— Эх, лето красное, любил тебя бы я, когда б не зной, не комары да мухи… — недовольно пробормотал я.
Уселся на кровать со скрипучей панцирной сеткой и взял в руки изрядно подержанный журнал «Знание — сила. № 9» 1976 года. Побывав за два года во многих руках, тоненькая книжка сильно истрепалась. По-настоящему дикую популярность этому журнальному номеру принесла повесть братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света».
Не успел я начать читать, как услышал, что в замочной скважине заворочался ключ.
Уже по резким лязгающим звукам я понял, что это Володька. Ошибиться было невозможно. Я шлепнул журнал на тумбочку.
Вовка влетел в комнату с таким видом, точно пять минут назад повстречал экипаж инопланетного корабля.
— Макс! — вскричал он, тараща глаза. — Подъем! Дело есть!
— На миллион?
— Ну, миллион не миллион, но по трояку слупим.
— С кого? — удивился я.
— С кого?.. — почему-то запнулся Вовка. — Да с Ипполита!
— Ну-у-у… — разочарованно протянул я. — С Ипполита и снега зимой не вытрясешь…
— Я вытрясу! — самонадеянно заявил мой друг, на что я с сильным сомнением покачал головой. Но на всякий случай спросил:
— А что делать-то надо?
И Вовка начал рассказывать. Выяснилось, что Ипполиту Семеновичу Кондратьеву, начальнику отдела снабжения нашего НИИ, необходимо выкопать яму под новое отхожее место на его приусадебном участке.
— А старая у него, стало быть, переполнилась, — иронически заметил я.
— Ну, я в такие детали не вникал, — тоже не без сарказма ответил Володя. — Ты же, блин, ученый! На печи копченый. Должен знать, как отсекать второстепенное от главного.
— А ты отсек, значит…
— Естественно! Зачем нам знать, сколько они в старую яму наложили? Тебе это очень интересно?
— Не сказал бы, что очень.
— Во! Слышу голос разума. Нам главное сейчас — по трехе заработать! У тебя сколько до получки осталось?
Я мысленно крякнул, вспомнив недавний чад кутежа у Ирки Ромашкиной, нашей соседки со второго этажа. Было, конечно, весело. А потом в карманах пусто. Зарплата послезавтра. У меня — это я точно знаю — в активе семьдесят четыре копейки. Ну, можно, конечно, перехватить в долг, но… Вот именно — но!
На Вовкин вопрос я не ответил, да он и так все понял по лицу.
— Вот-вот, можешь не говорить. Факт налицо.
— Ага… — проворчал я. — На лицо, на яйцо… А кто говорил: айда к Ирке, айда к Ирке? У нее там подружки будут…
— Ну и были подружки. Одна по крайней мере…
— Это Зоя? Из палеозоя? А чего ж ты ее тогда не брал штурмом? Ушел в глухую оборону.
Володька только засопел. Крыть ему было нечем.
Анализируя Вовкино предложение, я все больше склонялся к тому, чтобы его принять. Хотя…
— Не нравится мне твой Ипполит, — буркнул я. — И яма еще эта вонючая…
— Во-первых, он не мой, а наш, — парировал Вовка. — Во-вторых, пока что яма не вонючая, ее вообще пока нет, вначале выкопать надо. А в-третьих, деньги не пахнут! Кто сказал?
— Тит Флавий Веспасиан, — вспомнил я. — Двенадцатый император Рима. Ладно, Вовка, убедил.
Через полчаса мы уже ковыряли жирный чернозем на участке Ипполита Семеновича. Энтузиазм моего подуставшего напарника малость поутух.
— Знал, старый хрен, кого найти! — ворчал Вовка. — Кто другой, небось, меньше пятерки не взял бы!..
— Ага, — ехидничал я, — один такой все-таки нашелся. Бизнесмен!
— Вообще-то два таких…
Так, беззлобно подначивая друг друга, мы худо-бедно углублялись в тему, и вскоре очертания будущей ямы обозначились отчетливо.
Пару раз прибегал Ипполит Семенович в пижамном полосатом костюме и галошах: низенький, пузатый, лысый.
— Так, так, товарищи ученые! — подбадривал он нас. — Молодцы! Как это говорится: талантливый человек талантлив во всем!
— Нам бы еще оплату по нашим талантам… — пропыхтел Володя, ожесточенно ковыряя лопатой земляное днище
— Будет! — тут же подхватил Кондратьев. — Все будет! А как же?
И вновь укатился куда-то колобком.
— Парадокс… — проворчал я.
— То есть? — Вовка распрямился, прогибая затекшую спину и морщась при этом.
— То есть мы, бойцы передового края науки, копаемся палками-копалками как первобытные люди!..
— Твои предложения? Как нам эту яму сделать? Мини-взрывом? Антигравитацией? Телепортацией?
Я тоже выпрямился, сделал пару движений корпусом влево-вправо, разминая поясницу. Вскинул взгляд в выгоревшее, без единого облачка небо.
И глядя ввысь, вдруг с особенной силой осознал диковинность своей судьбы. Казалось, что все вокруг нереально. Я не мог быть здесь, в 1978 году. Все это сон или какая-то иллюзия.
