— Так-так… — вырвалось у меня.
— Вы о чем, Максим? — вмиг навострилась старушенция.
— Пустяки, — отговорился я, и жестко перехватил инициативу в беседе: — Хорошо, Зинаида Родионовна! В ваших словах есть резон. Железный! Я этим займусь. Понаблюдаю.
Этим решением я так и пролил хозяйке бальзам в душу. Она долго еще вдохновенно причитала на тему хитрости и коварства враждебных спецслужб, а я в это время обдумывал свое. Хотя, если правду сказать, все уже было решено, а просто я перекатывал про себя одну и ту же мысль. Правда, она от этого крепла.
И эта мысль была не про сумеречного Дементьева-Демидова. Нет, и его сбрасывать со счетов нельзя, но он пока пусть побудет в запасе. Здесь тема посерьезнее. И вообще рано рассуждать! Сперва надо убедиться. А уж потом…
Мне ли, ученому, не знать, как часто какая-нибудь совершенно нелепая идея становится отправной точкой к открытию! И мне ли, знающему то, что стало в будущем, прозевать здесь чьи-то вражеские происки, направленные против моей страны! Ну уж нет, я этого не позволю!
Но сначала все-таки да, надо проверить лично. И Вовке я пока тоже не стал ни о чем говорить.
И как нарочно, назавтра шеф — то есть наш завлаб — срочно отправил меня с комплектом чертежей в первый корпус.
— Слетай, Андреич, будь другом! Срочно, они там прямо икру мечут. Да смотри, не потеряй! Гриф «Для служебного пользования»! Это, конечно, не «Секретно», но все равно, не дай Бог, такого геморроя отведаем…
— Не боись, Виктор Михалыч.
— Тогда жми! Аллюр три креста.
Разумеется, я все доставил, взял расписку в получении — и бегом завернул домой. Зинаиды Родионовны, к счастью, не было, и я тут же приступил к делу.
Как у всяких уважающих себя технарей, у нас с Володькой дома хранился изрядный комплект инструмента на все случаи жизни. Вентиляционная решетка крепилась на четырех шурупах-саморезах, всаженных в деревянные «пробки». Подобрать крестообразную отвертку — две секунды. И я приступил к делу.
Еще через пару минут все было готово. Я осторожно снял решетку, вызвав небольшую песчано-мусорную струйку, и взглянул в шахту вентиляции…
Вот это да!
Какое-то время я зачарованно глядел в темную неопрятную дыру. Гипотезы превращались в теорию. Вернее, превратились.
На нижнем кирпиче вентиляционного окошка стояла металлическая коробочка. Из нержавейки. Размером примерно с телефонную записную книжку, только потолще. Стало быть, довольно объемистая штуковина, которая чуть ли не наполовину перекрывала окошко. Ну и понятно теперь, отчего Зинаиде Родионовне чудился запах гари! То есть, не чудился, он реально есть. Чудилось ей, что кто-то что-то жжет — здесь да, в этой точке ее фантазия включилась и не смогла вовремя выключиться. А на самом деле это просто воздух плохо уходил. И жирный жар от сковородок, кастрюль, духовки, что прежде успешно вытягивался в дымоход, теперь наполовину оседал в кухне.
— Вот оно что, Максим Андреевич… — пробормотал я и, не прикасаясь к коробочке, осторожно осмотрел ее, насколько это было возможно.
Явная самоделка. Вот интересно, это кто ж у нас такой умелец?.. Что подобную штуку на территории «Сызрани-7» могут сварганить самопально — в этом сомневаться нечего. Тут каждый третий Кулибин. Да плюс могучие производственные мощности! Это не вопрос. Вопрос — кто именно? И зачем⁈
Тут я глянул на часы. Пора! Отпустили ненадолго, злоупотреблять нельзя. Вмиг я привинтил решетку на место, успев подумать, что теперь нам с Вовкой предстоит выслушивать долгие монологи вдовы о вредительском соседе со второго этажа… И эта мысль как-то сама собой перекатила к идее расспросить подробнее Ирку, жившую с этим Демидовым-Дементьевым бок о бок. При ее феноменальных любопытстве и коммуникабельности она обязательно должна была навострить к нему лыжи. И попытаться охмурить — уж это к бабке не ходи.
