Примечания

1

Рукопись не обнаружена. Впервые опубликована с ведома и согласия Е. С. Булгаковой в книге: Булгаков М. Пьесы. М., 1962; перепечатывалась в книгах: Булгаков М. Драмы и комедии. М., 1965; Булгаков М. Пьесы. М., 1986 (одним из составителей этого сборника была Л. Е. Белозерская); Булгаков М. Кабала святош. М., 1991 (составители: В. И. Лосев, В. В. Петелин) и др. Публикуется по расклейке последнего издания.

Отвечая на вопрос, почему он написал пьесу о Мольере, Булгаков сказал: «Трудно ответить на этот вопрос. Я читаю, перечитываю и люблю Мольера с детских лет. Он имел большое влияние на мое формирование как писателя. Меня привлекала личность учителя многих поколений драматургов — комедианта на сцене, неудачника, меланхолика и трагического человека в личной жизни» (см.: Булгаков М. Он был велик и неудачлив. Интервью с Булгаковым опубликовано 15 февраля 1936 года, накануне премьеры в Художественном театре, в газете «Горьковец», газете театра).

Современники в своих воспоминаниях и исследователи в своих статьях и примечаниях к публикациям драмы утверждают, что М. Булгаков пользовался обширной литературой для того, чтобы исторический фон, на котором сталкиваются Людовик XIV и Мольер, был правдив и достоверен.

«1929 год, — вспоминает Л. Е. Белозерская. — Пишется пьеса «Мольер». Действует все тот же убитый или еще не добитый творческий инстинкт. Перевожу с французского биографии Мольера. Помню длинное торжественное стихотворение, где творчество его отождествляется с силами и красотой природы...

М. А. ходит по кабинету, диктует текст, играя попутно то или иное действующее лицо. Это очень увлекательное действо.

Мне нравится, как французы пишут биографии: у них много ярких деталей, дающих драматургу сценическую краску. Вспоминаю, с каким вкусом и знанием дела автор, истый француз, описывал туалет Арманды: желтое шелковое платье, отделанное белыми кружевами...

Как сейчас вижу некрасивое талантливое лицо Михаила Афанасьевича, когда он немного в нос декламирует:

Муза, муза моя, о, лукавая Талия...»

(См.: Белозерская Л. Е. Воспоминания. М., 1990. С. 177)

Осенью 1929 года Булгаков начал писать, в декабре закончил. Первые отзывы о пьесе вселили надежды на ее постановку: к этому времени пьесы «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Багровый остров» и «Бег» были запрещены к публичному исполнению.

«Первое чтение состоялось у Ляминых. На втором, у нас на Пироговской, присутствовали О. Л. Книппер-Чехова, И. М. Москвин, В. Я. Станицын, М. М. Яншин, П. А. Марков и Лямины. На столе М. А. в канделябрах горели свечи. Читал он, как всегда, блистательно», — вспоминала Л. Е. Белозерская (Там же. С. 177–178).

19 января 1930 года драма была прочитана во МХАТе, одобрена и принята к постановке коллективом Театра, но Главрепертком постановку запретил 18 марта этого же года. Лишь в марте 1932 года, после вмешательства А. М. Горького и других видных деятелей, приступили к репетициям, длившимся до февраля 1936 года и погубившим спектакль. После премьеры, состоявшейся 16 февраля 1936 года, спектакль был сыгран всего лишь семь раз и снят после разгромной статьи в «Правде» «Внешний блеск и фальшивое содержание», опубликованной 9 марта 1936 года.

А все дело в том, что в драме разглядели сатирическое изображение современности, усмотрели стремление автора «бить нашу цензуру, наши порядки», так что пропустить такую пьесу Главрепертком никак не мог. Отсюда и столь затяжная борьба, а в итоге — снятие из репертуара спектакля, в котором были заняты лучшие силы Театра.

Исследователи и мемуаристы не раз подчеркивали, что М. Булгаков очень внимательно отнесся к историческим реалиям, почерпнутым из биографических и исторических книг о Мольере. Так и в борьбе за постановку своей пьесы «Тартюф», так и в изображении сложностей и противоречий личной судьбы Мольер показан в соответствии с исторической правдой. Мольер, Людовик XIV, Лагранж, Мадлена и Арманда полностью соответствуют своим историческим прототипам. Прототип Муаррона, будущий известный актер труппы Мольера Мишель Барон, действительно был извлечен из клавесина органиста Резена и впоследствии стал любовником Арманды. Были прототипы и у образа Шаррона, и у других образов драмы. Но, естественно, используя документальные данные в качестве строительного материала, Булгаков не сдерживал своей писательской фантазии. И он не скрывал своих отступлений от исторической правды: «Я допустил целый ряд сдвигов, служащих к драматургическому усилению и художественному украшению пьесы. Например, Мольер фактически умер не на сцене, а, почувствовав себя на сцене дурно, успел добраться домой; охлаждение короля к Мольеру, имевшее место в истории, доведено мною в драме до острого конфликта» (см.: Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., 1986. С. 258).

Но не Мольер был главным в творческом замысле пьесы, а Кабала Святош, давившая всякое свободомыслие и действительно существовавшая во Франции с 1627 по 1666 год, когда умерла королева Анна Австрийская, тайная вдохновительница этого «Общества»; Кабала святош увидела в Тартюфе собирательный образ члена своего общества, отрицание своих устоев и принципов и попыталась раздавить опасного разоблачителя, за свой талант пользующегося поддержкой Людовика XIV.

В статье А. Грубина «О некоторых источниках пьесы М. Булгакова “Кабала святош”» («Мольер») говорится, что в 80-х гг. XIX века в Национальной библиотеке Парижа были найдены многочисленные материалы о деятельности «Общества Святых Даров», получившей название «Кабала Святош». В начале XX века этой тайной организации были посвящены две книги французских ученых: это «“Анналы” Общества Святых Даров» Густава Аржансона и «Кабала святош» Рауля Аллье. «Раскинувшееся по всей Франции, объединявшее мирян и священнослужителей, «Общество», несмотря на периодические угрозы со стороны официальной церкви и правительства, осуществляло в течение многих лет свою деятельность по “порабощению умов”, — писал А. Грубин. — Под прикрытием призыва: “Пресекать всякое зло, содействовать всему доброму”, — оно вело борьбу с “безнравственностью”, ересью и просто с недостатком религиозного рвения. “Обществу” мерещилось существование растлевающей умы коалиции вольнодумцев, и насилие, как духовное, так и физическое, широко использовалось этим движением — от доносов и клевет до сожжения людей на костре (так поэт Клод Ле Пти был сожжен в 1662 году). Отношение “Общества” к театру было особенно нетерпимым, ибо в глазах его членов комедианты служили дьяволу. История запрещения мольеровского “Тартюфа”, как показывает Аллье, тесно связана с деятельностью “Общества”. Аллье приводит ряд свидетельств (например, историю развратного епископа Рокетта) в пользу того, что Мольер в образе Тартюфа воплотил многие черты, характерные для членов “Общества Святых Даров”, что и вызвало бешенство этой партии.

Наиболее полно перипетии борьбы, разгоревшейся вокруг “Тартюфа”, были описаны в труде Э. Ригаля “Мольер” (1908), в которой глава о “Тартюфе” занимает центральное место. Опираясь на данные, приведенные в книге Аллье, Ригаль рисует картину неустанных преследований, которым подвергался Мольер со стороны “Общества Святых Даров”.

Знакомясь с материалами по истории “Тартюфа”, Булгаков, думается, физически ощутил атмосферу страха, в которой находился Мольер в этот период жизни. Мысль о костре, которым ему угрожал в своем “сочинении” Пьер Рулле, поддержанный затем в своих “претензиях” к комедианту-дьяволу другими иезуитами, надо думать, Мольера совсем не радовала. Со всей полнотой отразилась в булгаковской пьесе репрессивная сущность “Кабалы”. На репетициях пьесы во МХАТе в 1935 году Булгаков настаивал на том, что спектакль о Мольере должен держать зрителя в напряжении — “а вдруг его зарежут”, что зрителя на спектакле должна охватить “боязнь за его жизнь”» (см.: М. А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 144–146).

И снова предоставляем слово Л. Е. Белозерской, стоявшей у истоков этого гениального сочинения: «Не повезло этому произведению М. А.! После нескольких представлений пьеса была снята. Я не видела этого спектакля, но совершенно уверена, что того глумления, которое претерпела уже в наши дни пьеса в Театре Ленинского комсомола, во МХАТе быть не могло.

Я долго крепилась, не шла смотреть «Мольера», в постановке А. В. Эфроса: с меня было вполне достаточно одной «Чайки» в его «обработке». Но вот мне подарили билет ко дню именин, и мне уж никак нельзя было отказаться и не пойти.

