Творения. Том 3: Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова

Предисловие к третьему тому Творений преподобного Феодора Студита

Вниманию читателей серии «Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе» (сокращенно – ПСТСО) предлагается третий, и завершающий, том Творений преподобного Феодора Студита (седьмой том серии), содержащий в себе Письма, Творения гимнографические, Эпиграммы и Слова.

«Православия наставниче, благочестия учителю и чистоты, вселенныя светильниче, монашествующих богодухновенное удобрение, Феодоре премудре, ученьми твоими вся просветил еси, цевнице духовная, моли Христа Бога спастися душам нашим», – возносит хвалу в тропаре преп. Феодору Церковь за его деятельность и подвиги. Известно, что деятельность преп. Феодора Студита, как церковно-общественная, так и литературная, была широка и разнообразна. По словам исследователя творчества преп. Феодора Студита А. П. Доброклонского, преп. Феодор «служил душой оппозиционной партии, боровшейся за свободу Церкви от деспотизма государственной власти, стоял во главе православных в борьбе за иконопочитание и церковный обряд, нередко выступал как учитель-моралист и даже был главой ригористической партии, ратовавшей за точное соблюдение евангельских заповедей и церковных правил; он был реформатором расстроенного монашеского жития и в особенности реорганизатором Студийского монастыря, который впоследствии играл большую роль в церковно-общественной и культурной жизни Византии, и даже не одной Византии; он был церковным канонистом, писателем и творцом церковных песнопений»[1]. Предлагаемый читателю том, пожалуй, в большей степени, чем два предыдущих, отражает все грани церковной и общественной деятельности преп. Феодора. И первое место в томе, как по порядку, так и по объему, занимает эпистолярное наследие этого святого отца.

Письма преп. Феодора Студита составляют более половины объема тома: 562 письма на 630 страницах. Они «представляют собой наиболее важную часть корпуса его литературных трудов. В них он проявляет свой характер и личность, литературные способности, богословские идеи, отношения с широким кругом лиц, начиная с учеников и друзей и заканчивая императорами и патриархами»[2]. Разнообразие тематики писем и в особенности многочисленность адресатов их весьма показательны: этот святой отец «во многих отношениях отображает в себе и своих творениях свою эпоху, как отображают свою эпоху и многие другие великие общественные деятели… Как церковный и общественный деятель, Феодор не может рассматриваться вне отношений с обществом своего времени… Феодор ведь не был подвижником, замкнувшимся в себе, совершенно порвавшим связь с обществом и не желавшим знать его духовных потребностей, он был церковным общественным деятелем, связанным разнообразными нитями со всеми общественными группами, начиная от императорского двора и патриаршей кафедры и кончая рядовыми монахами и мирянами»[3]. И конечно же, общение со всеми этими людьми было не только (и возможно даже – не столько) непосредственным, ведь святой отец многие годы провел в ссылках и заключениях. Поэтому и «несомненно, что Феодор написал множество писем. Об этом свидетельствуют как биографы его и ученик Навкратий, так и сохранившиеся собственные письма»[4]. Сохранившиеся письма преп. Феодора написаны в промежуток между 786–787 и 826 годами, то есть за «период в 30 лет, и при этом часто он писал и получал несколько писем каждый день. Впрочем, более половины из них утрачено»[5].

До нас дошло 562 письма (от более чем четырех из которых, правда, сохранились лишь названия). Сохранность столь внушительного числа писем при условии частых гонений и продолжительных ссылок преп. Феодора во многом объясняется заботой самого преподобного отца о сохранности своих писем: «…для сохранности, если не со всех, то по крайней мере со многих из них своевременно снимались копии. С одной стороны, это давало возможность для Феодора делать потребные справки при его корреспонденции и иногда отсылать копии с прежних писем вместо того, чтобы трудиться заново писать на такие вопросы, к нему обращаемые, на которые он уже отвечал другим адресатам; с другой стороны, это облегчало для студитов составление более или менее полного собрания его писем»[6]. Вероятно, «копии с писем делались еще до того, как они отсылались адресатам»[7]. По всей видимости, систематизированное собрание писем было составлено довольно рано – вскоре после смерти преп. Феодора. И уже к «868–878 гг., когда была написана монахом Михаилом биография Феодора, несомненно, такой сборник существовал: “до настоящего времени у нас, говорит он, сохраняются пять книг его писем”»[8]. «Эти тома также копировались, и поздняя из этих копий является архетипом для антологии, сделанной после смерти преп. Феодора и содержащей в себе выборку из каждой книги»[9]. Письма преп. Феодора сохранились в семи крупных манускриптах IX–XV веков, а также еще приблизительно в 29 кодексах[10]. Самый древний из них – кодекс Coislinianus 269 IX века.

Письма преп. Феодора не оторваны от других его произведений и друг от друга, они тесно связаны с личностью преп. Феодора и событиями его жизни[11].

Среди адресатов писем можно встретить представителей самых разных слоев тогдашнего общества: «До 42 писем имеют коллективные адресаты или принадлежат к разряду окружных, подписываясь: к исповедникам, к отцам гонимым, епископам в ссылке, братиям в рассеянии или в ссылке или заключениях, монашествующим, монахиням, девственницам, ученикам, братиям студийским, саккудионским, лаврам св. Саввы, св. Харитона, братствам кизарскому, фотинудийскому, миельскому и т. п. Остальные адресованы к отдельным лицам. Сделавши подсчет, мы находим, что из сохранившихся писем более 400 адресованы к лицам монашествующим и белого духовенства, начиная с патриархов и епископов, кончая рядовыми монахами или инокинями, и около 130 к мирянам разных общественных классов, начиная с императорского дома и светских вельмож, кончая торговцами и промышленниками; в пределах этих двух категорий до 216 писем приходится на долю саккудионцев и студитов, что само собой понятно, и сравнительно очень мало на долю лишь белого духовенства и мирян – простолюдинов. Это последнее объясняется многими причинами, главным образом общественными связями Феодора, как столичного игумена, преимущественно с высшей иерархией, монашествующими и знатными мирскими домами. и выходившим отсюда расчетом Феодора воздействовать в интересах Церкви преимущественно на другие, более влиятельные элементы общества»[12].

Исследователь Р. Холий приводит иную классификацию и делит письма преп. Феодора на шесть групп – в соответствии с их тематикой и «тональностью».

1. Около 50 писем представляют собой открытые послания иконоборцам и монастырям; десять из них по сути оглашения (381, 382, 406, 410, 433, 457, 473, 480, 488, 503).

2. Письма, посвященные догматическим и нравственным темам.

3. и 4. Письма утешительные или письма, обращенные к монахам, оставившим свое монашеское призвание; здесь наиболее явственно влияние свт. Василия Великого.

5. Письма, адресованные высокопоставленным лицам, включая императоров и патриархов; это наиболее интересная для историков группа писем.

6. Последняя группа писем, наиболее многочисленная, адресована друзьям и знакомым, ученикам и сотоварищам по исповедническому подвигу[13].

Есть у преп. Феодора и собственный взгляд на эпистолярный жанр. Хотя Феодор Студит являет собой пример прекрасно образованного и начитанного человека своего времени и умеет где нужно продемонстрировать красноречие, все же главным принципом написания письма он объявляет лаконичность: «Достоинство письма – тотчас касаться предложенного предмета и говорить то, что нужно, а не возвращаться к тому, что не таково» (письмо 219). Нельзя не обратить внимания и на частоту написания писем: «…он рассматривал скорее как обязанность писать часто, особенно во время гонений и стесненных положений, для того чтобы поддержать других в их вере, исполняя Божественную заповедь о любви к ближним»[14]. Конечно, у преп. Феодора были и предшественники – образцы такой эпистолярной плодотворной деятельности, среди которых можно назвать свт. Василия Великого[15], преп. Исидора Пелусиота, сщмч. Киприана Карфагенского и особенно св. апостола Павла[16] (в отношении яркости и откровенности посланий).

