Собрание сочинений в шести томах. Том 4

Что, платье, наконец, готово?

Готово все, кроме чулок.

Ты позаботиться бы мог!

Сеньор! Там оружейник снова.

Вот вам эфес.

А, это ты?

Добро пожаловать, дружище!

Как? Нравится?

Да, этот чище.

Отделка дивной красоты.

Взгляни, Отавьо: позолоты

Не слишком много?

Ничего,

Клинок достоин!

Вынь его.

Хорош?

Отличнейшей работы!

Да, видит бог, клинок — алмаз.

Алмаз? Ну нет, алмаз обычен,

А мой клинок от всех отличен,—

Не будет равного у нас.

Кому он служит — видно сразу.

Видней, чем ежели прочесть

Инициалы, ваша честь.

Отрада и руке и глазу!

Особенно когда он твой.

Он вмиг разрубит человека.

Разрубит человека?

Эка!

Да он кошель скупца тугой

Разрубит в воздухе! А это

Потверже спин иль рук и ног.

Не на меня ли твой намек?

Но у меня в ларце монета

Не держится.

Зато, сеньор,

Прославиться нет лучше средства,

Хоть получили вы наследство

И род ваш знатен с давних пор,

А знатность ценится под солнцем.

Но щедрость выше ставит мир.

Вас спрашивает ювелир.

Бледнеет все перед червонцем.

Сеньор! Хочу вас соблазнить:

Цепочка шейная.

А ну-ка!

Эмаль.

Отличнейшая штука!

А бриллиантовая нить

Еще красивее на этом.

Сеньор! Чулочник приволок

Шестнадцать образцов чулок.

Пусть подождет иль за ответом

Придет поздней в зеленый зал,—

Мы будем там играть в пелоту.[81]

А все ж немалую заботу

Святой Хуан вам ниспослал.

Но праздник — блеск!

А интересно:

В чем капитаны будут все?

Да уж придут во всей красе,

Кому-кому, а мне известны

Их драгоценности.

О да!

А как Валенсия красива,

Когда проходит вдоль залива

Их строй!

Картина хоть куда!

Важна их быстрота. Ведь даже

Алжирский бей поймет теперь,

Что на запоре наша дверь[82]

И что гиганты здесь на страже.

Ступай им заплати, Отавьо,

И не торгуйся, да, да, да!

Пойдемте, мастера, сюда.

Идем. Сеньор! Желаю здравья,

Храни вас бог!

Пусть много раз

В роскошном этом одеянье

Летящим на крылах желанья

Святой Хуан увидит вас.

Он шлялся заполночь, ручаюсь,

И глаз теперь не продерет.

Мне легче встать, наоборот,

Когда полночи прошатаюсь,—

Тогда заснуть не в силах я.

Роселу видел?

Да, Росела

Мила, но мне осточертела

Вся эта стая воронья.

Какая? Эти две старухи?

Когда б распределить их мог

Между землей и морем бог,

Не то что люди — звери, духи

Сошли б с ума!

Была страна,

Где натравляли псов громадных

На старушонок этих смрадных.

Но варварской была она?

Нет, это ложь, не верьте слухам.

Не знает он, откуда звон.

Хоть, верно, был такой закон,

Он относился не к старухам,

А к старикам.

Но старики

Народ серьезный и спокойный.

Дают им должность, сан достойный,

Им доверяют тайники

Дворцов, заботы управленья.

А вот старухи — божий бич!

Ну, это вы несете дичь.

Но я не скрою сожаленья,

Что близ Роселы всякий раз

Я вижу этих ведьм проклятых.

Той платье подари в агатах,

Той — изумруд или алмаз.

Та просит дать ей чистоганом,

Та жаждет рассказать о том,

Какой она держала дом,

С каким любилась капитаном,

Как с нею жил дон Херувим

Иль как дон Дьявол с нею спелся.

Я этих басен так объелся,

Что ни на грош не верю им.

И у любой из них историй

Побольше, чем зубов во рту.

Тот жизни подводи черту,

Кто люб старухам!

Это горе!

Из-за моих мне свет не мил.

Друзья! Недалеко отсюда

Живут девчонки — просто чудо!

Я пташек подстеречь решил.

Красивы?

Лучше есть едва ли.

А хватит всем?

И нет и да.

Не просят денег?

Никогда.

Поют?

И в мыслях не певали.

Так очень глупы?

Почему?

Ни в коей мере!

Что ж им нужно?

Мужей зацапать.

Смейтесь дружно!

Нам это дело ни к чему.

Насядут — к дьяволу, и баста!

А я, друзья, на женщин слаб,

Совсем дурею возле баб.

По вечерам тут ходит часто

Одна бессмертная вдова.

Толста, как немец, краснорожа,

Но с византийской фреской схожа.

Какие пышные слова!

Один приятель всякой даме,

Годам начавшей дамский счет,

Бессмертной прозвище дает.

Моя немолода годами.

Хоть если брать по счету лет,

Еще не догнала Саморы,

Зато лицо моей сеньоры

Такое, что и брыльев нет

И нет морщин у ней на коже,

И вообще вполне мила.

Что называется: брыла?

Брыла? Мешки вот здесь, на коже.

Но если прелесть ты сумел

Найти в сорокалетней даме,

Тогда какими словесами

Ты нам Лисарду бы воспел?

Друзья! Махнем на ужин к ней!

Пускай она не столь красива,

Зато остра, красноречива,

Изящней многих и умней.

Смешное предложенье, право!

Зачем же с горем пополам

Влюбляться в перезрелых дам,

Которым, оценив их здраво,

Один шутник прозванье дал

Набальзамированных трупов?

О нет! Живую дичь нащупав,

С чего б я порох тратить стал

На этих?

Так решайте: что же

Нам предпринять?

Сыграем, что ль?

Сыграть? Что до меня, изволь.

Вы, капитан, конечно, тоже?

А как же! Вы смешной народ:

Я по игре два дня тоскую.

А ставку ставим мы какую?

Ты сам скажи.

Дублон.[83]

Идет!

Пойдем в тот зал, где мы обычно

Едим. Где карты?

Вот они.

А кто козел, тот и гони

Все денежки на стол.

Отлично!

Пошли, но упаси вас боже

Игрой испортить аппетит.

Мне сердце кости взять велит,

Но карт я не отвергну тоже.

Он пригласит обедать их!

Обеда что-то нет покуда.

Пускай прибавят два-три блюда:

Одно из рыбных, два мясных.

Скажу.

Да чтоб получше было!

Как в сказке дни у тех летят,

Кто молод, холост и богат.

Я верно говорю, Камило?

Да, если он мне не поможет,

Пошлю Валенсию к чертям.

Не в праздник праздник будет вам.

Но ведь портной уже не сможет

Вам сделать платье в этот срок.

Пусть только брат мой даст мне денег.

Но он в таких делах мошенник,

И, право, я скорей бы мог

Завоевать Китай.

Глядите:

Его дворецкий!

Черт возьми!

Как вы бледны!

Да не шуми!..

Несчастный жребий мой!

Войдите!

Сеньор Отавьо!

Дон Хуан!

Что делает мой брат?

Играет.

Как бог его не покарает!

А кто у брата?

Капитан

Дон Леонардо, дон Франсиско

И дон Луис.

Вот так дела!

Играют в кости?

Нет, в «козла».

Конец игры еще не близко.

Вообразите, на кону

Стоят две тысячи — не худо?

Они играют на эскудо?[84]

Нет, на дублоны.

Ну и ну!

Сеньор Отавьо! Вы должны

Занять мне денег, хоть немного.

Я здесь как нищий у порога.

Смотрите на мои штаны.

Нет, если в праздник Сан Хуана

Мне старший брат не воспретит

Иметь такой ужасный вид,

То, право, это будет странно.

Что скажут люди, коль сравнят,

Как он румян и как я бледен,

Как он богат и как я беден?

Все это так, я сам не рад,

Но он мне наказал сурово

Не выдавать вам и чулок,

Пока он не укажет срок.

И не сказал — за что?

Ни слова.

Да что я, нищий? Или вор?

Ужель зазорно быть мне братом?

Или запятнан я развратом?

Иль честь забыл?

Да нет, сеньор.

Иль оскорбил я брата словом?

Иль чересчур бываю пьян?

Он так велел мне, дон Хуан!

За что же быть таким суровым

И так жестоко брата гнать?

Одной мы рождены любовью,

Одною благородной кровью

Нам дали жизнь отец и мать.

Но дон Алонсо и другое

Мне говорил: он был бы рад,

Когда б узнал, что младший брат,

Оставив старшего в покое,

Отбыл во Фландрию.[85] Шесть лет

Вы б отслужили в нашем войске,

И вам король за труд геройский

Пожаловал бы орден.

Нет,

Я не хочу.

Но на чужбине

Живется младшим сыновьям

Не так уж плохо.

Знаю сам.

Но что за чушь! Иль в первом сыне

Кровь так чиста, что старший брат

Достоин королевства, папства,

А жребий младших — только рабство?

Не мы — законы так велят.[86]

И дон Алонсо не хотел бы

В Валенсии хоть лишний час

Без надобности видеть вас.

О да! Меня живьем он съел бы.

Чем досадил ему я так?

За что меня он травит с детства?

Вот если б мне его наследство,—

Вы знаете, я вам не враг.

Шесть лет во Фландрии! Как мило!

Он просто ждет, чтобы меня

До им назначенного дня

Там пуля геза уложила,[87]

Его избавив от забот.

Так, значит, брат мой — это ново! —

Мне прочит орден?

Что ж такого?

Ну, а костюм он мне сошьет

Для ордена? Вот было б чудно!

Ведь орден — не знахарский знак!

Пусть сам послужит, если так,—

Ему героем стать не трудно,

А кто герой, тому и честь!

Чтобы одеть на праздник брата,

Не хочет дать и полдуката,[88]

А в карты спустит все, что есть.

Ведь он поклялся честным словом,

Что мне на праздник и ему —

Слуге и другу моему! —

Он даст похвастать платьем новым.

Но не лохмотья ли на мне?

При этом все всегда прекрасно:

Не дал на пасху, значит, ясно —

На Сан Хуана даст вдвойне.

Нет, ваш хозяин, видно, нравом

И крутоват и подловат.

Как может с младшим старший брат

Быть столь жестоким и лукавым?

Бродяга! Забубнил и ты!

Я этой кличкой не обижен:

Как я, и дон Хуан унижен

И доведен до нищеты.

Пусть дон Хуан меня не судит:

Так приказал мне мой сеньор.

Я передам наш разговор,

И как он скажет, так и будет.

Вы побледнели.

Вот нахал!

Ведь он назвал тебя бродягой!

Я был готов своею шпагой

Тебе на платье матерьял

У плута вырезать из кожи.

Вот вам бесстыдство холуя!

Такие вещи должен я

Выслушивать от этой рожи!

«Я передам наш разговор,

И как он скажет, так и будет»!

Ну, уж за это кто ж осудит?

Ведь он слуга, а тот — сеньор.

Но что и говорить — ужасно,

Когда бессовестный лакей

На страже должности своей

Сеньору говорит бесстрастно:

«Так приказал мне мой сеньор.

Сеньор ушел, придет не скоро.

Нельзя — таков приказ сеньора.

Сеньор велел, к чему же спор»!

И с наглой скромностью подносит

Отказ на острие клинка.

Ох, я б намял ему бока!

Спина мерзавца палки просит!

Нет, успокойте, мой сеньор,

Отвагу, разум, пыл свой юный.

Они в пеленках у Фортуны

Лежат,[89] как дети, до сих пор.

Пусть время сдержанность и твердость

Им даст.

Ужель он мне блеснет —

День избавленья от невзгод?

Пока вы тем питайте гордость,

Что красотой взыскал вас бог,

Что средь людей отличены вы

Тем, что умны, красноречивы,

А бедность, право, не порок.

Да я и сам горжусь, шагая

За вами вслед иль возле вас.

Ведь люди шепчут всякий раз:

«Каков с лица! А стать какая!

И надо же, чтоб тот болван

Наследство получил!»

О горе!

