Тот, кого я хочу

Глава 1

— Здравствуйте! — придерживает передо мной вертушку новый охранник, чтобы мне на моей крейсерской скорости было удобно пройти.

Я опять немного опаздываю на работу, почти бегу. Морально подготовилась сокрушенно бормотать на проходной «Проспала» в ответ на скептическое замечание Михалыча. А тут... Поднимаю глаза, встречаюсь взглядом — и забываю, что надо дышать.

Неужели я поначалу решила, что этот мужчина — охранник?! Он, скорее, секьюрити. Или начальник наших охранников и секьюрити. Или даже главный босс всех этих структур. Я бы сказала — министр, но для этого он слишком, вызывающе молод.

Типичный славянин, не красавчик в привычном понимании, а скорее крепкий и ладный, высокий молодой человек. Элегантный строгий костюм обтягивает его мускулистое тело, белоснежная рубашка подчеркивает легкий загар не по сезону. Цепкий взгляд.

Светло-русые волосы стоят аккуратным ежиком, чуть темнее брови вразлет и совсем темные длинные ресницы, которым позавидуешь. А сами глаза — я не осознаю, какого они цвета, но хочу видеть себя в них и дальше. Дрожу, глядя на его харизматичную улыбку, которая делается все шире. Не могу оторвать от нее взгляд, как под гипнозом.

— Проходите, пожалуйста, девушка.

Точно! Вспоминаю, что надо не задерживать служебный вход — вдруг кто еще опоздал — и хоть что-то ответить. Оживаю, паникую, делаю вид, что запнулась каблуком, хотя на мне кроссовки.

— Доброе утро, — выдавливаю из себя и на дрожащих ногах иду к лестнице. А голос у него какой низкий, бархатный и глубокий! А аромат! Когда он наклонился ко мне, я же просто купалась в нем. Чего в том запахе больше — молодого сильного мужского тела или хвойного парфюма?

Сердце молотит в ритме быстрого латиноамериканского танца. «Оглянись на меня!» — кричу, молю внутри себя. Незаметно оглядываюсь сама. Нет, ОН уже слегка улыбается следующему входящему; лучше бы я этого не видела.

Внезапно завывает пожарная сирена, с нереальной мощью. Зажимаю руками уши, но им все равно больно. Звуковая волна стремится вдавить меня в каменный пол. Она везде. Спасите!!! Вижу, как двое опоздавших выскакивают назад на улицу.

А ОН бросает пост, одним гибким движением, опираясь на руку, перемахивает ограждение и лезет в распределительный шкаф. Я там даже мимо проходить боюсь — вдруг током ударит? А мой герой ищет и нажимает что-то на контрольной панели, постоянно сверяясь с экраном мобильника. И вой обрывается также внезапно, как начался. Надеюсь, я не оглохла. Осторожно опускаю руки. Смотрю и слушаю, как ОН звонит кому-то.

— Проверь: сработал пожарной извещатель в третьем цеху! — громко сообщает в микрофон, почти кричит мужчина моей мечты. — Уже? Закурил кто-то?!

Наверное, сейчас крепкое словцо ввернет, думаю. А ОН смеется:

— Нет слов... После смены приходи, надо здесь звук придавить. Это почти акустическое оружие. Болевой порог точно превышен.

Смотрю на него издали, не отрываясь. Какой профиль! А харизма! И думаю: сирена — не случайность. Во мне она все еще звенит, как личный сигнал об особой опасности. Захожу за угол и прислоняюсь к стене в изнеможении. Похоже, я снова влюбилась.

________________

Уважаемые читатели! Приветствую вас на страницах моей книги.
В ней вы найдете чувственную и жертвенную любовь, заставляющую совершать поступки, которые не поддаются логике, бурю эмоций, а также:

#любовный треугольник

#все не так, как кажется

#босс и подчиненная

#сумасшедшая любовь

#похищение

#анти-тату

#адекватные герои

#одноклассники

#женская дружба.

Главную героиню ждут непростые испытания, но кончится все хорошо.

Делитесь своими впечатлениям и эмоциями. Приятного чтения. Поехали!

Я кратко приветствую своих коллег, бросаю сумку на стол в углу, включаю комп.

— Если меня спросят, я сейчас буду, — сообщаю спинам сотрудников и иду в дамскую комнату.

Надеюсь, никто не заметил моей пылающей физиономии. Умываюсь ледяной водой, хлопаю себя по щекам. И все равно буквально вижу мысленным зрением перед собой красавца охранника-секьюрити, чувствую каждой клеточкой тела. Его соболиные брови, высокие скулы, мощную шею. А какие у него плечи!.. Жаль, руки не успела рассмотреть.

Плескаю воду в лицо еще несколько раз. И, наверное, немного плачу. Размазать тушь или испортить макияж не боюсь — я вообще не крашусь. Никогда. Ну, почти. Не аллергия — просто хочу, чтобы меня любили такой, какая есть. Может быть, это комплекс.

Я — серая мышка. И это у меня как бы ролевая игра здесь, среди великолепно ухоженных и упакованных леди солидной фирмы с иностранным капиталом. И по жизни тоже. Примерно такой я пришла сюда в прошлом году, когда шеф взял меня на работу в компанию.

Была обута в дешевые кроссовки — приходилось много ходить. Одета просто, но аккуратно... Дорогая статусная одежда тоже может быть скромной, а кроссовки бывают из тонкой белой кожи - авторскими, как на мне сейчас.

Смотрю на себя в зеркало. Лицо как лицо. Глаза зеленые, нос средний, губы пухлые. Брови заметные, как сейчас модно, кожа гладкая. Шея длинная, грудь второго размера. Я не уродина, не инвалид. Даже лишнего веса нет... Любви тоже нет. Взаимной. А секс и зарплата — есть.

​

— Воробьева, к генеральному, — передает сообщение по телефону молодой мужской голос; это секретарь.

Кладу в специальную папку для докладов лист бумаги, принесенный из дома. Это лично для шефа, мой секрет. И добавляю упаковку презервативов. Основные обязанности у Марины Воробьевой, то есть у меня, не такие, как у других, и точно о них знает только еще один человек, тот, к которому меня сейчас вызывают. Так получилось.

Глава 2

Что это сейчас было?! Прихожу в себя, сидя на ковре у стены. Вижу свои босые ноги. Чувствую, что немного замерзла и понимаю, то я голая, совсем. Еще вижу лежащую у двери близко от меня невскрытую упаковку презервативов. Он и не вспомнил о них! Как, впрочем, и я.

Хватаюсь за голову. Евгений говорил, что детей у него больше не будет ни за что, хватит с него одной обожаемой дочери и внука. И что все вопросы предохранения — на мне. Прикидываю, когда были последние месячные — вот-вот должны прийти. То есть почти безопасный период. Может, обойдется.

Обычно он раскладывает меня на столе. Смотрю, как он сейчас одевается. Ему под пятьдесят, но нет ни морщин на лице, кроме сеточки у глаз, ни дряблости или жиринки на теле. Загорелый — от частых командировок в зарубежное отделение фирмы, удачно или же предусмотрительно расположенное в южной стране.

Он среднего роста, широкий и мощный как медведь. Могучий торс, подтянутые ягодицы. Постоянный клиент нескольких спортивных залов. Когда он входит в комнату для переговоров, в ней ощутимо становится тесно.

— Ого! — говорит он и подмигивает мне. — Скромница наконец ощутила себя женщиной.

У него седоватые виски, короткие вьющиеся черные волосы, карие глаза. Скульптура лица, как и тело, напоминает о геометрических фигурах: квадратный подбородок, густые горизонтальные брови. Обычно они грозно сведены, но только не когда он со мной. Вижу приплюснутый нос боксера и полоску его губ. На оппонентов он смотрит исподлобья, выставив вперед крепкий лоб, точно всегда готов внезапно ударить головой в нос.

Со мной его лицо меняется — куда-то исчезает маска бойца. Обычно я вижу его страстным, или даже слегка мечтательным, или усталым.

Вот он полностью одет. На нем сине-серый костюм в едва заметную элегантную полоску. Белая рубашка с расстегнутыми тремя верхними пуговицами. Галстук — тот самый, шелковое прикосновение которого помню кожей лица, — он небрежно бросает в кейс. Смотрю на его пиджак и вдруг вспоминаю, какого цвета глаза у охранника — такого же сине-серого. И сразу сердце принимается танцевать. А я уже на минуту решила, что меня отпустило...

Евгений подходит ко мне и помогает встать. Собирает по кабинету мою одежду, подает ее и тихо смеется, заглядывая в лицо:

— Чувствую себя леденцом. Это было волшебно!

Знал бы ты, кого я целовала!

Провожает меня к комнате отдыха, где есть крошечная душевая и все, что нужно, чтобы привести себя в порядок. Я еще не до конца пришла в себя. Он слегка обнимает меня сзади и шлепает по попе со словами:

— Дальше — сама. Иди, мне надо работать. Пришли сообщение, когда надо выпроводить секретаря из приемной.

— А мой рисунок? — поворачиваюсь.

— Ах, да. — Он возвращается, хмыкает, подбирая с пола презервативы и пустую папку; потом внимательно рассматривает мой листок.

Я училась в детстве в художественной школе. И в танцевальной. Крутому предпринимателю нравится, когда я рисую его по памяти в разных позах и ракурсах. Иногда мне удается карандашом передать нежность в его лице, или азарт, или яркое желание. Может, я его чуть-чуть приукрашиваю, что-то усиливаю, а чего-то предпочитаю не замечать.

Ему мое занятие не просто по душе. Он отвечает... короткими стихами, записывая их от руки. Стихи обо мне и о любви ко мне. Похоже, он тоже меня слегка приукрашивает. Или я и вправду такая. Мой рисунок он аккуратно убирает в мощный сейф, закрывающийся на несколько замков. Надеюсь, листочку приятно в достойной компании из важнейших документов и финансов «на черный день». Оборачивается:

— Благодарю. Ты думала обо мне, — он немногословен.

Протягивает ответный листок. Беру дрожащей рукой, читаю. Текст писал восторженный юноша, хоть и слегка седой, точно.

Это у нас как игра — обмениваться листками бумаги, к которым приложили руку, а может, и что-то большее. Но мы очень рискуем. В первую очередь — он. Его жена — владелица этой фирмы. А у меня в руках сейчас одно из письменных подтверждений его измены.

— Я тебя не предам, — обещаю, чувствуя подступающие слезы.