Темы, затрагиваемые в письмах, самые разнообразные[17]. В первую очередь письма отражают борьбу преп. Феодора с «михианской ересью» и иконоборчеством. В связи с последним стоит упомянуть «Письмо к своему отцу Платону о почитании священных икон». В издании ТФС оно публиковалось отдельно от общего корпуса писем – среди догматических творений. В нашем издании оно включено в состав писем под номером 57. Здесь преп. Феодор повторяет в сокращенной форме аргументы, изложенные им в «Опровержениях иконоборцев» и других произведениях[18].

Среди тем, которые затрагивает преп. Феодор, выделим вопрос об отношении к Римской кафедре и о возможности насилия или государственного принуждения в делах веры, и в особенности наказания смертью еретиков. Если путь к признанию святости преп. Феодора и его заслуг перед Церковью в Византии был отнюдь не гладким, то «совсем иначе дело обстояло на Западе. Римская курия достаточно рано предприняла рецепцию наследия Феодора и попыталась представить его в качестве одного из немногих византийских клириков, принимавших примат папства. Уже после 869–870 годов, благодаря переводам Анастасия Библиотекаря, отдельные труды и личность настоятеля Студийского монастыря стали известны на латинском Западе. При этом уже Анастасий особенно подчеркивал тот факт, что Феодор неизменно сохранял общение с папой Римским (qui cum semper in apostolicae sedis communione persisteret). Впоследствии Феодор был канонизирован Римом, что выделило его из всего лика святых, прославившихся в борьбе за иконопочитание. При этом предпринимались попытки истолковать его письменное обращение к Римской кафедре в те времена, когда он рассорился с константинопольскими патриархами, а также содержащиеся в этих письмах формулы вежливости таким образом, как если бы Феодор тем самым соглашался с приматом папства. Фактически же дело обстояло иначе, так как из его работ без труда можно понять, что он постоянно настаивал на пентархии[19]. Разумеется, он вполне отдавал себе отчет в том, что Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский патриархаты в его время играли лишь подчиненную роль, по причине своей слабости в сомнительных случаях занимая позицию Константинопольского патриархата. Поэтому когда Феодор оказался в конфликте с константинопольскими патриархами, ему по сути дела не оставалось иного выбора, кроме как обратиться за поддержкой к Риму. Это не было связано с безусловным принятием примата папства. Идею признания Феодором примата папства с готовностью подхватили католические историки Церкви в раннее Новое время; благодаря им эту идею унаследовали и [некоторые] новейшие историки»[20] за рубежом. По словам Доброклонского, сам же «преп. Феодор Студит, выражая свое уважение к Римской кафедре, величая Римского епископа высокопарными эпитетами и обращаясь к его суду, однако был далек от того, чтобы усвоить ему верховную власть во Вселенской Церкви и желать подчинения ему восточных патриархов. Признавая установившееся старейшинство между ними, он всех их называл главами церквей, считал их равными между собой во власти, как и апостолов, усвояя Самому Иисусу Христу верховное главенство над ними, всем им сообща он приписывал высший суд о Божественных догматах, присутствие или представительство всех их одинаково считал важным для вселенского авторитета соборов»[21].

Касаясь вопроса о еретиках, французский ученый Альберт Тугар указывает, что воззрения преп. Феодора относительно данного вопроса могут оказаться некоторой неожиданностью для мирского сознания: «Любопытно узнать, что этот муж, претерпевавший гонение много раз в своей жизни от еретиков, сам считает по поводу насильственного принуждения по отношению к еретикам следующее: “Церкви Божией, как говорит Студит, несвойственно мстить за себя бичеваниями, изгнаниями и темницею. Ведь церковный закон никому не угрожает ни ножом, ни мечом, ни бичом, ибо гласит: все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26:52)” (письмо 94). Это письмо современные издатели могли бы озаглавить словами: Еретиков следует убеждать, а не убивать»[22]. В этой позиции, по словам А. Тугара, проявляется особая терпимость преп. Феодора, сближавшая его по духу с такими отцами и учителями Церкви IV века – эпохи победившего христианства, как свв. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Иларий Пиктавийский, Амвросий Медиоланский, и в особенности со свт. Иоанном Златоустом[23]. Ересь для преп. Феодора – зло, отчуждающее от Церкви и от Бога, но насилие и уж тем более смертная казнь за религиозные убеждения – вещь недопустимая: «Начальствующие над телами имеют право наказывать виновных в преступлениях, касающихся тела, а не тех, кто виновен в делах душевных, ибо это принадлежит управляющим душами, которых наказания суть отлучения и прочие епитимии… даже блаженнейшему патриарху нашему мы дерзновенно сказали, что Церковь не мстит мечом, и он согласился с этим; императорам же, совершавшим убийство, мы сказали – первому: “Не угодно Богу такое убийство”, а второму, требовавшему одобрения на убийство: “Прежде пусть снимут мою голову, нежели я соглашусь на это”. Таков ответ от нас, грешных» (письмо 455). Остается лишь дивиться, как однобоко воспринимали наследие преп. Феодора Студита средневековые католики, превознося его за очевидные похвалы в адрес Римского епископа и Римской церкви и не замечая другие его высказывания, в которых звучит отчетливый глас Истинной Церкви против последующей католической инквизиции.

При работе над письмами в нашем издании преп. Феодора использовались новейшее критическое издание писем святого отца, осуществленное Георгом Фатуросом (Theodori Studitae Epistulae / Recens. Georgios Fatouros. Corpus Fontium Historiae Byzantinae. Vol. 31. Pars I–II. Berolini: Novi Eboraci, 1992)[24] и фундаментальный дореволюционный труд А. П. Доброклонского (Доброклонский А. П. Преп. Феодор, исповедник и игумен Студийский: В 2 ч. Одесса, 1914).

В дореволюционном издании писем преп. Феодора Студита[25] перевод был сделан с издания писем в 99-м томе «Греческой патрологии» Ж. П. Миня[26] (книга I – 57 писем; книга II – 221 письмо), дополнен 296 письмами из издания Анджело Маия[27], часть которых, впрочем, совпадала с письмами из «Патрологии» Миня. Фатурос помимо изданных Минем и Маием 554 писем поместил в своем издании тексты еще шести писем и заглавия четырех писем. Письмо 555, написанное игумену и братии монастыря св. Саввы в Палестине, и последующее 556-е («Чаду Григорию») касаются так называемой михианской ереси и были написаны предположительно в 809–811 годах. Письмо 556 было найдено лишь в XX веке в кодексе Vaticanus graecus 712 XIII века[28]. По смыслу оно связано с 48-м письмом «Чаду Афанасию», одним из ярчайших сохранившихся «антимихианских» произведений преп. Феодора, в которых тот повествует о гонениях на студитов и обозначает свою принципиальную позицию. Как видно из текста 48-го письма, студит Афанасий (близкий к преп. Феодору ученик) усомнился в необходимости столь строгой позиции святого отца и стал склоняться под давлением «михиан» к «прелюбодейной икономии». Тот же факт преп. Феодор упоминает и в 556-м письме. «В этом послании преп. Феодор упоминает о двух письмах с критикой в свой адрес: одно из них – письмо Афанасия (разбираемое в письме 48-м), другое – “от нашего отца”, то есть от преп. Платона, который, судя по всему, стал менее несгибаемым в отношении “прелюбодейного собора”. Так как он не сделал ничего, кроме как повторил слова архиепископа Иосифа и монаха Калогира (чьи имена были обозначены буквами “бета” и “гамма”), то и они, возможно, поколебались. И это совершенно неожиданно, так как Платон, Иосиф и Феодор были заодно в своем противостоянии и равным образом пострадали. В 809 году все трое были отправлены в ссылки в разные места»[29]. Данное письмо показывает, что и святые проявляли человеческие слабости под жесточайшим давлением своих собратьев по вере, но преп. Феодор даже в этих обстоятельствах демонстрировал несгибаемую твердость. Преп. Платон и студит Афанасий в своих письмах утверждали, что в случае прощения эконома Иосифа и связанного с этим событием собора не возникло никакой ереси и что Феодор своим гневным протестом только способствовал тому, что среди братии возник раскол и разлад, так что одни говорят о ереси, а другие только о попрании церковных канонов. В ответ на это Феодор, при помощи брата Евпрепиана, составил апологию своих взглядов, которую подкрепил цитатами из Библии и из писаний отцов Церкви. Но поскольку многие из братии тем не менее не желали говорить о ереси и поскольку Феодор опасался разделения, то он, в подражание отцам Церкви и из соображений икономии, предложил компромиссное решение, которое сформулировал следующим образом: «Поскольку среди вас возникло разделение, я из соображений икономии предлагаю следующее решение. Тот, кто не желает говорить о ереси, может, в пользу единодушия, этого не делать; причем условием остается не иметь общения (с михианами) и не изъявлять готовности к компромиссу. С другой стороны, мне позволяется в данном случае вести речь о ереси, поскольку я имею убеждение в этом, несмотря на тот факт, что наши противники упрекают нас в отсутствии единодушия. В конце концов, раскол Церкви, по словам Златоуста, ничуть не меньше ереси».

Письма 557–559 признаны Г. Фатуросом неподлинными по следующим основаниям. Письмо 557 представляет собой попытку позднейшего почитателя св. Феодора подражать стилю его речи, автор буквально списал значительную часть текста письма 423 к св. Никифору. Стиль письма 558 сильно напоминает эпистолярный стиль эпохи Палеологов (XIII–XV вв.), что свидетельствует о неподлинности этого послания. Письмо 559 не принадлежит руке св. Феодора, поскольку последний никогда не писал к находящимся в изгнании, не упоминая при этом о преследованиях и о борьбе с иконоборцами[30]. Впрочем, последний аргумент Фатуроса выглядит малоубедительным. Письмо 559 «К некоторым святым, пребывающим в изгнании» представляет собой послание ободряющее и вдохновляющее на радостное и исполненное небесной надежды продолжение подвига терпения гонений.

В послании 560, <К епископам и игуменам, общавшимся с Петром, что на Прекрасной горе>, говорится о преп. Петре Атройском (773–837; память в Православной Церкви совершается 13/27 сентября), который подвизался в районе горы Олимп в Малой Азии и славился крайним подвижничеством и чудотворениями. Отношение Феодора Студита и Петра Атройского к способу достижения спасения и святости было разным. Преп. Феодор был решительным сторонником общежительного монашества и спасения в многочисленной монашеской общине. Преп. Петр Атройский, возможно, так же как преп. Иоанникий Великий, являет собой яркий пример монашества отшельнического, обязательной принадлежностью которого считалось стяжание дара чудотворения; преп. Феодор же считал главным чудом само общежитие[31]. В житии преп. Феодора (Житие 1, 117; Житие 2, 59 // T. 1. C. 163, 210) упоминается о том, как преп. Феодор убеждал преп. Петра в 821 году отказаться от невкушения хлеба и вина и хождения босиком, что, как сообщает житие, многих соблазняло. В письме 560 (заимствованном из жизнеописания преп. Петра), так же как и в житиях преп. Феодора, Студит всячески ходатайствует за Петра, ручается за его православие и защищает от нападок. Тем самым он, возможно, примиряет собой два различных, хотя и ведущих к одной цели монашеских путей спасения – общежитие и отшельничество[32].

Новое отечественное издание писем в серии ПСТСО основывается на переводе ТФС, но также учитывает и результаты вышеуказанного первоклассного труда немецкого ученого Г. Фатуроса – наиболее важные и интересные из них для широкого круга отечественного читателя. В издании ПСТСО впервые публикуется русский перевод писем 553–560, а также дается различная информация из предисловия, комментариев и примечаний к изданию Фатуроса и из фундаментальной работы А. П. Доброклонского.

Творения гимнографические представлены текстами преп. Феодора из Триоди Постной, Октоиха, Минеи и гимнами (кондаками). По словам монахини Игнатии, «этот же авва великого монастыря, этот несокрушимый исповедник Православия был одновременно и гимнографом церковным»[33]. «Хотя до нас не дошел литургический Типикон, бывший в употреблении в Студийском монастыре при преп. Феодоре, мы все же можем предположить, что в этот документ вошли существенные элементы палестинского обряда, прежде всего из монастыря св. Саввы, дополненные гимнографией, сложившейся в сфере влияния константинопольской традиции. В соответствии с палестинской традицией преп. Феодор слагал каноны и стихиры, однако он пользовался и гимнографической формой, возникшей в константинопольской традиции, а именно кондаком. Влияние Феодора Студита на византийскую гимнографию находит свое выражение прежде всего в Триоди Постной (св. Четыредесятницы – с понедельника первой недели Великого поста до Лазаревой субботы), но также в Октоихе, Минее и Триоди Цветной (от Пасхи до дня Всех Святых – следующего воскресенья после Пятидесятницы)»[34]. Но в наибольшей степени как гимнограф преп. Феодор прославился своими трудами над Постной Триодью: «…обладая хорошим знанием святоотеческих трудов, преподобный Феодор Студит был весьма плодотворным песнотворцем, составителем песнопений Постной Триоди и одновременно ее редактором; наиболее отчетливо он выразил свой талант гимнографа на страницах этой обширной богослужебной книги»[35]. «В дни Великого поста и подготовительных к нему седмиц со страниц Постной Триоди встает образ составителя этой великой богослужебной книги преподобного Феодора Студита. Со всей силой достигают души кающегося и его сокровенных помыслов строки преп. Феодора. К тому времени, когда преп. Феодор принял монашество и изучал творения святых отцов, последование Великого Поста – Триодь Постная – еще далеко не представляла законченного произведения. В ней находились трипеснцы преп. Андрея Критского на первые дни Страстной седмицы, дву– и трипеснцы преп. Косьмы Маиумского и стихиры преп. Иоанна Дамаскина. Весь же строй этой богослужебной книги продуман преп. Феодором, для нее им написаны стихиры, каноны и трипеснцы, и вместе со своим братом Иосифом, епископом Солунским, он признается “составителем Триоди”.»[36]. По мнению дореволюционного исследователя-литургиста И. А. Карабинова, «значение трудов преп. Феодора Студита столь велико, что история Постной Триоди должна иметь такую периодизацию:

I Период – до преп. Феодора Студита.

II Период – деятельность преп. Феодора Студита и продолжателей его труда, песнописцев IX века.

III Период – с X по XV век»[37].

Мы публикуем в нашем издании те песнопения Триоди Постной, которые, согласно исследованиям проф. И. А. Карабинова[38] и монахини Игнатии[39], принадлежат преп. Феодору Студиту:

1) четыре полных канона:

Канон на субботу мясопустную,

Канон на неделю мясопустную,

Канон на субботу сырную,

Канон на неделю Крестопоклонную[40];

2) 35 трипеснцев[41];

3) 30 подобных стихир;

4) 30 седальнов на седмичные дни Четыредесятницы Великого поста[42];

5) четыре четверопеснца[43] во 2, 3, 4, 5 субботы Четыредесятницы;

6) стихира сырной субботы «Еже по образу»[44];

7) самогласен Великой Пятницы: «Кийждо уд святыя Твоея плоти»[45];

8) троичны и богородичны всех песен Великого канона.

Песнопения расположены в богослужебном порядке, т. е. в порядке самой Триоди. Тексты взяты из издания: «Триодион, сиеесть Триодь постная» (М.: Правило веры, 2007). Составление публикации и примечания к ней – диакона Александра Андреева.

И хотя есть сомнения относительно авторства некоторых из этих песнопений, а в приписываемых имени преп. Феодора текстах есть более поздние «слои», ему не принадлежащие, редакция сочла нужным включить в нынешнее издание все указанные разными исследователями песнопения для более полной картины творчества преп. Феодора.

