Трактир на Мясницкой

Глава 2 Походки: летящая, тяжелая, танцующая и стремительная, или Смерть гения горячих блюд

Походка человека может рассказать о нем много интересного. Не все, конечно, но вот некоторые черты человека по походке узнать все же можно. Пока Степа готовился к съемкам, пока рассаживались члены жюри, пока прибывали приглашенные гости, я присматривался к людям, отмечая их походку. Например, лысоватый ведущий финал кулинарного состязания со сцены банкетного зала «Бонапарт» ставил ноги пятками внутрь. То есть как ходил Чарли Чаплин, когда он изображал своего маленького беззащитного и смешного человечка в Большом Городе…

Люди, у которых походка пятками внутрь, часто бывают веселыми, назойливыми и замечающими то, чего другие не видят. Шутят они часто, к месту и не очень. Вот и ведущий, небольшого роста лысоватый человек, который в начале девяностых мелькал по телевизору много и часто, в середине девяностых еще показывался, изредка появлялся в начале двухтысячных, а теперь его перестали показывать вовсе, сыпал шуточками, конечно, на кулинарную тему и старался как-то занять присутствующих. Это чтоб жюри и гости не скучали, поскольку соревнующиеся повара были заняты на кухне, готовя конкурсные блюда.

– Не знаю, как вы, – говорил ведущий, – а я так умею готовить только омлет. Его я готовлю мастерски. Но, увы, кто готовит мастерски омлет, обычно больше ничего не умеет готовить. Однажды, когда жена одна уехала в отпуск, а меня с телевидения не отпустили, я как-то решил приготовить себе щи. Нет, чтобы сходить в ресторан или ближайшую кафешку… Ну, купил капусты, нашинковал ее, обрезав при этом себе до крови палец, мясо нарезал кубиками, картошку дольками, специи приготовил. И все это опустил в кастрюлю. Варю, помешиваю. Час проходит, два. Пробую – не готово. Пошел к соседке за консультацией. Попросил зайти ко мне, посмотреть: может, я что-то неправильно делаю. Она зашла, попробовала… «Сколько еще варить?» – спрашиваю. «Часа полтора», – отвечает. «Мама дорогая, – думаю. – Жизнь слишком коротка, чтобы варить себе обеды». Плюнул я на эту свою затею, вылил все варево в унитаз и пошел обедать в ресторан. Больше варить щи я не пытался…

– Готовить обеды – тоже искусство, – громко заметила лысоватому ведущему член жюри конкурса вице-президент Межрегиональной ассоциации кулинаров России Тамара Николаевна Круглова. И мило улыбнулась. Лет тридцать пять назад она вполне могла бы выиграть районный конкурс красоты, а то и городской. Держалась она с достоинством, как и положено женщине в годах и достигшей в избранной профессиональной сфере больших высот и достатка. Время от времени она с затаенной хитринкой посматривала на председателя жюри Николая Александровича Сыча, президента Российской гильдии шеф-поваров, члена Французской национальной гастрономической ассоциации и Итальянской ассоциации поваров, крепкого рыжеватого господина с рязанским лицом и задиристой прической «бобрик». Николай Александрович, чем-то похожий на Городничего из гоголевского «Ревизора» в исполнении неподражаемого Юрия Толубеева, отвечал ей острым взглядом небольших глаз, которые, когда он улыбался, превращались в хитроватые щелочки. Кажется, эту немолодую пару в прошлом что-то связывало и теперь им обоим было приятно об этом вспоминать.

– Были бы щи, а лапоть всегда найдется, – негромко сказал Николай Александрович как бы в дополнение реплики Кругловой и перевел взгляд на лысоватого ведущего. Тамара Николаевна снисходительно улыбнулась.

