Торговец смертью

1

«Это было давным-давно, и я не люблю вспоминать об этом», — заявляет Малоун. Но, если верить критикам, утверждающим, что на своих полотнах он прославляет жизнь с большим успехом, нежели это удавалось любому живописцу со времен импрессионистов, невольно начинаешь думать, что чувственность его работ является реакцией на тот кошмар, из которого Малоуну едва удалось выйти живым в ночь на 20 декабря 1989 года во время американского вторжения в Панаму.

Художник, который был некогда пилотом военного вертолета, ныне участвует в беспощадной схватке, что вершится на полях битв современного мира искусства, — это немыслимое сочетание его наполненного насилием прошлого и настоящего, в котором он является утонченным художником, только добавляет Малоуну загадочности. Но хотя прошлое Малоуна в качестве морского пехотинца кажется некоторым поклонникам его творчества экзотичным, оно же поначалу заставило многих критиков выразить скепсис относительно ценности его работ. «Чтобы заслужить свою нынешнюю репутацию, — говорит Дуглас Феннерман, импресарио Малоуна, — Чейзу пришлось трудиться в два раза больше любого другого художника. И с учетом данного факта солдатский опыт только помог ему. Он просто необходим, если вы хотите выжить на полях сражений между галереями Манхэттена».

Внешне Малоун, безусловно, больше похож на солдата, нежели на живописца в традиционном представлении публики: шести футов роста, даже не просто мускулистый, а накачанный, с бронзовым от загара лицом и, несомненно, привлекательными чертами. Когда мы брали у Малоуна интервью возле его дома на мексиканском курорте Косумель, он только что закончил ежедневную пятикилометровую пробежку, которая следует за часом физических упражнений. Его выбеленные жарким карибским солнцем волосы и такого же цвета недельная щетина делали его еще более привлекательным. Кроме пятен краски на футболке и шортах Малоуна, ничто не выдавало в нем живописца.

У нас возникло ощущение, что точно так же он выглядел и в лейтенантской форме десять лет назад, когда его боевой вертолет был сбит панамской ракетой. Это случилось в 2 часа утра 20 декабря, и хотя сам Малоун отказывается рассказывать о том эпизоде, Джеб Вайнрайт, его второй пилот, который был сбит вместе с ним, помнит те драматические минуты очень живо.

«В ту ночь, — рассказывает он, — в воздухе летало столько трассирующих пуль и ракет, не говоря уж о взрывах, гремевших на земле, что все это напоминало четвертое июля. Четвертое июля, которое празднуют в аду. Чтобы подавить вражеские огневые точки, мы сначала нанесли удар с воздуха. Сил для этого имелось достаточно: 250 самолетов и 110 боевых вертолетов. Наверное, это было похоже на рой гигантских москитов с чертовски здоровенными и смертоносными жалами — 40-миллиметровыми пушками „Вулкан“, 105-миллиметровыми гаубицами и противотанковыми снарядами с лазерным наведением. Арсенал еще тот, доложу я вам.

Одной из наших главных целей был генштаб панамских войск, временно размещенный в похожем на фабрику здании в Эль-Чорильо, трущобном районе панамской столицы. Эль-Чорильо в переводе с испанского означает „маленький ручей“. Американские военные стратеги предположили, что панамцы разместили свой генштаб именно там, чтобы в случае чего укрыться за спинами обитавших там двадцати тысяч мирных жителей.

Они не ошиблись, — продолжает Вайнрайт. — Когда наши „вертушки“ нанесли удар по генштабу, враги побежали искать укрытие в близлежащих окрестностях. Мы не прекращали преследовать их, и тут Чейз принялся кричать в микрофон переговорного устройства, сообщая нашему командованию о том, что под огнем оказались гражданские лица. Так оно и было. Почти сразу же вслед за этим практически одновременно взлетели на воздух пять жилых кварталов. Мы еще не успели получить ответ от своего начальства, как в нас попали. Никогда не забуду, как лязгнули у меня зубы, когда в наш вертолет угодила ракета. Чейз делал все, чтобы сохранить контроль над управлением. Вертолет наполнился удушливым дымом, стал вращаться вокруг своей оси, крениться и падать. Чейз — самый лучший вертолетчик из всех, кого я знаю, но даже мне до сих пор непонятно, как ему удалось не грохнуться и благополучно посадить машину на землю».

Однако кошмар только начинался. Пожар пожирал одну лачугу за другой, а Малоун и Вайнрайт отчаянно пытались спастись из этого огненного ада. Двадцать тысяч обитателей Эль-Чорильо в панике разбегались по улицам, а Малоун и его второй пилот оказались под перекрестным огнем. С одной стороны в них стреляли панамцы, с другой — американцы, которым было невдомек, что их пилоты очутились на земле, в эпицентре сражения.

«А потом мне в ногу попала пуля, — продолжает свой рассказ Вайнрайт, — и я до сих пор не знаю, с какой стороны она прилетела — с панамской или с нашей. Мимо нас в панике бежали мирные жители. Чейз наложил мне на рану тугую повязку, взвалил меня на плечо и потащил из-под огня. Учтите, что при этом ему еще приходилось отстреливаться из пистолета от засевших в зданиях панамцев. Только потом я узнал, что он волок меня вплоть до самого рассвета. В конечном итоге мы были прижаты к какой-то стене. Сверху на нас падала сажа, и только тут мы увидели американские танки и огнеметчиков, появившихся на обгоревших руинах того места, которое только вчера называлось Эль-Чорильо. В ту ночь погибло две тысячи мирных жителей, а о том, сколько их было ранено, известно одному только богу».

Вскоре после этого случая Малоун покинул ряды морской пехоты и вышел в отставку.

«Помню, когда мы не были заняты боевой подготовкой, Чейз постоянно что-то рисовал, — вспоминает далее Вайнрайт. — Иногда он даже отказывался от увольнительных и, когда остальные отправлялись развлекаться, оставался в казарме, чтобы поработать над своими рисунками. Для меня было очевидно, что Чейз обладает талантом, но какого масштаба этот талант, я осознал лишь тогда, когда он оставил армейскую службу и полностью посвятил себя живописи. Я думаю, в ту ночь в Эль-Чорильо он принял очень важное для себя решение и потом никогда не оглядывайся назад».

Зритель не найдет в полотнах Малоуна даже намека на насилие. В большинстве своем это светлые, красочные пейзажи. Их трепетные детали чем-то напоминают Ван Гога, но при этом полностью самобытны и излучают пылкую радость, возвышенное понимание окружающего мира, по достоинству оценить который может, пожалуй, только тот, кто выжил в чудовищном по своей жестокости столкновении с насилием и смертью…

2

Волны прибоя подкатывались совсем близко к кроссовкам Малоуна и сразу же отступали назад, предзакатное солнце отражалось в водах Карибского моря, создавая оттенки, которых, казалось, раньше никогда не существовало в природе. Малоун не упускал ничего из того, что его окружало: ни рассыпчатого песка под ногами, ни благоуханного бриза, шевелившего его густые и курчавые волосы, ни жалобных криков чаек над головой. Поднеся кисть к наполовину законченному полотну, он максимально сосредоточился. Художник хотел, чтобы в его новой картине присутствовало все это: не только цвета и очертания, но и звуки, и запахи, и даже соленый вкус воздуха. Художник пытался добиться невозможного, стремясь запечатлеть все эти ощущения на холсте. Чтобы тому, кто будет смотреть на картину, показалось, что он сам стоит на этом месте и наслаждается волшебными мгновениями, чтобы он почувствовал этот закат так, как если бы никогда не видел ни одного другого.

И в этот момент что-то отвлекло его внимание. Когда Малоун служил в морской пехоте, умение замечать несколько деталей одновременно не раз спасало ему жизнь, и со временем он в совершенстве овладел искусством выживания. Теперь этот дар пригодился ему и в ипостаси художника.

Движение он заметил справа от себя, возле группы пальм, стоящих метрах в ста дальше по пустынному пляжу, около того места, где заканчивалась почти незаметная сейчас грунтовая дорога. Размытая тень превратилась в фигуру приземистого человека, вышедшего на песок. Незваный гость поднес руку козырьком к глазам, чтобы прикрыть их от ослепительных солнечных бликов на воде, и стал смотреть в сторону Малоуна. Когда мужчина приблизился, его костюм, который сначала показался Малоуну темным, оказался великолепного синего цвета. Безупречные черные ботинки, в которые недавно, наверное, можно было смотреться, как в зеркало, запорошил мелкий белый песок, атташе-кейс в его руке был пепельно-серым — таким же, как и его волосы, и, судя по небольшим выпуклостям, сделан из дорогой страусиной кожи.

