Тоталитаризм и вероисповедания

Из всех мусульманских течений алавиты ближе всего к христианству и относятся к нему с глубоким уважением. В отличие от ортодоксальных мусульман они пьют вино и даже есть у них некий обряд преломления хлеба с вином и водой, аналогичный христианскому причастию. У секты нет мечетей, но подробности о ней неизвестны, поскольку алавиты не допускают посторонних в свои тайны и на свои моления. Эта секта-племя весьма воинственна, но в эпоху Оттоманской империи подвергалась всяческим притеснениям, облагалась высокими налогами и повинностями.

Недавно скончавшийся диктатор Сирии Асад был алавитом и членом «Бааса».

Который сам, будучи человеком верующим, считал, что в политике нет места нравственности. Над всем превалируют в политике эгоистические национальные интересы, а нравственность — удел личной жизни и взаимоотношений между гражданами.

Devlin, John The Rath Party, p. 29.

Devlin, John The Ba'th Party, p. 29.

Hinnebush, Raymond Указ, соч., р. 125—127.

Devlin, John Указ, соч., р. 310-311.

Военная фракция «Бааса» захватила власть в Ираке в 1963 году. В 1966 году Ирак был даже убежищем для Афляка и его коллег во время антибаасиского восстания в Сирии. В 1979 году президентом Ирака становится Саддам Хусейн, а годом позже он прерывает дипломатические отношения с баасистской Сирией, см.: Робертс, Давид Указ, соч., с. 155-156.

Правда, можно себе представить, каков был бы нацизм сегодня в Германии, если бы Гитлер, скажем, остановился на заглатывании Чехословакии и Австрии и избежал бы мировой войны. Можно себе представить, что где-то около 1950 года он бы умер, и к власти пришел бы, например, культурный прагматик Шпеер (гениальный гитлеровский министр вооружения). Он, конечно, отменил бы Нюрнбергские расистские законы, в Германии произошла бы дегитлеризация с посмертной реабилитацией всех замученных в нацистских концлагерях, даже евреев. И вот в отношениях «великих демократий» с Германией, возглавляемой «нацизмом с человеческим лицом» была бы принята политика мирного сосуществования, улыбок «в духе Женевы» и наконец политика разрядки. Шпеер извинялся бы за досадное уничтожение нескольких миллионов евреев и славян, мировое общественное мнение забыло бы об этом так же, как оно быстренько забыло о десятках миллионов жертв Ленина и Сталина. А «прогрессивные ученые» типа принстонских Такера и Стивена Коэна, например, прославляли бы прогрессивный национал-социализм Хрущева, то бишь Шпеера, утверждая, что во всем виноват только Гитлер, а система вполне прогрессивна.

543

В этой обобщающей главе об исламе, речь в основном пойдет о суннитах как самой большой и господствующей ветви ислама. На шиизме мы остановимся в следующей главе, в основном в контексте нынешнего тоталитарного режима в Иране.

Несколько лет назад на страницах самой влиятельной газеты Канады «The Globe and Mail» шла дискуссия относительно ислама и христианства. Один из авторов сравнивал терроризм исламского фундаментализма со зверствами инквизиции и крестоносцев, погромами евреев, изгнанием и частичным физическим уничтожением арабов в Андалузии. Апологеты христианства отвечали, что разница между мусульманством и христианством в том, что преступления христиан совершаются вопреки учению Христа, в то время как исламский террор всегда может найти себе оправдание в текстах Корана. Казалось бы, цитата, приведенная в эпиграфе этой главы, подтверждает мнение критиков ислама. Однако апологеты ислама делают упор на другой цитате из Корана: «Нет насилия в религии». Это изречение можно понять двояко: как запрет на насилие вообще или как запрет на насилие по отношению к тем, кто уже «в религии», то есть к правоверным мусульманам. Что же касается ренегатов ислама или иноверных, оказывающих сопротивление исламу, либо пытающихся заниматься прозелитизмом, то в отношении их

544

не только допускается, но и предписывается насилие[1]. Сопротивление распространению ислама именуется мятежом (фетна) и карается смертью[2].

На самом деле Коран весьма противоречив. Исламоведы указывают на хронологическую и тематическую непоследовательность Корана: события более раннего периода из жизни Магомета следуют за событиями более позднего времени. Например, стихи, посвященные фактически одному предмету — молитве, религиозным ритуалам, нравственности, личной жизни и семейным отношениям, — разбросаны в беспорядке в разных частях Корана вперемежку со стихами политического или исторического содержания. Так, первый стих откровения Магомету — «Читай [Коран] во имя Господне» — находится не в первой суре, а в 96-й. Последний стих Корана, произнесенный Магометом, якобы перед самой смертью, помещен в суре «Стол», открывшейся Магомету за 5 лет до его смерти. И из-за веры в то, что тексты Корана поступали Магомету в виде откровения — как объяснить такую хаотичность Божьего откровения? — мусульманские экзегеты, по-видимому, не решаются упорядочивать священные тексты. Факт тот, что почти за полторы тысячи лет существования ислама не было ни одного критического его пересмотра мусульманскими законодателями или судьями, хотя правильность текста Корана весьма проблематична. Дело в том, что Магомет устно излагал являвшиеся ему в виде откровения тексты своим ближайшим последователям. Некоторые из них запоминали суры целиком либо частично, другие

545

записывали их на камнях, пальмовых листьях или шкурах. Арабский шрифт в то время не имел точек под и над буквами, которыми пользуются теперь для обозначения гласных и иных звуков, не имеющих непосредственного буквенного обозначения. Поэтому за теми же знаками могли стоять совершенно разные слова. Следовательно, многие тексты могли иметь иной смысл, чем тот, что им придается теперь, и многое при чтении Корана просто непонятно и нелогично. Суры были собраны воедино уже после смерти Магомета, в правление халифа Отмана ибн-Аффана (644—656), создавшего редакционную комиссию по сбору всех сохранившихся в памяти или в записях сур в единую книгу[3]. Ввиду вышесказанной беспорядочности и непоследовательности текстов напрашивается вывод, что члены той комиссии были весьма некомпетентны.

Помимо Корана, ислам обладает еще собранием всевозможных высказываний, приписываемых Магомету, якобы сохраненных его последователями и собранных в сборники «Сунны» и «Хадисов» в IX-X веках Аль-Бухари и его учениками. Магомету приписывалось 600 тысяч изречений. При всей авторитетности изречений Магомета для мусульманина эти тексты не обладают священной неприкасаемостью в отличие от текстов Корана, и поэтому мусульманские судьи или законники[4] позволяют себе анализ и «чистку» текстов «Сунны» и «Хадисов», но не Корана. Бухари признал лишь 5 тысяч изречений подлинными. В дальнейшем либеральные мусульманские ученые сократили их численность до 300. Итак, разногласия между мусульманскими законниками относительно подлинности текстов «Сунны» и «Хадисов» так велики, что отказ современных мусульманских законников подвергнуть их экзегетическому исследованию и отредактировать единый авторитетный сборник не может найти себе оправдания,

546

как считает исламовед Чамиех. Эти сборники в значительной степени являются комментариями к Корану, разъяснениями и дополнениями к нему, и отсутствие общепризнанного канонического издания их вносит разноголосицу и хаос в исламоведение.

Здесь уместно сделать некоторые сравнения с христианством. Как известно, до установления канонических текстов Нового Завета в IV веке существовало несколько десятков «евангелий». Но в отличие от мусульманства, не имеющего авторитетной иерархии, у христиан существовала Церковь, основанная Христом и порученная Им апостолам. От апостолов, через совершаемые ими рукоположения, произошло христианское духовенство, и явилась, с одной стороны, регулярная преемственность, с другой — иерархия: диаконы, занимавшиеся в основном благотворительностью и бывшие помощниками пресвитеров, и епископы — прямые преемники благодати от апостолов и их преемников. Вся эта иерархия опиралась на принцип соборности, на соборный голос Церкви как собрания духовенства и мирян. Первым был апостольский собор в I веке, о котором мы знаем очень мало, но ему приписываются первые церковные правила-каноны. Из-за гонений, продолжавшихся до легализации Христианской церкви в начале IV века, общецерковных соборов не могло быть. Но, начиная с IV века, на Вселенских соборах разрабатывается и утверждается догматика — учение Церкви, являющиеся выводами из содержания и смысла канонических Евангелий и принимающие также во внимание сложившееся устное предание, идущее от апостолов[5]. Это и была та авторитетная церковная структура, которая занялась исследованием

547

ходивших по рукам списков, ново-и ветхозаветных, приписывавшихся разным пророкам, апостолам и даже самой Деве Марии. И вот несколько десятков списков были признаны апокрифами, то есть тайными, сокровенными, подлинность авторства и содержания которых оспаривалась.

Признание текстов каноническими (четыре Евангелия, то есть «Благие вести», 21 апостольское послание и «Откровение Иоанна Богослова») было основано на текстологическом анализе, установлении смысловой и текстуальной связанности между ними, близкого по духу и по содержанию изложения одних и тех же явлений, событий и слов Христовых. С другой стороны, апокрифы были отвергнуты как несоответствующие или очень отдаленно приближающиеся к текстам, признанным каноническими. Апокрифы изобилуют беспричинными чудесами, скорее напоминающими сказку и не имеющими поучительного смысла[6], в то время как в канонических Евангелиях и Посланиях все действия Христа, в том числе и чудеса, глубоко осмыслены и поучительны; они сверхъестественны, а не противоестественны. Согласно исследованиям серьезных экзегетов, да и указаниям в некоторых апостольских посланиях, евангелисты были современниками Христа. По крайней мере евангелисты Матфей и Иоанн знали Христа лично (евангелист Иоанн и апостол Иоанн это, по-видимому, одно и то же лицо). Лука же сам говорит, что он пишет на основании рассказов очевидцев земного жития Христа, «исследовав все с самого начала ... так как уже многие взялись за составление повествования о совершившихся среди нас событиях»[7].

548

Попробуем теперь сравнить эту раннюю историю христианства с соответствующим периодом в зарождении и ранней истории ислама. Казалось бы, тут много общего. Магомет родился в 570 году, а умер в 632. Как и Христос, Магомет передал своим ученикам только устную проповедь. Весь корпус устного и частично письменного наследия Пророка (то, что было записано его учениками и собрано по распоряжению первого халифа ибн-Аффана при всех вышеупомянутых недостатках письменности того времени) был собран к первой половине X столетия, то есть и тут и там речь идет о трех столетиях. Но если кодификация христианского учения совершалась соборным голосом всей Церкви, то в исламской традиции ничего подобного нет. Магомет был абсолютным диктатором и военным вождем, уложившим во множестве битв тысячи жизней. Боевой клич Магомета к бедуинским племенам Аравийского полуострова был: «Принимайте ислам, чтобы избежать смерти!». Иными словами, пишет Чамиех, «часто арабы вынуждены были принимать новую религию, не зная, что это такое ... и признавать Магомета пророком, не зная, в чем заключается его миссия. Все, что требовалось, это громко провозгласить: «Нет иного бога, кроме Аллаха, и пророка Его Магомета!» и согласиться уплатить налог в знак послушания и лояльности, чтобы считаться частью мусульманской общины (умма)»[8]. Такова была «проповедь» мусульманства с первых его дней и до завоевания им всего Среднего и Ближнего Востока, Северной Африки, значительной части Испании и Балкан. Вряд ли стоит еще доказывать несовместимость этой «проповеди» мечом и огнем с проповедью Христа и посланиями апостолов.

14-й стих 49-й суры Корана говорит: «Сказали бедуины: "Мы уверовали!". Скажи: "Вы не уверовали", но говорите: "Мы покорились"». А Христос говорит: «Познаете истину, и истина

549

освободит вас»[9]. Христианские богословы от апостола Павла до Григория Паламы и таких религиозных мыслителей, как Семен Франк и Николай Бердяев в XX веке, считают, что свобода во Христе — это сотворчество человека с Богом и обожение (по-гречески теозис): во Христе Бог воплотился в человека, чтобы человек обожился. Как далеко это от ислама, что в переводе значит сдача [в плен] и подчинение!

Как мы уже сказали, проповедь Магомета сопровождалась многочисленными войнами с избиением пленных. Благодаря завоеванию ряда соседних народов и взыманию с них дани исламское государство быстро богатело. Сам Магомет был весьма успешным торговцем и еще более успешным вождем и военачальником. Жил он в соответствии с исламским законом, преподаваемым им арабам: не иметь более одной жены, если не можешь их содержать, и не более четырех жен, если в состоянии их содержать; что касается наложниц, то их число не ограничивалось, и никаких обязательств по отношению к ним Коран не выставлял. У Магомета было 4 жены плюс наложницы.

Магомет (великий имам и халиф) не оставил по себе ни мужского потомства, ни завещания.

Не оставил он и правила замещения земного руководства исламом. Теоретически верховный имам или халиф устанавливается волей Божьей. Но на практике «власть в исламском мире берется силой и остается в руках того, кто сумеет ее взять и удержать»[10]. Поэтому политические убийства были нормой в борьбе за власть, которая тут же и началась между четырьмя его свойственниками через браки с его дочерьми. Из 4 халифов, правивших государством и религией, трое были убиты в междоусобных войнах.

Магомет был неповторимым явлением в истории ислама — Пророком-правителем. Наследники его этими свойствами и правами не обладали, хотя легитимность свою черпали из прямых или косвенных родственных связей с Пророком. Как указывает Чемиех, при жизни этих халифов никто их не обожествлял, видя их подсиживания и убийства

550

друг друга. Но последующие поколения исламских правителей мифологизировали эпоху четырех халифов (правивших в общей сложности менее 30 лет) до такой степени, что примерно где-то с IX или X века этих халифов или имамов считают святыми, непогрешимыми, никогда ни в чем не ошибавшимися, а эпоху Магомета и четырех имамов/халифов (в общей сложности каких-то лет 60) — золотым веком мусульманства, хотя эти десятилетия были временем почти беспрерывных войн и резни. На идеализацию этой эпохи опираются сегодняшние фундаменталисты и исламские возрождении всех оттенков. Этот мифологизированный «золотой век» и является утопией современного фундаментализма. Остальные тоталитаристские черты исламского фундаментализма мы рассмотрим ниже.

Шиизм несколько более мистичен, чем суннизм. Есть в нем и что-то вроде священства в лице аятолл. Согласно инициатору и вождю шиитской фундаменталистской революции 1979 года в Иране аятолле Хомейни страной должен править совет аятолл (улема) в качестве верховных соглядатаев мусульманской нравственности и правильного исполнения всех требований ислама, а также верховных руководителей стратегии и политики государства. Шиизм происходит от зятя и племянника Магомета Али, убитого в междоусобной схватке с другими претендентами на этот пост. Али признается суннитами 4-м халифом, после насильственной смерти которого у суннитов развивается традиция избрания имамов исламской общиной или улемой. Но строгих правил тут не было выработано, и убийства имамов, халифов и претендентов на таковые звания оставались почти повседневным явлением. Случаются они и в наше время.

Что касается шиитов (то есть почитателей Али), то они ведут отсчет имамов от Али, считая его первым имамом после Магомета и прямым заместителем-представителем Пророка. При помощи всяких натяжек шииты отсчитывают от Али еще 11 имамов, из коих кровная связь последнего, двенадцатого, имама, Магомета аль-Гасана, весьма спорна. Отец его, бездетный аль-Гасан ибн Али Аскар, был отравлен в 873 году в возрасте 27 или 28 лет. Двенадцатый имам родился через 5 лет после смерти «своего отца». Но шииты «делают»

551

Магомета аль-Гасана пятилетним в 874 году, когда он таинственно исчезает и cтановится сокровенным имамом, который должен в сроки, известные только Богу, восстать в качестве Махди, то есть Направляемого или Ведомого (Господом Богом, конечно) мессии, который поведет народ свой и представит его на Страшном суде. Все 11 имамов были убиты прямо или косвенно халифами, то есть верховными правителями тех земель, которые теперь составляют в основном Ирак, частично Иран, а временами Сирию и даже Восточную Анатолию.[11] Идею 12 имамов шииты берут из Книги Бытия Ветхого Завета, где Бог говорит Аврааму об Измаиле, рожденном от него служанкой, которую Сарра, жена Авраама, прогнала с ее сыном после того, как сама родила сына Исаака: «Я благословляю его [Измаила] ... двенадцать князей родится от него; и Я произведу от него великий народ» (Быт 17:20). Поскольку считается, что арабы произошли от изгнанного Измаила, 12 князей в толковании шиитов и есть 12 имамов. Легитимизация шиитами своих духовных вождей во что бы то ни стало через реальное или воображаемое кровное родство свидетельствует об отрицании классическими шиитами (имамитами) принципа выборности.

Сунниты как бо́льшие реалисты признали высшей духовной властью улему, то есть в какой-то степени выборный

552

совет духовных законников. Магомет умер, не родив сыновей. Шииты верят в существование Двенадцатого имама, сокровенного, которому предстоит восстать живым Махди, то есть мессией, или спасителем шиитов (подобно второму пришествию Христа, ожидаемому христианами). Если обожествление четырех имамов-халифов у суннитов носит не совсем официальный характер, то шииты официально признают 12 своих мистических и мифических имамов непогрешимыми и даже не имеющими греха[12].

Противоречивость текстов и их несовместимость друг с другом дают возможность опираться на ислам и «либералам», и ортодоксам, и фундаменталистам-революционерам, и реформаторам, и традиционалистам. Просто одни создают свои движения, опираясь на тексты Корана, отрицающие насилие и подчеркивающие милосердие по отношению к иноверцам (часто со ссылками на Христа), а другие используют стихи из Корана, требующие смерти, убийства иноверцев и изменников мусульманству. В противоположность Корану проповедь Христа подчеркивает инородность Церкви государству. В Его словах «воздавайте кесарю кесарево, а Богу— Божье», равно как в Его ответе Пилату: «Царство Мое не от мира сего» заложено то, что мы сегодня называем отделением Церкви от государства, принцип, пренебрежение которым в истории христианства и особенно в монархической России привело к таким плачевным результатам в XX веке!

Как говорит исламовед Бассам Тиби, «мы все еще не знаем, какими должны быть особые черты исламской государственности. Единственно, в чем мы можем быть совершенно уверенны, это что ислам является единством религии и государства, не меньше и не больше того»[13]. Однако четкой теории государства исламом так и не было выработано. Мусульманские государственники ломают голову над тем, как приспособить традиционный ислам к процессу модернизации,

553

захватившему весь мусульманский мир. Источники современных идей мусульманской государственности таковы: толкование отдельных сур и стихов Корана, записи изречений Магомета и отрывочные данные о том, как управляли мусульманской общиной непосредственные преемники Магомета. Проблема толкования Корана состоит в отсутствие общепризнанных авторитетов в этой области, в несогласии одних с толкованиями других. Сам Пророк был источником ряда законов и правил; Коран «рекомендует Магомету» пользоваться советом (улемы) в управлении, а его подданным — слушаться его. Что касается шариата (дословно: «прямой путь»), то хотя согласно исламу, он является откровением Бога Магомету, в действительности известны 4 источника шариата:

1. несколько стихов Корана, в которых речь идет о законах;

2. законодательные изречения, собранные в Сунне;

3. предания о жизни и поведении Магомета;

4. использование аналогии, то есть расширения какого-нибудь закона в случае отсутствия такового, непосредственно относящегося к данному делу.

