Том 4

«Я их читаю, ибо я ревную!»

Сонет на этой оборву строке.

Ее следы! Не смерть ли отыщу я,

Читая их?

Вы тщитесь на песке

Найти следы своей Фенисы милой?

Но эти письмена моей тоске

Ее пренебреженье подарило.

Ищу, целую их, страшась, чтоб вдруг

Волною дерзкой море их не смыло.

Что ж пишут ножки эти?

О мой друг!

Историю, где каждая страница —

Напоминанье бесконечных мук.

Нет! И господь карающей десницей

Не в силах так несчастного терзать,

Как непреклонность гордой прихотницы.

Благоразумье может оправдать

Влюбленного ревнивца исступленье.

Любовь ведь боязлива, ей под стать

Всего страшиться, трепетать пред тенью;

Невольно в состоянии таком

Податлива душа на подозренья.

Но что сказать о том, кто стал рабом

Распутной, лживой, бессердечной твари,

Пусть даже с привлекательным лицом?..

Что помрачился ум его в угаре.

Я признаю, что можно полюбить,

Терзаться ревностью, души не старя,

Но ведь не там, где стольких обольстить

Спешат, что Александру этой рати

Хватило б, чтоб всю землю покорить.[1]

Один за дверь, другой уже в кровати,

Семь под балконом, десять за столом

Нетерпеливо ждут ее объятий.

Уж большим отличаются стыдом

Животные. Ведь и в пылу желаний

Сто кур с одним кудахчут петухом;

Олень победно средь полсотни ланей

Возносит острия своих рогов,—

Все ж не рогат он, против ожиданий.

И я скажу вам без обиняков:

Подальше прячьте от такой красотки

Свой кошелек: она — бездонный ров.

Бык кажется стоящим за решеткой

Ручным и смирным; книжники сочтут

Фламандца трусом, мавра — девой кроткой;[2]

Невежда думает, что легкий труд

Писать трактаты; снится солдафону,

Что вскоре кафедру ему дадут;

Студенту — что с волною разъяренной

Он сладил бы. Какой торгаш не мнил,

Что может проповедовать с амвона?

Зато мужлан охотно бы учил

Судейских красноречию. И, право,

Легко забыть тому, кто не любил!

Любовь — не спор, не прихоть, не забава,

Не победитель, в дом вошедший к нам,

Любовь не пиршество, не жажда славы,

Любовь — гармонии священный храм,

Божественное чудо мирозданья,

Что нашим открывается сердцам.

Будь я влюблен в картину, в изваянье,

В цветок иль птицу, ты тогда бы мог

Мне дать безумца наименованье,

Но женщину любить? Тут, видит бог,

Нет сумасбродства.

Отповедь такая

В безумстве вашем и берет исток.

В любви, конечно, чистота святая

Всего превыше — так учил Платон,[3]

Но без тебя давно я это знаю.

Все мудрецы твердят нам в унисон:

«Познает счастье только тот влюбленный,

Кто не красою женскою пленен,

А лишь душой, грехом не оскверненной».

Но кто из них полуночи не ждал

Под выступом заветного балкона?

«Разнузданность, — как нам Нерон сказал,[4]

И сдержанность равно любви присущи».

Ценю я первое из двух начал,

Ее огонь, дразнящий и влекущий.

Ты жаждешь целомудренной тоски,

А я страшусь ее могилы пуще.

Лишь скромности пугливые ростки

Сулят любви дни счастья и расцвета,

А не захватанные лепестки.

Во всей Сицилии, пожалуй, нету

Распутницы наглее и хитрей

(А тут их вдосталь), чем Фениса эта.

Здесь спросите иль в городе о ней —

За ней грехов побольше насчитают,

Чем в море капель и в лесу ветвей.

Тебе претит, меня же привлекает

Та легкость, с коей каждый раз она

Страсть на расчет, расчет на страсть меняет.

Девица, что поклоннику верна

И перед ним трепещет, вряд ли скоро

Пойдет к венцу. Кому она нужна,

Хоть будь за нею золотые горы!

Любовь должна быть вечною игрой:

Сомненья, бури, примиренья, ссоры

Пусть следуют волнистою чредой.

Поверь мне: чем темнее мгла ночная,

Тем ослепительнее свет дневной.

Теперь, узнав ваш вкус, я понимаю,

Что вы могли Фенису предпочесть

Всем женщинам.

А всякая иная

Любовь ничтожна, смысл лишь в этой есть.

Мне странно это. Да откуда

Такая блажь? Прийти сюда,

Бродить средь портового люда?

Ты забываешь иногда…

Кого иль что?

Мои причуды.

Увы, они известны всем!

Держаться надо осторожней

Вам, избегая скользких тем:

«Что дама делает в таможне?

Ведет дела? Какие? С кем?»

Но чем-то, видимо, Фениса

Сюда, мой друг, привлечена.

Любовью, что ль?

Я влюблена?

Да повстречай я хоть Нарцисса,[5]

Мне хворь такая не страшна.

Девчонкой глупой я влюбилась,

Была забыта и с тех пор

Забывчивости научилась.

Меня забыл один сеньор —

Я с целой сотней расплатилась.

Великую имеет власть

Любовь над женскими сердцами,

Но знай, что ненависти пламя,

Когда оно владеет нами,

Сильнее, чем любая страсть.

А у мужчин в союзе тесном

Измена и любовь живут.

Они, влюбляясь, лгут бесчестно,—

На что ж надеяться нам тут?

Цена их чувствам мне известна,

Так почему ж тогда должна

Я величать любовь святыней

И властелина чтить в мужчине?

Ведь я свободной рождена

И не желаю быть рабыней.

И вот обманною игрой

Обманщиков я завлекаю

В силки своею красотой.

Она, а рядом с госпожой…

Кто?

Селья.

Как могла такая

Ей прихоть в голову взбрести?

Какие строить тут догадки?

В порт со служанкою прийти?

Да, странные весьма повадки.

Я близок, кажется, к разгадке;

Ведь в гавани полно купцов,

Приезжих, местных, и, наверно,

Она почуяла улов.

Цирцея ищет простаков.[6]

На вас взглянула! Дело скверно

Сама к ней жертва подойдет.

Вы — тут?

Хоть небо лучезарно,

Прибой, как дикий зверь, ревет.

А то, что злобно и коварно,

Невольно вас к себе влечет.

Признайтесь все же: хоть злорадство

И ярость волн по нраву вам,

Но в гавань к этим кораблям

Сильнее тянут вас богатства,

Что разгружаются вон там.

Купцы сегодня на примете,

Солдаты или моряки?

Кому готовите вы сети,

Чьи обмелеют кошельки?

Каких счастливцев взоры эти

В таможне высмотрят сейчас?

Кого поздравить мне с удачей?

Уж вас она, так иль иначе,

Обманет и на этот раз.

Я не свожу с Фенисы глаз.

Что с вами?

Так на сталь кинжала

Бросают взгляд в предсмертный миг.

Вы ставите меня в тупик.

Где ж выход? Сил моих не стало,—

Его ищу я срок немалый.

Вы ищете? Тогда прямым

И откровенным объясненьем

Напрасный спор мы прекратим

Меж вашим столь горячим рвеньем

И равнодушием моим.

Моя звезда мне повелела

Быть вольной птицею морской,

Что острым клювом то и дело

Добычу с яркой чешуей

Выискивает в пене белой.

Ведь средь людей, знакомых вам,

Наверно, есть сеньор, который

Хоть в зной, хоть в стужу, с гончих сворой,

Не зная отдыха и сам,

По нивам рыщет, по лесам.

Я схожа с ним, но берег я

Предпочитаю скучным нивам.

Таможенная толчея

Мне щедрым кажется приливом,—

Здесь светит мне звезда моя!

Крючок любовный наживляя,

Заманиваю простачка

И бичеву то отпускаю,

То снова натяну, играя,—

Ведь не уйти ему с крючка.

Когда же волны мне на пытку

Пройдоху вздумают послать,—

Им тороплюсь его отдать.

Коль нету от него прибытку,

Что даром на крючке торчать?

Да повстречай я совершенство

Изящества и красоты,

Того, чьи нежные черты,

Любовь, сиянье чистоты

Мне обещали бы блаженство;

Будь я прославлена певцом,

Как Беатриче, как Лаура,[7]

Пусть оттого, что гляну хмуро,

Юнец в отчаянье немом

Повесился бы под окном,

Пусть, подчиняясь злому року,

Пирам вонзал бы в грудь стилет,

Тонул Леандр,[8] — мне дела нет!

«Прочь, коль от вас мне нету проку!» —

Смеялась бы я всем в ответ.

Ну вот вам!

Не суди превратно.

Вы стали б…

Что?

Любить того,

Кто ради счастья своего

Навек бы счел за долг приятный

Служить вам?

Стала бы, понятно!

Тогда, спросил бы я, каких

Мой ангел ждет преподношений?

Глупец не понял слов моих.

Прикажете быть откровенней?

Прошу.

Так в путь без промедлений!

Немало требуют забот,

Да и затрат, деревья сада,

Но у владельца свой расчет:

Ведь за труды свои в награду

Он вкусит вожделенный плод.

А легче вам придется, что ли,

Коль заведете скакуна?

Следи, чтоб рта не распороли

Красавцу удила, чтоб вволю

Имел он сена и зерна;

Заботься, чтоб слуга ретивый

Его и чистил, и берег,

И холил каждый волосок,

И лентой украшал бы гриву.

А может быть, вам невдомек,

Что нужно подобрать всю сбрую

Любимцу вашему под стать?

Зачем все это, вас спрошу я?

Затем, что красоту такую

Приятно людям показать.

Вы поняли?

Да тут уж каждый

Поймет.

Так не придется мне

Все растолковывать вам дважды?

Ну как таможенников жажда?

Я утолил ее вполне,

И наш корабль разгрузят вскоре.

Тут деньги ох как помогли!

Палермо!

Что за страсть во взоре?

Я попросту, устав от моря,

Любуюсь красотой земли.

Земли иль тех сеньор, чьи лица

Приметил я в толпе людей?

Тристан! Все это небылицы.

Неужто по волнам страстей

Дозволю в плаванье пуститься

Я кораблю в моих летах,

Хоть штиль стоял бы? Ведь в чертах

Прелестных дам и их пошибе

Есть нечто, что ввергает в страх,—

Они опасней мертвой зыби.

Заметь: не добродетель в них

Для нас пленительна.

А что же?

Любовь!

Нет ничего дороже

Любви. Вам денег никаких

Не хватит на сеньор иных.

Нет, не поддастся женским чарам

Делами занятый купец.

Ведь для чего меня отец

Послал в Сицилию с товаром?

Чтоб я, прибегнув к связям старым,

Скупил дешевое зерно

На всю полученную прибыль,—

Так неужели суждено

Мне, как глупцу, пойти на дно?

Где женщины — там делу гибель.

Знай: ни потеря кошелька,

Ни тяжбы, ни исчезновенье

Продувшегося должника,

Ни смерч, ни кораблекрушенье,

Ни карты, ни все ухищренья

Врагов не столь опасны нам,

Как нежной страсти изголовье.

Пират, снующий по морям,

Куда как безобидней дам,

Нас опьяняющих любовью!

Так пусть вам выдержать искус

Небес помогут назиданья!

Хочу счастливого свиданья

Приблизить час.

И я пекусь

Об этом. Но одно заране

Скажу, любовью дорожа,

Что к ней придача кой-какая

Нужна…

Придача?

Дань златая!

Без дательного падежа

Любовь лишь песенка пустая.

Все понял. Вечером приду

И проскользну к вам в двери тенью.

Но я обещанного жду.

Я весь горю от нетерпенья.

Так, значит, жертвоприношенье

Свершится?

Лишь бы не напрасно!

Меня сжигает эта страсть.

Но эта женщина ужасна,

Мерзка, продажна…

И прекрасна!

Пред этим все должно отпасть.

С такою хищницей жестокой

Как упоительна борьба!

Что там послала мне судьба?

Нацельтесь.

Вечная морока!

А где же те?

Уже далеко.

Ну пусть они домой идут.

А здесь какие примем меры?

Спросите, как его зовут,

Откуда к нам…

Что медлить тут!

Храни господь вас, кавальеро!

