– Пошли в подвал? – предложил Степан. – Посмотрим, как там устроилась Фаина Герасимовна.
– Переменил свое мнение о Валентине? – уточнила я, когда мы вошли в лифт.
– Ранее не имел его, – объяснил муж, – просто наблюдал, как она реагирует на то, что ей отказывают. И постепенно начал складываться ее психологический портрет. Стало ясно: женщина умеет держать удар. Не отвечает хамством на плохое отношение к себе. Если ее обидели, не оттопыривает губу, не плачет, не канючит, не жалуется на жизнь. Смиренно переносит бытовые неудобства. Радуется, что с помощью пледа может сидеть на лестничной клетке, на полу. Не клянчит еду, хотя, скорее всего, голодная. Знает некую, похоже, негативную информацию о покойной свекрови, но не хочет ее сообщать.
Мы вышли из подъемника, начали спускаться по лестнице, которая ведет в подвал.
Некоторое время назад мы с мужем переехали в квартиру, которая расположена в так называемом «сталинском» доме. Нам удалось совершить выгодный обмен. Пожилая пара, которая владела апартаментами, хотела гулять в парке, дышать свежим воздухом, а жизнь в центре для них дорогая. Мы доплатили пенсионерам хорошую сумму, перебрались в другой дом и узнали, что нам еще принадлежит кладовка на минус первом этаже. Здание возводилось в тридцатые годы прошлого века, СССР тогда всерьез готовился к атомной войне. Поэтому во всех тогдашних постройках до сих пор имеются убежища.
Мы прошли по широкому проходу, увидели дверь, из-под которой пробивался луч света. Степан дернул за ручку, створка открылась.
Перед нами предстало небольшое помещение без окна. У одной стены притулился диван, накрытый пледом, у другой стояли стол и стул, впритык к третьей громоздилось кресло. В углу белел холодильник «Морозко». Возле него стояла этажерка с какими-то пакетами, СВЧ-печкой, чайником. На всех стенах висели ковры, на полу тоже лежал один. Вещи, которые находились в подвале, были не новые, но чистые. Комнатка походила на юрту, в ней оказалось тепло, тихо и уютно.
– Ой! – испугалась Фаина, которая сидела в кресле. – Как вы нас нашли?
– Спустились по лестнице, – спокойно объяснил Степан.
Консьержка умоляюще сложила руки.
– Пожалуйста, умоляю, не выдавайте меня! Когда ухожу на работу, всегда вынимаю из розеток все электроприборы. Дома жить не могу – сын меня выгнал. Вилка, садитесь на диван.
Я молча устроилась на софе.
– Не выдавайте меня, – твердила Фаина.
Валентина сидела молча.
– Вафли «Лесная быль», – потер руки Степан, – люблю их с детства. Чайком угостите?
– Конечно, – кивнула лифтерша.
– У вас здесь уютно, – продолжил мой муж, – но дома, в своей квартире, лучше. Почему не сказали мне, что у вас с сыном разлад?
– Ну… – забормотала Фаина, – ну… вот… Господь терпел и нам велел. Смиряться следует.
– Разберусь, – коротко пообещал Степан. – Смирение – хорошая штука. Но хамам и грубиянам оно тоже необходимо. Вы родственницы?
Валентина молча кивнула, Фаина Герасимовна пустилась в объяснения.
– У моего мужа была двоюродная сестра, Екатерина Андреевна. Неподалеку от дома, где мы с вами сейчас сидим, храм стоит. Он даже при советской власти не закрывался. Супруг мой там – церковный староста, Катя на клиросе читала, я в хоре пела. Супруг Катюни – диакон. Долго им Господь детей не посылал, а потом, когда Катерине за сорок перевалило, Валя родилась. Чудо прямо! Хорошая девочка получилась. Родители мечтали, что она женой священника станет, отправили учиться в медучилище. Очень хорошо для батюшки, если матушка у него регент, учительница, медсестра. Да получилось иначе. Я во всем виновата.
– Тетя Фая, не бери на себя чужой крест, – тихо произнесла Валентина, потом исподлобья посмотрела на меня. – Разрешите, расскажу, как дело обстояло?
– Начинайте, – ответил за меня Степан.
Валентина обхватила ладонями чашку.
– Мама моя окончила семь классов, работала почтальоном, убирала чужие квартиры. Я ей помогала. Мы раз в неделю ходили к Ефимовым. Зинаида Яковлевна в универмаге главным бухгалтером служила. Николай Петрович заведовал автобазой. Два сына у них, Роман и Вадим. Церковь никто из них не посещал, в квартире ни одной иконы, никаких книг православных. Зато аж два телевизора. Ну, совсем мы разные. Зинаида была главной в доме.
– Атаман прямо, – добавила Фаина, – все должно идти, как она решила. Муж права голоса не имел, сыновья тем более. Гостей она не звала, только нас с Валей. Нас она выделила потому, что в церковь ходим.
– Сама без креста ходила, но понимала: воровать и сплетничать не станем, – добавила Валя. – Потом тетя Фая заболела, в больницу попала. Одна я стала убирать апартаменты. Зинаиде вся лестничная клетка принадлежала, три квартиры были оформлены, одна на нее, две на сыновей. В одиночку быстро такие хоромы не убрать. Задерживаться начала. В первую очередь приводила в порядок ту, где жили Зина с Николаем, потом жилище Романа и Лены. Трешка Вадима была последней. Понравился мне парень, а про то, что он с Нелли связан, не знала. Я про девушку даже не слышала, иначе сразу бы от Ефимовых ушла. Если мужчина занят, аморально с ним кокетничать. Но Вадик вел себя как свободный человек, комплименты делал, конфеты дарил. Я была молодая, неопытная, никогда на свидание не ходила. Влюбилась в сына Ефимовой по уши! Он это, конечно, понял, попытался меня в постель затащить. Объяснила ему: «До свадьбы – никаких отношений». Он сначала смеялся, потом понял, что говорю всерьез, и предложил расписаться. Я его без ума любила, но объяснила: «Без венчания никак». Он согласился, только попросил все провернуть тайно – мать никогда не позволит сыну жениться на нищей. А если распишемся, то куда ей деваться!
Рассказчица опустила голову.
– И эта глупышка поверила парню, – вздохнула Фаина. – Сбегали они в ЗАГС, потом, радостные, Зинаиде свидетельство показали. Свекровь схватила новоиспеченную невестку за волосы, в помойное ведро лицом ткнула… Скандал закатила! Даже я бы ушла сразу.
– Господь за страдания награждает, – произнесла Валя. – И я очень Вадика любила. Решила Зинаиде Яковлевне понравиться. Изо всех сил пыталась ей угодить, а той все плохо. Назову «мамой», а в ответ летит: «Я тебе Зинаида Яковлевна, у меня такое чмо, как ты, родиться не могло». Приготовлю что повкуснее, Зина все съест и скажет: «Ну и дерьмо! Желудок заболел». Дядя Коля, Роман, Лена шепотом меня хвалили, боялись, вдруг Зина услышит, перестанет давать деньги тому, кто посмел мне хорошее слово сказать. Цель у свекрови была: довести нашу пару до развода. Она не понимала: брак венчанный, его не порушить.