Впервые под названием «Семь дней, в которые был ограблен мир» напечатан в первой книге альманаха «Ковш», ГИЗ, Л. 1925. Авторская дата — «Август 1924 г.».
Под названием «Союз пяти», без изменения текста опубликован в одноименном сборнике рассказов А. Толстого, ГИЗ, Л. 1925.
Примечание автора о достоверности в рассказе астрономических и физических данных не распространяется на изложенную инженером Корвиным теорию происхождения земли и луны, а также вычисленное им столкновение этих двух небесных тел через пятьдесят тысяч лет.
Инженер Лось, построивший в Петрограде в 1921 году аппарат для полета в космос, о котором говорит Корвин, — герой научно-фантастического романа А. Толстого «Аэлита» (см. т. 3 наст. изд.).
Идейный замысел рассказа «Союз пяти» — разоблачение магнатов американского капитала, стремящихся использовать достижения науки для захвата власти над миром, — получил свое более полное развитие в написанном год спустя научно-фантастическом романе «Гиперболоид инженера Гарина» (см. наст, том).
Включая «Союз пяти» в IX том Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1927, автор провел незначительную стилистическую правку и дописал две фразы в финале рассказа: «Мы объявим войну всех против всех, мы будем руководить этой бойней, где погибнет слабый и где сильный приобретет волчьи мускулы… И тогда мы наденем железную узду на возрожденного зверя…» Печатается по тексту III тома Собрания сочинений Гос изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, совпадающему с редакцией 1927 года.
Впервые с подзаголовком «Рассказ» напечатан в журнале «Красная новь», 1925, кн. 4 (май).
В ленинградской «Новой вечерней газете» от 11 апреля 1925 года в разделе «Литература наших дней. Кто и что пишет— о чем надо писать» напечатан ответ А. Толстого: «Я только что закончил рассказ «Голубые города» для журнала «Красная новь»… В автобиографии, написанной в последние годы жизни, писатель дает иное определение жанра этого произведения: «Началом работы по возвращении на родину были две вещи: повесть «Ибикус» и небольшая повесть «Голубые города», написанная после поездки на Украину…» (Краткая автобиография, см. т. 1 наст. изд.).
Это высказывание дает основание предполагать, что для общего фона, на котором развивается сюжет повести «Голубые города» — быта небольшого провинциального города в первые годы нэпа, — автор использовал впечатления своей поездки летом 1924 года, когда он совершил литературное турне по ряду городов Белоруссии и Украины.
Тема «Голубых городов» — драма участника гражданской войны, не сумевшего найти свое место в буднях строительства, пришедшего к трагическому столкновению с мещанством, — разрабатывается А. Толстым и в повести «Гадюка» (см. наст. том).
Рассказ был первым произведением Толстого, в котором изображалась непосредственно советская современность. Недаром он связывал именно с «Голубыми городами» «начало работы по возвращении на родину».
Незначительная стилистическая правка была проведена автором при публикации в IX томе Собрания сочинений, ГИЗ, М.—Л. 1927.
Печатается по тексту сборника А. Толстого «Избранные повести и рассказы», Гос. изд-во «Художественная литература», Л. 1937.
Впервые с подзаголовком «Из хроники Ленинградского губ-суда» напечатан в журнале «Красная новь», 1926, кн, 12 (декабрь).
Без изменения текста под названием «Великосветские бандиты» и без подзаголовка вошел в одноименный сборник рассказов А. Толстого изд-ва «Огонек», М. 1927, и сборник того же названия, изд. «Orient», Рига, 1927.
Под первоначальным названием, с незначительными стилистическими исправлениями рассказ напечатан в сборнике «Древний путь», изд. «Круг», М. 1927.
С дальнейшими несущественными исправлениями рассказ вошел в XI том Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1929, и III том Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, по тексту которого и печатается в настоящем Собрании сочинений.
Впервые напечатан в журнале «Новый мир», 1927, кн. 1 (январь).
С незначительной стилистической правкой рассказ вошел в сборник А. Толстого «Древний путь», изд. «Круг», М. 1927.
Исправления того же порядка, но в большем количестве автор провел, включая рассказ в XI том Собрания сочинений, ГИЗ, М.—Л. 1929.
Печатается по тексту III тома Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, совпадающему с редакцией 1929 года.
Впервые под названием «На ржавом пароходе» напечатан в ленинградской «Красной газете», веч. вып., 1927, № 73, 19 марта, и № 74, 20 марта. Под названием «Древний путь», с подзаголовком «Рассказ», опубликован в журнале «Новый мир», 1927, № 3 (март).
С небольшими стилистическими исправлениями и авторской датой: «12 января 1927 г.» — вошел в сборник рассказов А. Толстого «Древний путь», изд. «Круг», М. 1927.
Дальнейшие, также небольшие, исправления стилистического характера автор последовательно проводил, включая «Древний путь» в XI том Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1929, и затем в сборник «Повести и рассказы (1910–1943)», «Советский писатель», М. 1944,
Для истории создания «Древнего пути» интересный материал дают воспоминания Н. В. Крандиевской-Толстой. В главе «Карковадо» она рассказывает о поездке их семьи весной 1919 года на пароходе «Карковадо» из Константинополя в Марсель. Приводим отрывки из этих воспоминаний, показывающие, какой жизненный материал использован писателем для создания фона, на котором раскрываются тягостные раздумия умирающего французского офицера Поля Торена. «То, что старуха, — пишет Н. В. Крандиевская-Толстая об одной из пассажирок «Карковадо», — была хозяйкой брошенного в Одессе веселого дома, а племянницы — двумя наиболее ценными экземплярами этого заведения, стало известно на пароходе с первого дня. Это вызвало волнение среди экипажа и в машинном отделении, но пока волнение клокотало под почвой и мало кто из пассажиров его замечал (стр. 8) […]. Ночью мы вошли в Салоники, и до рассвета «Карковадо» грузил французские войска, возвращавшиеся с фронта […]. Утром зуавы в красных фесках лежали на палубе вповалку. Пробираясь на кухню за кипятком, мы с детьми шагали через ноги в грязных обмотках, через ранды и спящие тела. Признав в нас русских, солдаты ободряюще покрикивали нам вслед: «Ленин карашо, ле совьет — карашо!»
Один, загорелый, в берете, взял Никиту на руки и подбросил в воздухе несколько раз. Никите это понравилось […].
Новые пассажиры, видимо, чувствовали себя хозяевами на пароходе. Их было мнвго. Они были веселы и возбуждены, как люди, только что избежавшие смертельной опасности.
Несмотря на запрет, солдаты бродили по палубам первого класса, заглядывая в двери бара и в окна салона, разглядывая бесцеремонно публику, зубоскаля и отпуская шуточки, не всегда безобидные (стр. 13–14) […]. Уже вторую неделю волочит «Карковадо» свой отяжелевший и дряхлый корпус, борясь с течениями, заносимый ими в сторону. Его винты надрываются из последних сил, одолевая водяные просторы, а Мессинский пролив все еще впереди […].
…Странные вещи творятся на пароходе. Вчера, среди бела дня, совершенно голая женщина перебежала мне дорогу по коридору и скрылась, хлопнув дверью, в одной из кают. Я так и не разглядела, кто это был, Эсфирь или Клавдия («воспитанницы» старухи. — Ю. К-).
Целый день в темном конце коридора толкутся и шепчутся солдаты. В воздухе топором висит запах капораля — французской махорки. Организуется таинственная очередь. Визг и хохот доносятся из служебной каюты. За попытку подойти вне очереди к двери вчера ночью молодой зуав выгрыз кусок спины чернокожему полковому коку, после чего оба африканца, сцепившись в клубок и кровоточа, катались по коридору» (стр. 19) (цитируется по рукописи. Архив А. Толстого, хранится в Институте мировой литературы им. А. М. Горького).
Н. В. Крандиевская-Толстая рассказывает и о первом возникновении замысла «Древнего пути». Как-то А. Толстой просил подсказать ему тему для рассказа. «Мне пришло в голову, — пишет она, — натолкнуть его на один сюжет. Впрочем, это был даже не сюжет и даже не тема. Просто захотелось снова заразить его тем смутным, поэтическим волнением, которое охватило когда-то нас обоих по пути в Марсель, через Дарданеллы, мимо греческого Архипелага.
— Ты помнишь остров Имброс, мимо которого мы плыли? — спросила я, — грозу над ним?
— Ну?
Вероятно, я говорила очень путано, сама плохо понимая, что к чему. Я напомнила ему днища опрокинутых пароходов у берегов Трои, оливы на плоскогорьях Имброса и красные поросли маков, мимо которых мы плыли так близко.
— Ты помнишь мальчика с дудкой? Он шел за стадом овец, как Дафнис. Помнишь зуавов из Салоник? Закат над Олимпом?
Вытряхивая все это и многое другое из закоулков памяти, я заметила, что он насторожился, помаргивая глазами, и вдруг провел рукой по лицу, сверху вниз, словно снимая паутину. Знакомый жест, собирающий внимание. Я продолжала:
— Современному человеку, глядящему в бинокль с парохода на древние эти берега, в пустыню времени…
— Погоди, — остановил он меня, — довольно.
Медленно отвинтил паркер[51], полез за книжечкой в боковой карман и что-то отметил в ней. Потом простился и ушел к себе.
На другой день он, как всегда, с утра сел за работу.
Рассказ «Древний путь» писался медленно и трудно. В процессе работы был забыт первоначальный его размер — строк на триста.
Откуда взялся Поль Торен, умирающий французский офицер, герой рассказа? Чтобы понять это, надо оглянуться назад, развернуть и проследить обратный ход ассоциаций, — война, Одесса, французская интервенция 1919 года.
А жирные, носатые, низкорослые греки, плывущие под парусами мимо древних пастухов — пелазгов, — откуда они?
Помню на одной из греческих ваз, в залах Лувра, Толстой указал мне однажды цепочку крутобоких кораблей с высокими гребнями. Черные силуэты пловцов под парусами были четки и как-то трагически выразительны.
— Похоже на то, что и у этих гиперборейцев не все благополучно с бытием, — заметил Толстой, — смотри; с каким отчаянием поднимают они руки к небу! — И, помолчав, добавил полувопросительно — Завоеватели, купцы или просто искатели Золотого Руна?
Он долго рассматривал вазу, обходя ее со всех сторон, любуясь ею и, — кто знает? — быть может, уже откладывая впрок, в кладовые подсознания, драгоценный осадок своих впечатлений. Некоторые страницы «Древнего пути» дают основания предполагать, что так это и было» (там же, глава «О «Древнем пути», стр. 3–6).
В черновиках автобиографии, написанной в 1938 году, А. Толстой говорит о месте «Древнего пути» в своем творчестве второй половины 20-х и начала 30-х годов: «За этот же период написано несколько повестей, из которых наиболее значительны: «Древний путь» и «Гадюка» (Архив А Н. Толстого).
Печатается по тексту сборника А. Толстого «Повести и рассказы (1910–1943)», «Советский писатель», М. 1944.
Впервые напечатан в сборнике «Писатели — Крыму», Литературный альманах, изд. Комитета содействия борьбе с последствиями землетрясения в Крыму, М. 1928.
Рассказ написан в период работы А. Толстого над второй частью трилогии «Хождение по мукам» — романом «Восемнадцатый год». Среди материалов по истории гражданской войны, находящихся в архиве писателя, отсутствуют документы, близкие к содержанию рассказа. По-видимому, он навеян каким-то устным воспоминанием одного из участников гражданской войны, с которыми писатель неоднократно встречался.
С очень незначительными сокращениями рассказ вошел в XI том Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1929.
Включая «Морозную ночь» в III том Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, автор снял следующее вступление:
«Спасибо, дорогие друзья!.. Пауза. Звенят стаканы. Четверо у стола садятся. Пятый еще стоит. Вино из дрожащего стакана льется на пальцы его большой и слабой руки. Он высок ростом и костляв. Заросшее бородой его больное лицо с красным румянцем на скулах морщинисто улыбается. Большие глаза, блестящие от лихорадки, глядят из темных впадин на друзей и, кажется, не видят их.
— Итак, с новым годом!..
Затем он садится, тяжело кладет локти на стол, упирает волосатый подбородок в кулаки…
— Не очень-то весело сидеть с умирающим человеком… Э, бросьте, чего там!.. Умирать, честное слово, не страшно, — жалко покидать навек нашу планету — зеленую, шумную, скандальную… Я бы еще тысячу лет прожил, право… Весной поеду в Париж, к доктору Манухину освещать селезенку рентгеном. Мне Горький рассказывал в двадцать первом году, как его Манухин спас. Жил он на Капри, чахотка в сильнейшем градусе, доктора дали два месяца жизни. Приехал Манухин, сейчас же Алексея Максимовича на пароход — в Неаполь и сделал двенадцать освещений селезенки. А через два месяца вместе вино пили…
Расширенные зрачки его бегали по лицам друзей. Казалось, он боялся одного, что вот переглянутся друзья и скажут: «Ну, брат, прощай, тебе надо в постель, час поздний, выздоравливай»…Простятся крепким рукопожатием и с облегчением пойдут в прихожую и там, надевая калоши, вполголоса заговорят о чем-то совсем уже постороннем и веселом…
— Да пейте же, товарищи… Угощение у меня слабое. Говорил старухе — расстарайся, купи чего-нибудь повкуснее… Надо бы самому было выйти… Прямо говорю — что хотите делайте, а я в постель не лягу… Знаете, — сколько я молчал на этом проклятом матрасе? Лихорадочное возбуждение, — чепуха… Весь мир в лихорадке трясется… А вспомните, — щадили мы себя? Щадили мы друг друга? Ого! Жизнь — для выполнения боевой задачи… Жизни, как цифры, — эти в расход, эти с переносом на следующую страницу — в актив… Слушайте, до вашего прихода я все припоминал и нашел… Дай-ка мне с подоконника синюю папку… Окна-то как замерзли… Такой же был мороз и в ту ночь… Это была ночь под новый год тысяча девятьсот восемнадцатый.
Он взял синюю папку. Мусля палец, некоторое время переворачивал исписанные листки серой бумаги, телеграфные бланки. Покачивал головой, улыбался…
— Налей-ка мне рюмочку портвейну… Да, это была ночка…»
(цитируется по тексту первой публикации).
Соответственно снято и заключение:
«Договорив эти слова, рассказчик изнемог и весь опустился в кресле, полузакрыл погасшие глаза. В груди у него свистело. Долго молчали его товарищи, положив локти на стол, сдвинув брови, переживая снова в памяти дела минувших дней…»
Об упоминаемом рассказчиком враче, лечившем туберкулез, пишет А. М. Горький А. В. Амфитеатрову 23 марта 1914 года: «Молодчина Иван Манухин! Не будь его — писали бы Вы теперь воспоминания о преждевременно скончавшемся Горьком…» (М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 29, стр. 320).
Кроме сокращения приведенных выше вступления и заключения, других исправлений автор не внес.
Печатается по тексту III тома Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935.
Впервые напечатан в «Женском журнале», 1928, №№ 7, 8. Почти без изменений вошел в XI том Собрания сочинений, ГИЗ, М,—Л. 1929, в VIII том Собрания сочинений изд-ва «Недра», М. 1930, и в III том Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935, по тексту которого печатается в настоящем Собрании сочинений.
Гобелен Марии-Антуанетты (1755–1793), находившийся в 20-х годах в Александровском дворце в Детском Селе, сделан с портрета работы художницы Элизабет Луиз Виже-Лебрен (1755–1842).
А. Н. Толстой назвал автором портрета Ф. Буше (1703–1770), по-видимому для того, чтобы сочиненная им история не имела отношения к определенному гобелену.
Впервые напечатана с подзаголовком «Повесть об одной девушке» в журнале «Красная новь», 1928, книга восьмая. Авторская дата — «15 июля 1928 года».