Вам пусть супруга бог пошлет…

Когда же муженька нашли вы,

То сделать жизнь его счастливой

Желаю вам и от невзгод,

Что людям нрав сулит ревнивый,

Беречь. У вас ко мне есть дело?

Давно вы здесь?

Сойти успел

На берег в час, когда алела

Заря, но солнце я узрел,

Вас встретив.

Льстите вы умело.

Я — солнце? Оторопь берет

От слишком пышного сравненья.

Его рождает ваш приход.

Но кто вы, я прошу прощенья?

Испанец.

Где сеньор живет?

В Валенсии.

Жаль — не в Толедо.

Я б вас спросила кой о чем.

Нет, там ни с кем я не знаком.

Пора и нам начать беседу.

Но не руками — языком.

Служанка держится столь гордо,

Что не пойму я, кто ж тогда

Сеньора?

Дама!

Дама?

Да!

Хотел бы знать, какого сорта?

А вам какая в том нужда?

Как человека вас спросил я.

А вы-то что за человек?

Господь мне дал на весь мой век

И плоть и душу. Отрастил я

Себе усы. Вот сухожилья,

Вот мышцы — все, как у мужчин,

И продолжать тут неуместно.

А что такое дама? Честной

Породы тварь иль просто чин,

Что дан профессии известной?

Хоть многие из вас слывут

Девицами, но можно ль тут

Смешать по недоразуменью

Девиц, что под венец ведут,

С девицами для развлеченья?

Вот точно так же кое в чем

Есть и меж дамами различья.

Блистая красотой, умом,

Сеньора служит образцом

Манер хороших и приличий.

А здесь что делает она?

О младшем брате ждет известий.

Известий? В столь опасном месте?

Опасном?

Чем ты смущена?

Что нам грозит?

Взгляни: волна,

Как будто набирая силу,

Ложится возле скал крутых,

Но согласись: печально было б,

Когда б она, достигнув их,

Вас — двух заблудших рыбок — смыла.

Вот краснобай!

Я?

Да какой!

Словами сыплет он такими…

Я пленена.

Неужто мной?

Пред вами лишь купец простой.

Как вас зовут?

Лусиндо.

Имя,

Обозначающее свет,[9] —

Я сожжена его лучами.

Польщен я вашими словами,

Но все ж в душе доверья нет.

Испанец — и не верит даме?

Но чужестранцу все чуть-чуть

В диковину.

Себе на горе

Не знала я, направясь к морю,

Что океан увижу вскоре,

Где суждено мне утонуть.

Так я вам нравлюсь?

Уж не знаю,

Чем объяснить мне то, что с вас

Я не свожу влюбленных глаз —

И не бурлит волна морская,

От гнева на дыбы вставая.

О боже! Ад в моей груди!

С ума сошла я. Впрямь, едва ли

Меня вы не околдовали…

Так быстро?

Я прошу: уйди,

Уйди скорей! Нет, погоди!

Приют найти мне на ночь надо.

Ах, если бы не мать с отцом,

То как была б, испанец, рада

Я привести тебя в мой дом!

Но, впрочем, мы с тобой рискнем

Пойти на хитрость небольшую:

Им весточку передадим

От брата.

Что ж мы здесь стоим?

Идем!

Дай руку мне! Хочу я

Прижать ее к губам своим.

Нет, погоди. Должна сначала

Служанку я предупредить.

И мой здесь где-то бродит малый.

Эй, Селья!

Что?

Мне, может быть,

Нежданный клад судьба послала.

Давно не приносил прибой

К нам в гавань из страны чужой

Сеньора иль купца такого,

Как этот. Тут, поверь на слово,

Могу сорвать я куш большой.

Все утро с корабля сгружали

И шелк, и бархат, и атлас.

Где будет жить купец, узнали?

Конечно.

Поздравляю вас,

Вы даром время не теряли.

Но все ж каких вам ждать щедрот?

Кто он? Упасть готовый плод,

Орех ли с крепкой скорлупою,

Иль скромник с девичьей душою?

Он муха, что попала в мед.

Два слова — и душа сомлела

У дурня.

Он у вас в руках.

Но как с ним быть?

Простое дело!

Оставить душу в синяках,

Содрав сперва три шкуры с тела.

Закутайся в мантилью. Знак

Подам им следовать за нами.

Так вот как вышло?

Да, вот так.

Но кто она?

Вот тут впросак

Легко попасть.

Не жертва ль даме

Нужна?

Я жертв ей не сулил.

Ну, тут игра идет без риска.

Ведь нежный взгляд, что озарил

Мужчину, служит ей распиской,

Что рай он в долг заполучил,

Пусть даже вопреки желанью.

Чтоб не вступать нам в пререканье,

Заране вас предупрежу:

Когда глядишь на госпожу

Такого нрава или званья,

То об одном красноречиво

Ее глаза нам говорят:

«Любуйтесь мною все подряд,

Но взыскано за каждый взгляд

С вас будет сводней справедливой.

Прав на меня вам хоть на миг

Не даст ни разум благородный,

Ни пламенной любви язык,—

Для пахоты не нужен бык,

Тут и волы вполне пригодны.

Из всех достоинств здесь в цене

Одно; звалось оно когда-то:

Pecunia non numerata».[10]

Скажи: что угрожает мне —

Насилье, плен, кинжал пирата?

Пленившись красотой пьянящей,

Решил я к ней пойти, и вдруг

В дом попаду, принадлежащий

Девице, вхожей в высший круг,

Иль дамы знатной и блестящей!

Блестящей? Разве что на спор

Ее щетиною упрямой

До блеска кто-нибудь натер.

Что я теряю, если с дамой

Поговорю?

Вам не в укор:

Что в гавани-то делать ей?

Здесь воздух чище и свежей.

Скорей уж рыбку тут ловила.

Но почему она решила

Вас сделать жертвою своей?

Меня? Я сам понять стараюсь,

Что может взять с меня она.

Вам не видна вся глубина

Ее коварства. Тут, ручаюсь,

Сеть очень тонко сплетена.

И все — двух-трех дублонов ради?

Начнет хоть с малого.

На складе

Товар, что я привез, лежит,—

Когда еще он будет сбыт!

Красотка все же не в накладе,

Коль долг растет за должником.

А вдруг он ускользнет?

Идем!

Сеньора вновь остановилась,

Глядит на вас, ждет вашу милость.

Да только как бы с кошельком

Вам, встретясь с нею, не расстаться?

Он может у тебя остаться.

А цепь, — простите за намек,—

Как с нею быть?

Ее замок

Вполне надежен.

Может статься,

Его сумеют отомкнуть?

Цепь будет у тебя сохранней.

А перстни с пальцев как-нибудь

Не скатятся?

В твоем кармане

Их место.

Как сверкают грани

Алмазов!.. По словам иных,

Влюбленный, жаждущий забвенья,

Швыряет камни в исступленье.

Такие, что ль? Так мигом их

Плющ обовьет!

Из слов твоих

Мне ясно: только сумасброд

Алмаз в речную глубь швырнет.

Есть скрытый смысл у этой фразы:

«Кто девку с улицы берет,

Теряет разум и алмазы».

Их вовремя тебе отдать

Успел я.

Манит, как морская

Пучина, женщина такая.

Зачем себя отягощать

Баластом, в эту глубь ныряя?

Глядите: трое молодцов

Возникли вмиг из пены белой.

Мне море так осточертело,

Что я скалу обнять готов.

Земля нам, людям, мать родная.

Кто кормит нас, как не она?

А поглотить могла волна!

Нет, выплыл бы дельфин, играя,

И не спеша, как на плоту,

Унес бы вас в одно мгновенье.

Как некогда певца за пенье,

Он спас бы вас за красоту.[11]

Спаслись мы от стихии водной,

Но здесь что делать нам, когда

В карманах наших лишь вода?

Служить.

Кому?

Кому угодно.

И здесь, как и в любой стране,

У короля нужда в солдатах.

Ходить то в латах, то в заплатах?

Нет, это дело не по мне.

Уж лучше на лакейской кляче

Трястись за кем-нибудь вослед.

Я не затем рожден на свет.

Все служат так или иначе.

Все служат?

Служат!

Как же так?

Король — в величии и славе,

Двором и королевством правя;

Сеньоры — остриями шпаг,

Отвагою и безрассудством,

Послушливым дубовым лбом

Иль тихим вкрадчивым словцом,

Угодничеством, лизоблюдством;

Священник — тем, что он для нас

Благоговейно служит мессы,

Министр — державы интересы

Отстаивая каждый час.

Пером скрипучим писарь служит,

Тяжелым топором палач,

Мечом солдат, ланцетом врач,

Коль кто-нибудь вдруг занедужит,

Судейский — тем, что от него

Влетает честному и вору;

Ремесленник — слуга сеньора,

Мужик — идальго своего;[12]

Жена прислуживает мужу,

Отцу помощник сын родной,

Отец — башмачник, и портной,

И булочник для них к тому же.

И каждый смертный принужден

Быть самому себе слугою.

Свою особу беспокоя,

Ее послушно кормит он.

Лишь Диоген, как вам известно,

Не услужая никому,[13]

Провел весь век свой, и ему

Жилось отлично в бочке тесной.

Все это так. Но одного

Хочу: чтоб не был в подчиненье

(Ведь правил нет без исключенья)

Никто из нас ни у кого.

Испанцы мы! И если случай

С отчизною нас разлучил,

Он, значит, здесь нам поручил

Ее десницей стать могучей,

Иль вздумал нас преобразить

В три новых пáсолнца на небе.

Вот истинных испанцев жребий!

Он прав.

Должна судьбу решить

Загаданная мной монета.

Кто вытащит ее — сеньор,

А те, кто проиграет спор,—

Его пажи.

Иду на это.

Мы оперим приставкой дон

Счастливца имя. Хоть и бедный

Деньгами, славою наследной

Зато он будет наделен.

Живя подобно всем сеньорам,

Он сможет с вице-королем

Обедать за одним столом

И пышный соблюдать декорум,

А там и дружбу завести

С богатою сицилианкой,—

Так верной картой бьют по банку.

Испанец у судьбы в чести!

Не так ли?

Ты, заметить смею,—

Толедец с головы до ног.

Уж не какой-нибудь сморчок.

Отлично! Ведь куда сложнее

Пред негодяем спину гнуть,

Чем сотворить простое чудо —

На три шара поставить блюдо.

Но одного не позабудь:

Едва мы от чужого взора

Укроемся, как вновь втроем

Мы вместе и едим и пьем,

И вновь нет слуг и нет сеньора.

Согласен.

Кончим уговор.

Вот у меня здесь три реала.

Три разных?

Да.

Скажи сначала,

Какой даст право с этих пор

Сеньором быть.

Гляди: вот старый

Кастилец. Это серебро —

Валенсианское добро,

А третий родом из Наварры.

Кастилец, коль на то пошло,

Выигрывает.

Сердце сжалось…

Тьфу! Мне Валенсия досталась!

Проспорил.

Да, не повезло!

Тяни тогда.

А ты?

Мне третий

Останется.

Вот, господа!

Кастильца вытянул ты?

Да!

Кто всех удачливей на свете?

Он господином нашим стал.

И я доволен этим боле,

Чем если б сам по божьей воле

Счастливый вытащил реал.

Тебе сеньором нашим много

Счастливых лет желаю быть.

Но с тем, чтоб вам я мог служить

К благополучию дорогой.

Судьба блеснула вдруг умом,

Избрав красавчика такого.

О красоте прошу ни слова.

Но имя?

Для меня?

О нем

Забочусь. Будешь дон Хуаном…

Каким?

Придумай!

Все равно!

Фамилий знатных ведь полно.

Так назови себя Гусманом.

Таким родством я не прельщусь.

Тогда Мендоса…

Что за проза!

В простого мавра-водовоза

Я, обмендосясь, превращусь.

Быть может, Карденас, Монкада,

Манрике, Рохас, Сандоваль,

Суньига, Лара, Аль…

Едва ль

Спасешься от такого града.

Итак, я с нынешнего дня

Дон Хуан де Лара! Вы согласны?

По-княжески звучит! Прекрасно!

Не подведете вы меня?

Я ваш слуга!

Видать, в герое

Жива испанская муштра.

Мой паж!

Сеньор?

Мне в путь пора.

Мой паж!

Сеньор?

Ступай за мною!

Садись — прошу тебя я вновь!

Но скоро ночь в окно заглянет.

