Трамвай «Желание» (сборник)

Действующие лица

Бланш Дюбуа.

Стелла – ее сестра.

Стэнли Ковальский – муж Стеллы.

Митч.

Юнис.

Стив.

Пабло.

Негритянка.

Врач.

Надзирательница.

Молодой человек – агент по подписке.

Мексиканка.

Разносчик.

Прохожий.

Матрос.

Картина первая

Двухэтажный угловой домик на Елисейских Полях в Нью-Орлеане – улице между рекой и железнодорожными путями. Убогая окраина, и есть в ней, однако, в ее захудалости – не в пример таким же задворкам других великих американских городов – какая-то совершенно особая, забористая краса. Дома здесь все больше белые, пооблинявшие от непогоды, с вычурными фронтонами, обстроены шаткими лесенками и галерейками. В домике две квартиры – вверху и внизу, к дверям обеих ведут обшарпанные белые лесенки. Вечер в начале мая, только-только еще начинают собираться первые сумерки. Из-за белого, уже набухающего мглой дома небо проглядывает такой несказанной, почти бирюзовой голубизной, от которой на сцену словно входит поэзия, кротко унимающая все то пропащее, порченое, что чувствуется во всей атмосфере здешнего житья. Кажется, так и слышишь, как тепло дышит бурая река за береговыми пакгаузами, приторно благоухающими кофе и бананами. И всему здесь под настроение игра черных музыкантов в баре за углом. Да и куда ни кинь, в этой части Нью-Орлеана вечно где-то рядом, рукой подать, – за первым же поворотом, в соседнем ли доме – какое-нибудь разбитое пианино отчаянно заходится от головокружительных пассажей беглых коричневых пальцев. В отчаянности этой игры – этого «синего пианино» – бродит самый хмель здешней жизни. На крыльце две женщины, белая и цветная, прохлаждаются на свежем воздухе. Первая, Юнис, снимает квартиру на втором этаже; Негритянка – откуда-то по соседству: Нью-Орлеан – город-космополит, в старых кварталах люди разных рас живут вперемешку и, в общем, довольно дружно. Ритмы «синего пианино» переплетаются с уличной[1] разноголосицей.

Негритянка (к Юнис). …и вот, говорит, святой Варнава повелел псу лизнуть ее, а ее-то всю, с головы до ног, так холодом и обдало. Ну, и в ту же ночь…

Прохожий (матросу). Держитесь все правой стороны и дойдете. Услышите – барабанят в ставни.

Матрос (негритянке и Юнис). Где здесь бар «Четыре двойки»?

Разносчик. А вот с пылу, с жару…

Негритянка. Что зря деньги переводить в этой обдираловке!

Матрос. У меня там свидание.

Разносчик. …с жару!

Негритянка. Да не польститесь у них на коктейль «Синяя луна» – ног не потянете.

Из-за угла появились двое – Стэнли Ковальский и Митч. Им лет по двадцать восемь – тридцать, оба в синих спецовках из грубой бумажной ткани. В руках у Стэнли спортивная куртка и пропитанный кровью пакет из мясной лавки.

Стэнли (Митчу). Ну, а он?

Митч. Говорит, заплатит всем поровну.

Стэнли. Нет. Нам с тобой причитается особо.

Останавливаются перед лестницей.

(Во всю глотку.) Э-гей! Стелла! Малышка!!

На лестничную площадку первого этажа выходит Стелла, изящная молодая женщина лет двадцати пяти; ни по происхождению, ни по воспитанию явно не пара мужу.

Стелла (мягко). Не надо так кричать. Привет, Митч.

Стэнли. На, держи!

Стелла. Что это?

Стэнли. Мясо. (Бросает ей пакет.)

Стелла испуганно вскрикивает, но ухитрилась подхватить пакет и тихонько смеется. Муж с товарищем уже снова заворачивает за угол.

Стелла. Стэнли! Куда ты?

Стэнли. Погоняем шары.

Стелла. Можно прийти посмотреть?

Стэнли. Приходи. (Уходит.)

Стелла. Сейчас догоню. (К Юнис.) Здравствуйте, Юнис! Как дела?

Юнис. Все в порядке. Да скажите Стиву, пусть уж там кормится, как сам сумеет, а дома ничего ему не будет.

Все трое смеются, негритянка еще долго не может уняться.

Стелла уходит.

Негритянка. Что за пакет он ей бросил? (Встает, хохочет во все горло.)

Юнис. Да тише!

Негритянка. Лови – а что? (Смех так и разбирает ее.)

Из-за угла с чемоданом в руке подходит Бланш. Смотрит на клочок бумаги, на дом, снова на записку и снова на дом. Непонятно поражена и словно не верит глазам своим. Само ее появление в здешних палестинах кажется сплошным недоразумением. Элегантный белый костюм с пушистым, в талию, жакетом, белые же шляпа и перчатки, жемчужные серьги и ожерелье – словно прибыла на коктейль или на чашку чая к светским знакомым, живущим в аристократическом районе. Она лет на пять старше Стеллы. Блекнущая красота ее не терпит яркого света. В робости Бланш и в белом ее наряде есть что-то, напрашивающееся на сравнение с мотыльком.

Юнис (не сразу). Что вам, милочка? Заблудились?

Бланш (в шутливом ее тоне проскальзывает заметная нервозность). Сказали, садитесь сперва в один трамвай – по-здешнему «Желание», потом в другой – «Кладбище», проедете шесть кварталов – сойдете на Елисейских Полях!

Юнис. Ну вот и приехали.

Бланш. На Елисейские Поля?

Юнис. Они самые.

Бланш. Значит… вышло недоразумение с номером дома…

Юнис. А какой вы ищете?

Бланш (нехотя справляется все по той же записке). Шестьсот тридцать второй.

Юнис. Тогда вы у цели.

Бланш (совершенно обескураженная). Я ищу сестру, Стеллу Дюбуа. То есть… жену мистера Стэнли Ковальского.

Юнис. Здесь, здесь. Вы чуть-чуть разминулись с ней.

Бланш. Так это… – да нет, что вы! – …ее дом?

Юнис. Она на нижнем этаже, я – на верхнем.

Бланш. О! И ее… нет дома?

Юнис. Заметили кегельбан за углом?

Бланш. Как будто нет.

Юнис. Ну, а она как раз там, смотрит, как муж сшибает кегли. (Помолчав.) Хотите, оставьте чемодан, сходите.

Бланш. Нет.

Негритянка. Пойду скажу про вас.

Бланш. Благодарю.

Негритянка. Рада услужить. (Уходит.)

Юнис. Вас не ждали?

Бланш. Нет. Сегодня – нет.

Юнис. Ну что ж, заходите, располагайтесь, не дожидаясь хозяев.

Бланш. Как же?

Юнис. Да мы здесь свои люди – впущу. (Встает и открывает дверь.)

Загорается свет, засинела занавеска. Бланш медленно входит за Юнис. Сцена постепенно погружается в темноту, из которой выступает квартира Ковальских. Помещение, разделенное на две комнаты занавесом. Первая по основному своему назначению – кухня, но здесь же и раскладушка – на ней будет спать Бланш. Дальше – спальня. Из нее узкая дверь в ванную.

(Заметив, какое выражение у Бланш, готова постоять за своих.) Сейчас здесь не очень-то приглядно, а прибраться – квартира просто загляденье.

Бланш. Вот как.

Юнис. Да, вот так. Значит, вы – сестра Стеллы?

Бланш. Да. (Не зная, как от нее отделаться.) Спасибо, что впустили.

Юнис. Por nada[2], как говорят мексиканцы, por nada! Стелла рассказывала про вас.

Бланш. Да?

Юнис. Кажется, вы учите в школе.

Бланш. Да.

Юнис. Вы прямо из Миссисипи?

Бланш. Да.

Юнис. Она показывала снимок вашего дома, там, на плантации.

Бланш. «Мечты»?

Юнис. Большущий дом с белыми колоннами.

Бланш. Да…

Юнис. С таким домищем, поди, хлопот не оберешься.

Бланш. Простите, пожалуйста, но я просто с ног валюсь.

Юнис. Ну еще бы, милая. Да что ж вы стоите… садитесь.

Бланш. Я не к тому – мне бы остаться одной.

Юнис (обиженно). О! Тогда не буду путаться под ногами.

Бланш. Я не хотела вас обидеть, но…

Юнис. Добегу до кегельбана, подгоню ее. (Уходит.)

Бланш в полном оцепенении остается на стуле – руки судорожно вцепились в сумочку на коленях, вся сжалась в комок, словно ее бьет озноб. Но вот невидящий взгляд ее снова становится зрячим: не спеша начинает осматриваться. Душераздирающий кошачий вопль. У Бланш дух захватило от ужаса, инстинктивно подняла руку, словно защищаясь, как вдруг замечает что-то в полуоткрытом стенном шкафу. Вскакивает, подбегает и достает бутылку виски. Налила полстакана, залпом опрокинула. Аккуратно поставила бутылку на место, моет стакан над раковиной. И – снова на прежнем месте, у стола.

Бланш (шепотом). Надо взять себя в руки.

Стелла (быстро выходит из-за угла, бежит к дверям. Радостно). Бланш!

Не отрывают глаз друг от друга. Бланш вскакивает, с громким криком бросается к сестре.

Бланш. Стелла! О Стелла, Стелла! Стелла-звездочка!

Крепко обнялись.

(С лихорадочным воодушевлением, словно ей страшно дать себе, сестре опомниться, задуматься.) Ну, покажись же, покажись. Да не смотри ты на меня, Стелла, не надо – вот приму ванну, отдохну, тогда… И выключи верхнюю лампу! Погаси! Нечего рассматривать меня при таком нещадном свете, я не хочу!

Стелла смеется, но уступает.

Бланш. Ну, иди же, иди сюда. Ах ты моя маленькая! Стелла! Стелла-звездочка! (Обнимает ее.) А я уж думала, ты так и не вернешься больше в это логово… Что я сказала! Вырвалось… А я хотела честь честью: ах, до чего же уютный домик!.. И такой ландшафт!.. Ха-ха! Агнец кроткий. Словечка не промолвит…

Стелла. Но ты не даешь мне и рта раскрыть. (Смеется, но во взгляде, устремленном на Бланш, – тревога.)

Бланш. Ну, что ж – твое слово. Открой ротик и говори, а я тем временем пошарю, нет ли чего-нибудь выпить. Знаю, знаю, уж что-нибудь спиртное у нас припрятано. Где же? А, подсмотрела, подсмотрела! (Бросается к стенному шкафу, достает бутылку. Ее трясет как в лихорадке, попробовала засмеяться – дух перехватило. Бутылка чуть не выскользнула из рук.)