Я не заметил, какая походка была у Сыча, поскольку он все время, начиная с нашего со Степой прихода в банкетный зал, сидел. А вот у Тамары Николаевны Кругловой был прямой и стремительный шаг, будто она все время куда-то спешит. Такая походка явно указывала на решительность характера, импульсивность, а также способность к достижению поставленных целей. А еще она говорила о большой заботе. Разумеется, к себе самой. И хотя из людей со стремительной походкой получаются неплохие друзья, их доброжелательность и отзывчивость распространяются лишь до определенных границ. А потом, когда дружба начинает требовать больших душевных и материальных затрат, люди со стремительной походкой в дружбе отказывают. Нет, они не становятся злыми. Просто до их сердца уже невозможно достучаться.

Николай Александрович Сыч, как председатель жюри, сидел в президиуме в самой середке. По правую руку от него восседала Тамара Круглова. Рядом с ней устроился импозантный господин лет сорока с небольшим животиком. Был он с эспаньолкой и вьющимися волосами, ниспадающими на плечи. Вид у него был явно «иностранный».

Черт побери, почему и сегодня, когда русские и одеться могут намного лучше, нежели иностранцы, и холеных господ среди нашего российского брата уже пруд пруди, и дамы света и даже полусвета едва ли не все поголовно в нарядах от Валентино и Дольче и Габбана, а все равно иностранца от русского отличишь едва ли не с первого взгляда. Разница эта неуловимо тонка и необъяснима словами. Как очарование женщины, складывающееся из многих факторов, но которого нет без некой изюминки, что прячется в тембре голоса, мимолетном взгляде или в уголке чуть растянувшихся в улыбке губ.

Иностранный импозантный господин с длинными волосами и с эспаньолкой – а я спросил про него у парня моего возраста, сидевшего в жюри с самого краю, – оказался шеф-поваром одного из московских ресторанов с итальянской кухней. Звали этого господина Дрего Мора. Он тоже был в жюри конкурса и являлся членом Кулинарного совета Российской гильдии шеф-поваров, поскольку жил в России с конца девяностых. Что его занесло в нашу страну в лихую для нее годину – одному богу ведомо! Судя по рассказам парня из состава жюри (его, кстати, звали Жора Денисенко, и он тоже входил в Российскую гильдию шеф-поваров), этот Дрего Мора работал в лучших ресторанах Швейцарии, Испании и Италии, да, похоже, нигде надолго не приживался. Дядька, конечно, он был интересный и чем-то смахивал на французского мушкетера времен короля Людовика XIII и небезызвестного кардинала Ришелье. Походка у итальянца, насколько я успел заметить, была какой-то танцующей. То есть с наклонами в сторону, поворотами и запрокидыванием головы и разными причудливыми позами. Это говорило о том, что, возможно, Дрего Мора обладает веселым характером шутника и балагура; не любит брать на себя ответственность; забывчив, не обидчив и не держит обещаний. И еще то, что он весьма любвеобилен, часто меняет женщин и быстро заводится на какое-либо дело, но так же быстро к нему остывает. Не потому ли он переменил столько стран и ресторанов, в которых работал?

Рядом с Дрего Мора сидела почетный член жюри и одновременно гость конкурса – Татьяна Ивановна Подкрылкина, стареющая, но от пяток до макушки исключительно модная дама из числа верхушки Московского городского комитета профсоюза работников торговли, общественного питания и потребкооперации. Иногда она искоса поглядывала на итальянца, который ей явно нравился. Ибо не только пожилым мужчинам нравятся женщины намного их моложе, но и женщинам в возрасте, случается, нравятся мужчины младше их лет на пятнадцать-двадцать. И примеры тому имеются в количествах не столь уж и малых.

По левую руку от председателя жюри Сыча сидел, а вернее, все время вставал, проходил на кухню, где готовили свои конкурсные блюда шеф-повара, подходил к ведущему и что-то ему говорил почетный член жюри Антон Антоныч Корнелюк, чиновник из Департамента торговли и услуг. У Антона Антоныча была прямо-таки летящая походка. Это могло говорить только о двух вещах: либо он по жизни торопыга, либо он по уши влюблен и безгранично счастлив. А такое состояние просматривается не только в блеске глаз, но и в пластике тела. В том числе отражается и на походке.

