Тот, кто ловит мотыльков

1

Сергей вошел в комнату, осмотрелся. Макар обосновался в самом маленьком коттедже – том самом, который предназначался для персонального водителя.

Домик ему понравился. Никто не старался придать ему ни уюта, ни индивидуальности, и внутри царила спартанская простота. Окно в половину стены. Вид на сосны.

– Стола нету, – сказал Макар, бесшумно появившийся из комнаты. – А стол нужен. Давай нам кто-нибудь стол привезет, а?

Под этим подразумевалось, что Бабкин должен выбрать стол, причем в таком магазине, откуда его мгновенно доставят, поскольку Илюшин не переносит никаких задержек: ему требуется немедленная материализация того, что душа просит. Выбрать, оплатить, договориться насчет доставки, дождаться и получить. А Макар, значит, сядет за стол, посидит, скорчит такую физиономию, будто у него сдох любимый хомячок, и пробормочет что-нибудь вроде: «А пониже не было?» И тогда Бабкин оторвет от стола столешницу и приложит его по русой головушке.

Сергей усмехнулся. Как ни странно, мысль о том, чтобы заниматься столом, не вызвала у него отторжения.

Они разворачивали штаб. Начиналось полноценное расследование. Много работы – но понятной работы, привычной, осмысленной деятельности, а не участия в театрализованных представлениях маньяка! Не состязание двух больных, или, скажем мягче, весьма оригинальных умов, а скрупулезный, шаг за шагом, в учебниках прописанный и на собственном опыте неоднократно пройденный путь.

– Со столом разберусь, – сказал он.

– И стул. Стул нужен тоже.

Бабкин уставился на Макара. Макар невинно смотрел на него.

– Крутящийся?

– На твое усмотрение, – великодушно позволил Илюшин. – Я любому буду рад.

– Ха-ха-ха! – мрачно сказал Бабкин. – Очень смешно. Ладно, смотри сюда. Есть новости, и много. Я даже хотел позвонить тебе с дороги, но решил, что полчаса ничего не изменят.

Они расположились прямо на полу. Илюшин оперся спиной о диван, вытянул длинные ноги. Бабкин хотел принести из машины подстилку, чтобы бросить на пол, но вовремя вспомнил, что и машина, и подстилка у Маши.

Макар молча стянул покрывало с дивана.

Устроившись на импровизированном ковре и разложив записи, Сергей рассказал, что телефон был найден на промзоне. Илюшин помрачнел. Мысль его шла тем же путем, что и у Бабкина: женщина, исчезнувшая в таком месте, почти наверняка мертва. Им предстоит искать тело.

– Подожди, подожди. – Сергей предостерегающе вскинул ладонь. – Оперативник, который ведет дело, очень дельный парень. И быстрый, как ртуть. Он получил из телефонной компании полную информацию по мобильникам, которые появлялись в той же точке, где был найден сотовый Баренцевой. Все ходят с сотовыми. Хоть гопники, хоть наркоманы.

– И много человек там перебывало?

– А вот здесь начинается самое интересное. – Бабкин сверился с записями в блокноте, достал чистый лист и начертил квадрат. – Это – промзона. Сюда в одиннадцать сорок приезжает телефон Баренцевой. – Он поставил точку в квадрате. Точка расплылась в микро-кляксу. – И больше он это место не покидает. Мы предполагаем, что Оксана вернулась домой, выяснила, что телефона при ней нет, и совершенно правильно вспомнила, где она могла его выронить. Вернулась за ним – или не вернулась, свернула где-то по дороге. Это будет ясно завтра утром.

– Почему только завтра? – напряженно спросил Макар.

– Сейчас объясню. Но в любом случае проверка камер – кропотливая, муторная и долгая работа, не мне тебе объяснять. Итак, мы с Татаровым предположили, что в определенный момент вот тут, – гелевая ручка выписала круг в воздухе над нарисованной промзоной, – в субботу объявилась дюжина телефонов.

Илюшин, внимательно слушавший его, кивнул. Логично: компания подростков, например.

– Или два телефона! – продолжал Сергей. – Пара пьянчуг забрели отлить, увидели женщину, которая что-то ищет… Случайное и бессмысленное убийство. В две тысячи первом мы нашли товарища, который случайно заехал на пустырь и остановился, чтобы залить омывайку, увидел там блуждающего пьяного мужика средних лет, в приличном костюме, убил его ударом монтировки по голове, обокрал и уехал. Причем весь его улов составил пять, что ли, тысяч рублей. До этого ни в одном насильственном преступлении замечен не был. Считался хорошим, порядочным мужем. На работе уважали. Двоих детей воспитывал. Вот как, а?