Стелла (замечая ее состояние). Садись, Бланш, дай уж я налью сама. Чем бы разбавить, не знаю. Может, кока-кола?.. Кажется, есть в холодильнике. Загляни, милая, а я…

Бланш. А ну ее, дружок, что кока-кола, когда нервы на таком взводе. Но где же… где…

Стелла. Стэнли? Играет в кегли. Любимое занятие. У них там сегодня… А, вот содовая!.. целое состязание.

Бланш. Просто воды, детка. Один глоток, запить. Не бойся, твоя сестра не заделалась пьяницей, просто ее растрясло, разморило от жары, устала, грязная… Так что сядь и объясни толком – куда я попала? Как тебя занесло в эту дыру?

Стелла. Но, Бланш…

Бланш. Ах, ну что мне кривить душой – говорить, так уж всю правду. Никогда, никогда, в самых страшных снах, не могло мне привидеться… Только По! Эдгар Аллан По, один он мог бы оценить все это по достоинству. Прямо за домом, конечно, Уирский лес со всей своей нечистью… (Смеется.)

Стелла. Ну что ты, дружок, – железнодорожные пути, всего только железнодорожные пути.

Бланш. Нет, серьезно, шутки в сторону. Почему ты молчала, почему не писала, не дала знать?

Стелла (осторожнее, наливая себе виски). О чем, Бланш?

Бланш. Как о чем? Что тебе приходится прозябать в таких условиях?

Стелла. Сильно сказано. Здесь совсем недурно. Нью-Орлеан – город совершенно особенный.

Бланш. При чем тут Нью-Орлеан! Все равно что сказать… прости, малыш. (Разом оставляя эту тему.) Вопрос исчерпан.

Стелла (сдержанно). Благодарю.

Бланш молча смотрит на нее, та улыбается в ответ.

Бланш (глядя на стакан, дрожащий у нее в руке). У меня теперь на всем белом свете – одна только ты, а ты мне и не рада.

Стелла (искренне). Ну что ты, Бланш, сама знаешь – неправда!

Бланш. Неправда?.. Ах да, я и забыла, ты у нас такая – словечка не вытянешь.

Стелла. С тобой ведь, бывало, не разговоришься, Бланш. Вот и привыкла при тебе помалкивать.

Бланш (рассеянно). Недурная привычка… (Решительно.) Ты все не спросишь, как мне удалось вырваться из школы до конца весеннего семестра.

Стелла. Я полагала, захочешь – скажешь сама… если захочешь.

Бланш. Думаешь, выгнали?

Стелла. Нет, я считала… могла ведь ты и сама уйти.

Бланш. Я так исстрадалась после всего… нервы не выдержали. (Нервно мнет сигарету.) Дошла до последней черты, дальше – уже только безумие. Вот мистер Грейвс – директор школы – и предложил мне отпуск за свой счет. В телеграмме ведь всего не перескажешь. (Одним глотком допивает виски.) А-а, так и пошла по жилкам, хорошо!

Стелла. Еще стаканчик?

Бланш. Один – норма, больше не пью.

Стелла. Решительно?

Бланш. Ты еще не сказала… как ты меня находишь?

Стелла. Ты прелестна.

Бланш. Благослови тебя Бог за эту ложь. Да таких руин еще и не являлось на свет божий. А ты, ты немножко пополнела, да, пухленькая стала – совсем куропатка. И тебе идет.

Стелла. Да ну, Бланш…

Бланш. Да, да, да, раз уж я говорю, можешь мне верить. А вот за талией надо следить. Встань-ка.

Стелла. В другой раз.

Бланш. Слышишь! Я сказала – встань!

Стелла нехотя подчиняется.

Ах ты, грязнуля!.. Такой хорошенький кружевной воротничок – чем-то закапала. А волосы тебе, с твоим изящным личиком, нужно бы стричь под мальчика. Стелла, ведь у тебя есть служанка?

Стелла. Нет. Когда только две комнаты…

Бланш. Что? Ты сказала – две комнаты?!

Стелла. Вот эта и… (Смущена.)

Бланш. И та? (Горько смеется. Тягостное молчание.) Какое спокойствие, какая безмятежность! Посмотрела бы на себя: сидит себе, ручки сложила – ангел в сонме ангелов.

Стелла (в смущении). Мне бы твою энергию, Бланш.

Бланш. А мне – твою выдержку… Придется, видно, пропустить еще маленькую, как говорится, разгонную. И с глаз долой, от греха подальше. (Встает.) А о моей фигуре что ты скажешь, хотелось бы знать. (Поворачивается перед ней.) Да будет тебе известно – за десять лет не прибавила ни на унцию. Ровно столько же, как в то самое лето, когда ты уехала из «Мечты». Когда умер папа и ты сбежала от нас.

Стелла (с усилием). Просто поразительно, Бланш, до чего ты эффектна.

Бланш. И, как видишь, по-прежнему ношусь со своей красотой, даже теперь, когда увядаю. (Нервно смеется и смотрит на Стеллу, ожидая возражений.)

Стелла (принужденно). Ничуть ты не увядаешь.

Бланш. После всех-то моих мытарств? Рассказывай сказки! Милая ты моя детка… (Дрожащей рукой провела по лбу.) Так у вас всего две комнаты…

Стелла. И ванная.

Бланш. О, есть и ванная! Наверху, рядом со спальнями, первая дверь направо?

Обе смущенно смеются.

Но, Стелла, я не вижу, где ты меня думаешь положить.

Стелла. Да вот здесь.

Бланш. А, складная-патентованная – ляжешь – не встанешь! (Присела.)

Стелла. Ну как?

Бланш (неуверенно). Чудесно, милая. Много ли мне надо! Но между комнатами нет двери, а Стэнли… его не будет шокировать?

Стелла. Знаешь, ведь Стэнли – поляк.

Бланш. Ах да. Они вроде ирландцев, кажется?

Стелла. Ну…

Бланш. Только не такие аристократы?

Обе смеются все еще как-то неловко.

Я навезла нарядов – будет в чем показаться вашим милым друзьям.

Стелла. Боюсь, тебе они совсем не покажутся милыми.

Бланш. А что они собой представляют?

Стелла. Друзья Стэнли.

Бланш. Поляки?

Стелла. Пестрая компания, Бланш.

Бланш. Смешанная публика?

Стелла. Ну да. Именно – публика.

Бланш. Что ж, ладно, раз уж наряды захвачены, буду носить. Насколько я понимаю, ты все ждешь, не скажу ли я, что поселюсь в отеле. Но в отель я перебираться не намерена, не жди. Я хочу быть с тобой, мне необходим хоть кто-нибудь рядом, не могу оставаться одна. Потому что… не могла же ты не заметить… мне порядком нездоровится. (Голос ее прерывается, в глазах страх.)

Стелла. Ты как будто и правду чуточку нервна, то ли – переутомление, то ли… уж и не знаю что.

Бланш. Понравлюсь ли я Стэнли, или только так – свояченица в гости явилась, а, Стелла? Меня бы это просто убило.

Стелла. Вы прекрасно поладите, постарайся только не сравнивать его с людьми нашего круга.

Бланш. Он настолько… другой?

Стелла. Да. Другой породы.

Бланш. Какой же?

Стелла. Как расскажешь о человеке, которого любишь? Где такие слова? Вот его фото. (Протягивает сестре фотографию.)

Бланш. Офицер?

Стелла. Старший сержант в инженерных войсках. Это все ордена!

Бланш. И он был при полном параде, когда вы знакомились?

Стелла. Уверяю тебя, я не была ослеплена этими побрякушками.

Бланш. Да я не о том.

Стелла. Ну конечно, с чем-то в дальнейшем пришлось и мириться.

Бланш. С его средой, например! (Стелла смущенно смеется.) Как он принял известие о моем приезде?

Стелла. А Стэнли еще и не знает.

Бланш (испуганно). Ты не говорила ему?

Стелла. Да он ведь все в разъездах.

Бланш. По службе?

Стелла. Да.

Бланш. Прекрасно. То есть – вот оно что…

Стелла (про себя). Мне так не по себе, когда его нет целую ночь…

Бланш. Ну, что ты.

Стелла. Когда же уезжает на неделю, просто на стену лезу.

Бланш. О господи!

Стелла. А вернется, реву у него на коленях, как маленькая. (Улыбается чему-то своему.)

Бланш. Вот она, стало быть, какая – любовь…

Стелла поднимает на нее глаза, просиявшие улыбкой.

Стелла…

Стелла. Да?

Бланш (заставляя себя идти напролом). Я не донимала тебя вопросами. Буду надеяться, и ты отнесешься разумно к моему сообщению.

Стелла. Какому, Бланш? (Лицо ее становится тревожным.)

Бланш. Вот что, Стелла, ты будешь упрекать меня… и я знаю, от этого никуда не денешься… но прежде учти: ты уехала! Я не искала путей к отступлению и боролась до конца. Ты себе уехала в Нью-Орлеан искать своей доли. Я осталась в «Мечте» и боролась. Я не в укор, но вся тяжесть свалилась на мои плечи.

Стелла. А что мне оставалось? Надо было самой вставать на ноги, Бланш.

Бланш (ее снова знобит). Да, да, знаю. Но это ты отреклась от «Мечты», не я! Я оставалась до конца, билась не на жизнь, а на смерть! Чуть Богу душу не отдала.

Стелла. Прекрати истерику и говори толком. Что случилось? За что ты билась не на жизнь, а на смерть?.. Что все это значит?

Бланш. Так я и знала, Стелла, так и знала, что ты так и рассудишь все дело.

Стелла. Какое дело? Ради бога!

Бланш (тихо). Потерю…

Стелла. «Мечты»? Она потеряна? Нет!

Бланш. Да, Стелла.

Они смотрят друг на друга; между ними стол под желтой клетчатой клеенкой. Бланш чуть кивнула, Стелла опускает глаза на свои руки на столе. И все громче музыка – «синее пианино».

Бланш отирает лоб платком.

Стелла. Но как? Что случилось?

Бланш (вскакивая). Хорошо тебе спрашивать, что да как!

Стелла. Бланш!

Бланш. Тебе что… сидишь себе здесь… И ты еще берешься судить меня!