Кстати, быть влюбленным вовсе не значит любить какую-нибудь конкретную женщину. Можно быть влюбленным в работу, в своих друзей, просто в жизнь. А можно быть влюбленным в свою должность и себя в ней. Словом, Корнелюк буквально порхал, как романтическая девица из второй половины девятнадцатого века, только что выпущенная в свет, то бишь «на волю» из института благородных девиц. Несчастные такой летящей походки не имеют. Она у них чаще всего тяжелая, носками внутрь. И руки у них висят как плети, плечи при этом обреченно опущены. Такая походка была у Виктории Безработной, чье место находилось рядом с Корнелюком. Она входила в состав жюри, поскольку была шеф-поваром и тоже, как и Дрего Мора, являлась членом Российской гильдии шеф-поваров и его Кулинарного совета.

Седьмым членом жюри был как раз Жора Денисенко, мой консультант.

А на сцене неустанным волчком продолжал шутить, развлекая не столь уж и многочисленную публику, лысоватый ведущий.

– …один из главных и мудрых древнейших постулатов гласит: кушать надо часто, но помногу. – Ведущий хохотнул, чего не поддержал ни один из присутствующих, и изрек еще одну мудрую мысль: – Ведь когда сыт, жизнь налаживается и не кажется на полный желудок никчемной и пустой.

Лысоватый ведущий замолчал и сделал знак, приложив палец к губам. Потом исчез и через несколько мгновений вернулся с загадочным видом. Затем, подойдя к микрофону, произнес:

– Господа, вынос блюд состоится через две минуты.

Жюри подобралось, разговоры стихли. Даже стремительный Корнелюк успокоился, сел на свое место и уставился на задернутый малиновой портьерой вход в кухню. Прошла минута. Еще одна. Наконец, портьера отъехала в сторону, и на узорчатый – с цветами и перьями сказочной жар-птицы – ковер ступил лакированный ботинок.

– Встречайте! – раздался восторженный голос лысоватого ведущего. – Первый финалист конкурса «Кулинар две тысячи тринадцать» шеф-повар ресторана «Трактир на Мясницкой» Трофим Максимов с блюдами, приготовленными по старинным русским рецептам. И первое блюдо – вы мне поверите, кундюбки! Ну, или кундумы…

После лакированного ботинка из-за раздвинутых портьер показалась сначала одна, потом вторая нога в брюках со стрелками, полы белоснежной поварской одежды и, наконец, сам Трофим Иванович Максимов с улыбающимся лицом и в высоком поварском колпаке. Он подошел к президиуму, где сидело жюри, раскинул широко руки, как бы радуясь встрече с дорогими гостями и приглашая их к столу, и вслед за этим жестом тотчас выпорхнули семь прехорошеньких девиц в поварских курточках и белых колпаках. В руках они несли по подносу с кундюбками в глиняной мисочке. А в это время лысоватый ведущий просто заливался соловьем:

– Кундюбки, господа, были известны на Руси еще в шестнадцатом веке. С одной стороны, это пельмени. Но пельмени весьма необычные, изобретенные братиями во Христе, то есть монахами, предпочитающими постный стол мясному, а постные пельмени – мясным пельменям, которые они считали языческим блюдом, возводящим во грех. Кундюбки, господа, имеют начинку из грибов и каши, в нашем случае – гречневой. Имеются пряности, состав которых и количество наш мастер, – ведущий повел рукой в сторону стоящего перед членами жюри Трофима Максимова, – держит в строжайшем секрете. И это его право, господа. Вообще, в кругу кулинаров Трофим Иванович считается гением горячих блюд, но членам жюри, надо полагать, это хорошо известно, отчего распространяться по этому поводу я не стану. Что же касается приготовления кундюбок, то тут маэстро Максимов поделился с нами, неискушенными обывателями, некоторыми своими секретами. Оказывается, тесто для кундюбок замешивается исключительно на растительном масле и горячей воде, поэтому оно и заварное и вытяжное одновременно. А еще, – здесь лысоватый ведущий остановился, давая время девицам поставить перед каждым членом жюри мисочку с необычными пельменями, – кундюбки после лепки не отвариваются, а обжариваются до появления легкой корочки. После чего их томят в печи или духовке чуть более четверти часа и только в глиняном горшке. Конечно, с грибным бульоном и сметаной. И вот, – тут ведущий сделал паузу, – вы их видите уже на своем столе. Уверяю вас, они настолько вкусны, что просто язык проглотишь. Приятного аппетита!