А. Толстой начал работать над этим произведением в конце июня 1928 года, сразу же после окончания второй части «Хождения по мукам» — романа «Восемнадцатый год». В одном из писем этого периода он сообщал: «Я начал писать рассказ, очень трудный, и работа идет медленно и трудно. Не знаю — должно быть, сказывается усталость после романа. Все же надеюсь в десять дней его закончить» (письмо к Н. В. Крандиевской-Толстой, без даты, Архив А. Н. Толстого). Новое определение жанра — повесть — появилось в подзаголовке.
По идейному замыслу «Гадюка» перекликается с написанной А. Толстым тремя годами раньше повестью «Голубые города» (см. наст. том).
Повесть «Гадюка» вызвала огромный интерес у читателей. В течение многих лет она обсуждалась на читательских конференциях. Устраивались своеобразные показательные суды, на которых разбиралось «дело» Ольги Зотовой. В некоторых случаях эти «процессы» по просьбе читателей вели настоящие судьи и прокуроры.
Значительный интерес представляют два ответа А. Толстого в переписке о повести.
Двенадцатого апреля 1935 года писатель, отвечая группе рабочих, приславших свой отзыв о «Гадюке», выступает против абстрактного образа «идеального героя» и отстаивает принцип правдивого художественного воплощения типического образа в конкретных исторических условиях. А. Толстой писал: «Товарищи, в общем, правильно ставят вопрос: Ольга совершила преступление потому, что до конца не была перевоспитана Красной Армией, одной ногой стояла в новой жизни, а другой в старой (откуда вышла). Это и не позволило ей стать выше личной обиды, и места в созидательной жизни она найти себе не смогла.
Это все верно. Но дальше товарищи ошибаются, упрекая меня в том, что я не захотел до конца перевоспитать Ольгу, поднять ее до высоты, когда она знала бы, за что дралась в 19 году, когда в годы нэпа она сознательно пошла бы на партийную работу, когда задачи революции стали бы для нее выше ее личных дел.
Я нарочно написал Ольгу такой, какая она есть. Не нужно забывать, что литература: 1) описывает типичных живых людей, а не идеальные абстрактные типы (Ольга была одним из живых типов эпохи нэпа. Сейчас таких людей уже нет) и 2) что время, в которое Ольга совершила свое преступление, было до начала пятилеток, то есть в то время, когда не началось еще массовое перевоспитание людей.
Для перевоспитания людей нужно изменить материальные и общественные условия. Не забывайте, что в эпоху нэпа был еще жив и кулак, и единоличник, и купец, и концессионер. И перед всей страной не был еще поставлен конкретный план строительства бесклассового общества… Тогда такой, как Ольга, легко было соскользнуть к индивидуализму» (Архив А. Н. Толстого).
В ответе участникам читательской конференции в Петрозаводске, на которой разбиралось «дело» Зотовой, А. Толстой писал: «Дорогие товарищи!…Вы рассудили правильно, по советской совести, как должно судить в нашем бесклассовом обществе, борющемся с тяжелыми, отвратительными пережитками. Зотова сама прекрасно понимает бессмысленность и преступность своего выстрела. Не выстрелами мы боремся за повышение нашей культуры и за очищение нашего общества от всяких буржуазных пережитков. Зотова прекрасно понимает, что своим выстрелом она сама себя отбросила на уровень тех людей, с которыми боролась, которых ненавидела. Зотова сама себя жестоко осудила и наказала, и наше общество должно ей помочь подняться.
Эту мысль, хотя и не совсем так высказанную, и выразил ваш суд над «Гадюкой» (А. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 13, стр. 595).
Подготавливая повесть в 1934 году для отдельного издания в серии «Библиотека начинающего читателя», Гос. изд-во «Художественная литература», Л. 1934, автор внес ряд исправлений и сокращений. В кратком предисловии к этой книжке написано: «Гадюка», или, как сказано в подзаголовке, «Повесть об одной девушке», для настоящего издания заново просмотрена и отредактирована автором. В результате этого повесть, не изменившись по существу, стала более сжатой и для начинающего читателя более доступной по языку».
Для этого издания была дописана концовка, по-видимому, и вызвавшая определенную реакцию читателей: «Через две недели в народном суде слушалось дело Ольги Вячеславовны Зотовой… Суд… Нет, пусть лучше сами читатели судят и вынесут приговор…»
Без существенных изменений текст отдельного издания вошел в «Избранные повести и рассказы», Гос. изд-во «Художественная литература», Л. 1937. '
В сборник А. Толстого «Повести и рассказы (1910–1943)», «Советский писатель», М. 1944, «Гадюка» вошла со многими восстановленными ранее сокращениями и несколько иными исправлениями, чем те, которые были сделаны в 1934 и 1937 годах. Писатель явно подверг правке текст не 1937 года, а опубликованный в XI томе Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1929. Скорее всего, это был сознательный отказ от тех купюр, которые сделаны для серии «Библиотека начинающего читателя».
Печатается по тексту сборника А. Толстого «Повести и рассказы (1910–1943)».
Впервые под названием «Черное золото», с подзаголовком «Роман», с эпиграфами: «Рим — это мир. Остальное — варвары», «На карту поставлено пятнадцать миллионов трупов. Русская революция спутала карты», повесть напечатана в журнале «Новый мир», 1931, №№ 1—12. Авторская дата окончания произведения— «12 декабря 1931 г.».