Стелла. Бланш…

Бланш. Я! Я! Я приняла на себя все удары – избита, измордована… Все эти смерти! Нескончаемая похоронная процессия… Отец. Мама. Ужасная смерть Маргарет. Она так распухла, что тело не укладывалось в гроб: так и пришлось – просто сжечь. Как падаль на свалке. Ты всегда успевала на похороны, Стелла, не пропустила ни одних. Но похороны – что… а вот смерти! На похоронах тишь да гладь, но умирают – кто как. Умирающие хрипят. Задыхаются. И – плачут… «Не отдавай меня, дай пожить!» Даже старики и те подчас – не отдавай их, не отдавай! Как будто в твоей власти. А похороны… благолепие, красивые цветы. И… о, как роскошны эти ящики, в которые их заколачивают! Не подежуришь у их кровати, когда они кричат: «Не отдавай!», и в голову не придет, как отчаянно, из последних сил, цеплялись они за жизнь. Тебе такое и не снилось, а я это видела. Видела! Видела! А теперь… глядишь на меня, и глаза твои обвиняют – я проворонила наш дом! А откуда, черт возьми, брались, по-твоему, средства? Чем, по-твоему, плачено за все эти болезни и смерти? Смерть бьет по карману, мисс Стелла! А вслед за Маргарет – старенькая кузина Джесси, тут как тут. Да, неумолимый жнец прижился у нашего порога, Стелла. «Мечта» стала его штаб-квартирой. Родная!.. Вот так-то она и прошла у меня сквозь пальцы. Разве кто из них, умирая, отказал нам что-нибудь в завещании? Или хоть цент по страховке? Одна только бедняжка Джесси – сотню, себе на гроб. Вот и все, Стелла. Да я со своим жалким учительским окладом. Да, клейми меня. Сиди вот так, глаз с меня не спуская, думай, что это я не сберегла наш дом. Я не сберегла? А где ж ты-то была? В постели… со своим поляком!

Стелла (вскакивая). Бланш! Уймись. Довольно. (Идет к спальне.)

Бланш. Куда ты?

Стелла. В ванную, обмыть лицо.

Бланш. Ах, Стелла, Стелла… плачешь?

Стелла. Тебя это удивляет?

Бланш. Прости… Я не хотела.

Стелла уходит в ванную.

На улице слышны мужские голоса. Стэнли, Стив и Митч подходят к дому.

Стив. …И вот он его песочит, песочит: и то, мол, не так, и это, и ни к чему ты не годен, и чему тебя только учили, и опыта у тебя, мол, нет. А парень вздохнул и говорит: «А где ж опыта раздобыть?» А тот ему: «Ах ты вон из каких! А ну уматывай отсюда!»

Громкий хохот. Заслышав голоса мужчин, Бланш забивается в спальню. Взяла с туалетного столика фотографию Стэнли, всматривается, снова ставит на место.

Так завтра с вечера в покер?

Стэнли. Да, у Митча.

Митч. У меня нельзя. Мать еще не выздоровела. (Собирается уйти.)

Стэнли (ему вслед). Ладно, тогда у меня… а ты ставишь пиво.

Митч делает вид, что не слышал, прощается и, негромко напевая про себя, уходит.

Юнис (кричит сверху). Эй, вы там! Расходитесь. Я приготовила спагетти, а съела все сама…

Стив (поднимаясь по лестнице). Сказано тебе было и так и по телефону – мы играем! (Мужчинам.) Только чтоб пиво как пиво!..

Юнис. Да ты и не звонил.

Стив. Сказал еще за завтраком и звонил в перерыв…

Юнис. Ладно, ладно, никому не интересно. Ты и домой-то заглядываешь раз в год по обещанию.

Стив. А тебе что – надо, чтоб все знали?

Смех, прощальные возгласы расходящихся мужчин. Рванув дверь, в кухню входит Стэнли. Среднего роста – пять футов и восемь-девять дюймов, – сильный, ладный. Вся стать его и повадка говорят о переполняющем все его существо животном упоении бытием. С ранней юности ему и жизнь не в жизнь без женщин, без сладости обладания ими, когда тешишь их и ублажаешь себя и не рассиропливаешься, не даешь им потачки; неукротимый, горделивый – пернатый султан среди несушек. От щедрот мужской полноценности, от полной чувственной ублаготворенности – такие свойства и склонности этой натуры, как сердечность с мужчинами, вкус к ядреной шутке, любовь к доброй, с толком, выпивке и вкусной снеди, к азартным играм, к своему авто, своему приемнику – ко всему, что принадлежит и сопричастно лично ему, великолепному племенному производителю, и потому раз и навсегда предпочтено и выделено. Женщин он привык оценивать с первого взгляда, как знаток – по статям, и улыбка, которой он их одаривает, выдает всю непристойность картин, вспыхивающих при этом всполохами в его воображении.

Бланш (невольно отступая под его пристальным взглядом). Вы, конечно, – Стэнли? Я – Бланш.

Стэнли. Сестра Стеллы?

Бланш. Да.

Стэнли. Здравствуйте. А где наша хозяйка?

Бланш. В ванной.

Стэнли. А-а. Не знал, что вы собрались в наши края.

Бланш. Я…

Стэнли. Откуда приехали, Бланш?

Бланш. Я… я живу в Лореле.

Стэнли (подходит к стенному шкафу, достал бутылку виски). В Лореле? Ах да. Ну конечно же, в Лореле. Не в моей зоне. В жаркую погоду этого зелья не напасешься. (Рассматривает бутылку на свет, определяя, осталось ли в ней что-нибудь.) Выпьем?

Бланш. Нет-нет, почти и не прикасаюсь, редко-редко.

Стэнли. Есть и такие: сами прикладываются к бутылке редко, а вот она к ним – частенько.

Бланш (вяло). Ха-ха.

Стэнли. Все на мне прилипло. Ничего, если я без церемоний? (Собирается снять рубашку.)

Бланш. Пожалуйста, прошу вас.

Стэнли. Ничем не стеснять себя – мой девиз.

Бланш. И мой. Сохранять свежесть – дело нелегкое. Я и ни умыться, ни попудриться еще не успела, а вы уже и пришли.

Стэнли. Так, знаете, и простудиться недолго – в мокрой одежде, особенно если предварительно еще разомнешься на совесть, побросаешь шары, например. Вы – учительница, верно?

Бланш. Да.

Стэнли. А что преподаете, Бланш?

Бланш. Английский.

Стэнли. Я в школьные времена с английским не особенно ладил. Надолго, Бланш?

Бланш. Я… пока не знаю.

Стэнли. Думаете у нас и обосноваться?

Бланш. Предполагала… если не стесню.

Стэнли. Ладно.

Бланш. Я плохо переношу дорогу…

Стэнли. Ну, что вы, пустяки.

Под окном дико заорала кошка.

Бланш (вскочила). Что там?

Стэнли. Да кошки… Эй, Стелла!

Стелла (из ванной). Да, Стэнли.

Стэнли. Ты что, провалилась там куда?.. (Ухмыльнулся Бланш. Та безуспешно пытается улыбнуться в ответ. Молчание.) Боюсь, вы сочтете меня неотесанным. У Стеллы только и разговоров, что о вас. Вы были замужем, верно?

Вдалеке чуть слышно – мелодия польки.

Бланш. Да. Совсем молодой.

Стэнли. А что случилось?

Бланш. Он… он умер. (У нее клонится голова.) Боюсь… не разболеться бы мне. (Роняет голову на руки.)

Картина вторая

Назавтра. Шесть часов пополудни. Бланш принимает ванну. Стелла заканчивает прихорашиваться. Платье Бланш из цветастого ситца раскинуто на кровати Стеллы. Стэнли входит с улицы в кухню, оставив открытой наружную дверь, и следом за ним – это вечное «синее пианино»…

Стэнли. Это что еще за представление?

Стелла. О, Стэн!.. (Вскакивает и целует его, что он принимает с равнодушием властелина.) Я увожу Бланш ужинать в «Галатуар», а потом еще куда-нибудь – ведь у тебя покер.

Стэнли. А мой ужин? Не все ведь идут в «Галатуар».

Стелла. Холодная говядина в холодильнике.

Стэнли. Вот это расщедрилась!

Стелла. Постараюсь задержать Бланш подольше, пока вы не наиграетесь. Ведь не скажешь заранее, как, что на нее подействует. Завернем куда-нибудь на ревю. Здесь же, в квартале. Так что уж дай деньжат.

Стэнли. А где она?

Стелла. Отмокает в горячей ванне, это ее успокаивает. Нервы у нее издерганы вконец.

Стэнли. С чего бы?

Стелла. Она такого натерпелась!

Стэнли. То есть?

Стелла. Стэн, «Мечта»… уже не наша.

Стэнли. Усадьба?

Стелла. Да.

Стэнли. Как же это так?

Стелла (неопределенно). Пришлось как будто ею пожертвовать… в общем, что-то вроде того.

Пауза. Стэнли размышляет.

(Переодевается в другое платье.) Когда она выйдет, не забудь, скажи ей какую-нибудь любезность. Да, еще… не надо сейчас про маленького. Я пока молчу – пусть сначала поуспокоится.

Стэнли (тоном, не предвещающим ничего хорошего). Ах так!

Стелла. Ее надо понять, так постарайся же, да будь с ней поласковей, Стэн.

Бланш (поет в ванной).

Стелла. Для нее полная неожиданность, что у нас оказалось так тесно. Видишь ли, в письмах я, разумеется, не вдавалась во все подробности…

Стэнли. Да?

Стелла. Так ты похвалишь ее платье? Скажи, что она в нем прелестна. Это так важно для Бланш. Ну да. Ну, маленькая слабость…

Стэнли. Ага, усвоил. Так ты сказала, усадьбу ликвидировали?

Стелла. А-а?.. да, да.

Стэнли. Что же все-таки произошло? Нельзя ли поподробнее?

Стелла. Не надо пока приступать к расспросам, дадим ей прийти в себя.

Стэнли. Ах вот оно что, ха! Отстаньте – сестрице Бланш не до деловых подробностей!

Стелла. Ты же видел, какая она приехала.

Стэнли. Ага, заметил. А вот на запродажную бы взглянуть.

Стелла. Я не видела запродажной.

Стэнли. Она не представила тебе никакого отчета, ни акта о продаже, ничего?

Стелла. Да дом как будто и не пошел с торгов…

Стэнли. А что же с ним, черт побери, сделали? Отдали за так? В пользу бедных?

Стелла. Тссс! Услышит.

Стэнли. Плевал я, пусть слышит. Мне документы подавай!

Стелла. Не было никаких документов, ничего она не показывала, да мне и дела нет ни до каких документов.