Пьеса в свое время была посвящена мне. Но я не представляла себе, что меня ожидает.

Начать с того, что не каждый драматургический текст поддается чисто условной трактовке, когда сам зритель неустанно должен ломать себе голову, стараясь угадать, кто — кто, кто — где и почему именно так...

Почему зритель, например, должен понять, что среди бестолково набросанного театрального реквизита пробирается «Солнце Франции», Людовик XIV? Вряд ли сам актер верил, что изображает это «Солнце». Не верили и мы, зрители.

Почему ведущая актриса Парижского (Парижского!) театра Мадлена Бежар похожа в последнем акте на подмосковную огородницу в кофте навыпуск? Почему другая актриса, Арманда Бежар, впоследствии жена Мольера, вела себя так вульгарно? Условная трактовка — прием тонкий и, если зритель воспринимает веками установившуюся условность японского театра «Кабуки», то «шиворот-навыворот» А. В. Эфроса — явление не очень хорошего вкуса. Признаюсь откровенно: я прострадала весь спектакль и ушла с горьким чувством обиды за Михаила Афанасьевича Булгакова, талант которого нет-нет, да и прорывался сквозь режиссерскую шелуху. Тогда сразу становилось интересно и легко на душе.

Композитор Андрей Волконский, вообще-то человек со вкусом, к тому же всю юность проведший во Франции, в данном случае внес свою лепту в общую неразбериху.

И вот какая мысль принципиального порядка пришла мне в голову. Представим себе, что широкую улицу переходит там, где положено и когда положено, писатель Булгаков, а на мотоцикле мчится Эфрос, не обращая внимания на световые сигналы, сшибает Булгакова и наносит ему телесные увечья. Он ответит со всей строгостью советского закона — так мне сказали юристы и подсказала логика. Так почему же при нанесении моральных увечий произведению писателя никто не несет никакой ответственности? Почему?» (Белозерская Л. Е. Воспоминания. С. 178–179).

Я процитировал эти воспоминания не случайно, а просто потому, что по ее совету я тоже пошел посмотреть этот спектакль 70-х, а потом при встрече мы долго обсуждали эту постановку, вспоминая многочисленные курьезы ее. Лишь о некоторых вспомнила Л. Е. Белозерская.

Так что постановка этой пьесы — еще впереди!

Какую редакцию предпочтет Театр — это вопрос Театра.

Считаю, что и эта редакция имеет право на существование, потому что ее рекомендовали к публикации Е. С. Булгакова в 1962 году и Л. Е. Белозерская-Булгакова в 1986 году.

2

Для его славы уже ничего не нужно. Но он нужен для нашей славы (фр.).

3

Начало молитвы: «Хвалим, Господи, тебе, царю вечной славы» (лат.).

4

Основной источник текста: Мертвые души. М., 1930. Авторский экземпляр (Музей МХАТ БРЧ № 834. Авторизованная машинопись).

Опубликован впервые в книге: Булгаков М. Пьесы. М.: Советский писатель, 1986. Составители: Л. Е. Белозерская, И. Ю. Ковалева.

Публикуется по ксерокопии книги: Булгаков М. Кабала святош. М.: Современник, 1991. Составители В. И. Лосев, В. В. Петелин.

Булгаков приступил к инсценировке, как только его приняли во МХАТ в качестве режиссера. Театр давно собирался поставить спектакль по «Мертвым душам», но инсценировки романа были неудачными.

Уже в мае 1930 года Булгаков делает первые наброски инсценировки по «Мертвым душам». Намерен показать и самого Гоголя, диктующего свое сочинение в Риме, а значит — и Рим, с его солнцем, гитарами и макаронами. Летом он работает с «трамовцами» на юге, а вернувшись, вместе с режиссером-постановщиком В. Сахновским и завлитом П. Марковым обсуждают общий замысел комедии по Гоголю: «Рим мой был уничтожен, лишь только я доложил exposé. И Рима моего мне безумно жаль!» — писал Булгаков 7 мая 1932 года, вспоминая начало работы над «Мертвыми душами».

31 октября 1930 года состоялось первое чтение инсценировки в присутствии В. И. Немировича-Данченко, в целом одобрившего комедию.

Наметились и противоречия с Театром: Булгакову хотелось ввести в комедию образ Первого в спектакле как равноправное действующее лицо, в чем-то напоминающего самого Гоголя, но Театр усмотрел в этом образе резонера, комментатора событий, мешающего развитию действия.

18 ноября 1930 года Булгаков, направляя Немировичу-Данченко текст комедии, попытался защитить свой замысел: «Повторный анализ текста моей инсценировки, и в особенности плюшкинской сцены, что можно сделать попытку расширить роль Первого в спектакле с целью органически вплести ее во все сцены спектакля, сделав Первого в полном смысле слова ведущим спектакль... по-видимому, пьеса станет значительнее при введении роли Чтеца, или Первого, но при непременном условии, если Чтец, открыв спектакль, поведет его в непосредственном и живом движении вместе с остальными персонажами, то есть примет участие не только в «чтении», но и в действии» (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год. С. 65).

Вначале это намерение Булгакова было поддержано, но в ходе репетиций в этой роли В. И. Качалов показался слабым связующим звеном всего спектакля. Отказались от этой роли, потом снова приступили к репетициям с Качаловым. Но эта роль была в целом снята из спектакля. Булгаков очень жалел, что роль Первого не получилась в спектакле. Да и сам спектакль претерпевал большие изменения в ходе его постановки. Сахновскому и художнику В. В. Дмитриеву не удалось осуществить свой замысел. Е. Кухта, исследовавшая творческую историю постановки «Мертвых душ», писала в комментариях к публикации комедии: «Режиссер ориентировал спектакль на гротескного трагического Гоголя, открытого сценой 20-х годов, а значит, в первую очередь В. Э. Мейерхольдом, фантазировал спектакль скорее на мейерхольдовские, чем булгаковские темы. Оставленные им описания сцен камерального заседания чиновников и поисков пропавшего с губернаторского бала Чичикова выдают сильное влияние мейерхольдовского «Ревизора». Символистский мотив страха как субстанции иррационального мира, столь явный у Сахновского, Булгакову мало близок, в его тексте такого мотива нет» (см.: Булгаков М. Собрание сочинений. М.: Художественная литература, 1990. Т. 4. С. 601).

С февраля 1931 года в постановку спектакля включился К. С. Станиславский, и спектакль стал приобретать реалистические черты, в духе системы Станиславского.

У Булгакова возникли надежды вернуться к первоначальному замыслу инсценировки, когда сам автор был как равный среди действующих лиц и высказывал свои суждения по ходу развития событий. В воображении Булгакова формировался образ самого Николая Васильевича Гоголя, он разговаривал с ним, переживал вместе с ним во время его работы над «Мертвыми душами». Чтобы быть точным и достоверным, Булгаков тщательно выписывает из переписки Гоголя нужные ему фразы. И он вновь с надеждой возвращается к первым наброскам текста:

«Картина 1.

Комната в доме на Виа Феличе в Риме. В прорезях ставень раскаленный Рим. Мозаичный пол. Книжный шкаф. Древняя римская лампа. Громаднейший графин с холодной водой.

Великий чтец без фрака. Поклонник за бюро пишет под его диктовку.

Слышно бряцание трех гитар, и нежный тенор поет по-итальянски. Слышен женский голос.

Чтец — худой человек с неопрятными длинными волосами, острым длинным носом, неприятными глазами, со странными ухватками, очень нервный человек. Пьет воду.


Поклонник (робко). Что это вы, Николай Васильевич, все воду пьете?

Чтец (таинственно). Гемороид мне бросился на грудь и нервическое раздражение...


Поклонник смотрит, открыв рот.


Чтец. Облегчение приписываю я холодной воде, которую стал я лить...»

(См: ОР РГБ. Ф. 562. К. 17. Ед. хр. 4)

Видимо, этот текст не понравился и Станиславскому, постепенно роль Первого, который возник вместо Чтеца, сходила на нет, в конце концов и Станиславский от него отказался.

Репетиции шли долго, измотали Булгакова до изнеможения, потому что в ходе репетиций менялся замысел инсценировки: Станиславский как художник увидел «Мертвые души» по-своему и поставил их, основываясь на своем видении.

Ход работы над «Мертвыми душами», переживания Булгакова в эти месяцы работы в Театре переданы в письме П. С. Попову 7 мая 1932 г.:

«Итак, мертвые души... Через девять дней мне исполнится 41 год. Это — чудовищно! Но тем не менее это так.

