Тот, Кто Сможет Выжить

Однако это канун. Пусть достанутся нам все импульсы силы и настоящая нежность. А на заре, вооруженные пылким терпеньем, мы войдём в города, сверкающие великолепием.

Артюр Рембо «Одно лето в аду»

Ещё немного и двери новой жизни

Будут прорублены в серебряном свете

В великий мир, обнажённый и сияющий.

Шри Ауробиндо

Автор считает своим долгом предупредить читателей, что все персонажи и события в этом научно-фантастическом романе хотя и не являются полностью вымышленными, но любое совпадение с реально живущими или жившими людьми является случайным и огласке не подлежит.

Игорь Горячев © 2024

1

Ночью прошёл сильный дождь. Шоссе было мокрое и пустое в этот час, и клочьями стелилась над ним туманная дымка. Виктор зябко передёрнул плечами, подтянул застёжку-молнию кожаной куртки под самый подбородок и прикрыл окно машины, оставив небольшую щель, чтобы был приток воздуха внутрь салона. Было серое ранее утро. По обе стороны шоссе тянулся сосновый лес. Мачты огромных сосен устремлялись в хмурое, затянутое облаками, небо. Мимо проносились мокрые от дождя кусты, лужи с грязной водой, подёрнутые мелкой рябью от моросящего дождя. Виктор периодически включал дворники, прочищая от мелких брызг лобовое стекло. Из под колёс летели брызги.

Навстречу по дороге рысью бежала белая лошадь. Без всадника. Красивая. С летящей по ветру гривой, она появилась из туманной дымки, как видение в каком-то нездешнем сне. Виктор остановил машину и вышел на дорогу. Лошадь проскакала мимо, фыркая и громко цокая копытами по асфальту в утренней тишине, и он долго провожал её взглядом, пока она снова не скрылась в тумане. Откуда она здесь, подумал он, снова садясь в машину и трогаясь с места. Наверное, из какой-нибудь деревни сбежала. Здесь есть какие-то деревни поблизости. Символично, однако. К чему бы это? Почти на въезде в город увидеть белую лошадь. Говорят белая лошадь – это символ победы. А в «Апокалипсисе», в Библии, есть «Конь бледный», символизирующий смерть. Но всё же эта лошадь была именно белая, белоснежная, а никакая не бледная, сказал себе Виктор. Так что, будем думать, что это именно символ победы, и ничто иное. А ещё «Белая лошадь» – название знаменитого шотландского виски «White Horse». Стаканчик которого можно будет пропустить, когда вышеозначенная победа состоится.

Промелькнул указатель: «КПП – 7 км, Арка-Сити – 20 км». Ага, подумал Виктор, значит уже недалеко. Он приближался к цели своего путешествия. Вяло текли мысли, цепляясь одна за другую. Он вспоминал свою жизнь в Столице и сколько трудов ему стоило получить визу для этой поездки в Арка-Сити. Он подозревал, что это было связано с тем, что в неких вышестоящих кругах его стали считать неблагонадёжным, после увольнения из университета. И видимо было дано указание свыше: «Не пущать!». Ему пришлось задействовать все свои связи и каналы, обойти и обзвонить всех своих школьных друзей, занимающих более или менее высокие посты, но только личное приглашение его друга, профессора Вершинина, позволило ему получить эту заветную бумажку с государственным гербом, где было сказано, что ему, т.е. писателю и историку Виктору Недеждину, разрешается посетить Международный Институт Исследования Зоны Вторжения для сбора информации, в целях написания книги об истории Вторжения. Такова была формальная цель его путешествия. Но об его истинной цели не знал никто.

Он думал о том, что жизнь его в последние два года после ухода Дины как то незаметно потеряла всякий смысл. Он с трудом заставлял себе вставать утром, садиться за компьютер и писать статейки на исторические темы для известных журналов. Хотя за статейки неплохо платили, но это занятие ему уже порядком поднадоело. Из университета, где он читал лекции студентам на историческом факультете, ему пришлось уволиться. Как было сказано в приказе об увольнении, он, в общении со студентами, «систематически» позволял себе резкие, критические замечания по поводу политической обстановки в стране, и даже в адрес самого Суперпрезидента, что «оказывало негативное влияние на молодые умы». Кто-то видимо донёс декану о его неформальном общении на факультативных занятиях с молодыми историками, где он действительно позволял себе, остро, почти всегда с юмором, критически анализировать нарастающий абсурд в жизни страны. В результате, Виктор оказался на улице. Студенты его любили, пробовали даже бороться за него. Но самых ярых зачинщиков исключили, а остальные притихли, опасаясь репрессий. Бороться за правду и справедливость теперь снова стало опасно.

Устраиваться Виктор никуда больше не стал. Можно было бы конечно пойти преподавателем истории в школу, но он чувствовал, что везде теперь будет одно и то же, а кривить душой он не умел, и не хотел. Историю теперь везде стали подправлять и переделывать так, чтобы она соответствовала настоящему политическому моменту. Поиск подлинной исторической истины теперь никого не интересовал, и история незаметно стала превращаться в бесконечное прославление великих прошлых побед и Самого, причём складывалось впечатление, что даже в тех победах, которые одержали наши предки 50, 200 и даже 1000 лет назад, была отчасти и его скромная заслуга.

Хорошо было бы отключиться от всего и засесть за новую книгу. Но в голове, как в открытом космосе, зиял вакуум: не было ни сюжета, ни вдохновения.

И ещё была тоска после ухода Дины, подспудная тоска, которая преследовала и мучила его всё время, – когда он вставал, и ложился спать, когда сидел за компьютером и печатал статейки для журналов, или, не чувствуя вкуса, ел суп и жевал котлету, запивая пивом из бутылки, когда тупо смотрел в телевизор, уже даже перестав удивляться той степени деградации и бесстыдства, которой достигли отечественные массмедиа в оболванивании собственного населения. И наступил момент, когда он понял, что больше не может так жить. Что дальше надо было лезть в петлю, сигать с ближайшей высотки головой вниз или же предпринимать нечто радикальное, ломать установившийся шаблон бессмысленной рутины. И тогда он написал профессору Вершинину и, преодолев все препятствия, получил визу в международный город Арка-сити, сел в машину и отправился туда, куда ушла Дина. Зачем? Он и сам толком не знал. Дину ему не вернуть, это он знал точно. Никто из «бегунов» никогда ещё не возвращался из Зоны. Бродили у него в голове какие-то шальные, безумные мысли, типа сесть на вертолёт, взлететь над Зоной, да и сигануть к ним, т.е. к Гостям, туда, прямо в низ, в Кратер. Но это было бы, конечно, уже чистое самоубийство. Акт последнего отчаяния.

Предыстория же описываемых здесь событий и его нынешней поездки началась около 30 лет назад, когда в Н-ской области произошло Чрезвычайное Происшествие. Люди окрестных деревень посреди ночи были вдруг разбужены оглушительным грохотом и увидели яркий свет, озаривший всё вокруг. А утром обнаружилось, что в чистом поле, километрах в пятнадцати от ближайшей деревни, неожиданно возник неглубокий кратер, размером с футбольное поле. Словно от падения метеорита. Но явно, что не падали в этом месте никакие метеориты, потому что не было никаких разрушений. Даже поле вокруг кратера не было опалено. А как будто протянулась откуда-то огромная рука неведомого великана, зачерпнула горсть земли, величиной с кратер, да и убралась восвояси. И оставила растерянных лилипутов в недоумении рассуждать о тайне его происхождения. Первым увидел кратер пилот сельскохозяйственного самолёта, который утром следующего дня опрыскивал удобрениями местные поля. Он несколько раз пролетел над кратером, но садиться не решился. И, как выяснилось впоследствии, правильно сделал, потому что это обернулось бы для него неминуемой гибелью. Он то и сообщил о Кратере (теперь уже с большой буквы) соответствующим службам.

Сначала, конечно, послали туда вертолёты с военными и учёными. И тут начались сюрпризы, которые никто не ожидал смертельные сюрпризы. Вертолёты попытались сесть рядом с кратером и вдруг, на высоте примерно сорока метров, они попали, словно в невидимый пресс, их сплющило, скрутило и, в виде огромных бесформенных кусков искорёженного металла, они рухнули на землю. Все люди, которые находились внутри, погибли. В это же время к Кратеру шла колонна машин, тоже с учёными и военными. Руководитель колонны поддерживал с этими вертолётами радиосвязь. С вертолётов ему успели передать, что видят Кратер, правильной овальной формы, с ровным белым дном и что собираются садиться рядом. Последнее, что он услышал, отчаянные вопли людей, и понял, что произошло нечто ужасное. Колонна поспешила к месту событий. Но где-то в 10 км от Кратера все машины колонны вдруг разом заглохли и встали. Завести их так и не удалось, как не пытались шофёры и механики. И это при полной, видимой исправности всех систем. Вся человеческая техника встала как мёртвая. Более того, перестали работать все человеческие приборы: остановились часы, перестали работать дозиметры радиации, радиоаппаратура, телефоны. У многих присутствующих по спине пробежал холодок. Стало попахивать откровенной чертовщиной. Тем не менее, руководитель колонны решил направить к Кратеру пешую экспедицию. Теперь проблемы начались с людьми: каждый шаг давался с огромным трудом, начались сильнейшие головные боли, головокружения, невыносимая ломота во всём теле, повышение температуры до 40 градусов и выше, и с каждым шагом в направлении Кратера, всё сильнее. Никакие защитные костюмы не помогали. Пешая экспедиция смогла отойти от остальной группы всего метров на двадцать и все её участники вдруг рухнули на землю без сознания. Чтобы вытащить их обратно из «зоны поражения», так сказать, пришлось проявить недюжинную смекалку и героизм всей остальной группе. Так как вытаскивать пришлось с помощью верёвок, крючьев и вручную. Все участники пешего похода постепенно пришли в себя, но эту затею тоже пришлось оставить. Больше чем на 50 шагов внутрь по земле, от границы 20 км периметра вокруг Кратера, ещё никому не удавалось продвинуться. (Кроме «бегунов», естественно, о них чуть ниже). Дальше люди просто теряли сознание. Но после этой неудавшейся экспедиции людей ждали новые сюрпризы. У одного, из вертолётов, во время полёта, отказал двигатель над Кратером. Двигатель отказал, видимо, по естественным причинам. Кратер тут был ни при чём. Просто машина летала уже чуть ли не 25 лет и выработала свой ресурс. Как это у нас часто бывает, безалаберность людей всегда оказывалась не менее смертельным фактором, чем какие-либо внешние причины. Вертолёт рухнул вниз. И всё на той же заколдованной высоте в 40 метров, он вспыхнул, как свечка, развалился на части и до земли долетели лишь его горящие обломки. Люди, сидящие в нём, сгорели заживо. Эти две катастрофы ясно показали, что перед людьми смертельно опасная аномалия, и что никакую аппаратуру ни в Кратер, ни в Зону вокруг Кратера забросить не удастся. К великому разочарованию учёных. Таким образом, выяснилось, что подобраться близко к Кратеру по земле оказалось невозможно. Просто физически невозможно. Осматривать и изучать Кратер и Зону вокруг него можно было только с воздуха. И только с высоты не ниже сорока метров от поверхности земли.

