Транспортный вариант

7

— … О нем я почти ничего не знаю. На этом и строился расчет. Если меня задержат, даже нечего рассказать. Обрывки незначащих фраз, обмолвки.

— Что вам известно о его прошлом?

— Об этом я могу только догадываться. На свободе он был временным безымянным статистом. Да и не стремился кем-нибудь стать. В колонии, как я понял, его знали такие же, как он. С ним считались, кто-то перед трепетал.

Много на эту тему он не распространялся.

Зато мог часами рассуждать о всяких хитростях и уловках. Это была его любимая тема, в этом вопросе он мог считаться докой. Но особенной заботой были документы, кривы

— Он всегда рекомендовался приезжим…

— Да. Но если бы вы его задержали и направили бы запрос: «Проживает ли такой-то по такому-то адресу и где в настоящее время находится?» наверняка поступил бы ответ: «Человек, которым вы интересуетесь, действительно здесь проживает, действительно убыл к вам и ничего компрометирующего за ним нет». Так он старался все обставить. Обычно долго охотился за нужными документами. В последнее время, я знаю, он искал бумаги какого-нибудь инвалида труда или детства, не состоящего на воинском учете. Короче: все его мысли были заняты тем, как бы ввести в заблуждение того, кто потом будет его искать.

— Арсенал был действительно разнообразен?

— Нет. Мог подбросить на месте преступления окурки, хотя сам не курит.

Какие-нибудь характерные, вроде от «Герцеговины Флор». Или фляжку от коньяка — сам пил мало. Покупал, а после дела сразу уничтожал запоминающиеся куртки, шапочки. Подыскивал временные норы в разных частях города и пригороде, чтобы было куда скрыться, залечь на несколько дней, переодеться.

Главное же, была похвальба. Где швейцару бросил червонец, где старушке уборщице подарил букет белых калл. Люди же не думают о том, что жулик бросает им малость от того, что у них же отнял.

Денисов стоял у балконной двери, рядом с трюмо.

Отсюда была хорошо видна скромная обстановка квартиры адвоката — стол с кроватью, шкаф, книжные полки, трюмо. Комната казалась незаставленной: каждая вещь ютилась словно сама по себе и не хотела иметь ничего общего с остальными. Обои цвета незрелых помидоров усиливали впечатление неуюта.

Напротив Денисова, у окна, стоял дежурный следователь прокуратуры, на подоконнике в металлическом футляре поблескивал небольшой диктофон.

— В момент осмотра на столе, — диктовал следователь, будто не в микрофон, а прямо на магнитную ленту, медленно переползавшую с одной черной катушки на другую, — находятся документы: черновик заявления по иску Росглаводежды к Чертановской оптовой базе, коммерческий акт…

По звонку Денисова к дому Шерпа прибыло почти одновременно несколько оперативных групп — с Петровки, из райуправления, из отделения милиции, на территории которого произошло ЧП. С самого начала все взял в свои руки следователь, производивший теперь осмотр, — его знали как специалиста. Об этом же свидетельствовал и диктофон, который он по собственному почину брал на места происшествий, чтобы не сидеть за протоколом, а быть полнокровным участником осмотра.

Вторым после следователя был начальник отделения уголовного розыска Сапронов из райуправления — немолодой, со шрамом на щеке, руководивший действиями оперативной группы. Он подробно расспросил Денисова о Шерпе и Белогорловой, но ему мнения собственного не высказал и даже, как показалось Денисову, старался его не замечать: транспортная милиция территориально отношения к происшедшему не имела и функции ее на месте происшествия были чисто наблюдательными.

— Телеграмма из Куйбышева, — продолжал диктовать следователь, — о смерти гражданки Шерп Эф Эс, заверенная районным загсом, авиабилет на рейс Куйбышев — Москва… Личные записи…

— Приводить записи будете полностью? — спросил Сапронов. Он помогал эксперту-криминалисту, возившемуся с вещественными доказательствами.

Следователь остановил вращавшиеся бобины.

— Начальных слов будет достаточно, — ответил он. — Бумаги мы изымем… — речь шла о записках Шерпа.

Потом он снова включил диктофон:

— …Начинающиеся словами «что-то случилось с часами…».

Денисов еще раньше переписал записку к себе в блокнот: она перекликалась с другими похожими, приобщенными к уголовному делу о наезде на Белогорлову:

«…Что-то случилось с часами. Они показывают 17.30, завтрашнее число, к тому же воскресенье. А сейчас пятница и недалеко до полуночи. Не знаю, как привести все в соответствие — дату, день недели, часы и минуты. Да и нужно ли? Как я мог допустить такую оплошность?

Как жить теперь?»

— Жить не хотел, — прокомментировал записку один из понятых.

Другой понятой была уже знакомая Денисову соседка адвоката.

— Я все написала, как вы сказали, — сразу же сообщила она, когда Денисов пришел, чтобы вызвать по ее телефону «скорую» и оперативную группу — он не хотел нарушать обстановку в прихожей Шерпа. — Написала и положила ему в почтовый ящик.

Несмотря на близкое соседство, она, чувствовалось, впервые находилась в квартире адвоката, осматривалась с откровенным любопытством: фотография собаки, приколотая булавкой к стене, наполовину выдвинутый из-под кровати чемодан.

— Такое впечатление, будто Шерп что-то искал, — эксперт-криминалист воспользовался тем, что диктофон был выключен. — Карманы костюма и пальто в шкафу вывернуты, хотя и не полностью.

— Вот и чемодан тоже, — кивнул следователь. — Его определенно двигали.

— В то же время пистолет на месте…

— А гильза? — за каждой деталью стояла своя версия происшедшего.

— Я догадываюсь, почему адвокат не запер входную дверь, — сказал вдруг начальник отделения розыска Сапронов, появляясь из прихожей. — Зачем он утопил ригель замка и закрепил «собачку»?

К нему обернулись.

— Чтобы после смерти не пришлось взламывать дверь! — Подумав, он сформулировал ту же мысль иначе: — Не хотел никому причинять беспокойства.

Типично для самоубийства! Убийца, наоборот, захлопнул бы — пока обнаружат, чтоб и след простыл…

— Деликатный мужчина, — подтвердил понятой, комментировавший до этого посмертную записку. Он жил ниже этажом. — Где бы ни встретились, обязательно поздоровкается!

— Это точно, — поддержала соседка. От нее тоже ускользнула скрытая для постороннего взгляда борьба точек зрения: — самоубийство, убийство?

В начале третьего часа приехал Бахметьев со следователем линейно-следственного отделения. Денисов наблюдал за ними из окна:

Бахметьев что-то сказал шоферу «газика», первым прошел в подъезд.

— Кто-нибудь слышал выстрел? — были его первые слова.

— Соседи, — Денисов встретил его В дверях. — Слышали, по не придали значения.

— Как он лежал?

Начальник отделения розыска Сапронов, угадав в Бахметьеве большое транспортное начальство, аккуратно вошел в разговор:

— Поперек коридора. Точнее, сидел на калошнице под вешалкой. После выстрела его подало вперед и чуть в сторону. — Он первым и сообщил Бахметьеву рабочую версию. — Шерп явно не ожидал, что Белогорлова останется в живых. В общих чертах он уже представлял себе ситуацию и направление первоначальных действий.

— В записках ничего нет о Белогорловой? — Бахметьев обернулся к

Денисову.

— Только косвенно. Вернее, можно заподозрить, что это о ней.

— А о причинах? Что произошло между ними?

— Об этом ни строчки.

— И о ее муже? — спросил представитель линейно-следственного отделения.

— Старкове? Нет.

Ответы Денисова не удовлетворили Бахметьева:

— Надо поискать — что-то наверняка должно быть! — Потом он спросил: — Откуда у Шерпа мог быть пистолет? И вообще навыки в обращении с оружием?

— Ну, это просто, — Денисов вздохнул. — Он занимался судебной баллистикой. Мне заведующий консультацией сказал.

— Занимался профессионально? — перебил Бахметьев.

— Работал экспертом.

Они говорили шепотом, хотя труп адвоката увезли.

Кроме небольшого бурого пятна на циновке, ничто не напоминало о трагедии.

— Это меняет дело, — Бахметьев достал из кармана платок, поднес к поврежденному глазу.

Они прошли в комнату. На тумбочке сотрудник оперативно-технического отдела готовился упаковать миниатюрный, величиной с сигаретную пачку, пистолет.

— Из этого? — спросил Бахметьев.

Не верилось, что блестящая элегантная игрушка могла стать причиной чьей-то гибели.

— «Фроммер», калибр 6,7 — объяснил специалист. — Аккуратная штучка.

Задумана, между прочим, как оружие ближнего боя, — единственный человек на месте происшествия — эксперт смотрел на события, связанные с гибелью адвоката чуть отстранение, занятый в первую очередь технической стороной дела.

— Отпечатки пальцев есть? — спросил Бахметьев.

— В том-то и дело, что нет.

— Может, между ладонью и металлом что-то находилось?

— Конечно, — эксперт как-то поспешно согласился. — Я смотрел накоротке.

При таком освещении… Понимаете сами.

— Темновато для осмотра, — согласился Бахметьев. — А что гильза?

— Надо проверить задний срез патронника. По-моему, приличный след.

— Гильза валялась у двери, — сказал Денисов.

— Нет, стрелял он из этого пистолета, — снова вступил в разговор начальник отделения розыска. — Это неоспоримо. — Казалось, он возражал Денисову, хотя тот ничего еще не сформулировал, только готовил.

— Пуля не обнаружена? — продолжал интересоваться Бахметьев.

Сапронов покачал головой:

— Выходного пулевого отверстия нет.

— Что покажет вскрытие…

Бахметьев надел очки, быстро просмотрел содержание последних записок Шерпа, скопированных Денисовым. Выхваченные без связи с делом Белогорловой, они выглядели путаными, отрывочными, не говорившими о главном.

— «Не знаю, как привести все в соответствие — дату, день недели, часы и минуты. Да и нужно ли? Как я мог допустить такую оплошность? Как жить теперь?» — Бахметьев вернул блокнот Денисову, снял очки. — Такое впечатление, что у него совсем опустились руки.

Сапронов поддержал:

— Когда соседка увидела Шерпа следившим за Белогорловой и ее знакомым, она его едва узнала. Говорит, на нем лица не было!

Бахметьев ничего не знал о показаниях соседки из третьего подъезда:

— Когда она их видела?

— С неделю назад.

— В какое время?

— В девятнадцать с минутами. — Начальник отделения розыска понял, почему Бахметьев задал вопрос, сразу уточнил. — Белогорлова могла успеть сюда после работы.

— Она запомнила второго мужчину?

— Нет. Я только недавно с ней разговаривал: не помнит.

— А возраст, одежду?

— Только приблизительно. Она видела его со спины. Пальто, шапка. Ростом выше библиотекарши.

— Не Старков?

— Муж Белогорловой? — переспросил Сапронов. — Вряд ли. Шерп не реагировал бы так болезненно. И так решительно.

Бахметьев почувствовал его убежденность.

— Вы мыслите, что адвокат причастен к случившемуся в Коломенском?

Начальник отделения розыска кивнул на маленький блестящий «Фроммер», который эксперт-криминалист в это время как раз упаковывал:

— Сначала, предположим, из этого пистолета он стрелял в Белогорлову, а когда узнал, что библиотекарша жива, убил себя. — Сапронов помолчал: — Знаю, вы можете возразить: у Шерпа алиби, во время разыгравшейся трагедии он был в аэропорту. Но я и не утверждаю, что адвокат стрелял сам. Стрелял другой, а Шерп вложил ему в руку пистолет. Типичный случай… — Поскольку никто ему не возразил, он закончил: — За пистолетом он мог уехать сразу из института Склифосовского, поэтому ваш младший инспектор и не застал его в реанимации.

Начальник отделения розыска обращался преимущественно к Бахметьеву и обоим следователям.

— Что ты скажешь? — Бахметьев обернулся к Денисову. — Исполняющий обязанности заместителя начальника розыска? — он намеренно подчеркнул нынешнее положение Денисова в отделе перед его коллегой из райуправления.

— В адвоката стреляли, — сказал Денисов. Теперь, с опозданием, он ответил на главный вопрос Бахметьева, который тот так и не задал. — Преступник сделал то же, что и в Коломенском. Только там пуля угодила в рефрижератор.

— Ты считаешь, — уточнил Бахметьев, — что Шерп и Белогорлова были по одну сторону, а стрелявший по другую…

— Здесь, в прихожей, гильза от патрона оказалась левее, — он показал сбоку от калошницы, — А окно выбрасывателя во «Фроммере» справа…

— Гильза могла срикошетировать, — возразил Сапронов.

За окном послышался шум машины, Денисов вернулся к балконной двери, взглянул вниз. Из подъехавшего такси вышли двое, он узнал заведующего юридической консультацией. С ним была женщина.

«Жена Шерпа», — понял Денисов.

Хлопнувшая дверь внизу, движение лифта — удивительная звукопроницаемость подъезда — отметили приближение вновь прибывших.

Звонок в передней коротко звякнул. Дверь была не закрыта. Женщина вошла в переднюю, сделала несколько шагов. Лицо ее побледнело.

— Воды! — крикнул кто-то.

В кухне нашелся валокордин. Вдова сбросила шубу.

Отказавшись от лекарства, прошла в комнату. Заведующий консультацией прошел следом, но быстро вернулся, вместе с Денисовым вышел в коридор.

— Я хотел показать вам одну его запись, — сказал Денисов. — Вам, наверное, она скажет больше, чем мне. — Он показал текст, обнаруженный им на квартире Белогорловой.

— «Во всем, — проглатывая отдельные слова, быстро читал Фесин, — ищу тайный смысл… Даже когда автобусы выстраиваются в ряд… „Вяжите меня, я убийца!“» Да-а… — Он сунул руку в карман, очевидно, за леденцами, потом взглянул на Денисова. — Зная Игоря Николаевича, — наконец сказал он, — я думаю, что речь идет о жене. Ему казалось, что супруги должны продолжать жить вместе, что бы ни случилось, что он поступает жестоко, что солнце упадет на землю и прочее в случае его ухода… Между прочим, — он снова поискал в карманах, достал вчетверо сложенный листок, передал Денисову. — То, что вы просили.

Денисов увидел номер телефона и фамилию — Почтарев.

— Наш адвокат, — объяснил Фесин. — Но учтите: утром он улетит. Он уже неделю сидит в крупном процессе в Николаеве. Сегодня у них был перерыв.

Назад возвращались молча.

Поверх плеча Бахметьева Денисов в лобовое стекло следил за дорогой.

Улицы были пусты, по сторонам неярко горели светильники. Небо впереди казалось ровно замазанным густой черной краской.

Недалеко от платформы Коломенское, как и договорились, Денисов вышел: надо было срочно созвониться с Почтаревым, пока тот не уехал в аэропорт.

— Морозно! — он поднял воротник, обернулся к машине.

— Ну и весна! — Бахметьев тоже приоткрыл дверцу. — Минус пятнадцать, не меньше. Позвони мне, если появятся новые обстоятельства!

— Я побежал.

В помещении старого линейного пункта на платформе было душно от раскаленной печи. Постовой — старослужащий, — сбросив шинель, шуровал в топке. Еще на пороге, почувствовав жару, Денисов сдернул шарф. Окно линпункта — было открыто. Постовой и сам понял, что переусердствовал.

— Алло! — Денисов сначала позвонил в отдел дежурному. — Это Денисов…

— Денисов! — крикнул в трубку помощник дежурного, освободившись. — Запоминай! — он прочитал по черновой книге. — Звонили из Расторгуева насчет гражданина, продавшего кольцо…

— Он установлен? — обрадовался Денисов.

— Кажется, нет. Просили приехать пораньше. Лучше часов в шесть.

Начальник линпункта будет на месте.

— Понял, можно вычеркнуть. А еще?

— Вычеркиваю, — легко отозвался помощник. — Больше никто не звонил.

«Может, Шерп и хотел связаться со мной, но не смог… — подумал Денисов. — Было уже поздно».

Он пальцем утопил рычаг аппарата, набрал номер, переданный заведующим юридической консультацией.

«Какая нелепость — то, что мы не встретились, — подумал Денисов о Шерпе, — я бы мог помочь еще раньше, до случая с библиотекаршей. Только бы знать, откуда грозила беда». Но с другой стороны, получалось, что за весь период, что Денисов занимался делом Белогорловой, адвокат пробыл в Москве всего несколько часов.

На другом конце провода трубку сняли не сразу. Потом мужской голос сдавленно спросил:

— Кого?

— Вы Почтарев? — инспектор заговорил тише, словно и он мог разбудить спавших в квартире Почтарева людей.

— Да. Что случилось?

— Говорит инспектор Денисов из транспортной милиции. Ваш телефон мне дал Фесин.

Постовой, который все еще оставался в кабинете, передвинул стул, чтобы Денисов мог сесть. На всякий случай прикрыл окно. Денисов благодарно кивнул.

— Вам что-нибудь известно, относящееся к судьбе Игоря Николаевича?

— Что с ним? — Почтарев перешел на шепот.

— Его нашли мертвым.

— Сейчас?

— Несколько часов назад. В своей квартире. Когда вы в последний раз его видели?

— На прошлой неделе.

— Шерп был один?

— Мне показалось, что с ним были еще женщина и мужчина. Игорь Николаевич странно себя вел.

Денисов сразу заинтересовался:

— Когда можно с вами увидеться?

— Утром я уезжаю.

— Может, сейчас? Где вы живете?

— Ломоносовский проспект…

— Побудьте у телефона. Я сейчас перезвоню.

Денисов позвонил на квартиру Шерпа, попросил к телефону следователя.

Тот внимательно слушал.

— Где вы сейчас находитесь? Так. Выходите на площадь. Сапронов за вами заедет. Через двадцать минут вы будете на Ломоносовском.

Почтарев ждал их у подъезда.

— Неожиданный печальный финал, — он протянул руку. Пожатие оказалось вялым. — Извините, не приглашаю. Однокомнатная квартира. Девчонку разбудим — до утра проплачет. Не уснет!

Денисов и начальник отделения розыска Сапронов прошли в подъезд. В нише рядом с лыжами, старым картонным ящиком стояло несколько санок. Денисов снял одни, не имевшие спинки, поставил на полозья.

— Садитесь, — сам он остался стоять.

Разговор в основном вел начальник отделения розыска райуправления. Это было его преимущественным правом.

— Вы хорошо знали Шерпа? — спросил Сапронов.

— В консультации есть, конечно, адвокаты, которые работали с ним дольше. Фесин, например. Еще несколько человек. — Почтарев подумал. — Но, по-моему, у нас были неплохие отношения. Мы уважали друг друга. Он передал мне часть своей персональной клиентуры.

— Он был откровенен с вами?

Почтарев покачал головой:

— Об этом не могло быть и речи. Улыбка, доброе слово. Начинающему адвокату поддержка опытного метра, пожалуй, нужна, как никому.

Сапронов и Почтарев сидели рядом, вполоборота друг к другу. Денисов слушал их стоя.

— Вам приходилось бывать у него дома?

— Один раз. Я заезжал за кассационной жалобой.

Надо было срочно отправить в суд. Шерп болел.

— Что-нибудь привлекло ваше внимание в его частной жизни?

Взаимоотношения в семье?

— Нет. Жена сделала по чашке крепкого кофе. Перекусили втроем. И я уехал.

— Это было в квартире у метро «Варшавская»?

— В другой. У метро «Бауманская».

— Теперь расскажите, где вы встретились с ним в последний раз.

— Я как раз хотел к этому перейти. — Почтарев выше притянул колени. В подъезде было холодно. Модная курточка с застежками, которую он второпях, натянул, не могла его согреть. — После ухода Шерпа из консультации к его отсутствию постепенно стали привыкать.

Некоторые клиенты по старой памяти еще спрашивали его, просили телефон.

Он никого не принимал. Вскоре они поостыли. За год я не видел Игоря Николаевича ни разу. Я очень несвязно рассказываю? — спросил Почтарев вдруг.

— Ничего.

— И вот с неделю назад иду я в один дом, куда меня пригласили. Рядом с Москворецким райздравотделом.

Знаете?

— Территория нашего обслуживания, — кивнул Сапронов, — рядом с железной дорогой.

— Там действительно поблизости платформа.

«У ремонтирующегося здания, — Денисов отыскал свой ориентир. — В этом деле оно словно дом с привидениями…»

— Я о чем-то задумался, — продолжал Почтарев, — не видел, кто идет впереди меня.

— В какое время это было?

— В самом начале восьмого часа. Вечером. Было много прохожих. Я шел медленно, мне назначили к половине восьмого. Внезапно обратил внимание: трое людей идут в одном ритме. Мужчина с женщиной впереди и еще мужчина сзади. Я бы не обратил внимания, если бы мужчина, идущий сзади, намеренно не сменил ногу.

Он тоже почувствовал, что привлекает к себе внимание.

Я пригляделся. Это был Шерп.

Начальник отделения розыска что-то быстро начал набрасывать карандашом у себя в блокноте, шрам у него на щеке покраснел от холода.

По подъезду гулял ветер. Денисов отошел к выходу, туже притянул дверь.

За картонной коробкой, в нише, нашлась тряпка, Денисов подложил ее к дверям, чтобы меньше дуло. По роду службы ему нередко по ночам приходилось обживать чужие холодные подъезды.

— На него невозможно было смотреть, — продолжал Почтарев. — Таким я Игоря Николаевича никогда не видел. Сосредоточенный, сжатый. А главное, обернувшись и узнав меня, он сделал знак, чтобы я не подходил. — Почтарев постучал промерзшими ботинками. — Может, все-таки подняться ко мне?

— Мы скоро, — начальник отделения розыска теперь не отрывался от своих записей, — вы смогли бы описать двоих, которые шли впереди? Вы уверены, что они не замечали его?

Денисов понял:

«Из многих возможных версий Сапронов избрал ту, от которой я, взвесив все „за“ и „против“, отказался.

Коротко ее можно обозначить пословицей, приведенной заведующим юридической консультацией: „Седина — в бороду, бес — в ребро!“»

— Не знаю, — сказал Почтарев, — его трудно было не заметить.

— А насчет примет?

— Пожалуй, женщину бы я узнал. Молодая, в красном пальто. Небольшого роста.

— А спутник?

— Его я видел только мельком, ничего не заметил. Да он и интересовал меня меньше!

— А что можно сказать о Шерпе последнего периода? — Сапронов захлопнул блокнот. — Стал ли он больше следить за собой? Лучше одеваться?

— Безусловно, — Почтарев поднялся. Его била дрожь.

Пора было заканчивать разговор. — В то же время был словно тоскливее, сентиментальнее. В процессе как-то начал цитировать стихотворение и вдруг прослезился. Представляете?

— Что это было за дело? — спросил Сапронов. — Помните?

— Подзащитный Игоря Николаевича стрелял из ревности в женщину много моложе его. Очень романтическая история, — Почтарев собрался вызвать лифт.

Начальник отделения розыска выразительно взглянул на Денисова, переспросил:

— Из ревности?

— Да. Шерп произнес яркую умную речь…

Денисов воспользовался паузой: он давно ждал возможности задать свой вопрос. Сейчас он был кстати:

— Как Шерп относился к деньгам? Может, копил на машину, на дачу? Понимаете меня?

Почтарев нажал на кнопку лифта — кабина вверху начала плавное скольжение вниз.

— То есть, продал бы Шерп за деньги душу дьяволу? — он покачал головой. — Ни в коем случае. Это был человек противоречивый, всегда неудовлетворенный. Но честный по самой сути. — Как раз это Денисову было важно знать.

— У меня есть предложение, — начальник отделения розыска тронул Почтарева за руку. — Что вам, невыспавшемуся, мотаться по автобусам?

Давайте проедем сейчас к нам в управление… — Рассказ Почтарева подкреплял его версию об обманутой стариковской любви и ревности как причинах самоубийства адвоката, и Сапронов спешил ее запротоколировать. — Оттуда мы на машине отправим вас прямо во Внуково.

— А что, — подумав, сказал Почтарев, — я, пожалуй, соглашусь.

Все сложилось к общему удовлетворению.

Было поздно. Ехать домой Денисову не имело смысла, он попросил подбросить его на вокзал. Утром его ждали в Расторгуеве.

— Наш поезд, — разнеслось из динамиков, — следует до станции… — Стук компрессоров заглушил слова проводницы, но потом ей удалось все же добавить: — С остановками по всем пунктам, кроме…

Денисов сидел в пустом вагоне. Сообщение проводницы в данном случае касалось его одного.

— Доброго вам пути!

Хотелось спать, но он не мог позволить себе задремать в пустом вагоне, да еще до отправления, хотя по привычке сидел лицом к ближайшему тамбуру, против двери, открытой на платформу.

«Другое дело, когда кто-то еще в вагоне», — подумал он.

Денисов откинул дальше назад воротник куртки, достал блокнот.

Все последние страницы содержали выписки из писем Шерпа и его вопросы по их поводу.

«Я проводил своего друга до места, откуда на бугре начиналось уродливо вытянутое двадцатиподъездное здание…» Здесь же были выписанные из эссе адвоката ориентиры: «арка», «выкрашенная в два цвета труба», «автобусная остановка», «пустырь».

Ниязову так и не удалось установить это место. Таким же невыясненным осталось и другое: «Хрустальная ладья». Почему она понадобилась Белогорловой в тот вечер? Куда она ее везла? «Поездка в Калининград».

«Неизвестный, который оказался на месте несчастного случая и предъявил пропуск на имя Дернова. Спортивная куртка, белая с красным спортивная вязаная шапочка. Лицо словно проваленное в середине. Сам он отобрал пропуск у настоящего Дернова? Или получил у третьего лица? Имел ли отношение к случившемуся с Белогорловой?»

В тамбуре раздались голоса, показалась пожилая пара с маленьким пионерским рюкзачком; супруги явно ехали проведать дачу…

Он все-таки спал.

— Расторгуево! — объявило радио. — Следующая станция Домодедово.

Он выскочил в тамбур, конец объявления дослушал уже на платформе:

— Калининскую и Ленинскую электропоезд проследует без остановок!

— Товарищ старший инспектор! — у лестницы, поднимавшейся к маленькому кирпичному домику вокзала, его ждал Паленов. — Мы здесь!

Денисов не сразу узнал того опустившегося после нескольких дней возлияний человека, которого он видел в свой прошлый приезд. Он запомнился ему почерневшим с тяжелого похмелья, в полосатом нижнем белье.

Этот Паленов был в свежем, словно только из чистки, пальто, аккуратно выбритый и подстриженный. Из уважения к Денисову он держал шляпу в руке.

В конце лестницы, под часами, стоял младший лейтенант — начальник линпункта. На всегда сонном благодушном лице бродила довольная улыбка.

Они поздоровались.

— Нашли? — спросил Денисов.

— Вроде есть маленькая зацепочка, — сказал младший лейтенант. — Но, похоже, с того дня он больше не появлялся. Квартиру он здесь снял.

— Далеко?

— Не очень.

— Заходили к нему? — спросил Денисов.

— Что вы! Я знаю. Близко не подходил. Здесь надо тонко!

— А хозяин кто?

— Есть человек, но только одно слово, что «хозяин», — бугристое лицо младшего лейтенанта поморщилось. — Копошится, а пользы — ноль. Тащит себе во двор что попадет. Где горбыль поднимет, где кирпич. Доску спасает, а дом гноит.

— Работает?

— Посменно. Поэтому я и просил, чтоб до работы.

Во время разговора Паленов не сказал ни слова — томился, видно, успел обдумать печальные последствия опрометчивой сделки.

— Ну что? Пойдемте? — предложил начальник линпункта.

Они вышли на маленькую привокзальную площадь с двумя-тремя киосками, еще закрытыми, с замершими деревьями, скрывавшими второй ряд магазинчиков.

Со всех сторон к станции спешили люди — приближалась электричка на Москву.

По пешеходному мосту от остановки бежали опоздавшие.

— Нам сюда, — сказал младший лейтенант.

Они прошли мимо универмага и углубились в массив одноэтажной индивидуальной застройки, декорированной кое-где двухэтажными, с заколоченными окнами дачами и гаражами.

— Во-он! — издалека показал начальник линпункта на один из двухэтажных домов. — Номер семь.

— Вернетесь на вокзал? — спросил Денисов.

— Да. Вы ведь, наверно, долго?

— Как получится, — Денисов оглянулся на Паленова.

— Ни пуха ни пера, — поймав его взгляд, сказал Паленов.

Дом оказался на повороте дачного бетонированного шоссе — вытянутый, асимметричный, с мансардой под крышей, с двумя калитками в заборе. Он явно принадлежал двум разным хозяевам — младший лейтенант забыл предупредить.

Впрочем, Денисов сам быстро разобрался.

Одна из половин, с разбросанными по двору постройками, прикрытыми старым железом кучками стройматериалов, производила впечатление особого рода бесхозяйственности.

Денисов открыл калитку. У террасы маячила фигура в ватных брюках, телогрейке. Приземистый, с сильными крутыми плечами человек сгружал с санок короткие гнилые доски.

— Хорошо у вас, — приблизившись, сказал Денисов. — Летом, наверное, благодать.

Человек разогнулся, взглянул подозрительно. Потом вытер руки о ватник:

— Насчет дачи, наверное?

— Насчет дачи.

Не касаясь рассохшихся перил, мужчина поднялся на крыльцо, толкнул обитую столовой клеенкой дверь:

— Сюда.

Денисов увидел внутри старый, с массивной столешницей деревянный стол, над ним тоже старую диковинную лампу, свисавшую с потолка. И две двери — в боковой придел и на лестницу. Последняя была закрыта на висячий замок.

— Здесь, — хозяин свернул в боковушку.

Денисов показал на замок:

— А там?

— Живут.

Боковая комната выглядела сырой, запущенной. Всю зиму в ней, по-видимому, не топили.

Денисов вздохнул.

— Прошлый год здесь художница жила, — хозяин-говорил с напором, будто спорил. — Хорошая женщина. Сейчас на этюдах в Средней Азии. А вы? Одни или с детьми?

— Одни, — ответил Денисов. Он не сделал попытки справиться об условиях — хозяин должен был понять, что комната не подходит. — Два человека, оба работаем, дома почти не бываем. Разве только в субботу, в воскресенье.

Они вернулись на террасу. Денисов снова показал на замок:

— Большая семья?

— Там? — хозяин по-своему истолковал вопрос. — Да нет. Один человек. От него никакого беспокойства. Сколько живет — всего раз или два появлялся!

— Давно у вас?

— С февраля.

Хозяин был малоразговорчив, себе на уме. В то же время ему не хотелось терять нового дачника:

— Не знаю, останется ли на лето.

Денисов спросил:

— Задаток не внес?

— Нет.

— Давайте, я посмотрю. Если он откажется, мы снимем. У вас там одно окно? Два?

Хозяин дачи поколебался, но недолго:

— Подождите, я вторые ключи принесу.

Он вынес из избы связку ключей, нашел нужный, открыл замок. За дверью оказалась узкая крутая лестница, ведущая в мансарду. На выкрашенных охрой ступенях лежала пыль. За второй дверью, вверху, была небольшая комнатка.

Здесь тоже стоял стол со старинной толстой столешницей, но уже меньших размеров. По ту сторону окна высилась стройная, как свеча, ель.

— Хорошо, — признал Денисов.

Угрюмый, малосимпатичный хозяин дачи неожиданно просиял:

— Я здесь жил.

Денисов огляделся: вдоль второго окна стояла металлическая, с никелированными шарами кровать, застеленная шторой. Нижние половины окон были завешаны газетами. Он не увидел ни чемоданов, ни одежды.

— А где же вещи?

Хозяин дачи засуетился, подскочил к кровати, сдернул штору. Под шторой светлел не особенно чистый, в полоску старый тюфяк.

— Все вынес! — мужчина обернулся к Денисову. — Уехал, не заплатил!

— Может, что-то осталось, — сказал Денисов. — Надо посмотреть.

Вместе с хозяином дачи он внимательно оглядел комнату — в известном смысле она оказалась абсолютно пустой. Ни клочка бумаги, ни предмета, имевшего отношение к человеку, проживавшему в мансарде. Металлические части кровати, ручки двери, замок — все было аккуратно вытерто.

Самое удивительное, Денисов обнаружил на полу у дверей — табак!

«Чтобы сбить со следа собаку! — Денисов задумался. — Но это же чисто по-воровскому!»

— Вот люди! — в сердцах пожаловался хозяин дачи. — Я бы и не заметил, если бы не вы! Все со стройкой вожусь.

Денисов вспомнил короткое гнилое долготье, которое он видел во дворе у крыльца.

— Есть планы. Да вы садитесь, — сказал хозяин.

Он сел на кровать. Панцирная сетка с визгом прогнулась почти да самого пола. Денисов подвинул себе стул, хозяин дачи сам поощрял его вопросы.

— Как же он ушел?

— Очень просто. Я ведь посменно работаю. Скользящий график: утро, ночь и двое суток выходной. Сегодня, например, с утра, но приду позже…

Денисов подсчитал дни. Выходило, что Паленов заключил злополучную сделку, когда хозяина дачи весь день не было дома.

Открылось ему и другое:

«Преступник продал кольцо в Расторгуеве, так как знал, что никогда больше здесь не появится! В тот день он ликвидировал свою нору».

— Неужели вы его не найдете и не накажете? — он посмотрел на обманутого квартиросдатчика.

— Найти можно! Я ведь тоже не прост… — хозяин дачи вдруг криво улыбнулся. Маленькая голова ушла в плечи, подбородок качнулся вперед. — Фамилию, имя-отчество я знаю. Списал с документа, он и не догадывается!

Надо только найти ту бумажку, не помню, куда дел.

— Списали? С паспорта? — Денисов был готов его расцеловать.

— Не-е! Паспорта не было. С пропуска.

— Понимаю, с пропуска, — восторг его исчез.

— Сейчас поищем! — Не обращая внимания на Денисова, он почти кубарем скатился по лестнице вниз.

Денисов сбежал следом.

— Где-то здесь должна быть…

Против старинного, с массивной столешницей самодельного стола стоял тоже самодельный кособокий буфет, сработанный кем-то, про кого говорят «у него обе руки левые».

«Наверное, сам хозяин дачи и делал», — подумал Денисов.

Тот в это время открыл обе нижние дверцы и, сев на корточки, принялся вытаскивать на свет содержимое: кастрюльки со ржавыми гвоздями, узелки и кулечки с семенами, заготовки ножей.

— Есть! — сказал он вдруг. В руке он держал пересохший желтый обрывок газеты. — «Дернов Иван И-усти-нович. Карандашная фабрика».

— Здорово, — Денисов не стал его разочаровывать. — Поедете на фабрику? — спросил он.

— Кто его знает, в какую он смену работает, — хозяин дачи бережно разгладил записку. — Как-то я на станцию шел, а он впереди меня. Посмотрю, думаю, куда поедет. Говорил, ему на работу во вторую смену.

— Он вас не видел? — спросил Денисов.

— Нет. Смотрю! А он по магазинам, на рынок. Потом на платформе сидел.

Минут двадцать! — хозяин дачи безразлично, кое-как запихнул выброшенное им назад в буфет.

— Так и не уехал?

— Уехал. Только не в ту сторону! Не в Москву — в обратную сторону. Уже перед самым перерывом движения. Какая тут работа?

«Надо срочно позвонить Сапронову, — подумал Денисов. — Хозяина дачи допросить. Попытаться составить словесный портрет, а потом и робот преступника».

Они еще поговорили.

— Я тогда дам знать, если решусь снять внизу, — сказал Денисов.

— Теперь и мансарда свободна!

— Посмотрим.

Хозяин дачи проводил его до калитки, настроение у него было испорчено.

Денисов шел медленно, стараясь больше увидеть.

«Преступник ходил по этой дорожке. Там из колодца брал воду. Здесь носил дрова…»

Рядом с дорожкой, сбоку, он увидел вдруг характерный след: рифленая подошва, усложненный узор вдоль рантов.

— Он ходил? — Денисов показал на след. — Резиновые сапоги?

— Они самые, — рассеянно подтвердил хозяин дачи. — В тот день и привез, что я рассказывал.

— Это ж мой размер! — Денисов свернул с дорожки, пропечатал свой след рядом. — Сорок третий!

— Вот как делают… — непонятно отозвался тот. Он казался совсем подавленным.

«Не рано ли я собрался? — подумал Денисов. — Может, попробовать узнать о Белогорловой? И о Шерпе?»

— В принципе мне здесь нравится, — Денисов у калитки остановился. — Свежий воздух, в магазине натуральное молоко, творог. Ресторан… — при упоминании о ресторане хозяин дачи словно оживился. — Между прочим, не этого ли квартиранта я на днях встретил? С ним еще женщина была!

— Женщина? — переспросил тот.

— В красном пальто.

— Была! — он чему-то обрадовался. Может, тому, что квартирант и не думал убегать далеко — где-то здесь. — В красном пальто. Подвозила его на машине. Мне б тогда номер списать! Тут уж все.

— Она заходила на дачу?

— Нет, сразу уехала. А где ты их видел? — незаметно перешли на «ты».

— В ресторане.

— Вот мерзавец! — хозяин дачи жалобно посмотрел на Денисова. — В ресторан есть деньги, а расплатиться за квартиру…

— По-моему, с ними был еще пожилой мужчина.

В очках, в полушубке. Высокий.

— И он был? С ними?

— Кажется. Знаете его?

Перед тем как ответить, хозяин жестко провел ладонью по давно не бритому подбородку:

— Странно. Очень похож на одного человека. Тоже, как и ты, интересовался дачей.

— И мансарду смотрел? — догадался Денисов.

— Я показал.

— Давно он был?

— Да нет, вчера к вечеру.

«Вот к кому направился Шерп из института Склифосовского!» — Денисов был озадачен.

На обратном пути в электропоезде Денисов стоял — он вбежал одним из последних. В вагоне было много людей: следующая электричка шла в Москву примерно через два часа.

«Главное: успел!..»

Ему так и не удалось спокойно подвести итоги. Сначала Паленов. Денисов не мог его ничем обнадежить.

Больше того: было некогда объяснять. Необходимо было организовать оперативную группу, чтобы по приезде сюда допросить хозяина дачи, осмотреть, уточнить, зафиксировать следы.

На линпункте Денисов только и делал, что звонил по телефону — в райуправление, к себе в отдел, дежурному.

Автоматически регистрировал новости:

— Ответ из Калининграда. Запрос юридической консультации в гостиницу «Калининград» не поступал…

— Двадцатиподъездный дом установлен. Топографически все совпадает…

Начальник линейного пункта торопил:

— Быстрее: электричка!

«Сапронов с оперативной группой сейчас, должно быть, мчит на машине в Росторгуево», — подумал Денисов.

Он стоял неудобно — в тесном, заполненном людьми проходе, следя в окне за ландшафтом. Жилые здания там неожиданно исчезли, потянулся длинный скучный пустырь с разбросанными, кое-где свалками отходов.

«Отъехали от Бирюлева-Товарного, — подумал Денисов, меняя ногу, на которую опирался. — Впереди самый унылый перегон…»

Все, что он узнал от хозяина дачи, было важно и давало какое-то представление о степени взаиморасположения действующих лиц. Но были и зацепки — торчащие концы нитей, с помощью которых в будущем можно было распутать весь клубок.

«Электричка, которую преступник ждал на платформе, когда его выследил хозяин дачи, — Денисов машинально зажал на руке большой палец. — Резиновые сапоги с броским рисунком подошвы, какие он в тот день купил. И конечно, рассыпанный у порога мансарды табак! — мысль об использованной чисто воровской уловке была, пожалуй, из трех самой важной. — Это же совсем из другой среды! Здесь не месть, не ревность!»

Даже Сапронов, предпочитавший другую версию, тоже, казалось, был озадачен, когда узнал о табаке.

— Обязательно изыму, — повторил он несколько раз в трубку, задерживая Денисова, которому надо было уже выбегать на платформу. — Пошлем на исследование…

Пока он тянул, Денисов успел еще взглянуть на расписание:

«Электричка, с которой уехал в тот день преступник, шла в Ожерелье.

Тоже — последняя перед перерывом…»

Он уже бежал по переходному мосту к платформе, когда младший лейтенант, неожиданно появившись в дверях, крикнул вслед:

— Сейчас позвонили! Дополнительный осмотр квартиры назначен на шестнадцать! Сможешь отдохнуть!

Короткие, часто непонятные записи Шерпа обнаруживались теперь в самых неожиданных местах — на постеленной у трюмо газете, на клочках бумаги, вложенных между страницами журналов и книг.

«Адвокат записывал свои мысли словно для того, чтобы скорее от них избавиться», — подумал Денисов.

Содержание записей было разным, но в большинстве своем это были характеристики собственного настроения, описания окружающего. Ни одна не содержала, например, перечня чего-то, что надлежало сделать в какой-то из дней.

На обратной стороне прикнопленной к стене фотографии эрдельтерьера Денисов между прочим прочитал:

«…При свете, падавшем из коридора, РР был хорошо виден весь. Задние лапы он придвинул слишком близко к передним, сжал шею — будто с плечами втянулся в узкий костлявый таз. — Сбоку адвокат приписал: — Благослови детей и собак!»

Жена Шерпа с самого начала дополнительного осмотра заняла место у балконной двери, откуда ночью наблюдал за осмотром Денисов. Лицо ее было теперь спокойно-сосредоточенным, замкнутым, казалось промытым до едва заметных золотистых веснушек. Видно было, что она несет свое горе кротко и с достоинством.

Следователь несколько раз предлагал ей взять стул, она молча отказывалась. Обстановка квартиры, где ее присутствия не ощущалось в течение ряда лет, была для нее непереносима. С другой стороны, чувствовалось, что она устала от дерганий и причуд мужа. Его внезапная гибель была выходом из тупика — она устраняла существовавшие между супругами противоречия.

Вместе со следователем Денисов осматривал записи Шерпа в столе и на полках, потом перешли к книжному шкафу.

— Эти книги принадлежат вашей семье? — спросил следователь у вдовы.

— Да. Многие остались от моего отца. Он был тоже юрист. От него перешли к мужу.

Денисов внимательно осматривал книгу за книгой:

«Уголовное право», «Личность преступника», «Наказание и его применения» — сочетания этих слов фигурировали во многих названиях. Шерп не исчерпывал интерес чисто научной литературой. В библиотеке были книги — мемуары начальников сыскных отделений полиции России и европейских стран.

Все, что могло представлять оперативный интерес, переносили на стол, складывали поверх старого «Книжного обозрения», оказавшегося неожиданно под рукой.

На столе уже лежало несколько бумаг адвоката, что-то вроде дневников, ускользнувших от внимания на ночном осмотре места происшествия.

И снова: частные записки, сбивчиво написанные строки.

Одна из записей была посвящена жене:

«Нас окружают мифы. И один из них о том, что моя жена когда-нибудь закроет глаза моей матери, будет с ней рядом в ее последний час и, таким образом, все станет на свои места…»

Случайно обернувшись, Денисов увидел оцепеневшие черты вдовы, читавшей посвященные ей строки; она побледнела еще больше, золотистые промоины веснушек светились как точки жира в кружке кипяченого молока.

Денисов подумал:

«Поэтому Шерп и не сказал ей о том, что летит в Куйбышев на похороны.

Бессмысленное затянувшееся соперничество женщин…» Впрочем, это уже не имело значения.

За трехтомником Витте неожиданно оказался конверт с лаконичной надписью: «Белогорлова». Конверт был канцелярский — серый, обычный, надпись была исполнена черным фломастером.

— Товарищи! — следователь обратил на него внимание понятых.

Присутствовавшие на осмотре соседи Шерпа — не те, что были ночью, подошли ближе. Следователь осторожно пинцетом перенес конверт на стол, потряс над газетой, но внутри ничего не оказалось, кроме выцветшего, трехлетней давности листка отрывного календаря.

Должно быть, Шерп еще раньше сам ликвидировал этот свой архив.

Представлялось маловероятным, чтобы кто-то уже после гибели адвоката обнаружил спрятанный в глубине полок конверт, похитил его содержимое и снова сунул конверт на место.

Следователь пробежал глазами короткую заметку календаря:

«Приготовление шпига. Советы домашней хозяйке…»

Он перевернул листок: «Двадцать четвертое августа. Восход солнца… Заход…» Следователь показал бумагу вдове:

— Вам ни о чем не говорит?

— Приготовление шпига? — вдова покачала головой. — Мы никогда не занимались хозяйством всерьез.

— А дата?

— Игорь Николаевич любил коллекционировать даты, — сказала она. — Это было его хобби. — Вдова показала на одну из записок, лежавшую поверх «Книжного обозрения»: «Удивительно! — писал Шерп. — Дело о разводе суд назначил к слушанию сначала на двадцать девятое февраля, потом на тринадцатое марта, в понедельник, а штамп в паспорте поставили первого апреля. Какие все неординарные, наполненные неясным предостережением даты», — Не так ли?

Следователь согласился.

Из участников осмотра один только Денисов мог что-то предположить, но и то, рискуя показаться несерьезным.

Это был день, про который рассказал Старков — муж библиотекарши:

«Воскресенье. Проснулся поздно: ночью дежурил.

Окно открыто. Хорошо! Котенок шуршит шторой…»

«Двадцать четвертого августа в том году, — подумал Денисов, — Белогорлова объявила мужу, что она и ребенок уезжают из Калининграда…»

Было похоже, будто Шерп и в самом деле коллекционирует даты.

— Вы не замечаете никаких пропаж вещей? — спросил тем временем следователь у вдовы. — Все на месте?

— По-моему, всё цело, — женщина пожала плечами.

— Может, отсутствуют какие-то мелкие предметы?

— Скоморох, — сказала она неуверенно. — Кукла, которую он постоянно носил с собой. Ценности не представляет. Единственно: как память.

— Кукла у нас, — следователь кивнул. — Вы ее получите. Еще вопрос. Есть подозрение, что смерть вашего мужа насильственная. Могли бы вы найти этому объяснение?

— Все знали, что он живет один, — у нее был приятный хрипловатый голос. По-видимому, она курила. — Много лет проработал адвокатом. Одно время даже гремел, — она запнулась. — А взять ничего не успели. Может, помешали.

— Врагов у него не было?

— Нет. Он был весь как на ладони. Без секрета. Даже плохо. Все о нем все знают. Раньше, бывало, приедешь — кумушки у подъезда всегда в курсе: «Кофе кончилось», «Вернулся — забыл зонтик, сигареты».

— А в последнее время?

— Не думаю, чтоб он изменился.

— Вас ждут, — предупредил Денисова постовой у входа. — Пожилой мужчина. Вон его машина, — он показал на стоянку.

— Давно приехал? — спросил Денисов. Он никого не ждал.

— Только сейчас.

Денисов поднялся к себе. Пожилой человек с серым помятым лицом, на котором выделялись черные усы подковой, стоял у кабинета.

— Вы Денисов? — в глазах мелькнуло любопытство. — Мне сказали, что вы можете появиться и сразу уехать. Поэтому я решил ждать.

— У вас дело ко мне?

— Вы занимаетесь делом Белогорловой, — он поправил пушистые усы. — Я старый друг Игоря Николаевича. Понимаете? Баранов фамилия.

— Прошу.

В кабинете он снял пальто — обычно посетители уголовного розыска сидели одеты, предпочитая не засиживаться, — повесил на вешалку в углу.

Протяжный зуммер подозвал Денисова к телефону.

— Извините. Это дежурный.

— Пожалуйста, вы хозяин.

— Звонили из управления, Денис, — сказал дежурный. — К тебе поехал профессор Баранов. Он обратился к ним, а они уже направили сюда. Автор учебника по праву. Член международной ассоциации…

— Понял, — Денисову показалось, что Баранов догадался о характере звонка. Обоим было неловко.

— Казалось, о многом надо сказать, — профессор помолчал. — Сейчас не знаю, нужны ли разговоры: ничего не поправишь.

— А доброе имя? — спросил Денисов. — С ним как?

Баранов вздохнул:

— Оно остается.

— Вы давно знали друг друга?

— Тридцать лет. Даже больше. Одно время были очень близки, — Баранов провел рукой по лицу.

— Школьные друзья?

— Да, еще со школы. Раньше и дня не проводили порознь, потом не встречались годами.

— А в этом году?

— Этот год оказался особенным: были вместе два раза. Шерп ведь из тех, кто предпочитает быть откровенным с чужими людьми. С посторонними, случайными. С кем никогда больше не встретишься. Может, эта женщина…

— Белогорлова?

— Да. Знала о нем больше, чем мы. Потому что чужая.

— Вы не считаете, что их могло связывать большее?

— Нет. Думаю, дело в другом. — Баранов как-то мучительно напрягся. — Пятьдесят — пятьдесят пять — для мужчины тоже трудный возраст. Дети уже самостоятельны. Жена… В это время знаешь: если чего-то не сделал, то не сделаешь уже никогда. Таким положат в гроб и выдадут посмертную характеристику. «Жил с такого-то по такой-то… Работал. Не допускал. Признать удовлетворительным…» И все. Поэтому в этом возрасте люди снова сплавляются на плотах, садятся за романы, пускаются в одиночные плаванья, — он вдруг усмехнулся. — Ломают жизнь себе и другим.

Денисов внимательно слушал.

— А сколько пятидесятилетних вдруг начинает бегать по выставкам. Чтобы ничего не упустить! Сто, двести шедевров! А может, хватило бы одного, двух… Сосны, отряхивающей иглы. Улыбки одной Джоконды.

— Вы считаете, что Шерп искал себя?

— Правильнее сказать, что он хотел вырваться из круга обычной жизни.

Возможно, он стал бы заниматься наукой.

— Вы с ним говорили о юриспруденции? — такой неожиданный поворот Денисова устраивал.

— Случалось. Что вы имеете в виду?

Денисов поколебался: то, о чем он думал, еще не оформилось в версию.

— Его больше интересовали вопросы общей части уголовного права, спросил он, — или специальной? — Специальная занималась конкретными правонарушениями, перечисленными в Уголовном кодексе.

— Общей части. Проблема состава преступления, вопросы наказания…

— Как он представлял себе предупреждение преступлений? Вам приходилось об этом разговаривать?

Баранов пригладил усы. Картонное лицо его на минуту застыло:

— Он находился в плену представлений, весьма распространенных одно время. Вы, к счастью, этого, по-моему, не застали.

— Будьте добры, подробнее. Все это очень интересно.

— По этой. теории считалось, что даже преступника-рецидивиста можно заставить отказаться от преступления, если сделать, скажем, такую малость — запереть дверь, которую тот ожидал увидеть открытой, или в последнюю минуту сменить замки. Даже просто окрикнуть!

— То есть просто отпугнуть?

— После этого он будто бы не станет готовить ключи к новым замкам и вообще станет пай-мальчиком… Никто не спорит, ценности следует всегда держать под замком. А вот есть ли польза от того, что преступника не задерживают на месте преступления, а только отпугивают?

Не знаю. Мы говорили с ним об этом.

— Давно?

— О рецидивистах? Как раз в этом году. В январе.

— Случайно встретились?

Баранов почувствовал, что Денисова заинтересовало что-то конкретное, он помолчал, сопоставляя факты:

— Нет, созвонились. Он позвонил мне, я спешил. Мы встретились у метро, рядом с институтом… — Он подумал. — Я мысленно провел сейчас обзор нашего разговора. Пожалуй, цель его встречи со мной — разговор о рецидиве.

Будучи адвокатом, Шерп близко все же с этим не сталкивался, а я начинал с работы в воспитательной колонии.

— Что его интересовало?

— Он задавал вопросы как-то разрозненно. Может, не хотел, чтобы я понял их цель? Уловки рецидива при совершении преступлений, фиктивные документы.

Я пошутил: «Не хочешь ли остепениться на старости?» Он тоже отшутился. Я порекомендовал ему несколько работ.

— Быстро расстались?

— Он проводил меня к Чистым прудам. Я не придал большого значения разговору… Всего мы говорили минут десять. — Баранов помолчал, потом взглянул на Денисова: — Могу я тоже задать вопрос? Почему вы интересуетесь нашими разговорами о рецидивистах?

— Видите ли… Это все только догадки. Ничего серьезного. Дело в том, что через несколько минут после несчастного случая с Белогорловой в электричке были задержаны два рецидивиста. Они ехали из Москвы.

— Но… — Баранов удивился. — Белогорлова находилась в Коломенском! А Игорь Николаевич вообще в Куйбышеве!

— Но, понимаете… — Денисов чувствовал себя так, словно ему предстояло резать по живому. — Давайте отложим! У нас еще будет время переговорить.

Несмотря на то что за проверку особо опасных рецидивистов «Малая» и «Федора» отвечал лично Бахметьев, практически ведала всеми ориентировками Горохова старший инспектор уголовного розыска, недавно переведенная к ним с другого вокзала. Она же занималась безвестно отсутствовавшими, ушедшими из дому, утерянными документами. Кабинет ее оказался заваленным фотоальбомами и ящичками с картотекой.

— Что вас конкретно интересует? — сразу спросила старший инспектор у Денисова.

— Я тут записал, — он заглянул в перечень вопросов.

От коллег Денисов уже знал, что как розыскник Горохова энергична и опытна и обещала Бахметьеву в течение полугода навести порядок в розыскных делах.

— Главное, пожалуй, есть ли за ними преступления, пока они находились в розыске? И их связи в Москве?

— Преступления обязательно должны быть, — она отложила картонную таблицу с наклеенными на нее разноцветными кусочками материи, которой занималась до его прихода. — Этим мы и заняты главным образом.

Судите сами. При обоих оказались крупные суммы денег. Вся одежда на них новая. Не просто новая — только что купленная! А где другая? Ведь не ходили они по Москве в телогрейках! Значит, все это где-то на квартире!

Или в гостинице!

Денисов с интересом следил за ее мыслью.

— