Ви с советниками снова собрал племя перед пещерой, для того чтобы объявить новые законы. Впрочем, на этот раз явилось не столько народу, сколько накануне, так как многие — таковы были плоды первого закона — лежали больные и раненые, а иные продолжали еще ссориться и драться из-за женщин, многие же холостяки строили хижины достаточно большие, чтобы жить там вдвоем.
Сразу же, прежде чем Ви успел заговорить, посыпалось множество жалоб на бесчинства последней ночи и просьбы о вознаграждении за убытки и увечья. Выплыло немало запутанных вопросов, связанных с распределением женщин. Например, если три или четыре человека хотят жениться на одной и той же девушке, кто из них должен взять ее?
Ви отвечал, что выбор в данном случае всецело принадлежит девушке.
Этим заявлением все были удивлены и просто ошарашены. До сих пор женщина по большей части не имела права выбора; дела такого рода разрешались ее отцом, если он был известен, обычно же — матерью. Иногда, если у нее не было покровителя, сильнейший из поклонников убивал или избивал всех своих соперников и попросту уволакивал приглянувшуюся ему девушку за волосы.
Однако Моананга и Паг вскоре указали Ви, что, если он будет тратить много времени на выслушивание и разбор всех жалоб, немало дней придется ждать, покуда удастся объявить новые законы.
Поэтому Ви отложил разбор всех споров на будущее время и провозгласил народу новый закон. Согласно этому закону отныне ни один младенец женского пола не может быть выброшен на съедение волкам или обречен на смерть от холода, если только он не родится нежизнеспособным уродом. Этот закон вызвал немалый ропот. Ворчавшие возражали, что дитя принадлежит родителям, в частности матери, которая вольна поступать со своим добром как ей вздумается.
Для того чтобы прекратить эти толки, Ви торопливо объявил, какое наказание полагается за нарушение этого закона. Наказание это было ужасное: выбросившие ребенка на погибель сами должны были подвергнуться такой же участи, и никто не смел прийти к ним на помощь.
— А если нам нечем прокормить ребенка? — спросил чей-то голос.
— Если это докажут мне, я, вождь, возьму этих детей и буду заботиться о них так, как если бы они были мои. Или же отдам их в бездетную семью.
— Семейство у нас скоро будет немалое, — заметила Аака.
— Да, — согласилась с ней Тана, — и все-таки Ви великодушен и Ви прав.
На этом собрание закончилось с общего согласия, так как племя чувствовало, что больше чем один закон в день оно переварить не в состоянии.
На следующий день они сошлись вновь, но в еще меньшем количестве, и Ви продолжал объявлять свои новые законы, законы превосходные, но слушателей они интересовали мало — наверное, потому, что, подобно всем дикарям, были не в состоянии надолго сосредоточиться на подобных вещах.
Кончилось дело тем, что народ вообще перестал являться на Место Сборищ, и законы пришлось объявлять Вини-Вини Трубачу. Целыми днями ходил он от хижины к хижине, трубя в рог и выкрикивая законы в дверь, покуда все женщины не рассердились на него и не приказали детям прогонять его градом яичной скорлупы и головами сушеной рыбы.
В общем же, к тому времени, когда он кончил свой обход, в хижинах, с которых он начал, уже начисто позабыли о том, что он говорил.
Но законы были объявлены, никто против них не протестовал, и Ви считал их действующими. И незнание законов не могло считаться оправданием для нарушения их. Предполагалось, что каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок знает законы, если даже и не выполняет их.
Но Ви вскоре убедился, что одно дело — издать закон, а другое — заставить народ исполнить его, что первое значительно легче второго. Убедился он в этом, когда к законодательной деятельности ему пришлось прибавить деятельность судебную. Почти каждый день вынужден он был сидеть перед пещерой или — если погода была скверной — в самой пещере, и разбирать судебные казусы и назначать наказания. Таким образом постепенно по всему племени распространялось знание законов и соответствующих наказаний за нарушение их.
Так, когда Тури, хранитель пищи, ухитрился захватить себе больше, чем полагалось, из запасов вяленой рыбы (он попросту явился на место, где вялилась рыба, раньше других), его хранилище было разгромлено и запасы были распределены между нуждающимися. С тех пор он стал тщательнее прятать свое обманным путем приобретенное добро.
Так, когда удалось доказать, что Рахи Богатый, который нажился на торговле, в обмен на данные ему уже вперед шкуры вручал скверные рыболовные крюки, либо недостаточно острые, либо с обломанными кончиками, либо на слабой основе, к нему в хижину явился Моананга в сопровождении нескольких человек, разрыл земляной пол, нашел завернутые в шкуру крючки, забрал их и распределил между теми членами племени, у кого крючков не было. Рахи рвал и метал по этому поводу, но на его сторону не стал никто, потому что всем было приятно видеть, как человек, нажившийся на бедняках, наказан за свое стяжательство.
В общем же итоге Ви — хотя многие и стали роптать и даже плести интриги против него — приобрел за свои новые, хорошие законы большую популярность в племени. Теперь народ знал, что в пещере живет не убийца и не грабитель вроде Хенги и бывших прежде вождей, но человек честный, который берет с племени возможно меньшие поборы и стремится принести пользу всему народу, хотя и является, как считало большинство, безумцем. Поэтому племя постепенно стало подчиняться его законам, одни больше, другие меньше, и народ начал хвалить Ви и желать, чтобы он правил племенем подольше. Так говорили люди, хотя в открытую и восставали против него.
Но вот произошли большие неприятности.
Одна сварливая и скверная женщина по имени Эйджи родила девочку и, не желая возиться с ней, заставила мужа снести ребенка на опушку леса, где его должны были съесть рыскавшие там по ночам волки. Но за этой женщиной следили другие женщины, которым Паг поручил это дело (Паг хорошо знал ее натуру и подозревал ее). Мужа же заметили в то самое мгновение, когда он — при наступлении ночи — клал ребенка на камень у опушки леса, и подслушали, как он рассказывал жене о том, что сделал, и как она благодарила его.
На следующее утро их обоих привели к Ви, который сидел возле устья пещеры и вершил правосудие.
Ви спросил их, что стало с девочкой, которая родилась у них месяц тому назад. Эйджи смело ответила, что девочка умерла и что труп ее согласно обычаю выброшен. Тогда Ви подал знак, и из пещеры вышла повивальная бабка с той самой девочкой на руках: девочка была взята в пещеру, как обещал Ви, издавая закон.
Эйджи заявила, что это не ее дочь. Тогда девочку показали отцу. Тот взял ее на руки и заявил, что это его ребенок. Его стали расспрашивать, и он сознался, что снес девочку на съедение волкам против собственной воли, только ради того, чтобы избежать шума и ссор в доме.
Итак, когда преступление было доказано полностью, Ви, повторив закон, объявил решение. Так как родители богаты и отнюдь не нужда привела их к преступлению, они подлежат следующему наказанию: на закате солнца их отведут к опушке леса и привяжут к деревьям у того же камня, на который они положили девочку, и оставят там, чтобы волки сожрали их.
При этом строгом приговоре в народе раздались крики, так как большинство членов племени в свое время выбрасывало новорожденных девочек. Послышались даже угрозы в адрес Ви.
При наступлении ночи Эйджи и ее муж под плач и завывания родных и друзей были выведены из хижины и привязаны к деревьям в назначенном месте. Там их покинули как преступников, которые попались в совершенном преступлении.
Всю ночь с места казни раздавались вой и крики, и племя считало этот шум знаком того, что Эйджи и ее муж растерзаны волками. Волки всегда блуждали на некотором расстоянии от хижин, но в зимние месяцы, когда бывали очень голодны, врывались в поселение; обычно же они не осмеливались приближаться к хижинам, так как боялись острог и волчьих ям.
Смерть преступников разъярила народ, так что немало людей бросилось к пещере с воплями протеста и негодования против Ви, по чьему приказу погибли Эйджи и ее муж. Народ кричал, что не стерпит, чтобы мужчин и женщин убивали за то, что они хотят отделаться от бесполезного порождения. Сбежавшиеся немало изумились, когда увидели в устье пещеры трех убитых волков и стоящих позади них Эйджи и ее мужа со связанными руками и ногами.
Тогда вперед проковылял Паг с окровавленным копьем в руке и заговорил:
— Слушайте! Эти двое справедливо были приговорены к той же смерти, на какую они обрекли своего ребенка. Но вот вышли Ви Вождь и Моананга, брат его, и я, Паг, и с нами пошли собаки, и мы притаились в ночи рядом с приговоренными, но так, чтобы они нас не видели. И пришли волки, шесть или восемь штук, и набросились на обреченных. Тогда мы отвязали собак и, не щадя собственных жизней, обрушились на зверей, троих убили и остальных так изранили, что они убежали. А затем отвязали Эйджи и ее мужа от деревьев и снесли их сюда, так как они были настолько перепуганы, что сами не могли идти. А теперь по приказу Ви я освобождаю их и объявляю всем, что если кто-нибудь еще выбросит новорожденную девочку, то его приговорят к смерти и оставят умирать, и никто не придет к нему на помощь.