Произведение тематически примыкает к трилогии «Хождение по мукам». Автор в феврале 1936 года писал, что когда он окончит третью часть «Хождения по мукам», «то во всю эпопею войдут пять книг: «Сестры», «Восемнадцатый год», «Оборона Царицына», «Черное золото» и последняя книга» (А. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 13, стр. 579–580). О некоторой связи с трилогией говорит и история создания «Черного золота». 10 сентября 1930 года, сообщая план продолжения «Хождения по мукам» — роман «Девятнадцатый год», А. Толстой писал: «Я возьму фрагменты вместо всей картины, как я пытался делать в «Восемнадцатом году». Будет Париж, тыл Доброармии, Махно, Григорьев, Одесса, фрагменты Сибири, Волга, Царицын, Кавказ. Период от ноября 18-го года по декабрь 19-го…» (Архив А. Н. Толстого).
Для создания в начале романа «Девятнадцатый год» картин белоэмигрантского Парижа и тыла белой армии писатель собирал документальные данные и свидетельства современников.
Материалом, особенно заинтересовавшим А. Толстого, была брошюра В. Воровского «В мире мерзости запустения. Русская белогвардейская лига убийц в Стокгольме», опубликованная в конце 1919 года в Москве. Автор книжки, по данным предварительного следствия, напечатанным в шведских газетах от 12 и 13 сентября 1919 года, а также материалам советского полпредства в Стокгольме, рассказывал о белогвардейской «Военной организации для восстановления империи», которая была возглавлена авантюристом — казачьим полковником Магометом Бек Хаджет Лаше (до первой мировой войны. сотрудничал в черносотенном журнале «Братская помощь», позднее был редактором-издателем реакционного парижского журнала «Мусульманин», автор бульварных романов: «Записки начальника тайной турецкой полиции», «На каторге», «За стенами сераля», «Любимцы Ильдыза» и др.). Эта «организация», в которую входили генералы и офицеры бывшей царской армии, объявив своей задачей борьбу с большевиками, совершала убийства частных лиц, грабеж их имущества, получение по подложным подписям денег из банков и прочие уголовные преступления. В. Воровский приводит документы, доказывающие поддержку этой «лиги» английским, американским и французским военными штабами при попустительстве со стороны шведских властей.
Этот материал увлек А. Н. Толстого яркой характеристикой разного плана противников большевизма в 1919 году. Для того времени он был весьма актуален: империалистические круги на рубеже 20—30-х годов начали новую антисоветскую кампанию. В ход пускались любые методы провокации и шантажа. В 1927 году в Лондоне был организован налет на «Аркос» (Советское общество по торговле с Англией), и английское правительство порвало дипломатические отношения с Россией. В Варшаве белоэмигрантом был убит советский посол П. Л. Войков. Провокационным налетам подвергся ряд полпредств и торгпредств СССР. Шпионы и диверсанты, комплектуемые большей частью из белоэмигрантов, засылались иностранными разведками на территорию Советского Союза. До 1928 года в Шахтинском районе Донбасса орудовала вредительская организация, связанная с иностранными правительствами. Летом 1929 года произошел военный конфликт на КВЖД. В ноябре 1930 года стало известно о деятельности «промпартии», связанной с заграничной контрреволюцией.
Провокационные и преступные действия антисоветских кругов в известной мере повторяли авантюристическую и уголовную деятельность сил контрреволюции в 1919 году.
Начиная писать «Черное золото», автор, по-видимому, считал этот роман продолжением «Хождения по мукам», то есть теми частями, которые покажут белую эмиграцию 1919 года.
Первые главы романа, посвященные обстановке в Западной Европе весной 1919 года, по художественно-публицистической форме близки началу романа «Восемнадцатый год», а также тем отступлениям во второй и третьей книгах «Хождения по мукам», в которых дается общая картина событий.
Но по мере развертывания сюжета материал, положенный в его основу, заставлял писателя избирать иную, чем в трилогии, форму.
Писать о белой эмиграции, о конце ее пути, было невозможно в той эпической форме, в которой создавалась трилогия. Не только героического, но даже и трагического не было в процессе морального распада и полной деградации хозяев закончившей свое существование русской империи. Тема произведения — разоблачение международной и русской контрреволюции, сплетавшей в грязный клубок политические и уголовные авантюры, развязка романа, построенная на убийствах в Баль Станэсе, — привели к форме, сочетающей некоторые черты детективно-авантюрного романа и памфлета. Художественную убедительность произведению придает знание автором белой эмиграции. Не только общая обстановка в Париже 1919 года и настроения «бывших» людей, но и портреты многих из них написаны с натуры по памяти. За исключением Налымова и трех женщин, завербованных Хаджет Лаше, большинство эмигрантов, действующих в романе, — исторические лица, с которыми А. Толстому приходилось не раз сталкиваться. Личные воспоминания автора дали ему возможность создать яркие образы бывшего премьера Временного правительства князя Г. Е. Львова и его друга—либерального елецкого помещика М. А. Стаховича, англизированного барина К. Д. Набокова, нефтяных магнатов Л. Манташева и Т. Чермоева, редактора белогвардейской газеты «Общее дело» В. Л. Бурцева и банкира Н. X. Денисова.