– Он всю жизнь мечтал убить, но не решался, – не задумываясь, ответил Макар. – Увидел пьяного и решил, что это его шанс. Деньги его не интересовали, он взял их для отвода глаз. Есть такие типы, которые носят в себе жажду убийства. Как вы его отыскали? Свидетели?

Бабкин покачал головой.

– Свидетелей не было. Говорю тебе – пустырь! Но он бросил использованную канистру. Этой омывайкой, на наше счастье, торговала единственная заправка во всех окрестных районах. Мы приехали туда, просмотрели записи с камер, наложили на маршрут время убийства и время покупки и в итоге взяли в оборот двоих покупателей омывайки. Второй признался сам. Он, может, и держался бы, но на его ботинках осталась кровь убитого.

– А не надо было свинячить, – нравоучительно сказал Илюшин. – Взял бы канистру с собой, как все приличные люди, довез бы до мусорного бака, так до сих пор гулял бы с детишками и кормил их мороженым. Сколько человек в субботу было на промзоне?

Сергей усмехнулся.

– Один!

– Один? – недоверчиво переспросил Макар. – В самом деле?

Бабкин кивнул.

– В субботу этот участок оставался практически полностью чистым. Даже в разрушенных гаражах никто не тусил! Место пользуется у населения дурной репутацией. И оно на отшибе, то есть забрести туда по дороге из школы тоже не получится. Офисные товарищи из высотки избегают его. А главное, там никто не ходит пешком. Но в двенадцать тринадцать там появился еще один телефон. – Сергей пририсовал рядом с кляксой человечка. – Он оставался в этой точке до… секунду, дай сверюсь… точно! До двенадцати тридцати пяти! Причем с него поступило десять вызовов на номер Баренцевой.

Илюшин нахмурился.

– Подожди… Звонки на телефон Баренцевой, который все это время был там?

– Ага. Тоже не понимаю. Разберемся. Пока у нас не появились записи с дорожных камер, чтобы мы могли проследить маршрут Оксаны, этот человек – наша единственная зацепка.

– Имя известно?

– Куратник Игорь Игоревич. Индивидуальный предприниматель. Двадцать восемь лет. Через час я должен быть возле Белорусской. Мы с Татаровым встречаемся там и едем к Куратнику.

2

В машине Бабкин долго боролся с собой, сунул в рот две жевательных резинки, одну случайно проглотил, когда ехавший перед ним идиот ударил по тормозам, явно услышав предупреждение навигатора: «Впереди камера на шестьдесят». Скотина безмозглая, сказал идиоту Бабкин, что же ты творишь, мать твою, ты ведь и так тошнишься пятьдесят пять в крайнем левом, куда тебе еще тормозить!

И поморщился. Месяц назад он эту ситуацию даже не заметил бы.

Жвачка не помогала, и он, сдавшись, вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет. Хорошо ведь держался, укоризненно сказал себе Сергей, какого же лешего…

Какого-какого. Карельского лешего, вот какого.

Илюшин в петле. Илюшин бледный, веселый, обезумевший, согласившийся быть фишкой в жуткой, чудовищной игре.

Он вытянул зубами сигарету и спохватился, что сидит в арендованной машине, где нельзя курить. Сергей даже не знал, огорчился он больше или обрадовался.

Татаров дымил на парковке у Белорусского вокзала. Как ни удивительно, но всего пять минут назад мечтавший о сигарете Бабкин даже не подумал, что можно присоединиться к нему. Он забыл о сигаретах. Игорь Куратник, фирма которого арендовала помещение в десяти минутах ходьбы от вокзала, полностью занял его мысли.

Единственный человек, встречавшийся с Баренцевой. Возможно, единственный, кто знал, где она находится.

– Грохнуть ее он точно не мог, – заметил Татаров, угадав ход его мыслей. – Она вернулась домой после их встречи живая-здоровая.

– Это еще не значит, что не мог.

– Ну, согласен. Потопали, да? Офис за Грузинским Валом.

3

Куратник выглядел не испуганным, а разозленным. Он ритмично молотил сжатым кулаком по собственной ладони, повторяя в такт ударам:

– Пять, сука, «Суперстаров»! Пять, сука, «Муромцев»!

Бабкин попросил его успокоиться и все объяснить. «Да он чем-то закинулся», – шепнул ему Татаров. Однако Куратник с размаху опустил тощую задницу на стул, раздувая ноздри, и объяснил.

Его фирма торговала фейерверками и воздушными шариками.