Девицы с подносами упорхнули робкими птахами, и Максимов опустил руки. Какое-то время он стоял и наблюдал, как члены жюри пробуют его кундюбки, отмечая, наверное, их реакцию. Вроде бы никто не поморщился и выплевывать не стал. Добрый знак!

Председателю жюри Николаю Александровичу Сычу кундюбки явно понравились. Съев пару штук, он одобрительно закивал, отодвинул тарелку от себя, потом, подумав, пододвинул снова и, подцепив вилкой очередной «пельмень», принялся доедать всю порцию, чем несказанно обрадовал конкурсанта Максимова.

По паре пельмешков отведали профсоюзный босс Татьяна Подкрылкина и вице-президент Межрегиональной ассоциации кулинаров России Тамара Круглова.

Съела пельмешек и с умным видом откинулась на спинку стула и Виктория Безработная, наслаждаясь вкусом, а Жора Денисенко и Антон Корнелюк уже расправились с кундюбками и писали что-то в своих записных книжках, что лежали по левую руку у каждого из членов жюри.

Что же касается эспаньолистого и кудряво-волосатого итальянца Дрего Мора, то он медленно и с задумчивым видом пережевывал один-единственный кундюбок. Словом, жюри работало… челюстями.

А потом случилось следующее. Маэстро Максимов, беспомощно оглянувшись (на мгновение его взгляд встретился с моим, и я разглядел в его глазах такую муку, что не приведи господь), снова развел в стороны руки, уже как бы моля жюри о снисхождении или помощи. Постояв так несколько секунд, он, неловко качнувшись, вдруг рухнул плашмя на пол, ударившись лбом о ступени, ведущие к месту президиума, где заседало жюри.

Стало тихо, как в заколоченном склепе. Корнелюк с Денисенко перестали записывать и с удивлением уставились на упавшего шеф-повара. Дрего Мора побелел, судорожно проглотил остаток кундюбка и, естественно, перестал жевать. Виктория Безработная плаксиво ойкнула и привстала. Также приподнялся со своего места и председатель жюри Сыч.

– Что это с ним? – громко спросила Тамара Николаевна Круглова.

– Не знаю, – ответил Николай Александрович и стал грузно выбираться из-за стола. – Может, с сердцем стало плохо?

Следом за ним встали и спустились к упавшему шеф-повару Максимову и остальные члены жюри, кроме Дрего Мора. По крайней мере, его я возле тела Трофима Максимова не видел.

Деятельная Круглова наклонилась и пощупала у повара пульс. Потом подняла голову и обвела растерянным взглядом присутствующих:

– Пульса нет.

Она первая вызвала по телефону «Скорую помощь». Та прибыла быстро, не прошло и четверти часа. Врач с чемоданчиком осмотрел лежащего Максимова и строго спросил:

– Его что, били?

– Нет, это он, падая, ударился лицом о ступени, – ответил председатель жюри Сыч.

– Я не про лицо говорю, я про это, – сказал врач «Скорой» и отвел волосы с правого виска Трофимова в сторону. И все увидели чуть выше виска рваную, чуть затянувшуюся рану шириной не менее сантиметра.

– Да никто его не бил… вроде, – неопределенно как-то сказал председатель жюри Сыч. – Может, он подрался с кем незадолго до конкурса.

– В общем, это уже не наше дело, – заявил врач «Скорой помощи» и поднялся с корточек. – Человек мертв. На голове опасная рана. Так что вызывайте полицию…

– А что, эта рана и вызвала его смерть? – спросил кто-то из членов жюри. Кажется, это был мой консультант Георгий Денисенко.

– Вполне возможно, – последовал ответ врача.

