Традиция Махамудры Гелуг и Кагью

Обещание составить руководство

Текст продолжает:

Это обещание автора объяснить, как достичь ясного понимания глубочайшей природы ума.

Рассмотрение того, как видится и как существует «я»

Текст продолжает:

Как же мы здесь медитируем? Находясь в том состоянии, когда ум полностью поглощён умом, мы применяем малую часть этого ума, чтобы рассмотреть и исследовать – разумно, рассудительно, и используя знания, – природу нас самих, как того существа, которое мы обычно считаем «собой» и которое поглощено концентрацией на простой ясности и осознанности. Иными словами, к спокойствию и безмятежности ума мы добавляем сопутствующие умственные факторы рассмотрения и исследования.

Как мы говорим о природе того, что возникает зависимо, «все явления лишены истинно существующей и присущей им особенности». Мы должны увидеть это и глубоко в этом убедиться. Мы должны прийти к ясному пониманию отсутствия обособленности, то есть бессамостности – отсутствия у любой вещи истинной и присущей ей отдельности. Такое понимание обретают путём осознания глубинной природы и явлений, и одушевлённых (или «чувствующих») существ – личностей. Личность, или обыденное «я», вне зависимости от состояния данного рождения, это тот, кто чувствует счастье или печаль и пользуется вещами, тогда как явления относятся к тому, что чувствует и использует эта личность – будь это что-либо из пяти совокупностей индивидуального опыта, или что-то ещё. И поскольку понимания бессамостности обыденного «я» легче достичь, чем понимания отсутствия самосущности прочих явлений, сначала мы приходим к чёткому пониманию бессамостности обыденного «я».

Как же нам понять способ кажимости обыденного «я», то есть как же наш ум обычно заставляет его казаться существующим в контексте совокупности факторов нашего повседневного, ежемоментного существования? Как соотносится способ его действительного существования со способом его видимости? Начнём с рассмотрения и исследования каждого из них, отмечая различия.

Когда бы ум ни дал начало проявлению какого-либо объекта познания, он заставляет его казаться таким, как если бы он существовал истинно, как определённое «это» или «то», на которое можно указать пальцем. Вот почему мы говорим «я» о том, кто чувствует такие вещи как удовольствие и боль, или использует какие-либо совокупности, источники познания и так далее. Вне зависимости от того, что мы думаем о «том» или «этом», ум заставляет это казаться чем-то существующим и обнаружимым в том месте, где по его пониманию, этот предмет и должен находиться.

Но обыденном уровне, то есть на уровне относительной истины, есть действительное различие между человеком или «я», который пользуется вещами, и используемыми телом и умом, которыми управляет это «я». Есть управляющее и управляемое. Из-за того, что моё тело болеет, мы говорим «я болен». Из-за того, что наш ум что-то знает или видит, мы говорим «я знаю или вижу». Однако, наш ум наделяет это «я», то есть познающего, того, кому представляются вещи, кажущимся независимым существованием, будто оно существует само по себе. Наш ум порождает видимость, чувство или впечатление конкретного «я», будто что-то такое независимо существует благодаря своей собственной силе.

Иногда, когда наше тело болит, мы развиваем гнев, направленный на тело, а если забываем что-то важное, то злимся на ум. Объектом нашего гнева тут является тело или ум. Тот же, кто злится – это «я». Ум заставляет его казаться чем-то ясно отдельным, существующим само по себе, посылающим гнев, и также заставляет казаться отдельным от него тот предмет, на который гнев направлен. Вот каким образом мы развиваем гнев по отношению к телу или уму.

Например, если мы пораним руку, то хватаемся за больное место, как если бы это был некий предмет, например, отравленное оружие, и считаем боль своим врагом. Мы развиваем гнев или о отвращение к этой больной руке – ум заставляет казаться руку и «я» совершенно отдельными вещами. Он производит чувство или видимость «я», которое кажется независимым от тела и ума и не относящимся к ним. Но что же за природу имеет это «я»? Нашим острым разумом мы рассматриваем и исследуем её в состоянии непоколебимой поглощённой концентрации на обычной природе ума.