Шариат — это не просто свод законов в европейском смысле этого слова. В нем есть правила относительно молитвы, семейной жизни, воспитания детей, отношения к старшим. Мусульманское государство должно следить за исполнением гражданами всех требований шариата[14]. Пакистан «решил» проблему мусульманской государственности следующим заявлением его улемы в 1954 году:

Однако, как комментирует Ахмед, права законоотправления признаются только за мусульманской улемои. Причем все исламские законы, принятые предыдущими поколениями, не могут быть изменены последующими поколениями, ибо согласно правоверным мусульманам все законы основаны на Откровении, «которое всегда верно и изменениям не подлежит»[15]. Из всего вышесказанного читателю должно быть понятно, что ислам — это не только и не столько религия, сколько всесторонний закон — закон, до мелочей регулирующий все стороны духовной, гражданской и личной жизни человека, включая и интимную его область.

Около X века исламское право постиг застой: законники пришли к заключению, что существующие законы и правила отвечают на все вопросы и рассуждать больше не о чем. На смену ижтихада, то есть независимых рассуждений, пришел таклид, то есть «безусловное принятие мнений предшественников»[16]. И такое положение в области шариата остается по сей день.

Ислам, как всякая религия, раскололся на множество течений, но подавляющее большинство мусульман мира — сунниты (правда, и внутри суннизма есть внутренние течения). Менее 10% составляют шииты, составляющие абсолютное большинство жителей лишь Ирана, Ирака и Азербайджана. В суннитском исламе в отличие от христианства нет таинств и нет рукоположенного священства. Фактически каждый

555

мусульманин имеет право облечься в соответствующие одежды, объявить себя муллой и возглавить молитвы в мечети. Мулла и прочие «чины» мусульманства — это духовные учителя. А высшими авторитетами в исламе являются мусульманские законники. Вероятно, именно из-за отсутствия высшего духовенства, за которым признавалось бы право возглавителей и толкователей Закона, в мусульманстве нет авторитетной экзегетики, и священные тексты Корана при всей сомнительной их подлинности остаются в первозданном виде и в той непоследовательности и противоречивости, о которых говорилось выше.

Ислам в историческом разрезе

Исламовед Юсеф Чуэйри делит историю ислама на несколько эпох. Первая эпоха начинается деятельностью Магомета и завершается покорением Константинополя в 1453 году. Уже примерно через 1,5-2 столетия после Магомета ислам сталкивается с византийской культурой, греко-римским миром Ближнего Востока и Северной Африки. Занимаясь активным исламским прозелитизмом, арабы вынуждены были познакомиться с греческой философией, воспринять ее понятия, логику и начали оперировать ими в борьбе за обращение завоевываемых народов в ислам. В эту эпоху исламская государственность вобрала в себя персидские административные нормы и турецкую военную структуру. Военизированию исламской государственности способствовали и крестовые походы XI—XIII столетий. Реакцией на эту военщину, на власть насилия было появление мистических суфитских орденов[17].

В эту эпоху ислам стал мировой религией, охватив собою колоссальную территорию от Балкан до Индонезии и от Северной Африки до Среднего Поволжья, Средней Азии, Сибири и Западного Китая. Наступлению ислама на Европу пришел конец после поражения войск Оттоманской империи у

556

стен Вены в 1683 году. Не имея сколько-нибудь прочной экономической и микрополитической инфраструктуры, держась только на своей военщине и вооруженном захватничестве (наследие традиции племенных набегов для наживы), после венской неудачи Оттоманская империя вступила в эпоху застоя и упадка, продержавшиеся вплоть до ее распада в итоге Первой мировой войны. Этот процесс так затянулся только благодаря соперничеству европейских держав, искусственно поддерживавших ее, чтобы не допустить усиления какой-либо из европейских держав за счет ее распада.

Все три мусульманские империи — Оттоманская, Индийская (где у власти были мусульмане) и Персидская — вступили в XVIII век в состоянии прогрессирующей технической, научной, культурной отсталости по сравнению с динамически развивающейся Европой. Это сознают наиболее выдающиеся представители исламских империй, и империи поворачиваются лицом к Европе. Это движение известно как Возрожденчество. Наиболее известным деятелем той эпохи был Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб (1703-1792), от которого и происходит ваххабизм. Но сегодняшний ваххабизм имеет мало общего со своим прототипом. Дело в том, что, хотя мусульманство зародилось на Аравийском полуострове, там оно так и осталось на весьма примитивном уровне. В то время как Оттоманская империя и Персия (которая к тому же обладала собственной древней культурой) впитали элементы греко-римской культуры, а мусульманство в Индии обогатилось индийской философией, в Аравии «процветала» смесь мусульманства с язычеством. И вот выходец из Аравии аль-Ваххаб занялся возрождением ортодоксального мусульманства. Ваххабизм объединил под своими знаменами несколько местных племен и их вождей. В это же время происходят аналогичные процессы в Индии, где представители ортодоксального ислама борются за очищение его от индуистских и буддистских влияний. В Северной Африке и даже далекой Суматре идет очищение ислама от местных языческих наносов. Контактам между мусульманскими деятелями столь отдаленных друг от друга стран способствуют европейская торговля, проникновение англичан в Индию, увеличившие возможности передвижения и переписки.

557

Осознание своей отсталости в результате растущих контактов мусульман с европейцами привело к движению реформизма и модернизма среди мусульманских интеллектуалов XIX века. Наиболее видными реформаторами были индийский мусульманин Сайд Ахмад Хан и египтянин Магомет Абдо. Посетив Францию и Англию в 1869-1870 годах, Сайд Хан пишет оттуда восторженные письма, в которых говорит, что англичане с полным правом могут называть индийцев тупыми хамами: «По сравнению с англичанами и их прекрасными манерами мы напоминаем грязных животных»[18]. Оба они преклонялись перед достижениями науки и техники Запада и отказывались видеть в европейцах «неверных». Другой их современник, Джамаль аль-Дин аль-Афгани, оправдывал даже западный империализм и колониализм. Перечислив часть колониальных захватов, он пишет: «На самом деле нельзя винить англичан и французов в этих действиях узурпации, агрессии и захвата... Это наука, которая повсюду демонстрирует величие и силу. Невежеству остается лишь повергнуться ниц перед лицом науки и подчиниться ей»[19].

Почему же после Первой мировой войны и в продолжение всего XX века мусульманский активизм становится столь агрессивно-враждебным по отношению к Западу? Во-первых, окончание войны и Севрский мир с Турцией обманули ожидания арабов. Дело в том, что англичане обещали арабам независимость от Турции за сотрудничество с союзниками в оттоманском тылу во время войны. Вместо независимости арабские земли, отобранные у Оттоманской империи, были поделены Парижским и Севрским мирными договорами между Англией и Францией, став их мандатными территориями, якобы под протекторатом Лиги Наций. Иными словами, они были отобраны у единоверческой Турции и подчинены «неверным» с мусульманской точки зрения и совершенно чуждым им западно-европейским государствам. Это был главный толчок для появления резко враждебного антиевропейского мусульманского фундаментализма,

558

равно как и для уже обсужденного в предыдущей главе секулярного панарабизма. Затем в результате создания Ататюрком националистического турецкого государства, в результате выигранной им войны с Грецией и проведенным обменом населения, а также в результате турецкого геноцида армян во время Первой мировой войны, послевоенная Турция потеряла 90% своей буржуазии, состоявшей почти исключительно из греков и армян. Это отбросило Турцию в промышленно-экономическом смысле лет на 50 назад. Поскольку довоенная Турция была самой экономически динамической страной мусульманского мира, ее послевоенный кризис, принявший почти катастрофические формы с началом мирового экономического спада, подорвал доверие к экономическому и политическому либерализму вообще, а особенно среди арабов, не очень разбиравшихся в тонкостях экономической науки.

Антизападнический фундаментализм: его зарождение, развитие, стратегия, цели

Ислам сегодня это примерно 1 миллиард 300 миллионов человек, причем в 53 странах мусульмане составляют абсолютное большинство населения, очень значительная часть которого весьма фанатична и настроена враждебно по отношению к миру христианской культуры, хотя в Коране о Христе, Деве Марии, апостолах, не говоря уж о ветхозаветных пророках, говорится с огромным почтением. «Об исламе, — пишет Тиби, — можно сказать, что как религия он не опасен, опасен исламский фундаментализм», который не следует путать не только с исламом как религией, но и с мусульманским традиционализмом. Хотя фундаменталисты «опираются на традицию, они ее используют в современном контексте». В виде примера Тиби указывает на то, как фундаменталисты перетолковывают шуру, которая на самом деле была неким племенным или клановым совещанием до мусульманских бедуинских язычников. Коран отдает должное этой доисламской традиции, указывая, что Пророку следует прислушиваться к «их» советам. «Они» согласно Корану — это люди, «которые избегают тяжелых грехов и неприличных действий

559

даже будучи во гневе, которые готовы прощать, послушны своему Господу, молятся и вершат свои дела, советуясь друг с другом». И вот на основании этих двух замечаний в Коране фундаменталисты толкуют шуру как исламский ответ на демократию и парламентаризм. Тиби подчеркивает, что слово «шура» означает всего лишь совещание, и в тех арабских странах, где она существует, она не имеет законодательного значения. Например, в Саудовской Аравии «шура» — это король и члены его большой семьи[20] с отдельными членами которой он может посовещаться перед принятием какого-то решения, а может и не совещаться.

Примером эволюции от западничества (того, что называлось мусульманским модернизмом) к фундаментализму является возникновение в 1928 году организации Братъя-мусульмане (впредь «БМ») (Ихуан аль-Муслимин). Его основатель, Гассан аль-Банна, начал свой путь в качестве ученика исламского модерниста Рашида Рида. Ко времени основания этой организации он был учителем в Измаилии на Суэцком канале, доходы от которого составляли чуть ли не 90% египетского бюджета. Уровень жизни в зоне канала был значительно выше, чем в остальных областях Египта. Кроме того, ничего не подозревавшая английская администрация канала подкидывала ему денег на школу, школьные принадлежности и на учеников, которых он интенсивно воспитывал в ненависти к англичанам и вообще к Западу, не гнушаясь английскими деньгами, поскольку лозунг «БМ» был: «цель оправдывает средства», то есть все способы борьбы, включая обман и терроризм, оправданы, если они способствуют делу подлинного мусульманства. А в 1941 году в Индии другой фундаменталист Мауляна Абуль Ала Маудуди основал, аналогичное «БМ» по взглядам, целям и стратегии. Мусульманское сообщество (Джамаати Ислами). Отделения «БМ» и «Джамаата» быстро распространились по всему мусульманскому миру.

Общеизвестно, что всемирный экономический кризис 1929-1930 годов породил глубокий кризис либерализма, принципов нерегулируемого свободного частнопредпринимательского рынка. Многим казалось, что исполняются

560

предсказания Маркса о неизбежном провале капиталистической хозяйственной системы и конце капитализма. Широко распространились идеи о необходимости сильной централизованной власти, контролирующей и регулирующей экономику. Ошибочно принимая экономический спад за конец либерального капитализма и неизбежность диктатуры, одна часть человечества склонялась к фашизму или нацизму, другая — к советской модели марксизма, тем более, что это была эпоха первых пятилеток, то есть крайне раздутого пропагандой сталинского «экономического чуда».

На основании мирового экономического кризиса оба фундаменталистских движения считали, что идеология ислама самодостаточна для мусульман и что им не следует подражать ни капиталистическому Западу, ни советскому безбожному марксизму. «БМ» и «Джамаат» призывали к борьбе против империалистического колониализма, особенно осуждая создание Израиля, который большинством арабов считается колонией Запада, сознательно вклиненной в исконно арабскую Палестину. В Судане, Сирии, Иордании, Саудовской Аравии и эмиратах, в Африке появились отделения «Братьев-мусульман». Отделения братского ему «Джамаата» появились в Индии, Бангладеш, Пакистане, Афганистане и Кашмире. Идеологи аль-Банна, Сайид Котб и Маудуди осуждали западный индивидуализм, либеральный национализм и особенно традиционное арабское политическое руководство за подражание западным моделям, чуждым исламу. Они отвергали деление стран по племенному или национальному признаку, утверждая, что весь мусульманский мир составляет единую общину (умму)[21]. Не случайно идеологи фундаментализма вскоре нашли много общего с фашизмом и нацизмом. Как и в случае с фашистским движением в тех странах Европы, которые находились в более-менее начальной стадии индустриализации,

561

мусульманские фундаменталисты увидели в фашизме, по словам Чуэйри, «идеальный образец для стран и общественных движений, ищущих путей преодоления экономической отсталости и вступления на путь культурного обновления[22]. Пронацистские настроения были широко распространены в предвоенном мусульманском мире и в начальной стадии Второй мировой войны, возможно, не столько по идеологическим причинам, сколько из ненависти к англичанам. Так, в Ираке фундаменталист Сайд Мохамад тщетно пытался организовать пронацистскую партизанскую группу с целью убийства британских граждан. Во время Второй мировой войны некоторые фундаменталистские деятели в Сирии и Ливане, а также в Египте, пытались контактировать с немцами в целях поражения западных союзников. Но вот кончилась война, и перед лицом арабов возникли две силы — США и Советский Союз. Колонии, протектораты и мандатные территории европейских держав одна за другой приобретали полную самостоятельность. Как указывалось в предыдущей главе, арабский мир, как и подавляющее большинство стран «третьего мира», склонялось к той или иной форме социализма. Не только «Баас», но и «Братья-мусульмане», и многие другие мусульманские группировки говорили о соприродности ислама социализму, указывая на такие характеристики ислама, как приоритет коллектива перед личностью, запрет на ростовщичество, племенную солидарность и размытость понятий частной собственности. Так, например, член сирийского парламента, лидер сирийской ветви «БМ» объявил в 1949 году о формировании Сирийского социалистического фронта и призвал противопоставить сирийско-советское сотрудничество американской поддержке Израиля. На вопрос о том, как можно совместить социализм с исламом, один из руководителей «БМ» ответил словами аль-Банны, что в мечети осуществляется лучшее соединение демократии, диктатуры, коммунизма и социализма. Коммунизм якобы в том, что даже последний нищий может занять любое место в мечети, и никто его оттуда не может прогнать; диктатура осуществляется имамом,

562

который диктует, как молиться, в какой позе и как себя вести в мечети; демократия в том, что каждый молящийся имеет право перебить имама и указать ему на ошибку, если тот ошибается, а социализм в том, что «мы проповедуем о необходимости предоставления каждому гражданину приличного жилья, достатка в пище и одежде, предоставления возможности получения образования и обеспечения социальной справедливости»[23].

Вот такими неубедительными натяжками исламско-социалистические идеологи пытались оправдать переплетение ислама с социализмом — будь то национал-социализм или коммунистический интернационал-социализм. Естественно, на практике ислам в этом соединении становился лишь весьма просвечивающейся завесой.

Однако центром «Братьев-мусульман» с его главным вождем аль-Банна был Египет. С 1936 года влияние организации начало распространяться далеко за пределами Египта, когда «БМ» сыграли видную роль в палестинском восстании против британских оккупантов и их политики поддержки сионизма и еврейской диаспоры. В Египте собирались пожертвования для палестинцев, писались ноты протеста британскому правительству, организовывались массовые демонстрации в поддержку палестинских братьев. Палестинское восстание и роль египетского отделения «БМ» предоставила аль-Банна наконец возможность выйти за рамки школьного и духовного учительства — двинуться в политику мусульманского реформизма. Его речи и памфлеты этого периода представляют собой попытку примирения ислама с современным миром. Он перерабатывает «под ислам» такие понятия, как национализм, патриотизм, конституционализм и социализм. Чуэй-ри считает его первым мусульманским деятелем, признавшим необходимым создать современную исламскую политическую партию с соответствующей всеобъемлющей программой. Его программа выдвигала идею создания всеарабского объединения, первым шагом к которому должно быть обретение Египтом полной независимости со включением в него Судана. По внутренним вопросам программа «БМ» была гораздо менее

563

определенной, выдвигая, однако, идею корпоративного государства (в стиле итальянского фашизма), высказываясь против классовой борьбы и активного профсоюзного движения. Классовые организации и общественные группировки должны подчиняться единому центру. Создав чуть ли не первую политическую партию в исламском мире, аль-Банна, однако, в своей программе называет политические партии элементом, дробящим общество, мешающим реализации национального единства и государственного внедрения учения Корана. Хотя мусульманские политики много и часто говорят о социальном равенстве, программа аль-Банна осуждала иностранные капитал и господство, обходя почти полным молчанием богатства и имения арабов.

Как и в нацистской Германии и фашистской Италии, кадры «БМ» состояли в основном из низших слоев средних классов — лавочников, студентов, мелких служащих, учителей начальных школ. С начала Второй мировой войны аль-Банна прилагал усилия к внедрению членов организации «Братья-мусульмане» в полицию и вооруженные силы. Внутри своей партии он создал Особую организацию, обучавшую своих членов пользоваться оружием. Избранные члены этой военной организации составляли группы головорезов-террористов, формировавшихся по модели немецких СА и СС. Их задачей было совершать политические убийства. После убийства ими египетского премьер-министра в 1948 году организация была запрещена, а аль-Банна казнен в 1949 году. Несколько тысяч членов «БМ» попали в тюрьмы.

Идеологическим преемником аль-Банна стал ведущий теоретик фундаменталистов, популярный писатель и религиозно-политический идеолог Сайд Котб. В отличие от самоучки аль-Банна Котб имел законченное высшее образование и даже провел два года в американских университетах. Из США, однако, он вернулся решительным ненавистником Америки и всего Запада — их секулярной цивилизации, которая — по его мнению, совпадающему в данном случае с марксизмом, — неизбежно приведет Запад и западный капитализм к полному загниванию и разложению.

