Томек ищет снежного человека

Пролог Следы снежного человека

Лохматые, свинцово-серые тучи клубились на северо-западе, закрывая широким полукругом холодную голубизну неба. Высоко в горных ущельях резкие порывы ветра поднимали в воздух вихри солоноватого сухого песка, а расположенные невдалеке огромные, круто вздымающиеся вершины и ледники гор Каракорум[1] были окутаны пеленой снежной вьюги.

По каменистой тропе, извивающейся по крутому склону к видневшемуся вдали высокому горному перевалу, тяжело взбирались четверо мужчин. Они с опаской поглядывали на темнеющий горизонт. Сильный ветер дул с севера и стремительно гнал на Тибетское нагорье[2] снежную вьюгу. Три тибетца, взволнованные приближением бурана, то и дело погоняли яков, подергивая за веревки, привязанные к кольцам, продетым сквозь ноздри животных. Несмотря на это, голодные, страдающие от жажды животные еле волочили ноги, низко опустив рогатые головы. Налитыми кровью, затуманенными от усталости глазами они понуро глядели на людей, ослабевших не меньше, чем они.

Поверх мягкой войлочной одежды тибетцы носили теплые безрукавки из шкур яков. Безрукавки надевались через голову, для чего посредине шкуры было проделано специальное отверстие. Мех закрывал спину и грудь, а не сшитые по бокам концы стягивались в талии широким шелковым поясом. Из-под глубоко натянутых на головы конусообразных войлочных шляп на плечи погонщиков падали короткие черные косички. На ногах у тибетцев были валенки с высокими, до колен, голенищами. В такой обуви погонщики уверенно шагали по крутой тропе.

Четвертый мужчина, закутанный в длинный бараний тулуп, в меховой шапке с наушниками, был, очевидно, европейцем. Несмотря на усталость, он внимательно наблюдал за поведением туземцев, идущих впереди. По-видимому, он не особенно им доверял, так как за поясом у него торчала рукоятка нагана[3]. Стоило погонщикам приостановиться, чтобы перевести дух, как мужчина хватался за револьвер.

В мрачном молчании, украдкой поглядывая на белого путешественника, тибетцы тоже следили за его действиями. Вот уже две недели погонщики ведут его по каменисто-песчаной пустыне в Кашмир[4], граничащий с западными рубежами Тибета. Отправляясь со своими яками в путь, тибетцы и не думали уходить так далеко от родного кочевья. Ведь они подрядились провести белого путешественника всего на расстояние недели пути на запад. Но вот уже миновал пятнадцатый день трудной дороги. Неразговорчивый европеец категорически заявил проводникам, что сможет отпустить их только тогда, когда наймет новых. Ежедневно по утрам проводники упорно отказывались продолжать путешествие – и ежедневно, вопреки своему желанию, отправлялись в путь. Белый умел найти на них управу. В его глазах стального цвета не было и тени страха или колебания. Он отдавал приказания, красноречиво держась за рукоятку револьвера.

Тибетцы были вооружены длинными старинными ружьями и охотничьими ножами, но они не решались пускать ничего из этого в ход, так как знали, что белый путешественник отличается необыкновенным чутьем. Днем он неутомимо шагал в самом конце небольшого каравана. Иногда садился на яка и закрывал усталые глаза, но стоило кому-нибудь из тибетцев взглянуть на него, как он тут же встречался с ответным, настороженным взглядом европейца. Во время остановок на ночлег путешественник отбирал у тибетцев оружие и прятал его в своей палатке. Проводники несколько раз пытались ночью подкрасться к оружию, но из этого ничего не выходило. Достаточно было малейшего шороха, как путешественник просыпался, открывал глаза и тибетцы слышали щелчок револьверного курка.

Суеверным тибетцам неутомимый путешественник представлялся могучим чародеем. Могли ли они противиться ему, если он постоянно бодрствовал, вооруженный скорострельным револьвером?