– «Русскую тройку» разбирают в хвост и в гриву, – горячился Куратник, не слыша сам, что говорит каламбурами. – «Маскарад» тоже идет на ура. А те, которые дороже, зависают. Не сезон сейчас для радости, ясно? Ну, когда она объявилась, я прямо возликовал, чего скрывать-то. На пятьдесят восемь штук разовый заказ. Нормально, а?

Постепенно из его сумбурного рассказа, из которого выстреливали то «Мушкетеры», то «Брызги шампанского», стала ясна картина случившегося.

Оксана Баренцева заказала у Куратника фейерверки. Отыскав его фирму в интернете, она позвонила, чтобы договориться об условиях.

– Когда это было? – перебил Татаров.

– Когда, когда… – забормотал Куратник, запустив пальцы в длинные сальные волосы. – В среду. Четырнадцатого.

Куратник, нанимавший дополнительных курьеров только перед новогодними праздниками, когда фейерверки разбирались как горячие пирожки, собирался сам привезти такой крупный заказ. Однако выяснилось, что у Баренцевой имеется дополнительное условие.

– Она, короче, попросила, чтобы я ей привез по конкретному адресу все десять коробок. Расставил и показал, как поджигать.

– И назначила местом встречи Долгопрудный, – кивнул Сергей, догадавшийся, к чему все идет.

– Ну! Сука, Долгопрудный! Что ж сразу не Анадырь! Я в субботу! На восходе! Как ишак! Десять коробок на горбу! В какую-то стремную дыру, задницу, блин, долгопрудную, ни души, даже дворняги обоссанной не встретишь!..

Здесь рассказ Куратника вновь утратил связность.

Татаров сумел добиться от него, что встреча была назначена на двенадцать часов. Именно это время продавец фейерверков считал ранним утром.

Они с Бабкиным переглянулись. Пока все совпадало с данными телефонной компании.

На встречу Куратник подъехал на десять минут позже назначенного срока.

– На опоздание это по-любому не тянет! – горячился он. – По московским меркам, считай, даже раньше приехал! А все ваши коллеги постарались.

Выяснилось, что в субботу на въезде в Долгопрудный дежурили два экипажа ДПС.

– Передо мной сразу троих приняли, – усмехнулся Куратник. – Ваших тоже можно понять: суббота же, а жить-то всем надо. Короче, пока всех нас продули и по базам пробили, минут двадцать потерял. Уж и в ноги им падал: «Братцы, говорю, клиент ждёт! Крупный! Что я, идиот, что ли, с пиротехникой пьяным за руль садиться!» А они только лыбятся в ответ: «Извините, придётся подождать». Вежливые, блин, такие. Прилетел на точку, думал, щас начнется обычное: «Где вас носит? Я тут уже час жду!» – а там и нет никого… Выдохнул, глянул вокруг – ну такая дыра, каких я ещё и не видывал!

Он все-таки начал выгружать коробки, опасливо оглядываясь и не глуша двигатель. У него закралось подозрение, что вот-вот из-за гаражей появятся заросшие шерстью долгопрудовцы с пращами и дубинами.

В двенадцать пятнадцать он начал нервничать.

В двенадцать тридцать пять проклял непунктуальных тупых баб, Долгопрудный, себя, побросал коробки обратно и уехал.

– Я ей, твари, звонил, она трубку не брала.

– Не брала или абонент был недоступен?

– Не брала. Если б недоступен, я бы сразу понял, что ловить здесь нечего. А так был шанс, что либо ещё рулит где-то, либо проспала и сперва будет кудахтать-извиняться, а потом примчится. Только лишние полчаса потерял, идиот!

Бабкину все-таки удалось из него выжать еще кое-что. Оксана Баренцева совершенно точно планировала запустить фейерверки на промзоне. Расплатиться она собиралась наличными, а не переводом на карту. Кроме того, Куратник потребовал тысячу сверху за доставку и запуск, вернее, подготовку салютов к запуску, и Баренцева согласилась без торга.

– Надо было догадаться, что она меня кинет, – с горечью говорил Куратник. – А я… Всю жизнь людям верю, как дурак!

– Зачем запускать фейерверки на промзоне? – вслух подумал Сергей. – А главное, днем?

– А я знаю? – Куратник, решив, что вопрос обращен к нему, раздраженно фыркнул. – Ну, дура баба, что с нее взять.

– Может, тестовый запуск? – предположил Татаров. – Когда у ее дочери день рождения?

– Как раз вскоре, – встрепенулся Бабкин, вспомнивший, как Жанна плакала: сестра пропала перед днем рождения дочери, что же они будут говорить Леночке.

– Ну, вот! Типа репетиции, почему нет!