Но главный сюрприз был ещё впереди. На следующий день после появления Кратера, ровно в 10.30 утра по местному времени, ошеломлённые люди увидели потрясающее явление, которое впоследствии стали называть Рассветом. Над Кратером поднялось огромное дугообразное зарево, накрыв его сверху словно куполом. Затем этот купол быстро расширился и охватил всю Зону аномалии, чётко обозначив её границу. И проступили сквозь прозрачные стенки купола очертания какого-то неведомого и непостижимого Мира. Распахнулись озарённые солнечно-оранжевым светом бездонные перспективы, взметнулись ввысь грандиозные сооружения, похожие на устремлённые ввысь, словно висящие в воздухе, смерчи и фонтаны; огромные, играющие всеми цветами радуги, многогранные пульсирующие сферы; как будто дышащие, сужающиеся и расширяющиеся, плавающие на поверхности муаровых морей изящные параболоиды и гиперболоиды. Всё это было словно нитями связано тонкими виадуками-тоннелями, по которым стремительно проносились в обе стороны разноцветные искры. Там низвергались вниз с огромных высот грандиозные небесно-голубые водопады и обрушивались в безбрежные океаны. Там солнечные реки несли свои, переливающиеся всем цветами радуги, потоки сквозь непостижимой красоты леса. И самое главное, были видны парящие между всем этим подвижным великолепием, некие золотистые существа, жители этого мира. Некоторые из них подлетали совсем близко к стене купола и их можно было хорошо рассмотреть. Они были гораздо больше людей, может метра три, четыре ростом, стройные, гибкие, прекрасные тела, светло-оранжевого цвета, но у каждого свой оттенок. Они были обнажены, и было видно, что они совершенно лишены каких-либо половых признаков, никаких признаков грудей, никаких гениталий. На голове, что-то вроде колыхающихся волос огненных оттенков. И самое интересное: у них не было постоянных лиц. Да, да, их лица всё время менялись. А иногда вместо лица была просто пустая ровная маска без глаз, с ротовым отверстием, без зубов. А через секунду это маска могла превратиться в прекрасное, улыбающееся лицо женщины или мужчины, или ребёнка, с зубами, глазами, носом или же вообще могла обернуться ликом какого-то неведомого инопланетянина с неведомой планеты.

И вдруг эти существа устроили перед потрясёнными людьми целое представление. Одно из них вдруг прямо на глазах обернулось великолепным цветком, а другое огромной жар-птицей взмыло в небо, а третье взметнулось ввысь чудесным фонтаном огненных брызг, а четвёртое пролилось золотым дождём. Похоже, их тела тоже могли принимать любые формы, какие им заблагорассудится. И не были привязаны к какой-то статичной форме.

Сначала, люди как заворожённые смотрели на всё это великолепие, а потом, конечно, поднялся страшный переполох. Тогда-то впервые и прозвучало слово: «Вторжение».

Все войска, в первую очередь ракетные и авиация, были приведены в боевую готовность. Но никто не собирался нас захватывать. Рассвет этого чудесного Мира продержался где-то около часа, а затем постепенно свернулся, угас и исчез так же неожиданно, как и появился. И снова было только обычное с виду поле, и потрясённые люди, стоящие на границе с Непостижимым. Затем это явление стало периодически появляться каждый день. Ровно в 10.30 утра по местному времени, хоть часы проверяй. Никогда не повторяясь, Рассветы поднимались над Зоной, показывая людям всё новые и новые непостижимые грани фантастического Иномира, держались где-то около часа, а потом так же быстро исчезали.

Конечно, во всём мире и, особенно, в мире науки царило понятное возбуждение. Вот он долгожданный контакт с иной цивилизацией! Но кем были эти золотисто-оранжевые существа? Инопланетяне? Но ни одна наземная служба наблюдения, ни в одной стране мира не заметила приближение к Земле каких-либо летательных космических аппаратов. А тем более, невозможно было бы не заметить, при современных средствах наблюдения, вхождение где-либо такого космического аппарата в земную атмосферу. Тут у учёных возникло много разных гипотез. Были здесь гипотезы и о «параллельных мирах», и о «проколе риманового пространства» неведомой нам цивилизацией и много чего ещё, но окончательного ответа, который удовлетворил бы всех, так и не было найдено.

По личному указу Суперпрезидента Кратер окружили шестидесятикилометровой запретной зоной, полицейские кордоны по периметру поставили, колючую проволоку провели. А впоследствии, вокруг зоны возвели шестиметровое бетонное ограждение, Стену, чтобы любопытствующие не лезли, и не рисковали. А таких было немало.

Поначалу было много попыток установить контакт с этими существами из другого Мира, которых, с чьей-то лёгкой руки, стали называть Гостями. Но, что удивительно, они полностью игнорировали все попытки людей. Не было никакой реакции с их стороны. Они иногда подлетали к стенкам купола, устраивали свои великолепные представления- превращения, но никак не реагировали на выставленные перед ними людьми огромные плакаты на разных языках: «Кто вы?», «Откуда вы?» «Какова цель вашего посещения Земли?» Было совершенно очевидно, что контакт с людьми их совершенно не интересует.

Со временем Кратер и Зона вокруг Кратера на специальной сессии ООН получили международный статус, как место, имеющее важнейшее значение для всего человечества. Были подписаны соответствующие соглашения и вокруг Зоны началось строительство. Первым здесь был построен Международный Институт Исследования Зоны Вторжения, МИИЗОВ, так его назвали, где и работал, с самого его основания, друг Виктора, профессор Евгений Вершинин.

Но спустя некоторое время обнаружилось ещё одно, зловещее, как некоторые полагают, свойство незваных Гостей и созданной ими Зоны с Кратером в центр неё. Это когда в Кратер стали уходить первые люди и исчезать в нём. Паника тогда поднялась не только по всей стране, но и во всём мире. Ибо люди бежали в Зону со всего мира. Сначала повальная эпидемия бегства охватила детей и подростков 12-18 лет. Родители на всей планете с ума сходили! И как только не пытались удерживать своих чад! И привязывали их, и под замок сажали. Все напрасно. Находили лишь оборванные верёвки и взломанные решётки и замки. И как это возможно, никто не понимал. Не под силу всё это детским рукам. Дети преодолевали все препятствия, всеми возможными способами пробирались на самолёты, поезда и океанские лайнеры, используя при этом изощрённую хитрость и смекалку, пересекали, таким образом, границы между странами, «просачивались» через все полицейские кордоны, преодолевали каким-то непостижимым образом шестиметровую стену и проникали в Зону. Остановить их могли лишь парализующие иглы со снотворным, которые стали применять, пытаясь воспрепятствовать этому массовому бегству. Увидеть это можно было с вертолёта. Дети, которые попадали внутрь Зоны, где они уже были недосягаемы, спокойно шли к Кратеру, иногда по одному, а иногда целыми группами, не испытывая видимо никаких затруднений, в отличие от обычных людей. Спускались в кратер, проходили по нему и… исчезали: яркая вспышка… пшик, и нет никого.

Потом выяснилось, что уходят не только дети. Уходили люди всех возрастов, но в основном молодёжь. Выяснилось это не сразу, так как люди постарше более самостоятельны. Попадались среди них и люди среднего возраста, и даже старики. Все помнят эту историю девяностолетнего старца, показанную по телевидению, бывшего фермера из ПанАмерики, который, даже сражённый иглой с парализующим снотворным, всё ещё пытался ползти в сторону Зоны. Эти люди использовали вполне легальные методы, чтобы добраться до Зоны. Покупали билеты на самолёты, получали визы. Сначала их исчезновение приписывали каким-то другим причинам, но потом некоторые из них были замечены с вертолётов в Зоне, идущими к Кратеру, и стало ясно, куда они исчезают. Этих людей так и стали называть: «бегуны».

Теперь стало очевидно всем, что Кратер – это не просто кратер, а вход или, если угодно, портал или «врата» в Мир этих незваных Гостей, и что их намерения, несмотря на их прекрасный Мир, отнюдь не безобидны. Они совершенно беспардонным образом, не спрашивая нас, каким-то образом притягивали в Кратер людей для каких-то своих, неведомых нам целей. Тогда-то и решили некоторые горячие головы из военных ударить по Кратеру ракетами. Решить проблему радикальным образом, так сказать. Или показать, по крайней мере, Гостям, что мы недовольны их поведением. Это план был одобрен Суперпрезидентом и он сам приняли личное участие. В окружении своих генералов он самолично нажал кнопки и запустил по Зоне Вторжения и по Кратеру четыре крылатые ракеты, чтобы показать, так сказать, Гостям, мощь наших вооружённых сил.

Сказать, что из этой затеи получился полный конфуз, это ничего не сказать. Две ракеты просто не смогли войти в Зону, рухнули, сплющенные, на землю, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и не взорвались, а две другие, всё на той же высоте 40 метров, ударились о невидимый купол, окружающий Кратер, мгновенно буквально расплавились и словно растворились, слились с куполом. «Не смешите Гостей своими железками», шутили потом в народе. Стало ясно, что человечество в лице Гостей столкнулось с Силой, с которой оно ничего не может поделать. И что правила Игры теперь определяем не мы. Ядерное оружие, по понятным причинам, никто применять не решился, ибо последствия такого шага были непредсказуемы не только для Кратера, но и необратимо разрушительны для всей территории, окружающей Зону.

Вообще, надо сказать, что военные оказались самыми бесполезными во всей этой Истории Вторжения. По одной простой причине. В Зоне не действовало никакое оружие. После первого обстрела Кратера ракетами, военные, как будто всё ещё не веря в свою полную беспомощность перед этой грандиозной Мощью, вторгшейся на Землю, решили сбросить в Кратер несколько мощных бомб. Ну что ещё могут предложить военные? Они могут только палить из своих смертоносных железок или сбрасывать свои смертоносные железки на головы другим, дальше этого их мозговая извилина не работает. Здесь конфуз был всё тот же, но эффект был несколько другой. Первая бомба вспыхнула на высоте 40 метров над Кратером, распалась на части и не взорвалась. Сбросили вторую. Тот же эффект. Сбросили третью. Та же самая петрушка. Так и лежат они там посреди кратера вот уже почти 30 лет, эти обгоревшие железки, символ неизбывной человеческой глупости.

Из тумана выступила на обочину дороги и подняла руку маленькая фигурка. Так, подумал Виктор, это уже интересно! В это раннее утро, посреди леса, за несколько километров до КПП… Он притормозил и, приблизившись, с удивлением увидел перед собой девчушку лет 12-14, в джинсах, в коричневой, кожаной короткой курточке с блестящими пуговицами, в картузике и с небольшим рюкзачком за спиной. На ногах заляпанные грязью кроссовки. Он остановил машину и открыл окно. Девчушка подошла к машине, наклонилась к окну, улыбнулась и спросила: «Дяденька, вы меня не подвезёте?» Симпатичная такая, курносенькая, из под картузика падали на плечи светлые прямые волосы… У Виктора защемило сердце, чем-то она напоминала его Динку.

– Садись, – сказал Виктор. Он протянул руку, повернул ручку и открыл дверцу. – Только вытри кроссовки о траву.

Девочка почистила свои кроссовки на обочине пучком травы, помыла руки в ближайшей луже, вытерла руки платочком, сняла свой рюкзачок, затем уселась рядом с ним, поставила рюкзачок себе под ноги и захлопнула дверцу.