Я, как и остальные репортеры – а их было предостаточно, ведь конкурс не простой, и победителю светил в качестве приза популярный ресторан «Добрыня» в самом центре Москвы на Театральной площади, – конечно же, находился в самой гуще событий, а иными словами – возле трупа шеф-повара Максимова. Степа продолжал усиленно снимать, ни на секунду не отвлекаясь, так что репортаж у нас мог получиться самым что ни на есть сенсационным. А когда врач «Скорой помощи» во всеуслышание заявил, что имеющаяся на голове Трофима Максимова рана вполне могла привести к смерти шеф-повара, я отошел в сторонку и достал мобильный телефон.

– Привет, – сказал я, когда на том конце беспроводной линии включилась связь.

– Привет, – ответил мне знакомый голос.

– Я нахожусь в банкетном зале «Бонапарт», – на всякий случай, чтоб меня не слышали, я прикрыл телефон ладонью.

– Поздравляю, – ответил мне ровный голос. – Как там тебе, в «Бонапарте», вкусно, весело? Надеюсь, не обидели, от пуза наелся.

– Нет, не вкусно, – ответил я. – И довольно грустно. Здесь только что умер гений кулинарии некто Трофим Иванович Максимов, шеф-повар ресторана «Трактир на Мясницкой».

– Вот как… А что он там делал, в банкетном зале? – голос в трубке стал заинтересованным.

– Участвовал в финале конкурса «Кулинар две тысячи тринадцать», – сказал я. – И раз он гений, то вполне мог претендовать на приз конкурса, который теперь ему не достанется.

– А какой там приз? Тысяч сто? – с некоторой иронией произнес голос в трубке.

– Да, сто тысяч, – согласился я и добавил: – Но это официальный приз, так сказать, на орехи. А есть еще и спонсорский приз.

– И какой? – в голосе в трубке вновь зазвучали нотки заинтересованности.

– Ресторан «Добрыня» на Театральной площади, – ответил я. – Знаешь такой кабачок?

– Слышал про него, но никогда не был, – несколько оживившись, ответил мне мой собеседник. – Но он же принадлежит нашему магнату Масину? Я ничего не путаю? – теперь в голосе моего собеседника появились нотки удивления.

– Да, ты прав. И вот этот самый магнат Масин выставил свой ресторан в качестве неофициального приза главному победителю поварского конкурса, – сказал я. – Как ты думаешь, сколько может стоить престижный ресторан в центре столицы?

– Несколько миллионов евро, наверно, – не сразу услышал я голос собеседника. – Это не кусок пирога. Масштаб!

– Но это еще не все, дружище, – сказал я. – На голове умершего шеф-повара имеется едва затянувшаяся рана, большая и, похоже, глубокая. Врач приехавшей «Скорой помощи» осмотрел труп и объявил, что смерть вполне могла наступить от этой раны. Сказал, что больше ему здесь делать нечего, и уехал.

– Так бы сразу и начинал, – выражая некоторое неудовольствие, ответил голос. – Значит, в финальной части соревнований поваров победитель, который должен был получить в качестве приза ресторан в центре Москвы и еще сто тысяч рублей, умирает. А у умершего опасная рана на голове, которая, предположительно, и привела его к смерти. Возможно, это убийство, чтобы вывести претендента из списка… претендентов на первое место, так?

– Так, – ответил я. – Ты всегда все очень хорошо понимаешь, Володя.

– И ты хочешь, чтоб я приехал и взялся за это дело, – в голосе моего собеседника я не почувствовал вопросительной интонации. Скорее всего, вопрос имел утвердительный характер. Стало быть, вопросом уже не являлся. Но я все же ответил:

– Да. Такие случаи ведь как раз в вашей компетенции.