– Э-э-э… Мужики, извиняюсь, не катит, – вмешался слушавший их Куратник. – Я ей предложил карту постоянного клиента, типа, хорошая скидка на следующий заказ. Она ответила: не надо, это разовое развлечение. И еще смеялась.

4

– Макар, объясни: зачем заказывать фейерверки, чтобы выпустить их над промзоной? – спросил Сергей.

– Расцветить унылые будни Долгопрудного? – предположил Макар.

– Рыло бы тебе расцветить, – вздохнул Бабкин и ушел варить кофе в турке на плите.

Плита была электрическая, он перекипятил кофе, а главное, так и не придумал, для чего нужны взрывающиеся облака «Муромца» и «Суперстара».

– Самое простое, – сказал Илюшин у него за спиной, – это выяснить, нет ли у кого-нибудь из ее подруг квартиры в Долгопрудном, в которой окна выходят на промзону. Если подруга отмечает в субботу день рождения, чем ее можно обрадовать? Например, неожиданным салютом.

Бабкин огорчился, что эта простая мысль не пришла ему самому в голову. «И все-таки, почему днем, а не вечером? Боялась оставаться по темноте в таком месте одна?» Что-то здесь было не так.

– И почему бы не допустить, – продолжал Макар, – что это реализация детской мечты.

– А зачем ее нужно было реализовывать в таких условиях?

– Может быть, не нашла других. Здесь вокруг деревья, Баренцева могла бояться пожара. А до Долгопрудного и ехать недалеко, и место относительно безопасное. В конце концов, она, может, хотела сохранить свой маленький праздник втайне от близких.

– Отмечала десять лет любовной связи?

– Например, – согласился Макар.

Пока Сергей морщился, пытаясь маленькими глоточками протолкнуть в себя кофе, Илюшин позвонил Жанне. Некоторым утешением послужила для Бабкина его вытянувшаяся физиономия.

– Никаких подруг в Долгопрудном. Может, конечно, Жанна не в курсе…

Он придвинул табуретку и сел. Лицо у него было такое растерянное, что Бабкин сжалился.

– Сварить тебе кофе?

Он ждал, что Макар проедется насчет бурды, но тот пробормотал:

– Фейерверки. Заказать и не приехать. Что ты сказал? Да, свари, пожалуйста, все равно пока спать не собираюсь.

Вдвоем они осмотрели комнату Оксаны. Не нашлось ничего, что могло бы объяснить ее исчезновение. Жанна сказала, что всю переписку ее сестра вела с телефона. Аккаунта в социальных сетях у нее не было.

– Если в почте что-то найдется, – сказал Бабкин, осматривая содержимое выдвижных ящиков, – Татаров позвонит.

Украшения, духи – Оксана любила парфюмерию и держала два десятка флаконов в шкафу, – любовные романы в мягких обложках, мягкие игрушки, забытые ребенком, наручные часы, массажер…

– Где рабочие документы? – спросил Макар.

– Татаров увез. Ты что-то нашел?

Илюшин держал в руках длинную прямоугольную коробку матового черного цвета.

– Портативный принтер, – сказал он.

– Ну, ничего удивительного для женщины ее образа жизни. Мало ли, что ей требовалось распечатать в поездках!

– Да, только что он делал на подоконнике, за шторой? Выглядит так, словно она сунула его туда в спешке и забыла.

Ни сестра, ни муж, ни брат ничего не могли сообщить о принтере.

– Ой, я его впервые вижу, – удивилась Жанна. – Не знаю, зачем он ей понадобился.

– Вы не замечали, чтобы Оксана им пользовалась?

– Никогда. А это точно ее?

Бабкин снял отпечатки. Они принадлежали Оксане.

Он не видел ничего странного в этой находке.

– Я все равно не понимаю, зачем он ей нужен, – сказал Макар, запирая комнату.

Сергея кольнуло неприятное ощущение, что, отвлекшись на принтер, они что-то упустили, но тут позвонила Маша, и комната Оксаны Баренцевой вылетела у него из головы.