И вижу необычное детски-счастливое выражение на его зрелом лице.

​

Выхожу из приемной, прижимая папку к груди. Навстречу по коридору идут люди. Останавливаюсь у стенки, пропуская их. Тех, кого знаю в лицо, вежливо приветствую. Вот проплывает мимо меня высокая, яркая, потрясающе красивая брюнетка лет сорока, наверное.

— Здравствуйте! — сегодня мое приветствие супруге Евгения Федоровича звучит особенно вымученно.

Не замечает, занята эмоциональным разговором с начальником юридического отдела. Интересно: она не ревнует мужа разве что к креслу, на котором тот сидит, но не подозревает меня, хотя видит почти в каждый свой приезд. Даже секретари у нашего шефа традиционно мужчины — она за этим зорко следит.

Наверное, я кажусь ей безопасной. Макияж накладывать не умею, одеваюсь... по погоде. Дурочка какая-то, наверное, думает. Евгений говорит мне — супруга болеет по женскому, поэтому все время ему отказывает. Ну, может, обманывает, конечно. Или она его.

​

За последний год, когда я стала лучше разбираться во взаимоотношениях полов, заметила, что большинство мужчин, которых я знаю, на самом деле никто не любит. Их используют. Отношения типа договорных: ты — мне, я — тебе. В том же темпе, с той же амплитудой. Во всех смыслах. А чаще даже так: ты мне много, а я тебе чуть-чуть, когда-нибудь и если очень сильно попросишь.

Женщины пластичны и коммуникабельны, они обычно легче переносят отсутствие секса, ну, немного поистерят, и все. А мужчинам нужно помочь снять напряжение, выпустить пар и тому подобное после очередных подвигов и стрессов. Пока они не устроили что-нибудь катастрофическое. Подвигом можно назвать многое, на что в значительной мере израсходована заложенная в мужчине сила, воля, напор. Если, конечно, заложена и израсходована — бывает по-разному.

Шеф ко мне не приставал. Но, конечно же, у него ко мне был особый интерес с самого начала. Он быстро стал для меня другом, благодетелем, почти отцом, за что я ему очень благодарна. И лишь потом, и так деликатно, он сделался моим первым. Но вот сердце мое, как оказалось, заполнить не сумел.

Глава 3

Я живу с мамой и младшей сестрой Катей в самой обыкновенной квартире. Маме на всякий случай не говорю, что улетаю — просто командировка. Она и так будет волноваться, а у нее сердце пошаливает, после двух разводов. Наташе — моей подруге — отписываюсь, что неожиданно отправляюсь на курорт.

Сборы прошли быстро и не интересно, что о них говорить. А вот само путешествие...

В дороге при всех я держусь позади коллег, на Евгения даже стараюсь не смотреть. И без того эмоций, хоть отбавляй.

Для меня, честно говоря, все было в первый раз — и аэровокзал, и погранконтроль. Самолет проклепанный, лобастый. Надо же, сначала ведет себя как обыкновенный автобус — звук двигателя похож, и едет потихоньку, поворачивая то туда, то сюда, трясется на камушках. Даже досадно как-то, не оправдывает ожиданий драйва.

Но вот двигатели взревают и толкают дюралевую птицу вперед так, что меня вдавливает в спинку кресла. Каждым позвонком ощущаю последние кочки где-то далеко под собой и вдруг — мягко, вата, отрыв. Летим!.. Неприятно закладывает уши, все время хочется сглотнуть. Вестибулярный аппарат немного тревожится. А в остальном — нормально.

Стараюсь выспаться наперед, полулежу в полной прострации. А мысли все равно, и с расстояния в тысячи километров, возвращаются к тому самому парню. Не хочу, но само вспоминается, как я проходила мимо него утром и убегала вечером. Отчетливо помню его голос, его руки, глаза. Как мягко он выговаривал в мой адрес слово «девушка».

Понимаю, что если бы он меня не подхватил, грохнулась бы головой о каменный пол с высоты роста. Как минимум, поездку пришлось бы отложить. Это был с его стороны подвиг? Считаю — да.

Но этому прекрасному и мужественному сотруднику охраны, или кто он там, я тоже не смогу признаться, что вознесла его на свой личный пьедестал обожания. Так и представляю себе: белая скала, на ней бронзовый, начищенный до блеска монумент с героической фигурой и светящаяся надпись у подножия: «ОН». Смешно. Вроде бы.

Уже год, как все мужчины разделились для меня на три неравные части. Во-первых, Евгений, который эмоционально мне друг и чем-то даже папа. Во-вторых, те немногие парни, в которых я была бешено и безнадежно влюблена. Ну и — все остальные. И только один выбивается из стройной системы, потому что я не могу отнести нового охранника ни к одной категории. Даже ко второй, потому что не могу сказать «была влюблена».

Но этот ОН тоже не обратит на меня внимание. Как жаль, что я встретила его в дверях своей фирмы, а не на необитаемом острове! Там я по любому стала бы для него женщиной number one. Может, он мой истинный, как пишут в фэнтези. И я какая-то особенная, раз завожусь так сильно от некоторых парней. Позови этот ОН – пойду, побегу за ним куда угодно. Но уверена, что не позовет…

Ладно, хватит себя жалеть. Подлетаем. Просят пристегнуть ремни.

​

Заграница ошеломила и опьянила меня; я как будто даже стала выше ростом. Внимание, какое ежеминутно оказывалось моей скромной персоне, у нас в стране не купишь ни за какие деньги. Вот это сервис! И все довольные такие, радушные. Словно я попала на чудесный праздник, где ждали только меня.

А климат! А солнце! О цветочном аромате, нахлынувшем со всех сторон, можно начать писать поэму, не сходя со взлетной полосы. Атмосфера напоминает оранжерейную. Время от времени, как в раскрытые форточки, в нее залетает солоноватый бриз океана. И — куда от этого денешься даже на краю земли — выхлопные газы.

Теплая куртка и ботинки оперативно прячутся в объемистую сумку со всякими необходимыми разностями. Глядя на других пассажирок, я раздеваюсь вплоть до желтой маечки на узких бретельках. Здесь тепло, очень тепло!

На выходе из аэропорта нас встречает улыбчивый водитель; трансфер очень кстати. Повсюду шикарные авто белого цвета, чаще без верха.

То и дело раскрываю рот от видов за окном нашего микроавтобуса. Извилистая горная дорога повторяет линию побережья. Все кругом зеленое, белое и синее — буйно заросшие лесом горы, алебастрово-белая полоска пляжей и бескрайний синий океан. Нереальная красотища вокруг. Знала бы мама, в каком райском месте я нахожусь!

И в непонятном времени суток, потому что летели навстречу заре, и у меня все смешалось — вечер, ночь, утро; закат, полдень, рассвет; вчера, сегодня, завтра; доллары, песо, рубли; зеленое, белое, синее...

Выходим из автобуса. Целая улица застроена старинными зданиями в колониальном стиле. В нижних этажах вижу казино, рестораны, кафе и тому подобные заведения. Здесь начинается пешеходная зона. Дорога идет с легким уклоном в сторону моря. И мы туда идем.

Чувствуется, что Манила — один из самых густонаселенных городов мира. Местные мужчины — сплошь смуглые стройные красавцы в иссиня-черных кудрях и белых костюмах, с цепким или мрачным взглядом и без видимого занятия. Местных женщин на улицах мало; это или скромная прислуга в униформе или полные ярко одетые сеньоры. Очень много туристов.

Это подобно чуду — вернуться из промозглой серой осени в лето. Давно я не чувствовала такого воодушевления, такого подъема! Замечаю, что моя физиономия расплывается в блаженной улыбке, а сердце бьется радостно и гулко.

Александр.

«Интересную» мне работу подсунули родственнички, нечего сказать. Хорошо, что временно. Не знаю, сколько выдержу стоять целый день памятником, пялясь на входящих и выходящих. Швейцар, точно. Зачем я здесь нужен — просителей отгонять?

Платят в фирме явно хорошо — вон как красиво все одеты. Разве что вкусы разные. И здесь точно работает много девушек со статусом "в поиске". Так и пялятся, и сразу видно — на все согласны. Бедрами виляют, прямо просятся, чтобы по мягкому месту шлепнул. Или пропуск достают чуть ли не из бюстгальтера. Когда массой идут — сливаются, а вот когда реже...

Вон какая прошла в джинсах в обтяжку; попка хороша — прямо дары природы, холмы с каньоном. Оглядывается; телефон спрашивать не буду. Даже если бы хотел — несколько камер в фойе, родственники могут поинтересоваться записью; оно мне надо?

Глава 4

В чехол для ноутбука я уложила портрет Евгения, дежурную упаковку презервативов и две красивые ракушки, найденные на пляже. Надела новое белье известной марки, бежевое с белым кружевом. А сверху — строгое платье с двумя рядами пуговиц и с приятным сюрпризом. Вынуть меня из этого платья можно одним движением руки — дернув за веревочку-завязку, как в известной сказке, и тогда все декоративные пуговицы останутся на распахнутой поле.

Готова. Но не хочу идти. Просто совсем. И не хочу делать вид, что довольна. Чем ближе его звонок, тем сильнее не хочу. Теперь у меня очень хорошо получается разложить по полочкам свои чувства и эмоции: в одну сторону — любовь, а в другую — просто секс. И я хочу заниматься именно любовью.

Достаю из-под подушки другой листок. Портрет того самого охранника я рисовала, стирала чуть ли не до дыр, даже со слезами, и снова рисовала, добиваясь максимального сходства с оригиналом. У меня хорошая зрительная память. Если и приукрасила, то не сильно. Молодой крепкий парень в строгом костюме смотрит на меня с листа. И улыбается. Какие у него ласковые глаза! А ведь он именно так смотрел на меня, я точно помню.

Как было бы хорошо, если бы ты сейчас по-настоящему на меня смотрел, любовь моя! Я все время думаю о тебе. И нахожу в других людях похожие на тебя черты. Когда возвращалась с пляжа, впереди меня шел парень с девушкой, указывал ей на что-то; смотрю — а у него жест руки очень похож на твой. А у отдыхающего немца в ресторане профиль один в один с твоим, такой же точеный, я его хорошо помню.

Вот, я уже с портретом разговариваю. Поглядывая на рисунок, наношу специальной серебряной палочкой любимые сладкие духи за мочками ушей, на запястья и на внутреннюю поверхностей бедер, как будто делаю это для НЕГО. Завитые темно-русые волосы тщательно расчесываю и подбираю заколкой, оставив пару как бы случайно выбившихся прядей. Обуваюсь в легкие сабо на среднем каблуке. Кружусь перед зеркалом и перед портретом.