Стэнли. Ты слышала о кодексе Наполеона?

Стелла. Нет, Стэнли, не слышала и не понимаю, при чем тут…

Стэнли. Так давай, детка, я просвещу тебя на этот счет.

Стелла. Да?

Стэнли. У нас, в штате Луизиана, в силе кодекс Наполеона, согласно которому все имущество жены принадлежит и мужу и – наоборот. Например, у меня собственность или у тебя какая-нибудь собственность…

Стелла. Голова идет кругом!

Стэнли. Хорошо, не будем. Я подожду, а когда она кончит отмокать в горячей ванне, спрошу, знакома ли с кодексом Наполеона она. Сдается мне, тебя попросту нагревают, детка. Но если тебя, то, по кодексу Наполеона, значит, заодно и меня. А я не люблю, когда меня нагревают.

Стелла. Да успеешь ты еще со своими вопросами, – только не сейчас, а то она опять расклеится. Я не представляю себе, что там вышло с «Мечтой», но ты не знаешь, как ты смешон, допуская даже мысль, что моя сестра или я, вообще кто-нибудь из нашей семьи способен на надувательство.

Стэнли. Куда же тогда делись деньги, ведь дом продан?

Стелла. Не продан – потерян, потерян!

Он бросается в спальню, она за ним.

Стэнли!

Стэнли (яростным рывком раскрывает большой кофр, стоящий посреди спальни, выбрасывает охапку платьев). Да открой же наконец глаза и посмотри только на все это добро! Что же, по-твоему, все это на учительское жалованье?

Стелла. Тише ты.

Стэнли. Посмотри на эти перья, меха, сколько она понавезла пускать здесь пыль в глаза! Вот, например. Да такое платье стоит, насколько я понимаю, целое состояние! А это? Что это такое? Накидка, песцы! (Дует на мех.) Настоящие голубые песцы, в полмили каждый! А где твои песцы, Стелла? Пушистые, белоснежные! Где твои голубые песцы?

Стелла. Дешевенький мех – он у Бланш уже и не помню, с каких пор.

Стэнли. У меня есть знакомый меховщик. Позову его, оценит. Держу пари, тысячи вколочены во все это барахлишко!

Стелла. Не будь таким идиотом, Стэнли!

Стэнли (швыряет меха на диван. Рванул выдвижной ящичек кофра, вытаскивает целую, с верхом, пригоршню драгоценностей). А тут что у нас? Пиратская сокровищница!

Стелла. О Стэнли!

Стэнли. Жемчуг! Целые нитки жемчуга! Кто она такая, твоя сестрица, – искатель жемчуга, ныряет в морские глубины? Неуловимый взломщик, гроза сейфов? Браслеты из чистого золота! Где они, твои жемчуга, твои золотые браслеты?

Стелла. Да уймись же ты, Стэнли!

Стэнли. И бриллианты! Прямо корона для императрицы!

Стелла. Тиара из рейнских камешков, она надевала ее на костюмированный бал.

Стэнли. Что еще за рейнские камешки?

Стелла. Все равно что стекляшки.

Стэнли. Шутить изволишь! У меня есть знакомый в ювелирном магазине. Я позову его, послушаем, что он скажет. Вот она где, твоя плантация, или что там от нее еще оставалось.

Стелла. Ты и не представляешь себе, как ты сейчас глуп и как гнусен. А теперь закрой сундук, пока она не вышла.

Стэнли (ударом ноги небрежно закрыл кофр и присаживается на кухонный стол). У Ковальских и Дюбуа разные взгляды на жизнь.

Стелла (сердито). Да, и слава богу! Я выйду на улицу. (Хватает свою белую шляпу и перчатки и идет к входной двери.) Ты выйдешь со мной, пусть Бланш оденется.

Стэнли. Командовать вздумала? С каких это пор?

Стелла. Ты что, остаешься здесь, решил поизмываться над ней?

Стэнли. А ты как думала! Конечно, остаюсь.

Стелла выходит на крыльцо.

Бланш (появляется из ванной в красном атласном халатике. Весело). А, Стэнли! Вот и я, прямо из ванны, надушилась, словно заново на свет родилась.

Стэнли (закуривает). Ну и прекрасно.

Бланш (задергивая на окне штору). Извините, я хочу нарядиться в это новое платье.

Стэнли. Ну и надевайте, за чем дело стало.

Бланш (задергивая портьеру между комнатами). Насколько я понимаю, здесь сегодня играют в карты, а дамы не приглашены – очень любезно!

Стэнли. И что?

Бланш (сбрасывает халатик, надевает ситцевое платье в цветах). Где Стелла?

Стэнли. Вышла.

Бланш. Можно попросить вас о небольшой услуге?

Стэнли. Интересно какой?

Бланш. Застегнуть пуговицы на спине. Можете войти.

Он раздвигает портьеру, подошел, стараясь не глядеть на нее.

Как вы меня находите?

Стэнли. Что надо.

Бланш. Вы очень любезны. Ну вот – пуговицы.

Стэнли. Ничего не получается.

Бланш. Ах вы, мужчины, и что у вас только за пальцы – такие здоровенные, неуклюжие… Можно курнуть от вашей?

Стэнли. Закурите сами.

Бланш. Да, конечно. Спасибо. А в кофре-то, похоже, порылись.

Стэнли. Да. Мы со Стеллой. Помогали вам распаковаться.

Бланш. Так, так… быстро же вы управились, поработали на совесть.

Стэнли. А вы, похоже, обчистили не один модный магазин в Париже.

Бланш. Ха-ха! Да, наряды – моя страсть.

Стэнли. Сколько может стоить такой вот мех?

Бланш. А, этот… подношение одного поклонника.

Стэнли. Немало, видно, у него было… поклонения!

Бланш. Да, в юности я кружила головы, было дело. А сейчас? Посмотрите. (С ослепительной улыбкой.) Как по-вашему, могла я слыть… неотразимой.

Стэнли. Выглядите-то вы – блеск.

Бланш. Именно на комплимент я и напрашивалась, Стэнли.

Стэнли. Ерунда! Не занимаюсь.

Бланш. Что – ерунда?

Стэнли. Комплименты женщинам насчет их внешности. Не встречал еще такой, что сама бы не знала, красива или нет, и нуждалась бы в подсказке; а есть и такие, что вообще полагаются только на собственное мнение, что ты им ни говори. Было время, гулял я с одной такой красоткой. И вот она мне всё: «Ах, я так романтична, ах, во мне столько обаяния». А я ей: «Ну, а дальше?»

Бланш. А она что?

Стэнли. Ничего. Заткнулась, как миленькая.

Бланш. На том и конец роману?

Стэнли. Разговору конец – только и всего. Одни мужчины падки до всего этого голливудского сюсюканья, а другие – нет.

Бланш. И вы, безусловно, принадлежите ко второй категории.

Стэнли. Верно.

Бланш. Да, я представить себе не в состоянии мстительницу, которая приворожила бы вас.

Стэнли. Верно.

Бланш. Вы простой, прямой, честный, хотя звезд с неба, пожалуй, и не хватаете. Чтобы привлечь вас, женщине нужно… (Неопределенный жест.)

Стэнли (с расстановкой). Положить… карты на стол.

Бланш (улыбаясь). Да, да. Карты на стол… В жизни столько темнят, столько околичностей. А я люблю, когда художник пишет сильными, яркими мазками и на палитре у него только основные, самые элементарные цвета. Терпеть не могу розовато-кремоватой размазни и знать никогда не желала людей «ни то ни се». Вот почему, стоило вам вчера войти, я тут же сказала себе: «Моя сестра вышла за настоящего мужчину». Конечно, с первого взгляда больше и не скажешь…

Стэнли (рявкает). А ну, хватит в прятки играть!

Бланш (зажимая уши). У-у-у-у-у!..

Стелла (с крыльца). Стэнли! Выйди, не мешай Бланш одеваться.

Бланш. Я совершенно готова, милая.

Стелла. Ну так выходи.

Стэнли. А у нас разговор по душам.

Бланш (весело). Милая, не в службу, а в дружбу. Добеги до аптеки и купи мне кока-лимонад, да чтоб колотого льда побольше. Сделаешь, дружок? Для меня?

Стелла (нерешительно). Хорошо. (Уходит, скрываясь за углом дома.)

Бланш. Бедняжка подслушивала. А мне кажется, она не понимает вас так хорошо, как я… Ну, так вот, мистер Ковальский, на чем мы остановились? Да… Что ж, давайте начистоту. Я готова ответить на любые вопросы. Мне скрывать нечего. Так что вас интересует?

Стэнли. У нас, в штате Луизиана, действует небезызвестный кодекс Наполеона, согласно которому все, что принадлежит моей жене, – мое, и наоборот.

Бланш. Боже, что за грозный вид – судья!

Опрыскивает себя духами, шутя направила пульверизатор в него. Он вырвал пульверизатор, швыряет на туалетный столик.

Она, запрокинув голову, смеется.

Стэнли. Не будь вы сестрой моей жены, я бы знал, с кем дело имею.

Бланш. А именно?..

Стэнли. Не прикидывайтесь дурочкой. Сами знаете. Где бумаги?

Бланш. Бумаги?

Стэнли. Документы. Отчетность по плантации.

Бланш. Какие-то бумаги были.

Стэнли. То есть? – были да сплыли?

Бланш. А может быть, и не сплыли – лежат себе где-нибудь…

Стэнли. Но, конечно, не у вас в кофре?

Бланш. Все мое – в кофре.

Стэнли. Так за чем дело стало – взглянули? (Подошел к кофру, рванул крышку, открывает.)

Бланш. Ради бога, что с вами? Какое мальчишество, что вам взбрело? Что я присвоила какие-то деньги и вожу вас за нос, что я могла предать сестру?.. Пустите, я сама. Так будет быстрее и проще… (Подошла, достает шкатулку.) Почти все мои бумаги в этой шкатулке. (Открыла.)

Стэнли. А там, на дне? (Указывает на связку бумаг.)

Бланш. Любовные письма, пожелтевшие от древности, все от одного мальчика.

Он отбирает их.

(В голосе ее бешенство.) Отдайте!

Стэнли. Сначала посмотрим.

Бланш. Вы недостойны прикоснуться к ним!

Стэнли. А, вздор. (Обрывает ленточку и просматривает бумаги.)

Бланш (выхватила их, и они рассыпаются по полу). Теперь, когда они уже залапаны вашими ручищами, их только сжечь.

Стэнли (сбитый с толку). Да что они такое, черт возьми?

