Трансгресиия/2025

Глава 1: Протокол отчаяния

Крик не был человеческим.

Это был скрежет модема, вгрызающегося в несуществующую сеть. Вопль помех из разбитого динамика. Сухой, электрический звук вибрировал не в ушах — он ввинчивался прямо в пломбы зубов.

Хавьер сорвался с места, опрокинув шаткий стул. Вместе со звуком ударил едкий, кислый запах — горелый пластик и озон. Лампы под потолком бетонного короба, их так называемого убежища, мигали в такт нечеловеческому ритму. Тусклый свет срывался в стробоскоп, выхватывая из полумрака серые стены и ржавую арматуру, торчащую из трещин.

Он влетел в бывшую трансформаторную.

Люсия была на полу.

Её тело выгнулось дугой, опираясь на затылок и пятки. Позвоночник должен был сломаться. Но не сломался. Пальцы скрючились, будто она пыталась вырвать из воздуха невидимые кабели. Глаза закатились, виднелись лишь белки, испещрённые красными сосудами. Крик шёл из её гортани, но это был не её голос. Это говорил протокол. «Пастырь», который больше не пас, а пожирал своего носителя изнутри.

Хавьер бросился к ней. Разум опустел, остался один инстинкт: остановить. Он опустился на колено, попытался перевернуть её. Ошибка.

Стоило его рукам коснуться её плеч, как он почувствовал это. Под кожей сестры пробегали разряды. Тело было твёрдым, как камень, и вибрировало с низкой, гудящей частотой. Она была не человеком, а перегруженным конденсатором, готовым взорваться. Отбросила его руку с неожиданной силой.

— Люсия! — его голос утонул в электрическом визге.

Три войны. Десятки врагов. Он мог сломать шею одним движением. И всё это было бесполезно. Абсолютно. Его враг был невидим. Его нельзя было застрелить, нельзя было задушить. Он сидел в черепе единственного человека, ради которого Хавьер ещё был жив.

Бессилие. Оно ударило сильнее любого противника. Он развернулся и со всей силы впечатал кулак в бетон.

Боль была острой и чистой. Пронзила костяшки, дошла до самого локтя. Хорошая, честная боль. Он посмотрел на руку. Костяшки разбиты в кровь, два пальца неестественно просели. Плевать. Эта боль была настоящей. Понятной.

Внезапно крик оборвался.

Он резко обернулся. Тишина рухнула на них, плотная, как вакуумная упаковка. Лампы перестали мигать. Люсия обмякла на полу, тяжело дыша. По виску стекала струйка пота, смешиваясь с пылью. Марионетка, у которой только что обрезали нити.

Хавьер опустился на колени рядом, боясь дотронуться. Из её полуоткрытого рта пахло озоном и страхом.

Я обещал, — пронеслось в голове. На мгновение запах сырости сменился запахом сухой земли и цветущих апельсинов. Андалусия. Сломанная кукла. Её слёзы. Его неуклюжее детское обещание, выросшее в клятву.

Клятва, которую он прямо сейчас нарушал.

— Она умирает.

Скрипнула дверь, но он не обернулся. Он мельком заметил её силуэт в дверях, но не обратил внимания, поглощённый бессилием. Только когда голос Лены Орловой прозвучал прямо за спиной, он вздрогнул.

Она стояла у головы Люсии, бледная, но абсолютно спокойная. Тёмные волосы стянуты в тугой, безжалостный узел. Как и она сама. Взгляд был прикован к маленькому датчику, который она с предельной точностью прикрепляла к виску Люсии. Движения экономные, отстранённые. Как у техника, работающего с вышедшим из строя механизмом.

Хавьер медленно поднялся, чувствуя тупую боль в разбитой руке.

— Что ты делаешь? — голос был хриплым.

— Диагностику, — она не повернулась, подключая датчик к ноутбуку. — Собираю данные. Единственное, что сейчас имеет смысл.

Она развернула к нему экран. Хавьер подошёл. Он ничего не понимал в этих графиках, но смысл был ясен и без перевода. Кривая линия, похожая на кардиограмму, срывалась в безумный, игольчатый частокол. Хаос.

— Вот, — Лена ткнула тонким пальцем в экран. — Стандартный протокол «Пастырь» работает в дельта-диапазоне. Но у неё… — она провела пальцем по пикам, — он мутировал. Перескочил в верхний бета- и гамма-диапазоны. Он больше не синхронизирует. Он пытается агрессивно переписать её нейронную архитектуру.

Хавьер молчал. Остаточный шум превратился в раковую опухоль.

— Сколько у неё времени?

Лена медленно повернула голову. В её серых глазах не было сочувствия. Только холодный анализ.

— Не тот вопрос, Хавьер. Мутировавший протокол не только убивает её. Он превратился в маяк. Он кричит в эфир. Консорциум создавал эту технологию. У них есть оборудование, чтобы его услышать. Каждый такой приступ, — она кивнула на Люсию, — как вспышка на радаре. Они сужают круг. Так что у нас не недели. У нас часы.

Хавьер почувствовал, как стены сжимаются. Бетонный короб перестал быть крепостью. Он стал гробом, и кто-то уже заколачивал крышку.

— Есть только один способ, — сказала Лена, закрывая крышку ноутбука. Звук был тихим, но окончательным, как щелчок затвора. — Стереть протокол. Выжечь из её сознания. Для этого нужен прямой доступ к исходному коду. К главному серверу Консорциума.

— Нет, — выдавил он. — Это самоубийство.

— Волк уже здесь, Хавьер, — Лена встала. — Царапает когтями дверь. То, что я предлагаю, — это шанс. Один на миллион, возможно. Но он не нулевой.

— Шанс?! — он резко развернулся к ней. — Твои шансы, твои расчёты…

— Твои методы здесь бесполезны, — продолжала Лена, её голос стал твёрже. — Ты можешь убить сотню охранников. Но ты не можешь застрелить код. Здесь нужен не молот, а скальпель. И этот скальпель есть только у меня.

— К чёрту твой скальпель, — голос Хавьера упал до тихого, ледяного шипения.

— Да? — она шагнула к нему, и впервые в её голосе прорезался металл. — А что предлагаешь ты, а? Сидеть здесь и смотреть, как её мозг превращается в кашу? Ждать, пока спецназ Консорциума не накачает нас всех транквилизаторами? Это твой план, солдат?

Она стояла так близко, что он чувствовал слабый запах антисептика от её рук. Она не боялась его. Это бесило больше всего.

— Я… — он замолчал. Ответа не было.

— Вот именно, — она отступила назад к своему столу. — У меня есть цель. Но нет всей информации.

Она снова открыла ноутбук. На экране был спутниковый снимок скалистого побережья.

— Секретный медицинский центр Консорциума в Северном море, — сказала она. — Перестроенный бункер. Там они держат свои самые ценные активы. Там находится ядро их разработок. Исходник «Пастыря». И там… там мой брат.

Она открыла два текстовых файла. Названия горели белым на чёрном фоне.

АРХИВ: СЕРВЕР «ШУМ». МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ ПОДТВЕРЖДЕНО.

АРХИВ: ПАЦИЕНТ 4Б. ОРЛОВ, МИХАИЛ В.

Хавьер замер.

— Я всё равно иду туда, — Лена подняла на него глаза. В них больше не было холодного анализа. Было что-то другое. Такая же глухая, запертая боль, как и у него. — С тобой или без тебя. Но со мной у тебя есть шанс спасти сестру. А с тобой у меня есть шанс вытащить брата живым. Равноценный обмен. Просто транзакция. Решай. Но решай быстро. Часы тикают.

Ночь сочилась сквозь щели в бетонных плитах. Хавьер сидел в старом кресле рядом с койкой, на которую они перенесли Люсию. Он не спал. Просто смотрел, как ровно поднимается и опускается её грудь.

Он проиграл. Не им. Своей клятве. Он обещал защищать, но его деньги, заработанные кровью, купили ей билет в ад. Он был не щитом. Он был ядом.

Он поднял глаза на Лену. Она сидела за своим столом, неподвижный, тёмный силуэт. Планировала. Использовала эту тишину, чтобы проложить им путь в самое сердце врага. Холодный расчёт. Безжалостная логика. Он не доверял ей ни на грош.

Но её безумный план был единственным, что у них осталось.

Рассвет был серым и безрадостным. Он просочился в их убежище, окрасив бетон в цвет мокрого пепла. Хавьер принял решение несколько часов назад. Это была не решимость. Это была капитуляция.

Он поднялся с кресла и подошёл к столу Лены.

Она медленно повернулась. В её глазах не было ни усталости, ни удивления. Только тихое, напряжённое ожидание.

Хавьер не сказал ничего. Просто посмотрел ей в глаза и кивнул. Один раз. Коротко, резко.

Этого было достаточно.

Лена на долю секунды закрыла глаза. Облегчение? Нет. Когда она их открыла, Хавьер увидел в них лишь холодный, сфокусированный блеск. Триумф хищника, загнавшего добычу.

Она тут же отвернулась, её пальцы уже летели по клавиатуре.

— Хорошо, — сказала она. — Начинаем. Немедленно. У нас нет планов объекта. Нет кодов доступа. Нам нужна информация. Актуальная. И я знаю, у кого её можно купить.

Она нажала «Enter». Зашифрованный пакет данных улетел в сеть.

На другом конце света, в тёплой ночи Буэнос-Айреса, на кухонном столе завибрировал телефон.

Глава 2: Цена информации

Плотную, удушливую тишину убежища резал сухой, методичный звук.

Щёлк. Пауза. Шорох промасленной ветоши о воронёную сталь. Щёлк.

Хавьер сидел за обшарпанным кухонным столом, превратив его в оружейный верстак. Перед ним, разобранная на составные части, лежала его штурмовая винтовка — не груда металла, а анатомический атлас его собственного спокойствия. Каждое движение было выверенным, экономным ритуалом. Единственным способом загнать хаос, бушевавший в голове, в рамки понятного, физического процесса.

Он извлёк затворную группу, провёл по ней пальцем, ощущая знакомые изгибы и выемки. Холодный. Надёжный. Прогнозируемый. Полная противоположность тому, что произошло с Люсией.

Крик. Он всё ещё стоял в ушах. Не как человеческий голос, а как помехи на мёртвой частоте, скрежет модема, пытающегося подключиться к аду. Он заставил себя выдохнуть, сосредоточившись на запахе оружейного масла — резком, химическом, вытесняющем всё остальное.

Его взгляд скользнул по левой руке. Костяшки пальцев, которые он вчера разбил о бетон, были перевязаны бинтом, уже пропитавшимся грязью. Лена перевязала их молча, без упрёка, с той же отстранённой эффективностью, с какой подключала датчики к вискам Люсии.

Хавьер снова сжал и разжал здоровую правую руку. Он проиграл. Проиграл не Консорциуму, не вооружённым оперативникам, а невидимой, непостижимой болезни в голове сестры. И теперь его единственной ставкой в этой проигранной партии была она. Лена.

На другом конце комнаты она тоже вела свою войну. Не щёлкала металлом, а шелестела бумагой. Карты, спутниковые снимки, распечатки архитектурных планов — она раскладывала их на полу, ползая на коленях, словно стратег перед решающим сражением. Её мир состоял из векторов атаки, слепых зон и протоколов безопасности.

Она тихо бормотала под нос, и это тоже было частью напряжённого саундтрека их общей клетки:

— …уровень шума на северном периметре… вентиляционная шахта номер семь, слишком узкий проход… биометрия пассивна, значит, нужен активный маркер…

Хавьер не доверял ей. Не потому, что она была бывшим аналитиком СВР. Такие, как Воронов, всегда были ему понятны — хищники старой школы. Лена была другой. В её глазах не было ни азарта, ни жестокости. Только холодный, вычислительный интеллект, для которого люди, включая его самого, были лишь переменными в сложном уравнении.

Она спасала своего брата, он — свою сестру. Их цели совпадали. Пока что. Но он видел, как она смотрела вчера на Люсию, корчившуюся на полу. Не с ужасом или сочувствием. А с интересом. Как учёный смотрит на уникальный, аномальный образец.

Он закончил чистку. Движения стали быстрее, увереннее. Пружина. Ударник. Затвор. Он собирал винтовку, возвращая хаосу форму. Щелчок собранного затвора прозвучал в комнате оглушительно громко, заставив Лену на секунду поднять голову.

Их взгляды встретились. В её глазах не было ничего, кроме сфокусированной задачи. В его — лишь тяжесть принятого решения. Он молча проверил предохранитель. Разговор был окончен, даже не начавшись. Его сталь была готова. Оставалось дождаться, когда её данные дадут этой стали цель.

Панорамное бронестекло не пропускало в кабинет ни звука, превращая бушующую ярость Северного моря в безмолвный, серый спектакль. Волны, похожие на сгустки жидкого олова, с грохотом, который можно было только вообразить, разбивались о бетонный мол, вросший в скалу. Внутри царила идеальная, стерильная тишина.

Хелен Рихтер стояла спиной к этому хаосу, её безупречно строгий силуэт отражался в погасшем экране на стене.

— Да. Источник в Буэнос-Айресе предоставил доступ. Подтверждаю, они придут за активом, — её голос был ровным, лишённым интонаций, словно сгенерированный машиной. — Подготовьте периметр по протоколу «Приманка». Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что идут по собственному следу. Никаких летальных мер до моей прямой команды. Они нужны мне живыми. Особенно аналитик. Она — ключ к пониманию мутации.

Она нажала сенсорную кнопку, обрывая связь. Комната погрузилась в полную тишину, если не считать едва слышного гудения системы климат-контроля.

Хелен медленно подошла к низкому столу из чёрного полированного обсидиана. На бархатной подложке, словно драгоценность, лежали разобранные части старинной швейцарской музыкальной шкатулки. Десятки крошечных латунных шестерёнок, валиков и гребёнок. Она взяла тончайший пинцет и, почти не дыша, поправила один из зубчиков на музыкальном цилиндре. Микронное движение.

Для неё это не было хобби. Это была философия. В мире, полном иррационального хаоса и человеческих ошибок, она создавала свой идеальный, предсказуемый механизм. И план по поимке Хавьера Рейеса и Лены Орловой был для неё лишь ещё одним таким механизмом. Более крупным, но столь же предсказуемым.

За тысячи километров от стерильного кабинета Хелен, в жарком и сыром подвале Буэнос-Айреса, пахло кровью, немытым телом и страхом. Антон «Сыч» висел на стуле, а не сидел. Его руки были заведены за спинку, голова безвольно опущена на грудь. Разбитая губа запеклась, один глаз заплыл.

Человек в дорогом, но помятом костюме, стоявший перед ним, не проявлял ни гнева, ни нетерпения. Он просто ждал. На ящике рядом с ним лежал смартфон «Сыча» и фотография. Девушка с рыжими волосами, смеющаяся на фоне фиолетовых деревьев в парке Палермо. Аня.

— Последний раз, Антон, — голос человека был спокойным и деловым, будто он обсуждал условия контракта. — Коды шифрования для твоего канала связи. Или мы навестим Аню. Она ведь любит гулять по вечерам, верно? Очень неосмотрительно с её стороны. Одна.

«Сыч» поднял голову. В его здоровом глазу не было ненависти. Только бездонная, тоскливая пустота. Он пытался быть сильным. Пытался умереть правильно. Но образ смеющейся Ани ломал его надёжнее, чем любой удар. Он посмотрел на её лицо на фотографии, затем на безразличное лицо оперативника. Он проиграл.

— …Sierra… Foxtrot… zulu… seven… nine… — его голос был хриплым шёпотом, каждое слово — капитуляция.

Оперативник без эмоций ввёл символы в телефон «Сыча». На экране появилась защищённая консоль. Ему не нужно было знать ни о плане, ни о цели. Его задача была проще — получить ключ от двери. А что за этой дверью, решат другие.

Он быстро набрал зашифрованное сообщение, полное технических данных, которые ему продиктовали заранее. Коды доступа к системам наблюдения. Графики смены патрулей. План второстепенных коммуникаций. Всё, что могло показаться бесценным подарком судьбы для отчаявшихся людей.

Отправив сообщение, он убрал телефон в карман. «Сыч» смотрел на него, ожидая пули. Но оперативник лишь кивнул двум фигурам в тени.

— Он ваш. Сделайте, чтобы выглядело как ограбление. Быстро и грязно.

Он вышел из подвала, не оборачиваясь, уже открывая на своём телефоне защищённый мессенджер. Через несколько секунд Хелен Рихтер в своём кабинете с видом на бушующее море увидит на экране терминала короткое сообщение: «Протокол “Приманка” активирован. Цель на заданной траектории».

— …основной вектор атаки — через технический туннель D-7. Шторм создаст идеальное акустическое и радиолокационное прикрытие. Их системы охраны старой модели, — Лена водила пальцем по схеме, разложенной на полу, её голос был быстрым и уверенным. — Мой вирус обойдёт первые три контура безопасности без проблем. Но дальше…

Хавьер стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Он смотрел не на схемы, а на неё. На то, как горели её глаза, когда она говорила о взломе систем, о поиске уязвимостей. Она была в своей стихии.

— Дальше начинается биометрический контур. Он не ищет ключ-карты, он сканирует пассивные нейронные сигнатуры персонала, — продолжила она, поднимаясь на ноги. — Любой чужой сигнал вызовет тревогу. Но Люсия… протокол «Пастырь», даже в его мутировавшей форме, излучает уникальный маркер Консорциума. Система примет её за свою. Она — наш живой ключ.

Она произнесла это так, будто говорила о монтировке или отмычке. Хавьер ощутил, как желваки на скулах каменеют сами по себе.

— Но чтобы её сигнал был достаточно сильным и стабильным для прохождения сканера, его нужно… усилить. Фоново, — закончила Лена и, повернувшись к своему медицинскому кейсу, достала его.

Автоматический инъектор. Тонкий, как жало насекомого, корпус из полированного металла. Сквозь прозрачную стенку ампулы виднелась почти бесцветная жидкость. Наконечник иглы сверкнул в тусклом свете лампы.

Мир для Хавьера сузился до этой блестящей точки.

Всё остальное — схемы на полу, гудение электроники, даже собственное дыхание — исчезло. Он видел не медицинский инструмент. Он видел грязную палатку в африканской саванне. Крики раненой девочки, которую он держал на руках, пока полевой медик снова и снова вонзал иглу в её маленькое тело. Запах крови и антисептика. Беспомощность. Его собственная беспомощность.

— Нет, — слово вырвалось само, тихое и жёсткое.

Лена обернулась, её лицо выражало лёгкое раздражение, как у профессора, которого перебил нерадивый студент.

— Что «нет»? Хавьер, это не обсуждается, это единственный…

— Я сказал — нет.

Он оттолкнулся от стены. Всего один шаг в её сторону, но Лена инстинктивно отступила. Он не кричал. Его голос, наоборот, упал до низкого, почти неслышного регистра. Этот шёпот был страшнее крика.

— Никаких, блядь, игл, — произнёс он, глядя не на неё, а на инъектор в её руке.

— Это не прихоть! Это наука! Без этого стимулятора мы не пройдём даже первый пост! — её голос сорвался на крик от непонимания. Её логика, её главный инструмент, дала сбой.

— Найди. Другой. Способ.

Он не угрожал. Он констатировал факт. В этот момент она впервые увидела в нём не просто солдата, не инструмент. Она заглянула за фасад тактика и увидела там нечто древнее, иррациональное. Животный, первобытный ужас, который невозможно было ни просчитать, ни обойти, ни взломать. Он был готов провалить всю миссию, дать Люсии умереть, но не позволить этой игле коснуться её.

Секунду они стояли в тишине. Лена смотрела в его глаза, тёмные и пустые, и поняла, что упёрлась в стену. В нелогичную, непредсказуемую, человеческую стену.

Она медленно, с видимым усилием, опустила руку и убрала инъектор обратно в кейс. Щелчок замка прозвучал как выстрел.

— Хорошо, — её голос снова стал ровным, холодным. — Я что-нибудь придумаю.

Она лгала. Она просто решила, что воспользуется иглой позже. Когда он будет ранен или без сознания. Когда у него не останется выбора. Любая проблема имела решение. Нужно было лишь изменить переменные.

Прошло несколько часов. Хавьер ушёл на крышу — проверять периметр, как он сказал. На самом деле — чтобы дышать. Чтобы холодный ночной воздух прочистил голову от воспоминаний.