Малоун не удивился тому, что не услышал, как подъехал незнакомец. Громкий шум прибоя заглушал все остальные звуки. Не удивил его и безрадостный наряд гостя, выглядящий столь неуместно в этом курортном раю. Даже здесь, среди беззаботных отдыхающих, время от времени появлялись замотанные повседневными делами бизнесмены в костюмах-тройках и с «дипломатами» в руках. Малоуна озадачило другое. Целенаправленность, с которой двигался в его сторону этот человек, намекала на то, что он пришел именно к нему, Малоуну. Но ведь Малоун никому не сообщал о том, куда отправляется!

Малоун размышлял обо всем этом, не проявляя внешне никаких эмоций и никак не реагируя на приближение. Однако он все же склонил голову чуть вбок, ближе к палитре, чтобы незаметно поглядывать в сторону пришельца. Он сделал более интенсивным красный цвет в одном месте на холсте, а господин в костюме тем временем подошел так близко, что в поле зрения Малоуна оказались носки его ботинок. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, гость заговорил:

— Мистер Малоун?

Тот пропустил обращенные к нему слова мимо ушей.

— Я — Александр Поттер.

Малоун вновь не обратил на него никакого внимания.

— Вчера я говорил с вами по телефону и сообщил, что прилетаю сегодня днем.

— Напрасно потеряли время. Я, кажется, ясно дал вам понять, что ваше предложение меня не интересует.

— Более чем ясно. Вот только мой наниматель не принимает «нет» в качестве ответа.

— Пускай привыкает. — Малоун сделал еще один мазок кистью. В небе кричали чайки. Целая минута прошла в молчании.

Паузу прервал Поттер.

— Возможно, ваш отказ объясняется тем, что вы считаете недостаточным предложенное вам вознаграждение? Во время нашего телефонного разговора я назвал вам сумму в двести тысяч долларов. Мой наниматель уполномочил меня удвоить ее.

— Дело не в деньгах.

— А в чем же?

— В моей жизни уже был период, когда мне приходилось подчиняться чужим приказам.

Поттер кивнул:

— Я знаю, вы служили в морской пехоте.

— Вот именно. И, уйдя в отставку, я пообещал себе, что с этого момента и впредь буду делать только то, что сам считаю нужным.

— Полмиллиона.

— Я слишком долго выполнял приказы других людей. Многие из этих приказов казались мне бессмысленными, но я был обязан их выполнять. Наконец я решил, что единственным боссом для себя буду я сам. Как-то раз мне очень понадобились деньги, и я нарушил обещание, данное самому себе. Человек, нанявший меня, смотрел на вещи иначе, чем я. Он заявил, что я плохо выполнил свою работу, и отказался платить мне.

— На сей раз этого не случится. — На Поттере был галстук в красную, синюю и зеленую полоску — цвета Лиги плюща,[1] элитного клуба, в который Малоуна никогда не позовут и в который ему самому никогда не хотелось вступить.

— В тот раз этого тоже не случилось, — сказал Малоун. — Поверьте мне, я убедил того парня заплатить мне.

— Я имею в виду, что теперь никто не посмеет усомниться в качестве выполненной вами работы. Вы теперь слишком знамениты. Шестьсот тысяч долларов.

— Это больше, чем я когда-либо получал за свои картины!

— Моему нанимателю это известно.

— Почему он готов платить столь высокую цену?

— Он ценит все уникальное.

— И он заплатит такую сумму за портрет для частной коллекции?

— Условия заказа предусматривают два портрета. Один — только лицо, второй — в полный рост и с обнаженной натуры.

— С обнаженной натуры? Могу ли я предположить, что позировать мне будет не лично ваш наниматель?

Малоун пытался пошутить, но у Поттера, судя по всему, отсутствовало чувство юмора.

— Его жена, — ответил он. — Сам мистер Белласар даже не фотографируется.

— Белласар?

— Дерек Белласар. Это имя вам что-нибудь говорит?

— Ничего. А должно?

— Мистер Белласар — очень могущественный человек.

— И, я уверен, каждое утро, глядя в зеркало, он напоминает себе об этом.

— Что, простите?

— Откуда вы узнали, что я здесь?

То, как резко художник сменил тему разговора, озадачило Поттера, и в его глазах за толстыми стеклами очков промелькнула тень растерянности. Он даже вздернул бровь и наморщил лоб.

— Ну, это как раз не секрет. Владелец галереи на Манхэттене, в которой продают ваши работы, подтвердил информацию, появившуюся в статье о вас в недавнем номере «Ньюсуика», и выяснилось, что вы действительно живете здесь, в Косумеле.

— Я спрашивал не о том.

— Вас интересует, откуда мне стало известно, куда вам звонить? — На лице Поттера вновь появилось выражение непоколебимой уверенности в себе. — И здесь никакой тайны. В статье упоминалась ваша склонность к уединению, говорилось о том, что у вас нет телефона и вы живете в почти необитаемой части острова. Кроме того, журналисты сообщали о том, что единственной постройкой вблизи вашего дома является ресторан «Коралловый риф», куда для вас присылают почту и звонят в случае необходимости. Дальше, как говорится, дело техники: я проявил определенную настойчивость и звонил туда до тех пор, пока не застал вас.

— И все же я спрашивал не о том…

— В таком случае, боюсь, я не понимаю сути вашего вопроса.

— Откуда вам стало известно, что я нахожусь здесь? — Малоун ткнул пальцем прямо в песок у своих ног.

— А, теперь понятно. Кто-то в ресторане указал мне направление, в котором вы отправились.

— Нет! Сегодня днем я пришел сюда по воле случая, импульсивно и никому не сказал о том, куда собираюсь. Следовательно, у вас был только один способ узнать о моих передвижениях. Вы приставили кого-то следить за мной!

Выражение лица Поттера не изменилось. Он даже не моргнул.

— Если вы сейчас же не уберетесь подобру-поздорову, я обещаю вам крупные неприятности, — проговорил Малоун.

— Возможно, мы продолжим разговор за ужином.

— Вы, как я погляжу, тоже не понимаете значения слова «нет»?

3

Поттер расположился за столиком прямо напротив входа, поэтому стоило Малоуну войти в «Коралловый риф», как он сразу же увидел его. Похоронный костюм чужака резко контрастировал с яркими топиками и шортами туристов, проехавших десять километров от Сан-Мигеля, единственного города Косумеля, лишь для того, чтобы посетить этот ставший знаменитым ресторан.

Несколько лет назад это была дешевая закусочная, а посетителями ее являлись в основном дайверы, которых привлекала кристально чистая вода у кораллового рифа. Тогда тут подавали лишь пиво да немудреные закуски. Со временем расширилось и помещение ресторана, и его меню. Теперь он упоминался во всех туристических путеводителях по Косумелю в качестве заведения, которое туристам непременно нужно посетить. Поттер, как и любой другой человек, имел полное право находиться здесь, но Малоун рассматривал «Коралловый риф» как продолжение своего дома, и поэтому присутствие здесь этого типа возмутило его.

Задержавшись у столика, он наградил Поттера долгим, тяжелым взглядом, а затем подошел к Ят-Баламу, круглоголовому, широколицему, с выдающимися скулами владельцу заведения. Лицо Малоуна смягчилось, и он радушно поздоровался с этим симпатичным индейцем майя, с которым они давно успели подружиться.

Малоун никогда не испытывал потребности в большом количестве друзей. Единственный ребенок в семье, которого к тому же воспитывала мать-одиночка, он еще в детстве часто оставался один и не тяготился одиночеством. Вот и сейчас Малоун чувствовал себя вполне комфортно, живя вдалеке от единственного города на этом маленьком островке, приютившемся у восточного побережья мексиканского полуострова Юкатан. Но этот ресторан приобрел для него очень большое значение. Малоун приходил сюда каждый день. Он установил дружеские отношения не только с Ятом, но и с его женой, которая была тут шеф-поваром, и двумя сыновьями-подростками, работавшими официантами. Его потребность в социальной жизни полностью удовлетворялась общением с редкими визитерами из мира искусства, время от времени навещавшими его товарищами по армейской службе и ныряльщиками, которые приезжали со столь завидной регулярностью, что могли уже считаться постоянными клиентами. Три месяца назад у Малоуна даже появилась постоянная женщина, но конец этой романтической истории оказался несчастливым. Ей определенно не нравилась уединенная островная жизнь, пусть даже в таком райском уголке, и она предпочла вернуться к светским раутам и галереям Манхэттена.

