Том 9. Три страны света

Комментарии

Печатается по тексту первой публикации со следующими исправлениями в названиях глав части седьмой: «Охота» (глава VI) вместо «Действие происходит в лесу»; «Крутой поворот» (глава IX) вместо «Возвращение» (по всем отдельным изданиям).

Впервые опубликовано: С, 1848, № 10 (ценз. разр. — 30 сент. 1848 г.), с. 169–274, № 11 (ценз. разр. — 31 окт. 1848 г.), с. 39–148, М 12 (ценз. разр. — 30 ноября 1848 г.), с. 307–410; 1849, № 1 (ценз. разр. — 31 дек. 1848 г.), с. 165–274, № 2 (ценз. разр. — 31 янв. 1849 г.), с. 315–418, № 3 (ценз. разр. — 28 февр. 1849 г.), с. 107–230, № 4 (ценз. разр. — 31 марта 1849 г.), с. 279–380, № 5 (ценз. разр. — 80 апр. 1849 г.), с. 73–172, с подзаголовком: «Роман в осьми частях» и подписями: «Н. Некрасов. — Н. Станицкий» (перепечатано: главы V–VII, X части четвертой — Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, 1849, № 314–316, под заглавием: «Сцены из жизни русских промышленников. — I. Гонка барок через Боровицкие пороги. — II. Мореход Хребтов», с подписями: «Н. Некрасов, Н. Н. Станицкий»; глава VI части четвертой (фрагмент) — Собрание стихотворений и отрывков в прозе для первоначального изучения русского языка. Изд. Ф. Студицкого. СПб., 1849, под заглавием: «Гибель барок на Боровицких порогах», с подписями: «Н. Некрасов, Л. Станицкий»; глава II части третьей, переделанная в драматический этюд. — Для легкого чтения. Повести, рассказы, комедии, путешествия и стихотворения современных русских писателей, т. 3. СПб., 1856, с. 253–281, под заглавием: «Осенняя скука. Деревенская сцена», с подписью: «Н. А. Н-в» и датой: «1848»; глава III части третьей («История мещанина Душникова») — Для легкого чтения…, т. 4. СПб., 1856, с. 228–274, под заглавием: «Портретист. Повесть», с подписью: «Н. Н. Станицкий»; глава X части четвертой — Литературная ералашь из повестей, рассказов, стихов и драматических сцен современных русских писателей: М., 1858, с. 50–88, под заглавием: «Ледовитый океан», с подписями: «Н. А. Некрасов и Н. Н. Станицкий»; полностью Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света. Роман в осьми частях, т. I, ч. 1–3 (ценз. разр. — 18 дек. 1848 г.), ч. 4, т. II, ч. 5–8 (ценз. разр. — 1 июня 1849 г.). СПб., 1849; Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света. Роман в осьми частях, т. I, ч. 1–4 (ценз. разр. — 9 мая 1851 г.). 2-е изд. СПб., 1851 (т. II присоединен из нераспроданной части тиража издания 1849 г., с прежними выходными данными); Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света, Роман в восьми частях, т. I–II. 3-е изд. СПб., 1872).

В собрание сочинений впервые включено: Собр. соч. 1930, т. IV (с купюрами); ПСС, т. VII (полностью).

Автограф не найден. Беловой автограф стихотворения «Когда горит в твоей крови…» (глава II части третьей) — ГБЛ, ф. 195, ед. хр. 10786, л. 34.

Роман «Три страны света» известен только в печатной редакции. Об истории его написания можно судить лишь по немногим косвенным данным.

В редакционных объявлениях «Современника» об издании журнала в 1848 г. «Три страны света» еще не упоминаются. Подписчикам был обещан роман Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: С, 1847, № 9-10, с. 7–8 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 115). В последний раз обещание было подтверждено в объявлении «Московских ведомостей» (№ 26) от 26 февраля 1848 г. (см.: наст. изд., т. VIII, с. 714). Однако вместо этого романа были опубликованы — без предварительных сообщений — «Три страны света».

Причина столь неожиданной перемены в планах Некрасова объясняется ужесточением цензурных запретов и полицейских мер после революционного переворота во Франции. Предписанием начальника III Отделения графа А. Ф. Орлова от 23 февраля литераторам вменялось в обязанность строжайшее соблюдение благонамеренности.[22] «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» новым цензурным требованиям не отвечали. В изменившейся ситуации журналу требовался большой роман, привлекательный для массового читателя («провинция любит длинные романы»[23]), надолго обеспечивающий редакцию материалом и «благополучный» с точки зрения цензуры.

Работа над «Тремя странами света» начинается, по-видимому, не ранее, чем в апреле-мае, и становится особенно напряженной в летние месяцы. Об этом можно судить по тому, что за вторую половину апреля-август 1848 г. не зафиксировано ни одного некрасовского письма. Возможно, часть писем не сохранилась. Но главной причиной прекращения переписки была интенсивная работа над «Тремя странами света». «Вот по причине этой-то работы, — писал Некрасов Тургеневу 12 сентября, — мне и некогда было написать вам письма».

В августе Некрасов, по-видимому, занят только романом. Если в июне он успевает еще писать для своего журнала рецензии и заметки, то в августе эту работу он оставляет (за июль сведения отсутствуют).[24] В начале этого месяца, однако, еще не была готова часть пятая, ибо в ней использованы материалы из «Очерков Архангельской губернии» В. П. Верещагина, опубликованные в августовской книжке журнала «Звездочка».

Окончание основной работы над текстом можно датировать по письму Некрасова, приведенному выше. 12 сентября Некрасов сообщает Тургеневу о завершении романа в «8 частей и 60 печатных листов». Указание на общий объем рукописи лишний раз убеждает в том, что к сентябрю рукопись была налицо. «Примечание для гг. цензоров „Современника“ к роману „Три страны света“», помеченное 6 сентября и содержащее «либретто» романа (см.: ПСС, т. XII, с. 40–41), говорит о том же.

Роман был написан, таким образом, преимущественно в летние месяцы 1848 г.

По воспоминаниям Панаевой, авторы приступили к работе не ранее августа-сентября. Первая часть романа была написана в связи с тем, что «нечего было набирать для ближайшей <октябрьской> книжки» (Панаева, с. 174). В подтверждение этих слов Панаева сообщает: цензура запретила «все шесть повестей, назначенных в „Современник“», и «роман Евгения Сю»; «оставалось пробавляться Ламартином» (там же, с. 174–175). Отсутствие документов не позволяет проверить, какие статьи были представлены Некрасовым в цензуру и какие исключены. Но едва ли были запрещены «все» повести, подготовленные к печати, и «нечего было набирать для ближайшей книжки». Все произведения, обещанию подписчикам на 1848 г., благополучно прошли через цензуру. Из числа этих произведений не были опубликованы лишь повесть Я. П. Буткова, отвергнутая Некрасовым, и «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», замененные «Тремя странами света». К октябрьской книжке, в которой появилась первая часть «Трех стран света», редакция журнала располагала достаточным количеством материала. В этом убеждает содержание последних трех номеров «Современника» за 1848 г. Здесь — одновременно с первыми частями «Трех стран света» — продолжалась публикация «Тома Джонса» Г. Филдинга, «Встреч и рассказов» А. Н. Майкова, были напечатаны «Где тонко, там и рвется» Тургенева, «Капельмейстер Сусликов» Д. В. Григоровича и некоторые другие беллетристические произведения. Кроме того, уже в сентябре Некрасов располагал двумя рассказами Тургенева из «Записок охотника» (см.: Тургенев, Соч., т. IV, с. 590; С, 1848, № 11, с. 7 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 129) — для первых номеров журнала на следующей год. Что касается Ламартина, то его «Признания» находились в распоряжении редакции с начала 1848 г. (см.: С, 1848, № 2; ПСС, т. XII, с. 118) и стали печататься лишь с мартовской книжки журнала за 1849 г.; Некрасов не спешил с их публикацией.

Говоря о первых главах романа, Панаева далее пишет: «Некрасов сдал их в типографию напечатать для октябрьской книжки „Современника“, хотя мы не знали, что будет далее в нашем романе» (Панаева, с. 175). Недостоверность этого свидетельства доказывается приведенным выше сообщением Некрасова об окончании романа к началу сентября 1848 г. и авторской аннотацией произведения в «Примечании для гг. цензоров „Современника“ к роману „Три страны света“», относящейся к этому же времени. Кроме того, уже в ноябре 1848 г. «Современник» известил подписчиков о том, что в следующем году будут напечатаны романы Н. Станицкого «Актриса» и «Озеро смерти» (последний в соавторстве с Некрасовым) (см.: С, 1848, № 11, с. 7 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 128–129). Об этом не было бы объявлено, если бы вся работа над «Тремя странами света» была еще впереди.

Не вызывает доверия и другое указание Панаевой: «Мы долго не могли придумать сюжета. Некрасов предложил, чтобы каждый <…> написал по главе <…> Я написала первую главу о подкинутом младенце <…> Моя первая глава и послужила завязкой романа; мы стали придумывать сюжет уже вдвоем…» (Панаева, с. 175).

Первой главой Панаева называет «Пролог» (эта неточность указывает, помимо всего прочего, на то, что Панаева писала свои воспоминания, не сверяясь с текстом романа). Но «Пролог» не мог быть написан без предварительного согласования плана всей вещи в целом, ибо в нем описываются события, предвосхищающие сюжет двух предпоследних частей. Не план возник из «Пролога», а «Пролог» создавался по плану (составленному «вдвоем») — еще одно указание на то, что, сдавая первую часть романа, авторы несомненно знали, «что будет далее».

История написания «Трех стран света», изложенная в воспоминаниях Панаевой, противоречит и тому, что рассказала сама Панаева в беседе с А. М. Скабичевским в начале 1878 г., за десять лет до того, как были написаны цитированные выше воспоминания. «По свидетельству г-жи Авд. Як. Головачевой (бывшей Панаевой) <…>, — писал А. М. Скабичевский, — сначала Н. А. Некрасов с г-жою Панаевой составляли общими совещаниями сюжеты романов <речь идет о „Трех странах света“ и о „Мертвом озере“>, а потом распределяли, какую кому из них писать главу…» (Скабичевский, с. 394).[25] Это свидетельство более достоверно.

17 декабря 1848 г., после того как первые части романа уже появились в печати, Некрасов пишет Тургеневу: «Если увидите мой роман, не судите его строго: он написан с тем и так, чтобы было что печатать в журнале, — вот единственная причина, породившая его в свет».

Первые три части романа были напечатаны в октябрьской-декабрьской книжках журнала, особенно важных для привлечения подписчиков, и были обещаны в виде бесплатного приложения подписывающимся на следующий год (см.: С, 1848, № 11, с. 2, 8 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 130).

Расчеты Некрасова не вполне оправдались. Общее число подписавшихся на «Современник» сократилось в 1849 г. на 700 человек.[26] Тем не менее в июне того же года, сразу же после опубликования в журнале, роман был переиздан. Однако полностью разошелся лишь первый том. Текст издания 1849 г. отличается от журнального лишь указанной выше заменой названий глав VI и IX части седьмой.

В 1851 г. Некрасов предпринимает второе издание, анонсируя его в февральской книжке «Современника»: «…кроме трех тысяч экземпляров, отпечатанных в журнале, „Трех стран света“ разошлось еще до тысячи экземпляров, отпечатанных отдельно, и так как требования продолжаются, то авторы ныне приступили к новому изданию своего романа» (С, 1851, № 2, отд. III, с. 39; ПСС, т. XII, с. 262).

Для второго издания набирался лишь первый том — с тем чтобы реализовать неравошедшийся тираж второго тома (в первом издании). Издание осуществлялось книгопродавцем С. В. Вагановым, к услугам которого прибегали обычно, когда требовалось распродать остатки неразошедшихся изданий.[27]

По выходе второго издания «Современник» еще раз оповестил читателей об успехе романа: «Романа этого первоначально было напечатано в „Современнике“ 3100 экземпляров; потом выпущено в свет отдельно 1200 экземпляров; летом нынешнего года оказалось нужным еще издание, которое и выпущено книгопродавцем Вагановым. Всего в течение трех лет в журнале и отдельно разошлось „Трех стран света“ до пяти тысяч экземпляров» (С, 1852, № 1, отд. VI, с. 174).

Издание 1851 г. (том первый) подверглось лишь лексико-орфографической правке, принадлежавшей, по-видимому, корректору («шкап» вместо «шкаф»; «пальто» в мужском роде вместо среднего). Опечатки издания 1849 г., перешедшие из журнального варианта, не исправлены.

Третье издание — последнее при жизни Некрасова и Панаевой — появилось в 1872 г. Роман был издан С. В. Звонаревым, бывшим комиссионером «Современника», владельцем книжного магазина, в котором Некрасов был пайщиком. Имя Некрасова на титульном листе было выделено жирным шрифтом.

Сведений о тираже третьего издания и о его распространении не сохранилось. Неизвестно также, кому принадлежала инициатива переиздания и подготовка книги к печати.

Текст романа перепечатывался с издания 1851 г. с изменением в названии главы VI части восьмой («Партикулярное место» вместо «Партикулярная работа»), а также с изъятием двух эпизодов из главы IV части первой (с. 46–48, 49 первой книги т. IX) — сцены с франтом, преследующим Полиньку на Невском проспекте (фрагменты «Говор и шум усилились ~ А вот» и «— Подождите! позвольте мне к вам прийти! ~ вошла в дверь, которая в ту минуту отворилась…») и сцены в детской на квартире у Кирпичовых (фрагмент «— Дети еще не спят ~ Полинька от души смеялась»). Исправления и купюры в тексте издания единичны и незначительны и не могут быть объяснены ни цензурными обстоятельствами, ни художественной необходимостью. Многочисленные дефекты текста указывают на полную непричастность авторов к чтению корректур. Отмеченная выше правка не выражает последовательно осуществляемой авторской воли и не позволяет считать текст издания 1872 г. новой редакцией произведения в целом.

Цензурная история «Трех стран света» начинается с «Примечания для гг. цензоров „Современника“ к роману „Три страны света“». Авторы «Примечания…» формулируют главную цель своего романа и, излагая его общую фабулу, уславливаются о порядке представления рукописи в цензуру.

Некрасов и Панаева обещают, что отрицательные персонажи «торжествовать не будут, а погибнут за свои проделки» и что «все лучшие качества человека: добродетель, мужество, великодушие, покорность своему жребию — представлены в лучшем свете и увенчаются счастливой развязкой»; главный герой романа преодолеет свои слабости и в результате «терпеливого и добросовестного труда» обретет «прочное благосостояние»; из остальных персонажей «собственно дурных только двое» и представлены они лишь для того, чтобы оттенить «хорошие стороны человеческой природы», другие же изображены «более с смешной, чем с дурной стороны», а также с тем, чтобы «интереснее запутать интригу» (ПСС, т. XII, с. 40–41).

Комментарием к «Примечанию…» может служить упомянутая выше записка Орлова от 23 февраля 1848 г. В записке, одобренной императором, указывалось на недопустимую «крайность», в которую впадают некоторые писатели «натуральной школы», изображающие по преимуществу «пьяниц, развратников, порочных и отвратительных людей».[28] В соответствии с этим документом цензоры ввели строгий лимит на изображение отрицательных персонажей и поставили непременным условием цензурности произведения благонамеренность главных героев и благополучный исход событий.

Эпизод с «Примечанием…» излагается в воспоминаниях Панаевой: «Цензор потребовал, чтоб ему представили весь роман, не соглашаясь иначе пропустить первые главы. Некрасов объяснил, что роман еще не весь написан. Цензор донес об этом в Главный цензурный комитет, который потребовал от авторов письменного удостоверения, что продолжение романа будет нравственное. Я ответила, что в романе „Три страны света“ „порок будет наказан, а добродетель восторжествует“. Некрасов подтвердил своей подписью то же самое; и тогда Главное цензурное управление разрешило напечатать начало романа» (Панаева, с. 175).

В хорошо сохранившихся архивах Главного управления цензура и С.-Петербургского цензурного комитета не числится, однако, бумаг, из которых явствовало бы, что «Примечание…» было написан? по особому требованию высшего цензурного начальства. Некрасов следовал здесь общему правилу, по которому произведения, представляемые в цензуру по частям, должны были сопровождаться определенной гарантией относительно благонадежности целого (см., например, аналогичную записку И. И. Панаева, направленную цензору А. Л. Крылову 18 декабря 1851 г. в связи с предстоявшей публикацией романа «Лев в провинции», — ЦГИА, ф. 777, он. 1, ед. хр. 12, л. 153).

В «Примечании…» не говорится о том, что «роман еще не весь написан», — напротив, речь идет о законченном произведении. Некрасов просит лишь о разрешении — в случае непредвиденных задержек — «представлять исключенное место вторично, на особых листках, в исправленном виде», ибо «при запутанности действия и множестве лиц значительное исключение может привести к неясности и бессмыслице при дальнейшем ходе романа» (ПСС, т. XII, с. 41).

Наконец, не Некрасов «подтвердил своей подписью» обязательство, данное Панаевой, а Панаева сделала это под документом, написанным и подписанным рукою Некрасова (см.: ЦГИА, ф. 777, он. 1, ед. хр. 1961, л. 2).

Меры, принятые Некрасовым, достигли своей цели. Из сопоставления текста с аннотацией содержания, помещенной в «Примечании…», видно, что авторам не пришлось существенно отклоняться от первоначального плана. Придирчивость А. Л. Крылова, цензуровавшего «Три страны света», возможно, несколько умерялась и тем, что в записке шефа жандармов «Современник» был отнесен к числу «лучших наших журналов», которые «по справедливости уважаются публикой», а о Панаеве и Некрасове сказано, что они — в отличие от Белинского — «не имеют важного влияния на дух журнала». [29] Тем не менее совершенно избежать столкновений с цензором, по-видимому, не удалось. 31 декабря, в канун 1849 г., А. Л. Крылов писал председателю С.-Петербургского цензурного комитета М. Н. Мусину-Пушкину: «Возвратившись от Вашего превосходительства, я решился приготовить себе досуг на завтрашний день и прочитал всю находившуюся у меня часть романа „Три страны света“. Резона останавливать нет никакого; а между им одна сцена безотраднее другой. Все зависит от развязки, но тут ее предвидеть нельзя. Считаю долгом испросить позволения Вашего превосходительства подписать эту часть и возвратить редакции. Часть эта в том же духе, как и предшествующая, меняется только местность; действие происходит здесь частию в Петербурге, частию на Боровицких порогах». Председатель цензурного комитета вернул рукопись цензору, предписав ему «руководствоваться в отношении ее цензурным уставом». [30]

Несомненное цензурное (или автоцензурное) вмешательство наблюдается лишь в главе I части третьей — в тексте стихотворения («Когда горит в твоей крови…»), где вместо эпитета «свободный» («Свободный по сердцу союз») поставлены точки.

Другие случаи цензурного вмешательства не обнаружены. Но если верить Панаевой, они были нередки: «Мы встречали немало досадных препятствий со стороны цензора: пошлют ему отпечатанные листы, а он вымарает половину главы, и надо вновь переделывать. Пришлось бросить целую часть и заменить ее другой» (Панаева, с. 176). Возможно, отдельные главы и пострадали; вряд ли, однако, была вымарана и заменена другою целая часть. Столь значительное изъятие было бы невосполнимо — и потому, что все сюжетные связи оказались бы разорванными, и потому, что написать заново целую часть (при среднем объеме каждой части в семь печатных листов) было бы невозможно в короткий промежуток времени между выходом смежных журнальных книжек (роман печатался без перерывов).

Пройдя более или менее благополучно через цензуру, роман (в издании 1851 г.) попал на рассмотрение в Комитет 2 апреля (так называемый Бутурлинский), контролировавший деятельность цензурного ведомства. Заключение о романе дал член Комитета Б. М. Федоров. В донесении, представленном в Комитет 10 января 1852 г. (см.: ЦГИА, ф. 1611, оп. 1, ед. хр. 143, л. 303–305), Федоров, отметив некоторые литературные достоинства романа («рассказ отличается живостью»), указал на «страсть к преувеличениям в выставке грязных сторон жизни», выказываемую в нем, и выразил сожаление по поводу того, что «молодые писатели тратят свой дар на подобные предметы».

Федоров руководствовался официальным предписанием, обязывавшим не допускать «идеи и выражения, противные нравственности и общественному порядку». [31] Возможно, однако, что он сводил и личные счеты: издания, в которых сотрудничал Некрасов, нелестно отзывались о его, Федорова, сочинениях (см., например, анонимную рецензию Некрасова на «Князя Курбского» (ЛГ, 1843, 30 ноября, № 47; ПСС, т. IX, с. 123–127) и, возможно, принадлежавший Некрасову отзыв о «Русском крестьянине, или Госте с Бородинского поля» (ОЗ, 1846, № 5, с. 53–54; ПСС, т. IX, с. 639–640).

Свое донесение Федоров сопроводил многочисленными примерами.

В части первой романа отмечены две сцены: «Сцена преследования героини романа (Полиньки) на улице толстым господином (часть 1-я, стран. 46 и 47), сцена с Каютиным, потчующим ее шампанским (часть 1-я, стран. 89), — совершенно во вкусе Ретив де ла Бретона и Феваля».

О части третьей Федоров писал: «Но как роман легко может быть прочтен и молодою девушкою, то лучше бы не допускать и исключить стихи вроде следующих, обращенных к замужней женщине (часть 3-я, стр. 17)» (далее приводится полностью стихотворение «Когда горит в твоей крови…»).

Докладывая начальству о втором томе романа (части пятая-восьмая), Федоров указал на «весьма любопытные очерки Новой Земли и Камчатки», но и в этом томе нашел эпизоды, «несогласные с нравственным чувством». Так, отрицательную оценку получила часть шестая, в которой «сцены художника и двух натурщиц (т. 2-й, стр. 86-103), так же как и многие другие в этом романе, отклоняются от благопристойности». «Лицо натурщицы Дарьи отвратительно. Она уходит с художником за перегородку; после просит застегнуть ей платье… После представлена пьяной и говорит: „Мать ваша и ты так меня приняли, что я чуть вас всех не убила“».

Не укрылось от Федорова и то обстоятельство, что второй том романа одобрен к печати в 1849 г., «хотя на обертке книги и выставлен 1851 год». Федоров знал, что этот том в издании 1851 г. не перепечатывался, а комплектовался из нераспространенных экземпляров издания 1849 г. Нарушения цензурных правил здесь не было. Тем не менее выходило так, что второй том в издании 1851 г. получил цензурное разрешение раньше, чем первый. По этому поводу Федоров написал: «…это на будущее время едва ли может быть допускаемо, дабы не дать возможности появиться сочинениям, не соответствующим требованиям цензуры в настоящее время».

Неизвестно, какая судьба постигла бы «Три страны света» и его авторов, если бы не вмешательство высшего начальства. Статс-секретарь М. А. Корф, занимавший руководящий пост в Комитете 2 апреля, признал донесение Федорова неосновательным: «Не только в нашей письменности, но и в заграничной часто встречается напечатание первого или первых томов после следующих, и я не вижу в этом ничего, подлежащего замечанию, если и первый, и последний пропущены цензурой. Романы пишутся не для девушек, а грязные картины и картины сладострастия встречаются на каждом шагу не только в древних классиках, но и в ветхозаветных книгах Св. Писания. Всякое произведение письменности должно, смею думать, обсуживать по его роду и цели, а роман — не учебник и не школа нравственности…» (ЦГИА, ф. 1611, оп. 1, ед. хр. 143, л. 303).

Некрасов, видимо, имел в виду в первую очередь Корфа, когда в поэме «В. Г. Белинский» (1855) писал о Комитете 2 апреля:

(наст. изд., т. IV, с. 8–9). [32]

Незадолго до смерти Некрасов писал: «…повести мои, даже поздние,[33] очень плохи — просто глупы…» (ПСС, т. XII, с. 24).

С оценкой Некрасова нельзя не считаться. Достаточно вспомнить, с какой целью и в какие сроки был написан огромный роман, чтобы понять, что Некрасов не преувеличивает. Было бы, однако, ошибкой всецело основывать на этой оценке суждение о романе. Известно и другое высказывание писателя. По воспоминаниям Н. Г. Чернышевского, в романе не было «ничего такого, что казалось бы впоследствии Некрасову дурным с нравственной или общественной точки зрения» (Чернышевский, т. I, с. 749)[34]. Несмотря на уступки цензуре, торопливость в работе и журнально-коммерческие расчеты, роман носил несомненный отпечаток передовых идей своего времени.