Да, горе и пирату в море,

И турку горе, дон Хуан,

Когда он грузы дорогие

Везет, доверху трюм набив,

И налетит во тьме на риф

Иль гибнет жертвою стихии.

Развейте же свою печаль,

Сыграйте раз!

С ума ты спятил!

На что? С кем?

Я не все истратил.

Возьмите деньги — мне не жаль.

Печаль и бедность, говорят,

Оковы юности. Пусть буду

Я беден, но печаль забуду.

Она мне тягостней стократ.

Сеньор, садитесь!

Шутишь, что ли?

С кем мне играть?

Как с кем? Со мной.

С тобой?

Противник недурной!

Да, но слуга — в подобной роли?

Смеяться будут!

Ваша честь!

Как шпагу можно с кем угодно

Скрестить и драться благородно,

Так можно в карты с каждым сесть.

Поди возьми их, сделай милость.

Да карты здесь, как здесь игрок.

Но ты их спрятать в грудь не мог!

Когда в груди душа вместилась,

Для карт найдется место в ней.

Отлично. Сядем за комодом —

И горе бедам и невзгодам!

Их надо разыграть скорей.

Во что?

В «Победу».

Я тасую.

Но в чем достоинству урон?

Тебя совсем опутал он.

Я без него всегда тоскую.

Накройся, мы здесь не одни.

Играют?

Двое.

Это кто же?

Не дон Хуан ли?

Да, похоже.

Как он невозмутим, взгляни!

Он выучен в отличной школе.

Росела! Он… ай, стыд какой!..

Играет со своим слугой.

Смотри: он так увлекся, что ли?

Совсем не замечает нас.

Как жаль, что он одет ужасно!

Алонсо с ним жесток напрасно.

Ренонс!

Что с вами? Третий раз!

Шесть взяток!

Три.

Ты бьешь?

Куда там!

Когда б он не был так богат!..

Я бью.

Как может старший брат

Так обращаться с младшим братом?

Тасуй.

На что у них игра —

На медь?

Алонсо — просто скряга!

Сдаю.

Ах, дон Хуан, бедняга!

Так он проводит вечера.

У бедняка и друг — бедняк.

Он и красив и добр, как видно.

И, спору нет, умен.

Обидно!

Зачем он обездолен так?

Пускай он нищий, суть не в этом.

Да, вот кто может быть любим!

За деньги — только быть бы с ним!

Заговорить?

Я бью валетом.

А что ж, попробуй!

Мой ответ.

Он ноль вниманья — плохо дело!

Но если я хочу, Росела,

Так мне ни в чем преграды нет.

Есть дама?

Дама? У кого-то,

А у меня их никогда

И не бывало.

Не беда!

А у меня вот дама.

То-то!

Но ведь бубновка, как на зло,—

С ней толку нет. А туз найдется?

Слуга мой надо мной смеется,—

С тузами мне не повезло.

Я, кажется, в него влюбилась:

Мне грустно.

Ты сошла с ума.

Я с ним заговорю сама…

Вы не хотели б, ваша милость,

Дон Хуан, подарок сделать нам?

Здесь дамы?

Как, в такую пору?

Готовых услужить сеньору,

Вы не отвергнете двух дам?

О дамы! Тут произошла

Ошибка! Говорю вам честно.

Ведь всей Валенсии известно,

Как плохи у меня дела.

Не ваши ли соседки это?

Так издеваться…

Что за вздор!

Мы с ней нездешние, сеньор.

Я, кажется, видал вас где-то.

Не знаю, в шутку иль всерьез

Просили вы, но толку мало:

У нас обоих — три реала.[90]

Я вам дарю их вместо роз.

Конечно, это не богато,

Здесь нет, быть может, даже трех,

Но это больше, видит бог,

Трех тысяч, вырванных у брата.

Ваш дар не трудно оценить.

Она взяла их?

До полушки.

Так это просто потаскушки!

Твой ужин, мой Эрман, фюить!

Но это мелочь!

Три реала?

Ну нет, бесстыдницы хитры!

Так вы нам поднесли дары?

Я дал, конечно, очень мало,

Но рок мне большего не дал.

Когда бы я в руке надменной

Держал все золото вселенной,

И этот дар мой был бы мал.

Мы вас благодарим.

Наверно,

Сквалыгой кажется вам тот,

Кто три реала вам дает.

О, чтобы дар мой соразмерно

Достойным вас казаться мог,

Не хватит тысячи вселенных!

И все ж из рук моих смиренных

Примите этот кошелек.

Мне стыдно, там червонцев груда.

Клянусь, принять их вправе тот,

Кто незнакомке отдает

Все, что имел. Там сто эскудо.

Зато могу пообещать,

Что вам при следующей встрече

Я вдвое дам.

Какие речи!

Что скажешь? Взять?

Конечно, взять.

Берите, сколько бы ни дали.

Сеньора! Я ваш дар приму

И, верьте слову моему,

Вдвойне верну его не дале,

Как через год. Я подаю

На брата в суд.

Тогда другое:

Вы лучше мне отдайте вдвое,

Когда открою мысль мою.

О, так блесните ради бога

Хотя б одной звездой своей!

Не обращайтесь только к ней!

Вы расточили слов так много,

Что я завидую.

Мой пыл

Подарком щедрым вызван был.

Я благодарен сеньорите.

Так вот вам два кольца! Берите!

Эрман! Не брать?

Ну, вот те раз!

Берите! Что за разговоры!

Сто раз благодарю, сеньоры!

Вы просто задарили нас.

Вы так воспитаны, что дамы

С хорошим вкусом могут вам

Отдать все то, что красит дам.

Ведь вы, надеюсь, не упрямы

И примете.

Здесь в этот час

Никто не может появиться.

Прошу, откройте ваши лица!

Нельзя! Руки довольно с вас.

Ваш брат — любовник мой.

В те двери

Войдите, — он играет там,

И все, что отдали вы нам,

Он вам вернет в двойном размере.

Тогда откройтесь мне хоть вы!

Ведь вы не связаны…

Нет, поздно!

Вы обратились к ней!

Как грозно!

Так вы ревнуете?

Увы!

Тот, кто не любит, — не ревнует.

У них условье с ним?

Ну да,

Они вдвоем вошли туда.

Меня все это не волнует.

Но кто ж они?

Мне дела нет.

Зато негаданно-нежданно

Я буду в праздник Сан Хуана

Пышней вельможи разодет.

Вот повезло!

Непостижимо!

Но кто же вам сошьет кафтан,

Когда уж завтра Сан Хуан?

А что деньгам недостижимо?

Весь буду в белом.

В белом?

Да.

О, это будет просто чудо!

Но разве хватит ста эскудо?

Мы спустим кольца, не беда!

Ваш братец языка лишится.

О да!

Но для такого дня,

Сеньор, оденьте и меня.

Ведь дворянину не годится

Являться без слуги на бал.

Когда б у нас и музы были!

Достань-ка двух получше нам.

Двух муз получше этих дам?

Но им-то вы уж отвалили!

Ты будешь завтра сам блистать,

Как я, новехоньким кафтаном.

Хотя вы прозваны Хуаном —

Должны вы зваться: Благодать!

Клянусь, не знаю, кто они.

Но как же?

Вы неспроста, проигрывая, встали,

Тем более, что вы входить в азарт

Умеете.

А вы уже вошли!

И если б не явились эти дамы,

Весь мир, пожалуй, вас поднять не мог бы.

Здесь братец ваш.

Явился? Ну и гусь!

Но ваше обращенье с ним ужасно.

А что ж он здесь болтается? Пусть едет

Во Фландрию. Пусть в армии послужит,

Как все другие. Если б он вернулся

На костылях иль с благородным шрамом,

Я б разодел его, возил в карете.

А так, пока в Валенсии живет он

И здесь проказит…

Разве дон Хуан

Ведет себя так плохо?

О, примерно!

Он даже добродетельным слывет,—

Так мне чужие люди говорили.

Могу им только пожелать здоровья

Такого же, как добродетель брата.

Меня просил Отавьо убедить вас

Одеть Хуана, ибо завтра праздник,

И должен он от вас одетым выйти

Как подобает брату дон Алонсо.

Благодарю Отавьо!

Он ошибся,

Избрав меня посредником?

Ошибся!

И это твердо — слово кавальеро!

Как только с ним заговоришь об этом,

Он из себя выходит.

Он, клянусь вам,

Завидует достоинствам Хуана.

И есть чему завидовать.

Ваш брат

Ушел.

Поговорю с его друзьями.

Ну что? Кто проиграл из вас, сеньоры?

Все выиграли, только дон Алонсо

Сегодня проиграл.

Не сожалею.

Я в долг хочу вам предложить.

Я тоже.

И я, хоть нынче выиграл немного.

Я подаянья не просил, сеньоры,

Но, впрочем, положение мое

Меня могло бы к этому принудить.

Хотел я капитана Леонардо

Просить, чтоб он коня мне одолжил.

Тогда я в праздник моего святого

Верхом сумел бы в Грао прокатиться.[91]

Охотно дам вам белого коня

И завтра и когда вы захотите,

А также два гнедых — к услугам вашим.

За щедрость я целую ваши руки.

Алонсо я не смею попросить,—

Мой брат ни в чем помочь мне не желает,

Но вас прошу в надежде, что ко мне

Проявите вы только благосклонность.

Вы убедились в том, что вас люблю я.

У дон Алонсо в этот час две гостьи,

И вряд ли рад он будет посторонним.

Я приглашаю дон Хуана с нами.

Целую ваши руки.

Приглашаю

Всех вас, друзья!

С великою охотой!

И я иду, коль угостишь.

Идем!

Господь помог, не то бы я в людской

Костей наелся и волос да палок.

Остановите экипаж!

Пойдем на пристань.

Тьма народу.

Еще столкнут, пожалуй, в воду!

Весь город здесь.

Хранитель наш

Устроит нас побезопасней.[92]

Как дышит грудь!

Простор какой!

Святой Хуан! На праздник твой

И море сделалось прекрасней.

Но мавры много дней подряд

Здесь рыщут. Одного я встретил.

И что же?

Лат я не заметил,

На нем был праздничный наряд.

Но не поможет им аллах:

Кругом усилены дозоры,

Идут знатнейшие сеньоры

В патруль на городских валах.

А те подходят к укрепленьям

И дразнят наших.

Ну, а флот

У них какой?

Молва идет,

Что флот хорош. По донесеньям,

Нет двух похожих кораблей.

Вода блестит улыбкой мирной.

Вот лучше окорок бы жирный

В вине блеснул повеселей!

Вам только пить бы!

Почему же?

Поесть я тоже не дурак.

Но можно ль восторгаться так,

Увидев блеск соленой лужи?

Пусть улыбнулась нам вода,—

Ее улыбке верить рано.

А вот вино, так без обмана,

Нам улыбается всегда.

Оно лишь одному и радо:

Тому, что окорок всплывет.

Какой в нем погибает флот?

Какая тонет в нем армада?

А я бы сесть хотела здесь.

Эй, коврик принесите красный!

Отсюда с мола вид прекрасный.

Как на ладони берег весь.

И Берберия вся пред вами.[93]

А ночью, говорят, она

Еще отчетливей видна,

Когда Алжир блестит огнями.

Вы в тех краях бывали?

Я?

Бывал. Последний раз — недавно.

А вы не мавр?

Вот это славно!

Я — с гор, как вся моя семья.[94]

Но был я сослан на галеры,

Три года не снимал оков

И привозил оттоль быков,—

Их продавали нам берберы.

У вас убийство в прошлом?

Нет.

Мой родич — капитан Сурита.[95]

Как?

Так! И говорю открыто.

И я ценю прямой ответ.

Но если род ваш так высоко

Восходит, почему на вид

Дуранго столь не родовит?

Так вот, смотрите: здесь Марокко,

Подальше — Бужия, Тунис,

А там Алжир. А из Орана

Как раз дойдешь до Лостагана,

Вдоль берега спускаясь вниз.

Затем Мелилья, и Босмар,

И Фец — их древняя столица,

А супротив бурлит и злится

В тумане сизом Гибралтар.