– Пристегни ремни, – сказал Виктор.

– Да нет, ничего, я так… Я бы и сама дошла, но только уж устала очень… Высадите меня, не доезжая до КПП километра полтора, пожалуйста. А потом, когда отъедите от КПП, подождите меня немного на дороге, если можно, минут сорок….

– О, вот как! – сказал Виктор, трогая машину с места. – Отсюда я делаю далеко идущие выводы, что с патрульной службой у тебя нет планов встречаться?

– Ага, вы очень догадливый… Приходится идти всё время по лесу. По дороге нельзя, а то могут заметить с вертолёта.

– А почему ты думаешь, что я не свяжу тебя сейчас и не сдам этим же патрульным.

Ведь я знаю кто ты. Ты «бегунья» и пробираешься к Кратеру.

Девочка взглянула на него как-то по-взрослому, внимательно, но без испуга. И вдруг улыбнулась.

– А вот и не сдадите!

– А почему ты так уверена?

– Скажите, у вас есть дочь?

Виктор от неожиданности поперхнулся.

– Есть… то есть… была. Сейчас даже не знаю. Она ушла в Кратер два года назад. Постой… А ты откуда знаешь?

– Вот потому и не сдадите, ведь вы же из-за неё сюда приехали.

Виктор ошеломлённо молчал. Ничего себе, девочка! Мысли читает на ходу. Про «бегунов» рассказывали много странного. Многому он не верил. Теперь вот убеждался на собственном опыте.

– Ты что, мысли умеешь читать?

– Да у вас на лице всё написано.

– Так… интересно… А что ещё у меня на лице написано?

– Что вы мне можете помочь добраться до Арка-Сити и до Стены. А дальше я уже сама.

– Вот оно как… Весьма смелое предположение… Ладно, забудь, не собирался я тебя никому сдавать. Извини. Давай знакомиться. Виктор.

– Ника.

– Это какая Ника? Как греческая богиня, богиня Победы?

– Угу, мама говорит, меня папа так назвал. Но я его совсем не помню, он погиб в авиакатастрофе, когда я была совсем маленькая.

Они помолчали немного, глядя на проплывающий по обе стороны дороги лес, на уходящее вдаль мокрое полотно дороги.

– А где же твои крылья? У Ники Самофракийской были крылья.

– А у меня тоже есть, – улыбнулась девочка, – только они невидимые.

– Ок, юмор оценил. Слушай, а как же ты проберёшься через кордон, там же ограждение везде, а обойти, наверное, невозможно, скорее всего, они там рвы нарыли вокруг, колючая проволока везде?

– А вот на этих самых крыльях, – рассмеялась Ника.

– Так, становится всё чудесатей и чудесатей, как говорила Алиса, – тоже улыбнулся Виктор. – Так что же, получается, что я помогаю тебе добраться до Зоны. Кстати это уголовно наказуемое преступление, заметь… Помощь «бегунам». До семи лет, а с отягчающими и все пятнадцать можно схлопотать… Так, что я рискую ради тебя своей свободой… Слушай, а как же твоя мама, она же наверно с ума сходит, ищет тебя.

– Ну что же, мама, конечно, волнуется, наверное… И бабушка… Но я им оставила записку, чтоб не волновались…

– Наверное! – горько передразнил Виктор. – Слушай, я хочу всё же понять, – сказал он с болью в голосе. – Я понимаю, что вас невозможно остановить. Но вы же просто ломаете жизнь своим родителям. Они же любят вас. Это вы, хоть, понимаете? Вот и Дина тоже ушла… И ничего нам не сказала… Хотя я с женой в разводе, но это не важно… Тоже, как и ты, оставила только записку: «Ухожу в Новый Мир, потому что в вашем гнилом мире жить невозможно. Я задыхаюсь».

– А вы разве не задыхаетесь?

Чёрт возьми, а ведь она права, снова ошеломлённо подумал Виктор. Своим простым словами она выразила то, что он переживал последнее время. Он больше не мог писать посреди всего этого шабаша. И читать современных авторов тоже не мог, не говоря уже обо всей этой бульварщине и детективщине, ничего не дающей уму и сердцу, расплодившейся безбрежным океаном и заполонившей рынок. Современные авторы, даже самые достойные из них, были ему скучны. Они бесконечно пережёвывали эту серую, набившую оскомину действительность, пусть даже, иногда забавно, и фантасмагорично, и литературно изощрённо, а чаще тошнотворно мрачно и тягомотно, но не давали никакой перспективы, никакого света в конце тёмного тоннеля безысходной обыденности.

….Это как Свежий Воздух или как Зов, доносились до него слова девочки, который слышат только те, кто задыхается, кто уже не может больше жить в этом мире…

Вот и ваша Дина больше не могла… И я тоже уже больше не могу… Хотя маму и бабушку жалко, конечно… А ещё это как обещание какой-то новой жизни, радостной, светлой, свободной, где нет всех этих ужасных людей, смерти, болезней, войн… где нет границ, и все как дети… играют во Вселенной.

– Слушай, а может и мне с тобой туда…, – вдруг сказал он, – в Кратер, в их Мир. Как думаешь, меня пропустят? Может и Динку там встречу.

– Не знаю. Никто не знает, почему одних они пропускают, а других нет. И ещё от возраста зависит. Многие взрослые становятся такими замурованными и невосприимчивыми. Как камни.

– Да, пожалуй, мне туда путь уже заказан, – сказал Виктор, вспомнив о своём возрасте, который перевалил уже за сорок.

– Знаете, Виктор, а давайте вместе попробуем… Я буду держать вас за руку… А вдруг получится…

– Вот так вот просто?

– А чего тут сложности разводить? – вдруг весело сказала Ника. – Возьмёмся за руки и как… прыгнем!

Виктор рассмеялся и потрепал Нику по плечу. Похоже, какие-то добрые силы свыше решили поднять ему настроение и послали ему эту девчушку. И сердце вдруг ёкнуло. А вдруг и правда…

– Ну что же, с тобой я готов рискнуть. Попробуем подъехать к Стене и рванём.

Они снова помолчали некоторое время, глядя на проносящийся по обе стороны лес. Туман уже рассеялся, и из-за сосен показался краешек солнца, осветив всё вокруг багряно-розовым светом.

– Ты в школе сочинения писала про Герасима и Муму?

– Конечно.

– Школьник один написал в сочинении: «Герасим налил Муме щей!»

– Что-что?

Виктор повторил.

Ника помолчала пару секунд, а потом захохотала, как сумасшедшая.

– Ой, не могу… Как, как?! Муме… щей? – едва смогла произнести она, заливаясь хохотом.

Виктор тоже хохотал.

Ему не хотелось расставаться с этой девочкой, она вдруг стала ему близкой и родной за те несколько минут, пока они ехали вместе, словно встретил родную душу после «ста лет одиночества», хотелось говорить с ней ещё и ещё, хотелось сказать ей, что как это здорово, что он её встретил, и рассказать ей про Дину, и как он её любит, и как ему плохо без неё, но, увы, КПП было уже неподалёку.

– Виктор, вот здесь остановите, пожалуйста, – сказала Ника, выведя Виктора из задумчивости. – Отъезжайте от КПП километра на полтора, чтобы вас не было видно, и подождите меня на обочине, пожалуйста.

– Подожду, подожду, милая, не сомневайся, – сказал Виктор, останавливая машину.

– Не больше часа. Если через час меня не будет, то уезжайте.

– Договорились. А если тебя не будет через час, это что значит? – насторожился он.

– А это значит, что меня поймали…

– Так, – сказал Виктор. Внутри у него как будто что-то сжалось и похолодело. – Ну что же понятно. – Через КПП в багажнике я тебя, конечно, не провезу, это ясно… А если тебя поймают, что потом?

– Наверное, назад отправят, тогда придётся пробовать ещё раз. Только бы в эту их «психушку» не засунули. Говорят оттуда трудно выбраться.

– Ну что же, ни пуха, ни пера, Ника, как говорится.

– Идите к чёрту?

Она вдруг наклонилась к Виктору, обняла его и поцеловала в щёку.

– Мне бы хотелось, чтобы у меня бы такой же папа, как вы, Виктор.

Затем она выскочила из машины, захлопнула за собой дверцу, закинула рюкзачок за спину и бегом бросилась в лес. Когда она скрылась в кустах, Виктор погладил щёку, то место, куда его поцеловала Ника, в глазах у него предательски защипало. «Ну, вот и поговорили». Затем он тронул машину с места. Через несколько минут, он подъехал к КПП. Дорогу преграждал полосатый шлагбаум. Посреди дороги, перед шлагбаумом стояли трое в военной форме. Как и полагается: квадратные челюсти, каски, полуавтоматические карабины. Но не боевые. Заряженные иглами с быстродействующим парализующим снотворным. Детей, конечно, они не убивают. До Виктора и в самом деле доходили слухи, что «бегунов», которых удавалось поймать, помещали в спец центры, где их пытались лечить от этой их «нездоровой» тяги к Кратеру и возвращали обратно. Но если Дина до сих пор не вернулась, ей, видимо, удалось как-то прорваться.

Один из военных поднял руку и направился к нему. Виктор остановил машину.

– Предъявите паспорт и визу для въезда в Арка-Сити, пожалуйста, – сказал военный, наклонившись к окну.

– Пожалуйста, – сказал Виктор, протягивая ему своё разрешение и паспорт.

Военный некоторое время изучал его разрешение и рассматривал паспорт, морща лоб и шевеля губами.

– Откройте багажник.

Виктор открыл багажник. Военный заглянул в багажник, потом заглянул под машину. В это время двое других стояли с карабинами наперевес. Видимо так по инструкции полагалось.

– Так, всё в порядке, проезжайте. Мы уж предупреждены, что вы должны проехать, господин Надеждин.

– Спасибо, – сказал Виктор и тронул машину с места.

2

Он прождал Нику час, и полтора и два… Ходил туда-сюда по обочине дороги, садился на траву, нервно жевал травинки и ждал, ждал, и всё надеялся, что вот сейчас выскочит из леса лёгкая фигурка, в джинсиках, в кроссовках и кожаной курточке, и сорвёт со своей пшеничной головы картузик и весело махнёт ему рукой… Но Ника так и не появилась…

До города оставалось ещё километров десять-пятнадцать. Он подождал ещё полчаса, потом сел в машину, включил зажигание и нажал педаль акселератора. Он гнал машину, разбрызгивая лужи на дороге, и пытался сглотнуть комок, подкатывающий к горлу. Маячила у него перед глазами, лежащая ничком, хрупкая фигурка девочки, с рассыпавшимися по земле золотистыми волосами, в джинсиках и кожаной курточке и с этой их парализующей иглой между лопаток… Сволочи! Как будто ещё одну дочь потерял.