«Три страны света» прежде всего роман-путешествие. Странствования Каютина по России — от Новой Земли до Каспия, от Нижегородской губернии до русских владений в Америке — образуют сюжетную канву произведения. Подобный замысел был созвучен мыслям Белинского, писавшего в предисловии к «Физиологии Петербурга» (1845): «У нас совсем нет беллетристических произведений, которые бы в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов, описаний знакомили с различными частями беспредельной и разнообразной России, которая заключает в себе столько климатов, столько народов и племен, столько вер и обычаев <…> Сколько материалов представляет собою для сочинений такого рода огромная Россия!» (Белинский, т. VIII, с. 376–377). Некрасов отозвался на этот призыв романом, целью которого было «показать на деле ту часто повторяемую истину, что отечество наше велико, обильно и разнообразно и представляет для путешественника не менее любопытных в своем роде и достойных изучения предметов, как Англия, Франция и т. под.; другими словами: возбудить в соотечественниках желание путешествовать по России и изучать ее» (ПСС, т. X, с. 40).

Главным героем романа выступает молодой дворянин, обратившийся к промышленной деятельности. Выбор героя отвечает идее, которую в кругу друзей незадолго до смерти развивал Белинский: «…внутренний прогресс гражданского развития в России начнется не прежде, как с той минуты, когда русское дворянство обратится в буржуази» (Белинский, т. XII, с. 468)[35]

Руководитель Каютина в странствованиях и промыслах — Антип Хребтов — уникальная фигура не только в романе, но и во всей прозе Некрасова. Это идеальный тип мужика, каким его представлял себе Некрасов: трудолюбие, смекалка, отвага, скромность, сообщительность, добродушный юмор. В характеристике Хребтова выразились одновременно и некрасовское народолюбие,[36] и важнейшая идея романа — мысль о сближении образованного дворянства с народом,[37] созвучная провозглашенному «Современником» призыву «обратиться на самих себя, сосредоточиться, глубже вглядываться в свою народную физиономию, изучать ее особенности, проникать внимательным оком в зародыши, хранящие вековую тайну нашего несомненно великого исторического предназначения» (ПСС, т. XII, с. 121).[38] Неслучайно и среди эпизодических персонажей романа выделяются представители вольной, неземлевладельческой Руси — архангельские поморы и новгородские лоцманы (см.: ПСС, т. VII, с. 839–840).

Любовные эпизоды в романе заключают в себе комплекс идей, не менее важных для руководителей «Современника». Мысли о праве человека на счастье (история горбуна) и трагических следствиях сословных предрассудков (история Душникова) родственны идеалам утопического социализма.

Особо должны быть отмечены экскурсы в прошлое персонажей. В них с наибольшей отчетливостью выражена «программа» романа. Барский дом, помещик, взявший в наложницы крепостную, издевательства дворни над незаконнорожденным (прошлое горбуна); мастерская басонщика, побои и непосильный труд (прошлое Карла Иваныча); швейная мастерская, приставания хозяина к девочке, придирки и брань хозяйки (прошлое Полиньки); каморка на Васильевском острове, бедствующий художник, его сестра, ставшая натурщицей для того, чтобы он мог писать, его мечты об Италии и смерть от чахотки (история Полинькиных родных) — в этих картинах всеобщей нищеты и бесправия намечены контуры широкого социального полотна.

В романе явственно ощутимы недавние впечатления некрасовской молодости: скитальческая жизнь в Петербурге в конце 1830 — начале 1840-х гг.,[39] знакомство с журнальным и книжным миром столицы, поездки в провинцию.

Некрасовский Петербург в романе — это Невский проспект и улочки окраин и захолустий — Московской части, Васильевского острова, Петербургской и Выборгской сторон: адреса и маршруты Некрасова в первые годы проживания в столице.

В эпизодах, где действие происходит на Невском проспекте, указываются столь очевидные топографические приметы, что петербургские читатели «Трех стран света» не могли не соотносить их с определенными домами и лицами.

Магазин дамских уборов и швейная мастерская при нем в доме за Аничковым мостом; огромный двор, населенный мастеровыми; напротив дома трактир — все приметы соответствовали зданию на углу Невского и Фонтанки, где помещалась шляпная фабрика.

Но это лишь видимость точного соответствия, дразнившая воображение читателя своей кажущейся реальностью. Адрес, названный в тексте романа, не предназначался для точного опознания. Вымышленные фамилии владелицы дома и содержательницы магазина и мастерской могли ассоциироваться и со зданием, находившимся также возле Аничкова моста, но на другом углу Невского и Фонтанки, где был еще один дамский магазин с мастерской.

По утверждению А. М. Скабичевского, «все подробности о книгопродавческой фирме Кирпичова и К^о представляются фотографическими снимками с одной из известнейших в то время книгопродавческих фирм» (Скабичевский, с. 394). Считается, что в образе Кирпичова изображен В. П. Поляков, издатель журналов, в которых сотрудничал молодой Некрасов. Но «видный мужчина» и мот Кирпичов не похож на невзрачного Полякова, хорошо знавшего свое дело и не склонного к кутежам.

По адресу, указанному в романе, — Невский проспект, против Казанского собора, — располагались книжные лавки с библиотеками для чтения А. Ф. Смирдина и В. П. Печаткина (к последнему перешли книги разорившегося М. Д. Ольхина). Ни один из этих книготорговцев, однако, не был единственным прототипом героя. В истории Кирпичова соединились факты из биографий ряда книготорговцев — Смирдина, Ольхина, А. И. Иванова, А. А. Плюшара.

В памфлетном образе литератора Крутолобова, эксплуатирующего купеческое невежество в своекорыстных целях, отразились рассказы знакомых Некрасова об А. Ф. Воейкове и непосредственное знакомство с приемами издательской деятельности Булгарина, о котором в романе напоминают и слегка измененные названия его книг. Отвечая на выпад противника,[40] Некрасов наносит ему ответный удар колким намеком на неуспех его сочинений.

Лишь одно эпизодическое лицо отмечено полным фотографическим сходством с его прототипом — Данков, копия Г. М. Толстого, помещика Казанской губернии, у которого Некрасов гостил летом 1846 г.[41] Поездка к Толстому подсказала Некрасову искомую сюжетную ситуацию — встречу порвавшего с праздным дворянским существованием главного героя романа с помещиком, мыслившим благородно, но не способным действовать в соответствии с проповедуемыми идеями.

Часто черты одного прототипа распределяются между разными персонажами. Так, артистизм и открытый характер некрасовского приятеля К. А. Даненберга повторились в Каютине, а его трагическая судьба — смерть от чахотки — отразилась в истории Мити (см.: Вацуро, с. 139, 143–144).

Автобиографические реалии вовлекаются в повествование мельчайшими крупицами фактов, представляющих в совокупности все эпохи прожитой жизни — от детства до возмужания. Звуки азартной псовой охоты, напоминающие Каютину о разорении его предков — причине его нищеты; школьные тексты, терзающие память Граблина; его горячая благодарность судьбе, избавившей от поступления в Дворянский полк; старые домашние лечебники Енгалычева, Удена и Пеккена — авторов, бывших любимцами дяди Каютина; стихи к замужней женщине, призывающие ее осознать свое право на счастье; поденная работа молодого неизвестного литератора, «сплеча» отделывающего в журнале статьи; рукопись сочинения, привезенного в Петербург неизвестным в литературе автором, — эти и многие другие подробности слагаются в образ автобиографического героя, скрыто присутствующий в романе.

Живой, ребячливый характер Каютина и меланхолическая натура Граблина равно близки некрасовскому «я». Повествуя о противоположной судьбе этих героев, Некрасов размышляет и о своем жизненном выборе — о труде, в котором соединялись поэзия творчества и предприимчивость журналиста, о личной жизни с ее «каютинским» материальным благополучием и «граблинской» душевной тоской, с ее одиночеством, не восполнявшимся «свободным союзом» с любимой женщиной.

Обилие авторских размышлений — прямых и от имени персонажей — позволяет увидеть в романе своеобразный «дневник писателя»: «горестные заметы» и «холодные наблюдения» о человеке в несчастье, о людях, не способных солгать, об участи молодых деревенских женщин и о многом другом.

Антропонимика «Трех стран света» содержит в себе дополнительные свидетельства об источниках авторского воображения. Эпизодические персонажи романа либо наследуют имена близких знакомых и домашних Некрасова (повар Максим, воспитательница Полиньки Марья Прохоровна), либо наделены «говорящими» фамилиями (Ласуков, Лачугин), либо заимствуют фамилии от лиц, упоминаемых в литературе (Водохлебов, Смиренников).

Литературные источники «Трех стран света» — «журнального» импровизированного романа — весьма многочисленны и разнообразны. В романе соединились сюжеты и жанры давнего и новейшего времени, западноевропейского и отечественного происхождения. Мотивы странствования (приключения Каютина), тайны рождения (история Кирпичова), испытания верности (приключения Полиньки), возмездия за грехи (история горбуна) — атрибуты «классического» романа — сочетаются с популярными романтическими мотивами и с реалистически трактованными характеристиками.

В романе не могли не сказаться ни талант Некрасова, возбуждавшийся родственными его природе сюжетами, ни установка на поспешное сочинительство.

Большую часть романа составляют собственно «романические» истории с преобладанием «авантюрного» элемента.[42] На этом фоне выделяются такие эпизоды романа, как прощание Каютина с Полинькой, диалоги Кирпичова с приказчиком, сцены супружеской ревности в мастерской дамского магазина Беш, описание осеннего вечера в доме скучающего помещика Ласукова, рассказ Дарьи Рябой о ее жизни в деревне, обладающие достоинствами «малых» жанров. Обычно же заданные и заимствованные сюжетные схемы приобретают в «Трех странах света» самодовлеющее значение, унифицируя характеры персонажей. Живые лица, талантливо обрисованные во вступительных эпизодах романа, постепенно превращаются в маски: Каютин символизирует мужество, горбун — неистовую любовную страсть, Полинька — постоянство, Хребтов — находчивость. Другие герои выступают в романе изначально в одном амплуа: башмачнику свойственна беззаветная преданность, Тульчинову — добродушие, Саре — гордость.

Жанр своего романа Некрасов определяет термином «легкая беллетристика» (ПСС, т. X, с. 116). [43] Обращение к этому жанру естественно для Некрасова, начинавшего в том же роде, и симптоматично для «Современника», вступившего в 1848 г. в трудный период своего существования.

Определение Некрасова уточняется воспоминаниями Панаевой: «Некрасову пришла мысль написать роман во французском вкусе» (Панаева, с. 175). Действительно, изощренная изобретательность вымысла, особенно в сфере интриги, резкая типажность характеров, тщательно выписанные детали, мелодраматические эффекты в водевильный комизм — все это перешло в «Три страны света» преимущественно из французской беллетристики 1840-х гг.

Сходство с романами новейшей французской школы наблюдается, и в отдельных сюжетных мотивах. В «Парижских тайнах» Э. Сю (рус. пер. — 1844).[44] фигурируют, например, швея, соединяющая свою судьбу со вчерашним студентом (Риголетта и Жермен; ср. Полинька и Каютин), гордая аристократка, оплачивающая расходы своего любовника (герцогиня де Люсне и виконт Сен-Реми; ср. Бранчевская и дон Эрнандо). В романе того же автора «Агасфер» (рус. пер; под заглавием «Вечный жид» — 1846) действие происходит в трех частях света — в Европе, Азии и Америке. Заглавие пролога — «Две части света» (ср. заглавие некрасовского романа). В романе П. Феваля «Сын дьявола» (рус. пер. под заглавием «Сын тайны» — 1847) изображены старый ростовщик (Араби; ср. с горбуном) и добрый шарманщик, влюбленный в швею (Реньо; ср. с Карлом Иванычем и с немцем-шарманщиком, влюбленным в Катю). Здесь же представлены сцены в танцевальном заведении и картины маскарада в здании Большой Оперы (ср. аналогичные эпизоды в «Трех странах света»). Такого рода переклички весьма многочисленны.

К французским литературным нравам следует отнести прецедент коллективного авторства — например, романы Дюма, написанные совместно с О. Маке и другими.

Можно, вероятно, обнаружить точки соприкосновения и с другими произведениями французских писателей.[45] Однако точность, с какою может быть зафиксировано литературное происхождение героев и ситуаций, разумеется, весьма относительна, ибо здесь возможно одновременное воздействие нескольких произведений с аналогичным сюжетом. Так, некоторые типажи «Парижских тайн» — добродетельная швея, светская львица — дублируются в «Сыне дьявола» (Гертруда, Сара де Лоранс).[46]

Исследователями Некрасова отмечены также следы воздействия английской литературы.[47] В этой связи упоминают роман Диккенса «Николас Никльби» (рус. пер. — 1840), имея в виду сюжетную линию ростовщика, виновника разорения и гибели своего сына.[48] В том же романе фигурируют швейная мастерская с ревнивой хозяйкой, девушка, преследуемая хозяином мастерской, и ряд других персонажей и эпизодов, представленных в «Трех странах света».

Другим произведением английской литературы, отозвавшимся в «Трех странах света», можно считать роман Г. Филдинга «Том Джонс» (рус. пер. — 1848). Здесь наблюдается сходство в «Прологе»: богатому помещику, известному своей добротой, подкидывают младенца.

Во всех отмеченных случаях зарубежный образец дает первоначальный творческий импульс и присутствует в романе лишь в виде общей сюжетной схемы.

Реминисценции из русской литературы менее очевидны.

Отмечено общее воздействие Гоголя — в портретных характеристиках, жанровых сценах, диалогах, сравнениях, лирических отступлениях (см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 150–151). Прослеживается некоторая аналогия с «Портретом»: бедный художник, снимающий комнату на Васильевском острове, квартирный хозяин, угрожающий ему выселением, богатый и безжалостный ростовщик, обитающий в захолустье, старухи, промышляющие поношенным платьем.

Из рядовых отечественных беллетристов должен быть назван И. Т. Калашников, автор романа «Камчадалка» (СПб., 1834; 2-е изд. СПб., 1843). [49] В этом романе широко используется ученый труд Крашенинникова (в издании 1818 г.) «Описание Земли Камчатки» (1755). К тому же источнику в «Трех странах света» обращается и Некрасов, причем в подборе имен и описаний он во многих случаях идет непосредственно за Калашниковым. Более того, сюжетная линия горбуна (отец, преследующий своего неузнанного сына; старик, склоняющий к сожительству девушку) повторяет в схеме историю ведущего героя «Камчадалки» Антона Григорьевича.

Изображение развалин барской усадьбы (часть седьмая, главы I, V) напоминает соответствующую картину в повести А. А. Марлинского «Латник» (1835).

Другие случаи сходства указывают скорее на совпадения, чем на влияние или заимствование.[50]

Весьма широк круг источников, относящихся к специальной литературе. Кроме упомянутого труда Крашенинникова, в роман вошли материалы (нередко и тексты) многих книг и статей,[51] с которыми Некрасов знакомился в Публичной библиотеке (ем.: Панаева, с. 176), — о Сибири и о русских владениях в Америке («Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова…», ч. 1–2; 1810–1812), о киргизах (книга А. Левшина «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей», ч. 1–3 (1832), статья А. П. Соколова «Астрахань в ее прошлом и настоящем» (1846) и др.), об Архангельском крае и о Новой Земле («Очерки Архангельской губернии» В. Верещагина (1847–1848); опубликованный А. П. Соколовым штурманский дневник И. Н. Иванова «Опись берегов Северного океана, от Канина Носа до Обдорска…» (1847); книга Ф. П. Литке «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге „Новая Земля“ в 1821–1824 годы» (1828); «Дневные записки» П. К. Пахтусова (1842–1845) и др.), о Вышневолоцкой водной системе (статья И. Ф. Штукенберга «Боровицкие пороги»; 1836).

Перерабатывая специальную литературу в беллетризованный текст, Некрасов стремится прежде всего к занимательности рассказа и обращает преимущественное внимание на необычное, экзотическое. Гонка барок через пороги; редкостные картины и явления природы — громады льдов в океане, северное сияние, миражи, высокие горы и бескрайние степи, жестокий мороз и палящий зной; вид и повадки редких животных — моржей, китов, морских коров, сивучей: быт и нравы народностей, населявших окраины Российского государства, — ненцев (самоедов), лопарей, хантов (остяков), киргизов, якутов, ительменов (камчадалов), коряков, чукчей, эскимосов, индейцев — такова панорама «стран света» в «географической» части романа. Вся эта литература, включающая и труды почти столетней давности, не всегда соотнесена с современной действительностью с соблюдением исторической и географической точности.

Авторская принадлежность текстов в «Трех странах света» условно определяется по немногочисленным мемуарам, по отразившимся в произведении фактам из биографий авторов, по преемственности мотивов романа с прежними произведениями авторов.

Мемуарные свидетельства очень скупы и далеко не во всем достоверны.

Свидетельство самого Некрасова о работе над «Тремя странами света» сохранилось лишь в пересказе А. С. Суворина. Оно не содержит подробностей, относящихся собственно к этому произведению, а касается составления книжек «Современника» в годы, когда печатались и «Три страны света», и «Мертвое озеро»: «У меня в кабинете было несколько конторок. Бывало, зайдет Григорович, Дружинин и др. Я сейчас к ним: становитесь и пишите что-нибудь для романа, — главу, сцену. Они писали. Писала много и Панаева (Станицкий). Но всё, бывало, не хватало материала для книжки. Побежишь в Публичную библиотеку, просмотришь новые книги, напишешь несколько рецензий — всё мало. Надо роману подпустить. И подпустишь. Я, бывало, запрусь, засвечу огни и пишу, пишу» (Суворин А. С. Недельные очерки и картинки. — НВ, 1878, 1 янв., № 662; см. также: ЛИ, т. 49–50, кн. 1, с. 203–204).

Заметка Суворина побудила Панаеву обратиться к биографу Некрасова А. М. Скабичевскому с опровержением рассказанного о Григоровиче и Дружинине. С ее слов Скабичевский писал: «…лишь г. Григорович сделал было попытку написать одну из глав романа, но ландшафтная поэзия г. Григоровича оказалась не подходящей к духу и характеру романа. Г-н Григорович <…> всю главу посвятил описанию лунной ночи; глава эта так и не вошла в роман, и затем г. Григорович ничего более для романа не писал» (Скабичевский, с. 394–395).

Трудно поверить этому сообщению, проникнутому неприязнью к Григоровичу. Автор «Деревни» и «Антона Горемыки», имевших сильнейший общественный резонанс, назван вопреки очевидности представителем «ландшафтной поэзии». Глава, целиком посвященная описанию лунной ночи, не в духе творчества Григоровича; кроме того, она невозможна и в контексте романа.

В позднейших воспоминаниях Панаевой эта глава превращается в «две странички описания природы», сверх которых «Григорович решительно не мог ничего придумать» (Панаева, с. 175).

Из воспоминаний Панаевой выясняется лишь самый факт приглашения Григоровича к авторскому участию в «Трех странах света». Этот факт не покажется неожиданным, если вспомнить, что у Григоровича был опыт совместной работы с Некрасовым — фарс «Как опасно предаваться честолюбивым снам» (1846), написанный при участии Достоевского. В бумагах Григоровича сохранились наброски плана к роману «Петербургские тайны» (см.: ЦГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 38), с замыслом которого, возможно, и было связано его предполагавшееся участие в «Трех странах света».

Ссылаясь на сообщение Панаевой, Скабичевский упоминает, не называя фамилии, еще об одном лице, помогавшем Некрасову: «…если в романе участвовало третье лицо, то оно парадирует в виде какого-то купца, который рассказал Некрасову во всех подробностях, как проводят барки через Боровицкие пороги. Руководствуясь этим рассказом, Некрасов переделал 6-ю главу 4-й части романа, так как он никогда не был на Боровицких порогах и описал было не совсем верно крушение барок Каютина» (Скабичевский, с. 394–395). На основании этого глухого упоминания можно лишь предположить, что если Некрасов кому-то дал прочитать главу о Боровицких порогах, то это произошло не в процессе писания романа, а незадолго до помещения главы в январской книжке «Современника» за 1849 г., т. е. в ноябре или декабре 1848 г.

Позднее, в 1889 г., публикуя свои мемуары, Панаева не повторила сообщения о купце, консультировавшем Некрасова, но заметила, что две главы были написаны «по просьбе Некрасова Ипполитом Панаевым» (Панаева, с. 175). Обилие неточностей в воспоминаниях Панаевой не позволяет безоговорочно признать ее сообщение достоверным. Существенно, однако, то, что Ип. А. Панаев пользовался ее уважением и несомненно был одним из первых читателей ее воспоминаний. Какие главы он мог написать по просьбе Некрасова, трудно предположить. Известно, что он и сам в это время пробовал свои силы в литературе. Летом 1848 г., когда писался роман, он находился в Новгородской губернии, недалеко от Боровицких порогов. С конца ноября 1848 г. Панаев был в отпуске в Петербурге (см.: ЦГИА, ф. 207, оп. 16, ед. хр. 145, л. 123). Возможно, Панаев мог внести дополнения и поправки в главу о Боровицких порогах перед ее сдачей в набор. Это тем более вероятно, что в бытность студентом Института путей сообщения он получил равносторонние сведения о Боровицких порогах из лекций инженер-полковника В. Р. Трофимовича. По воспоминаниям В. А. Панаева, описание вышневолоцкой системы в лекциях Трофимовича принимало «характер поэзии» (Панаев В. А. Воспоминания. — PC, 1893, дек., с. 398–399).

В распоряжении Скабичевского находился экземпляр «Трех стран света» с пометками Панаевой, согласно которым «все, касающееся интриги и вообще любовной части романа, принадлежит перу г-жи Панаевой; Некрасов же на свою долю избрал аксессуарную часть, комические сцены, черты современной жизни и описание путешествий Каютина» (Скабичевский, с. 394).

Из сообщения Панаевой явствует, что, работая над романом, авторы пошли по пути узкой специализации и даже в пределах отдельных глав строго разграничивали свои темы и жанры. Получается, что в работе над главами любовного содержания Панаева каждый раз ставила точку там, где нужно было ввести бытовой эпизод или описать обстановку, и призывала на помощь Некрасова; Некрасов же, выполнив свое задание, предоставлял дальнейшее развитие интриги Панаевой. Свидетельство Панаевой в записи Скабичевского, получившее признание исследователей (см.: ПСС, т. VII, с. 827–828), рисует неправдоподобную картину совместной работы над произведением. Оно расходится также и с данными литературной деятельности Некрасова и Панаевой в годы, предшествовавшие написанию «Трех стран света». Некрасов, как известно, охотно обращался к сюжетам, построенным на любовной интриге; Панаева же постоянно вводила в свои повести и рассказы черты современной жизни и «аксессуарную часть»; встречаются в ее произведениях и «комические сцены».

В своих мемуарах Панаева замечает, что главы, действие которых происходит в Петербурге, написаны ею (см.: Панаева, с. 176). Это свидетельство также неубедительно. Роман объемом более 55 печатных листов был написан, как уже говорилось, в три-четыре месяца и сразу же по окончании отдан в печать. Если бы дело обстояло так, как об этом пишет Панаева, это означало бы, что на долю начинающей беллетристки пришлось бы до двух третей от общего количества глав романа.

«Писалось легко», — рассказывает Панаева в своих мемуарах (Панаева, с. 176). Но из ее писем видно, что литературную работу приходилось сочетать с обременительными хозяйственными заботами. Лето 1848 г. Панаевы проводили в Парголове. Приезжало много гостей, «…я хлопочу на даче о питании всех, — сообщала Панаева М. Л. Огаревой 5 июня, — потом пишу разные глупости, в ожидании, что это мне сколько-нибудь принесет денег» (Черняк, с. 350). К тому же слова «пишу разные глупости» могли относиться не только к «Трем странам света», но также и к обещанным подписчикам в следующем году роману Панаевой «Актриса» и роману Некрасова и Н. Станицкого «Озеро смерти» (будущее «Мертвое озеро»).

Панаева также называет себя автором «Пролога». Пролог состоит из двух главок. Первая — о роженице и акушерке, — вероятно, принадлежит Панаевой. Вторая, в которой изображен помещик Тульчинов, принявший в свой дом подкинутого младенца, имеет «некрасовский» отпечаток.

Из прямых указаний Панаевой на главы, принадлежащие ей в «Трех странах света», известно еще одно — письмо к М. Л. Огаревой от 21 января 1849 г.: «Скажи С<ократу>, что „Историю мещанина Душникова“ в романе „Три страны света“ я душевно ему посвятила» (Черняк, с. 338; цитируемое письмо ошибочно датировано здесь 1848 г.). Предполагать, что Панаева посвятила своему приятелю, С. М. Воробьеву, текст, ей не принадлежащий, нет оснований, тем более что она перепечатала его особо — в сборнике «Для легкого чтения» под своим псевдонимом. Впрочем, Панаевой здесь скорее всего принадлежит лишь письмо Душникова [52].