И вот, к концу моей писательской работы я был вынужден сочинять инсценировки. Какой блистательный финал, не правда ли? Я смотрю на полки и ужасаюсь: кого, кого еще мне придется инсценировать завтра? Тургенева, Лескова, Брокгауза-Ефрона? Островского? Но последний, по счастью, сам себя инсценировал, очевидно предвидя то, что случится со мною в 1929–1931 гг. Словом...

1) «Мертвые души» инсценировать нельзя. Примите это за аксиому от человека, который хорошо знает произведение. Мне сообщили, что существуют 160 инсценировок. Быть может, это и неточно, но во всяком случае играть «Мертвые души» нельзя.

2) А как же я-то взялся за это?

Я не брался, Павел Сергеевич. Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло. Как только меня назначили в МХТ, я был введен в качестве режиссера-ассистента в «М. Д.» (старший режиссер Сахновский, Телешева и я). Одного взгляда моего в тетрадку с инсценировкой, написанной приглашенным инсценировщиком, достаточно было, чтобы у меня позеленело в глазах. Я понял, что на пороге еще Театра попал в беду — назначили в несуществующую пьесу. Хорош дебют? Долго тут рассказывать нечего. После долгих мучений выяснилось то, что мне давно известно, а многим, к сожалению, неизвестно: для того, чтобы что-то играть, надо это что-то написать. Коротко говоря, писать пришлось мне.

Первый мой план: действие происходит в Риме (не делайте больших глаз!). Раз он видит ее из «прекрасного далека» — и мы так увидим!

Рим мой был уничтожен, лишь только я доложил exposé. И Рима моего мне безумно жаль!

3) Без Рима, так без Рима.

Именно, Павел Сергеевич, резать! И только резать! И я разнес всю поэму по камням. Буквально в клочья. Картина I (или пролог) происходит в трактире в Петербурге или в Москве, где секретарь Опекунского совета дал случайно Чичикову уголовную мысль покойников купить и заложить (загляните в т. I, гл. XI). Поехал Чичиков покупать. И совсем не в том порядке, как в поэме. В картине X-й, называемой в репетиционных листках «Камеральной», происходит допрос Селифана, Петрушки, Коробочки и Ноздрева, рассказ про капитана Копейкина и приезжает живой капитан Копейкин, отчего прокурор умирает. Чичикова арестовывают, сажают в тюрьму и выпускают (полицмейстер и жандармский полковник), ограбив дочиста. Он уезжает. «Покатим, Павел Иванович!»

Вот-с, какие дела.

Что было с Немировичем, когда он прочитал! Как видите, это не 161-я инсценировка и вообще не инсценировка, а совсем другое. (Всего, конечно, не упишешь в письме, но, например, Ноздрев всюду появляется в сопровождении Мижуева, который ходит за ним как тень. Текст сплошь и рядом передан в другие уста, совсем не в те, что в поэме, и так далее.)

Владимир Иванович был в ужасе и ярости. Был великий бой, но все-таки пьеса в этом виде пошла в работу. И работа продолжается около 2-х лет.

4) Ну и что же, этот план сумели выполнить? Не беспокойтесь, Павел Сергеевич, не сумели. Почему же? Потому что, к ужасу моему, Станиславский всю зиму прохворал, в Театре работать не мог (Немирович же за границей).

На сцене сейчас черт знает что. Одна надежда, что Ка-Эс поднимется в мае, глянет на сцену.

Когда выйдут «Мертвые души». По-моему — никогда. Если же они выйдут в том виде, в каком они сейчас, будет большой провал на Большой Сцене.

В чем дело? Дело в том, что для того, чтобы гоголевские пленительные фантасмагории ставить, нужно режиссерские таланты в Театре иметь...»

(См.: Письма. М., 1989. С. 239–241)

Но Станиславский выздоровел, активно взялся за работу, репетиции пошли полным ходом. Возникали несколько другие «Мертвые души», Булгаков сопротивлялся, как мог, происходящей ломке его замысла, но и не мог не восхищаться талантливой работой великого художника. Во всяком случае после одной из репетиций Булгаков написал письмо Станиславскому.

«Дорогой Константин Сергеевич!

Я на другой же день после репетиции вечеринки в «Мертвых душах» хотел написать это письмо, — писал Булгаков 31 декабря 1931 года, — но, во-первых, стеснялся, а во-вторых, не был связан с Театром (простужен).

Цель этого неделового письма выразить Вам то восхищение, под влиянием которого я нахожусь все эти дни. В течение трех часов Вы на моих глазах ту узловую сцену, которая замерла и не шла, превратили в живую. Существует театральное волшебство!

Во мне оно возбуждает лучшие надежды и поднимает меня, когда падает мой дух. Я затрудняюсь сказать, что более всего восхитило меня. Не знаю по чистой совести. Пожалуй Ваша фраза по образу Манилова. «Ему ничего нельзя сказать, ни о чем нельзя спросить — сейчас же прилипнет» — есть высшая точка. Потрясающее именно в театральном смысле определение, а показ — как это сделать — глубочайшее мастерство!

Я не беспокоюсь относительно Гоголя, когда Вы на репетиции. Он придет через Вас. Он придет в первых картинах представления в смехе, а в последней уйдет, подернувшись пеплом больших раздумий. Он придет. Ваш М. Булгаков».

Эти письма — Попову и Станиславскому — вроде бы написаны разными людьми, настолько суждения об одном и том же «предмете» разноречивы, но я их привел специально, чтобы показать живого Булгакова, острого, думающего, противоречивого, склонного поддаваться сиюминутным настроениям.

В ходе работы со Станиславским от многого пришлось отказаться, заботясь прежде всего о «нарастании сценического действия».

Выпала роль Первого, сокращены одни, переработаны другие сцены. Возникла другая редакция комедии, театральный ее вариант.

28 ноября 1932 года состоялась премьера «Мертвых душ». В спектакле принимали участие Топорков, Москвин, Тарханов, Леонидов, Кедров и другие блистательные актеры и актрисы МХАТа. Спектакль начал успешное шествие. Выдержал сотни представлений с различным составом, стал классикой русского театрального искусства. Об игре актеров написаны сотни статей, а в книгах о МХАТе и Станиславском непременно подробно рассказывается и анализируется.

При этом обращаем внимание на следующее: Булгаков создал самостоятельное произведение, яркое, сценическое, многие актеры с упоением отдавались игре, потому что, как говорилось, роли были «играбельными», были индивидуальные сцены, были массовые, где были заняты десятки актеров и актрис... Так что Театр торжествовал свой успех.

И вместе с тем в пьесе «все из Гоголя, ни одного слова чужого», не раз утверждал сам Булгаков, а исследователи лишь подтвердили истинность его слов.

«Доктор Лесли Милн, английский литературовед и прекрасный знаток творчества, — писала Л. Яновская, — проделала интереснейшую работу: «разнесла по источникам» монолог Первого, установила источник каждой фразы и почти каждого слова. Булгаков последовательно использовал здесь повесть Гоголя «Рим», причем строки и слова из разных мест совместил, свободно перекомпоновав; «Мертвые души», письмо Гоголя, воспоминания Анненкова. А далее включается «Невский проспект» — строки из разных мест «Невского проспекта» — и снова «Мертвые души»... И весь этот из гоголевских слов состоящий текст звучит необыкновенно и ново и свежо в завораживающем ритме Михаила Булгакова, с гоголевской необычайностью выражений, с лаконизмом XX века» (см.: Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М.: Советский писатель, 1983. С. 209).

Сохранились стенограммы обсуждений спектакля: в декабре 1932 года состоялось обсуждение во МХАТе в присутствии нового председателя Главреперткома Осафа Литовского под председательством Вс. Вишневского (см.: РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Ед. хр. 672) и обсуждение во Всероскомдраме 15 января 1933 г. На последнем заседании присутствовал Юрий Слезкин, оставивший любопытные записи в дневнике: «Вечером доклад Андрея Белого о «Мертвых душах» Гоголя и постановке их в МХАТе. Битком набито. Мейерхольд, Эйзенштейн, Попова (от Корша), Топорков, (играющий Чичикова в МХАТе)...

— Возмущение, презрение, печаль вызвала во мне постановка «Мертвых душ» в МХАТе, — резюмировал Белый, — так не понять Гоголя! Так заковать его в золотые, академические ризы, так не суметь взглянуть на Россию его глазами! И это в столетний юбилей непревзойденного классика. Давать натуралистические усадьбы николаевской эпохи, одну гостиную, другую, третью и не увидеть гоголевских просторов... гоголевской тройки, мчащей Чичикова-Наполеона к новым завоеваниям. Позор!

Ушел с печалью. Все меньше таких лиц, как у Белого, встречаешь на своем пути. Вокруг свиные рыла — хрюкающие, жующие, торжествующие» — гневно заканчивал Ю. Слезкин запись этого дня (см.: Письма. С. 241–242).

Ушел с печалью, я уверен в этом, и М. А. Булгаков... Сколько бился он за то, чтобы дать роль Первому, то есть самому Николаю Васильевичу Гоголю, работающему в Риме над «Мертвыми душами», дать его в римской обстановке и из этого «прекрасного далека» с болью и смехом описывающего события в России. Сколько бился он за свой творческий замысел, но победить в этой битве ему не удалось: Станиславский увидел «Мертвые души» по-своему, он тоже художник, он имеет право на свое видение.

5

Так называемая история (фр.).

6

5 июня 1931 года Булгаков заключил договор с Ленинградским Красным театром Госнардома им. К. Либкнехта и Р. Люксембург. Черновая рукопись закончена 22 августа 1931 года.

В те же дни пьеса была перепечатана.

Эта авторизованная машинопись впервые опубликована в журнале «Октябрь» (№ 6 за 1987 г.), публикаторы В. Лосев, Б. Мягков, Б. Соколов.

В последующих публикациях (Собрание сочинений в пяти томах. Т. 3; Пьесы 30-х годов, подготовка текста и примечания — И. Е. Ерыкалова) указаны ошибки и неточности первой публикации, выявленные при сверке с черновыми рукописями.

Публикуется авторизованная машинопись по ксерокопии книги: Булгаков М. Кабала святош. М.: Современник, 1991. Составители В. И. Лосев, В. В. Петелин. Внесены необходимые исправления по черновой рукописи, хранящейся в ОР РГБ, Ф. 562. К. 12. Ед. хр. 8.

Но разночтения остались. Например, в нашей публикации в 4-м акте осталось: «В лесу светлеет»; в т. 3 и в питерской публикации И. Е. Ерыкалова дает: «В лесу светает». Есть и другие мелкие разночтения. Все это лишь подтверждает неоднократно высказанную мысль о необходимости подготовки академического собрания сочинений.

Знакомство М. А. Булгакова с директором Красного театра В. Е. Вольфом относят к лету 1930 года. Творческие планы в то время не были осуществлены, но желание привлечь Булгакова к работе Красного театра осталось.

Т. Д. Исмагулова в статье «К истории отношений М. А. Булгакова и Ленинградского Красного театра» подробно анализирует факты, документы, воспоминания, бросающие свет на эти отношения (см.: Проблемы театрального наследия М. А. Булгакова. Л., 1987).

Е. Шереметьева, завлит Красного театра тех лет, рассказывает о том, как руководство театра отправило ее в командировку в Москву для переговоров о новой пьесе к М. А. Булгакову. Много интересного можно извлечь из этих воспоминаний.

«Нужна была смелость и настоящее понимание, вера в значительность и своеобразие огромного таланта Булгакова, взять на себя за обращение к нему, заказ пьесы и выплату максимального аванса. Надо сказать, что ответственные за все это художественный руководитель и директор театра искренно радовались возможности хоть немного поддержать в трудное для него время и, конечно, надеялись получить талантливую интересную пьесу», — вспоминала Е. Шереметьева.

Булгаков согласился написать пьесу при условии, что театр не ограничивает его сроком и не определяет темы: «пьеса должна быть о времени настоящем или будущем. При заключении договора театр выплачивает автору определенный лаж... Выплаченная сумма не подлежит возврату даже в том случае, если представленная автором пьеса по тем или иным причинам театром принята не будет».

«После каждой фразы он останавливался, — вспоминает В. Шереметьева, — вопросительно глядя на меня, и я подтверждала ее, а последнюю фразу он произнес с некоторым нажимом, усмехнулся и объяснил: Ведь автору неоткуда будет взять эти деньги, он их уже истратит!»

Вспомнила Е. Шереметьева и квартиру, в которой обедала вместе с М. А. Булгаковым: «Булгаков привез меня на Большую Пироговскую. Напротив сквера, в маленьком дворе стоял невысокий дом. В низком первом этаже этого дома расположилась необычная квартира. Открывая дверь из передней в комнату, Михаил Афанасьевич предупредил: «Осторожно, ступеньки». Пол в столовой был выше, чем в передней, и у самой двери в углу две или три ступеньки вверх. Столовая очень маленькая, потолок низкий, окна невысоко от пола. Кроме двери в переднюю, в другой стене была еще дверь (кажется, в кабинет Михаила Афанасьевича) и еще третья — в противоположной стенке».

Договорились также и о том, что Булгаков приедет в Ленинград за счет театра: «Недели через две Михаил Афанасьевич приехал в Ленинград. Его устроили в «Европейской», тогда лучшей гостинице нашего города, старались, чтобы он чувствовал себя хорошо, были внимательны к нему, заботливы. Между деловыми, очень дружескими встречами с руководителями театра и спектаклями «угостили» его катаньем на американских горках (тогда единственных в Советском Союзе), попросили у директора Госнардома, в систему которого входил Красный театр, машину — открытый «Остин» — и часа три возили Булгакова, показывали город и его достопримечательности, которые хотел видеть Михаил Афанасьевич. Не раз он обедал с нами в маленькой, по-домашнему хорошей столовой Госнардома. Пригласили его на нашу вечеринку в квартиру актрисы Пасынковой. Помню, что большую комнату оформили под захудалое кабаре. На печку приклеили намалеванную на картоне высокую под потолок чахлую пальму в кадке, разнокалиберные столики покрыли газетами и афишами, на стенах развесили плакатики: «Спиртные (зачеркнуто) напитки продаются в неограниченном количестве», «Бить посуду и ломать мебель разрешается» и т. д. Все актрисы работали официантками, а в концертном отделении превращались в матрешек и пели частушки на злобу дня, а затем цыганский хор под аккомпанемент двух гитар (актеры Волосов и Селянин) спели величальную: «К нам приехал наш любимый, Михаил Афанасьевич дорогой».

Булгаков тоже выступил в нашем концертном отделении, талантливо, как все, что он делал, рассказывал о МХАТе и о Станиславском, не копируя его, но какими-то штрихами отчетливо рисуя характер и манеру говорить и стариковский испуг, когда Константин Сергеевич в телефонном разговоре со Сталиным вдруг забыл его имя и отчество. Рассказал о разговоре Станиславского с истопником, которому он советовал растапливать печи так, как это делали в его детские годы в доме Алексеевых...

Руководство театра и актеры понравились Михаилу Афанасьевичу, он подписал договор на пьесу, ему выплатили максимальный из возможных аванс, и он уехал».

Через три месяца Булгаков приехал в Ленинград читать пьесу. Слушали ее четыре человека: художественный руководитель Красного театра Вольф В. Е., режиссер театра Гаккель Е. Г., директор театра Тихантовский Г. Д. и завлит Е. М. Шереметьева. «К великому общему огорчению, — вспоминала Е. Шереметьева, — ставить ее театр не мог. Кажется, меньше всех был расстроен автор. Он объяснил это тем, что когда кончил писать, то ему самому показалось, что, пожалуй, его «Адам и Ева» не выйдут на сцену» (см.: М. А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 271–280).

18 сентября 1931 года газета «Советское искусство» объявила: «Драматург М. А. Булгаков написал новую пьесу о будущей войне. В Москве пьеса передана для постановки Театру им. Евг. Вахтангова, в Ленинграде — Красному театру».

Л. Е. Белозерская принимала активное участие в переписке этой пьесы, часть рукописного текста, по-видимому, принадлежит ей. И вот ее мнение много лет спустя об этой пьесе: «На том же широком писательском дыхании, что и «Бег», была написана фантастическая пьеса «Адам и Ева»...

Профессор химии академик Ефросимов сконструировал аппарат, нейтрализующий действие самых страшных, самых разрушительных газов. Его изобретение должно спасти человечество от гибели. Глубокий пацифизм характеризует академика Ефросимова... Но пацифизм академика не только не встречает сочувствия среди окружающих, наоборот, вызывает подозрительность и рождает мысль о его предательстве.

Катастрофа все же неизбежна... На фоне мировой катастрофы сталкиваются различные судьбы и характеры» (см.: Воспоминания. С. 180–181).

Вахтанговцы тоже отказались от постановки: погибает Ленинград.

Конечно, при желании пьесу можно было доработать, но Булгаков не любил эту пьесу, он писал ее на заказ, а потому и не стал ее дорабатывать.

7

В первоначальном рукописном варианте — Ева Маврикиевна.

8

В рукописи далее зачеркнуто: «...и чтобы текущий их счет был в солидном, а не сомнительном банке».

9

Адам! Ефросимов! Добрый день! Привет! Привет!