На самом же деле белый путешественник давно уже выбился из сил. Во время длительного и утомительного марша он почти засыпал с открытыми глазами или впадал в оцепенение, похожее на летаргический сон. В такие минуты европейцу казалось, что он все еще шагает в Сибирь в толпе несчастных ссыльных[5]. Он машинально опускал голову, словно пытался уклониться от ударов казацких нагаек. Тихие стоны измученных яков превращались в его видениях в жалобы товарищей по несчастью. Иногда ему казалось, что он всего лишь несколько дней назад бежал из-под конвоя и все еще блуждает среди глухой тишины горных ущелий Китайского Туркестана[6].

Полузабытье путешественника было прервано каким-то подозрительным шорохом. Неужели это золотоискатели сговариваются отобрать у него сокровища? Путешественник невольно коснулся рукоятки револьвера. Вздрогнул, почувствовав под рукой холодную сталь, и сразу пришел в себя. Огляделся вокруг.

Караван подошел к началу перевала. Тибетцы остановились и стали совещаться, оживленно жестикулируя руками.

Белый путешественник подошел к ним.

– За этими горами находится Лех[7], – заявил ему один из проводников, указывая на юго-запад.

– Сколько дней ходьбы? – отрывисто спросил белый на тибетском языке.

– Три дня, а до Кими – два. За перевалом уже Кашмир. Ты можешь дойти сам.

– Вы доведете меня до Кими, или вообще не вернетесь в свои фази[8], – с угрозой в голосе заявил белый.

– Видно, злой дух привел тебя к нам, – буркнул в ответ тибетец.

– Злой он или добрый, но вам придется шагать вперед, – приказал белый, не выпуская из рук револьвера.

Перевал был покрыт тонким слоем недавно выпавшего снега. Холодный ветер с удвоенной силой резвился в горах. И люди, и животные с трудом хватали ртами разреженный воздух.

Внезапно тибетец, возглавлявший караван, остановился, нагнулся и стал высматривать что-то на земле. Два его товарища поравнялись с ним и тоже замерли без движения.

– А ну, пошли вперед! Вы, верно, не видите, что нас настигает буря?! – воскликнул белый мужчина.

Но на этот раз проводники не обратили никакого внимания на гневный приказ путешественника. Они, словно загипнотизированные, всматривались в землю. Белый ускорил шаги. Подошел к тибетцам и остановился в крайнем изумлении.

На снегу виднелись свежие, широкие следы босых ног. Расположенные на одной линии с незначительным отклонением ступней на обе стороны следы были очень похожи на человеческие. Ширина шага и размер следа свидетельствовали, что незнакомец отличался очень высоким ростом и мощным телосложением.

– Ми-го, зверь, который ходит, как человек! – вполголоса произнес один из проводников.

– Ми-те, человек-медведь… – мрачно добавил второй. – Я знал, сагиб[9], что ты навлечешь на нас беду.

– Если это следы человека, то они лучшее доказательство того, что где-то здесь, поблизости, есть человеческое поселение, – громко сказал путешественник. – Радуйтесь, скоро я разрешу вам вернуться домой.

– До монастыря Кими отсюда два дня пути, и это ближайшее поселение, – ответил проводник. – Ни один человек не пошел бы в горы пешком так далеко. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что тибетцы никогда не ходят босиком! Это следы снежного человека. Кто их увидит, должен погибнуть!

Белый путешественник нахмурился. Во время многолетнего пребывания в Центральной Азии ему не раз приходилось слышать о таинственных существах, обитающих в диких, высокогорных, глухих местах. Его знакомый, житель Непала, вместе с которым он в свое время занимался поисками золота в горах Алтынтаг[10], рассказывал ему о неведомых существах, которых зовут «йети». Местное население верило, что встреча с этими существами обязательно приносит человеку смерть.

Путешественник нагнулся над следами, резко выделявшимися на снегу. Уверенности в том, что следы оставлены именно человеком, а не каким-то неизвестным животным, не было. Свежесть следов свидетельствовала о том, что неизвестное существо проходило здесь недавно. Путешественник не знал чувства страха. Он также не был суеверным. Ни животное, ни неизвестное человеческое существо не представляли опасности для четырех вооруженных мужчин.

– По-видимому, это следы медведя. Мне приходилось видеть похожие в горах Алтынтаг, – обратился к проводникам путешественник. – В путь! Если буря застигнет нас на такой высоте, открытой к тому же со всех сторон, нам в самом деле не поздоровится.

