Елена Петровна Чудинова Томление духа[1]

Письмо к Д. Н

Прощайте, сударь!

Кто был прав?

Цепочка всё слабее…

Я Вас, поняв Ваш странный нрав,

Удерживать не смею.

Уже заметно мне и Вам:

Не так едины речи…

Все чаще, чаще сложно нам,

Все реже, реже встречи.

Выходит: вместе не идти?

Разминулись дороги?

Иду я дальше по пути,

Который ранит ноги.

Покуда — мне идти одной.

(А думалось — нас трое…)

Но я вполне горда собой

И этого не скрою:

Над сердцем — плеть,

У сердца — медь

Для тех, кто Путь снискали,

Не мне реветь,

Не Вам жалеть,

Сказав друг другу «Vale!».

Будь благ Ваш путь. Не надо слов.

С собой возьмите тоже

Семь пар железных башмаков

И каменных лепешек.

Нет, мы расстанемся не вдруг,

(Что было б так некстати…).

Я говорю: Прощайте, Друг!

И: Здравствуйте, Приятель!

Знание

Печатью молчания

Уста замкни.

Кричат пусть в отчаянье

Глаза одни.

Кукла

Баллада

1. Я — девочка в холодном темном доме:

Под кровлей — гнезда, в очаге — зола.

Куда ни глянь, нет ярких красок кроме

Нарядной куклы — мне она мила.

Мой плащ так строг! Лицо мое так бело!

Средь гулких лестниц меркнет проблеск дня.

Но я играю с ней, смеясь несмело:

Не отнимайте куклы у меня!

2. Нет сверху неба — только кров тяжелый.

Но пусть! Рука в тепле моей руки:

Учу ходить по каменному полу,

Самой легки мне слабые шаги!

О Господи! Прости невольный ропот:

Мне радостно, от бед ее храня,

С ней говорить — то целовать, то шлепать…

Не отнимайте куклы у меня!

3. Зачем в холодном доме жить, я знаю

И никому не выдам свой секрет…

Но жутко, если полночь наступает,

Людей же рядом не было и нет.

Свеча в руке. По залам я блуждаю

Страшась теней от слабого огня…

А для нее я — сильная, большая…

Не отнимайте куклы у меня!

Посылка:

Судьба и Жизнь! Не будьте так жестоки,

Молю вас кротко, голову склоня.

Я — девочка на каменном пороге:

Не отнимайте куклы у меня!

"Юная леди — тяжелое зимнее платье…."

Юная леди — тяжелое зимнее платье,

Длинный подол и программка концерта в руках…

«О, непременно, статью Вы должны подписать мне…»

«Вы полагаете?.. Кажется… Право же!.. Ах!»

Ткань разговора — «барокко» и «меццо-сопрано»…

Спину прямее! Улыбка! Держи свою роль!

Ткань разговора… и вам не заметить обмана:

Черных зрачков пустоту и кричащую боль.

Ткань разговора — «барокко» и «меццо-сопрано»…

Отблеск плафонов в прямых золотых волосах…

Я же сжимаю зубами края своей раны,

Чтоб не завыть мне у вас, у людей, на глазах!

"За дюймом дюйм — терзает нож…."

За дюймом дюйм — терзает нож,

Все глубже, все больней…

Но что ж Ты сразу не убьешь

По благости Твоей?

Боль тушит в сердце дивный жар

Священного огня…

Но милосердный дан удар

Упавшему с коня!

И на крылах моей тоски

Мне вверх не воспарить:

Обрезав шлема ремешки

Глумливо просят жить!

За дюймом дюйм — терзает нож,

Все глужбе, все больней…

Но что ж Ты сразу не убьешь

По благости Твоей?

"Шелку ли синего лопнула нить…."

Шелку ли синего лопнула нить,

Хрупкое ль что-то сломалось?

Хочется так мне себя раздарить,

Чтоб ничего не осталось!

Я поняла — и прибавилось сил:

Синюю ль сказку нарушу?

Словно источник веселый забил

В камне, что лег мне на душу.

Есть чем гостей на пиру обносить,

В этом — последняя радость…

Хочется так мне себя раздарить,

Чтобы меня не осталось!

Болезнь под Пасху

Кто меня, черный, сглазил?

С кошмаром сплелось забытье…

Какой уж, не знаю, заразе

В утеху мученье мое?

Старушкой морщинистой, липкой

Зараза сидит в уголке

И шепчет: — Дружочек мой хлипкий,

Взгляни, что держу я в руке?

Не вижу, не знаю, что делать:

В руке у ней нет ничего!

— Дружочек, зачем тебе тело?

Поди, погуляй без него!

И холод, ах, липкий смертельно,

Как вырваться, что ей сказать?

— Ну нет, как же крестик нательный?

Без крестика страшно гулять!

Скривилась. Мне — лучше, ей — хуже

Похоже — удачен ответ!

— Дружочек, так людям ты нужен?

А встанешь не скоро, ох нет!

Поднявшись в подушках дивана,

Шепчу — кого надо — спасу!

Я встану, я завтра же встану,

Я в церковь кулич понесу!

Загрузка...