10

Всемирное правительство. Испанский летчик!.. Где находится Адам?

11

Нет, нет! Я не враг, не фашист! Вы Адам?

12

Где Дараган?

13

Дараган придет, придет!

14

Русские? Ура!

15

Это профессор Ефросимов?

16

Нет, нет!

17

Адам! Адам!

18

Обнять!

19

Нет, нет!

20

К аппаратам!

21

Ефросимов?

22

Гениальный человек!

23

Публикуется автограф пьесы, хранящийся в РО ИРЛИ (Пушкинский Дом), Ф. 369. Ед. хр. 207, с учетом машинописного экземпляра, в котором есть полный список действующих лиц и деление на действия, отсутствующие в автографе (Ф. 369. Ед. хр. 208), по ксерокопии книги: Булгаков М. Кабала святош. М., 1991. Составители В. Лосев, В. Петелин.

В публикуемый текст внесены исправления: вместо Адраксин — Апраксин, вместо Ростопчин — Растопчин, как в «Войне и мире» Л. Н. Толстого.

Над инсценировкой «Войны и мира» Булгаков начал работать сразу после окончания фантастической пьесы «Адам и Ева», заключив договор с Большим драматическим театром в Ленинграде. 30 августа 1931 года он писал Станиславскому: «Если только у Вас есть желание включить «Войну и мир» в план работ Художественного театра, я был бы бесконечно рад предоставить ее Вам». Но в Театре все еще надеялись поставить «Бег» и «Кабалу святош», так что не торопились заключать договор.

На одном из автографов инсценировки Булгаков оставил запись: «работу над инсценировкой Войны и Мира я начал 24-го сентября 1921 года... Но потом, увы, я бросил эту работу и возобновил ее только сегодня, 22 декабря 1931 г.» (Цитирую по Собранию сочинений в пяти томах. М., 1990. Т. 3. С. 606. Автор комментариев — Я. Лурье.)

27 февраля 1932 года Булгаков отправил пьесу в Ленинград. Но ответ был отрицательный: пьесу не приняли к постановке.

Договор на инсценировку «Войны и мира» заключил и МХАТ. 20 мая 1932 года Немирович-Данченко писал О. Бокшанской: «Из старой литературы мне приятней всего думать о «Войне и мире». Булгаков обещал, кажется, дать синопсис». Но МХАТ инсценировку не поставил, занятый постановкой инсценировки «Мертвых душ».

24

Ежели вы позволите себе в моей гостиной... (фр.) В дальнейшем перевод с французского языка не оговаривается. Перевод иностранного текста взят из романа Л. Н. Толстого «Война и мир» (Собр. соч.: В 22 т. М., 1980–1981. Т. 4–7).

25

Я ничего не сделаю, не бойтесь.

26

Как честный человек.

27

По следам этого господина...

28

Милый.

29

Ей-богу, не знаю, куда я его дел.

30

Становится опасным говорить по-французски на улицах.

31

Которого я не имею чести знать.

32

Мой многоуважаемый оппонент.

33

Да здравствует император!

34

Ну?

35

Платовский казак.

36

Очень умный и болтун.

37

Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает, что случится.

38

Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.

39

Да.

40

...дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям!

41

Батюшка.

42

Черт возьми!

43

На это самодурство старого господина... (нем.)

44

Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?

45

Напротив, ваша светлость!

46

Им еще хочется?

47

Государь?

48

Еще хочется, ну и задайте им!

49

Почтение всей компании! Вы хозяин? Квартир, квартир. Не будем ссориться, дедушка.

50

Вы не ранены?

51

Кажется, нет, но на этот раз близко было. Кто этот человек?

52

Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось. Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.

53

Разбойник, ты мне поплатишься за это. Вы спасли мне жизнь! Вы француз?

54

Русский.

55

Рассказывайте это другим! Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его. Я прощаю его. Увести этого человека.

56

Капитан, у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?

57

Да, и вино. Вы француз. Приятно встретить соотечественника. Рамбаль, капитан.

58

О! Женщины, женщины!

59

Вишь ты...

60

Платоническая любовь, облака...

61

Император, император...

62

Дитя мое, я вас люблю и знаю давно.

63

Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?

64

Ребенка? Я слышал... Сюда... сюда...

65

Оставьте эту женщину!

66

Ну, ну! Не дури!

67

Поручик, у него кинжал.

68

А... оружие! Хорошо, на суде все расскажешь. Говоришь ли по-французски? Позовите переводчика!

69

Он не похож на простолюдина.

70

О, о, он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он.

71

Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уведите меня.

72

А, а, марш!

73

Чего ей нужно?

74

Она несет мою дочь, которую я спас из огня. Прощай!..

75

Кто вы такой?

76

Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.

77

Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.

78

Ваше имя?

79

Кто мне докажет, что вы не лжете?

80

Чем вы докажете справедливость ваших слов?

81

Вы не то, что вы говорите.

82

Стрелки 86-го, вперед!

83

Это их научит поджигать!

84

Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают.

85

Благодарю.

86

Понимаешь ты?

87

Понимаешь ты, черт тебя дери! Ему все равно! Разбойник, право!

88

Казаки!

89

О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!

90

Да здравствует Генрих Четвертый! Да здравствует сей храбрый король!

91

Имевший тройной талант пить, драться и быть любезником.

92

Пьеса «Полоумный Журден» впервые опубликована в книге: Булгаков М. Драмы и комедии. М., 1965. Затем в книге: Булгаков М. Пьесы. М.: Советский писатель, 1986. Составители Л. Е. Белозерская, И. Ю. Ковалева.

Публикуется по расклейке этого издания.

В Собрании сочинений в пяти томах, М., 1990. Т. 4, публикуется с исправлениями по второй машинописной редакции, с правкой автора и Е. С. Булгаковой (ОР РГБ. Ф. 562. К. 12. Ед. хр. 11).

Исследователям предстоит определить оптимальный вариант пьесы, соответствующий последней авторской воле.

Пьеса написана по заказу Государственного театра под руководством Ю. А. Завадского в сентябре-ноябре 1932 года.

Как и в «Багровом острове», Булгаков строит свою пьесу как репетицию будущего театрального действа. Выходят актеры под своими собственными именами, живут своей жизнью, пытаются быть самостоятельными и независимыми от театра, но вихри обязанностей вновь и вновь уносят их на сцену и заставляют жить жизнью своих героев.

Булгаков создает самостоятельную пьесу, используя комедии Мольера «Дон Жуан», «Брак поневоле», «Скупой», а репетируют актеры пьесу «Мещанин во дворянстве». Луи Бежар (1630–1678), Андре Юбер (1624–1700), Арманда Бежар (1642–1700), Шарль Лагранж (1635–1692), Катрин Дебри (1620–1706), Франсуа Латорильер (1626–1680), Жанна Боваль (1645–1720), Эдм Дебри (1607–1676), Филипп Дюкруази (1630–1695) — актеры труппы Мольера.

Шамбор — охотничий замок короля Людовика XIV. Здесь 14 октября 1670 года — премьера комедии Мольера «Мещанин во дворянстве».

93

11 июля 1932 года Булгаков подписал договор с издательством на книгу о Мольере в серии «Жизнь замечательных людей». В марте 1933 года Булгаков завершил работу над рукописью и сдал ее в издательство, через месяц получил отрицательный отзыв. Предлагалось переделать книгу коренным образом. Булгаков отказался переделывать, и рукопись была напечатана лишь в 1962 году в той же серии «Жизнь замечательных людей» в издательстве «Молодая гвардия», с большими сокращениями.

Впервые машинописный текст рукописи «Мольера» был опубликован в 1988 году во втором томе «Избранных произведений М. Булгакова» (Киев, Дніпро) как «более полный» и лишенный неавторских исправлений, хранящийся в ОР ГРБ, Ф. 562. К. 4. Ед. хр. 1. Перепечатан в книге: Булгаков М. Кабала святош. М.: Современник, 1991. Составители В. И. Лосев, В. В. Петелин. Подготовил текст романа — В. И. Лосев.

Публикуется по расклейке этого издания.

С увлечением работал Булгаков над биографией полюбившегося французского писателя, ходил по букинистическим магазинам и покупал книги о Мольере, о его времени, о театре XVII века и вообще о театре, о Людовике XIV, работал в библиотеке, выписывая из французских книг необходимые ему сведения.

В Отделе рукописей РГБ хранится библиография, составленная М. А. Булгаковым, которая насчитывает на французском и на русском языках 47 названий. Е. С. Булгакова называла гораздо больше использованных книг. Библиография опубликована в томе 4 Собрания сочинений М. А. Булгакова. С. 660.