Так Эйджи и ее муж были освобождены и ушли восвояси, покрытые позором, слава же Ви после этого происшествия сильно возросла — так же, как слава Моананги и даже слава Пага.
С той поры больше не выбрасывали девочек на смерть и на съедение хищным зверям. Но немало девочек было принесено к Ви родителями, заявлявшими, что не в состоянии прокормить их. Этих детей Ви — согласно своему обещанию — поселил в пещере и отвел для них несколько закоулков, расположенных недалеко от света и от огня. Сюда и являлись матери кормить их грудью, покуда девочки не подрастали настолько, что их можно было поручить уходу специально назначенных для этого женщин.
Естественно, что все эти перемены вызвали много разговоров в племени, так что даже создались две партии, из которых одна стояла за нововведения, а другая была против них.
Как бы то ни было, до сих пор никто еще не ссорился с Ви, которого все признавали лучшим и мудрейшим из всех вождей, о которых жили предания в племени. К тому же у народа не было времени для размышлений, ибо в летние месяцы все были заняты тем, что собирали пищевые запасы для долгой и свирепой зимы.
Ви и его совет распределяли работу по добыче пищи, считаясь с силой каждого человека в племени. Даже детям поручили собирать яйца морских птиц, потрошить и разделывать треску и других рыб и вялить их на солнце, и круглые сутки охранять в огороженном месте, куда не могли добраться ни волки, ни лисицы. Десятая часть всей собранной пищи шла вождю на прокорм его самого и всех, кого он содержал.
Половина остального количества пищи складывалась про запас в расчете на зимнюю нужду. Хранилищем служила пещера, но главные склады пищи вырубались глубоко во льду, у подножия глетчера, и заваливались огромными камнями для того, чтобы ни волки, ни другие хищники не могли растаскивать запасы.
Так Ви работал с утра до ночи. Паг помогал ему. Ви распоряжался всем в жизни племени и уставал настолько, что засыпал, еле добравшись до ложа, — тот самый Ви, который прежде охотился без устали целыми днями.
Ночи ему случалось проводить иногда и в хижине Ааки, но Аака держала слово и не оставалась на ночь в пещере, потому что там жил Паг. Так Ви с женой жил якобы мирно и разговаривал с ней о повседневных житейских мелочах, но оба ни слова не говорили о том, из-за чего однажды рассорились.
Фо было приказано спать в хижине матери. Но там он проводил только ночи, а все дни бывал с отцом, который его встречал с каждым днем все более радостно.
Аака стала ревновать мужа даже к Фо. Мальчик скоро это почувствовал.
Зима наступила очень рано; в сущности, в тот год вообще не было осени.
Был спокойный день, и солнце светило, совершенно не грея. Ви ходил по берегу с Урком Престарелым, Моанангой и Пагом. Он был так занят, что мог совещаться только во время работы, на ходу. Внезапно раздался звук, подобный грому, — это поднялись покрывавшие побережье утки; их были тысячи. Они поднялись, взметнулись столбом и улетели на юг.
— Что их могло испугать? — спросил Ви.
— Ничего, — ответил Урк. — Лет семьдесят тому назад, когда я был еще ребенком, помню, они вели себя точно так же в это самое время года. И после этого отлета наступила самая жестокая и самая долгая зима, какую мы когда-либо знавали. Было так холодно, что умерло много народу. Впрочем, может быть, птицы испуганы каким-нибудь шумом, например треском льда. Если их испугал какой-нибудь шум, они вернутся. Если же не вернутся, мы их не увидим до следующей весны.
Птицы не вернулись. И улетели они так поспешно, что на берегу остались сотни еще не вполне оперившихся птенцов, которые едва-едва умели летать. За ними гонялись дети, избивали их и складывали про запас во льду. Прочь от берега шли также и тюлени; исчезла и рыба.
В следующую же ночь ударили свирепые заморозки.
Ви совершенно правильно расценил их как начало зимы. Поэтому он послал людей за дровами на опушку леса, где валялось много сломанных деревьев.
Работа была медленная и мучительная.
Племя не знало пилы и очищало деревья от сучьев и разделяло на части кропотливой работой — действуя кремневыми топорами. Долгий опыт позволял им рассчитывать на добрый месяц работы в лесу, прежде чем пойдет снег, который схоронит палые деревья так, что к ним уже нельзя будет подступиться. Сбор топлива обычно бывал последней перед наступлением зимы работой племени.