Уже на самом въезде в город, его ожидал ещё один неприятный сюрприз. Его снова остановили полицейские, уже с настоящими боевыми короткоствольными автоматами, проверили документы и машину, и предупредили его, что в секторе сарацинов беспорядки. Кто-то на стене мечети изобразил их Пророка в непотребном виде, и теперь они поджигают все машины, проезжающие через их квартал и объявили «джихад» иудейскому и православному сектору, откуда, как они полагают, и пришёл «шайтан», который совершил это страшное богохульство. Полиции еле удаётся их сдерживать. Мама миа, подумал Виктор, да что же такое тут у них творится! А какие ещё сектора есть в городе, спросил он у полицейского. Католический, буддийский, индуистский, ЛГБТ, да мало ли, понаехали тут, сплюнул сквозь зубы полицейский. Он посоветовал ему сразу же, как только он въедет в сектор сарацинов, повернуть на первом же повороте направо и выехать на внешнюю кольцевую дорогу вокруг города. Времени понадобится немного больше, чтобы добраться до внутреннего периметра, но зато безопаснее. Ок, сказал Виктор, и сел в машину.

Но Виктору не удалось доехать до внешней кольцевой дороги. Как только он въехал в сектор сарацинов, который напомнил ему все эти их сарацинские города с белыми, словно громоздящимися друг на друге домами-хижинами, как из какой-то подворотни выскочил парнишка, в белом балахоне, шароварах, в тапочках и тюбетейке и запустил в машину Виктора бутылку с зажигательной смесью. Бутылка ударила в лобовое стекло, как раз напротив Виктора. Стекло треснуло, но, слава богу, не разбилось. Виктору показалось, что машина вспыхнула, будто вся сразу. Повалил едкий дым. Кашляя и ругая страшными словами «мирный» ислам с этим их грёбаным «джихадом», он схватил сумку с вещами и документами, выскочил из машины и увидел, как к нему несётся толпа сарацинов то ли с дубинами, то ли с кольями. Ну, здравствуй, Арка-Сити, подумал Виктор. Врёшь, не возьмёшь, мать вашу так! И рванул в поворот, ведущий к внешней кольцевой дороге, до которого он не доехал буквально несколько метров. Бежать с сумкой было безумно тяжело. Скоро он начал задыхаться, сумка всё время била его по правой ноге. Один раз он споткнулся и прошёлся на четвереньках, но сумку не выронил. Он уже подумывал о том, чтобы бросить её. И неизвестно, чем бы это всё кончилось, как вдруг позади него послышался шум мотора, его настигла машина, дверца распахнулась, и знакомый голос профессора крикнул: «Виктор, садитесь скорее»! Виктор бросил сумку на заднее сиденье, сам плюхнулся на переднее, рядом с профессором, захлопнул за собой дверь, и машина рванула с места. Профессор, как заправский шпион из голливудских кинофильмов, вёл машину по узкой улочке на огромной скорости, всё время сигналя, сметая какие-то прилавки, велосипеды, повозки. От машины в разные стороны, с криками, врассыпную разбегались и жались к стенам сарацины. Кто-то с балкончика одного из домов бросил в машину ещё одну бутылку с зажигательной смесью, но промахнулся, бутылка полыхнула позади машины. И только, когда они выскочили на внешнюю кольцевую, уже за пределами сарацинского сектора, профессор Вершинин повернулся, протянул ему руку и, улыбаясь, сказал:

– Ну, здравствуйте, Виктор.

– Здравствуйте, профессор, – тоже улыбаясь, и уже отдышавшись после забега с сумкой, сказал Виктор, пожимая ему руку. – Что у вас тут такое происходит? Меня чуть не сожгли заживо. Как в анекдоте. «В машину Штирлица угодил фугас. Штирлиц не двинулся с места. Рукописи и русские разведчики не горят».

Они расхохотались.

– Да, у нас тут последнее время весело, дружище, – сказал профессор Вершинин, старый друг, биофизик, доктор наук, лауреат всевозможных премий, полученных за исследования Зоны. – Я поэтому и хотел вас встретить на КПП, когда узнал о беспорядках в секторе сарацинов, но пришлось ехать в объезд. Простите, немного опоздал.

– Да нет, профессор, вы появились как раз вовремя. Если бы не вы, не знаю, чем бы это закончилось.

– Видите ли, Виктор, город поделён на сектора. И в этих секторах живут большей частью фанатики, которые, естественно, признают лишь свою точку зрения на мир и не хотят слушать ничего и никого другого. С самого начала эти сектора враждовали друг с другом. Но в последнее время стычки между ними стали происходить всё чаще. У нас уже было несколько случаем убийств. Полиция с ног сбивается.

– А разве нельзя их всех просто убрать отсюда?

– Это не так просто. У нас ведь тут демократия, толерантность, мультикультуризм. Арка-сити – международный город. Им управляет международный совет Мэров, и среди них шейхи с Ближнего и Среднего Востока играют не последнюю роль. Деньжищи у них огромные. Вот вначале был хорошо. Вначале, здесь были только учёные, тихо спокойно, рабочая атмосфера. А потом появились первые «бегуны», полицейские кордоны поставили, начал строиться город и пошло-поехало.

– Ну, а где же тут живут нормальные люди? Или таких уже не осталось?

– В городе есть Гражданский сектор. Вернее он называется сектором, но на самом деле это полоса, которая огибает город по кругу. Он самый большой, лучше всего отстроенный, самый модный и фешенебельный. Там живёт в основном богатая публика из Униевропы и Панамерики. Кстати, ваш отель, мой юный друг, – хохотнул профессор, – находится именно в Гражданском секторе. Именно туда я вас сейчас и везу. Отель совсем рядом со Стеной и с Институтом, где я работаю. Номер я вам уже заказал. Так что прекрасный вид на Зону вам обеспечен. Помоетесь, отдохнёте, а завтра утром ко мне в Институт. О машине не жалейте, вам полагается компенсация. Обратитесь в полицию, напишите заявление, и дело в шляпе.

Они познакомились лет десять назад на конференции в Нью-Йорке, посвящённой Зоне и Вторжению. Виктор присутствовал тогда на лекции профессора о парадигме Универсальной Истории. Его точка зрения на природу Зоны, Гостей и смысла их появления на Земле произвела тогда фурор, породив множество жарких споров. Но она была слишком радикальной для многих, чтобы занять подобающее ей место среди других теорий. Ибо, по сути, она представляла собой эпитафию человеку и человечеству, и предрекала скорый конец человеческой истории.

Как понял тогда Виктор, парадигма Универсальной Истории возникла на стыке наук, объединившая в себе усилия многих учёных из разных областей знаний: биологов, историков, физиков, космологов… Согласно этой парадигме существуют общие закономерности в эволюции живой и так называемой «косной», т.е. неживой материи. Оказалось, что развитие материи, начиная от Большого Взрыва, эволюцию жизни на Земле и всю историю человечества можно рассматривать как единый процесс Общей Эволюции Вселенной. В частности, эволюцию биосферы на Земле до появления социума и последующую историю ноосферы, определяемую процессом исторического развития человечества, можно рассматривать как единый процесс общей планетарной истории.

Учёные обратили внимание на тот факт, что эволюция жизни на земле, и история социума время от времени проходят через эволюционные или исторические кризисы или скачки, или как их ещё называют «фазовые переходы», когда возникают качественно новые более сложные формы жизни или новые виды орудий труда, новые технологии и, следовательно, новые формы социальной организации в обществе. Причём возникновение таких форм представляет собой своеобразную реакцию на подобные кризисы. А между кризисами происходит относительно плавное развитие. Существуют два вида таких кризисов. Один действует на стадии биологической эволюции до появления социума, – его называют «биологический эволюционный кризис». Другой действует на стадии социума. Его назвали цивилизационным или техно-гуманитарным.

Ярким примером биологического эволюционного кризиса был, например, Кислородный Кризис, случившийся около полутора миллиардов лет назад, когда существовавшие тогда на земле цианобактерии настолько насытили атмосферу Земли кислородом, что анаэробные прокариоты, – т.е. клетки, не имеющие ядра, и способные жить в отсутствии воздуха, – стали вымирать, потому что кислород был для них сильным ядом. На смену анаэробным прокариотам пришли аэробные формы жизни, которым требуется для жизни кислород: одноклеточные эвкариоты, т.е. клетки обладающие ядром, давшие рождение примитивным многоклеточным. По сути, это был первый глобальный эволюционный кризис в истории Земли.

Интересно, что подобная ситуация сложилась и в наше время. Многие исследователи почувствовали, что человек подошёл к пределу своих возможностей, что он должен измениться. Появилось, например, движение «трансгуманистов», ратующих за так называемый «постчеловеческий» прогресс цивилизации. Киборгизация всего человечества им представлялась единственным выходом из назревающего эволюционного кризиса, а Искусственный Интеллект – чуть ли не новым вариантом самого Господа Бога. Лидеры этого движения провозглашали: «Объединение человеческой плоти с металлом и кремнием машин должно стать неотъемлемой частью жизни людей»…» Некоторые из них заговорили даже об «отказе от человечности» в самом ближайшем будущем и видели в киборге следующую прогрессивную ступень развития цивилизации. «Шедшая сотни тысяч лет эволюция человека должна смениться направленной эволюцией, управляемой самим человеком», – вещали они со своих кафедр. – Мы вправе решительно вмешаться в геном человека и начать перестройку нашего организма. Мы должны выйти из-под контроля эволюции и созидать себя сами».

Учёные подметили интересную закономерность. Промежутки времени, т.е. исторические эпохи между эволюционными кризисами все время сокращаются, причём не просто сокращаются, а сокращаются в среднем в одной пропорции, порождая сходящуюся геометрическую прогрессию. Выяснилось, что каждая следующая эпоха короче предыдущей примерно в е≈2,71 раз. Чем дальше мы продвигаемся по шкале времени из прошлого в будущее, тем плотнее сжимаются промежутки между эволюционными и историческими кризисами. Сначала это миллиарды лет, затем миллионы лет, затем сотни тысяч, десятки тысяч. А промежутки между историческими скачками в социуме вообще уже измеряются тысячелетиями, веками, а затем и годами. Этот феномен так и назвали – «эффектом ускорения исторического времени». Например, эпоха от возникновения жизни на Земле около 4 миллиардов лет назад до Кислородного кризиса длилась приблизительно 2,5 миллиарда лет. Следующая эпоха от Кислородного кризиса до Кембрийского взрыва, когда мир в течение относительно короткого с эволюционной точки времени, оказался заселён невероятным разнообразием многоклеточных животных, уже примерно в е≈2,71 раза короче. Эпоха от Кембрийского взрыва до Мезозойской эры и появления пресмыкающихся и динозавров ещё в 2,71 короче предыдущей. Длительность эпохи между мезозойской эрой и кайнозойской, когда появляются млекопитающие и птицы, снова в 2,71 раз короче и так далее. Нетрудно заметить, что если продолжительность этих эпох всё время сокращается, то в какой-то момент планетарной истории она будет приближаться к нулю. Этот момент и будет пределом данной сходящейся последовательности.