Неведомый слухач откручивал и прикручивал жестяную решетку коряво — видать невооруженным глазом. Стало быть, не мастер. Тот, кто сумел изготовить жучка, уж наверняка бы сделал несложную операцию куда более аккуратно. Вот еще тебе, Максим Андреич, информация к размышлению. Можно предполагать, что действовали минимум два человека!
Я, конечно, привык мыслить научными штампами — что вовсе не плохо. Это четко строит ход рассуждений. И руки у меня растут откуда надо. В отличие от действий неизвестного чепушилы, решетка под моими пальцами и отверткой встала на место как влитая. Точно ее не трогали!
Наскоро прибрав высыпавшийся мусор, я пустился на работу, продолжая размышлять на бегу.
Итак! Двое как минимум. Что это значит? Да многое это может значить!
Ход мыслей оказался недолгим, поскольку на площадке между первым и вторым этажами я наткнулся на идущую вверх Ирку. Так сказать, мечты сбываются на встречных курсах.
— О! — явно обрадовалась она. — Встреча у фонтана!
— У почтовых ящиков, — остудил радость я. — Ты что не на работе?
— Отгул у меня! — гордо объявила она. — А ты?
Вот какой может быть отгул у лентяйки?
— А я на работе.
Она заржала:
— Лежа работаешь? На кровати! Научные проблемы решаешь?..
— Это, Ирина Анатольевна, не вашего ума дело, — парировал я вежливо, но с язвинкой.
— А-а, конечно! — она запустила ответную иронию. — А какое тогда дело моего ума?
«Перед мужиками кривляться да выпендриваться,» — так и вертелось на языке. Но сказал, понятно, совсем иное:
— Это отдельный разговор. Лекция по психологии.
— Так ты еще и психолог⁈
— Самоучка. Ладно, Ир, шутки шутками, а я в самом деле на работу бегу. Пока… Или нет, постой!
— Да? — с интересом спросила она, и даже дурацки-юморной настрой у нее пропал.
— Ты соседа своего хорошо знаешь? — я ткнул пальцем в сторону двери холостяка.
— Витальку, что ли? — ярко-голубые глаза сразу потемнели. Взгляд похолодел.
— Не знаю, Виталька он, Сандалька или еще кто. А фамилия не то Дементьев, не то Демидов… В общем, как-то в этом роде.
— Как-то вроде, — сказала Ирина без улыбки. — В огороде. Демьянов он. Виталий Григорьевич.
— С чем его и поздравляю. Так что о нем скажешь?
— Да козел, — с сердцем ляпнула Ирка, что я вмиг перевел так: не поддался на мои чары. Я и так, и сяк околдовывала, а он как чурбан бесчувственный… Ясное дело, козлище, что еще сказать.
— А если точнее?
— А что точнее? Сидит сиднем дома. С работы домой и торчит там, как сыч. Чем занят, пес его знает.
— Научными трудами, как ты говоришь.
— Может быть. А может, на диване лежит, карманный бильярд гоняет. А мне все это пофиг!
Я усмехнулся:
— Ладно, спасибо за информацию.
— На здоровье. А тебе все это зачем?
— Ну как же. Все мы коллеги, любопытно знать. А ты, я знаю, ходячая энциклопедия нашей жизни. К кому, как не к тебе за сведениями…
Не уверен, что Ирка осилила все мной сказанное, но в целом ей понравилось. Она разулыбалась, вознамерилась еще поболтать, но тут я решительно закруглил беседу, понесся на работу. И не опоздал.
Размышления вовсе не мешали мне работать в лаборатории. И по пути домой, и за ужином с Володькой — мы пили чай, перекидывались второстепенными фразами — я продолжал соображать. Пока помалкивая. И даже Вована не посвящая в свои расклады. Раскидывал же я мозгами примерно так.
Значит, установкой прослушки занимались несколько человек. Группа. Это серьезно. Кто бы это могли быть?.. Спецслужбы. Наши или… не наши. И то и другое достоверно.
Та-ак… Ну, если наши, то наверняка они бы поставили промышленного, заводского «жучка», а не это рукоделие. Вряд ли уж они бы стали мастырить самопал. Значит?
Хм! Если это чудо техники слепили местные умельцы из подручного материала, то это может говорить и о том, что они продались иностранной разведке, и о том, что кто-то здесь пытается создать свою секретную организацию. Приоритетная версия — доморощенная агентура зарубежной разведки…
Мысля таким образом, я успевал болтать с Володькой, попутно заметив его задумчивость. Я его знаю уже как облупленного, и по разным оттенкам настроения легко угадываю, так сказать, техническое состояние дружка. В данном случае младшего научного сотрудника Мечникова глодала задумка из разряда «и хочется, и колется, и мама не велит». Я его не подгонял — сам расколется.