Но в этом году снег пошел уже на шестой день. Правда, снег шел негусто, но небо было закрыто тяжелыми тучами. Ви поставил все племя на работу, перестал обращать внимание на какие бы то ни было нарушения законов и следил лишь за тем, чтобы каждый трудился изо всех сил. Благодаря этому за две недели удалось набрать больший запас дров, чем когда-либо случалось видеть Урку за всю его жизнь. И был сделан запас не только дров, но и мха, идущего на фитили для светильников, а также были сложены огромные груды оставленных приливами водорослей, которые горели, может быть, даже еще лучше, чем дерево.
Народ ворчал на эту беспрестанную работу в метели и на холоде. Но Ви не обращал внимания на жалобы, так как был испуган чем-то, чего сам не знал. Он заставлял народ работать в продолжение всего дня и большинства часов ночи.
Он оказался прав.
Едва успели затащить в селение последние стволы, едва успели спрятать в подземные хранилища груды водорослей, как пошел густой снег. Он шел беспрестанно много дней подряд и покрыл землю слоем глубиной чуть ли не в человеческий рост. Оказалось, что, не торопи Ви с работой, ни к палым деревьям, ни ко мху, ни к водорослям добраться было бы уже невозможно. А вслед за снегом пришли морозы, великие морозы, которые продолжались много месяцев.
Подобной зимы никто и никогда не видел. Ужас зимы состоял, может быть, даже не в густоте и количестве снега и даже не в холодах, а в том, что день был короче, чем день любой предшествующей зимы. День был короток настолько, что его почти не успевали заметить. Солнце не светило — оно только рассеивало слабый свет сквозь густые свинцово-серые тяжелые тучи.
Еще не успели толком начаться морозы, а самый злой ворчун племени уже благословлял Ви за то, что тот приказал собрать такое количество топлива и пищи; только эти запасы и спасали от голодной и холодной смерти. Но даже при наличии всех этих огромных запасов умерло немало стариков, немало больных и немало детей. Земля промерзла, и схоронить их было невозможно. Трупы были унесены из селения и забросаны снегом. Вскоре их вырыли и съели волки.
По мере того как продолжалась зима, волки становились все более свирепыми. Пищу они себе найти не могли, и, обезумев от голода, блуждали вокруг селения; случалось, что по ночам они врывались в хижины и набрасывались на обитателей, а днями лежали в засадах и ловили детей.
Ви приказал соорудить вокруг селения валы из снега; в проходах между валами круглые сутки горели костры, чтобы отпугивать зверей. Принесенные плавучими льдами белые медведи появились на побережье, блуждали по холмам, ревели и пугали людей. Впрочем, белые медведи еще не убили никого из племени. Очевидно, эти звери боялись человека. Однако они причинили племени другой ущерб, не менее значительный: они по запаху нашли несколько складов пищи, разрыли их и сожрали все находившиеся там припасы.
Вскоре нападения волков и других хищников стали совсем наглыми. Жить в беспрестанном страхе больше было нельзя. Ви, посоветовавшись с Моанангой и Пагом, решил приняться за беспощадное истребление зверей, прежде чем они успеют причинить еще больший ущерб.
В покрытых льдом холмах, между которыми стояло селение, находилось узкое и высокое ущелье, в сущности — тупик; из ущелья был только один выход, да и тот в одном месте сужался до двух с половиной шагов.
Ви, искусный и опытный охотник, решил загнать всех волков в этот горный тупик и построить у входа в него каменную стену такой высоты, чтобы волки не могли перебраться через нее; таким образом ему удастся навсегда отделаться от них.
Но в первую очередь следовало приучить их входить в это ущелье.
За это они принялись следующим образом.
В начале зимы к берегу прибило умирающего кита. Племя, пользуясь тем, что кит погиб в мелкой воде, принялось вырезать из него жир и мясо. Вырезанные куски раскладывали на выступающих из воды камнях. Рассчитывали, что, когда наступит зима и вода замерзнет, мясо и жир легко будет унести по льду. Разделка кита была прервана работой по заготовке дров, а затем наступили морозы, снежные бури и метели, так что никак не удавалось подойти к скалам.
Когда наконец установилась ровная погода, Ви отправился на берег и обнаружил, что в продолжение одной из оттепелей (чередовавшихся со снежными бурями) мясо совершенно сгнило. Когда же все замерзло, Ви решил пустить это мясо в ход в качестве приманки для волков. Он призвал старейшин племени и изложил им свой план.