Когда твоя любезность станет

Такой же, как моя любовь?

От этих зал я в восхищенье:

В них что-то праздничное есть.

Так все нарядно, что присесть

Стесняюсь.

Сделай одолженье:

С собой в гостиницу возьми

Все то, что взор твой привлекает.

Да что ты! Разве так бывает

Меж нами, честными людьми?

Смерть Клеопатры.[14] Как прекрасно!

Она на смерть пошла любя.

И я, Лусиндо, для тебя

Была бы встретить смерть согласна.

Какой Нарцисс!

Не смей терзать

Мне душу! Пред картиной стоя,

Любуешься ты сам собою.

Тебе лишь нужно прошептать

Слова любви, чтоб превратилась

Я в эхо трепетное их.

Ты улыбнулся?

От таких

Похвал душа моя смутилась.

Дозволь простым мужчиной быть,

К чему такие славословья?

Там Порция?[15]

С ее любовью

Могла б я лишь свою сравнить.

Безумная, испепелила

Она углем свои уста,

Но не твоя ли красота

Фенису в пепел превратила?

Там Адонис?[16]

Твой это стан!

Ты острие вонзаешь в вепря.

Уж если лезть в сравнений дебри,

То я скорей всего кабан.

Но ты — вот тут другое дело!

И впрямь, богиней красоты,

Кипридой кажешься мне ты,[17]

Возникшею из пены белой…

Легко Елену здесь узнать.[18]

В тебе я обрела Париса.[19]

Вот ложе страсти их.

Фениса

Такое же могла б постлать…

Но что я?.. Милый ведь сначала

Подарков ждет.

Я удивлен.

О чем ты?

Селия!

А он

Не так уж глуп.

Я это знала.

Откуда?

Он прижимист, тверд.

Хитер?

А я о чем толкую!

Он цепь-то спрятал золотую.

Куда ж он дел ее? Вот черт!

Ведь не приметила я даже.

Боюсь, здесь ваше волшебство

Бессильно.

Это отчего?

И нюх и опыт тут на страже.

Понять ты наконец должна,

Что облапошить без усилий

Какого-нибудь простофилю —

Не настоящая война.

Но тут противник мне по росту.

Не жить мне вовсе, если вдруг

Цепочка ускользнет из рук.

Ее добыть не так-то просто.

Вновь все обдумаю сейчас.

Легко ли провести лисицу?

Тут и ученому учиться,

Пожалуй, было б в самый раз.

Но все ж с молитвою смиренной

К моей богине обращусь.

Чего ты хмуришься?

Боюсь,

Что вам не вырваться из плена,

И ваш корабль идет ко дну.

Груз у тебя, я полагаю?

Цирцея! Я к тебе взываю!

Пойдут уловки в ход?

Начну

Хотя бы с этакой для пробы.

Подать закусок и вина!

Садись, любовь моя!

Она

Весьма любезная особа.

Садись. Ведь стулья — не силки.

Как знать еще!

Брось, не досадуй!

Скажи хоть слово иль порадуй

Прикосновением руки.

Что скажешь тут?

«Люблю» простое,

Пусть это будет ложь.

Ну что ж,

Люблю.

«Люблю» сказать и все ж

Сюда «ну что ж» вплести пустое…

Испанец ты? О нет! Ты мне

Солгал.

Испанец я — и только.

По этому «ну что ж» — нисколько,

По остальным статьям — вполне.

Клянусь, в Италии доныне

Еще никто, хоть невзначай,

Так не дерзил.

Не забывай,

Что я впервые на чужбине.

Видать, в Валенсии у вас

Не любят?

Любят и страдают.

И в клятвы страстные вплетают

«Ну что ж», как сделал ты сейчас?

Всегда у любящих найдутся

Слова красивей и сильней,

И жизнью матери своей

Иль честью нам они клянутся.

В силках любовного огня

Я гибну, бьюсь в нем, словно птица,

А ты что, розовой водицей

Утешить думаешь меня?

Быть может, было бы с изнанки

На дело правильней взглянуть:

В плену ты у какой-нибудь

Красавицы валенсианки?

Тогда во имя глаз моих,

Что стали сумрачнее ночи,

Воспой ее, Лусиндо, очи

И светлое сиянье их.

Но в чем ее очарованье?

Лоб, волосы, улыбка, рот,

Стан, руки — что тебя влечет?

В Валенсию твои желанья

И помыслы устремлены,

Ее ты видишь пред собою!

Чертовка!

Ныне лишь тобою

Мечты Валенсии полны.

Там что-то было, — скажем честно,—

А что? И сам я не пойму.

Но посуди ты: где, кому

Соперничать с тобой, прелестной?

Хотела женщина одна,

Чтоб мать ее мне стала тещей.

Мила, стройна, умна, ну проще —

Мне чем-то нравилась она.

По-португальски церемонно

Жар, тлеющий у нас в сердцах,

Полгода чуть ли не в стихах

Мы воспевали неуклонно.

Но наконец мой долгий пыл

Вознагражден был встречей тайной:

Поговорил — зевнул случайно,

Коснулся — холод прохватил.

С ней легкой, как вполне понятно,

Разлука для меня была.

Ждут лишь обычные дела

Меня, когда вернусь обратно.

О вероломный человек!

Со мной лукавя и плутуя,

Он любит женщину другую,

Мне…

Что ты?

Слезы лить весь век.

Ты чуть платок не уронила.

Кто видывал такой обман?

От солнца отгони туман.

Пусть туча, что мне свет затмила,

Уйдет, растает в стороне!

Уйдет? Как цепь ушла отсюда?

Нет, буду плакать, буду, буду!

Вот пытка! Словно в глотку мне

Палач кувшинами льет воду…

Таиться тут не хватит сил.

Ведь цепь ты на груди носил?

Лукава женская природа!

Ее решил от глаз чужих

Подальше спрятать ты, считая,

Что цепь их дразнит золотая?

Она не стоит слез твоих.

Он тает. Два-три нежных слова —

И цепь стремглав пойдет ко дну.

Себя за глупость я кляну.

Цепочка вынырнула снова!

Поиздержался я в пути,

И цепь пришлось отдать Тристану,

Чтоб мог он…

Я скрывать не стану,—

К ростовщику ее снести.

Что дал он?

Нет сквалыги дома,

И цепь покуда там лежит.

Мошенник сна меня лишит.

Все ж это дело мне знакомо!

Так у Лусиндо денег нет?

Эй, Селья!

Я иду.

Живее!

Вот сласти.

Дай рукой своею

Их поднести тебе, мой свет.

Ларец мой спрятан в спальне где-то,

Так принеси его скорей.

Прошу покорно: ешь и пей,

Вот здесь вино, а здесь конфеты.

Запомни: в доме все теперь

Твое.

Вид у лакеев строже,

Осанистей, чем у вельможи.

Тристан!

Сеньор мой?

Верь — не верь,

Но мы ошиблись в этой даме,

Ее за девку посчитав.

В порту знакомство завязав,

Как понимаете вы сами,

В ошибку впасть весьма легко.

Теперь вина?

Пожалуй, можно.

Вы съели? Как неосторожно!

Молчи! Искать не далеко.

В кармане лакомый кусочек

Искрошится.

Да вы хитрец!

Ты понял это наконец?

Налить в бокал?

Всего глоточек.

Остерегитесь.

От вина

Что может быть?

Бывало всяко.

Все мимо рта пронес, однако.

Нет, это просто сатана!

Я только воду пью простую.

Прошу.

Хоть залпом пей стакан!

Подозревает он обман,

Тогда потоньше сеть сплету я.

Тяжел! Внесла его едва.

На стол поставь, здесь, перед нами.

А ключ у вас?

Под кружевами,

В одной из складок рукава.

Но что там?

Мелочи, вещицы,

Нам часто нужные, но все ж

Не сразу их приобретешь,

Когда в них надобность случится.

Тебе на память подарить

Перчатки эти я хотела.

Атласные?

Бери их смело.

Не знаю, как благодарить!

В таверне не достанешь мыла,—

Ведь это грязная дыра.

Мне двадцать пять кусков вчера

Одна монашка подарила.

Бери хоть все. Чем мне тебя

Еще порадовать приятным?

Уже в долгу я неоплатном.

Я не могу прийти в себя.

Хоть сыплются дары как в сказке,

А брать их как-то не с руки.

Мне из Неаполя чулки

На днях прислали.

Тонкой вязки.

Тристан!

Сеньора?

Тут, гляди,

Две пары.

Но… помилуй боже…

И для тебя найдутся тоже.

Что ждет еще нас впереди?

Ларец любовный крепко скован,

Двух Индий клады в нем лежат.[20]

Глянь: руки у меня дрожат —

Так я растроган и взволнован!..

Возьми и этот кошелек.

Да что за чудеса такие!

Ведь в нем монеты золотые,

Иначе б он звенеть не мог.

В нем будет ровно сто эскудо,—

Прими их в знак любви моей.

Трать сколько хочешь, не жалей,

И спрашивай еще, покуда

Без денег будешь, а потом

Отдашь, коль подвернется случай.

Ты — Александра дочь!

Все ж лучше

Не гнаться вам за барышом.

Кто ж гость?

Здесь и князья бывали.

Нет, из Валенсии купец.

Засунул руку он в ларец.

Но вытащит ее едва ли.

Коль у сеньоры в долг берет,

То будет с петлею на шее.

Когда ж в таможню я поспею?

Ведь время как-никак идет,

Мне и о деле вспомнить надо.

Ступай, но не забудь о том,

Что ты, мой покидая дом,

Уносишь и души отраду.

На мне оковы должника,

Но если б я их снял бесчестно,

То с цепью красоты небесной

Не слажу, хоть она легка.

Как мне с тобою расплатиться?

Владей я судном золотым,

То и сокровищем таким

Я б даже малую частицу

Твоих щедрот не возместил.

Коль из жемчужных нитей снасти

Я сделать мог бы; будь во власти

Обить я палубы настил

Алмазов звездами, а стены

Украсить росписью живой,

Где б, взор увеселяя твой,

Амурные сменялись сцены;

Коль паруса на корабле

Бесценной были бы парчою,

Что длинным шлейфом за тобою

Могли б тянуться по земле;

Будь из агата, изумруда

Все мачты, — все равно бы я

Тебе, волшебница моя,

В дар преподнес бы это чудо

И сердце из груди извлек,

Чтоб жарче яркого рубина

Оно средь угольев камина

Пылало у прелестных ног.

Я ждать тебя не перестану.

Ступайте проводить его.

Что это?

Блестки.

Но чего?

Любви, а может быть, обмана.

Любовь, — поверь моим глазам,—

Здесь сказывалась в каждом жесте.

Дождался б я на вашем месте

Конца — он все доскажет вам.

Рискнули ставкой вы немалой.

Уж больно карты хороши.

Желаю счастья от души.

Войдет во вкус купец, пожалуй.

Ну что ж, плохого в этом нет.

Люблю идти с судьбой на спор я.

Дозволишь ли?

Прошу, Осорьо.

Привел я гостя на обед.

Ему, по милости господней,

Служить сеньоре суждено.

Так вы испанец! И давно

Сюда приехали?

Сегодня.

Вельможа?

Ты попала в цель.

Как звать?

Дон Хуан де Лара.

Строен,

Красив.

Я впрямь обеспокоен.

Тянулся дольше трех недель

Мой путь, но день настал счастливый:

Я здесь, и солнце красоты

Явило мне свои черты.

Что кавальеро столь учтивый

Намерен делать здесь?

Служить!

У короля нужда в солдатах,

А я родителей богатых

Обязан алчность утолить.

Сыщи господь для скряг могилу!

Пажи!

Сеньор?

Ответь скорей!

Аминь!

Внемли молитве сей,

Всевышний!

Он смешной и милый.

Случайно в городе чужом

Я встретил этого сеньора.

Он, выяснив из разговора,

Что дальним связана родством

Его родня с моей роднею,

По-дружески мне дал приют,

Нет, больше — к вам привел.

Но тут

Сказалось, может быть, другое:

Невольно облик ваш, и вид,

И грация, и речь живая

Влекут, к себе располагая.

Не испытуй мой аппетит.

Прошу садиться, все готово.

Ну, друг!..

Что?

Более всего

Испанцев красит плутовство.

Они любезничают снова.

Чуть отвернутся, поспешу…

Куда?