После того как Малоун и Ят обменялись обычными любезностями, хозяин ресторана сообщил:

— Вон мужчина, который торчит тут целый вечер, но не заказывает ничего, кроме чая. Все это время он не спускает глаз с входа и говорит, что ждет тебя.

Ят указал взглядом своих миндалевидных глаз в сторону Поттера.

— Да, я увидел его сразу, как вошел.

— Это твой друг?

— Нет, это мой геморрой.

— Значит, будут неприятности?

— Вряд ли, но я, пожалуй, сначала разберусь с этим, чтобы потом спокойно насладиться едой. Что у нас сегодня на ужин?

— Уачинанго по-веракрусски.

Рот Малоуна наполнился слюной, как только он представил красного люциана,[2] запеченного целиком с острыми зелеными перчиками, луком, томатами и специями.

— Подай ему одну порцию и запиши на мой счет. Мне — то же самое.

— Хорошо, тогда я поставлю на его столик еще один столовый прибор.

— Не нужно. Я не собираюсь ужинать с ним. Лучше принеси нам по «Маргарите». После того как я поговорю с ним, ему непременно понадобится выпить.

Когда Малоун повернулся, чтобы направиться к столику Поттера, Ят предупреждающим жестом положил руку ему на плечо. Малоун успокаивающе улыбнулся ему.

— Не волнуйся, старина, я обещаю тебе, что никаких осложнений не будет.

Ресторан представлял собой восьмиугольное сооружение с тростниковыми стенами, которые доходили посетителям всего лишь до пояса и поэтому не мешали им любоваться восхитительным морским пейзажем, освещенным светом полной луны. Над стойкой бара, расположенной у входа, висела картина с изображением пляжа, того самого, на котором стоял ресторан. Ее написал и подарил Яту Малоун. Высокие шесты подпирали длинные бамбуковые балки. Подобно спицам колеса, они расходились в разные стороны и поддерживали круглую крышу из пальмовых листьев. Благодаря такой конструкции, как бы много посетителей ни собиралось в ресторане, тут всегда царило ощущение простора и было много воздуха.

Поттер не отрывал взгляда от приближающегося Малоуна. А тот, подходя все ближе, думал о том, что в их первую встречу предзакатное освещение, по-видимому, приукрасило его. Сейчас бледность Поттера буквально бросалась в глаза. Судя по всему, этот человек редко бывал на свежем воздухе. В глазах, прятавшихся за стеклами очков, застыло угрожающее выражение.

— Присаживайтесь, — проговорил Поттер, делая приглашающий жест.

— Боюсь, не смогу. Но я взял на себя смелость заказать для вас ужин, фирменное блюдо этого заведения. Отведав его, вы непременно согласитесь с тем, что не ели ничего вкуснее за всю свою жизнь. Не возвращаться же вам из этой поездки вовсе с пустыми руками!

По-прежнему буравя Малоуна взглядом, Поттер постукивал пальцами по столу.

— Вы, судя по всему, не понимаете: я не могу вернуться к мистеру Белласару и сообщить, что вы отказались от его предложения.

— Тогда не возвращайтесь. Сообщите ему, что вы увольняетесь.

Поттер забарабанил пальцами по столу с удвоенной силой.

— Это также неприемлемо.

— Послушайте, у всех время от времени случаются проблемы на работе. Не важно, сколько он вам платит. Если вам не нравится то, чем приходится заниматься…

— Вы ошибаетесь, моя работа мне как раз очень нравится.

— Вот и замечательно! Тогда постарайтесь объяснить своему нанимателю, что от вас в данном случае ничего не зависело.

— Дело не в нем, а во мне. Я не привык терпеть неудачи. Вы должны осознать, насколько все серьезно. Что я могу предложить вам, чтобы вы согласились?

— Это вы должны осознать: если я приму этот заказ, то потеряю то, что ценю больше всего на свете.

Глаза Поттера сузились.

— И что же это такое? — спросил он.

— Свою независимость. Денег у меня даже больше, чем мне нужно, поэтому я вовсе не собираюсь бросать все и лететь по первому свистку любого сукиного сына, полагающего себя достаточно богатым, чтобы диктовать мне, что и как рисовать.

В пылу спора Малоун сам не заметил, как перешел почти на крик. В какой-то момент он осознал, что вокруг них воцарилась тишина, огляделся и увидел, что все обедающие отложили вилки с ножами и смотрят на них. Ят стоял в глубине ресторана, и в его взгляде читалась нескрываемая тревога.

— Прошу прощения, — проговорил Малоун, подняв руку в успокаивающем жесте. Затем он снова повернулся к Поттеру. — Этот ресторан является для меня вторым домом. Не заставляйте меня устраивать здесь скандал.

— Ваш отказ от нашего предложения является окончательным?

— У вас что, проблемы со слухом?

— И нет никакого способа заставить вас изменить свое решение?

— Господи, неужели вы этого еще не уяснили?

— Хорошо. — Поттер поднялся. — Так я и доложу мистеру Белласару.

— Куда вы так торопитесь? Покушайте сначала.

Поттер взял свой атташе-кейс.

— Мистер Белласар желает узнать о результатах наших с вами переговоров немедленно.

4

Пассажиров сорокафутовой яхты, бросившей якорь у рифа, в четверти мили от берега, больше интересовало не отражение луны на водной глади, а огни ресторана. Четверо мужчин смотрели в сторону берега и одновременно слушали рацию, из которой в данный момент доносился невнятный шум голосов и звяканье ножей о тарелки.

— Я нахожусь слишком далеко и не расслышал, что сказал Малоун, — послышался из рации мужской голос, — но у Поттера вид совершенно убитый.

— Он встает, — произнес следом за этим женский голос, — берет свой кейс и торопится к выходу.

— Наверное, собрался в аэропорт, — предположил старший и, видимо, главный из стоявших у поручней — мужчина в возрасте и с редкими волосами. — Нам известно, с каким недоверием Белласар относится к телефонам, поэтому Поттер наверняка свяжется с ним по переговорному устройству с шифратором, которое имеется на борту самолета.

Рация вновь заговорила женским голосом:

— Родригес под видом шофера такси занял позицию. Он проследит за машиной, арендованной Поттером, и выяснит, куда тот направился.

— А Малоун тем временем подошел к хозяину ресторана, — сообщил мужской голос из рации. — Похоже, извиняется. Он, судя по его виду, недоволен собственным поведением, но еще больше зол на Поттера. — В течение некоторого времени из рации доносились только обычные для любого ресторана звуки, а потом мужчина произнес: — Сел за столик и принялся за еду.

Старший на яхте устало вздохнул. Выражение его лица было кислым. Он испытывал тошноту — то ли от легкой качки, то ли от того, что услышал.

— Боюсь, что на сегодня — все. Шоу окончено, — сказал он.

— И Малоун не принял предложение, — проговорил крепко скроенный мужчина, стоявший рядом с ним.

— В точности как ты предсказывал.

— Но я же был у него вторым пилотом, да и после его ухода из армии продолжал с ним общаться. Я хорошо его изучил и знаю, как он мыслит.

— Думаешь, он окончательно решил быть свободным художником? А ведь такой великолепный шанс может нам больше никогда не подвернуться! Ты действительно знаешь его лучше всех, так подскажи, каким образом, черт побери, мы могли бы перетащить его на свою сторону?

5

Малоун услышал низкое рычание и сразу же насторожился. Это случилось еще до того, как джип обогнул группу пальмовых деревьев и он увидел свой дом. Однако после того, как Малоун объехал пальмы, он все равно не увидел своего дома, поскольку огромное облако пыли заволокло все вокруг. Картина, представшая его взгляду, была настолько нереальной, что он резко затормозил, и джип остановился, будто наткнувшись на невидимое препятствие. Словно парализованный, Малоун смотрел на вершащийся прямо перед его глазами хаос. Ревущие, похожие на динозавров бульдозеры — один, два, три, Господи Иисусе, целых шесть! — перепахивали дюны, вырывая с корнем и валя на песок чудесные пальмы, росшие вокруг его дома.