Слушали его недоверчиво. Особенно недовольны были Пито-Кити Несчастливый и Уока Злой Вещун. Они заявили, что волки часто нападают на людей, но никогда еще не случалось, чтобы люди нападали на волчью стаю, тем более зимой, когда волки особенно свирепы и ужасны.
— Послушайте, — возразил Ви, — что вы предпочитаете: убить волков или чтобы волки сожрали ваших жен и детей?
На этот прямой вопрос дать ответа они не могли и пытались извернуться. Словом, дело кончилось тем, что обсуждение отложилось до следующего дня.
В ту же самую ночь волки в огромном количестве — никак не меньше сотни — напали на селение. Они перелезли через снеговые валы, промчались мимо сторожевых костров, и, прежде чем волков успели отогнать, в клочья оказались разорванными женщина и двое детей и к тому же немало народу было покусано.
После этого старейшины приняли план Ви, потому что ничего другого придумать не могли.
Сперва самых сильных людей послали к устью ущелья, чтобы натащить сюда побольше камней. Из этих камней была сложена стена — на широком основании, вдвое выше человеческого роста. Промежутки между камнями были заполнены снегом, который немедленно смерзся. Посреди стены был оставлен узкий проход для волков, и рядом сложили про запас камни — для того чтобы немедленно закрыть отверстие, когда понадобится. Затем отправились на берег за китовым мясом.
Тут их постигла неудача. Оказалось, что, несмотря на обильный снег, мясо и жир примерзли так крепко, что отодрать их оказалось невозможно. Таким образом, все их труды пропали даром. На обратном пути Уока громогласно заявил, что он с самого начала знал, что так и будет.
Всю ночь Ви и Паг совещались, но не могли ничего придумать. Ви предложил было зажечь костры, чтобы мясо оттаяло. Паг возразил на это, что в таком случае жир загорится, и все пойдет насмарку. Тогда Ви обратился к Ааке.
— Значит, когда Паг не может помочь тебе, ты идешь ко мне за советом? — заметила она. — Я помочь ничем не могу.
Помог случай.
Под утро с берега раздались странные звуки: слышались рычание, скрежет и рев. При первых лучах Ви разглядел целую стаю белых медведей, крадущихся сквозь туман.
Когда медведи ушли, Ви, захватив с собой Пага, пошел посмотреть, что они натворили. Оказалось, что медведи, учуявшие мясо (благо ветер смел с него снег), отодрали его своими острыми когтями от камней. Они съели немало, но оставалось мяса еще достаточно.
Тогда Ви сказал Пагу:
— Я думал, что все дело рухнуло, что нам придется оставить ловушку без приманки и попытаться силой загнать туда волков. Но боги, оказывается, помогли нам.
— Да, — сказал Паг, — медведи помогли нам. Не знаю я только, боги ли являются медведями или медведи богами.
Торопливо, прежде чем мясо заново примерзнет, созвали племя. Люди явились во множестве; одни с веревками, которыми привязывали огромные куски мяса, другие с грубо сплетенными корзинами. Прежде чем наступила ночь, они снесли почти все мясо в ущелье, где бросили его на произвол судьбы, чтобы оно примерзло и чтобы волки, таким образом, не смогли ни утащить его, ни сожрать так легко.
Ночью они следили при свете луны и увидели и услыхали множество волков, которые собрались у входа в ущелье и рыскали взад и вперед, не решаясь войти, опасаясь ловушки.
Наконец несколько волков вошли, и наблюдавшие за ними люди дали им беспрепятственно нажраться и вернуться восвояси. На следующую ночь волков явилось больше. Каждую ночь их все прибывало, хотя замерзшее мясо с трудом поддавалось даже их крепким челюстям.
На четвертую ночь Ви созвал племя и перед самым заходом солнца разослал всю молодежь под предводительством Моананги в леса. Им было дано поручение полукругом оцепить волчьи логова и не шевелиться, пока на условленной скале не вспыхнет сигнальный костер. Тогда они с криками должны броситься вперед и гнать волков ко входу в ущелье.
Люди пошли за Моанангой, зная, что предстоит решительная схватка, что теперь должны погибнуть либо они, либо волки.
Ви заметил, что Паг держит себя как-то странно. Как только молодежь ушла, Паг сказал:
— Это бесполезно, Ви. Ведь если волков испугать криками, они побегут не к ущелью, а постараются либо прорваться через линию загонщиков, либо обогнуть их. Словом, они поодиночке или парами, но скроются.
— Почему ты раньше не сказал этого?