Так и случилось. Вовка глотнул чаю, вытер губы ладонью и как-то нерешительно сказал:
— Слушай, Макс…
— Слушаю, — сказал я нейтрально, давая понять: подсказывать ничего не буду, все излагай сам.
— Тут одна история нарисовалась…
— Рисуй, — я чуть улыбнулся.
В принципе мне уже все было ясно. Вован, спору нет, парень неплохой, даже хороший. Но есть у него один бзик — срубить как можно больше бабла. И это не жадность, как можно подумать на первый взгляд. Нет. Тут психологический ребус поинтереснее.
Мне кажется, что заработанными деньгами Володя измеряет социальный рейтинг как таковой. В четком числовом исчислении. Нам в «Сызрани-7» платили, конечно, прилично по сравнению с обычными учреждениями. Наш брат МНС с учетом всяких надбавок, премий, сверхурочных — выгонял до двухсот рублей. Это хорошая зарплата, повыше средней по стране. Но Вовке этого было мало. Повторюсь: он вовсе не скупердяй, не Плюшкин. И взаймы давал, и на общие развлечения — легко. Над деньгами не трясся. Заработок у него был сродни спортивному азарту. Самоуважения, если угодно. Срубить в месяц меньше ста восьмидесяти — значило потерять лицо перед самим собой.
Малость помявшись, помямлив, друган мой наконец-то разродился идеей:
— Как тебе сказать… Короче, там, за забором, познакомился я с одним…
В нашей «семерке» весь внешний мир частенько в разговорах называли «за забором, за оградой, за периметром…» — в этом было некое простительное корпоративное пижонство, вроде того, что у офицеров гвардейских полков.
Далее, однако, Володька затуманил речь: с одним, да с одним… Мне это дело надоело, я сказал:
— Вольдемар, ты кончай тень на плетень наводить. Говори ясно!
— Ну, по правде говоря, я его и сам толком не знаю. Тут ведь дело такое, что чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Одним словом: он готов взять конденсаторы и резисторы, чуть ли по пятерке за штуку. Ну, по четыре пятьдесят.
Детали, применяемые в электросхемах нашего оборудования, были высшего качества и «за периметром» ценились очень высоко — и спецами и «перекупами». Не знаю, кто был тот персонаж, с которым замутил Володька, но в любом случае он не прогадал бы.
Я, услыхав данный бизнес-схематоз, уставился на Вовку очень холодно. Он заерзал на табуретке.
— И как ты это себе представляешь? — не менее ледяным тоном произнес я, прекрасно представляя, что он ответит.
Вовка заерзал сильнее.
— Ну как, как, — огрызнулся он. — Можно подумать, ты не знаешь эту механику… квантовую. Долго ли списать в некондицию штуки три-четыре, если умеючи. И вот тебе чуть ли не червонец на брата. А отряд и не заметит потери бойца…
Он говорил это все неувереннее и трусливее, потому что я смотрел все так же холодно и неприступно. Возникла пауза. Я зловеще покачал головой:
— Товарищ Мечников…
— Ну?
— Гвозди пальцем гну. Счастье наше, что мы в комнате сидим, а не на кухне.
— Это почему?
— А потому, что у стен есть уши. Ты не помнишь разве тот разговор в сумерках?
Володька смотрел на меня круглыми глазами:
— Ты что… Думаешь, и у нас⁈
— Думаю, — сказал я со значением. — И опять же уверен, что вероятнее всего в кухне.
— Да?
— Да. Поэтому, уважаемый коллега, с этого дня рот на замок для всех нелояльных тем. Вник?
— Более или менее, — вздохнул Вован, с трудом расставаясь с мыслью о червонце.
— Лучше более. А насчет заработка…
— Тоже лучше более.
— Согласен. Будем думать.
Однако думать не то, чтобы не пришлось, а судьба в лице начальства подумала за нас.
Назавтра в обеденный перерыв завлаб вдруг загадочным тоном объявил:
— Скворцов, Мечников! Дуйте в первый корпус. К Котельникову.