Опровержение «я» – объекта отрицания

Текст продолжает:

Если мы исследуем, на что же опирается эта постулируемая личность или «я», которое чувствует радость или печаль и пользуется вещами, то можем сказать, что тело составляют элементы земли, воды, огня, воздуха и пространства – иными словами, твёрдые, жидкие и газообразные составляющие тела, а также пустоты и тепло. И хотя личность опирается на эти вещи, если мы оценим каждую из них и спросим – «твёрдые составляющие – это я?», или «жидкие составляющие – это я?», то поочерёдно мы отбросим их все, так и не найдя того, что мы могли бы отождествить с собой. Но, взглянув иначе, мы можем сказать, что «я» находится в теле и уме, и они-то и составляют основу или место его существования. «Я» нельзя выявить где-нибудь в другом месте, где нет ни тела, ни ума, например в столе. Потому «я» определённо находится где-то в теле и уме.

Но если это даже и так, то рассматривая наши составляющие и поочерёдно отбрасывая их, спрашивая себя «я – это?», «я – то?», беря телесные элементы и ум вместе или по отдельности, мы ни в чём из этого не найдём ни малейших признаков, никакой отличительной характеристики «я». Нельзя найти его и в их связности или совокупности. Аналогично, если рассматривать «я» как сущность, основанную на уме, то в потоке ума, в его совокупности или частях, мы не найдём сколько-нибудь обнаружимой основы для «я». Вот почему Нагарджуна сказал, что личность – не земля, не огонь, не ветер, не пространство, не сознание, и не их совокупность.

Автор текста продолжает цитировать Нагарджуну:

Хотя личность не является совокупностью, всё же нет такой отличительной характеристики, которая выделяла бы её в отдельную сущность, отличную от тела и ума, взятых вместе или по отдельности, и владеющую ими, подобно хозяину. Её нельзя обнаружить как в отрыве от этих совокупностей, так и как нечто, отличное от них, но располагающееся в чём-либо из них – например, в уме. Но где же ещё можно найти «я»?

Однако, дело обстоит вовсе не так, что никакого «я» вовсе нет. «Я», испытывающее боль и получающее помощь, собирающее карму и испытывающее её результаты, определённо существует. Если руководствуясь тем аргументом, что в абсолютном смысле «я» необнаружимо, мы скажем, что никакого «я» вообще не существует, мы войдём в противоречие с прямым восприятием. Из непосредственного переживания и опыта известно, что «я» есть. Из своего личного опыта мы говорим: «я счастлив», «мне грустно». И никому для этого не требуется подтверждения от кого-либо другого. И хотя мы не знаем, где же в конце концов находится это «я», его существование мы можем установить из собственного опыта.

Это так, но при этом нельзя обнаружить какую-либо основу, обладающей отличительной характеристикой, образующей «я». То, что мы так называем – просто обозначение, приписываемое совокупности элементов. Потому «я» не является чем-то самосущим, существующим благодаря своей собственной силе, не опираясь на какую-либо другую основу. Оно не утверждается присущей ему самому природой. Со стороны «я» не существует самосущей природы, делающей меня «мной», подтверждающей моё существование и придающей ему силы. В этом смысле «я» не является чем-то истинно существующим. Исключая «я» как индивидуума, который испытывает счастье или печаль, пользуется вещами и является просто тем, к чему прилеплен умственный ярлык, никакого «я», существующего независимо и самостоятельно, установить нельзя.

Цитата из Нагарджуны продолжает:

То «я», которое собирает карму, обрекающую его на счастье или страдание, испытывает её результаты и переживает радость или печаль, это лишь наименование, данное на основе совокупности причин и обстоятельств. А совокупности, стимуляторы восприятия и сферы познания, на основе которых был создан ярлык «я», существуют ли они независимо, самосущи ли они? Нет, они не сами утверждают своё бытие. Точно так же, как и «я», они лишены самосущего бытия. Почему? Потому что каждая из составляющих опять же из чего-то состоит.

Как «я» – это условность, которой присваивается ярлык на основе совокупности шести элементов (земли и прочих), так и каждый из них обязан своим существованием основе – совокупности составляющих частей, так же как и во всё твёрдое в качестве составляющего входит элемент земли. У элемента земли есть составные части, а состоящее из частей есть основа для наименования – то, на что указывает ярлык. Потому его существование может быть установлено только при опоре на иные факторы, отличные от него. Существование и идентичность тех или иных вещей, которые можно поименовать как «то» или «это», не может быть установлена через что-либо, в конечном счёте обнаружимое с их собственной стороны в том месте, где они считаются существующими.

Относительное существование явлений – не то, что следует отрицать

Если мы сделаем вывод, что раз в конечном счёте нельзя обнаружить самостоятельное существование явлений или их присутствие в обозначенном месте, то они не существуют вообще, то будем неправы. Они есть. Они должны быть. Но когда мы не можем установить их абсолютного существования в том месте, где они видятся существующими, то что же это означает? Это просто значит, что с их стороны в предельном смысле нельзя обнаружить ничего, что бы утверждало их существование в месте, где мы полагали их вещественное существование, исходя из видимости их, которую даёт наш ум.