Бланш (собирает листки с пола). Стихи одного мальчика, а самого уже нет в живых. Когда-то я очень больно задела его, вот так же, как вы сейчас хотите – меня, только где вам! Я уж не молода, теперь не ранишь. Ну, а мой муж был молод, не загрубел еще, и я… а! теперь уж все равно. Да соберите же мне их!

Стэнли. Что это значит – почему вы теперь их сожжете?

Бланш. Простите. Просто потеряла голову. У каждого ведь есть что-нибудь заветное, неприкосновенное. (Вид у нее бесконечно измученный. Садится со шкатулкой в руках, надела очки, методически просматривает большую стопку бумаг.) «Эмблер и Эмблер». Гм… Кребтри… Снова «Эмблер и Эмблер».

Стэнли. Что за «Эмблер и Эмблер»?

Бланш. Контора. Ссуды под недвижимость.

Стэнли. Значит, дом пошел на погашение закладных?

Бланш. Кажется, именно так.

Стэнли. А я знать не желаю никаких «кажется». Что в остальных бумагах?

Она отдает ему всю шкатулку. Он пристраивается к столу и принимается за документы.

Бланш (поднимая с пола большой конверт, тоже набитый до отказа бумагами). Тысячи бумаг за сотни лет, вся история нашей «Мечты»… долгая повесть о том, как наши, не знавшие счета деньгам деды и отцы, дяди и братья участок за участком просаживали землю на свой… попросту говоря, безудержный блуд. (Снимает очки, с усталым смехом.) Это слово из четырех букв пожирало плантацию, пока не остался – Стелла подтвердит – один только дом да акров двадцать земли, считая и кладбище, куда ныне и перекочевали все наши… Кроме нас со Стеллой. (Вытряхивает конверт на стол.) Здесь всё, все бумаги! Берите и владейте. Читайте, перечитывайте, учите наизусть. Лучшего завершения, пожалуй, и не придумаешь: вся «Мечта» – кипа старого бумажного хлама в ваших здоровенных, ухватистых лапищах!.. Интересно, вернется когда-нибудь Стелла с лимонадом… (Откинулась на спинку стула, закрывает глаза.)

Стэнли. У меня есть знакомый юрист, он изучит эти документы.

Бланш. Преподнесите их ему с таблетками от головной боли в придачу.

Стэнли (несколько смущен). Видите ли, по кодексу Наполеона муж должен присматривать за тем, как идут дела у жены, особенно если они – как мы, например, теперь – ждут ребенка.

Бланш открывает глаза. Громче звуки «синего пианино».

Бланш. Стелла? У Стеллы будет ребенок? (Мечтательно.) А я ничего не знала! (Встала, идет к входной двери.)

Стелла появляется из-за угла с картонкой из аптеки. Стэнли уносит конверт и шкатулку в спальню. Комнаты погружаются в темноту, из которой выступают улица, наружная стена дома.

(Встречает Стеллу на тротуаре, у крыльца.) Стелла, Стелла-звездочка! Какое счастье иметь ребенка! (Обнимает сестру.)

Стелла отвечает тем же, конвульсивно всхлипывая.

Бланш (негромко). Все в порядке – объяснились. Сейчас меня чуточку лихорадит, но зато я, кажется, все уладила. Я посмеялась, обратила все в шутку. Обозвала его мальчишкой, смеялась, чуточку пококетничала. Да, я флиртовала с твоим мужем, Стелла!

Стив и Пабло тащат ящик с пивом.

Гости собираются на покер…

Мужчины проходят между сестрами, окинув Бланш быстрым, любопытным взглядом, и скрываются в доме.

Стелла. Прости его.

Бланш. Да, это мужчина не из тех, для которых цветет жасмин. Но, пожалуй, именно этого и нужно подмешать к нашей крови теперь, когда у нас нет «Мечты», – иначе нам не выжить. Как прекрасно небо! Улететь бы на ракете, да и не возвращаться.

Разносчик (возникает из-за угла, выкрикивая). А вот с пылу, с жару!..

Бланш (испуганно вскрикнула, резко отшатнулась. Но сейчас же, еще не переведя дух от испуга, рассмеялась). Куда же мы теперь, Стелла… нам в ту сторону?

Разносчик. …с пылу, с жару!

Стелла (беря ее под руку). Нет, сюда.

Бланш (со смехом). Слепой… ведет слепого!

Исчезают за углом. Еще не замер безнадежный смех Бланш.

А в ответ ему – взрыв хохота из дома. И все громче и громче «синее пианино» и труба под сурдинку.

Картина третья

Покерная ночь. Есть у Ван Гога картина – бильярдная ночью… Та же инфернальность полунощного свечения основных цветов простейшего спектра сейчас в кухне. Над желтой клеенкой на кухонном столе – висячая лампа под ярко-зеленым стеклянным абажуром. На игроках, Стэнли, Митче, Стиве и Пабло, разноцветные рубашки: густо-васильковая, пунцовая, белая в красную клетку, светло-зеленая; и сами они – мужчины в самом соку, и матерая мужественность их так же груба и непреложна, как основные цвета спектра. На столе яркие ломти арбуза, бутылки из-под виски, стаканы. Спальня освещена довольно тускло, в два цвета – от лампы над кухонным столом, сквозь портьеру, и с улицы. Пока сдаются карты, игроки хранят молчание.

Стив. Так что открылось?

Пабло. Пара валетов.

Стив. Прикупаю две.

Пабло. Тебе, Митч?..

Митч. Вышел.

Пабло. Одну – себе.

Митч. Виски… есть еще охотники?

Стэнли. Я.

Пабло. А не дойти ли взять на всех китайского рагу?

Стэнли. Я проигрываю, а у тебя разыгрался аппетит. Никто больше не набавляет? Откроемся? Открылись. Сдвинь-ка зад со стола, Митч, расселся! Раз игра, на столе должны быть только карты, монета и виски. (Его качнуло. Широким жестом смахнул со стола на пол арбузные корки.)

Митч. Что, уже повело?

Стэнли. Кому сколько?

Стив. Мне три.

Стэнли. Я – одну.

Митч. Опять вышел. Домой пора собираться.

Стэнли. Да заткнись ты.

Митч. Мама больна. И не будет спать всю ночь, пока не дождется.

Стэнли. Ну и сидел бы при ней дома.

Митч. Да это она… велит бывать на людях. Вот и ходишь. А что радости? Все думаю, как она там сейчас.

Стэнли. Ох, да катись ты, Христа ради.

Пабло. Что у тебя?

Стив. Флешь. Пики.

Митч. У вас у всех жены. А я… вот не станет ее – останусь один как перст… Я – в ванную.

Стэнли. Возвращайся скорей, титьку дадим.

Митч. А пошел ты… (Уходит в ванную.)

Стив (сдает). Семь на развод. (Сдавая, заводит очередную побасенку.) Сидит раз старик негр у себя на дворе; сидит, бросает цыплятам пригоршни кукурузных зерен… как вдруг – отчаянное кудахтанье, и из-за дома, сломя голову, молоденькая курочка; а за ней по пятам – петух; догнал, вскочил на нее…

Стэнли (нетерпеливо). Да сдавай же!

Стив. …но только приметил корм, тут же отпускает ее с миром и давай клевать зерно. А негр посмотрел и говорит: «Не дай бог самому так оголодать когда-нибудь!»

Стив и Пабло хохочут. На улице из-за угла показались сестры.

Стелла. А игре и конца не видно.

Бланш. Как я сейчас?

Стелла. Очень хороша, Бланш.

Бланш. Жарко, просто сил нет. Подожди, не открывай… сначала попудриться. Очень у меня умученный вид?

Стелла. Да нет. Свежа, как маргаритка.

Бланш. Которую несколько дней как сорвали.

Стелла открывает дверь, входят.

Стелла. Так-так-так… а вы, друзья, как я погляжу, и не думаете кончать.

Стэнли. Откуда вы?

Стелла. Были с Бланш на ревю. Бланш, это мистер Гонзалес и мистер Хаббел.

Бланш. Пожалуйста, не вставайте.

Стэнли. А никто и не собирается, можете не беспокоиться.

Стелла. И долго еще вы собираетесь играть?

Стэнли. Пока не кончим.

Бланш. Да, покер так захватывает. Можно подсесть к кому-нибудь?

Стэнли. Нельзя. Может, к Юнис поднялись бы?

Стелла. Что ты – половина третьего!

Бланш ушла в спальню и полузадернула портьеру.

Ну, что вам стоит, подсчитайтесь после следующей сдачи, а?..

Скрипнул стул. Стэнли звонко шлепает Стеллу по заду.

(Резко.) Не смешно, Стэнли.

Мужчины смеются.

(Уходит в спальню.) Как меня бесят эти его выходки при посторонних.

Бланш. А приму-ка я ванну.

Стелла. Опять?

Бланш. Нервы. Что, занято?

Стелла. Не знаю.

Бланш стучит. Дверь открылась, вытирая полотенцем руки, выходит Митч.

Бланш. А-а… здравствуйте.

Митч. Здравствуйте. (Смотрит на нее во все глаза.)

Стелла. Бланш, это Хэролд Митчел. Моя сестра, Бланш Дюбуа.

Митч (с неуклюжей галантностью). Мое почтение, мисс Дюбуа.

Стелла. Как здоровье мамы, Митч?

Митч. Да спасибо, в общем все то же. Благодарит вас за горчицу. Простите, пожалуйста. (Медленно проходит в кухню, то и дело оглядываясь на Бланш и смущенно покашливая. Спохватывается, что унес полотенце, и, растерянно посмеиваясь, отдает Стелле.)

Бланш (присматривается к нему с явным интересом). Этот как будто поприличнее.

Стелла. Пожалуй.

Бланш. Вид у него какой-то невеселый.

Стелла. У него больна мать.

Бланш. Женатый?

Стелла. Нет.

Бланш. Бабник?

Стелла. Ну что ты, Бланш!

Бланш смеется.

Где уж ему.

Бланш. А чем он занимается? (Расстегивает блузку.)

Стелла. Слесарь-инструментальщик, на том же заводе, что и Стэнли.

Бланш. Солидная должность?

Стелла. Да нет… Из всей их компании один только Стэнли пробьется.

Бланш. Почему ты решила?

Стелла. А ты посмотри на него.

Бланш. Смотрела.

Стелла. Тогда нечего спрашивать.

Бланш. Должна тебя огорчить, но печати гения я что-то не заметила и на челе у Стэнли. (Снимает блузку и стоит в свете, проникающем сквозь портьеру, в розовом шелковом бюстгальтере и белой юбке.)