За этой францисканкой.[21]

Впрямь, что робеть нам со служанкой?

Вот этим уж я не грешу.

Увидишь: с ней в одно мгновенье

Управлюсь я на свой манер.

Ревную!..

Но тобой пример

Любезного дан обхожденья.

Я рад, что ты, им дорожа,

Стремишься покорить Хуана.

Ну и бабенки!

Как нежданно

Все началось!

Что, госпожа?

Влюбилась я!

Вот это диво!

В глаза бы лучше никогда

Не видеть мне его. Беда

Стряслась со мной.

Юнец красивый!

Он из Севильи.

Там весьма

Приятны нравы и не строги.

Какие у испанца ноги!

Они сведут меня с ума!

Вкус не дурен у вас.

Готова

Я преподать тебе урок,

Что красота и стройность ног

Достоинств всех первооснова.

К столу пора бы поспешить.

Пажи!

Сеньор?

Сыграл я ловко!

Как рыбка?

Рвется на наклевку,

И на крючке ей скоро быть.

Меня нисколько не тревожит,

Что полон дом ее все дни

Гостями. Нам не счесть родни

Фенисы.

Да, и счет ей множит

Весь цвет испанской солдатни.

Но вот уж месяц, как ни странно,

Гроша из вашего кармана

Не вытянув, вам вновь и вновь

Подарки шлют. Здесь нет обмана,

Однако где же тут любовь?

Забыли вы о той приправе,

Что яству вкус должна придать?

Кто ничего не дал, не вправе

На что-нибудь претендовать.

Любовь лишь в золотой оправе

Крепка, и женщина тогда

Покорна вам, как сюзерену,

Над нею ваша власть тверда;

Любить, карать, прощать измену —

Всё вправе вы. Но вот беда —

Боюсь, что незаметно вами,

Сеньор мой, овладеет страсть,

А тут как раз наскучит даме

Вытягивать пустую снасть,

И, щедрыми прельстясь дарами,

Она другому вдруг кивнет

В ответ на взор нетерпеливый.

Тут сразу вам конец придет:

Все, что за месяц сберегли вы,

В одно мгновенье утечет.

Не может этого случиться.

Она корыстна?.. Нет, не смей

Рассказывать мне небылицы.

Любовь ведь еретичка. Ей

Легко над истиной глумиться.

Как заблуждаются все те,

Кто верит в чувство!

Все земные

Пороки зришь ты в красоте,

Хоть, верь мне, кроткою иные

Ее сочли бы тиранию.

Да повстречай мудрец любой

Такую женщину, которой

Как благородною сеньорой

Не властвует расчет сухой,

Которая и красотой

И ясным разумом богата,—

Будь он Тимон иль Диоген,[22]

Людей чуждавшийся когда-то,

И то такому чуду в плен

Он сдался б, нежностью объятый.

Я, опасаясь обольщенья,

Упрямился, сходил с ума,

Но прочь пора прогнать сомненья.

Да, рушатся все подозренья.

И рушит их она сама.

Теперь в своей ошибке каюсь.

И честно надобно признать:

Ты опоздал, в ней признаваясь.

Кто поспешит перчатку снять,

Рукой к жаровне прикасаясь!

Поговорим начистоту.

Зачем разумному мужчине

Отвергнуть и покинуть ту,

Кто ни гроша с него доныне

Не требует? Да я сочту

Его глупцом! И если впредь

Подарки будет непрестанно

Выплескивать Фенисы сеть,

То жертву нежного обмана,

Пожалуй, нечего жалеть.

Я не за то вас укоряю,

Что ходите вы к даме в дом,

Ее ничем не одаряя…

Тогда за что ж?

Беда в другом:

Влюбились вы.

Но дело в том,

Что так со всяким бы случилось.

Не только красотой пленилось

Тут сердце. Взорам всех людей

Даруют женщины как милость

Величье красоты своей.

Простой крестьянин и вельможа

Склоняются пред нею ниц.

В одном натура скромниц схожа

С манерой милых прихотниц:

Им нравится, сердца тревожа,

Манить, сверкать издалека.

Но красота лишь на мгновенье

Дарует людям наслажденье.

Душа — вот чем любовь крепка,

Душа щедра на подтвержденье

Глубоких чувств, живущих в ней.

Я полюбил, Тристан. Довольно

Бояться мне любви своей!

Ведь низко робостью невольной

Терзать Фенису столько дней,

Когда, ни разу не лукавя,

Она была ко мне добра.

Мне ей довериться пора,

Ее подозревать не вправе

Я в склонности к пустой забаве.

Ну что, скажи, плохого в том,

Что в доме у нее толкутся

Весь день мужчины? Посмеются,

Повеселятся за столом —

И, верь мне, с тем и разойдутся.

И чем же я в конце концов

Рискую? Я глупцом не буду,

Не надеваю я оков,

Пришел, ушел, и был таков.

Уеду и ее забуду.

Но сладко, что ни говори,

Мне будет с другом до зари

Рассказами о ней делиться.

Уж тут найдется чем гордиться.

Стучатся?

Да.

Так отопри.

Недоуменье в вашем взоре

Читаю. Мы не в пору?

Рад

Всегда служить твоей сеньоре.

Она в слезах, тоске и горе,

А тут о ней и не грустят.

Да вы еще и не вставали?

Купцам, поверь мне, не до сна.

Тревоги спать мне не давали.

Э, полно! Любит вас она.

Все ж я в сомненьях и в печали.

А мне-то кое-что вам в дар

Пораньше принести велели,

Чтоб вас застать еще в постели,

Да только этот друг так стар,

Так дряхл, что ноги тащит еле…

Я шла, боясь, что опоздаю.

Болтала, с кем уж там, не знаю,

И валишь на меня вину.

Что под тафтою? Дай взгляну.

Вам шесть рубашек принесла я.

Вот, полюбуйтесь оторочкой.

На грудь пошли не кружева,—

От края и до уголочка

Руками вышита цепочка.

А кем? Хотите знать?

Едва

Мне верится.

Вот сердце!

Чье же?

Сеньор! Оно с тем бедным схоже,

Что острой болью и тоской

Сильней исколото, — о боже! —

Чем это полотно иглой…

И велено мне спозаранку

Прийти, рубашку вам подать,

Помочь одеться и обнять.

Хотела бы сама служанкой

Для вас моя сеньора стать.

Мой поцелуй тебя прошу я

Ей передать. А позже сам

Приду и к розовым стопам,

Рождающим зарю златую,

Припав, их трижды поцелую.

Да вот еще… Тристан! Найди

Пунцовый шелк. Пусть шелк красивый

Рассыплет красок переливы

На беломраморной груди

Моей сеньоры в день счастливый.

Вот он…

Не надо, пожалей!

Меня убьют, едва завидя,

Что я несу его.

Ей-ей,

Тут взяться не с чего обиде!

Ведь это знак любви моей.

Скажи ей: большего нет счастья

Для любящего, чем дарить.

Я устранюсь от соучастья.

Вы, упиваясь пылкой страстью,

Должны ей это объяснить.

Устанешь двести раз, покуда

С тобой столкуешься. Тогда

Возьми хоть несколько эскудо.

Пусть я неблагодарной буду,

Но ни за что и никогда

Из ваших рук их не приму я.

Да кто узнает? Спрячь в карман.

Здесь стены есть. Молву пустую

Они подхватят.

Где, Тристан,

Ты встретишь женщину такую?

Скорей удастся мне слегка

Раскрасить струи ветерка

И свет, что в воздухе мерцает,

Чем встретить ту, что отвергает

Дождь, льющийся из кошелька.

Тогда и крючкотвор судейский,

Цирюльник, врач и адвокат

От денег в суете житейской

С презреньем взоры отвратят,

Коль сделал так кафтан лакейский,

За грош привыкший спину гнуть,

Иль та дуэнья, что к кровати

Хозяйки охраняет путь.

Так поцелуй ее и кстати

Напомнить ей не позабудь,

Чтоб вечером, в свиданья пору,

Ждала того, кто, сам не свой,

По ней тоскует день-деньской.

Пойду порадую сеньору.

Ступай, дружок. До встречи скорой!

Куда ты смотришь?

На кровать —

Ищу на ней следы от вмятин.

Хозяйке хочется узнать,

Не должно ли ей ревновать.

Как можно?

Грех ведь так приятен!

Все огляжу я в свой черед.

Белье, подушки в дырах… Что ж вы

Молчали? Госпожа пришлет

Вам с бисерной отделкой, с прошвой.

Так любит?

Плачет, слезы льет.

И я скажу вам напрямик —

Дня не прожить без вас бедняжке.

Навеки я ее должник.

Прощай!

Прощайте!

Вы в рубашке

Родились?

Да, и к ней привык.

Вы креститесь? Трясет вас дрожь?

Своей несдержанностью, знаю,

Я всех немало удивляю.

Сеньора это? Нет, вы все ж

Ошиблись.

Значит, я рассудок

Утратил.

Не велик урон.

Не мал, хоть большей удручен

Потерей. Брось, мне не до шуток!

Безумье! Юношу принять

За девушку!..

Да, случай странный.

Но что готовит нам нежданно

Судьба, никто не может знать.

В том городе прекрасном, на который

Влюбленными глазами смотрит солнце,

Над ним в знак предпочтенья проливая

Все золото своих лучей, чтоб он

Сверкал, как бы увенчанный короной,

В том городе — Испании воротах,

Откуда две флотилии, отплыв,

Весь шар земной для нас завоевали,—

В родной Севилье улицу одну

Зовут Бассейн султанши мавританской.

Там и жила Динарда. Ты бы понял,

Ее увидев, сколь она прекрасна,

Как с первого же взгляда понял я,

Что лишь Динарда послужить могла

Прообразом для Зевса[23] в час великий,

Когда царицу красоты — Елену

Он создавал. Сеньорой восхищенный,

Я для своих паломнических странствий

Избрал Бассейн султанши мавританской.

Что ни придумывал я, на какие

Уловки ни пускался, чтобы ей

Записку переслать! Больше года

Я ждал, покуда сунула и мне

Дуэньи осторожная рука

Ответное письмо. Я изменил бы

Присущей мне правдивости и честь

Сеньоры запятнал, когда б что-либо

Сказал еще. Лишь в письмах открывал я

Свою любовь. Она читала их,

И это поощрением служило

Для чувств моих. Но нет такого счастья,

К которому бы вдруг не прикоснулась

Лучом мертвящим черная звезда.

У герцога Медины (он еще

И герцогом Сидонией зовется)[24]

Есть во дворце севильском галерея,

Где забавляются игрою в мяч.

Стеною только отделен наш дом

От герцогского, и еще недавно

Я, как сосед, в нем частым гостем был,

Воланом сам кидая мяч иль праздно

Следя за ловкою игрой других.

Теперь приметь, что в галерее этой

На той стене, что прямо против входа,

Развешено, да этак, чтоб оно

Всем, кто войдет, в глаза бросалось сразу,

Оружье родовое де Гусманов,[25]

А над гербом фамильным, над клинками

Запечатлел художник на века

Великого Алонсо де Гусмана[26]

В тот миг, когда он со стены Тарифа

Бросает маврам свой кинжал, тем самым

На волю нечистивцев предавая

В заложники им отданного сына.

(Вот воплощенье доблести испанской!)

А под доспехами другую сцену

Изобразила кисть: Алонсо Добрый

В пустыне африканской поражает

Огромную змею — подобье той,

Что Геркулес сразил.[27] Копье уже,

Пройдя сквозь пасть, пронзило чешую

И кровью ядовитою омылось,

А гадина пытается хвостом

Обвить в предсмертных корчах щит героя.

Однажды у стены с картиной этой

Стояла кучка юношей досужих.

Игра закончилась, но дождь не выпускал

На улицу их, и, болтая праздно,

Они с мячом резвились. Вдруг какой-то

Бездельник, угодив им в пасть змеи,

Смеясь воскликнул: «В Африке когда-то

Ожесточенно спорили о том,

Кем это чудище убито было.

Так знайте: я броском мяча прикончил

Змею, и вы геройства моего

Свидетели!» Все это было шуткой.

Но так как тесной дружбой род наш связан

С фамилией Медина, я ответил:

«Когда за славой подвига чужого

Погнался наглый мавр, велел Гусман

Разъять у гадины издохшей пасть,

И в ней, как все увидели тогда,

Лишь половина языка чернела,

Другую показал Алонсо. Так

И чести и награды мавр лишился.