– В нашей, в нашей, – ответил мой собеседник. – Ладно, жди…

Следователь по особо важным делам Главного следственного управления по Москве Следственного комитета России Володя Коробов – а это ему я звонил по своему мобильному телефону – приехал вместе со своим сотрудником и экспертом-медиком чуть позже полицейского наряда, вызванного кем-то из членов жюри. Возле трупа уже находились остальные участники конкурса и лысоватый ведущий, у которого теперь напрочь было отбито желание сыпать шуточками и остротами. Он как-то разом посерел и осунулся, в общем, был не в своей тарелке, возможно, даже корил себя за свои идиотские шутки. Не было видно только эспаньолистого Дрего Мора. Собственно, его не стало видно с того самого момента, как шеф-повар Максимов, прощально раскинув руки, упал лицом на ступени, ведущие к членам жюри. Отсутствие итальянца заинтересовало Коробова, и он отдал распоряжение своему сотруднику найти пропавшего члена жюри.

Наряд полиции, приехавший по вызову, охотно передал дела Коробову, будто бы камень с души сбросил. Собственно, дел никаких еще и не было, разве что протокол с места происшествия, в котором было написано, что труп мужчины около сорока лет лежит на ковре, раскинув руки, и лицо его разбито о ступени при падении… Ну, и так далее в том же духе.

Затем следователь по особо важным делам Коробов приступил к опросу свидетелей, которыми являлись все члены жюри, гости и лысоватый ведущий. Факта смерти своего коллеги соревнующиеся шеф-повара и их помощники не видели, но Коробов их отпускать не собирался. Напротив, он намеревался в первую очередь допросить именно их. И вот почему: как только эксперт приступил к осмотру трупа, он тотчас подозвал Володю Коробова к себе. Я подошел вместе с ним.

– Глянь-ка, – посмотрел врач на Володю и раскрыл рот покойному Максимову. – Видишь?

– Вижу, – без интонаций ответил Коробов, потом как-то странно посмотрел на меня и сказал: – Это ты, Старый, правильно сделал, что именно нас позвал. Наше это дело, без всяческих сомнений наше.

– А что такое? – я непонимающе уставился на Володю. – Что там, у покойника во рту? Жук-скарабей? Лепестки роз? Сотенная купюра евро? Записка с пляшущими человечками? Что?

– Хуже, – произнес Володька и наклонился над трупом, призывая как бы меня сделать то же самое. Я наклонился. – Видишь? – он указал пальцем на язык покойного шеф-повара.

И присмотрелся и увидел коричневатую сыпь на языке и небе покойного шеф-повара Максимова. Прежде таких красноречивых языков мне видывать не доводилось.

– Отравление!

– Именно так.

– Получается, что его сначала стукнули по башке, скорее всего вчера, но вырубить так и не сумели. А сегодня решили уже добить. И отравили, – такой вот я сделал вывод.

– Возможно, так оно и было в действительности, – согласился Володя. – Теперь надо искать яд. Это в первую очередь. Кроме того, надо все же узнать, кто его так приложил по голове.

– А какой яд-то надо искать? – спросил я.

– Рицин, – произнес врач-криминалист и поднялся с корточек. – Скорее всего, это рицин.

– А что это? – посмотрел я на врача.

Тот сначала не хотел отвечать: с какой, дескать, стати он станет распинаться перед каким-то телевизионщиком, не имеющим никакого касательства к ведению следствия, не знающим даже, что такое рицин. Но, сообразив, что мы со следователем по особо важным делам Коробовым большие друзья, все же ответил:

– Рицин – это токсин растительного происхождения. Выделить его знающему человеку довольно легко: после приготовления касторового масла остается жмых, вот из него и можно сделать рицин. Можно также выделить рицин из семян клещевины. В результате получается такой белый порошок без запаха. Он хорошо растворяется в воде и иной жидкости. Вода, соус, подлива, майонез, сметана, молоко, растительное масло, сок – вот где надлежит искать этот яд. Там он совершенно будет незаметен. Действует рицин не моментально, а через довольно продолжительное время, убивая организм с каждой секундой. Поэтому вашего повара могли сначала отравить, а уже потом ударить по голове. Я бы, – врач посмотрел на Коробова, – не стал напрямую связывать получение раны на голове и отравление рицином. И еще рицин, – тут доктор посмотрел уже на меня, – это яд, который намного сильнее цианистого калия…

– Даже так? – удивился я.