Когда Малоун впервые увидел эту укрытую от посторонних глаз бухточку на восточном берегу Косумеля, он сразу же понял, что хочет жить только здесь. Спокойные воды на противоположном побережье островка делали его более привлекательным для туристов и застройщиков, и это вполне устраивало Малоуна. Он предпочитал держаться подальше от людских толп. Сильный прибой на этой не защищенной скалами стороне острова, не говоря уж о полной безлюдности маленькой бухты, прямые и резкие контрасты света и тени, создаваемые белым песком, испещренным черными валунами, сделали ее неотразимой для Малоуна.

В соответствии с мексиканскими законами, иностранец мог купить землю, получив официальное разрешение министерства иностранных дел Мексики, однако с участками, расположенными в прибрежной зоне, все обстояло не так просто. Правительственных чиновников было необходимо убедить в том, что потенциальный собственник будет обходиться с этим драгоценным природным ресурсом заботливо и бережно. Поэтому Малоуну пришлось приобрести этот участок, заключив с местным банком трастовое соглашение сроком на пятьдесят лет. Право собственности при этом сохранялось за банком, и он же выступал гарантом сохранности пляжа.

Малоун тут же нанял известного мексиканского архитектора, и тот разработал для него проект будущего дома. Элегантная, вытянутая в длину одноэтажная постройка была сооружена из обычно непривлекательного на вид бетона, который, однако, был в меньшей степени подвержен пагубному влиянию царившей здесь влажности, нежели дерево, послужившее материалом для строительства большинства домов на острове. После этого все края и грани дома тщательно обтесали — так, что не осталось практически ни одного острого угла, и дом приобрел мягкий, обтекаемый вид. Стены оштукатурили, вокруг дома посадили множество красочных цветущих кустов, а крышу, как это было принято здесь, покрыли пальмовыми листьями. Несколько арочных проемов и внутренних двориков позволяли морскому бризу свободно гулять по всему помещению, отчего отпала необходимость в кондиционерах.

Но сейчас все здесь выглядело иначе. Дом был покрыт толстым слоем песка, поднятого в воздух бульдозерами, а обычно ласковый морской ветер нес песок внутрь дома. Дюны, среди которых угнездился дом Малоуна, бульдозеры начисто сровняли, повсюду лежали поваленные пальмовые деревья. Но им этого было мало: словно сорвавшись с цепи, бульдозеры продолжали вспахивать, уродовать, разрывать пространство вокруг дома.

Малоун наблюдал эту чудовищную картину расширившимися от изумления глазами, но наконец его временный паралич прошел. Кипя от ярости, он выскочил из джипа и кинулся к ближайшему бульдозеру, неистово размахивая руками и приказывая водителю остановиться. Однако водитель либо не видел его, либо, что еще более вероятно, ему было плевать на сигналы, которые подавал ему Малоун, поскольку бульдозер прорычал мимо него и повалил еще одну пальму. Охваченный еще большей злостью, Малоун кинулся за ним вдогонку, схватился за ручку двери, подтянулся и ухватился за ключ зажигания и выключил двигатель огромной машины.

— Черт! Я же велел вам остановиться! — прокричал он на испанском.

Водитель бульдозера выругался и ухватил Малоуна за руку, пытаясь освободить ключ.

— Какого дьявола вы здесь делаете? — прорычал Малоун.

Не переставая ругаться, водитель бульдозера продолжал отдирать его руку от ключа, чтобы снова завести машину. Малоун выдернул ключ из замка зажигания и отбросил его на песок. В ту же секунду кругом воцарилась тишина; остальные водители, видя, что происходит, заглушили двигатели своих бульдозеров, спрыгнули на песок и поспешили на помощь своему товарищу.

— Отвечай! — не отступал Малоун. — Чем вы тут заняты? Это — мой дом, вы не имеете права здесь находиться!

Другие водители окружили бульдозер. Трое встали по левую сторону, двое — по правую.

— Отвяжись от моего брата! — велел один из них.

— Вы что-то перепутали, — продолжал говорить Малоун. — Я здесь живу! А вы, наверное, ошиблись и приехали не в то место!

— Ошибку сделаешь ты, если немедленно не отстанешь от моего брата! — угрожающим тоном проговорил второй водитель и стал карабкаться на бульдозер.

— Послушайте…

Но слушать его они не хотели. Повернувшись к Малоуну, тот водитель, у которого он отобрал ключ зажигания, нацелил кулак ему в живот. Реакция Малоуна была, может, чуть медленнее, чем в его армейские времена, но достаточно быстрой, чтобы нейтрализовать противника. Он схватил мексиканца за руку, сдернул его с места и выкинул из кабины бульдозера на песок. Двигаясь столь же молниеносно, он нырнул под руку брата поверженного, избежав таким образом удара, направленного ему прямо в лицо, а затем распрямился и коротким ударом в солнечное сплетение отправил работягу следом за его братом — отдыхать на песке. Остальные четверо смотрели на происходящее раскрыв рот. Они уже не были столь уверены в том, что хотят наказать иностранца.

— Больше никто не пострадает!

— Кроме тебя, — прохрипел первый водитель, поднимаясь с песка и пытаясь восстановить дыхание.

— Говорю же вам, я не хочу драться! Просто прекратите уродовать деревья, пока мы не выясним, что к чему. Вы не должны делать то, что вы делаете.

— Человек, который нас нанял, объяснил все очень четко, — сердито проговорил третий водитель. — Он привез нас сюда, сказал, что земля принадлежит ему, и велел сровнять все с землей, чтобы подготовить площадку для строительства нового отеля.

— Какой еще человек? Кто бы это ни был, он нес полную чушь. Он назвал вам свое имя?

Когда Малоун услышал имя этого человека, в его груди заклокотала еще более кипучая ярость.

6

«РОБЕРТО РИВЕРА. МЕНЕДЖЕР БАНКА», — гласила надпись на двери. Малоун открыл ее с такой силой, что непрозрачные стекла в ней едва не вылетели от удара.

Ривера, тощий человечек с темными волосами и тонкими усиками, испуганно вздернул голову. Пожилой клиент банка, сидевший по другую сторону письменного стола Риверы и что-то говоривший, в замешательстве умолк на полуслове и издал какой-то странный звук, словно случайно подавился персиковой косточкой.

— Сеньор Ривера, я пыталась остановить его, — пропищала секретарша, просунув голову в дверной проем позади Малоуна.

Малоун не сводил пылающего взгляда с Риверы.

— Мое дело не терпит отлагательств, — проговорил он угрожающим тоном.

— Я вызываю полицию. — Секретарша потянулась к стоявшему на столе телефону.

— Подождите немного, — остановил ее Ривера и посмотрел на клиента, который, похоже, успел прийти в себя, но выглядел по-прежнему перепуганным. — Сеньор Вальдес, я приношу извинения за то, что нас прервали. Не могли бы вы немного подождать в приемной, пока я не улажу это недоразумение?

Как только клиент вышел и дверь за его спиной закрылась, Малоун набросился на Риверу:

— Сволочь! Зачем ты послал бульдозеры на мою землю и приказал им все там уничтожить?

— Очевидно, произошло какое-то недопонимание.

— Вряд ли! Те парни на бульдозерах очень четко рассказали мне, как было дело.

— О, как раз в этом никакого недопонимания нет, — сказал Ривера.

— Что?

— Да, это действительно я их послал.

— Так вы это признаете? — Малоун, который уже готов был вытащить Риверу из-за письменного стола, ошеломленно застыл.

— Целиком и полностью. Слово «недопонимание», которое я употребил, относилось к другому. К тому, что вы заявили, будто бульдозеры работали на вашей земле. Однако данный участок больше вам не принадлежит.

— Что ты несешь, подонок? Я же за него заплатил!

— Вы действительно оформили трастовое соглашение с банком, который сохранил за собой право на эту недвижимость. Однако в последнее время мы стали получать слишком много жалоб относительно того, что ваш дом превратился в настоящее бельмо на глазу.

— Что-о?

— Кроме того, мы больше не можем игнорировать и слухи относительно контрабанды наркотиков, партии которых тайно выгружаются на берегу. Я переговорил с представителями министерства иностранных дел. Трастовое соглашение расторгнуто. Я выкупил вашу недвижимость.