Лена сидела перед своим терминалом, погружённая в потоки данных. Она прогоняла симуляции, искала альтернативные пути, злясь на иррациональность Хавьера, на эту нелепую уязвимость, которая ставила под угрозу весь её план. Она уже почти смирилась с необходимостью импровизировать, когда на экране её защищённого мессенджера мигнул крошечный значок.

Входящее сообщение. Анонимный канал. От «Сыча».

Она почувствовала резкий, почти забытый толчок под рёбрами. Триумф. Холодный, чистый, как дистиллированная вода. Она знала, что Антон не подведёт. Она быстро ввела длинный ключ дешифровки.

На экране появились строки кода. Это было даже больше, чем она просила. Не просто информация. Это был подарок. Коды доступа к второстепенным системам энергоснабжения и климат-контроля центра. Точные временные «окна» в графике патрулирования. План технического этажа, которого не было на общедоступных схемах.

Она впивалась глазами в данные, её мозг мгновенно обрабатывал их, перестраивая маршрут, оптимизируя шансы. Это меняло всё.

В этот момент в комнату вернулся Хавьер. Его лицо было всё таким же мрачным, но в движениях уже не было той пружинистой ярости. Только усталость. Он молча прошёл к столу и налил себе стакан воды.

Лена повернулась к нему на стуле. На её лице впервые за долгое время появилась тень чего-то, похожего на улыбку. Улыбку программиста, только что нашедшего изящное решение сложной задачи.

— Нам повезло, — сказала она, стараясь, чтобы в голосе не звучало превосходство. — «Сыч» вышел на связь. Он достал коды. Теперь наши шансы выше.

Хавьер замер со стаканом в руке. Он медленно подошёл и посмотрел на экран. Он не понимал значения большинства символов, но видел структуру. Графики, временные метки, пароли. Это выглядело реально. Слишком реально, чтобы быть ложью.

Возможно, он ошибся на её счёт. Возможно.

Он ничего не сказал. Лишь коротко, почти незаметно кивнул и осушил стакан.

Лена восприняла это как свою маленькую победу. Она отвернулась к экрану и напечатала короткое, зашифрованное ответное сообщение: «Спасибо. Жди дальнейших инструкций».

Она нажала «Enter».

Она не знала, что бездыханное тело Антона «Сыча» уже несколько часов лежит в сточной канаве на окраине Буэнос-Айреса. Она не знала, что её сообщение «Спасибо» было получено безликим оперативником в дорогом костюме, который тут же переслал подтверждение на защищённый сервер Консорциума.

И она не знала, что Хелен Рихтер, глядя на это подтверждение на своём терминале, позволила себе редкую роскошь — едва заметную, довольную улыбку.

Глава 3: Берег скелетов

Мотор захлебнулся и смолк, оставив их наедине с рёвом шторма. Надувная лодка билась о гигантские волны. Они вздымали её на гребень, на секунду открывая мёртвый горизонт, и тут же швыряли вниз, в кипящую черноту. Ветер швырял в лицо ледяную сечку — смесь дождя и снега, которая на такой скорости превращалась в абразив.

Хавьер мёртвой хваткой вцепился в румпель. Каждый мускул в спине и плечах свело в один ноющий узел. Пропитанная водой тактическая куртка весила, казалось, тонну. Он не боролся с холодом. Он принял его, сделал частью себя — таким же инструментом, как нож или автомат. Холод вытеснял всё лишнее: усталость, сомнения, страх.

Сквозь пелену дождя он видел Лену. Она сжалась на дне лодки, пытаясь укрыть своим телом и термоодеялом бесчувственную Люсию. В этом хаосе воды и ветра Лена выглядела жалкой, совершенно чужеродной. Её бледное, сосредоточенное лицо, обычно полное холодного превосходства, сейчас было искажено смесью страха и морской болезни. Она была аналитиком, а не солдатом. Стихия уровняла их, превратив в промокших, замёрзших крыс.

Берег возник из тумана внезапно — клыкастая гряда чёрных, мокрых скал. Лодка с отвратительным скрежетом ткнулась носом в камни. Хавьер не стал ждать. Он перекинул ногу через борт и шагнул в воду. Ледяная вода сдавила грудь, выжигая воздух из лёгких. Волны сбивали с ног, но он устоял, впившись пальцами в скользкий выступ. Закрепил трос, чувствуя, как верёвка режет онемевшие ладони.

Он повернулся к лодке.

— Давай!

Лена неуклюже выбралась, почти упав, но Хавьер успел подхватить её, рывком вытаскивая на скользкий камень. Её зубы выбивали дробь. Молча кивнула в сторону Люсии.

Хавьер наклонился и осторожно поднял сестру на руки. И в этот момент шторм и враги перестали существовать. Остался только холод, идущий от её тела. Сквозь несколько слоёв одежды и термоодеяло он ощутил, как от Люсии тянет стужей. Не просто сырость промокшего человека. Это был мертвенный, неестественный холод, словно сама жизнь покидала её.

Он стиснул зубы так, что заныли челюсти, и двинулся вперёд. Ноги вязли в гальке, тяжёлые ботинки скользили по мокрым камням. Лена шла следом, спотыкаясь, едва поспевая за ним.

Берег был кладбищем. Из воды и камней торчали ржавые, похожие на кости доисторических чудовищ, противотанковые ежи — скелеты давно забытой войны. Они тянулись к серому, безразличному небу, как руки утопленников.

А впереди, вырастая из скал, в тумане и дожде тонул бетонный монолит. Ни окон, ни видимых входов. Не здание — геологическое образование. Гигантский бетонный клык, впившийся в воспалённую десну скалистого берега.

Каждый шаг с Люсией на руках был пыткой. Её тело почти ничего не весило, но эта лёгкость была тяжелее свинца. Хавьер думал не о миссии, не о врагах, а только об этом пробирающем до костей холоде. Он нёс на руках угасание.

Его нога соскользнула с камня, и он едва удержал равновесие, глухо выругавшись. Он посмотрел на свою ношу. Лицо Люсии было безмятежным, почти восковым. На ресницах застыли капли дождя, похожие на слёзы.

Он вспомнил своё обещание. Данное так давно, в другом мире, под жарким испанским солнцем. «Я всегда буду тебя защищать». Пустые слова. Он защищал её от хулиганов, от строгости отца, от её собственных страхов. Но не смог защитить от невидимого врага, который сейчас пожирал её изнутри.

И он привёл её сюда. В пасть к монстру, чтобы вырвать из неё другого.

Идиот.

Они нашли его там, где и указывали данные «Сыча». Неприметная стальная плита, почти сливающаяся со скалой, покрытая ржавчиной и лишайником. Рядом, скрытая под фальшивым камнем, — утопленная в нише панель доступа.

Лена рухнула на колени рядом с ней. Её пальцы, синие от холода, не слушались. Она с трудом расстегнула герметичный рюкзак и достала свой защищённый терминал. Экран ожил тусклым зелёным светом, бросая призрачные отсветы на её лицо. Она подключила интерфейс, а затем достала тонкий, как игла, датчик.

Хавьер опустил Люсию на землю, укрыв её своим телом от ветра. Он видел, как Лена осторожно, почти нежно, прикрепила датчик к виску его сестры. Люсия во сне едва слышно застонала.

Хавьер отвернулся. Он встал спиной к ним, поднимая автомат. Его работа началась. Он превратился в живой щит, в кусок гранита. Его взгляд методично сканировал всё вокруг: серую стену воды, чёрные скалы, рваные клочья тумана. Но он был почти слеп и глух. Рёв шторма забивал уши, превращая мир в сплошной низкочастотный гул. Он не услышит шагов. Не услышит выстрела.

Паранойя, его старый, верный друг, обострилась до предела. Каждая капля дождя на щеке казалась прикосновением врага. Каждая тень в волнах — перископом. Он чувствовал себя абсолютно голым, гигантской мишенью на фоне серого пейзажа.

Прошла минута. Две. Пять. Ничего. Только вой ветра и стук его собственного сердца в ушах.

— Статус, — бросил он через плечо, не понижая голоса. Говорить тише не имело смысла.

Сзади донеслось раздражённое сопение и стук по клавиатуре.

— Работаю. Не мешай.

— Слишком долго.

— Их система… — донёсся до него обрывок фразы, утонувший в порыве ветра. — …старая, но многослойная. Как луковица из дерьма и криптографии. Каждый слой нужно обмануть.

Хавьер снова уставился на волны. Он ненавидел это. Ненавидел ждать. Ненавидел зависеть от её колдовства, от проводов и экранов. Его мир был прост: угроза — реакция. Здесь угроза была невидимой, а реакция — бессильное ожидание.

Он скосил глаза на Лену. Она была полностью поглощена процессом, её тело раскачивалось в такт ударам пальцев по клавишам, словно шаманка в трансе. Рядом с ней Люсия казалась жертвенным агнцем. И от этой мысли во рту появился горький, металлический привкус.

— Сколько ещё? — снова крикнул он.

— Столько, сколько нужно! — её голос сорвался на шипение. — Я почти… почти нашла резонанс. Их сканеры ищут определённый паттерн, а не личность. Если я смогу заставить протокол в ней…

Она не договорила. Вспышка молнии на миг ослепила, и тут же терминал Лены погас. Раздался тихий треск умирающей электроники.

— Сука! — выдохнула она, и это слово было полно такого отчаяния, что Хавьер обернулся.

Её пальцы заметались по клавиатуре, перезагружая систему в аварийном режиме. Секунды растягивались в вечность. Хавьер перестал чувствовать пальцы ног в промокших ботинках. Холод добрался до самых костей. Он начал тихо, почти беззвучно, напевать мотив старой колыбельной. Ритуал, который всегда помогал ему заземлиться. Но сейчас это не работало.

Он вдруг подумал о «Сыче», который сейчас, наверное, пьёт свой чёртов мате в тепле и безопасности. Легко быть контактом за десять тысяч километров. Хавьер зло сплюнул в воду.

Но Антон «Сыч» не пил мате.

Свет уличных фонарей пробивался сквозь жалюзи, рисуя на полу квартиры в районе Сан-Тельмо пыльные золотые полосы. Из открытого окна доносился ночной гул Буэнос-Айреса — смесь далёких автомобильных гудков, пьяного смеха и страстных аккордов танго.

Аня не слышала ничего этого.

Она лихорадочно бросала вещи в старую спортивную сумку. Футболки, джинсы, бельё. Всё без разбора. Она не плакала. Глаза были сухими и воспалёнными, а взгляд — затравленным, как у зверька, который слышит шаги охотника.

Он объяснял ей. Спокойно, методично, как объясняют правила игры. «Если я не выйду на связь за сутки, ты не ждёшь. Ни минуты. Ты не звонишь в полицию. Ты исчезаешь». Антон не отвечал уже двадцать шесть часов.

Она подошла к книжной полке, отодвинула потрёпанный том Борхеса. Ногтями подцепила край половицы. В неглубоком тайнике лежала пачка долларов, паспорт на чужое имя и маленькая флешка в виде фигурки совы. Его самоирония. «Сыч».

Он говорил ей: «Бери это и исчезни. Адрес на клочке бумаги внутри паспорта. Там тебе помогут. Просто скажи кодовое слово: “Лорка”».

Она замерла, прижимая холодный пластик флешки к губам. Это всё, что от него осталось. Память. Вся его жизнь, его секреты — всё было там, на этом крошечном куске кремния. Может быть, и то, что его убило.

Она не плакала. Слёзы придут позже. Сейчас было время для другого. Для выполнения его последнего приказа. Она сунула флешку, деньги и паспорт в карман джинсов, застегнула сумку и, не оглядываясь, вышла из квартиры, растворившись в шумной, безразличной толпе. Она не была жертвой. Она была его последним сообщением, отправленным в никуда.

— Есть… есть резонанс! — Голос Лены был тихим, но прорезался даже сквозь рёв бури.

Хавьер обернулся. Она смотрела на свой перезагрузившийся терминал с хищной улыбкой хирурга, нашедшего опухоль. На экране зелёная синусоида вошла в синхрон с другой, красной.

— Я обманула его. Заставила думать, что она — один из своих.

Люсия снова тихо застонала. По её щеке медленно скатилась слеза, смешиваясь с дождём. Хавьер сжал кулаки так, что костяшки на правой руке отозвались тупой, ноющей болью. Хорошо. Боль была настоящей. Она отрезвляла.

Он смотрел, как на мониторе Лены побежали строки кода. Он ничего в них не понимал, но увидел, как на долю секунды её пальцы замерли над клавиатурой. Как её глаза едва заметно расширились. В них промелькнуло осознание. Она увидела то, чего не должен был видеть он.

Система не просто впустила их. Она опознала Люсию как «актив» и отправила сигнал. Их вход был не взломом. Он был зарегистрированным событием.

Поздно, — пронеслось в голове Лены. Она знала, что это ловушка. Знала с той секунды, как получила данные от «Сыча» — слишком легко, слишком идеально. Но она не могла сказать об этом Хавьеру. Его ярость была таким же неконтролируемым фактором, как этот шторм. Он бы прервал миссию. А у неё не было другого шанса спасти брата. Она сделала ставку. И теперь пути назад не было. Она нажала последнюю клавишу.

Раздался громкий, мучительный скрежет, от которого заломило зубы. Тяжёлая стальная дверь медленно, с неохотой, начала отходить в сторону, открывая чёрную прямоугольную пасть туннеля.

Изнутри ударило холодом и химией. Затхлая сырость векового бетона, резкий запах антисептика и озона от работающей под напряжением электроники.

Хавьер не колебался. Он шагнул в темноту, вскинув автомат, прицел ночного видения ожил, заливая мир призрачным зелёным светом. Он сделал несколько шагов, проверяя периметр. Чисто.

Он обернулся. Лена, тяжело дыша, уже поднимала Люсию.

— Быстрее.

Она, спотыкаясь, шагнула за ним, пересекая порог между миром хаоса и миром стерильного порядка.

В ту же секунду за их спинами раздался оглушительный грохот. Дверь захлопнулась. Звук был окончательным, как удар могильной плиты. Он эхом прокатился по туннелю и умер.

На мгновение их поглотила абсолютная, непроницаемая темнота и такая же абсолютная тишина. Шторм исчез, отрезанный тоннами бетона и стали. А затем длинный коридор перед ними залило беззвучным, пульсирующим красным светом аварийной тревоги. Он ритмично вспыхивал и гас, вырывая из темноты гладкие стены, пол и их собственные, искажённые ужасом тени.

Они были в мышеловке.

Глава 4: Приманка

Красный.

Не предупреждающий. Не аварийный. Красный был состоянием реальности, плотным, как кровь. Он пульсировал в такт гулкому вою сирены. Звук не резал уши — он вибрировал в костях.

Хавьер не думал. Мозг ещё обрабатывал угрозу, а тело уже действовало. Толчок. Не сильный, но точный. Лена, споткнувшись, отлетела в сторону, увлекая за собой обмякшее тело Люсии. Они скрылись за выступом стены, где коридор делал изгиб.

В то же мгновение из гладких, бесшовных панелей, которые казались монолитом, бесшумно выскользнули шесть теней. Никаких опознавательных знаков. Чёрные композитные доспехи, глухие шлемы с тёмными визорами. Они двигались как единый механизм.

Хавьер уже был у противоположной стены, оружие вскинуто. Зрачки сузились, отсекая лишнее. Мир схлопнулся в узкий туннель, где остались только цели. Угол. Прикрытие. Двое впереди. Двое по флангам. Он нажал на спуск. Дважды.

Выстрелы были неправильными. Не сухой, резкий треск пороха, а глухой, влажный шлепок, за которым следовало короткое шипение сжатого воздуха. Пули не рвали воздух. Они его проталкивали.

Двое впереди качнулись, но не упали. На их броне расплылись тёмные мокрые пятна. Капсулы. Сыворотка, транквилизатор. Или что похуже. Не на убой, пронеслось в голове. На захват. Это было хуже. Убить их было проще, чем не дать им дотронуться до Люсии.

Он снова выстрелил, целясь в сочленения доспехов, в незащищённые участки. Одна из теней, получив пулю в бедро, неуклюже повалилась на колено. Другая, пытаясь обойти его, наткнулась на рикошет. Пуля с визгом прочертила на шлеме искрящуюся борозду.

Хавьер двигался. Всегда двигаться. Он был не стеной, а потоком. Один из охранников вскинул своё оружие. Хавьер не пытался увернуться — он выстрелил в потолочную панель над головой противника. Осколки пластика и пучок проводов посыпались вниз, заставив тень на мгновение потерять его из виду. Этого хватило. Короткая очередь в грудь. Тело грузно осело.

Они гнали его. Не убивали, а направляли, сужая коридор, отрезая пути к отступлению. Гнали вглубь комплекса. Он видел это в их скупых, выверенных движениях. Это был не бой, а загонная охота. И он был зверем.

Лена что-то крикнула из-за укрытия. Шум сирены пожирал её слова. Хавьер бросил короткий взгляд в её сторону. Она пыталась оттащить Люсию дальше по коридору.

Люсия, безвольная кукла в руках Лены, вдруг напряглась. Её голова дёрнулась назад под неестественным углом, глаза закатились, обнажая белки. Губы, бледные и сухие, беззвучно шевельнулись. Из её горла вырвалось одно слово. Оно не прозвучало в оглушительном вое сирены. Оно родилось прямо в голове Хавьера, холодное, чистое, лишённое всяких эмоций. Голос «Пастыря».

«Калибровка».

Мир на секунду замер. Красный свет, вой, запах озона — всё исчезло. Остался только этот ледяной шёпот в черепе. Протокол не просто мутировал. Он адаптировался. В реальном времени. Он использовал стресс, адреналин, страх как пищу, как топливо для своей эволюции. Люсия была не просто грузом. Она была бомбой с часовым механизмом, который ускорялся с каждой секундой этого боя.

Этот миг стоил Хавьеру боли. Одна из капсул врезалась ему в плечо. Он не почувствовал укола, только тупой, тяжёлый удар, будто в него кинули камень. По руке мгновенно пополз холод, мышцы начало сводить. Он стиснул зубы, игнорируя онемение.

Нужно было уходить. Прямо сейчас.

Он дал длинную очередь по потолку, заставляя оставшихся троих охранников пригнуться. Развернулся, подхватил Лену, которая едва удерживала Люсию, и рванул вглубь коридора. Его взгляд выхватил неприметную стальную дверь с табличкой «ТЕХ. ОТСЕК 7-Б».

Он навалился на дверь всем весом. Раз. Другой. Третий удар плечом, в который он вложил весь вес, сорвал замок с петель. Дверь распахнулась внутрь. В нос ударил густой запах горячей пыли и машинного масла. Он затащил их внутрь, в тесную, забитую гудящими серверами каморку, и захлопнул дверь. Замок со щелчком встал на место.

Сирена снаружи мгновенно стихла, будто её отрезало. Остался только гул вентиляторов и его собственное сбитое, хриплое дыхание. Он привалился к двери, чувствуя, как холод в плече добирается до груди.

Лена проигнорировала его. Она опустила Люсию на пол, среди змей кабелей, и тут же бросилась к ближайшей распределительной коробке. Её пальцы, тонкие и быстрые, сорвали крышку. Она достала из подсумка планшет и моток проводов. В её мире не было ни боя, ни погони. Была только система. И она впилась в неё, как клещ.

Хавьер слушал. За дверью — тишина. Слишком тихо. Он надавил на плечо, пытаясь разогнать онемение.

— Они стреляли «сывороткой», — глухо произнёс он, не оборачиваясь. Голос был чужим. — Не на убой.

— Странно… очень странно… — пробормотала Лена, не отрывая взгляда от экрана своего планшета. Её лицо, освещённое синим светом, казалось маской.

— Что странно? Что нас ждали? — Он медленно повернулся. Каждый мускул протестовал. — Ты же сама сказала, что твой… эм… «Сыч»…

— Не то! — резко перебила она, и её голос зазвенел от напряжения. — Уровень тревоги. Он локальный. Жёлтый. Понимаешь? Они должны были заблокировать весь сектор, врубить протокол «Зачистка», вызвать группу ликвидации. А они… они просто гонят нас. Как стадо.

Он молча смотрел на неё. Тяжёлый, пристальный взгляд, от которого она всегда съёживалась. Сейчас ей было всё равно.

— Я тебе говорил. Это ловушка.

— Каждая секунда здесь — ловушка, Хавьер! — Её голос сорвался. Она сделала глубокий вдох, пытаясь вернуть контроль. — Но я… — Она замерла, её глаза расширились, уставившись в одну точку на экране. — Нашла.