Но когда остро встаёт вопрос о том, как же предельно необнаружимые вещи в действительности существуют, и мы должны что-то на него ответить, конечным ответом будет то, что их существование устанавливается просто благодаря наименованиям. Иными словами, существование этих вещей устанавливается и подтверждается просто в силу того факта, что их можно именовать в контексте присваивания умственных ярлыков. Для присущих им обнаружимых определяющих характеристик со стороны основы для наименования, делающих вещи существующими и придающих им идентичность, нет дополнительной необходимости. Таким образом, существование в конечном счёте необнаружимых вещей – просто условное. Этим подразумевается, что неразумно считать их чем-то истинно существующим и самосущим.

Нагарджуна удостоверяет это в «Коренных строфах о срединности», как делает это и Цонкапа в «Сущности отличных объяснений смыслов, поддающихся толкованию и определению». Если бы существование вещей и их идентичность как «то» или «это» устанавливались бы ими самими, в силу присущей им и обнаружимой собственной природы, то есть некой определяющей, характерной черты, которую можно было бы выявить и указать где-то внутри этих вещей, являющихся нам в качестве объектов познания, тогда их существование не устанавливалось бы просто благодаря условному наименованию со стороны ума, берущего их в качестве объекта познания. Устанавливать их существование и отличать их друг от друга можно было бы просто благодаря их собственным отличительным характеристикам, делающих их «этим» или «тем». Но это не так, потому что внимательно исследовав объекты познания в поисках определяющих характеристик, существующих с их собственной стороны, мы не сможем найти ни малейшего примера таких характеристик, которые могли бы сделать их «этим» или «тем», которые существовали бы со стороны их собственной основы для обозначения.

Так что вещи, как было сказано, существуют как «то» или «это» именно благодаря условным обозначениям ума, определяющего их как «то» или «это». Это означает, что вещи устанавливаются так, что их нельзя считать истинно существующими сами по себе, как «то» или «это», благодаря какой-то собственной присущей им природе или отличительным характеристикам. Таким образом существование и идентичность вещей устанавливается просто благодаря тому, что может принять их за объект, то есть благодаря уму, его условному умственному обозначению. Так что ничто не существует независимо, благодаря лишь себе, даже в конструкции с умственным обозначением. Ни у какой вещи нет истинного, присущего ей самой существования.

То же верно и в отношении шести составляющих личности – короче говоря, тела и ума всякого живого и чувствующего существа. Рассмотрим тело, как нечто состоящее из частей. Оно может быть названо «телом» просто на основе совокупности таких частей как голова, ноги и так далее – ведь расчленив его на отдельные части, мы уже не сможем найти той основы, у которой есть отличительная характеристика, делающая его телом. Подобно этому и ум – это то, что можно назвать просто ясностью и осознанностью, и обозначение это даётся на основе совокупности множества вещей, таких как связность ранних и поздних моментов и деятельности по принятию различных аспектов в качестве объектов познания. И кроме как подобным образом, никакой из этих элементов – даже самый мельчайший или тончайший – не существует как основа для наименования, обладающая предельно обнаружимой определяющей характеристикой и делающая его существующим как «то» или «это» со своей собственной стороны. То, на что условно указывает ярлык, никогда не может быть тождественно основе для наименования.

Таким образом, каждый из шести компонентов личности – это нечто такое, что может быть лишь зависимо обозначено. Каждый из них именуется по совокупности причин и условий, которые и образуют основу для присваивания ярлыка, и не имеют, как и в случае личности или обычного «я», истинного, самосущего существования, устанавливаемого благодаря обнаружимой внутренней собственной природе или отличительной характеристике. Потому Нагарджуна, цитируемый в нашем тексте, и сказал: «Никакая из составляющих не является совершенно сплошной, ибо каждую можно определить как совокупность частей».