Сеньор! Вас ждет такая же беда».

Он мне недолжным образом ответил,

Тут, вспыхнув, за руку его схватил я:

«Слова уже излишни. Поглядите:

Там наверху стоящий дон Алонсо

Занес кинжал, чтоб в грудь вонзить тому,

Кто честь его осмелился затронуть!»

Но так уже судьба распорядилась,

Чтоб оказался в этот вечер в зале

Ближайший друг несносного задиры —

Брат той богини дивной, чьим глазам

Я поклонялся, осажденный ими,

Подобно Трое.[28] Подойдя ко мне,

С усмешкой он сказал: «Когда б с картины

Змея сейчас сползла бы, извергая

Из гнусной пасти яд, то, может быть,

Сеньор, что хвастал здесь, удрал бы, струсив,

А друг мой гадину бы искрошил,

Прославив этим свой клинок не меньше,

Чем ваш Гусман». Тут я забыл, конечно,

Любовь и все, чем в жизни дорожил:

«Посмотрим, — я воскликнул, — кто из нас

Отступит здесь и кто в сраженье вступит!

Я заменю змею вам, хоть зовусь

Не герцогом Гусманом, а Мендоса!»

И от оружья для игры, волана,

Избавился я, в грудь его швырнув

Обидчику, и мигом обнажил

Оружие для поединка. Тут

Все так пошло, как будто сам Гусман,

Сойдя с картины, ринулся в сраженье:

Клинки скрестились, расступились люди,

Сверканье молний, вскрики, а когда

Толпа опомнилась, то увидала

Трех на полу стонавших, а над ними

Меня, торжествовавшего победу.

Родня моя, испуганная тем,

Что вспыхнувший раздор, подобно мору,

Грозит распространиться по Севилье,

Решила дать поветрию улечься.

И вот меня снабжают сотней писем

К наместнику, к влиятельным особам,

Сажают на корабль и отправляют

В Сицилию,[29] в прелестный этот край,

Где время, взяв в пособники разлуку,

Меня забыть Динарду заставляет,

Дурманит голову любовью к девке,

Затаскивает в дом ее сегодня,

Лицом к лицу там сталкивает вдруг

С испанцем, столь похожим на Динарду,

Что, если это не она сама,

То копия с нее иль просто тень.

Вот что судьба подчас подстроить может.

Идет Фениса с ним иль с нею.

Мы здесь, сеньор, повременим.

Так не сердиться, что к моим

Словам вы глухи?

Сожалею,

Грущу, тоскую, но, увы,

Не смею преступить зароки.

За всех, с кем я была жестокой,

Мне отомстить явились вы.

Но в чем тут роль Осорьо? Связан

Дон Хуан лишь верностью ему?

Сеньора, вспомните: кому

Знакомством с вами я обязан?

Он в этот дом меня привел,

И за подобную услугу

Украсть возлюбленную друга?

Нет! Низостью я б это счел.

Осталась тень его меж нами,

Чтоб счастью нашему мешать,

И я не вправе вас обнять,

Прильнуть к вам жадными губами.

Вы не моя! Любви каприз!

Что может быть еще жесточе?

Ручей прозрачный — ваши очи,

Я — изнывающий Нарцисс!

Верней, подобен я Танталу.[30]

Вот здесь бежит вода, скользя,

А Хуану к ней прильнуть нельзя,—

С другим Фениса жизнь связала.

Никто о том не будет знать.

«Напейтесь!» — просит вас водица.

Нет, так, сеньора, не годится.

Честь друга тайно запятнать —

Позорным было бы ответом

На все, в чем я пред ним в долгу.

С лихвою долг покрыть могу.

Она?

Готов поклясться в этом.

Чтоб женщины — да что за бред! —

В любви друг другу объяснялись?..

Быть может, все ж вы обознались?

Вот кто откроет вам секрет.

Ты прав! Тут медлить бесполезно…

Сеньор! Эй!

Фабио зовут?[31]

Да, если несколько минут

Мне можешь уделить любезно.

Я удэлю-то, но чэго

За это ждатто мне?

Вот горе!

Угодно чтотто мой синьоре?

Ведь там Динарда — божество!

Скажи: кто этот кавальеро?

Тот, с длинни локонами?

Да.

Синьор Руджеро.

Вот беда!

Откуда ж твой сеньор Руджеро?

Хотья из Рим приехал он,

Но остаетца венеццьянецц.

Я думал, что сеньор — испанец.

Вот будет буря!

К дьябло! Вон!

Синьоре обозвать испаньецц?

Они чума, зараза, мор,

Предатель, трус, мошенник, вор.

Ко всем чертям их, грязни пьяницц!

Тут кругом голова пойдет.

Как все чудовищно, как странно!

И дажье пьесня сицильяна

Веселий Фабьо вам споет.

Макарон огромным блюдом

Стать Сицилия должна,

Пусть пролив Мессинский станет

Бочкой крепкого вина,

А вершина Монджибелло

Будет в сыр превращена,

Пусть прикончит всех испанцев

Лихорадка иль война,

И от радости напьется

Сицильянец допьяна!

Что ждать от этого паяца?

Идемте.

Нет! Хитрей теперь

Начну я.

У меня, поверь,

Язык уже стал заплетаться.

Не оплошай! Тут все весьма

Загадочно.

Что за умора!

Ну? Ловко я провел сеньора?

Ты чуть не свел его с ума.

Вот, видишь, мальчуган? Эскудо.

Скажи мне честно…

Что такой?

Не женщина ль хозяин твой?

Как вы сказато? Что? Откуда?

Такая сплетня городить

Вам стыдно, на синьоре глядя!

Все дело тут в мужском наряде!

Вы мой синьоре нарядить

Теперь хотите в платье бабье?

Бабьем назвато, нас дразня?

Бабьем? Нас?

Да!

Держи меня!

Не то я всех зарежу, Фабьо!

Дурачатся?

Да.

Кто был прав?

Терзаюсь сам недоуменьем.

Нет, полно странным поведеньем

Вам тешить их веселый нрав!

Счесть женщиной переодетой

Сеньора — значит чушь нести?

Я вижу, лучше нам уйти.

И мучиться загадкой этой?

Фенису бы принять в игру.

Ей карту разгадать такую

Весьма легко.

О, как люблю я!

Сейчас я со смеху умру.

Нас не услышат?

Нет.

Хоть было

Все это дьявольски смешно,

Но подозрение одно

Возникло…

Что тебя смутило?

Уж слишком строен наш сеньор…

Как женщина в мужской одежде.

Я это замечал и прежде,

Но сдерживался до сих пор.

А тут еще и увлеченье

Фенисы…

Вновь ты за свое!

Усилья тщетные ее

Должны удвоить подозренья.

Так капитан и дружба с ним

Тут были мнимою преградой?

Иной искать причины надо,

Коль тайну выяснить хотим.

Недурно было бы, однако,

Узнать, не девушка ли он.

И мне…

Тогда мы с двух сторон

Начнем сегодня же атаку.

Дон Хуан! Я вижу: страсть моя

Не пробудила в вас ответной?

Готов с отвагой беззаветной

О ней свидетельствовать я.

Но требуется мне подспорье:

Похлопочите, чтобы был

Надолго услан иль сменил

Мундир свой на другой Осорьо,—

Тогда смогу, не лицемеря,

Вам доказать, что вас люблю.

Хоть в ваши чувства я и верю,

Но все ж на слове вас ловлю.

Лусиндо здесь.

Кто он? Откуда?

Купец, приехавший на днях.

Я объяснюсь с ним в двух словах.

А я здесь ожидать вас буду.

Безумства покоряясь наущенью,

Я поспешила из дому сюда.

Любовь! Покровы чести и стыда

Срываешь ты, не зная снисхожденья.

Но не нашла тоска здесь утоленья.

Ты здесь, моя любовь, но, как всегда,

С тобой и ревность. Моего суда

Вы обе ждете в страхе и томленье.

Ведь отдал тот, кого люблю, другой

Все помыслы свои и все желанья.

Безумья пыл подернулся золой.

К чему обманы, клятвы, обещанья?

Противоядьем от любви такой

Послужит холод разочарованья.

Забыла, что ли, Селья обо мне?

Тут и помимо вас гостей немало.

С конем троянским дом Фенисы схож:[32]

Оружьем и людьми он полон вечно.

Чьи залы я сравню по многолюдью

С роскошною гостиной куртизанки?

Аудиенции она дает,

Вершит дела, вокруг нее толпятся

Просители, ходатаи и сводни.

С ней шепчутся о чем-то, либо взятки

Суют ей, чтобы сдвинуть дело с места,

Одних здесь ублажают, а других

Лишь обещаниями кормят, помня,

Кто сколько дал и сколько может дать.

Тогда какую роль играет в доме

Красавчик из Севильи?

Он, пожалуй,

Услада для души.

А я?

Для тела.

Забавно слушать! Если обо мне

Фениса так заботится и стою

Ей столько денег, кто ж тогда еще

Тут для души понадобиться может?

Как вы неопытны в делах подобных!

Ведь тело и душа — сосуд, который

Вместить и совместить способен много.

Известно всем: красавица иная

Двумстам мужчинам двести писем пишет,

Нимало не тревожась, если вдруг

На зов ее откликнутся все разом;

Один дает ей денег на карету,

Другой — на платье, этому с балкона

Она кивает, с тем смеется ночью.

Не кажется ли вам, что сей сосуд

Монастырю огромному подобен?

В нем двести разных келий, но во все

Ведет одна-единственная дверь.

Я был бы рад весьма знакомству с вами.

И я не меньше, если я вам нужен.

Надеюсь, вас не ревность побуждает

На этот шаг. Ведь у меня с Фенисой

Дела особые. Как скоро вы

В Испанию отправитесь?

За месяц,

Как мной и намечалось, я успел

С товаром развязаться, и теперь

Я связан лишь желаньями Фенисы.

Хоть я живу в Севилье, но хочу

В попутчики вам напроситься, так как

В Валенсии надеюсь получить

Обещанное мне вознагражденье

За службу королю.

Сеньор слуга!

Скажите: вы, случайно, не испанец?

А вы-то что за птицы и откуда?

Ми два вениццианццо именнитто

Фамильо. Не прогневайтесь, синьоре,—

Какое блюдо там у вас, в Испанья,

Из этой лиры варят, от которой

Так весело ржут кони: «И-го-го»?

«Ступай к чертям» оно зовется.

Сразу

Так кипятиться — это просто глупо.

А вам, чем лезть со мною в разговор,

Пойти бы вежливости понабраться.

Прошу пардона. Это не со зла.

Со зла, с осла — не разберешь. Прочь, черти,

Не то я сам лягну вас по-испански!

Скоттина надо пробовать копытта.

За честь сочту я быть полезным вам.

Приду, как мы условились.

Я тоже.

Дон Хуан зовет.

Синьоре! В адском пекле.

Назначено свиданье.

Плут! Запомни:

Я кавальеро.

Радо быть знакомо!

Пажи!

Сеньор?

Мне во дворец! Живее!

Что слышно там?

Любовь и обещанье!

А толку что?

Здесь толку ждать недолго.

Узнать, не баба ль это?

Что ж, попробуй.

Иль проще — лезвие испробуй пальцем.

Смиренно умоляет вас

О снисхождении сеньора,

Но по причине, о которой

Я умолчу, она сейчас

Не может выйти к вам.

Не может?

Да это и не мудрено,

И без меня тут дел полно,—

Она свои победы множит.

Другой Фенисе по душе,

И голову вскружить дон Хуану

Велит ей нрав непостоянный.

Ведь сколько ветрениц уже

Французская сгубила мода.

И все же склонны вновь и вновь

Они дарить свою любовь

Случайной прихоти в угоду.

Что ж, по заслугам мне! Ведь я

Поверил ей беспрекословно.

Ни в чем, клянусь вам, невиновна

Пред вами госпожа моя.

Надеюсь, время вам докажет

Ее любовь. И пусть весь дом

Сейчас встревожен, но пойдем,—

Она вам все сама расскажет.

Она в обиде?

Ни к чему

Все это было.

Что?

Упреки

Язык ваш расточал жестокий.

Что тут случилось?

Не пойму!

Что значит это одеянье,

Скорбь, слезы, траурная вуаль?