Л. Е. Белозерская, вспоминая этот эпизод своей жизни с Булгаковым, писала: «В свое время основатель серии Горький, прочитав рукопись Булгакова, сказал главному редактору Александру Николаевичу Тихонову (Сереброву):

— Что и говорить, конечно, талантливо. Но если мы будем печатать такие книги, нам, пожалуй, попадет...

Я тогда как раз работала в “ЖЗЛ”, и А. Н. Тихонов, неизменно дружески относившийся ко мне, тут же, по горячим следам, передал мне отзыв Горького.

В примечании к биографии Мольера профессор Г. Бояджиев упрекал Булгакова в том, что он уделяет внимание версии о предполагаемом отцовстве Мольера: будто бы Арманда Бежар, ставшая впоследствии его женой, была его собственной дочерью от Мадлены Бежар. “Враги великого писателя, — писал проф. Бояджиев, — обвиняли его в кровосмесительном браке. Новейшая научная мольеристика опровергла эту клевету”» (см.: Воспоминания. С. 181).

Эта тема возникает неоднократно в произведениях Булгакова: и в «Кабале святош», и в романе «Жизнь господина де Мольера», уж очень психологически заманчиво как для развития действия, так и для обогащения внутреннего мира действующих лиц. Этот вопрос занимал не одно поколение ученых и писателей, писавших о Мольере.

Н. Жирмунская в комментариях к публикации романа в 4-м томе Собрания сочинений в пяти томах приводит такие факты: «В декабре 1663 года Расин упоминает в частном письме, что «Монфлери написал королю донос на Мольера, что он женится на дочери, а раньше жил с матерью». Сын Расина Луи, издавая письма отца, заменил эту фразу на «женится на собственной дочери». На основе таких искажений и домыслов обрела прочную жизнь в биографической литературе версия о кровосмесительном браке Мольера... Никакой реакции на донос Монфлери со стороны короля не последовало» (С. 655).

И еще один важный вывод Н. Жирмунской приведу здесь: «Несколько позднее в научный обиход были введены вновь найденные архивные документы, которые использовал Гюстав Мишо в книгах «Юность Мольера», «Дебюты Мольера», сражения Мольера (1922–1925). Работы эти остались неизвестны Булгакову. Между тем Мишо сумел убедительно опровергнуть те версии и домыслы, касавшиеся женитьбы Мольера, которые в течение двух с лишним веков кочевали из воспоминаний современников (порою явно тенденциозных) в биографические труды ученых. После работ Мишо версия о том, что Арманда была не сестрой, а дочерью Мадлены Бежар, была отвергнута. Его аргументы подтверждены и дополнены в вышедшем в 1963 году собрании документов, касающихся Мольера, его семьи и ближайшего окружения...» (С. 634).

Казалось бы, вопрос ясен, но споры и сомнения продолжаются. Л. Е. Белозерская, касаясь этой темы, писала: «Но вот передо мной газета «Юманите» от 11 июня 1963 года, которую нельзя заподозрить во враждебном отношении к Мольеру. Читаю заголовок: «Нуждается ли Арманда Бежар в оправдании?» В 1663 году в церкви Сен-Жермен Оксоруа состоялось бракосочетание Жана-Батиста Поклена, так называемого Мольера, с Армандой Бежар. Она была создательницей главных женских ролей в произведениях великого писателя. Роли эти, как утверждают, писались специально для нее и отражали многие черты ее характера: Элиза в «Критике жизни женщин», Эльмира в «Тартюфе», Селимена в «Мизантропе», Элиза в «Скупом».

Имя Арманды Бежар связано со многими загадками: была ли она сестрой или дочерью Мадлены Бежар, возлюбленной совладелицы театра Мольера. Или собственной дочерью Поклена? Сделала ли она несчастным Мольера или наоборот: пожилой, больной, ревнивый муж сделал ее жизнь невыносимой? Жан Берже и мадам Шёвалле постараются ответить на все эти вопросы в своем докладе, названном ими «Славные имена прошлого»...

М. А. Булгаков писал своего «Мольера» в 1932–33 годах, а французы через тридцать лет публично еще обсуждают вопрос — не была ли Арманда Бежар дочерью прославленного драматурга. Вот и выходит, что точка зрения официальной мольеристики не обязательна даже и для самих французов» (Воспоминания. С. 180).

В «Кабале святош» эта тема играет стержневую композиционную роль, обостряет конфликт между действующими лицами. Слухи были, доносы были, значит, драматург мог воспользоваться всеми этими данными для обогащения психологических переживаний своих персонажей. Тем более Кабала воспользовалась этими слухами для того, чтобы раздавить своего противника, создавшего «Тартюфа».

Другое дело — роман, тем более биографический, основанный на документах и свидетельствах современников. Здесь Булгаков не так уверен, высказывает осторожные предположения, сожалея, что в «жизни семейства Бежаров последовал некий таинственный провал».

«Ах, много загадочных событий, видно, было в жизни Бежаров, так же, впрочем, как и в жизни моего героя!»

«Таинственность поведения Бежаров», их поездка на дачу под Парижем и многое другое кажется «странным» Булгакову, и он «дорого бы дал», чтобы знать точно, выехала ли вместе с родителями Мадлена и Женевьева: 1643 или 1645 год рождения Арманды?

В главе 18 под названием «Кто она?» Булгаков, приведя множество биографических фактов основных действующих лиц этой драмы, спрашивает: «Какое же заключение я могу дать по этому делу? Я должен сказать, что, по моему мнению, все попытки установить, кто был отцом Арманды, обречены на неудачу. Впрочем, может быть, кто-нибудь и сделает это или уже сделал. Я же отказываюсь вести следствие по делу о женитьбе Мольера, потому что чем глубже я проникал в дело, тем более каким-то колдовским образом передо мною суживался и темнел коридор прошлого, и тщетно я шарил в тайных углах с фонарем в руках. Ткань дела рвалась и рассыпалась в моих руках, я изнемог под бременем недостоверных актов, косвенных улик, предположений, сомнительных данных...»

94

Автор ошибается относительно этой даты. Первое представление комедии «Шалый» состоялось в Лионе в 1655 г.

95

Рукопись не сохранилась. В личном фонде М. А. Булгакова в РГБ, в фондах РГАЛИ и музея МХАТа хранится больше двух десятков машинописных копий, из которых публикаторы выбирают наиболее соответствующий авторской воле, с их точки зрения. Одни публикуют первый вариант полного текста пьесы «Кабала святош», по автографу, с датой в конце: 6 декабря 1929 года; другие публикуют второй полный текст пьесы «Кабала святош», по первой известной машинописи, перепечатанной после 6 декабря; третьи публикуют авторизованную машинопись, на обложке которой М. А. Булгаков написал: «В знак дружбы милой Елене Сергеевне! «Был королевский спектакль...» Акт I. 1930 г. 14 мая. М. Булгаков».

Этот текст, считают публикаторы, «свободный от цензурных искажений и вынужденных поправок для театра», полностью соответствует последней авторской воле. А может быть, авторской воле соответствует и первая известная машинопись, перепечатанная после 6 декабря и опубликованная В. И. Лосевым в книге: Неизвестный Булгаков. М., 1993.

Так что этот вопрос нельзя считать решенным: выбор и подготовка к публикации основной редакции пьесы, наиболее полно воплощающей последнюю волю автора, еще предстоят ученым и публикаторам.

Этот текст опубликован в книгах: Булгаков М. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. М., 1990; М. Булгаков. Пьесы 1930-х годов. СПб., 1994. Выбор и подготовка текста и в первом, и во втором случае принадлежат одному лицу — О. В. Рыковой.

Публикуется по ксерокопии пьесы в книге «Пьесы 1930-х годов», сверенной с машинописью, хранящейся в Российской государственной библиотеке, Ф. 562. К. 12. Ед. хр. 4.

О. В. Рыкова, изучившая основные и театральные редакции пьесы, утверждает, что опубликованный в 1962 году вариант «Кабалы святош» весьма уязвим в текстологическом отношении: «...в нем имеются два слоя купюр и искажений: 1) цензурные, реперткомовские поправки (частично) и 2) исключения фрагментов текста, относящихся к теме «кровосмесительства». В тексте пропущены или изменены важные детали: оставлено чтение «ненавижу королевскую тиранию» вместо «бессудную тиранию»; финальная запись Лагранжа дается в следующем виде: «Причиной этого явилась немилость короля и черная Кабала», вместо авторского текста: «Причиной этого явилась ли немилость короля или черная Кабала?.. (Думает.) Причиной этого явилась судьба». Имеется много мелких неточностей: перестановки слов, добавленные союзы, морфологические разночтения. Все они могли возникнуть при случайных перепечатках.