Каноны этой великопостной богослужебной книги и «трипеснцы преподобного Феодора Студита сходны с его поучениями для монахов, с текстами Малого и Большого катехизисов»[46]. «Каноны преп. Феодора целиком представляют собой подобны (prosomoia). Их прототипами являются каноны палестинских авторов – преп. Андрея Критского, преп. Иоанна Дамаскина и преп. Космы Маиумского. В качестве катавасии, то есть заключительного ирмоса каждой песни, св. Феодор неизменно использует ирмос канона-образца. Однако отличие канонов Феодора Студита от канонов палестинского образца состоит в том, что в них каждая песнь более не является парафразой библейской песни, но тема данного канона проходит через все песни»[47]. «В этих песнопениях Преподобный открывается как великий авва монахов, но одновременно – и как любящий духовный отец всех грядущих к покаянию, всех христиан, ищущих обновления души. Крепки, ясны, тверды слова преподобного отца, когда он сначала убеждает верующих войти в постное поприще, а затем помогает каждому идти этим путем, уговаривает, поддерживает, ободряет»[48]. Преп. Феодор называет Великий пост весной души. «В стихирах, седальнах, тропарях трипеснцев он все время по-отечески бдителен, готов вовремя помочь, поддержать, ободрить постящегося»[49]. «Здесь же и духовное напоминание о смысле Поста: “Ныне в седмицах триех… очистившеся, братие, в гору молитв достигнем”. Изо дня в день он внимательно строит последование Постной Триоди, воистину как бы ткет одну прочную ткань, ведет одну-единственную нить, поддерживающую в людях постный подвиг. Эта нить будет идти до самой Страстной седмицы, заканчиваясь только в дни 6-й седмицы ваий»[50]. «Близко к творениям преподобного Феодора, в которых раскрывается изложенная выше тема его душепопечительной любви, стоят и строки его канона в субботу мясопустную, когда Святая Церковь поминает всех прежде усопших отцов и братий. Здесь преподобный Феодор не столько авва кающихся, сколько многопопечительный отец всех человеков, всех когда-либо живших христиан, умерших при тех или иных обстоятельствах. Живая любовь к человеку подсказывает Преподобному возможные причины и обстоятельства кончины, почему от первой песни и до последней он с глубокой любовью вникает в судьбы людские, связывая их с судьбами Божиими»[51]. «Ряд за рядом св. подвижник изображает пред нами печальные эпизоды, которые уносят в вечность память многих и многих христиан»[52]. При этом «для любви Преподобного нет недостойного образа смерти, все уходящие в иной мир должны быть им помянуты; все отражены, запечатлены в его сердце»[53]. «Печальная картина “чад Адама”, казалось бы, должна налагать минорный оттенок на тон песнопений канона. Но нет. Мы ясно слышим в них проясняющие, бодрые и жизнерадостные мажорные аккорды. Это и понятно. Св. подвижник взывает к Начальнику Жизни, Повелителю ада и смерти, к Тому, Кто пришел в мир, чтобы спасти падшее человечество, к Тому, Кто страдал и воскрес, чтобы воскресить и избавить нас от последствий греха, поэтому в его прошениях звучат уверенные мотивы, ободряющие христиан»[54].

Другой канон – мясопустной недели – «по силе религиозного чувства и поэтического воодушевления является одним из лучших церковных песнопений преп. Феодора. Св. отец с глубоким чувством сокрушения о своих грехах молится Господу о милосердии на Страшном Суде»[55].

Также «от преп. Феодора Студита сохранился канон на Сырную субботу. В печатной Триоди он не надписан его именем. О принадлежности канона преп. Феодору умалчивают исследователи Мансветов и свящ. Николай Гроссу»[56]. Правда, у Мансветова встречаются упоминания Иоанна Антиохийского (XII в.) о «песнословии преп. Феодора в честь всех святых», однако не указывается, о том ли каноне идет речь[57]. Я. Гольд отмечает, что этот канон формировался со временем, а не сразу. По-видимому, празднуемая память святых подвижников и подвижниц «первоначально была чисто монашеской, и только потом, после принятия ее мирянами, она расширилась памятью святителей и священномучеников»[58], что произошло предположительно уже после преп. Феодора Студита. Святые перечисляются по алфавиту. Общее количество упомянутых святых мужей и жен около 214, включая самого преп. Феодора и живших после него. В пользу написания преп. Феодором этого канона свидетельствует также и то, что большинство из этих монашеских имен преп. Феодор упоминает в своих оглашениях и других произведениях. Святость этих святых, как показывает в своем каноне преп. Феодор, состоит в том, что «великая внутренняя борьба и нечеловеческие страдания, которые так часто приходилось переносить великим подвижникам, преподобным женам и мученикам, закалили их волю, укрепили веру и возвели их на путь высшего духовного и нравственного совершенства»[59].

Важное место в гимнографии преп. Феодора занимают догматические песнопения: троичны и богородичны. «Если подсчитать число его троичных в Постной Триоди (а они могли бы составить более пяти полных канонов), оно было бы грандиозно. Однако Преподобный, имея душепопечительные заботы и глубокое смирение инока, не создал этих крупных произведений, а счел более правильным, более смиренным для себя и имеющим большее воспитательное значение дать эти троичны в своих трипеснцах на каждый день Великого поста (кроме воскресных), чтобы христиане, проходя поприще покаяния, одновременно укреплялись славословием Триипостасного Божества. Эти же троичны украшают и все полные каноны Преподобного, помещенные в Постной Триоди»[60]. «Преподобный Феодор, воспитанный в святоотеческой традиции, хорошо изучивший писания отцов золотой поры христианства, во всем остается верен исповеданию Святой Троицы. Но, живя почти пять веков спустя после великих вселенских учителей, он заботится о том, чтобы напомнить о живительном источнике Святой Троицы своим современникам. Поэтому он и полагает великий труд, великое горение своего духа, чтобы изобразить по существу неизобразимые, но животворные качества Трех Ипостасей Святой Троицы в своих трудах по составлению Постной Триоди, этого великого училища покаяния»[61]. «В канонах и трипеснцах преподобного Феодора, написанных им для Постной Триоди, кроме троичных, останавливают внимание и богородичные тропари. Они тщательно отделаны по форме и занимают важное место в творениях Преподобного. Все силы его души сосредоточиваются на воспевании догмата Воплощения, чуда Богочеловечества, для выражения которого он находит особо возвышенные выражения: чудо страшное, таинство великое и подобные»[62]. «Основной темой богородичных тропарей является прославление девства, непорочного зачатия Господа Иисуса Христа от Святого Духа и неискусомужнего Рождения»[63].

Меньший по сравнению с Постной Триодью вклад внес преп. Феодор в другие богослужебные книги – Октоих и Минею. «Значительный вклад в собрание текстов Октоиха преп. Феодор внес своими степенными антифонами (Anabathmoi). Они исполняются на утрене перед Евангелием, по гласу недели, поочередно двумя хорами. Эти антифоны состоят из следующих один из другим трех или четырех малых антифонов, связанных с псалмами 119–130 (132), которые представляют собой так называемые песни степеней (psalmi graduum). Подобная последовательность указана для каждого из восьми воскресных гласов Октоиха. Степенны можно найти в древнейших музыкально-литургических стихирарях XI в.»[64]. «Несмотря на то что Венская рукопись автором степенных антифонов именует преп. Иоанна Дамаскина, авторство преп. Феодора Студита подтверждают некоторые древние рукописи, например Синайская 778. Никодим Святогорец и Никифор Каллист также утверждают, что степенные антифоны составлены преп. Феодором Студитом. Согласно Никифору, степенны были написаны Феодором во время первой ссылки в 794–797 гг. в Солуни. [Ученый] Трембелас предполагает, что эти тропари существовали и ранее, а преп. Феодор их отредактировал и видоизменил. Текстуально тропари Степенн связаны с псалмами 18 кафизмы, а идейно – с сущностью христианского аскетического подвига, как восхождения по лестнице добродетелей к совершенству. По содержанию антифоны напоминают содержание псалмов 119–133. В 1-м и 5-м гласах антифоны подражают псалмам 119–121; 2-й и 6-й гласы – псалмам 122–124; 3-й и 7-й – 125–127; 4-й и 8-й – 128–132 (кроме 131). Кроме того, при составлении Степенн преп. Феодор преследовал и другие дидактические цели: а) к идее христианского совершенствования Феодор Студит присовокупил и идею троичности, которая была выражена троичным числом тропарей в антифоне и самих антифонов в каждом гласе; б) в содержании Троичнов выражена мысль, что любое дело, а особенно дело христианского подвига, действенно лишь благодатью Святого Духа; в) с идеей троичности также связана идея единства в многообразии и следующий из этой посылки принцип общежития – всё это выражено в особом антифоне – 4-м 8-го гласа. Степенные антифоны содержат молитву об исправлении и очищении души и выражают надежду, что это произойдет силой Святого Духа, Который прославляется в каждом 3-м стихе»[65].

