Томка. Тополиная, 13

5

Опять чертовщина какая-то, вот что я вам доложу с офицерской прямотой! Либо же всему есть объяснение, которого я, признаться, пока не вижу.

Но обо всем по порядку…

Этой ночью Татьяна также не могла сомкнуть глаз. Уснула лишь ближе к часу. Сновидений она не помнит, но из пуховой перины забытья ее вытолкнул телефонный звонок. Ударил по ушам мелодией рингтона, который в других обстоятельствах навевал приятные чувства, но посреди ночи сработал как выстрел из базуки. Часы на дисплее музыкального центра показывали 03:18.

Татьяне казалось, что вечером, укладываясь в постель, она выключила у телефона звук. Точнее, она была уверена, что выключила!

Она протянула руку, перевернула телефон дисплеем вверх. «Номер не определен» – гласила иконка на дисплее.

– Блин, – пробормотала Таня, и по спине, от шеи до татуировки на пояснице, побежали мерзкие холодные букашки.

Такого сообщения она еще ни разу не получала. Очевидно, что ничего сверхъестественного в нем не было – просто звонивший запретил определение собственного номера, – но в сочетании с необычным временем и кромешной тьмой это производило пугающее впечатление.

Татьяна взяла телефон в руки, подержала немного. Глубоко вдохнула. Выдохнула. Нажала кнопку приема вызова

– Алло.

Тишина в ответ. Но кто-то дышал. Дыхание было размеренное, глубокое и отчетливое.

– Алло, говорите! – повторила Таня уже с раздражением. Кто бы он ни был, этот идиот, нельзя звонить посреди ночи и молчать! Напугал своим звонком – говори дело и докажи, что имел серьезные причины, или пошел к черту. – Вас не слышно!

– Да, – со вздохом прошептали в ответ.

Таня обомлела.

– Не поняла?

Глубокий и режущий вздох повторился, и затем так же шепотом, но уже отчетливо прозвучало:

– Запереть девчонку в комнате… Запереть…

– Что? – Таня осеклась. Она вдруг поняла, что задавать вопросы бессмысленно.

Трубка еще дышала несколько мгновений, а потом очень буднично и без всяких предупреждений умолкла. Не было даже прощальных коротких гудков.

Таня бросила телефон на диван, вытерла пот со лба, снова посмотрела на часы.

3:17…

– Ты на ночь принимаешь снотворное? – спросил я.

Таня не обиделась, просто отрицательно покачала головой.

– А я пью. Точнее, вчера выпил.

– Думаешь, у меня глюки?

– Нет, не думаю. Мне про тебя Мякуш рассказывала много хорошего.

– Спасибо. Возможно, она меня переоценивает, но я стараюсь…

Утром она была совершенно разбита. Не вылезая из-под одеяла, позвонила в университет на кафедру, удостоверилась, что первой пары у нее сегодня действительно нет и можно приехать попозже. Быстренько приняла душ, позавтракала, взяла цифровой фотоаппарат и вышла из дома.

Иногда Татьяна действовала интуитивно, не задавая никаких вопросов и уж тем более не ожидая ответов, и при этом она прекрасно знала, что движется в правильном направлении. Она доверяла своему внутреннему штурману. Елена Мякуш ее так научила. Штурман никогда не подводит.

Спускаясь по лестнице (в лифт – ни ногой!), она обратила внимание, что гвоздики, висевшие накануне у двери одиннадцатой квартиры, исчезли. Она задержалась на минуту, подошла поближе к двери и даже попыталась приложить к ней ухо, чтобы послушать, но резко отпрянула. Ей не понравился запах.

Во дворе дома номер «13» по Тополиной этим солнечным, но довольно зябким утром наблюдалось оживление. Во-первых, Татьяна сразу отметила полицейскую машину, припаркованную возле одного из подъездов. Во-вторых, на углу мельтешила толпа, неожиданно многочисленная для девяти утра: человек десять мужиков разного возраста и сорта суетились вокруг чего-то большого и тяжелого. Лишь дойдя до середины двора, Таня поняла, что они буксируют побитую тачку от гаража к дороге.