Я аж присвистнул:
— Вы не шутите, Сергей Сергеич⁈
— Шучу, разумеется. В принципе! Что за жизнь без шутки? Это не жизнь, а поминки. Но сейчас все серьезно, как за защите докторской. Ноги в руки — и в первый корпус!
Алексей Степанович Котельников, замдиректора института по науке, был для нас, «младших лейтенантов», почти небожителем. Сегодня не первое апреля, поэтому повторять не пришлось. Понеслись. Володьку, правда, грызла печаль:
— А как же насчет обеда?..
— Начальству виднее, — сурово отвечал я.
Начальство все у нас обитает в первом корпусе. Через несколько минут мы деликатно постучались в дверь приемной Котельникова:
— Можно?..
Немолодая сухопарая секретарша окинула нас взглядом контрразведчика:
— Скворцов, Мечников?
— Мы!
— Проходите! Алексей Степанович ждет вас.
Мы прошли и…
И я безмерно удивился, хотя и глазом не моргнул.
В кабинете вместе с Котельниковым находился заместитель директора по режиму Борис Борисович Пашутин. Иными словами, наш главный пограничник и контрразведчик в одном лице. Два замдиректора на двух МНС-ов! Ничего себе картина.
Насчет главного пограничника — все верно, хотя система охраны в «Сызрани-7» была непростая, и не столько сложная, сколько запутанная в результате межведомственных трений.
Когда объект только создавался в бешеной гонке Карибского кризиса, то и руководящие документы писались впопыхах — по каким-то там показателям высчитали, что для караульно-постовой службы потребна примерно рота. Ее и создали — отдельную роту охраны Внутренних войск. Ну, а потом запоздало осознали, что спешка хороша только при ловле блох и при поносе: «семерка» сильно разрослась, роты явно не хватало. И вот тут-то начался административный футбол.
Проблему отпасовали МВД: давайте, мол, выделяйте дополнительно роту, не то расширяйте штат до батальона… Но МВД, а точнее, в те времена МООП (Министерство охраны общественного порядка), успешно отмораживалось под разным предлогами, и в конце концов, неведомо в каких начальственных верхах решено было усилить сторожевую службу отрядом Военизированной охраны (так называемый ВОХР) — полувоенной организации из вольнонаемных лиц, включив в этот отряд и вожатых караульных собак и самих, естественно, собак. Да, вот такое веселое подразделение было в нашем городке, целый собачий питомник, множество вольеров. Иной раз псы поднимали там неистовый лай — уж не знаю, что они хотели друг другу сообщить, но орали на всю округу, и угомонить их бывало нелегко.
Ну да ладно, это детали, а по существу вот что: у нас одновременно имелись и командир Отдельной роты (аж целый майор) и начальник отряда ВОХР, а оба они подчинялись Пашутину. Отношения между майором и главным ВОХРовцем были не то, чтобы натянутые, но ревнивые. Вроде бы им и делить между собой ничего не надо было, у каждого свой охраняемый участок… но тем не менее.
Да, а Борис Борисович, стало быть, царил над ними. И вообще все вопросы безопасности, секретности, анализа агентурной информации — все это замыкалось на нем. Немного загадочный персонаж. Наверняка ведь он был сотрудник КГБ, но никак не вязался его облик с имиджем этой суровой организации. Очень моложавый, хотя немолодой, Борис Борисович был самый настоящий столичный денди, изящный и ухоженный, в элегантных костюмах. Мужчина без возраста. Немного замкнутый, безупречно корректный. В общем, такой КГБ-шник, наверное, и должен быть в столь необычном месте, где зашкаливающая концентрация ученых…
— Ага, — негромко произнес он, увидев нас. — Это они и есть, Алексей Степанович?
— Да, — кратко, сухо ответил Котельников, мельком глянув на нас.
Мы синхронно и вежливо улыбнулись.
— Присаживайтесь, — велел особист, скупым точным жестом указав на стулья напротив себя.
Мы сели. Пашутин уставился на нас немигающим и ничего не выражающим взором. Профессиональным. Пауза длилась секунд пять-семь, после чего он веско молвил:
— Ну что, молодые люди? Поговорим по-взрослому? По-мужски.
— Конечно, — кивнул я, и мысль заработала как ядерный реактор.
Что значит это приглашение? Что значит этот разговор⁈
Я ощутил себя как путешественник, перед которым вдруг распахнулась огромная неведомая страна.