— Боже правый, это невозможно!

— Это свершившийся факт, — ответил Ривера. — Видимо, вы еще не забирали свежую почту, иначе обнаружили бы в ней конверт с уведомлением о расторжении соглашения.

— Я заплатил за эту землю!

— Вы также нашли бы чек на сумму, которая была перечислена вами банку. Более того, я увеличил ее — хотя мог этого и не делать, — добавив еще некоторую сумму в порядке компенсации с учетом роста рыночной цены этой недвижимости за то время, которое вы на ней прожили.

— Компенсации? Ну ты, гнида, ты же собираешься разрушить мой дом! — И тут в памяти Малоуна всплыла фраза, сказанная одним из водителей. — Отель!

— Что?

— Ты продал мою недвижимость застройщику?

— Предложение было слишком выгодным, чтобы отказаться.

— Не сомневаюсь! — Малоун ухватил Риверу за отвороты пиджака. — Но тебе будет сложно потратить полученные деньги, сидя в инвалидном кресле!

— Вызывайте полицию! — прокричал Ривера своей секретарше, находившейся в приемной.

Малоун рванул Риверу и заставил его встать на ноги.

— Подумайте дважды! — предупредил его Ривера. — В Мексике нет такого понятия, как права заключенного. За нападение на меня вы попадете за решетку и будете годами гнить в тюремной камере, ожидая, когда ваше дело дойдет до суда.

Малоун отвел кулак для удара.

— Зато сейчас — получу удовольствие!

— А когда дело все же дойдет до суда, последствия будут самыми трагичными для вас. Предупреждаю вас, в Мексике очень жестко поступают с иностранцами, которые нападают на уважаемых членов общества.

Секретарша открыла дверь и сообщила:

— Полицейские уже едут.

— Благодарю вас. Теперь — сеньору Малоуну решать, хочет ли он иметь дело с полицейскими, — проговорил Ривера, посмотрев в глаза своему противнику.

— Уважаемый член общества. — Малоуну хотелось плюнуть ему в физиономию. Испытывая непреодолимое отвращение, он опустил кулак. — Да, видно, предложение и впрямь было чертовски выгодным!

— Вам следует разбираться с тем человеком, который сделал мне его. Кстати, он вас знает и настойчиво просил меня передать вам привет.

— Привет? Не понимаю… Как его зовут?

— Александр Поттер.

— Поттер?

— И еще он просил передать, что его наниматель тоже передает вам привет.

7

Площадка для машин перед «Коралловым рифом» была пуста. С нее как раз выезжало такси, причем на лицах его пассажиров было написано явное разочарование. Малоун вышел из джипа, прошел по песку ко входу в ресторан и обнаружил на двери табличку с надписью «ЗАКРЫТО». Все жалюзи были опущены.

Он нахмурился. На фоне царящей внутри заведения тишины шум прибоя звучал громче обычного. Малоуну подумалось, что Ят настолько одержим своей работой, что мог без предупреждения закрыть ресторан лишь в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Неужели что-то случилось с ним или с членами его семьи?

Малоун подергал дверь. Она оказалась запертой. Затем постучал. Никто не ответил. Широкими торопливыми шагами он обошел постройку и приблизился к двери заднего входа, которая вела на кухню. Малоун толкнул ее, и она открылась, после чего он оказался в царстве, где обычно правила бал жена Ята. После вчерашней готовки тут еще витали аппетитные запахи, однако теперь плиты были холодными, и Малоун не обнаружил никаких признаков готовящейся еды.

За дверями, которые вели в зал для посетителей, послышался встревоженный голос:

— Кто там?

— Ят?

— Кто это? — повторился вопрос.

— Это я, Чейз.

— Ох, — раздался выдох облегчения, после чего одна из дверей на шарнирах распахнулась, и в образовавшемся отверстии появилось широкое и печальное лицо Ята. — А я уж подумал, что это еще один посетитель.

Малоуну стало приятно при мысли о том, что он для этого доброго человека значит больше, чем обычный посетитель.

— В чем дело? Что случилось?

— Ох, — снова вздохнул индеец, — чего только не случилось!

За его спиной кто-то постучал в запертую дверь главного входа. После короткой паузы послышался еще один, более громкий стук, а затем раздались разочарованные голоса и шум отъезжающего автомобиля.

— Сначала я объяснял всем приезжающим, что мы закрылись, но потом их стало чересчур много. Слишком много!

Ят усталым жестом пригласил Малоуна пройти с ним в зал ресторана. С правой стороны, на стойке бара, американец заметил початую бутылку текилы, а рядом — наполненный до половины стакан.

— Да что тут стряслось? Расскажи, наконец.

Ят направился к входной двери, рассказывая на ходу:

— Все приставали ко мне с расспросами о том, когда ресторан откроется снова, и я замучился повторять, что мне это неизвестно. А под конец я просто перестал отвечать на стук, уселся и стал слушать, как эти люди колотят в дверь.

— Ты мне расскажешь, в конце концов, что случилось?

— Сегодня утром ко мне пришел мужчина и предложил продать «Коралловый риф». Он предложил за него такие деньги, какие мне не заработать и за всю жизнь.

У Малоуна засосало под ложечкой.

— Я обсудил это предложение со своей женой и детьми. Ведь они вкалывают тут как проклятые. Мы все вкалываем… — Ят угнетенно покачал головой. — Но предложенная нам сумма была настолько велика, что мы не могли противостоять соблазну.

— Поттер, — проговорил Малоун.

— Да, Александр Поттер, тот самый мужчина, который был здесь вчера вечером. И еще он просил передать тебе привет от него.

— От него и от человека по имени Дерек Белласар?

— Да. «Коралловый риф» будет оставаться закрытым в течение неопределенного времени — до тех пор, пока сеньор Белласар не решит, что делать с недвижимостью. — Ят поглядел на свой стакан, взял его и сделал солидный глоток. — Мне нужно было бы получше обдумать его предложение и не торопиться подписывать документы. Теперь-то я понимаю, что деньги ничего не значат, если я не знаю, чем заняться. До сегодняшнего дня я не осознавал, насколько важно было для меня приходить сюда каждое утро…

То, что Ят то и дело использовал прошедшее время, действовало на Малоуна так угнетающе, что он налил себе текилы.

— Я знаю, насколько важно это было для меня.

Малоун осушил стакан, и на глазах его выступили слезы, но не только от обжигающе крепкой жидкости. Ему вдруг показалось, что кто-то умер. «Ну, Белласар, ну, сволочь, тебе это с рук не сойдет! — подумал он. — Я доберусь до тебя!»

— Кстати, — снова заговорил Ят, — чуть не забыл. Тебе звонили.

— Кто? — удивленно вздернул бровь Малоун.

— Мужчина из галереи в Нью-Йорке, который торгует твоими картинами. Он сказал, что у него для тебя есть какое-то важное сообщение.

С еще более тошнотворным чувством в груди Малоун потянулся к телефонной трубке.

8

— Ты продал галерею? — растерянно переспросил Малоун.

— Слушай, я и сам удивлен не меньше твоего! — Телефонная связь была скверной, и голос Дугласа Феннермана звучал еле слышно. — Честное слово, старик, у меня до вчерашнего дня и мысли такой в голове не было. И вдруг, как снег на голову, такое сказочное предложение…

— От имени человека по имени Александр Поттер, который представляет интересы некоего Дерека Белласара.

— Как забавно, Чейз, Поттер сказал, что ты догадаешься, кто купил галерею, даже прежде, чем услышишь имя покупателя. Но на тот случай, если ты не догадаешься, он просил, чтобы…

— Ты передал мне привет.

— Ты что, ясновидящий?

— И еще — привет от Белласара.

— Потрясающе! Значит, ты хорошо с ними знаком?

— Нет, но поверь мне, я обязательно с ними познакомлюсь!

— Значит, все будет тип-топ, вы сработаетесь. Мы с тобой так долго сотрудничали, и ты был первым, кому я позвонил, чтобы сообщить об этой фантастической сделке. Я хочу сказать тебе, Чейз: я горжусь тем, что мне выпала честь представлять твои интересы в мире искусства.

У Малоуна защипало в глазах.

— Если бы не ты, Дуг, я бы никогда не добился таких успехов.