– Мы дальше не пойдем! Следы ми-те ведут вдоль перевала. Нам придется идти вслед за ним. Ми-те почувствует это и устроит на нас засаду!

Путешественник отступил на два шага. Настороженно вперил взгляд в лица проводников. Нет, это не привычное упрямство с их стороны, которое он вынужден был ежедневно преодолевать. В глазах тибетцев отражался безумный, суеверный страх. Они и в самом деле верили, что даже встреча с ми-те обрекала их на смерть.

Инстинкт подсказал путешественнику, что нельзя перетягивать струну и доводить проводников до крайности. Тибетцев можно вынудить идти вперед, пока им угрожает смерть от голода или жажды, но теперь, когда их охватил ужас при одной мысли о возможной встрече с легендарным существом, любое насилие грозило удесятерить их сопротивление. Теперь они отважились бы на неравную борьбу с хорошо вооруженным белым человеком. К тому же их трое против одного… У него скорострельный револьвер, но что толку? Не дрогнет ли рука в решительный момент? Ведь он ослабел не только от голода и жажды, но и от постоянного бодрствования.

– Мы возвращаемся, сагиб. Если ты ищешь смерти, можешь идти дальше один. Дай нам свою винтовку, а мы оставим тебе яка с твоими вещами, – сказал старший проводник.

На этот раз в его голосе послышалась такая решительность, что путешественник отказался от угрозы применения силы.

– Согласен, возьмите винтовку за яка, – ответил он, силясь сохранить спокойствие. – В какую сторону надо идти, чтобы попасть в Кими?

– По этому перевалу ты дойдешь до склона, ведущего в долину. Через день пути на юг увидишь перед собой монастырь на скалах. Конечно, если не встретишь несчастья или не заблудишься, – закончил проводник.

С этими словами он отстегнул ружье, притороченное к вьюку яка, и передал путешественнику поводок, привязанный к кольцу в ноздрях животного. Из суеверного страха проводники упорно смотрели вниз, себе под ноги, чтобы не увидеть в глубине перевала прячущегося таинственного и грозного снежного человека.

Заметив панический страх на лицах тибетцев, белый путешественник снисходительно улыбнулся. Левой рукой он подхватил конец поводка, а правую сунул за пазуху. Коснулся спрятанного на груди продолговатого, туго набитого мешочка. Путешественник думал вознаградить проводников горстью золота, но оставил свое намерение, сообразив, что тибетцы, увидев у белого золотые самородки, могут его убить и ограбить. С тяжелым вздохом он вынул руку из-за пазухи и помахал ею на прощание быстро удалявшимся тибетцам.

Путешественник остался один среди неприступных, покрытых вечными снегами грозных горных вершин. Холодный порыв ветра ударил ему в лицо. Запрятав голову в ворот кожуха, он тронулся в путь по таинственным следам, черневшим на снегу, словно бусины громадных четок[11]. Дернул поводок яка, и тот поплелся за ним. Животное время от времени низко наклоняло голову и шероховатым языком жадно лизало снег, покрывавший землю.

Ветер подул сильнее. Снежные хлопья кружились в сумасшедшем танце, землю окутал белый туман. Путешественник тер руками уставшие глаза и, не обращая внимания на растущую слабость, ускорял шаги. Он хотел сойти в долину до наступления темноты. Тяжелое дыхание вырывалось из его груди. Путешественник с трудом хватал воздух открытым ртом.

Через час утомительной ходьбы он добрался до конца перевала. Остановился, чтобы передохну́ть. Воспаленными глазами водил по не очень крутому склону. Нагнулся и заглянул в каменную пропасть. Чтобы лучше видеть, прикрыл ладонью глаза.

В глубокой долине, лежавшей у его ног, почти в самом конце тропинки, вьющейся по склону горы, спускалось вниз странное, рыжеватое существо, напоминавшее голого человека.

Путешественник протер глаза. Уж не привиделось ли ему это? Однако странное существо не исчезало. Слегка сгорбившись, оно проворно шло вниз по склону. На момент скрылось за обломком скалы, потом снова показалось на тропинке.