Котб поддерживал офицерский заговор против короля Фарука и пришедшего к власти через некоторое время после

564

переворота Абделя Насера. Однако Котб вскоре разочаровался в диктатуре Насера: она оказалась слишком секулярной на его вкус, а дружба Насера с атеистическим Советским Союзом его совсем не устраивала. Фундаменталистские идеи Котба были восприняты антибаасистами в Сирии, а в Ираке действовал в том же духе шиит Магомет Бакир аль-Садр. Эти три страны стали рассадником мусульманского радикализма, который является реакцией мусульманства на проводившиеся в этих странах радикальные изменения исключительно светского характера. Речь идет о земельных реформах, индустриализации, принятии платформы территориально-племенного национализма, отрицавшегося панисламистами, социалистической общественно-экономической структуры и о введении госконтроля за религиозными учреждениями — от духовных судов до мечетей и исламских благотворительных организаций. На место некой панмусульманской теократической конфедерации или федерации, о которой мечтали фундаменталисты, приходит национализм, при возглавлении государств харизматическим диктатором (какой бы титул он не носил), подчиняющим религию гражданским целям и управляющим с помощью правительственной партии, как правило, единственно легальной.

Этот путь представлялся Котбу изменой мусульманству. Еще большую угрозу он видел в наступлении марксизма, росте влияния китайского и советского коммунизма, причем местные компартии активно сотрудничали с такими арабскими режимами, как Египет (пока Насер не пересажал их по тюрьмам и концлагерям), Сирия и Алжир, поскольку они якобы отстраивали некапиталистическую модель, ведущую к социализму, а там когда-нибудь — и к коммунизму. Режим аль-Карима Касима в Ираке пришел к власти в 1958 году при помощи компартии. Этот флирт был вскорости прекращен Кассимом, но он предоставил коммунистам достаточно времени для захвата руководства профсоюзами. В далекой, но мусульманской Индонезии в это время, казалось, побеждал маоизм. Но в 1965 году в результате совершенного сверху переворота было перерезано несколько сот тысяч коммунистов, чем и закончился «социалистический эксперимент» в этой стране.

565

Будущий вождь «Братьев-мусульман» Котб в начале 1950-х годов еще не состоял в этой организации. Не неся ответственности за «Братьев-мусульман» на этом этапе, он чувствовал себя свободным в критике режима, и, как он считал, искажений ислама. Послушание правителю, писал он, оправдано и обязательно только, если правитель управляет посредством шариата. Если правитель нарушает требования шариата, его права в отношении мусульманских граждан становятся недействительными.

Еще в монархическом Египте в 1950 году в результате смены правящей партии арестованные члены «БМ» были выпущены на свободу, и в печати появились сообщения о пытках, которым те подвергались в заключении. Котб использовал эти сообщения в своих писаниях для выпадов против демократии, которой прикрывалось правительство Фарука, утверждая, что она неприемлема в исламских странах, и настаивая на восстановлении абсолютной власти Корана и шариата в общественной, духовной и интеллектуальной жизни (признавая, однако, что Коран и шариат не имеют никакого отношения к точным и естественным наукам). Все кары по шариату — ампутация конечностей, публичное сечение плетью и публичные казни — Котб поддерживал. Против демократии Котб выступал, как и другие фундаменталисты, на том основаниии, что это якобы узурпация Божьей власти, изобретение законодательства человеком, в то время как законы могут исходить только от Бога. По индийскому мусульманскому фундаменталисту Маудуди и египетскому — Котбу — законодатели являются представителями Бога, их постановления ни в коем случае не должны выражать их собственную свободную волю или отражать желания большинства граждан. Создание человеком законов без опоры на Коран Котб приравнивал к идолопоклонству, из чего заключал, что секулярная демократия есть возвращение к языческому невежеству. Отсюда Котб делал вывод, что, поскольку властные структуры ограничивают религию сферой духовной жизни граждан, отрицая ее значимость в качестве социально-экономической и политической системы, все их действия и политика являются нарушением божественного порядка. Все это било не в бровь, а в глаз режиму Насера, который-де, прикрываясь исламом,

566

на самом деле подрывает его. Все это он считал сионистско-христианским заговором против ислама, который камуфлируется под некое модернизованное «возрождение» умеренного мусульманства. Он обвинял мусульманскую улему, сотрудничающую с насеровским и ему подобными полу-мусульманскими режимами, в измене Корану. Котб выступал решительно против исламского реформизма таких мыслителей как Абдо, который вводил рациональную логику в восприятие ислама. По мнению Котба, ничто сотворенное не может быть соучастником божественного. Ислам, подчеркивал Котб, есть безоговорочное подчинение Богу и изречениям Пророка как акт веры и послушания.

Индийский аналог Котба, Маудуди, писания которого Котб в значительной степени использовал, но, пойдя дальше в радикализме, писал, что Халифат — это представительство Бога на земле, делегированное Богом исключительно для выполнения воли Божьей. Его предписания и распоряжения являются самой чистой формой демократии. Это единственная политическая система, в которой общество в целом обладает правами и властью Божьего халифата. Маудуди называет подлинное исламское государство теодемократией, которое существует по воле граждан-мусульман. Однако поскольку исламское государство есть прежде всего идеологическая структура, полноправными гражданами его могут быть только те, кто полностью разделяют его идеологические установки. Все неверные — коль скоро они лояльны и послушны и чьи мужчины согласны платить особый подушный налог (жизю) — получают права граждан второго класса (дхимми, то есть защищаемое меньшинство). Интересно, Маудуди допускал в своем идеальном исламском государстве (Царстве Божьем по его выражению[24])

567

принципы всеобщего голосования по крайней мере для «верных», что было явной уступкой западному либерализму. Но поскольку речь идет об идеологическом государстве, и Маудуди постоянно оправдывает свое идеологическое государство ссылками на фашизм и коммунизм, то не надо далеко ходить, чтобы представить себе, что такое идеологическая исламская «демократия» на практике. Женщинам он предоставляет право голоса, но оговаривает, что место женщины — у домашнего очага, цитируя 4-ю суру, стих 34, который называет мужчину опекуном женщины, а также ссылаясь на изречение, приписываемое Магомету, согласно которому государство рухнет, если им будет управлять женщина. Из всего этого Чуэйри делает убийственный вывод:

«Итак, демотеократия Маудуди — это идеологическое государство, в котором законодатели не создают законов, граждане голосуют лишь для утверждения перманентности Божьих законов, женщины не смеют покидать свои жилища, чтобы не нарушить общественное равновесие, а иноверцы могут жить лишь в качестве инородного элемента, от которого требуется доказательство лояльности в виде денежной пени. Однако, когда ему это было выгодно, Маудуди шел на компромисс со своими принципами. Так, в 1965 году он поддержал кандидатуру сестры основателя Пакистана Аюб Хана на пост главы государства[25]».

Что касается египтянина Котба, то он был откровенно враждебен либерализму и многопартийности, которую он считал формой политеизма (многобожия). Ислам согласно Котбу самодостаточен и по своей сущности совершенен. Шура, о которой говорилось выше, в глазах Котба — совершенная форма государственного плюрализма. Котб осуждает марксизм за его материализм и атеизм, за то, что он «третирует человека как средство производства», ограничивая его интересы только материальными запросами. Поддерживая промышленное развитие страны, он одновременно осуждает прибыль, рост как противоречащие Корану. Аллах, пишет другой фундаменталист, пакистанский экономист Муфти

568

Магомет Шафи, благословляет торговлю, но не проценты с оборота. Все это превращает фундаменталистскую экономику в утопию.

Виновниками системы получения роста с капитала Котб считал евреев. Как и Гитлер, Котб верил свято в истинность «Протоколов сионских мудрецов» и в их стремление овладеть всем миром, хотя сам, как и прочие фундаменталисты, писал, что исламу как единственному истинному учению предстоит овладеть всем миром. Он считал, что кризисы нового времени — следствие серии глубоких нравственных провалов. Размывание либеральных ценностей и демократических институтов в капиталистическом обществе, считал он, неизбежно приведет к социализму. Хотя сам проповедовал исламский тоталитаризм, Котб предсказывал катастрофу таких тоталитарных доктрин, как марксизм, привлекательность которого уже в прошлом, в частности, из-за неудачи марксистской экономики. Что касается западного либерализма, то он идет на спад не по экономическим причинам, а в результате морального банкротства. В результате образовывается вакуум, который предстоит заполнить исламу.

Котб перенимает от Маудуди обновленную им доктрину джихада как священной войны против изменников мусульманству и за очищение мусульманского мира от псевдомусульман. Но целью джихада должна стать всемирная мусульманская революция, овладение всем миром (сравни с коммунистической мировой революцией). Для этого, учит Котб, следуя ленинской книге «Что делать?», нужны не массовые партии, а дисциплинированные отряды профессиональных революционеров-террористов. К 1954 году Котб становится редактором газеты возродившихся «Братьев-мусульман» (предположительно он вступил в эту организацию в конце 1951 года, когда она явно была в подполье). В том же 1954 году членом «БМ» совершено покушение на Насера, за что 6 членов «БМ» были повешены, тысячи попали в тюрьмы и концлагеря, в том числе и Котб, получивший в 1955 году 15 лет заключения. По ходатайству президента Ирака аль-Салам Арифа Котб вышел на свободу в 1964 году. Салам Ариф приглашал его в Ирак, но Котб отказался. В 1965 году после очередного покушения на президента Египта он был опять арестован, и в 1966 повешен

569

в числе многих других «братьев-мусульман». В 1964 году, будучи в заключении, он закончил и опубликовал книгу под названием «Вехи», в которой осуждал существующее мусульманское общество и исламские государства в неверности исламу, называя их гахили, то есть язычниками — то состояние, в котором бедуины находились до принятия ислама.

Котб погиб, но дело его живет в терроризме мусульманских фундаменталистов и фанатиков Чечни, Афганистана, Ирака, Ирана, Пакистана, Индонезии да и во множестве терактов в Египте, Палестине и даже в Америке. Для фундаменталистов Котб — не только великий теоретик-идеолог, но и «святой великомученик».

Мы не будем рассматривать каждую мусульманскую страну в отдельности, чтобы выяснять ее отношение к тоталитаризму. В следующих главах мы остановимся только на наиболее ярко выраженных исламско-тоталитарных структурах, а именно на революционном Иране и талибах Афганистана. В этой же главе мы хотели дать лишь общую картину тоталитарных устремлений и тенденций в мусульманском мире в целом, еще раз подчеркнуть проблему тоталитарного соблазна в религии.

Итак, что же, сближающее ислам с тоталитаризмом, мы обнаружили? Во-первых, идею мировой революции, мусульманский интернационал (наподобие коммунистического интернационала) как идеал и цель исламского фундаментализма, вдохновляемого, однако, определенными строками Корана. Во-вторых, в общественном устройстве — приоритет коллектива над личностью. В-третьих, цель оправдывает средства, допустимость террора, убийства неверных. Затем утопия как цель, утопия организации совершенного мусульманского общества, преображение среднего человека в мусульманского борца, готового на смерть и готового предать смерти любого, смеющего противостоять его идеалам или всего лишь публично заявлять о своем несогласии. И наконец идея полного подчинения мусульманско-правоверному правителю, то есть фактически признание за правителем непогрешимости, если он признан подлинным и правоверным мусульманином. В таком случае за ним признается совершенно неограниченная власть. И более того,

570

известное исламское изречение времен Оттоманской империи гласило: «Лучше много лет под властью несправедливого султана, чем день без правителя».

В этой главе мы говорили о связи тоталитаризма с мусульманским фундаментализмом в целом. Правда, некоторые исламоведы считают, что, поскольку ислам означает полную сдачу личности и полное ее подчинение Богу (а вернее, Корану), фактический отказ от своего «я», следовательно, ислам как таковой является тоталитарным учением. Однако между разными направлениями в современном исламе существуют значительные различия. Так, по существу, шиизм с его учением о 12 безгрешных сокровенных имамах и почти приравниваемых к ним по безграничности власти аятолл несет значительно более выраженный потенциал тоталитаризма, чем суннизм, хотя движение Талибан в основном суннитское. Так что все очень сложно и не поддается аккуратному раскладыванию по полочкам.

В заключение уместно привести предупреждение покойного профессора Лондонской школы экономических и политических наук Карла Поппера об опасности «ползучего» тоталитаризма в любой попытке идеологизации, опасности подстройки жизни страны, народа, личности под априорно сформулированную идеологическую схему подчинения всего и вся этой схеме-идеологии. Особенно опасна, по словам Поппера, комбинация идеологии и интеллектуализированной религии, религии, превращаемой во всеохватывающую идеологию, как в вышеприведенной цитате из пакистанского заявления[26].

571

Аннотированная библиография

Ahmed, Ishtiaq The Concept of an Islamic State. An Analysis of the Ideological Controversy in Pakistan. Doctoral Dissertation, University of Stockholm, 1985. Очень основательная диссертация, исследующая вопрос особенностей исламской государственности.

Burman, Edward The Assassins: Holy Killers of Islam. London, Crucible, 1987. Это исследование измаилитской секты шиизма и особенно ордена профессиональных убийц в нем, в значительной степени самоубийц, ибо они шли на убийство во имя ислама и с готовностью умирали за него. Ее содержание относится в основном к следующей главе, но, поскольку была цитата из нее в тексте этой главы, мы включили ее в эту библиографию.

Chamieh, Jebran Traditionalists, Militants and Liberals in Present Islam. Montreal, the Research & Publishing House. Очень живо написанная история ислама, начиная с описания быта бедуинов Аравийского полуострова до обращения в мусульманство в VII веке. Автор — по-видимому, сам мусульманин — не скрывает отрицательного отношения к фундаменталистам. Подчеркивая существование и либерального крыла в мусульманстве, он выражает надежду, что «...информация, представленная в книге, поможет исламским либералам сформулировать и распространить современную религиозную идеологию, которая омолодила бы ислам, привлекая к себе мусульманскую молодежь и противопоставляя ее регрессивной идеологии фундаменталистов». С этой целью автор особо выделяет те изречения из Корана, в которых положительно говорится о христианах, несколько затушевывая цитаты противоположного характера. Он обращает внимание читателя на примитивизм населения Аравийского полуострова в эпоху его обращения в ислам и на то, что интеллектуальное и культурное развитие арабов обязано главным образом встрече с Византией и ее христианской культурой по мере наступления арабских полчищ на Запад.

Choueiri, Youssef М. Islamic Fundamentalism. London, Pinter Publishers, 1990. О значимости этой небольшой книжки читатель мог уже догадаться по множеству ссылок на этого автора. Чуэйри блестяще анализирует и разъясняет феномен мусульманского фундаментализма, разделяя его на три подгруппы: возрожденчество XVIII века как попытка остановить

572

начало упадка Оттоманского халифата посредством обращения к духовным основам ислама; реформизм XIX и начала XX века — попытка обновления мусульманского мира посредством подражания Западу и западным политическим течениям; радикализм нашего времени — то, что принято называть фундаментализмом, с терроризмом «Братьев-мусульман» и пр. Каждое из этих течений опирается на те или иные тексты Корана, причем фундаменталисты используют Коран в качестве идеологии тоталитаризма нацистского типа.

Esposito, John L The Islamic Threat: Myth or Reality? Oxford University Press, 1995. Эспозито — ведущий американский авторитет в области политического ислама, ислама как политики. Как западный либерал он отрицает изначальную угрозу ислама западному миру, подчеркивает наличие в современном исламе либерально-демократических течений. Не преуменьшая значение исламского терроризма, он его как бы уравновешивает не менее значительными, как он считает, мирными и эволюционистскими течениями в исламе. Исламский терроризм он считает отчасти реакцией на несправедливость западного империализма и колониализма в прошлом.

Jansen, Johannes J. The Dual Nature of Islamic Fundamentalism. Cornell University Press, 1997. Автор считает исламский фундаментализм особенно опасным, поскольку «он является одновременно тотальной религией и тотальной политикой». Логика фундаменталистов следующая: «Правители нынешних мусульман являются ренегатами ислама, и законы, по которым они управляют, являются законами неверия. Долг мусульманина — установление исламского государства. Следовательно, долг мусульманина убивать предателей ислама, даже безоружных...». Так террор вменяется мусульманину-фундаменталисту в обязанность.

Lapidus, Ira М. Contemporary Islamic Movements in Historical Perspective. Berkeley, University of California Institute of International Relations. Краткий обзор современных исламских движений в контексте истории ислама. Учитывая краткость брошюры (количество страниц), это исключительно информативный справочник, составленный одним из крупнейших американских историков ислама.

Moosa, Matti Extremist Shiites — The Ghulat Sects. Syracuse University Press, 1988. Подробнейшее исследование шиитской ветви ислама

573

со всеми ее сектами и различиями. Автор исключительно систематичен в изложении материала, строг в отношении хронологии, разъясняет многие трудно понимаемые и воспринимаемые места и события. Собственно, книга принадлежит к следующей главе, но поскольку мы были вынуждены кратко остановиться на шиитах, то решили включить книгу в библиографию этой главы.

Moussalli, Ahmad S. Radical Islamic Fundamentalism: the Ideological and Political Discourse of Sayyid Qutb. Beirut, The American University, 1992. Книга посвящена личности, мысли и деятельности одного из главных и наиболее радикальных мыслителей и вождей исламского фундаментализма — египтянина Котба, казненного в 1966 году за участие в терактах «Братьев-мусульман», которых он возглавлял после казни его предшественника аль-Банна, и за то, что в своих писаниях он открыто призывал к убийству отступников ислама. Книга вводит читателя в мир современной радикальной мусульманской мысли. Автор подчеркивает новизну фундаментализма, ибо в историческом прошлом мусульманские законники выступали против мятежей и революций, призывая мусульман к подчинению победившему правителю (раз он победил, значит, это воля Божья). Теоретики же фундаментализма — от Маудуди до Котба — утверждают, что все посланники Аллаха были революционерами в этическом, политическом и экономическом смысле слова. «Революция в их толковании приобретает богословский и метафизический ... контекст ... становится [органической] частью ислама»[27].

Nuesse, Andrea Muslim Palestine. The Ideology of Hamas. Amsterdam, Harwood Academic Publishers, 1998. Если в предыдущей книге речь шла о творцах исламского фундаментализма, в этой книге молодой немецкий исламовед Андреа Нюссе анализирует идеи фундаменталистов в их практическом применении — воинственный палестинский Хамас. Она показывает, что на практике идеи Котба и Маудуди часто сильно отличаются от первоначальных высказываний их творцов. Так, несмотря на решительное осуждение демократии и национализма отцами фундаментализма, «Хамас» утверждает, что и то, и другое исконно свойственно мусульманству. Это по

574

преимуществу работа политологическая. Значительное внимание уделено арабо-израильским мирным переговорам и роли «Хамаса».