– Даже так, – подтвердил эксперт.

Коробов отправил его на кухню, чтобы тот взял пробы жидкостей, которыми мог быть отравлен Максимов. А сам приступил к допросу шеф-поваров.

Первым в списке Володи, а точнее, в моем, который я приготовил для него, был шеф-повар ресторана «Императрица Елизавета» Валерий Степанович Сундуков.

Это был молодой человек, тридцати с небольшим годков, пухлый, как плюшевая игрушка, и на первый взгляд добродушный. Наверняка в детстве его дразнили «сундуком», и не только из-за фамилии, но и из-за телосложения: Валерий Степанович и правда внешне походил на сундук. Не буквально, конечно, но все же было в его образе что-то такое, что вполне оправдывало такое прозвище: тяжеловесность, квадратность и тугодумие. «Сундуки», они быстро не соображают…

Коробов вел допрос по всем правилам: спросил имя, место работы, семейное положение. Валерий Степанович оказался человеком не женатым, единственным увлечением которого (хобби, главным занятием и отдушиной всей жизни) была кулинария. И еще: основным соперником Трофима Максимова, похоже, был именно он…

– А вы с Максимовым были знакомы? – спросил Коробов.

– Был, – просто ответил он.

– И сколько лет? – поинтересовался следователь по особо важным делам.

– Пять лет, – последовал ответ.

– Где вы познакомились с Максимовым? – задал новый вопрос Володя Коробов.

– Тоже на конкурсе, – не сразу и односложно ответил Сундуков.

– Каком конкурсе? – из повара приходилось вытягивать слова едва ли не клещами, поскольку сам он отвечал только на поставленный вопрос. Без какой либо конкретики и без пояснений.

– Конкурс назывался «Кремлевский кулинарный кубок», – ответил Валерий Степанович.

– И кто же его выиграл? – проявил любопытство Коробов.

– Он, – последовал ответ.

– Понятно, – подвел итог первой части дознания Володя. – А в последнее время вы не замечали за Максимовым каких-либо странностей? Может, он вел себя как-то неадекватно, чего-то или кого-то боялся?

– Нет, – опять односложно ответил Сундуков.

– Ну, может, кто-нибудь ему угрожал? – начал терять терпение Володя.

– Этого я не знаю, – сказал повар.

Чувствовалось, что повар его начинает раздражать.

– А кто ударил его по голове, вы тоже не в курсе? – неожиданно спросил Коробов.

Сундуков молчал. Это могло значить только одно: про удар по голове он что-то знает.

– Что вы молчите? – спросил Коробов.

Сундуков продолжал молчать.

– Вы, как свидетель, обязаны отвечать, – произнес наставительным тоном Володя, гипнотизируя шеф-повара Сундукова строгим взором. – Иначе я вынужден буду за отказ вами давать показания по интересующему меня делу подать рапорт, и уже на вас, Валерий Степанович, заведут уголовное дело по статье триста восьмой ука эрэф, после чего вы автоматически превратитесь из свидетеля в подозреваемого. А там я не могу даже предположить, чем лично для вас все это может закончиться. Вам это понятно?

Сундуков молча кивнул.

– Тогда отвечайте, – попросил Коробов.

– А что отвечать? – спросил вполне искренне шеф-повар.

Ей-богу, терпению следаков и дознавателей стоит позавидовать. Я бы, наверное, изошел уже пеной, испсиховался бы весь, начал бы орать, беседуя вот с таким свидетелем-недотепой, как этот ресторанный шеф-повар Валерий Степанович Сундуков. Ему только борщи варить! Нет, положительно не зря его в детстве дразнили «сундуком». Он, собственно, и по сей день настоящий сундук.

– Хорошо, я повторю вопрос, – терпеливо произнес Володька. – Скажите, свидетель, знаете ли вы, кто ударил шеф-повара Трофима Ивановича Максимова по голове накануне сегодняшних событий?

– Это тот итальянец с бородкой, – наконец выдавил из себя Сундуков.