Картежники продолжают игру, голоса их слышатся словно бы издалека.

Стелла. При чем тут чело, гений?

Бланш. А как же тогда? Интересно.

Стелла. В нем – сила! Ты стоишь на самом свету, Бланш.

Бланш. Ах да… (Выходит из желтой полосы света.)

Стелла (снимает платье, надевает легкое кимоно из синего атласа. По-девичьи звонко рассмеялась). А посмотрела бы ты, что у них за жены!

Бланш (смеясь). Представляю себе. Дюжие бабищи, телеса…

Стелла. Знаешь эту, наверху? (Смеется все громче.) Как-то раз она… (Смех.) У нас штукатурка… (новый взрыв смеха) с потолка посыпалась…

Стэнли. Эй наседки, хватит!

Стелла. Вам же не слышно.

Стэнли. Зато вам меня слышно… говорю – потише!

Стелла. А я у себя дома: хочу – и разговариваю.

Бланш. Стелла, не лезь на рожон.

Стелла. Он выпил. …Я сейчас. (Уходит в ванную.)

Бланш встает, медленно, словно нехотя, подходит к маленькому белому радиоприемнику, включила.

Стэнли. Митч? Твое слово…

Митч. Что? А… Да нет, пас.

Бланш снова вступает в полосу света. Подняла руки, закинула за голову и, потягиваясь, лениво, небрежной походкой проходит к своему стулу. Из приемника – румба. Митч встает.

Стэнли. Кто там включил?

Бланш. Я. А что?

Стэнли. Выключите.

Стив. Да пусть девочки послушают, а то им скучно.

Пабло. Жалко тебе? Ей-богу, хорошая музыка…

Стив. Похоже – Зевьер Кьюгет.

Стэнли вскакивает, метнулся к приемнику, выключил. Заметив сидящую на стуле Бланш, резко задерживается. Она выдерживает его взгляд, глазом не сморгнув, и он снова садится за карты. Играющие тем временем заспорили.

Не помню, чтоб ты назначал столько.

Пабло. Сколько я объявлял, Митч?

Митч. Не слышал.

Пабло. Где же ты был?

Стэнли. Глазел за портьеру. (Вскакивает, зло задернул занавеску.) Придется пересдать. Да и вообще играть так играть или по домам. Иному не сидится, когда выиграет – зуд в штанах. (Садится.)

Митч встает.

(Кричит.) Сиди!

Митч. Я в туалет. Сыграйте с болваном.

Пабло. Еще бы ему не зудело – семь пятерок зажал в кармане.

Стив. Завтра с утра наменяет на них двадцатипятицентовиков.

Стэнли. Да и скормит дома, по монетке, поросеночку, все в кубышку, которую маменька подарила к Рождеству, – оно вернее. (Сдавая карты.) А! играй – не играй…

Митч смущенно смеется и проходит за портьеру. Остановился.

Бланш (негромко). А детский уголок – занят…

Митч. Знаете, пиво…

Бланш. Терпеть не могу.

Митч. В жару – единственное спасенье.

Бланш. Не для меня. Я от пива только раскисаю. Найдется у вас сигарета? (Накинула темно-красный атласный халатик.)

Митч. Конечно.

Бланш. Что у вас?

Митч. «Дакки».

Бланш. Сойдет. Славный у вас портсигар. Серебряный?

Митч. Да. Прочтите, что на нем.

Бланш. О, есть и надпись! Не разберу…

Он зажигает спичку, подвинулся ближе.

У-у. (Читает намеренно с запинкой.)

О… миссис Браунинг!.. из моего любимого сонета.

Митч. Вы знаете?

Бланш. Ну как же!

Митч. У надписи целая история.

Бланш. Совсем как в романе.

Митч. Не очень веселом.

Бланш. Вот как…

Митч. Да, теперь эта девушка уже умерла.

Бланш (участливо). О-о!..

Митч. Когда дарила, она уже знала, что не выживет. Очень странная была девушка, такая милая, очень!

Бланш. Любила вас, наверное. Больные так привязчивы, так глубоки и искренни в своих чувствах.

Митч. Да, верно. Они умеют.

Бланш. Кажется, так уж заведено: в страдании люди искренней.

Митч. Конечно: искренность в людях от горя.

Бланш. Да она и осталась-то теперь только у тех, кто страдал.

Митч. Да, пожалуй.

Бланш. Так оно и есть. Покажите мне человека, и, если он не хлебнул горя, ручаюсь, он не… Послушайте! У меня что-то язык заплетается. А все из-за вас, мужчины. Представление кончилось в одиннадцать, а домой нельзя – игра!.. вот и пришлось нам завернуть выпить. Я не привыкла больше одной рюмки, две – уже крайность, а три!.. (Смеется.) Сегодня – три.

Стэнли. Митч!

Митч. Сыграйте без меня. Я разговариваю с мисс…

Бланш. Дюбуа.

Митч. Дюбуа?

Бланш. Французская фамилия. Она значит «деревья», а Бланш – «белые»: белые деревья. Весенний сад в цвету… По нему вы и запомните мое имя и фамилию.

Митч. Вы француженка?

Бланш. Выходцы из Франции. Первые Дюбуа, переселившиеся в Америку, были французами, гугенотами.

Митч. Вы со Стеллой – сестры?

Бланш. Да, Стелла – моя любимица, маленькая сестренка. Я говорю – маленькая, а она постарше. Чуть-чуть. Нет и года. Выполните одну просьбу?

Митч. Конечно. Какую?

Бланш. Я купила в китайской лавке на улице Бурбон бумажный фонарик. Прелестной расцветки. Прикрепите к лампочке. Вам не трудно?

Митч. Почту за счастье.

Бланш. Не выношу этих голых лампочек. Все равно что сальность или хамская выходка.

Митч (прилаживая фонарь). Боюсь, мы для вас неподходящая компания – грубый народ.

Бланш. А я легко приспосабливаюсь.

Митч. Прекрасное качество. Приехали погостить?

Бланш. Стелле нездоровится, вот и приехала ненадолго, надо помочь. Она так похудела.

Митч. Вы не…

Бланш. Замужем? Нет, нет, нет. Старая дева – учительница.

Митч. Ну, преподавать в школе вы, конечно, можете, но какая же вы старая дева!

Бланш. Благодарю вас, сэр. Какая галантность!

Митч. Так вы учительница?

Бланш. Да. Увы, да…

Митч. В начальной, или средней, или…

Стэнли (во всю глотку). Митч!

Митч. Иду!

Бланш. Господи, ну и легкие!.. В средней школе. В Лореле.

Митч. И чему вы учите? Что преподаете?

Бланш. А как по-вашему?

Митч. Держу пари, рисование или музыку.

Бланш смеется.

Ну да, не угадал, наверное. Тогда, может быть, арифметику…

Бланш. Ни в коем случае, сэр. Арифметику! (Со смехом.) Да я таблицу умножения и ту так и не выучила. Нет, я имею несчастье преподавать английский. Пытаюсь внушить благоговение перед Готорном, Уитменом и По ораве голенастых девчонок и безалкогольно-лимонадных Ромео.

Митч. А у них, конечно, голова совсем не тем занята.

Бланш. Ну конечно же! Большинство их прожило бы отлично и без классического наследия. Но все-таки – миляги. И весной нельзя без волнения смотреть на их первые любовные переживания. Словно с них только все начинается, словно раньше никто и не знал…

Дверь из ванной открывается, выходит Стелла.

А, ты уже? Постой, я включу радио. (Поворачивает выключатель.)

Из радиоприемника полилось: «О Вена, Вена, только ты…» Бланш вальсирует, у нее это – романтический танец. Митч в полном восхищении и, неуклюже подражая ей, подтанцовывает, как ученый медведь. Стэнли быстро ринулся сквозь портьеры в спальню. Бросился к приемнику, срывает его со стола и с ревом и руганью швыряет в окно.

Стелла. Ты пьян! Упился, скотина! (Вбегает в кухню.) Вы все – по домам! Если у вас осталась еще хоть капля порядочности, вы…

Бланш (в ужасе). Стелла, берегись, он…

Стэнли кинулся на Стеллу.

Мужчины (не зная что делать). Ну-ну, Стэнли. Полегче, брат. Давайте-ка мы…

Стелла. У тебя поднимается рука ударить меня, когда я… (Отступая перед ним, исчезает. Он – за ней, тоже скрывается.)

Звук удара. Крик Стеллы. Бланш вскрикнула, выбегает в кухню. Мужчины бросаются на помощь, слышна борьба, проклятья. Что-то с грохотом полетело на пол.

Бланш (душераздирающе). Да она же беременна!

Митч. Кошмар…

Бланш. Изверг, просто взбесился!

Митч. Тащи его, ребята.

Двое мужчин скрутили Стэнли и волокут в спальню. Он рвется и чуть не сбросил их. Но тут же утихает и весь как-то обмяк в их руках. Они ласково уговаривают его, и он утыкается кому-то из них лицом в плечо.

Стелла (за сценой, не своим голосом). Не хочу здесь оставаться! Не хочу! Уйду!

Митч. Это не покер, если в доме женщины.

Бланш (вбегает в спальню). Платье Стеллы! Мы идем к той, наверху.

Митч. А где оно?

Бланш (открывает стенной шкаф). Вот. (Выбегает к сестре.) Стелла, любимая! Сестренка, родная, не бойся. (Обняв Стеллу, ведет ее за дверь и вверх по лестнице.)

Стэнли (ничего не соображая). В чем дело? Что тут было?

Митч. Ну и дал ты жизни, Стэн.

Пабло. Да он уже молодцом.

Стив. Наш парнишка всегда молодец!

Митч. На кровать его и мокрое полотенце на голову.

Пабло. Кофе бы ему – все как рукой снимет.

Стэнли (хрипло). Воды…

Митч. Суньте-ка его под кран.

Мужчины, негромко уговаривая, ведут Стэнли в ванную.

Стэнли. Пусти! Пошли вы все, сукины вы дети!

Из ванной звуки ударов, слышно, как под большим напором ударила вода из крана.

Стив. А ну-ка, сматываемся поскорее!

Все устремляются к карточному столу, на ходу захватывают и рассовывают по карманам каждый свой выигрыш.

Митч (печально, но твердо). Нет, если в доме женщины, какой уж тут покер.

Дверь за ними закрылась, дом опустел и затих. Черные музыканты в баре за углом начинают играть «Бумажную куклу» протяжно, с надрывом.