Все ж вы узнали бы едва ль

О выпавшем мне испытанье.

Но после слов, что тут сказать

Решились вы, молчать не смею.

Любовью дорожа своею,

Ее пришла я защищать.

Вы — жизнь, я — отблеск жизни вашей,

Вы — свет, струящийся из глаз,

Вы скрылись — он уже угас,

Вы здесь — он вспыхнул, полдня краше.

Вы — воздух, вами я дышу,

Губами жадно вас впиваю;

Вы — сердце; счастлива я, зная,

Что здесь, в груди, его ношу…

Вы — слух мой, зренье, осязанье,

Вы — светоч в сумерках ночных,

Родник всех помыслов моих,

Источник каждого желанья.

Я о любви своей твержу,

Бедой терзаемая тайной.

Поймите ж, как необычайна

Она, как ею дорожу.

Душа, как Феникс обреченный,[33]

В твоем истаяла огне,

И ты ее вернула мне

Воспрянувшей и обновленной.

Однако что произошло?

Какой, скажи, винить мне случай?

Какое горе черной тучей

Твое лицо заволокло?

Зачем пришлось под этой вуалью

Небесным сферам потускнеть?

О чем скорбят они?.. Ответь,

Своею поделись печалью!

Ты плачешь? Видимо, с такой

Не в силах совладать ты болью?

А я мирюсь с земной юдолью.

О дорогой испанец мой!

Ты на меня в большой обиде.

Я смею плакать, хоть должна

Сиять от счастья, как луна,

Тебя, возлюбленный мой, видя.

Но чем себя мне оправдать?

Под страшной я живу угрозой,

И эти горестные слезы

Кровавыми могу назвать.

Кровавыми?

Тебе угодно

Узнать, быть может, почему?

Доверься этому письму…

Что натворил он, сумасбродный!

Вот ужас!..

Помогите ей!

Она лишилась чувств.

Все это

Так трогательно!..

Посоветуй,

Что делать нам.

Воды!

Живей!

Что? За водою дело стало?

Зачем же мне глаза даны?

Коль есть они, то не нужны

Водою полные бокалы.

Фенису слезы оживят.

Мои? Нет! Горечь в них такая,

Что может, в сердце проникая,

Обжечь ей губы терпкий яд.

Вздохнула?.. Что, тебя тревожа,

Расспрашивать! Ведь как-никак

Я жив — и это верный знак,

Что ты жива, мой ангел, тоже.

Очнись! Приди в себя! Найдем

Мы выход.

О мой брат несчастный!

Заговорила?

Да.

Всевластна

Любовь в величии своем.

Она в ужасную минуту

Вдохнула мужество мне в грудь

И помогла огонь раздуть,

Уже угаснувший как будто.

Тебя я спас. К спасенью путь

Отыщем и для брата.

Поздно.

Занес над ним топор свой грозный

Палач.

Придумай что-нибудь.

Исход единственный возможен.

Ведь ты и шелк и полотно

Успел продать и мог бы… Но

Я знаю, как ты осторожен…

А впрочем, дать в залог могу

Все вплоть до пуговки жемчужной.

Две тысячи дукатов нужно!..

Залог? Я пред тобой в долгу,

И мне любовь и справедливость

Забыть об этом не дадут.

Ты рад мне доказать и тут

Свою испанскую учтивость.

Одно замечу, что купец

Без денег в трудном положенье,—

Ну как сеньора без дуэньи

Иль как погонщик без овец.

Так постарайся, ради бога,

Вернуть мне эти деньги в срок.

Ведь мой отъезд уж недалек,

А как без них пущусь в дорогу?

Дай брата мне спасти, а там

И дом в Палермо и поместья

Пущу в продажу и честь честью

Все взятое тебе отдам.

Но не стесняйся, друг мой, право:

Возьми хоть серьги, хоть алмаз!

Тристан! Там, в номере у нас,

В шкатулке с медною оправой

Увидишь кошелек, а в нем

Лежат ровнехонько две тыщи.

Вот от шкатулки ключ.

Нет чище

Души на свете!

Дело в том,

Что храмом чувств высоких стала

Его страна для всей земли.

В тебе свой храм они нашли.

Нет! В той любви, что нас связала.

Тристан!

Не лучше ль погодить?

Ступай!

Какое сумасбродство!

Хочу примером благородства,

А не расчетливости быть.

Ведь знаю я сеньору эту,

Она дублоны мне отдаст.[35]

Залог все ж неплохой баласт.

Необходимости в нем нету.

Что он?

Стыдился б пред людьми

Своих советов несуразных.

Зачем о побрякушках разных

Речь заводить?

Прошу, возьми!

Один твой волос для меня

Дороже золота намного.

Поверь, что лучшего залога

Я не спрошу, такой храня.

Любовь сильней всего.

Ты прав.

С ней, как в народе говорится,

На нитке может уместиться

Сто душ, ее не оборвав.

А если так, свой волосочек

Ты мне должна отдать в заклад…

Но где Тристан? Часы летят,

Не терпит дело проволочек,

Отправлюсь-ка за ним домой!

Я буду ждать тебя к обеду.

Придешь?

Не бойся, не уеду,

Приду.

Придет ко мне с тобой

Все то, чем обладать желаю.

Побудем вместе, а потом

В Мессину деньги перешлем.

Поверь, что я не опоздаю.

Ушел?

Прислушайтесь к шагам.

Он горькую глотнет пилюлю.

Снег выпадает и в июле,

Не сглазить бы победу вам.

А вдруг еще он охладеет

И дрогнет у него душа?

Однако ловко госпожа

Дела обделывать умеет!

Да что ты? Это пустяки!

Уловки мой успех удвоят,

А он еще не так завоет,

Фенисы вспомнив коготки.

Что там?

Дукатов звон веселый.

Нет, кот мяукает в мешке.[36]

Как видите, не налегке,

А с этой ношею тяжелой

Я к вам, не чуя ног, спешил.

Давай сюда! Да, тут дублоны.

Возьми один. Мои поклоны

И то, что он учтив и мил

И что его люблю ужасно,

Хозяину ты передай.

Ну что же ты стоишь? Ступай!

Я занята! Тебе все ясно?

Эх мы, святая простота!

И не поймешь, что тут случилось,—

Как это мышка изловчилась

В одно мгновенье съесть кота.

Ушел?

Но хмурится, бормочет.

Бормочет так и ручеек,

А бедной рыбке невдомек,

Что он ей голову морочит.

А кот, а котик-то каков?

Расцеловать его готова.

Да, запах у кота такого

Приятнее, чем у духов.

Пусть наш купец теперь ликует —

Ведь кот его обласкан мной.

Иные дамы день-деньской

Ласкают, тискают, целуют

Собачек крохотных своих.

Чем золотой котенок хуже?

Дон Хуана даст он мне к тому же.

Не слушала б я слов таких.

Но без него мне жизни нету.

Дон Хуан? Пусть так кота зовут.

Стучат?

Врасплох нас застают.

А я все о любви. Примета

Худая, надо бы давно

Кота мне спрятать.

Убегаю…

У золота душа живая,—

Не убежало бы оно!

Ты, черт возьми, отшельницею стала.

Ни под твоим окном, ни у дверей

Не вертятся сеньоры, как бывало.

Дом опустел. Как будто от гостей

И от бесед душа твоя устала.

В тиши живешь ты вот уж столько дней,

Валенсианским нравам подражая.

Но женщин украшает блажь такая.

Кто превратить любого из твоих

Поклонников мог в окорок копченый?

Твой верный покровитель, я для них

Был молнией, тобою укрощенной.

Но где же слава подвигов былых?

Фениса так живет уединенно,

Что даже муха от нее теперь

За всю-то ночь не вылетит за дверь.

Не понимаю, что с тобой случилось?

Был слух, что ты в кого-то влюблена?

Неужто ты и впрямь угомонилась?

Потуплен взор, в печаль погружена

Моя Фениса. Кто ж, скажи на милость,

Избранник твой? Дон Хуан? Лишусь я сна,

Всех этих тайн не зная объясненья.

Я в дружеском твоем расположенье

И в острой стали твоего клинка

Искать привыкла для себя защиты.

С тобою я иль с кем другим близка,

Но двери дома для тебя открыты.

Давно бы так! А то там три дружка

В твоей прихожей мною позабыты.

Я не такой им обещал прием.

Зови их. Пусть растащат хоть весь дом.

Сюда, друзья! Сеньора разрешила.

Целую ваши руки.

Мы рабы

Прелестных глаз.

Испанцы! Божья сила!

Они из-под земли прут, как грибы.

Но где нам сесть?

Эй, Селья!

Как здесь мило!

Где кот?

Замечу не для похвальбы,

Зарыт глубоко.

Ну и слава богу!

А эти кто? От них вам хоть немного

Перепадет?

Испанцы, солдатня:

Плюмажи, ленты, гордая осанка,

В кармане пусто, в глотке руготня.

Что ж, порезвимся с этой францисканкой.

В помоях искупайся без меня.

Поэт, а тоже лезет в перебранку!

В Испании все давние грехи

Оставил я, а с ними и стихи.

А ты писал в изысканнейшем стиле,

И музе приходилось фильтровать

Сквозь вату их?

Они прозрачны были —

Стихам Манрике самого под стать.

За стол!

Сыграем?

Если б мы втравили

В игру болванов этих, то — как знать?

Дукатов сто, а то и двести гости

Оставят здесь.

Где ж карты или кости?

Дозвольте мне…

Вот надоеда!

Хозяин мой ждет за дверьми.

Он ждет! Чего?

Да, черт возьми,

Конечно же, — того обеда,

Что был обещан вами.

Мной?

А вы об этом, как ни странно,

Забыли?

Но еще ведь рано.

Как рано? Час!

Кто ж в самый зной

За стол садится?

Но коль скоро

Хотите вы, чтоб в доме кот

Прижился, то велит расчет,

Чтоб мясо получал он впору.

Тринадцать.

Выигрыш не твой.

Попал я точно в цель.

Ответил!

Туда, куда хозяин метил,

Попал, как вижу я, другой.

Семь, восемь, пять!

Хвалю отвагу!

И это все пойдет вдогон.

Эх, кот! Быстрей бы бегал он,

Так не догнали бы беднягу.

Скажи Лусиндо, что во всем,

Здесь происшедшем, виноваты

Вот эти храбрые солдаты,

А я тут, право, ни при чем.

Пусть обо мне не судит строго

И вечером придет.

Ответ

Прекрасный! Только где обед

Сейчас найти?

Проси у бога.

Ах так! На паперти просить

Пришли мы, значит, подаянья?

Ступай!

Сыграем…

Грубой бранью

Непрочь я душу облегчить.

Так помни…

Что?

Едою вкусной

На ужин угощу я вас.

Слабительное про запас

Прихватим мы. Иначе грустно

И мрачно, судя по всему,

Должна окончиться пирушка.

Вот эта шпага — не игрушка.

Полставки со стола сниму.

Боюсь, что вряд ли позабавит

Кого-нибудь такой урок,

Когда в обмен на кошелек

Вам тут же длинный нос наставят.

Ну, все!..

Кого мне поздравлять?

К кому успех шел сам, без спора?

Он был моим рабом, сеньора,

С тем чтобы вашим мог я стать.

Ты угостишь нас!

Буду рада.

Возьми, покуда я богат.

Где слуги?

Вон они торчат.

Купить шесть куропаток надо,

Три кролика, два индюка.

Еще что уместят в корзине?

Конечно, фрукты.

Груши, дыни.

Ну, а вина?

Три бурдюка.

Подайте мыло, таз с водою.

Как чисто у нее, приметь!

Успел покуда осмотреть

Я далеко не все покои.

Пойди на мебель, на постель

Взгляни, на утварь, на посуду…

Фенису долго помнить буду.

За нею несколько недель

Охочусь я.

Имей терпенье.

Постится, что ль, она, скорбя?

А где Лусиндо?

Он с себя

Сдирает шкуру в исступленье.

Проткну тебе кинжалом грудь,

Бездельник!

Я-то в самом деле

При чем тут? У нее сидели

Солдаты, и на них взглянуть

Мне страшно было. Шпаги, пики!

В доспехах с головы до ног!

И с ними спорить ты не мог?

Признаться, крик стоял там дикий.

Чуть слово я сказал, как в миг

Все загремело, зазвенело.