В послесловии к первой публикации автор писал: «С первых же глав «Черного золота» меня начали упрекать в несерьезности, в авантюризме, в халтурности и еще много кое в чем. Иногда казалось, что это делается для того, чтобы сорвать писание романа. Все же, к удовольствию или неудовольствию читателей, я его окончил'. Мне нужно только прибавить, что все факты романа исторически точны и подлинны, вплоть до имен участников стокгольмских убийств (см. книгу Воровского). Шведский профессор Г. Г. Александров — теперь директор II МХАТ — сообщил мне подробности этого дела. (Александров был приговорен шайкой Хаджет Лаше к смерти и только случайно избежал ее, — во время обыска на даче в Баль Станэсе он нашел приготовленный для него мешок.) Остальные сцены романа взяты по возможности документально точно из архивных материалов, устных рассказов и моих наблюдений».
В архиве А. Толстого сохранились черновые наброски романа и заметки к нему. Краткий план, озаглавленный «Конец романа», свидетельствует, что для двух персонажей писатель намечал судьбу не похожую на ту, которая сложилась в произведении. «Вера Юрьевна уговаривает Налымова бежать в Россию. (Эта фраза зачеркнута. — Ю. К.) Он — только для нее. Он погибает, она одна. Дикое отчаяние. Ночь в теплушке с N. Ее рассказ. Она чувствует, как [те]ни жизни наливаются кровью, как ее отчаяние находит исход, содержание. Это другой мир. (Смотри вначале «Прояснение идеи романа».) Налымов не может перейти, — он выжжен. Вера полна трагизма, т. е. человеческого содержания, т. е. жизни. Он тень. Она горячая жизнь» (Архив А. Н. Толстого).
Трудно судить, на какой стадии создания романа появилась эта запись на листке из блокнота.
А. Толстой дважды перерабатывал «Черное золото». Первый раз, готовя роман к изданию отдельной книгой в Гос. изд-ве «Художественная литература», М. — Л. 1932, автор подверг журнальный текст небольшой стилистической правке и незначительным сокращениям. В этом издании появился новый подзаголовок: «Зарисовки девятнадцатого года», снят был первый эпиграф, а часть послесловия, говорящая о подлинности фактов в романе, стала предисловием.
Без существенных дальнейших изменений роман перепечатан в книге «Черное золото», изд-во «Советская литература», 1933, и вошел в VII том Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература», Л. 1935.
Гораздо более существенную переработку романа автор провел в 1939 году. Правка коснулась почти каждой страницы произведения и во многом носит не только стилистический, но смысловой и композиционный характер.
В новой редакции А. Толстой добавил ряд сцен, а некоторые написал почти заново или дополнил, преследуя задачу более глубокого раскрытия характеров персонажей и четкого выявления социально-политических вопросов.
Так, например, вставлена беседа Денисова с Лисовским в ресторане; коренным образом переделан диалог между Налымовым и Верой Юрьевной в Севре, после приезда Хаджет Лаше, диалог между Милюковым и англичанином Вильямсом, Хаджет Лаше и полковником Пети. Заново переписан рассказ Бистрема Ардашеву о поездке в Советскую Россию и сцена суда, — выступления Налымова и Бистрема.
Автор также изменил композиционное построение начала произведения. В первых редакциях две главы, посвященные описанию дачи в Севре и приезду туда Налымова, следовали после эпизодов ужина у Львова и прогулки Набокова с Чермоевым по ночному Парижу, разрывая логически следующие за этим сцены у Уманского и в редакции газеты «Общее дело». Писатель изменил эту композицию чередующихся картин, собрав в более крупные полотна сцены, связанные общим содержанием.
При редактуре текст подвергся значительным сокращениям. Автор снял главу 12-ю об истории банкирского дома Ротшильдов; главу 35-ю, описывающую белогвардейское Северо-западное правительство; большое вступление публицистического характера в главе 52-й; эпизод встречи Воровского с Бистремом после его речи в суде.
Снят был и второй эпиграф. В конце текста дата — «1931–1939» — говорит о времени написания и переработки.
Эта новая редакция под названием «Эмигранты», более близким к основной теме произведения, и с подзаголовком «Повесть» вышла отдельной книгой в издательстве «Советский писатель» в 1940 году.
По этой последней прижизненной публикации и воспроизводится текст.
А. Толстой, давая новое определение жанра «Эмигрантов», в черновике вначале написал «Хроника», но потом переправил на «Повесть».
Впервые с подзаголовком «Роман в трех книгах» опубликован: книга первая — «Угольные пирамидки» — в журнале «Красная новь», 1925, №№ 7, 8, 9; книга вторая — «Сквозь Оливиновый пояс» — в том же журнале, 1926, №№ 4, 5, 6, 7, 8, 9.
Первая книга заканчивалась сценой расправы Гарина с шайкой Гастона, вторая — смертью мадам Ламоль во время бегства с капитаном Янсеном от восставших на Золотом острове.
В финальном абзаце говорилось: «Узнав о захвате Золотого острова Ревкомом, разъяренная толпа ворвалась в Вашингтоне в Белый дом, ища растерзать Пьера Гарри, но его не могли найти. Он исчез. Этим заканчивается одна из необычайных авантюр инженера Гарина».
В 1927 году в журнале «Красная новь», № 2 (февраль), опубликован новый текст под заглавием «Гарин — диктатор» и с подзаголовком «Новый вариант конца романа «Гиперболоид инженера Гарина» — Второй вариант во многом совпадает с главами 121, 122, 123, 126 и 129-й последней редакции, а оканчивается встречей на «Аризоне» Гарина, сбежавшего из Вашингтона, с Зоей, только что похоронившей Янсена. Последняя фраза: «На этом заканчивается одна из необычайных авантюр инженера Гарина» — повторяла конец первого варианта и оставляла за автором возможность написать обещанную в подзаголовке при начале публикации третью книгу. Но она так и не была написана.