В службах Минеи встречается некоторое количество самогласных стихир, надписанных именем преп. Феодора Студита. Они посвящены памяти таких святых, как Евфросиния Александрийская, апостол Фома, Иоанн Златоуст, Иаков Персиянин, Стефан Новый, Игнатий Богоносец, Анастасия Узорешительница, десять Критских мучеников, Феодосий Великий, св. отцы в Синае и Раифе избиенные, Антоний и Евфимий Великие и Георгий Победоносец. К мысли о принадлежности этих стихир перу преп. Феодора Студита склонялись такие ученые, как архиеп. Филарет (Гумилевский) и М. Скабалланович[66].

В Творениях гимнографических также помещен перевод «Канона победного» (PG. T. 99. Col. 1768–1780) или канона на Неделю Православия, приписанного преп. Феодору Студиту. «По-видимому, это тот канон, который пел преп. Феодор в 814 году во время совершения им крестного хода. Преосвященный Филарет указывает, что, возможно, его пел и святой патриарх Мефодий на восстановление иконопочитания, в день Торжества Православия»[67]. Однако этот канон не вошел в печатную Триодь, и потому его перевод на русский язык публикуется впервые. Канон имеет яркую полемическую заостренность; автор переходит на язык анафематствования еретиков как древних (Арий и Несторий), так и современных преп. Феодору – иконоборцев (речь идет об Антонии Кассимате, епископе Силейском, ставшем Константинопольским патриархом в 821–837 годах, и его синкелле Иоанне Грамматике, виднейшем иконоборческом богослове, будущем патриархе Константинопольском в 837–843 годах, и других).

Перевод гимнов (кондаков), как и вышеупомянутого канона, на русский язык выполнен П. К. Доброцветовым по изданию Ж. Б. Питры (Analecta sacra spicilegio solesmensi parata / Edidit Joannes Baptista Pitra. T. I. Paris, 1876. Р. 336–380). Редакция перевода П. В. Кузенкова. Из 18 песнопений[68] 13 посвящены знаменитым святым отцам – архиереям, богословам и великим подвижникам Пустыни: св. Павлу Исповеднику, преп. Евфимию Великому, преп. Ефрему Сирину, преп. Феодору Сикеоту, мч. Емилиану Доростольскому, свт. Василию Великому, свт. Афанасию Великому, свт. Григорию Богослову, свт. Епифанию Кипрскому, свт. Николаю Мирликийскому, свт. Иоанну Златоусту, свт. Григорию Нисскому, преп. Антонию Великому; три гимна посвящены мученикам: вмч. Феодору Стратилату, мчч. Кирику и Иулитте, мч. Евстратию. Кроме того, здесь мы встречаем песнопение «На обретение честной главы св. Иоанна Предтечи» – гимн св. Иоанну Крестителю, покровителю Студийского монастыря, которого преп. Феодор особо почитал и в честь коего написал еще целый ряд произведений[69] и песнопение «На погребение монашествующих».

Эпиграммы (или «Ямбы») преп. Феодора («Нашего святого отца и исповедника Феодора, игумена Студийского, стихотворения о различных предметах, в ямбах») издаются полностью на русском языке впервые. Некоторые из них были в прошлом переведены известным отечественным исследователем С. С. Аверницевым[70]. «При характеристике “колоссального наследия” преподобного Феодора Студита С. С. Аверинцев останавливается на “ямбических стихотворениях, посвященных монастырской жизни”, которые отличаются “простотой и непосредственностью”»[71]. Сохранились 124 эпиграммы – небольших стихотворения, последнее из которых, впрочем, не принадлежит преп. Феодору, так как посвящено ему самому. Перевод эпиграмм и примечания к ним выполнены А. В. Фроловым по изданию Пауля Шпека: Theodoros Studites. Jamben auf Verschiedene Gegenstande. Enleitung, kritischer Text, Uberzetzung und Kommentar besorgt von Paul Speck. Berlin, 1968. Ряд примечаний и комментариев взят переводчиком из упомянутого издания. Эпиграммы были разделены немецким издателем на несколько групп:

эпиграммы, обращенные к монахам (3-29);

эпиграммы, посвященные святым иконам (30–39);

эпиграммы, посвященные церкви Пресвятой Богородицы (40–41);

эпиграммы, посвященные [различным] частям церкви св. Иоанна Крестителя в Студийском монастыре (42–46);

эпиграммы, посвященные св. Кресту (47–60);

эпиграммы, посвященные святым (61–84);

эпиграммы, посвященные церковным зданиям (85–91);

эпиграммы, написанные по заказу других лиц (92–93);

эпиграммы на различные темы (94-123).

Эпиграммы преп. Феодора – не главное в его творчестве, но для личности такого масштаба, как преп. Феодор, сочинение эпиграмм не могло быть ни самоцелью, ни просто развлечением. Как правило, эпиграммы служили практической цели – прежде всего они создавались в качестве назидания в вопросах практических, догматических или сотериологических. Значительная часть собрания эпиграмм адресована непосредственно монахам Студийского монастыря (3-29).

По словам издателя П. Шпека, ядром собрания можно считать эпиграммы 3-29, которые, возможно, были собраны еще при жизни преп. Феодора, во всяком случае, до 842 года. Этот целостный корпус, посвященный различным предметам монастырской жизни, вероятно, имелся в рукописи в самом Студийском монастыре. Остальные эпиграммы создавались ad hoc – по случаю и вследствие этого были большей частью разбросаны по разным местам, так что их приходилось в прямом смысле слова собирать. Многие из них служили в качестве надписей к иконам, храмовым сооружениям и надгробным памятникам (эпиграммы, предназначенные для внутреннего пользования в Студийской обители, также могли служить в качестве надписей). Известно, что эпиграмму 32 можно было увидеть в притворе одного из храмов монастыря Naa Шощ («Новая обитель») на о. Хиос, а эпиграмма 46 служила надписью ко входу в храм в монастыре Гроттаферрата близ Рима и в Великой лавре на Святой Горе Афон.

Относительно полное собрание эпиграмм было подготовлено, вероятно, только около 900 года. Заглавия этих стихотворений, как правило, явно не принадлежат преп. Феодору. Автором заглавий был, судя по всему, редактор собрания. Возможно, некоторые эпиграммы преп. Феодора не сохранились до наших дней.

Все эпиграммы (за исключением, вероятно, неподлинной эпиграммы 96) в оригинале написаны двенадцатисложными ямбами. Несмотря на простоту стиля, эпиграммы отличаются тонкостью, и почти в каждой из них есть своя «изюминка». В эпиграмме 117 (а также 124, посвященной преп. Феодору) имеет место акростих. Мифологических образов у преп. Феодора не встречается; их наличие в стихотворении 96 говорит скорее о неподлинности этой эпиграммы.

Судя по дошедшим до нас спискам собрания эпиграмм, наиболее читаемы они были в Южной Италии и в монастырях Святой Горы Афон. Тем не менее, как свидетельствует немецкий издатель, несмотря на свое распространение, эпиграммы преп. Феодора не оказали значительного влияния на византийскую поэзию. Разумеется, непосредственное влияние эпиграммы преп. Феодора оказали на опыты ямбического стихосложения в самом Студийском монастыре. К этим опытам относятся три эпиграммы, дошедшие до нас вместе с «Малым оглашением», под заглавием Στιχελεγεία (одна из них в гекзаметрах); посвященное преп. Феодору длинное стихотворение в ямбах[72], а также несколько стихотворений брата преп. Феодора свт. Иосифа, которые, однако, были утеряны сразу после своего возникновения. Каких-либо значительных следов в литературе, как мы видим, эта студийская традиция не оставила. Однако даже несмотря на это, эпиграммы преп. Феодора по своим качествам, с точки зрения немецкого издателя, все же весьма выгодно смотрятся на фоне всего необозримого множества произведений византийской стихотворной традиции[73].

Слова преп. Феодора, помещенные в данном томе, продолжают собой цикл из 12 Слов, опубликованный в предыдущем (2-м) томе. Сюда вошли еще пять Слов, четыре из которых (2–5) на русском языке публикуются впервые.

1. «Слово на Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы» традиционно приписывалось преп. Иоанну Дамаскину и было издано среди его творений в «Патрологии» Миня (PG. T. 96. Col. 680–697), однако современная наука пришла к выводу о принадлежности его перу преп. Феодора Студита[74]. Данное произведение представляет собой похвальное Слово Пресвятой Богородице и рассматривает все Домостроительство спасения с точки зрения Ее роли в нем. Касается автор в том числе и таких догматических тем, как полемика против иконоборчества, сохранность свойств обеих природ Христа после соединения. Последняя глава – это похвала Пречистой Деве, составленная в форме акафиста, где каждое из предложений начинается словом «Радуйся!».

2. «Слово похвальное на третье обретение Честной главы святого Предтечи»[75] опубликовано на греческом языке под именем преп. Феодора Студита в 67-м томе «Латинской патрологии» (PL. T. 67. Col. 448–454) среди творений Дионисия Младшего – латинского автора V–VI веков. Это Слово во многом перекликается с другими произведениями преп. Феодора[76] и построено на противопоставлении вечной славы св. Иоанна Крестителя и вечного бесславия его убийц. Перевод профессора МГУ им. М. В. Ломоносова Д. Е. Афиногенова.

3. «Слово о перенесении из Самофракии в Сигриану священных мощей святейшего чудотворца отца нашего Феофана» агиографического характера. Посвящено оно другу и сподвижнику преп. Феодора – преп. Феофану Исповеднику, игумену Сигрианскому. Перевод выполнен Д. Е. Афиногеновым по изданию болландистов: Stephane Efthymiadis. Le Рanegyrique de s. Theophane le Confesseur par s. Theodore Studite (Edition critique du texte integral) // Analecta Bollandiana. T. 111. Bruxelles, 1993. P. 259–290. Преп. Феофан Исповедник преставился ко Господу 12 марта 818 года. По словам Стефана Евфимиадиса, «среди многочисленных агиографических документов, посвященных св. Феофану, панегирик преп. Феодора Студита представляет собой наиболее древнее свидетельство [о преп. Феофане]. Заглавие и другие свидетельства в тексте показывают, что это похвальное слово было произнесено в день перенесения мощей св. Феофана в монастырь “Великое поле” перед Пасхой 821 года – 24 марта. Останки святого, которые были перенесены с острова Самофракии в пригород Иерии, были положены в мартирион св. Прокопия, где они находились в течение года и где им поклонялись многочисленные верующие. В Житии св. Феофана, составленном будущим патриархом св. Мефодием между 823 и 832 годами, сообщается о десяти тысячах человек, сопровождавших перенесение останков в монастырь “Великое поле”, и все это множество людей, слушали похвальное слово аввы Феодора Студита»[77]. Это Слово сохранилось лишь в двух списках XIII и XIV веков. Стоит отметить, что при сравнении похвального Слова преп. Феодора и Жития св. Феофана свт. Мефодия выясняются некоторые фактологические различия относительно биографии св. Феофана[78]. В целом же это произведение традиционно повествует нам о всех периодах жизненного пути известного и прославленного святого: о его происхождении и родителях, кратковременном браке, расторгнутом по обоюдному согласию ради стремления к монашеской жизни, о самой монашеской жизни и ее подвигах, и главное, что особенно подчеркивает преп. Феодор, об исповедническом стоянии преп. Феофана за истину иконопочитания пред лицом гонения иконоборческого императора Льва V и его единомышленника Иоанна Грамматика, об изгнании и кончине святого, а также о его посмертных чудесах. Касается преп. Феодор и личных качеств этого святого мужа. Однако такая традиционная для византийского жизнеописания святых схема вовсе не означает исключительной «иконности» повествования: преп. Феодор сообщает и такие, может быть и не очень выгодные для памяти преп. Феофана, факты, как компромиссная позиция по так называемому михианскому спору, в котором преп. Феодор, как известно, занимал строгую и однозначную позицию. Впрочем, это создает лишь впечатление особой реалистичности и правдивости повествования. «Чтение похвального Слова весьма интересно. Историки здесь найдут целый ряд деталей, весьма интересных с точки зрения истории второго иконоборчества и жизнеописания святого. Однако интересно это произведение прежде всего тем, что оно показывает преп. Феодора Студита редким мастером красноречия»[79].

4. «Поучение годичное Студийского монастыря» (Διδασκαλία χρονική; Catechesis Chronica) (PG. T. 99. Col. 1963–1704), представляющее из себя оглашение, по словам Р. Холия, не встречается ни в одном из собраний оглашений преп. Феодора и дошло до нас непосредственно в немногих относительно поздних манускриптах[80]. Оно посвящено годичному богослужебному кругу и месте в нем постов и сплошных седмиц; здесь дается своеобразное богословское обоснование трех постов: Рождественского, Великого и Апостолов – во образ Святой Троицы. Упоминается и Успенский пост, а также многодневный пост (необязательный для всех за исключением одного дня) в честь праздника Крестовоздвижения. Впрочем, это поучение, возможно, и не принадлежит непосредственно перу преп. Феодора, а возникло в недрах студийской традиции после него. Перевод П. К. Доброцветова. Редакция перевода Д. Е. Афиногенова.

5. «Слово на Субботу Акафиста». Перевод Слова выполнен по изданию: Van Esbroek, M. Un Panegyrique de Theodore Studite pour la fete liturgique des sieges de Constantinopole [Ван Эсбрук, М. Похвальное слово преп. Феодора Студита на церковный праздник <избавления от> осад Константинополя] // Studia Anselmiana, 110. 1993. P. 525–536 – сотрудником Московской духовной академии С. А. Виноградовым. По словам Р. Холия, исследователь и издатель этого текста Мишель Ван Эсбрук доказывает, что преп. Феодор был автором утерянного текста, с которого существует ранний грузинский перевод[81]. Ван Эсбрук опубликовал французский перевод с грузинского языка наиболее важной части данного произведения (главы 71–88). Название Слова в одной из рукописей звучит следующим образом: «Славная и чудесная память, почерпнутая из древних книг хроник о преславном и блистательном знамении, тогда как царство варваров, персов и скифов держало осаду этого города, но как по Божественному суду они мгновенно погибли от страха, а сей город сохранился невредимым благодаря Всесвятой Богородице. И с тех пор из года в год Ей в признательность установили сей день, субботу перед Благовещением, для восхвалений, которые назвали Акафистом». Это рассказ об осаде Константинополя из грузинской рукописи 1042 года, опубликованной в 1900 году М. Джанашвили[82]. Это Слово посвящено Субботе Акафиста и было, возможно, составлено на основании различных исторических источников – повествований об осадах Константинополя разными варварами. Стоит отметить, что за свою историю этот город осаждался около 24 раз. Осады, о которых упоминает преп. Феодор: осада аварами и персами в 626 году и две арабских осады – в 674–678 годах при императоре Константине Погонате и в 717–718 годах при Льве Исавре.

В Приложении редакция поместила ряд важных текстов, относящихся к жизни и деятельности преп. Феодора Студита.

1. «Преподобный Навкратий Исповедник, игумен Студийский. Окружное послание о смерти преподобного Феодора Студита». Перевод послания был опубликован в журнале «Христианское чтение» (1837, октябрь. С. 217–246). Текст редакция сверила с текстом оригинала в «Патрологии» Миня (PG. T. 99. Col. 1826–1849) и исправила в соответствии с ним. Преп. Навкратий Исповедник, верный и ближайший ученик преп. Феодора Студита, был экономом Студийского монастыря, во время тюремного заключения преп. Феодора пребывал вместе с другими студитами «в рассеянии». Сохранилось множество писем преп. Феодора к Навкратию. Впоследствии преп. Навкратий после восстановления в 843 году иконопочитания стал игуменом в Студийском монастыре. Скончался он в 848 году. Память преп. Навкратия Студита, исповедника, празднуется в день всех преподобных отцов, в подвиге просиявших, на субботу мясопустную. Окружное послание – важный исторический и агиографический документ, в котором преп. Навкратий оповещает студитов, находящихся в рассеянии, о кончине преп. Феодора и о последних днях его жизни; рядом со святым отцом Навкратий находился после возвращения Феодора из заключения. Послание также содержит предсмертное оглашение преп. Феодора (31-е из «Малого оглашения»).