Но нет же! Вот оно. И я в этом странном мире — Максим Андреевич Скворцов, младший научный сотрудник, двадцати шести лет от роду. При том, что я знаю: на самом деле мне уже стукнуло семьдесят три года!
Как так⁈ Попробую объяснить…
Итак, в 2025 году я, кандидат наук Сергей Маркелов, участвовал в сверхсекретном эксперименте, целью которого была возможность телепортации. Организационно и технически это было сложнейшее мероприятие, где надо было свести воедино и удерживать под контролем множество факторов и процессов. Каждый из них сложен сам по себе, а уж их сумма… Словом, неудивительно, что в этой потенциально проблемной и почти неуправляемой совокупности что-то пошло не так…
Установка почти сразу после запуска окуталась странным туманом чудесного нежно-сиреневого цвета. Я прямо-таки залип с открытым от удивления ртом. Зато не растерялся наш шеф, директор института.
— Рубильник! — возопил он истошным голосом. — Рубильник номер пять вырубить!
Все оторопели, а дело решали секунды, я это сразу понял. К пятому рубильнику я был не ближе всех, но очутился там быстрее всех. И рванул рукоять вниз.
Что было дальше? Вот этого я толком так и не могу сказать. Сиреневый туман окутал меня, я испытал состояние невесомости… Похоже на кратковременную отключку.
Я не знаю, что случилось дальше с моим престарелым телом. Но моя личность была заброшена в прошлое на сорок семь лет назад.
Телепортация состоялась, но не физическая, а только ментальная. Перенеслось лишь мое сознание, проснувшееся в теле молодого парня. Звали этого парня Максим Скворцов, он был сотрудником советского НИИ в закрытом научном городке Сызрань-7, в Куйбышевской области.
Мне пришлось поверить в невероятное и начать вживаться в незнакомый мир. Обретать друзей, товарищей по работе, соседей, знакомиться с девушками, наконец…
Первые два месяца в новой реальности я наслаждался молодым телом и радовался новой жизни, как истинный бездельник. Но уже раздумывал над тем, что пора бы заняться чем-то более важным. Ведь я знаю будущее, а попаданцы обычно изменяют мир, спасают СССР, занимаются прогрессорством и всякое такое. Так что пора браться за ум и начинать влиять на судьбы мира. Чтоб не приходилось больше махать лопатой за три рубля, роя выгребную яму для Кондратьева.
Слой чернозема кончился, начался суглинок, потом песок.
— Ну, кажется, шабаш! — заявил Володька, смахнув со лба капли пота. — Слушай, Макс, бабки получим, пива возьмем разливного? Самое то будет! Завтра воскресенье, рано вставать не надо…
— А почему же нет, — согласился я. — Готово, стало быть? Ну, тогда зови заказчика!
Вовка убежал и через минуту вернулся вместе с заказчиком.
Довольный качеством выполненной работы, Ипполит Семенович забормотал благодарности:
— Ну, молодцы, молодцы, спасибо вам!.. — радовался Кондратьев, зачем-то усердно вытирая пухлые ладошки о свою пижаму.
Мы слушали его признания с некоторым недоумением.
— Спасибо и вам, — наконец сказал Вовка. — Но спасибо не шуршит, не булькает и на сковородке не жарится…
— Понимаю! По три рубля, как договаривались. Все по-честному! Обязательно! Только…
Он запнулся.
— Только? — нахмурясь, переспросил я.
— Только денег-то с собой нету. На работе оставил, в кабинете. Так что, в понедельник, ребятки, как штык! С утра и приходите, сразу же отдам.
— Ипполит Семеныч, — с упреком произнес Вовка. — Ну что это за клоунада? Какой понедельник?.. Понедельник начинается в субботу!
Они начали препираться, но я-то знал, что ничего из этого не выйдет. С Семенычем спорить бесполезно. Если тот уперся — не сдвинешь. А потом еще и в понедельник примется крутить-мутить. С утра его будет не найти, то на оперативке пропадет, то на пятиминутке, то еще где…
— Ладно, — махнул я рукой. — Чего воду в ступе толочь? В понедельник, так в понедельник!
— Обязательно! С утра! Прямо с утра и заходите! — затарахтел снабженец, не уставая вытирать ручонки о штаны.
Расстроившись, мы побрели домой.
— Вот пердун старый, а? Так обломить⁈ — возмущался Вовка. — А я пиво уже мысленно глотал!
— Я тоже, — вздохнул я.
И все-таки есть справедливость на Земле! На самом подходе к дому мы наткнулись на врача-практиканта Жору Минашвили, каким-то хитрым путем проходящего интернатуру в больнице закрытого научного городка.
— Гоги! — так и ахнул Володька. — Откуда⁈ Ты же в отпуске!
— Уже прибыл, дарагой! — просиял начинающий доктор. — Нэ могу бэз вашего интеллектуального общэства!..
— Ну, Жорка, — улыбнулся и я, — тебя нам сам Бог послал!
— Бога нэт, дарагой. Зато я есть!