Стэнли (показался из ванной – еще не обсох, в одних только мокрых, тесно облегающих, ярких, в белый горошек, плавках). Стелла! (Пауза.) Ушла моя куколка, бросила! (Заливается слезами. Весь сотрясаясь от рыданий, подходит к телефону, набирает номер.) Юнис? Дайте мою маленькую! (Ждет, кладет трубку и снова набирает номер.) Юнис!.. Не отстану, пока не поговорю с моей крошкой!

В трубку слышен визг, в котором не разберешь ни слова. Он шваркнул аппарат об пол. Под диссонирующие звуки рояля и меди комната погружается в темноту, и в ночном уличном свете вырисовываются внешние очертания дома. Чуть приотстав, вступает «синее пианино».

(Полуодетый, спотыкаясь, выбирается на крыльцо, спускается по деревянным ступенькам на мостовую перед домом. Запрокинул, как воющая собака, голову и ревет.) Стелла! Стелла! Ненаглядная моя Стелла! Стелла-а-а-а!

Юнис (появляясь наверху в дверях своей квартиры). Прекратите вой и быстро в постель!

Стэнли. Я хочу, пусть моя малютка спустится. Стелла! Стелла!

Юнис. Не придет, и нечего голосить. Вот накличете полицию!

Стэнли. Стелла!

Юнис. Сначала бьет, а потом – вернись? А она еще ждет от него ребенка! Ах ты, паскуда! Отродье ты польское! Хорошо б тебя сволокли за шиворот куда следует да поставили под брандспойт, как прошлый раз!

Стэнли (смиренно). Юнис, отдайте мне мою девочку, пусть вернется!

Юнис. Тьфу! (Захлопывает дверь.)

Стэнли (с душераздирающим отчаяньем). Стелллла-а-а-а-а-а-а!

Негромко, со стоном вторит кларнет. Снова открылась дверь наверху. Стелла крадется по расшатанной лестнице. На глазах у нее еще блестят слезы, волосы распущены по плечам. Смотрят друг на друга. И вот с низким животным стоном сходятся вплотную. Он рухнул на колени, прижимается к ее уже заметно округлившемуся животу. Сладкие слезы застилают ей глаза, когда она, обхватив его голову, поднимает Стэнли с колен. Он распахнул входную дверь, берет Стеллу на руки и уносит в темную квартиру.

Бланш (в халатике, показалась на площадке верхнего этажа, боязливо спускается по ступенькам). Где тут моя сестренка? Стелла… Стелла! (Задержалась на пороге, у зияющего тьмой кромешной входа в квартиру сестры. И, пораженная, так, что дух захватило, опрометью кинулась вниз, выбегает на тротуар перед домом. Вглядывается в одну сторону, в другую, словно не зная, куда кинуться, где искать приюта, защиты.)

Музыка стихает.

Митч (появляется из-за угла). Мисс Дюбуа?

Бланш. Да…

Митч. Ну что – на Потомаке все спокойно?

Бланш. Она сбежала к нему… они там… вместе!

Митч. Конечно, сбежала, еще бы!

Бланш. Я просто в ужасе.

Митч. Хо-хо! Было бы с чего! Да их водой не разольешь.

Бланш. Я не привыкла к подобным…

Митч. Да, просто срам, надо же было такому стрястись именно при вас! Но не принимайте близко к сердцу.

Бланш. Какая дикость! Это…

Митч. Присядьте-ка на ступеньку, выкурим по сигарете.

Бланш. Но я не так одета, чтобы…

Митч. У нас в квартале на это не смотрят.

Бланш. Какой чудесный портсигар…

Митч. Я показывал вам надпись?

Бланш. Да. (Глядит на небо. Помолчав.) До чего же все в этой жизни перепутано…

Он неуверенно покашливает.

Спасибо вам – вы добрый. А мне сейчас… так нужна доброта.

Картина четвертая

Раннее утро. В уличной многоголосице есть что-то сродни церковному хоралу. Стелла в спальне, еще не вставала, лежит, нежась на солнышке. Лицо у нее просветленное, ясное. Одна рука покоится на округлившемся животе, из другой свисает буклет цветных комиксов. Глаза и губы ее одурманены и безразличны ко всему окружающему, как на ликах восточных идолов. На столе – словно хлев: остатки завтрака, следы прошедшей ночи. На пороге ванной валяется пестрая пижама Стэнли. В чуть приоткрытую входную дверь сияет летнее небо. На пороге – Бланш. Бессонная ночь не прошла даром, и вид у нее совсем не тот, что у Стеллы. Нервно прижимает к губам костяшки пальцев; заглянула, осматривается, прежде чем войти.

Бланш. Стелла.

Стелла (лениво повернувшись). М-м-м-м?

Бланш (сдавленно вскрикнув, метнулась в спальню и в порыве исступленной нежности падает на колени у кровати сестры). Маленькая моя, сестренка!

Стелла (отстраняясь). Что с тобой, Бланш?

Бланш (медленно поднимается и стоит возле кровати, крепко прижимая костяшки пальцев к губам и не спуская глаз с сестры). Ушел?

Стелла. Стэн?.. Да.

Бланш. Но вернется?

Стелла. Да он только получить машину из мастерской. А в чем дело?

Бланш. В чем дело! Да я просто голову потеряла, когда убедилась, что с тебя станет – от большого ума! – вернуться после всего случившегося к нему. Я кинулась было за тобой…

Стелла. Хорошо, что не кинулась.

Бланш. О чем ты думала!

Стелла пожимает плечами.

Ну! О чем? О чем?

Стелла. Ну, полно, Бланш! Сядь и прекрати эти вопли.

Бланш. Хорошо, Стелла. Спрашиваю без воплей. Как же можно было тут же и вернуться к нему?.. Да еще и спала с ним, конечно!

Стелла (встает с постели, спокойная, ленивая). Я забыла, какая ты у нас экзальтированная – чуть что… Но есть из-за чего поднимать такой крик!

Бланш. Не из-за чего?

Стелла. Да, не из-за чего, Бланш. Я понимаю твои чувства, твое возмущение и ужасно огорчена, что так вышло, но все совсем не так страшно, как тебе мерещится. Во-первых, когда мужчины пьют и играют в покер, добром вообще редко кончается. Это всегда пороховая бочка. Да, он себя не помнил!.. А когда я вернулась, стал тише воды ниже травы, и сейчас ему действительно очень стыдно.

Бланш. И, стало быть, все прекрасно?

Стелла. Да нет. Ничего нет прекрасного в таких дебошах, но ведь в жизни – чего не бывает… Стэнли всегда устраивает разгром. Да вот… в нашу первую брачную ночь… только мы прибыли сюда, схватил мою туфлю и давай бить ею лампочки.

Бланш. Что-о-о?

Стелла. Переколотил каблуком моей туфли все лампочки в квартире! (Смеется.)

Бланш. И ты стояла и смотрела? Не бежала от него тут же, не закричала?

Стелла. Да мне… ну, скорее, было даже весело. (Помолчав.) Вы с Юнис завтракали?

Бланш. До завтрака мне было!

Стелла. Кофе – на плите.

Бланш. Ты принимаешь все это как само собой разумеющееся.

Стелла. А почему бы и нет? Приемник сдан в ремонт. До мостовой он не долетел: одна лампа разбита – только и всего.

Бланш. И ты еще улыбаешься!

Стелла. А чего ты от меня хочешь?

Бланш. Имей мужество взглянуть правде в глаза.

Стелла. В чем же она, твоя правда?

Бланш. Моя? Ты вышла замуж за сумасшедшего!

Стелла. Нет.

Бланш. Да! Ты в омуте еще почище моего. Только ты закрываешь на это глаза. А я не стану сидеть сложа руки. Я еще соберусь с силами и начну новую жизнь!

Стелла. Да?

Бланш. А ты со всем примирилась. И это никуда не годится. Ведь ты же еще молода. Ты еще можешь выкарабкаться.

Стелла (медленно и с ударением). Нет нужды!

Бланш (не веря ушам своим). То есть как, Стелла?

Стелла. Я сказала: незачем мне выкарабкиваться, мне и так неплохо. Посмотри на эту конюшню в комнате. На пустые бутылки! Они распили вчера два ящика пива! Сегодня утром он обещал не затевать больше дома игры в покер, но кто же не знает, чего стоят такие зароки. Ну и что же! Раз для него это такое же развлечение, как для меня кино и бридж. Так что убеждена – все мы нуждаемся в снисходительности.

Бланш. Я не понимаю тебя.

Стелла поворачивается к ней.

Не понимаю твоей апатии. Что за китайскую философию ты исповедуешь?

Стелла. Что?

Бланш. А все эти оговорки, этот твой лепет… «всего одна лампа… пивные бутылки… конюшня на кухне…» – как будто все так и надо.

Стелла неуверенно смеется и, подняв веник, вертит его в руках.

Ты что, нарочно трясешь его мне в лицо?

Стелла. Нет.

Бланш. Перестань. Оставь веник в покое. Я не хочу, чтобы ты прибирала за ним!

Стелла. А кто же приберет? Ты?

Бланш. Я? Я?!

Стелла. Нет, конечно. Я и не говорю.

Бланш. Постой, сейчас мы пораскинем умом… если только я еще что-то соображаю… Нам с тобой надо раздобыть денег, вот он – выход!

Стелла. Что ж, деньги, конечно, никогда не помешают.

Бланш. Слушай. У меня мысль. (Дрожащей рукой вставляет сигарету в мундштук.) Помнишь Шепа Хантли?

Стелла отрицательно качает головой.

Ну, как не помнишь! Шепа Хантли! Я с ним училась в колледже, мы всюду бывали вместе; считали, что он за мной ухаживает. Ну, так вот…

Стелла. Да?..

Бланш. Зимой мы с ним встретились. Ты знаешь, ведь на рождественские каникулы я ездила в Майами.

Стелла. Нет, не знала.

Бланш. Ездила. Я решила, что, тратясь на эту поездку, пускаю средства в оборот и что предприятие мое тут же окупит себя – должна же я встретить там хоть кого-нибудь с миллионом долларов!

Стелла. И встретила?

Бланш. Да. Шепа Хантли. Я видела его на Бискайском бульваре в сочельник, в сумерки… он садился в машину – «кадиллак» с откидным верхом, в целый квартал длиной…

Стелла. В городе такой и не развернешь, пожалуй.

Бланш. Ты слышала о нефтяных скважинах?

Стелла. Да… вроде есть такие.