Обидно, но понимаю, что просто так отказать Евгению не могу. Когда соглашалась лететь сюда — я согласилась и на этот вечер. Вот бы мне сейчас стало плохо! Совсем. Тогда — другое дело. Членораздельно объяснить Евгению, почему я не могу и не хочу — не получится.

Потому что ничего с тем парнем у меня не было. А, учитывая моих тараканов в голове — и не будет. Если начну отказывать просто так — очень быстро утрачу доверие шефа и моего единственного мужчины.

Если расстанусь с ним, буду опять одинокая, вроде несчастной старой девы, на крошечной ставке в младшей школе. Разведу кошек, буду гладить их по очереди и плакать над тетрадками чужих детей. Это у нас с мамой семейное, она тоже учительница, была; но у нее хотя бы дочери есть.

А фирма – сама как большая семья, здесь интересно. И к деньгам я уже привыкла. Евгений меня любит, заботится.

Я могу попробовать опять, как в прошлый раз, представить перед собой своего любимого. У меня же воображение — огого! Оно должно помочь сейчас, пусть и самообманом, исполнить мое право любить того, кого я хочу.

Получаю в телеграм сообщение от шефа: «Освободился, жду тебя, моя девочка». Меня как холодной водой окатывает. Пишу: «Закрой шторы и погаси свет. Хочу делать это в полной темноте». Отвечает: «??? Я так плохо стал выглядеть? Или ты опять меня стесняешься? Знаешь же, что я люблю тебя рассматривать».

Не отвечаю, просто не знаю, что придумать. Волнуюсь; как бы хоть рисунки не перепутать. Снова пишет: «А ты сможешь в темноте надеть презерватив?» «Да! — храбро отвечаю я, — не промахнусь». "На ком-то тренировалась?!" И молчит. И я молчу. Наверное, психует. Сейчас будет буря. На меня Евгений пока не срывался, а на других — очень даже. Может, сегодня моя очередь наступила? А может, это и к лучшему?! Вдруг опять пишет:

«Я попробовал посидеть в темноте. Ты права — чувства обостряются. Помню, как ты в прошлый раз с завязанными глазами... Свет выключил, приходи. Листами обменяемся позже. И удали переписку».

«Удаляю». Смотрю в последний раз на портрет охранника.

​

Иду по длинному коридору. В его конце какой-то мужчина хлопает дверью, направляясь прочь от меня в сторону второго выхода. Больше никого, коридор пуст. Проверяю номера на двери — не перепутать бы. Этот. Нажимаю на дверную ручку — не заперто. Значит, меня ждут. Вхожу.

Закрываю за собой дверь, аккуратно ставлю чехол от ноута слева от двери, чтобы потом не искать и поворачиваю ключ в замке. Не видно ничего, напрасно напрягаю глаза. В первые секунды жду, что Евгений из темноты меня сразу схватит, как обычно. Сейчас это будет жутковато, конечно. Заранее напрягаюсь, стискиваю руки на груди, прикрывая пугливое сердце. Но пока ничего не происходит.

Вдруг слышу шаги, вздох и еще какие-то звуки справа от себя, и прихожу в ужас: а если я все же ошиблась дверью, растяпа?! Кидаюсь в сторону выхода, беспомощно пытаясь нащупать в темноте ручку двери.

Боковым зрением замечаю сбоку и сзади от себя вспыхнувшее слабое свечение и большую тень, метнувшуюся оттуда ко мне. В ужасе раскрываю рот, чтобы звать на помощь, но кто-то впивается мне в губы, стиснув так, что я не могу отвернуть голову.

Мычу, вырываясь, и вдруг к моему сознанию пробивается музыка. Я узнаю ее почти сразу; Евгений называет ее «наша песня». Когда мы иногда обедаем в маленьком ресторанчике в нескольких кварталах от здания фирмы там, на родине, почти каждый раз крутят именно эту песню про городок у моря. Наверное, кому-то из персонала она особенно нравится. В ней есть слова «Наша встреча — это только мираж», сейчас они особенно подходят к ситуации. Понимаю, что со мной, конечно, Евгений.

Я вздыхаю от этого факта сначала с облегчением, потом с печалью и тут же стараюсь представить рядом с собой безымянного охранника, чтобы в сердце не было пусто.

Из-за только что пережитого стресса сердцебиение сумасшедшее, и чувствительность кожи делается такой, что от легкого касания подпрыгиваю. Я больше не ощущаю себя юной стеснительной девушкой, которую лапает взрослый папик. Я — женщина, которая хочет дарить любовь своему мужчине и получать его любовь взамен. Передо мной — ОН.

Глава 5

Марина.

Утром у меня сильно ноет низ живота и тянет поясницу, и я понимаю, что вот-вот наступят «те дни». Поручений на сегодня мне никаких не выдали, поэтому я по-быстрому отправляюсь на пляж, чтобы успеть накупаться напоследок. Погода великолепна, море ласковое, живое. Вид на бесконечную массу воды и перевернутое небо над ней меня завораживает, настраивая на философский лад.

Перед обедом Евгений присылает сообщение, что надо встретиться, поговорить. Пишет, где — в ресторанчике за пару кварталов от отеля, в направлении центра. Надеваю одно из наименее скромных платьев.

Вхожу в зал — Евгений из-за столика у окна машет мне. Сажусь. Он тоже слегка загорел — светлый льняной костюм интересно смотрится на более темном теле. Глаза и зубы сверкают — улыбается в весь рот. Вообще сейчас шеф — просто неотразим, и если бы я не думала о другом...

— Я надеялся, ты придешь в том же наряде, что вчера, — улыбается как сытый кот. — Хотелось посмотреть, как это выглядит при свете. Особенно в действии.

Какой-то он разговорчивый сегодня. Вежливо улыбаюсь, но тему не поддерживаю и пытаюсь разобраться в меню.

— Я должен тебе стихи, — протягивает сложенный лист.

Читаю. Красиво, чувственно. И слог серебряного века, считаю.

— Благодарю. Мне очень приятно.

— Чего тебе сейчас хочется? — спрашивает.

Хмыкаю. Даже кажется, что такой вопрос мне вообще никто никогда не задавал. Задумываюсь. «Чтобы ты отпустил меня, если у меня получится любовь с ровесником», — вот что хочу сказать, но молчу. И делаю вид, что его вопрос относится только к еде — разворачиваю к нему меню. Он переводит и помогает мне выбрать.

Когда официант отходит, приняв наш заказ, шеф наклоняется ко мне и заговорщицки произносит:

— Мне вчера понравилось. Очень. Ты стала... восхитительной. Как тебе здесь?

Молчу. Честно говоря, домой хочу. Накупалась, насмотрелась, натра... И соскучилась. Чего я не видала в этой загранице!

Шеф закидывает удочку о сегодняшнем вечере, но я сразу ставлю барьер между нами, сообщая, что у меня текущий ремонт в полном разгаре. Три дня, как минимум.

Хмыкает.

— Да, я заметил, что ты какая-то не такая, как всегда. Нервная. Теперь все понятно.

«Ничего тебе не понятно. Могло быть хуже. Гораздо, — думаю я, глотая комок в горле. — Конечно, я тебе очень благодарна: отогрелась на твоей груди за этот год, выросла. Но я не хочу быть любовницей и содержанкой».

— Ты никогда не выпрашивала ни денег, ни внимания, поэтому я тебе доверяю. С тобой легко и спокойно, — говорит он, словно подслушивает мои мысли или себя убеждает в чем-то.

И продолжает, разглядывая меня, как кот — мышку:

— Я перед приездом сюда обдумал новую тему: хватит тебе жить с мамой, ты уже большая девочка. Присмотрел тебе квартиру в новостройке с видом на парк и озеро, — первая линия. Метро рядом. Это в том же районе, где компания. Можно ходить на работу пешком, пятнадцать минут прогулочным шагом. Сам всю жизнь так жить мечтаю, но пока не удавалось.

«Мне свою квартиру?! — вспыхиваю. — Где не появится мамин третий муж, если он, конечно, когда-нибудь нарисуется после второго. Место, где я буду сама себе хозяйка? И квартира практически в центре... Евгений будет приходить — после работы или перед работой. Такой соблазн — свое жилье! Он как чувствует что-то — предлагает мне самую желанную мной вещь. После взаимной любви и своей семьи, конечно».

— У меня есть фотографии этой квартиры, — продолжает. — С ремонтом. Вид внутри, вид из окон. Там сосны растут у самого балкона, и белочки по перилам прыгают. Сейчас тебе перешлю. Надо будет выбрать время, чтобы посмотреть на месте. Если все устроит — оформлю на тебя. И не спорь. Мне тоже так будет удобнее... Ну, я по глазам понял, что тебе идея понравилась. Что, даже не поцелуешь? ПМС совсем замучил? — смеется.

— Я еще не решила, — выпаливаю я. — Мне нужно время подумать.

— Конечно, как скажешь, маленькая.

Обедаем. Морепродукты, икра, рис, овощи — это очень вкусно. И пикантные соусы, конечно. А вино пьем европейское, судя по этикетке — французское.

— Может, что-то придумаем вечером? — берет меня за руку и ласкает взглядом. — Сделаем нам обоим хорошо.

Когда я стала женщиной, сначала решила, что узнала все. А потом Евгений стал учить меня разным изыскам. Оказывается, это целый мир, и я в нем еще младенец.

— Нет, у меня от этого сильнее будет болеть живот.

Огорчен, моргает. Понимаю, что курорт и командировка очень располагают к сексу.

— А подобрать лекарства, чтобы это на время прекратилось? Как делают спортсменки перед соревнованиями, например?

— Очень вредно сбивать естественный цикл! Мне еще детей рожать когда-нибудь, надеюсь.

Смотрит на меня внимательно. В самую душу пытается заглянуть.

— Ладно, потом так потом, не плачь.

Я даже не почувствовала, что плачу.

На выходе из ресторана Евгений порывисто обнимает меня и касается губ. Я быстро отворачиваю голову, и его поцелуй приходится на щеку. Тогда мужчина покрывает мелкими поцелуйчиками всю правую сторону моего лица.

— Я без ума от тебя, девочка моя, — говорит глубоким и хриплым голосом.

И сует мне в руки конверт со словами:

— Порадуй себя чем-нибудь. Ну, что там девушкам нравится — туфли или сумочку новую. Что глянется. Я бы сам все купил моей замечательной Мариночке, но боюсь ошибиться в твоих предпочтениях.

Я прячу руки, бормоча, что и так благодарна ему, что это лишнее; поворачиваюсь к нему спиной.

— Надо бы тебе голосовой переводчик на телефон поставить — будет проще объясняться в бутиках, — говорит, идя следом и обнимая.

— Потом, потом.

Здесь мы расстаемся — Евгений возвращается в деловой центр, а я — в отель. Сейчас слишком жарко как для пляжа, так и для ходьбы по магазинам. Сижу в кондиционируемом номере. Маме позвонила, сестре Катюхе привет передала, Наташе смешную картинку отослала.

Глава 6

Марина.

— Вы должны стать лицом какого-нибудь косметического бренда, — подмигивает Арсений, явно впечатленный моим новым имиджем.

Наша группа только что освободила номера в отеле. Главные менеджер с Савелием отняли у меня все вещи, иду налегке. Так как имею возможность выпрямиться, вспоминаю опыт танцевальной школы и несу себя плавно, как балерина. Петрович тоже то и дело косится на меня, поглаживая волосы на затылке.

Проходим мимо ресепшена. Вижу отражение женщины в огромном зеркале и не сразу узнаю в ней себя. Черные волосы, покрашенные вчера в салоне, черные контуры глаз, алые губы и маникюр. Шелковый брючный костюм, купленный накануне, чуть голубее, чем моя радужка. Да я неотразима, пожалуй. Не серая мышь, точно. Можно было макияж сделать натуральнее, но долго объясняться в салоне с моим английским не хотелось. Поэтому — как на вывеске — заметно только красное и черное.

— Кстати, наша компания производит отдельные составляющие для косметической промышленности, — продолжает развивать свою мысль Арсений, обольстительно улыбаясь. — Наслышан о вашем дизайнерском мышлении. Если Евгений Федорович поручит вам поработать в новом направлении, может получиться нечто выдающееся.

Понимаю, что это всего лишь комплимент. Шеф накануне вечером, вызвав меня на улицу, сказал совсем другое:

— Мне не нравится такое резкое преображение моей девочки. Ты даже стала чем-то похожа на... — он словно обвиняет, но так и не может подобрать слова. — Я примерно знаю, как и из чего сделано то, что сейчас на твоем лице. Но не стану портить тебе настроение. Но целовать-то тебя теперь куда? Хоть плечико обнажи, что ли...

Макияж, даже такой изысканный и профессиональный, он явно недолюбливает. А его супруга косметикой активно пользуется. Конечно, она старше; молодится, наверное. Но Евгений моим видом огорчен и даже подавлен.

— Это ненадолго, — не могла не успокоить я его. — Пара дней, и сойдет.

— Хорошо, — поцеловал меня в шею.

Думаю, как воспримет мой вид мама. Вспоминаю, что у меня есть бледная помада и светлые перламутровые тени для век — нанесу перед домом.

​

Перед вылетом пишу Наташе, подруге и бывшей однокласснице, и предлагаю встретиться. Хочу пообщаться с человеком, которому я ничего не должна. Это будет воскресенье, а в понедельник утром я буду идти через проходную...

​

Наташа.

Воскресенье.

Мне Марина Воробьева предложила встречу в суши-баре в нашем квартале, недавно открытом вместо продмага. Слышала, что все преуспевающие выходцы с Востока, обитающие в нашем районе, тусуются здесь; русских в разы меньше. И что кухня не только модная, но и вкусная.

Вхожу. Ищу глазами подругу, не нахожу. Иду к свободному столику и размещаюсь лицом ко входу. Уютно тут. Полумрак, горящие свечи на каждом столе; к живому огню я вообще неравнодушна. Звучит экзотическая музыка, и пахнет чем-то очень приятным. На стенах веера как для великанш, мечи-катаны почти настоящие и прочий красно-черно-золотой антураж. Официантки в кимоно.

На этом фоне подходит ко мне изящная красавица-азиатка, одетая в бирюзовый брючный костюм свободного кроя, сияющий и словно струящийся по телу. Кореянка? Японка? Стоит и смотрит. Вроде, на официантку не похожа. Что ей надо? И тут она говорит:

— Наташ, это я.

Это Маринка, а я ее не узнала! Раскрываю рот от удивления, а потом хохочу, как ребенок. И подруга цветет улыбкой. Ей удивительно идет этот роскошный черный как вороново крыло цвет волос вместо обычного русого, и стрелки у глаз, наведенные по-восточному, явно профессионально, и ярчайшая алая помада. И вообще лицо сейчас какое-то... породистое, что ли?

Обычно Марина сдержанная, я бы даже сказала, холодноватая. Знаю ее с четвертого класса, за одной партой сидели. Что бы ни происходило — максимум, взглядом полыхнет. Она называет меня своей единственной подругой, но откровений от нее не дождешься.

Когда мы виделись в последний раз? Отмечаем только важнейшие события — дни рождения, например. Иногда обмениваемся селфи на фоне красот природы.

— Ну, привет! — говорю и тянусь через стол к ее рукам.

Пожимает мне кончики пальцев.

— Ты как написала, я сразу и поняла: что-то интересное расскажешь. Я уже начинаю тебе завидовать.

— А я — тебе, — парирует. — Все самое интересное — у тебя.

Знаю, что она имеет в виду мою семью, мужа и двоих сынишек.

Ей двадцать шесть, как и мне. Не замужем. Пока. Потому что многим особам мужского пола она откровенно нравится. Чем? Этот вопрос всегда ставил в тупик наших девчонок в школе. Ведь внешность у нее — так себе, черты размытые, рост средний. Ну, стройная, правда, и хорошо двигается.

Я, например, куда интереснее лицом, и натуральная блондинка к тому же; и грудь у меня номером побольше, и выше рост. Подруга одевается без лоска, даже простовато: чаще всего в блузку и джинсы или классический сарафан-футляр. Мари-на, как называли ее в школе — сама естественность. Ее традиционный макияж — розовый блеск для губ. И все!

Уже после школы я поняла, что в ней находят мужчины — она умеет с ними разговаривать. А точнее, молчать и слушать, не сводя глаз. Понимает она их, что ли, этих существ с другой планеты? Даже красавцев и наглецов мажоров. Причем нет с ее стороны кокетства и прочих ухищрений, заметных наметанному женскому взгляду! Это у нее природное. Но иногда она замыкается в себе; не поймешь, из-за чего. Марина — человек достаточно сложный.

— Ты неузнаваема, — говорю. — Наконец-то стала краситься, молодец; тебе очень идет. Гейша, точно! Поздравляю. Ну, рассказывай, что происходит, как ты дошла до жизни такой?

Хмыкает.

— Я была в служебной командировке на Филиппинах.

— Эх, я бы тоже не отказалась слетать на заграничный курорт! Но что-то с моего предприятия никого не посылают.

Она показывает в телефоне несколько фотографий, в основном, природу. Никакого молодого человека, страстно обнимающего ее, на фото нет. Она немного рассказывает о море, пляжах, теплых водопадах...

Глава 7

Марина.

Ну, вот, опять облом. Будь проклята любовь. Где искать ЕГО, не знаю, да и стоит ли; расспрашивать толком не смогу. Не судьба, видно. Поиграла, помечтала, и будет.

На работе меня сегодня не увидят. Хотя, какая это работа; ни ответственности, ни подруг. Иду прочь, вроде бы в сторону метро. По лужам, через проезжую часть, не глядя по сторонам. Мне возмущенно сигналят, ругаются, и даже предлагают подвезти. Не отвечаю; мне все равно. Не знаю, как жить дальше.

Снег повалил. Поднимаю воротник шубы, кутаюсь в шарф. Мама звонит, беспокоится. Коротко отвечаю искусственно-бодрым голосом. Потом входящий от шефа. Не снимаю трубку. Мне нечего ему сказать. А он звонит и звонит.

Вхожу в метро — надо же, не ошиблась дорогой. Понимаю, что надо что-то решить с работой, хотя бы на время.

Набираю Арсения, у которого отпрашиваются, когда необходимо, остальные коллеги из моего кабинета:

— Привет, это Воробьева. Я заболела. Отлежусь — приду завтра или послезавтра.

— Да, конечно, лежи, отдыхай. Голос-то какой больной! Если хуже — сразу врача на дом, не рискуй.

Добираюсь домой. Там уже никого. Отключаю телефон и ложусь. Я все выдумала. Сама его придумала, сама влюбилась, и осталась с носом тоже сама.

​

Больше суток валяюсь в постели. Домашние на цыпочках ходят мимо, еду-питье оставляют. Меня воротит от всего. Наконец, сама собой приходит в голову здравая мысль, что страдаю из-за того, чего даже не было. Вот если бы он меня бросил... Тут, кстати, Наташа на встречу зовет. И филиппинская краска побледнела. Встаю и иду. Жизнь продолжается. Вроде бы.

Вечером набираю Евгения. Снимает с первого гудка.

— Как ты?! Что с тобой, маленькая? — хрипит, словно сам больной.

— Наверное, давление упало.

— А у меня подскочило. Были бы вместе, уравняли бы друг друга. Хочешь, я приеду, а, Марин?

— Нет. Считай, что у меня все прошло. Приду на работу завтра, чтобы не портить тебе отчетность. И дай мне какое-нибудь настоящее задание, чтобы не просто так просиживать штаны!

— Хорошо, завтра же подберу. Что еще для тебя сделать? — судя по голосу, готов на многое.

— Не вызывай меня так как всегда, пожалуйста. Я сейчас не могу.

— Понятно... А давай квартиру посмотрим? Настроение сразу поднимется.

Квартиру. Знает, чем зацепить... Нет, даже ее сейчас не хочу.

— Потом, когда-нибудь. Пока.

— Подожди, не клади трубку! — торопится. — Мы на днях опять летим в Манилу. Почти тем же составом. Там в цеху ЧП. Охлаждение, что ли, не сработало. Или что похуже. Будем разбираться на месте. Присоединишься? Только не говори «нет» сразу. Подумай, прошу. Это здешняя слякотная погода тебя вымотала. Там, на солнце, на пляже сразу придешь в себя, девочка.

Вздыхаю и соглашаюсь. Такая, значит, моя судьба. Может, и правда, от перемены места депрессия скорее пройдет. И океану я обещала вернуться. Рисую по памяти дорогого человека еще и в профиль.