5

«Все ходят с сотовыми, хоть гопники, хоть наркоманы, – повторил про себя Илюшин слова напарника, – и за каждым остается след; за любой проплывающей рыбой тянется невидимая ниточка, можно вообразить мир как перекрестье этих линий, путаницу узлов, сгустившуюся штриховку рыбьей стаи, замершую тысячеголово – и вновь разбегающуюся одиночными чиркающими серебристыми следами. Каждый телефон уникален. Он безостановочно подает сигнал. Если бы в две тысячи первом была такая система пеленга телефонов, как сейчас, можно было бы не объезжать заправки, не демонстрировать сотрудникам пустую канистру, не таращиться до покрасневших глаз в мутную запись с камер. Достаточно было бы распечатки от телефонистов. Там, на этой распечатке, была бы записана вся история: как два телефона двигались навстречу друг другу, столкнулись и целых пять или даже шесть минут находились рядом. Как второй уплыл прочь, к другому телефону, только что вернувшемуся из детского сада или магазина, а первый остался лежать на пустыре. Даже если ты успел смыть кровь с ботинок, а лучше – выкинул их, уничтожил, съел вместе со шнурками, – попробуй-ка объясни, добропорядочный гражданин, стоящий перед нами в одних носках, как получилось, что ты провел пять минут рядом с жертвой? В то самое время, когда, согласно экспертизе, жертва принимала смерть от монтировки? Молчишь? То-то и оно».

Обогнув альпийскую горку, Макар прошел по мощеной камнем дорожке. Пахло смолой и поздними августовскими травами – знакомый горьковатый запах, он даже огляделся в поисках пижмы или полыни. «Надо бы Маше позвонить», – подумал он ни с того ни с сего.

Минуту спустя Илюшин постучал в дверь гостевого коттеджа, который занимала женщина со странным именем Василика.

6

– А теперь вы должны спросить: «Откуда у вас это редкое имя», – холодно сказала Токмакова.

Она не пустила визитера в дом, заявив, что они вполне могут поговорить на свежем воздухе. И что она, собственно, оказывает ему одолжение, соглашаясь даже на пятиминутную беседу.

– Вы не оперативник и не следователь!

Он предложил расположиться на крыльце, но Василика неумолимо качнула головой.

Вскоре она сама об этом пожалела. На ее стороне было наработанное на концертах умение стоять. Парень должен был выдержать две минуты, а затем начать выкручиваться: опуститься на траву, опереться о ствол сосны, хотя бы просто переминаться с ноги на ногу – и страдать! Он сам свернул бы разговор, плюнул и ушел бы.

Ничего из этого он не сделал. Встал напротив нее, нешироко расставив ноги и перенеся вес тела на левую – и застыл. Что-то звериное было в этой позе. Но главное, что она, по-видимому, не доставляла ему ни малейшего неудобства. Сыщик выглядел как человек, способный простоять так и час, и два. Она видела такую постановку стоп и позу у балетных – но этот парень не имел к танцам никакого отношения, видно по осанке.

Невозможно!

И еще этот взгляд. Теперь, вблизи, она разобрала, что глаза у него светло-серые, льдистые, и контраст холодного цвета зрачка и теплоты взгляда поразил ее. Хотелось, чтобы он как можно дольше смотрел на нее; поймав себя на этом желании, Василика разозлилась.

– По закону о частной детективной и охранной деятельности я имею право собирать доказательства по гражданским и уголовным делам, – сказал парень. – Кстати, откуда у вас это редкое имя?

– От папы-болгарина. Вы имеете право собирать, но я не обязана вам в этом содействовать.

– У вас что-то личное к частным детективам, или вы просто очень не любите свою подругу?

Токмакова задохнулась от возмущения.

– Как вы смеете!..

Наглец пожал плечами.

– Оксана пропала. Ее ищут. Есть заявление в полицию. Вы – ее подруга, живете в ее доме на ее территории. И саботируете все мои попытки что-то узнать у вас о пропавшей. Что я должен думать?

– Что я не доверяю вам, – отрезала Токмакова.

– Это входит в первую часть моего предположения: у вас личная неприязнь к частным детективам. Вы где-то сталкивались с ними раньше?

Она, прищурившись, смотрела на него. «С ними», а не «с нами». Умно. Дистанцировался, обозначая заранее: даже если вы сталкивались, мы-то не такие, мы-то приличные детективы.

– Оксана предложила нам занять гостевой коттедж, чтобы иметь возможность спокойно репетировать. В сентябре будет концерт, моим ученикам нужно хорошо к нему подготовиться, а для этого нужны занятия. Для них это очень важно. – Сейчас, говоря правду, она успокоилась. – Это первый концерт, где они будут играть вместе. Дети даже придумали себе название: трио «Сириус». Мы с ними искали разные варианты и зашли в тупик. У них дома проводить репетиции невозможно по разным причинам. А у меня – из-за сумасшедшего соседа, который при первых звуках музыки принимается колотить по батарее, и даже участковый не может на него повлиять. Вот, собственно, и все. Мы с ней мало общались эти дни. Оксана оказала мне огромную услугу, я старалась не мешать ей и просила детей вести себя тихо.

– С дочерью Оксаны они играют каждый день, я слышал, – нейтрально сказал парень.