В-третьих, под «грибком» детской песочницы сидел Петр Аркадьевич – в неизменной плащевой стройотрядовской куртке, надетой поверх тельняшки, в потертых джинсах и с аккордеоном на коленях. Мужичок курил самую настоящую классическую папироску с приплюснутым и замусоленным раструбом – таких Татьяна не видела в чьих бы то ни было зубах уже тысячу лет.

– Здравствуй, добрая женщина.

– Доброе утро, дядь Петь, – сказала Таня, останавливаясь возле песочницы.

– И тебя тянет на место преступления?

– Что, простите?

Дядя Петя улыбнулся, стряхнул пепел папиросы в песок.

– Не удивляйся. Сегодня мы все не в себе. Вон, гляди, – он кивнул в сторону бурлаков, тащивших несчастную семеновскую «тойоту», – чем развлекаются с утра местные алкаши. На нормальный эвакуатор эта чванливая задница денег пожалела, решила бутылкой отделаться.

Таня молчала, с недоумением разглядывая толпу.

– Ты не парься, милая, – пояснил Петр Аркадьевич, – просто здесь у нас беда случилась вчера вечером. Я, например, так спать и не ложился, когда все это увидел. А Семенов весь коньяк высосал, что у него был. А коньяка у него, я тебе скажу, как дерьма за баней… Уж прости мне мой прононс, мадемуазель. Семенов этим самым коньяком торгует!

Местные алкаши тащили машину к магистрали. Ругались друг на друга, поминутно останавливались, чтобы почесаться и перекурить.

– Простая и старая как мир человеческая драма, – молвил дядя Петя, закапывать погашенную папироску в песочнице. – Семейная лодка разбилась о быт, творческий вечер Шекспира и Коклюшкина в одном отделении…

Измочаленный раструб папиросы торчал из песка, как памятник на безымянной могиле полевой мыши. Петр Аркадьевич принялся наигрывать мотив из старого советского фильма.

Татьяна направилась ко второму подъезду. С каждым новым шагом появлялась непонятная тревога. Она не могла избавиться от ощущения, будто ей сейчас сдавать какой-то важный экзамен перед представительной комиссией, а предметом она совершенно не владеет. На парковочной площадке перед домом она остановилась, слегка приподняла руку, стараясь не привлекать внимания зевак. Почему-то в голове крутились цифры 1 и 7. Квартира под номером «17» находилась в первом подъезде, но там ничего необычного Таня не заметила, а вот «71» – это здесь, во втором, где проживал ленивый и амбициозный абитуриент Васька Дрель.

Внутренний штурман настойчиво звал туда, словно мальчик, тянущий родителей за рукав к лотку с мороженым.

Дверь второго подъезда была оснащена домофоном, но открыта настежь – кто-то положил на ее пути увесистый камень. Таня попыталась столкнуть его ногой и сразу поняла, что без этого камня огромная и невероятно тяжелая дверь в один прекрасный день может кого-нибудь если не убить, то покалечить. Совершенно очевидно, что она здесь практически не закрывается.

Таня сделала пару снимков двери, потом с нескольких ракурсов щелкнула камень. Оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться в отсутствии любопытных взглядов (местные алкаши дотащили семеновскую «камри» уже почти до дороги), Таня отошла на пару шагов, подняла аппарат вверх и сфотографировала окна с третьего этажа по десятый. Прежде чем войти в подъезд, оглянулась в сторону песочницы.

Петр Аркадьевич не сводил с нее глаз.

– Давай и тебя прихватим на память, добрый человек, – буркнула Таня, навела объектив на мужичка с гармошкой. Тот приветственно поднял руку. Таня махнула в ответ.

В самом подъезде было темно, пахло сыростью и гнилью, словно в какой-нибудь забытой богом и ЖЭКом «хрущевке» с неработающим мусоропроводом. Таня поднялась на площадку первого этажа, подошла к дверям лифта, нажала кнопку вызова. Механизм откликнулся с глухим и царапающим стоном, словно разбуженный дракон. Девушка невольно отошла на пару шагов назад. Она по-прежнему была уверена, что ни за что не заберется в кабину – ни в этом подъезде, ни в собственном.

Через полминуты кабина опустилась вниз. Автоматические двери открылись. Татьяна заглянула внутрь и от неожиданности едва не покатилась с лестницы.

Из темноты кабины прямо на нее шел человек.

– А!!! – закричала девушка, отмахиваясь от силуэта рукой.

Силуэт точно так же начал размахивать руками.

Таня застыла.

Застыл и силуэт.

– Тьфу ты…

Она вытерла пот со лба и тут же огляделась, опасаясь обнаружить свидетелей. Вот была бы потеха, если бы кто-то увидел, как непрошеный визитер шарахается от собственного отражения в лифтовом зеркале!

Татьяна пошла пешком.

Квартиры, квартиры, квартиры. Такие однотипные и такие разные. Двери железные, двери с деревянной отделкой, хлипкие, массивные, с глазками охранной системы и без них, с ковриками для вытирания ног и просто заплеванные семечками… Не прошло и года, как квартиры приобрели черты индивидуальности, а запах нового, нетронутого жилья почти без остатка выветрился, проиграв войну ароматам жареной картошки, залитых водой пепельниц возле мусоропроводов и свежевыстиранного белья.

Таня миновала без остановки первые два этажа, не обнаружив ничего интересного, а на третьем остановилась. Двери квартир под номерами с 49-го по 52-й были совершенно одинаковы – черные и, судя по размерам, чудовищно тяжелые с массивными ручками. Две крайние квартиры были оборудованы сигнализацией, и горящие светодиоды свидетельствовали об отсутствии хозяев, а вот в двух скворечниках посерединке происходило нечто увлекательное.

Таня отступила на шаг назад, упершись спиной в перила, направила объектив фотокамеры на дверь под номером 50 и быстренько щелкнула. Затем так же поступила и с соседней квартирой. Затем, убрав камеру в карман, подошла к распределительному щитку между квартирами, опустила голову и вытянула руки в разные стороны.

«Если тебя увидят в такой позе, можешь считать, что твоя карьера репетитора в этом доме закончена. И это в лучшем случае».

Впрочем, скоро она убедилась, что корячиться на этой площадке, изображая электромонтера в подпитии, стоило.

«Сколько тебя можно ждать?! – вопил кто-то в квартире под номером 51, что справа. – У меня уже все горит!»

«Иду тушить!»

Таня представила мужчину лет сорока пяти в белой и не очень свежей майке и сдобную дамочку, с разбега рухнувшую на него всем телом. Кажется, намечался утренний супружеский секс, что-то вроде десерта на завтрак, но у дамочки на уме совсем другие мысли. Сейчас она его полюбит, а потом… Таня коснулась пальцем левого виска… а потом, пока этот расслабленный пельмень в драной майке будет валяться на кровати, глядя в потолок и мечтая о кружке пива, сдобная дама, возможно, обчистит его карманы и распотрошит записную книжку. И вечером будет веселье!

Таня усмехнулась. Позабавили ее сейчас не столько чужие семейные обстоятельства, сколько легкость, с какой она их прочла с приличного расстояния. Мякуш ее похвалит.

В левой квартире молодая женщина набирала номер на старом дисковом телефоне. Она нервничала, смотрела на часы, сбрасывала номер и набирала снова. Губы постепенно превращались в изжеванную мочалку, на коже вокруг ногтей больших пальцев появились капельки крови. Девушка мысленно повторяла какие-то вновь изобретенные молитвы. Она обещала простить, обещала никогда не ругать, не жаловаться и не плакать – она обещала сделать все, что он пожелает, лишь бы он вернулся живым и невредимым…

Таня нахмурилась. Сделала шаг влево, приблизилась к двери, приложила к ней ладонь. Металл был холодным, а за ним чувствовался теплый, но, увы, готовый рухнуть чей-то маленький мир.

Хозяйка квартиры балансировала на грани срыва. Пожалуй, ей осталось еще пару раз набрать телефонный номер, наткнуться на длинные гудки и разразиться потоком слез.

«Только бы он был жив, только бы жив, только бы жив… Сволочь, ты живой, гад!!!»

Таня зажмурилась. Чудовищная энергетика из квартиры хлестала словно вода из пожарного гидранта. Долго такое выслушивать нельзя, иначе сам свихнешься.

Она отошла от двери, повернулась к ней спиной, вытерла лицо, встряхнула руками, сделала глубокий вдох и такой же глубокий выдох.