Но очевидно, что в реальной жизни скорость эволюции не может быть бесконечной. Из этого следует, что закон ускорения исторического времени приводит нас к совершенно потрясающему выводу: Эволюция, в том виде, как мы её знаем, протекавшая на Земле в течение нескольких миллиардов лет, с момента возникновения жизни и до наших дней, может продолжаться лишь конечное время. Учёным удалось приблизительно вычислить предел этой сходящейся последовательности, т.е. точку на шкале времени, где скорость эволюции становится бесконечной. Он был назван Точкой Сингулярности Истории. Она пришлась на 2020-2030 год плюс минус 15-20 лет. И это как раз наше время, подчеркнул профессор. Именно сейчас Глобальный Эволюционный Кризис проявился в полную силу. Таким образом появление Зоны Вторжения и Гостей отнюдь не случайно и находится в полном согласии с предсказаниями учёных. Гости – это не инопланетяне с какой-то неведомой нам планеты и не существа параллельного мира. Это земляне, Новый эволюционный вид. Человечество вошло в Точку Сингулярности Истории и начался беспрецедентный эволюционный переход, которые и привёл к появлению Зоны Вторжения и Гостей. Сейчас мы уже на самом пике этой Сингулярности. Когда мы выйдем из неё, в авангарде Эволюции прочно и навсегда утвердятся Гости.

Профессор далее коснулся причины появления «бегунов» и сказал, что следует отметить одно важное обстоятельство. В момент эволюционного кризиса решающим фактором оказывается так называемое избыточное внутреннее разнообразие системы. Это означает, что некоторые маргинальные формы жизни, не играющие существенной роли на данном этапе развития, во время эволюционного кризиса оказываются способны дать на него адекватный ответ и выходят, таким образом, в авангард эволюции. Например, первые эвкариоты (клетки, имеющие ядро) возникли ещё задолго до конца эры прокариотов (клетки, не имеющие ядра). Однако они не играли какой-либо заметной роли вплоть до Кислородного Кризиса. Немногочисленные эвкариоты на фоне преобладающей массы прокариотов существовали в форме избыточного внутреннего разнообразия. Но в момент кризиса их потенциальные возможности получили преимущества, и они вышли на передний план эволюции.

Подобно этому и «бегуны» – это «словно новые эвкариоты, клетки с ядром, внутри нашего общества, готовые эволюционировать. Именно они представляют собой то самое «избыточное внутреннее разнообразие» и готовы дать адекватный ответ на Глобальный Эволюционный Кризис». И именно поэтому, сказал профессор, «…я призываю мировое сообщество пересмотреть своё отношение к «бегунам», и позволить им свободно уходить в Зону Вторжения и в Кратер. Они формируют свою расу, и выступают как новый авангард Эволюции. Природа всегда порождает достаточное количество маргинальных индивидуумов, готовых штурмовать следующую эволюционную вершину. Цель Эволюции вовсе не в том, чтобы создать утопию, где все люди счастливы, живут долго, и никто не болеет и тем более не все эти абсурдные проекты сращивания человека с компьютером. Такое общество, на самом деле, означает остановку Эволюции, деградацию человечества, новый вид «технократического» или «биотехнологического» рабства, тот или иной вариант «дивного, нового мира» по Хаксли или Оруэллу. Цель Эволюции в том, чтобы выйти на принципиально иной уровень, взрастить Новый Вид, обладающий бессмертным сознательным телом с помощью тех могучих скрытых сил, которые изначально заложены в человеке Природой…

«Мы живём с вами на самой стремнине этого переходного процесса, можно даже сказать, уже в «постсингулярную» эпоху. Уже очевидно, что человек как вид, сыграл свою ведущую роль в эволюции и ему на смену идёт Новый Вид. Самое неприятное открытие, которое делаешь, размышляя над ходом Эволюции на Земле, состоит в том, что Природа не сентиментальна, – такими словами закончил профессор свою лекцию. – Когда приходит время Новому Виду войти в существование, прежние виды, теряют, так сказать, «эволюционный импульс», деградируют и вымирают. А это значит, что человечество уже вплотную подошло к окончанию своей планетарной истории. И счёт идёт на ближайшие годы, если не месяцы».

На Виктора эта лекция произвела неизгладимое впечатление. После лекции он подошёл к профессору, они разговорились и как-то сразу понравились друг другу. Профессор был лет на 20 старше Виктора. Виктору очень нравился его проницательный, острый ум и неистощимое чувство юмора. Профессор был интеллигентом в самом высоком смысле этого слова. Его кругозор был неисчерпаемо широк. С ним можно было свободно говорить почти на любые темы от квантовой запутанности до особенностей японской поэзии хайку 7 века нашей эры. Он был прекрасным знатоком литературы, ценителем музыки и живописи, и даже сам неплохо рисовал и играл на гитаре. Они встречались несколько раз в Столице, когда профессор приезжал туда по своим делам. И их беседы продолжались далеко за полночь, сопровождаемые неизмеримым количеством выпитого чая или кофе и съеденных плюшек. Именно общения с ним так не хватало Виктору в эти последние два года после ухода Дины. И он был очень рад видеть профессора в добром здравии, полным энергии и с неизменными добродушными весёлыми искорками в глазах.

Профессор свернул с кольцевой дороги налево и через несколько минут машина уже катила по Гражданскому Сектору, а ещё спустя некоторое время, Виктор увидел огромную светло-серую железобетонную Стену, уходящую, насколько хватало глаз, влево и вправо. Вот она, Зона, подумал Виктор, и он кожей почувствовал, словно озноб по спине пробежал, что за Стеной уже нечто Иное, иной Мир, словно другая планета.

Вдоль Стены, параллельно ей, тоже шло шоссе. По нему проносились в обе стороны машины. В открытое окно до них доносились запахи поля: травы, цветов, и ещё какой-то специфический неизвестный запах, словно от каких-то заморских пряностей.

– Внутренняя кольцевая, – сказал профессор.

Они выехали на внутреннюю кольцевую, повернули налево и некоторое время ехали вдоль Стены. Виктору вспомнились строчки поэта:

– Порой по улице бредёшь, и вдруг придёт невесть откуда и по спине пройдёт как дрожь немыслимая жажда Чуда, – продекламировал он.

– Прекрасные стихи, – сказал профессор, улыбаясь. – Именно Чудо. Прямо здесь, за этой стеной.

Он сделал ещё один поворот налево, внутрь города, проехал несколько улиц и затормозил у высокого многоэтажного здания:

– А вот и ваш отель, Виктор. Добро пожаловать в Арка-Сити.

3

– Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, – сказал профессор Вершинин и пригубил вина. Они сидели с Виктором в кафе-ресторанчике, под открытым небом на крыше шестнадцатиэтажного здания Института. Зона и Кратер отсюда были видны как на ладони. Кроме того, отсюда открывался прекрасный вид практически на весь город, Арка-сити, огибающий Зону по периметру. Сама Зона начиналась буквально в нескольких сотнях метрах от них, сразу за Стеной. Вдали был виден висящий над Кратером вертолёт. Учёные снова проводили какие-то свои эксперименты. Ещё несколько научно-исследовательских и туристические аэростатов, раскрашенных в разные цвета и похожие на толстых рыб, висели над Зоной, в стороне от Кратера. Сюда, на крышу доносились дурманящие запахи поля, – цветов, травы, ещё свежей от росы. А над ними, над Зоной, над полем простиралось и уходило вдаль, за горизонт, насколько хватало глаз, огромное голубое небо, с флотилиями белоснежных, неспешно плывущих облаков.

Виктор оторвал глаза от бинокля, положил его на стол, взял в руки бокал с вином, отпил немного, посмаковал во рту, и откинулся на спинку кресла.

– Всё равно ничего особенного не вижу. Кратер, как кратер. Эти обгоревшие обломки лежат. Вот только заметил, что в поле совсем не видно птиц, или сусликов там каких-нибудь…

– А их там и нет, – сказал профессор.

– Неужели?

– В Зоне остались только летающие насекомые, Виктор, стебельчатобрюхие, да перепончатокрылые, так сказать, пчёлки, шмели, то есть те, кто опыляет цветы. Все животные там исчезли. Зона – вообще очень странное место, там даже физические законы другие, вы же в курсе. Аппаратуру туда не забросишь. Ниже сорока метров не спустишься. Это предел, ниже которого нас не пускают. Но, нам очень повезло, что наша аппаратура работает хотя бы НАД Зоной. Мы сначала обрадовались, что в Зону можно войти на несколько метров на самом краю периметра, хотя находится там неимоверно тяжело для любого человека, но потом и здесь нас ждало разочарование. И там тоже никакая аппаратура не работает. Кстати, мы до сих по не понимаем, почему любые наши приборы, или машины, попадая туда, тут же отключаются, и заставить их работать в Зоне ещё ни у кого не получалось. Как будто кто-то где-то нажимает невидимую кнопочку и отключает наши приборы от всех физических законов и принципов, на основе которых они работают. Заметьте, не ломает, потому что когда мы возвращаем нашу аппаратуру сюда, в обычные условия, она тут же включается и начинает работать. Похоже, Гости с нами так шутят. Но если так, вы представляете, с какой Мощью мы столкнулись, Виктор! Цивилизация, которая умеет отменять физические законы! Да мы просто пушистые цыплята по сравнению с ними, со всеми нашим технологиями и ядерными ракетами, и даже не цыплята, а так… муравьишки, ползающие между стоп громадного Великана. Нам удалось установить, с помощью косвенных экспериментов, что в Зоне меняется гравитация, локально искривляется пространство-время, даже скорость света другая, представляете… Сам Кратер прикрыт своего рода тонким плазменным куполом с температурой как на поверхности Солнца. То есть ничто земное проникнуть в Кратер не может. Тут же сгорает.

– И, тем не менее, «бегуны» туда проходят, – возразил Виктор.

– Да. Это просто означает, что им позволяют туда пройти. Гости снимают защитный экран.

– Поразительно, профессор, но большинство моих знакомых до сих пору уверены, что нас посетили инопланетяне, как я не пытался их убедить в обратном.

– Да, бросьте, Виктор, какие инопланетяне, – сказал профессор, набивая трубку табаком. – Хватит уже с нас этой ненаучной фантастики. – Вы же помните мою лекцию в Нью-Йорке, десять лет назад?

– Да. Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вашей лекции. Она полностью перевернула мои преставления о мире. Но насколько я знаю, вашу точку зрения всё ещё не приняли в научном мире. И «бегунов» всё так же ловят и не дают им свободно уходить в Зону.

– Это просто потому, что моя точка зрения больно бьёт по самолюбию человечества и ставит его перед непростым выбором, – сказал профессор, раскуривая трубку и попыхивая дымком, – ибо задевает самые глубокие первобытные инстинкты выживания. Человечеству очень трудно смириться с мыслью, что его эволюционное время истекло, и скоро в невидимых песочных часах на дно упадёт последняя песчинка. Это эволюция, батенька… Она безжалостна, как шаги Командора. Квантовый скачок… Апокалипсис, если хотите…

– А нас, выходит, призвали, эти Всеблагие, то есть Гости, – сказал Виктор, кивая в сторону Зоны, – как собеседников на пир.

Профессор хохотнул.

– Вот именно. Вижу, старых поэтов вы тоже почитываете. Или сравните человечество с похабником и ловеласом Дон Жуаном, который уже слышит приближающиеся железные шаги Командора Эволюции.

– Ну, хорошо, профессор, если Гости это земляне, следующая эволюционная ступень, так сказать, Новый Вид, как вы говорите, то откуда же они взялись? Вы не говорили об этом в своей лекции.