— Годишься и ты. Слушай, тут вот какое дело…
И я рассказал другу-грузину о том, как жестоко нас обманул хитрый жук Кондратьев. И как наша жизнь начинает терять смысл без холодного пива. Но Минашвили, выслушав меня, вдруг картинно приосанился, носатое смуглое лицо его разъехалось в улыбке:
— Э-э, дарагие физики-лирики! Какое-такое пиво, э? Как говорит наш замечательный артист Андрей Миронов, пиво — это нэ актуально!
— Он про зайцев говорил… — проворчал педант Володька.
— Нэважно! — отсек эскулап. — Суть нэ в том.
Суть оказалась в умопомрачительных трофеях, вывезенных медработником из родного Сакартвело.
— Во-первых, коньяк! — торжественно провозгласил Георгий, вздымая указательный палец.
Да коньяк не простой, а домашний — фирменный напиток из семейных подвалов клана Минашвили, изготовляемый и выдерживаемый в дубовых бочках по рецепту, передаваемому из поколения в поколение… И бонусом к нему прилагаются всякие хачапури, чахохбили и тому подобные причуды, а еще разные фрукты: яблоки, алыча, абрикосы…
— Ну ты, Жорик, даешь, — искренне восхитился Володя. — Как ты все это припер⁈
— Ходы надо знать, будущие Эйнштейны, — назидательно изрек гордый сын Кавказа.
— Ладно, ладно, будущий Гиппократ, — усмехнулся я. — Твои предложения?
— А какие тут могут быть предложения? Приступить к ликвидации запасов! И чем скорее, тем лучше, пока не испортилось!
— А где у тебя этот реквизит? — спросил Володя. — Дома?
— Канэчно, дарагой! — намеренно преувеличивая свой акцент, воскликнул Гоги. — Идем?
— Пошли, конечно! — охотно поддержали мы.
По пути к нам прицепился еще Сашка Фролов по прозвищу Фрэнк — наш коллега-МНС, местный франт и при этом вполне толковый исследователь, чья кандидатская уже была практически готова к защите.
Через двадцать минут мы вчетвером сидели за столом и с наслаждением потребляли дары грузинской земли.
Коньяк употребляли благородно, смакуя аромат и послевкусие. И чувства и мысли от этого пробуждались возвышенные: о науке, о будущем, о сути бытия… Ну и, конечно же, о любви и о прекрасных девушках! О чем же еще говорить молодым, умным, привлекательным и неженатым мужчинам…
— Хм! — глубокомысленно хмыкнул Саня Фрэнк. — Между прочим, к нашему Кондратьеву дочка приехала на лето. Студентка. Из Саратова, кажется. Не то филолог, не то журналист. Н-ну, я скажу вам, девушка — пять звезд! Рекомендую вглядеться.
От упоминания Кондратьева Володька вмиг осатанел:
— Чтоб ему, Кондратьеву этому, до гроба с геморроем сражаться!
Я не поддержал гнев Вовчика, а вместо этого усомнился в россказнях Фрэнка:
— Откуда же у такого хомяка, как Кондратьев, взяться пятизвездочной дочке?
Фрэнк прожевал мясной ломтик, со знанием дела молвил:
— У него жена была очень красивая. Реально! От природы. Такая, знаешь,
баба деревенская, кровь с молоком. Мне кажется, она даже не соображала, насколько она красивая. Но вот судьба: сгорела от рака за три месяца. Вот так вот, грустно.
Сашка Фрэнк был старше нас, и в Сызрани-7 обитал подольше. Потому и помнил жену Кондратьева. Мы же с Вовкой застали Кондратьева уже вдовцом.
— Между прочим, — заметил Саня, — зовут ее знаете как?..
— Дочку-то? — уточнил Вовка.
— Ее самую. Аэлита! Представляете⁈
— Аэлита Ипполитовна! — звучно продекламировал Гога. — Я бы сказал, гдэ-то нэмного по-грузински!
— Вообще-то по-марсиански… — ухмыльнулся Вовка.
— Так вот я к чему и говорю! — подхватил Фрэнк. — Откуда эти лапти лыковые такое имя выкопали⁈ Ну, покойную мать ее я сразу отметаю, она и слыхом не слыхала ничего подобного. Значит, остается сам Семеныч! Вот и думай, что за романтическая душа прячется в этой хомячьей оболочке…
Ребята еще поржали, поострили, а я вспомнил, что в придачу ко всем талантам у Сашки Фрэнка имелся дар пародировать голоса, хоть со сцены выступай. И родилась во мне одна идея… Повернулся я к нему — и страшно удивился.
Все болтали, пересмеивались, а Фрэнк сидел с лицом настолько отрешенным, что в первый миг мне захотелось глаза протереть: а это вообще он⁈ Вообще ведь он такой рубаха-парень, балагур… А теперь будто другой человек передо мной. Он словно в кому впал — глаза остекленели, челюсть отвисла…
Но длилось это только несколько секунд. Фрэнк вздрогнул, будто проснувшись, и передо мной вновь появился знакомый весельчак.
— Ты что, Макс? — подмигнул он мне хитро. — Сказать что-то хотел?