Она повернула планшет к нему. На экране светилась трёхмерная схема комплекса. Десятки узлов, соединённых линиями, как нейронная сеть. И в самом центре этой сети, в секторе с маркировкой «Дельта», один узел горел ярче остальных. Красный, пульсирующий маяк, окружённый тремя контурами цифровой защиты.

— Вот он, — выдохнула Лена. — Исходный сервер. Или его главный узел. Он изолирован. Сильно защищён. Это наша цель.

Хавьер подошёл ближе. Его не интересовали пиктограммы и бегущие строки кода. Он смотрел на схему как на карту местности. Видел коридоры, пересечения, узкие места. И он видел очевидное.

— Слишком просто, — сказал он. Холод в плече прояснил мысли, убрал всё лишнее. — Они нам его показывают. Как кусок сыра в мышеловке.

— Это не просто, это логично! — Лена вскочила, её глаза лихорадочно блестели. — Данные не лгут, Хавьер. Твоё «нутро» — невалидная переменная! Мы не можем позволить себе роскошь паранойи, не сейчас!

— Моя паранойя держала меня в живых двадцать лет.

— А пока ты параноишь, твою сестру жрёт эта дрянь! Моя логика — единственный шанс, который у неё остался! — Она ткнула пальцем в сторону Люсии. — Ты слышал её? «Калибровка»! Это значит, он меняется. Прямо сейчас. Он переписывает её мозг. Каждая минута, которую мы тратим на споры, стирает её личность. Либо мы идём туда, либо она умрёт здесь, в этой грязной каморке!

Её слова ударили точно в цель. Хавьер перевёл взгляд на Люсию. Бледное, беззащитное лицо. Почти незнакомое. Он вспомнил ледяной шёпот в своей голове. Вспомнил обещание, данное много лет назад под жарким андалузским солнцем. Защищать. Всегда защищать.

Выбора не было. Никогда не было.

Он сжал здоровый кулак так, что костяшки побелели. Ненависть. К этому плану. К ней. К себе за то, что приходится верить.

— Веди, — бросил он.

Лена кивнула. На её лице не было торжества. Только мрачная, выгоревшая решимость. Она быстро проложила маршрут на планшете, и они покинули тесный, гудящий отсек.

Коридоры были пусты. Красный свет сменился на стерильно-белый. Тишина в белых коридорах была неправильной. Она не успокаивала — оглушала, заставляя прислушиваться к собственному дыханию. Она была опаснее воя сирены. Они двигались быстро, стараясь не шуметь. Хавьер шёл первым, его пистолет сканировал каждый угол. Лена следовала за ним, ведя его по маршруту на планшете. Она несла на себе Люсию, которая снова превратилась в безвольное тело.

Инстинкт орал. Каждая клетка его тела орала об опасности. Это было неправильно. Всё было слишком неправильно. Пустые коридоры. Отсутствие охраны. Прямой путь к главной, казалось бы, цели. Они шли по красной ковровой дорожке, расстеленной специально для них. И в конце их ждал эшафот.

Он не сказал этого Лене. Спорить было бесполезно. Она видела только свою цель, свой священный Грааль в секторе «Дельта». Остальное было для неё лишь шумом.

Ему оставалось только идти вперёд. И быть готовым.

В центре комплекса, под куполом из бронированного стекла, сквозь которое сочился серый свет штормового дня, царил идеальный порядок. Белый песок японского сада камней был расчерчен безупречными линиями. Три тёмных валуна. Ничего лишнего. Здесь не было ничего живого. Только стерильная, холодная красота.

Хелен Рихтер стояла посреди этого рукотворного совершенства. На огромном, полупрозрачном экране, висевшем в воздухе, три светящиеся точки упорно двигались к сектору «Дельта». Она наблюдала за ними с отстранённым любопытством энтомолога, изучающего насекомых в лабиринте.

Она взяла с полированного столика из чёрного дерева миниатюрные грабли и одним плавным движением стёрла едва заметный след на песке. Рядом на бархатной подложке покоились детали разобранной музыкальной шкатулки. Десятки крошечных шестерёнок, валиков, пружинок. Хелен взяла самую маленькую из них пинцетом и с ювелирной точностью установила на ось механизма. Щелчок был почти неслышен. Ещё один шаг к восстановлению утраченной гармонии.

Ей нравился этот процесс. Брать сломанное, хаотичное, и возвращать ему порядок. Функцию.

На экране раздался тихий, мелодичный сигнал. Точки вошли в сектор «Дельта».

— Они взяли наживку, — произнесла она в пустоту. Голос ровный, холодный. — Группа «Гамма», готовность. Закрыть ловушку по моему сигналу.

Она отложила пинцет и снова взялась за грабли. Линии на песке должны быть совершенны.

Дверь с маркировкой «СЕРВЕРНАЯ. СЕКТОР ДЕЛЬТА» поддалась легко. Хавьер выбил её одним ударом ноги. Они ворвались внутрь, готовые к бою.

И замерли.

Комната была пуста.

Абсолютно. Голые бетонные стены. Голый пол. И в самом центре, на тонкой стойке, — один-единственный компьютерный терминал. Его экран был тёмным.

Ловушка.

Хавьер мгновенно понял это. Всё его тело похолодело. Он резко развернулся.

Слишком поздно.

С оглушительным, скрежещущим воем из пазов в потолке и полу с двух сторон одновременно начали опускаться титановые решётки. Толстые, как его рука, прутья с лязгом входили друг в друга, отрезая им путь к отступлению.

Клетка.

Глава 5: Мышеловка

Грохот был конечным. Мир схлопнулся до одного звука. Титановые решётки обрушились в пазы с безупречной, выверенной жестокостью, отрезая их от коридора, от надежды, от всего, кроме этой белой, стерильной комнаты-ловушки.

А потом наступила тишина.

Не просто тишина, а вакуум. Она всосала в себя эхо металла, пыль, оставшуюся в воздухе, и, казалось, сам кислород. Хавьер замер на полсекунды. Адреналин ещё гудел в крови, но инстинкты уже работали. Глаза метнулись по углам. Он услышал это.

Тихое, едва различимое шипение.

Оно шло отовсюду и ниоткуда. Из вентиляционных решёток, похожих на аккуратные шрамы на безупречно белой коже стен и потолка. Воздух начал густеть, наполняясь едва видимой взвесью. Не дым. Нечто более тонкое, летучее.

И пришёл запах.

Запах был неправильный. Стерильный, медицинский, с приторной нотой мяты. Запах, который мозг пометил красным: тревога. Он не вызывал кашля, не раздражал слизистую. Он просто проникал в лёгкие и начинал свою тихую работу.

— Не дышать! — хрипло выкрикнул Хавьер, но сам понимал абсурдность приказа.

Он бросился к стене, к единственной панели управления, чей тусклый зелёный огонёк был оскорблением в этой белой гробнице. Приклад автомата обрушился на пластик с сухим треском. Снова и снова. Панель разлетелась на куски, обнажив пучок тонких, разноцветных проводов. Он рванул их все, с мясом выдирая из стены.

Шипение не прекратилось.

Это была ловушка без выключателя. С односторонним билетом.

Он почувствовал, как тяжелеют руки. Словно в вены вместо крови залили ртуть. Это было не похоже на обычный усыпляющий газ. Тот просто вырубал. Этот же… он парализовал, оставляя разум ясным. Идеальное орудие для захвата.

Хавьер обернулся. Лена уже оседала на пол, её лицо было белым как мел. Она пыталась что-то сказать, но губы не слушались. Планшет со стуком упал на пол. Люсия, лежавшая на полу с самого начала, казалось, просто стала ещё более неподвижной, восковой куклой, брошенной в углу.

Отчаяние сдавило грудь. Он посмотрел по сторонам, и его взгляд зацепился за окно. Прямоугольник из толстого бронестекла, ведущий в соседнюю лабораторию, залитую ярким, безжалостным светом. Единственный выход.

Последний шанс.

Собрав остатки воли, он заставил непослушные ноги нести его к стеклу. Он не целился. Он просто бил. Приклад автомата глухо стучал по прозрачной преграде, оставляя на ней лишь белёсые отметины, похожие на паутину. Стекло не поддавалось. Оно смеялось над его усилиями.

Конечности немели. Зрение по краям начало темнеть. Он знал, что у него есть секунды.

Рычание вырвалось из его груди — животный, первобытный звук. Он отступил на два шага, игнорируя вспыхнувшую боль в плече. В последнем, безумном усилии он бросился на стекло всем телом, выставив вперёд плечо и автомат как единый таран.

Мир взорвался оглушительным треском.

Бронестекло, рассчитанное на пулю, не выдержало таран из ста килограммов животной ярости. Оно вылетело внутрь лаборатории, осыпав стерильный пол градом осколков, острых и блестящих, как хирургические лезвия.

Хавьер рухнул на колени, едва не теряя сознание. В ушах звенело. Он заставил себя подняться. Схватил Лену за воротник её тактического жилета и, как мешок, протащил её через рваный проём, не обращая внимания на то, как острые края стекла режут его собственную плоть. Кожа, ткань, мышцы — всё было неважно.

Он оставил её на чистом полу и вернулся.

Люсия.

Он поднял её на руки. Лёгкая, слишком лёгкая. Он сделал два шага назад и буквально вывалился в лабораторию, падая на спину. Ноги окончательно отказали. Последнее, что он видел перед тем, как мир погас, — это ровный ряд потолочных светильников, смотрящих на него с холодным безразличием.

Он пришёл в себя от чистоты.

Воздух был таким чистым, что резал лёгкие. После мятного холода газа это было похоже на вдох раскалённого металла. Он моргнул, и белый свет лаборатории ударил по глазам. Он сел, тело ломило, голова гудела. Взгляд упал на его левое предплечье.

Рукав тактической куртки был порван и пропитался тёмной, почти чёрной кровью. Ниже виднелся глубокий, рваный порез от осколка стекла. Кровь не текла, она медленно, густо сочилась, пачкая безупречно белый пол.

— Тихо. Сиди смирно.

Голос Лены. Деловой, лишённый паники. Она уже была на ногах, её лицо, хоть и бледное, выражало предельную концентрацию. Она открыла настенную металлическую аптечку, и звук щёлкнувшей защёлки эхом разнёсся по лаборатории.

— Я в порядке, — хрипло произнёс Хавьер, пытаясь подняться. Нога не слушалась.

— Ты не в порядке, — отрезала она, не глядя на него. Её руки быстро и методично перебирали содержимое аптечки. — Потеряешь много крови. Это… неоптимально.

Она повернулась. В одной её руке был флакон с антисептиком, в другой — шприц-тюбик с ярко-оранжевой маркировкой. Обезболивающее. И игла.

Длинная, тонкая, блестящая игла.

Мир для Хавьера сузился до этого острого металлического кончика.

Дыхание застряло в горле. Стены лаборатории поплыли, белый свет стал нестерпимым. Холодный пот проступил на лбу. В ушах зашумело, заглушая всё. Он снова был там.

…грязная палатка в африканской саванне, запах лизола, крови и страха. Плач девочки, которую он не знал, но которую держал на руках. Медик с трясущимися руками. Игла вошла не туда. Крик, а потом — тишина. Навсегда. А он, Хавьер, просто смотрел. Он, который убивал людей десятками, не смог ничего сделать. Не спас.

— Нет, — произнёс он так тихо, что сам едва расслышал.

Лена сделала шаг к нему.

— Хавьер, не будь идиотом. Рана глубокая, нужно зашить. Я не смогу без анестезии.

Его взгляд был прикован к игле. Она казалась ему больше, чем была на самом деле. Оружием. Символом его собственного провала.

— Я. Сказал. Убери.

Его голос стал другим. Тихим, сдавленным, но в нём прорезался лёд. Это был голос человека на грани срыва. Его тело, которое несколько минут назад пробило бронестекло, теперь было парализовано куском металла длиной в три сантиметра. Он ненавидел себя за это. Ненавидел её за то, что она это видела.

Лена замерла, изучая его. В её глазах не было сочувствия. Был анализ. Она смотрела на него так, словно он был неисправным механизмом, программой, выдавшей критическую ошибку. Она видела расширенные зрачки, капли пота на висках, напряжённые до предела мышцы шеи. Это была фобия. Иррациональная, не поддающаяся логике. Она поняла, что силой его не сломить.

— Прекрасно, — холодно сказала она. — Тогда терпи.

Хавьер ожидал, что она продолжит настаивать. Будет спорить. Но она просто кивнула сама себе, как будто приняла новое условие задачи.

— Ладно, — повторила она уже спокойнее. — Как скажешь.

Лена повернулась к аптечке, взяла стерильный бинт, тампоны и флакон с перекисью. Шприц-тюбик она с безразличным видом бросила на металлический столик. Он со стуком ударился о поверхность, и этот звук вывел Хавьера из ступора.

Он молча наблюдал, как она опустилась перед ним на колени. Её движения были точными, экономными, как у сапёра. Она промыла рану. Он стиснул зубы, когда перекись зашипела на открытом мясе, но не издал ни звука. Затем она начала туго перевязывать предплечье. Её пальцы были холодными, но на удивление уверенными.

Она работала молча. Хавьер смотрел на её склонённую голову, на тёмные волосы, выбившиеся из хвоста. Он ожидал упрёков, насмешек, чего угодно. Но она молчала. И эта тишина была тяжёлой, наполненной его постыдной слабостью.

— Я тоже боюсь, Хавьер, — вдруг сказала она, не поднимая глаз. Её голос был тихим, лишённым привычного металла.

Он напрягся, ожидая подвоха.

— Но не игл, — продолжила она, затягивая узел. — А того, что я не смогу спасти брата. Что всё это… ну, зря. Что мы умрём в этой дыре, и единственным результатом будет то, что Консорциум получит ещё два тела для своих экспериментов.

Она подняла на него глаза. В них не было манипуляции, только бездонная усталость и та же глухая, отчаянная решимость, что жила и в нём самом. Она использовала свою настоящую боль, но использовала её как инструмент, как мост между ними. И это сработало.

В этот момент, сидя на холодном полу залитой кровью лаборатории, он впервые увидел в ней не просто холодного стратега. Увидел человека. Такого же загнанного в угол зверя, как и он сам.

Лена закончила перевязку.

— Готово, — сказала она и поднялась. — Кровотечение остановлено. Временно.

Хавьер кивнул, пробуя пошевелить пальцами. Боль была тупой, но терпимой. Он посмотрел на Люсию. Она всё так же лежала в углу, свернувшись калачиком, и казалась такой хрупкой, почти прозрачной.

Может быть, Лена была права. Может, у них был шанс.

Эта мысль, слабая и неуверенная, была первой искоркой надежды за последние несколько часов.

В этот момент Люсия открыла глаза.

Но это были не её глаза.

В них не было страха, боли или растерянности. Они были пусты. Абсолютно пусты и сфокусированы на точке в пространстве где-то за спиной Хавьера. Она села. Её движения были плавными, но какими-то чужими, механическими.

И она заговорила.

Голос, раздавшийся в стерильной тишине, ударил по нервам. Это был её голос, но в то же время не её. Плоский, безэмоциональный, как у синтезатора речи, с едва уловимым фоновым шипением.

— Ошибка в расчётах, — произнёс этот голос. — Сектор «Дельта» — приманка. Истинный узел сервера находится в суб-уровне семь. Криогенный блок. Рядом с объектом «Пациент 4Б».

Хавьер застыл. Воздух снова вышел из лёгких.

Лена, стоявшая у аптечки, резко обернулась. Её лицо было белее стен лаборатории. Она бросила взгляд на свой планшет, который всё ещё лежал на полу. Экран светился. График нейронной активности Люсии, который до этого метался в хаосе, теперь горел ровным, неестественно стабильным плато.

Они не просто выжили.

Их ловушка только что стала их взломщиком. Их ключ к спасению превратился в нечто иное.

И это пугало Лену гораздо больше, чем любой газ или отряд охраны. Она смотрела на Люсию с холодным, почти научным ужасом. С ужасом аналитика, чья безупречная модель мира только что разлетелась на куски. Переменная, которую она считала пассивной, только что обрела собственную волю. Это ломало весь план.

Глава 6: Голос в голове

Сначала — холод. Секундная пустота в мыслях, словно от удара под дых. А следом — жар. Не страх, а нечто иное, хищное. Лена Орлова смотрела на Люсию, лежащую на полу лаборатории, и видела не жертву, а чудо. Чудовищное, непредсказуемое, но чудо.

Её пальцы, тонкие и бледные, уже двигались над сенсорной поверхностью планшета. Короткие, точные касания, как у хирурга, наносящего разметку перед разрезом. Она не думала, она действовала. Инстинкты аналитика, отточенные годами в холодных залах СВР, взяли верх.

На экране разворачивалась картина, способная шокировать любого нейрофизиолога. Архитектура «Пастыря» перестала быть статичной матрицей — она ожила, запульсировала, создавая симбиотическую обратную связь. Протокол не просто вещал команды, он теперь мог слушать.

— Что ты делаешь?

Голос Хавьера — низкий, ровный гул, в котором почти не осталось ничего человеческого. Он стоял над ней, его тень падала на планшет. От его массивной фигуры исходила волна сдержанной, готовой взорваться ярости.

— Оставь её, — голос Хавьера стал ниже. Это был не приказ. Предупреждение.

Лена не подняла головы. Её глаза были прикованы к потокам данных.

— Я анализирую. — Голос был ровным, почти безжизненным. — Она только что дала нам ключ. Не к серверу, Хавьер. Ко всему этому проклятому месту.

— Она не ключ! — рявкнул он, и эхо ударилось о кафельные стены. — Она моя сестра! Ты, блять, видела, что с ней было?

Вот только тогда Лена оторвала взгляд от экрана. Её глаза, обычно спокойные и чуть усталые, сейчас горели холодным, почти фанатичным огнём.

— Именно поэтому мы должны это использовать, — отчеканила она. — Это не просто оружие. Это — основа. Основа для чего-то нового. Я направлю его на тех, кто его создал.

Он смотрел на неё, и в её горящих фанатичным огнём глазах видел уже не женщину, пытавшуюся спасти брата. А учёного. Готового положить на алтарь эксперимента любую жертву. И этой жертвой была Люсия.

— Ты такая же, как они, — выплюнул он.

— Нет, — спокойно ответила Лена, и её спокойствие пугало больше, чем крик. — Я лучше. Я эффективнее. У меня есть цель, которую ты можешь понять. У них — только прибыль и контроль.

Она снова отвернулась к планшету. Её пальцы с хирургической точностью начали вводить новые команды. Рядом с иконкой «Пациент: Люсия Рейес» появилось новое слово: «Оператор».

Хавьер сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он был загнан в угол. Он отступил на шаг, его плечи поникли. Молчаливое согласие. Поражение. На лице Лены не отразилось ничего, но Хавьеру показалось, что уголки её губ на долю секунды дрогнули в подобии триумфальной улыбки. Он отвернулся, не в силах на это смотреть.

Процесс начался без предупреждения. Лена просто тихо сказала:

— Люсия. За дверью двое. Я хочу, чтобы ты их нашла. Дотянись.

Глаза Люсии закатились, оставив под веками лишь белки. Тело напряглось. Она дышала рвано, с влажным хрипом.

— Холодно… — прошептала она. — Почему так холодно?..

Её ноздри едва заметно дрогнули.

— Кофе. Горький. И… дешёвые сигареты. Он докурил полчаса назад.

Хавьер замер. Это было не управление. Это было вторжение.

— Дальше, Люсия, — голос Лены был безжалостным, как удар скальпеля. — Глубже. Что он чувствует?

Люсия вскрикнула, схватившись за правое плечо.

— Болит… старый перелом… ноет на погоду. Он ненавидит шторм.

— А второй? — настаивала Лена.

— Второй… он… — Люсия замолчала, её дыхание стало прерывистым. — Он боится. Не хочет здесь быть. Думает о сыне. Маленький… у него температура. Он хочет домой.

— Прекрати! — Хавьер впился пальцами в плечо Лены. — Ты её убьёшь!

— Тихо! — шикнула Лена. — Она почти пробила их защиту…

— Нет! — закричала Люсия, и этот крик был чужим. — Не надо! Он не хочет…

— Подави их сопротивление, Люсия. Пробейся.