Железа, что там было, смело

Хватило бы на сто вериг.

Ступайте и спросите сами

У них о вашем кошельке:

«Сбежал! Ищи на чердаке!» —

Раздастся смех.

Сжигает пламя

Мне грудь. Я к ней не в добрый час

Попал. Тут не обманом даже,

А худшим пахнет.

Просто кражей.

Эй! Есть кто в доме?

Что у вас

Там нового?

Страж преисподней!

Смеются, что ль, тут надо мной?

Сеньор как будто сам не свой?

Расстроен чем-то он сегодня?

Неужто ад я сторожу?

Я небо вновь подозреваю

Во лжи. Так дай мне, ангел рая,

Твою увидеть госпожу!

Она обедает с гостями.

Ей не до вас теперь, дружок.

Сам черт придумать бы не мог

Грубей издевки. Я ведь вами,

Я приглашен был на обед!

С кем ты болтаешь тут? В чем дело?

Фениса!

Кто там?

Ты успела

Уже забыть меня, мой свет!

Я что-то стала близорука.

Твои глаза застлала мгла?

Ты зоркой днем еще была;

Стрелою, пущенной из лука,

Сквозь стены проникал твой взор.

Зачем хулить его, когда ты

При помощи его дукаты

Отлично до недавних пор

В любой шкатулке находила?

Но ты и тугоухой стать

Успела, коль меня признать

Не можешь?

Что кричать, мой милый?

Ко мне попозже загляни.

Сейчас в мой дом счастливый случай

Привел гостей нежданных кучу.

Хоть и чужие мне они,

На доброту их полагаюсь,

И в этом нет моей вины:

Две тысячи, что мне нужны,

У них я раздобыть стараюсь,—

Ведь не принес еще Тристан

Обещанные мне дублоны.

Мой бог! Стою как оглушенный…

В висках бьет кровь, в глазах туман…

Ты отдал деньги?

Верьте слову,

Что Селья бережной рукой

Припрятала их.

Подо мной

Земля разверзнуться готова.

Прощай!

Во имя всех святых,

Дай клятву, что мешок с деньгами

Вернешь мне!

Что играть словами?

Где деньги? Дай сперва мне их,

А так, чего я стану клясться?

Тристан!

Она ушла. Идем!

Куда?

Нам, может быть, к ней в дом

Ворваться силою удастся.

Солдаты — наши земляки,

Мы помощи у них попросим.

Хоть бейся головою оземь!

Наплачешься, попав в силки!

Какой еще там пьяной роже

Ломиться вздумалось сюда?

Тебе?

Простите, господа!

Совсем не я стучал.

А кто же?

Принес какой-то шустрый паж

Вино, съестное и тарелки.

Сюда?

Да.

Это чьи ж проделки?

Какой-нибудь приятель ваш

Прислал его, но паж, проведав,

Что в доме гости, прочь ушел.

Разумно.

На руку тяжел

Бываю я, не пообедав.

Рыбешка глупая! Ты словно позабыла

О шелковых сетях медоточивых фраз

И стала жертвою затейливых прикрас

И низкой лжи, что в ход притворщица пустила.

Ведь слезы женские обманчивою силой

Слез крокодиловых опаснее для нас.

Поддавшись чарам их, погибнешь ты тотчас,

Как пилигрим любви в пучине темной Нила.

О правосудии взываю к небесам —

Пусть ваша молния, сквозь тучи пламенея,

Обрушится на ту, что оскорбленья вам

Наносит наглою порочностью своею.

А я, любовью полн и разоренный ею,

Отправлюсь в путь, благим доверившись ветрам.

Прощай Сицилия, разбойничий притон!

Ты сделался давно для всех народов притчей.

Сюда, чтоб алчности безмерной стать добычей,

Богатства всей земли текут со всех сторон.

Здесь бедненький наш кот остаться принужден.

Увы, ненарушим предательский обычай!

Кто видывал, чтоб кот, ласкаясь и мурлыча,

Пускался за своим хозяином вдогон?

Прощаюсь и с тобой — обманщицей проклятой

Лукавой кошкою, достойным образцом

Всех хищниц, всей ее породы вороватой.

Мы счеты полностью в недолгий срок сведем,

И шкура, что с тебя сдеру я в день расплаты,

Для скряги старого послужит кошельком.

Что, на тебя напали корчи?

Я заболел.

Чем и когда?

Не знаю сам.

Но в чем беда?

В заразе, лихоманке, порче.

Все сразу? В тело въесться мог

Озноб и от земли холодной.

От неба… Думай как угодно,

Но плохо мне, я изнемог.

Ох, пульс пощупай! Что такое?

Как бьется он?

Дай сосчитать.

Будь другом, наклонись опять…

Нет, прикоснись ко лбу рукою.

Пульс ровный. Я хоть и не врач

И не цирюльник, дело знаю,

И лоб, насколько понимаю,

Не холоден и не горяч.

А щеки?

Жара никакого

Не чувствует моя рука.

Ох, я умру наверняка,

Ох, боли схватывают снова!

Где?

Бросились, должно быть, в грудь.

Вздохну, а сердце так и скачет.

Я не пойму, что это значит.

Я тоже… Сделай что-нибудь,

Чтоб улеглось сердцебиенье.

На грудь мне руку положи.

Пожалуйста! Но прикажи

Ему уняться.

Все мученья

Из-за тебя. Причина их

Тебе понятна безусловно.

Однако сердце бьется ровно,

А тайн не знаю я твоих.

Тебе их небо не открыло?

Нет…

Где же чуткость женских душ?

Что? Женских?

Да!

Какая чушь!

Но что тебя так оскорбило?

Да то, что смеешь ты со мной

Как с женщиною обходиться.

А я могу тут пригодиться?

Попробуй сбей замок дверной.

Зачем ты держишь под секретом

То, что известно всем?

У вас,

Я вижу, сговор?

Ты как раз

Идешь навстречу в деле этом

Стараньям нашим. Мы непрочь

Тебя позлить. Пусть из-под крышки

Бьет пар.

Вы наглые мальчишки!

Что воду в ступе зря толочь!

Давно возникшую догадку

Задор твой только подтвердил.

Ты баба…

Я?

Да!

Кто ж следил

За мною? Ты?

Нет, он украдкой…

Что ж, Фабьо, мог ты углядеть?

То, что от глаз обычно скрыто.

Ты видел мой клинок?

Уйми ты

Свой нрав!

Скромнее будешь впредь?

Мы слишком юны, чтоб к Сусанне,

Подобно старцам, приставать.[37]

Так я Сусанна?

Как сказать?

Тут надо бы узнать заране,

Как целомудрия обет

Блюдет прелестная сеньора.

Сюда стучатся.

Как не в пору!

Что ж делать?

Потерпи, мой свет.

Мы в гости к вам. Вас не встревожит

Приход наш?

Я мечтать не мог,

Что переступит мой порог

Сеньора, что в таверну может

Проникнуть солнце.

Где ваш друг?

Ушел куда-то.

Я бродила

По лавкам, кое-что купила,

Устала и решила вдруг

Вас, милый дон Хуан, проведать.

Тогда, быть может, отдохнуть

Угодно вам иль что-нибудь

Из лакомств редкостных отведать?

Нет в мире ничего вкусней

Столь недоступных уст дон Хуана.

Но я, коль угощать вас стану,

Не пожалею всех сластей,

Что доставляются в Севилью

Из ближних мест иль по морям

Привозятся.

Ну, Фабьо, нам

Здесь тратить незачем усилья.

Сумеет девка и без них

Отлично провести дознанье.

К чему, дон Хуан, мне обещанья?

Встречала чаще я таких,

Кто, ничего не обещая,

Целует, вы ж наобещать

Горазды всё, а целовать

Боитесь.

Что ж, судьба такая:

На суд вот этих губ всегда

Влечет меня любовь — истица,

Но честь, с ней споря, уклониться

Повелевает от суда.

Все ж, может быть, угодно даме

Окинуть взором мой приют.

Хоть нет ковров французских тут

Иль тонких пузырьков с духами

И не украшена кровать

Ни позолотой, ни резьбою,

Но нежность и любовь простое

Убранство будут возмещать.

Милее мне приют убогий,

Куда пришла я в гости к вам,

Чем роскоши надменной храм —

Тосканских герцогов чертоги,

Иль выросший средь скал дворец,

Таящий клад Аранхуэса.[38]

Прошу! Откинута завеса.

Закрылись?

Да.

Всему конец!

Как голубки, воркуют оба.

Но все же я не верю им.

Как быть теперь? Повременим?

Откажемся совсем от пробы?

Нет, я не отступлю сейчас

И досконально убедиться,

В чем прелесть женская таится,

Попробую на этот раз.

Во мне желанья те же бродят.

Но что от Сельи хочешь ты?

Две одинаковых мечты

К истоку одному приводят.

Но Селья — не запретный клад,

И для нее не слишком страшно

Достаться в битве рукопашной

Двум победителям подряд.

Присядь!

Нет, тут…

Что за проказы!

Утешь меня…

Я весь в огне…

Прошу!

Молю!

Зачем же мне

Обоих жертвою быть сразу?

На это много есть причин.

А что?

Мы ищем, бог свидетель,

Одну хотя бы добродетель

В обмен на все грехи мужчин.

Я видел, как сюда вошла Фениса.

Ведь здесь живет тот капитан и с ним

Ваш друг, дон Хуан.

Вот и пажи-задиры.

И Селья с ними.

Селья! Ты здесь тоже?

Тут удивляться нечему.

Я встретил

Осорьо улицы за три отсюда,

А там, где он, там ты с твоей сеньорой.

Нет, с капитаном конченое дело.

Ведь у моей сеньоры тонкий вкус,—

Ее всегда на новенькое тянет.

На солдафона нового?

Да что вы?

Здесь красоты обитель, здесь найдете,

Быть может, лучшую из всех жемчужин,

Что от Испании досталась нам.

Ведь Адониса нового Венерой

Моя сеньора стала.[39] Здесь живет

Дон Хуан де Лара.

Вы его и впредь

Намерены считать своей невестой?

Послушай, Селья!.. Селья, объясни:

Она сейчас здесь с дон Хуаном?

С ним!

Так выбросьте из головы Осорьо.

Его сеньора вовсе не любила,

Он не у дел с тех пор, как дон Хуан

Вскружил ей голову.

Ты говоришь,

Что видела сама, как услаждался

Дон Хуан с Фенисою?

Да, говорю,

Что видела сама, и сами вы

Взглянуть на это можете.

О небо!

Коль в случае сомнительном, как этот,

Глазам своим не верить, то не знаю,

Где истина сокрыта. Образумьтесь,

Смиритесь с мыслью, что дон Хуан — мужчина

И, как бы ни старались вы, не может

В Динарду превратиться.

Что тут скажешь?

Природа так богата чудесами,

Что даже столь обманчивое сходство

Создать способна.

Вы еще хотите

Узнать что-либо?

Нет, мой друг, прощай!

Меня зовет сеньора.

Да, а нас

Дон Хуан.

Знай, Селья: ты моя сегодня.

Да и моя.

По-вашему, простушка

Я или потаскушка?

Много разной

Скотинки на одном лугу пасется.

Так вы со мной согласны, что дон Хуан —

Мужчина, да еще такой, что в нем

Нашлось все то, что нравится Фенисе?

По крайней мере воссоздав портрет

Динарды, он живым воспоминаньем

Разбередил мне душу и тем самым

В ней начисто Фенисы образ стер.

Как солнце изгоняет тень иль правда

Сияньем ясным побеждает ложь,

Так перед светлым обликом Динарды

Растаяла, как снег весной, Фениса.

Вы ускользнули из сетей обмана.

Всевышнего благодарите, ибо

С тех пор, как в первый раз вокруг земли

Все девять сфер небесных обернулись[40]

И вплоть до их последнего движенья,

Порочней существа, чем эта девка,

Пожалуй, не было, да и не будет.

Кто эти люди?

Видимо, испанцы.

Они, должно быть, только что успели

Сойти на берег.

И сдают товары

На склад.

Пойдем своей дорогой.

Трудно

Сказать, купцы ли это иль вельможи.

Нет, не случайным настроеньем

Порыв подобный объясним.