— Брось, старина, все дело в твоем таланте, а я всего лишь доносил его до людей. Но, послушай, ведь окончание нашего совместного бизнеса не означает, что мы перестанем быть друзьями, а?

— Конечно, — только и сумел выдавить из себя Малоун.

— И время от времени мы будем встречаться?

— Обязательно.

— Да уж… — В голосе Дуга зазвучали грустные нотки, но он сразу же попытался вернуть своему голосу прежний энтузиазм: — По крайней мере, ты будешь вести бизнес не с чужими людьми. Если ты, Поттер и Белласар знакомы друг с другом, это уже основа для успешного общего бизнеса. А когда вы вместе поработаете, то, может статься, и подружитесь.

— Вот в этом я сомневаюсь, — мрачно откликнулся Малоун.

— Ну, не зарекайся. Никогда не знаешь…

— Я знаю! — чуть ли не по слогам отчеканил Малоун, сжав челюсти.

— Ладно, ладно, — миролюбиво затараторил Дуг. — Так или иначе, ваш совместный бизнес начнется еще довольно не скоро.

— Не понял!

— Белласар задумал обновить и модернизировать галерею, и все твои картины будут помещены в запасники до завершения работ, — пояснил Дуг.

— Что? — выдохнул Малоун.

— Тебе придется временно уйти с рынка. Это, кстати, довольно умный ход. Я полагаю, что, когда галерея снова откроется, твои картины поднимутся в цене — хотя бы потому, что на протяжении какого-то времени они были недоступны.

Малоун что было сил сжал трубку телефона.

— А я полагаю, Белласар сделает так, что мои картины будут недоступны в течение очень долгого времени.

— О чем это ты?

— О том, что Поттер и Белласар еще пожалеют, что когда-то услышали обо мне.

— Подожди, Чейз, не пори горячку! Я, наверное, неправильно выразился. У тебя нет никаких оснований чего-либо опасаться. Если тебя что-то тревожит или тебе нужны какие-то гарантии, только скажи мне! Я встречаюсь с ними в среду утром на аукционе «Сотби». Я могу передать им твое сообщение.

«Сотби»? Малоун стал подсчитывать в уме: в среду утром… Значит, до этого момента осталось тридцать шесть часов. Казалось, что крепче сжать трубку невозможно, но ему это удалось.

9

— Чейз!

Хрипловатый крик заставил Малоуна отвлечься от чемоданов, которые он лихорадочно укладывал.

— Чейз, ты дома?

Выглянув из окна спальни, Малоун увидел высокого широкоплечего мужчину с короткими светлыми волосами и загорелым ширококостным лицом, стоявшего на изуродованном пляже перед домом.

— Джеб?! — крикнул Малоун.

Мужчина издал довольное кудахтанье.

— Джеб! Господи, почему ты не предупредил о своем приезде?

— Я тебя слышу, но не вижу, дружище. Где ты находишься?

— Сейчас выйду!

Когда Малоун выбежал из дома на заднее патио, Джеб Вайнрайт расплылся в широкой улыбке. Тридцати семи лет от роду — ровесник Малоуна, — он был одет в сандалии, мешковатые коричневые шорты и кричащую рубашку в цветочек, три верхние пуговицы которой были расстегнуты, выставляя напоказ курчавящиеся на груди светлые волосы. На левом бедре, чуть ниже того места, где заканчивались шорты, виднелся шрам от раны, полученной им в ту ночь вторжения в Панаму, когда Малоун спас ему жизнь. Даже несмотря на прошедшие десять лет, он был сложен, как солдат: широкие плечи, могучие мускулы.

— Я стучал, но ответа не последовало. — При виде приближающегося друга его улыбка стала еще шире. Лицо Джеба было словно вырублено из камня и напоминало обломки известняка, валявшиеся на песке. — Я уж испугался, что ты отсюда съехал, особенно после того, как увидел вот это. — Джеб указал на изрытый песок и поваленные пальмы. — Что здесь стряслось? Такое впечатление, что тут прошел ураган.

— Застройщик решил провести кое-какие усовершенствования.

— Но, как мне удалось заметить, это не единственные изменения в здешних местах. Я проезжал мимо потрясающего ресторана, в котором мы с тобой ужинали во время последней встречи. Мне подумалось, что мы могли бы наведаться туда и сегодня, но оказалось, что он закрылся.

— Еще один «подарок» от того же застройщика. Но я не хочу портить себе настроение разговорами об этом. — Малоун обнял Джеба за плечи. — Как я рад тебя видеть! Сколько мы не встречались? Как минимум год?

Джеб кивнул.

— И вот я снова приехал, чтобы провести с тобой отпуск, вволю поплавать с аквалангом и, может быть, даже заняться виндсерфингом.

— А где твое барахло?

— Во взятой напрокат машине.

— Я помогу тебе внести его в дом. Ведь ты, я надеюсь, остановишься у меня? — Внезапно на лице Малоуна появилось озабоченное выражение. — Вот только жить тебе здесь придется в одиночестве. Откровенно говоря, ты застал меня, что называется, на пороге. Завтра я улетаю в Нью-Йорк.

— Как? Но ведь я только что приехал! Неужели ты не можешь отложить свою поездку хотя бы на пару дней?

Малоун отрицательно покачал головой. Он снова испытал прилив злости, от которой даже сердце стало биться быстрее.

— Мне необходимо отдать должок человеку, который устроил все это. Ты поймешь, когда здесь снова появятся бульдозеры и примутся сносить все подряд. Возможно, тебе даже придется ночевать на пляже, если они получат приказ снести дом.

— Неужели все так плохо?

— Хуже не бывает.

— Расскажи мне, что произошло? — Джеб указал в сторону пляжа и предложил: — Давай прогуляемся.

10

Когда они дошли до полосы прибоя, Джеб внимательно оглядел горизонт, желая убедиться, что в пределах видимости нет никаких судов. После того как бульдозеры закончили свою разрушительную работу, поблизости не осталось ни одного места, где мог бы затаиться человек с нацеленным на них микрофоном направленного действия, но Джеб все равно должен был проявлять крайнюю осторожность.

— Все началось с мужика по имени Поттер, — заговорил Малоун.

— Да, я его знаю.

Малоун резко повернул голову и удивленно посмотрел на друга.

— Более того, я знаю и про Белласара, — добавил Джеб. — Хочешь узнать, почему я вытащил тебя сюда, к воде? Твой дом, скорее всего, напичкан «жучками», но здесь шум прибоя слишком громок, и, если кто-то пытается нас прослушать с расстояния, он услышит только его.

— Мой дом прослушивается? — Малоун посмотрел на Джеба так, словно услышал из его уст какую-то тарабарщину. — Но кому это может быть…

— Белласару. За тобой устроили слежку задолго до того, как Поттер впервые приблизился к тебе. Скажу больше, за тобой следили и после этого. Они хотели выяснить, как ты поведешь себя в ответ на то, что они сделали с твоей жизнью после того, как ты послал их ко всем чертям.

— Но откуда ты… — Лицо Малоуна окаменело. — Значит… ты приехал сюда не просто чтобы провести очередной отпуск…

— Совершенно верно.

— В таком случае, может быть, ты мне кое-что объяснишь, старый друг? Например — начнем с начала, — какого дьявола тебе понадобилось здесь?

— Дело в том, что с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, я сменил работу.

Малоун молча смотрел на собеседника и ждал продолжения.

— Я больше не являюсь сотрудником службы безопасности частной компании. Я теперь работаю на… другую компанию.

Малоун почувствовал, что в последние два слова его друг вложил некий тайный смысл, и ему показалось, что он разгадал его.

— Ты же не хочешь сказать, что теперь ты работаешь на…

— Да, на Контору.

Джеб задержал дыхание и ждал реакции собеседника. В какой-то момент ему стало страшно. За годы службы в морской пехоте в душе его друга поселилась резкая неприязнь к любому начальству, и теперь, если он почувствует, что им пытаются манипулировать, не поможет даже многолетняя дружба — он просто укажет ему, Джебу, на дверь.

— Превосходно! — проговорил наконец Малоун. — Блестяще! Потрясающе, мать твою!

— А теперь, пока ты не успел лопнуть от негодования, позволь мне тебе кое-что объяснить. Что знаешь о Белласаре лично ты?

Губы Малоуна искривились:

— Только то, что это набитый деньгами индюк.