– Хм, это всё равно, что спросить, откуда взялась жизнь на земле, или откуда взялись динозавры, а потом землеройки, а потом кроманьонцы и мы с вами. Откуда взялось всё это немыслимое многообразие жизненных форм на Земле? Но попробую ответить на ваш вопрос. Сейчас, например, в научном мире становится популярной теория «квантовой эволюции». Суть её в том, что качественно новые изменения в эволюции, а значит и новые виды, возникают скачком, напоминающим квантовые процессы, без какого-либо предшествования или промежуточных форм. Кстати это подтверждают и экспериментальные данные. До сих пор мы не можем обнаружить в срезах ископаемых геологических пластов останки промежуточных эволюционных видов, которые демонстрировали бы нам этот процесс постепенных миллионнолетних мутаций. Ответ очень прост. Их просто нет. Похоже, новые виды, с точки зрения гипотетического наблюдателя, в некий момент просто как бы «материализуются» в пространстве, сразу целиком.

– Ну, профессор, это звучит уже как абсолютная фантастика?

– Отнюдь. На самом деле фантастическими и невероятными выглядят как раз неодарвинисткие представления о мутациях, которые продолжались миллионы лет. Мне вот тут понравилась одна цитата, позвольте-ка я вам прочту.

Профессор порылся в своей пухлой записной книжке, современные гаджеты он не очень жаловал.

– Вот, Кен Уилбер, очень светлый ум, по этому поводу не без юмора высказался: «Возьмите стандартное убеждение о том, что крылья просто развились из передних конечностей. Возможно, потребовались сотни мутаций, чтобы из конечности получилось крыло – ведь половина крыла не подойдёт. Половина крыла не так хороша, как лапа, и не так хороша, как целое крыло: животное уже не может хорошо бегать и ещё не может летать. С точки зрения естественного отбора оно обречено. Другими словами, с половиной крыла животное станет чьим-то ужином. Крыло получится только тогда, когда эти сотни мутаций произойдут сразу, в одном животном, а также те же мутации должны одновременно произойти в другом животном противоположного пола, а затем они должны как-то найти друг друга, поужинать вместе, немного выпить и завести потомство, которое и будет иметь полноценные крылья». То есть, случайные мутации не могут объяснить возникновение подобных трансформаций. Частичные мутации все равно приводят к гибели. И все же все согласны с тем, что эти необыкновенные изменения каким-то образом происходят. Но к ним приводит отнюдь не естественный отбор. Сначала квантовым скачком возникают лапы или крылья, а потом уже естественный отбор закрепляет это ценное приобретение эволюции. «Десятки или сотни не смертельных мутаций должны произойти одновременно, чтобы новое приспособление могло сохраниться – крыло, например, или глазное яблоко»…

То есть не естественный отбор и не мутации вызывают изменение. По всей видимости, такие трансформации происходят в критических для вида условиях, чаще всего тогда, когда ему угрожает гибель.

– Хорошо, профессор, если я вас правильно понял, позвольте мне как писателю нарисовать вам этакую воображаемую картинку. Представим себе, ради интереса, как это могло бы происходить на самом деле. Итак, вообразим какое-нибудь древнее пересыхающее болото где-нибудь в Девоне, в котором издыхают древние кистепёрые рыбки, – бьются, агонизируют, хватают ртом воздух, пытаются доползти на своих плавниках до другого ближайшего болота… И тут вдруг у некоторых из них вместо плавников неожиданно, в одно мгновение, вырастают лапы, и единовременно формируются лёгкие и… готово… уже бегут по берегу рыбообразные самец и самка каких-нибудь древних амфибий под ближайший папоротник, спариваться. Адам и Ева нового вида, так сказать, изгнанные из «рая», то бишь из болота.

Профессор захохотал.

– Вот, вот, Виктор! В воображении вам не откажешь! Вполне возможно, что именно так всё и происходило… Вы уловили самую суть. Когда смерть берет за горло, то бишь за жабры, поневоле лапы и лёгкие начнёшь материализовывать. Но если серьёзно, меня сейчас занимает больше другой вопрос. Что значит для нас, то есть для человечества, появление Гостей?

– И что же, по-вашему?

– Самое поразительное, Виктор, что Они не ищут с нами контакт, они нас просто игнорируют. За тридцать лет чего мы только не испробовали, чтобы установить с ними контакт. Всё втуне. Они не пытаются поделиться с нами своими технологиями, или получить что-то от нас. Они показывают нам свой мир, но мы не чёрта не можем понять, что у них там происходит. Боюсь, это потому, что у нас просто нет никаких точек соприкосновения. Та информация, которой они владеют, просто за пределами нашего уровня восприятия и понимания. Зачем обезьяне квартеты Бетховена или дворняге уравнения Максвелла. Под «обезьянами» и «дворнягами» в данном случаем, я понимаю, к великому моему прискорбию, нас, людей. И тем не менее совершенно очевидно, что они производят среди нас отбор, совершенно не спрашивая нас об этом. Они избирают среди нас тех, кто пригоден для их мира и способен пройти через трансформацию.

– И каковы же критерии отбора?

– Никто не знает. Это ведомо только Им. Изучением «бегунов» занимается здесь Medical Research Center, но за тридцать лет, они так и не смогли выяснить, как же «бегуны», собственно говоря, становятся «бегунами». И почему не все люди могут стать «бегунами». Кстати, там работает моя хорошая знакомая Шейла Александер, очень милая женщина. Я вас познакомлю.

– Разрешите присесть?

Виктор поднял голову, и обомлел. Перед ним стояла женщина редкостной красоты. Богиня, сошедшая с небес. Афродита Анадиомена, то бишь Пенорожденная. Одета богиня была в светло-серый деловой костюм, состоящий из пиджака и юбки, чуть выше колен. Пиджак был застёгнут на одну пуговичку посередине. Вернее у него была всего одна пуговичка. В разрез пиджака были видны краешки выпуклостей груди. На ногах чулочки ажурные и туфельки на невысоких каблучках. Светлые вьющиеся волосы были распущены и свободно падали на плечи. Лет тридцати, может чуть больше. «С ума можно сойти! – подумал Виктор. – И создал Бог женщину!»

– А, вот и она! – воскликнул профессор. – Легка на помине. Ну, ну, Виктор, не падайте в обморок, – похлопал его по плечу профессор. – Шейла на всех мужчин производит подобное шоковое впечатление. Садитесь, Шейлочка, Садитесь. Выпейте с нами вина, отведайте наших яств. Вот груши, яблоки. Может быть ещё что-нибудь заказать. Какое вино вы предпочитаете в это время суток? – хохотнул профессор, блеснув цитатой из известного произведения. – Знакомьтесь, Виктор. Это, как я уже сказал, Шейла, Шейла Александер, сотрудница нашего Medical Research Center, или МЕРСа, как его здесь все называют. Она у нас тут недавно, но уже завоевала сердца всех присутствующих здесь мужчин. Между прочим, прекрасно говорит по-русски. Папа у неё панамериканец, а мама наша соотечественница. Так что прошу с соответствующим уважением и пиететом. Хотя глядя на вашу опрокинутую физиономию, пиетета у вас уже хватает, – снова хохотнул профессор. – Шейла, а это Виктор Надеждин, рекомендую, писатель, между прочим. Не знаю, знакомы ли вы с его творчеством. Я вам говорил по телефону, что он скоро должен оказать нам честь своим высоким присутствием.

– Ну, не столь высокопарно, профессор, я всего лишь скромный труженик литературных нив, – улыбаясь, сказал Виктор, вставая и протягивая руку Шейле. Глаза у неё были как два смеющихся прозрачных изумруда.

– Да, читала кое-что, – сказала она, блеснув белозубой улыбкой, пожимая руку Виктору и садясь в плетёное кресло. – Честно скажу, не от всего я в восторге, иногда мне кажется вы, Виктор, слишком уж натуралистичны в описании интимных сцен, на грани порнографии, но ваш роман «Мой единственный свет» меня очень тронул, я, помнится, даже всплакнула. Вы очень хорошо разбираетесь в психологии женщины. Особенно женщины, которая любит, и готова идти в своей любви до конца, каким бы он ни был.

– Спасибо, – сказал Виктор, – польщён, рад знакомству, и обещаю исправиться. Буду писать только о воздушных поцелуях на безопасном расстоянии, причём украдкой и с применением контрацептивов, чтобы не шокировать окружающих и дистанционно удалённых дам. Позвольте поухаживать… – он налил Шейле вина в бокал.

Шейла рассмеялась. Она взяла бокал с вином и отпила немного.

– Ну, это уже перебор. Пишите, как хотите. Что значит мнение одной читательницы.

– Не скажите, для кого же я пишу, как не для читателей и, особенно для наших милых читательниц. Почему-то именно мнение читательниц всегда глубоко волнует сердце писателя-мужчины.

Шейла улыбнулась.

– Да ладно вам. Расскажите лучше, что твориться в Столице, чем живёт страна. Я все же наполовину русская и меня живо интересует, что у вас тут происходит. Говорят, Суперпрезидент опять порадовал народ своим обнажённым торсом и могучими мускулами.

– О, да! – рассмеялся Виктор. – Как приближаются выборы, так наш Суперпрезидент начинает устраивать стриптиз и демонстрировать свои телеса народу, видимо, чтобы таким образом возбудить его и заставить устремиться к избирательным урнам. Правда, мне кажется, с каждым новым сроком его правления, это зрелище вызывает уже скорее обратный эффект и может оттолкнуть потенциального избирателя от вожделенных урн. Пора бы ему же придумать какое-то новое шоу.

– А как поживает ваш премьер? Он такой душка! Он всё время напоминает мне обиженного ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку.

– Премьер-министр прекрасен, как всегда. Он ухитряется быть смешным, даже тогда, когда и не думает шутить и выглядит полным посмешищем даже тогда, когда не делает никаких глупостей. Недавно он подписал новый указ: «О введении специального регулирования в части пожарной безопасности объектов религиозного культа», где учит попов, как правильно махать кадилом, чтобы не устроить пожар в церкви.

Профессор и Шейла захохотали.

– Право же, я не шучу, – стараясь сохранить серьёзную мину на лице продолжал Виктор. – Ну, согласитесь, кадило и лампада и в самом деле пожароопасны. С этим не поспоришь. Чуть не так крутанул кадилом сдуру, или плеснул из лампадки неверной рукой после тяжёлой попойки с друзьями клириками, горючей жидкости на травку, рассыпанную на полу к Свитой Троице, глазом не успеешь моргнуть, и запылал объект религиозного культа, и занялись огнём ризницы и иконостасы…

– Ой, Виктор… не надо… – едва смогла произнести Шейла, плача от смеха. Профессор сказать ничего не мог, только махал на Виктора рукой.

– Ну, так в министерстве разработали правила, – продолжал Виктор, – а премьер их утвердил. И вся страна рыдает от смеха. И в этом, я вам скажу, неоспоримое достоинство нашего премьера, ибо ему всегда удаётся поднять настроение подведомственному населению. Пока наш Суперпрезидент решает судьбы мира с серьёзным видом, – хотя, как известно, самые великие глупости на Земле делались именно с этим выражение лица, – наш премьер, как дитя малое, забавляется написанием всяческих умных указов и проводит пожарную реформу в церкви.

– Ох, Виктор, – проговорила Шейла, – спасибо, позабавили. Давно так не смеялась.