Таким образом, издававшийся текст «Кабалы святош» представляет собой произвольный вариант основной редакции, не совпадающий целиком ни с авторским, ни с реперткомовским вариантом...» (см.: Булгаков М. Пьесы 30-х годов. СПб., 1994. С. 554).

Однако нет сомнений в том, что издававшийся текст готовила Е. С. Булгакова, благоговейно относившаяся к своим обязанностям хранителя булгаковского слова. Так что не будем спешить отказываться от изданного в 1962 году текста.

На первых же чтениях пьесы профессиональные слушатели упрекнули писателя, что пьеса «не затрагивает актуальных вопросов», хотя в ней действительно много интересного и прекрасного материала для театра и актеров. Булгаков, отвечая на этот упрек, сказал, что он не мог бы написать о классовой борьбе в XVII веке, не мог бы создать антирелигиозную пьесу или монументальную трагедию, что привлекло бы сразу все театры; он хотел написать пьесу о светлом, ярком таланте Мольера, задавленного черной кабалой святош при абсолютном равнодушии королевской власти. По другому случаю М. Булгаков уточнил свой творческий замысел: «Я писал романтическую драму, а не историческую хронику. В романтической драме невозможна и не нужна полная биографическая точность» («Горьковец», 15 февраля 1936 г.).

Но мало кто прислушался к словам М. А. Булгакова: в Реперткоме потребовали дать пьесе новое название — «Мольер», а Театр, тоже не вникнув в творческий замысел пьесы, начал репетировать именно «Мольера», разрушая постепенно великолепное театральное здание, созданное автором.

При этом Театру приходилось все время помнить о вышестоящих инстанциях, которые могут отменить свое разрешение и запретить репетиции пьесы, привлекшей внимание общественности. Уж не говоря об общественно-политической обстановке, которая с каждым годом становилась все трагичнее.

Во всех исследованиях говорится о неблаговидной роли Главреперткома в судьбе «Кабалы святош». Но вот О. В. Рыкова сравнила две редакции и выявила все замечания реперткомовских сотрудников. Приведем их полностью, настолько они любопытны и характерны. Подчеркнутые слова и фразы Репертком предлагал вычеркнуть или заменить на другие: «дано новое название — “Мольер”».

Из числа действующих лиц убрана монашка.

1 действие.

В ремарке после сцены с Лагранжем: «Берет фонарь и уходит, как темный рыцарь».

2 действие.

Сцена после ухода Людовика с Мольером: «исчезают все придворные» — исправлено на «уходят».

В ремарке перед сценой Арманды и Муаррона: «Муаррон кончил пьесу» исправлено на «играть».

Сцена Муаррона и Арманды: «Муаррон (поднимает край ее платья, целует ногу). Арманда». Далее ремарка в тексте Муаррона: «Целует другое колено».

В ремарке перед сценой Кабалы: «В нише мерцает святая чаша»; далее «библия» исправлено на «книга».

3 действие.

Начало сцены в соборе: «Необъятный собор полон ладаном, туманом и тьмой. Бродят огоньки». Далее: «...и послышался хриплый шепот: «Вы видели «Тартюфа»?.. Вы видели «Тартюфа»?..» и пропал».

Ремарка: «Орган зазвучал в высоте». «Шаррон (превращаясь в дьявола). И увидишь костры, а меж ними...», а «меж» исправлено на «между».

«В высоте со свечами прошла процессия, и спели детские голоса. Потом все исчезло».

«Шаррон (глухо). Я здесь... Я здесь... я здесь».

Ремарка: «Орган запел мощно».

«Шаррон (плача счастливыми слезами). Лети, лети».

Сцена Шаррона с Армандой: «Шаррон (возникает страшен, в рогатой митре, крестит обратным дьявольским крестом Арманду несколько раз быстро). Орган загудел мощно».

Следующая ремарка: «Орган гудит успокоительно. Лагранж (возвращается в полумраке, как темный рыцарь)».

4 действие

Ремарка: «Свечи в канделябрах, таинственные тени на стенах. <...>

Лагранж, в темном плаще, ходит взад и вперед и не то поет, не то что-то напевает. За ним по стене ходит темная рыцарская тень».

Сцена возвращения Муаррона. «Мольер. Ах, сердце человеческое! Ах, куманек мой, ах король!»

Сцена Мольера с Бутоном. «Ненавижу бессудную тиранию» — «бессудную» заменено на «королевскую».

Сцена смерти Мольера: «В ответ на удар литавр в уборной Мольера вырастает страшная Монашка».

«Монашка (гнусаво). Где его костюмы? (Быстро собирает все костюмы Мольера и исчезает с ними.)» — вначале было исправлено «вырастает» на «появляется», «исчезает» на «уходит», затем весь этот текст был зачеркнут.

Сцена уноса тела Мольера, ремарка: «...бросаются к Мольеру, окружают его страшной толпой, и он исчезает». «Он исчезает» заменено на «уносят».

Ремарка после последних слов Риваль: «...Последняя свеча гаснет, и сцена погружается во тьму. Все исчезает».

Конец пьесы, заключительные слова Лагранжа: «Что же явилось причиной этого? Что? Как записать? Причиной этого явилась ли немилость короля или черная Кабала?.. (Думает.) Причиной этого явилась судьба. Так я и запишу. (Пишет и угасает во тьме.)». После исправлений текст читается так: «Как записать?.. Причиной этого явилась немилость короля и черная Кабала!.. Так и запишу. (Пишет и угасает во тьме.)»

(См: Булгаков М. Пьесы 30-х годов. СПб., 1994. С. 564–565).

Чаще всего разночтения возникают в тех эпизодах пьесы, когда автор касается темы «кровосмесительства». Биографы Мольера по-разному трактуют этот эпизод в жизни знаменитого драматурга, чаша весов склоняется то в одну сторону, то в другую, но веских доказательств нет ни у одной, ни у другой стороны. Отсюда и колебания самого Булгакова.

«Многоуважаемый Алексей Максимович! При этом письме посылаю Вам экземпляр моей пьесы «Мольер» с теми поправками, которые мною сделаны по предложению Главного Репертуарного Комитета. В частности, предложено заменить название «Кабала святош» другим. Уважающий Вас М. Булгаков», — писал М. А. Булгаков 30 сентября 1931 года.

Этот экземпляр тоже может быть отнесен к основным редакциям. 3 октября 1931 года пьеса наконец-то получила разрешительную визу Главреперткома. На обложке этого текста есть посвящение: «Жене моей Любови Евгеньевне Булгаковой посвящается». Рукой Любови Евгеньевны написан и эпиграф на французском языке.

К основным редакциям и должен быть отнесен текст, опубликованный в 1962-м, 1965-м, 1986-м и др.

96

Для его славы ничего не нужно. Он нужен для нашей славы (франц., перев. авт.).

97

Laudamus tibi, Domine, Rex aeternae gloriae... — начало молитвы: «Слава тебе, Господи, Царь вечной славы...» (лат.)

98

Хорошо, хорошо, хорошо... новый доктор, посвящен! (лат.)

99

Автограф хранится в ОР РГБ. Ф. 562. К. 6. Ед. хр. 5–8.

Впервые опубликовано в книге: Булгаков М. Великий канцлер. М.: Новости, 1992. Публикация В. И. Лосева.

Публикуется по расклейке этой книги, сверенной с автографом, хранящимся в ОР РГБ. В сверке принимал участие В. И. Лосев.

Между страницами 220–300 вырвано минимум две главы, несколько глав под корешок (см. К. 6, Ед. хр. 6).

Есть названия глав, но ни одной строчкой автор не раскрыл их содержание. Так что не было необходимости включать их в публикацию.

Творческая история романа тщательно изучается исследователями и биографами М. А. Булгакова. Многое стало известно за последнее время.


Ценные свидетельства о первых редакциях романа оставила Л. Е. Белозерская. «Здесь же, на Большой Пироговской, был написан «Консультант с копытом» (первый вариант в 1928 году), легший в основу романа «Мастер и Маргарита». Насколько помню, вещь была стройней, подобранней: в ней меньше было «чертовщины», хотя событиями в Москве распоряжался все тот же Воланд с верным своим спутником волшебным котом. Начал Воланд также с Патриарших Прудов, где не Аннушка, а Пелагеюшка пролила на трамвайные рельсы роковое постное масло. Сцена казни Иешуа была также прекрасно-отточенно написана, как и в дальнейших вариантах романа.

Из бытовых сцен очень запомнился аукцион в бывшей церкви.

Аукцион ведет бывший диакон, который продает шубу бывшего царя...

Несколько строк в «Мастере» пронзили меня навсегда в самое сердце. «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, что только она одна успокоит его».