За этот долгий путь таким

Я к вам проникся уваженьем,

Настолько высоко ценить

Привык ваш ум и нрав спокойный,

Что, думается, вы достойны

Того, чтоб вам я мог открыть

Без всяких опасений душу.

Но только вам, вам одному!

Ведь страшно мне и самому,

Что тайну я свою нарушу.

Оставь, Донато, нас.

Твой друг

Тебе компанию составит.

Как скашивает или давит

С жестоким равнодушьем плуг

Простой цветок, так мимоходом

Судьба сломала жизнь мою.

И вот теперь я здесь стою.

Сюда навстречу всем невзгодам

Заброшенный ее игрой,

Я принужден — так жизнь сложилась

Убийцей стать.

Большая милость

Купцу оказана судьбой.

Подумать только, что дон Фелис

Черту, которой, как сеньор,

Он огражден был, словно стер,

Купцу безвестному доверясь!

Ведь вправе так я расценить

Знак вашей дружеской приязни?

Да! Вам, как другу, без боязни

Решился сердце я открыть.

Чтоб были равными условья,

Ответить тем же я хочу,

Хоть вам давно уже плачу

За дружбу преданной любовью.

Так счеты с кем-то здесь свести

Стремитесь вы?

Да, и кинжалу

По праву бы принадлежала

Такая честь.

Господь прости,

Отлично сказано. Мечтаю

И я о мести. Счет большой

Сеньоре предъявить одной

Я вправе.

Вам помочь желаю,

Но отплатить прошу сперва

Признаньем за мое признанье.

Благодарю вас за вниманье,

За ваши добрые слова.

Недавно здесь вдруг воспылала

Ко мне красавица одна

Любовью.

И смогла она

Вам доказать ее?

Сначала

Казалась дама иль была

Такою нежной и влюбленной,

Что и сурового Катона

Растрогала бы и могла[41]

Поддеть на тот крючок, что ею

Для простака закинут был,—

Ведь слезы градом крокодил

Льет, жертвой лакомясь своею.

Не знаю, как ее назвать —

Сеньорой или куртизанкой?

Но как умеет сицильянка

И завлекать и обольщать!

На горе всем в нее влюбленным

Она не любит никого,

А влюбится, так уж в того,

Кто сам с ней будет непреклонным.

Чтоб вас завлечь, все пустит в ход:

Улыбки, огненные взоры

И речи, полные задора.

Приятный нрав…

Весьма!.. Так вот,

Предстала предо мной однажды

Она понурою, как мул

Священника.

И обманул

Вас этот вид?

Тут был бы каждый

Обманут… Мне письмо прочесть

Она дала. Витиевато

Расписывалось в нем, что брата

Ждет плаха, но возможность есть,

Две тысячи дав отступного,

Спасти его от топора.

На чем тут строилась игра?

Мной где-то брошенное слово

Она поймала на лету:

«У кошелька от денег вздулось

Брюшко». И в кошке страсть проснулась

К столь аппетитному коту.

Чтоб уничтожить подозренья,

Она в заклад хоть перстенек

Взять умоляла.

Но залог

Отвергнут был?

Да, к сожаленью!

Тут гаснуть начала любовь.

Вернее было бы, пожалуй,

Сказать, что вмиг ее не стало.

Вернуть я деньги вновь и вновь

Просил. Но столько ж было толку

Их ждать, как увидать во сне.

И понял я, что проще мне

Искать на дне морском иголку.

Увы! Меня в краю родном

Улыбкой встретили кривою,

Да я и сам не знал покоя

И думал только об одном —

Как вновь в Палермо очутиться.

Но я товар лишь для того

Привез, чтоб запахом его

В таможню заманить волчицу.

И не пронюхала она,

Что сверху мною нарочито

Тряпье кой-где сукном прикрыто

И что всему добру цена

Дублонов сто — и то едва ли.

О, если бы моя беда

Была такой же, мы тогда

Друг друга век бы не встречали!

Сеньора честь оскорблена?

Вы правы.

Наши беды схожи:

Ведь честь купца, замечу все же,

В его деньгах воплощена,

И он лишается всего,

Свое теряя достоянье.

Чем ваше кончилось свиданье?

Я больше слушать ничего

О дон Хуане не желаю.

А впустишь в дверь его — в окно

С ним вылетишь ты заодно.

Кто это? Дева пресвятая!

Купец! Он, значит, здесь торчал

Все время?

Нет, приехал снова.

Зачем?

Поверьте мне на слово,

О вас он думать перестал.

Мужчина никогда не сможет

Простить издевку иль обман.

Как боль незаживленных ран,

Ему обида сердце гложет,

Но не взбеси меня другой,

То этого я б усмирила.

Что было с Хуаном?

Очень мило:

«Прости, пойми, я — твой, он — мой»,

И все на капитана валит

И молит слух пустить, что он

Из всех один мной предпочтен…

На вас глаза Лусиндо пялит.

Отсюда в нескольких шагах

Стоит та самая сеньора.

Да ты с меня не сводишь взора!

Что ищешь ты в моих зрачках?

Таинственные их глубины

Подобны огонькам ночным,

И путнику опасно им

Довериться на миг единый.

Но все ж приезжие спешат

С объятьями к друзьям навстречу.

На это так тебе отвечу:

Никто плохим гостям не рад.

Ты неразумно поступила,

Взяв самовольно то, что сам

Я отдал бы, припав к ногам

Моей владычицы. Но было

Мне не до денег в этот час.

Больней другого оказалось

Узнать, что ты лишь притворялась,

Клянясь в любви мне столько раз.

Мне не дублонов жаль. Ведь дома

Мой кошелек опять разбух.

Я тридцать тысяч вместо двух

Привез…

И не могло такому

Безумцу в голову прийти,

Что, испытать его желая,

В окне я скрылась, выжидая,

Как будет он себя вести?

Все ж, слыша крик твой исступленный,

Я бросилась бы из окна

Вниз головой, но спасена

Была решеткою оконной.

Как не сломала я ее!..

Слугу к тебе послала вскоре,

Но твой корабль уже был в море.

Пойми отчаянье мое.

Не думала я, что мне встанет

Вся эта глупая игра

Так дорого.

Она хитра.

Уж эта хоть кого обманет!

А знаешь ли, кто мне помог,

Кто силы дал мне в дни разлуки

Покорно претерпеть все муки?

Твой славный кот — твой кошелек!

Как часто я его ласкала,

Как нежно гладила тайком!

И слез моих, наверно, в нем

Не меньше, чем дублонов, стало.

Как? В полуночной тишине,

Ты, голову в подушку пряча,

Звала меня, стенала, плача?..

Вот знать бы это раньше мне —

И сразу зажила бы рана,

И в море бросился б я вмиг

И вплавь Сицилии достиг,

Иль жертвой стал бы океана.

Но воздух зноем раскален,

Задерживать тебя не смею.

Плененный верностью твоею,

Как прежде я в тебя влюблен

И вновь о всех делах забуду.

Опять от сына своего,

Не жди, отец, ни одного

Эскудо![42] Нет, ни пол-эскудо!

Прошу: в таможню загляни —

Ведь там моих товаров горы.

Надеюсь я, настанут скоро

Божественного счастья дни,

Когда мне разрешишь за каждый

Твой томный вздох иль нежный взгляд

Перед тобой дублонов град

Обрушивать. О, как я жажду

Тебя обнять, моя любовь!

На все готова в угожденье

Тебе.

Получше угощенье

На ужин нынче приготовь.

А я пока займусь делами

И к некоему богачу

В дом постучусь сейчас. Хочу,

Покуда буду вновь с деньгами,

В долг тыщи три дублонов взять,

Хоть он с меня сдерет немало.

Еще чего недоставало?

На ветер золото швырять!

Уж лучше я сама достану

Их для тебя, мой друг.

Но кто ж

Мог думать, что ты в рост даешь?

Я ни при чем здесь. Капитану

Две дамы плакались на днях,

Что золото у них без дела

Лежит. Коль действовать умело,

То быть ему в твоих руках,

Хоть, может быть, не безвозмездно.

Что будешь делать с ним?

Скуплю

Пшеницу.

Я тебя люблю,

Но все же правду знать полезно.

Здесь, в лавках, на мою беду,

Полно и бархата и шелку,

И продавать их нету толку.

А если месяц обожду,

То выручу, пожалуй, вдвое.

Процентов этак пятьдесят

Составит прибыль, так что рад

Я деньги взять: ведь все с лихвою

Окупится. Да и с зерном

Корабль отправлю…

Сразу видно —

Купец почтенный и солидный

Берет взаймы. Загвоздка в том,

Что дамы требуют залога.

Для верности я им отдам

Ключи от складов.

Ну, а там

Товаров, я надеюсь, много?

Никак все сразу не продашь,

Да и к чему мне торопиться?

Хочу я здесь повеселиться,

Продлив любовный праздник наш.

Нет большей для меня отрады.

А ждет хоть маленький барыш

Двух дам?

О чем ты говоришь?

Ведь по заслугам и награда!

Процентов в месяц нарастет…

Ну, тридцать.

Не гневи ты бога!

Да, тридцать!

Это слишком много.

Иначе дело не пойдет.

Что, если б ты их упросила,

И двадцать взяли бы они?..

Тебе? Просить? Нет, извини,—

Ведь это б униженьем было…

Но где Тристан? Вокруг снует

Толпа зевак, на нас глазея.

Ты посвежел и стал стройнее.

Да что вы?

Разве оборот

Торговых дел благоприятный

Тристана сделал гордецом?

Не в них причина.

Ах, в другом?

Ну что ж, намек вполне понятный.

Еще бы нет! Ведь ни к чему

Мне говорить обиняками.

Был, как глупец, обманут вами

Хозяин мой, и не пойму,

Что с ним творится. Хоть ожоги

Еще горят на нем, но он

Вновь до безумья в вас влюблен.

Тристан!

Я злюсь! Ведь по дороге

В Валенсию он, сам не свой,

Все дни по палубе метался

И то бесился, то пытался

На дне морском найти покой.

А дома? В клочья он одежды

Рвал на себе, теряя ум,

Вопил, кричал… Наполнил трюм,

Приплыл сюда — и все как прежде…

А в трюме что?

Признаться, счет

Едва ль превысит тридцать тысяч.

Обоих бы за глупость высечь!

Жив и целехонек ваш кот.

Мне до хозяина нет дела.

Пусть вновь истратит все на вас,

Пусть увеличит в двести раз

Свой капитал, — осточертело

Слуге хозяина стеречь,

И он надумал с ним расстаться.

Ты и со мной не хочешь знаться?

Зачем? Я видел, как дал течь

Наш кот, дублонами набитый.

Ты лучше бы ко мне зашел.

Ведь я из бархата камзол,

Парчой и галуном расшитый,

Тебе хотела подарить,

А ты уехал — и напрасно.

Какой камзол?

Ах, ярко-красный!

В подарок мне? Не может быть!

Коль это так, то на любое

Безумство дурня подобью.

Что, если шкуру здесь свою

Оставит он?

Тогда за мною

Считай еще сто золотых.

Я обнимаю ваши ноги.

Придет он?

Да!

Всегда в тревоге

Живешь из-за сеньор таких.

Я жду тебя.

А дамы ссудят

Мне деньги? Прежде сговорись

Об этом с ними.

Мы сошлись

На тридцати процентах?

Будет

Все так, как хочешь.

Трудно все ж

Достать три тыщи.

Но придется!

Ведь кое-что в ларце найдется,

А коль не хватит, отнесешь

Мои колечки и браслеты

К знакомому ростовщику.

Бог с ними! Прибыль извлеку

Немалую из сделки этой.

А там купец и свой залог

Оставит мне. Что, разве плохо?

Сеньора! Нет ли тут подвоха?

Уж слишком памятный урок

Преподан был ему недавно.

Мужчины мстительны подчас!

Любой из них хоть во сто раз

Хитрей, чем этот, все ж бесславно

В силках любовных погибал.

Зайдем с тобой в таможню. Быстро

Мы там проверим по регистру,

Что наш купец на склады сдал.

В карман бы спрятать не мешало,

Да побыстрей, ключи от них.

Силки! В объятьях их стальных

Ей рваться очередь настала.

Вернуть бы мне мой кошелек,

А там мы с нею распростимся.

И все, к чему мы так стремимся,

Пусть сбудется за краткий срок.

Вы кавальеро, слову чести верный,

И незачем оправдываться вам.