Полная поглощённость пустотой, подобной пространству

Текст продолжает:

Проведя подобное пристальное исследование, мы не обнаружим даже частицы того, кто полностью поглощён в сосредоточении, состояния или действия полной поглощённости, или объекта, которым мы полностью поглощены, которые бы существовали независимо – иными словами, существование которых происходило бы благодаря им самим. А поскольку существование чего-либо не может быть установлено иначе как через умственное обозначение, никакая вещь не может также существовать благодаря чему-то предельно обнаружимому с её собственной стороны. С чётким пониманием, что не может быть такой вещи, как независимо установленное существование – то есть не зависящее от умственного обозначения – мы со всей проницательностью фокусируем наш ум на этом простом опровержении или сведению к ничто нашего объекта отрицания. Наш ум полностью поглощён пустотой – полным отсутствием независимо установленного существования.

Ум, постигающий пустоту, не делает это в утвердительной манере. При этом нет таких мыслей: «вот пустота, в которой я убедился», или «теперь я медитирую на пустоте», а должно быть лишь полное отсутствие объекта отрицания. Такой ум ясно понимает, что даже если ум проявит объекты познания, заставив их казаться истинно и самосуще существующими, и даже сделает вывод о действительном существовании таких вещей, их существование от этого не станет хотя бы в малейшей мере установленным благодаря чему-то истинно и самосуще присутствующему в том месте, где видится их существование. Потому наша решимость – это чёткое отсечение фантазии и того, что из неё следует, подобное перерубанию туго натянутой верёвки. Это значит, что наш ум должен быть полностью поглощён полным отсутствием или пустотностью (которая есть простое сведение его к ничто) объекта отрицания – выдуманного, невозможного способа существования.

Зависимое возникновение означает возникновение чего-либо в зависимости от иных, отличных от него факторов. Мы можем понимать это на трёх уровнях. Все явления сансары возникают зависимо от неосознанности. Именно в этом смысле сформулировано положение о двенадцати звеньях зависимого возникновения. Ещё с одной точки зрения все находящиеся в действии, нестатичные явления возникают зависимо от причин, условий и частей. Однако, школа мадхьямика-прасангика использует зависимое возникновение, чтобы дать понять, что существование всех явлений – сансары и нирваны, нестатичных и статичных – устанавливается зависимо просто благодаря умственному обозначению.

На этом этапе наше понимание условного существования вещей – это понимание их зависимого возникновения, в том смысле, который придаёт этому термину мадхьямика-прасангика. Поскольку вещи – это предметы, существование которых устанавливается в зависимости от умственного обозначения, вещи условно обладают функциями, допускающими их использование в качестве зависимо возникшего «этого» или «того». Их зависимо возникающая функциональность происходит именно в силу того, что эти вещи не существуют – их существование зависимо, и установлено в силу факторов иных, чем сами эти вещи, а именно – их обозначений. Их функциональность и способность приносить пользу или вред лишь следствие их свойства существовать в силу факта зависимого возникновения. И именно потому что существование и идентификация вещей как «то» или «это» устанавливается зависимо от умственного обозначения, они и не имеют истинного, самосущего бытия.

Что же такое ум, объектом которого является пустотность? Это такой ум, который на основе условно существующих предметов, а иными словами – на основе, существующей лишь в вышеупомянутом смысле зависимого возникновения, не позволяя, однако, этой основе проявиться в виде объекта сосредоточения, совершенно и ясно отсекает их самосущее существование, будучи полностью убеждён, что такого быть не может. Какой же вид отсутствия или пустотности берёт такой ум в качестве объекта сосредоточения? Это просто сведение объекта отрицания к ничто. Поскольку пустотность просто отрицает этот объект, не оставляя при этом уму ничего другого в качестве объекта познания, то из двух видов отрицания – утвердительного и неутвердительного, пустотность считается принадлежащей ко второму. Собственно, отсутствие и есть неутвердительное отрицание.

В этом смысле пустотность подобна пространству, ибо пространство – тоже неутвердительное отрицание. Пространство всякого физического предмета – это отсутствие чего-либо осязаемого или физического препятствия этому предмету, которое не позволяло бы его трёхмерного существования. Пространство, однако, тем отличается от пустотности, что объект, который оно отрицает – то есть что-то осязаемое или способное составить физическое препятствие – всё же существует, тогда как то, что отрицает пустотность – а именно истинное самобытиё – не существует вовсе.

Если ум, объект которого – пустотность, размышляет: «Это не самосущее существование; я обнаружил его», то это считается «установлением пустотности на расстоянии». Так делать не следует. Правильное сосредоточение на пустотности – это ясное, проницательное осознание самого отрицания. Иными словами, с глубоким пониманием того, что вещи вовсе не существуют так, как они только что представлялись, ум, взявший пустотность в качестве объекта сосредоточения, полностью пронзает сферу этого чистого отрицания, подобно тому, как копьё поражает цель. Такой ум полностью поглощён пустотностью, которая подобна пространству.

