстве декадентов и современных модернистов, а о тех писателях, которые в двадцатом веке действительно обогащали роман новыми приемами, открывали новые пути художественной выразительности.

Художественный вклад писателя во французскую литературу очень значителен. Доде удалось избежать позитивистских тенденций в своем творчестве. Черпая материал из живой действительности, опираясь всегда на свои наблюдения, Доде не был рабом фактов. Творческое воображение, большой талант давали ему возможность создавать произведения огромной жизненной правды. Не ограниченность политических взглядов Доде выступает на первое место, а его искреннее сочувствие маленькому человеку, простым людям. Прекрасно сказал об Альфонсе Доде Анатоль Франс: «Ему незнакома была злоба. Но он поднимал униженных, он воодушевлял слабых, он любил маленьких людей. Его пылкая душа была исполнена сострадания. Эта умиленная проповедь милосердия и любви отталкивает некоторых, но зато великое множество безвестных читателей восхищается его книгами, наслаждается ими, как словом Евангелия. Он был трогателен; он был народен. Бесспорно, кое-где он, в силу своей любви к людям, невольно впадает в патетику; но это не поза, он и вправду умел плакать».

А. Пузиков