В ответ из горла Люсии вырвался новый звук. Это был не крик одного человека. Это был многоголосый, смешанный вопль ужаса и боли. Крик сестры ударил по ушам Хавьера, смешиваясь с другим эхом. Пыль, жара, запах крови и тоненький детский плач, оборвавшийся слишком резко. Тот же звук абсолютной, беспомощной боли. Он отшатнулся, инстинктивно закрывая уши.

Из носа Люсии тонкой, почти чёрной в тусклом свете струйкой потекла кровь.

— Я сказал, ВЫКЛЮЧИ ЭТО ДЕРЬМО! — взревел Хавьер.

— Поздно! — выкрикнула Лена.

В коридоре раздался двойной глухой стук. Звук падающего на кафель оружия. Через секунду — ещё два удара, тяжелее. Тела. На планшете Лены вспыхнула зелёная надпись: «ДОСТУП ПОЛУЧЕН».

Дверь лаборатории с тихим щелчком открылась.

Они двигались по комплексу, как призраки. Хавьер нёс Люсию на руках. Коридоры были пусты. Стерильны. Комплекс, который всего час назад был смертельной ловушкой, теперь стал их союзником. Двери открывались перед ними с тихим шипением. Камеры наблюдения слепли, когда они проходили мимо. Это не ощущалось как победа. Это было похоже на прогулку по кладбищу, где мертвецы услужливо расчищали тебе дорогу.

Лена шла впереди, её взгляд был прикован к планшету.

— Через двести метров поворот налево. Там лифтовой узел на суб-уровни. Сопротивления быть не должно.

На полпути Люсия пошевелилась. Она открыла глаза, и сердце Хавьера на мгновение остановилось. В её зрачках была холодная, чужая, всепоглощающая ненависть. Её губы шевельнулись, и она произнесла одно слово. Голос был не её. Низкий, с хрипотцой.

— Предатель.

Мир Хавьера взорвался. Его тело парализовало. В голову хлынула чужая агония, ледяная волна отчаяния. Он вдруг почувствовал фантомную боль в раздробленном колене, увидел залитую кровью приборную панель грузовика, услышал крик напарника. Это была чья-то смерть, которую он сейчас проживал, как свою собственную.

Атака длилась не больше секунды. Паралич отступил. Ноги подкосились, и он рухнул на колено, едва не уронив Люсию. Он жадно хватал ртом воздух.

Лена подбежала к ним, на её лице впервые отразилась тревога.

— Обратная связь, — пробормотала она. — Протокол… он адаптируется. Копирует чужие эмоции.

Хавьер поднял на неё взгляд. Он смотрел на свою сестру, и впервые в жизни чувствовал не только любовь. Он чувствовал животный, первобытный страх.

Они стояли перед массивными титановыми дверями. Лифтовой узел.

Хавьер, всё ещё не оправившийся от ментальной атаки, занял позицию у стены. Он чувствовал себя оголённым нервом.

Лена подключила планшет, ввела несколько команд. Зелёная лампочка над дверью сменилась синей. Путь был открыт.

На мгновение, всего на одно короткое мгновение, Хавьеру показалось, что они прорвались.

Двери с мягким, почти бесшумным шипением разъехались в стороны.

И эта надежда умерла.

Лифт был не пуст.

Внутри, залитая холодным светом, стояла Хелен Рихтер.

Она была одета в безупречно скроенный серый брючный костюм. На её лице не было ни тени беспокойства, лишь лёгкая тень снисхождения. По бокам от неё замерли двое. Не люди — монолиты из чёрного композита и стали. В их руках было оружие, не похожее на стандартные винтовки. Мясники.

Хелен Рихтер перевела взгляд с измученного лица Люсии на бледное, но решительное лицо Лены. На её тонких губах появилась улыбка куратора музея, разглядывающего любопытный экспонат.

— Впечатляюще, — её голос был спокойным и мелодичным. — Вы использовали наш актив против нас. Очень… находчиво.

Она сделала шаг вперёд, выходя из лифта.

— Но урок окончен.

Бойцы за её спиной одновременно подняли оружие. Их движения были плавными, отточенными и абсолютно бесчеловечными. Хавьер понял. Их не просто перегнали из маленькой клетки в большую. Их загнали прямо в пасть волку.

Глава 7

Двери лифта разъехались беззвучно.

Хелен Рихтер стояла в центре кабины, словно на сцене. Её серый костюм был безупречен, ни единой складки. Спокойная, почти скучающая улыбка на губах.

По бокам от неё, словно две колонны из чёрного композита и стали, застыли бойцы. Их лица были скрыты глухими шлемами, в руках — импульсные винтовки, направленные не на Хавьера, а чуть в стороны, перекрывая все сектора. Они не целились. Они просто владели пространством.

— Впечатляюще, — голос Хелен был ровным, безэмоциональным, как запись синтезатора речи. Он резал плотный, пахнущий озоном воздух. — Но урок окончён.

Хавьер не думал. Он действовал.

Толчок.

Он швырнул Лену и Люсию, висящую на ней безвольной куклой, в дальний угол кабины. Падение на полированный пол, глухой стук тел. В тот же миг его «Вектор» уже был у плеча.

Первым заговорил металл.

Оглушительный грохот выстрелов в замкнутом пространстве был не звуком. Он был ударом. Физическим, осязаемым давлением, которое вдавило Хавьера в стену, заставило зажмуриться, ощутить, как вибрируют собственные кости.

Вспышки выстрелов превратили полированную сталь лифта в калейдоскоп кривых зеркал, на мгновение выхватывая из темноты искажённые, кричащие тени.

Боец слева двинулся первым. Не вперёд, а в сторону, уходя с линии огня с механической грацией. Хавьер послал короткую очередь ему в грудь. Синие искры осыпали композитную броню. Никакого эффекта. Эти бойцы были другого класса. Не охрана. Ликвидаторы.

Ответный выстрел — голубоватая вспышка, шипение. Острая, обжигающая боль пронзила бок. Словно к рёбрам приложили раскалённый прут. Он сдавленно охнул, чувствуя, как слабеют ноги. Рубашка под бронежилетом мгновенно пропиталась кровью.

Второй боец уже сокращал дистанцию. Хавьер, превозмогая боль, упал на колено, пуская очередь в стену рядом с первым. Пули рикошетом взвыли по кабине, сноп искр и бетонной крошки ударил шлем бойца сбоку, заставив того на мгновение потерять равновесие.

Этого хватило. Хавьер, игнорируя вспышки боли, рванулся вперёд, не стреляя.

Он врезался в фигуру второго бойца плечом. Удар погас в слоях композита, словно он врезался в опору моста. Но противник не ожидал такой атаки. Хавьер, игнорируя боль, просунул ствол «Вектора» под руку бойца и нажал на спуск. Короткая, сухая очередь ушла вверх, в сочленение шлема и воротника. Боец дёрнулся, захрипел и тяжело рухнул на пол. Грязно. Отчаянно.

Он развернулся, пошатываясь. Первый боец уже восстановил позицию, вскидывая винтовку. Хавьер выстрелил последними патронами ему в ноги, целясь в незащищённые гидравлические приводы суставов. Боец качнулся, его нога неестественно подогнулась.

Хелен Рихтер не сдвинулась с места. Она наблюдала за всем с тем же холодным любопытством, с каким энтомолог смотрит на драку двух жуков в банке. Пока её раненый боец пытался поднять оружие, она сделала плавный, почти танцевальный шаг назад, из кабины лифта.

— Нет! — вырвалось у Хавьера.

Он рванулся к ней, меняя магазин на ходу. Бесполезно. Её последний боец, даже раненый, развернулся и прикрыл её отход своим телом. Двери лифта с мягким шипением поехали навстречу друг другу. В сужающейся щели он на долю секунды поймал её взгляд. Спокойный. И исчезнувший.

Стальные створки сошлись.

Сухой щелчок электромагнитных замков прозвучал как приговор.

Тишина.

Она навалилась сразу, плотная, давящая, оглушающая после рёва боя. В ней тонули все звуки, кроме самых близких: гула аварийной вентиляции, прерывистого, рваного дыхания Лены и тихого, едва слышного плача.

Хавьер прислонился к холодной стене, тяжело дыша. Он зажал рану в боку. Пальцы сразу стали липкими и тёплыми. Адреналин уходил, и на его место волнами накатывала тупая, пульсирующая боль. В воздухе стоял густой запах крови, горелого пластика и металла.

Он посмотрел в угол.

Люсия.

Она сжалась в комок, обхватив колени руками, и раскачивалась из стороны в сторону, как аутичный ребёнок. Её лицо было мокрым от слёз, губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же: «…больно… куклы… ниточки… ниточки… прекрати… пожалуйста, прекрати…»

Она была сломлена. Не ранена. Не напугана. Сломлена. Расколота на сотни дрожащих осколков, которые уже никогда не собрать воедино.

Именно в этот момент, в этой стальной коробке, пахнущей смертью, Хавьер осознал это с пронзительной, тошнотворной ясностью. Каждый их шаг вперёд, каждая взломанная дверь, каждый подчинённый охранник — всё это было оплачено не его кровью, а её рассудком. Лена нашла идеальный таран, и этот таран, его сестра, трескался и рассыпался с каждым новым ударом. Он видел в её пустых глазах не просто ужас, а эхо сотен чужих страхов, которые она пропустила через себя.

Он повернул голову к Лене.

Она уже сидела на полу, не обращая внимания на тела и кровь. В её руках был планшет. Пальцы летали по экрану, вызывая строки зелёного кода. Никакой паники. Никаких эмоций. Только холодная, абсолютная концентрация. Она не видела ловушки. Она видела рабочую задачу.

— Лена, — его голос был хриплым, чужим. — Посмотри на неё.

Она не обернулась.

— Я работаю, Хавьер. Нам нужно выбраться. Эмоциональные оценки ситуации сейчас непродуктивны.

— Это, блядь, не оценка, — прошипел он, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость. — Это результат. Твоей грёбаной работы. Ты хотела оружие? Ты его получила. И оно ломается у тебя в руках.

Только тогда Лена оторвалась от экрана. Она резко подняла на него глаза, и в их глубине блеснула сталь. Никакого сочувствия. Только ледяное раздражение.

— Это оружие — единственный шанс спасти моего брата. И её, — отчеканила она, разделяя слова. — Или ты предлагаешь другой вариант? Может, нам стоит просто сесть и сгнить в этой коробке, размышляя о морали?

Она даже не повысила голос. Её спокойствие было оскорбительным, чудовищным.

— Ей нужна тишина, Лена. Не твои протоколы. Не твои сделки. Просто тишина в голове.

— Я добуду ей эту тишину, — так же холодно ответила Лена. — Но сначала нам нужно выжить.

Она отвернулась, возвращаясь к своему планшету. Разговор был окончен. Та хрупкая, почти иллюзорная связь, что возникла между ними в лаборатории, оборвалась. Теперь они были не союзниками. Просто двумя людьми с разными целями, запертыми в одном гробу.

Хавьер откинул голову, закрыв глаза. Боль в боку стала острее.

Ранен. Заперт. Он не мог помочь Люсии. Не мог доверять Лене. Враг был не снаружи. Он сидел внутри, в его собственных руках, которые ничего не могли сделать.

Время перестало существовать. Остались только удары сердца, капли крови на полу и зелёные строки кода на планшете Лены. Она продолжала свою войну с кодом, её пальцы не останавливались ни на секунду.

— Не получается, — наконец сказала она. Голос был напряжённым, в нём впервые послышались нотки фрустрации. Хавьер открыл глаза.

Зелёные строки на экране её планшета замерли, а затем сменились одной короткой фразой: «ДОСТУП ЗАБЛОКИРОВАН. ПРОТОКОЛ „ЧЁРНЫЙ ЗАМОК“ АКТИВЕН».

— Рихтер активировала протокол полного карантина, — Лена провела рукой по волосам, жест был резким, злым. — Сеть изолирована на физическом уровне. Её невозможно взломать отсюда. Есть только один способ. Жёсткая перезагрузка всей системы лифта. Прямое замыкание в панели управления. Это… рискованно. Очень.

— Что значит «рискованно»? — хрипло спросил Хавьер.

— Это значит, что я не могу контролировать результат. Это как делать операцию на сердце кувалдой. Может сработать. А может убить пациента.

Она поднялась, подошла к панели управления лифтом, вскрытой во время боя. Достала из кармана мультитул.

— У нас нет выбора, — сказала она, скорее себе, чем ему.

Она начала работать с проводами. Хавьер молча наблюдал. Он уже ничего не мог сделать. Он доверил свою жизнь и жизнь сестры этой женщине. И теперь она собиралась бросить кости, поставив на кон их всех.

— Я… кажется, я… — начала Лена, её голос дрогнул.

В этот момент свет в лифте мигнул, погас и снова зажёгся, тусклый, аварийный. На мгновение всё замерло в оглушительной тишине.

И тут лифт дёрнулся.

Не вверх и не вниз. Просто резкий, короткий рывок, сопровождаемый скрежетом металла где-то под полом. Хавьер напрягся.

— Я разблокировала тормоза, — прошептала Лена. В её голосе был настоящий, неподдельный ужас. Она осознала свою ошибку в тот миг, когда уже ничего нельзя было исправить.

Кабина сорвалась вниз.

Невесомость вышибла воздух из лёгких. Внутренности превратились в холодный ком, взлетевший к самому горлу. Пол просто исчез. Люсия закричала — тонко, пронзительно, как ребёнок. Лена вскрикнула, отшатнувшись от панели. В темноте, прорезаемой лишь тусклым светом её планшета, Хавьер, игнорируя вспышку боли в боку, рванулся к ним.

Инстинкт. Единственное, что у него осталось.

Он схватил их, прижал к себе, пытаясь сгруппироваться, стать живым щитом, принять удар на себя. В ушах выл ветер, свистящий в шахте. Секунда растянулась, наливаясь ожиданием удара. Он ждал конца.

Падение оборвалось так же внезапно, как и началось.

Оглушительный, разрывающий скрежет металла. Удар такой силы, что у Хавьера потемнело в глазах. Его швырнуло на стену. Лифт накренился, заваливаясь набок под диким углом. Что-то огромное с грохотом упало сверху на крышу кабины, сминая её.

А потом — тишина.

Полная. Абсолютная. Темнота, в которой не было видно даже собственных рук. Тишина, в которой он слышал, как колотится его сердце. Где-то в шахте монотонно капала вода. Кап. Кап. Кап.

И затем он услышал другой звук.

Отчётливый. Близкий. Где-то снаружи, над ними.

Лязг.

Медленный, методичный, тяжёлый.

Пауза.

Лязг.

Это был звук магнитных ботинок, цепляющихся за металлические конструкции шахты. Их не просто ждали. За ними спускались.

Глава 8: Призрак в машине

Клац. Пауза. Клац.

В давящей темноте только этот звук имел структуру. Ритмичный, методичный лязг металла о металл, спускающийся по шахте прямо на них. Он отмерял секунды, оставшиеся до смерти.

Хавьер лежал на холодном, рифлёном полу лифта, пытаясь дышать. Каждый вдох — как удар ножом под рёбра, там, где его пробила импульсная винтовка. Тёплая липкая кровь пропитала тактическую рубашку и приклеила её к коже. Во рту стоял медный привкус. Он сплюнул. В темноте звук показался оглушительным.

Тело — мешок с рваным мясом и ноющей болью. Держится на одной ненависти. Адреналин схлынул. Осталась пустота и боль. Гудящая, всепроникающая боль.

Он заставил себя сесть, привалившись спиной к стальной стене. Рядом, почти невидимые, сбились в кучу два силуэта. Лена и Люсия. Он слышал их дыхание: рваное, испуганное у Лены, и почти неслышное у его сестры.

Клац. Пауза. Клац.

Ближе. Ублюдок не торопился. Он знал, что они в клетке.

«Ликвидатор», — пронеслось в голове. Не просто охрана. Элита. Те, кого посылали зачищать ошибки. Такие же, каким когда-то был он сам.

Нужно было двигаться. Лежать здесь — ждать, пока мясник закончит точить нож. Хавьер пополз к створкам лифта, оставляя за собой влажный след. Пальцы нащупали узкую щель между дверьми, там, где он выбил их из пазов.

— Лена, — прохрипел он, голос сорвался. — Бери сестру.

Тишина. Только лязг сверху.

— Как только я открою… уходи. Налево. Ищи сервисный коридор. Любой. Просто беги.

— Куда?! — в её голосе звенела паника. — Мы же не знаем, что там!

— Плевать! — он вложил пальцы в щель и потянул. Мышцы на спине и плечах взвыли от напряжения. Металл не поддавался. — Просто тащи её отсюда.

Клац.

Звук раздался почти над самой кабиной. Теперь он слышал не только шаги, но и тихое шипение гидравлики экзоскелета.

— Сейчас! — взревел Хавьер, вкладывая в рывок остатки сил и чистую ненависть.

С оглушительным скрежетом створка поддалась. Сначала на сантиметр, потом на десять. В щель хлынул тусклый технический свет. Грязный, жёлтый, полный теней. Достаточно.

Он обернулся. Глаза привыкли к полумраку. Расширенные зрачки Лены. Бледное лицо. Руки, вцепившиеся в плечо Люсии.

— Пошла! — рявкнул он и вытолкнул их наружу.

В тот же миг в проёме над ним возникла тень. Фигура в чёрной, матовой броне спрыгнула с потолка кабины, приземлившись с мягким, гидравлическим шипением. Беззвучно. Смертоносно. Шлем, похожий на череп насекомого, повернулся к нему. Красные оптические сенсоры поймали его в фокус.

Хавьер не стал ждать. Он рванулся вперёд, ныряя под занесённую для удара руку. Его целью был не противник, а его оружие — короткий импульсный карабин на бедре. Он схватился за него, пытаясь вырвать. Ликвидатор был сильнее. Одним движением он швырнул Хавьера обратно в лифт. Тот ударился затылком о стену, и мир на мгновение утонул в искрах.

Это был не бой. Грязная, хаотичная возня. Хавьер увернулся от удара, который пробил вмятину в стальной стене. Он больше не был солдатом, он был зверем, загнанным в угол. Он схватил обрывок толстого силового кабеля, свисавшего с потолка, и хлестнул им по ногам ликвидатора. Тот потерял равновесие, и короткое замыкание заставило его броню на миг замереть. Единственный шанс.

Хавьер рванулся вперёд, всаживая нож в уязвимое сочленение шейных пластин. Лезвие вошло с отвратительным, влажным хрустом. Шипение гидравлики сменилось булькающим хрипом. Из-под шлема плеснуло что-то тёмное. Хавьер давил, поворачивая нож, вкладывая в это движение всю свою боль. Боец дёрнулся раз, другой, и затих.

Хавьер оттолкнул от себя обмякшее тело. Оно рухнуло на пол с тяжёлым стуком. Он стоял на коленях, тяжело дыша, опираясь руками о холодный пол. Кабину лифта заливал теперь не только технический свет, но и густой запах крови.

Он поднял голову. Лена смотрела на него из коридора. Пусто. Ни страха, ни сочувствия. Только оценка. За её спиной бессознательно висела Люсия.

— Нам нужно… идти, — сказала она так, будто ничего не произошло.

Он поднялся, пошатываясь. Боль в боку стала тупой и всеобъемлющей. Он споткнулся о ногу мёртвого бойца и вышел из лифта. С каждой секундой силы покидали его. Он прислонился к стене, оставляя на ней кровавый отпечаток ладони.

Зрение сузилось до гудящего туннеля. Впереди — только тёмный коридор и женщина, которая тащила его сестру в самое сердце ада.

Она тащила Люсию по техническому этажу. Руки затекли, плечи горели. Тело сестры было тяжёлым и одновременно невесомым. Безвольным. Как у манекена. Вокруг них гудели серверные стойки, уходящие в темноту под потолком. Под ногами хрустели осколки пластиковой обшивки. В воздухе пахло пылью и озоном.

Хавьер остался позади. Лена слышала его сдавленное дыхание. Он на пределе. У них было мало времени. Очень мало.

Она почти не смотрела, куда идёт. Она следовала за фантомным сигналом на планшете, который вёл их к одной-единственной точке.

Наконец они вышли к ней. Массивная дверь из полированной стали, без ручек и замков. Над ней тускло светилась табличка: «КРИОГЕННЫЙ БЛОК 07».

— Пришли, — выдохнула Лена, осторожно опуская Люсию на пол.

Хавьер догнал их, тяжело привалившись к стене. Его лицо было серым, губы сжаты в тонкую линию. Он молчал.