Путешественник выхватил из-за пояса наган и выстрелил в воздух. Услышав выстрел, отозвавшийся в горах гулким эхом, странное существо замерло на мгновение, затем повернуло к путешественнику узкую, волосатую голову. Потом побежало вниз к долине и исчезло в снежной мгле.

Белый человек спрятал револьвер и долго стоял без движения. Он почувствовал себя совершенно одиноким и слабым. Голод, жажда и в особенности длительное отсутствие сна сказывались теперь с удвоенной силой. Рядом с тремя тибетцами он был вынужден бодрствовать для самообороны. Теперь, когда они ушли, воля и энергия истощились, уступив место необыкновенной слабости. Перед глазами плыл красноватый туман. Из последних сил путешественник пытался бороться с угрожавшей ему со всех сторон смертельной опасностью. Он чувствовал, что если сейчас же не поспит, то не сможет продолжать путь и погибнет.

Усилием воли он еще раз преодолел слабость. Неуверенными шагами направился вниз по склону, увлекая за собой спотыкающегося яка.

Тучи уже закрыли весь небосклон. Густые хлопья снега, гонимые ветром, окутали землю белым саваном. Прежде чем на землю спустилась ночь, путешественник добрался до дна долины. Як плелся вслед за ним. Измученное животное вывалило язык, но уже не имело сил лизать влажный снег. Як несколько раз споткнулся и в конце тяжело упал на передние колени. Путешественник пытался помочь ему подняться на ноги. Он ухватился обеими руками за рога животного, но сам упал на землю. Мучительно застонав, як повалился на бок.

Путешественник долго лежал рядом с подыхающим животным, положив голову на его стынущее тело. Страшная усталость брала верх над инстинктом самосохранения, который требовал немедленно встать и идти дальше. Глаза невольно смыкались. Путешественник впадал в полулетаргическое состояние. Голова бессильно опустилась с яка на землю. Холодный вихрь, словно устыдившись столь легкой победы, немедленно швырнул ему в лицо горсть снега. Путешественник еще раз открыл глаза и поднял голову. Ноги яка уже начинало заносить снегом. В глазах человека мелькнул ужас. С огромным трудом путешественник привстал на четвереньки, потом, опираясь рукой о тело животного, поднялся на ноги. Окоченевшими пальцами принялся развязывать свои вьюки. Снял бамбуковый шест, достал брезентовую палатку. Целый час молотком вбивал железные стержни в обледенелую землю. С большим трудом стал натягивать и привязывать ремешки. Мощные порывы ветра безжалостно рвали из его рук брезентовое полотнище палатки, переворачивали шест. Полузамерзший человек вытянул из вьюка меховой спальный мешок. Вполз с ним под брезент. Единственным его желанием было отогреть руки. Тогда бы ему удалось закончить разбивку палатки. Спокойный сон вернул бы ему утерянные силы. А днем он без труда доберется до монастыря в Кими.

Ободренный этой надеждой, путешественник всунул в спальный мешок голову и плечи. Закрыл глаза, ожидая, когда отогреются окоченевшие руки, и начал медленно терять чувство времени. Блаженная слабость охвати- ла его.

На одном из железных стержней развязался узелок. Под порывом ветра брезент захлопал, как флаг, и открыл ноги путешественника, торчавшие из мешка.

Над горной долиной распростерлась ночь. Вьюга усилилась. Снег покрывал мертвого яка и умирающего от усталости человека, полуприкрытого палаткой. Ветер победно выл, взметая в воздух снежные облака.

Перед самым рассветом, как это обычно случается в здешней местности, вьюга стала утихать. Вдали послышался тоскливый звук длинных медных труб, которыми ламы[12] испокон веков объявляли миру приход нового дня.

Именно в это время в долину въехал одинокий всадник. Услышав звуки труб, он подстегнул лошадь. Снег заглушал стук копыт. Вдруг лошадь подняла голову, застригла ушами, тихо заржала и отпрянула в сторону.