Такой ум понимает мадхьямику, срединный путь, который избегает двух крайностей. Каковы же эти две крайности? Это крайности истинного, самосущего бытия и полного небытия. Когда наш ум остаётся в сфере простого сведения объекта отрицания к ничто, чётко понимая, что на самом деле вещи вовсе не существуют так, как это кажется, этот ум устраняет крайность истинного, самосущего существования. А понимая, что предметы, истинное и самосущее существование которых мы отрицаем, возникают и существуют зависимо, просто благодаря умственному обозначению, – иными словами, понимая, что их существование оказывается зависимым от условий и факторов иных, чем они сами, мы осознаём, что это их зависимое существование отрицает их полное небытиё.

Короче говоря, поскольку вещи существуют как «это» или «то» в зависимости от условий и факторов, у них нет способа существовать независимо, как они есть. Понимание этого как раз и избавляет от двух крайностей – существования и несуществования. Более того, когда понимание того, что все предметы существуют не самосуще, приводит нас к убеждению, что все вещи могут существовать и действовать лишь благодаря условиям и факторам, наше понимание тоже избавляется от двух крайностей.

Пустотность самого ума

Текст продолжает:

Теперь в качестве предмета нашего исследования мы берём ум, и пользуясь теми же аргументами, что и ранее, устанавливаем, что он лишён самосущего существования. Цитата из Шантидэвы о том, что ряды и совокупности не таковы, какими кажутся, означает, что называемое нами «умом» – это просто то, что обозначается зависимо от совокупности ранних или поздних моментов познания.{2} Таким образом мы продолжаем свою медитацию шаматхи, в которой ум безмятежен и установлен на своей собственной условной природе, как и ранее. Но в дополнение к этому – в контексте приведённой цитаты – мы исследуем глубочайшую, бытийную природу самого ума как простую ясность и осознанность. Мы видим, что её существование устанавливается просто благодаря факту, что она может быть умственно обозначена зависимо от совокупности многих частей. Кроме этого, её существование ничем другим не установлено. Это особая медитация на пустотности с умом в качестве основы этой пустотности.

Понимание пустоты в понятиях зависимого возникновения

Текст продолжает:

В повседневной жизни наш ум даёт начало видимости многих вещей – гор, заборов, пастбищ, домов, городов, и тому подобного, а кроме того – звуков, запахов, вкусов, осязательных ощущений, а также умственных событий и объектов. Когда мы в некоторой мере, соответственно нашим способностям, приобрели какое-то понимание пустотности, а иными словами – понимание существования, установленного благодаря зависимому возникновению, тогда уже не важно, какой видимости даёт проявиться сейчас наш ум – мы знаем, что она существует лишь в зависимости от факторов и условий. Она существует в таком виде просто благодаря умственному обозначению – условным ярлыкам, которые и делают её «этим» или «тем». И поскольку она существует лишь как концептуальное представление, то всё, чему ум даёт проявиться в виде объекта познания, существует лишь как нечто обозначаемое концептуальной мыслью, присваивающей ему имя.

Теперь мы сознаём несамосущее существование всего, что как видимость проявляется умом, включая и сам ум. Мы знаем глубочайшую природу этих вещей, а именно, что раз это существование установлено просто благодаря концептуальному представлению, всё лишено невозможных способов существования, таких как самосущее, происходящее от собственной природы или собственных определяющих свойств. Когда мы полностью уверены в этом, мы исследуем природу самой этой пустотности, или глубочайшую истину. Мы смотрим, есть ли такая вещь, как пустотная природа, которая наконец-то не лишена присущего ей самобытия? Есть ли пустотная природа, существующая истинно, сама по себе, или есть ли у неё основа, утверждающая своё существование независимо от того, что может оказаться просто умственным обозначением? Может ли такая вещь, как пустотная природа, существовать в силу себя самой, благодаря самой себе, не будучи сама тем, или не завися от того, что могло бы подпасть под определение «все вещи лишены самосущего бытия, потому что они и их идентичность сами не существуют ни по отдельности, ни вместе»?

Когда мы исследуем это, нам, путём понимания существования как зависимого от условий, станет ясно, что пустотная природа, или глубочайшая истина, сама лишена истинного, самосущего бытия. Как сказал Сангье-еше, «переживаешь, как является глубочайшая сфера реальности», – пустотность пустоты – «не нуждаясь в опоре на что-либо иное».