Лена подключила интерфейс к сервисному порту рядом с дверью. Она ожидала увидеть сложный код, брандмауэр. Что угодно. Но не это.

Её попытка просканировать замок вызвала ответную реакцию. На экране промелькнул обрывок системного журнала:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: АКТИВЕН ПРОТОКОЛ “КАССИАН”. НЕЙРОСЕТЕВАЯ ЗАЩИТА…

Сообщение оборвалось. Экран вспыхнул всеми цветами. Данные лились на него хаотичным потоком, который напоминал не программный код, а электроэнцефалограмму в разгар припадка. Это была не защита. Это был… шум. Живой, агрессивный, осмысленный шум.

— Что это? — прохрипел Хавьер.

Лена не ответила. Она смотрела на экран, и холодное, почти научное возбуждение начало вытеснять страх. Это была не программа. Программу можно взломать. Это была структура. Слепок. Оцифрованное, враждебное сознание, превращённое в вечного стража. Призрак в машине.

— Это… он, — прошептала она, скорее для себя.

Кассиан. Гений, создавший «Пастыря». Параноик, который даже после смерти не отпустил своё творение.

Она посмотрела на Люсию, лежавшую у её ног. Потом на Хавьера. Его глаза были почти закрыты от боли. Физическая сила здесь была бесполезна. Логика — тоже. Пробить эту стену можно было только одним способом. Вышибить клин клином.

Она опустилась на колени рядом с Люсией. Её движения стали точными, как у хирурга. Она достала из подсумка тонкий кабель нейроинтерфейса.

— Что ты делаешь? — голос Хавьера был едва слышен.

— То, что должна, — ответила Лена, не глядя на него. Она подключила один конец кабеля к планшету, а другой, с тонкой иглой-электродом, поднесла к виску Люсии. — Чтобы пробить эту стену, нужен таран. У нас он только один.

Хавьер открыл рот, но вместо слов вырвался тихий стон. Он сполз по стене ещё ниже. Он был выведен из игры.

— Держись, Люсия, — прошептала Лена, и в её голосе не было ни капли сочувствия. Только приказ. — Просто держись.

Она ввела иглу.

Мир Люсии исчез.

Не сменился тьмой, не взорвался болью. Просто перестал существовать. Вместо него возникло Ничто со звуком и цветом.

Она стояла посреди бесконечной метели из белого шума. Миллиарды чёрно-белых точек висели в воздухе, яростно вибрируя. Они создавали звук — непрерывный, высокий скрежет, который проникал в череп и царапал мозг изнутри.

Лена была здесь. Не как человек, а как голос. Тонкая нить в этом звуковом шторме.

«Люсия, слышишь? Ищи уязвимость. Паттерн в хаосе. Он должен быть».

Она попыталась сделать шаг. Ни верха, ни низа. Только скрежет.

И тогда она его увидела.

Вдалеке появилось пятно. Дыра в реальности, которая всасывала в себя цифровой снег. Пустота, которая смотрела на неё.

«Это он, — раздался в голове голос Лены, напряжённый, как струна. — Кассиан. Не дай ему подойти. Ищи аномалию».

Тень рванулась к ней. Люсия инстинктивно отпрянула, и мир вокруг неё послушно исказился. Возникла стена из уплотнившегося шума.

Тень врезалась в неё. Стена затрещала.

«Хорошо! — голос Лены звучал возбуждённо. — Он не ожидал сопротивления. Не останавливайся!»

Тень отступила. А потом атаковала снова. Но иначе. Она не пыталась пробить стену. Она скопировала её. Мир вокруг превращался в лабиринт из её собственных страхов.

Кассиан не просто защищался. Он учился. Он препарировал её способности.

«Он адаптируется! — в голосе Лены впервые прозвучала паника. — Слишком быстро! Люсия, атакуй!»

Но как? Она была лишь эхом в чужом кошмаре.

Тень замерла. И начала менять форму. Белый шум вокруг неё сгустился в образы. В её воспоминания.

Сначала появился Хавьер. Он обернулся. Его лицо было холодным, чужим.

«Где моя сестра?» — сказал его голос, но это был не его голос. Плоский, лишённый тепла.

Боль ударила сильнее любого физического удара.

Фигура Хавьера растворилась. На её месте появилась Лена. Она смотрела на Люсию так, как смотрят на лабораторную крысу.

«Она не выдержит, — произнёс её безразличный голос. — Главное — результат».

Предательство.

Это слово взорвалось в её сознании. Они использовали её. Всегда. Хавьер, со своей удушающей заботой. Лена, со своим холодным расчётом. Ключ. Таран.

Скрежет в голове стал оглушительным.

Она закричала.

Это был не человеческий крик. Это был вопль разрываемой на части души, брошенный обратно в реальный мир.

В полумраке технического коридора Лена отшатнулась, зажимая уши. Люсия, лежавшая на полу, выгнулась дугой. Её глаза распахнулись. В них больше не было страха. Только бездонная, ледяная ненависть.

Она с силой, которой Лена никак не могла от неё ожидать, оттолкнула её от себя. Кабель нейроинтерфейса вырвался из гнезда планшета.

— Не трогай меня! — крик перешёл в яростный, сдавленный хрип. — Убийца!

Лена смотрела на неё, ошеломлённая. План провалился. Хуже. Она создала нового врага. Здесь. В этой комнате.

И в этот момент из-за угла, пошатываясь, появился Хавьер. Он услышал крик. Его серое лицо исказилось яростью, когда он увидел, в каком состоянии Люсия. Его рука легла на рукоять пистолета.

Глава 9

Пистолет в руке Хавьера перестал быть отдельным предметом. Он стал продолжением его воли. Холодная сталь упёрлась в мягкую плоть под челюстью Лены. Он надавил — несильно. Ровно настолько, чтобы она почувствовала вес металла и его непреклонность.

Коридор вонял. Едкой смесью горелой изоляции — памятью о его коротком, грязном бое — и въевшегося в стены антисептика. Этот коктейль царапал горло, но Хавьер его почти не замечал. Весь его мир сузился до двух точек: сжавшаяся на полу фигурка сестры и бесстрастное лицо женщины, на которую он направил оружие.

Люсия дрожала. Её тело сотрясала мелкая, непрекращающаяся дрожь, словно внутри работал неисправный механизм. Глаза были закрыты, но губы шевелились, беззвучно повторяя одно и то же имя. «Кассиан… Кассиан…»

На планшете Лены, который она всё ещё держала в руке, бились в агонии хаотичные графики. Зелёные пики взмывали и падали — сейсмограмма агонии её разума.

Глухая ярость, что сжимала грудь Хавьера, наконец нашла выход. Она была не горячей и крикливой. Она была холодной, тяжёлой. Как давление на большой глубине. Он видел не союзницу. Он видел мучителя. Такого же, как те, в лабораториях, от которых он поклялся защитить Люсию. Он только что сломал руку о бетонную стену в бессильной попытке достучаться до неё, а эта женщина добровольно толкала его сестру обратно в тот же кошмар.

Его раненая левая рука, обмотанная грязным рукавом, оставила тёмный, влажный отпечаток на серой ткани её тактического жилета. Его пальцы впились в её плечо с силой гидравлического захвата.

— Что. Ты. С ней. Сделала? — Голос был не его. Тихий, сдавленный рык, просачивающийся сквозь стиснутые зубы. Каждое слово — отдельный удар.

Лена не моргнула. Её серые глаза, холодные, как поверхность хирургической стали, смотрели прямо в его. Ни страха. Ни удивления. Только аналитическое раздражение, будто он был не угрозой, а досадной помехой. Неисправностью в её идеальном плане.

— Я пытаюсь нас спасти, — её голос был ровным, без единой дрогнувшей ноты. Это бесило ещё больше. — Твоя эмоциональная реакция, ну… она неоптимальна и…

— Хватит! — рык сорвался в шёпот. — Хватит твоего протокола. Твоих сраных алгоритмов. Ты же её убиваешь. Смотри!

Он мотнул головой в сторону Люсии. Она тихо застонала, и её тело выгнулось в неестественной дуге.

— Её убивает Кассиан, — так же спокойно возразила Лена. Дуло пистолета впилось ей в кожу, оставляя красный круг. Она проигнорировала это. — Призрак в их сети. Я — единственный шанс его обойти. Хавьер, ты должен…

— Я ничего не должен, — перебил он. — Я сказал, хватит. Мы уходим.

Он сам не знал, куда. Обратно? Вверх? Вниз? Это было неважно. Важно было прекратить это. Сейчас же. Он почти перестал чувствовать боль в простреленном боку, заглушённую этой ледяной яростью. Он видел только одно: её страдания нужно остановить. Даже если это будет стоить им жизни.

Он уже начал отступать, готовясь подхватить Люсию, когда Лена сделала единственное, что могло его остановить. Она не стала спорить. Она просто кивнула в сторону большого настенного монитора, который до этого момента был тёмным.

— Ты прав. Это бессмысленно. Но твой враг не я, Хавьер. А она.

Монитор вспыхнул, залив коридор холодным белым светом. На экране появилось лицо Хелен Рихтер. Безупречная укладка, строгий воротник блузки, спокойный, чуть снисходительный взгляд. Запись. Идеально срежиссированная, как и всё, что она делала.

Её голос, усиленный скрытыми динамиками, заполнил пространство. Ровный, безэмоциональный, как у синтезатора речи, зачитывающего приговор.

— Несанкционированное проникновение в криогенный блок суб-уровня семь подтверждено. Актив «Люсия Рейес» классифицирован как не подлежащий эвакуации. Посторонний элемент определён как враждебный. Активирован протокол «Выжженная земля». Полная стерилизация суб-уровня семь посредством термической и химической обработки начнётся через пятнадцать минут. Консорциум благодарит вас за сотрудничество.

В правом нижнем углу экрана вспыхнули красные цифры.

14:59

14:58

14:57

Звук тиканья не был громким. Это был тихий, методичный стук метронома, отмеряющего последние удары их сердец. Тик-так. Тик-так. Звук абсолютной, неотвратимой смерти.

Ярость Хавьера будто выключили. Её место занял холодный вакуум ужаса. Он медленно опустил пистолет. Оружие в его руке внезапно показалось бессмысленным и тяжёлым. Пятнадцать минут. Невозможно. Они были в могиле. Просто могила была ещё не закрыта.

Лена уже не смотрела на него. Её взгляд был прикован к собственному планшету. Её пальцы замелькали над сенсорным экраном, пролистывая окна, открывая новые потоки данных. Паника была для других. Для неё была только задача и время на её выполнение.

13:42

Вся её реальность сузилась до экрана планшета и тиканья часов на стене.

Мозг работал на пределе. Битва в сознании Люсии выглядела как война двух враждебных программ. Шум Кассиана — грубый, брутальный. Ответные импульсы Люсии — тонкие, точечные, но их было слишком мало. Пытаться пробить его в лоб было всё равно что кулаком сносить бетонную стену.

И тут она заметила нечто новое. Освещение в коридоре пульсировало в такт всплескам активности на её мониторе. Кассиан не просто защищался. Он контратаковал.

На экране её планшета поползли артефакты — тонкие, как паутина, линии искажений. Данные замерли, обновились с ошибкой.

— Он ломает не только её… — пробормотала она. — Он атакует всё, что к ней подключено. Он ломает мои инструменты.

Это меняло всё. У неё было не пятнадцать минут. Гораздо меньше. Минут пять, может, семь, прежде чем её оборудование превратится в бесполезный кусок пластика и кремния. Кассиан выжигал саму возможность ей помочь.

И тогда она увидела путь. Не элегантное решение — грубый, отчаянный пролом. Единственно возможный.

Она опустилась на одно колено рядом с Люсией, мягко, но настойчиво взяла её за плечо. Глаза Люсии были расфокусированы, в них плескался туман боли.

— Люсия. Слушай меня, — голос Лены был тихим, но в нём звенела сталь. Он резал тишину, как скальпель. — Хватит биться о стену. Стена не упадёт.

Люсия слабо кивнула.

— Перестань с ним бороться. Ты не таран. Ты — игла.

Лена наклонилась ещё ниже, вводя каждое слово как команду в её перегруженную систему.

— Найди того, кто держит его поводок. Хватит воевать с собакой. Найди её. Найди его хозяйку. Пролезь сквозь шум. Просочись. И найди Хелен.

Это был приказ на тотальную, инвазивную атаку на чужой разум. Хавьер, стоявший за её спиной, замер. Он не понимал всех технических тонкостей, но понял суть. Лена только что превратила его сестру из жертвы в ментального ассасина. Он не остановил её. Потому что на стене тикал таймер.

11:16

02:17

Хавьер стоял у силового поля, заменявшего дверь. Ствол смотрел в темноту.

Он не знал, что придёт раньше — отряд зачистки или огненная волна. Ему было плевать. Он будет стрелять до последнего патрона.

Быть щитом. Бесполезным, обречённым, но щитом.

02:16

Лена сидела на полу рядом с Люсией. Штурман в ментальном шторме.

В сознании Люсии всё изменилось. Белая метель шума Кассиана перестала быть преградой. По приказу Лены Люсия больше не билась об неё. Она стала тонкой, как нить, и начала просачиваться сквозь неё. Шум был хором. Хор из тысяч искажённых голосов. Эхо всех «агнцев», всех, кто когда-либо был подключён к протоколу.

…протокол активации… семьдесят восемь процентов…

…мама, мне страшно…

…цель в секторе гамма… ликвидировать…

…я не хочу умирать…

Она скользила сквозь этот хор, затыкая уши в своей голове, и сосредоточилась на команде Лены. «Найди её».

И она её нашла.

За стеной из воющих призраков был порядок. Идеальный, холодный, стерильный мир сознания Хелен Рихтер. Похожий на её «сад камней». Ничего лишнего. Ничего живого. Люсия двигалась по этому миру, как вирус в чистой операционной системе. И наткнулась на аномалию.

Это был крошечный, невидимый, но абсолютно чужеродный узел. Что-то бесконечно холодное, гладкое, мёртвое. Оно было вживлено. Глубоко. И оно спало. Мёртвая точка в живой, пусть и бесчувственной, системе.

Хавьер услышал тихий шёпот за спиной.

— Там… что-то… — голос Люсии был слаб, как дыхание. — Холодное. Не её. Чужое…

Он обернулся. Лена смотрела на свой планшет, на котором бежали строчки диагностического кода. Её глаза, до этого суженные в точку от концентрации, вдруг расширились. На бледном, измученном лице медленно расцвела улыбка. Хищная, торжествующая. Улыбка учёного, который только что открыл способ вылечить чуму, создав новую, ещё более страшную.

Таймер на стене показывал 01:30.

Лена подняла голову и посмотрела на невидимую дверь. И прошептала одно слово, полное яда и триумфа.

— Попалась.

Глава 10

Одна минута двадцать девять секунд.

Цифры горели на стене красным, как клеймо. Они не торопились. Просто отмеряли смерть. Хавьер видел их, но не придавал значения. Его мир сузился до пространства в три метра, до стального запаха крови и скрипа брони.

Лена не видела ничего, кроме потока данных за её веками. Хавьер, таймер, раненая Люсия — всё это стало фоновым шумом, неважной переменной. Она нашла трещину. Не в коде, не в протоколе защиты. В самой Хелен Рихтер.

Это был не изъян. Это был рубец. Старый, почти затянувшийся, от внедрения одного из ранних прототипов «стабилизатора», который Консорциум вживлял своему высшему менеджменту. Лекарство от человечности. Лена чувствовала его как тончайшую нить инородного металла в монолите сознания.

«Вот он. Видишь?» — её мысль, острая как игла, вонзилась в разум Люсии. «Он спит. Он не должен здесь быть. Разбуди его. Только нежно. Будто проводишь скальпелем по живому нерву».

Мысленный отклик Люсии был слабым, как эхо. «Стена… её разум… он как лёд…»

«Не ломай лёд. Стань водой. Просочись в трещину. Стань ядом в её крови. Ну же, давай».

В тот момент, когда ментальные щупальца Люсии, направляемые холодной волей Лены, коснулись спящего импланта, Лена почувствовала это физически. Тихий, пронзительный визг, словно под чудовищным давлением ломался кристалл. Острая боль пронзила её виски, во рту появился привкус старой монеты. Она моргнула, сгоняя чёрные точки. На её губах застыла тень улыбки. Хищной, голодной.

В тысяче метров от них, в своём стерильном саду, Хелен Рихтер уронила маленькие грабли из сандалового дерева. Они со стуком упали на безупречный белый песок. Секунду назад на её лице застыло спокойное превосходство.

Теперь её рука судорожно метнулась к затылку, пальцы впились в туго стянутые волосы. Не было боли. Было что-то хуже. Ощущение ледяного, скользкого прикосновения изнутри черепа. Будто в её идеально отлаженный механизм, в её упорядоченный мир, просочилось нечто чужое. Живое.

Впервые за десять лет её лицо исказил неподдельный, первобытный ужас. Зрачки расширились, отражая стерильный свет ламп и надвигающуюся тьму.

Хавьер этого не видел. Его мир состоял из боли, движения и геометрии убийства. Одна минута и три секунды.

Из коридора выплыли три фигуры. Он не успел их сосчитать. Движение слева, вспышка справа. Они растекались по коридору, занимая сектора. Не люди — алгоритм.

Первая пуля ударила в стену рядом с его головой, выбив сноп бетонной крошки. Он качнулся в сторону и ответил двумя короткими выстрелами. Не на поражение — на подавление. Заставить их сбиться с ритма, сломать их идеальную геометрию.

Один из ликвидаторов присел, другой шагнул в сторону, третий остался неподвижен.

— Сука, — выдохнул Хавьер, прижимаясь к металлической обшивке криогенного блока.

Он рванулся вперёд, сокращая дистанцию. Вблизи их винтовки были бесполезны. Он врезался в ближайшего бойца, вгоняя ему в сочленение брони под мышкой свой боевой нож. Лезвие вошло с отвратительным хрустом. Боец захрипел, но даже падая, успел ударить Хавьера рукоятью винтовки в бок. Прямо по старому ранению.

Рёбра пронзило раскалённым железом. Воздух вышибло из лёгких, мир на миг утонул в черноте. Он отшатнулся, выдёргивая нож.

Второй ликвидатор пошёл в обход, поливая огнём. Большинство пуль ушло в стену, но одна, срикошетив, ударила в потолочную панель. Раздался сухой треск, посыпались искры.

Гул вентиляции резко оборвался.

Наступила давящая тишина, которую тут же разорвал оглушительный скрежет. С потолка, из скрытых пазов, начали падать тяжёлые титановые заслонки. Повреждение вызвало системный сбой. Комплекс будто сошёл с ума, активируя аварийный протокол хаотичной изоляции.

Красные лампы сменили ровное горение на яростный, пульсирующий стробоскоп.

Мир превратился в дёрганый, кровавый кошмар. Взрыв от рикошета оглушил Хавьера, швырнув его на стену. Он на мгновение потерял ориентацию, оседая на пол. Один из ликвидаторов был уже в трёх метрах. Он шёл вперёд, поднимая винтовку для удара.

Хавьер выставил перед собой руку с ножом. Дыхание было рваным, в боку горел огонь. Он видел, как второй боец обходит его справа, отрезая путь к отступлению. Ловушка захлопнулась.

Он приготовился. Взгляд впился в приближающегося бойца. Рука с ножом напряглась. Забрать с собой. Хотя бы одного.

Десять секунд. Девять. Восемь.

Он видел, как дуло винтовки превращается в чёрную точку, готовую размозжить ему череп.

«Отменяй протокол», — мысль Лены была не просьбой. Она была приказом, выжженным в самом центре сознания Хелен. «Код: Рихтер-Один-Девять-Семь-Восемь. Год рождения твоего отца».

В ментальном саду Хелен раздался крик, полный боли. «Нет!»

«Да», — ответил ледяной голос Лены.

В своём кабинете Хелен, стоя на коленях, безвольно, как марионетка, подняла дрожащую руку и приложила её к сенсорной панели на стене.

Три. Два.

Таймер на стене замер на отметке 00:02.

Красный стробоскоп погас. Включился ровный, белый, стерильный свет.

Ликвидатор, замахнувшийся на Хавьера, застыл в полуметре от его лица. Его рука с винтовкой дрогнула и медленно поползла вниз. Он повернул свой глухой шлем, и Хавьер встретился с его взглядом сквозь тёмное стекло. В этом взгляде не было ничего. Пустота.

Второй боец тоже замер, опустив оружие.

Бой закончился. Не потому, что Хавьер победил.