А где же Обезьяньи горы?

Я что-то не пойму никак.

Меня не оскорбляли так

Другие знатные сеньоры,

А я в Кастилии служил

И в Лисабоне!

Ну и что же?

Я вас не оскорбляла тоже.

Скажите! Был любезен, мил

И вдруг обиделся за что-то.

Я так изумлена — нет слов!

Но первый я шутить готов,

Коль вам шутить пришла охота.

А что за шум и крики вдруг?

Там музыкантская карета.

Ой, чуть не в море!

Так ведь это,

Чтоб лучше разносился звук.

В ночь на святого Хуана

К нам из Валенсии душной

Едут красавицы-дамы

Свежестью моря дышать.

Как отвечают берега!

Тут эхо петь само захочет.

Так эта музыка щекочет,

Что ногу тянет в пляс нога.

Матушка! Слышишь, как весла

Плещут на тихой воде?

Вестник румяного утра,

Тихий вспорхнул ветерок.

Вот если бы на праздник дали

Из окорока весла мне!

Они запели бы в вине,

А по воде бы не плескали.

Солнце восходит, сеньоры,

Вам просыпаться пора!

Утро святого Хуана

Праздник ведет за собой.

А кавалеров-то немало.

Вон едут за войсками вслед.

Да, скачки будут нынче?

Нет.

А многих я уже узнала.

Вот дон Франсиско, дон Луис!

Вот эти — в голубом и в сером!

А этот в красном? За барьером?

То капитан дон Дионис.

А этот — в желтом, как солома,—

Алонсо.

Ваш жених?

О нет!

А рыжий, тот — на нем мой цвет,

Но верьте: я с ним незнакома.

На море трубы, трубы!

Да.

Как странно! Что же там случилось?

То мавры.

Что вы!

Ваша милость!

Они не явятся сюда,

На выстрел к нам не подойдут.

Однако не было покуда

В Хуанов день такого чуда,

Чтоб мавры не дурили тут.

Эй, христиане на Валенсия,

Котори веселится в Грао

На празднике святой Хуан!

Послюша, что ми вам сказат:

Я из Марокко, звать Селим,

Я бил в Кастилии в плену,

У дворянина — христьянин,

Которий ми назваль «дрянин».

Я убежат сумел из плен.

Ми стоили семьсот дукати,

Но в тисачу ему досталис.

Так за хороший обращенье

Я посилаю вам подарок:

Ми — вистрел и давай кричим!

Вы мерзавцы, негодяйцы,

Куры глюпые, прохвости,

Много лет еще воняйте!

Так быстро спину показали!

Но ведь какой был залп в ответ!

Еще гудит все море вслед.

А все ж нас крепко обозвали.

Жаль, что маркиз де Санта Крус

Тут не был, или граф де Ньебла,

Иль храбрый Ориа, иль Карлос.[96]

Графиня! Вы туда смотрите!

Кто этот юный всадник в белом?

Бьюсь об заклад, что дон Хуан.

Какой дон Хуан?

Брат дон Алонсо.

Как, этот бедный кавальеро,

Ходивший в нищенском плаще,

Который так его смущал,

Что стал его души могилой?

Он самый.

Правда? Кто ж ему

Дал денег на такую роскошь?

Он, вероятно, взял взаймы.

Поверьте, не бывало дня,

Чтоб я, его увидев мельком

Закутанным в дырявый плащ,

Когда-то бывший грубошерстным,

Не удержала смех невольный,

К нему испытывая жалость,

А к дон Алонсо — неприязнь.

Смотрите, как сидит красиво:

Весь белый сам и белый конь.

Когда бы мог он одеваться,

Я знаю, многие бы стали

Ему завидовать. Давайте

О чем-нибудь его попросим.

О чем же?

Я сейчас скажу.

Он к пристани уже подъехал.

Над ним вы подтрунить хотите?

Ну да!.. Послушайте, Дуранго:

Пойдите тотчас к дон Хуану

И передайте: я… нет, мы,

Три молодые дамы, просим,

Чтоб он вон там, на волнорезе,

Пришпорил своего коня.

Графиня! Вдумались вы в то,

Что просите? Ведь, доскакав до края,

Он рухнет вниз и разобьется.

Извольте делать то, что вам

Приказано. Ведь это шутка!

Иду.

Ведь это только способ

Добиться, чтобы он подъехал,

А здесь уж мы поговорим.

Ну разве не обидно видеть,

Что человек с такой приятной

Наружностью, такой учтивый,

При этом так ужасно беден?

Костанса! Небо справедливо,—

Оно дары распределяет

Согласно высшему закону,

И спорить с этим бесполезно.

Кто беден, тот красив и статен,

Кто некрасив — умен, учен.

Что там случилось?

Он помчался,

Едва услышал приказанье,

Но волнорез не огражден.

Конь рухнул вниз, а с ним и всадник.

Какая смелость!.. Стать причиной

Внезапной гибели его

Мне было б жаль.

Но нет сомненья,

Что он погиб.

Я утону

В слезах, как утонул он в море.

Вот это верность!

Странный случай!

На помощь!

Эй, сюда! Он жив.

Мои сеньоры! Этот конь,

Как конь, служивший Александру,

Достоин мраморной гробницы.[97]

Что это значит?

Ваша светлость!

Лишь передал я вашу просьбу,

Как шпоры дон Хуан вонзил

Коню в бока, и конь помчался

И, проскакав по волнорезу,

Не рухнул, нет, но прыгнул в море,

Которое фонтаны брызг

Взметнуло, как стекла осколки,

Сверкающие в блеске солнца.

Но миг — и вынырнули оба.

Конь тихо ржал, а дон Хуан

Слегка трепал его по гриве,

Все приговаривая что-то.

Тем временем сквозь рот и ноздри

Вода изверглась из коня.

А дон Хуан за шею обнял

И все подбадривал его

То возгласами, то рукою.

И конь, с хозяином в седле,

Доплыл до берега, где барку

Привязывали рыбаки,

Которые, позвав на помощь

Других, случайно бывших близко,

Внесли в свой домик дон Хуана

И сняли там с него одежду.

Мой друг! Прошу вас об услуге:

Вернитесь тотчас к дон Хуану

И передайте от меня

Ему мой новый плащ с подкладкой.

Пусть он оденется пока.

Когда же мы домой вернемся,

Ему пришлю я всю одежду.

Храни вас бог! Лечу к нему.

Олá! Карету!

Не хотите

Морской прохладой насладиться?

Мне этот случай все испортил.

Что ж вы задумали?

Уехать.

И вправду можно загрустить:

Ведь дон Хуан погибнуть может.

Я только пошутить хотела,

Но если он погиб… Ужасно!

Зачем оплакивать кончину

Того, кто беден? Для него

Смерть — избавление от жизни,

От мук чистилища земного.

Но тяжко быть тому причиной.

Сознание своей вины

Меня обязывает ныне

Ухаживать за ним. И если б

Я не графиней де ла Флор

Была, а самой скромной дамой…

Что было бы?

Молчу. Нельзя

Платить несбыточным за подвиг.

Теперь поспать хотя бы час

Вам после этакой забавы.

Спасибо, не хочу.

Вы правы.

Зачем сеньору спать у вас?

Ведь это не прибавит славы.

Простудитесь наверняка!

Оставь, Эрман! У камелька

Я скоро высохну.

Вот горе!

Вы умереть решили вскоре?

Да, только не мешай пока.

А я вам жить мешаю? Странно!

Не тем ли, что пекусь о вас?

Хотя бы! Спать еще мне рано.

Так с молодежью постоянно:

Ни в чем ей старость не указ.

Умрет, так велика беда ли?

Сеньор! Да вы к огню бы стали!

Снимайте платье.

Видит бог,

Я уж и так почти просох.

Вот сумасшедший! Вы слыхали?

Где дон Хуан? А, вот он сам!

Он здесь, — не столь нарядный ныне,

Сколь мокрый. А зачем он вам?

Я с порученьем от графини

И все вам тотчас передам.

Уже вы час назад, не дале,

Одну мне просьбу передали.

Увы! Графиня де ла Флор

Так опечалена, сеньор,

Что вас она простит едва ли.

Она вам только дать предлог,

Чтоб вы к ней подошли, хотела,

Но чтобы вдруг, вот так, без дела

Помчаться в море — видит бог! —

Она и в мыслях не имела.

И все же тяжко думать ей,

Что зло она вам причинила,

И вот она мне поручила

Вам плащ отдать, что был на ней,

И вас закутать поплотней.

Графиня так огорчена!

В ее плаще — мое спасенье.

Так жизнь людская создана:

Змеиный яд таит целенье,

И мне прислала яд она.

У вас, как видно, нет озноба?

Во мне с избытком есть вода,

Но холод вышел без следа.

В таком плаще мертвец из гроба

Восстанет.

Он согрел вас?

Да.

Отлично. Ваш ответ графине

Я слово в слово передам.

Скажите, что к ее ногам

Я все готов сложить отныне:

И честь мужчин и славу дам;

Что верный чувству одному —

Желанью ей служить всецело,

Клянусь, я так же смерть приму,

Как в эти волны прыгнул смело,

Едва она мне повелела;

Что взор ее со мной везде.

Как Муций не сробел в беде,[98]

Но руку пламени подставил,

Чтоб Рим его вовеки славил,

Так стал я Муцием в воде.

И пусть шепнут ее уста,

Пусть эта мысль мелькнет во взоре —

Не с волнореза иль моста,

С любой горы я кинусь в море.

Сеньор! Я прислан неспроста.

Бегу сказать, что вы здоровы.

Присядьте здесь, у очага.

Снимайте все свои обновы

И раздевайтесь донага.

Мы отойдем на два шага.

Хочу порасспросить Эрмана.

Одежду дайте мне сюда.

О всех несчастьях дон Хуана

Он первый узнаёт всегда.

Я знал, что ждет меня беда.

Послушайте-ка доброхота:

Не как мудрец, не как старик,—

Как тот, кто смолоду привык

Беречь вас, я скажу вам что-то.

Потом!

Нет, нет, сейчас, сейчас!

Займитесь вы всерьез графиней.

Ты спятил!

Баба в самый раз.

Но море может стать пустыней?

Огонь — замерзнуть? Вспыхнуть — иней?

Что вы теряете на том?

Да все начнут глумиться хором.

Ну что считаться с дурачьем?

Запомним берег, на котором

Мои слова сочли вы вздором.

Глупец! Она не для меня:

У ней богатая родня,

И титул громкий есть к тому же,

И, красоту ее ценя,

Ей о другом хлопочут муже.

Вельможи, гранды — сколько их!

Шлют сватов к нашей Ипполите.

А вы, ну чем вы не жених?

Да вы затмите всех других,

Чуть о любви заговорите.

Ну, скажем, я влюблюсь — и вот

Я гибну, я молю, я плачу,

Она ж и бровью не ведет.

А если вдруг наоборот?

Чем я владею, что я значу

В глазах графини де ла Флор!

Она ведь женщина, сеньор,

А вы — красивейший мужчина.

Любовь — больших чудес причина

И все сомненья ваши — вздор.

Ну так я больше не могу,

Дружище, от тебя таиться.

Запомни день на берегу.

В ее поклонника, в слугу

Хочу отныне превратиться.

Так не пугайтесь: самый срок,

Чтоб вам житейский дать урок,

Как вам ухаживать за нею.

Ты в лабиринт меня завлек,

И вряд ли выйти я сумею.

Я полагаю…

Почему

Вы с дон Алонсо так суровы?

Я не из женщин, что готовы

Пойти за каждого, кому

Угодно сделать предложенье,

Каков бы ни был человек.

А было ль так, чтобы навек

Сошлись любовь и уваженье?

Да уважать его нельзя!

Я никогда, даю вам слово,

Не вышла б замуж за такого.

Нет, это не моя стезя.

Ваш дон Алонсо… мне сначала

Достойным показался он.

Но после я с других сторон

Красавца этого узнала!

Я убеждалась сотни раз:

Он мелок, жаден, он развратен,

Из всех, кто здесь богат и знатен,

Он худший, уверяю вас.