Два дня хожу на работу как зомби. В проходной держу наготове портреты. Но ЕГО нет. Плачу каждую ночь.

​

В день вылета самостоятельно добираюсь до аэропорта, выхожу из такси. Вдруг приходит сообщение от шефа: «К нам неожиданно присоединилась Анна Филипповна. Все билеты уже у нее. Старайся не привлекать к себе внимание. Мы у стойки регистрации. Подтверди прием и сотри всю переписку, все входящие от меня».

Вот это поворот! Честно говоря, меня порадовала эта новость. Желания развлекать Евгения нет вообще никакого. Интересно, что жену он всегда называет только так — по имени-отчеству. Высокие отношения, похоже.

Вижу издалека Евгения с супругой и группой коллег. Подхожу, тихо здороваюсь. Мужчины поворачиваются ко мне, я всех знаю в лицо: шеф, технолог, главный инженер, охранник Савелий и... Вижу перед собой ежик светлых волос, брови вразлет, внимательный взгляд. Это ОН!

У меня опять ноги подкашиваются под его взглядом, и сердце пропускает удар, и сама собой соскальзывает сумка с плеча. Я сильно наклоняюсь, ставя ее на пол, чтобы скрыть выражение лица и внезапно задрожавшие руки. Произношу, не поднимая головы, кривящимися от волнения губами, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Я отойду ненадолго, присмотрите за вещами.

Отворачиваюсь и иду в направлении дамской комнаты, одновременно плача и смеясь.

Чудеса иногда случаются. Вдруг, совершенно неожиданно объект моей безответной любви материализуется из бесконечности пространства и оказывается на расстоянии вытянутой руки! Я могу вволю, пусть и незаметно, любоваться ним в аэропорту и в самолете! Ну и пусть это единственное, что я могу себе позволить...

Поначалу тревожно пробежалась взглядом по всей группе — не заметил ли кто мою острую реакцию. Нет, все заняты своими делами и проблемами. А я даже то и дело зажмуриваюсь и снова открываю глаза, проверяя, не исчезнет ли ОН! Сердце бьется сильно и гулко. Чувствую, что улыбаюсь. Как немного человеку нужно для счастья!

Из разговоров окружающих я узнаю дорогое имя — ЕГО зовут Саша. Шепчу себе под нос, произнося на разные лады:

— Сашенька, Александр, Шурик, Саня, Алекс...

Место моего героя в самолете — через проход от меня и на один ряд впереди, с краю, рядом с Анной Филипповной и Евгением. Я тоже сижу в крайнем ряду, и мне очень удобно не сводить с НЕГО глаз. Он слегка развернулся в сторону прохода, подальше от супруги шефа — идеально для меня.

— Пристегните ремни! — просят стюардессы на русском, английском и каких-то других языках.

Сейчас будем взлетать. В прошлый раз Савелий сидел на месте мадам, рядом с шефом. Сейчас здоровенный секьюрити примостился на узком откидном сиденье у аварийного выхода, как петух на жердочке. Сколько он там высидит? Летим обычным рейсом. Все билеты раскуплены заранее.

Я рассматриваю Сашу во всех подробностях и даже сверяюсь с его нарисованными портретами анфас и в профиль в виде фотографий на телефоне. Главное карандашом я передала правильно — открытый взгляд, серьезный, но как будто чуть наивный. Плотно сжатые губы, — так чаще всего. Помню, как украшала его улыбка, но нарисовать... Только если увижу еще.

Глава 8

Марина.

Долго я буду помнить железную дубинку над головой любимого. Если б успела — не исключено, что свою голову бы подставила. А так только реву, стоя в стороне; сделать ничего не могу. Замечаю на себе встревоженный взгляд шефа.

Савелий скрутил руки нападавшему и уложил его в песок недалеко от Александра, придерживает ногой.

Первой приезжает скорая. Врач приводит в чувство Сашу, его перекладывают на носилки и засовывают в машину. Слышу, как он тихо говорит кому-то:

— Надо было кейсом бить. Спецоборудование пожалел.

Сопровождающим с ним едет главный инженер, а хотела бы я. Дмитрий Петрович предлагает мне взять у медиков успокаивающее; наверное, я очень плохо выгляжу.

— Не надо, — промокаю нос бумажным платочком. — Я просто испугалась. Сейчас пройдет.

Следующей подъезжает полиция и забирает подопечного Савелия. С полицейскими на месте остаются Евгений и начальник цеха, а остальных командированных микроавтобус везет к отелю.

Оформляюсь. Номер тот же, что и в прошлый раз. Сидеть в четырех стенах и ждать известий о раненом невыносимо. Коллеги спокойно пошли обедать вниз в ресторан, а меня даже от мыслей о еде мутит. Мне плохо совсем, лихорадит и в глазах темнеет; то ли сердце отказывает, то ли все сразу. Не могу без НЕГО, все мысли, все чувства там. Как он? Больно ему? Чем помочь? Бесконечное число раз проверяю сообщения на телефоне и открываю портреты Александра.

Вот только показалось, что я оживаю, как случилось это ЧП, и мои проблемы возвратились. Давно подозревала, что у меня диагноз, дома надо будет посетить специалиста по промыванию мозгов. Безответная любовь, мать ее, продолжение. Как в школе.

Надо отвлечься, — шепчу себе. — Любовь — еще не вся жизнь.

Помню, что соскучилась по морю; оно должно помочь. Зря, что ли, меня назвали Марина, что значит «морская». Как только заняла номер, выхожу и направляюсь к набережной. Людей вокруг немного, — ветрено, поэтому, наверное. Иду босыми ступнями по песку, раздеваюсь и вхожу в воду. Но не чувствую ничего, кроме тревоги и горя. Пытаюсь плавать. Сегодня волны, они не сильные, но при отливе ощутимо утягивают на глубину. Мне так плохо от неизвестности, от отчаяния, что замечаю, как внутри даже шевельнулась мысль: а может, не сопротивляться, пусть утянет?

Нет! Плыву к берегу. Просто сегодня не до купания. Плачу и смываю слезы морской водой.

Вспоминаю, что еще не звонила родным. Набираю маму и ровным голосом сообщаю, что благополучно добралась до места командировки, просто некогда было сообщить. Мама все еще думает, что я где-то неподалеку. Отключаюсь, пока она не услышала что-то особенное в моем голосе.

В номере пересиливаю себя и пишу в телеграм нейтральное сообщение Евгению: «Что происходит?» А хотела бы написать: «Что с Сашей???!!!»

Не вижу, чтобы шеф прочитал — совещается, наверное.

Чуть позже приходит от него сообщение: «Испугалась за меня, маленькая? Сиди в номере и не высовывайся. Анна Филипповна лютует». Это было бы смешно, если б не было так страшно. И, похоже, жену Евгений боится больше, чем террористов.

Пытаясь отвлечься, фотографирую грандиозный вид из окна на освещенное солнцем здание и море за ним и отправляю Наташе.

Еще позже получаю от шефа часто пересылаемый файл. Как я поняла, это мысли по поводу происшедшего, записанные Сашенькой (живой!):

— Не совсем мой профиль.

— Международный скандал раздувать не будем.

— Производство простое: очистка, первичная переработка, ферментирование, прессование и отжим, потом сушка, измельчение, упаковка.

— Почему организовали производство именно здесь? Чем уникально сырье? Можно попробовать заменить составляющие?

— Кому могло помешать наше производство? Были ли конфликты, с кем. Может, на каком-то этапе были претензии, например, местных зеленых или каких-то религиозных движений?

— Искать конкурентов. Может, и с помощью русскоязычной диаспоры. Или потенциальных конкурентов.

— Проанализировать покупателей — особенно новых, не дольше полугода. Кто резко увеличил закупки. Или наоборот пропал. Или взял единственную партию. Вариантов много.

— Самое важное: что изменили или собрались изменить в прошлый приезд?

— Кто здесь действует так, не боясь полиции?

Я тоже всем сердцем чувствую важность получения ответов на эти вопросы.

Чуть только прочитала, мне присылают поручение из этого списка — проанализировать покупателей. С гордостью достаю ноутбук — я буду помогать любимому.

Жаль, что база на английском. Но сориентировалась я быстро: даты, объемы, наименование покупателя. Экселевские таблички мы в университете проходили, формирую довольно быстро. И компоную данные от большего к меньшему с разными показателями — кое-что для анализа есть. Отослала. Что еще для него сделать?!

Не могу без НЕГО.

Марина.

Поручение выполнено, заняться больше совершенно нечем, кроме как метаться по номеру, будто рыбка в рыбацкой сети. Может, кто-нибудь уже знает, что сейчас с Сашей? Кроме Евгения, из командировочных у меня есть только мобильный телефон Дмитрия Петровича. Звоню, коротко спрашиваю, что нового. И он, умница, начинает прямо с того, что меня больше всего интересует:

— Сашу вот только что отвели в номер, который у них на двоих с Савелием. Но Сав теперь от генерального с женой не отойдет, конечно; они в люксе наверху. Голову нашему герою зашили, от госпитализации он отказался, таблеток каких-то надавали, — перечисляет технолог. — Вообще, там в цеху полно взрывчатки оказалось. Если бы не Саня, многие из нас могли пострадать.

У него дрожит голос.

— Это ведь уникальное производство. Было. Столько планов разбито... А нападавший, говорят, молчит в их полиции. И татуировки на нем какие-то особые — местная мафия, короче.

Отключается. Соглашаюсь мысленно, ситуация ужасная. А Саша — настоящий герой. Но меня сейчас особенно взволновало то, что он прошел мимо моей двери, а я не почувствовала, пропустила этот момент!

Глава 9

Почти месяц назад, Филиппины.

Марина.

Я показываю работницам салона квитанцию от предыдущего посещения. Случайно не выбросила ее. И когда сегодня укладывала в кошелек шефовы доллары, она как бы сама попалась мне в руки. Но толком объяснить трем девушкам, что мне нужно сейчас, не могу и вся дрожу. Тогда появляется высокий элегантный филиппинец в белом костюме. Он неплохо говорит по-русски, и он понимает мое состояние сразу. Наверное, он здесь администратор или психолог, или у него другая профессия, которая обязывает все понимать. Он говорит:

— Ты в беде?

Я киваю; потому что нет для меня хуже врага, чем я сама. Он усаживает меня в большое кресло и задает еще один только вопрос:

— Что ты хотеть?