Строки эти — скорбный вздох — всегда со мной. Они и сейчас трогают меня до слез.

В описании архива Михаила Булгакова (выпуск 37 «Записки отдела рукописей», Ленинская библиотека) подробно рассматриваются все варианты романа «Мастер и Маргарита», т. е. история его написания, однако отмечается: «Нам ничего не известно о зарождении замысла второго романа».

Вот что по этому поводу могу рассказать я. Когда мы познакомились с Н. Н. Ляминым и его женой художницей Н. А. Ушаковой, она подарила М. А. книжку, в которой делала обложку, фронтисписную иллюстрацию «Черную карету» и концовку. Это «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей». Романтическая повесть, написанная ботаником Х., иллюстрированная фитопатологом У. Москва, V год Республики. Автор, нигде не открывшийся, — профессор Александр Васильевич Чаянов.

Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим совпадением и Михаил Афанасьевич.

Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве, с борьбой Булгакова за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к Дьяволу. Повесть Чаянова сложна: она изобилует необыкновенными происшествиями. Рассказчик, Булгаков, внезапно ощущает гнет необычайный над своей душой..., «казалось... чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные покровы черепа...» Так почувствовал повествователь присутствие Дьявола.

Сатана в Москве. Происходит встреча его с Булгаковым в театре Медокса...

На сцене прелестная артистка, неотступно всматривающаяся в темноту зрительного зала «с выражением покорности и страдания душевного». Булгакова поражает эта женщина: она становится его мечтой и смыслом жизни.

Перед кем же трепещет артистка?

...«Это был он!.. Он роста скорее высокого, чем низкого, в сером, немного старомодном сюртуке, с седеющими волосами и потухшим взором, все еще устремленным на сцену... Кругом него не было языков пламени, не пахло серой, все было в нем обыденно и обычно, но эта дьявольская обыденность была насыщена значительным и властвующим...»

По ночной Москве преследует герой повести зловещую черную карету, уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль. Любуется попутно спящим городом и особенно «уносящейся ввысь громадой Пашкова дома».

Судьба сталкивает Булгакова с Венедиктовым, и тот рассказывает о своей дьявольской способности безраздельно овладевать человеческими душами.

«Беспредельна власть моя, Булгаков, — говорит он, — и беспредельна тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски...» Он повествует о своей бурной жизни, о черной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно (говорит): «Ничего ты не понимаешь, Булгаков!» — резко остановился передо мной мой страшный собеседник. «Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке? Твоя душа в ней, Булгаков!» Но душу свою у Венедиктова Булгаков отыгрывает в карты.

После многих бурных событий и смерти Венедиктова душа Настеньки обретает свободу и полюбившие друг друга Настенька и Булгаков соединяют свои жизни.

С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написания романа “Мастер и Маргарита”».

Л. Е. Белозерская, сравнивая речевой строй повести Чаянова и первую редакцию «Мастера и Маргариты», приходит к выводу: «Не только одинаков речевой строй, но и содержание вступления: то же опасение, что не справиться автору, непрофессиональному писателю, с описанием «достопамятностей» своей жизни».

И еще одно важное свидетельство о первой редакции романа: «Хочется высказать несколько соображений по поводу прототипа Феси, героя первого варианта одиннадцатой главы романа “Мастер и Маргарита”».

Автор обзора довольно смело указывает на старого знакомого (еще с юных лет) Н. Н. Лямина — на Бориса Исааковича Ярхо как прототипа Феси. Мне кажется это совершенно не выдерживающим критики. Начать с того, что М. А. никогда Ярхо не интересовался, никогда никаких литературных бесед — и никаких других — персонально с Ярхо не вел. Интересы и вкусы их никогда не встречались и не пересекались. Кроме того, они встречались очень редко, т. к. Ярхо не посещал всех чтений М. А. Булгакова у Ляминых, а у нас он не бывал, так же как и М. А. не бывал у Ярхо. К этому разговору я привлекла Наталью Абрамовну Ушакову. Она совершенно согласилась со мной, напомнив, что Ярхо выглядел комично-шарообразно и говорил с каким-то смешным особым придыханием. Эрудиции во многих областях, включая знание чуть ли не 20 языков, никто у него не отнимает, но к Фесе он никакого отношения не имеет. Я уже объясняла выше, как попало имя Феся к М. А. Булгакову (см.: Воспоминания. С. 181–184).

Известно, что М. А. Булгаков сжег рукопись почти написанного романа, остатки от первых двух редакций были опубликованы в томе пятом настоящего Собрания сочинений.

Но мысли о романе не оставляли М. А. Булгакова. И после того, как он написал «Кабалу святош», «Мертвые души» и инсценировал «Войну и мир», он снова задумался о подлинном творчестве.

Вновь вернулся к роману в Ленинграде, просто достал клеенчатую общую тетрадь и написал на титульном листе: «М. Булгаков. Роман. 1932». На первой странице: «1932. Фантастический роман. Великий канцлер. Сатана. Вот и я. Шляпа с пером. Черный богослов. Подкова иностранца».

Исследователи утверждают, что за несколько дней пребывания в Ленинграде Булгаков написал и продиктовал Елене Сергеевне, ставшей в это время его женой, семь первых глав. Вернувшись в Москву, он занялся текущими делами в Театре, времени на роман не оказалось.

Летом 1933 года Михаил Афанасьевич продолжает работу над романом. Вновь его мучают названия, ни на одном из них он никак не может остановиться. Так на 55-й странице он записывает: «Заглавия. Он явился. Пришествие. Черный маг. Копыто консультанта». По ходу текста набрасывает основные мысли, которые предполагает развить в романе: «Встреча поэта с Воландом. Маргарита и Фауст. Черная месса. Ты не поднимешься до высот. Не будешь слушать мессы. Не будешь слушать романтические... Маргарита и козел. Вишни. Река. Мечтание. Стихи. История с губной помадой...»

В ночь на 1-е сентября 1933 года начал писать главу «Замок чудес». За эти дни написал несколько глав, на этот раз Булгаков оставлял пометки: 8.XI.33, 9.XI.33, 11.XI.33, 12/XI.33, вечер 12/XI.33...

Иной раз за день — всего лишь несколько строчек, а в июле 1934 года, в Ленинграде, — десятки страниц, снова месячный перерыв... Так, урывками, Булгаков работал до конца ноября 1934 года, когда завершил третью редакцию романа.

Елена Сергеевна вела дневниковые записи, несколько интересных есть и о романе:

28 сентября 1933 года. «Уговоры Канторовича дать фильм «Бубкин»... Пишите!

Но М. А. занят романом, да и не верит в действительность затеи».

«5 октября. ...Вечером мы были у Поповых — М. А. читал отрывки из романа. Вернулись на случайно встретившемся грузовике».

«12 октября. Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорит, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился.

Днем — актер Волошин, принес на просмотр две свои пьесы.

Играли в блошки — последнее увлечение.

Ночью М. А. сжег часть своего романа».

«8 ноября. М. А. почти целый день проспал — было много бессонных ночей. Потом работал над романом (полет Маргариты). Жалуется на головную боль».

23 января 1934 года. «Ну и ночь была. М. А. нездоровилось. Он, лежа, диктовал мне главу из романа — пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка закончилась во втором часу ночи. Я пошла в кухню — насчет ужина, Маша стирала. Была злая и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в угол, где стоял бидон и четверть с керосином — незакрытые — вспыхнул огонь. Я закричала: «Миша!» Он, как был, в одной рубахе, босой, примчался и застал уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у нее в подушке были зашиты деньги...

Я разбудила Сережку, одела его и вывела во двор, вернее — выставила окно и выпрыгнула, и взяла его. Потом вернулась домой. М. А., стоя по щиколотки в воде, с обожженными руками и волосами, бросал на огонь все, что мог: одеяла, подушки и все выстиранное белье. В конце концов он остановил пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность и он крикнул мне: “Вызывай пожарных!”»

В сентябре-октябре 1934 года Булгаков работал над окончанием романа, написал две последние главы: «Ночь» (глава предпоследняя) и «Последний путь», но так и недописал главу, поняв к этому времени, что роман нуждается в решительной переделке, особенно образы Маргариты и ее любовника, поэта.

«...— Да, что будет со мною, мессир?

...— Велено унести вас...»

На этой фразе обрывается рукопись третьей редакции романа о дьяволе, еще не получившего окончательного названия и почему-то изданного под названием «Великий канцлер», написанного в 1932–1934 гг. Этот текст — третья редакция романа «Мастер и Маргарита».

100

Белое бордосское вино, добываемое в местечке Барзак (Barsac) (см.: Михельсон А. Д. Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней. М., 1865). — Прим. сканировщика.

Загрузка...