А эта страсть его к картишкам?

А сколько поменял он баб?

Нет, он своих пороков раб,

Да и на вид истаскан слишком.

Пустил именье в оборот,

Все вещи продал без зазренья,

Так что ж, любви или презренья

Достоин этот гнусный мот?

Ужель приданое свое

Отдать ничтожному гуляке?

Счастливой вас увидеть в браке —

Вот все желание мое.

Но я ведь этого не знала,

Хоть слух идет со всех сторон,

Что пристрастился к картам он

И промотал уже немало.

Но распродать отцовский дом

И в карты проиграть именье,—

Нет, я бы изменила мненье,

Когда бы слышала о том!

И право, только ради вас,—

Вы с ним держались очень мило,—

Я мимо сплетен проходила,

Хотя внушали мне не раз,

Что скуп он, что тиранит брата,

Который с ним ни в чем не схож.

А брат ведь ваш поклонник?

Ложь!

Лишь потому, что я когда-то,

Скорбя, что по моей вине

Он в холод выкупался в море,

Ему костюм послала вскоре,

Приписывают склонность мне.

Но в правду вымыслов людских

Он сам уверовал, как видно,

И мне подчас бывает стыдно,

Что мой оборванный жених

В Валенсии наделал шума.

Зато в карете так смешно

Невидимой следить в окно,

Как он идет за мной угрюмо,

Как ветер ловит, ночь и день

Дежуря в нашем переулке,

И всюду, в церкви, на прогулке,

За мною следует как тень.

Он рыцарь в полном смысле слова,

Но рок немилостив к нему.

Мне часто хочется ему

Послать в подарок платье снова,

Когда подумаю, к какой

Стремится он высокой цели.

А что, графиня, в самом деле:

Когда бы дон Хуан такой

В меня влюбился — как ни странно,

Он бы скорей привлек мой взгляд,

Чем этот расфранченный брат.

Ведь если в бедности Хуана

Повинна лишь судьба одна,

То старший брат когда лишится

Всего, чем ныне он кичится,

В том будет лишь его вина.

Ему судьбой был выбор дан,

Он нищим предпочел остаться.

Так не заставил вас предаться

Мечтам любовным дон Хуан?

Ужель вам чувство неизвестно?

Нет, невозможно! Чтобы впредь

Мне подозрений не терпеть,

Отвечу вам, Костанса, честно.

Пускай он нищенски одет,

Я расположена к Хуану

И презирать его не стану,

Но на любовь кладу запрет.

Для нас любовь исключена,

Нам не пойти с ним к аналою,

Но я любви не удостою

Того, кому я не жена.

И вот я сердце обуздала,

Чтоб не зажглось оно в ответ.

О, вы разумны, спору нет,

Когда в безумье толку мало!

У вас отличная броня.

Но заговаривал он с вами?

Да? И какими же словами?

Нет, он немеет близ меня.

Но если речь — тот робкий взгляд,

Которым смотрит он, тоскуя,

То лишь одно сказать могу я:

Глаза Хуана говорят.

Но и язык его отточен.

Кто беден, кто в плену забот,

Кого неравенство гнетет,

Тот говорить неправомочен,

Тот лишь глядит, а говорит

Тот, чье имение доходно.

Заговори Хуан свободно,

И он любого покорит.

Но он отлично знает сам,

Что внешний вид ему мешает,

И говорить он разрешает

Не языку, но лишь глазам

Все то, что ясно, без усилья

Он языком сказать бы мог.

Всем, кто достоин и высок,

Судьба подрезывает крылья.

Лишает равенства она

И тех, кого любовь сравняла б.

Ну что ж, пойдем, довольно жалоб,

К Инес заглянем дотемна.

Мой обожатель у забора

Стоит, наверно, и сейчас.

Вы здесь, Дуранго?

Возле вас.

Чем я могу служить, сеньора?

Карету!

Подана давно.

Вы не видали дон Хуана?

О, дон Хуан — он неустанно

Стоит и смотрит к вам в окно!

Не будьте с ним чрезмерно строги.

А коль ревнивый мой жених

О том узнает от чужих?

А где он?

Он уже в дороге.

Вы видели его?

Портрет.

Красив?

Красив по всем приметам.

Но все красивы по портретам,

А смотришь — даже сходства нет.

Но как деньгами так сорить могли вы

И в чем судьбу вы, собственно, вините?

Ах, дон Луис, ведь вы несправедливы!

Мне был во всем враждебен ход событий.

Но вы в игре — дикарь нетерпеливый,

Желанья ваши — сами посудите! —

Красоток избалованных капризней,

И это вряд ли помогает в жизни.

А многим так везет! За день печали

Судьба им платит радостью двойною.

Однако многих карты в гроб вогнали.

Ну, мы еще померимся с судьбою.

Да, мало ли нам книги рассказали

Трагедий, порождаемых игрою!

Она чернит, опустошает, гложет.

Игру огнем вернее звать, быть может.

Да нет, играй, как позволяют средства,

Игрой заполни свой досуг вечерний.

Но ради карт растратить все наследство,

Запутаться — нет глупости безмерней.

Оставить дом, где прожил юность, детство,

Дать пищу злобным измышленьям черни,

И за долги расстаться напоследок

Со всем, что честно собирал ваш предок!

Вы расшвыряли для забавы дикой

Все то, что деды обрели по праву,

Когда, полны решимости великой,

Они у мавров отнимали славу,

Ведя солдат, чтобы мечом и пикой

Установить испанскую державу,—

Не карточных солдат, с какими вместе

Проматывали вы свое поместье.

Вы знаете, я друга не веду

К погибели, к бессмысленным растратам,

Чтобы, как только он попал в беду,

С другим спознаться новичком богатым.

Как приходил, я к вам всегда приду,

Хотя бы все, кто называл вас братом,

Покинули ваш опустевший дом,

Забыв про все, что нахватали в нем.

Но я, как друг ваш, в этот грозный час,

Когда себя вы гоните к могиле,

Пытаюсь к вам воззвать в последний раз:

Пока вы дом дотла не разорили,

Одно спасенье есть еще у вас —

Беречь хотя бы то, что заплатили

Вам за поместье.

Друг мой беспокойный!

Пусть так, зато и верный и достойный.

Клянусь, как только назову женой

Мою Костансу — а ведь это свято! —

Я изменю и образ жизни свой.

Она ведь и прекрасна и богата.

Кто родился с горячей головой,

Того влечет на скользкий путь разврата.

Потом, глядишь, влюбился, и женился,

И на другой же день остепенился.

Не так несется Феба колесница,

Лазоревые огибая своды,

Как юность беспокойная стремится

Осуществить закон своей природы.

Не гаснет так спокойно и зарница,

Как молодость, и все ее невзгоды

И все безумства возраста младого

У чистых врат супружества святого.

Таков мой путь. Я в выгодное дело

Приданое вложу без промедленья

И вызволю — лишь приступить умело! —

Из-под залога все свои владенья.

Пусть юноша во всем рискует смело,

Сорит деньгами, полный к ним презренья,—

В том нет греха. Лишь для людей женатых

Бесчестие заложено в растратах.

Кто плыл по морю юности без бури,

Тот, говорят, пускай остережется,

Когда под небом в тучах, без лазури,

Поплыть по морю старости придется.

Он станет жертвой запоздалой дури

И в глупости своей же захлебнется.

Но вы, мой друг, хотя б с того начните,

Что лишних слуг немедля прогоните.

Я так воспитан, так привык — с чего же

В канун женитьбы разгонять прислугу?

Вот вечная ошибка молодежи!

Алонсо! Вам советую как другу…

Мне надоело: все одно и то же!

У нас беседа вертится по кругу.

Какая-то карета!

Ну и кто там?

Три женщины подъехали к воротам,

И дон Франсиско, да какой-то малый.

Поедем в Грао.

Едемте, друзья.

Чудесный вечер!

Вечер небывалый!

Всему помехой нищета моя.

Ну что ж, уехать лучше вам, пожалуй.

В Валенсии — пойми! — ну что здесь я?

Влюблен в графиню тщетно, безрассудно,

Живу я так бессмысленно и трудно.

А где же выход? И не лучше ль пасть

От пули геза на кровавом поле,

Чем тлеть, питая роковую страсть,

В Валенсии — и гибнуть поневоле,

Отдавшись гордой женщине во власть?

О, для мужчины нет постыдней доли!

Так сменим платье, сядем на коней

И — да поможет бог! — простимся с ней.

Сеньор! Вы правы, как это ни грустно.

Сегодня денег попрошу у брата.

Хотел письмом, но лучше будет устно,

Мои года уходят без возврата

Под игом этой тирании гнусной.

Вот он, тиран.

А чем это чревато?

Он слышал?

Все слыхал наверняка:

Богатый рад подслушать бедняка.

Кто здесь?

Твой брат.

Пришел!

Хочу с тобой

Поговорить.

Дерзить мне будешь снова?

Послушай — и узнаешь.

Удостой!

Наедине бы лучше.

Это ново!

А где ж терпенье взять?

Тогда постой.

Всего скажу я три-четыре слова:

Я еду в Гент солдатом.[99]

Видит бог,

Ты лучшего придумать бы не мог.

Но ты не станешь изменять решенье?

Мы едем послезавтра.

Очень рад.

Ты поумнеешь в первом же сраженье.

Но дай мне денег, — ты теперь богат,

Тебе ведь заплатили за именье.

Ты снова клянчишь, мой бесценный брат!

Вот, вот: твой брат, и вся загвоздка в этом.

Не ехать же мне в армию раздетым!

А сколько тебе нужно?

Ну, хотя б

Шестьсот дукатов.

Наглое начало!

Быть наглым может только низший, раб.

А шестисот реалов разве мало?

Ты тратишься на карты и на баб,

Расшвыриваешь сотни как попало,

Соришь деньгами для бесчестных дел,

Так что ж на дело чести пожалел?

На то ли, дон Алонсо, да, на то ли

У нас один отец, одна и мать,

Чтоб жил ты в неге, в роскоши и холе,

Ни в чем себе не мысля отказать,

А я бы жил подобно нищей голи,

В такой нужде, что стыдно рассказать,

И одевался б у родного братца,

Как конюх твой не стал бы одеваться?

Шестьсот реалов — разве не смешно?

Оставь себе такое подаянье!

Я стал солдатом, это решено,

Так дай же мне на обмундированье.

Да, нищета и наглость — заодно!

Отдайте им все ваше состоянье!

Пошел отсюда, жалкий ты бродяга,

Не то тебя моя проучит шпага!

Оставьте шпагу, он ваш брат!

Он плут!

Ты что хитришь?

Как справиться с тираном?

Ты шпагу брось, при чем оружье тут?

Иль берегись — не будь я дон Хуаном! —

Тебя вот эти руки разорвут.

Я в том клянусь пред этим капитаном.

Пусть видят, кто здесь плут!

Да ты не пьян?

Пусти, Луис, пустите, капитан!

Не отпускайте!

Я убью бродягу!

С ума сошли вы!

Я сказал, убью!

Чем? Голодом? Возможно!

Бросьте шпагу!

Ну так… Я бросил… Брось и ты свою…

И слушай…

Уф! Попали в передрягу!

Я слушать рад, но лишь про смерть твою.

Так сунься впредь — хоть с делом, хоть без дела —

Тебя изрубят слуги.

Это смело!

Не смей переступать за мой порог!

Мне легче голодать…

Так вот, попробуй!

…чем снова получить такой урок.

Взгляни в глаза мне, варвар меднолобый!

За тем я и пришел, но видит бог:

Чем был я встречен? Ненавистью, злобой…

Так будь здоров! Господь вознаградит

Меня за унижение и стыд.

Довольно вам!

Я этого нахала

На виселице видеть был бы рад.

Ну, кончено, идем!

Вам легче стало?

Да, легче.

Но карман-то пустоват,

И ничего туда не перепало?

Зато низвергнул деспота солдат.

А что в обед?

В обед поспать приляжем

И злой судьбе два кукиша покажем.

Идет! Тут есть одна бабенка близко.

Она в меня немножко влюблена

И приютит нас. Никакого риска!