Piscatori, James, ed. Islamic Fundamentalisms and the Gulf Crisis. Chicago, American Academy of Arts and Sciences, The Fundamentalism Project. Это сборник из работ 9 специалистов по мусульманству и арабизму; 4 автора — арабы, остальные — арабисты различных западных стран. Все авторы — сотрудники научного центра по изучению исламского фундаментализма при Американской академии наук в Чикаго. Центральная тема книги — война в Персидском заливе и реакция на нее исламского мира. Хотя большинство арабских государств выступило против Саддама Хусейна, слова Саддама о том, почему от него требуют покинуть арабскую территорию (Кувейт), в то время как израильская оккупация Палестины считается в порядке вещей — эти слова вызвали всеобщее арабское одобрение и усилие антиамериканской реакции в арабском мире.

Robinson, Neal Christ in Islam and Christianity. The Representation of Jesus in the Qur'an and the Classical Muslim Commentaries. London, Macmillan, 1991. Автор — британский профессор религиоведения вообще и ислама, в частности, исследует образ Христа в Коране и вообще в мусульманской традиции. Согласно коранической традиции Бог периодически посылал на землю пророков, начиная с Адама и кончая Магометом. Христос согласно этой традиции был одним из самых великих пророков, уступая однако в значении Магомету, уникальное значение которого в том, что он был последним из пророков вплоть до конца летосчисления и Страшного суда, на котором Христос будет свидетелем обвинения против христиан, которых Коран (искажая троичность Бога в христианстве) упрекает в многобожии. Народ каждой религии мира предстанет перед судом со своим пророком — свидетелем обвинения. Автор указывает на разные толкования возникновения ислама. Так, согласно житию Магомета он был венчан христианским священником. И в Мекке, и Медине существовали христианские и иудейские общины, пока мусульмане их оттуда не выгнали (а большую часть перебили). Есть предположение, что Магомет был знаком только с несторианской и монофиситской ересями христианства, отрицавшими единосущность Христа Богу-Отцу и Его двуприродность.

575

Rodinson, Maxime Islam and Capitalism. Austin, University of Texas Press, 1981. Перевод с французского. Автор — французский марксист в области социально-экономического анализа (но не в области коммунистических политических систем). Книга рассматривает такие вопросы, как частная собственность и ее пределы в исламской традиции. Автор не в состоянии избавиться от идеологической предвзятости, связанной с его марксистскими убеждениями. Но в фактологическом отношении это весьма доскональное и авторитетное исследование.

Sidahmed, Abdel Salam and Ehteshami, Anoushiravan, eds. Islamic Fundamentalism. Boulder, Col., Westview Press, 1996. В этом сборнике под редакцией вышеназванных исламоведов собраны научные статьи 14 специалистов — как «этнических мусульман», так и западных исламоведов — по разным аспектам исламского фундаментализма. Преимущество таких сборников перед книгами одного автора в том, что читателю дается возможность ознакомиться с разными видениями проблемы. Естественно, статья обычно детально исследует какой-нибудь один аспект проблемы, нередко давая возможность читателю понять что-то, что могло бы остаться незамеченным и непонятым в обобщающем томе. Можно сказать, в монографии читатель познает лес, а а статье — отдельное дерево или два. Для настоящего познания предмета нужно то и другое.

Taheri, Amir Holy Terror. The Inside Story of Islamic Terrorism. London, Hutchinson, 1987. Исследование природы исламского терроризма. Автор предупреждает, с одной стороны, против отождествления ислама как такового с терроризмом, а с другой — против благодушно-либерального умаления этой проблемы. Он указывает на такие свойства ислама, которыми может оправдываться терроризм: «Царство ислама в отличие от Царства Христа должно осуществляться уже на этой земле и немедленно»; «Ислам не допускает понятия о религии как о частном деле личности»; страх Аллаха и угроза адского проклятия особо подчеркиваются в учении ислама. Цель ислама — захват и обращение в ислам всего мира. Ислам согласно учению фундаменталистов либо побеждает и подчиняет себе, либо терпит поражение, но не может мирно сосуществовать с неверными. Тахери замечает, что ни ирландским, ни южно-американским террористам в голову не придет выступать от имени Католической церкви, в то

576

время участник джихада убивает во имя Аллаха. В первую очередь террор направлен против исламских отступников, ибо надо сначала очистить свои ряды, а затем начинать борьбу за захват мира. Приводятся слова, приписываемые Магомету: «Убей непокорного до того, как он причинит вред тебе».

Tibi, Bassam The Challenge of Fundamentalism: Political Islam and the New World Order. University of California Press, 1998. Если Та-хери указывает на связи между фундаментализмом и мусульманством как таковым, его единоверец Тиби решительно заявляет: «Угрозой миру является не ислам, а исламский фундаментализм», который осуществляет «агрессивную политизацию религии во имя нерелигиозных целей». В противоположность этому он цитирует Коран: «В религии нет насилия». Тиби настаивает на разделении понятий «фундаментализм» и «экстремизм». Если фундаментализм — это политический ислам, то экстремизм — просто политическая диктатура тоталитарного типа, которая в целях политической конъюнктуры может оперировать и исламскими терминами, как это делали, например, Саддам Хусейн или Абдель Насер. Он предупреждает, что отождествление ислама с фундаментализмом только укрепляет ряды последних. Исламский фундаментализм в такой же степени против секуляризма, как, например, индуистский фундаментализм, но с той разницей, что стремление индуизма к теократии ограничивается географическими пределами Индии, а исламский фундаментализм стремится завладеть всем миром. Ислам как религия наднациональная, составляя сегодня 20% всего человечества, представляет собой главный религиозный и культурологический вызов западной (постхристианской) цивилизации.

Христианские и иудейские меньшинства в мусульманских странах именуются «народами Книги» и защищаемым меньшинством, с которых только взимается особый подушный налог (джизья), которому «верные» не подлежат. Христиан как верующих в Бога в трех лицах, Коран также называет «многобожниками». В отношении их (то есть многобожников) 5-й стих 9-й суры говорит: «...Избивайте многобожников,... захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте».

Chamieh, Jebran Traditionalists, Militants and Liberals in Present Islam, p. 66.

Chamieh. Jebran Traditionalists, Militants and Liberals..., c. 61—63.

После долгих размышлений я пришел к выводу, чтоб поскольку Коран — это прежде всего Закон, слово «законник» лучше всего подходит к мусульманским авторитетам, хотя в английских книгах по исламу употребляется термин Muslim judges, то есть исламские судьи.

Современному человеку может показаться странным, что мы говорим о всецерковной соборности Вселенских соборов, когда на самом деле за единичными исключениями это были соборы только епископата. Но надо иметь в виду, что, во-первых, епископы тогда были в каждом крошечном городке, то есть большинство епископов были теми, кого теперь называют благочинными. Во-вторых, епископы выбирались всем народом, так что они действительно, а не только формально (как в современной России), представляли всю полноту церковную.

Например, мифологизированное повествование детства Иисуса в одном из апокрифов, в котором маленький Христос лепит птичек из песка и превращает их в живых птиц.

Лк 1:1. Перевод еп. Кассиана (Безобразова). Лондон, Библейское общ-во, 1970. См. также: Niswonger, Richard New Testament. History, p. 99—113. Автор цитирует таких авторов начала II века, как Папиас, который свидетельствовал, что лично знакомый ему евангелист Марк говорил, что писал свое Евангелие со слов апостола Петра. Из Посланий мы узнаем, что евангелист Лука сопровождал апостола Павла в его миссионерских путешествиях. Из этих данных Нисуонгер заключает, что три синоптических Евангелия были написаны между 60-ми и 70-ми годами I века после P. X., а Евангелие от Иоанна — где-то около 90 года (вспомним, что Иоанн был, кажется, самым молодым из учеников Иисуса, так что в 90 году ему могло быть около 75 лет).

Чамиех, Джебран Указ, соч., с. 22.

Ин 8:32 (указ, перевод и издание).

Е. Burman Op. cit., p. 36.

Имена и судьбы первых 11 имамов: 1. Али убит в 661 году. 2. Его сын аль-Гасан отравлен в 670 году Умайядским халифом Суфьяном. 3. Второй сын Али аль-Гусейн аль-Шухада убит вместе с 72 своими последователями в Иракском городе Карбала в 680 году. 4. Али ибн-Гусейн аль-Абидин отравлен в 713 году. 5. Магомет ибн-Али отравлен в 732 году племянником умайядского халифа Гишама. 6. Джафар аль-Садык, как считают, отравлен Аббасидским халифом аль-Мансуром в 765 году. 7. Муса аль-Казым, как считают, был отравлен в тюрьме Аббасидского халифа аль-Рашида. 8. Али аль-Рида отравлен в 818 году. 9. Магомет ибн-Али аль-Таки отравлен своей женой — дочерью Аббасидского халифа аль-Мамуна в 835 году. 10. Али ибн-Магомет аль-Хади отравлен в 868 году Аббасидским халифом аль-Мутазз. 11. Аль-Гасан ибн-Али аль-Аскари (по названию города в провинции Самарры в Ираке) отравлен в 873 году в возрасте 27 или 28 лет.

См.: Matti, Moosa Extremist Shiites, p. 92—93.

Между этими двумя терминами есть разница. Так, папа Римский считается непогрешимым в принятии решений догматического характера, но в личной жизни, как всякий человек, он грешен.

Tibi, Bassani The Challenge of Fundamentalism., p. 163.

Ahmed, Ishtiaq Указ соч., с. 49—51. В XX веке доктрину аналогии разработал кровавый прокурор сталинских чисток Андрей Вышинский, посредством которой на смерть и в концлагеря отправлялись миллионы невиновных граждан, вполне невинные деяния, слова или поведение которых приравнивались такими натяжками к той или иной статье Уголовного кодекса.

Ahmed, Ishtiaq Указ соч., с. 84.

Там же. с. 52.

Этот феномен можно сравнить с появлением пустынножительного монашеского движения в христианстве в IV веке, который был реакцией на огосударствление и обмирщение Церкви.

Choueiri, Islamic Fundamentalism, p. 36.

Там же, с. 37.

Тиби Указ, соч., с. 29-30.

По этому пункту, как было указано в предыдущей главе, у арабов с мусульманами расхождение: секулярно-панарабистские движения видят всех арабов, вне зависимости от религии, единой нацией; мусульманские же фундаменталисты, равно как и традиционалисты, единой «нацией» считают весь мир мусульманства, вне зависимости от племенного признака.

Чуэйри Указ, соч., с. 58.

Чуэйри «Исламский фундаментализм», с. 58-59.

Кстати, по исламскому учению Царство Божье начинается уже в этом мире, и такого решительного разграничения между земной и загробной жизнью, как в христианстве, мусульманство не знает, поэтому и Царство Небесное воспринимается в таком «приземленном» понимании, как получение тех радостей и удовольствий, которыми данный верный мусульманин не успел насладиться в этом мире.

Чуэйри «Исламский фундаментализм», с. 111-112.

Выдающийся православный богослов, покойный протопресвитер Александр Шмеман считал, что религия как таковая является идеологизацией веры, использованием веры в земных, государственных и политических целях.

Указ, соч., с. 225.

577

Первые признаки разделения между суннитами (аал ал-сунна ва ал-джамаа, то есть народом обычая и общины) и теми, кого вскоре станут называть шиитами (то есть последователей Али — зятя Магомета) появились вскоре после смерти Магомета, когда, как говорилось в предыдущей главе, разгорелась фактически Гражданская война за власть.

Сунниты, а первоначально и будущие шииты, признавали халифат первых четырех имамов после смерти Магомета. Последним из них был Али, убитый в 680 году, которого сунниты признают четвертым и последним из «верно водимых» имамов, а шииты-двенадцатники — первым из 12 священных и непогрешимых имамов, придя к заключению, что все три его предшественника, — хотя они и были соратниками Магомета, — узурпаторы халифата. На вопрос о том, как же в этих условиях взаимных убийств и хаоса гражданских войн обрести Царство Небесное, спастись, эти две главные ветви ислама отреагировали по-разному. Сунниты пришли к заключению, что путь к спасению лежит через преданность и лояльность всех верных своей общине. Коль скоро община остается полностью верной распространению и соблюдению Закона (то есть шариата), ее спасение обеспечено вне зависимости от нравственных качеств глав общины (имамов, муджгахидов, мулл — как бы они ни назывались). Шииты же, известные также под именем алидов (от Али), будучи большими индивидуалистами, отрицали за общиной роль

578

всеспасительницы. Наблюдая значение индивидуальных качеств вождей воюющих между собой фракций, они пришли к выводу, что все решает харизматическая личность вождя. Харизматическим лидером был Магомет, владевший обоими мечами — физическим и духовным. Иными словами, для распространения ислама, обеспечения благополучия народа и духовного спасения нужен харизматический лидер. Но по какому признаку определять легитимность претендента на руководство народом Божьим? По признаку родства с покойным Пророком. И вот, в отличие от суннитов шииты решили, что ближайшим родственником был Али, приходившийся Магомету и племянником и мужем его дочери — Фатимы[1]. Тут началось уже создание мифов о чудесах, связанных с Али и Фатимой, которая в разных шиитских хадисах перевоплощается то в Деву Марию, то в Еву, а Али — то в Адама, то во Христа. Али приписываются слова, которыми он то приравнивает себя к Богу, то называет Христа своим дядей. Основное направление шиитов даже признает своеобразную троицу: Бог-Отец, Бог-Дух, он же Христос, и Али (по другой версии — Бог, Магомет и Али) с той разницей, что в обоих вариантах последние два лица троицы являются тварными, сотворенными Богом в качестве Своих помощников. Как считают историки ислама, шииты почерпнули этот взгляд на Троицу от таких христианских ересей как ариане, которые отрицали божественную полноту во Христе, называли его богом с прописной буквы как одно из творений Бога-Отца, то есть допускали возможность существования или создания Богом и других таких богов. По-видимому, первых христиан арабы-мусульмане встретили в соседних Ираке и Персии. Это были в основном несториане, которые отрицали возможность рождения Бога от человека — женщины Марии, называя ее Христородицей вместо Богородицы, этим как бы намекая, что Христос обрел божественную природу

579

после рождения. Надо сказать, что в Персии, Средней Азии и на территории нынешнего Афганистана распространению ислама предшествовали, помимо христианства, буддизм и зороастризм (огнепоклонничество). Элементы зороастризма вошли в такие секты крайних шиитов, как Носэйриты, Шемсииты, Кемериты, о чем свидетельствует их учение, что Али является источником утренней зари, создателем луны, и поэтому следует поклоняться солнцу. От буддизма шииты переняли веру в перевоплощение, что и отразилось на «перевоплощениях» Али, Магомета, Фатимы и пр. По их учению есть 7 категорий переселения душ:

Нэсх — переселение души в другое человеческое тело;

Мэсх — переселение в тело животного;

Фэсх — переселение в крупное растение;

Рэсх — переселение в мелкое растение;

Вэсх — переселение в грязь или мусор;

Кэшх— переселение в высохшее растение или солому;

Кэшшеш — переселение в насекомое.

Близко к перевоплощению по смыслу подходит древневосточное мистическое учение об оккультации — возможности человека по воле Божьей исчезнуть, как бы временно раствориться во Вселенной, что, несомненно, унаследовано от Буддизма с его идеей нирваны. Отсюда учение шиитов о Двенадцатом имаме[2], который якобы около 880 года в пятилетием возрасте исчез из подвала в иракском городе Ку фа, где он, по-видимому, находился под домашним арестом, поскольку царствовавшие тогда в Багдаде Аббасидские халифы (750-945), как и их предшественники Омейяды, правившие с 661 до 750 годы страной со столицей в Дамаске, видели в духовных вождях шиитов, имамах-алидах, потенциальных соперников — кандидатов на халифский трон. Это подтверждается и тем, что почти все они погибли непосредственно или косвенно от руки халифов, Дамасских или Багдадских.

Читателю уже должно быть ясно, что в шиитских верованиях присутствует сильное влияние языческого пантеизма.

580

К последнему принадлежит вера и в переселение душ, и в оккультацию, в которой якобы находится с 879 или 880 года Двенадцатый имам, который в 5-летнем возрасте перешел в оккультацию — исчез из видимого мира, но, по вере шиитов, не умер. Он появится тогда, когда это будет угодно Богу, восстанет из небытия в качестве Мехди, то есть мессии-спасителя, и поведет свой народ на последний бой с силами зла; после чего восторжествуют мир, справедливость, всеобщее благополучие и счастье. В конце этого периода придет Христос, и состоится Страшный суд с последующим райским бытием. Тут мы видим явное, хотя и искаженное, влияние христианства и взятые из мистического Откровения Иоанна Богослова образы царства Зверя, борьбы с ним и торжества хилиастического (тысячелетнего) блаженства. Ясно, что и 12 имамов аналогичны 12 апостолам.

Влияние христианства на шиитские секты этим не ограничивается. Так, носейриты, например, отмечают многие христианские праздники, в том числе Рождество, Богоявление (Крещение Господне), Вербное воскресение (Вход Господа в Иерусалим), дни Иоанна Крестителя, святых Варвары, Марии-Магдалины и пр. Есть у них и праздник воспоминания о Тайной Вечери с преломлением хлеба. Правда, в отличие от православных христиан вино они не смешивают с хлебом, а потребляют отдельно, и при этом в освященном вине, по их вере, символически присутствует бог Али. Этот обряд настолько серьезен, что, когда освящается вино для «тайной вечери», носейриты просят христиан, если таковые живут по соседству, удалиться на это время, чтобы не осквернить таинство. Как известно, в ортодоксальном мусульманстве потребление вина вообще запрещено, но не в указанных сектах шиитов. Шииты, однако, не приемлют реальность распятия Христа. На Него они распространяют свою веру в оккультацию. Так, в одной из их молитв есть такие слова:

Есть мнение, что носейриты и прочие близкие им секты — потомки христиан, обращенных в Средние века в мусульманство под религиозным, политическим и экономическим давлением исламского халифата, облагавшего христиан дополнительным тяжелым налогом, который многим, особенно крестьянам, был не под силу.

Сунниты по-разному относятся к шиитам. B IX-X веках они обвиняют шиитов в антропоморфизме — присвоении Богу человеческих характеристик и даже слабостей, утверждавших якобы, что грехи и преступления совершаются по воле Божьей (а не по попустительству человека, как считают христиане). Шейх ибн-Таймия в XIV веке называл шиитов бо́льшими врагами мусульманства, чем христиане и иудеи. Однако большинство суннитских авторов с XII до XX века признают мусульманами не только шиитов, но и такие их крайние секты, как алавиты со своими подсектами. По-видимому, со временем шииты попали под бо́льшее влияние суннитов, отрицающих схожесть человек с Богом, и шиитские богословы XVIII—XIX веков (например, шейх Ахмед аль-Ахсеи и его школа) утверждают совершенно обратное антропоморфизму. Для понимания чего-либо необходима схожесть познавателя с познаваемым. Таковой, утверждают шииты, нет между Богом и человеком, поэтому Бог совершенно непознаваем[4]. Казалось бы, это противоречит их доктрине оккультации и обожествления Али, как и всему учению об архитипах и промежуточных мирах.

Как указывает Момен, согласно шейху Ахмаду «Сокровенный имам находится не в каком-то укрывище на земле, но в мире архитипных образов. Прямое физическое соприкосновение с ним невозможно, но он может направлять истинно ищущего верующего на путь познания божественных тайн»[5].

На протяжении почти всей своей истории шииты были в той или иной степени притесняемым меньшинством в странах, управляемых суннитами, за исключением Персии (Ирана), где в X— XI веках правила иранская шиитская династия Бойидов, которую сбросили турки-сельджуки, захватившие весь район от Средней Азии до восточной Анатолии и Сирии во второй половине XI века, что было ударом для шиитов. Постепенно, однако, положение менялось в их пользу. Режим сельджуков становился терпимее по отношению к шиитам, шиитская улема активизировалась в области апологетической литературы и проповеди, а в Ираке и Сирии эмирами были шииты. Только в начале XVI века к власти в Персии приходит туркменская династия Сефевидов, исповедовавшая смесь шаманизма с шиизмом. Будучи иноплеменниками, Сефевиды поняли, что им необходимо принять господствующую религию, чтобы ассимилироваться и быть принятыми иранцами. Так они избрали шиизм «двенадцатников», который был гораздо ближе к суннизму, чем туркменская версия шиизма и чем различные секты Крайнего шиизма. К тому времени от первоначального шиизма в Персии осталось очень мало. Сефевидскому правительству пришлось выписывать арабских богословов, чтобы возродить «чистый» ислам в стране. Только к концу XVI века в царствование шаха Аббаса шиизм прочно становится национальной религией Персии, включая Ирак и Азербайджан. Тогда же устанавливаются границы между Персией, с одной стороны, и Афганистаном и Турцией, с другой, которые в основном

583

сохраняются по сей день. Это границы не по национальному признаку, а по религиозному — между шиитами и суннитами. Почти во всем остальном мусульманском мире шиизм остается в меньшинстве, часто преследуемом, а в Оттоманской империи XVI века даже физически уничтожаемом. Это положение развило в поведении шиитов традицию сокрытия своих убеждений и особенностей своей религии. В отдельных сектах шиизма, например у алавитов-носейритов, используется тактика диссимуляции. Так, попав в среду суннитов, они подделываются под них, выдают себя за суннитов и симулируют совместную молитву с ними в мечети, но, проделывая все необходимые внешние действия, про себя они вместо произнесения положенных суннитских молитв просят у Бога проклятий на суннитов. Другой характерной чертой коллективного поведения шиитов, вызванной их историческими судьбами[6], является шараханье между двумя крайностями — от фаталистического квиетизма до революционных взрывов и мятежей. Пример тому — восстание 1977-1979 годов, приведшее аятолл к реальной власти в Иране.

Самым ранним восстанием шиитов, вероятно, надо считать мятеж против тирании Омейядов 747 года, которым воспользовались Аббасиды, став во главе Дамасского халифата и установив тираническую власть, от которой шиитской умме было не слаще, чем при Омейядских халифах. Затем было много других. Некоторый конфуз в мире шиитов был в отношении дат восстания Мехди, который должен положить конец испытательному сроку шиитов, осуществить «светлое будущее». Согласно Пятому имаму аль-Бекиру имам Али говорил, что этот рай земной должен был наступить через 70 лет. Неосуществление этой мечты ал-Бекир объяснял Божьим наказанием за убийство аль-Гусейна (сына Али, в день предполагаемой годовщины которого шииты по сей день устраивают процессии самоистязания), в результате чего Бог скрыл день, когда восстанет Мехди.

Согласно шиизму, мир не может существовать без имамов, и оккультация (сокровение) имама Мехди совсем не означает

584

его полного исчезновения. От его имени правят его представители или ставленники, тоже именующиеся имамами, непогрешимыми и безгрешными. Мы уже видели, что шииты не признают выборного начала. Откуда тогда берутся имамы? Их назначают их предшественники из числа своих учеников, духовно направляемые в своем выборе сокровенным имамом Мехди. Через них всем миром правит невидимый Двенадцатый имам Мехди. Имамы — муджтахиды, то есть знатоки шариата, будучи воплощением веры, не только знают Закон, но через них миром управляет невидимый Мехди. «В каждом поколении, — пишет исламовед Муса, — один, самый авторитетный, имам правит всей мировой шиитской общиной от имени Мехди, и подавляющее большинство шиитов верит в то, что таким голосом невидимого имама являлся до своей смерти аятолла Хомейни, а после него — назначенный им преемник-аятолла, что в переводе значит «знак Божий»[7].

Шииты и политика: шииты, современный мир и Хомейни

В классическом исламе нет иерархии духовенства. В восточно-арабском мире существует градация между муллами и имамами. Муллы — это малообразованные, а часто почти неграмотные священнослужители, проводящие моления в мелких сельских или частных мечетях, знающие только ритуал молений и их тексты, а имамы, как правило, обладают не менее, чем средним духовным образованием, выпускники медресе, а то и высших богословских школ, служат в больших городских мечетях, преподают ислам в школах и университетах, состоят в улемах — духовных советах. В общем, если первых можно сравнить с нашими сельскими батюшками, то имамов — с епископами. Однако в этой структуре, в отличие от христианской, нет иерархического подчинения. Муллы и имамы существуют сами по себе. Фактически любой грамотный мусульманин, знающий мусульманские молитвенные законы и имеющий представление об учении Корана, имеет право стать во главе мечети или открыть свою мечеть и в ней руководить всем религиозным обиходом. У западных арабов

585

(Магреб) нет и такого различия. Имам — это и сельский начетчик[8], и глава улемы. Некоторые намеки на иерархичность «духовенства» существуют у шиитов, особенно в Иране с его аятоллами. Но это исключение.

Попытка централизовать мусульманскую духовную организацию с неизбежной иерархичностью — главная улема в столице, затем областные духовные управления и т.д. — характерна для XX века с появлением и развитием централизованных мусульманских государств. Характерно, что только в Иране инициатива создания иерархической структуры ислама исходит от духовенства. В остальных странах (в том числе в Советском Союзе и в постсоветской России) инициатива структуризации ислама исходит от правительств этих стран: сильной государственной власти легче иметь дело с централизованной религиозной организацией, в которой руководство отвечает перед государственной властью за действия и поведение всех организаций и молитвенных групп данного исповедания, чем с разрозненным конгломератом молитвенных ячеек, разбросанных по всей стране и ответственных только перед Богом.

Естественно, что в этом процессе иерархизации и централизации религиозных организаций цели духовного руководства радикально отличаются от целей правительства. Там, где инициатива исходит от духовенства (будем этим словом называть и исламских законников — имамов), преследуется теократическая цель. Там, где инициатором является государство, преследуется цель огосударствления религии, подчинения ее государству и исполнения религией государственных задач. Оливье Руа считает, что политический (суннитский) ислам проиграл борьбу за власть с государством, не сумел нигде построить подлинно теократическое государство, поскольку ни одно мусульманское государство, кроме современного Ирана, никогда не возглавлялось мусульманским духовенством. А государство запросто расправлялось с неугодными ему и слишком влиятельными муджтахидами и

586

имамами. Даже в первые десятилетия XX века немало их было казнено за критику шаха и его политики. Не имея иерархической структуры и не делая разницы между «мусульманским» государством, «мусульманской» нацией и мусульманской религией, вожди ислама не заметили, что не они управляют государством, а государство ими. При отсутствии у мусульман организации как таковой все «заклинивается» на личностях и разрозненных мусульманских общинах (уммах). Руа указывает на «нищету исламской мысли по вопросам политических институтов, что поразительно, учитывая то значение, которое ислам придает политике», тем более, что такие ведущие идеологи ислама XX века как Маудуди, Ахмед и др. подчеркивают, что «мусульманину невозможно успешно вести исламский образ жизни в государстве с неисламским образом власти»[9]. Правда, и при власти, которую исламские идеологи признают исламской, например, при власти Сефевидов, глава иранского духовенства, садр, был придворным чиновником, и улема была придворным учреждением, подчиненным правительству. А вопрос, каким должно быть исламское государство в современном мире, остается без ответа, поскольку в положительном смысле эта тема не разработана (за исключением, быть может, требования соблюдать законы шариата, в том числе ампутацию конечностей, запарывание осужденных до полусмерти и самое широкое применение смертной казни). Идеологи мусульманского фундаментализма отказываются признавать подлинно мусульманскими почти все правительства мусульманских стран нашего времени. Тут следует признать прямо-таки революционный сдвиг, совершенный в Иране Хомейни. По словам Руа, он «впервые определил условия власти мусульманского духовенства в государстве». Правда, у феномена Хомейни есть некоторая предыстория. Как и в истории русского православия, так и в Иране политическая роль и власть религии в стране обратно пропорциональна силе государственной власти. Так, политизация иранского шиитского духовенства начинается в конце XIX века с ослаблением Кажарской династии шахиншахов в связи разделением Ирана (Персии) на сферы влияния

587

между Великобританией и Россией, против чего раздался голос протеста со стороны шиитского духовенства. В 1891 году аятолла Ширази протестует против британской табачной монополии. В 1906 году большинство членов улемы активно участвует в конституционном движении Ирана и Ирака, очевидно, надеясь, что национальный парламент окажется оперативнее в защите национальных интересов, чем безвольные шахи. После Первой мировой войны и до 1978 года включительно шиитское духовенство стоит во главе борьбы против западных монополий, против невыгодных для Ирана условий британской нефтяной концессии и т. д.

Победа конституционалистов в 1909 году заставила последнего шаха Кажарской династии Магомета Али отречься от престола, и в стране была создана своеобразная теократическая республика, в которой все решения парламента требовали одобрения комитета пяти муджтехидов. Шиизм «двенадцатников» провозглашен государственной религией. Противники конституционализма были казнены, в том числе один из шиитских авторитетов шейх Нури, реабилитированный Хомейни в 1979 году за его защиту шариата. Но в 1923 году к власти пришел Рида-хан Пехлеви, двумя годами позднее провозгласивший себя шахиншахом. Для него образцом был Ататюрк, следуя примеру которого, он запретил женщинам носить чадру и паранджу, ввел солнечный календарь вместо лунного, открыл первый в стране гражданский университет по западному образцу и начал создавать сеть гражданской системы среднего образования. После свержения Риды-шаха Великобританией и Советским Союзом в 1941 году из-за его прогерманской ориентации, на трон был возведен его сын Магомет Реза-шах, который продолжал реформы западного образца, правда, уступив традиционалистам в том, что разрешил ношение паранджи и чадры, восстановил Рамадан. Однако он явно вел европейский образ жизни, показывал свое, в лучшем случае, безразличие к исламу.

Новая вспышка панисламизма в исламском мире явилась как реакция на секуляризм и государственный национализм шаха Ирана и египетского правительства.

В 1959 году ректор самого авторитетного суннитского богословского научного учреждения — Каирского университета

588

Аль-Ажар — выпустил фетву, признавшую шиизм двенадцатников легитимным исламским законом.

В 1961 году умер самый авторитетный аятолла Ирана, Буруджирди. Пользуясь междувластием в улеме, шах совершил государственный переворот: распустил парламент и отменил парламентские выборы. В 1963 году начал свою Белую революцию, включавшую в себя земельную реформу с выделением средств на модернизацию крестьянских хозяйств за счет некоторых отчислений из налогов на помещиков; поддержку частного предпринимательства и рыночной экономики; создание широкой сети государственных школ, медпунктов в селах и городах и прочих реформ. Отрицательная сторона этих реформ была в политическом режиме жесткой диктатуры, предоставлении почти неограниченных прав органам безопасности (САВАК), применявших жуткие пытки, широком применении смертной казни как официальной, так и неофициальной, исчезновении оппонентов режима шаха. Среди таковых был и сын Хомейни, предположительно уничтоженный САВАКом.

Шах делал упор на иранский национализм вместо исламского интернационализма. Апофеозом этого направления было торжественное празднование мифического 2500-летия Персидской империи в 1971 году с возведением для этой цели макета воображаемой древней столицы Персиды — Перси-полиса. Трата миллиардов долларов на это празднование в стране с преобладанием полунищего населения была бестактным и фатальным вызовом и левым, и правым кругам страны. Пропаганда левых делала упор на социальную несправедливость и возмутительность такого расточительства, пропаганда правых обвиняла шаха в его чуждости и враждебности религиозной культуре страны. Так это торжество явилось лебединой песней последнего шаха из династии Пехлеви.

Но первыми действиями, приведшими к революции 1978-1979 годов, были бурные демонстрации 1962-1963 годов против секуляризационной политики шаха, организованные руководителями улемы, на что шах ответил арестом четырех аятолл, в том числе, самых авторитетных и популярных аятолл Шериатмедери и Хомейни. Последний отличался

589

особенно резкими нападками на шаха, чем завоевал себе сразу колоссальную популярность в народе. Между прочим, первое открытое письмо с критикой безнравственности государственной жизни, исходящей от Пехлеви, написанное Хомейни, относится еще к 1944 году. В 1963 году Хомейни был приговорен к смертной казни, от которой он был спасен остальными аятоллами, провозгласившими Хомейни аятоллой аль-Озма, то есть величайшим знаком Божьим. Духовного вождя с таким уникальным титулом шах казнить не решился и выслал его за рубеж. С тех пор и до переворота 1979 года Хомейни вел из-за границы бескомпромиссную пропаганду против шаха. В течение следующих полутора десятилетий его статьи и листовки ходили по рукам (иранский «самиздат»), а портреты постоянно появлялись на стенах и заборах по всей стране. В этот период шах разворачивает свои реформы, а к концу своей власти пытается остановить революционный процесс некоторыми уступками населению — отменой или сокращением практики пыток, освобождением значительной части политзаключенных, некоторыми послаблениями цензуры, «приручением» части улемы. Одновременно он начинает создавать религиозную структуру, независимую от улемы, подчиненную государственной бюрократии. Также шах ведет переговоры с исламскими кругами о реформировании улемы. В духе реформ Петра Великого и Прокоповича шах находит двух послушных себе муджтахидов — аятоллу Мехдеви и Аллема Вехиди. Параллельно с медресе и сельскими школами улемы шах создает Корпус грамотности Белой революции, чьи сотрудники преподавают в народных школах версию шиизма, угодную шаху.

В исламских кругах в это время обсуждались вопросы осовременивания улемы с тем, чтобы она стала способна противостоять проникновению в исламскую культуру западного материализма. Оппозиционная шаху часть улемы в это время развивала подпольную подрывную деятельность против режима шаха. В 1977 году возродился Национальный фронт, который возглавлял в 1950-х годах Мосаддек, протестовавший против невыгодных для Ирана условий концессий британских нефтяных компаний — их налоги британскому правительству значительно превышали суммы выплат

590

Ирану за выкачивание и продажу его нефти! Открытое письмо Национального фронта шаху, резко осуждавшее его методы управления и, особенно вопиющие нарушения прав человека, стало одним из самых влиятельных и зажигательных документов «самиздата». Шах настроил против себя всех, и революционное движение 1970-х годов объединяло так называемую религиозную оппозицию, которая состояла как из лиц, получивших образование в традиционных шиитских школах, так и из тех, кто получил современное секулярное образование западного типа в Иране или на Западе, выражавших в исламской терминологии вполне современные взгляды, а также леволиберальных ветеранов Национального фронта, социалистически настроенных студентов, начитавшихся Маркса, Ленина, Мао и Режиса Дебре и даже подпольных боевиков, делившихся на исламских моджахедов и боевиков коммунистической партии Тудэ. После опубликования в Париже осенью 1978 года руководителем Народного фронта Санджаби и аятоллой Хомейни совместного заявления о том, что основными принципами движения являются ислам и демократия, Хомейни был признан вождем этой пестрой коалиции.

Правительство пыталось дискредитировать Хомейни, называя его в своей пропаганде 1978 года агентом колониальных держав, пришельцем из Индии, якобы подкупленным британским правительством, чтобы подорвать правительство шаха и привести страну к катастрофе. Но правительство шаха было слишком непопулярно, а авторитет Хомейни — слишком высок, чтобы эта пропаганда имела какое-либо воздействие, кроме отрицательного, для самого же правительства.

Разочарование наступило после изгнания шаха в январе и прихода Хомейни к власти в феврале 1979 года, когда он отказался включить слово «демократия» и в название иранского государства, и в конституцию под предлогом того, что «демократия» — западное понятие, чуждое исламу. Но дело не только в словах. Придя к власти, Хомейни установил жесткую диктатуру с пытками и расстрелами. В 1984 году по его приказу было расстреляно 95 членов шиитской улемы за то, что они сотрудничали с режимом шаха. К 1986 году около двух миллионов иранцев, то есть 5% населения, превратились

591

в беженцев в странах Запада, а если считать, что это была почти сплошь интеллигенция, которая и так является очень небольшой группой в населении страны, то, вероятно, можно считать, что бежало из страны более половины представителей среднего класса. Террор преданной ему Партии Аллаха Хомейни оправдывал следующими словами:

Итак, Хомейни создал своеобразное теократическое государство. А как насчет его легитимности? Дело в том, что согласно шиитам-имамитам не может быть на земле полностью легитимного правительства, пока Двенадцатый имам находится в сокрытии (в отраженном мире). Все правительства в этих условиях носят временный характер, все они узурпаторы, делящиеся лишь на узурпаторов добрых и недобрых. Однако с победой исламской революции в Иране и приходом к власти Хомейни большинство шиитов считает его подлинным Викарием имама Махди. С ним как бы закончилась эпоха узурпаторов.

Таким образом, в шиизме вопрос власти является не только политическим, но и религиозным вопросом[11]. Хотя, согласно исламу не может быть исламского общества вне исламского государства. Сунниты так и не сумели определить, каковым, собственно, должно быть исламское государство, кто вправе определить это понятие и добиться того, чтобы оно стало общепринятым в исламском мире. Для шиитов

592

Хомейни нашел ответ на этот вопрос. Поскольку в шиизме в отличие от суннизма существует высшая духовная власть в лице главного аятоллы, ему должна быть подчинена и государственная власть. На языке Хомейни это власть «доктора» шариатского закона, что напоминает учение Платона относительно власти философов или Жан-Жака Руссо с его властью мудрецов.

Историческая практика показывает, что это рецепт абсолютного тоталитаризма: отрицание свободы личности, полное ее подчинение авторитету, установленному сверху, и все во имя утопии — царства сокровенного имама и земного рая, который он якобы возведет. XX век дает достаточно примеров, как «земной рай» оборачивается адом.