– Какой итальянец? – почти ласково спросил Коробов, пытаясь сделать так, чтобы сам свидетель уточнил бы свои показания. Но тут не выдержал уже я:

– Тот, из жюри, который ушел сразу, как только Трофим Максимов повалился замертво, – пояснил я Володе, встряв в ведение допроса, хотя делать этого не следовало. Поэтому Володя сурово на меня посмотрел и свел к переносице брови. Но я уже не мог остановиться и добавил: – Дрего Мора его зовут. Кстати, он тоже шеф-повар, и с убитым Максимовым они не раз могли пересекаться.

– Выясним, – коротко ответил Коробов и снова повернулся к Сундукову: – Итак, откуда вы знаете, что голову Максимову проломил итальянец Дрего Мора?

– Мне сказал это сам Максимов, – ответил повар.

– Когда сказал? – терпеливо продолжал допытываться Коробов.

– Сегодня. У него упал колпак, я и увидел рану у него на голове, вот и спросил, – неожиданно длинно ответил Сундуков, чем несказанно обрадовал моего друга. У Володи даже просветлело лицо, и он повеселел.

– А когда этот итальянец нанес ему рану и по какому случаю, он вам не сказал? – поинтересовался Коробов.

– Когда нанес – сказал, – ответил Сундуков, – а вот по какому случаю – не говорил.

– Ну, и когда итальянец ударил Максимова по голове? – лицо у Коробова снова потемнело.

– Вчера, – произнес Валерий Степанович.

– Больше покойный Максимов вам ничего не говорил? – снова спросил Володя.

– Говорил, – опять односложно ответил Сундуков и замолчал.

Молчание длилось минуту, не меньше. Коробов ждал, что повар еще что-нибудь добавит, а Валерий Степанович дожидался, очевидно, нового вопроса. Первым не выдержал Коробов. Глядя на Сундукова с язвительно-нежнейшей улыбкой, он мягко и вкрадчиво спросил:

– И что еще говорил вам Максимов?

– Он сказал, что еще устроит этому итальяшке, – ответил Валерий Степанович и вытер рукавом поварской куртки вспотевший лоб.

– Это все? – поинтересовался Володя на всякий случай, хотя было уже видно, что Сундуков больше ничего не знает про конфликт итальянца с Максимовым.

– Все, – выдохнул Валерий Степанович.

– Благодарю вас, – сказал Коробов.

– Я могу идти? – посмотрел на следователя по особо важным делам Сундуков.

– Да, можете, – ответил Володя и вдруг как бы спохватился: – Скажите, а этот итальянец не заходил сегодня к вам на кухню?

– Зачем? – заморгал Сундуков.

– Ну, мало ли, – сказал Коробов и пожал плечами. – Может, водички попить или стопку мартини опрокинуть.

– Я не видел, – подумав, ответил Валерий Степанович.

– А скажите: кто-нибудь посторонний, когда вы готовили конкурсные блюда, заходил к вам на кухню? – задал Володька вопрос, который, верно, приберег напоследок.

– Да, – ответил Сундуков.

– Кто? – спокойно спросил Коробов, уже смирившийся с манерой разговора шеф-повара.

– Ведущий заходил несколько раз, чтобы узнать, скоро ли будут готовы блюда…

– Та-ак, – протянул Коробов и сделал пометочку у себя в блокноте. – А еще кто-нибудь заходил?

– Еще этот заходил. Из жюри, – ответил Валерий Степанович.

– Кто «этот»? – улыбнулся через силу Коробов.

– Ну, этот, как его… Он еще ходит, как летает… – неопределенно ответил Сундуков. Но это «неопределенно» было для Володи, а для меня вполне определенно. И я вмешался снова…

– Валерий Степанович имеет в виду почетного члена жюри конкурса, Антона Антоныча Корнелюка, чиновника из Департамента торговли и услуг, – сказал я и мило улыбнулся следователю Коробову. – Это у него такая летящая походка. Да, если вам интересно, то я могу сообщить несколько черт, присущих данному господину именно исходя из его походки, поскольку она отражает некоторые качества, которые…