Сопоставление «Трех стран света» с произведениями, созданными Панаевой ранее, не выявляет ярко выраженного сюжетного сходства. Можно указать лишь на самые отдаленные соответствия некоторых героев и ситуаций. Так, в «Семействе Тальниковых» (1847) гувернантка наружностью и характером несколько напоминает девицу Кривоногову в «Трех странах света». Есть сходство в манере держаться между другой героиней той же повести — маменькой — и Сарой Бранчевской. Бабушка рассказчицы — жена бедного музыканта, похожа на бабушку Лизы. Сама рассказчица в наружности и поведении имеет нечто общее с Лизой. Отношения робкого Якова Михайловича и сестры рассказчицы Софьи отчасти напоминают роман Душникова и Лизы, а сцена прощания рассказчицы с ее братом Мишей в некоторых подробностях сходна со сценой прощания Полиньки и Каютина. Героиня рассказа «Неосторожное слово» (1848) неожиданно оказывается в карете с мужчиной; в рассказе «Безобразный муж» (1848) богатый старик уродливой наружности склоняет к супружеству бедную молодую девушку — ситуации, варьирующиеся в «Трех странах света», Отмеченные соответствия, однако, имеют слишком общий характер, слишком немногочисленны, чтобы основывать на них гипотезы о существенном авторском вкладе Панаевой.

Из реалий, отразившихся в романе, с жизненным опытом Панаевой могли быть связаны поездка в Казанскую губернию и заграничное путешествие, а также летний отдых в пригородах Петербурга. К 1848 г. из двух соавторов лишь Панаева (с мужем) побывала в Париже, — поэтому можно предполагать, что в детальном описании толпы участников маскарада перед зданием Большой Оперы (часть седьмая, глава VII) отразились личные впечатления писавшего. Тем не менее о принадлежности этого текста Панаевой с полной уверенностью говорить не приходится, ибо незадолго до этого тот же маскарад, с теми же подробностями, был описан в «Парижских увеселениях» И. И. Панаева (см.: ПСб, с. 251–252), и Некрасов вполне мог воспользоваться этим источником. Следует отметить также, что в Казанской губернии летом 1846 г. супруги Панаевы были вместе с Некрасовым, да и вообще круг жизненных впечатлений Некрасова и Панаевой в середине 1840-х гг. во многом сходен.

Само собой разумеется, что Некрасов, инициатор романа и несравненно более опытный автор, изначально взял на себя большую часть работы. При этом главы, предназначенные Панаевой, должны были позволять параллельную работу, т. е. быть относительно обособленными от текстов, над которыми работал Некрасов. Но в романе таких глав немного.

При отсутствии документальных источников бесспорные выводы относительно авторской принадлежности текстов исключаются. Однако предположительная атрибуция — на основании косвенных признаков, указывающих на принадлежность одному и тому же автору отдельных глав и — соответственно — определенных сюжетных линий, сцепляющих целый ряд глав, по-видимому, возможна.

В сюжетных линиях каждого из героев, играющих важную роль в романе, прослеживаются некрасовские мотивы.

Линия горбуна (первая подглавка «Пролога»; [53] часть первая, главы IV, VI; часть вторая, главы I–III, VI, VII; часть третья, глава V; часть четвертая, глава IX; часть шестая, главы VI, X; часть седьмая, главы I–IX, XI) соединяет в себе два сюжета — преследование Полиньки и разорение Кирпичова. Оба сюжета, как уже отмечалось в литературе (см.: ПСС, т. V, с. 612), ранее были развиты в некрасовском «Ростовщике» (1841) — рассказе, в котором старик ростовщик домогается близости молодой и беззащитной особы и, сам того не подозревая, разоряет и доводит до гибели собственного сына. Варианты последнего мотива — сын не узнает матери, сын и дочь не узнают отца — встречаются в «Повести о бедном Климе» и в «Жизни я похождениях Тихона Тростникова» (см.: наст. изд., т. VIII, с. 50–55, 279–280). Этими аналогиями сходство не ограничивается (ср. рассказ Кривоноговой о том, как она выжила умиравшего жильца-бедняка (часть вторая, глава I), сцену западни (там же, глава III; часть третья, глава V), а также сцену столкновения румяного кавалера с неловким прохожим (часть первая, глава V) с соответствующими эпизодами названных выше произведений). Указывалось и на сходство между умирающим купцом Назаровым и героем стихотворения «Секрет» (1846) (см.: ПСС, т. VII, с. 830).

Главы, повествующие о Кирпичове (часть первая, глава V; часть вторая, главы IV–VI; часть шестая, главы I–IV; часть седьмая, глава X), несомненно принадлежат Некрасову, до тонкости знавшему мир петербургской книжной торговли (см.: ПСС, т. VII, с. 830). О Некрасове как авторе говорят и сюжетные переклички. Так, в главе V части первой встречаются персонажи, реалии, ситуации, перешедшие из «Жизни и похождений Тихона Тростникова»: немка, владелица дамского магазина (ср. также стихотворение «Убогая и нарядная» (1857) — наст. изд., т. II, с. 39); кавалер, пытающийся очаровать девицу стихами, написанными другим (см.: наст. изд., т. VIII, с. 134–135, 148–149). В главе X части седьмой фигурирует излюбленный персонаж позднейших некрасовских стихотворений — ванька с измученной клячей (например, «О погоде» (1858–1865)) (см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 137, 152).

Главы, в которых прочерчена сюжетная линия Полиньки (часть четвертая, главы III, VIII; часть шестая, главы VII–IX), вводят в мир ранней некрасовской прозы. Здесь и петербургские утлы, и уличный музыкант, и старуха старьевщица. Здесь же и беспрецедентное в русской литературе по своей жесткой реалистичности описание крестьянской семьи. Наблюдается явное сходство между Дарьей (в молодости) и Матильдой («Жизнь и похождения Тихона Тростникова»): и та и другая (сироты, превратившиеся по воле своих опекунш в содержанок; обе прогоняют стариков, которым они достались; обе влюбляются в бедных молодых людей свободной профессии. Есть сходство и между историями Полинькиной матери, Кати, и Александрины из рассказа Некрасова «Жизнь Александры Ивановны» (1841): девушка из бедной семьи становится любовницей молодого аристократа и, брошенная им, умирает от нужды и горя. Кроме того, Александрина оказывается незаконной дочерью графини. Отголосок этого мотива мы находим и в сюжетной линии Полиньки: Бранчевская подозревает, что Полинька ее незаконнорожденная дочь.

В главах, посвященных Тульчинову (вторая подглавка «Пролога»; часть третья, глава VI; часть четвертая, главы I, II; часть шестая, глава X), особенное значение для атрибуции Некрасову имеют эпизоды главы I части четвертой: рассказ молодого человека, напоминающего своим обликом и суждениями отчасти Белинского, отчасти самого Некрасова (см.: ПСС, т. VII, с. 830), о страхе перед голодом, сохранившемся с юности; изображение голодного мальчика, которого праздные господа угощают ветчиной с сахаром, — сюжеты типично некрасовские. Существенно и то обстоятельство, что образ Тульчинова напоминает тип «новейшего Фальстафа» из стихотворения «Признания труженика» (1854).

В сюжетной линии башмачника Карла Иваныча, проходящей через многие главы романа (часть первая, главы III, VII; часть вторая, главы II, VII; часть третья, глава VI; часть четвертая, главы I–IV; часть шестая, глава V; часть восьмая, главы V, VIII), важно отметить главы I и II части четвертой, где явственно слышатся отголоски ранней биографии Некрасова и мотивы его позднейших произведений (о главе I см. выше; в главе II примечательно описание детского труда (ср. «Плач детей» (1860 и сцены в мастерской басонщика)).

Из глав, относящихся преимущественно к Каютину, бесспорно принадлежат Некрасову те, в которых описано его путешествие по трем частям света. К ним следует добавить главы VII и VIII части восьмой и «Заключение». Глава VII включает в себя пространный киргизский эпизод странствований Каютина, а в следующей главе появляются Полинька, рябая Дарья, башмачник, квартирные хозяева Доможиров и Кривоногова — герои ряда других глав, атрибутированных Некрасову (см. выше). В «Заключении» фигурирует Антип Хребтов, который изображен в главах, описывающих путешествие Каютина и, следовательно, принадлежащих Некрасову. Здесь же содержится обещание написать особый роман, излагающий историю Антипа Хребтова. Такое обещание мог дать только Некрасов, ибо Панаева деревенской жизни почти не знала и народного романа обещать не могла.

Ряд деталей, встречающихся в других главах, в которых действует Каютин (часть первая, главы I, И; часть восьмая, глава V), также указывают на авторское участие Некрасова. Главы I и II части первой содержат эпизоды, перекликающиеся с некрасовской биографией (см.: Пыпин А. Н. Некрасов. СПб., 1905, с. 212). В описании места действия — Струнникова переулка — отмечаются топонимические особенности, восходящие к впечатлениям молодости Некрасова. В главе II обращает на себя внимание реплика Каютина: «Недаром говорят <…> что отечество наше велико и обильно». Это же выражение употребляется в «Примечании, <от гг. цензоров „Современника“ к роману „Три страны света“>, где Некрасов напоминает „ту часто повторяемую истину, что отечество наше велико, обильно и разнообразно“. В „Примечании“ говорится также о „терпеливом и добросовестном труде“, приводящем к „прочному благосостоянию“» (ПСС, т. XII, с. 40). Близкую к этому мысль высказывает и Каютин: «…решительно никто не нашивался: без долгого, упорного, самоотверженного труда».

В ряду глав, посвященных Граблину (часть шестая, главы I–V; часть восьмая, главы II–IV, VI и IX), безусловно принадлежат Некрасову первые четыре главы части шестой, в которых представлен книжный магазин Кирпичова. В части восьмой, изображен, хорошо знакомый Некрасову, захолустный Семеновский полк. Здесь же встречаются фигуры и эпизоды из ранних произведений Некрасова. Сочинитель прошении Головач имеет своего предшественника в лице Калины Павловича, из «Жизни и похождений, Тихона Тростникова» (см.: наст. изд., т. VIII, с. 270–274); этим же именем и отчеством, наделен и «градской акушер и кавалер» из некрасовской «Хроники петербургского жителя» (1844) (см.: ПСС, т. V, с. 385). Эпизод встречи Граблина с нищей старухой, которой он пишет прошение, ее рассказ об умершем сыне, вызвавший у героя внезапную тревогу, варьируют соответствующую зарисовку в «Повести о бедном Климе» (см. наст. изд., т. VIII, с. 51–55). Рассказ о несостоявшемся самоубийстве Егорушки соответствует аналогичной сцене в рассказе «Двадцать пять рублей» (1843) (см.: наст. изд., т. VII, с. 122–123). Наконец, сцена поимки вора на Сенной площади предвосхищает сюжет некрасовского стихотворения «Вор» (1850) см.: ПСС, т. VII, с. 840).

В главе III части третьей (см. о ней выше, с. 330) допустимо предположить частичное авторское участие Некрасова. Оно представляется вероятным в рассказе Данкова о Душникове. Сын мещанина, пристрастившийся к живописи и учившийся тайком от отца в церкви у старого живописца, пишет портрет, которому отдает все силы своей неутоленной любви. Элементы этой сюжетной схемы присутствуют и в «Жизни и похождениях Тихона Тростникова»: дочь крепостного Параша, прирожденная художница, тайно от отца берет уроки у старого художника, с болезненной страстью пишет портрет своей умершей матери, ее брат, отданный в учение к иконописцу, становится художником (см.: наст. изд., т. VIII, с. 221–228). Некрасовым написаны и эпизоды; обрамляющие (в пределах главы) «Историю мещанина Душникова» в связанные с рассказом о странствованиях Каютина.

Приведенные соображения позволяют предполагать, что подавляющее большинство глав романа, в том числе и по линии «интриги и вообще любовной части романа», принадлежит Некрасову.[54]

Рассчитанный прежде всего на читательский интерес к занимательной беллетристике и на малоразвитые литературные вкусы, роман пользовался успехом у молодежи.

В январе 1851 г. Н. А. Добролюбов — в те годы еще подросток — записал в своем дневнике: «Этот прекрасный роман я уж читал, но снова перечитал некоторые места». [55] Особенно понравилась Добролюбову часть шестая. [56]

В ряду любимых книг своего детства называет «Три страны света» известный педагог В. П. Острогорский: «Были тут и Пушкин, и Гоголь, и баллады Жуковского, и „Таинственный монах“ Зотова, и „Два брата“ Загоскина, и „Избранный немецкий театр“ Шишкова, и „Три страны света“, и „Гернани“ Гюго, и „Преступление“ Мюльнера <…> и „Король Энцио“ Раупаха». [57]

О том, как был воспринят роман в читательской массе, можно судить по воспоминаниям Панаевой: «В редакции было получено много писем от иногородних подписчиков с благодарностями за „Три страны света“, но получались и такие письма, в которых редакции предлагали роман, написанный десятью авторами, под названием „В пяти частях света“, и писали, „что этот роман будет не чета вашему мизерному, бездарнейшему роману“» (Панаева, с. 176).

В кругу литераторов, сотрудников «Современника», роман подвергся взыскательной критике.

Краткий отзыв о первой части «Трех стран света» содержится в письме Н. П. Огарева к Н. А. Тучковой от 2–3 января 1849 г.: «Я вам скажу несколько слов о романе Некрасова и Студницкого <так!> (ведь он писан ими вдвоем). Я прочел несколько глав. Канва великолепна. Но слишком много скучного. Бесконечные подробности и больше подробностей описательных, чем относящихся к характерам. Действие живее, чем действующие лица, и подробнее разработано. Не знаю, что будет дальше, но то, что я прочел, могло бы быть сокращено наполовину и оттого выиграло бы в энергии. Впрочем, у меня нет веры в роман, который писан a duo <вдвоем>». [58]

Несколько дней спустя, 5 января, Огарев вновь делится впечатлениями о романе. На этот раз он пишет лишь о сцене прощания Каютина с Полинькой: «Боже ты мой! Как это хорошо, друг мой! Как это из сердца и из жизни вырвано! Как это просто, живо! <…> Я заплакал от того, что это так юношески хорошо. <…> Я будто сам был Каютин и любил Полиньку и будто мне было лет 20. Да что ж? Я разве хуже бы мог любить теперь в 35?».[59]

Незадолго до того, как были написаны эти строки, Огарев расстался с Тучковой, и сцена прощания Каютина с Полинькой была созвучна его настроению.

Дневниковые записи А. В. Дружинина сделаны по прочтении двух первых частей романа. «„Три страны света“, — писал Дружинин, — спекуляция довольно ловкая, которая может понравиться публике, несмотря на свои недостатки. В этом романе нет ничего своего, все украдено. Начиная с Полиньки, идеальной гризетки (Rigolette), до персиянина, выведенного на сцену с целью описать действие опиума, все взято из модных романов. Вопрос не в том, понравится ли роман публике, а в том, заметит ли она, что все эти лица списаны, очерчены второпях, что происшествия сшиты на живую нитку, что гибель промахов и противоречий встречается на каждом шагу» (ЦГАЛИ, ф. 167, оп. 3, ед. хр. 97) (запись от 7 ноября 1848 г.). Дружинин отметил в романе оригинальную тему, но она показалась ему развитой недостаточно: «Кажется мне, что авторы до этого времени упустили из виду одно обстоятельство, до крайности способное придать роману живой и глубокий интерес. Я говорю о странствовании Каютина по России. Это странствование, судя по началу, обрисовано как-то слабо и без той привлекательности, которую так легко ему придать» (там же; запись от 9 ноября).

Панаева приводит в своих воспоминаниях высказывание В. П. Боткина. «Нельзя, любезный друг, нельзя срамить так свой журнал — это балаганство, это унижает литературу», — будто бы говорил Боткин И. И. Панаеву, имея в виду то обстоятельство, что под романом стоят две подписи. «До этого времени, — поясняет Панаева, — в русской литературе не было примера, чтобы роман писался вдвоем» (Панаева, с. 175). Коллективное авторство было в те годы, действительно, редкостью, хотя в 1845–1847 гг. в «Библиотеке для чтения» печатался с перерывами роман Ф. В. Булгарина и Н. А. Полевого «Счастье лучше богатырства». Весьма возможно, что Боткин, подобно Огареву, не признавал совместного творчества.

В дальнейшем, вспоминает Панаева, Боткин «изменил свое мнение и с участием осведомлялся о ходе <…> работы» (Панаева, с. 176). Это свидетельство не вызывает доверия уже потому, что перемена в отзывах Боткина связывается мемуаристкой с читательским успехом романа. Боткин был не из тех критиков, которые изменяют свои мнения под влиянием отзывов публики. Кроме того, осведомляться о «ходе работы» в связи с читательским успехом невозможно было и потому, что авторская работа была завершена до появления романа в печати. Наконец, Боткин приехал в Петербург лишь в январе-феврале 1849 г., когда уже была напечатана первая часть романа (не имевшая ожидаемого успеха у публики). В это время он действительно посещал Панаевых и, надо полагать, высказывал свои суждения о романе — какие, остается покамест невыясненным.

Первоначальные печатные отклики на роман имели характер реплик и принадлежали редакторам литературных журналов.

Редактор «Москвитянина» М. П. Погодин усматривал в «Трех странах света» худший образец «натуральной школы»: «…г. Некрасов, вместе с г. Станицким, начинает повесть „Три страны света“ описанием женщины в родах. Пощадите, господа натуралисты! Младенца подкинули. Кто-то пошел смотреть его: он лежал красный и сморщенный. Пощадите, господа натуралисты!» (М, 1848, т. 6, с. 185).

Редактор «Сына отечества» К. П. Масальский, не сказав ничего о романе по существу, сделал двусмысленное замечание о взаимных отношениях авторов: «Не скоро исходишь три страны света. Блуждать вдвоем авторам не так скучно» (СО, 1849, № 3, «Смесь», с. 34).

То обстоятельство, что соавтором Некрасова выступала дама, накладывало отпечаток на суждения некоторых осведомленных критиков. Редактор «Северного обозрения» В. В. Дерикер, не называя Панаеву по фамилии, раскрывал «женскую» тайну ее псевдонима: «Видимое присутствие в некоторых местах и женского пера заставляет предполагать, что имя Н. Н. Станицкого — псевдоним, под которым скрывается новая русская писательница, явление отрадное и приятное на широкой улице нашей литературы. От души желаем, чтобы и на дальнейшей прогулке башмачки прекрасной знакомой незнакомки сохранили художественную чистоту и прелесть». [60] Собственно о романе в рецензии говорилось: «Роман „Три страны света“ читается весьма легко, занимателен, представляет верные очерки характеров, ловкую интригу, и искусную живопись». В эпизодах, изображающих северную окраину России, критик с удовлетворением отметил материалы из «описаний очевидцев-путешественников».[61]

Предварительную характеристику романа (части первая-третья) дали «Отечественные записки». Автор отзыва — Аполлон Григорьев — отмечал в романе «легкий разговорный язык и занимательность внешних происшествий» и особо выделял две главы — «История мещанина Душникова» и «Деревенская скука», слитая их лучшими и противопоставляя их главам, написанным во вкусе «новейших французских романов» (ОЗ, 1849, № 1, отд. V, с. 35).

Тот же автор — год спустя — выступил с развернутой оценкой издания 1849 г. Григорьев особо отметил главы, изображающие путешествие Каютина по Новой Земле: «Похождения героев здесь и проще, и имеют более смысла, — может быть, оттого, что многие здесь описания заимствованы из других книг…». И вообще в романе, по мнению критика, заметны «задатки чего-то хорошего и талантливого».

В целом же роман Некрасова и Станицкого квалифицировался Григорьевым как произведение, профанирующее высокие задачи литературы. «Не ложная или чудовищная мысль, — писал Григорьев, — по ложный и чудовищный вкус породил это произведение; он же дал ему и минутный успех, вследствие которого на изумленных смелостью читателей хлынул целый поток сказок, одна, другой бессвязнее и нелепее, сказок, по большей части повторявших одна другую, употреблявших всегда одинакие и одинаково верные средства успеха, которого основы не делают чести ни вкусу читателей, ни совестливости производителей <…> Главное здесь-не лица, не образы, а пестрая канва романа, занимательная для праздного и грубого любопытства, утомительная для всякого, кто способен к наслаждению чем-нибудь повыше» (ОЗ, 1850, № 1, отд. V, с. 20–21).

Роман Некрасова и Панаевой дал Григорьеву повод выступить с резкой критикой новейшей французской литературы и ее русских последователей. В «Трех странах света». он увидел повторение «многотомных спекуляций Дюма и компании», Сю и Феваля: «Горбун по прямой линии происходит от одного лица в „Mysteries da Paris“ („Парижских тайнах“), а Сара (она же и Клеопатра) носит все признаки» родства с одним женским характером в романе Поля Феваля «Le fils du Diable» («Сын дьявола») и с некоторыми другими женщинами-пантерами, львицами, змеями и т. п. образами. Персонажи всех этих романов разделяются, по наблюдению Григорьева, на три разряда: «приторно-идеальные» (в «Трех странах света» — Каютин, Полинька, Карл Иваныч), «нелепо-чудовищные» (Сара, горбун) и «просто грязноватые, без всякого смысла» (Кирпичов, Лукерья Тарасьевна) (там же).

Несколько позднее, в качестве сотрудника «Москвитянина», Пригорьев так характеризовал типологию произведений новейшей французской школы и ее русского варианта: «Взять какого-нибудь физического или морального урода, сочинить которого не стоит большого труда, заставить его преследовать неистовой любовью ига неистовой враждой несколько бедных невинностей, которые сочиняются так же легко, перепутать эту интригу бесконечными похождениями разных лиц, связанных судьбою с уродом или с невинностями) развести все это водою описаний разных местностей, сладких, излияний и проч., и выйдет „Вечный жид“, „Мартин Найденыш“, „Старый дом“[62], „Мертвое озеро“ или „Три страны света“…» (М, 1851, март; кн. 1, с. 77; см. также: июнь, кн. 2, с. 488, окт., кн. 1–2, с. 267–268).

Издание 1851 г. прошло незамеченным. Внимание критики переключилось на другой роман Некрасова и Станицкого — «Мертвое озеро» (1851); лишь однажды, в 1856 г., обозреватель «Сына отечества», упрекал редакцию «Современника» в непоследовательности, упомянул «Три страны света», заметив, что «смертельные приговоры невинному автору бесконечных „мушкетеров“, принесенному в жертву требованиям строгого вкуса и искусства», совмещались, в журнале с публикацией «бесконечных романов <…> где герои переплывали моря на китах», и что «автор „Забытой деревни“ <…> в то же время и автор „Трех стран света“» (СО, 1856; № 2; с. 31–32).

Издание 1872 г; вновь обратило на себя внимание критики. Журнал «Дело» поместил статью П. Н. Ткачева (псевдоним: «Постны») «Неподкрашенная старина», в которой перепечатка «Трех стран света» рассматривалась как угрожающий общественно-литературный симптом. «Началась литературная реставрация <…>, — писал П. Н. Ткачев. — Она вполне соответствует „духу современности“. <…> Для этого у нас имеется бесспорное доказательство. Т-и Звонарев <издатель романа; см. с. 312> знает этот „дух“ наилучшим образом. Кому же и знать, как не ему?» (Дело, 1872, № 11, с. 7).

Основной тезис статьи заключался в том, что эпоха 1840-х гг., с характерной для нее неразвитостью и отсталостью общественной мысли, не могла не сказаться самым пагубным образом даже в «одном из лучших» романов того времени — «Три страны света» (там же, с. 9).

Отмечая в романе «протест против тогдашних порядков», Ткачев вместе с тем утверждал, что этот протест «не шел далее весьма деликатного указания на мрачные стороны помещичьей власти и бессмыслие помещичьего времяпрепровождения <…> на самодурство богачей, развращенных крепостным правом, вроде Добротина, Кирпичова, на бедность и страдания „честных тружеников“, вроде Граблина, дяди Полиньки, матери ее, ее самой, Душникова и т. п.» (там же, с. 11).

Главная мысль романа формулировалась в статье так: «…„чистая любовь“ все преодолевает и над всем торжествует; она дает силу и капитал приобрести, и невинность сохранить; она украшает человека в борьбе с жизнью и ведет его, в конце концов, к высшему земному счастью — счастливому браку и богатству». Авторы выступали перед читателями прежде всего в роли утешителей, «возвышая в их собственных глазах ценность того единственного богатства, которым они обладали, — способности трудиться». Такого рода оптимизм «извращал протест; преувеличивая значение личных добродетелей человека, он тем самым низводил почти к нулю значение общих условий жизни» (там же, с. 22, 11, 12).

Поскольку русская действительность 1840-х гг., развивал свою мысль Ткачев, абсолютно исключала торжество добродетели и наказание порока, авторы «Трех стран света» по необходимости должны были обратиться к фантастическому вымыслу, «уснащая» роман «„неожиданными встречами“, неправдоподобными „превращениями“, эффектными „столкновениями“, чудодейственными „спасениями“ и тому подобными театральными вычурами и прикрасами». Отсюда же и психологическая неубедительность характеров: «Каждая фигура воплощает в себе одну, две, три каких-нибудь идеи, и этим воплощением исчерпывается ее роль», так что «любой лубочный романист, вроде вечной памяти Булгарина или Зотова, не сочинит ничего глупее и бестолковее» (там же, с. 13, 21, 18).

Проблески литературного таланта Ткачев видел в романе лишь там, где авторам доводилось «срисовывать» те «простые, обыденные личности», которые «случайно стояли в узком районе авторских наблюдений». Аналогичным образом оценивал Ткачев и главы, изображающие окраины русского государства: «Очевидно, что он <автор> делает выписки из какого-то старого заброшенного путешествия; но скомпилированное путешествие может ли произвести эффект художественной картины?» (там же, с. 26–27, 15).

В заключение статьи Ткачев ставил вопрос, на который не давал ответа, предлагая сделать это читателям: «Когда этот человек говорит искренно: тогда ли, когда решает вопрос, „кому на Руси жить хорошо“, или тогда, когда в сотрудничестве с г. Станицким пишет „Три страны света“?» (там же, с. 29).

Статья Ткачева вызвала полемический отклик В. П. Буренина. Полным непониманием того, «ради чего написан был в свое время роман», объяснял Буренин самый факт подробного и придирчивого разбора «Трех стран света» на страницах журнала «Дело». Буренин соглашался с Ткачевым в том, что «романические эффекты» в романе «пошлы, избиты, неправдоподобны», что «картины <…> малеванные, вывесочные» и «внутренний замысел романа беден». Но, пояснял критик, все это имело «вынужденный характер» в «объяснялось особыми целями» авторов и «особенными обстоятельствами» создания романа, а именно тем, что «такие романы писались нарочно для чтения массы», так как в те годы «более тонким искусством, менее декоративной живописью масса не могла бы завлечься»: она нуждалась в «грубых и банальных эффектах», требовала «чисто внешней интересности содержания», признавала только «прописную мораль и прописные тенденции». Своим романом, рассчитанным на «материальную поддержку в публике», Некрасов «в свое время поддержал интерес к „Современнику“» (СПбВ, 1872, 23 дек., № 352).

В рамках своей задачи авторы, полагал Буренин, обнаруживают «полное понимание беллетристического дела», «имеют достаточный запас фантазии», «владеют рассказом», знают «те пределы, до которых следует доводить банальные эффекты».

Переиздание романа Буренин считал ошибкой, но отводил упрек от Некрасова, предъявляя претензию лишь к Панаевой: «Может быть, г. Некрасов вовсе не желал видеть новое издание своего забытого произведения, но был принужден согласиться на таковое ввиду желания г. Станицкого» (там же).

…старше только двумя месяцами Оли исправниковой… — Исправник — начальник уездной полиции.

…ломбардные билеты возила с собою… — Ломбардный билет — квитанция, выданная в счет денег, помещенных на хранение в ломбард при Приказе общественного призрения (см. примеч. к с. 63).

…кабалистические знаки в каком-нибудь волшебном замке. — Распространенный мотив «готического» романа. Кабалистика — здесь: чародейство.

…с длинной фалбалой… — Фалбала — оборка.

— Тубо, Фингал! — Команда, означающая: «Стой!», «Не тронь!», «Спокойно!».

…голландский диван, с которого, неизвестно почему, тотчас вскакивали… — Жесткие, с высокой спинкой диваны голландского гарнитура были в 1840-е гг. принадлежностью небогатых квартир. Модные в петровское время, позднее приобретались по дешевой цене на Щукином дворе (см. примеч. к с. 93).

Катехизис — основы учения христианской церкви.

…не издавал звуков, похожих на «ко-ман-ву-пор-те-ву» или «бон-жур»… — «Ко-ман-ву-пор-те-ву» (франц. «Comment vous por-tez-vous?») — «Как поживаете?»; «Бон-жур» (франц. «Bon jour») — «Добрый день».

…павловское гулянье. — Воскресное гулянье в парке Павловска, пригорода, связанного с Петербургом Царскосельской железной дорогой.

…на свою Петербургскую сторону… — Топографические и топонимические подробности, упоминаемые в последующих описаниях (см. примеч. к с. 34, 40), соотносятся с другой частью города — Московской, где Некрасов проживал в начале 1840-х гг.

…темный шерстяной бурнус… — Бурнус — род верхней женской одежды, стилизованной под арабский плащ; в России вошел в моду в начале 1840-х гг. (см.: Муллер Н. Андриенн, берта и епанечка. — Наука и жизнь, 1975, № 4, с. 154).

…завязанный в фуляр. — Фуляр — шелковый шейный или носовой платок.

Недаром говорят ~ что отечество наше велико и обильно! — Измененная цитата из Летописи Нестора: «…вся земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…» (Летопись Несторова. М., 1824, с. 12). Выражение стало крылатым после того, как вошло в переводе на современный русский язык в «Историю Государства российского» Н. М. Карамзина (т. I, гл. IV; 1-е изд. СПб., 1816), а затем в учебники истории (см., например, известный Некрасову: Устрялов Н. Начертание русской истории для учебных заведений. СПб., 1839, с. 6). В ироническом контексте выражение это встречается в письме Некрасова к А. А. Буткевич от 22 сентября 1844 г.: «Отечество наше велико и обильно, и чиновников в нем без меня очень много». Цитируется оно также и в «Примечании для гг. цензоров „Современника“ к роману „Три страны света“» (см.: ПСС, т. XII, с. 40).

В Струнниковом переулке… — Вымышленное название, — возможно, по фамилии петербургских домовладельцев — купчихи Струнниковой, которой принадлежал дом по Итальянской улице, № 40 (ныне улица Жуковского, № 39) (см.: Нумерация домов в С.-Петербурге… СПб., 1836, с. 101 и 55 доп.), и мещанина Петра Струнникова, владевшего деревянным одноэтажным домом (ср. с. 19) на 4-й линии Семеновского полка, № 50 (ныне Можайская улица, № 43) (см.: Нумерация домов в С.-Петербурге, с. 71, 212). По прибытии в Петербург в июле 1838 г. Некрасов часто бывал на квартире Фермеров (см.: Гамазов М. К воспоминаниям А. Я. Головачевой. — ИВ, 1889, № 4, с. 255–256), проживавших по Итальянской улице, № 38 (см.: Нистрем К. М. Книга адресов С.-Петербурга на 1837 год. СПб., 1837, с. 1175), рядом с домом купчихи Струнниковой. В 1840–1842 гг. он жил недалеко от дома Петра Струнникова в Свечном переулке и на Разъезжей улице (см. примеч. к с. 40). К концу 1830 — началу 1840-х гг., однако, указанные дома сменили владельцев.

Переулок приходился почти на краю города… — См. примеч. к с. 24, 40.

…два горшка месячных роз. — Т. е. роз, цветущих ежемесячно.

…мещанка Кривоногова… — Кривоноговы — известная в Петербурге купеческая фамилия. Виноторговец Кривоногов упоминается в «Кому на Руси жить хорошо» (см.: наст. изд., т. V, с. 78).

— А вот что, гер! — Гер (нем. Herr) — господин.

…для чаю воды приготовила ~ лучше, чем из канала. — Подробность, указывающая на то, что прообразом описываемой местности была улица возле канала. В 1839–1842 гг. Некрасов жил возле Лиговского канала по адресам: Лиговский канал, № 28 (квартира Н. А. Полевого в доме А. Ф. Смирдина; ныне Лиговский проспект, № 25) (см.: Полевой К. А. Записки. СПб., 1888, с. 428; Вацуро, с. 137; см. также: Нумерация домов в С.-Петербурге…, с. 33 доп.), Свечной переулок, № 17 и Разъезжая улица, № 25 (см.: ПСС, т. XII, с. 60, т. X, с. 35; Рейсер С. А. Революционные Демократы в Петербурге. Л., 1957, с. 48, 51).

Зато какой салоп сатантюрковый сшил ей… — Имеется в виду шелковая ткань «турецкий сатин».

Было около семи часов вечера ~ на улице становилось темно… — Художественная вольность. В августе, когда происходит действие романа, в семь часов вечера в Петербурге еще светло.

…в одной из главных петербургских улиц, ~ Книжный магазин и библиотека для чтения на всех языках. — В Петербурге 1840-х гг. было около десяти библиотек для чтения. Все они находились на Невском проспекте или на прилегающих к нему улицах. Наиболее крупной была библиотека при книжной лавке А. Ф. Смирдина (о Смирдине см. примеч. к с. 136, 136–137, 138, 140), помещавшаяся в доме лютеранской Петропавловской церкви (ныне Невский проспект, № 22) (см.: Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. М., 1928; Смирнов-Сокольский Ник. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. М., 1957). В конце 1830-х гг. Некрасов был абонентом этой библиотеки (см.: ПСС, т. XII, с. 12; ЛН, т. 49–50, кн. 1, с. 200). Ср. также в «Жизни и похождениях Тихона Тростникова»: «Я пришел в один великолепный магазин с библиотекой для чтения, занимавшей целый этаж на лучшем месте Невского проспекта» (наст. изд., т. VIII, с. 90, 730). Библиотека Смирдина, знакомая и Панаевой (см.: Панаева, с. 215), помещалась во втором этаже трехэтажного дома и имела огромную вывеску (см.: Панорама Невского проспекта. Воспроизведение литографий, исполненных И. ж П. Ивановыми по акварелям В. С. Садовникова… Изд. подгот. И. Котельникова. Л., 1974). В 1846 г. она была переведена на Итальянскую улицу, в дом Католической церкви (ныне улица Ракова, № 5), где вскоре сменила владельца — им стал бывший приказчик Смирдина П. И. Крашенинников. На вывеске значилось: «Книжный магазин и библиотека для чтения Крашенинникова и К^о» (Иллюстрация, 1847, № 130). Тогда же на Невском проспекте, № 61 (ныне № 56), открылась библиотека для чтения при книжном магазине М. Д. Ольхина (см.: СП, 1846, 28 авг., № 192). Через год Ольхин (см. о нем примеч. к с. 53, 136, 138, 140) разорился и продал библиотеку управляющему Ольхинской (Кайдановской) бумажной фабрикой А. К. Шателену, переместившему фонды библиотеки в декабре 1847 г. в книжный магазин В. П. Печаткина (см.: ЦГИА, ф. 1286, оп. 13, ед. хр. 2110, л. 25–30) на площади Казанского собора, № 3 (ныне Невский проспект, № 25). В те же годы на Невском проспекте находились библиотеки для чтения на немецком, английском и французском языках — А. Я. Исакова (№ 79, ныне № 29), Шмицдорфа (№ 4, ныне № 3), Ю. А. Юнгмейстера (№ 19, ныне № 18) и др.

…в синей сибирке… — Сибирка — короткий кафтан с перехватом и сборками.

…гордо отвечал артельщик. — Здесь: особо доверенный служитель (петербургское словоупотребление).

…щедро натерты были фиксатуаром. — Фиксатуар — помада для приглаживания волос.

…для почтеннейшего нашего Василия Матвеича! — В имени и отчестве Кирпичова соединены имена известных петербургских книгопродавцев — Василия Петровича Полякова (см. примеч. к с. 139–140, 140, 162) и Матвея Дмитриевича Ольхина.

…к цыганам… — Имеется в виду хор московских цыган, ежегодно приезжавший в столицу. В холерный 1848 год, события которого отразились в романе (см. примеч. к с. 230), хор гастролировал в увеселительном заведении Излера в Новой деревне (см.: Пржецславский О. А. Беглые очерки (воспоминания). — PC, 1883, авг., с. 507–509).

…к Матрене Кондратъевне… — Матрена Кондратьевна — примадонна хора московских цыган. Ср. в «Говоруне» (1843–1845): «Я с пляшущей Матреною Пустился было в пляс!» (наст. изд., т. I, с. 393).

…то в театре, то у цыган, то на попойке, то у себя банкет гадает… — Сюжетная параллель к истории книготорговца А. И. Иванова, жившего не по средствам и разорившегося (см. о нем: Материалы для истории книжной торговли, с. 24–25). О нем же как об одном из прототипов Кирпичова см. в примеч. к с. 138, 148. Ср. также историю разорения книгопродавца А. А. Плюшара (Веселовский Н. И. В. В. Григорьев по его письмам и трудам. 1816–1881. СПб., 1887, с. 64).

Пунш — крепкий спиртной напиток, приготовляемый из рома с сахаром и кипятком и употребляемый обычно в горячем виде.

По истечении сорока дней… — Сороковой день — большие поминки по усопшем.

…к имени его Дорофей стали прибавлять: Степаныч. ~ прибавилось прозванье: Назаров. — Герою присвоены имя, отчество и фамилия купца, торговавшего в Петербурге (см.: Книга адресов всего с. — петербургского купечества… СПб., 1858, с. 163).

…в городе Шумилове… — Это вымышленное название отнесено в последующем повествовании к У * (Уфимской) губернии (см. примеч. к с. 114, 115).

…записался в вильманстрандские купцы… — Вильманстранд — уездный город Выборгской губернии (ныне входит в состав Финляндии под названием Лаппенранта). Вильманстрандский — приписанный к купеческому обществу Вильманстранда.

…и билеты здешнего Приказа… — Имеются в виду квитанции, которые выдавались в счет денег, принятых на банковское хранение Приказом общественного призрения — учреждением, ведавшим устройством сирот, престарелых, умалишенных и т. п.

…перейдя Аничкин мост ~ виднелись шляпки, чепчики и наколки. — В 1840-е гг. на Невском проспекте, за Аничковым мостом, в доме № 71 (ныне № 68), принадлежавшем купцу Ф. А. Лопатину, находилась шляпная фабрика Прюсса (см.: Городской указатель, с. 491). Некрасов, проживавший поблизости с осени 1846 г. (набережная Фонтанки, № 16, ныне № 19; см.: ПСС, т. X, с. 53), часто бывал в доме Лопатина, где снимал квартиру Белинский и где с конца 1846 г. помещались контора редакции «Современника» (см. объявление об открытии конторы — СП, 1846, 8 ноября, № 253) и «Контора агентства и комиссионерства Языкова и К^о» (см. примеч. к с. 148). На другом берегу Фонтанки, в доме купчихи Е. П. Медниковой (Невский проспект, № 69, ныне № 66), находились магазины дамских уборов Диля и Лантш (Ляланш) (см.: Городской указатель, с. 491; Цылов, л. 43).

…и пошел в трактир напротив. — Напротив упомянутой выше шляпной фабрики Прюсса был трактир (Невский проспект, № 42, ныне № 43) (см.: Городской указатель, с. 444).

…за Аничкиным мостом, в доме купчихи Недоверзевой. — См. примеч. к с. 66.

…пеструю бонбоньерку. — Бонбоньерка — коробочка для сластей.

…работали мастеровые всех родов… — Примета домов Ф. А. Лопатина и Е. П. Медниковой (см. примеч. к с. 66). Здесь находились мастерские башмачников, портных и некоторых других ремесленников (см.: Городской указатель, с. 23, 170, 249 и др.). Ср. также описание дома, населенного мастеровыми, в «Жизни и похождениях Тихона Тростникова» (наст. изд., т. VIII, с. 98–99).

…у Большого театра. — Имеется в виду нынешнее здание Оперной студии консерватории (Театральная площадь, № 3).

Он уговорил ее войти в кондитерскую… — Кондитерская возле Большого театра находилась на Офицерской улице, № 31 (ныне улица Декабристов, № 32) (см.: Цылов, л. 24; Городской указатель, с. 139).

Оршад — прохладительный напиток, миндальное молоко с водой и сахаром.

…требующий рижского бальзама. — Рижский бальзам — марка ликера.

…свидетели будут и нас окликнут… — Окликнуть — здесь: гласно объявить в церкви о предстоящем вступлении в брак.

Когда с тобой — нет меры счастья ~ И сердце принесут к тебе!.. — Пародия на романсы 1830-х гг. Ср.:

(Гурьянов Я. Полный новейший песенник, ч. 12. М., 1836, с. 77).

…я ее высеку на съезжей! — Съезжая — управление полицейской части. Телесные наказания женщин в Петербурге 1840-х гг. обычно не применялись.

…я и его выc… жаловаться буду! — Сокращенное написание «выc…» может в данном случае обозначать «высочество» (титул великого князя).

…продана на Щукин двор… — Рынок, где торговали подержанными вещами; находился в Чернышевом переулке (см.: Цылов, л. 37), возле нынешнего Апраксина двора.

…с двумя картузами табаку в руках. — Картуз — здесь: бумажный мешок.

…напевая вальс Вебера… — По-видимому, богемский вальс из оперы «Волшебный стрелок», входившей в 1830-1840-е гг. в постоянный репертуар петербургского Большого театра.

Вот мчится тройка удалая Вдоль по дороге столбовой! — Популярная песня 1830-1840-х гг., представляющая собой положенное И. А. Рупиным на музыку стихотворение Ф. Н. Глинки «Сон русского на чужбине» (1825) (см.: Песни и романсы, с. 336–337, 927–928, 1008, 1070).

Славно! точно в кабриолете. — Кабриолет — двухколесный экипаж.

…халат… из тармаламы… — Тармалама — плотная шелковая или полушелковая ткань.

Всего беленькую ассигнацию нашел! — Беленькая — здесь: двадцать пять рублей.

Поручик — военный чин двенадцатого класса.

…а прежде с ней жил какой-то дворянин ~ на другой день и умер. — Близкий по содержанию эпизод, с упоминанием о Разъезжей улице (расположенной рядом с местностью, которая изображена в романе под вымышленным названием Струнникова переулка, — см. примеч. к с. 34), встречается в устных рассказах Некрасова, сохранившихся в записях А. С. Суворина (см.: ЛН, т. 49–50, кн. 1, с. 201) и С. Н. Кривенко (см. там же, с. 208), а также в «Повести о бедном Климе» (см.: наст. изд., т. VIII, с. 24–34) и «Жизни и похождениях Тихона Тростникова» (см. там же, с. 248–249). Автобиографическое содержание эпизода документами не подтверждается.

И он показал ему целковый. — Целковый — серебряный рубль.

Хочешь два четвертака? ~ дай три рублика!.. — Имеется в виду три рубля ассигнациями; в переводе на серебро — 85 копеек. Два четвертака — 50 копеек.

…из книги «Странствование Надворного Советника Ефремова ~ Год 1794…» — К этой книге Некрасов, по-видимому, обращался в работе над главами, изображающими странствования Каютина (см. переиздание: Ефремов Филипп. Десятилетнее странствование. М., 1950).

…книгопродавец, издававший в течение многих лет его сочинения ~ платил бы чистыми деньгами. — Намек на А. Ф. Смирдина, субсидировавшего издания ряда маститых литераторов-журналистов. См. письмо В. И. Даля к С. П. Шевыреву от 26 января 1842 г.: «Смирдина съели совсем; любопытно послушать его с часик, как в течение последних лет Полевой, Булгарин, Греч и Сенковский перебрали у него удивительно ловко сотни тысяч и посадили на мель» (РА, 1878, № 5, с. 65). Как писал П. В. Анненков, Смирдин пострадал при издании книги «Живописное путешествие по России», автор которой нарушил контракт, воспользовавшись необразованностью издателя (см.: Анненков, с. 130; мемуарист ошибается, называя автором книги Булгарина, и неточно приводит ее заглавие; книга называлась: Картины России и быт разноплеменных ее народов. Из путешествий П. П. Свиньина, т. 1. СПб., 1839). На издании книг Булгарина — Полного собрания сочинений (из предполагавшихся десяти томов вышло семь — последний в 1844 г.; большая часть тиража пошла в макулатуру), исторической монографии «Суворов» (СПб., 1843) и неоконченного романа (в соавторстве с Н. А. Полевым) «Счастье лучше богатырства» (1845–1847) разорился также М. Д. Ольхин (см.: ЦГИА, ф. 1286, оп. 13, ед. хр. 2110).

…книгопродавец — настоящий двигатель литературы, душа… — Ср. ироническое замечание Белинского: «Вы помните, как почтеннейший А. Ф. Смирдин, движимый чувством общего блага, со всею откровенностью благородного сердца объявил, что наши журналисты потому не имели успеха, что надеялись на свои познания, таланты и деятельность, а не на живой капитал, который есть душа литературы…» (Белинский, т. I, с. 98). См. также в воспоминаниях П. В. Анненкова о Смирдине: «Честный, простодушный, но без всякого образования, он соблазнился <…> ролью двигателя современной литературы и просвещения» (Анненков, с. 130).

..многие за честь почтут сделать такого человека корреспондентом, комиссионером… — Крупные петербургские книготорговцы охотно брали на себя обязанности комиссионеров по подписке на периодические издания и по продаже книг. А. Ф. Смирдин был комиссионером Российской академии и Вольного экономического общества, А. И. Иванов (см. о нем примеч. к с. 54, 148) распространял издания того же Общества и «Свод законов Российской империи», М. Д. Ольхин (под фирмой А. А. Ольхиной) — издания Министерства финансов и Главного управления путей сообщения и публичных зданий, П. А. Ратьков — атласы и периодические Издания Гидрографического департамента Морского министерства, Ю. А. Юнгмейстер (см. о нем примеч. к с. 46–48) — издания Медико-хирургической академии и Археографической комиссии при Департаменте народного просвещения.

…подарил ему на память первого знакомства свое сочинение «Воспоминание об Адаме и Эве»… — Намек на изданные М. Д. Ольхиным три первые части «Воспоминаний» Ф. В. Булгарина (СПб., 1846–1847).

Жил в Петербурге богатый барин ~ оставив б_о_льшую часть своей библиотеки в залоге. — Ср. воспоминания Д. В. Григоровича, связывавшего историю подобного рода с именем книготорговца В. П. Полякова: «Быв старшим приказчиком в какой-то книжной лавке, он, закрывая ее вечером, уносил ежедневно по одному тому, выбирая их таким образом, чтобы разрознивать полное собрание сочинений такого-то автора. Так продолжал он долгое время. Хозяин умер. Наследники принялись за оценку библиотеки, которая оказалась разрозненной; лавка пошла с торгов за бесценок. Поляков купил ее, вставил один за другим недостающие томы и пошел торговать с легкой руки» (Григорович, с. 85). Эта версия не подтверждается данными биографии Полякова. Приказчик у И. И. Глазунова до 1837 г. (см.: Материалы для истории книжной торговли, с. 34–35), Поляков открыл собственную торговлю, не причинив ущерба бывшему хозяину, продолжавшему торговать в своем магазине с прежним успехом. Некрасов работал у Полякова в конце 1830 — начале 1840-х гг.

…нанял великолепное помещение ~ с надписью: «Книжный магазин и библиотека для чтения на всех языках, Кирпичова и Комп.» — См. примеч. к с. 46–48.

Во все концы огромного нашего государства ~ на горизонте нашей книжной промышленности… — Ср. замечание Некрасова о М. Д. Ольхине в рецензии на «Очерки русских нравов» Ф. В. Булгарина (1843): «…книгопродавец, которому передана продажа нового сочинения г. Булгарина, рассылает во все концы русского царства громкое ловко составленное объявление…» (ОЗ, 1843, № 5, отд. VI, с. 27; ПСС, т. IX, с. 91).

Газетные фельетоны и журнальные известия наполнились похвалами новому двигателю литературы. — Намек на рекламу, которую создавали своим кредиторам и комиссионерам — А. Ф. Смирдину, В. П. Полякову, М. Д. Ольхину — Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч. См., например, о Смирдине: «…А. Ф. Смирдин есть настоящий двигатель нашей литературы» (СП, 1840, 4 ноября, № 250; ср.: наст. изд., т. VIII, с. 730). См. также примеч. к с. 136–137.

День открытия магазина ознаменовался великолепным пиром, на котором некоторые литераторы плясали вприсядку… — См. описание литературного обеда, устроенного 6 ноября 1837 г. купцом В. Г. Жуковым по поводу открытия типографии на имя А. Ф. Воейкова: «Литературная оргия кончилась пляской. Полевой, Кукольник и Яненко пустились вприсядку» (Панаев, с. 81; см. также об этом: Сахаров И. П. Записки. — РА, 1873, № 6, стб. 946). Перекличка комментируемого текста с воспоминаниями, написанными значительно позже публикации «Трех стран света», указывает на устный источник сведений Некрасова. Пляшущие вприсядку на этом обеде Полевой, Кукольник и Яненко изображены в карикатуре Н. А. Степанова (см. в кн.: Русский художественный архив, вып. 3–4. СПб., 1892, <л. 16>).