А потому, что кукловод обрезал нити.

Наступила тишина.

Она была густой, почти осязаемой. Нарушал её только тихий свист гидравлики и тяжёлое, хриплое дыхание самого Хавьера. Он сполз по стене, оставляя на ней кровавый след. Адреналин схлынул, оставив тупую боль, тошноту и гулкую пустоту в костях.

Он посмотрел на Лену. Она отняла руки от висков Люсии и медленно выпрямилась. Её лицо было бледным, как бумага, на губе выступила капелька крови. Люсия обмякла, её голова безвольно свесилась на грудь. Она просто спала.

В тишине раздался низкий, скрежещущий звук.

Тяжёлая гермодверь криогенного блока, та самая, что была заперта сознанием Кассиана, медленно поползла в сторону.

Хавьер, опираясь на стену, поднялся. Каждый дюйм тела кричал от боли. Он сделал шаг, потом второй, заглядывая внутрь.

Из открывшегося проёма вырвалось облако ледяного пара, пахнущего озоном и стерильностью. Внутри отсек был залит мягким, неземным синим светом. В центре, словно алтарь, стояла криогенная капсула. Гладкий, белый кокон, покрытый изморозью. На дисплее у изголовья светились зелёные буквы.

ОРЛОВ, М. СОСТОЯНИЕ: СТАБИЛЬНОЕ.

Это был он. Брат Лены.

Хавьер обернулся. Лена подошла и остановилась рядом, глядя на капсулу. Хавьер ожидал чего угодно: слёз, крика, облегчения.

Но на её лице не было ничего. Ни единой эмоции. Она просто смотрела на покрытое инеем стекло, за которым угадывался силуэт человека. Потом она медленно подняла руку и положила ладонь на холодную поверхность. Не как сестра. Как учёный, разглядывающий свой самый ценный образец.

Её взгляд скользнул в сторону, в полумрак в дальней части отсека.

Хавьер проследил за её взглядом.

И увидел вторую капсулу.

Она была скрыта в тени, старше, массивнее. Не кокон, а саркофаг. На потускневшей латунной табличке была выгравирована надпись.

РИХТЕР, Г. АРХИВНЫЙ ОБЪЕКТ.

Отец. Это была капсула с отцом Хелен.

Лена смотрела на неё. И в её взгляде Хавьер не увидел ни удивления, ни жалости. Он увидел холодный, быстрый, оценивающий взгляд аналитика, который только что обнаружил дополнительный ресурс.

Мышцы вдоль позвоночника Хавьера свело ледяным спазмом, не имеющим ничего общего с паром из криокамеры. В этот момент, глядя на спокойное, отрешённое лицо женщины, спасшей их всех, он с абсолютной ясностью понял: Лена не победила монстра.

Она заняла его место.

Глава 11

Воздух в криогенном блоке был разрежённым и холодным. Он пах гарью сгоревших микросхем и химической чистотой — запах, который, казалось, вымораживал сами воспоминания. Хавьер тяжело дышал, прислонившись к ребристой стальной стене. Перед глазами плыли чёрные точки, а холодный пот заливал лицо. Каждое движение отдавалось в боку вспышкой раскалённого железа.

Он зажимал рану ладонью. Липкая, тёплая кровь уже пропитала ткань куртки.

Вокруг них застыли в неестественных позах бойцы Хелен. Их оружие было опущено, глаза смотрели в пустоту. Марионетки, у которых только что оборвали нити. Хавьер шагнул к одному из них и осторожно забрал у него из рук Люсию. Руки ликвидатора были твёрдыми, как стальные захваты, но не сопротивлялись. Хавьер боялся смотреть на лицо сестры, боялся увидеть там что-то, что разрушит хрупкую, выстраданную победу.

Его взгляд был прикован к Лене.

Она стояла перед двумя саркофагами из дымчатого стекла и стали, игнорируя спасённого брата. Её внимание было целиком поглощено второй, более старой капсулой. Той, на которой тускло светилась надпись: «Рихтер, Гюнтер». Лена не видела в этом семейной трагедии. Она смотрела на маленький тактический дисплей, и её губы беззвучно шевелились, проговаривая строчки данных.

«Стазис прекращён: 18 лет, 4 месяца, 12 дней назад».

«Биологическая активность: нулевая».

«Состояние контура: номинальное. Расход энергии: 0.17%».

Хавьеру эти слова ничего не говорили, но он видел её лицо. Не скорбь, не сочувствие. Так смотрит инженер, обнаруживший грубую системную ошибку. В её глазах читался холодный, почти брезгливый анализ. Оставить труп в криокамере. Занимать рабочий слот. Тратить энергию. Всё ради ритуала. Это и был главный сбой Хелен. Её фатальная уязвимость. Непростительная сентиментальность.

— Что это? — хрипло спросил Хавьер. Его голос был чужим, как скрежет металла.

Лена не обернулась.

— История, — сказала она, глядя на капсулу Гюнтера Рихтера. — Неэффективная.

Она наконец отвернулась от мертвеца, но посмотрела не на Хавьера, а на капсулу Михаила.

— Забираем только этот актив, — приказала она ровным голосом. — Остальное — балласт.

Она произнесла слово «балласт» так, как говорят о ненужном куске кода. Без злости, без презрения. Просто констатация факта. Хавьер смотрел на неё, и что-то ледяное сжалось у него в солнечном сплетении. Этот холод не имел ничего общего с температурой в криоблоке. Он видел не женщину, спасшую брата. Он видел ликвидатора, который проводит инвентаризацию на захваченном объекте.

Лена активировала аварийный маяк. Через полчаса над комплексом завис медицинский VTOL-транспортник. — Я активировала протокол эвакуации для ценного актива. Они думают, что забирают своего, — коротко бросила она Хавьеру. Гул двигателей был монотонным и убаюкивающим. Хавьер сидел на холодном металлическом полу, прислонившись спиной к переборке. За иллюминатором проплывало бесконечное, серое небо. Они покинули бетонную гробницу, но ощущение замкнутого пространства не исчезло. Оно просто расширилось до размеров этого стерильного грузового отсека.

Криокапсула Михаила, закреплённая у стены, тихо шипела. Это был звук жизни, поддерживаемой машиной. Или звук отложенной смерти. Хавьер уже не был уверен.

Он неумело пытался перевязать рану. Медицинский пакет содержал бинты, антисептик и автоматический инъектор с обезболивающим. Хавьер отшвырнул инъектор в дальний угол отсека с такой силой, будто пытался вырвать из рук врага взведённую гранату. Он предпочёл бы потерять сознание от боли, чем снова почувствовать этот холодный укус иглы.

Лена его не замечала. Она сидела перед полевым терминалом, подключённым к капсуле брата. Её пальцы летали над сенсорной клавиатурой, на лице застыла маска абсолютной концентрации. Она не спасала человека. Она работала с системой.

Хавьер оставил свою рану в покое и посмотрел на Люсию.

Она спала на медицинских носилках, укрытая серебристым термоодеялом. Впервые за долгие недели её лицо было абсолютно расслабленным. Никаких подёргиваний век, никакого бессвязного бормотания. Просто тишина.

Полная, оглушающая тишина.

Он оставил за спиной гору трупов ради этой тишины. Он убивал, калечил, помогал одному монстру, чтобы победить другого. И вот она, его победа. Тихая, как морг. Он должен был чувствовать облегчение. Радость. Триумф. Но вместо этого внутри разрасталась пустота. Огромная, гулкая дыра на месте той цели, что вела его вперёд. Теперь он не знал, что делать с этой тишиной. Она давила сильнее, чем рёв шторма.

Тишину разорвал резкий, пронзительный визг сирены.

Хавьер дёрнулся, инстинктивно потянувшись к пистолету. На криокапсуле Михаила бешено замигал красный индикатор. Весь отсек залило тревожным алым светом.

Лена не вздрогнула. Она просто подалась вперёд, и скорость её пальцев на клавиатуре удвоилась.

— Что за херня?! — Хавьер попытался подняться, но острая боль в боку заставила его рухнуть обратно.

— Каскадный сбой в контуре охлаждения, — бросила она, не отрывая взгляда от экрана. Голос — холодный и ровный, как у автоответчика. — Последствие твоей стрельбы. Ты зацепил силовой кабель, и теперь мы имеем отложенный результат. Система нестабильна.

— Что делать? — в его голосе прорвалось отчаяние.

Лена на секунду замерла. Затем медленно повернула к нему голову. В её глазах не было ни страха, ни паники. Только ледяное раздражение.

— Молчать. Не мешать.

Это был приказ оператора тупому юзеру. Хавьер замолчал, чувствуя себя беспомощным статистом. Он был нужен как таран, как кулак. Теперь, когда его функция была выполнена, он стал помехой.

Он смотрел, как она работает. Это был танец абсолютной эффективности. Она не спасала брата. Она спасала ценный, незаменимый компонент. Она вводила длинные строки команд, обходя повреждённые секторы, перенаправляя потоки энергии.

Прошла минута, показавшаяся вечностью. Затем визг сирены оборвался. Красный свет сменился ровным, белым. Капсула снова тихо зашипела.

Лена откинулась на спинку кресла и медленно выдохнула. Первый признак того, что она живой человек.

— Стабилизировала, — сказала она, снова глядя на монитор. — Но это временное решение. Нам нужна полноценная лаборатория. Немедленно.

Она не смотрела на него, но Хавьер понял. Это не было вопросом. Это был ультиматум. Любой его протест, любое сомнение теперь разбивались об этот простой факт: без неё её брат — а значит, и вся их миссия — был обречён.

Напряжение спало, но воздух в отсеке остался плотным. Хавьер, превозмогая боль, подсел ближе к Лене. Ему нужно было услышать что-то, что могло бы заполнить гулкую дыру внутри.

— Куда мы летим? — спросил он.

Лена несколько секунд смотрела на ровные зелёные линии на мониторе.

— Туда, где я смогу закончить начатое, — наконец ответила она. — Заброшенная геотермальная станция в Исландии. Принадлежала дочернему предприятию Консорциума. Лет десять назад проект заморозили. Но инфраструктура осталась. Автономное питание. И главное — она полностью вне всех сетей. Мёртвая зона.

Она говорила о станции как об идеальном убежище. Хавьеру же это место представилось ледяной тюрьмой на краю света.

Он заставил себя посмотреть на Люсию. На её мирно спящее лицо.

— И ты… — он прочистил горло. — Ты сможешь ей помочь? Там?

Лена перевела взгляд на Люсию. На долю секунды её ледяная маска треснула, и в глазах промелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Да, — её голос стал тише, почти тёплым. — Сначала её. Протокол нужно стереть. Полностью. Аккуратно. — Она сделала едва заметный акцент на последнем слове. — А потом… потом я займусь братом.

Она снова смотрела на него. Хавьеру хотелось спросить о многом. О том, что она сделала с Хелен. О том, кем она стала. Но все слова казались мелкими и ненужными. Он задал лишь один вопрос, самый главный и самый глупый.

— Мы… мы победили, Лена?

Она долго смотрела ему прямо в глаза. В её зрачках он видел лишь собственное усталое, измученное отражение.

— Мы выжили, Хавьер, — ответила она. — Это более точный термин.

Хавьер медленно кивнул, отводя взгляд. Это обещание было крошечной, отравленной дозой надежды, и он цеплялся за неё, потому что больше цепляться было не за что.

VTOL приземлился на бетонную площадку с мягким шипением гидравлики. Когда рампа опустилась, в отсек ворвался ледяной, режущий ветер. За ним открывался пейзаж из другого мира. Чёрная вулканическая пустыня, покрытая пятнами грязного снега, тянулась до самого горизонта. Над ней висело низкое, свинцовое небо. И посреди этой пустоты стояла станция — сплетение тёмного стекла, ржавеющей стали и бетона. Она была похожа на скелет доисторического чудовища, вмёрзшего в лёд.

Внутри было холодно, гулко, и пахло пылью. Лена, игнорируя всё вокруг, сразу же повела их в центральный зал. Это было огромное круглое помещение с купольным потолком, когда-то служившее центром управления. Теперь оно напоминало заброшенную операционную. Лена с деловитым видом начала распаковывать и подключать своё оборудование.

Хавьер осторожно опустил Люсию на длинный металлический стол, который наспех протёр рукавом. Она всё ещё спала, её дыхание было ровным. Он укрыл её своим тактическим жилетом, не зная, что ещё может сделать. Руки, которые только что ломали кости, теперь казались чужими и бесполезными.

Лена закончила подключения. Сложная сеть кабелей и интерфейсов змеилась от её терминала к столу.

— Пора, — сказала она, не глядя на него. Голос её снова стал абсолютно безжизненным.

— Пора что? — спросил Хавьер, хотя ответ уже зарождался в его сознании ледяным комком страха.

Лена повернулась. В руках она держала нейроинтерфейс, похожий на терновый венец из тонких проводов и блестящих электродов.

— Начнём процедуру стирания.

Она посмотрела на спящую Люсию, и Хавьер застыл, увидев её взгляд.

Это не был взгляд спасителя.

Это был холодный, отстранённый, оценивающий взгляд хирурга перед сложной, но необходимой ампутацией. Взгляд человека, который собирается выжечь поражённую ткань, не заботясь о том, сколько здоровой плоти уйдёт вместе с ней.

Он видел не надежду. Он видел расчётливую решимость.

И в этом взгляде не было ни капли сочувствия. Только пугающая, нечеловеческая функциональность.

Глава 12: Последний крик Пастыря

Гудение станции было низким, утробным. Оно шло не из стен, а вибрировало из-под пола, словно там, в ледяных недрах, работал гигантский, нечеловеческий механизм. Воздух в центральном зале оседал на коже тонкой, липкой плёнкой, пах серы и металла.

С потолка, с толстых, покрытых инеем балок свисали петли кабелей, похожие на вскрытые артерии мёртвого гиганта. Свет был тусклым, техническим, исходящим от десятков мониторов и диодных индикаторов на серверных стойках.

Лена двигалась в этом полумраке с отточенной грацией хирурга. Ни одного лишнего движения. Она закрепляла на голове Люсии сетку из тонких оптоволоконных датчиков. Каждый её жест был точным, выверенным, безжалостно функциональным.

Люсия сидела на медицинском кресле, которое Лена притащила из заброшенного лазарета. Она не сопротивлялась. Просто дрожала, и эта дрожь была мелкой, постоянной, как вибрация перегруженного механизма. Её глаза, огромные на осунувшемся лице, следили за каждым движением Лены с застывшим ужасом жертвы, уже знающей свой приговор.

Хавьер стоял рядом, за её правым плечом. Кулаки сжаты до побелевших костяшек. Он видел не спасение. Он видел очередную высокотехнологичную пытку, просто с другим оператором. Этот холодный, стерильный ад был ничем не лучше бетонного бункера Рихтер. Сменились лишь декорации.

— Лена, — его голос был хриплым, надтреснутым. — Ты уверена?

Она не повернулась. Взгляд был прикован к главному монитору, где зелёные строки кода бежали по экрану.

— Уверенность — это роскошь. Я оперирую вероятностями.

— К чёрту вероятности. Что это с ней сделает?

— Процедура «стирания» — это, по сути, направленный информационный ожог. Мы выжигаем паразитическую структуру из её коры. Возможны побочные эффекты. Кратковременная амнезия, моторные нарушения… эмоциональная лабильность.

Хавьер смотрел на дрожащие плечи Люсии.

— Это ты называешь «побочными эффектами»?

Лена наконец оторвалась от экрана. Её взгляд был холодным и острым, как кончик скальпеля.

— Вероятность необратимого повреждения коры — четыре целых и две десятых процента. Вероятность её смерти от протокола «Пастырь» в течение месяца — девяносто восемь процентов. — Она сделала паузу, давая цифрам впиться в него. — Четыре против девяноста восьми, Хавьер. Это арифметика выживания.

— Приемлемо? — его голос сорвался на шёпот. — Это… это не цифра на экране, блять! Посмотри на неё! Это моя сестра!

Он стиснул зубы, ожидая потока ледяной логики. Вместо этого Лена молча обошла кресло, присела на корточки перед Люсией и очень осторожно, почти нежно, поправила на её лбу сбившийся датчик.

— Я смотрю, Хавьер, — её голос стал тише, но не теплее. — И я вижу единственный шанс. Или ты хочешь, чтобы она снова кричала, как в том подвале? Чтобы лампы снова мигали от того, что творится в её голове? Хочешь снова бить кулаки о стену от бессилия?

Она выпрямилась.

— Я делаю то, на что у тебя не хватило бы духа. Я режу. А ты можешь либо держать пациента, либо выйти и не мешать операции.

Он замолчал. Аргументы кончились. Осталась только её жестокая правота. Ярость внутри него не ушла, она просто свернулась в тугой, холодный узел. Он обошёл кресло, опустился на одно колено рядом с сестрой и взял её руку в свою. Её ладонь в его руке была ледяной и влажной.

— Я здесь, Лу, — прошептал он ей на ухо. — Я здесь. Слышишь? Я никуда не уйду.

Её пальцы слабо сжались на его ладони. Единственный ответ.

Хавьер поднял взгляд на Лену. Она уже вернулась к своему алтарю из мониторов. На её лице не было ни сочувствия, ни сомнения. Только абсолютная, пугающая концентрация.

Она ввела последнюю команду и нажала клавишу «Enter».

Из динамиков оборудования раздался звук.

Не гул или писк. Тихий, но физически омерзительный скрежет. Звук, который, казалось, рождался где-то в основании черепа. Словно кто-то медленно, с усилием ломал под огромным давлением толстый пласт льда. Или стирал наждачной бумагой старую магнитную плёнку, сдирая с неё чужие голоса.

Люсия выгнулась на кресле дугой. Спина стала твёрдой, как доска. Рот открылся в беззвучном крике, но потом звук всё же прорвался — высокий, тонкий, полный животной боли. Это был уже не нечеловеческий шум «Пастыря». Это был её собственный, настоящий крик.

Хавьер вцепился в её руку, пытаясь удержать, заземлить. Он чувствовал, как её ногти впиваются в его кожу. Бесполезно. Её тело билось в конвульсиях, подчиняясь невидимым разрядам. По лицу катились слёзы, смешиваясь с потом.

— Лена! — крикнул он, перекрывая скрежет и стоны. — Сделай что-нибудь!

— Я делаю! — её голос был напряжённым, резким. — Идёт первая фаза. Дефрагментация остаточного кода. Самая болезненная. Она должна это выдержать!

Он смотрел на искажённое мукой лицо сестры и ненавидел Лену. Ненавидел всем своим существом. За её спокойствие. За её цифры и проценты. За то, что она превратила его клятву в молчаливое соучастие в пытке. Он чувствовал себя надзирателем, держащим жертву, пока палач делает свою работу.

И в этот момент на периферии его зрения что-то изменилось.

На соседнем мониторе, том, что был подключён к криокапсуле Михаила Орлова, зелёные индикаторы стабильности разом полыхнули красным. Показатели жизнеобеспечения начали падать. Медленно, но неотвратимо.

Ад, который Лена устроила для Люсии, начал переливаться через край.

Хавьер увидел это. И Лена тоже.

На долю секунды она замерла. Пальцы застыли над клавиатурой. Хавьер увидел, как её взгляд метнулся от кричащей, бьющейся в кресле Люсии к красным, мигающим цифрам на мониторе брата. В этом движении глаз, в мгновенной смене фокуса не было и тени сомнения. Только холодный, мгновенный расчёт.

Она отвернулась от Люсии.

Её пальцы запорхали по клавиатуре, вводя длинные строки команд, стабилизируя систему брата, отсекая помехи. Она полностью проигнорировала агонию Люсии. Словно той просто не существовало. Словно её крики были не более чем фоновым шумом, мешающим работе.

Эти несколько секунд для Хавьера растянулись в вечность.

Мир потерял звук. Скрежет, гул станции, крики Люсии — всё утонуло в вате. Он смотрел на спину Лены, на её сосредоточенное лицо, и понимал.

Если бы пришлось выбирать, она бы без малейших колебаний пожертвовала его сестрой. Хрупкое, вымученное доверие, возникшее между ними, рассыпалось в прах. Он увидел её истинное лицо. Не спасительницы. Не союзницы. А другого, более эффективного монстра, который просто оказался с ним по одну сторону баррикад. Пока.

Ледяной холод заполнил его изнутри, вытесняя ярость. Холод понимания. Он был не партнёром в этой сделке. Он был инструментом. И его сестра — всего лишь расходным материалом.