Всадник хватился за луку седла и уже собирался ударить лошадь арканом, как вдруг увидел торчащий из-под снега рог яка. Всадник внимательно осмотрелся вокруг и заметил в сугробе бамбуковый шест. После некоторого колебания всадник спешился. Подошел к сугробу. Разгреб его руками. Коснулся брезента. Теперь уже торопливо стал раскапывать сугроб. Из-под снега показались ноги, обутые в валенки. Всадник наклонился и вытянул из спального мешка совсем окоченевшего человека. Рукой коснулся его лица. Оно было еще теплое. Быстро расстегнул меховую шубу, чтобы проверить, бьется ли сердце в груди человека. Слабые удары не сулили ничего хорошего. Всадник задумался, что делать дальше, как вдруг ему на глаза попался туго набитый мешочек, лежащий на груди человека. Пощупал его и хищным движением развязал. В лучах восходящего солнца блеснуло золото.

Всадник схватил было нож, чтобы перерезать ремень, на котором висел мешочек, но за его спиной послышался скрип снега. Всадник оглянулся и быстро прикрыл отворотами тулупа грудь замерзающего человека, после чего с униженной и хитрой улыбкой на губах поприветствовал ламу из монастыря в Кими и его двух служителей.

Лама ответил небрежным кивком. Ни на минуту не переставая перебирать четки, он взглядом отдал приказ служителям. Они спешились. Молча расчистили снежный сугроб. Один из служителей влил в рот замерзающему несколько капель какой-то жидкости и стал осторожно растирать снегом его лицо.

Прошло какое-то время, и путешественник приоткрыл глаза. Сначала он увидел склонившееся над ним широкое лицо всадника, обезображенное глубоким шрамом, потом увидел ламу, шепчущего молитвы, и его двух служителей. Путешественник пытался что-то произнести, но снова потерял сознание.

Не повышая голоса, лама отдал служителям какой-то приказ. Один из служителей и всадник со шрамом на щеке осторожно положили путешественника на хребет осла и быстро направились к монастырю.

Несчастный путешественник медленно приходил в себя. Он с трудом приподнял веки, скользнул взглядом по белому потолку, повернул глаза и увидел серьезные, озабоченные лица монахов. Среди них стоял человек с широким шрамом на лице. Путешественник с усилием прошептал:

– Буду ли я… жить?

– Это зависит только от судьбы. Если тебе суждено жить, то будешь жить, – с философским спокойствием ответил один из лам.

– Где я?

– В монастыре Кими.

В глазах полуживого человека блеснула радость.

– Слава богу, я как раз хотел попасть сюда… – прошептал он.

– Кто стремится в святое место, может всегда рассчитывать на милость Будды[13].

Почувствовав ужасную боль, путешественник сжал зубы.

– К нему возвращаются чувства, это хороший знак, – сказал один из монахов. – Надо немедленно принять решение…

– Не лучше ли ему умереть, чем жить калекой?! – воскликнул человек со шрамом на лице.

– Не мы дали ему жизнь, и нет у нас права приговорить его к смерти. Что кому предназначено, должно исполниться, – ответил лама и влил несколько капель живительной влаги в рот человека, потерявшего сознание.

Путешественник вновь открыл глаза.

– Мне нужно уведомить брата… я должен выслать письмо. Письмо надо написать по-английски, – шепнул он. – Кто это сделает?

– Успокойся, сагиб, я умею писать по-английски. Я живу в Лехе и отправлю оттуда твое письмо. Я первый тебя нашел в снежном сугробе, – торопливо воскликнул человек со шрамом.

– Я тебе хорошо заплачу…

Путешественник пошарил рукой на груди. И только теперь понял, что он раздет и лежит на циновке, прикрытый одеялом. Ламы заметили его беспокойство. Один из них сказал:

– Мы сохраним твое сокровище. Теперь ни о чем не думай. Когда придешь в себя, мы сделаем все, что захочешь.

– Мне необходимо написать брату… – прошептал путешественник.

От приступа ужасной боли он опять стал терять сознание. Ламы обменялись взглядами. Один из них влил больному в рот снотворное средство. Путешественник тяжело вздохнул. Он медленно погружался в сон. Ламы сняли с него одеяло и наклонились над отмороженными иссиня-белыми ногами несчастного…