…подхватили Кирпичова на руки и стали качать. — См. описание банкета, состоявшегося, как вспоминает А. Я. Панаева (со слов неизвестного нам очевидца — скорее всего, И. И. Панаева), в честь издателя «Пантеона» И. П. Песоцкого по случаю выхода первой книжки журнала (речь может идти о «Репертуаре русского и Пантеоне всех европейских театров», печатавшемся с -1843 г. под редакцией В. С. Межевича): «…говорились речи, провозглашались тосты за Песоцкого и качали его на руках» (Панаева, с. 103–106). Вероятно, об этом же празднестве вспоминает и Д. В. Григорович, который, однако, связывает его со свадьбой Песоцкого (см.: Григорович, с. 80). Некрасов, сотрудничавший в изданиях Песоцкого, по-видимому, был в числе приглашенных.

«Я почитаю себя счастливым ~ почтеннейший, умнейший, аккуратнейший и деятельнейший Василий Матвеич Кирпичов». — Ср. воспоминания И. И. Панаева об А. Ф. Воейкове и В. Г. Жукове (см. выше): «Воейков в глаза и за глаза прославлял Жукова, называл его честнейшим, умнейшим, просвещеннейшим русским человеком, твердил ему, что он частичку из своих богатств должен употребить как меценат на пользу литературы и уговорил его дать капитал на заведение типографии, прибавив, что он охотно возьмется, несмотря на свои многочисленные литературные занятия, управлять типографией и блюсти выгоды почтеннейшего Василия Григорьевича» (Панаев, с. 79).

— Милостивый государь! ~ В ту минуту, когда воздается почесть заслуге, вы смеетесь… вы… — Ср. воспоминания Д. В. Григоровича о свадьбе И. П. Песоцкого, во время которой В. С. Межевич сделал выговор офицеру, рассмеявшемуся после тоста в честь Н. А. Полевого: «Милостивый государь, в то время как воздается почесть талантам, вы смеетесь — это и дерзко, и неприлично» (Григорович, с. 80).

…торговавший прежде гужами и хомутами ~ попал в книжную торговлю… — Ср. биографию книготорговца В. А. Терскова, торговавшего прежде посудой (Материалы для истории книжной торговли, с. 60).

Все конверты ~ были с пятью печатями… — Имеются в виду письма с денежными вложениями.

…в плисовой поддевке… — Т. е. из бумажного бархата.

…требовал и еще равных вещей, кроме книг ~ охотничьи вещи… — В Петербурге 1840-х гг. было две комиссионерских конторы, известных Некрасову. Книготорговец А. И. Иванов открыл в 1843 г. при своем книжном магазине, где помещалась и контора «Отечественных записок», «Контору агентства», через которую «обещал высылать иногородним все — от булавки до бриллиантового перстня» (Материалы для истории книжной торговли, с. 24–25). Осенью 1846 г. открылась «Контора агентства и комиссионерства Языкова и К^о» (см. примеч. к с. 66), в течение нескольких лет ведавшая подпиской на «Современник». Через эту контору — «надежнейшее прибежище авторам» — можно было, «начиная с книги, выписывать все на свете до зубных щеточек» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. 3. СПб., 1896, с. 355). Главную роль в конторе играли М. А. Языков, соиздатель некрасовского «Петербургского сборника» (1846), и Н. Н. Тютчев, посредник Панаевой в так называемом «огаревском деле» (см.: Черняк, по указателю). По донесению жандармского офицера начальнику III Отделения, в конторе Языкова происходили собрания литераторов с участием Герцена, Белинского, И. И. Панаева, А. А. Краевского (см.: Лемке Мих. Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг., с. 182). Считается, что в «Трех странах света» (часть шестая, глава IV) описана «история крушения» этой конторы (см.: Ч<ешихин>-Ветринский. Из писем Н. А. Некрасова. — В кн.: Огни, т. 1. СПб., 1916, с. 289; Чуковский К. И. Комментарии. — В кн.: Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1956, с. 424). Здесь, однако, не наблюдается аналогии, поскольку дела конторы шли хорошо до начала 1850-х гг. (см.: Герцен А. И. Поля. собр. соч., т. XXII. Под ред. М. К. Лемке. Л., 1925, с. 48; А. Р. Былое. — РС, 1901, № 10, с. 148–149; см. также: наст. изд., т. I, с. 430, 692; т. VIII, с. 424–425, 774). В романе, возможно, нашли отражение некоторые курьезные эпизоды из переписки Тютчева и Языкова с иногородними клиентами (ср.: «…поступали просьбы о рекомендации учителей и гувернанток <…> выписывались семена, книги; мануфактурные товары, фортепиано, биллиарды и т. а.» (А. Р. Былое, с. 148); см. также наст. том, с. 19–20).

…Трофим Бешенцов — человек лег сорока ~ По званию он был актер. — Некрасов наделил своего героя фамилией оперного певца, выступавшего в Ярославском театре 1840-х: гг. (См.: Никулина-Косицкая Л. П. Записки. — РС, 1878; № 2, с. 304).

…а напьется — кричит: «Велик Бешенцов! велик!..» — Ср. в воспоминаниях А. Я. Панаевой о возгласах Н. В. Кукольника в подобных случаях: «Кукольник велик!» (Панаева, с. 62). См. также воспоминания И. И. Панаева, относящиеся к 1889 г:, о. кутежах трагика П. С. Мочалова с купцами; сопровождавшихся восклицаниями: «Я гений! Я Мочалов!» (Панаев, с. 157). Трагик Бешенцов в романе, подобно Мочалову, кутит с купцами и пишет стихи (см. след. примеч.).

…Бешенцов помог ему советом и стихами. — Ср. свидетельство неустановленного мемуариста об аналогичном случае в биографии молодого Некрасова: «Некий купец Адельханов был влюблен в петербургскую немку Курт, которая потребовала у него стихов. Адельханов рассказал об этом Некрасову, и поэт вызвался написать для немки стихи, если Адельханов напоит его кофеем» (ПССт 1927, с. 526). Г. М. Адельханов (Эдельханов) — реальная личность, торговец шелковыми материями и турецкими шалями (см.: Городской указатель, с. 445; Книга адресов всего с. — петербургского купечества…, с. 228). Герой некрасовского романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» также сочиняет стихи по заказу влюбленного купчика по фамилии Курыханов (см.: наст. изд., т. VIII, с. 148, 736). Речь идет, по-видимому, о стихотворении, подобном включенному в настоящий роман (см. с. 74), либо о том жесамом стихотворении. Упомянутый выше мемуарист называет другое стихотворение — «Поэзия» (см.: наст. изд., т. I, с. 192, 646), вошедшее в сборник «Мечты и звуки» (1840), но оно слишком серьезно для данного случая. Обращение к возлюбленной со стихами — общая особенность любовного этикета в различных слоях русского общества. Некрасов вспоминает, что ему довелось править любовное стихотворение директора императорских театров А. И. Сабурова (см.: ЛН, т. 48–50, кн. 1, с. 160). Подобный эпизод имел место и в биографии Белинского, направившего своей невесте М. В. Орловой стихи, которые были написаны специально для этого случая его другом поэтом В. И. Красовым (см.: В. Г. Белинский в воспоминаниях современников. М., 1977, с. 565; Крахов В. И, Соч. Архангельск, 1982, с. 43).

…в коричневом персидском казакине… — Т. е. в полукафтане без пуговиц, на крючках, со сборками сзади.

Бильярдные герои ~ значительными кушами. — Речь идет об известных в 1840-х гг. «героях» — например, маркере из трактира В. П. Палкина ярославце С. Тюре, виртуозном бильярдном игроке. Некрасов упоминает о нем в «Говоруне» (4843), в сцене, изображающей ресторацию Лерхе: «И гений Тюри носится Над каждой головой» (наст. изд., т. I, с. 402, 682). О Тюре вспоминает Панаева, встречавшая его в доме отца, актера Александрийского театра Я. М. Брянского (см.: Панаева, с. 28).

Человек, который вечно хохочет ~ но много прошло пощечин. — Тип Ноздрева из «Мертвых душ» Гоголя.

…компания отправилась в театр. Урываев взял себе коляску. — Комическая подробность: подразумеваемый здесь Александрийский театр находился от места действия, книжного магазина у Казанского собора (см. примеч. к с. 46–48, 6), в нескольких минутах езды.

…историческая драма «Боярская шапка», переделанная на русские нравы с испанского. — Намек на псевдонациональный стиль пьес из репертуара Александринского театра 1840-х гг. В вымышленном заглавии драмы, возможно, обыграны названия трагедии Н. В. Кукольника «Боярин Федор Васильевич Басенок» (сезон 1844–1845 гг.) и драм П. Г. Ободовского «Боярское слово, или Ярославские кружевницы» (сезон 1841–1842 и 1842–1843 гг.) и «Русская боярыня XVII столетия» (сезон 1842–1843 гг.) (см.: История русского драматического театра, т. 3. М., 1978, с. 225, 308). Ироническое замечание о переделке «на русские нравы с испанского» близко к отзыву Белинского об упомянутой трагедии Кукольника: «Это тысяча первая попытка на воспроизведение итальянских и испанских страстей и отравлений, но одетых в quasi-русскую речь, в охабень и сарафан» (Белинский, т. IX, с. 35). См. также принадлежащую Белинскому насмешливую характеристику «Русской боярыни XVII столетия» Ободовского: «переложение русской истории на римские нравы, по незнанию русских нравов» (там же, т. VIII, с. 157). Ср. с ироническими рецензиями Некрасова на эту же драму (ЛГ, 1846, 2 янв., № 2) и на трагедию Кукольника (там же, 1844, 13 апр., № 14) (ПСС, т. IX, с. 517–518, 622–631). «Боярская шапка» и ее сочинитель, напоминающий Ободовского, фигурируют и в романе Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: наст. изд., т. VIII, с. 181, 744).

Туда значило теперь: в танцкласс. ~ сплошную стену, возвышавшуюся по другой стороне переулка. — Приметы городского пейзажа указывают на популярное в Петербурге 1840-х гг. танцевальное заведение (танцкласс) Луизы Графемус-Кессених, помещавшееся в доме Т. В. Тарасовой на набережной Фонтанки, № 103 (см.: Цылов, л. 97; ЛГИА, ф. 841, оп. 1, ед. хр. 163; ныне № 114, Измайловский сад (бывший сад Буфф)). Содержательница танцкласса упоминается в стихотворениях Некрасова «Новости» (1645) и «Прекрасная партия» (1852) (см.: наст. изд., т. I, с. 30, 110, 577). «Физиологическая» характеристика петербургских танцклассов, популярность которых возросла после 1845 г., в период всеобщего увлечения полькой, дана в романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: наст. изд., т. VIII, с. 217–218). О Луизе Кессених см.: СП, 1844, 19 янв., № 14; PC, 1884, № 2, с. 448, а также: Салтыков-Щедрин, т. XI, с. 52; т. XIII, с. 410.

…вплоть до самого буфета ~ Софокла, Сократа и Эврипида, довольно удачно изображенных на потолке. — Буфет, украшенный изображениями греческих классиков, был кабинетом при бывших владельцах особняка, в котором поместился танцкласс, — графе Н. Д. Зубове и княгине Е. Н. Вяземской (см.: ЛГИА, ф. 841, оп. 1, ед. хр. 126, л. 337–349).

…восторженно пела «Черную шаль»… — Романс А. Н. Верстовского на слова Пушкина, встречающийся в песенниках с 1825 г. (см.: Песни и романсы, с. 166).

Полное собрание сочинений князя Хвощовского, в шести томах, с картинками и чертежами. — Сочетание титула и фамилии «князь Хвощовский» напоминает о графе Д. И. Хвостове, издавшем к концу жизни собрание своих сочинений в семи томах (СПб., 1828–1834) (картин и чертежей в издании не было). На вечерах у Хвостова бывал И. И. Панаев (см.: Панаев И. И. Воспоминания о графе Хвостове. — С, 1860, № 5, отд. II, с. 93–98). Некрасов, возможно, воспользовался его рассказами, изображая неразборчивого издателя сочинений сановных и титулованных литераторов-графоманов. О Хвостове писал и Д. В. Григорович: «Граф Хвостов писал тайно всю жизнь до 75 лет и вдруг брякнул 12 томов in 8R страшной гили: тут были и трагедии, и комедии, романы и критические статьи» (ЦГАЛИ, ф. 138, оп. 1, ед. хр. 38, л. 34). Анекдот, рассказанный Григоровичем, изобилует вымышленными подробностями, но он примечателен тем, что принадлежит предполагавшемуся соавтору «Трех стран света» (см. выше, с. 327–328). Издателем (правда, номинальным) сочинений Хвостова был, по утверждению В. П. Бурнашева, книготорговец И. В. Сленин (см.: Петербургский старожил В. Б. <Бурнашев В. П.>. Мое знакомство с Воейковым и его пятничные литературные вечера. — РВ, 1871, ноябрь, с 138, а также: Касьян Касьянов. <Бурнашев В. П.> Наши чудодеи. СПб., 1875, с. 21). Намек, заключенный в упоминании о «полном собрании сочинений князя Хвощовского», может относиться и к неустановленному издателю «Некоторых забав отдохновений Николая Назарьевича Муравьева, статс-секретаря его императорского величества…» (ч. 1-13. СПб., 1828–1839). Автора многотомных «забав» — статей на всевозможные темы, нередко с картинами и чертежами, — называли «Хвостовым в прозе» (Петербургский старожил В. В. <Бурнашев В. П.> Мое знакомство с Воейковым…, с. 151).

…«Средство вырощать черные усы и густые черные брови»…; см. также с. 163: …«Средство сохранить навсегда густые волосы и предохранить лицо от морщин до глубокой старости». — В названии этих и перечисленных ниже книг пародируются заглавия шарлатанских медицинских изданий, весьма многочисленных в 1840-е гг., например: Самое лучшее средство <…> редкие волосы делать густыми, вырощая их на головных плешинах… СПб., 1840. О последней книге, изданной В. П. Поляковым, Некрасов вспомнил в рецензии на «Очерки русских нравов» Ф. В. Булгарина (см.: ОЗ, 1843, № 5, отд. VI, с. 27; ПСС, т. IX, с. 92).

…Нет более паралича? — Ср.: Д-р Макензи. Нет более геморроя. СПб., 1846.

…«Лечение всех болезней физических и нравственных портером и мадерою»?.. — Ср.: Польза от пьянства и как оной достигать должно. СПб., 1839.

…«Тайна быть здоровым, богатым, долговечным и счастливым в отношении к прекрасному полу»? — Ср.: Нет более несчастья в любви, или Истинный и вернейший ключ к женскому сердцу. СПб., 1847.

…посреди Петропавловской площади, где тогда еще не было парка. — Петропавловский парк был заложен в 1844 г. (см.: Столпянский П. Н. Петропавловская крепость. Старый Петербург. М.-Пг., 1923, с. 47).

…томы Свода законов в старинных переплетах… — Первое издание «Свода законов Российской империи» вышло в 1832 г., второе — в 1842 г. См. также примеч. к с. 138.

…сбегать в Коломну… — Коломна — часть Петербурга между Фонтанкой, Невой, Мойкой и Крюковым каналом.

…как только могут говорить одни сидельцы… — Сиделец — лавочник, торгующий от хозяина. Имеется в виду утрированно-предупредительный тон их обращения с покупателями.

…баба с вальком, странно согнувшаяся в глубине оврага на лаве… — Лава — мостик для стирки белья.

…и заседатель, едущий на обывательской паре… — Заседатель — выборная дворянская должность в уездном суде. Обывательская пара — упряжка лошадей, нанятых у местных жителей (так называемая вольная гоньба).

…читывал рассказы о Южной Франции, о Рейне ~ нашептывают путнику «повесть седой старины». — Источник цитаты не установлен.

…хор собак всё дружнее и музыкальнее… — Ср. в «Псовой охоте» (1846): «лай музыкальный» и «Хор так певуч, мелодичен и ровен…» (наст. изд., т. I, с. 49).

…слышался ему рог прапрадеда, положившего основание нищете своего потомка. — Автобиографический мотив. В семье Некрасовых бытовала легенда о предках, расстроивших огромное состояние.

…определить мальчика в Дворянский полк. — Дворянский полк — военно-учебное заведение в Петербурге.

Поступить в Дворянский полк возможности не представилось ~ горячо возблагодарил судьбу. — Автобиографический эпизод (см.: ПСС, т. XII, с. И, 21).

Но я не имею чести знать… вашей подорожной… — Подорожная — документ, дающий право на получение почтовых лошадей.

Дормез — спальная карета.

Курочки — здесь: разновидность водяных, или болотных, птиц.

…у портрета генерала Блюхера… — См. народные картинки, изданные в Москве в 1839 г., к празднованию Бородинской годовщины, с надписями: «Князь Блюхер фон Вальштет, прусский генерал-фельдмаршал» и «Пруской генерал-фельдмаршал и орденов разных государей ковалер Блюхер» (см.: Ровинский Д. Русские народные картинки, т. 2. СПб., 1881, с. 252, 261; т. 5, с. 294). Г.-Л. Блюхер (1742–1819) отличился в сражении при Ватерлоо (1815).

…одна картина была здесь ~ «Наполеон, восстановляющий Францию». — Редкая народная картинка, выпущенная, по-видимому, в 1815 г. и не зарегистрированная в каталогах библиотек и музеев СССР.

…черная с бранденбурами венгерка… — Венгерка — куртка для верховой езды и охоты, отделанная шнуром.

…мышкинские обыватели… — Т. е. жители города Мышкина Ярославской губернии.

Серии — денежные процентные билеты, выпускавшиеся государственным казначейством на определенный срок.

…имел все неблагопристойные качества старинного подьячего… — Подьячий — служитель (делопроизводитель) в приказных учреждениях.

…достал свою берестовую тавлинку… — Тавлинка — табакерка.

…небольшое озеро, местами заросшее осокой ~ За озером тянулся лес, возвышались холмы… — Пейзаж, напоминающий окрестности Грешнева.

Тяжело на свете ~ То не с кем делить! — Текст песни в печатных изданиях не обнаружен; возможно, фольклорная запись Некрасова.

…губернский секретарь… — гражданский чин двенадцатого класса.

Штоф — старая русская мера жидкости (обычно вина, водки), равная 1/8 или 1/10 ведра.

…полугару! — Полугар — сивуха.

Приехал в село молодчик ~ лежит безгласен и бездыханен. — Ср. аналогичный сюжет в стихотворении «Похороны» (1861).

…на колокольне соседнего монастыря протяжно и торжественно зазвонили. — По наблюдению А. В. Попова, эта подробность указывает на то, что прообразом изображаемой местности были окрестности Грешнева, расположенного поблизости от Бабайского монастыря (см.: Попов А. Н. А. Некрасов и Ярославская область, — В кн.: Альманах. Литературно-художественный и краеведческий сборник Ярославской области. М. — Ярославль, 1938, с. 86).

…обещал даром настрочить явочное прошение. — Явочное прошение — объявление о пропаже или побеге.

Где б ни был он ~ Ах, тяжела моя верига. — Источник цитаты не установлен.

…кинулась к балкону. — Балкон — здесь: крыльцо.

…сделал духовную… — Т. е. оставил завещание.

Отвергни ненавистных уз Бесплодно-тягостное бремя… — Ср. вариант позднейшего белового автографа отдельного текста стихотворения: «Постыдных ненавистных уз Отринь насильственное бремя…» (наст. изд., т. I, с. 65, 595). В стихотворении, предназначавшемся для включения в Ст 1856, по-видимому, отразились отношения Некрасова и А. Я. Панаевой.

…по сердцу союз! — В позднейшем беловом автографе опущенный по цензурным соображениям эпитет «свободный» восстановлен: «Свободный по сердцу союз» (наст. изд., т. I, с. 65, 595).

…делает ренонс… — Ренонс — термин карточной игры, означающий неимение на руках или ошибочный снос масти.

Приходит Максим ~ в белой куртке и белом фартуке. — Герой наделен именем повара, принадлежавшего отцу Некрасова (см. письмо А. С. Некрасова детям от 11 декабря 1850 г. — ЦГАЛИ, ф. 338, он. 1, ед. хр. 147).

— Энгалычева подай! — Имеется в виду книга П. Н. Енгалычева «О продолжении человеческой жизни, или Домашний лечебник, заключающий в себе средства, как достигать здоровой, веселой и глубокой старости, предохранять здоровье надежнейшими средствами и пользовать болезни всякого рода, с показанием причин и лекарств, почти повсюду перед глазами нашими находящихся», вышедшая в Москве в 1804 г. и выдержавшая семь изданий (последнее в 1867 г.). Князь П. Н. Енгалычев (1789–1829) — переводчик медицинских и нравственно-философских книг.

— При ощущении тяжести в животе ~ «…жару в голове, биении в висках…». — В «Домашнем лечебнике» Енгалычева этого текста нет.

Вот и Энгалычев пишет ~ пока болезнь совершенно не определится. — Подобной рекомендации в «Домашнем лечебнике» Енгалычева не содержится.

— Подай Удина. — Имеется в виду Фр. Уден — автор популярной ветеринарной книги «Наставление о скотских болезнях» (СПб., 1801; 2-е изд. СПб., 1807).

…требует еще медицинскую книгу, известную в доме под именем Пекина… — Речь идет о книге М. Пекена (М. X. Пеккена) «О сохранении здравия и жизни» (ч. 1–3. 2-е изд. М., 1812).

Шпанская мушка — нарывный пластырь.

Удин, Пекин и Энгалычев… — Лечебники Енгалычева, Пеккена и Удена, памятные Некрасову лишь по фамилиям авторов, были, по-видимому, настольными книгами в доме его родителей.

…Ласуков (так звали старика)… — «Говорящая» фамилия — от слова «ласый», т. е. лакомый до чего-либо (см.: Даль, т. II, с. 238). В сцене «Осенняя скука» (1856) герой именуется Сергеем Сергеичем (см.: наст. изд., т. VI, с. 180): имя и отчество дяди Некрасова, проживавшего в Грешневе.

…Анисья — весьма полная и краснощекая домоправительница… — Ср. позднейший портрет героини в ремарке к сцене «Осенняя скука», намекающий на ее особое положение в доме старого холостого помещика: «…Анисья, женщина лет тридцати, очень полная, с белой болезненной пухлостью в лице. На плечи ее накинута пунцовая кацавейка, не закрывающая, впрочем, спереди платья, которое висит мешком на ее огромной груди. Голова Анисьи довольно растрепана: в ушах ее огромные серьги, а на висках косички, закрученные к бровям и заколотые шпильками, от которых тянутся цепочки с бронзовыми шариками, дрожащими при малейшем движении. На ее белой и толстой шее два ряда янтарных бус, которые тоже трясутся и дребезжат» (наст. изд., т. VI, с. 180). Ближайшим прототипом Анисьи можно считать Аграфену Федорову — экономку в доме отца Некрасова (см.: Попов А. Некрасов и Ярославская область, с. 87; Чистяков В. Ф. Старожилы некрасовщины о Некрасовых. — В кн.: Ярославский край, сб. 2. Ярославль, 1930, с. 198, 199).

…Энгалычева, новое издание… — Имеется в виду шестое издание книги П. Н. Енгалычева «О продолжении человеческой жизни…» (СПб., 1848). См. примеч. к с. 231.

Пошевни — сани.

…один богатый помещик той губернии ~ его обширные планы, один другого остроумнее, общеполезнее. — Прототипом Данкова был Г. М. Толстой (см. об этом выше, с. 321). В 1840 г. Толстой жил в Москве, где встречался у Аксаковых с Гоголем (см.: Аксаков С. Т. Собр. соч., т. 3. М., 1956, с. 183). В 1844–1845 гг., проживая в Париже (см.: Панаева, с. 127), он сблизился с К. Марксом (см.: Анненков, с. 291; Рязанов Д. Новые данные о русских приятелях Маркса. — В кн.: Летописи марксизма, 1928, кн. 5, с. 147). Осень 1845 г. провел в Петербурге, откуда уехал в свое поместье (см.: Панаев В. А. Воспоминания. — PC, 1901, сент. с. 491), находившееся в Казанской губернии. К. Маркс, оспаривая воспоминания П. В. Анненкова, в которых говорилось, что Толстой возвращался в Россию «с намерением продать свое имение и бросить себя и весь свой капитал в жерло предстоящей революции» (Анненков, с. 291), писал: «Напротив, он сказал мне, что вернется к себе домой для величайшего блага своих собственных крестьян» (Русские книги в библиотеках К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1979, с. 27). В 1845 г., когда Некрасов познакомился с Толстым, «известным в своем кругу за отличного певца цыганских песен, ловкого игрока и опытного охотника» (Анненков, с. 291), последнему было около сорока лет. Фамилия «Данков», аналогичная фамилии врача, лечившего калмыков, по-видимому, подсказана статьей Ф. Бюлера «Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородцы» (03, 1846, № 8, с. 106), к которой Некрасов обращался в процессе работы над «Тремя странами света» (см. примеч. к с. 200). К выбору фамилии, возможно, предрасполагало и созвучие ее названию уезда (Данковский уезд Рязанской губернии), где некогда находилось родовое поместье Некрасовых (см.: К некрасовским дням. — Сев. край, 1902, 6 ноября, № 292; Некрасовский сборник. К столетию со дня рождения поэта. Ярославль, 1922, с. 78). По словам В. А. Панаева, Толстой «был тип тогдашних героев высшего круга. Он был не только хорош собою и прекрасного роста, но особенно интересен и был в полном смысле джентльменом…» (Панаев В. А. Воспоминания. — PC, 1893, дек., с. 543). Некрасов, И. И. Панаев и А. Я. Панаева гостили у Толстого в его имении Новоспасское Лаищевского уезда Казанской губернии летом 1846 г. Здесь было решено хлопотать о приобретении журнала при материальном участии Толстого (см.: ПСС, т. X, с. 53, 63–64; т. XII, с. 13; Панаева, с. 150, 153–154).