2. «На принесение и положение мощей преподобного отца нашего и исповедника Феодора – а там же и поминание в конце слова о положении обретенных мощей преподобного отца нашего Иосифа, бывшего архиепископом Фессалоникийским». Перевод этого анонимного повествования и примечания к нему выполнены Д. Е. Афиногеновым по изданию: Van de Vorst C. La translation de S. Theodore Studite et de S. Joseph de Thessa-lonique // Analecta Bollandiana. 1913. № 32. P. 50–61. Это произведение повествует об обретении св. мощей преп. Феодора Студита на острове Принкипо в 844 году после восстановления иконопочитания, при активном участии свт. Мефодия, патриарха Константинопольского, и торжественном их перенесении в Студийский монастырь и положении в гробницу к дяде преп. Феодора – преп. Платону. С тех пор Церковь 26 января / 8 февраля празднует это перенесение мощей. Как чудо автором воспринимается тот факт, что одновременно в Константинополь были перенесены из Фессалии останки брата преп. Феодора – Иосифа Фессалоникийского, умершего в изгнании в 832 году. Его мощи были также торжественно положены в ту же гробницу в Студийском монастыре.

3. «Житие блаженного отца нашего и исповедника Николая, игумена чтимой обители Студийской». Перевод Жития св. Николая Студита с греческого текста, опубликованного в «Патрологии» Миня (PG. T. 105. Col. 864–925), выполнен М. В. Грацианским; научная редакция и примечания П. В. Кузенкова. Житие было написано неизвестным автором-студитом в 915–930 годах и содержит существенную информацию о втором периоде иконоборчества и последующих событиях. Преп. Николай Студит (793–868) был воспитанником школы при Студийском монастыре, а затем стал близким учеником преп. Феодора и сопровождал его в самый тяжелый период жизни – во время тюремного заключения в Метопе с 815 года. В 846 году, после восстановления иконопочитания, его убедили стать игуменом Студийского монастыря, однако в 849 году он был вынужден уйти с этой должности в результате внутрицерковной борьбы. Та же ситуация повторилась в 853–858 годах. На сей раз преп. Николай оставил настоятельство в знак протеста против поставления в патриархи свт. Фотия Великого. Преп. Николай жил в разных местах, избегая общения со сторонниками свт. Фотия. После восстановления в патриарших правах свт. Игнатия император Василий I в 867 году вновь назначил преп. Николая студийским игуменом. В связи с этим оценки Жития св. Николая расходятся; так, исследователь Добшутц считал данное произведение «антифотианским» по своей направленности, но известный ученый Ф. Дворник оценил его, напротив, «как исполненное миролюбия»[83]. Память преп. Николая Исповедника, игумена Студийского, совершается Православной Церковью 4/18 февраля.

4. «О Тарасии и Никифоре, святых патриархах» – произведение, известное также под вторым названием «De schismate Studitarum» («О студийском расколе»). Перевод с текста в «Патрологии» Миня (PG. T. 99. Col. 1851–1853) и примечания выполнены диаконом Владимиром Василиком. Редакция перевода Д. Е. Афиногенова. На родине, в Византии, судьба студийского движения сложилась непросто, и даже память преп. Феодора Студита не всегда одинаково была принимаема церковным руководством. Публикуемый текст отражает сложное положение, в котором оказались студийские монахи после восстановления иконопочитания в 843 году. Исповедническое стояние в истине преп. Феодора и его учеников и последователей в «михианском» вопросе и в борьбе против иконоборчества, отношение к патриархам и архиереям, занимавшим либо компромиссную, либо даже еретическую позицию, а также те слава и влияние, которые приобрели преп. Феодор и другие студиты в этой борьбе, стали вызывать определенную ревность и недовольство византийского архиерейства в лице свт. Мефодия, патриарха Константинопольского. Поэтому свт. Мефодий потребовал от студитов анафематствовать сочинения преп. Феодора Студита, в которых тот полемизировал со свв. Тарасием и Никифором, патриархами Константинопольскими, по вопросу прелюбодейного брака императора Константина VI и судьбы повенчавшего его эконома Иосифа. Студиты ответили отказом, и тогда свт. Мефодий отлучил их от Церкви. Впрочем, после его скорой кончины в 847 году новый патриарх – свт. Игнатий снял со студитов все обвинения и в дальнейшем благоволил к ним.

Эта ситуация повторялась и далее: «Отношения между студитами и патриаршеством со времен великого реформатора иночества нередко бывали довольно напряженными. Сказывалось это и в поместном характере почитания св. Феодора»[84]. Так, например, студиты испытали на себе некоторое гонение со стороны патриарха Михаила Кирулария в XI веке. «Патриарх выступал против студитов не в одиночку, рассчитывая на поддержку влиятельных кругов в самой византийской церкви, в первую очередь многочисленного столичного клира во главе с клиром Агии-Софии. Им были не по нраву строгие, “консервативные” назидания и нравоучения студийских монахов, в случае их нарушения громогласно ими осуждаемые и порицаемые»[85]. Широкое народное почитание памяти преп. Феодора переросло в его официальное церковное признание не столь быстро. «Константинопольский синаксарь под 11 ноября отметил поминание его памяти, но отсутствовала формула ее празднования, требующая изложения подвижничества св. Феодора. Метафрастовский свод житий святых, составленный на исходе X в., не включает Жития Феодора Студита. На стремление ограничения культа св. Феодора указывает отсутствие изображений святого вне монастырских стен, хотя упомянуто существование его портретной иконы в первой половине IX в.»[86]. «Михаил Кируларий, потерпев неудачу в занятии императорского трона (1040 г.), решил сесть на патриарший стол (1043 г.). Став патриархом, властолюбивый до крайности, он не раз нарушал церковные каноны. Вопиющим было отмеченное Скилицей распоряжение вычеркнуть из церковных синодиков св. Феодора Студита (759–826), столпа и светоча византийского монашества. Только под решительным натиском императора патриарх отменил свое повеление. Он стремился прекратить празднование памяти святого (канонизирован в 842 г.), ликвидировать автономию Студийского монастыря и его филиалов»[87]. «Император Константин Мономах заставил властолюбивого донельзя патриарха отозвать свое распоряжение. Поняв, что студийское движение и монашество ему не осилить, Кируларий начал искать поддержки студитов в своем конфликте с папством в Южной Италии»[88].

Путь в Царствие Небесное преп. Феодора и святых сподвижников и последователей – «его гнезда птенцов» не был устлан цветами. Но плоды его – в том великом сонме святых, который дало византийское, а затем и русское монашество впоследствии, идя по стопам преп. Феодосия Печерского и других «русских студитов», окормляющих всю Русскую Церковь. В представляемом читателю третьм томе Творений преп. Феодора, как и в предыдущих томах, этот святой отец предстает перед нами как «замечательнейший боец воинствующей Церкви»[89]. Заслуги преп. Феодора и других студитов в борьбе за церковную истину и независимость Церкви от властолюбивых притязаний государства дали право Студийскому монастырю и даже целому движению студитов стать впоследствии своего рода влиятельной силой не только в Византии, но и за ее пределами: «В годы патриаршества Алексея Студита четко выступил вызревавший и ранее вклад студитов во все отрасли церковной жизни. Существенно расширилось число монастырей, подражающих в своих уставах студийскому типикону. Влияние студитов сказалось также в религиозном искусстве, гимнографии и книжности (скриптории). Из студийской среды вышли новые веяния в области [монашеского] любомудрия – их выразителем стал выдающийся мистик Симеон Новый Богослов (949-1022), обогативший интеллектуальный характер духовного мира христианина[90]. Новизна его полемических выступлений вызывала толки в самом Студии… Его учеником и биографом стал известный своей полемикой с латинянами в 1054 г. студит Никита Стифат, сумевший в 1043–1044 гг. публично назидать самого императора»[91].