Ну хорошо, Эрман, но кроме сна…

А чтобы супу нам досталась миска,

Так я работать буду дотемна

Поденщиком — не много и не мало,

А в день двоим нам хватит три реала.

Вот я тружусь, не покладая рук,

А деньги в дом — вы счет ведете строгий…

Нет лучше брата, чем хороший друг!

Что вы, сеньор!

Не дашь обнять мне ноги.

Так руку дай!

С чего вы это вдруг?

Я тоже легкой не ищу дороги

И хорошо могу работать сам,

А все, что заработал, — пополам.

Но что вы делать можете?

Умею

Изготовлять цветы: и бледный дрок,

И розмарин, и розу, и лилею,

И гиацинт, и синий василек.

Пойдем же, друг мой, купим шелку, клею,

Чтобы начать сегодня же я мог.

Моя сестра великий мастер в этом.

Я обучился всем ее секретам

И сделаю теперь любой цветок,

А ты их будешь продавать повсюду.

И в том спасенья нашего залог.

Моим цветам дивятся все, как чуду.

Я дивный сад создам, и правый бог

Поможет мне, покуда жив я буду.

А ты, Эрман, не пропадешь со мной.

Искусству все доступно под луной.

Ну сколько раз предупреждать!

Продул четыре сотни в кости!

Вам не везет, а вы опять?

Хотя б вы лопнули от злости,

Насильем тут никак не взять.

Что образумить вас способно?

Ну, обыграл — что из того?

Удачу вашу встретят злобно

И заподозрят плутовство.

Игра поэзии подобна,

В ней также все наоборот,

И кто состряпать оду тщится

Иль от костей богатства ждет,

Пускай не слишком горячится:

Азарт к успеху не ведет.

Уж лучше в Грао съездить было.

Но ставка выросла, Луис!

Все началось ведь очень мило.

Могли мы ждать такой сюрприз?

Ох, как мне это все постыло!

А горе в том, что я хотел

Лисарде сделать подношенье.

Да, Леонардо всех поддел.

Друзья мои! Прошу прощенья:

Нас дамы ждут и угощенье.

А пища в горло лезет вам,

Когда вы все продули разом?

Иль вы проигрывать друзьям

Готовы, не моргнувши глазом?

Везите к черту этих дам

И скиньте в море.

Как сурово!

Но я исполню ваш приказ:

Нимф этих больше нет!

Два слова!

Я не задерживаю вас?

Нет, вы нужны мне.

Для другого?

Тогда скажите, для чего?

Да вот, вопрос моей женитьбы…

Так, сгоряча, решать его?

А что?

Да вас не рассердить бы!

И что за польза от того?

Когда женюсь, я дам обет:

Пошлю я к черту карты эти.

Да, если в клятвах толку нет,

То лучше средства нет на свете:

Придет жена — и дети вслед.

Зачем пришли вы, непонятно:

Развлечь меня или дразнить?

Нет, что вы! Просто мне приятно

Женатым вас вообразить,

С двумя детьми.

Невероятно!

И все ж я верю: этот брак

Концом моих безумий будет,

Он к цели мой направит шаг,

Меня серьезным стать принудит.

Да, дон Франсиско, это так,

Я от Костансы жду ответа.

Пойдите к ней, я вас прошу.

Я рад вам услужить. Спешу.

Для вас хотя бы на край света!

Всевышний вам воздаст за это,

А впредь клянусь вам не играть,

И пусть меня утащат черти,

Коль сяду с кем-нибудь опять.

Об этой клятве вплоть до смерти

Я буду вам напоминать.

Один остряк сказал на случай,

Когда проигрывал другой,

Что проигрыш бывает лучшей

Проверкой мужества, чем бой.

Хоть человек он был колючий,

Но видно сразу — не игрок.

Ну кто ж проигрывал спокойно?

Никто. Но пусть враждебен рок,

Умей держать себя достойно.

Как видно, так устроил бог:

Нет общей истины для мира,

Иное каждый видит в ней.

Пойдемте в лавку ювелира.

Я отыскал пять-шесть камней,

Средь них алмаз и два сапфира.

А клятва? Вы клялись, сеньор,

Что ад разверзнется под вами.

Но это праздный разговор.

Так вы играете словами?

Ах, дон Луис, ну что за вздор?

Спросите у людей ученых:

Быстрей не тает снег в костре,

Чем тают клятвы всех влюбленных

И неудачников в игре.

Ах, это вы! Я очень рада.

А я хотела к вам идти.

Но долг — за мной. Вы по пути?

Вам долг отдать графине надо.

Она решила, что должны

Мы обе к вам зайти сначала.

Мне утром Селия сказала,

Что чем-то вы огорчены,

И вот я вас развлечь решила.

Да — и попутно как-нибудь

В чужую душу заглянуть.

Вас любопытство не душило?

О, вы лукавите!

И как!

Откройте нам: что вас тревожит?

Смеяться над любовью может

Лишь негодяй или дурак.

И если от своих подруг

Сердечный жар таить мы станем,

То чем займем и как протянем

Унылый день, пустой досуг?

Ведь не заходят к нам мужчины,

И мы живем всегда одни.

А для чего нужны они?

Мы видим только их личины —

Их внешний лоск, и я сама

Берусь вам заменить любого.

Любой из нас?

Я быть готова

От вас обеих без ума,—

Ведь в этом все мужчины схожи.

Где та, кто, милого любя,

Могла б у милого себя

Считать единственной?

И все же

Могу назвать вам одного.

Кто ж это?

Имя вам не ново.

Не дон Хуан ли? Но второго

Нет даже платья у него.

Так в чем к другой являться даме?

Вот у него и нет второй.

А не смешно ли вам порой

Глядеть, как ходит он за вами?

Смешно? Конечно, спору нет.

И все смеются без стесненья,

Когда и в праздник воскресенья

Он в то же рубище одет.

Но чудный выход он нашел:

На нем теперь камзол атласный,

И с виду франт он первоклассный,

Хоть на поверку просто гол.

Кричит цветочник.

Вот как раз!

Эй, кто там? Живо за цветами!

Я здесь, графиня, перед вами.

Скорей!

Бегу!

Теперь от вас

Я жду подарка: вы букет

Должны мне поднести отменный.

То будет повод несомненный,

Чтоб вам отменный дать обед.

Гостеприимство хоть куда!

Так вы ограбить нас решили?

Мы с ней не знали, что спешили

В разбойничий притон.

Сюда!

Вот этот человек с цветами.

Сейчас продашь им все сполна.

Но говори-ка, старина,

Ей «ваша светлость» — этой даме.

Куда меня занес творец!

Скорее бы удрать отсюда…

Не думал я, что в этом доме

Находится сама графиня.

Или сбежать? Боюсь, не выйдет.

Куда же он уходит?

Стой!

Да почему ты засмущался?

И закрывается, глядите!

Друг мой! Мне совестно.

Что с ним?

Эй! Добрый человек, постой-ка!

А для чего стоять?

Да что ты

Стесняешься? Дай нам цветы.

В каком саду растут такие?

Ох, если бы я птицей был!

Графиня! Я могу поклясться,

Что он у дон Хуана служит.

Смотрите: все цветы — из шелка!

А не задумано ли это,

Чтобы со мной поговорить?

Он так застенчив! Непохоже.

Хуан его прогнал, как видно,

И он к цветочнице нанялся.

Ну что ж, обед у дон Хуана

Всегда от случая зависит,

И я беднягу не виню.

А может быть, с таким слугой

Хуан расстался поневоле.

Вам не монахиня, Эрман,

Так чудно делает цветы?

Пусть ей господь пошлет удачу.

Не могут выглядеть прелестней

И настоящие цветы.

Да, эти только что не пахнут.

Но почему же ты молчишь?

Скажи нам что-нибудь.

Сеньора!

Я думал, как вас обмануть,

И потому молчал, но если

Язык для правды развяжу я,

То попрошу у вас минутку

Внимания. Сегодня утром

Жестокосердный дон Алонсо

Надменно, с грубой, злобной бранью

Из дома выгнал дон Хуана,

И если б не был дон Хуан

Так терпелив, вообразите,

Что было б! Для него жилье

Нашел я у одной старушки,

Которая меня вскормила

И вырастила. Дон Хуан

В ее лачуге поселился,

И я сказал ему, что если

Удастся мне, то нас обоих

Я прокормлю, а если нет,

Мы из Валенсии уедем.

Когда же он спросил, чем мог бы

Я заработать, я сказал,

Что мог бы хоть чернорабочим

Наняться там, где строят дом,

И подносить кирпич иль камень.

А он сказал, что это глупо,

Что надо нам купить лишь клею,

Да листьев тутовых, да шелку,

И он прекрасно будет делать

Из них цветы. Мы все купили,

И, видите, он начал с этих,

А я пошел их продавать.

Но я сюда и не вошел бы,

Знай я, что здесь моя сеньора

Графиня, что она узнает,

Как стал я продавцом цветов.

Дай вам господь такого счастья,

Мои прекрасные сеньоры,

Чтоб с вашей юной красотой

Соперничало счастье ваше.

Но вы ни в шутку, ни всерьез

Не говорите дон Хуану,

Что видели меня с цветами,

Иль от кого-нибудь узнали,

Что стал он этим заниматься,

Не то он оторвет мне ноги.

Чем он несчастней и беднее,

Тем больше ценит честь свою.

И если этих объяснений

Для вас достаточно, сеньоры,

Позвольте мне уйти отсюда.

Я весь дрожу.

Нет, подожди.

Мне жаль его.

Но как жесток

Наш рыцарственный дон Алонсо!

Ужасно! Нет, не отвечайте

Ему любовью!

Ну, сеньоры,

Давайте покупать цветы.

Ты подойди сюда с корзиной.

Я все эскудо отдаю

И забираю все фиалки.

А я все лилии.

А я

Беру себе все остальные

Цветы, — возьмите их, Дуранго.

Эрман! Вот деньги. Нет сомненья,

Когда б их не убила стужа,

Цветы подобные могли бы

Иные принести плоды.

Сто раз целую ваши руки.

Когда он сделает еще,

Ты принеси, я все возьму их,

И мы посмотрим, не цветет ли

Средь них хоть малая надежда.

Дай господи, чтоб это было

Нам…

Что, сеньора?

Ты скажи:

Цветы, мол, так похожи были

На настоящие, живые,

Что обманулась и пчела.

Я ухожу, полубезумный

От радости, мои сеньоры.

И пусть всевидящее небо

За вашу доброту и ласку

Пошлет вам больше лет счастливых,

Чем букв у вас во всех гербах.

Вам стало грустно?

Я сердита.

У дон Алонсо нет стыда.

Будь я мужчиной…

Что тогда?

Я вам сказала бы открыто,

Что притеснителя убью,

Когда бы я вас не жалела.

Убейте, мне-то что за дело?

Я это право вам даю.

Я шел сюда без разрешенья

К той, кто должна мне дать его,

Но ведь не станут гнать того,

Кто послан сделать предложенье?

Я к ней пришел услышать «да»,—

Конечно, если понят ею.

Вас поняли, я думать смею,—

И вот что: нет и никогда!

Но тот, кем послан я, по праву

Достоин «да».

Такого нет.

Такой один на целый свет,

Он вам, а вы ему по нраву,

И вас он о свиданье просит,

Чтобы супругой вас назвать.

Супругой? Можете сказать:

Пусть он и мысль об этом бросит.

Я не товар, чтоб он дружка

Послал, купил — и горя мало.

А вы подумайте сначала,

Не говорите «нет» пока.

Для «да» побольше думать надо.

«Да» — это плен, и навсегда.

«Нет» — это «нет». А скажешь «да»,—

Пиши, хоть рада, хоть не рада.

Я так ему и передам.

И вы окажете мне милость.

Храни вас бог.

Отговорилась.

Сто тысяч поздравлений вам.

Люблю служить вам.

Это мило,

Но я вам также.

Стол накрыт.

Инес, приняв веселый вид,

Тоску вином залить решила.

Простите, если в чем изъян,—

Служанки стол накрыли сами.