— Были причины. Послушай, Ви! Все женщины называют меня Человеком-Волком. Считают меня оборотнем, считают, что я по ночам перекидываюсь в волка и охочусь в стае. Это, понятно, вздор, но к этой лжи примешано сколько-то правды. Ты знаешь, что вскоре после моего рождения мать бросила меня в лесу, рассчитывая, что волки съедят меня, а отец нашел меня и принес назад. Но ты, наверно, не знаешь, что в лесу я пробыл десять дней. Я был грудным младенцем, так что ничего не помню о том времени, но нужно полагать, что меня выкормила какая-нибудь волчица.
— О подобных вещах я слышал, но, по-моему, все это бабьи россказни, — ответил Ви. — По-моему, и твоя история — чепуха. Отец, наверное, нашел тебя в тот же день, когда ты был брошен.
— По-моему, это правда. Моя мать, умирая, все рассказала мне. Она сказала, что отец (его вскоре разорвали волки) сам поведал ей это под секретом, потому что не смел говорить об этой истории вслух. Он рассказывал, что пошел искать мой труп, хотя бы кости, а нашел меня в логовище, какое волки устраивают для своих детенышей. Надо мной стояла огромная серая волчица, и ее сосок был у меня во рту. Очевидно, эта волчица лишилась детенышей. Она зарычала на него, но убежала. А он схватил меня и побежал домой. Мать клялась мне в этом.
— Бред умирающей, — проворчал Ви.
— Не думаю, — возразил Паг, — и у меня есть на то основания. Когда меня выгнали из племени, мне пришлось уйти в лес, потому что никто не хотел помочь мне. Я пошел в лес, чтобы волки растерзали меня и прикончили мою жизнь. Вечерело, и я видел за деревьями собравшихся волков; они дожидались ночи, чтобы наброситься на меня. Я нехотя следил за ними, ожидая конца. Волки все приближались, и внезапно на меня набросилась большая серая волчица, прыгнула, остановилась и принюхалась. Она трижды обнюхала меня, лизнула и с рычанием ринулась на других волков. Самцы побежали прочь, но две волчицы остались.
Она схватилась с ними, перегрызла одной горло, а другую так искусала, что та с воем убежала. Тогда она убежала тоже. Я изумленно глядел ей вслед, но потом вспомнил рассказ матери и больше не удивлялся. Очевидно, это была та волчица, которая выкормила меня.
— А тебе случалось еще ее видеть, Паг?
— Да. Она возвращалась дважды. Один раз через пять дней, а второй раз — на седьмой день после первого ее возвращения. Каждый раз она приносила мне мясо. Это была гнилая падаль, очевидно выкопанная ею из-под снега, но я не сомневаюсь в том, что это было лучшее мясо, какое она могла найти. Она совершенно отощала от голода, но я уверен в том, что она приносила мне свою долю.
— И ты ел это мясо?
— Нет. Ведь я хотел умереть. И вдобавок меня рвало от одного вида этого мяса. А затем ты нашел меня и привел к себе, и с тех пор я больше не встречался со своей кормилицей. Но она еще жива; я несколько раз видел ее. Последний раз — этой зимой. Теперь она водит стаю.
— Странная история, — сказал Ви, удивленно глядя на него. — Если она правдива, если только тебе это все не пригрезилось, ты должен был бы быть поласковее к волкам. А ты ведь их убил немало.
— А с чего мне быть ласковыми с ними? Разве они не разорвали моего отца? Разве они не сожрали бы меня? Но к этой волчице я испытываю нежность. Поэтому и я прошу в награду за то, что я сделаю, пощадить ее жизнь.
— А что ты сделаешь?
— Вот что. Перед тем как зажгут сигнальный костер, я отправлюсь в лес и разыщу эту волчицу. Она узнает меня и придет ко мне. Я поведу ее, и все волки пойдут за ней. И я приведу их в ловушку. Я спасу только ее — вот плата, которую я требую.
— Ты с ума сошел!
— Называй меня сумасшедшим, если я не вернусь или если мой замысел провалится. Если же я уцелею и сделаю все, что собираюсь, называй меня мудрым.
Паг рассмеялся низким гортанным смехом.
— До того времени как зажгут костер, остался час. Дай мне этот час, и ты увидишь, — закончил он.
И, не дожидаясь ответа, Паг соскользнул со скалы и скрылся во тьме.
— Он сошел с ума, — пробормотал Ви. — Вот и конец нашей дружбе. Впрочем, вскоре все выяснится. Уже близко время, когда нужно будет зажечь сигнальный костер.