Поняв существование лишь в силу умственного обозначения, а иными словами – что ум даёт видимость всем вещам, даже самой пустоте, и даже она не может существовать, не будучи зависима от иных факторов, а именно – обозначений, тогда, как продолжает цитата, «пока она проявляется, какое благо погрузить в неё своё сознание, чтобы оно было полностью поглощено!». Когда нам не нужно основываться ни на чём, кроме того факта, что все вещи проявляются зависимо от умственного обозначения, мы понимаем, что истинного, самосущего существования нет, и погружаем свою осознанность в наше постижение этой глубочайшей сферы реальности.

Тогда мы рассуждаем уже с другой точки зрения. У условных или относительных вещей нет истинного самосущего бытия, потому что в действительности это ум даёт начало их видимостям. И этот второй взгляд на зависимое возникновение ещё глубже погружает наш ум в глубочайшую, предельную природу – полное отсутствие истинного, самосущего существования.

В итоге, когда наше понимание беспрепятственного зависимого возникновения простой видимости продвигается глубоко, мы уже и пустоту постигаем в понятиях зависимого возникновения. Мы смотрим на всё, как на являющееся в уме. Опираясь на довод, что все видимости вещей возникают зависимо, мы понимаем, что никакая вещь не возникает, как она есть, утвердив свою идентичность в самой себе, и не существует, не завися от иных факторов. Иными словами, когда ум, понимающий зависимое возникновение вещей, проявляет что-либо в качестве объекта своего восприятия, он знает, что эта видимость «того» или «этого» возникает просто благодаря умственному обозначению. Это осознание даёт убеждённость в несуществовании любой вещи в силу себя самой и независимо от чего-либо другого. Таким образом, как говорит коренной текст, «пока она проявляется, какое благо погрузить в неё своё сознание, чтобы оно было полностью поглощено!»

Когда мы сделаем это, то чем больше наш ум проявляет видимости вещей, тем сильнее наша уверенность в том, что все эти видимости лишены истинного, самосущего бытия. Это можно резюмировать словами Цонкапы из «Трёх основ Пути»: «Видимость устраняет крайность истинного, самосущего существования, а пустотность устраняет крайность полного небытия». Поскольку вещи лишены самобытия, ум проявляет их видимость как то или иное в зависимости условий, и так их возникновение происходит в зависимости от отличных от них факторов, а именно – умственного обозначения. Таким образом, понимание этой линии рассуждений действенно убеждает в том, что и существование, и идентичность устанавливаются просто благодаря обстоятельствам. А это, в свою очередь, приводит к убеждению в полном отсутствии истинного, самосущего существования и настоящей, присущей идентичности. Видимость не препятствует пустотности, а пустотность – видимости.

Некоторые думают, что поскольку вещи таки наблюдаются, они не могут быть лишены истинного существования, и что будь они действительно его лишены, они не могли бы действовать. Но эти заключения противоположны действительности. При правильном понимании того, как именно вещи лишены самобытия, в то же время далёком от отрицания, как раз и достигается исключительная убеждённость в том, что в их действии есть смысл. А знание того факта, что наш ум даёт начало различным видимостям действующих вещей, которые растут и уменьшаются, начинаются и кончаются, без полного их отрицания, именно и убеждает нас в том, что они лишены истинного, присущего им самим бытия. Похоже, именно это имел в виду Сангье-еше, сказав «какое благо!».

Текст продолжает:

Не имеет значения, что возникает сейчас у нас в уме – мы понимаем, просто в силу того факта, что это кажется «этим» или «тем», что оно существует как таковое лишь благодаря условиям. Так что сколько бы видимостей ни создавал наш ум, они лишь убеждают нас в своей пустотности. Иными словами, что бы наш ум ни проявлял, тот факт, что воспринимаемая видимость «этого» или «того» есть нечто возникающее зависимо, и что она, тем не менее, несомненно наблюдается, даёт уверенность в том, что истинного, собственного существования у неё нет. Когда это происходит, то оставаясь сфокусированным на сфере пустотности, остриё нашей осознанности вращается вокруг. Верному воззрению уже ничто не может воспрепятствовать. Оно прилагается ко всему.

Вот настоящая медитация на верном воззрении с полной поглощённостью в пустоте, подобной пространству.

Посвящение

Текст продолжает:

Важно искренне посвятить все положительные силы или заслуги, приобретённые в медитации махамудры, окончательному просветлению, с которым ничто не может сравниться. Мы не должны позволить им стать причиной чего-то более низкого или преходящего, что может пропасть.