Я жажду поделиться с вами,

Как трогателен дон Хуан.

Когда б тебе я не был так обязан,

Я б задушил тебя. С ума сошел!

Ты рассказал графине, что для денег

Я занимаюсь делом слабых женщин?

Сеньор! Когда б вы знали, как мне тяжко!

Но бог свидетель, я не звездочет:

Что быть должно, не знаю наперед,

И я не мог предвидеть, что графиня

Как раз придет в тот самый час к Инес.

Ах бестолковый! Мало, что ль, тебе,

Что это дом Инес?

Но если должен

Я прятаться от всех знакомых женщин,

Кому тогда мне продавать цветы?

Будь прокляты они! Хоть неживые,

Они плоды несчастья мне приносят.

Из шелка и холста, из листьев тута

Я вырастил прекрасные цветы,

Но страшный урожай они мне дали:

Таятся в каждом семечке печали,

И слышу я насмешки всех знакомых.

Таким румянцем роза не горит,

Каким лицо мне обжигает стыд.

Я не тебя — судьбу виню в позоре.

Посеять шелк, пожать такое горе!

Но ничего! Ты вовремя как раз

Пришел с деньгами — мы теперь уедем.

Уедем, друг! Валенсия, прощай,

Прощай, моя осмеянная честность!

А хочешь ехать прямо в Гент со мной?

Тебя он встретит огненной стеной,—

Не сгинешь в море, так сгоришь в огне.

Но что нам думать о последнем дне!

Вы в Гент, сеньор?

Могу ль, стыдом покрытый,

Явиться пред графиней Ипполитой?

Насмешки женщин — это острый нож,

А я смешон в моем отрепье старом.

Вы будете богаче, чем ваш брат.

Графиня ведь сказала мне недаром,

Что расцветет надеждою ваш сад.

Мой сад — плетенка с шелковым товаром.

Надежды нет! Но если на двоих

Нам хватит денег, этих и твоих,

Оденемся сейчас же — и в солдаты!

А если нет — за пояс тесаки,

И расфрантимся, будто мы богаты:

Плюмажи, ленты, пестрые чулки!

А не сыграть ли в кости?

Да могу ли

Я выиграть? Мне даже слушать страшно.

Но ведь Фортуна — баба, и она

Тому, кто смел, покорна и верна.

Она мне так ответила.

Как только

Судьба пришла в дурное настроенье,

Она не остановится, Франсиско,

Покуда не покончит с человеком.

Ваш брат!

Чего ж ты испугался? Площадь

Не дом его.

И все же было б лучше,

Когда б везде его вы обходили,—

Оно благоразумней.

Я уйду,

Чтобы купить все нужное к отъезду.

Но знай: я не боюсь и не бегу.

Лицо не стоит открывать врагу.

Да, это удивительный отказ,

Мне о таком и слышать не случалось.

Пропало все, я все утратил разом.

Мне кажется, что я теряю разум.

Клянусь, хоть разговор происходил

В присутствии графини, я с Костансой

Держался так свободно, будто вовсе

И не со знатной дамой говорил.

Судьба враждебна всем моим усильям.

Чего мне ждать, когда и здесь отказ?

Последний луч надежды с ним угас.

Женясь на ней, я стал бы вновь богат,

Но потерял я свой бесценный клад.

Вчера любила, нынче разлюбила,—

Чья клевета ее любовь убила?

Вы думаете, нет у вас врагов?

Врагов? Но кто?

Любой ваш друг таков.

Мой друг любой?

Да, все друзья — враги.

Едва пиры, подарки, приглашенья,

Благодеянья — все пришло к концу,

И денег нет, как узнаешь, что был

Твой лучший друг последним лицемером.

Мои несчастья могут быть примером.

Я не хочу ни слышать их, ни видеть,

Чтоб не наделать глупостей опять.

Уеду из Валенсии, как только

Появится малейшая возможность.

Теперь необходима осторожность.

Куда вы смотрите, сеньор?

Вон там графиня де ла Флор,

Инес, Костанса, ваша дама,—

Скажите наконец ей прямо.

Вас ждет приятный разговор.

Они оставили карету

И помолиться в храм идут.

Забавник ты!

Да что уж тут!

Ведь вы жених, так вольность эту

Простит вам строгий дамский суд.

Вперед! Графиня вам поможет.

Молчи, Отавьо! Не теперь,

Когда обида сердце гложет.

Твоя Костанса — лютый зверь,

И кто, скажи, помочь мне может,

Когда я получил отказ?

Моя погибель неизбежна!

А до того за день, за час

В глаза глядела мне так нежно!

Сеньор! Не обманули вас?

Все это верно?

Верно ль это?

Как злополучие мое.

Увы, не нахожу ответа.

Я кину всех: тебя, ее,

Дом, где привычкой все согрето.

А слуги пусть идут искать

Себе хозяина другого,—

Мне больше нечего им дать.

Сеньор, сеньор! Одно лишь слово!

Чего от женщины и ждать,

А я — я ждал, глупец несчастный!

Да что с ним, дон Франсиско?

С ним?

Он жил надеждою прекрасной

Наследством овладеть чужим.

И что ж, отказ?

Довольно ясный.

Хотя и не совсем отказ,

А просто ляпнула со злости.

Паршиво, скажем без прикрас!

Ах карты, женщины и кости!

К чему они приводят нас?

Поедем к морю?

Небо мглится,

И море нынче не для дам.

Но не всегда же веселиться,—

Куда бы лучше в божий храм!

Ну что, Костанса, больше вам

Его уловки не опасны?

Вы дали правильный ответ.

Да, это верное решенье,

А за ошибку юных лет

Да ниспошлет мне бог прощенье.

Бал завтра будет или нет?

Вы не слыхали, ваша милость?

Нет, ничего не говорят.

Я наконец бы облачилась

В кастильский бальный мой наряд.

Дуранго! Вам не приходилось

Об этом слышать? Будет бал?

Нет, ничего я не слыхал.

Но ваши все балы и море,—

Клянусь, от них мне просто горе:

Всю ночь я напролет чихал.

Приходишь с бала в три, в четыре —

Нет! Хуже нет занятья в мире!

У вас жена есть?

Есть жена.

Ревнуете?

Мне незнакомо

Такое слово.

А она

Красива, — я ее видала.

И молода…

Я верю мало,

Что с ревностью он незнаком.

Хоть я и стар, но с огоньком,

И время мне врагом не стало.

Но вам, наверно, тыща лет?

Я Ноя все-таки моложе.[100]

Тогда и вы ревнивы.

Нет.

Но это странно.

Да кого же

Мне ревновать и почему?

Нет верных женщин.

Справедливо.

Но если так любая лжива,

Спасенье чести и уму

В одном лишь том, чтоб никому

Не открывать, что нас тревожит.

Но объясните наконец:

Неужто муж проверить может,

Когда его сомненье гложет,

Что он — своих детей отец?

Об этом случай презабавный

Недавно рассказали мне.

Жил-был в какой-то стороне

Крестьянин, мужичок исправный.

Не верил он своей жене.

Она была любвеобильна

И приносила каждый год

Ему новехонький приплод.

Бедняга так страдает сильно,

Что в горло пища не идет,

И сон пропал, — житья не стало.

Так он, жену свою любя,

Велит кастрировать себя.

Зачем?

Деревня донимала

Его насмешками, и он

Решил, что нос им всем натянет:

Жена рожать уже не станет,

И брак их будет обелен.

Проверка слишком дорогая.

Зато она спасла их брак.

А вы бы поступили так?

Со мной история другая:

Я верю в честный нрав жены

И оттого живу беспечно.

Беспечность вам к лицу, конечно,

Но только если вы больны.

Он здесь велел его дождаться.

Осталось только с кем-нибудь

Договориться, чтоб в Винарос

Нас отвезли на лошадях[101]

Еще сегодня. Там, в порту,

Несчастья наши примет море.

Ведь море — станция страдальцев,

Пускающихся в дальний путь.

То не Эрман?

Да, он.

Эрман!

Куда ты в этом облаченье?

На этот раз, моя графиня,

Я не боюсь расспросов ваших.

Я, как-никак, хоть не наряден,

А все-таки одет солдатом.

Но почему же?

Дон Хуану

Вконец, как видно, надоело

Нуждаться и терпеть жестокость

Родного брата. Он увидел,

Что денег больше не получит,

Уже хотя бы потому,

Что дон Алонсо на попойки,

На карты, на друзей и женщин

Растратил все свое наследство

И, оказавшись в положенье

Похуже нашего, уволил

Всех слуг. Так вот мы с дон Хуаном

Во Фландрию решили ехать.

На золото, что вы нам дали

За те цветы, мы с ним купили

Себе солдатскую одежду,

И он велел мне сговориться

С хозяином, который может

На лошадях нас в порт доставить.

Так дон Хуан сегодня едет?

Графиня! Как вы побледнели!

Да, признаюсь, мне очень жаль.

Порасспрошу слугу подробней.

Эрман! Так твой хозяин принял

Решенье ехать прямо в Гент?

Что может он еще придумать?

Не лучше ли, чтоб сразу пуля

Пресекла все его несчастья

И чтоб его похоронили

В чужой земле, чем, так нуждаясь,

Влачить свой жалкий век в отчизне

И мастерить цветы из шелка

Не для весенних игр, а только

Для пропитания?

Творящий

Бесплодные цветы не может

Считаться плодородным полем.

Я не скажу, чтоб он уехал,

И не скажу, чтоб он остался.

Но если человек достойный

Зажегся благородной мыслью

И следовать решил ей смело,

Так пусть умрет, но не отступит.

В делах любви — как на войне:

Когда ты окружен врагами

И с честью отступить не можешь —

Умри, сражаясь, и довольно!

Еще два слова я скажу.

Я слушаю, моя сеньора.

«Кто отступил трусливо, тот

Удачи пусть ни в чем не ждет».

Идем, Костанса.

Я сеньору

Все передам, что вы сказали.

Ну как?

Во мне и злость и страсть.

Вы влюблены, к чему тут шутки?

Я влюблена?

Но я-то вижу.

В такого бедняка!

И что же?

Его прекрасней нет на свете.

Да вы смеетесь!

Нет, вы сами,

Графиня, выдали себя:

Кто любит, тот всегда готов

Доказывать, что он не любит.

Как? Это вы, сеньор?

Да, я.

Так что же к ней не подошли вы?

Я, глядя издали, дрожал.

В лохмотьях, нищий, вы решались

За нею следовать, чего же

Теперь, когда в одежде новой

Вы стали писаным красавцем,

Таким осанистым и статным,—

Ну почему теперь вам страшно

К ней подойти?

Я потерять

Ее боюсь. При этой мысли

Язык немеет у меня

И подгибаются колени.

Вы никогда бы не могли

Так смело говорить с графиней,

Как вот сейчас.

Но почему же?

Я только что ей рассказал,

Что вы готовитесь к отъезду.

Она поникла, как цветок,

Лишенный солнца, и велела

Вам передать, что если кто-то,

Исполнясь честных побуждений,

Задумал доблестное дело,

Так пусть умрет, но не отступит,

И что в любви — как на войне:

Кто с честью отступить не может,

Тот лучше пусть умрет в бою.

Потом добавила… Очнитесь!

Я слушаю тебя, Эрман.

«Кто отступил трусливо, тот

Ни в чем удачи пусть не ждет».

Так что ты думаешь об этом?

Графиня хочет, чтобы вы

Остались тут, так сильно хочет,

Что и слепой в ее глазах

Прочел бы это.

Чудеса!

Графиня де ла Флор?

Поверьте!

А что касается до ваших

Цветов, сеньор, она сказала,

Что вы — бесплодная земля.

Но если женщина так скажет,

То стоит ждать хоть сотню лет.

И я советую хотя бы

Отсрочить наш отъезд: а вдруг

Она решится на признанье?

Любовь исполнена обманов.

Но если прав великий Данте,

Что всемогущая любовь

Любимому простить не может,

Когда он холоден к тому,

Кто любит; если прав Петрарка,

В божественных стихах сказавший,

Что нет под солнцем существа,

Нет сердца, будь оно из бронзы

Или из мрамора, в котором

Своей мольбой и постоянством

Любовь не вызовет ответа,[102] —

Тогда и ты мне, Ипполита,

Моя красавица, ответишь.