«Гиперболоид инженера Гарина» — не первый опыт обращения писателя к научной фантастике. В этом же жанре в 1922 году А. Толстым был написан роман «Аэлита» (см. т. 3 наст, изд.), в 1924 году — пьеса «Бунт машин» и рассказ «Союз пяти» (см. наст, том), перекликающийся с «Гиперболоидом инженера Гарина» тематически и некоторыми персонажами.
В «Гиперболоиде инженера Гарина», так же как и в предыдущих произведениях этого жанра, большую роль в фантастическом сюжете играют научно-технические и социальные проблемы.
Некоторые сведения о том, что послужило ему материалом для романа, автор сообщил в статье «Как мы пишем» (декабрь 1929 г.): «Когда писал «Гиперболоид инженера Гарина» (старый знакомый, Оленин, рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида; инженер, сделавший это открытие, погиб в 1918 году в Сибири), пришлось ознакомиться с новейшими теориями молекулярной физики. Много помог мне академик П. П. Лазарев» (А. Толстой, О литературе, «Советский писатель», М. 1956, стр. 107).
В одной из записных книжек А. Толстого есть пометки, сделанные в начале 20-х годов:
«Оленин П. В.
Концентрация света, химических лучей. Луч — волос. Ультрафиолетовый] луч — вместо электрического] провода. Бурение скал. Бурение земли. Лаборатория на острову в Тих[ом] океане. Владычество над миром.
Начало — тундра. Ледовит[ый] океан.
Комната электрической] спайки. Все желтое.
Шамонит — чистый углерод.
Удельный вес земли 8, оболочка земли 3. В центре земли — платина, золото, уран, торий, цирконий.
Оливиновый пояс: железо, оливин, никель (метеориты).
Постройка прибора из парафина. Обложили серебряной фольгой. Гальванопластика медью.
Бурение земли.
Охлаждение жидким воздухом. Подъем электромоторными вагонетками.
Игра на бирже на понижение.
Взрыв мостов. Взрыв фабрик.»
(Записные книжки А. Н. Толстого. Хранится у Л. И. Толстой).
Трудно сказать точно, что здесь А. Толстой записал непосредственно по данным Оленина, что является уже домыслом писателя.
В июле 1924 года А. Толстой составил план романа в трех частях — заявку в Государственное издательство. В творчестве писателя это редкий случай развернутого плана задуманного произведения.
В начале плана говорится: «Время действия—около 1930 года. Роман развертывается на фоне кануна второй мировой войны. С середины романа — происходит воздушно-химическая война. В конце — европейская революция» (цитируется здесь и дальше по тексту рукописи, Архив А. Н. Толстого).
Далее в плане следует перечень действующих лиц, которые вошли в роман «Гиперболоид инженера Гарина», за исключением «сыщика Кера», работающего на Роллинга. Роль этого персонажа автор в дальнейшем в какой-то мере распределил между Семеновым и Тыклинским. Гастон Утиный Нос, вошедший в роман, в плане назван Мишелем — танцором, бандитом.
Интересна данная в перечне действующих лиц характеристика Хлынова: «Тип нового русского человека. Сын рабочего, бывший рабочий на военно-химическом заводе». По первоначальному замыслу студент-химик Степан Хлыноз был одной из центральных фигур романа — сначала помощником Гарина, изготовлявшим для него пирамидки, затем его противником.
Названия первой и второй части романа в плане совпадают с названиями в журнальной публикации. В сноске к части первой А. Толстой пишет: «Эту часть плана, как имеющую авантюрный характер, я разрабатываю несколько более детально, остальные части схематично. В романе первая часть будет меньше двух остальных. Вторая часть будет носить героический характер. Третья часть — утопический.
Таким образом, роман будет авантюрный, героический и утопический.
Намеченный планом сюжет довольно существенно отличается от сюжета написанного романа. В нем изменена не только роль Хлынова, но и многие другие моменты. По плану — в первой части, после убийства двойников Гарина в ЛАоскве и в Париже, действие снова переносится в Москву, где Хлынов в контакте с Гариным готовит пирамидки. Зоя и Кер охотятся за Гариным. Шельга входит в соглашение с Хлыновым. Гарин уничтожает агентов уголовного розыска, пытающихся окружить дом, где он скрылся, и похищает Зою.
Во второй части развитие действия в романе более близко к намеченному планом. Только взрывы предприятий Гарин, играющий на понижение, осуществляет не в Европе, а в Америке и не в контакте с Роллингом. Не вошел в роман намеченный планом показ деятельности Хлынова с немецким ученым Херцем по строительству огромных химических заводов удобрения в России и похищение Гариным обоих ученых для работы по добыванию золота.
По плану вторая часть романа оканчивалась объявлением Гарина о своих несметных запасах золота и предложением избрать его императором мира. «Страны, обезумевшие от вожделения овладеть этим золотом, вырывают друг у друга преимущественное право иметь Гарина императором. Вспыхивает европейская война».
План третьей части, названной «Судьба мира», приводим полностью:
«Война и уничтожение городов. Роллинг во главе американских капиталистов разрушает и грабит Европу, как некогда Лукулл и Помпей ограбили Малую Азию.
На сцену опять выступает Шельга. Борьба его с Кером и убийство Кера.
Воссия переоснащивает свои химические заводы на оборону.
В Париже начинается революция.