— А тебе известно, откуда у него эти деньги?

— Откуда мне знать… От торговли нефтью, морских перевозок, биржевой игры… Какая разница?

— От незаконной торговли оружием.

Взгляд синих глаз Малоуна сфокусировался, они стали напоминать два лазера.

— Белласар — один из трех крупнейших торговцев оружием в мире, — продолжал рассказывать Джеб. — Назови мне любую страну мира, где сейчас идет гражданская война, и я сразу же скажу тебе: обе противоборствующих стороны используют оружие Белласара, чтобы уничтожить друг друга. Но это еще не все. Этот человек не просто ждет, когда где-то разгорится гражданская война и он сможет постучаться в дверь. Белласар сам провоцирует эти войны. Если та или иная страна находится на грани гражданского конфликта, он отправляет туда своих наемников, которые бомбят селения мирных жителей, убивают политических деятелей, сваливают вину за это на противоборствующие стороны и вынуждают их вступать друг с другом в непримиримую схватку. Таким образом он провоцирует начало гражданской войны. А потом начинает поставлять противоборствующим сторонам оружие — в неограниченных количествах. Благодаря ему Ирак приобрел технологию создания ядерного реактора, который позволил Саддаму производить оружейный плутоний. То же касается Индии и Пакистана. То же касается Северной Кореи.

Именно он продал нервно-паралитический газ зарин радикальной японской группировке «Аум Сенрике», которая распылила его в токийском метро. Это, кстати, была генеральная репетиция большой атаки на Токио. Говорят даже, что этот человек наложил лапу на ядерное оружие, которое осталось бесхозным после распада Советского Союза. Знаешь что, Чейз, если ты спросишь меня, кто самый гнусный парень во Вселенной, я, пожалуй, назову именно Дерека Белласара. И если ты думаешь, что можешь просто отправиться в Нью-Йорк и, как ты говоришь, «отдать ему должок», ты познакомишься с участью мухи, которая врезается в лобовое стекло автомобиля, летящего со скоростью двести километров в час.

Скрипучим голосом Малоун ответил:

— Оказывается, ты знаешь меня не так хорошо, как я думал.

— Это ты о чем? — наморщил лоб Джеб.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я отступал и поворачивался задом к противнику?

— Никогда, — признался Джеб.

— Вот и теперь не увидишь. Мне плевать, насколько могуществен Белласар. За то, что он со мной сотворил, ему предстоит ответить. У меня здесь была хорошая жизнь, причем я приложил много усилий, чтобы она стала такою. А теперь этот подонок разрушил ее, причем не постоял за расходами! И знаешь почему? Только потому, что он не принимает «нет» в качестве ответа. Что ж, теперь ему предстоит узнать, как слово «нет» звучит в виде раската грома.

— Послушай, я же не отговариваю тебя от мести. Я на твоей стороне. Пусть он заплатит! Я веду речь совсем о другом: как это сделать умнее! Нанести ему удар в самое чувствительное место.

— И каким же образом я могу это сделать?

— Согласись на его предложение.

11

После того как пауза затянулась уже до неприличия, Малоун, подумав, что все же ослышался, переспросил:

— Что я должен сделать?

— Принять его заказ. Контора уже давно пытается подобраться к Белласару, — заговорил Джеб. — Если бы нам удалось разузнать его планы, мы, возможно, сумели бы сорвать их. Одному только богу известно, сколько человеческих жизней мы бы тогда спасли, но Белласар — настоящий волшебник в области искусства выживания. Его отец торговал оружием, его дед торговал оружием, его прадед и прапрадед тоже торговали оружием. Этим занимались все его предки по мужской линии начиная с эпохи наполеоновских войн. И для Белласара это не просто семейный бизнес, это у него в генах. У него потрясающее чутье — просто какое-то шестое чувство — на любые ловушки и слежку. Каждый раз, когда мы пытались подослать к нему своего человека, мы терпели неудачу, но вот теперь нам, возможно, впервые улыбнулась удача, выпал редкостный шанс, и этот шанс — ты.

— Ты, наверное, шутишь? Неужели ты всерьез полагаешь, что я соглашусь иметь с этим человеком хоть какие-то дела?

— Не с ним. С нами.

— Но если люди Белласара действительно следят за мной, как ты говоришь, они уже знают, что ко мне приехал человек из ЦРУ и пытался завербовать меня.

— Я всего лишь твой старый друг, который нанес тебе неожиданный визит, чтобы заодно понырять и позаниматься виндсерфингом. Для всех я до сих пор являюсь сотрудником службы безопасности крупной компании. Когда Белласар проверит меня, он не обнаружит никаких связей между мной и Конторой, так что этот наш разговор никоим образом тебя не скомпрометирует.

— Но я художник, а не шпион!

— Я полагал, что ты до сих пор остался солдатом.

— Это было давно.

— Ты был слишком хорошим солдатом, чтобы перестать им быть.

— И все же перестал, как тебе известно. — Малоун шагнул ближе и железным голосом отчеканил: — Ты должен знать, что я никогда и никому не позволю указывать мне, что делать.

Шум прибоя, казалось, стал громче. Мужчины молча смотрели друг на друга, и на их лица падали соленые брызги.

— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил Джеб, потирая шрам на ноге.

— Что?

— Мы все еще друзья или мне стоит вернуться в город и найти место для ночлега?

— О чем ты говоришь? Конечно, мы друзья!

— Тогда выслушай меня.

Малоун беспомощно развел руками.

— Прошу тебя! — со всей убедительностью, на какую был способен, произнес Джеб. — Я хочу тебе кое-что показать.

12

Взятый напрокат «Форд» подпрыгивал на ухабистой дороге, змеившейся между увитыми лианами красными деревьями, а Джеб время от времени поглядывал в зеркало заднего вида, выясняя, не увязался ли за ними «хвост». Продолжая рулить левой рукой, правой он указал на чемодан, лежавший на заднем сиденье, и велел Малоуну:

— Достань то, что лежит в боковом отделении.

Несмотря на раздражение, которое он испытывал, Малоун повернулся на сиденье, расстегнул молнию бокового отделения чемодана и сунул туда руку. То, что он там обнаружил, озадачило его.

— Тут только журнал, — проговорил он. — «Гламур». С каких это пор ты стал читать модные журналы?

— Посмотри на дату.

Малоун выполнил просьбу и присвистнул:

— Ого, да он шестилетней давности!

— А теперь как следует рассмотри женщину на обложке.

Еще более озадаченный, Малоун стал разглядывать женщину. Она была одета в черное вечернее платье и сфотографирована по пояс. Платье соблазнительно обнажало верхнюю часть груди и контрастировало с ниткой крупных жемчужин на шее и жемчужными серьгами. На голове женщины была элегантная черная шляпка. Такие, вспомнил Малоун, носили актрисы шестидесятых.

— Я думал, женщины уже не носят шляпок, — заметил он.

— Этот номер был посвящен ретромоде. Смотри внимательней.

Женщина на обложке была жгучей брюнеткой с гордой осанкой, предполагавшей, что она не чужда занятиям спортом — либо плаваньем, либо верховой ездой. Даже несмотря на то, что она была сфотографирована по пояс, Малоун с уверенностью предположил, что она — высокого роста и обладает стройной фигурой. Она напоминала Софи Лорен, и не только тем, что та тоже была соблазнительной брюнеткой с чувственными губами и загадочным взглядом темных глаз, но и цветом кожи — смуглым, почти коричневым. Женщины с такой кожей всегда притягивали к себе Малоуна. Это позволило ему предположить, что в жилах красавицы, как и у Софи Лорен, течет итальянская кровь.

Колесо машины попало в очередную колдобину.

— Это жена Белласара, — сообщил Джеб. Малоун поднял на него удивленный взгляд. — Та самая женщина, портрет которой Белласар требует написать.

— У меня такое ощущение, что я ее уже где-то видел.

— Неудивительно. Ее фото появлялось на сотне журнальных обложек, не говоря уж о рекламе губной помады, духов, туши для ресниц, шампуней и так далее. Статьи о ней печатали «Ньюсуик», «Тайм» и «Пипл». Она была в первых строчках рейтингов топ-моделей и даже вела один из разделов знаменитого телешоу «Сегодня». Она была столь знаменита, что ты мог назвать лишь ее имя любому человеку из мира моды, и он сразу понял бы, о ком идет речь. Ее зовут Сиена.