Хочу любить. Или хотя бы перестать мучиться от неразделенной любви, любым способом! Но этому не поможешь. И я шепчу то, о чем думала полдня:

— Чтобы меня не узнали.

Он кивает, раскладывает на столе передо мной фломастеры на тонких шлангах и предлагает немного поэкспериментировать, поиграть с краской. Соглашаюсь, вздрагивая от сдерживаемых рыданий.

— Успокойся, все будет хорошо, — утверждает мужчина, наливая и протягивая мне апельсиновый сок-фреш.

Выпиваю; зубы стучат о стакан. Краска с первого же прикосновения действует, как и в первый раз, чуть одурманивающе. Я соглашаюсь и на то, и на это, особо не вслушиваясь; наверное, сейчас меня можно уговорить на что угодно. Какая разница, если это всего на пару дней! Мои чувства, мои несбыточные желания вконец измучили и тело, и душу. Мне предлагают раздеться. Девушки начинают делать массаж, втирают бальзамы. Они так внимательны. Мужчина не ушел.

Я даже не сразу замечаю, что они заперли салон и уже вчетвером трудятся над моим полностью обнаженным телом, распятым на столе. Конечно, я немного чувствую себя жертвой, но терплю, ведь люди не любят жертв. Мастера трудятся надо мной до тех пор, пока я сама не перестаю узнавать себя в зеркале. А что — в этом что-то есть. По крайней мере сейчас я точно красотка, почти богиня. Улыбаюсь. Только здесь, на краю земли, могли придумать и изобразить ТАКОЕ.

Выхожу оттуда, закутанная до глаз в подаренную тончайшую ароматную индийскую шаль. И у меня даже получается неузнанной пройти мимо шефа и Савелия, и не упасть. Они стоят перед лестницей на мой этаж, ждут кого-то; возможно меня. Но я одна поднимаюсь в номер и долго стою под душем, чтобы немного прийти в себя.

На часах — двадцать три часа по местному времени. Я сейчас как бы совсем другая, но все еще не рядом с любимым. Набираю внутренний номер апартаментов шефа, — в такое позднее время наверняка ответит охранник; так и вышло. Сдавленным голосом, пытаясь говорить как можно равнодушнее, я спрашиваю о планах начальства на завтра и, как бы между прочим, о самочувствии раненого, как там его, Саши!

— Оклемается, — заверяет Савелий сонно. — Крепкий парень. Я недавно заходил к нему: глотает таблетки и смотрит телек.

Выхожу из номера, перебегаю полутемный коридор и чуть слышно стучусь к НЕМУ. Дрожу от любви и ужаса.

Он, возможно, решил, что стучится кто-то из персонала; его тихое «Come in» для меня подобно грому. Заставляю себя открыть дверь и войти. Он лежит в одежде на той самой кровати, где я представляла его неделю назад! Саша поворачивается ко мне и смотрит...

Вблизи НЕГО я совсем тушуюсь и немею, как всегда. Он вытаращивает глаза и тоже сразу не находит, что сказать. А может, от удара по голове ему говорить больно. Что-то он выдавливает из себя, какой-то короткий вопрос на английском. Но ведь богини не обязаны отвечать смертным! Тогда он медленно встает, подходит и прикасается ко мне. К щеке, подбородку, волосам. Может, всего лишь, чтобы убедиться, что я не глюк. Потом спускает ткань с моих плеч и рывком приникает ко мне.

Бабник он, что ли? Падок ли на экзотику? Или любой на его месте бы не устоял? Или пережитой болевой шок сейчас толкнул моего любимого на грудь жизни-женщины? Я не знаю. Мне это уже не важно. Потому, что мы с ним обнимаемся и занимаемся любовью, молча, как животные.

Наташа. Три недели спустя.

Вера Ивановна напомнила о себе по стационарному телефону натужным шепотом: Марина все еще не звонила.

Я кладу трубку и думаю. Моя подруга оставила здесь мать-гипертоничку с доходами лифтерши и сестру-восьмиклассницу с редкой «заботой» от алкогольного папаши в виде копеечных алиментов. А ведь Маринка в своей престижной фирме должна была неплохо зарабатывать! Фактически последний год она была и кормилицей, и главой семьи. Характер у нее есть. Что должно было произойти, чтобы она так резко себе изменила?

Замечаю, что уже какое-то время думаю о фотографии туземной красавицы, открываю ее. Потом нахожу в фотоальбоме несколько наших общих с Мариной школьных фотографий и располагаю их рядом с экраном телефона. Отступаю на шаг для полноты обзора. Как-то эти фото должны быть связаны. Почему подруга прислала мне эту картинку? И почему только мне? Что это — знак особого доверия? Намек на какое-то обстоятельство? Шутка? Во всем должен быть смысл, как и в статьях Налогового кодекса, надо только кропотливо искать между строк...

Что по времени означает ее записка под фотографией «не показывай до моего приезда»? До даты возвращения, которая была указана в ее заранее купленном обратном авиабилете из Манилы?

Или в записке она имела в виду тот отдаленный день, когда она вернется на Родину, заработав чемодан долларов? Ставлю вопрос по-другому: отсылая эту фотографию, знала ли моя подруга уже, что останется, или с Мариной действительно что-то случилось? Я прикидываю и так, и эдак. Странная женщина на фото тревожит меня. Я не могу больше без внутренней дрожи, без предчувствия чего-то непоправимого смотреть на это прекрасное разукрашенное лицо.

​

Утром, забежав к Вере Ивановне и сделав несколько звонков, я отправляюсь в полицейское управление нашего района. Кем-то в нем работает (или правильнее — служит?) еще один наш одноклассник, — моя детская неразделенная любовь, Володя Маркелов. Судя по отдельному кабинету (так меня информировали), он делает стремительную карьеру в структуре МВД.

Глава 10

Наташа.

Когда прихожу за результатом в назначенный день и час, Вова восседает за столом в форме, возможно парадной. Жаль я в знаках различия ничего не понимаю, но выглядит убедительно, будто полковник. Только фуражку не надел, наверное, чтоб уложенную эффектной волной прическу не испортить. Неужели на меня решил впечатление произвести, по старой памяти?!

Даже поднимается навстречу и сам пододвигает мне стул. Потом непринужденно усаживается на край стола и с вальяжной ухмылкой открывает в своем телефоне ту самую фотографию, тыкает в нее квадратным ногтем:

— Приглядись: никого не напоминает?

Растягиваю пальцами изображение и вглядываюсь со всем вниманием, как велено, в портрет туземной красотки, снова ощутив волнение и обаятельную жуть. Но ничего нового не вижу. Разве что фон, — я и не заметила раньше стройную диффенбахию (растение комнатное) в большой кадке на заднем плане и какую-то лепнину. А также край невысокой, вроде бы мягкой горизонтальной поверхности. Похоже, у его телефона разрешение экрана больше. Но вряд ли Вова имел в виду фон. Я огорченно трясу головой.

Тогда жестом фокусника однокашник поднимает и кладет передо мной большую Маринину фотографию, вернее, компьютерную копию, наверное — вблизи заметно, что изображение складывается из квадратиков, на листе формата А-3, матовом. Крупно видны лицо и шея, чуть ли не в натуральную величину; взгляд прямо в камеру, губы улыбаются, общее впечатление такое, словно Маринка в сиянии необыкновенного счастья...

Наверное, такое выражение лица было у меня в день нашей с Мишей свадьбы, — неожиданно приходит мне в голову ассоциация. Все потом говорили, что я светилась от радости, была необычайно хороша, а в моей памяти от того длинного дня сохранился один-единственный момент, в котором красное вино из моего бокала проливается на дорогущее белоснежное свадебное платье...

Я и не пила в тот день практически, но руки тряслись сильно, видимо, от избытка чувств. Вот это было счастье!!! В тумане. Вот такого рода счастье было написано на Маринином лице. Я не видела у нее раньше этого портрета.

— Ну и как тебе? — не выдерживает Вова.

— А что? — не понимаю.

— Это одна и та же фотография! Только верхняя часть. Увеличили, «помыли», — на Мари-не косметики было, что краски на заборе. И ничего, кроме косметики. А она голая оч-чень даже хорошенькая, как это я раньше не проверил! И ножки, и грудки, и все, что между ними — то, что надо!

Она вроде бы в танцевальный кружок ходила, верно? Так вот, в таком виде в каком-нибудь баре в гостеприимной Маниле повыгибаться вокруг шеста или перед шикарной кроватью — неплохая работенка!

Я столбенею. Лист с безгранично-счастливой физиономией подруги дрожит у меня в руке. Наверное, я несовременная, потому что такого рода вид деятельности как-то даже не пришел мне на ум, но горизонтальная поверхность на оригинале фото и правда больше всего походила на кровать.

Вовик же продолжал сыпать остротами и, похоже, был очень близок к истине. Если бы не Вера Ивановна, хрипевшая мне в трубку вечерами чуть ли не предсмертным хрипом, я бы сейчас ушла и выбросила все это из головы.

— Погоди! — машу я рукой на вовсю разошедшегося одноклассника. — Смотри: она никогда не бывала такой откровенно довольной, она здесь как будто пьяная или наколотая.

— Ну, мало ли... — пожимает погонами со звездами на широких плечах Вова.

Ох, до чего же он хорош! Жаль, ордена на груди нет. Я даже на минуту зажмуриваюсь, чтобы не отвлечься от дела, ради которого пришла:

— А письма?

Веселья у него убавляется, словно он с размаху вступил куда-то не туда. Полицейский чин берет со стола и листает пухлую записную книжку:

— Письма написаны на... Ну, это тебе не нужно... А, вот: текст переписывался несколько раз той же рукой, в оттисках предыдущих вариантов массовые пропуски слов, не дописаны окончания, многочисленные исправления...

Он пробегает глазами еще какие-то записи и поднимает голову:

— Но почерк, безусловно, ее. Хотя волновалась или, может быть, спешила. Ну и, конечно, если эти листы не держали в пакете с продуктами...

— Что?!

— На бумаге микроследы пищи, косметики, биологической жидкости (может быть слюны, а может, пота или слез), крови I группы резус положительный, неплохого виски, легкого наркотика и т.д. Полный набор. Остальное тебя не заинтересует.

Он захлопывает блокнот.

— Вот, вот! — вскакиваю. — Наркотики, виски, кровь! У нее I группа, такая же, как у меня, я прекрасно помню, как мы вместе сдавали кровь в день донора; говорю же: она не в себе!