– Это ещё что, тут у нас вот недавно кандидаты в муниципальные депутаты из партии самого ЖэЖэ подали в избирательную комиссию финансовые отчёты, содержащие пункты расходов, внимание, «НА ДЕВОК РУМЯНЫХ» И «НА ХАПТУС ГЕВЕЗЕН»…

Профессор и Шейла снова захохотали.

– Как вы сказали? – хохотала Шейла, – «на девок румяных»?

– Вот именно.

– А что такое Хаптус Гевезен?

– Это искажённое немецкое, означает взятка. То есть «на взятки». Как потом выяснилось, эти дураки скачали форму для заполнения документа в Сети, – кто-то очень умно пошутил, – не обратив внимания на последние пункты. Дебилы, они в Африке, т.е. в Славороссии, дебилы. Потом один из них оправдывался, что это всё происки «конкурентов и злоумышленников» партии, а позднее в партии ЖэЖэ заявили, что серверы партии были взломаны и им были направлены поддельные образцы документов.

– А как поживает сам ЖэЖэ? Его ещё не отправили в психушку?

– О, это ему не грозит, хотя клиника давно уже на лицо и на лице. У каждого Царя должен быть свой Шут. Но проблема в том, что это опасный и злобный шут. Я помню в моём провинциальном городке, где я родился, по улицам ходила одна сумасшедшая дама и на всю улицу орала матерные ругательства. Она ни на кого не нападала, но через неё потоком лились страшные матерные слова и злоба на весь мир. Чем-то ЖэЖэ мне напоминает её. Но он сидит у нас в Сенате и изрыгает свои инвективы совершенно свободно и с молчаливого, но явного попустительства Суперпрезидента. Видимо тому всё это фашиствующее беснование нравиться. Кстати, вот одна из цитат нашего героя: «Мои руки чисты, но когда я стану президентом они будут в крови».

– О, как это созвучно этому, давнему: «Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету», – сказал профессор.

– Это настоящий буйнопомешанный фашист! – сказала Шейла. – Его в тюрьму надо засадить до конца жизни. У нас бы он давно уже сидел.

– Ну что вы, как можно. Он у нас большой знаток литературы и поклонник искусств. Выступал он как-то на Государственном совете по культуре при участии Самого. Распинался о том, что нет у нас современных классиков, нет новых Достоевских. Почему, говорит, Достоевский стал великим писателем. А потому, что десять лет каторги отсидел. И какой вывод я делаю, говорит ЖэЖэ. Надо сажать. Если будут сидеть 3-4-5 лет, появится Достоевский.

– С ума можно сойти! – сказала Шейла.

– Вы знаете, Виктор, – сказал профессор, – я тоже слежу за тем, происходит в стране и приходит мне в голову забавная мысль. Что ЖэЖэ на самом деле, может быть, самый главный революционер в стране, главный бунтовщик против власти Суперпрезидента.

– Это действительно, оригинальная мысль, профессор!

– Посмотрите, надев на себя маску политического юродивого, ЖэЖэ доводит

политику до степени крайнего абсурда и гротеска, до степени абсолютного идиотизма и фарса. Всё смеются, хотя смешного здесь мало, но каждый в душе понимает, как уж точно не должно быть.

– Очень сомнительно, профессор, мне кажется, вы слишком хорошо о нём думаете, полагая, что он сознательно надел на себя этакие политические вериги, стал этаким Василием Блаженным от политики. Тогда, что-то слишком уж много тогда у нас развелось политических юродивых последнее время, сплошные «революционеры», включая самого Суперпрезидента!

Профессор и Шейла снова захохотали.

– Ну, конечно, может быть я ошибаюсь, – сказал профессор сквозь смех. – Может быть они такие и есть. Не юродивые, а уже просто сумасшедшие.

– Вот, кстати, ещё один перл от ЖэЖэ, самый свежий: «Не надо заставлять детей учить английский. Пускай, лучше изучают автомат Калашникова. И тогда скоро весь мир заговорит по-русски».

– Его и ему подобных за километр нельзя подпускать к людям и особенно к детям, – сказала Шейла.

– А вот к детям, Шейла, все они лезут как муки на сахар. Настоящие политические педофилы. Их общение с детьми всегда напоминает мне акт духовного и душевного изнасилования ребёнка. Исчадия ада всегда тянутся к ангельским, непорочным душам. Такое ощущение, что приоткрылись где-то врата Преисподней и попрыгали на Землю бесы, большие и малые, и надели маски людей и стали творить чудеса наоборот: вино они превращают в яд, хлеба в камни, правду в кривду… И отравляют и растлевают души людей. Как говорил в аналогичном случае Ланцелот, из мудрой сказки: «Дракон вывихнул вашу душу, отравил кровь и затуманил зрение».

– «Но мы все это исправим», – продолжил профессор. – «Работа предстоит мелкая, хуже вышивания».

Виктор и Шейла рассмеялись.

– Вы тоже читали эту сказку, профессор?

– Ну как же я мог её пропустить такую жемчужину!

– Ну, а что у вас в Панамерике происходит, Шейла, расскажите, теперь ваша очередь?

– Ой, Виктор, и у нас, да и в Униевропе тоже, декаданс, и падение нравов. Мужчины женятся на мужчинах, женщины на женщинах, а детей рожают суррогатные матери.

– Это ужасно…

– Кстати, простите, Виктор, вы, случайно, не из этих? А то в нашем городе уже почти невозможно встретить, простите, настоящего мужчину. Демократия и толерантность, знаете ли. На гей-парады собираются уже целые армии этих кривляющихся существ, мужчинами и женщинами я их уже не могу назвать. Такое впечатление, что скоро придётся скрывать, что ты обычная гетеросексуалка. Скоро это будет считаться неприличным.

– О нет, милая Шейла, смею вас уверить! Как убеждённому натуралу, мне всегда нравились лишь прекрасные женщины.

– Мне тоже всегда нравились мужчины, не обязательно прекрасные внешне, для женщин это не так важно, но обязательно в чём-то оригинальные внутренне, знаете «с изюминкой».

– Ну, знаете, я тоже всегда бываю приятно удивлён, когда у прекрасной женщины вдруг обнаруживается оригинальный ум и нетривиальный образ мыслей.

Шейла и профессор рассмеялись.

– Если вы обратили внимание, – продолжал Виктор, – натуралы не устраивают парады, в отличие от всех эти чудиков из ЛГБТ. Потому что, ежели вдуматься и представить всё в картинках, чем же тут особо гордиться. И тем более устраивать парады по этому поводу. Хотя лучше не представлять, а то картинки получаются очень уж анекдотично-порнографические. Не думаю также, что нашим Гостям, – он кивнул в сторону Зоны, – так уже приятно смотреть на эти гей-парады. Кстати сейчас наметилась ещё одна тенденция в сфере интимных услуг. Роботы.

– Да что вы говорите? – воскликнула Шейла. – Неужели уже женятся на роботах?

– Ну, до этого пока не дошло. Но японская компания «Nippon Robotics Corporation» начала производство секс-андроидов, практически неотличимых от людей. Правда пока ещё они очень дороги и доступны только людям с хорошим достатком.

– Фи, роботы! Как это можно делать с роботами? Это всё равно, что спать, я не знаю, с электромясорубкой или пылесосом.

– Не скажите, Шейла, когда я был в стране Ниппон в турпоездке, я видел девушек-андроидов, которых производит эта компания. Очень красивые, на все мужские вкусы, выглядят очень натурально, прямо как живые, сделаны из материала, который на ощупь приятнее, чем человеческая кожа, способны разговаривать, их мимика практически неотличима от человеческой.

– Виктор, неужели же вы бы смогли с…

– Не буду скрывать, не знаю… – рассмеялся Виктор. – Разве, что в качестве эксперимента…

– Фу, это прямо кибернетический онанизм какой-то!

– А что, – вмешался профессор, – применение таких андроидов могло бы оказать серьёзную услугу некоторым категориям людей. – Возьмите, скажем, инвалидов. Мне кажется, таких андроидов можно было бы также использовать для профилактики преступлений, для людей с порочными наклонностями, скажем для педофилов. Вы представляете, сколько реальных детей можно было бы спасти от преступных посягательств, если бы эти люди имели возможность бесплатно получать таких кукол андроидов в форме детей? А перед этим их надо обязать сделать официальное признание в своих педофильских наклонностях. Тогда получай свою куклу-андроида на любой вкус и развлекайся где-нибудь у себя дома, в уголке. Думаю, кривая преступлений против детей резко пошла бы вниз.

– Оригинальное предложение, – сказал Виктор. – Тогда уж надо предоставлять таких кукол всем садистам, мазохистам и сексуальным маньякам.

– А я, как медик, вижу в этом несомненный резон. – сказала Шейла. – Общество могло бы взять под контроль всю эту публику, типа вашего Чикатило или нашего Тэда Банди. Уж лучше пусть «насилуют», в кавычках, и «убивают», тоже в кавычках, роботов, похожих на человека, чем реальных детей и женщин. Полностью поддерживаю вас, профессор. Если вы надумаете писать предложение в наш или ваш Сенат на эту тему, и вам нужна будет моя поддержка или подпись, то заранее вам её гарантирую.

– Спасибо, Шейла. Пока не планирую, идея только что пришла мне в голову, но кто знает, чем чёрт не шутит…

– Пожалуй, я тоже подпишусь, – сказал Виктор. – Хотя с моральной и эстетической точки зрения ваше предложение, профессор… мягко говоря, выглядит неоднозначно.

– Уж не открыть ли нам здесь филиальчик «Nippon Robotics Corporation», – рассмеялся профессор. – Представляю, какой переполох поднимется в научном мире: «Последние новости Арка-Сити! – голосом телекомментатора, провозгласил он. – Известный профессор Евгений Вершинин в купе с не менее известным писателем Виктором Надеждиным и восходящей звездой медицинской науки Шейлой Александер основали в городе филиал «Nippon Robotics Corporation» по производству андроидов для педофилов и сексуальных маньяков». Сенсация! Шквал критики, ожесточённые дискуссии в Сенате, и в обществе. И, в конце концов, миллионные гранты на открытие филиала от нашего доблестного Суперпрезидента».

Виктор и Шейла рассмеялись.

– Но, если говорить серьёзно, – сказал профессор, – мы действительно наблюдаем, что с человеческим полом сейчас происходит нечто странное. Само понятие «мужское» и «женское» стало размываться, терять чёткие очертания. И я, в принципе, догадываюсь, почему это происходит. Потому что человек, в глубинной своей сути имеет андрогинную природу. Мы разорваны на две половинки, и отчаянно пытаемся воссоединиться в половом акте, но это нам никогда не удаётся. И тогда начинаются попытки, которые кажутся нам иногда дикими и странным, вырваться за пределы своего пола, восстановить нашу скрытую андрогинность. Отсюда и гомосексуализм, и лесбиянки, и трансгендеры… Человек пытается вырваться за жёсткие рамки своего пола. Да и в самой природе всегда существовали гермафродиты, люди, имеющие одновременно как признаки мужчин, так и женщин. И сейчас мы уже знаем, что наши Гости, – он кивнул в сторону Зоны, – андрогины, они не мужчины, и не женщины, т.е. гармонично сочетают в себе оба начала, не являясь уже ни тем, ни другим. Для них понятия пола уже не существует. Они обрели целостность своей природы. Так что, Виктор, мне думается, Они смотрят на наши гей-парады не осуждением, а скорее с состраданием, видя эту нашу трагичную разорванность.