Какое это было б счастье!

Ведь ты сама прекрасно знаешь,

Как часто утреннее солнце

Встречал я грустный, обожженный

И холодом ночным и злобой

Соперников! Но под окно

Твое я приходил, стремясь

За золотою колесницей

Светила моего, чей пламень

Я славлю, как огнепоклонник.

И, может быть, мне помогли

Моя любовь и униженье.

Амур не смотрит на богатство,[103] —

Его нагим изображают.

И я останусь. То, что начал,

Я буду продолжать упорно,

Пока ты мне сама не скажешь,

Что я тебе своей любовью

Наскучил.

Как приятно слушать!

И вы б отлично поступили,

Сказав солдатскому мундиру:

«Прощай!» Клянусь: объятья вашей

Сеньоры лучше всякой славы.

Надеюсь, друг Эрман…

Час добрый!

На что?

Увидеть, как бедняк

С богатым поменялся местом.

Вы в экипаже заскучали?

Пешком, пожалуй, веселей.

Вчера сидели средь гостей

Вы словно статуя печали.

Нет, я задумчива была.

Но в столь блестящей ассамблее

Ваш дон Хуан был всех милее.

Ну вот!

Когда же я лгала!

Он, все богатства затмевая,

Блистал и в бедности самой.

Такой бедняк — избранник мой!

К лицу ли мне любовь такая?

Стыда в ней никакого нет,—

Я в том клянусь вам, Ипполита.

А мне не по себе. Но вы-то,

Вы мне могли бы дать совет?

А что?

Хочу представить я,

Какой покажется — разумной

Или, наоборот, безумной —

Для посторонних мысль моя.

Чего я жажду для того,

Чтоб не стесняться дон Хуана?

Мне было б нужно, как ни странно,

Хоть раз услышать речь его.

Ну, вашим требованьям он,

Быть может, не совсем ответит,

Но каждый, кто Хуана встретит,

Всегда бывает им пленен.

Вот он! Накройтесь, ради бога!

Заговорите с ним!

А вот

Эрман, его слуга, идет.

Ну что ж, поговорим немного.

Не день мы ходим и не два —

Вот так, солдатами одеты.

Да, слишком явные приметы,

О нас уже идет молва.

Вчера маркиз какой-то вдруг —

Из этих, брызжущих слюною,—

Сказал, когда вы шли со мною:

«Чьи перья нацепил индюк?»

Да, больше дня ходить в одном

Дорожном платье неприлично.

А что, смеются? И отлично!

Один знакомый мой в таком

Ходил два месяца упрямо.

Ему бы отдал я поклон:

С приездом, мол! А кто же он?

Сеньор, сеньор! Какая дама!

И как одета!

Плащ хорош.

Пред вами… гм!.. она закрылась.

Да!

Кавальеро!

Ваша милость —

Меня?

А кавальеро кто ж?

Когда судить по кошелькам,

Таких здесь нет.

Но так красивы,

И что ж, при этом столь бедны вы?

К лицу ль витиеватость вам?

Ну да, я беден.

Почему же?

Я объясню.

Желаю впредь

Вам час от часу богатеть.

Чем я достойней, тем мне хуже!

Богатство не идет как раз

К тем, у кого достоинств много.

Ведь все достоинства — от бога,

А деньги — от судьбы у нас.

Судьба — случайность, ну, а бог —

Вы сами знаете отлично.

Умен. Не правда ль?

Безгранично!

Кто лучше бы ответить мог?

И вмиг нашелся!

Не напрасно

Его хотела слышать я.

Ваш путь далек?

Тропа моя

Крута, быть может, но прекрасна.

Куда же вы?

За солнцем вслед.

В уме ли вы?

Как? Я в уме ли?

Вы, значит, были бы у цели,

Догнав бегущий солнца свет?

Его немыслимо догнать.

Ловить его — и то блаженство.

Где недоступно совершенство,

Уже восторг — о нем мечтать.

О ком же?

Нет, открыть не смею,

И тут, сеньора, я умолк.

Нам этот плут миланский в долг

Не даст свою галантерею?

Пока здесь нет ее, для нас

Кой-что купить вы не хотите?

А вы нездешние, простите?

До вас не доходил рассказ

О том, как ссорятся два брата?

Но я ни разу никому

Не отказал, а потому

Желанье ваше будет свято,

И мой слуга его сейчас

Попросит очень осторожно

В долг отпустить мне, если можно.

Хотя в Валенсии у нас

Все знают всё, а я вдобавок

Собрался в путь… Но что за вздор!

Эй, Лауренсио! Сеньор!

Он вам отдаст хоть весь прилавок.

Мне вчуже стыдно за него.

Зря попросили вы об этом.

Но я ведь здесь!

По всем приметам.

Сеньор?

Хотя вы ничего…

Он начал в крайне вялом стиле.

Смущен, бедняга.

…не должны…

Но я прошу вас: мне нужны…

Вот эти дамы попросили

(Они приезжие), чтоб нам

Вы дали в долг из вашей лавки

Миланский шелк, тесьму, булавки,

А я клянусь: я вам отдам

Из первых денег…

Хоть из третьих!

Сеньор! Ведь я вас так люблю,

Что даже вице-королю

Не дал бы в долг игрушек этих

С такой охотой.

Каждый рад

Ему помочь.

Ну, говорите:

Что завернуть?

Да заверните

Миланский шелк или брокат.

Хоть сей товар немножко дорог —

Что делать! Раз уж вы ему

Сказали так — быть по сему!

И галунов — локтей хоть сорок.

Минутку!

Нищему — в кредит!

У вас магическая сила.

Лишь позументов я просила,

Но если дон Хуан велит,

Чтоб нам брокат французский дали…

Что просят — дать всегда я рад,

Но мне приятнее стократ

Дать то, о чем и не мечтали.

Вы — не владетельный сеньор,

Как видно, лишь по злобе рока.

Он невзлюбил меня жестоко,

Но мне Фортуна с давних пор

Звезду счастливую сулила

И торный путь.

Но там всегда

Фортуна сдастся без труда,

Где смелость перед ней и сила.

А вы — под капюшоном, — вы,

Скажите, кто же вы-то сами?

Арапка с темными ногами

Иль наша девушка? Увы!

Не будь я нищим и солдатом…

Что вы желали б?

Видеть вас.

Пускай не всю — один хоть глаз!

А вы, сеньор…

Сеньор? Куда там!

Вчера вы не были слугой?

Был. Но зато мои подруги

Так не скупились на услуги,

И у меня был вкус другой:

Получше вас мои-то были,

Хотя и не в шелках.

Мой друг!

Подальше! Я прошу без рук.

Чем так себя вы надушили?

Но нет, не верю я духам.

Коль душишь платье или тело,

То, значит, платье пропотело,

Иль просто пахнешь дурно сам.

Тут всё — товары из Милана,

Всё — высший сорт.

Мы отберем.

Но я просила б вас…

О чем?

О чем? Не брать у дон Хуана,

Считать, что это мой вам долг.

Ах вот что!

Сыграно умело?

Я испытать его хотела.

А кстати, знаете вы толк

В камнях?

Ну как же!

Так возьмите

Мой бриллиант, а деньги я

Пришлю потом.

Но честь моя…

Сеньора! Вы меня поймите!

Мне сделать что-то — что-нибудь,

Что служит к пользе дон Хуана,—

Ценнее всех богатств Милана,

Могу вам в этом присягнуть.

А бриллиант мне ваш не нужен.

Детей, жену ему б я мог

Доверить хоть на долгий срок!

Любых камней, любых жемчужин

Дороже то, чем так богат

Наш дон Хуан, что с ним повсюду —

Его душа. Я не забуду,

Как без наплечников, без лат,

Он вышел драться на турнире.

А чуть военный праздник — кто ж

На состязаньях так хорош?

Второго нет такого в мире!

Но я, как сват, его хвалю,

А в похвалах потребна мера.

Пойду!

Два слова, кавальеро!

Откроюсь вам: я вас люблю.

Вы так учтивы, так прекрасны!

Нельзя ль увидеть ночью вас?

Увы! Простите за отказ,

Но вы взялись за труд напрасный.

Моя сеньора — божество,

Я оскорбить ее не смею.

Какая верность! Я краснею.

А может, это оттого,

Что он узнал вас?

Я сама бы…

Нет, он смутился бы тогда.

Сеньор! Какая в том беда?

Нет, аргументы ваши слабы.

Ведь если о графине речь,

То к ней — когда весь мир не бредит —

Маркиз сицилианский едет.

Я вас хочу предостеречь:

Они помолвлены.

И что же?

Я ей не пара все равно,

Но мне она — так суждено! —

Всех женщин на земле дороже.

А если ваша дама вам

Кой-что мне передать велела?

Ах так? Тогда другое дело!

Куда ж прийти? К каким часам?

Сегодня в десять у сеньоры

Инес, — войдете через сад.

Я вам служить безмерно рад.

Они уходят!

Больно скоры!

Вы знаете, в чем дело?

Нет.

Послушайте!

Я жду, сеньора.

Чтоб мы не слышали укора,

За нами не ходите вслед.

Коль в эту сторону пошли вы,

Мы в ту направимся тотчас.

Я в восхищении от вас,

Вы так любезны, так учтивы!

Таких речей я до сих пор

Не слышал от моей богини.

Но от кого же?

От графини.

Иду. До вечера, сеньор!

Хотя я восхищался Барселоной,

Валенсия понравилась мне тоже.

Прекрасный город! Только я хотел бы.

Чтоб вы, сеньор, приехали одетым

Наряднее. Здесь очень много важных

Сеньоров, кавальеро, и нередко

Они в вопросах чести — Александры.[104]

Достаточно, что сам я — Алессандро.

Одетым лучше я не мог приехать,

Когда пришлось уехать налегке.

Затем, графиня мне уж не писала

Четыре с лишним месяца, и мне бы

Прослыть надутым франтом не хотелось.

Ведь уезжать-то, может быть, придется

Несолоно хлебавши.

Ваша милость,

Конечно, правы, если вы хотите

Казаться скромным до тех пор, покуда

Не знаете, что чувствует графиня.

Прошу вас, если вам она любезна,

Откройте тайну: кто сеньора эта?

Сейчас тебе скажу. Веспасиано

Гонзага, бывший вице-королем

Валенсии,[105] призвал к себе когда-то

Ее отца и мать — свою родню.

Графиня здесь и родилась. Ей было

Пять лет, когда родители скончались.

Ее определили в монастырь

Саидия[106] — один из самых славных

В Испании. Она оттуда вышла,

Чтоб выйти замуж. Но, явившись миру

Богатою наследницей, графиня

Придирчивой невестой оказалась

И, отвергая лучших претендентов,

Пока ни с кем не сочеталась браком.

Так, значит, это счастье сохранилось

Для Алессандро?

Я еще не знаю,

Но слугам всем велите приодеться.

А я похлопочу о разрешенье

Сегодня же увидеться с графиней.

Мы не испортим общий вид.

Я стану

Счастливейшим из смертных при удаче.

Нет женщины красивей и богаче!

Мне ваша доброта знакома,

И оттого решилась я.

Но вы здесь госпожа моя

И для меня — хозяйка дома.

Луна зашла. В такую ночь

Вы можете сыграть служанок.

Сегодня хмуро спозаранок,

И звезды нам хотят помочь.

Сыграть? Мы разве вам не служим?

Тут комплименты не нужны.

Вы сильно им увлечены!

Как будущим законным мужем.

Я бедняка ввожу в свой дом,

Но до того, как свадьбу править,

Я испытать его должна ведь,

Чтоб не раскаяться потом.

К нам сплетня в скважину, в оконце,

В щель пролезает без труда.

Так ночь вас будет сватать?

Да,

Но за сияющее солнце.

Тут кавальеро к вам.

Пока

Уйдите.

Где же эта дама?

Кто вы?

Вопрос поставлен прямо.