Прошло еще немного времени, и Ви взглянул на луну. Звезда уже исчезла за краем ее диска. Подходил условленный час.
Он нагнулся к Фо, сидевшему у его ног, и шепнул ему что-то. Фо кивнул и через несколько мгновений вернулся к отцу, держа в руках дымящуюся головню, которую принес из маленького костра, горевшего за краем горы.
Ви взял головню, подошел к сложенной на скале куче сухого дерева, раздул головню и ткнул ее в горку измельченных водорослей, лежащую у низа кучи. Высушенные водоросли запылали синим огнем, и вскоре горела уже вся куча.
Ви приказал Фо вернуться в пещеру. Фо отошел в сторонку, якобы направляясь домой, но спрятался за утесом, так как больше всего на свете ему хотелось посмотреть на эту великую охоту на волков.
Ви был уверен, что Фо ушел, и спустился вниз, где между камнями спрятались старики. Их было человек пятьдесят или чуть больше, и предводительствовал всеми Хотоа Заика. Они укрылись под ветром от волков, так чтобы те их не учуяли.
Ви приказал всем быть наготове и дождаться, пока все волки не войдут в ловушку, и только тогда, по его приказу, но не раньше, броситься вперед с камнями в руках и заложить отверстие, чтобы волки не могли вернуться. Пока что они должны беспрестанно ворошить камни, чтобы те не примерзли.
Старики дрожали от холода и страха и выслушали его угрюмо.
Уока сказал:
— Я предчувствую, что из этого дела ничего хорошего не выйдет.
Хоу Непостоянный спросил:
— Нельзя ли отказаться от этой затеи и пойти домой?
Нгай Волшебник заявил:
— Я молился Ледяным богам и после этого видел сон. Мне снилось, что Пито-Кити спит в брюхе у волка. Понятно, это обозначает, что всех нас сожрут волки.
Пито-Кити застонал и стал ломать руки.
Урк Престарелый покачал головой и заявил:
— Никогда не выдумывали такой вещи. Никогда; не то я бы слыхал это от деда. А то, чего не делали раньше, незачем делать теперь.
Только Хотоа, человек мужественный, хотя и глупый, заявил:
— Камни готовы, и я буду закладывать вход в ущелье, хотя бы мне пришлось делать это одному.
Ви рассердился.
— Слушайте. Луна светит ярко, и я вижу всех. Если хоть один человек побежит, я разгляжу его и вышибу из него мозги. Да, первый же, кто побежит, умрет.
Он взмахнул секирой и многозначительно взглянул на Хоу и Уоку.
После этого все замолчали, зная, что Ви держит свои обещания.
Начали появляться волки. На снегу они казались темными тенями. По двое и по трое пробегали они, высунув языки, и скрывались в ущелье.
— Не шевелитесь, — шепнул Ви. — Эти волки пришли кормиться.
Он оказался прав. Вскоре из глубины ущелья раздались рычание и лязг зубов. Волки ссорились из-за мяса.
Наконец издалека донеслись крики. Загонщики увидели огонь и принялись за дело. Прошло немало времени.
И внезапно сидевшие в засаде увидели ужасное зрелище: снежная тропинка под ними почернела от волков. Волков было больше, чем они могли сосчитать. Их были сотни, и шли они медленно, молча и нехотя, как упирающийся гость.
А впереди них рысцой трусила огромная тощая серая волчица. Рядом с ней бежал, держась за загривок, или ехал на ней верхом, — при неверном лунном свете и благодаря теням утесов они толком не могли разобрать, — кто-то, похожий на человека.
Это был Паг.
Сидевшие в засаде задрожали от ужаса, а некоторые закрыли глаза руками. Даже Ви вздрогнул. Значит, Паг говорил правду. Значит, в его жилах текла всосанная с молоком волчья кровь. Значит, в мозгу его жили волчьи хитрости.
Серая волчица вошла в проход. Ви разглядел ее сверкающие глаза и стертые желтые клыки. Рядом с ней прошел Паг. Они вошли в проход каменной стены, покрытой снегом. Вошли, и волчица закинула морду и громко завыла.
Следовавшая за ней толпа волков колебалась. Но на призывный вой все волки вскинули морды и завыли в ответ. Подобных звуков никто в племени никогда не слыхал; они были так ужасны, что многие попадали наземь, чуть не лишившись сознания.
Вожак стаи позвал, и стая должна была повиноваться зову. Волки бросились ко входу, давя друг друга, карабкаясь друг другу на спину, торопясь.