Аннотированная библиография

Burman, Edward The Assassins. Holy Killers of Islam. London, Crucible, 1987. История ордена убийц или самоубийц в Седьмишной секте шиизма. Это был особый орден джихада в первоначальном значении этого слова, а именно в готовности принести себя в жертву во имя ислама (вернее, данного течения), причем исход этой жертвы в виде собственной гибели или в виде убийства по заказу имама не был обязательно связан с прямой целью победы: главное — быть готовым погибнуть во имя Аллаха, а реальный результат — дело второстепенное. Легко протянуть ниточку логического развития от этого ордена убийц к сегодняшним мусульманским «камикадзе», погибающим вместе со своими жертвами. Автор раскрывает связи, даже сотрудничество и взаимовлияние деятелей этого странного ордена с рыцарскими орденами времен Крестовых походов X—XII столетий. Орден этот назывался хашиши (быть может, это название связано с одурманиванием себя гашишем для обретения смелости в совершении «мокрых дел»). От этого слова произошло французское слово assassin, то есть убийца.

Cole, Juan R. and Keddie, Nikki R., eds. Shi'ism and Social Protest. Yale University Press, 1986. Сборник научных докладов 11 специалистов по шиизму. Для нашей темы наибольший интерес представляет статья Ричарда Коттама «Иранская революция»,

593

поскольку автор сравнивает революцию и режим Хомейни с европейским фашизмом, гитлеровским нацизмом и фашизмом Перона (Frontajusticialista) в Аргентине 1940-1950 годов.

Halawi, Majed A Lebanon Defied: Musa Al-sadr And The Shi'a Community. Boulder. Cl., Westview Press. Доскональное исследование истории и нынешнего положения шиизма в многонациональном и полирелигиозном Ливане. К нашей теме имеет косвенное отношение, поскольку герой книги, духовный вождь самой большой религиозной группы Ливана Муса аль-Садр, предательски убитый по приказу Кадафи во время его визита в Ливию, был родом из Ирака, и его деятельность была неразрывно связана с шиизмом Ирана и Ирака.

Halm, Heinz Shiism. Edinburgh University Press, 1991. Краткая, но по-немецки добросовестная в научном смысле история шиизма от Али до 1990 года, с колоссальной библиографией. Автор отвергает распространенное среди суннитов обвинение шиитов в монгольском нашествии в Иран и соседние арабские земли. Вопрос нашествия решался Богдыханом, а не шиитами. Однако Аббасидские халифы так жестоко эксплуатировали и притесняли шиитов, что отдельные шииты содействовали свержению Аббасидов монголами, режим которых оказался мягче аббасидского там, где шииты не оказывали им сопротивления.

А. В. Карташев «Вселенские соборы». М., Республика, 1994. В этой работе знаменитого церковного историка подробно рассматриваются и объясняются ранние ереси, в том числе, ариане и несториане.

N. R. Keddie Roots of Revolution: an Interpretive History of Modern Iran. Yale University Press, 1981. Заглавие книги говорит само за себя: «Толковая история современного Ирана». После краткого исторического обзора истории Персии до XIX века автор излагает историю и судьбу Персии/Ирана последних двух столетий с особенно подробным анализом переворота Хомейни и его источников, как и источников антизападных настроений в Иране, в чем он обвиняет колониальные державы, особенно Великобританию и, отчасти, дореволюционную Россию. Интересен его анализ шиизма как религиозно-политической доктрины.

Kramer, Martin, ed. Shi'ism, Resistance and Revolution. Boulder, Cl. Westview Press, 1987. Сборник научных докладов 16 авторов под такими рубриками как: «Шиизм, Ислам и Запад», «Иран:

594

шиизм и революция», «Ирак и Персидский залив: между шиизмом и арабизмом», «Ливан и Сирия: протест обездоленных», «Южная Азия: шиитские рубежи». В последней рубрике рассматриваются Иранская революция и афганское сопротивление Советском Союзу, шиитское меньшинство в Пакистане и шииты в Индии.

«Мифы народов мира», в Энциклопедия. Ред. С. А. Токарев. М.. 1992. Статьи о буддизме, нерване и пр.

Momen, Moojan An Introduction to Shi'ism. Yale University’ Press, 1985. Подробнейшее исследование шиизма, в первую очередь главного течения, так называемых «двенадцатников». Рассматриваются также секты так называемых «Крайних шиитов», как то: «седьмерики — измаилиты», алавиты и пр. Книга написана с явной симпатией к исследуемому предмету. Автор, по-видимому, сам происходит из шиитской среды или по крайней мере из того географического района, чувствуется понимание шиитов изнутри.

Moosa, Matti Extremist Shiites. The Ghulat Sects. Syracuse University Press, 1988. См. библиографию к предыдущей главе.

Roy, Olivier The Failure of Political Islam (перевод с французского). Harvard University Press, 1994. Тема книги ограничена анализом вопроса, что такое мусульманская государственность. Автор утверждает, что, во всяком случае, сунниты, даже крайние фундаменталисты, до сих пор не нашли ответа на этот вопрос. Не имея централизованной и иерархической структуры, политический ислам суннитов не состоялся в отличие от теократии моджахедов в шиитском Иране Хомейни.

Taheri, Amir, Holy Terror. The Inside Story of Islamic Terrorism. London, Hutchinson, 1987. См. библиографию к предыдущей главе.

Tibi, Bassam The Challenge of Fundamentalism: Political Islam and the New World Order. University of California Press, 1998. См. библиографию к предыдущей главе.

Sachedina, Abdulaziz Abdulhussein Islamic Messinaism: the Idea of Mahdi Twelver Shi 'ism. State University of New York Press, 1981. Подробное изложение шиитского мистицизма, проистекающего из мифа о сокровенном имаме-спасителе, его эсхатологического мессианства, апокалиптического хилиазма.

Sidahmed, Sidahmed, Abdel Salam and Ehteshami, Anoushiravan. eds. Islamic Fundamentalism. Boulder, Col.. Westview Press, 1996. См. библиографию к предыдущей главе.

595

Zubaida, Sami Islam, the People and the State. London, Routledge, 1989. Эта небольшая книга состоит из 6 глав-докладов автора об идеологических течениях в современном мусульманстве. Автор отвергает теорию, ставшую на Западе особенно модной после революции Хомейни, о том, что исламский фундаментализм и милитаризм «доказали», что ислам по своей природе отличен от европейских культуры и религии и «непробиваем» прививками европейских культуры и политики. Автор берется доказать, что современные мусульманские движения и идеи в своей основе современны, и даже, отрицая «чужеродный импорт с Запада», они «опираются на модели и предположения, на которых основываются современные государства-нации».

Отсюда Фатимидские халифы Египта с 909 по 1171 годы. Их связь с Фатимой чисто мифическая: они относили свое происхождение к Магомету ибн-Измаилу, после которого якобы было несколько сокровенных имамов, от которых якобы и произошла данная династия.

А у измаилитов — одной из шиитских сект — таким же образом исчезает Седьмой по их счету имам, Измаил, также превращающийся в Сокровенного имама и будущего спасителя.

Опять зороастровский огонь!

Момен Указ, соч., с. 226. А как насчет создания человека Богом «по образу и подобию Своему»?

Момен Указ, соч., с. 227.

Характерно отражает это положение шиитов следующая молитва: «Да ускорит Бог освобождение от страданий через воздвижение имама [Мехди].

Муса Указ, соч., с. 98.

Поскольку у мусульман нет таинства рукоположения духовенства, то, пожалуй, правильнее было бы проводить параллель между сельскими муллами и начетчиками старообрядцев-беспоповцев.

Roy, Olivier The Failure of Political Islam, p. 60-61.

Taheri Holy Terror. P. 113.

Mozaffari, Mehdi «Islamism in Algeria and Iran», in Islamic Fundamentalism. Sidahmed, Abdel & Anoushiravan, Ehteshami, eds. P. 237.

596

Афганистан — многоплеменное государство, исторически переплетающееся с Ираном и с племенами Средней Азии. Однако среди девяти главных его племен ни одно не зовется афганцами, и происхождение этого названия неясно. Около 15% населения страны — шииты. Сплошным шиитским племенем Афганистана являются хазара — племя монгольского происхождения, живущее в наименее проходимой высокогорной части Центрального Афганистана, считается одним из самых бедных и отсталых племен страны. Господствующее племя страны — пуштуны — использовали их в качестве рабов и дешевой наемной рабочей силы. Почти все остальное население исповедует афганскую разновидность суннизма. Название «Афганистан», применяемое к большой территории, включавшей в себя современный Афганистан и значительные территории, ныне принадлежащие Ирану, Пакистану, Туркмении, Узбекистану и Таджикистану, появляется в литературе, относящейся к XIV веку. Культурный расцвет мусульманской эры Афганистана, как и остальной Средней Азии, относится к Тимуридской эпохе XV-XVI столетий. Между XVI и XVIII столетиями афганского государства не существовало: оно было поделено между Могольской империей Индии и Сафавидской империей Ирана. Несколько самостоятельных

597

афганских княжеств появляется на базе племенных конфедераций около 1709 года. Самые крупные из них — княжество пуштунской конфедерации Абдали со столицей в Герате и Гильзайское княжество со столицей в Кандагаре. В 1747 году правящий князь из рода Абдали Ахмед-шах Дуррани[1], родоначальник династии Дуррани, объединяет страну в то, что принято называть Афганской империей. С тех пор идет соперничество между этой и гильзайской династиями за владение Афганистаном. Обе династии — пуштуны, которые являются фактически правящим племенем Афганистана, составляя около 50% населения страны. Государство Ахмед-шаха охватывало помимо нынешнего Афганистана значительные территории Ирана и Средней Азии, весь нынешний Пакистан, Кашмир и Северо-западную Индию вплоть до города Дели, который платил ему дань. В своих походах он освободил мусульманского Могола — императора Индии и восстановил его на престоле. Правил он своими пуштунами как племенной вождь, избранный лойа-джиргой, то есть съездом племенных старейшин, до конца продолжая считаться с ними и с их постановлениями. Остальными народами Афганистана он управлял как восточный деспот-покоритель. Сын Ахмед-шаха, Тимур-шах, в 1773 году перенес столицу в Кабул, на окраину пуштунских племен, чтобы не зависеть от них и их традиционных структур, ограничивавших власть своего правителя.

Афганистан Дурранитов был типичным мусульманским государством в стиле Оттоманской Турции, Мавританских государств и прочих, живших военной экспансией и наживой от военных захватов. Поскольку наследники Ахмед-шаха не обладали его военными талантами, Афганская империя начала распадаться уже в конце XVIII века. Этому содействовали и следующие факторы: отсутствие четких границ мусульманских государств и усилившаяся консолидация британских владений в Индии, в результате которой Афганистан лишился своих территорий в Индии, Кашмире и приморском Балучистане.

На пороге XIX века начался распад Афганистана на отдельные княжества в результате династических споров двух

598

ветвей Дурранитов. В 1837 году с благословения русского правительства с запада начали наступать персы, что взволновало Великобританию, опасавшуюся, что через Персию русские проникнут в Афганистан и доберутся до Персидского залива. В союзе с англичанами был заинтересован эмир Дост Магомет, который владел Кабулом и частью Афганистана.

Появление в Кабуле в 1830-е годы представителя российского правительства еще больше обеспокоило англичан, которые в 1839 году решили вторгнуться в Афганистан и восстановить на престоле сына Тимур-шаха Шую. Но афганцы его не признали, что и привело к первой Англо-афганской войне 1839-1842 годов. Как и в попытке СССР в 1979 году завладеть Афганистаном, так и при угрозе британского захвата страны афганцы показали свою способность объединяться перед лицом общего и «неверного» врага. Учитывая мощь англичан и крайне примитивное вооружение афганцев, окончание этой первой англо-афганской войны следует считать победой Афганистана: англичане были вынуждены отступить с большими потерями и восстановить независимого Дост Магомета на престоле, сумевшего объединить под своей властью весь Афганистан в почти современных нам границах. В 1873 году было заключено соглашение между Великобританией и Россией о разделении сфер влияния в Средней Азии, по которому крайней южной границей российского влияния была признана река Амударья. Афганцев никто не спрашивал, согласны ли они на фактический контроль их страны англичанами. В 1879 году прибывший в Кабул британский резидент был убит; англичане использовали это убийство в качестве предлога для начала новой войны против Афганистана, окончившейся Гандамакским миром 1880 года, на который афганцы пошли по совету России, несмотря на то, что в решающей битве 1880 года они одержали полную победу над англичанами. В свою очередь, англичане согласились на то, чтобы новым эмиром Афганистана стал Абдуррахман, изгнанный в свое время англичанами за сопротивление их резиденту и затем проведший 11 лет в изгнании в России. По этому миру Афганистан сохранял за собой внутреннюю независимость, но ведение внешней политики передавалось англичанам.

599

По-настоящему единым государством Афганистан никогда не был, разве что при сопротивлении общему врагу. Это очень неопределенный и непрочный союз племен. Шах (король) или эмир управлял страной посредством консультаций со старейшинами главных 9 племен страны. Но по отношению ко всем племенам, кроме пуштунов, он действовал как завоеватель: все они, кроме пуштунов, платили королевской администрации дань, на которую содержались правительство и вооруженные силы. Законодательством страны был пуштунвали (закон пуштунов), согласно которому благодать Аллаха нисходит на афганцев через пуштунов, как и все его добродетели.

Но, по-видимому, особым авторитетом эти утверждения пуштунвали не пользовались, ибо из всех королей-шахов Афганистана между XVIII веком и захватом Афганистана коммунистами в 1978 году в своей постели и не в изгнании умер только один шах. Все остальные были убиты, либо погибали во время восстаний, либо оканчивали свои дни в изгнании. Одной из главных причин такой неустойчивости было продолжающееся соперничество между династией Дуррани и династией Гильзаи. Все короли Афганистана после Ахмад-шаха были прямыми или косвенными его потомками, с чем Гильзаи так и не примирились.

Начало «европеизации» Афганистана положил Абдуррахман, прозванный железным эмиром за жестокость, широкое применение изощренных пыток и смертной казни. Он начал индустриализацию страны, создал весьма боеспособную постоянную армию, основанную на всеобщей воинской повинности, при помощи которой он подавлял племенные восстания, переселял большие группы населения с целью усовершенствования контроля за населением, смешением племен. Его враждебное отношение к европейцам, однако, сильно ограничивало возможности модернизации страны. В принципе он был изоляционистом. Это он был тем единственным афганским монархом нового времени, который умер естественной смертью и будучи правящим эмиром в момент его смерти.

Взошедший на престол в 1901 году сын Абдуррахмана, эмир Хабибулла-хан, уже был последовательным

600

модернизатором страны. При нем были открыты первые средние учебные заведения британского образца, в которых преподавали иностранцы. Было открыто высшее военное училище с турецкими преподавателями, проведена либерализация власти, возвращены в страну политические эмигранты либо высланные его отцом, либо бежавшие от него. В правление Хабибуллы появилась небольшая элита «младоафганцев», выпускников новых школ в стране, а также получивших образование за рубежом, которых не удовлетворяла куцая либерализация Хабибуллы, и он пал жертвой заговора.

Первая мировая война всколыхнула националистические стремления повсюду, в том числе и в Афганистане, соблюдавшем нейтралитет во время войны. Взошедший на престол в 1919 году, после победы над своим крайне консервативным дядей, король-реформатор Аманулла-хан объявил священную войну (джихад) против Великобритании. Это была третья англо-афганская война, закончившаяся через несколько недель мирным договором, освободившим Афганистан от британского протектората, но одновременно лишившим его британских субсидий и гарантии британской защиты страны от внешней агрессии, что развязало руки советскому давлению на Афганистан, окончившемуся, как мы знаем, трагическим для Афганистана и бессмысленным для России советским вторжением в 1979 году.

Образцом для Амануллы служил Ататюрк, которому он подражал в своей внутренней и внешней политике, однако не пошел по крайне секуляризаторскому пути своего кумира. Будучи реформатором и модернизатором во всех отношениях в собственной стране, Аманулла одновременно продолжал политику панисламизма своего предшественника в смысле поддержки течений независимости в мусульманских странах. Пока шла борьба в Средней Азии между отрядами Красной армии и местными повстанцами, Аманулла оказывал поддержку Бухарскому эмиру и туркестанским повстанцам (прозванным официальной советской пропагандой басмачами, то есть бандитами). Когда их сопротивление было раздавлено, он предоставил политическое убежище и эмиру, и многим десяткам тысяч беженцев из советской Средней Азии. Но в 1921 году он подписал с Советской Россией

601

мирный договор, включивший взаимное дипломатическое признание.

Во внутренней политике Аманулла-хан, правивший страной с 1919 по 1929 год, сделал больше всех предшествующих ему афганских монархов в области модернизации страны. В 1923 году он ввел либеральную конституцию, которая с некоторыми изменениями сохранилась до захвата власти в 1973 году диктатором Даудом. Следует сказать, что реформы Амануллы крайне раздражали мусульманских консерваторов, которые обвиняли его в измене шариату и Корану, а также и растущую молодую элитарную группу «младоафганцев». Даже реформаторы из непосредственного окружения короля считали его меры слишком быстрыми и радикальными. Племенное восстание пахтийцев Аманулле удалось притушить лишь путем сотрудничества армии с племенем, враждебным пахтийцам, и небольшими изменениями конституции в пользу консерваторов. Однако после своего большого путешествия по Европе (включившего и посещение СССР) в 1927-1928 годах он принял программу самых радикальных реформ, пойдя на прямую конфронтацию с руководствами улемы и мистического суфитского движения, арестовывая самых видных мусульманских деятелей, предавая некоторых из них смертной казни, в том числе и самого уважаемого шариатского судью в Кабуле. Ответом были племенные восстания по всей стране, справиться с которыми армия оказалась не в состоянии. Армия была слабым местом Амануллы: она была плохо вооружена и слишком малочисленна. С помощью Великобритании, предоставившей самолет, Аманулла-хан со всей семьей бежал в Италию.

Предшественник Талибана

Победителем Амануллы-хана в этой гражданской войне оказался некий таджикский вольный воин Бача-и Сакао[2],

602

который взошел на престол под именем эмира Хабибуллы II. За свои девять месяцев у власти он оказывал поддержку антисоветским силам в советской Средней Азии, а в Афганистане развернул преследование коммунистов, запретил женщинам появляться вне дома без паранджи и чадры, разгромил музеи, общественные библиотеки и прочие ново-культурные заведения. Учебные заведения и суды были при нем возвращены под власть улемы. Государственные чиновники и деятели эпохи Амануллы подвергались избиениям на улицах, заключению в тюрьмы и изгнанию за рубеж. Через 9 месяцев сумбурного правления, сопровождавшегося экономическим развалом страны, Хабибулла был повешен. Магнус и Наби считают, что в свержении его были замешаны и англичане, и Советский Союз. Характерно, что после него афганская армия развернула преследование видных антикоммунистов. По-видимому, отсюда начинается проникновение советского влияния в Афганистан и, как учил в свое время Ленин, для захвата власти революционная партия должна «приручить» армию.