Усадьба Данкова, Новоселки, отличалась красивым местоположением… — Ср. воспоминания А. Я. Панаевой о «живописных видах» в окрестностях Новоспасского (Панаева, с. 150).

…дом помещика, начатый в огромных размерах, был не достроен… — В 1846 г. строительство дома Толстого не было завершено, и жилым помещением усадьбы служил «деревянный флигель» (см.: Н. Котин. <Юшков В. Ф.> Н. А. Некрасов. — Свет и тени, 1878, № 5, с. 39). По воспоминаниям Некрасова, хозяин усадьбы поселил его «в бане», где помещался и сам (см.: ПСС, т. XII, с. 13).

…случилось пожить в городе К* ~ в русской гостинице, единственной в том городе. — Имеется в виду город с преобладающим нерусским населением, — скорее всего, Казань. Некрасов был проездом в этом городе летом 1846 г. (см. примеч. к с. 241).

…в черном нанковом сарафане… — Нанка (китайка) — разновидность бумажной ткани.

…и стал развязывать на коленке миткалевый платок. — Миткалевый платок — платок из ненабивного ситца.

…и дал мне синюю ассигнацию. — Т. е. пять рублей.

…в очередь тебя упеку… — Угроза отдать в солдатскую службу.

…широкая С***ская пристань ~ по крутому и ровному берегу Волги. — Подразумевается Симбирская пристань. Среди городов среднего и нижнего Поволжья только в Симбирске правая сторона нагорная, левая — долинная (см. ниже: «берег с луговой стороны»). Именно из Симбирска суда достигали Рыбинска (куда направлялись барки Каютина)в одну навигацию. В изображении пристани заметны личные впечатления пишущего. Но в Симбирске Некрасов, насколько известно, не был. По-видимому, под названием С***ской фактически изображается не Симбирская, а Казанская пристань, памятная Некрасову по его недавней поездке в Казань (см. примеч. к с. 241).

Мазуры… — Точное значение слова в данном употреблении не выяснено. Известное значение «бурлаки» (см.: Словарь русских народных говоров, вып. 17. Л., 1981, с. 299) здесь не подходит, ибо в этом же тексте о бурлаках говорится особо. Скорее всего, слово «мазур» употреблено в значении «водолив», т. е. старший над бурлаками (см.: Даль, т. I, с. 220).

…вытаскивали на берег расшиву… — Расшива — большое деревянное плоскодонное парусное судно.

— Прощайте, Григорий Матвеич… — Прототип Данкова — Толстой — именовался Григорием Михайловичем. Примечательна оговорка Некрасова в его позднейшей автобиографии, где Толстой назван Григорием Матвеевичем, как и герой романа (см.: ПСС, т. XII, с. 358).

Данное вверял Каютину весь свой хлеб… — Г. М. Толстой занимался хлебной торговлей. Некрасов знал о его делах (см.: ПСС, т. X, с. 63).

…принадлежали «временному купцу Каютину»… Т. е. купцу, оставшемуся в прежнем (дворянском) звании.

…для плавания по Вышневолоцкой системе… — Искусственный водный путь, соединявший Волгу с Балтийским морем, — важнейший до создания Мариинской водной системы во второй половине XIX в.

…дощечка с надписью: «Сергей Васильич Тульчинов»… — Фамилия созвучна названию города, связанного с семейными преданиями Некрасовых. В Тульчине находился штаб 2-й армии, в составе которой в 36-м Егерском полку до 1823 г. служил отец Некрасова. Полк квартировал поблизости от Тульчина, в местечке Немиров (см.: Попов А. Где и когда родился Некрасов? — ЛН, т. 49–50, кн. 1, с. 607).

Под его ногами был крутой берег ~ как скелет, торчала на обрыве. — Судя по подробностям пейзажа, изображается местность по петербургско-московской шоссейной дороге в окрестностях реки Тосно.

Я так всё простил и всё забыл… — Ср. в стихотворении «Когда из мрака заблужденья…» (1845): «Я всё простил и всё забыл» (наст. изд., т. I, с. 34) (см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 137).

…стрекоза, скакавшая и трелившая… — В 1840-е гг. слово «стрекоза» по традиции означало «кузнечик».

Халатник — оборвыш.

…в ученье к басонщику... — Басонщик — мастер по изготовлению тесьмы.

…с грохотом вертятся колеса ~ завертелась, наконец, и самая комната, стук сделался нестерпимым громом… — Ср. в стихотворении «Плач детей» (1860): «Колесо чугунное вертится, И гудит, и ветром обдает, Голова пылает и кружится, Сердце бьется, всё кругом идет» (наст. изд., т. II, с. 83).

Что касается до Тульчинова ~ известно, что и аппетит лучше после доброго дела! — В образе Тульчинова отразились некоторые черты наружности и особенности характера П. В. Анненкова. Ср.: наст. изд., т. I, с. 132, 618–619.

…на тиковом халате… — Тик — полосатая портяная ткань.

…будкой грозит… — Угроза сдать полицейскому-будочнику.

— Гут морген! — сказала старуха шарманщику. — «Гут морген» (от нем. Guten Morgen) — «Доброе утро».

…на протяжении двадцати девяти верст ~ самое затруднительное место для судоходства в России. — См. об этой: Штукенберг, с. 390–391.

…на возвышенных местах Меты ~ спуск судов прекращается, пока не очистится ход, — Источник сведений: Штукенберг, с. 395–396.

Ратман — лицо, возглавлявшее посадскую купеческую управу.

— А правда, говорят, будто здесь императрица Екатерина Великая была? ~ села на барку и на ней до самого Питера следовать изволила… — Екатерина II осматривала Боровицкие пороги в 1787 г. проездом из Москвы в Петербург. В Стаченский посад прибыла в карете 10 июня. На следующий день по дороге в Боровичи в специально построенной галерее возле порога Вяз наблюдала гонку барок, в одной из которых проследовали через три порога князь Потемкин, австрийский посол граф Кобенцль, французский посланник граф де Сегюр и английский — Фиц-Герберт. От пристани Потерпилицы до Петербурга путешествие продолжалось на барках. Лоцманы и гребцы были одеты по этому случаю в зеленые кафтаны с малиновыми отворотами и кушаками; шляпы были повязаны зеленой и малиновой лентами. Кроме генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина (1739–1791) в составе свиты действительно находились обер-шталмейстер Л. А. Нарышкин (1726–1795) и исполнявший должность тверского и новгородского генерал-губернатора генерал-поручик Н. П. Архаров (1742–1814), но не было действительного тайного советника, состоявшего при государственном казначействе, А. А. Саблукова (1749–1828) и не могло быть умершего к этому времени статс-секретаря А. В. Олсуфьева (1721–1784) (см.: Камер-фурьерский церемониальный журнал 1785 года. СПб., 1885, с. 358–365, 367–368; ср.: Судоходный дорожник Европейской России, ч. 2. СПб., 1854, с. CLXXXI–CLXXXVI (отд. I); Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785–1789). СПб., 1866, с. 84). По воспоминаниям тетки Некрасова, Т. С. Алтуфьевой, Н. П. Архаров был родственником прапрабабки Некрасова по женской линии (см.: Евгеньев В. Николай Алексеевич Некрасов, с. 5; Ашукин Н.С. Летопись жизни и творчества Н. А. Некрасова. М.-Л, 1935, с. 18, а также рукопись Н. П. Чуйкова «Предки Н. А. Некрасова» (ГЛМ, ф. Н. П. Чулкова, п. 55).

…поярковые… — т. е. сотканные или свалянные из поярка (шерсти ярки — овцы).

…на плесе, за Витцами ~ зовут его Винным Плесом. — Легендарное сведение. Ср.: «Название Винного Плеса происходит еще со времен Петра Великого; он несколько раз проезжал чрез пороги и всегда приказывал на этом месте подавать себе любимой анисовой водки» (Штукенберг, с. 395).

…не то что в старые годы, а всё-таки поколачивает. — Летом 1848 г., когда создавался роман, на Боровицких порогах «бились суда повсеместно» (см. датированную 1850 г. рукопись А. Лобановского «Описание Боровицких порогов», хранящуюся в библиотеке Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, № 7117, л. 17).

Середипорожье — один из Боровицких порогов, который не препятствовал судоходству (см.: Судоходный дорожник Европейской России, ч. 2, с. 106).

…каково поуправиться тут с баркой ~ в опасных местах «заплыви» из бревен, поделаны ~ и откинут ее опять на фарватер, на глубину… — Ср.: Штукенберг, с. 392, 398–399 (с иными сведениями о грузоподъемности (до семи тысяч пудов) барок). См. также: Пушкарев И. Статистическое описание Российской империи, т. I, тетр. 1 (Новгородская губерния). СПб., 1844, с. 78.

— Молись вси крещоны! — Имитация новгородского говора.

Рык — один из замечательнейших порогов. ~ Витцы и Опошня. <…> барка изгибалась как змея <…> Так как иногда на порогах в барке делаются проломы ~ Они вскакивают на барки с заплывей… — О гонке барок через пороги (без упоминания о пороге Рык) см.: Штукенберг, с. 392, 394.

Верст из-за пятидесяти — сбираются мужики в Рядок, бросая более необходимые занятия для работы на барках. — См. об этом: Шт<укекберг> Ж. Ф. Вышневолоцкая система. — В кн.: Энциклопедический лексикон, т. XII. СПб., 1838, с. 2668; Я. Я. Я. <Брант Л. В.> Деревенские письма (к петербургскому приятелю). — СП, 1846, 26 авг., № 190.

При важнейших порогах ~ дежурные лоцмана c рабочими и лодками для падания в случае нужды помощи. — См. об этом: Я. Я. Я. <Брант Л. В.> Деревенские письма (к петербургскому приятелю). — СП, 1846, 11 сент., № 203.

Комната была довольно большая ~ закопченная люстра со стеклышками. — По-видимому, описан трактир в Боровичах, находившийся на углу Екатерининской (ныне Коммунарная) и Порожской улиц.

…картины, изображающие некоторые сцены из «Душеньки»… — Повесть в стихах И. Ф. Богдановича «Душенька» (1783) иллюстрировал в 1829–1840 гг. Ф. П. Толстой (отд. изд. в виде альбома: СПб., 1850). Других иллюстраций этой поэмы, перелагающей античный сюжет о любви Психеи и Амура, не обнаружено.

…похождения Женевьевы, королевы Брабантской… — Женевьева (Геновефа) Брабантская, жена пфальцграфа Зигфрида — легендарная личность времен Франкского королевства (первая половина VIII в.). Обвиненная по навету в нарушении супружеской верности, была приговорена к смерти, но спасена слугой, которому было поручено ее умертвить. Прожила с сыном шесть лет в пещере в Арденнах, питаясь кореньями, пока наконец не была найдена мужем во время охоты и возвращена домой. Из изданных в России гравюр, иллюстрирующих этот сюжет, известны: «Женевьева, королева Брабантская, приговоренная к смерти» (год и место издания не обозначены; см. экземпляр в фондах Государственного Музея истории искусств им. А. С. Пушкина, инв. No гр-99310); «Genevreve des Bois» (издана в Москве в 1815 г.; см. экземпляр: ГБЛ, отдел истории книги, № 11 41525-63); «Королева Женевьева упрашивает своих убийц» (год и место издания не обозначены; там же, № 21832-40).

…полуобнаженную волшебницу, вручающую талисман ~ мог увеселиться безденежно чтением и самого знаменитого романса… — Народная картинка, изданная в Москве в 1833 и 1835 гг. и иллюстрирующая стихотворение Пушкина «Талисман» (1827), которое в 1829 г. было положено на музыку Н. С. Титовым, а с начала 1830-х гг. вошло в песенники (см.: Песни и романсы, с. 274–275, 1001; Лубок, ч. I. Русская песня. Сост. и коммент. С. А. Клепикова. М., 1939, с. 130–131 (Бюллетени ГЛМ, вып. 4)).

…осенью прошлой червяк здесь все озимя поедал. — Действительный факт 1846 г. (см.: Журн. М-ва внутр. дел, 1846, ноябрь, с. 379).

…запомнил, как его прозывают… — Здесь: забыл (см.: Словарь русских народных говоров, вып. 10. Л., 1974, с. 342).

…на суше таких гор не увидишь ~ в неделю кругом не объедешь, а иную и в месяц. — Гиперболический образ.

— А Пахтусов, Петр Кузьмич… — П. К. Пахтусов (1800–1835), гидрограф, исследователь Новой Земли.

Епанечка — короткая безрукавная шубейка.

Духовная была написана по форме. ~ Полинька быстро поглядела подпись… — Полинька узнает фамилию завещателя лишь по подписи; между тем духовное завещание, составленное «по форме», всегда начиналось с фамилии завещателя.

Козье болото — площадь в Коломне возле Дровяного переулка между набережными реки Пряжки и Екатерингофского канала.

18** года, июля 16 ~ на палубе «Надежды» — более пятнадцати. — Об экипаже и снаряжении судов см.: Литке, с. 93, 94, 108, 109, 144, 199; Пахтусов, с. 21–22, 23, 81, 103, 113, 172–173; Зап. Гидрограф, деп. Мор. м-ва, 1842, ч. 1, с. 18. Лодьи (ладьи) — палубные суда, употреблявшиеся для дальних плаваний.

…тысячи купеческих кораблей и других судов ~ Вот тоже картина! — Описание пристани Соломбалы и ледоплава заимствовано у Литке (с. 99-100, 104–105). Ледоплав (арханг.) — весенний разлив в устье Двины.

…на четвертый день вышли в Северный океан. — В экспедициях полярных исследователей, записками которых пользовался Некрасов, суда выходили в океан через 6–7 дней пути от Архангельска (см.: Литке, с. 121; Пахтусов, с. 24–25, 104, 168).

…в первые дни плавания ~ доставляло мореходам свежую пищу. — См.: Литке, с. 116, 121, 122, 147, 244. Весновальский промысел (арханг.) — весенняя охота на морских животных в Ведом море и Северном Ледовитом океане.

…стадо белуг, числом не менее тысячи ~ несли на хребтах своих черно-голубых, детенышей. — Ср.: «К вечеру сего числа видели стадо белуг <…> не менее как из 700 рыб, между коими часто видны были матки, несшие на хребтах своих черно-голубого цвета детенышей» (Пахтусов, с. 59; в записках и у Некрасова имеются в виду белухи — см. примеч. к с. 422).

…вся поверхность моря покрывалась разнородными морскими животными ~ вокруг лодей. — Аналогичное описание см.: Пахтусов, с. 71.

…вдруг появилась и начала вертеться около их лодей большая рыба из породы дельфинов ~ Кажется, можно умереть… — Ср.: «Все это время плавала около брига большая рыба из рода дельфинов. Она часто выходила на поверхность дышать и всякий раз распространяла в воздухе такое несносное зловоние, что невозможно было остаться на том месте, против которого она показывалась. Стадо таковых рыб, окружавшее судно во время штиля, привело бы его в самое неприятное положение» (Литке, с. 153).

Живут они летом в хворостяных шалашах ~ — Да семгой больше. — В описании быта лопарей Некрасов следует Литке (с. 152).

— Скажи, пожалуйста, что такое Обдорск? ~ и потом принялись драться вповалку. — Сведения о быте и обычаях остяков (хантов) почерпнуты из штурманского дневника И. Н. Иванова, опубликованного А. П. Соколовым (см.: Зап. Гидрограф, деп. Мор. м-ва, 1847, ч. 5, с. 56–57, 82–83, 85–88). Ср., например: «У остяков я видел довольно забавный обычай: неутешная вдова или опечаленный вдовец наряжает чучелу и кладет ее спать вместе с собою; поутру, как будто после умывания, подает этой чучеле утереться; за обедом сажает подле себя и дает ей чашку с кушаньем, ложку и ножик, и подобная комедия длится по муже четыре года, по жене три, хотя бы в это время, позабыв печаль, они сочетались браком с другими» (там же, с. 88). См. также включенные в это описание сведения о самоедах (ненцах): «Должно сказать, что самоеды, к стыду своему, почитают женщин существами низкими, презренными и обращаются с ними как с рабынями <…> Самоедка — самая трудолюбивая, работящая женщина» (Верещагин, с. 275–276).

…Водохлебов, лоцман «Надежды», плечистый и коренастый мужик лет тридцати. — О крестьянине Водохлебове, промышлявшем морского зверя возле Новой Земли, см.: Литке, с. 81, а также: Путешествие академика Ивана Лепехина в 1772 году, ч. 4. СПб., 1805, с. 187.

Отлив начинается! ~ образовалось большое песчаное поле… — Переложение отрывка из записок Литке (с. 118):

И неописанно оригинальна, полна дикой торжественности была эта картина ~ собирающих на память раковины и каменья… — Ср.: «Бриг был в полном вооружении, стоя на песчаном острове, окруженном бурунами, посреди моря, которому во все стороны не видно пределов. Около брига люди в разных положениях: иные, вися на лебедке, осматривают подводную часть судна, другие делают астрономические наблюдения или прохаживаются беспечно по песчаной площадке, собирая на память ракушки и каменья, — все это внешне составляло необыкновенную картину» (Литке, с. 118–119).

Расстояние до ближайшего берега Новой Земли ~ не видно было ничего ни простым глазом, ни в трубу. — Подобный морской пейзаж см.: Литке, с. 122–124.

…отставной матрос Смиренников, бывший вместе с Хребтовым в экспедиции Пахтусова и знавший остров, к которому стремились наши мореходы. — Об унтер-офицере Смиренникове, который, в бытность крестьянином, два раза зимовал на Новой Земле, см.: Литке, с. 124, 180.

Самые льды, принимавшие беспрестанно новые чудные формы со продолжали спокойно спать, не трогаясь. — Ср. изображение льдин и морских животных: Пахтусов, с. 128, 169; Литке, с. 53, 124, 129.

Уже турпаны (род уток) начали виться около судна ~ огромная поляна льдов. — Те же детали в рассказе о приближении к Новой Земле см.: Пахтусов, с. 127, 170.

«Надежда» принуждена была укрыться ~ к берегу, который был отделен от льда значительной полыньею. — Ср.: «…через несколько часов напор льда от W усилился, и якорные канаты карбаса подрезало — мы увернулись было за одну большую льдину, но и она недолго нас защищала; другие льдины обошли ее и напирали на баркас со всех сторон. В таком затруднительном положении понесло нас к прибрежному льду, и тут вся сила напора приносимых от запада льдин разразилась над слабым баркасом: он затрещал и через несколько минут треснул вдоль; вода полилась от обоих штевней. Предвидя гибель судна, мы заранее приготовились спасать нужнейшие вещи, и, когда бедствие совершилось, карты наши, журналы и инструменты были уже у меня на руках, значительная часть провизии, ружья, порох и пули вынесены на палубу, но сухарей досталось весьма мало. Через полчаса судно налилось водою до палубы» (Пахтусов, с. 127–128).

…часть ледяной поляны ~ и быстро неслась в море… — Ср. упоминания о промышленниках, унесенных на льдине в море: Верещагин, с. 208–209; Литке, с. 315; Соколов Ал. Заметки о Каспийском море. — Зап. Гидрограф, деп. Мор. м-ва, 1847, ч. 5, с. 145–146.

Он очнулся на берегу, представлявшем картину неописанной дикости и уныния… — Ср.: «Все вместе представляло картину неописанной дикости и уныния» (Литке, с. 132).

…в старину думали, что там живут люди, умирающие в начале зимы и оживающие весной… — Ср.: «Даже в 15 столетии верили, что там живут люди, умирающие в начале зимы и оживающие весною…» (Верещагин, с. 15).

Ужас охватывает душу ~ опередил крестьян многих других губерний. — Ср.: «Эта далекая страна возбуждает в душе какое-то неотступное чувство ужаса, когда подумаешь о непроходимых и обширных тундрах и лесах, покрывающих Архангельскую губернию, о Ледовитом океане, плещущем в берега ее, об этой суровой природе…» (Верещагин, с. 9). См. там же сравнение пространств Архангельской губернии с территориями Франции и Британских островов (с. 8) и рассуждение об историческом характере поморов (с. 202–203, 236),

…Ледовитый океан, буйно плещущий в берега трех стран свата… — Имеются в виду Европа, Азия и Америка, который уже по тогдашней географической терминологии принято было называть частями света (в отличие от стран света — севера, юга, запада и востока). Ср.: «Буйно катятся волны Ледовитого океана и плещут в берега трех частей света» (Верещагин, с. 315).

…унылая Лапландия… — Лапландия — северная часть Скандинавского полуострова и западная — Кольского.

…остров, имеющий форму чудовищной сабли… — Ср.: «…этот остров имеет форму чудовищной сабли» (Верещагин, с. 315).

С давних пор знали его? русские люди, ~ были, снаряжена на Новую Землю экспедиция под начальством подпоручика Пахтусова… — Источники сведений: о давнем знакомстве русских с Новой Землей, плавании голландцев и англичан — Верещагин, с. 318–349, 328; о промыслах поморов и об экспедиции Пахтусова (см. примеч. к с. 365), снаряженной частными лицами — купцом В. И. Брайтон и лесным инженером П. И. Клоковым в 1832–1833 гг., — там же, с. 345, 349–350; Зап. Гидрограф. деп. Мор. м-ва, 1842, ч. 1, с. 40, 12. Г. Виллоубн (ок. 1500 — ок. 1554) — английский адмирал, начальник экспедиции по отысканию северо-восточною, пути в Китай. В. Баренц (1550–1597) — адмирал голландскою флота, участник полярных экспедиций (1594–1597).

…берега Новой Земли, не бывают свободны от льдов ранее первых чисел августа… — См. об этом: Литке, с. 90.

…приняв их не простыми работниками ~ по-тамошнему — покрученниками. — Покрученники — «промышленники, служащие своим хозяевам за известную долю промыслов» (Верещагин, с. 204).

…Каютин очутился в самом горестном, почти безнадежном положении. — Ср. запись Пахтусова о двадцатипятилетнем Николае Крапивине, участнике экспедиции на Новую Землю: «Можно себе представить, в каком затруднительном положении находился Крапивин» (Пахтусов, с. 55).

К морю берег простирался ровною низменностью ~ вот почти вся растительность острова! — В описании ландшафта и растительности Новой Земли используются сведения из записок Литке (с. 133, 184, 230) и из очерков Верещагина (с. 323, 327).

Чувство глубокого и невыносимо грустного уединения охватило промышленников ~ навсегда отделен от всего обитаемого мира… — Ср.: «Пустота, нас тут окружавшая, превосходит всякое описание. Ни один зверь, ни одна птица не нарушали кладбищенской тишины. К этому месту можно во всей справедливости отнести слова стихотворца:

Чрезвычайная сырость и холод вполне соответствовали такой мертвенности природы. Термометр стоял ниже точки замерзания; мокрый туман проникал, кажется, до костей <…> Оставаясь несколько дней сряду в таком положении, мы начинали уже воображаю, что навсегда отделены от обитаемого мира» (Литке, с. 485).

Ночь провели они у разложенного костра ~ отошли с миром в жизнь вечную. — О погибших на Новой Земле см.: Пахтусов, с. 98–99, 128–130, 172–174; Литке, с. 226.

…пришли они к небольшому проливу ~ предал земле тела несчастных своих родственников. — Ср. аналогичный эпизод: Пахтусов, с. 68–69. Дрег — четырехлапый якорь, кошка.

Кто на море не бывал, тот богу не маливался. — Ср.: «Справедливо говорит пословица: „Кто на море не бывал, тот богу не маливался“» (Верещагин, с. 241–242). Пословица входила в обиход друзей некрасовской юности (см.: Вацуро, с. 139, 143).