Мы — кавальеро и слуга.

Она вас ждет там, у жасмина.

А мне что делать? Охранять?

А ты вот на скамейку сядь

И побеседуй с нами чинно.

Ох, горько мне!

Кто здесь?

Я тот,

Кто уж не знает, вы ли это

Или не вы.

Но есть примета,—

К чему ж сомненье вас гнетет?

Я женщина — и вас люблю я.

А я — я просто человек,

И признак мой — что прожил век,

Не убивая, не воруя.

Тут хватит места для двоих?

Да. Можно говорить свободно.

Но что ж услышать вам угодно?

Десяток истин прописных?

Ни прописным, ни новомодным

Я не училась, видит бог,

Но старый наш цветистый слог

Считаю скучным и холодным.

Как раз у молодых людей

Вошла витиеватость в моду,

И вкусу новому в угоду

Все выражаются пышней.[107]

Я ненавижу их манеру,

Их важность, их надменный тон.

Лишь тот, кто истинно умен,

Блюсти во всем умеет меру.

В нем сдержанность — бесценный дар.

А вы — такой?

Я глуп, как видно,

И мне признаться даже стыдно,

Что избежал я ваших чар.

Но если б не было графини,

Клянусь, я вас бы полюбил.

Весь облик ваш так прост и мил!

В своей безмерной благостыне

Вас наградит сторицей бог.

А что бы вы, сеньор, сказали,

Когда б во мне ее узнали?

Я слова б вымолвить не мог.

Ну так чего бы вы хотели?

Ей сердце, жизнь мою отдать!

Дай бог вам эту благодать.

А что ж помехой? В самом деле,

Вы лишь открыться ей должны,

Графиня вас бы полюбила.

Меня?

Вас.

Это очень мило,

Сеньора, с вашей стороны,

Но, честно говоря, едва ли.

О, как добра, чиста, нежна,

Умна, приветлива она!

Когда б ее вы увидали,

Вам стало б жаль, — я присягну,

Что родились вы не мужчиной.

Я слышала рассказ старинный

О волке, вывшем на луну.

Тот волк — не вы?

А я заметил,

Что вы смеетесь надо мной.

Но, соблазняемый луной,

Эндимион ей не ответил.[108]

Легенда может и солгать!

А впрочем, вера вам поможет.

Ведь долго женщина не может

Любовь и верность отвергать.

Благодарю вас за совет.

А ей ведь повезло на диво:

И не умна и некрасива!

Я ухожу.

Останьтесь!

Нет!

Иль вы поссориться хотите?

На что мне слушать всякий вздор!

Я признаю лишь разговор

О бесподобной Ипполите.

Вас нищета с ума свела.

Я был — клянусь моею кровью —

От нищеты спасен любовью,

Она богатство мне дала.

Эх! Отдохнем-ка пять минут,—

Хоть на скамье, коль нет лежанки.

Вы тут — хозяйкины служанки?

Как вы — слуга хозяйский тут.

А как зовут вас?

Донья Львица.

Ой, ой! Уже растерзан я!

А вас как звать?

Донья Змея.

Всевышний! Надо ж умудриться!

Я так была наречена.

А я подумал: вот поди ты,

Смеются, видно, сеньориты,—

Кто дал им эти имена?

А впрочем, увидав ваш дом,

Я мог бы об заклад побиться,

Что имя — донья Дьяволица

Той, кто хозяйничает в нем.

Да, верно. Как вы угадали?

А как тут обстоит с едой?

Питают хлебом и водой?

Но змеи и людей едали,—

Я тут не стану пищей змей?

Зачем вы посредине сели?

Затем, что я не очень в теле,

И между вами мне теплей.

Прижмитесь, дайте мне средь шелка

И золота побыть хоть раз.

Пусть бык прижмет покрепче вас!

Не налегайте, я не телка!

Скромнее будьте!

Так скромны

Мои соседки?

Бог свидетель,

Они сплошная добродетель.

Нет, сядьте с этой стороны.

Вы слишком обнаглели.

Сроду

Я так приятно не лежал.

Не плюйтесь, вы!

Какой нахал!

К лицу ль такая прыть уроду?

Когда налево — мягкий бок,

Направо — жирненькая ляжка,

Не шевелиться — очень тяжко,

И кто бы тут сдержаться мог?

Вы тут, сеньора? Еле-еле

Вас разыскал. Но ведь такой,

Простите, случай-то!

Какой?

Как вы прийти сюда посмели?

Да дело в том, что, говорят,

Маркиз, супруг ваш, нынче прибыл.

Что, мой супруг?

Да, так я слышал.

Нет у меня супруга, кроме

Сеньора дон Хуана!

Право?

Что там случилось?

Из Палермо

Маркиз приехал к нам жениться.

Но почему я вдруг, сеньора,

Супругом вашим должен стать?

Я шел к вам не своей охотой,

Не из любви к вам, и… простите,

Но это — недоразуменье.

Да, верно, и при том — большое!

Но я — графиня.

Кто?

Графиня.

И не хочу я ни маркизов,

Ни разных герцогов, ни графов.

Мне нужен бедный, но учтивый

И умный, верный кавальеро,

И вы уже — граф де ла Флор.

А я люблю вас так, что нынче

Я поспешила рано утром

К архиепископу и сразу

Благословенье получила,

Чтоб этой ночью нас венчали.

О, как мне вас благодарить,

Моя отважная сеньора?

Могу ль доверить благодарность

Моим опущенным глазам,

Когда их застилают слезы!

Но я клянусь вам: вы найдете

Во мне покорного раба.

Кто любит, кто служить умеет

Своей избраннице, — достоин

За верность и любовь награды.

Но как меня вы не узнали?

Я ослеплен и вас не вижу.

Ну, а меня вы узнаете?

Признаться, узнаю с трудом —

Тут столько света, что не видно.

Костанса, любящая вас

За то, что вас графиня любит!

И я люблю вас, но не знаю.

Насколько заслужила я,

Чтоб вы меня узнали.

Донья

Инес!

Какой же я осел!

Я так облапил их, как будто

Они простые судомойки.

Погиб Эрман! Мои сеньоры!

Простите грешника! Мой разум

Так темен, что не различил

Особ высокого полета.

Как вы со мною обращались,

Эрман!

Меня он опозорил!

Так постараемся, сеньоры,

Чтобы заря нас не застала

За нашим бракосочетаньем.

Сегодня наш судья — любовь,

Пусть приговор ее свершится.

Возможно ли, моя сеньора,

Что я сумел настигнуть солнце?

Настигли! Для достоинств ваших

Я всех отвергла, кто богатство

Мне предлагал. И только этим

Вы мне обязаны.

Я жизнью

Обязан вам.

Теперь пойдемте

Ко мне. Поужинаем вместе

Для большей радости.

Карету!

Сию минуту!

Что ты скажешь?

Что сам всевышний вас сосватал.

А ты мне скажешь «ваша светлость»?

Конечно, вас уже избрали,

Но лучше подождать до церкви,

Чтобы при всех услышать «да».

Меж «д» и «а», когда захочет

Судьба, еще и «нет» вместится.

Кто не страдал — так говорит поэт,—

Тот не достоин счастья. Я другое

Сказать бы мог: тому тяжеле вдвое,

Кто не страдал — и кинут в море бед.

Страдальца горше в целом мире нет,

Чем тот, кто прожил весь свой век в покое

И вдруг узнал то время роковое,

Когда мы в страхе новый ждем рассвет.

Я ни во что не верю, и, как прежде,

Ни в чем опоры нет моей надежде,

А на песке не стану строить вновь.

Конец такой же, каково начало:

Как море в час бушующего шквала,

Изменчивы игра, судьба, любовь.

Зачем вы жалуетесь на судьбу?

Нет ничего противней для того,

Кто пал с вершины счастья своего

И потерял и честь и положенье,

Чем то, что ровней стал ему любой.

И что терпеть он должен это молча…

Без слуг, без состояния, без чести,—

А честь — основа благосостоянья,—

Без платьев, не имея даже денег,

Чтобы влачить хоть нищенскую жизнь.

Что делать мне? Прошу тебя, Отавьо,

Ты больше не высчитывай мне вин.

Кто огорчен, тех огорчать не надо.

В такой беде, в такой нужде, когда

До горла поднялась уже вода,

Нет лучше средства, как призвать друзей

В свидетели кручины злой своей.

Ты не читал Овидия,[109] не знаешь,

Что к человеку многие приходят,

Когда он счастлив, а стряслось несчастье —

И все его мгновенно покидают.

Мои друзья друзьями были в счастье.

Вы правы, но попытка ведь не пытка.

Нет, все мои попытки будут втуне.

Они друзья не мне, а лишь Фортуне.

Да вы — как тот идальго,[110] о котором

Рассказывают, будто у него

Был верный друг и что в разгаре дружбы

Он вдруг пропал и к этому идальго

Не стал ходить, сидел в своем дому,

А встретившись, не кланялся ему.

Тот хоть обижен был, но постарался

Узнать через приятеля причину,

А тот, придя к исчезнувшему другу,

Сказал ему, что этот странный случай

У всех соседей вызвал удивленье,

И пусть, мол, объяснит он, почему

Такому другу отказал он в дружбе.

Едва не целый вечер продолжалась

У них игра в вопросы и ответы.

В конце концов идальго и сказал:

«Тогда мне нужно было по делам

Отправиться в далекую дорогу,

А у него есть дорогая лошадь,

Которую, я знал, он очень любит.

Я одолжить хотел ее, но понял,

Что он наверняка откажет в этом,

И уж не стал просить. Судите сами,

Была ль для ссоры у меня причина?»

Тот возразил: «И даже не спросив,

А только так — решив, что он откажет,

Вы прекратили дружбу с ним?» «А вам

Не кажется, — сказал ему идальго,—

Что мой поступок был вполне разумен,

Когда он все равно бы отказал?»

Так, испытать не попытавшись друга,

Он обвинил его и был рассержен.

А вы за что поносите друзей,

За что вы порицаете их нрав,

Ни разу дружбу их не испытав?

Снесу ли я подобный стыд, Отавьо?

А для чего изобрели бумагу?

Она ведь белая, пиши что хочешь,

Она не покраснеет ни за что.

А сколько мне просить?

Дукатов сто.

Есть повод отказать, коль много просят,

А мало — как-то совестно не дать.

Кто просит, не надеясь, что вернет,—

Будь скромен, иль погонят от ворот.

Та ль это улица? Спроси-ка, Лусьо.

Я говорю вам, та. Эй, кавальеро!

Скажите: это улица Масконес?

Да, да.

А у него приятный вид.

Он точно иностранец говорит.

Спроси-ка, кто он и чего здесь ищет.

Скажи, сеньор: кто этот кавальеро?

Один маркиз, он сицилиец родом,

Зовется Алессандро. Он приехал

В Валенсию тайком, чтобы жениться,

И, зная, что графиня де ла Флор

Живет на этой улице, идет он

К ее ногам сложить свою любовь.

Вон дом графини, он отсюда виден,

Среди платанов.

Как, такой простой?

Но с нею не сравнится красотой

Меж дам валенсианских никакая.

Вот ее дом. Богатством не сверкая,

Он ждет вас.

Вот вам и жених графини!

Он, слава богу, статен и красив,

И, может быть, мой глупый брат оставит

Безумную затею, о которой

Распространился слух уже по всей

Валенсии.

О дом восьмого чуда![111]

Кто здесь?

Высокий гость к графине.

Хозяев нет, а гости есть.

Поди снеси благую весть,

И ты с подарком будешь ныне.

Скажи, что из Палермо к ней

Приехал муж, маркиз.

Да что вы?

Какой маркиз?

Какой? Суровый!

Муж?

Муж. Да ты ступай скорей!

Вы что, в уме?

Ступай!

Красавец

Дон Хуан де Фокс — графинин муж.

Какой дон Хуан?

Он порет чушь.

Поди скажи, христопродавец!

Христолюбивейший сеньор!

Я вам сказал, что не желаю.

Ты слышишь?

Да, не понимаю.

Ваш брат — графинин муж… Вот вздор!