— Ну и что? — улыбается тяжелой полицейской улыбочкой Вова. — Твоя сумасшедшая Мари-на способна выкинуть любой фортель. Ты можешь предложить еще хоть одно разумное объяснение того, зачем она так разукрасилась?.. Не можешь? Вот и я — нет. Повторяю, отсюда ее не найти.

И еще. Узнал через своего человечка: ни в наше консульство на Филиппинах, ни в бюро миграции Марина Воробьева не обращалась.

Не понимаешь? — Сейчас, после тридцати дней, разрешенных для пребывания без визы, она уже находится там нелегально. Может, она и не хочет, чтобы ее искали. Подумай: что хорошего видела она здесь? Ничего, ведь так? Вот тебе и ответ на все вопросы. Такой у нас сейчас возраст — четверть века, или чуть больше — время осмысления и перемен... Кстати, я потратился на две коробки конфет — эксперту и...

Я живо представила себе, как «слушали» гордую Маринину маму равнодушные полицейские за бронированным стеклом, когда она униженно умоляла их принять заявление. У каждого своя правда. Надеюсь, в моих глазах ничего не блеснуло, когда я выложила перед Вовой раскрытый кошелек. Однокашник с минуту смотрит на него с той же чугунной улыбкой, потом вытягивает за краешек поочередно три сотенные:

— Этого достаточно. Я удовлетворил твое любопытство?

Он встает во весь свой немалый рост и выразительно смотрит на меня, давая понять: разговор закончен. Но не тут-то было — я в эти дни тоже не сидела сложа руки, у меня появились новые аргументы:

Глава 11

Наташа.

Вдруг оказывается, что ехать, вернее лететь в Манилу со стороны Воробьевых придется мне: Вову не отпустят, а остальные не в счет! Я хватаюсь за голову, потом за мобильник и, выйдя в коридор пообщаться с мужем и моей добрейшей мамулей, соглашаюсь.

Загранпаспорта мы с Мишей выправили вот только что — наметили весной всей семьей слетать в Египет. Сейчас за столом переговоров решаем: если Марина не отзовется, примерно через месяц полетим искать ее на месте, за счет фирмы, втроем: я, новый переводчик (надеюсь, настоящий) и молодой охранник-менеджер Александр, по настоянию мадам.

Когда начали расходиться, мне показалось, что Вова едва удержался, чтобы не поблагодарить меня «за доставленное удовольствие». По-моему, все, что касается неверных мужей, их любовниц и обманутых жен, всякого рода намеки, недосказанности, двусмысленности на эту тему его крепко волнуют. Мне стало искренне жаль Валю из параллельного класса — его законную половину.

К выходу я иду последней: мысли о предстоящей поездке на другую сторону земли как-то не располагают к быстрой ходьбе. В длинном коленчатом коридоре, похожем на путь в бомбоубежище, слышу, как кто-то бегом догоняет меня, еле успеваю обернуться — это Маринин шеф.

Он сует мне что-то в руку и, чуть ли не задыхаясь, просит (именно просит! с тоской в голосе и глазах):

— Найди ее!

И поспешно уходит вперед. Гляжу — на моей ладони стопа перетянутых скотчем пачек стодолларовых купюр! Девять! Только раз у меня была одна такая бумажка — выменяла, получив декретные, а здесь их... И вроде не фальшивые, шершавые. Надо же! А мне казалось, что шеф против поездки...

Кто-то еще нагоняет меня, выбивая галоп каблучками (быстро прячу доллары в сумку). Это шефова мадам. Окидывает рентгеновским взглядом:

— Вы еще здесь, дорогуша?

Мне нечего ответить даже из вежливости, и она, по-лошадиному вскинув голову, удаляется вслед за супругом.

Этот Новый год мы встречаем параллельно со сборами меня в дорогу, будто готовимся к депортации. Билеты на первое января оказались самыми дешевыми — видимо, это и стало решающим для определения даты вылета нашей группы. Боюсь опоздать на рейс — с моим чувством времени это очень даже возможно.

Зимние каникулы, в которые у меня не получится сводить детей на елки, хоть на что-то сгодятся, — ни мне, ни мужу не пришлось на работе брать дни за свой счет. Миша отпустил меня, конечно же, скрипя сердце. Я и сама понимаю, — уехать матери от двоих маленьких детей, даже всего-то на несколько дней, — жестоко. Никакой отец или бабушки не заменят меня детям.

Но возможность попутешествовать за чужой счет, да еще с благородной целью бывает лишь однажды (если вообще бывает), — и это собственные слова мужа.

— У тебя все получится, — характер у тебя подходящий — бухгалтерский, въедливый, почти как у следователя, — шепчет мой мужчина, обнимая на прощание. — Мир поглядишь, будет о чем детям рассказывать. Только сама не потеряйся.

От Марины так и нет вестей. Вова накануне подробно проинструктировал меня. И взял обещание после возвращения подробно доложить обо всем.

Перелет долгий. Но в самолете пассажиры ведут себя довольно спокойно; повезло. При подлете стюард советует поменять рубли на местные песо в обменнике аэропорта — там самый высокий курс.

И вот я в Маниле. Скорее скидываю теплую одежду. Пересаживаемся в микроавтобус.

Поначалу обращаю внимание только на природу. В настолько экзотическом месте я еще не бывала. Цветущие деревья всевозможных расцветок и форм стеной вдоль дороги. Интересно, которые из них так восхитительно пахнут? Дальше пальмы, могучие лианы, мхи свисают тяжелыми лоскутами. Вижу гигантские папоротники как из фильма про динозавров.

Обезьяны; птицы такие яркие, словно добросовестно раскрашены художником-авангардистом. И над всем этим сияюще-чистое смеющееся небо. В январе! И вот они, совсем рядом — девственные белоснежные песчаные пляжи. Голова кругом! Я то и дело поглядываю на мобильный, проверяя дату и высчитывая разницу с местным временем, чтобы представить, что сейчас происходит у меня дома, но тут же забываю результат, отдаваясь новым впечатлениям.

Выходим из автобуса в районе трех-пятиэтажных бело-желтых зданий постройки, наверное, начала прошлого века (а может, и раньше). Улица, выложенная булыжником, чиста, будто только что вымыта. Здесь ездят разве что велосипеды и повозки на велосипедной тяге.

С обеих сторон улицы лавки и витрины. Так хочется купить на память что-нибудь из выставленных чудес! Или хоть в руках подержать. Местных жителей на улице немного. Пестрые толпы иностранных туристов, в основном, европейской внешности мало что покупают, больше глазеют на все вокруг, как и мы, вернее, как я.

Потому что Сергей Вениаминович, лысоватый картавый переводчик в дорогом сером костюме с искоркой, все время куда-то торопится и бегает кругами. А Саша, наоборот, еле переставляет сильные стройные ноги в светлых шортах, словно бредет на каторгу в кандалах, и только отрывисто, как бы обреченно сообщает:

— Направо; прямо.

Наконец, Александр приводит нас к трехэтажному отелю с высоченными иссиня-зелеными кипарисами у входа. Для нас были забронированы те же самые апартаменты: я поселилась в Маринином одноместном (номер, как номер, симпатичный, все просто и удобно), а мужчины — в том же коридоре, почти напротив меня, — в бывшем Сашином с напарником номере.

​

Неприятности начались сразу же. Как сумел Саша за те полчаса, пока мы с С.В. оформлялись, и я сдавала большую часть долларов в сейф отеля, накачаться спиртным до беспамятства — ума не приложу! Чего мы с ним не делали, чтобы привести в чувство! Он только глухо постанывал и...

У него слезы стоят в глазах, словно у обиженного ребенка. Это пьяное горе в такой ответственный момент кажется мне очень даже подозрительным, но при этом все равно отвратительным и, разве что чуть-чуть, трогательным. До этого момента он не выглядел пропойцей! И в самолете, по-моему, вообще не прикладывался к бутылке, как многие другие.

Глава 12

Почти месяц назад (продолжение). Филиппины.

Марина.

Периодически мне, как и остальным членам группы, присылают фрагменты из переписки коллег между собой, но всем не до меня. Я понимаю, что они спешно пытаются решить вопросы запуска части оборудования, переработки замороженного сырья и оперативной транспортировки в Россию всего, что можно. Задействованы все командированные, кроме меня. Александр и Евгений, как я поняла, ищут решения и консультируют остальных из отеля, из своих номеров.Шеф, кроме того, что остерегается покушения, еще и плотно сидит на крючке у супруги.

А я или сплю днем, или мечтаю. В голове крутятся три мысли.

Как же я ЕГО люблю! — первая.

Наверное, хоть миллион раз повтори с любимым человеком близость — все равно будет мало, — вторая.

И хорошо, что мама меня не видит...

В следующие двадцать три ноль-ноль я, замирая сердцем, крадусь мимо заветной двери, еще не зная, наберусь ли сегодня храбрости даже не постучать — поскрестись.

И вдруг ОН возникает на пороге сам. Саша меня ждал! Мой любимый! Обнимает загребущими ручищами и втягивает в номер. Даже повязку снял: наверное, прошлой ночью полегчало.

И мое самообладание вернулось. Теперь я знаю, как можно любить: неудержимо, радостно, не чувствуя вины. И что удивительно: для этого совсем не обязательно разговаривать. Вспомните Русалочку из известной сказки! Я тоже всегда хотела любить одного единственного мужчину, всю жизнь; я готовила себя к этому. Пусть не сразу сложилось, но я всегда ЕГО ждала, даже когда еще не знала. А молчать мне вполне привычно — я по жизни и так тихая серая мышь.

Понимаю, что это и есть счастье — целовать и обнимать любимого человека, дарить ему себя, предугадывать его желания и наслаждаться вместе с ним, снова и снова. Замечаю, что Саша старается, чтобы мне хорошо. Да, моя жизнь сейчас совсем другая — легкая, ласковая. Я даже думаю, что любовь — это именно то, для чего мы все появились на этой земле...

Ну и, конечно, мужчина мне достался потрясающий. Большой, сильный и нежный. Умный и красивый. Молодой. Талантливый и темпераментный; я чувствую в нем огромный потенциал, как бы сжатую пружину. Хотя бы из-за того, что он каждый раз по-новому доводит меня до экстаза уже на этапе предварительных ласк. Не нахожу в нем недостатков, хоть убей. Одни сплошные достоинства. И даже то, что он поддержал мою игру в молчанку, не устраивая разбор полетов — тоже хорошо. Мало ли, может, я немая?