Студийский монастырь стал и своего рода «кузницей кадров» для Константинопольской и других поместных церквей: «Из студитов был патриарх Алексей (1025–1043 гг.). В Студийском монастыре, игуменом которого он был раньше, проживали русские иноки, самый видный из которых – печерский монах Ефрем, будущий титулярный митрополит Переяславский. Из этого же монастыря поступил по заказу игумена Феодосия в Печерский монастырь студийский монастырский устав. Киевский митрополит Феопемпт был поставлен Алексеем Студитом, на что указывают три его печати с изображением святого Иоанна Предтечи, во имя которого был посвящен монастырский собор Студийского монастыря»[92]. Влияние студитов на Киевскую Русь и Русскую Церковь выразилось и в принятии на Руси преп. Феодосием Печерским студийского варианта организации монашеского общежития: «Идеалом возглавляемого игуменом Феодосием печерского иночества, образцом последования был великий реформатор византийского монашества Феодор Студит. Монахи, тем или иным образом связанные со Студийским монастырем в Константинополе, появились на Руси уже в X в., сыграли немаловажную роль в становлении русского христианства, и уже в XI в. студиты из греков, болгар и русинов придали просвещению славяно-Руси ту духовную самоуглубленность, которая доселе казалась непонятной. Студийское братство не являлось сообществом наподобие чуждых Восточной Церкви католических монашеских орденов, но было движением и самого Студия, и захватило другие иноческие общины, положившие в основу своего служения в храме, в быту и в общественной деятельности студийский устав и заветы великого Студита. Именно поэтому КиевоПечерская киновия являлась дочерней обителью Студия, а в смысле последования завещанию Феодора Студита печеряне стали русскими студитами»[93]. И для самого «печерского игумена совершенным образцом подвижничества был игумен и исповедник Феодор Студит»[94]. «Слова и практика игумена Феодосия свидетельствуют, что он строго следовал предписаниям устава Студийского монастыря, да к тому же по вопросу избрания и поставления своего преемника подражал завещанной Феодором Студитом рекомендации»[95]. «Приверженность Феодосия деяниям и назиданиям Феодора отразилась в достоверно ему приписываемых нескольких Словах к братии, напоминающих подобные поучения Студита, где печерянин прямо ссылается на последнего. В одном из Слов, призывая братию к подвигам аскетизма и страдальчества, он при этом называет исповедника Феодора страстотерпцем, желая подчеркнуть его неустрашимость и готовность терпеть за правую веру»[96].

Почитание преп. Феодора на Руси выразилось и в его храмовых изображениях: в церкви Святой Софии в Киеве, на колонне у входа в алтарь, сохранилось изображение в полный рост преп. Феодора Студита и преп. Николая Студита. Кроме того, «спустя сорок лет после росписи митрополичьего собора Премудрости Божьей Феодор Студит и один из его соратников, должно быть, вновь появились на фресках Печерского собора Успения Богородицы, освященного 14 августа 1089 г., готового принять мощи своего покойного (f 1074 г.) игумена и исповедника Феодосия»[97].

Современное монашество в своей духовной жизни и организации также живет опытом и наследием преп. Феодора: «В крупных афонских монастырях в наше время множество молодых монашеских общин ревностно воскрешают идеал общежития и непрестанной молитвы, восходящей к свт. Василию Великому и преп. Феодору Студиту»[98].

За основу издания ПСТСО взят текст издания ТФС. Номера колонок Миня приводятся в квадратных скобках: […]. Перевод писем преп. Феодора снабжен указаниями в круглых скобках (…) на страницы немецкого издания Георга Фатуроса. Theodori Studitae Epistulae / Recens. Georgios Fatouros. Corpus Fontium Historiae Byzantinae. Vol. 31. Pars I–II. Berolini: Novi Eboraci, 1992. Нумерация писем перед заглавием письма приводится по изданию Фатуроса; в круглых скобках, следующих после заглавия письма, даны номера писем по изданию Ж. П. Миня (первая латинская цифра I или II указывает на номер книги по Миню, а вторая цифра – номер письма), а в угловых скобках <…> – по изданию А. Мая: Sancti Theodori Studitae epistulae // Nova patrum bibliotheca. T. VIII / 1. Roma, 1871. Страницы издания Ж. Б. Питры (Analecta sacra spicilegio solesmensi parata / Edidit Joannes Baptista Pitra. T. I. Paris, 1876. Р. 336–380), по которому были переведены гимны преп. Феодора, даны в тексте в квадратных скобках: […].

Качество перевода ТФС в целом признается весьма высоким, однако и здесь встречаются некоторые неточности. Редакторы исправили ряд выражений – как неправильных, так и устаревших: вместо «создал изображения Ангелов» в ТФС стояло: «выставил на окнах изображения Ангелов»; вместо «ловушка для душ, западня для женщин» – «ловитва душ, притон женщин»; вместо «второго Ирода повенчал и приветствовал до смерти» стояло: «второго Ирода повенчал и целовал до смерти»; вместо «относись к нам по-братски» – «братское думай вместе с нами»; вместо «поражен своими перьями» – «возносится на собственных крыльях»; вместо «сокровища дома» – «прекрасного глаза дома»; вместо «зломысленными» – «лжеучителями»; вместо «враждебнее прежнего» – «превосходнее прежнего»; вместо «из мирского состояния» – «из мирского вещества»; вместо «епископы, посягающие на чужое» – «чуждые епископы»; вместо «одна природа у вещества иконы и другие – у Христа» – «одна природа у вещества иконы и другая – у Христа» (что могло бы навести на мысль о монофизитстве); вместо «допускает безразличие [по отношению] к подвластным» – «позволяет подвластным действовать безразлично»; вместо «приветствуй соблюдающих слово» – «приветствуй соблюдающих в словах осторожность»; вместо «К чаду Пасариону» – «К чаду Виссариону»; о диаволе было сказано: «Где он не может погубить посредством веры» вместо «Где он не может погубить из-за веры»; вместо «какой-то выкидыш» стояло «какой-то изверг»; вместо «Арсению» – «Антонию»; вместо «природа человека неустойчива» – «природа человека уклончива»; вместо «равнодушного» или «теплохладного» – «тепловатого»; вместо «подвиги во искупление грехов» – «подвиги в наказание за грехи»; вместо «даже до крови» – «даже до смерти»; вместо «сохраняют божественный блеск» – «сохраняют божественную гордость»; вместо «искусственных образов» – «художественные иконы»; вместо «не только ради вашего спасения» – «ради вашего тела (телесной безопасности)»; вместо «по причастию» – «по подобию»; вместо «ипостась» – «лицо»; вместо «скажу богословски» – «скажу словами [Григория] Богослова»; вместо «различаемому согласно определению сущности» – «по существу Слову»; вместо «И поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней» – «И поклоняющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней» (здесь происходит отождествление двух важных понятий «сущность» и «ипостась»); «просвещение» (в смысле Таинства Святого Крещения) названо было абстрактно «священнодействием» и т. п. Ряд выражений и слов попросту отсутствовал в переводе ТФС. Кроме того, заменены некоторые устаревшие выражения и написание приведено в соответствие с нынешними нормами русского языка. В определенных случаях заменяемые слова и фразы редакция, как и в предыдущих томах серии ПСТСО, сочла необходимым помещать в постраничные сноски.

В результате научного редактирования в тексте ПСТСО появилось немало новых библейских ссылок. Тексты трудов преп. Феодора Студита сверены научными редакторами (А. И. Сидоровым, П. К. Доброцветовым, П. В. Кузенковым, М. Э. С. Ивановой-Панковой, Д. С. Чепелем) с греческим оригиналом и сопровождаются богословскими, церковноисторическими и текстологическими комментариями. Комментарии церковно-канонического содержания выполнены священником Александром Задорновым. В конце тома помещены: указатель цитат из Священного Писания по творениям преподобного Феодора Студита, а также предметный, географический и именной указатели (выполненные М. Дистановым и сотрудником ЦНЦ «Православная энциклопедия» священником Димитрием Артемкиным) и список сокращений.

Редакция надеется, что это издание привлечет к себе внимание преподавателей и студентов духовных учебных заведений и просто вдумчивого православного читателя, неравнодушного к святоотеческому наследию и его неотъемлемой составляющей – творениям преп. Феодора Студита.

митрополит Омский и Таврический