Лена стабилизировала капсулу. Зелёные индикаторы вернулись на место. Она снова повернулась к главному монитору.

— Второй этап, — сказала она ровным голосом, словно ничего не произошло. — Изоляция ядра.

Но пик агонии Люсии, казалось, был пройден. Её крики перешли в тихие, сдавленные стоны. Тело обмякло в кресле. Хавьер подумал, что она потеряла сознание. Он хотел ослабить хватку, но её пальцы вдруг сжались на его руке с нечеловеческой силой. С силой тисков.

Он посмотрел на неё.

Глаза Люсии были открыты. Пустые, расфокусированные, они смотрели прямо на него. Или сквозь него.

А потом мир для Хавьера исчез.

Звук, свет, запах серы — всё схлопнулось в одну точку и пропало. Его словно втянуло в воронку, в чёрную дыру, которой стали глаза его сестры. Он больше не был в ледяном зале станции. Он был внутри неё. Внутри её кошмара.

Это был концентрированный сенсорный ужас. Он чувствовал холод бетонного пола своей спиной. Ощущал фантомную, острую боль от иглы, входящей в вену. Снова. И снова. Бесконечно. Скрежет стираемой плёнки он слышал не снаружи, а внутри своей черепной коробки. Он вибрировал в зубах, в костях.

И он видел. Лабиринт из белых, стерильных коридоров, уходящих в бесконечность. В конце каждого коридора стоял он. Его собственная копия. Она смотрела на него с холодным безразличием, потом молча разворачивалась и уходила, оставляя его одного в этом белом, вибрирующем аду. Бросая её. Снова и снова.

Это не было воспоминанием. Это была пытка, отлитая в форму вечности.

Он вернулся в реальность с криком, отшатнувшись от кресла. Упал на одно колено, хватая ртом воздух. Сердце ломало рёбра изнутри. Три секунды. Пять. Для него — вечность в персональном аду, из которого нет выхода. Он впервые в жизни чувствовал не страх смерти, а нечто худшее — ужас распада личности.

Теперь он знал.

Не в теории. Не по рассказам. Он побывал в её аду. И теперь частица её ада навсегда останется с ним. Выжечь её будет невозможно.

Он поднял взгляд на Лену. Лена, не отрываясь от основного потока данных, краем глаза зафиксировала скачок его сердечного ритма на биометрическом сенсоре. Эмпатическая обратная связь. Нестабильная переменная. Она проигнорировала это, сосредоточившись на цели. Она ничего не заметила.

Москва. Кабинет в комплексе Службы Внешней Разведки на Ясенево.

Кабинет был огромным и почти пустым. Массивный стол из чёрного дерева и два кресла. В одном, спиной к панорамному окну, сидел человек. Его лицо оставалось в тени.

Кирилл стоял перед столом по стойке «смирно». На полированной поверхности лежал тонкий планшет. Экран светился. На нём было одно короткое сообщение: «Актив сменил оператора».

— Она взяла контроль над Рихтер и ушла с братом, — голос из тени был спокойным. — Консорциум в хаосе. Очень элегантно. Где она сейчас?

— Предположительно, Исландия, — ответил Кирилл. — Заброшенная геотермальная станция «Геката». Её старый научный проект.

— Воронов был прав насчёт неё, — в голосе из тени не было ни удивления, ни восхищения. Только констатация. — Она не инструмент. Она — преемник. Такие люди опасны. Или бесценны.

Наступила долгая пауза.

— Найти её. Группу захвата — лучших. Без шума. Она нужна нам живой. Брат её — тоже. Он теперь ключ к её системе.

— А третий? Бывший оперативник «Аквилы»? Рейес?

Человек в тени задумался.

— Он её скальпель. И её слабость. Пока не трогать. Возьмите в плотную разработку. Если не получится завербовать — использовать как приманку. Если станет помехой — устранить. Но не раньше.

— Вас понял.

Кирилл коротко кивнул, резко развернулся и вышел. Кольцо вокруг них начало сжиматься.

Хавьер пришёл в себя. Его всё ещё трясло, но разум медленно возвращался. Он посмотрел на Люсию. Она дышала ровно, глубоко. Кажется, спала. Её лицо разгладилось. Впервые за многие недели она выглядела умиротворённой.

Он поднялся на ноги. Внутри — звенящее опустошение.

Лена, не заметившая ничего, кроме короткого скачка его сердечного ритма, сказала ровным голосом:

— Почти всё. Ядро протокола изолировано. Сейчас будет финальный импульс на стирание.

Она посмотрела на него, ожидая одобрения. Но Хавьер молчал. Он просто смотрел на неё. В его взгляде она, должно быть, увидела что-то новое. Что-то, чего раньше не было. Она нахмурилась и отвернулась к монитору.

— Заканчиваю.

Она нажала последнюю клавишу.

Скрежет в динамиках достиг оглушительного пика и резко оборвался.

Наступила абсолютная, давящая тишина. Даже гул станции, казалось, замер.

Всё. Кончено.

Но в эту же секунду Хавьер почувствовал это. Словно по комнате прошла слабая, но отчётливая волна невидимого давления. Волна чистой, концентрированной боли.

Лена тоже вздрогнула и инстинктивно обхватила себя руками. Её взгляд метнулся к монитору, где отображалась глобальная карта сети Консорциума.

Карта вспыхнула.

Сотни, может быть, тысячи красных точек загорелись одновременно. Нью-Йорк, Лондон, Токио, Берлин. Везде, где были «агнцы», носители имплантов.

Лена вывела на главный экран видеопоток из медицинского центра в Северном море.

Камера показывала стерильную палату. На кровати, глядя в стену пустыми глазами, сидела Хелен Рихтер.

Внезапно она запрокинула голову. Её рот открылся в беззвучном, искажённом мукой крике. Тело выгнулось, руки скрючились, вцепившись в простыню. Её лицо, всегда бывшее ледяной маской контроля, превратилось в гримасу предсмертной, нечеловеческой агонии.

Протокол «Пастырь», умирая, не просто исчез.

Он послал свой последний, прощальный импульс. Предсмертный крик. Волну чистого, дистиллированного ужаса всем, кого он когда-либо контролировал.

Глава заканчивалась на этом образе. На образе тихого, глобального, беззвучного крика, который слышали только те, кто был его частью. И те двое, что стояли в ледяном сердце Исландии и только что выпустили его на волю.

Глава 13: Тишина

Последний импульс ударил по сознанию Хавьера с силой отбойного молотка. Он видел, как напряглось тело Лены, как её пальцы, белые от напряжения, застыли над клавиатурой. Видел, как грудная клетка Люсии в последний раз судорожно взметнулась, словно у утопленника, глотнувшего воздуха перед тем, как уйти под воду.

А потом всё кончилось.

Пронзительный, нечеловеческий психический визг, ставший фоновым шумом их существования, не затих — он оборвался. Словно кто-то перерезал кабель. В ушах Хавьера зазвенело от наступившей пустоты. Это не была тишина покоя. Это была оглушающая, абсолютная тишина вакуума, тишина ампутации. Пространство, которое раньше занимал «Пастырь», теперь зияло пустотой, и эта пустота давила, выталкивая воздух из лёгких.

Единственным звуком теперь был низкий, утробный гул геотермальной станции. Он гудел всегда, но за психическим визгом его не было слышно. Теперь этот гул казался невыносимо громким. Хавьер инстинктивно прислушался к дыханию сестры. Оно было. Тихое, едва различимое, но было.

Люсия обмякла в кресле, её голова безвольно упала на грудь. Капля крови, застывшая у ноздри, казалась чёрной в тусклом свете аварийных ламп.

Хавьер не двинулся с места. Облегчения не пришло. Пришло онемение. Тотальное, всепоглощающее, как после контузии. Победа ощущалась как смерть. Он смотрел на Люсию не как на спасённую сестру, а как сапёр смотрит на обезвреженную бомбу, всё ещё не веря, что она не взорвётся ему в лицо.

Он заставил себя подойти. Медленно, словно двигаясь под водой. Его ноги едва слушались, мышцы были забиты адреналиновым шлаком. Он протянул руку, и его пальцы на мгновение замерли в сантиметре от её лба. Раньше он чувствовал это — слабое, вибрирующее, тошнотворное жужжание, исходящее от неё, как жар от раскалённого металла.

Сейчас — ничего. Её кожа была просто прохладной и слегка влажной. Пустой.

Лена откинулась на спинку скрипнувшего кресла. Её лицо, освещённое снизу зелёным светом терминала, походило на восковую маску. Она провела рукой по волосам, и Хавьер заметил, что её пальцы едва заметно дрожат.

— Протокол стёрт. Чисто, — сказала она в пустоту. Голос был ровным, но хриплым.

Хавьер не ответил. Он смотрел на лицо сестры, пытаясь найти в этих спокойных, безжизненных чертах хоть что-то узнаваемое. Его миссия была выполнена. Так почему на душе было так, словно он проиграл всё?

Тишина в помещении загустела. Хавьер слышал собственное дыхание, громкое и рваное. Слышал, как капает конденсат с трубы под потолком — редкие, тяжёлые капли, отбивающие ритм вечности.

Люсия не просыпалась.

Онемение начало отступать, уступая место холодному и липкому страху. Он ожидал чего угодно — криков, слёз, пробуждения. Но не этой восковой неподвижности.

— Что с ней? — его голос был чужим, надтреснутым.

Лена не повернулась. Её взгляд был прикован к экрану, где бежали строки диагностического кода.

— Нейронный шок, — ответила она так же ровно, будто комментировала сводку погоды. — Последний импульс вызвал каскадное обнуление. Синаптические связи перегружены. Системе нужно время на рекалибровку.

Слово «рекалибровка» ударило по Хавьеру сильнее любого удара. Онемение слетело с него, как струп. Мышцы свело судорогой.

— Рекалибровку?! — он вскочил, опрокинув стул. Грохот металла о бетонный пол был единственным резким звуком. — Это не чёртов компьютер, Лена!

Он сделал два шага к ней, его тень полностью поглотила её.

— Я видел, что ты с ней сделала! Я был там! В её голове! Ты хоть представляешь, на что это было похоже?

Лена медленно, очень медленно повернулась. В её глазах не было ни страха, ни вины. Только бездонная усталость.

— Да. Ты был, — её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — А значит, ты лучше других знаешь, что мы оттуда вырезали. Это была не просто рак сознания. Это была хирургия. А хирургия всегда оставляет шрамы.

Её спокойствие, её логика взбесили его ещё больше.

— Шрамы? — он выплюнул это слово, как осколок зуба. — Я видел её глазами, Лена. Я чувствовал, как ты её жжёшь. Тебе было плевать. Ты просто расчищала дорогу к своему брату.

Он сделал последний шаг, его кулак был твёрд, как камень. Он хотел её ударить. Хотел стереть эту ледяную правоту с её лица. Но её слова, жестокие и неоспоримые, уже сделали это за него. Рука, готовая к удару, бессильно повисла вдоль тела.

— Мне не было «плевать», — прошипела она, наклонившись вперёд. — Я делала то, что необходимо. То, на что у тебя…

— Не смей! — рявкнул он, но она его перебила.

— …не хватило бы ни знаний, ни духа! — её голос сорвался, но тут же снова стал ледяным. — Если бы я поддалась панике, если бы остановилась хоть на секунду… её мозг превратился бы в кашу. Она бы умерла. Прямо здесь.

Он отшатнулся, словно от удара. Её слова были правдой. И эта правда обожгла его, выжигая ярость дотла.

Лена встала, оказавшись с ним лицом к лицу. Она была ниже, хрупче, но в этот момент казалась скалой.

— Эта тишина, Хавьер… которая тебя так бесит… это и есть твоя победа. Ты получил то, за что сражался. Привыкай к ней.

Вся ярость схлынула, ушла в пол, оставив после себя лишь горький пепел. Он смотрел на неё и видел не монстра, а солдата. Такого же, как он сам.

Он медленно отступил. Подобрал стул. Поставил на место. Сел рядом с сестрой. Побеждённый. Протянул руку. Взял её безвольную ладонь. Холодная. Он закрыл глаза. Война кончилась. Он выгорел.

Прошло несколько часов. Хавьер задремал прямо на стуле. Он проснулся от прикосновения. Лена стояла рядом, в её руке была кружка с дымящимся кофе.

— Выпей, — сказала она тихо.

Он молча взял кружку. Горькая, горячая жидкость обожгла горло. Он посмотрел на Лену. Она выглядела так же, как и он. Измотанной.

— Всё кончено, Хавьер, — она говорила почти шёпотом. — Она свободна. Ты сделал это.

Её голос звучал… почти искренне. И в этот момент что-то в её измотанном лице показалось ему знакомым. Не аналитик. Не манипулятор. Просто солдат после боя. Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

И в этот момент Люсия шевельнулась.

Её пальцы дрогнули. Хавьер замер. Её ресницы дрогнули. А потом глаза открылись.

Они не были пустыми. Они были ясными. Осмысленными. Её взгляд остановился на нём. На губах появилась слабая, едва заметная улыбка.

— Хави?..

Голос был слабым. Но это был её голос. Настоящий.

Кружка выпала из его рук, с грохотом ударившись о пол. Ему было плевать. Он забыл обо всём. О боли, об усталости, о трупах. О Лене. Он опустился на колени перед креслом сестры. Хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сухой всхлип. Он взял её руку. Она была тёплой. Он прижал её ладонь к своему лбу, закрыл глаза, и его плечи затряслись от одного-единственного, долгого, беззвучного спазма. Словно что-то внутри него, что держало его прямым все эти годы, наконец-то сломалось.

Она осторожно, всё ещё очень слабым движением, положила руку ему на затылок.

— Всё хорошо, Хави, — прошептала она. — Я дома.

Он был полностью поглощён этим моментом. Этим выстраданным чудом.

И поэтому он не заметил, как Лена тихо отошла к своему терминалу. Её лицо было бесстрастным, как у наблюдателя, фиксирующего удачный исход эксперимента. Она села в кресло, её пальцы забегали по клавиатуре. Последняя строка, которую она ввела, была простой:

EXECUTE: ARCHITECT_GENESIS.SELF

Её палец решительно нажал на «Enter».

Хавьер, подняв голову, краем глаза заметил её движение, но не придал этому значения. Его мир сузился до лица сестры.

Лена медленно провела пальцами по своей шее. Под её кожей, на одно короткое мгновение, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих огней. Она была похожа на нейронную сеть. На карту звёздного неба.

Она закрыла глаза. Глубоко, спокойно вздохнула. И когда она открыла их снова, в них не было ни усталости, ни раздражения. Только абсолютное, божественное спокойствие. Тишина, которая воцарилась в её душе, была куда глубже и полнее той, что окружала их в комнате.

Она стала новым Архитектором.

Хавьер этого ещё не знал. Его война только что началась заново.

Глава 14: Новый Архитектор

Гул крови в ушах — фоновый шум его жизни — стих. И наступившая тишина была оглушительной, почти осязаемой. Хавьер сидел на краю медицинской койки, и эта тишина была единственной наградой. Ради неё он оставил за спиной коридоры, пахнущие кровью и антисептиком. Ради неё он превратил людей в мясо.

Люсия лежала под тонким синтетическим одеялом. Дышала. Ровно. Впервые за месяцы её грудь не вздымалась в судорожном, рваном ритме, словно тело вслепую боролось за каждый глоток воздуха. Бледная кожа, синева под глазами, искусанные в кровь губы — всё это осталось, как гематомы и ссадины после жестокой драки. Но в её глазах, когда она их открыла, больше не было цифрового призрака. Не было ледяного, оценивающего взгляда хищника. Там был просто свет, отражавшийся от стерильных панелей потолка. Там была она.

Он молчал. Его голос, грубый, привыкший к командам и выстрелам, мог разрушить это хрупкое равновесие. Он просто смотрел, как она изучает его лицо, словно видела впервые.

— Хави? — её голос был шёпотом, потрескавшимся от долгого молчания. Звук, который он думал, что потерял навсегда.

Он сглотнул ком, твёрдый, как камень. Кивнул. Не смог выдавить ни слова.

Она медленно, с видимым усилием, протянула руку и коснулась его щеки. Её пальцы были холодными.

— Ты… здесь.

— Я здесь, — наконец выдохнул он.

Они молчали. Единственным звуком был мерный, низкий гул, доносившийся из главного зала — системы жизнеобеспечения капсулы Михаила. Этот звук больше не казался угрожающим. Он был просто фоном. Белым шумом новой, пустой страницы.

— Помнишь… — начал он тихо, подбирая слова, как сапёр провода. — Тот компас? В жестяной коробке из-под печенья. Под старым оливковым деревом.

Слабая, едва заметная улыбка тронула уголки её губ. Воспоминание пробилось сквозь пелену травмы.

— Компас… который не работал. Стрелка… всегда показывала на тебя.

— Я говорил, что я и есть твой север, — его собственный голос показался ему чужим, мягким. Он не говорил так уже очень, очень давно. Он чувствовал, как напряжение, державшее его позвоночник прямым последние недели, начало отпускать. Мышцы плеч, сведённые в камень, понемногу размягчались. Адреналин схлынул, оставив после себя выжженную, гулкую пустоту. И в эту пустоту медленно, по капле, просачивалось что-то похожее на покой.

Но потом улыбка на её лице исчезла. Взгляд снова стал мутным, сфокусировался на чём-то за его плечом, на чём-то, чего в комнате не было.

— Хави… я их помню, — прошептала она, и холод её пальцев на его щеке стал ощутимее. — Всех. Тех охранников… в бункере. Одного звали Маркус. Он… он думал о запахе блинчиков, которые его жена готовит по субботам. О том, как его маленькая дочка смеётся, когда он подкидывает её на руках. Он думал об этом, когда я…

Её голос сорвался, превратился в сдавленный хрип. Тело задрожало.

К чёрту покой.

Хавьер сжал её руку, его ладонь почти полностью накрыла её хрупкую кисть. Лицо снова стало маской. Мышцы напряглись. Пустота внутри мгновенно заполнилась привычной, глухой яростью, но на этот раз её целью было нечто неосязаемое. Память.

— Это в прошлом, — произнёс он жёстко, вбивая слова, как гвозди. — Слышишь? Прошлом. Их больше нет. «Пастыря» нет.

— Но я есть, — прошептала она, и слеза медленно покатилась по виску, теряясь в волосах. — Я помню их страх. Хави, я чувствовала его. Он до сих пор во мне. Как… как ожог.

Он замолчал, не находя слов. Он выиграл войну. Он притащил её с поля боя, истекающую кровью, но живую. И только сейчас понял, что часть её навсегда осталась там, среди призраков, которых она сама и создала. Его победа была отравлена с самого начала. Она была не концом страданий, а началом нового, тихого, персонального ада. Ада, из которого он не мог её вытащить.

Он просто сидел рядом, держал её холодную руку и смотрел, как её плечи беззвучно содрогаются.

За тысячи километров, в стерильном, пахнущем дорогим кофе и озоном ситуационном центре в Москве, Кирилл смотрел на экран. Мир за окном был залит холодным сиянием столичной ночи, но здесь, в этом аквариуме из стекла и стали, царил вечный искусственный день.

Рядом с ним стоял молодой аналитик, бледный, с красными от бессонницы глазами. Его голос был почтительным, но в нём дрожало плохо скрываемое потрясение.

— Зафиксировано в ноль три сорок семь по Гринвичу, товарищ полковник. Короткий, но экстремально мощный психо-эмпатический всплеск. Источник — геотермальная станция «Хеймдалль-7», Исландия. Заброшена с девятнадцатого года.

На тактической карте мира вспыхнула и погасла крошечная красная точка.

— Одновременно, — аналитик перелистнул страницу на планшете, — мы получили синхронные отчёты о спонтанных психотических срывах у сорока семи субъектов по всему миру. Лос-Анджелес, Берлин, Токио… Все — бывшие «агнцы» Консорциума, все связаны с проектом «Шум».

Кирилл не отрывал взгляда от карты. Он отхлебнул горький, остывший кофе из бумажного стаканчика. Вкус был отвратительный. Он поставил стакан на стол, звук показался оглушительным в напряжённой тишине. Предсмертный крик «Пастыря». Он узнал его почерк, его масштаб. Орлова. Она не просто деактивировала протокол. Она его выпотрошила.