…из широкого Сибирского океана… — Сибирский океан — вольное географическое обозначение части Северного Ледовитого океана, встречающееся и у Литке (с. 184, 227).

…прежде исчезли турпаны ~ не могли они промыслить ни одной птицы. — О птицах в открытом море см.: Пахтусов, с. 99, 170, 178–180.

…надвинуло мелких льдин до шести сажен в вышину… — Ср.: «…надвинуло до 2 сажен в вышину» (Пахтусов, с. 35).

Ветер выл ~ о смерти и гибели. — Ср.: «…ветер поет песни, бесконечные песни, в которых рассказывает страшные истории о смерти, о мраке, о гибели людей» (Верещагин, с. 315).

…вспоминал он свою унылую тундру ~ можно найти его среди снежной пустыни… — Источник сведений о Заполярье: Верещагин, с. 37–38, 40–41, 58–60, 62, 80–84, 142. См., например: «…вихрем несется оно <стадо оленей> по обширной пустыне и колеблет тундру своею тяжестью так, что для непривычного странника это колебание кажется действительным землетрясением. Ослепленное страхом, стадо не смотрит на препятствия в беге своем. Встречается ли болото — олени несутся и по нему, не обращая внимания на тех, которые имели несчастье увязнуть в нем; быстрая ли река или озеро пересекают путь — олени, ловкие пловцы, бросаются в воду, по которой быстро плывут тысячи голов с ветвистыми рогами, фыркая и вспенивая воду» (с. 40).

Чуть подует морянка ~ окружат ее зажженными свечами и закажут панихиду… — Текст, на который опирается в данном случае повествование Некрасова, ср.: Верещагин, с. 221–223.

Написав свою грамотку ~ так же поступил впоследствии Пахтусов… — 17 августа 1833 г. Пахтусов на случай возможной гибели оставил на берегу Белужьей губы бутылку с бумагами, заключавшими сведения о Новой Земле (см.: Пахтусов, с. 81, 117).

…быть буре, недаром давеча зверь играл и плескался. — Об этой примете см.: Пахтусов, с. 71.

…яко благ и человеколюбив! — Несколько измененное выражение из молитв о прощении грехов (канонический текст: «яко благ и человеколюбец»).

Томительна и страшна была мертвая тишина ~ с плеском волн и глухим воем моржей. — Ср.: «Мертвая тишина прерываема была только плеском волн о льды, отдаленным грохотом разрушавшихся льдин и изредка глухим воем моржей. Все вместе составляло нечто унылое и ужасное» (Литке, с. 128).

…мимо самого края льдины, плыл огромный белый медведь. ~ ничто, казалось, не ослабляло свирепого животного. — Эпизод, возможно, подсказан историей вологодского крестьянина, в будущем известного петербургского ваятеля С. С. Суханова, промышлявшего в молодые годы добычей морского зверя и оказавшегося в Белом море на льдине, где, по его рассказам, на него напал белый медведь. Ср.: «Зверь шел прямо на него на задних лапах с раскрытой пастью и ужасным ревом»; Суханов, «оставленный своим товарищем, перекрестясь <…> берет рогатину в руки, с стремлением нападает на неприятеля своего и, к счастью, дает ему глубокую рану в бок. Медведь, увидя текущую кровь, предается бегству (белые медведи совершенно противны нравом черным. Они первые нападают на человека, но при первой ране, и самой легкой, обращаются в бегство…)» (Приключения Суханова, русского природного ваятеля. — ОЗ, 1818, т. I, с. 199). «Помяни мя, господи, егда приидеши, во царствии твоем» — цитата из «Евангелия от Луки» (гл. 23, ст. 42).

…стали тихо, осторожно подкрадываться ~ тогда и вытягивай. — Описание моржей ср.: Верещагин, с. 346, 347; в нем использованы и сведения Крашенинникова о камчатских тюленях («…будучи разбужены приближением человека, в безмерную приходят робость…») и морских коровах («Тулово <…> к голове и к хвосту уже…») (Крашенинников, с. 271, 287). По принципу контаминации построен и рассказ об охоте на моржей (ср. о промысле камчатских тюленей у Крашенинникова: «…тюлень <…> с преужасною свирепостью бросался на людей, когда череп его раздроблен уже был на мелкие части <…> сперва, как его из воды вытянули на берег, покушался он токмо убежать в реку; потом, видя, что ему учинить того не можно, начал плакать, а напоследок, как его бить стали, то он остервился помянутым образом <…> должно смотреть, чтоб попасть им в голову, ибо в другом месте не вредят им и двадцать пуль, для того что пуля в жиру застаивается; однако мне удивительно объявление некоторых, будто тюлени, будучи поранены в жирное место, чувствуют некоторую приятность <…> Старые тюлени ревут так, как бы кого рвало, а молодые окают, как от побой люди» — с. 270–271). Об орудиях этой охоты и об одном из ее эпизодов, когда «разъяренный морж схватил за ногу <…> промышленника и увлек его за собою в глубину», ср.: Верещагин, с. 347–348.

Подходя к одному заливу ~ Кожу его едва могли прорубить топором. — Об охоте на морских коров рассказывается с подробностями, заимствованными из записок Крашенинникова (с. 286–288). Морские коровы водились у берегов Камчатки и к описываемому в романе времени вымерли.

Так как при промысле белух многие рабочие должны действовать по пояс в воде ~ промышленники наши закололи спицами до семисот белух. — Промысел белух описан по сообщениям Литке (с. 440).

…«По благословению господню, идите, святые ангелы, ко синю морю ~ отныне и до века. Аминь. Христос воскресе». — Слегка измененный текст оберега из публикации А. Харитонова «Врачевания, заботы и поверья крестьян Архангельской губернии» (03, 1848, № 5, «Смесь», с. 16).

Пахтусов первый посетил этот залив. Он назвал его заливом Литке, а острова перед его устьем именами Федор и Александр. — Переложение текста записок Пахтусова (с. 72).

…мох в пазах между бревнами теплой избы пустил такие длинные, зеленые и сочные отростки, каких и летом не производит почва Новой Земли. <…> Ночи темны ~ можно читать без огня книгу! — Описание жилища зимовщиков ср.: Пахтусов, с. 39–40, 179.

…вчера было только тридцать семь градусов, а сегодня уж с лишком сорок! — Ср.: Пахтусов, с. 115–116, 200 (с иными сведениями о морозах на Новой Земле).

Малица (оленья одежда) шерстью вниз ~ потом шерстью вверх… — Об одежде самоедов см.: Верещагин, с. 278–279.

…избушка наших промышленников ~ не слыхал, чтоб он сказал грустное слово. — См. о зимовке на Новой Земле в записках Пахтусова (с. 36–40, 46–48, 75, 113–115). Об «иностранном капитане Баренце» см.: Литке, с. 53. Скорбут — цинга.

Время рассказа — с лишком сто лет тому назад. — Рассказ Антипа Хребтова относится к 1729 г. (см. примеч. к с. 485–487).

…между высокими берегами, которых форма удачно определяется названием «щек». ~ расплодились здесь в бесчисленном множестве, — О камчатской природе и суевериях местных жителей см.: Крашенинников, с. 104, 142–143, 193, 200–203, 207–208, 210, 211, 216–217, 243, 247, 290–292, 300, 369, 448.

…остановилось у подножия беловатой утесистой горы ~ самое грешное Зело… — Легенды изложены в соответствии С записками Крашенинникова (с. 142, 411).

Вон, гляди, олень скачет: хочешь, догоню и поймаю? — Ср. рассказ о камчадале Федоре Харчине: «…он так резво бегал, что мог постигать диких оленей…» (Крашенинников, с. 495).

…супротив ведра пеннику… — Пенник — водка лучшего сорта.

…гора Опальная… — Современное наименование, встречающееся и у Крашенинникова (наряду с названием Опальская), — Камбальная сопка.

Грянул гром, сверкнула молния — явления редкие в том краю, ~ Они и сами расписывают свои кухлянки… — О суевериях камчадалов (ительменов) см.: Крашенинников, с. 204–205. Например: «Когда их спросишь, отчего ветр рождается? ответствуют за истину: от Балакитга <…> Сей Балакитг, по их мнению, имеет кудрявые предолгие волосы, которыми он производит ветры по произволению. Когда он пожелает беспокоить ветром какое место, то качает над ним головой <…> Жена сего камчатского Еоля в отсутствие мужа своего всегда румянится, чтоб при возвращении показаться ему краснейшею. Когда муж ее домой приезжает, тогда она находится в радости; а когда ему заночевать случится, то она печалится и плачет о том, что напрасно румянилась: и оттого бывают пасмурные дни до самого Балакитгова возвращения. Сим образом изъясняют они утреннюю зорю и вечернюю и погоду, которая с тем соединяется…».

Промышленники пришли ~ лес представлял непроходимую, почти сплошную массу… — В окрестностях Камбальной сопки растут все названные породы деревьев, за исключением пихты (см.: Крашенинников, с. 199, 224, 226, 227).

…шептал, как во время грома: «Свят, свят», — Молитвенное присловье — из текста «Свят, свят, свят, господь Саваоф, исполнь небо и земля славы твоей…» (из чина «Литургии верных»).

Два моря, с трех сторон огибающие мыс ~ озеро с лесистым берегом, песчаным мысом и островками. — Камбальная совка (см. примеч. к с. 435) расположена на мысу, разделяющем Охотское и Камчатское моря. В описание включены подробности из записок Крашенинникова (с. 142–143).

…примчались большим табуном дикие лошади… — Диких лошадей на Камчатке не водится.

И каких тут не было лисиц ~ наконец, белые! <…> Вона какой зверок и а пищу держали в передних. — О лисицах и еврашках (пищухах) см.: Крашенинников, с. 242, 246.

А уж такая прожористая ~ ужас какая забавная!.. — В рассказе о росомахах Некрасов обращается к сведениям Крашенинникова (с. 246–247), который, однако, отмечает: «…сие неправда, будто рассамака так прожорлива, что для облегчения принуждена бывает выдавливать пожранное между развилинами деревьев; ибо примечено, что ручные столько едят, сколько потребно для их сытости. Разве есть прожорливых зверей особливой род» (е. 247).

Тегульчичи ~ влияние на свою страну. — Ср. о мышах тегульчичь (тегульчик): Крашенинников, с. 251–252.

В те времена завоевание Камчатки только еще начиналось. — Первый отряд русских казаков появился на Камчатке в 1697 г.

Юкагиры, сидячие и оленные коряки, чукчи, курылы ~ сопровождали многими другими варварскими истязаниями торжество свое. — Сопротивление местных жителей завоеванию Камчатки подобным образом описано Крашенинниковым (с. 357–358, 402–403, 448–449, 488–490).

Отбутыскаться — отбодаться; здесь: отбиться (см.: Словарь русских народных говоров, вып. 3. Л., 1968, с. 317, с пометами: симбир., север., восточ., волот.).

…голос Никиты, затянувшего про буйную волюшку, сгубившую молодца… — В песенниках 1830-1840-х гг. не обнаружено.

…еще более страшные рассказы ~ неожиданной помощью. — Ср. те же детали у Крашенинникова (с. 494–497).

…было покрыто лохмотьями из собачьих кож шерстью вверх ~ Наплясавшись, оно крикнуло повелительным голосом «Акхалалалай!»… — Изображение шаманки основано на материалах Крашенинникова (с. 387, 392, 430). Ср., в частности, о заклинаниях шаманок «гушь, гушь» и «хай, хай» и ритуальных возгласах стариков «алхалалалай» (с. 412, 417–418).

Они среднего роста ~ таково вооружение двух путников. — Об одежде и снаряжении камчадалов см.: Крашенинников, с. 366, 387, 403–404.

Брыхтатын — значит ~ дышат огнем. — Ср.: «Россиян вообще именуют брыхтатын — огненные люди, по причине огненного оружия, не видав прежде и не имея о стрельбе из него понятия, думали, что огонь не из ружья выходит, но что россияне огненное имеют дыхание» (Крашенинников, с. 358–359).

…двух камчадалов, Камака и Чакача… — Ср. список мужских камчадальских имен: Крашенинников, с. 438.

Камак и Чакач вели оживленный разговор ~ с странными телодвижениями. — Ср. об особенностях языка и актерских способностях камчадалов: Крашенинников, с. 361, 372.

Иногда на пути попадались им столбы ~ дерево все исстреляно. — С теми же подробностями о религиозных представлениях и обычаях камчадалов пишет Крашенинников (с. 407–409).

Тропинка была так узка ~ шли свободно. — Ср.: «Необыкновенному по их тропам ходить крайнее мучение, для того что оные так узки, что одна нога и то прямо не устанавливается, ибо сей народ ступень в ступень ходит» (Крашенинников, с. 404).

…будь шатры ниже, звери не дадут покоя жителям, ~ одного младенца непременно умерщвляли. — Сведения о быте, обычаях, обрядах камчадалов заимствованы у Крашенинникова (с. 366, 368, 376–377, 390, 392–395, 434–438, 440, 443–444).

Признавая Кутху творцом своим ~ чтоб бог заботился о благе их, — О мифологии камчадалов см.: Крашенинников, с. 406, 408, 409.

…подружиться с Талбаком… — Имя Талбак среди камчадальских имен, приводимых Крашенинниковым, не значится. Возможно, оно произведено в романе от названия камчатского вулкана Толбачик (ныне Плоский Толбачик).

…жарко истопил свою юрту ~ То была обида кровная… — Об обычаях гостеприимства у камчадалов см.: Крашенинников, с. 402, 432–433.

…раздались дикие крики ~ низвергаются с вершины шатров. — Изображение камчадальских междоусобных войн восходит к запискам Крашенинникова (с. 402).

Он вспомнил любимую песню ~ Эх, сторона ты моя, сторона родимая!; см. также с. 462: «Сторона ты, дальная сторонушка…». — Народная песня, известная в многочисленных вариантах по песенникам начиная с 1780-х гг. Комментируемая строка представляет собой вариант, не зафиксированный в песенниках.

…бражку ендовами пили… — Ендова — широкий сосуд для разливки спиртного.

…взяли они меня ~ а называется он Аланд. — Правильное наименование острова — Алаид. О курильском «пустом острове» Алаид см.: «…ездят туда <…> для промыслу сивучей или морских львов и тюленей, которых там великое множество» (Крашенинников, с. 167).

…хозяин мой Якаяч… — В списке мужских коряцких имен дается написание: Якаяк (см.: Крашенинников, с. 459). Коряки населяли северную часть Камчатки и в районе Курильских островов зверя не промышляли.

Кругом нас лежали, бродили и дрались большущие зверищи ~ и они лучше потонут все, а не кинут. — В описании сивучей и морских котиков и охоты на них Некрасов следует запискам Крашенинникова (с. 274–283).

…втащил за собой байдару, тяжесть которой не превышала пуда… — Об устройстве однолючных байдарок весом «не тяжелее пуда» см.: Полн. собр. ученых путешествий по России, т. 2. СПб., 1819, с. 287 (примеч. В. К. Вишневского к «Описанию Земли Камчатки» С. П. Крашенинникова).

Пораженные ужасом дикари перенесли свои шалаши на высокую гору ~ побросались с утеса, на котором сидели, в реку. — О способах обороны у камчадалов см.: Крашенинников, с. 403. Черев неделю гору обступил пятидесятник Шпинников… — Речь идет о командире казачьей полусотни, сборщике ясака Андрее Штинникове (см. там же, с. 491–493, 497–498).

— Кениля! Кениля! — Ср. список женских камчадальских имен: Крашенинников, с. 438.

Досчитав до десяти ~ где взять? — Ср.: «…когда им надобно считать больше десяти, тогда они, пересчитав пальцы у рук и сжавши обе руки вместе, что значит десять, остальное дочитают ножными перстами. Буде же число превзойдет двадцать, то, пересчитав пальцы у рук и у ног, в некоторое приходят изумление и говорят „мача“, то есть где взять» (Крашенинников, с. 362).

…у берегов Восточного моря… — Восточное море (океан) — название Тихого океана, употреблявшееся до XIX в.

Коряк Гайчале… — В списке мужских коряцких имен дается написание: Гейчале (см.: Крашенинников, с. 459).

…жена его стала вдруг на колени посреди юрты и родила ему сына ~ всегда прикрыты они отвратительными лохмотьями. — Описание нравов и обычаев оленных коряков дается в романе по Крашенинникову (с. 449, 453).

Наехало к Гайчале коряков и чукоч из соседних острожков… — Коряки и чукчи находились в неприятельских отношениях и в гости друг к другу ездить не могли (см.: Крашенинников, с. 448, 450).

Жены чукоч иные принаряжены ~ сколько коряцкие женщины о своем безобразии. — О чукотских женщинах см.: Крашенинников, с. 449–450.

Постлав среди пола рогожку ~ и пошла потеха! — См. о плясках у камчадалов: Крашенинников, с. 429–430.

…они пили кипрейное сусло, настоянное мухоморами. ~ чтоб он торопился пасть на колени и покаяться в своих грехах. — Именно так действие мухомора описано у Крашенинникова (с. 427–428). Например: «…большерецкой казачей сын, опоенный мухомором в незнании, разрезал было себе брюхо по приказу мухоморову, отчего насилу его избавить вспели, ибо уже в самом замахе руку ему сдержали» (с. 428). Айга, Умвевы — ср. список мужских коряцких имен, где второе имя дается с написанием: Уммавы (с. 459).

Впереди развевалось военное знамя. — Упоминание о казачьем военном знамени см.: Крашенинников, с. 482.

Следуя берегом реки Авачи ~ а между тем бусу их унесло погодою. — О расправе с японцами см.: Крашенинников, с. 491–492. Разграбление японской бусы произошло в 1729 г. По этому событию может быть определено время, к которому Некрасов приурочивает приключения Никиты Хребтова с товарищами. Сарачинское пшено — рис; камка — шелковая ткань с разводами.

Шли мы, двадцать пять человек ~ и с пятью басурманами-заложниками сгорели. — Ср. описание похода Данилы Анциферова в 1712 г. (Крашенинников, с. 484). Пенжинское море — по наименованию, принятому в XVIII в., — внутреннее море Восточного океана между Камчаткой и побережьем Сибири, при впадении реки Пенжи (см.: Щекатов А. М. Словарь географический Российского государства…, ч. 1, М., 1807, стб. 1185–1186); современное название — Пенжинская губа.

Пришло наконец решение из Охотска по делу Шпинникова ~ повесили злодея. — По решению, конфирмованному в Иркутске, Штинников был повешен в Большерецком Остроге в 1735 г. (см.: Крашенинников, с. 497–498).

…готовы и японцы, которых приказано было представить в Петербург. — Два японца с судна, разграбленного Штинниковым, были отправлены в Петербург в 1731 г. (см.: Крашенинников, с. 492).

…продали меня конягам, которые той порой к нашему берегу подплыли. — Коняги — название племени эскимосов, обитающего в районе Аляски и на острове Кодьяк. Камчадалы и коняги между собою не торговали.

Лица всё разбойничьи, как блин плоские, как медь темные тоже бисер, янтарь, раковины… — Источник этнографических сведений о конягах: Давыдов, ч. 2, с. 3, 5–6, 7–8; Крашенинников, с. 178, 180.

Пар десять мертвых тел было в землянке ~ любимому сыну отказывает, словно сокровище. — Ср., например: «Китовые промышленники даже крадут из могил мертвые тела людей, оказавших особенное искусство и расторопность, — держат оные потаенно в пещерах, носят им иногда пищу и стараются умножить сие сокровище. Отец при кончине завещает свою пещеру с трупами как драгоценное наследство тому из сыновей, которые более оказали искусства в китовом промысле» (Полн. собр. ученых путешествий по России, т. 2, с. 308); см. также: Давыдов, ч. 2, с. 197–198.

…как пустил носком ~ только успевай ремень разматывать… — Ср. об охоте на китов: Крашенинников, с. 292–293.

…режутся и топятся из пустяков. ~ А вот розог так пуще смерти боятся. — Ср.: «Известно, что коняги не столько боятся смерти, как того, что их секут» (Давыдов, ч. 1, с. 224).

Товарищи похоронили его в забое снега… — Ср.: «…его похоронили в забое снега со всем платьем и постелью» (Пахтусов, с. 119).

С. 492. …в конце января солнечные лучи осветили ледяные вершины гор. ~ начало ломать льды. — Те же детали ср. в описании новоземельской весны у Пахтусова (с. 180, 186,187).

С. 5. [63] — Партикулярное место… — Работа по частному найму, не причислявшаяся к государственной службе.

С. 5. …в полусгнившем домике Семеновского полка… — Семеновский полк — ряд улиц (линий), позднее переименованных, в Московской части, поблизости от тех мест, где проживал в начале 1840-х гг. Некрасов (см. примеч. к с. 34).

С. 6. …крестится на Казанский собор. — Примета, указывающая на местоположение изображаемой библиотеки (см. примеч. к с. 46–48).

С. 7. …в «зелены луга». — Цитата из народной песни «Во лузях» («Во лугах»), известной по песенникам с конца XVIII в. и сохранившей свою популярность во времена Некрасова. См. изображение поющего эту песню подгулявшего мужичка в изданном Некрасовым альманахе «Первое апреля» (СПб., 1846).

С. 7. «Когда земля, станет между солнцем и луною ~ следовательно, земля кругла». — Некрасов, по-видимому, по памяти цитирует следующий текст: «Когда солнце, земля и луна придут в такое положение, что земля будет находится между солнцем и луною (что может быть каждый месяц), тогда земная тень покрывает луну в виде темного круглого пятна; а как тень удерживает фигуру тела, от которого она отбрасывается, то, значит, земля кругла» [64]. Некрасов не учился по учебнику Шульгина. Это обстоятельство позволяет предположить, что комментируемая цитата — отголосок репетиторских занятий Некрасова, о которых он вспоминал позднее (см.: ПСС, т. XII, с. 22).

С. 7. «Озера, в кои реки впадают ~ в кои реки не впадают, но из них вытекают…» — Также цитируемые по памяти формулировки, встречающиеся во всех учебниках географии 1830-1840-х гг. [65].

С. 7. …«свет полон обмана, жизнь полна забот»… — Источник цитаты не установлен.

С. 10. …наводя нужные справки в присутственном месте… — Имеется в виду городская дума или губернское учреждение.

С. 10. …а Крестовский, а «Марьина роща»… — Трактиры на Крестовском острове, где ныне находится Приморский парк Победы (см.: наст. изд., т. VIII, с. 756) и на пятой версте Петергофской дороги, посещавшиеся преимущественно купцами и холостыми чиновниками [66].

С. 12. …и по билету видно, что даровой. — Он сотрудник журнала… — Имеется в виду бесплатный билет на подписное издание.

С. 21. «Умственной пищей» именовался журнал, который раз пять уж падал… — В заглавии, возможно, пародируется название журнала «Маяк современного просвещения и образованности», сменившего за пять лет своего существования нескольких издателей, среди которых в 1840 г. был хорошо известный Некрасову В. П. Поляков. Намек Некрасова отчасти касается и «Сына отечества», издававшегося А. Ф. Смирдиным под редакцией Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина (1838–1839), А. В. Никитенко (1840), О. И. Сенковского (1841), К. П. Масальского (1842–1844). В 1845–1846 гг. журнал не выходил. В 1847 г. его издателем стал М. Д. Ольхин в компании с К. И. Жернаковым. В 1848 г. контора журнала переместилась в книжный магазин В. П. Полякова (см.: СО, 1848, № 12, «Объявления», с. 81). В 1838–1839 гг. Некрасов сотрудничал в «Сыне отечества» при неофициальном редакторе Н. А. Полевом (см.: ПСС, т. XII, с. 12). В начале 1840 г. он хлопотал через Ф. А. Кони об участии в «Маяке» (см. письмо Ф. А. Кони от 19 февраля 1840 г. к редактору журнала П. А. Корсакову — ЛН, т. 51–52, кн. 2. М., 1946, с. 320).

С. 24–25. …редактор, продавший Кирпичову право издания и продолжавший редижировать журналом ~ платил им, по желанию самого Кирпичова, сколько просили… — Намек на Ф. В. Булгарина или Н. И. Греча, бывших редакторами-издателями «Сына отечества» и оставшихся редакторами после того, как в 1838 г. издание перешло к А. Ф. Смирдину.

С. 25. …несколько отделов журнала взял от редактора один молодой неизвестный литератор ~ отделывал эти отделы сплеча, сообразно дешевой плате. — Автобиографическое признание, относящееся к 1840–1841 гг., когда Некрасов был сотрудником редакции «Пантеона русского и всех европейских театров» при издателе В. П. Полякове и редакторе Ф. А. Кони (см.: ПСС, т. X, с. 20–32; Быков П. В. Н. А. Некрасов. — Живописн. обозр., 1876, № 13, с. 194–195; НВ, 1878, 5 мая, № 783).