— Такого же цвета ее кожа.

— А мне первым делом пришел в голову город в Италии, — хмыкнув, сказал Джеб.

— Ты ведь не художник. Сиена жженая — одна из лучших природных красок: красновато-коричневая и жгучая.

— Жгучая? Да, — кивнул Джеб, — пожалуй, именно такое впечатление эта женщина и производит. Она была просто потрясающей, настоящая супермодель высшего класса. И вот пять лет назад взяла и все бросила.

— Почему?

— Кто знает! Ей было двадцать пять, возраст, когда карьера модели оказывается на излете. Может, она решила, что пришло время уходить с подиума, а может, влюбилась.

— В мистера Я-Не-Принимаю-Нет-В-Качестве-Ответа?

— Не исключено. Возможно, Белласар не принял от нее «нет» в качестве ответа.

— Но теперь он хочет, чтобы я написал с нее два портрета: лицо и в полный рост, причем обнаженную. У меня такое ощущение, что я чего-то не понимаю.

— Так и есть.

Джеб произнес эти три слова с такой интонацией, что Малоун устремил на него любопытный взгляд, ожидая продолжения.

— Белласар уже трижды был женат.

Малоун непонимающе наморщил лоб.

— Все его жены были красавицами, и все умерли молодыми.

— То есть?

— Первая якобы не справилась с управлением, когда ехала на спортивном автомобиле, и свалилась с утеса. Вторая сломала себе шею, катаясь на горных лыжах. Третья утонула, занимаясь дайвингом.

— Похоже, быть женой Белласара вредно для женского здоровья, — заметил Малоун. — С учетом всего, что ты мне рассказал, какая дура пошла бы за него замуж?

— Разумеется. Если бы он афишировал свои браки. Белласар относится к своей частной жизни в тысячу раз более трепетно, чем даже ты. Для него это — главное условие выживания. Поверь мне, сведения о его браках и последующих похоронах жен никогда и нигде не обнародовались. — Джеб помолчал, чтобы следующая его фраза прозвучала как можно эффектнее. — Перед смертью каждой из жен Белласар нанимал известного художника, чтобы тот написал ее портрет.

Малоун почувствовал, как по его коже побежали мурашки.

— Эти портреты висят в укромной комнате его особняка в Южной Франции, ходу в которую никому нет. Это его трофеи, экспонаты его частной коллекции. Белласар — перфекционист, он не выносит все, в чем есть хоть какое-то несовершенство. Когда возраст его жен приближался к тридцати, когда они начинали терять очарование молодости и в их внешности начинали появляться первые признаки увядания — морщинки возле глаз или хотя бы один седой волосок, — он больше не хотел иметь с ними ничего общего. Но его невероятная подозрительность не позволяла ему просто развестись с ними, как сделал бы любой другой человек. В конце концов, каждая из них слишком долго находилась рядом с ним, могла что-то ненароком увидеть или услышать и, следовательно, представляла для него угрозу.

— Не понимаю, — заявил Малоун. — Если он знает, что в конечном итоге избавится от женщины, зачем на ней жениться? Почему не взять ее просто в любовницы?

— Потому что он — коллекционер, а все коллекционеры — собственники.

— Я все равно не…

— Белласар смотрит на это так: если женщина не является его женой, она ему не принадлежит.

— Пресвятая Дева! — Малоун снова поглядел на обложку глянцевого журнала. — А после того как жены умирают, они все равно продолжают принадлежать ему, только теперь уже на холстах.

— Нарисованные подлинными мастерами, запечатлевшими их красоту, которая теперь уже никогда не увянет, — развил его мысль Джеб.

Малоун продолжал смотреть на обложку журнала.

— Значит, теперь он готовится убить эту жену?

— Похоже на то. — Джеб выдержал паузу, позволив товарищу поразмыслить, а потом добавил: — Но если ты согласишься на предложение Белласара и нарисуешь ее, возможно, тебе удастся найти способ ее спасти. То, что она знает, может оказаться для нас весьма полезным.

Начинало смеркаться. Свет фар по-прежнему выхватывал из сумерек увитые лианами стволы.

— Нет.

— Нет?!

— Мне очень жаль, что этой женщине грозит опасность, но я ее не знаю, — проговорил Малоун. — Она для меня всего лишь лицо с журнальной обложки и не имеет ко мне никакого отношения.

— Но не можешь же ты позволить, чтобы…

— Я не хочу с вами связываться, братцы.

— Даже если это поможет тебе расквитаться с Белласаром?

— С этим я и сам справлюсь, а использовать себя никому не позволю.

— Не могу поверить, что ты способен на такое! Неужели ты вот так просто будешь стоять и смотреть, как ее убивают?

— По-моему, это делаете как раз вы, — ответил Малоун. — И не надо перекладывать на меня ответственность. Я узнал о существовании этой женщины всего несколько минут назад. Если вы считаете, что она в опасности, отправьте туда команду спецназа, погрузите ее в вертолет и увезите.

— Сейчас неподходящее время. Если мы сделаем так, как ты предлагаешь, Белласар еще глубже залезет под корягу и тогда уже точно никого к себе не подпустит.

— Выходит, вам тоже нет дела до судьбы этой женщины.

Джеб промолчал.

— Она для вас просто инструмент, с помощью которого вы пытаетесь завербовать меня, — продолжал горячиться Малоун. — Для вас заслать меня к Белласару гораздо важнее, чем спасти ее.

— Для нас важно и то, и это.

— Тогда поищите кого-нибудь другого. Повторяю: я не позволю собой манипулировать, а с Белласаром разберусь самостоятельно.

— Если ты прислушаешься к голосу разума, то…

— Черт побери, да вы с Белласаром одного поля ягоды! Ты тоже не принимаешь «нет» в качестве ответа.

Несколько мгновений Джеб молча смотрел на Малоуна, а потом спросил:

— Значит, так тому и быть?

— Да, так тому и быть.

— Ладно, — ровным голосом проговорил Джеб. Он прищурился, глядя вперед, где уже показались огни Сан-Мигеля. Еще более ровным голосом он добавил: — Мне нужно выпить.

— Ты не держишь на меня зла? — спросил Малоун.

— Одной размолвки недостаточно, чтобы дружбе пришел конец.

Однако Малоун не мог отделаться от чувства, что конец дружбе — это как раз то, что сейчас произошло.

13

Они проехали по главной улице живописного городка и остановились у ресторана под названием «Коста-Брава», расположенного на берегу. Джеб и Малоун выпили пива, но Чейз вряд ли почувствовал его вкус. Разговор у них не ладился, и большую часть времени они молчали. Фирменное блюдо ресторана, королевский лобстер, было выше всяких похвал, но Малоун отдал бы тысячу таких деликатесов, чтобы оказаться сейчас в «Коралловом рифе». Только сейчас он начал по-настоящему понимать, что он потерял.

Домой они вернулись раньше, чем если бы их встреча проходила при других обстоятельствах. Малоун предложить выпить по рюмке на сон грядущий, но Джеб отказался, сославшись на то, что устал с дороги. Тогда Чейз вышел в свой изуродованный двор, посмотрел на поваленные пальмы, а затем лег в гамак, висевший между двумя уцелевшими деревьями, закрыл глаза и стал думать о Белласаре, о Сиене и о смертном приговоре, который только что ей вынес и о котором она еще не знает.

Когда Малоун впервые увидел обложку журнала, изображенное на ней лицо поразило. Оно было прекрасным, но что-то в нем говорило о том, что в этой женщине скрывается и другая, внутренняя красота.

Теперь лицо и глаза Сиены стояли перед его внутренним взором. Малоун продолжал думать о ее гладкой смуглой коже цвета жженой сиены — его любимого цвета. Он засыпал и просыпался несколько раз, снова и снова думая о прекрасной женщине, обреченной на смерть. Он представлял себе ее идеальные чувственные черты. Не вспоминал, а именно представлял, поскольку мысли его занимало не лицо с журнальной обложки, а то, что скрывалось за ним, та внутренняя красота, которая будет уничтожена, если он ей не поможет.

А заодно можно будет и поквитаться с Белласаром.

Когда утром Джеб вышел из дома с чемоданом в руке, Малоун стоял, прислонившись спиной к дверному косяку.

— Я сделаю это, — сказал он.