Восстановление династии

Краткое правление Хабибуллы II было единственным случаем пребывания непуштуна на королевском престоле. В конце 1929 года была восстановлена династическая линия Абдали в лице Надир-шаха, происходившего от одной из разветвлений Дуррани. Поскольку он появился из Индии, его считали британским агентом. Гораздо больше оснований считать его советским агентом, поскольку в 1929 году он обманом заманил в советскую ловушку главаря одной из среднеазиатских антисоветских партизанских группировок, а в 1931 году подписал союзнический договор с СССР в честь десятилетия акта взаимного дипломатического признания. Но все это прошло в Афганистане незамеченным; и убит Надир-шах в 1933 году был не за связи с Советским Союзом. Его убийца был сыном видного сторонника Амануллы, казненного Надир-шахом в 1932 году, а соучастниками были заговорщики, желавшие ликвидации монархии и провозглашения республики.

603

На трон взошел сын убитого короля, 19-летний Захир-шах. Его 40-летнее правление отмечено самыми смелыми и широкими действиями по европеизации и секуляризма в истории страны, хотя сам Захир-шах не отличался ни особыми талантами, ни вождизмом. Его сила была в большой и гармоничной семье. Он царствовал, а управляли страной на протяжении 40 лет в качестве премьер-министров, а вернее, в качестве «просвещенных деспотов», сначала один его дядя, затем другой и наконец его решительный двоюродный брат и шурин Дауд, который в 1973 году отправил короля и всю его семью за рубеж, а сам захватил власть и провозгласил республику, хотя управлял ею как диктатор, а не как президент.

Все 40-летие было эпохой широкого развития периодической печати[3], политических дискуссий, активизации студенчества и последовательного снижения роли ислама в общественной и политической жизни страны. Археологические раскопки, проводившиеся преимущественно французскими учеными в 1950-е годы, обнаружили богатое прошлое Афганистана домусульманской культуры, что способствовало, с одной стороны, укреплению национальной гордости просвещенных афганцев, с другой — повышало престиж европейцев, открывавших Афганистан афганцам и соответственно наносило очередной удар по исламу, подрывало его авторитет, отожествляя его с отсталостью. Поскольку Афганистан сохранял нейтралитет во Второй мировой войне, он стал прибежищем для некоторых беженцев из Европы и СССР (например, застрявших там польских беженцев, родственников военнослужащих армии Андерса), сделавших немалый вклад в техническое и экономическое развитие Афганистана. Тратить накопляемые средства во время войны было не на что, поэтому после ее окончания у Афганистана оказались достаточно богатые валютные фонды. Этот период до марксистского переворота в апреле 1978 года можно считать самым экономически благополучным и политически прогрессивным периодом в истории страны. В печати даже поднимались вопросы

604

о решительных конституционных изменениях, включая ответственность правительства перед парламентом. Этому способствовало и появление кадров новых юристов, получивших образование на шариатском факультете Кабульского университета, где в отличие от шариатских судей, выпускавшихся медресе, они изучали не только шариат, но и современное гражданское право. Среди этих новых юристов был и кратковременный премьер-министр Магомет Муса Шафик, выпускник не только Кабульского университета, но и Мусульманского университета в Каире и шариатского факультета Колумбийского университета в Нью-Йорке, где он должен был изучать и сравнительное право, и западную юриспруденцию. Это он был главным составителем и редактором новой либеральной конституции 1964 года. Естественно, что «шариатщики», выпускавшиеся медресе, не могли конкурировать с широко образованными выпускниками университета. Благодаря этому шариат отступал, его место занимала подлинная юриспруденция, а неудачливые выпускники медресе из-за этого только озлоблялись и примыкали к реакционным силам, которые расцветут бурным цветом в постсоветском Афганистане и особенно у талибов.

В 1953 году премьер-министром стал двоюродный брат короля, Дауд. Будучи военным, Дауд понимал, что главной слабостью Амануллы была малочисленная и плохо организованная армия. Поэтому он сразу занялся реформированием, увеличением и модернизацией вооруженных сил, с помощью которых он и совершит свой государственный переворот в 1973 году. Затем он провел решительные реформы в области прав женщин. Будучи по взглядам умеренным социалистом, он считал необходимым ограничить права новых богачей и преодолеть консервативную инерцию правительства. После ухода британских колонизаторов из Индии, а затем и из района Персидского залива, Афганистан перестал быть промежуточной страной, или барьером, между СССР и Великобританией. Надо было искать связи с иными странами. В условиях «холодной войны» это, естественно, были США и СССР. И первоначально Дауд обратился к США, но Америка не проявила интереса к Афганистану. Зато СССР сразу откликнулся и начал снабжать Афганистан

605

оружием и специалистами. В 1963 году под давлением общественных сил Дауду пришлось уйти с поста премьер-министра. Предполагалось, что 50-летний монарх сможет продолжать реформы уже самостоятельно. И действительно, новая конституция 1964 года, так и не ратифицированная королем, запрещала близким родственникам короля занимать ключевые должности в правительстве, а также концентрацию власти в одних руках. Однако Захир-шах по-прежнему оставался человеком нерешительным, неспособным быть подлинным национальным вождем.

Афганская республика

В 1973 году Дауд захватил власть и провозгласил республику, отправив своего двоюродного брата со всей семьей за рубеж, а либерального и просвещенного премьер-министра — в тюрьму, откуда марксистский диктатор Амин отправит его на эшафот. Захвату власти Даудом активно содействовали афганские марксисты, хотя сам Дауд марксистом не был. Он был, прежде всего, пуштунским националистом, а примерно половина пуштунов находилась в Пакистане, что и было причиной конфликта Дауда с Пакистаном, в чем его поддерживали Советский Союз и афганские коммунисты. Коммунистическая партия Афганистана (так называемая Народно-демократическая партия Афганистана - НДПА) состояла из двух фракций, фактически враждебных друг другу: Парчам («Знамя») и Халк («Народ»). Дауд оправдывал свой переворот коррумпированностью и недемократичностью свергнутого им режима. Однако его режим был еще дальше от демократии и республиканского правления. Это была весьма жесткая диктатура, которая тем не менее проморгала коммунистический заговор, в ходе которого Дауд был не только свергнут, но и убит со всей своей семьей.

Широкое советское проникновение в научную и государственную жизнь Афганистана началось еще в эпоху афганского либерализма 1963-1973 годов. С Советами пытались конкурировать американцы и европейцы. Так Департамент кинопроизводства Министерства культуры и информации был оборудован американцами, но технический персонал

606

прошел обучение в СССР, и, конечно, не только техническое. Университет курировали западные научные учреждения, а Политехнический институт достался советским экспертам. (Интересно, что Хафизулла Амин, совершивший первый коммунистический переворот в 1978 году и расстрелявший Дауда и всю его семью, получил образование у американских профессоров Кабульского университета, а один из самых видных в будущем вождей моджахедов, Ахмад-шах Масуд, учился у советских профессоров Политехнического института.) Магнус и Наби приводят убедительный пример того, насколько серьезным было проникновение коммунистов в самое «нутро» даудовского истеблишмента. В 1975 году Дауд побывал в гостях у шаха Ирана, который убедил его примириться с диктатором Пакистана перед лицом советской угрозы и пообещал широкую экономическую помощь. На обратном пути Дауд выступил с очень удачной публичной речью в Герате, в которой резко раскритиковал подрывную деятельность коммунистов и заявил о необходимости решительной борьбы с их проникновением. Выступление было заснято на кинопленку, и Дауд поручил своему штабу размножить ее, чтобы довести ее содержание до всего народа. Но когда на следующее утро он потребовал фильм для проверки и редактирования, технический работник, обучавшийся в Советском Союзе, принес пустой фильм, оправдываясь, что якобы местной технике часто не удается проявление и распечатка американских фильмов[4]. Примирение с Пакистаном и изгнание из правительственного аппарата коммунистов в 1975 году явилось, по-видимому, сигналом к коммунистическому перевороту с одобрения Москвы. Согласно Магнусу и Наби во время официального визита Захир-шаха в Москву в 1971 году Брежнев в личной встрече с королем (без свидетелей) уговаривал его войти в коалицию с Советским Союзом и Индией против Пакистана, за что обещал вернуть весь пакистанский Пуштунистан Афганистану. Все, что требовалось от короля, это разрешить транзит советских войск через страну. Король отказал Брежневу, заявив, что никогда не согласится на какое-либо участие

607

в войне против мусульманского государства[5]. Если эти сведения верны, то не в этом ли причина советского вторжения в Афганистан в 1979 году? В значительной степени моджахедское[6] сопротивление стало причиной неудачи Советского Союза превратить Афганистан в свой военный плацдарм.

Несмотря на то, что, еще будучи премьер-министром при короле Захир-шахе, Дауд начал давать отпор коммунистам, отправив в тюрьму бывшего в добрых отношениях с королем (!) главу коммунистической фракции «Парчам» Кармаля, а Тараки (главу коммунистической фракции «Халк») прогнал с государственной службы (что не помешало последнему продолжать работать переводчиком в Американской информационной службе), даудовский переворот 1973 года был совершен при прямом участии и поддержке коммунистов — местных и из Москвы, рассчитывавшей на поддержку Даудом антипакистанской линии. Однако в 1975 году он убедился в глубоком проникновении коммунистов в структуры власти и начал с ними борьбу, одновременно налаживая контакты с лидерами мусульманских стран, в том числе, и с главой Пакистана Бхуто. Известных деятелей «Парчама» он гонит с государственных постов. Решив наконец легализовать свой переворот, Дауд в 1977 году созывает лою-джиргу для утверждения полусоциалистической однопартийной конституции, но не допускает к этому процессу коммунистов. В апреле 1977 года во время официального визита в Москву большой правительственной делегации во главе с Даудом между ним и Брежневым произошла острая стычка из-за требования Брежнева изгнать из страны американцев и прочих натовских работников. Дауд резко ответил, что он не допустит диктата со стороны Советского Союза: «Афганистан останется бедным, если это необходимо, но свободным в своих действиях и решениях»[7].

608

Это была его лебединая песня. По требованию Москвы летом 1977 года произошел объединительный съезд обеих фракций НДПА. Нур Магомет Тараки стал секретарем партии, Бабрак Кармаль — секретарем ее ЦК. Хафизулла Амин — главой отдела по работе с армией[8].

Исламизм, моджахеды и коммунизм в Афганистане

Захват власти Даудом был нелегитимным и, поскольку он был модернистом, проводившим реформы секулярного направления, у него не могло быть опоры в традиционных и исламистских слоях. Свергнув прогрессивного короля, он не мог опереться и на круги реформаторов, окружавших короля. Так он попал в силки коммунистов. Вся служба государственной безопасности была в руках у парчамской фракции НДПА, которая развернула в стране террор против бывших королевских государственных деятелей, а также вообще против и «западников», и исламистов, которые предупреждали Дауда об опасном коммунистическом окружении и предлагали ему союз для совместной борьбы против коммунистов. Дауд их предложения не принял. Наоборот, будучи дезинформирован «Парчамом» об их якобы заговорах против него, Дауд развернул подлинный террор против исламистов. Когда уже было поздно, он, по-видимому, понял, что коммунистическая петля затягивается вокруг его шеи, и предпринял решительные действия против коммунистов. 17 апреля 1978 года был убит главный теоретик Парчамской фракции НДПА, а в ночь на 26 апреля была произведена облава на коммунистических деятелей, и все пойманные отправлены в тюрьму. Всем им грозила смертная казнь. Поэтому коммунисты, находившиеся на свободе, не медля ни минуты, произвели так называемый Саурский переворот (Саур — апрель), 27 апреля. Два старших офицера, имевших за плечами опыт переворота 1973 года, повели танки на Министерство обороны и на авиационную базу, где сдавшиеся на милость победителей летчики были тут же расстреляны.

609

Последний бой завязался между заговорщиками и гарнизоном президентского дворца.

Обстрел дворца из танков и бомбежки с воздуха закончили дело к утру 28 апреля. Дауд, его брат и все члены их семей в составе 18 человек были убиты. Жесткий и жестокий режим Дауда особой популярностью не пользовался, так что переворот был принят довольно спокойно. Во главе переворота и новой Афганской Народной Республики встал Хафисбулла Амин из фракции «Халк» (поскольку объединение обеих фракций в одну партию осталось только на бумаге), хотя формально он занимал лишь несколько министерских постов, а позднее был премьер-министром и называл себя учеником Тарака[9], а последнего не только своим учителем, но и Великим Учителем всего афганского народа. Это, однако, не помешало ему убить этого самого Учителя 16 сентября 1979 года. Режим Амина был чудовищно кровавым даже по афганским меркам. Энтони Хайман приводит такие данные, как закапывание сотен политзаключенных живьем в ямах, выкапываемых рядом с тюрьмой бульдозерами, в которых связанных по рукам и ногам заключенных тут же засыпали землей и утрамбовывали теми же бульдозерами. В тюрьмы отправлялись целые семьи, где одни расстреливались, другие быстро умирали от голода, пыток и эпидемий. Только в одной главной тюрьме Кабула за три месяца погибло 12 тысяч заключенных[10]. Однако, убив Тараки в сентябре 1979 года и объявив, что смерть была вызвана болезнью, он тут же косвенно свалил свой террор на покойника, произнеся несколько мистических слов: «Те, кто видели свое величие в преследовании людей, теперь ликвидированы». Он тут же объявил куцую амнистию, но она касалась лишь уголовников, а не политзаключенных.

Хотя формально правительство Брежнева «поверило» в естественную смерть Тараки и заверило Амина в неизменных отличных взаимоотношениях, на самом деле оно готовило

610

операцию по ликвидации Амина. Еще в декабре 1978 года было подписано Советско-афганское соглашение о дружбе и взаимопомощи, на основании которого в конце декабря 1979 года в Афганистан был введен советский военный контингент из 85 тысяч военнослужащих (позднее увеличенный до 140 тысяч) с танками и авиацией, занявшей кабульский военный аэропорт. В составе советской военной «помощи» была группа «Альфа», которая ворвалась в президентский дворец на рассвете 27 декабря и уничтожила Амина. В тот же день, используя средние и короткие волны среднеазиатского передатчика, настроенного на волну рядом с кабульской, глава Парчамской фракции НДПА Бабрак Кармаль объявил, что он избран премьер-министром вместо «расстрелянного по заслугам предателя Амина». Как указывает Хайман, советская операция по захвату Кабула и путей к нему была проведена превосходно, и только после зачистки Кабула советскими войсками Кармаль и его парчамисты, запрещенные при Амине, были доставлены в Кабул советскими самолетами. В этот день, как правильно указывает Хайман, закончилась даже видимость независимости Афганистана. С этого же времени, можно сказать, начался джихад, то есть священная война моджахедов против «неверных» — советских оккупантов.

Пожалуй, началом народного сопротивления следует считать 11 января 1980 года, когда Кармаль освободил из кабульской центральной тюрьмы 118 политзаключенных. Ответом на эту меру было не успокоение, а штурм тюрьмы собравшейся толпой, состоявшей из многих тысяч родственников заключенных, исчезнувших за 1978-1979 годы. Тогда в тюрьму делегатом от толпы пошел инженер со списком исчезнувших 134 ученых и представителей интеллигенции. Вскоре инженер вернулся ни с чем: в тюрьме пусто, все заключенные, кроме тех, что только что вышли, были расстреляны. Кармаль тут же номинально ликвидировал тайную полицию, судил и расстрелял наиболее одиозных палачей и пыточников. Следующим его действием, однако, было создание «информационной организации для сбора сведений об антигосударственной деятельности», но уже под советским руководством.

Как известно, с тех пор, как существует афганское государство, ни одна иностранная держава не сумела им завладеть.

611

В таком гибридном государстве, в котором, казалось бы, не может быть национализма, разрозненные племена и кланы становятся единой нацией перед лицом иностранного, а скорее иноверного агрессора. Как и в сопротивлении англичанам в трех войнах, воином-моджахедом становится каждый крестьянин. Правда, на этот раз организаторами сопротивления, руководителями во многих случаях стали представители новой молодой афганской интеллигенции — выпускники или студенты новых афганских вузов, организованных по европейским и американским образцам. Многие из них в 1960-е годы были членами различных политических партий (подпольных и полуподпольных) переходного периода — от традиционализма к современному общественному устройству. С другой стороны, они были знакомы с новым исламизмом или даже были сами представителями такового. Поскольку последние десятилетия правительство внедряло современное образование весьма энергично, и все оно от начальной школы до университета было бесплатным, афганские новые исламисты были в основном выходцами из сельской местности, но благодаря своему образованию «застрявшими» в Кабуле и нескольких других главных городах. Таким образом, они «не принадлежали к политической элите и не зависели от государства», чем, возможно, и объясняется их «радикализм»[11], готовность к восстанию, сопротивлению власти, а тем более власти, находящейся в зависимости от «неверных».

Как указывалось в предыдущих главах, исламистское движение XX века во многом отличается от традиционного ислама, в структурном плане опиравшегося на улему, которая признавала в качестве высшего авторитета ислама на земле оттоманского султана, являвшегося верховным халифом, во всяком случае, для всех суннитов. Новые же исламисты отвергают монархию как институт, чуждый исламу. Они говорят, что, поскольку Магомет умер, не оставив наследников, то наследственная монархия чужда исламу. По учению Кот-ба, авторитет правителя определяется его религиозной верностью исламу, а не каким-либо мистическим небесным происхождением.

612

Он теряет право на власть в тот момент, когда отступит от правоверия, и тогда долг мусульманина убить такого правителя[12]. Поскольку истина одна, в исламском государстве не может быть многопартийной демократии или республики. Ислам, говорят исламисты, не нуждается ни в каких добавлениях и изменениях, ибо это религия всеобъемлющая (тотальная), предписывающая поведение мусульманина на все случаи и обстоятельства жизни. Вот в этом и есть источник мусульманского тоталитаризма, который расцветет бурным цветом в Афганистане талибов. Видный французский специалист по Афганистану Оливье Руа считает, что исламский тоталитаризм тождественен ленинской концепции централизованной партии революционного авангарда и сближается с марксизмом через общую веру в мифологию освободительной революции[13]. Подобно коммунистической идее мировой революции, исламисты-радикалы ставят своей целью распространение исламской революции во всем исламском мире. Непосредственной целью исламского восстания является джихад против атеизма[14].