Все волки вошли в ловушку. Ни один из многих сотен не остался снаружи.
Настало время запирать проход.
Ви открыл уже рот, чтобы дать сигнал, и заколебался.
Ведь там внутри в ловушке остался Паг. Когда волки обнаружат, что они попались, они разорвут его и волчицу, приведшую их на смерть. Нужно подать сигнал, но Паг в ловушке. В состоянии ли он отдать приказ, который обрекает Пага на смерть?
Паг один, а в племени народу много. Если волки вырвутся, обезумев от ярости, — ни один из племени не уцелеет.
— К стене! — хрипло сказал Ви. Схватив огромный камень, он бросился вперед.
Из расщелины вышла огромная серая волчица и с ней, целый и невредимый, Паг. Он наклонился, что-то шепнул ей на ухо, и присутствующим показалось, что она прислушалась к его словам и облизала ему лицо. Затем она отпрянула прочь, точно камень из пращи.
На пути ее стоял Пито-Кити Несчастливый; он повернулся, чтобы бежать. Она с рычанием бросилась на него, укусила его в бедро, помчалась дальше и скрылась из виду.
— Заваливайте! — кричал Ви. — Заваливайте!
— Заваливайте! — повторил за ним Паг. — Заваливайте поскорей, если хотите увидеть солнце. Я ухожу. Мое дело сделано.
И он проковылял мимо людей, которые с ужасом отстранялись от него.
Ви бросился к входу и положил свой камень. За ним кинулись другие. Над растущей стеной показалась волчья морда. Ви взмахнул секирой, и волк свалился с рассеченным черепом. Послышался лязг зубов: загнанные волки поедали убитого. Это дало людям короткую передышку.
Груда камней росла, но теперь волки навалились на нее всей своей тяжестью. Одних убивали, других отгоняли. Даже самые робкие отчаянно дрались каменными топорами, копьями и дубинами, ибо каждый помнил, что, если стае удастся перелезть через стену или проломить ее, ни один человек живым не уйдет.
Итак, одни строили, другие сражались, а третьи носили корзины с сырой глиной или снегом и затыкали щели между камнями. Скрепы немедленно замерзали, и каменная кладка становилась крепкой, как крепостная стена.
Нескольким волкам удалось взобраться на спину к другим и прыгнуть оттуда на гребень стены, прежде чем ее довели до полной высоты. Большинство этих волков убежало, и от них-то и пошли новые волчьи стаи. Но самые свирепые из выскакивающих волков сражались с людьми до последнего издыхания.
Посреди этого шума и смятения Ви услыхал призыв на помощь; он обернулся, так как голос был как будто бы знакомый.
На ослепительно блестевшем под луной снегу его сын Фо бился с огромным волком. Зверь взревел и прыгнул. Фо пригнулся и принял тяжесть прыжка на острие кремневого копья. Мальчик упал, и волк рухнул на него.
Ви бросился вперед, думая, что запоздает, что найдет сына с перегрызенным горлом.
Он пришел слишком поздно: и Фо и волк лежали недвижно. Собрав все свои силы, он оттащил труп волка. Под ним лежал покрытый кровью Фо.
Думая, что мальчик мертв, Ви с болью в сердце поднял его, так как любил сына больше всех на свете.
Внезапно Фо выскользнул из его объятий, подскочил, потянулся и глубоко вздохнул.
— А ведь я убил волка! Посмотри: копье сломалось, но конец его торчит из спины. Он уже разинул пасть, чтобы перегрызть мне горло, но задрожал и умер.
— Ступай домой! — резко приказал ему Ви.
В душе же он радовался чудесному спасению сына.
И он бросился назад к стене и не отходил, пока она не достигла такой высоты, что ни один волк на свете не мог бы перескочить через нее. Перелезть через стену было также невозможно, потому что верхние ряды камней выступали над нижними и шли уступами внутрь ловушки. Ви, стоя возле стены, дожидался, пока не замерзнут окончательно снег, мокрый песок и сырая глина. Направлялся домой он уже в твердой уверенности, что до весны ничто не разрушит стены.
Работа была кончена, и на востоке уже пробивалась заря короткого зимнего дня. Ви вскарабкался на стену и заглянул в ущелье. Оно еще было во тьме, так как луна уже села, а солнечные лучи сюда не доходили. Во мгле он разглядел сотни свирепых глаз; окрестные холмы откликались эхом на вой взятых хитростью волков.
Так они выли много дней. Более сильные пожирали тех, кто слабел. Наконец в темной котловине наступила тишина.
Все волки передохли.