«Расслабляемся, снимаем это с себя… Так, отлично».

Она поднялась на четвертый этаж, но не стала там задерживаться – просто сделала несколько снимков. Точно так же поступила и на пятом, и на шестом. Когда поднималась на седьмой, ее спугнули – прямо над головой этажом выше лязгнул дверной замок. Кто-то пошлепал в домашних тапочках к мусоропроводу. Таня сначала прижалась к стене, потом сообразила, что спускающийся абориген с мусорным ведром ее в любом случае увидит. Поэтому как можно спокойнее прошагала к лифту и нажала кнопку вызова.

С ведром к мусоропроводу спускалась седая сухонькая старушенция в халате до пят. Она бросила на Таню равнодушный взгляд, потом долго вытряхивала из ведра мусор, создавая ужасающий грохот. Она уже возвращалась в квартиру, когда перед Татьяной открылись двери лифта.

«Как я могла забыть об этом!» – подумала она.

Проклятая старуха остановилась на ступеньках и уставилась на девушку. Выбора не было – либо входить в кабину (чего она поклялась никогда не делать), либо разбираться с бабкой.

Бабуля пронзала взглядом насквозь.

– Что не так? – спросила Таня.

Старуха вместо ответа медленно положила сморщенную желтеющую руку на перила. Маленькие черные глазки, внимательный и цепкий взгляд… Лифт, не дождавшись пассажира, захлопнул двери.

– Что вы уставились? – предприняла Татьяна еще одну попытку найти общий язык с местным населением.

– Кхх, – произнесла старуха.

– Извините?

– Хрррр…

Таня только хлопала глазами. Старуха между тем аккуратно опустила зеленое пластиковое ведро на ступеньку, разогнулась, оперлась на перила локтями. Татьяне показалось, что зрачки у нее почернели. Бабка вытянула одну руку, медленно сжала ее в кулак, выпустив вперед указательный палец.

– Хррр… хххх…

– Так, все понятно, – сказала Таня и направилась к лестнице. – Бабуся, иди спать! Сумасшедший дом какой-то…

Шесть этажей она пробежала не останавливаясь. Когда выскочила на улицу, сразу ощутила разницу: воздух внутри дома был тяжелый, сдавливающий грудь. Она удивилась, что прожила здесь так долго и до сих пор не замечала…

– Да, насыщенное утро, – согласился я. – Только, прости, мне не очень понятно…

Татьяна остановила меня коротким взмахом ладони.

– Я знаю, что мы окружены скептиками, но ты к их числу не относишься. Ты же веришь Елене Владимировне?

– Мякуш? С некоторых пор верю, хотя когда-то тоже сопротивлялся.

– Тебя переубедили?

Я кивнул.

– Я не могу предъявить никаких материальных свидетельств, – сказала Татьяна, возвращаясь к пирожному, – только предчувствия и опасения. И, кстати, печальную статистику. Я живу в этом доме несколько месяцев, и у нас постоянно что-то происходит: лопаются трубы, трещат стены и стекла, периодически ломается лифт, хотя и новый. Люди поскальзываются на сухих ступеньках и ломают ноги, летом во время проливного дождя оторвало водосточную трубу и она, падая, чуть не пришибла местную пенсионерку. Весной в подъезде убили девочку-подростка, вчера с балкона восьмого этажа выпрыгнула женщина, убившая своего мужа…

Теперь уже начал жестикулировать я.

– Стоп, стоп, Танюш, я тебя услышал. У меня только один вопрос: чего ты ждешь от меня?

Она подняла свою прелестную головку, посмотрела мне прямо в глаза. В эту секунду я поймал себя на мысли, что очень хочу, чтобы она оказалась натуралкой.

– Если я приду с этим в полицию, что мне ответят?

– «Звоните, когда что-нибудь случится».

– Вот именно. Но у меня есть стойкое ощущение, что в ближайшее время в доме снова кто-то откинется. И не один. Я это поняла сегодня утром, когда совершала обход.

Я крякнул. Очарование моей собеседницы сразу исчезло, как будто сетевой шнур проигрывателя грампластинок вынули из розетки.

– Поможешь? – спросила Таня.

Я вздохнул, поискал глазами официантку, чтобы попросить счет.