Как известно, базой афганского сопротивления, как и временным пристанищем миллионов беженцев из Афганистана, стал Пакистан. Пакистан, а в значительной мере большая часть арабского мира, а также беженский отдел ООН, кормили беженцев, открывали исламские школы для детей — будущих талибов («талиб» значит «ученик»). Через Пакистан шло с Запада и оружие для моджахедов. Пакистан также поощрял афганцев к созданию единого союза разрозненных моджахедских партизанских соединений, созданию единого афганского политического центра, который направлял бы антикоммунистическую борьбу в Афганистане, координировал действия. Одновременно Пакистан побаивался того, как

613

бы окрепшие силы афганцев со временем не оттяпали у Пакистана районы, заселенные пуштунами. Поэтому, например, когда на одном из политических съездов в 1980 году победила сторона, предлагавшая признать главой антикоммунистических сил и будущим главой государства Захир-шаха, находившегося в Риме, и король на это согласился, Пакистан не пустил его на свою территорию, опасаясь чрезмерной популярности Захир-шаха, который за 40 лет пребывания на престоле не предал смертной казни ни одного политического заключенного и помиловал многих приговоренных к смертной казни обычных уголовников. Такого гуманизма кровавый Афганистан да и почти весь мусульманский мир не знали ни до, ни после Захир-шаха.

Политическим центром афганской эмиграции был приграничный пакистанский город Пешавар. Там и происходили съезды и переговоры по созданию единого центра, а по возможности, и правительства в изгнании. Так, где-то в середине 1980 года появилось два объединенных центра: Революционный совет исламского союза освобождения Афганистана, в который входило 6 исламистских организаций, и Национально-исламский революционный совет, состоявший из племенных и общинных старейшин. Если первый поставил своей целью создание идеологически исламской республики, целью второго была исламская национально-демократическая республика, существование каковой, по утверждениям исламистов, несовместимо с исламом. Иными словами, второе объединение фактически настроено было на светское государство с исламским оттенком, то есть на то, которое пыталось построить в Афганистане правительство Захир-шаха. Но все эти центры и объединения вскоре разваливались или существовали только на бумаге, чему способствовал подспудно и Пакистан, не желавший допустить появления у афганцев сильного единого центра.

Не все группы сопротивления оккупации были, условно говоря, «правыми». Было и весьма активное движение афганских маоистов под названием Новые народные демократы, занимавшееся индивидуальным террором, а в своей пропагандистской деятельности проникшее глубже всех афганских партий в крестьянскую среду, чему способствовал тот факт, что китайские специалисты работали по созданию в стране

614

сети ирригационных каналов. Афганские маоисты приняли активнейшее участие в борьбе против советских оккупантов, используя ту же стратегию терактов против советских военных и гражданских работников. Но, как и все афганское сопротивление, и маоисты раскололись по крайней мере на три различные группировки-организации.

Тем не менее, пока на территории Афганистана оставались советские войска, какая-то видимость единства сил сопротивления сохранялась. Но с выводом советских войск в стране началась междоусобица. Власть, не ограниченная никакими законами, плюс колоссальное количество всех видов вооружения — как советского, оставленного в наследство Наджибулле, который в 1986 году по решению Москвы сменил Кармаля, — так и американского, которым транзитом через Пакистан щедро снабжались моджахедские отряды. В 1986 году Горбачев предупредил Наджибуллу о намерении вывести из Афганистана советские войска в ближайшие 1,5-2 года. В начале своего правления, пишет Какар, Горбачёв форсировал наступательные действия советских войск в Афганистане. По непроверенным слухам, он отдал тайный приказ победоносно окончить афганскую операцию в течение года или решить проблему дипломатическим путем, если военная операция не удастся[15].

Советское руководство рекомендовало Наджибулле создать новое правительство национального примирения, введя в него не только мусульманских консерваторов, но и представителей сил, боровшихся против коммунистов. Наджибулла последовал этой рекомендации: в ноябре 1987 года он созвал лою-джиргу, состав которой был тщательно подобран агентурой Наджибуллы. Этот «народный» съезд состоял из представителей обоего пола «общественных организаций», Народного фронта, представителей правительства и НДПА. Двухдневная конференция проходила под звуки ракетометов, причем несколько ракет попало в здание, в котором проходила лоя-джирга. Была принята новая конституция — первая в истории Афганистана, утверждавшая многопартийную систему. Наджибулла был избран президентом сроком на 7 лет, и правительству было поручено

615

развивать племена и народы Афганистана по принципу их полного равноправия. Демократическая Республика Афганистан превратилась просто в республику, поскольку слово «демократическая» отожествлялось в Афганистане с коммунизмом, а коммунистическая партия превратилась в Партию отчизны (Хизб-и-ватап). Наджибулла объявил себя мусульманином и по пятницам публично молился в одной из мечетей столицы. Советские советники, да, вероятно, и сам Наджибулла верили в возможность такого умиротворения Афганистана и в возможности Наджибуллы управлять страной и после вывода советских войск. По подсчетам Барнетта Рубина, советская операция в Афганистане стоила СССР примерно 5 миллиардов долларов в год плюс дополнительные расходы на снабжение оружием афганского правительства, в том числе, например, 500 баллистическими ракетами стоимостью около 1 миллиона долларов каждая. В одном 1990 году Советский Союз поставил Наджибулле бесплатно 54 военных самолета, 380 танков, 865 БТРов и пр., а также 250 тысяч тонн пшеницы. Факт тот, что советское правительство оставило Наджибулле весь свой арсенал, включая авиацию, бронетехнику, и продолжало финансировать власть Наджибуллы до самого его падения и гибели в 1992 году. Итак, советская поддержка не спасла Наджибуллу от мести. Слишком свежа была память о том, что до 1986 года он был главным палачом страны, возглавляя афганское КГБ. Видя рост сопротивления своей власти и невозможность контролировать положение в стране, в марте 1992 года он объявил о своем уходе в отставку. Предоставив полномочия власти и создание правительства представительству ООН, он просил ООН предоставить ему убежище, чего представители ООН сделать не сумели.

Захватив в апреле Кабул, моджахеды под командой Масуда схватили Наджибуллу и после зверских пыток повесили.

Все это порядка в стране не прибавило. Вакуум власти заполнить не удалось. С момента вывода советских войск началась новая фаза Гражданской войны, продолжающаяся до сих пор — между разными моджахедскими «атаманами» и их подчиненными. Даже коммунистическая партия (НДПА), которую советские власти заставили объединиться, распалась снова на составные фракции, как только советские войска

616

были выведены из страны. Фактически страна снова вверглась в привычную ей межплеменную резню. И идеологические расхождения уже переставали быть решающими в союзах и конфликтах. Так, бывший министр обороны в правительстве халкистов (Тараки или Амина) в марте 1990 года осаждает Кабул, бомбит президентский дворец и вступает партнером в Революционный совет Хикматьяра, одного из моджахедских атаманов. Разоренная страна, когда-то славившаяся своими фруктами на всю Азию, не в силах восстановить свои традиционные хозяйства, переходит к простейшей форме заработка — разведению опиумного мака. Посткоммунистический Афганистан становится одним из самых крупных в мире поставщиков наркотиков. Этим же начинает заниматься и герой сопротивления Хикматьяр. Повстанческие отряды повсюду одерживают местные победы над войсками Наджибуллы, но это не превращается в общенациональную победу из-за разрозненности отрядов и амбиций их вождей, каждый из которых, вкусив сладость власти за годы сопротивления Советскому Союзу и неограниченной власти на захваченном им «пятачке», стремится стать царьком в захваченной им области. Все попытки ООН и находящегося за рубежом Захир-шаха найти общеприемлемую формулу объединения страны и выработки легитимной структуры власти оказываются неприемлемыми для той или иной стороны. Идет полная деморализация бывших героев Сопротивления. Нажившиеся на поставках и с Запада, и из Советского Союза, вооруженные до зубов моджахедские атаманы превращаются в насильников, разбойников, для которых высший закон — их собственная воля и похоть.

Талибы

На этом фоне появляется новая сила — исламские фанатики — талибы, то есть ученики или школьники мусульманских медресе почти исключительно в Пакистане, в центрах беженцев из Афганистана.

Чтобы понять их суть, следует взглянуть на происхождение движения талибов и его членов. Очень большой процент

617

талибов — сироты многолетней войны. Это в основном дети крестьян, хозяйства которых, то есть вся многовековая налаженная жизнь рухнули, родители или часть семьи их погибла. И вот в детском или подростковом возрасте они попадают в беженские медресе, в которых преподают полуграмотные деревенские муллы-фанатики. От них они получают и примитивную политграмоту, которая вся сводится к борьбе против неверных, которыми являются не только и не столько даже европейцы, сколько недостаточно, по мнению их и их мулл, правоверные мусульмане. В них они видят и всю трагедию постсоветского Афганистана, продажность и безнравственность разбогатевших на народном горе полевых командиров муджехедов.

Вот с таким «багажом» подучившиеся и повзрослевшие талибы возвращаются на свою историческую родину. Включаются в бескомпромиссную борьбу со всеми нарушителями шариата. Наслушавшись и навидавшись разврата и насилия моджахедских командиров, связанных с похищениями и изнасилованиями женщин, фанатичные мальчишки с пробудившимися половыми влечениями видят источник зла и соблазна в женщинах, а источник нарушения шариата, ношения соблазнительных нарядов и пр. они видят в европейцах и в их секуляризационном влиянии. Появляется полиция нравов, избивающая женщин, смеющих появляться на улице без сопровождения мужа или близкого родственника мужского пола, и мужчин с недостаточно большой бородой. И все в таком роде.

Свой поход движение талибов начало, естественно, в Кандагаре — ближайшем к Пакистану большом афганском городе. Отсюда они начали победоносное шествие к Кабулу. Дело в том, что среди населения, особенно сельского, они встретили поддержку, так как в отличие от развращенных полевых моджахедских командиров, талибы были дисциплинированными подчиненными своих командиров (в большинстве также молодых воспитанников эмигрантских медресе, но также и из среды бывших муджехедов, не поддавшихся соблазнам). Вместо произвола они несли строгий порядок. Моральный террор Талибана относится почти исключительно к городам. Это в городах они запретили высшее образование и

618

вообще школьное обучение для женщин на то время, как они утверждают, пока не откроют специальных женских училищ. Преследование за контакты с иностранцами относится только к городам (в селах иностранцев нет), к ним же относится введение смертной казни за принятие христианства. Афганистан же остается в основном страной сельских жителей, европейская цивилизация их не коснулась, и для них Талибан становится освободителем от произвола и насилия. Секрет победного шествия тоталитаризма талибов отчасти в этом, но по крайней мере не в меньшей степени в интеллектуальном вакууме, который возник в стране благодаря массовой эмиграции из Афганистана ее интеллигенции во время советской оккупации и последовавшего затем внутреннего моджахедского хаоса и самоуправства. Как мы видели, интеллигентская прослойка была вообще еще весьма тонкой и непрочной, но с ее эмиграцией в стране фактически не осталось сил, способных сдерживать стихию, будь то моджахеды или талибы, и направлять страну по пути цивилизации и нормальной государственности.

Вообще Афганистан являет собою миру ряд парадоксов. Отсталые, плохо вооруженные, разрозненные отряды моджахедов, не имеющих понятия о военной науке, одерживают победу над профессионально обученными, во много раз превосходящими их войсками Советского Союза, а ранее Великобритания не смогла их одолеть в трех войнах. Соединения мальчишек — талибов — одерживают победу над военачальниками, разгромить их не сумели регулярные советские войска.

В отличие от своих взрослых и, казалось бы, закаленных в боях и в политике предшественников, Талибан проявил себя не только в боях, захватив ко времени написания этих строк почти 90% территории страны, но, как и всякая тоталитарная партия, сумел создать так называемый Временный Правящий Совет, состоящий из шести крайне фанатичных провинциальных мулл. Глава правительства, одноногий и одноглазый мулла Омар (инвалид недавней антисоветской войны), захватив власть в Кабуле, сразу же выпустил приказ об отставке всех афганских зарубежных послов и дипломатов и заморозил их банковские счета. На данный момент в Кабуле

619

имеются: посольство Пакистана, дипломатические представители Турции и Ирана, хотя аятолла Хомейни назвал Талибан позором Ислама ... и совершенно разрушенная страна: за время конфронтации с Советским Союзом погибло 25 тысяч муджехедов, до 20 тысяч советских военнослужащих и около полутора миллиона (то есть 10%) гражданского населения, а до 5 миллионов бежало в Пакистан[16].

Когда-то Ленин в своей книге «Что делать?» назвал свою партию партией нового типа[17]. По аналогии Талибан можно назвать тоталитаризмом нового типа, имеющим, по словам Руа, очень много общего с ленинской партией. Большинство «ингредиентов» тоталитаризма в нем налицо: тотальная слежка за гражданами и установление режима контроля за общественной и личной жизнью; индивидуальные отступления от этого не допускаются; неограниченное право Талибана вмешиваться в личную жизнь, религия тотального контроля и вера в мусульманскую утопию, добиваться создания которой допускается любым путем — цель оправдывает средства. Восторжествовал он, как во всех случаях торжества тоталитаризма, в условиях глубокого кризиса афганской государственности. Французский исламовед Руа считает, что мусульманство так и не сумело выработать систему прочной исламской государственности. Афганская же государственность оказалась исключительно нестабильной даже по мусульманским меркам, в значительной степени благодаря огромному разрыву между узким слоем городской новоафганской интеллигенции и темной массой народа, совершенно чуждого этой интеллигенции и ее новым ценностям. Этот разрыв, пожалуй, можно сравнить с Россией XVIII века, когда, по словам Ключевского, отчужденность европеизированного российского дворянства от своего народа было сравнимо с отношением тогдашних европейских

620

поселенцев в Америке к индейцам. Возмездием за это была пугачевщина. А в современном Афганистане — Талибан.

Аннотированная библиография[18]

Hyinan, Anthony Afghanistan under Soviet Domination, 1964-1991. London. Macmillan, 1992. Историко-политический анализ предпосылок коммунистического переворота в Афганистане и советского вторжения. Анализу событий периода, указанного в заголовке, предшествует обзор истории Афганистана и изложение особенностей его разных племен от древности до XX столетия. В предисловии приводится цитата из рапорта британского генерала Робертса, посетившего Кабул в 1879 году, которая актуальна и по сей день: «Чем меньше афганцы будут видеть нас, тем меньше они будут нас не любить», и наоборот: рекомендует не мешать русским встревать в Афганистан, так как это лишь усилит антироссийское сопротивление афганцев.

Kakar, Hassan M. Afghanistan: the Soviet Invasion and the Afghan Response, 1979-1982. University of California Press, 1995. Автор — афганец, доктор исторических наук Лондонского университета, крупнейший современный историк. В значительной степени книга является хроникой развития сопротивления афганского народа советским оккупантам. Какар находился в то время в Кабуле и был очевидцем событий тех лет. Он описывает протесты студенчества против оккупации, расстрелы этих демонстраций парчамистами, роль студенческих организаций в движении Сопротивления и появление моджахедской борьбы. Собственно аналитической частью книги является эпилог в 50 страниц, суммирующий события 1982-1994 годов.

Magnus, Ralph Н.; Naby, Eden Afghanistan: Mullah, Marx, and Mujahid. Boulder, Col., Westview Press, 1998. Добросовестная краткая история Афганистана, вернее, племен, населяющих

621

Афганистан, от VI века до диктатуры Талибов. Совместный труд специалистки по Афганистану г-жи Идеи Наби и американского журналиста Ральфа Магнуса. Книга написана после их подпольной экспедиции под защитой моджахедов по воюющему Афганистану. Хотя их путешествие происходило в 1980 году, некоторые наблюдения, основанные на беседах с моджахедами, оказались «пророческими», например, что единственное объединяющее афганцев начало было в борьбе против внешней оккупации, в данном случае советской. Результатом этих бесед было то, что авторов впоследствии не удивило, что Советский Союз не смог покорить эту страну, и еще меньше удивила междоусобица после ухода советских войск. Книга написана очень хорошо и ясно, информативна, читается легко и с интересом.

Margolis, Eric S. War at the Top of the World: the Struggle for Afghanistan, Kashmir, and Tibet. N. Y., Routledge, 2000. Автор пишет, что в течение последних 25 лет он исходил этот самый взрывоопасный район мира в качестве политического журналиста, военного корреспондента и «авантюриста старой школы». Книга написана превосходно. Перед глазами читателя встают живые люди — бесстрашные афганские моджахеды, талибы и пр. Ему довелось интервьюировать почти всех лидеров афганского антикоммунистического движения и коммунистических лидеров. Марголис указывает на общепризнанную вероятность, что, если ядерной войне надлежит быть, она скорее всего начнется с конфликта между Индией и Пакистаном. Политический анализ гибели в авиационной катастрофе в 1988 году летевших в Афганистан президента Пакистана Зиа и почти всего его военного штаба, приводит Марголиса к версии, что это было подстроено либо КГБ, либо ЦРУ: ни тем, ни другим не нравились ни популярность Зиа среди мусульман этого района, ни его амбиции объединить всю Среднюю Азию в качестве единой мусульманской федерации под его началом.

Roy, Olivier Afghanistan: from Holy War to Civil War. Princeton, N.J., The Darwin Press, 1995. Серьезное исследование мусульманской идеологии, ее разновидностей в прошлом и настоящем, и в конечном итоге мусульманской государственности на примере Афганистана. В свое время Руа увлекался мусульманским возрождением, особенно Афганистаном, и прогрессивными

622

сдвигами в нем, но затем разочаровался и пришел к выводу о неспособности мусульманства выработать собственную стабильную государственность, базирующуюся на исламе. Исламизм как государственность либо ведет к тоталитаризму ленинского типа (с заменой марксистской религии исламом), либо «разводняется» западническим демократизмом, провоцирующим исламистов к сопротивлению. Руа среди прочих исследователей политического ислама указывает, что мусульманская улема, признав оттоманский наследственный халифат в качестве верховной власти мусульманского мира — одновременно гражданской и духовной, — нарушала Коран, не признающий посредников между Богом и человеком после смерти Магомета и его косвенных наследников — четырех халифов (у суннитов). Поэтому нынешние исламисты и слышать не хотят о возрождении халифата, но никакой убедительно-мусульманской альтернативы не придумали.

Rubin, Barnett R. Tire Search for Peace in Afghanistan: from Buffer State to Failed State. Yale University Press, 1995. Анализ попыток разрешить афганский конфликт. Автор упрекает и США, и СССР в том, что они бросили в 50 раз больше средств на разжигание афганского конфликта, собственно на уничтожение страны, чем на ее восстановление. Это грустная книга о провале ООН и международной дипломатии в деле умиротворения и восстановления Афганистана, за которым последовало фактически безразличие мира к трагедии целого народа. На этом фоне и появилось фанатически ксенофобское и фантастически реакционное движение талибов.