Он вспомнил её — тихую, до смешного педантичную, с её дурацкими виниловыми пластинками и взглядом, который, казалось, видел не тебя, а структуру твоих данных. Он всегда знал, что за этой маской перфекциониста скрывается что-то жёсткое, нечто абсолютно безжалостное. Что-то, что проснулось, когда система тронула её брата.

«Она не просто стёрла его, — пробормотал он так тихо, что аналитик не расслышал. — Она его вскрыла. Как консервную банку».

Он повернулся, его лицо было непроницаемым.

— Это всё?

— Есть кое-что ещё, — аналитик нервно сглотнул. — От нашего источника в Aethelred Dynamics. Хелен Рихтер… она среди пострадавших. Найдена в состоянии полного кататонического ступора. Бормочет одно и то же слово. «Фальшиво».

Кирилл кивнул. Игра закончилась. И началась новая, куда более опасная. Лена была не просто беглой переменной. Она держала в руках ключ к оружию, способному обрушить всю мировую архитектуру контроля. И она была нестабильна. Непредсказуема.

— Присвоить объекту «Орлова, Елена Сергеевна» высший приоритет угрозы. Кодовое имя — «Архитектор». Она больше не бывший агент. Она — новый нулевой пациент, — его голос был ровным и холодным, лишённым любых интонаций, кроме приказа. — Задача: найти. Изолировать. Любой ценой.

Аналитик вытянулся в струнку.

— Есть, товарищ полковник.

Кирилл снова повернулся к экрану. Он смотрел на одинокую точку на карте и думал о Хавьере Рейесе, бывшем оперативнике «Аквилы», чьё досье он изучил до последней запятой. Идеальный инструмент. Сильный, предсказуемый в своей преданности сестре. Он не знал, был ли Рейес ещё жив. Но если был, то он находился в эпицентре бури, даже не подозревая, что держит за руку не спасительницу, а детонатор.

Люсия уснула, измученная слезами и воспоминаниями. Хавьер осторожно высвободил свою руку и укрыл её получше. Он вышел из медицинского отсека, оставив её в тишине.

Главный зал станции встретил его ударом плотного, влажного жара. Воздух был тяжёлым, насыщенным запахом разогретых минералов, серы и металла. Так, наверное, пахнет в кузнице у дьявола. С потолка, терявшегося в полумраке высоко наверху, свисали гирлянды толстых кабелей и ржавеющие фермы. Где-то в глубине станции гудели геотермальные турбины, и этот гул отдавался вибрацией в бетонном полу.

Он увидел Лену.

Она стояла у центрального терминала, подключённого к криокапсуле её брата. Она не отдыхала. Она не сидела рядом, не ждала, не молилась. Она работала. Её спина была прямой и напряжённой, как натянутая струна. Пальцы летали над сенсорной панелью с такой скоростью, что сливались в размытое пятно. Она была похожа не на сестру, дождавшуюся спасения брата, а на инженера перед критически важным запуском ракеты.

Что-то было не так.

Это был не логический вывод. Это был укол чистого животного инстинкта. Того самого, что заставлял его проверять углы в пустой комнате и смотреть на руки собеседника, а не в глаза. Тот инстинкт, который за последние часы убаюкала фальшивая победа, сейчас заорал, как сирена тревоги.

Хавьер подошёл ближе. Звук, который он принял за системы жизнеобеспечения, был другим. Более мощным. Глубоким. Это был не писк медицинских мониторов, а гул работающих на пределе вычислительных мощностей. Он заглянул ей через плечо.

На огромном голографическом дисплее была не кардиограмма. Не энцефалограмма. Там висела, медленно вращаясь, пульсирующая синим архитектура. Нейронная сеть. Похожая на «Пастыря», но в тысячи раз сложнее. Изящнее. Совершеннее.

В углу экрана Хавьер увидел строку состояния. Она была написана на том же корпоративном новоязе, который он успел возненавидеть.

[СИСТЕМА «АРХИТЕКТОР». ИНТЕГРАЦИЯ С НОСИТЕЛЕМ… 98%.]

[БИО-БРАНДМАУЭР «МИХАИЛ». СТАТУС: ОПТИМАЛЬНЫЙ.]

Желудок скрутило в ледяной узел, несмотря на жаркий, влажный воздух. Он не понимал всех слов, но смысл был ясен, как выстрел в упор. Он посмотрел на неподвижное, бледное лицо Михаила за стеклом капсулы. Потом на Лену.

Его рука легла ей на плечо. Тяжело. Как камень.

— Лена. Что ты делаешь?

Она замерла. На одно короткое мгновение её пальцы остановились. Потом она медленно, очень медленно повернулась.

Если бы Хавьер верил в дьявола, он бы решил, что смотрит ему в глаза. Но в её взгляде не было зла. Не было ненависти. Не было даже триумфа. Там не было ничего человеческого. Только холодный, ясный, всепроникающий интеллект. Спокойная уверенность программы, которая только что закончила установку в идеального носителя.

— Спасибо, Хавьер, — её голос был ровным, без единой эмоции. Как будто она диктовала отчёт. — Твоя часть сделки выполнена. Ты был эффективным инструментом.

Слово «инструмент» вошло в него, как осколок стекла. Не больно, но глубоко, задев что-то жизненно важное. Он убрал руку с её плеча, словно обжёгшись.

— Что… это… такое? — он кивнул на экран, на пульсирующую синюю галактику.

Она проследила за его взглядом. В её глазах не было ни гордости, ни радости. Лишь констатация факта.

— Это — порядок, — просто сказала она.

Она повернулась к экрану и лёгким жестом вывела на него новые данные. Карту мозга её брата, испещрённую сложными формулами и графиками.

— Ты думаешь, я хотела его вылечить? Хавьер, это было бы так… неэффективно. Его мозг, его состояние — это не болезнь. Это уникальная, стабильная конфигурация. Результат неудачного эксперимента СВР подарил мне то, на что у Консорциума ушли бы десятилетия. Идеальный биологический брандмауэр. Непробиваемый. Неуязвимый к любому внешнему воздействию. Он — идеальный страж.

Хавьер смотрел на экран, и слова начали складываться в единую, чудовищную картину. Брандмауэр. Носитель. Интеграция. Он снова перевёл взгляд на Лену, и в этот раз увидел.

— Ты… — прохрипел он.

Она слегка наклонила голову, как будто анализируя его замедленную реакцию.

— Консорциум был прав в своей цели. Контроль. Но их методы были грубыми. Несовершенными. «Пастырь» был ошибкой, бета-версией. Зависимый от нестабильных носителей, уязвимый к обратной связи.

Она говорила о технологии, убивавшей его сестру, как инженер говорит о дефектном коде. Отстранённо. Беспристрастно.

— Я не спасала брата, Хавьер. Я спасала самый ценный и незаменимый компонент моей новой системы. Системы, которая не будет делать ошибок. Системы, где будет один Архитектор. Один Пастырь. Идеальный. Абсолютный.

Она медленно провела кончиками пальцев по своей шее. Под её бледной кожей, точно под копирку повторяя рисунок на экране, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих линий. Это длилось одно мгновение, но Хавьеру показалось, что он заглянул в бездну.

Он отшатнулся.

Он не победил. Не уничтожил угрозу. Он просто провёл нового, более совершенного хищника к власти, расчистив ему дорогу телами и сломанной душой своей сестры. Вся его боль, вся ярость, вся жертва — всё это было топливом для её восхождения. Он был её тараном. Её ключом. Её тупым, кровавым инструментом.

— Что ты наделала… — это был не вопрос. Это был шёпот человека, который смотрит на руины своего мира.

Взгляд Лены сместился, сфокусировался на чём-то за его спиной, в стороне медицинского отсека, где спала Люсия.

— Оптимизацию, — ответила она. Её голос оставался таким же бесцветным. — А теперь нужно убрать лишние переменные. Свидетелей. Тех, кто живёт вне системы.

Она снова посмотрела на него. В её глазах не было приказа. Была уверенность. Уверенность программы, знающей, для чего предназначен каждый её компонент.

— Начнём с «Отшельников» на «Пике Змея». Они — аномалия, угроза порядку, потому что живут вне сети. Ты устранишь их.

Она не спрашивала. Она констатировала. Она давала ему новую цель, потому что знала, что он, Хавьер Рейес, не может существовать без цели. Он — оружие. А оружию нужен тот, кто будет нажимать на спусковой крючок. И она только что стала этим единственным, главным оператором.

Он смотрел в её пустые, светящиеся синевой изнутри глаза. Он видел свой следующий приказ. Видел свою следующую бойню. Видел свою новую клетку, которую он с таким трудом построил собственными руками.

И его мир, который он только что с таким трудом собрал, рассыпался. Не в пыль. В набор бессмысленных, неработающих деталей. Победа оказалась бракованной запчастью.

Глава 15: Нулевой пациент

Тишина после крика всегда обманчива. Она не лечит, а лишь подчёркивает глубину раны. В лаборатории станции «Хеймдалль-7» тишина была именно такой: густой, тяжёлой, пропитанной озоном сгоревших протоколов. Эта тишина заставляла слышать то, чего не было — фантомное эхо предсмертного вопля «Пастыря».

Хавьер стоял неподвижно. Его тело, отточенный за годы войны механизм, превратилось в камень. Боль в простреленном боку, рваная рана на руке, гудящая от усталости спина — всё это стало фоновым шумом, не имеющим значения. Он смотрел на голографический дисплей, где нейронная карта мозга Михаила Орлова пульсировала ровным, здоровым сиянием. Не мозг пациента. Мозг крепости.

Рядом, в отражении голограммы, стояла Лена. На её бледной коже под линией челюсти едва заметно тлела синяя сеть импланта, как паутина, подсвеченная изнутри. Она была спокойна. Это было самое страшное. Не триумф, не злорадство, а спокойствие программы, завершившей вычисление.

— Я не лгала, Хавьер. — Её голос был ровным, без единой трещины. Словно в венах — не кровь, а хладагент из криокапсулы брата. — Я сказала, что спасу твою сестру. Я убрала протокол. Я сказала, что спасу своего брата. Я вернула его из рук Консорциума. Сделка выполнена с абсолютной эффективностью.

Его губы едва шевелились. Слова выходили с хрипом, будто он пытался выплюнуть битое стекло.

— Ты… ты не лечишь его.

— Лечение — неэффективный термин. Устаревший. — Лена сделала шаг к капсуле брата, её силуэт наложился на его неподвижное тело. — Я использую его уникальное состояние для создания идеальной защиты. Он — краеугольный камень. Нулевой пациент и нулевой страж моей системы. Его разум, повреждённый старыми протоколами, стал непроницаемым для любого внешнего воздействия. Он — мой брандмауэр.

Хавьер перевёл взгляд на Люсию. Она сидела на полу, прислонившись к стальному основанию медицинского кресла, и смотрела на Лену с ужасом человека, который только что вырвался из клетки и увидел, что его тюремщик просто сменил лицо.

— А теперь, — продолжила Лена, её тон не изменился, она словно зачитывала условия контракта, — у меня есть предложение для тебя. Ты — идеальный исполнитель. Функция, доведённая до совершенства. Я могу дать тебе цель. Настоящую. Не эту сентиментальную погоню за призраками прошлого. Порядок требует силы. Я — порядок. Ты — сила.

На протяжении всего её монолога из динамиков станции доносился тихий, ритмичный звук. Тум-шшшш… Тум-шшшш… Криогенный насос, гонящий хладагент по венам Михаила. Медленное, неживое сердцебиение нового мира, который рождался на его глазах. И он, Хавьер, был его акушером.

Шок отступал. На его месте не осталось ничего, кроме звенящей пустоты и веса пистолета на бедре. Осознание приходило не эмоцией, а холодной, физической тяжестью собственного оружия.

Он перевёл взгляд на Люсию. Она поморщилась, прижала тонкие пальцы к виску. Дышала часто, поверхностно. Хавьер сделал шаг к ней, инстинктивно, но замер на полпути. Что он мог сделать? Прикоснуться? Слова? Все его инструменты были бесполезны.

— Что с ней? — вопрос сорвался прежде, чем он успел его обдумать.

Лена обернулась. В её взгляде не было сочувствия, только клинический интерес аналитика, наблюдающего за побочным эффектом.

— Протокол стёрт, — констатировала она. — Но его эхо осталось. Информационный шрам в её синапсах. Она была королевой улья, Хавьер. Она слышала их всех. Чувствовала их страх. Теперь в её голове навсегда останутся призраки — фантомные боли, предсмертные крики и липкий ужас каждого, кого она контролировала.

Она сделала паузу, давая словам впитаться.

— Она будет просыпаться по ночам от агонии человека, умершего за тысячи километров отсюда, потому что его разум когда-то был частью её сети. Это побочный эффект, который я не могла устранить, — буднично добавила Лена, словно речь шла о незначительной программной ошибке.

Хавьер смотрел на сестру. Та самая тишина, о которой она мечтала, оказалась заполнена чужими криками. Он не освободил её. Он запер её в комнате пыток, из которой не было выхода.

— Но я могу это контролировать. Только я. Моя система способна создать для неё «фильтр». Ментальный щит, который заглушит эти голоса. Если ты уйдёшь, ты обречёшь её на вечную пытку. Медленное, мучительное сумасшествие. Подумай об этом, Хавьер. Останься со мной, и она получит покой. Уйди — и ты будешь до конца своих дней смотреть, как она распадается на части. Выбор прост. Логичен.

Последний удар. Последний гвоздь в крышку гроба его так называемой победы. Хавьер посмотрел на свои руки. На сбитые костяшки, на запёкшуюся кровь под ногтями. Эти руки убивали, ломали, пробивали путь. И всё ради чего? Чтобы доставить сестру из одной тюрьмы в другую, более изощрённую.

Ярость, кипевшая в нём мгновение назад, схлынула. На её месте не осталось ничего, кроме холодной пустоты и абсолютной ясности. Все эмоции сгорели, оставив после себя лишь твёрдое, безжалостное решение. Роль Стража не была окончена. Она только что началась. Заново.

Он медленно поднял руку. Движение было тяжёлым, но отточенным до автоматизма. Пистолет, висевший на тактическом ремне, лёг в ладонь. Знакомый вес, единственная константа в этом рушащемся мире. Щелчок снятого предохранителя прозвучал в стерильной тишине лаборатории как выстрел. Громко. Окончательно.

Ритмичное «тум-шшшш…» насоса продолжалось, не обращая внимания.

— Моя цель… — голос Хавьера был тихим, сдавленным, лишённым всяких эмоций. Просто констатация.

Лена не обернулась. Её пальцы продолжали скользить по голографическому интерфейсу, вспыхнувшему на её запястье.

— Предсказуемая эмоциональная переменная. Вероятность — восемьдесят семь и четыре десятых процента. Я учла это.

— …защищать её, — закончил он, игнорируя её слова. — От таких… как ты.

Он поднял пистолет, мушка нашла её затылок.

— Нет.

Голос Люсии. Слабый, но твёрдый, как стальная проволока. Он прервал их обоих, заставив мир на мгновение замереть. Хавьер повернул голову. Лена застыла, её пальцы зависли над клавиатурой.

Люсия медленно поднялась на ноги, опираясь о кресло. Она смотрела прямо на Хавьера, и в её глазах больше не было ужаса. Только бездонная усталость и что-то новое, несгибаемое.

— Хватит, — сказала она. — Хватит решать за меня. Хави… — она на мгновение замолчала, собираясь с силами. — Я выбираю тебя. Я выбираю свободу. Даже… даже с призраками. Лучше крики, которые я слышу, чем тишина, которую мне подарят.

Это было её решение. Не его. Не Лены. Её собственное. Хавьер снова навёл пистолет на Лену, его палец начал давить на спуск.

В этот самый момент Лена закончила ввод команды.

— Поздно, — сказала она.

Станция ожила. Под потолком вспыхнули красные аварийные лампы, заливая белую лабораторию кровавым светом. С оглушительным скрежетом из пазов в стенах и потолке поползли вниз тяжёлые титановые заслонки, отрезая окна и выходы.

Москва. Три часа ночи. Ситуационный центр Службы Внешней Разведки был островом искусственного света в океане спящего города. Полковник Кирилл сидел перед огромной тактической картой, занимавшей всю стену. Он медленно вращал между большим и указательным пальцами потёртый советский полтинник. Решка. Орёл. Решка.

На карте мигала красная точка над ледяным щитом Исландии. «Хеймдалль-7». Рядом висело досье: ОРЛОВА, Е.С. Статус: АРХИТЕКТОР. Угроза: ВЫСШАЯ.

— Полковник, на объекте боевая тревога, — голос молодого аналитика был напряжённым. — Похоже, Рейес пошёл против неё.

Кирилл не ответил. Орёл. Решка. Он ожидал этого. Лена, при всей её гениальности, обладала слепым пятном перфекциониста. Она видела людей как переменные, но некоторые переменные были иррациональны.

— Ожидаемо, — наконец произнёс он. Монета замерла на ребре, покачнулась и упала орлом вверх. — Она недооценила его привязанность. Это её первая серьёзная ошибка.

Он перевёл взгляд на другую карту. Балканы. Труднодоступный горный район, помеченный как «Пик Змея». Место, где нашли убежище «Отшельники».

— Она захочет зачистить их, — сказал Кирилл, скорее себе, чем аналитику. — Это её следующий логический шаг. Устранение аномалий. — Он сделал паузу. — Отправить группу «Восток-Семь». Немедленно.

— Приказ? — уточнил аналитик. — Захват Орловой?

Кирилл медленно покачал головой.

— Нет. Цель — не вступать в контакт. Только наблюдение. Я хочу знать, как работает её сеть. Как она использует своё оружие. Пусть покажет нам его в действии. На ком-нибудь другом.

Аналитик замер, осознавая приказ. Они собирались принести в жертву целое поселение, чтобы изучить нового хищника.

— Понял, товарищ полковник.

Кирилл снова подбросил монету. Он не чувствовал ничего. Ни жалости, ни азарта. Только холодный интерес исследователя. Лена Орлова создала нечто новое. И прежде чем это уничтожить, нужно было тщательно изучить, как оно убивает.

Из гладких стен коридора бесшумно выдвинулись автоматические турели. Их объективы, чёрные зрачки бездушных хищников, мгновенно сфокусировались на них.

— Уходи! — рыкнул Хавьер, хватая Люсию за руку и дёргая за собой.

Первая очередь прошила воздух там, где они только что стояли, высекая из титанового пола сноп искр. Он больше не думал. Тело работало само. Отступать, укрываться, стрелять. Не на поражение — это было бесполезно. По сенсорам. По кабелям питания, змеящимся вдоль стыков стеновых панелей.

— Справа! — крикнула Люсия, её голос был тонким, но отчётливым в грохоте стрельбы.

Хавьер развернулся, не целясь, дал короткую очередь. Пули разбили красный оптический сенсор турели. Та задёргалась и замерла, слепая. Он отступал вдоль коридора, таща за собой сестру. Она больше не была пассивным грузом. Она смотрела по сторонам, её взгляд, натренированный на поиске деталей, выхватывал угрозы раньше него.

— Вентиляция! Над той панелью! — крикнула она.

Он понял. Один точный выстрел. Пуля пробила тонкий металл, попав в силовой кабель. Свет в коридоре мигнул и погас. Турели замерли. Лена контролировала станцию, но её контроль не был абсолютным. Хаос всегда находит щели.

Они бежали в темноте, спотыкаясь, ориентируясь по слабым отсветам на стенах. Они снова были командой.

В центральной лаборатории Лена Орлова стояла перед голографическим монитором. Она не смотрела на схему коридоров, где две крошечные точки пробивались к выходу. Это было уже неважно. Она смотрела на ровные, спокойные линии энцефалограммы своего брата. Она легко, почти невесомо, прикоснулась кончиками пальцев к холодному стеклу его криокапсулы.

— Начинаем, Миша, — прошептала она. — Фаза первая. Построение нового порядка.

Хавьер ударил плечом в дверь аварийного выхода. Замок со скрежетом поддался. Он вывалился наружу, таща за собой Люсию.

Их ослепил свет. Не искусственный, а настоящий, дневной. Их ударило ветром. Не стерильным потоком из вентиляции, а ледяным, режущим исландским ветром, несущим заряды колкого снега.

Они стояли на металлической платформе, окружённые бесконечным белым безмолвием. Свободные. И абсолютно беззащитные. Позади гудела станция-крепость, их тюрьма и колыбель нового монстра. Впереди простиралась ледяная пустыня.

Они были главными целями самого опасного хищника на планете. Хищника, которого они сами породили.

Война только что началась.