Роллинг руководит при помощи Мишеля бандами анархистов.
В то же время на острове Гарин готовится стать властелином мира.
Зоя Монроз страстно влюблена в Хлынова.
Гениальный план Хлынова. При помощи Зои выполняет его. Гибель Гарина. Хлынов взрывает остров.
Хлынов летит в Париж и бросается в гущу борьбы.
Поражение анархистов. Гибель Роллинга.
Победа европейской революции.
Картины мирной, роскошной жизни, царство труда, науки и грандиозного искусства».
В статье о научно-фантастическом романе, в 1934 году, А. Толстой требовал от авторов, обращающихся к этому жанру: «Писателю надо вооружиться действительно глубокими знаниями, способностью оперировать точными цифрами и формулами. Могу привести пример: в «Гиперболоиде инж. Гарина» я писал о ядре, пущенном в землю на глубину в 25 км. И только сейчас, перерабатывая своего «Гарина», я обнаружил эту ошибку. Ведь ядро, падая на 25 километров, будет совершенно расплющено. Хотя я. по образованию инженер-технолог и много поработал над «Гариным», но вижу, что все еще недоработал. Новые открытия в области химии и металлургии позволили бы перерабатывать его еще и еще» (А. Толстой, О литературе, «Советский писатель», М. 1956, стр. 247).
В «Гиперболоиде инженера Гарина» и вымышленные научные изобретения имеют под собой некоторые реальные основания. Даже гиперболоид, вокруг которого строится сюжет, не в такой уж мере фантастичен, как кажется; и весьма возможно, что существовал аппарат, изобретенный безвестным инженером, из рассказа Оленина, хотя и не такой, как гаринский, но подобный ему.
Современная техника знает так называемое кумулятивное действие при взрывах, которым пользуются для прожигания брони, дробления больших камней и т. д. Хотя кумулятивное действие ограничено расстоянием, в какой-то мере принцип концентрирования энергии взрыва вокруг общей оси по заданному направлению перекликается с идеей гаринского гиперболоида.
Приводимая писателем в 98-й главе, в дневниках Манцева, схема строения земного шара в известной мере отражает одну из существовавших ранее научных гипотез. В настоящее время по изучению скорости прохождения сейсмических волн доказано отсутствие в недрах земли сплошного расплавленного слоя. Существуют лишь отдельные изолированные очаги расплавленной магмы, образующиеся в результате распада радиоактивных элементов.
А. Толстой перерабатывал «Гиперболоид инженера Гарина» четыре раза.
Готовя роман для X тома Собрания сочинений, ГИЗ, М. — Л. 1927, автор подверг журнальный текст, включавший второй вариант финала, сравнительно небольшой правке и сокращению. Значительные изменения внесены лишь в 1-ю главу первой книги и в 75-ю второй (1-я и 119-я главы последней редакции).
Проведена общая нумерация глав, которых стало 124.
В издании 1927 года дана авторская дата написания: «Май 1925—декабрь 1926 год».
В IV том Собрания сочинений Гос. изд-ва «Художественная литература» роман вошел со сноской «Издание переработанное».
Кроме стилистических исправлений, писатель провел многочисленные сокращения. Снята полностью глава 4-я о русском военном флоте, носящая характер авторского отступления, и 90-я о занятиях Тарашкина с Иваном Гусевым. Сокращения сделаны также в главах: 5, 28, 37, 49, 72, 78, 85, 87, 89, 117-й (соответствуют в последней редакции 4, 27, 36, 48, 71, 77, 84, 86, 88, 115-й).
Третью, и наиболее значительную, переработку «Гиперболоида инженера Гарина» писатель провел в 1936 году, готовя роман к изданию для юношества в Детгизе.
При редактуре были написаны новые главы: об учении Ивана Гусева, отличающаяся от аналогичной, исключенной в 1934 году, о смерти мальчика, об убийстве Гариным своего секретаря, о двойнике диктатора и заключительная — новый финал романа.
Существенно изменены главы о Манцеве и Гусеве и экспедиции Волшина. В предыдущих редакциях Гарин посылал дирижабли в тайгу за добытыми Манцевым огромными количествами радия, чтобы построить новое, еще более страшное, чем гиперболоид, оружие. При переработке романа писатель снял все, что говорилось о радии, так как в известной мере это уводило основную сюжетную линию в сторону. Дописанные сцены встречи Манцева и Гусева у кратера вулкана, приведенные выписки из дневника Манцева, более определенно говорят о том, что все гаринские идеи украдены у Манцева.
В новой редакции писатель меняет историю Роллинга. До переработки романа анилиновый король кончал жизнь самоубийством на камнях Золотого острова, потрясенный картиной потопления Гариным американской эскадры.
Кроме всех этих изменений, автор провел значительную стилистическую правку и довольно большие сокращения. Некоторые из них сделаны с учетом того, что роман предназначался для юношества. Другие продолжали начатую еще в предыдущих редакциях разгрузку текста от научных терминов. Так сняты почти две страницы рассуждений профессора Рейхера о квантовой механике, о соотношении энергии и материи.
Дальнейшие, менее значительные исправления, носящие в основном стилистический характер и восстанавливающие некоторые сокращения, сделанные для Детгиза, писатель внес при четвертой редакции, готовя «Гиперболоид инженера Гарина» вместе с «Аэлитой» в издании «Советский писатель», 1939.
По этому, последнему прижизненному изданию и воспроизводится текст романа.