– Спасибо, профессор, – сказала Шейла. – Вы всегда открываете передо мной какие-то новые грани известных вещей. Я никогда бы не догадалась посмотреть на эту проблему с такой точки зрения. С вами я всегда становлюсь как будто чуточку умнее.

– Ну, Шейлочка, вы мне всегда чуточку льстите.

– Нет, нет, право же.

– Да, – сказал Виктор. – Вынужден признать, что в вашей точке зрения есть глубина, профессор. Похоже, тут вы коснулись сути вещей. Да здравствуют андрогины! Предлагаю поднять за них бокалы и аплодисменты в студию!

– А ещё я хочу Нобелевскую премию и много малинового варенья, – капризно сказал профессор. – С детства его обожаю.

– Обязательно похлопочем, – ответил Виктор, смеясь. Шейла хохотала.

– Ну, мы что-то увлеклись, – сказал профессор. – Расскажите лучше, Шейла, что новенького у вас в МЕRCе.

– Да, профессор, вы знаете, есть новости, – сразу посерьёзнела Шейла. – Сегодня привезли ещё одну девочку. Лет двенадцати. Рука сломана, без сознания, бедняжка. Такая миленькая, блондиночка. Патрульные рассказывают, что она летела, буквально летела по воздуху через ограждение, когда её поразила игла со снотворным, представляете?

Виктор онемел внутри. «… Крылья… только невидимые», прозвучал у него в голове голосок Ники.

– Ну, ну, Шейла! – воскликнул профессор. – Снова вы какие-то сказки рассказываете. То они у вас сквозь ограждение с колючей проволокой просачиваются, то мимикрируют, то раздваиваются и даже расчетверяются, теперь вот летать начали.

– Это не я рассказываю, профессор, это патрульные. Я понимаю, в это трудно поверить, но так и было написано в рапорте патрульных: «… летела через ограждение, когда сержант такой-то произвёл выстрел из карабина капсулой с ПСМД и объект рухнул вниз с высоты трёх метров и сломал руку…». Виктор, что с вами? Вы так побледнели…

– Ничего, ничего, – сказал Виктор. – Я просто очень восприимчив ко всем этим болям, Шейла. Особенно когда с детьми что-то случается. Сейчас пройдёт…

– Поражает стилистика самого рапорта! – сказал профессор. – Кто у них там служит в патрульной службе, и сколько классов они кончали? Сначала «летела через ограждение», а потом «объект рухнул вниз и сломал руку». И это они пишут про живого человека, в которого они только что выстрелили этой их ужасной капсулой, причём про совсем юную девочку. Дремучие, бесчувственные игнорамусы какие-то, право же. Гнать их взашей оттуда.

– Да, – сказал Виктор. – А ещё по мордасам им надавать, по мордасам! Я бы сам лично им это устроил, будь моя воля! Ведь понятно же, что если ты стреляешь в ребёнка на высоте 3 метров, то он непременно упадёт и может разбиться насмерть. Хорошо, что она только руку себе сломала, а не шею, и не позвоночник. Зверьё, а не люди!

– Я полностью согласна с вами, Виктор, – сказала Шейла. – Я тоже высказала свои претензии начальству по поводу этого, чтобы обязать этих солдафонов при задержании «бегунов» действовать мягче, не калечить их, но эти бюрократы заявили мне, что сержант «действовал точно по инструкции».

– Идиоты! – сказал Виктор. – И что же с ней теперь будет?

– Да ничего особенного, – сказал Шейла. – Мы её вылечим, и отправим назад к родителям.

– И как же проходит лечение?

– Ну, прежде всего мы вылечим её перелом… Кроме того, мы применяем различные препараты, чтобы избавить «бегунов», от этой навязчивой идеи, попасть в Кратер.

– И что же, удаётся избавить?

– Скорее нет, чем да, если честно. Некоторые из них снова попадают к нам.

– И что же вы делаете тогда?

– Тогда операция. Нашим учёным удалось обнаружит участок нейронов в мозге, ответственный за эту, скажем так «тягу к Кратеру». Путём осторожных нейрохирургических манипуляций мы нейтрализуем возбуждение этих нейронов.

– Ага, лоботомия! Прелестно! Просто прелестно!

– Ну, нет. Не лоботомия, конечно. Это совсем другое. Правда, есть побочные эффекты, с которыми мы пока не можем ничего поделать.

– Какие же?

– Апатия, вялость, потеря интереса к жизни.

– Значит, жизнерадостного ребёнка вы превращается просто в нежизнеспособный овощ. Вам не кажется, что это уже за гранью.

– Ну, что же делать, Виктор, что вы предлагаете? Ведь Они, – она кивнула в сторону Зоны, – забирают наших детей и наших людей. Не спрашивая нас, не потрудившись даже как-то объяснить нам, зачем они это делают. Причиняя нам боль и страдания. Разбивая сердца матерей и отцов, и близких родственников. Вы знаете, что за 30 лет со времени Вторжения туда ушло около ста тысяч человек. Среди них детей более 60% . И только около 1000 нам удалось перехватить. И из этой 1000 только около 100 удалось вернуть назад к более или менее нормальной жизни. Остальные всё равно прорвались в Зону. Лишь одну десятую процента удалось спасти за 30 лет!

– А вы уверены, что вы их спасаете? Может быть это Они, – Виктор тоже кивнул в сторону Зоны, – спасают их от нас. И, я бы сказал, довольно эффективно.

И тут Шейла вдруг замолчала и растерянно заморгала. К такому повороту она не была готова. Похоже, Виктор своим вопросом ввёл её в некий когнитивный диссонанс.

– Так что же, Виктор, вы тоже думаете, как профессор, что их надо просто пропускать туда? – наконец сказала она. – Но это же наши дети… Как же тогда?… Что же сидеть и спокойно смотреть, как они уходят? И ведь это идёт по нарастающей. С каждым годом детей уходит всё больше…

– И опустеет Земля, – голосом пророка изрёк профессор, – и не станет слышно детского смеха и детских голосов, а когда умрёт последний из нас, лишь пустые громады наших городов будут напоминать о том, что мы когда-то были здесь… Ну, ну, Виктор, не пугайте нашу Шейлочку. Я вас хорошо знаю и мне близок ваш радикализм, но Шейла к этому явно ещё не готова… Кстати, через несколько минут начнётся Рассвет. Виктор приготовьте вашу видеокамеру. Зрелище впечатляющее я вам скажу.

Виктор много раз видел Рассветы над Кратером по телевизору. Но то, что открылось его глазам сейчас, не шло ни в какое сравнение с телевизионной передачей. Сначала они увидели, что всё аэростаты и вертолёты исчезли с территории Зоны. Во время Рассветов над Зоной находится было нельзя. Затем над кратером начал образовываться своего рода тонкий прозрачный, купол, похожий на огромный пузырь, по которому начали стремительно пробегали оранжево-жёлтые извивающиеся огненные полосы и блики. Этот купол-пузырь начал разрастаться, набухать, расширяться. И вот он уже вышел за пределы кратера и стал расти ввысь и вширь, захватывая всю Зону. Его граница стала стремительно приближаться к ним. Зрелище было потрясающее и пугающее, потому что убежать было бы невозможно, если бы вдруг этот Пузырь вздумал выйти за Ограждение. Но, не доходя до Ограждения буквально несколько метров, этот Купол-Пузырь остановился. Его поверхность стала совершенно прозрачной. И сквозь неё стали проступать контуры и очертания Иного Мира.

Сегодня это было похоже на лес, на огненно-оранжевые джунгли немыслимых оттенков, заполняющее всё внутренне пространство купола. Там причудливые деревья устремляли ввысь свои оранжевые, переплетающиеся кроны. Там летали удивительные жар-птицы и бродили грациозные животные, похожие на оленей. Там огненные реки неспешно несли свои воды и срывались с огромной высоты сверкающие золотом водопады. Там шли оранжевые дожди и огромные капли стекали и падали с оранжевых веток, там резвились в безмятежных озёрах и устраивали свои превращения эти немыслимые золотистые существа. И некоторые из них подлетели к самой стенке купола. Профессор, Шейла и Виктор хорошо видели их. А Гости, с другой стороны стены купола тоже как будто рассматривали их. И вдруг у них на лицах появились огромные глаза-прожекторы и улыбки, да-да, улыбки до ушей. Смотреть на эти рожицы было настолько забавно, что наши герои расхохотались. А Гости с другой стороны купола тоже как будто затряслись, заколыхались всеми своими телами. Они тоже смеялись.

– Ну вот, профессор, а вы говорите нет контакта! – смеясь сказал Виктор. – Смотрите, они же смеются.

– Да, действительно, эмоциональный контакт налицо, – тоже смеясь, сказал профессор.

– Такие симпатяги!– сказал Шейла.

Удивительно пластичные существа. Золотисто-оранжевая материя их тел как будто всё время струилась, готовая в любой момент измениться и принять любую форму, какая им заблагорассудится. И вдруг эти существа словно взорвались всеми своими телами и рассыпались водопадом удивительно красивых, фантастических цветов, потом снова собрались в свои тела, распахнули руки как крылья и, совершив в воздухе немыслимый кульбит-разворот, на огромных скоростях унеслись вглубь леса.

Рассветы никогда не повторялись, и никогда не были похожи один на другой. То это были невероятные фантастические города, то безбрежные океаны, то удивительные леса, то меняющиеся всё время поразительные геометрические формы, поражающие воображение абстракции, рисуемые рукой невидимого художника.

С момента появления Зоны были изданы целые энциклопедии-каталоги с цветными фотографиями Рассветов, а в архивах хранились фильмы со снятым на плёнку Рассветами, которые пополнялись каждый день. Изучением Рассветов занимались не только учёные, но и художники, дизайнеры, архитекторы, даже театральные работники и балетмейстеры, находя в них вдохновение для своего собственного творчества. Но несколько лет назад вдруг обнаружилась неожиданная статистика. Оказывается постоянное просматривание фотографий Рассветов или систематический просмотр их на видео были отнюдь не безобидны. С теми, кто на протяжении нескольких лет глубокое погружался в созерцания Рассветов и творчески использовал почерпнутые в них образы в своей работе, в один прекрасный момент вдруг происходила неожиданная метаморфоза: они становились «бегунами» и уходили в Зону. Нет, конечно, созерцание одного или даже нескольких Рассветов не делало из вас «бегуна», здесь важен был именно глубокий интерес, многолетнее творческое «погружение» в созерцание Рассветов, но тенденция была налицо. Почти во всех странах, после опубликования этих исследований, были введены строгие ограничения на доступ к материалам, касающихся Рассветов, особенно на просмотр фотографий и фильмов. Сайты в Сети, пытающиеся распространять фотографии и фильмы с Рассветами, немедленно блокировались, их создатели попадали под уголовные статьи. Такие материалы теперь никому не выдавались на дом. Их можно было просматривать только в особых помещениях, в библиотеках, под наблюдением специального пристава, и не более часа в неделю. На телевидении показ Рассветов был строго ограничен, обычно их показывали лишь мельком, на протяжении нескольких минут. Все люди, проявляющие повышенный интерес к Рассветам попадали в «группу риска» как потенциальные «бегуны» и находились под наблюдением врачей и органов полиции.