С. 25. …на толкучем рынке… — Имеется в виду Щукин двор (см. примеч. к с. 93).

С. 26. …знал, сверх того, наизусть публикованные цены ~ и слыл за это ходячим каталогом. — Ср. характеристику Ф. Ф. Цветаева, управляющего библиотекой для чтения А. К. Шателена (бывшей М. Д. Ольхина): он «был живым, самым верным каталогом всего напечатанного на русском языке» (Сборник памяти А. Ф. Смирдина, т. 1. СПб., 1858, с. 315–316).

С. 27. …купил по семи копеек за рубль всё издание «Прогулки по Лифляндии», точно такой величины, и оберточка такая же, желтая… — Намек на книгу Ф. В. Булгарина «Летняя прогулка по Финляндии и Швеции в 1838 году» (СПб., 1839).

С. 28. Как по питерской по дороженьке. — Народная песня, бытовавшая в 1830-1840-е гг. в музыкальном переложении А. Л. Гурилева (см.: Избранные народные русские песни, собранные и переложенные А. Гурилевым. М., [б. г.]).

С. 29. Сотерн — сорт легкого виноградного белого вина.

С. 29. …маскарад этот был с лотереею аллегри. — В лотерее аллегри розыгрыш производится сразу же после получения билетов. По воспоминаниям современника, Некрасов в середине 1840-х гг. участвовал в лотерее аллегри, устроенной Обществом посещения бедных (см.: Инсарский В. А. Записки. — PC, 1895, янв., с. 113).

С. 31. А то есть, правда, депозитка… — Депозитки (депозитные билеты) — бумажные деньги в виде квитанций от государственного казначейства за денежный взнос.

С. 36. …едет к береговым ребятам ~ И уха была на шампанском, стерляжъя уха. — О ком идет речь, не установлено. Шлюшин — просторечное название Шлиссельбурга.

С. 37. Флигель — рояль.

С. 40. — В славный город, что ли? ~ А «Роберт» — что супротив него палкинский? — Речь идет о трактирах, из которых «новооткрытым», по-видимому, называли филипповский, находившийся на Невском проспекте, № 55 (ныне № 52) и ранее принадлежавший В. П. Палкину (см.: Цылов, л. 43; Городской указатель, с. 444). Славный город — обиходное наименование трактира, о котором сведений не обнаружено. «Не одна ли во поле дороженька» — популярная народная песня, включавшаяся в песенники 1830-1840-х гг. «Роберт» — вероятно, имеется в виду исполнение на заводном органе, которым ранее славился и палкинский трактир, мелодий из оперы Д. Мейербера «Роберт-дьявол» (1831) (первое представление в петербургском Большом театре в 1834 г.).

С. 41. Едут они по Мещанской… — Точное название упоминаемой улицы Большая Мещанская (ныне улица Плеханова).

С. 41. …едут по Гороховой: вот перед ними дом, где Кирпичов весело проводил время… — Имеется в виду танцкласс К. Марцинкевича, помещавшийся на Гороховой улице, № 58 (ныне улица Дзержинского, № 57) (см.: Цылов, л. 36).

С. 41. …переезжают Сенную, перед ними еще дом, напомнивший Кирпичову много веселых вечеров… — В доме по Большой Садовой, № 40, выходившем на Сенную площадь (ныне площадь Мира, № 11), находилось питейное заведение (см.: Цылов, л, 38; Городской указатель, с. 278).

С. 41. …едут по Обуховскому шоссе… — Обуховское шоссе — ныне Московский проспект.

С. 41. …он читает вывеску: «Долговое отделение тюрьмы». — Отделение долговых арестантов с весны 1844 г. до 1849 г. помещалось на Царскосельском проспекте, № 16 (ныне Московский проспект, № 17) (см.: Цылов, л. 77; Никитин В. Н. Должники. Исторический очерк лиц, подвергшихся заключению за долги (1555–1900). — Вестн. всемирной истории, 1901, февр., № 3, с. 115).

С. 42. …я дело-то лучше другого крючка знаю! — Крючок (в просторечии) — мелкий служащий, умеющий извлекать выгоду из знания законов и распоряжений.

С. 63. Пойдемте, либе мамзель… — Либе (нем. liebe) — милый: либе мамзель — милая барышня (в сочетании с обрусевшим французским «мамзель»),

С. 64. В сенях их встретила старуха лоскутница. — Лоскутница — торговка в лоскутном ряду на толкучем рынке (см. примеч. к с. 25).

С. 66. …и завел разговор про одну женщину, Марью Прохоровну. — Персонажу присвоено имя и отчество жены Д. И. Успенского, приятеля некрасовской ранней молодости. О Д. И. Успенском, с которым Некрасов познакомился у Н. А. Полевого, и о его жене, урожденной Ивановой (1819–1841), см.: ПСС, т. XII, с. 12, 23; ЛГИА, ф. 19, оп. 42, ед. хр. 84, л. 181; ЦГИА, ф. 805, оп. 2, ед. хр. 24, л. 183–184.

С. 68. — Мейн гот! (нем. «Mem Gott!») — восклицание «Боже мой!».

С. 73. Печальные звуки «Лучинушки»… — Популярная народная песня, включавшаяся в песенники 1830-1840-х гг.

С. 107. Ах, скажи, зачем меня ты полюбила… — Источник цитаты не установлен.

С. 108. — Ну а суп? — А ла тортю-с! — Имеется в виду черепаховый (от франц. a la tortue) суп.

С. 109. — Не молочничек ли?.. — Молочничек — теленок, вспоенный молоком на убой.

С. 113. …внесите кормовые — опять поступит!.. — Кормовые — деньги, вносившиеся на содержание должника-арестанта его бывшим кредитором. При отказе платить кормовые (в 1830-1840-е гг. — 3 рубля 32 копейки в месяц) арестант отпускался на волю.

С. 113. Забилась, сердечная, бог знает куда, за Тучков мост… — Кирпичова переселилась На Петербургскую сторону, в район возле Малой Невы.

С. 114. — Ты жил тогда в У** губернии? — Прозрачный криптоним, подразумевающий Уфимскую губернию. Некрасов не был в этой губернии. Возможно, мысленным фоном событий, соотнесенных в романе с У** губернией, была для Некрасова другая губерния — Симбирская, где по семейному преданию (не подтверждающемуся фактами), некогда находились богатейшие поместья его предков (см.: ПСС, т. XII, с. 17).

С. 115. …и поместил его на первый раз в приказчики, в ближайшем городе Ш*, к купцу Я*. — К купцу Назарову в городе Шумилове (см. примеч. к с. 59).

С. 125. …вроде польского кунтуша. — Кунтуш — разновидность кафтана с широкими откидными рукавами.

С. 137. — Что, горбун! гриб съел? а? — Съестъ гриб (идиома) — не получить, не добиться ожидаемого, обмануться.

С. 167. Домино — маскарадный плащ с капюшоном.

С. 178. …множество банковых билетов… — Банковый билет — квитанция, выданная в счет денег, помещенных на хранение в банк.

С. 184. …с Анисьей Федотовной… — В журнальной публикации и отдельных изданиях романа эта героиня именуется здесь, в отличие от предшествующих страниц, Анисьей Федоровной.

С. 188. …вынул из кармана своего засаленного архалука… — Архалук — стеганый кафтан без рукавов.

С. 192. Они выехали на большую и роскошную улицу ~ скользили по деревянной мостовой. — Речь идет о Невском проспекте, вымощенном деревянными шашками (торцом).

С. 196. …он шел скорыми неровными, шагами по Т*** мосту. — Имеется в виду Тучков мост (см. примеч. к с. 113).

С. 200. По положению своему, на берегу Каспийского моря, при устье текущей из глубины России Волги, Астрахань ~ производит зрелище странное и занимательное. — Характеристика Астрахани и Астраханской губернии в романе основана на сведениях, сообщаемых Соколовым (ср.: Соколов А. П. Астрахань в ее прошлом и настоящем. — Журн. М-ва внутр. дел, 1846, кн. 12, с. 43, 177–179, 392–393). См., например: «Что особенно поражает в Астрахани, это полуевропейский-полуазиатский вид города. Строения здешние мало отличаются от таких же в других городах; несколько мечетей, и то в предместьях, да в предместиях же дома, закрытые снаружи заборами, одни напоминают азиатские города; но население, толпящееся на улицах, представляет странную смесь: армяне, татаре, хивинцы, индейцы, калмыки, киргизы и между ними православные русские мужички и солдаты; цветные и пестрые халаты, чалмы и напахи, живописные татарские чухи и белью покрывала армянок, вместе с европейскими и национальными нарядами русских; дрожки, коляски, татарские телеги, навьюченные верблюды, верховые лошади — все это поражает своим разнообразием внимание путешественника, впервые попавшего в Астрахань» (с. 392–393). Ср. также: «При первом взгляде на подобное сборище приходит на память стих Пушкина:»

(Бюлер Ф. Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородцы. — ОЗ, 1846, № 7, отд. II, с. 3–4).

Все каспийские воды и устья притекающих к морю рек разделены на участки ~ нападают на промышленников, грабят и забирают их в плен, — Подобные факты приводятся в упомянутой выше статье Соколова (с. 179–180).

Вдруг часовой на палубе отплывшей барки проснулся ~ прозвонив впросонках, снова улегся. — Аналогичный эпизод см.: Соколов Ал. Заметки о Каспийском море, с. 149.

Только воровски храбры они… — Ср.: «…киргизы не воины, но только вооруженные воры…» (Левшин, ч. 3, с. 80).

Тра-та-та! тра-та-та! Вышла кошка за кота! — В песенниках некрасовского времени не обнаружено.

Купим-ка, женушка, курочку себе ~ А курочка по сеничкам: тюк-тю-рю-рюк! — В песенниках 1830-1840-х гг. не обнаружено. По-видимому, запись Некрасова.

Лентяи такие, что боже упаси! ~ так хотелось крови увидеть!.. — Те же подробности о быте и нравах киргизов см.: Левшин, ч. 3, с. 22–23, 40–41, 71, 87–88, 93.

Наконец завидели они длинную вереницу странных зверей ~ А когда идут, так такие проворные, чудо… — См., например: «…сайга спасается летом от сильных жаров следующим образом: одна из них спрячет голову в какое-нибудь отверстие или закрытое от солнца место в тени, за нею скрывает голову вторая, за второй третья и т. д. Если в сие время первая будет убита, то вторая заступает ее место, вторую заменяет третья. Таким образом убивают их весьма много» (Левшин, ч. 1, с. 131; см. также с. 125, 135).

…дым густой массой стоял над огромным лесом… — Ср. описание лесного пожара в Пермской губернии: Давыдов, ч. 1, с. 8.

…темный зверь, которого я принял за медведя. ~ То была огромная черно-бурая лисица. — Ср.: «…черно-бурая была так велика, что мы приняли было ее за медведя» (Давыдов, ч. 1, с. 215).

Проезжий ли какой, окрестный ли мужик, пастух ли разложит костер ~ да поди угляди за всяким… — Сходное замечание см.: Давыдов, ч. 1, с. 8.

…в Сибири ужасно много лесов ~ и сами похожи на посудину, налитую салом… — Ср.: Давыдов, ч. 1, с 12–13, 23.

…сибиряки говорят вместо «табаку понюхать» — «крошки ширкнуть в нос»… — Искаженное сибирское выражение «прошку ширкнуть». См.: «Прошка, нюхательный табак. Говорят: „Он пьет прошку, или ширкает, то есть нюхает табак“» (<Авдеева Е. А.> Записки и замечания о Сибири. М., 1837, с. 150; см. также: Бурнашев В. Опыт терминологического словаря, т. 2. СПб., 1844, с. 146).

…ражий парень ~ уж и не вспоминал о своей драке с медведем. — Ср. рассказы о схватке купца Тронина с медведем (Давыдов, ч. 1, с. 119–120) и о двух зырянах, убивших медведя и содравших с него шкуру: «…продали оную <…> и никогда победою своею не хвастали» (там же, с. 121). См. также: Н. П. <Полевой Н. А.> Анекдоты сибирской храбрости. — ОЗ, 1822, ч. 9, с. 283–286 (в том числе о схватке с медведем купца, следовавшего по дороге из Якутска в Охотск).

…мы сами несколько раз встречались с варнаками ~ да Хребтов выручил своей чудной находчивостью и отвагой… — См. о встречах с варнаками и о смелой находчивости Хвостова: Давидов, ч. 1, с. 77–79.

Кто поверит, что якут может съесть с лишком пуд свиного сала? ~ точно потонула, а не продана. — О Якутии и якутах см.: Давыдов, ч. 1, с. 55, 92, 113–115, 130

«Когда якуты увидят на дороге медведя ~ а мы нашли и косточки твои прибрали…» — Цитата из записок Давыдова (ч. 1, с. 137–138).

Признаться со я душевно рад предстоящему морскому путешествию. — Ср.: «Признаться должно, что осы, оводы, комары, варнаки, дожди, броды были такие обстоятельства, от которых или всякое терпение должно было сокрушиться, или всякая нетерпеливость окрепнуть» (Давыдов, ч. 1, с. 108).

Охотск ничем не замечателен ~ пловцы снова сели и продолжали путь. — Об Охотске, местном судостроении и мореплавании рассказано в романе в соответствии с изложением Давыдова (см.: Давыдов, ч. 1, с. 142, 154–160). Ср., например, об удачливом капитане: «…когда в бурное время стало приближать судно к берегу, то он, положив два якоря, съехал со всеми людьми на землю. После ветр переменился, судно унесло в море; но провидение, умудряющее слепцов, принесло судно сие чрез несколько суток опять к тому же месту, и люди снова сели на оное» (Давыдов, ч. 1, с. 159).

Не раз проходили мимо спящих китов, ~ Попадается много гусей, уток и куропаток, которых мы усердно стреляли. — Подробности путешествия по Тихому океану и островам Кодьякского архипелага взяты преимущественно из записок Давыдова (см.: Давыдов, ч. 1, с. 152, 162–163,170-172).

Наконец вот и Ситха. ~ придают ей веселый вид своей вечной зеленью. — Некрасов описывает этот остров, пользуясь записками Давыдова об острове Кадьяк (Кодьяк) (см.: Давыдов, ч. 1, с. 186, 190). Острова Ситха (ныне остров Баранова) и Кодьяк, теперь принадлежащие США, до 1868 г. входили в состав российских владений в Америке.

Ситха есть самое главное складочное место Российско-американской компании. — Российско-американская компания (1792–1868) была учреждена для промыслов и торговли на Дальнем Востоке.

…ни одного дня без дождя или снегу. ~ он тотчас пожирает внутренности его. — Описание образа жизни Каютина и характеристика островитян даются по запискам Давыдова (см.: Давыдов, ч. 1, с. 200, 213–223; Давыдов, ч. 2, с. 5, 32–33, 42, 50, 70–71).

Вчера был я на одной из самых высоких гор в Америке, да и во всем свете. ~ хребты каменных гор, наконец, море… — Ср.: «Поутру отправились мы с Хвостовым на высокую гору, находящуюся возле самой гавани. Прежде чем поднялись на вершину оной, должно было несколько раз отдохнуть <…> Чиньяцкая губа с островами и стоящими в море скалами, часть лесного островка и Афогнака, а далее обширное море; в другую же сторону многие хребты каменных гор» (Давыдов, ч. 1, с. 215).

…чудовищный мороз, когда ~ и они не могут бежать скоро, задыхаясь от чрезмерной густоты воздуха… — Ср.: «Дунув, услышишь в воздухе некий шорох; над лошадьми стоит пар столбом, издали видимый, и животные сии не могут бежать скоро, задыхаясь от густоты воздуха» (Давыдов, ч. 1, с. 280).

…повешены на таком гвозде, который не выдержал бы разве только колокола Ивана Великого… — Иван Великий — колокольня в Московском Кремле.

…человеки и ничто человеческое им не чуждо… — Вошедшее в пословицу изречение «Homo sum, humani nihil a me alienum puto» из комедии римского драматурга Теренция «Самоистязатель».

…против Митрофаньевского поля… — Митрофаньевское поле — местность у загородной границы Нарвской части, возле Царскосельской железной дороги (ныне часть города между Варшавской и Балтийской железными дорогами).

…посмотреть, сколько гробов провезут мимо на Митрофаньевское кладбище. ~ число гробов в то утро было значительно… — Намек на холерную эпидемию в Петербурге, начавшуюся в июне 1848 г. и продолжавшуюся до глубокой осени. Митрофаньевское кладбище, открывшееся в 1831 г., также в холерную эпидемию, находилось в окрестностях пригородной деревни Тептелевки (см.: Беляев В. О кладбищах в Петербурге. СПб., 1872, С. 12).

…и Вознесенский проспект упирается в Адмиралтейскую площадь. — Вознесенский проспект — ныне проспект Майорова.

…опять идти, по свистку машины на железной дороге… — См. примеч. к с. 230.

…калоши Прозябаева, имевшие форму тихвинских лодок… — У тихвинских лодок (тихвинок) заострены носы и усечена корма.

— А далеко отсюда Академия… — Академия художеств, о которой идет речь, находилась на значительном расстоянии от Семеновского полка (см. примеч. к с. 5) — на набережной Большой Невы (ныне Университетская набережная, № 17).

…брильянтовый фермуар… — Фермуар — ожерелье с застежкой.

…и Каютин наз<ы>вал ему Ротшильда.) — М. Ротшильд, парижский банкир, автор переведенной на русский язык книги «Искусство наживать деньги способом простым, приятным и доступным всякому» (СПб., 1849). В рецензии на эту книгу, опубликованной в «Современнике», о Ротшильде иронически говорилось, что он «нажил себе с небольшим несколько миллионов и некоторым образом сделался душою всего образованного и, следовательно, любящего деньги мира» (С, 1849, № 5, отд. III, с. 54–55).

— Купец Аршинников! — резко крикнул Митя. — Аршинников — вымышленная фамилия.

— Климова? Палагея Ивановна? — В журнальной публикации и отдельных изданиях романа эта героиня именуется здесь, в отличие от предшествующих страниц, Палагеей Петровной.

Весной открылось ему поручение препроводить в Охотск значительную партию бобровых шкур и другой мягкой рухляди. — Ср. аналогичную ситуацию в записках Давыдова (Давыдов, ч. 1, с. 197).

…к одному неизвестному еще в литературе приезжему автору <х> широкий пробел после каждой строки на случай разных поправок. — По-видимому, автобиографическое свидетельство. По воспоминаниям М. А. Гамазова, Некрасов «из только что покинутой им провинции <…> привез с собой в рукописи роман, которым намеревался дебютировать на литературном поприще» (Гамазов М. К воспоминаниям А. Я. Головачевой. — ИВ, 1889, аир., с. 255–256).

…киргиз даром что узкоглазый, а в десяти верстах видит! — Ср.: «…стоя на ровном месте, они видят небольшие предметы верст за 10 и более…» (Левшин, ч. 1, с. 33).

Но только сделали с полверсты ~ весь аул, кто верхом, кто в кибитках, пустился бежать! — О быстром перемещении киргизских аулов см.: Соколов Ал. Заметки о Каспийском море, с. 147–148; Левшин, ч. 3, с. 21.

…обширных равнин ослепительной белизны ~ соленые озера. — Деталь пейзажа, заимствованная у Левшина (ср.: Левшин, ч. 1, с. 48).

Нужно вам сказать ~ и тогда гибнет в одну ночь по две и по три тысячи лошадей. — Ср.: «Некоторые из этих грязей водянисты и зимой не мерзнут; другие же наполняются водою только в начале весны и в дождливую пору, и она не бывает на них глубже аршина, летом же значительно убывает, так что около берегов остается только солонцевато-глинистый ил, покрытый тонким слоем кристаллов горькой соли. Тонкость этих грязей так велика, что через них невозможно ни переехать, ни перейти, и попавшему туда предстоит неминуемая гибель: в 1825 году, у киргизов ногайского рода, буря загнала в грязи табуны, причем погибло до 2000 лошадей; подобные несчастья случаются весьма нередко» (Ханыков Н. В. О населении киргизских степей, занимаемых внутреннею и малою ордами. — Журн. М-ва внутр. дел, 1844, 4.7, с. 23).

Сара! странное имя! ~ говорят, есть и русское имя. — Сарра — редкое русское имя, обратившее на себя внимание в литературной среде в связи с публикацией «Сочинений в стихах и прозе» (М., 1839) рано скончавшейся Сарры Толстой (умерла семнадцати лет в 1838 г.) (см.: Катков М. Н. Сочинения графини С. Ф. Толстой. — ОЗ, 1840, № 10, отд. V, с. 15–50; Панаев, с. 232). О возможных литературных параллелях к имени героини см. выше, с. 324).

Анненков — Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983.

БдЧ — «Библиотека для чтения».

Белинский — Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I–XIII, М., 1953–1959.

Вацуро — Вацуро В. Э. Некрасов и К. А. Данненберг. — Рус. лит., 1976, № 1.

Верещагин — Верещагин В. Очерки Архангельской губернии. — Звездочка, 1847, ч. 21, 22, 24; 1848, ч. 25, 27.

ГБЛ — Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

ГЛМ — Государственный литературный музей (Москва).

ГМ — «Голос минувшего».

Городской указатель — <Цылов Н.>. Городской указатель, иди Адресная книга <…> на 1850 год. СПб., 1849.

Григорович — Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1961.

Давыдов — Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним, ч. 1–2. СПб., 1810–1812.

Даль — Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I–IV. М., 1978–1980.

Евгеньев-Максимов — Евгеньев-Максимов В. Е. Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова, т. I–III. М.-Л., 1947–1952.

Зимина — Зимина А. Некрасов-беллетрист. — В кн.: Творчество Некрасова. Сб. статей под ред. А. М. Еголина. М., 1939 (Тр. Моск. ин-та истории, философии и лит., т. 3).

ИВ — «Исторический вестник».

Крашенинников — Крашенинников С. П. Описание Земли Камчатки. М.-Л., 1949.

ЛГ — «Литературная газета».

ЛГИА — Ленинградский государственный исторический архив.

Левшин — Левшин А. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей, ч. 1–3. СПб., 1832.

Литке — Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821–1824 годы. М., 1948.

ЛН — «Литературное наследство».

М — «Москвитянин».

Материалы для истории книжной торговли — Материалы для истории русской книжной торговли. СПб., 1879.

МКН — документальный фонд Музея-квартиры Н. А. Некрасова (Ленинград).

НВ — «Новое время».

Некр. и его вр. — Некрасов и его время. Межвузовский сборник, вып. 1–6. Калининград, 1975, 1977, 1979–1981.

Некр. сб. — Некрасовский сборник, I–III. M.-Л., 1951, 1956, 1960; IV–VIII. Л., 1967, 1973, 1978, 1980, 1983.

ОЗ — «Отечественные записки».

Панаев — Панаев И. И. Литературные воспоминания. М., 1950.

Панаева — Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1972.

Пахтусов — Пахтусов П. К., Моисеев С. А. Дневные записки. М., 1956.

Песни и романсы — Песни и романсы русских поэтов. М.-Л., 1965.

ПСб — Петербургский сборник, изданный Н. Некрасовым. СПб., 1846.

ПСС — Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем, т. I–XII. М., 1948–1953.

ПССт 1927 — Некрасов Н. А. Полн. собр. стихотворений. М.-Л., 1927.

РА — «Русский архив».

РВ — «Русский вестник».

РИ — «Русский инвалид».

РЛ — «Русская литература».

РС — «Русская старина».

С — «Современник».

Салтыков-Щедрин — Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. в 20-ти т. М., 1965–1977.

Скабичевский — Скабичевский А.

Николай Алексеевич Некрасов (его жизнь и поэзия). — Отеч. зап., 1878, № 6. СО — «Сын отечества».

Собр. соч. 1930 — Некрасов [Н. А.]. Собр. соч., т. I–V. М.-Л., 1930.

СП — «Северная пчела».

СПбВ — «Санкт-Петербургские ведомости».

Ст 1856 — Стихотворения Н. Некрасова. М., 1856.

Ст 1920 — Стихотворения Н. А. Некрасова. Изд. испр. и доп. Пг., 1920.

Тургенев, Соч. — Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Соч. в 15-ти т. М.-Л., 1960–1968.

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).

ЦГИА — Центральный государственный исторический архив СССР (Ленинград).

Цылов — Цылов Н. Атлас тринадцати частей С.-Петербурга. СПб., 1849.

Чернышевский — Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. I–XVI. М., 1939–1953.

Черняк — Черняк Я. З. Огарев, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огаревском наследстве. М.-Л., 1933.

Штукенберг — Штукенберг И. Ф. Боровицкие пороги. — В кн.: Энциклопедический лексикон, т. 6. СПб., 1836.