Одно чуть-чуть тревожит — он не пытается узнать что-то обо мне, даже просто проводить, чтобы понять, откуда я прихожу и куда исчезаю. Его все устраивает вот прямо так... Ну, а что я хотела? Про долго и счастливо — это не ко мне; в реальной жизни такое бывает только с мудрыми и уверенными в себе девушками, типа Наташи, к примеру.

​

В нашу третью ночь, пока еще не сильно увлеклись ласками, я включаю верхний свет и прошу Сашу меня сфотографировать — молча, просто протягиваю свой телефон с включенной фотокамерой. Щелкает. Сразу отсылаю фото Наташе — может, решусь обсудить с ней потом что-нибудь из моих непростых отношений, посоветоваться при встрече. Конечно, мне очень хочется иметь фотографию любимого, хоть по пояс, или даже одно лицо, ну хоть какую-нибудь... Но нет, он не предлагает — навязываться не буду. Откладываю телефон.

И тут же ОН меня подхватывает и кружит. А улыбается как! И сжимает талию, жадно целует в шею, запускает руку в волосы, играет сосками... Бросает меня на кровать и энергично массирует сверху донизу. Как же мне хорошо!

Я старательно отвечаю лаской, чтобы ему тоже, тоже было чудесно, — так я говорю ему, что люблю. А он целует меня ненасытно, страстно, словно в последний раз. Его губы пахнут медом, имеют вкус меда. Понимаю, что это не парфюм или жевательная резинка, что это он сам такой ароматный, молодой, сочный. Я уже просто не могу сопротивляться его обаянию, стону и улетаю куда-то.

Он входит в меня, сначала неспешно, осваиваясь, потом азартно и, наконец, яростно молотит. Массаж тела снаружи сменяется массажем внутри. Я обнимаю Сашу ногами, сжимая их в замок. Мы сейчас — одно целое, четырехрукое и четырехногое, примерно как индуистское божество; с общим центром между пахом и сердцем. Выгибаюсь. Как же мне это нравится!

Потом я проявляю инициативу, мы несколько раз меняем позы; я надеюсь вымотать его, чтобы кончил и уснул. Мне очень хочется снова увидеть его спящим, умиротворенным. Но вместо этого после совместного оргазма ненадолго забываюсь сама, лежа на дорогом мужчине, обнимая его всем телом и всей душой.

Начиная с третьей ночи одного презерватива становится недостаточно. Мы входим во вкус, матрас покрякивает от экспериментов, но держится молодцом.

Так проходят мои горячие ночи с Александром. Ухожу, когда за окном светлеет. Чуть ли не молюсь, чтобы весь остальной мир сейчас забыл обо мне, как я забыла о своих комплексах. Когда краска бледнеет, а это происходит перед тем, как совсем исчезнуть, я густо напудриваюсь, закупаю продукты впрок и снова навещаю салон, чтобы повторить макияж и продолжить отношения, которые для меня очень много значат. После начала наших ночей я дважды ходила в салон с интервалом примерно в два дня.

Наташа. Филиппины.

Почти месяц спустя (продолжение).

Положив вещи, я сразу же пытаюсь обнаружить следы пребывания моей подруги в номере, делаю все, что советовал Вова. В том числе прощупываю мебельные ящики со всех сторон, свечу фонариком мобильника в вентиляционные решетки и за сантехникой, заглядываю, разумеется, под матрас, но никаких зацепок не нахожу, — везде чисто и безлико. Ни забытых вещей, ни надписей нацарапанных, ни тайников не обнаруживаю. Разумеется, на ресепшене я показывала фотографию туземной красавицы; никто ее не видел.

Я наскоро обедаю (или завтракаю?) в симпатичном ресторанчике в нижнем этаже отеля блюдом, которое привлекло меня минимальной ценой. Это оказывается что-то вроде овощного рагу с рисом и мясом в пряном соусе; надеюсь, это не обезьяньи яйца. Кстати, и за соседними столиками кушают что-то очень обыкновенное, совсем не шашлык из насекомых.

Глава 13

Почти месяц назад (продолжение). Филиппины.

Марина.

Нам улетать только послезавтра, забронирован бизнес джет. Я, кстати, рассчитала, что краска побледнеет послезавтра утром и совсем исчезнет к обеду, так что никто меня не расшифрует. Может быть, волосы еще какое-то время останутся черными, но это не важно.

Вот почему у меня сейчас щемящее чувство, словно именно это наш последний с Сашей раз? Ну, почему? Вздыхаю, и тут же оказываюсь на его руках. Прижимает к себе, а потом слегка подбрасывает меня и ловит; я с легким испугом вцепляюсь в него. Смеется. Ничего себе! Уже акробатика начинается; то ли еще будет!

А теперь он тоже серьезен, и еще красив, и очень убедителен. Сердце мчится галопом навстречу ему. Когда мы оказываемся на кровати, чувствую, что мне хочется изменить формат ласк, сделать что-то особенное. Замечаю, что он только что из душа — немного пахнет мылом, кроме своего меда. Нажимаю ему на плечи, он послушно ложится на спину. А его гладкий розовый член горделивым утесом смотрит в небо. Сейчас-сейчас, подожди немного, любимый.

Сегодня мне хочется нежности. Я никогда такого не делала, но сейчас очень хочу попробовать. Я же как будто в маске, поэтому мне не должно быть стыдно, что бы я не делала сейчас.

Тебе понравится, мой любимый, я постараюсь. Обещаю: будешь вспоминать о моих поцелуях и просить еще.

Скольжу губами и языком по его груди, иногда слегка прихватываю зубами, где получается, или посасываю, где хочу. Когда кончики моих пальцев вцепляются в его соски, Саша издает горлом звук, похожий на низкий стон, вздрагивает и сжимает мои ягодицы. Двигаюсь губами по его широкой груди по горизонтали и по вертикали — как в детском массаже «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы...» А вот и поезд запоздалый едет — медленно спускаюсь к его паху, звонко расцеловываю твердый низ живота.

Я вся сползаю вниз и устраиваюсь между его широко раскинутых ног, провожу несколько раз грудью по плотной волосатой мошонке. Головка члена в это время пружинисто попадает по моей шее от уха до уха. Мои соски твердеют, а Саша сжимает мне плечи, словно хочет того же и много раз. Повторяю, потом кладу голову на его живот и смотрю снизу вверх на его мощное достоинство вплотную: так оно выглядит особенно впечатляюще.

Обхватываю ладонью ствол у самого основания — получается, конечно же, только частично из-за толщины. И провожу губами и языком от самого корня до крайней плоти головки. Вижу краем глаза, что у моего любимого в это время пресс ходуном ходит. Похоже, он едва сдерживается, чтобы меня не схватить и мне не засадить. Улыбаюсь, хотя рот очень занят.

Какой у него красивый член: темно-розовый, шелково-гладкий. Наощупь — вылитый бутон розы. И вкусный. Особенно мне понравилось трогать языком ямку отверстия на головке, откуда по капельке выделяется прозрачный сок. У меня внизу, кстати, тоже все увлажнилось и набухло. Мой треугольничек и мягкие складки изнывают и чуть ли не болят без его внимания, но такую позу я выбрала сама, ему не дотянуться.

Беру в рот всю головку, которая оказывается подходящей по размеру, почти до горла, облизываю ее и посасываю. Начинаю жадно и настойчиво, с желанием. Саша восхищенно стонет где-то там; у него чуть ли не приятные конвульсии. У меня — тоже.

Но, к сожалению, довести его до удовлетворения у меня не получается — ощущения новые и чересчур сильные, меня надолго не хватает. Наверное, к этому надо привыкнуть, не за один раз. А я так хотела, чтобы мой любимый чувствовал себя, как леденец!

Поднимаю голову, у меня даже слезы разочарования в глазах. А он тут же садится, обнимает меня, гладит по голове, как ребенка и целует. Я немного в шоке от происходящего. Теперь мужчина мягко нажимает на мои плечи, укладывая на спину, раздвигает мне бедра и склоняется к аккуратно подбритым половым губкам.

Меня выгибает дугой уже от его первых прикосновений. С удовлетворением и легким сожалением понимаю, что мой мужчина куда опытнее меня. Мне просто до невозможности хорошо. Чувствую, что вся сочусь и ничего не могу с этим поделать. Стону, вцепляюсь руками в его волосы. Меня распирает от осознания того, что меня трахают языком. Саня легко доводит меня до оргазменных судорог.

Поднимает голову. Вижу его лицо, мокрое и сияющее широченной плотоядной улыбкой. Улыбаюсь в ответ. Он нависает надо мной и входит с одного толчка. Меня словно приятно выворачивает наизнанку. Вот только что казалось, что лучше просто не бывает; и на тебе: еще-намного-лучше-точно-аах! Долгожданную разрядку Саша пережидает, посидев пару минут с закрытыми глазами.

И тут же тянется ко мне опять. Ставит меня на край кровати в позу довольной собачки, ласкает груди и восхитительно долго и глубоко имеет меня сзади. Снова и снова вижу небо в алмазах.

Ни один из нас не вспомнил о защите. Перед вторым действием я дернулась было, а потом подумала... Зачем? Как бы я хотела родить ему ребенка! Вот такого же замечательного со всех сторон, только маленького. Чтобы оставался со мной, даже когда папка уходит на работу. Чтобы растить его и узнавать черты любимого мужчины.

Да, я этого хочу. Даже если с его папой не будет продолжения. А может, именно поэтому. Это по любому будет счастье.

Почти месяц назад (продолжение). Филиппины.

Марина.

В шестую ночь он усаживает меня рядом с собой и то смотрит пристально, то отводит глаза. Я сразу замечаю, что он печален.

Вижу лежащую на столе на видном месте пачку долларов, перевязанную красной ленточкой с бантиком. Думаю, до нее сейчас дело дойдет; у меня глаза сразу оказываются на мокром месте. Так мне и надо; вот он — момент истины: я для него — шлюха. А кто еще?! Спасибо, хоть красивой ленточкой перевязал, чтобы подсластить пилюлю. И слишком много этих самых бумажек. Мои услуги столько не стоят...

— Ты будешь разочарована, — вдруг говорит он, — но сейчас я не хочу только заниматься любовью. Завтра вечером улетаю. Не хочу от тебя улетать! — горячо восклицает и приникает ко мне, зарываясь лицом в мои волосы. Я обнимаю его за шею, затрепетав от нежности. Понимаю, что он не просит ответа, разговаривает как бы сам с собой.