Бланш. У него нефтяные скважины по всему Техасу. Техас буквально льет золото ему в карман.

Стелла. Ну и ну…

Бланш. Ты знаешь, как я равнодушна к деньгам. Сами по себе они меня не интересуют – лишь постольку-поскольку… Но он мог бы… да ему ничего не стоит!..

Стелла. Что именно, Бланш?

Бланш. Ну, открыть для нас с тобой дело… оборудовать магазинчик, что ли.

Стелла. Какой еще магазинчик!

Бланш. Ну, какой… а не все равно? Да ему это не будет стоить и половины тех денег, которые его жена просаживает на скачках.

Стелла. Так у него жена?

Бланш. Милая моя, да разве я очутилась бы здесь, не будь этот парень женат?

Стелла смеется.

(Вскочила, подбегает к телефону. В трубку, резко.) Телефонистка! Дайте телеграф.

Стелла. Здесь автоматическая линия, милая.

Бланш. Я не знаю, как набрать, я…

Стелла. Набирай «Д».

Бланш. «Д»?

Стелла. Да – дежурный.

Бланш (поразмыслив с минутку, кладет трубку). Дай карандаш. Где бумага? Лучше сначала написать… отправим письмо. (Подходит к туалетному столику, отрывает листок из книжечки косметических салфеток, взяла карандаш для бровей – вот она и во всеоружии.) Так, дай только соберусь с мыслями… (Кусает карандаш.) «Дорогой Шеп. Мы с сестрой в отчаянном положении».

Стелла. Ну уж извини!

Бланш. «…Мы с сестрой в отчаянном положении. Подробности – потом. Что бы вы сказали, если…» (Бросила карандаш на стол, встает.) Нет, попросишь так, в простоте – ничего не выйдет.

Стелла (со смехом). Какая ты смешная, милая.

Бланш. Ну, еще придумаю, надо придумать что-нибудь во что бы то ни стало. Только не смейся, Стелла! Пожалуйста, прошу тебя не… – да ты взгляни, что у меня в кошельке! Вон сколько! (Раскрывает кошелек.) Шестьдесят пять центов звонкой монетой!

Стелла (подходит к бюро). Стэнли не выдает мне на хозяйство, любит оплачивать счета сам, но сегодня дал десять долларов – задабривает. Бери пять, остальные – мои.

Бланш. Нет, нет, Стелла. Не надо.

Стелла (настаивая). Я знаю, как поднимает дух, когда в кармане есть что на расходы.

Бланш. Нет, нет, спасибо, но я – скорее уж на панель!

Стелла. Что за чушь! Но как же ты очутилась на такой мели?

Бланш. Да деньги как-то не держатся… то на одно, то на другое. (Потирая лоб.) Нужно будет, пожалуй, сегодня же приняться за бром…

Стелла. Сейчас приготовлю.

Бланш. Попозже. Сейчас мне надо подумать.

Стелла. Послушай меня и предоставь событиям идти своей чередой… Хотя бы недолго.

Бланш. Но, Стелла, не могу же я оставаться с ним под одной крышей. Ты можешь – муж. А я… после нынешней ночи. Защищенная только этой вот занавеской!

Стелла. Бланш, он показал себя вчера в самом невыгодном свете.

Бланш. Напротив. Во всей красе!!! Таким, как он, нечем похвалиться перед людьми, кроме грубой силы, и он раз доказал это всем на удивление! Но чтобы ужиться с таким человеком, надо спать с ним – только так! А это – твоя забота, не моя.

Стелла. Ничего, отдохнешь, сама увидишь – все образуется. Пока ты у нас, у тебя ни забот, ни хлопот – живи себе на всем готовом.

Бланш. Нет, надо придумать, как нам с тобой выкарабкаться.

Стелла. Ты все еще убеждена, что дело мое дрянь и я хочу выкарабкаться?

Бланш. Я убеждена, что ты еще не настолько забыла «Мечту», чтобы тебе не были постылы этот дом, эти игроки в покер…

Стелла. А не слишком ли во многом ты убеждена?

Бланш. Неужели ты всерьез?.. Да нет, не верю.

Стелла. Вот как?

Бланш. Я понимаю отчасти, как было дело. Он был в форме, офицер, и встретились вы не здесь, а…

Стелла. А какая разница, где я его увидела, – что это меняло?

Бланш. Только не пой мне про необъяснимые магнетические токи, внезапно пробегающие между людьми. А то я рассмеюсь тебе прямо в лицо.

Стелла. А я вообще не хочу больше об этом.

Бланш. Что ж, не будем.

Стелла. Но есть у мужчины с женщиной свои тайны, тайны двоих в темноте, и после все остальное не столь уж важно.

Бланш. Это называется грубой похотью… да, да, именно: «Желание»! – название того самого дребезжащего трамвая, громыхающего в вашем квартале с одной тесной улочки на другую…

Стелла. Будто бы тебе самой так ни разу и не случалось прокатиться в этом трамвае!

Бланш. Он-то и завез меня сюда… Где я – незваная гостья, где оставаться – позор.

Стелла. Но тогда ведь этот твой тон превосходства, пожалуй, не совсем уместен, ты не находишь?

Бланш. Нет, Стелла, я не заношусь и не считаю себя лучше других. Можешь мне верить. Но вот как я представляю себе: да, с такими сходятся – на день, на два, на три… пока дьявол сидит в тебе. Но жить с таким! Иметь от него ребенка!..

Стелла. Я тебе уже говорила, что люблю его.

Бланш. Тогда я просто трепещу. Мне страшно за тебя.

Стелла. Что поделаешь – трепещи, раз ты так уперлась на своем.

Молчание.

Бланш. С тобой можно говорить… по душам?

Стелла. Да говори, пожалуйста, кто тебе мешает? Можешь не стесняться.

Грохот приближающегося поезда. Обе умолкли, пережидая, пока стихнет шум. Женщины все время остаются в спальне. Неслышный за шумом поезда, с улицы вошел Стэнли. В руках у него несколько пакетов. Не замечаемый женщинами, стоит, прислушиваясь к разговору. На нем нижняя рубаха и перепачканные машинным маслом брюки.

Бланш. Так вот, с позволения сказать, – он вульгарен!

Стелла. Ну и что ж… допустим.

Бланш. Допустим! Неужто ты забыла все, чему тебя учили, на чем мы взросли? Разве ты не видишь, что в нем нет и проблеска благородства? О если б он был всего лишь простым! Совсем немудрящим, но добрым, цельным, – так нет же! Есть в нем это хамство – что-то откровенно скотское!.. Ты ненавидишь меня за эти слова?

Стелла (холодно). Ничего, не смущайся – выскажись до конца.

Бланш. Ведет себя как скотина, а повадки – зверя! Ест как животное, ходит как животное, изъясняется как животное! Есть в нем даже что-то еще недочеловеческое – существо, еще не достигшее той ступени, на которой стоит современный человек. Да, человек-обезьяна, вроде тех, что я видела на картинках на лекциях по антропологии. Тысячи и тысячи лет прошли мимо него, и вот он, Стэнли Ковальский – живая реликвия каменного века! Приносящий домой сырое мясо после того, как убивал в джунглях. А ты – здесь, поджидаешь: прибьет?.. а вдруг – хрюкнет и поцелует! Если, конечно, поцелуи уже были известны в ту пору. И вот наступает ночь, собираются обезьяны! Перед этой вот пещерой… и все, как он, хрюкают, жадно лакают воду, гложут кости, неуклюжие, не посторонись – задавят. «Вечерок за покером»… называешь ты это игрище обезьян! Одна зарычит, другая схватила что под руку подвернулось – и вот уже сцепились. Господи! Да, как далеко нам до того, чтобы считать себя созданными по образу и подобию Божию… Стелла, сестра моя!.. Ведь был же с тех пор все-таки хоть какой-то прогресс! Ведь с такими чудесами, как искусство, поэзия, музыка, пришел же в мир какой-то новый свет. Ведь зародились же в ком-то более высокие чувства! И наш долг – растить их. Не поступаться ими, нести их, как знамя, в нашем походе сквозь тьму, чем бы он ни закончился, куда бы ни завел нас… Так не предайся же зверю, не живи по-звериному!

Проходит еще один поезд. Стэнли в нерешительности облизывает губы. Затем повернулся и бесшумно выходит. Женщины так и не заметили его. Когда поезд стихает вдали, кричит за дверью: «Эй!

Эй! Стелла!»

Стелла (до сих пор внимательно слушала Бланш). Стэнли!

Бланш. Стелла, я…

Но та уже у входной двери.

Стэнли (как ни в чем не бывало входит со своими покупками). Привет, Стелла, а Бланш уже вернулась?

Стелла. Дома, дома.

Стэнли. Привет, Бланш. (Ухмыляется ей.)

Стелла. Ты что, полазил под машиной?

Стэнли. Да эти портачи, механики у Фрица, ничего не смыслят – им что задница, что… Эй!

Стелла крепко обняла его обеими руками, прильнула – прямо на виду у Бланш, не стесняясь. Он смеется, прижимает Стеллу лицом к себе. Поверх ее головы ухмыляется стоящей в спальне, у портьеры, Бланш.

Сцена темнеет, остаются лишь две ярко освещенные застывшие в крепком объятии фигуры.

«Синее пианино», труба, ударные…

Картина пятая

В спальне. Бланш сидит, обмахиваясь пальмовым листом и перечитывая только что законченное письмо. Стелла кончает одеваться. Бланш звонко рассмеялась.

Стелла. Чему ты, дорогая?

Бланш. Над собой, сама над собой, – ну и вру же! Письмо Шепу. (Берет письмо.) «Дорогой Шеп. Я провожу лето в полете, лишь изредка приземляясь то у одних, то у других – мимолетная гостья! И кто знает, а вдруг мне придет в голову спикировать на Даллас! Что вы на это скажете?» Ха-ха! (Нервный смех ее звонок и заразителен, унимая его, прикоснулась рукой к горлу, и – словно разговаривая с Шепом.) «Как говорится: насторожили – вооружили»… Как думаешь – звучит?

Стелла. У-гу…

Бланш (продолжает, нервно). «Друзья моей сестры почти все уезжают на лето на север, у других – виллы на берегу Залива, и здесь сейчас дым коромыслом – чаи, коктейли, ленчи…»

Наверху начинается нечто невообразимое.

Стелла (подходя к двери). Кажется, Юнис со Стивом выясняют отношения.

Слышен яростный визг Юнис.

Голос Юнис. Слышала я про вас с этой блондиночкой!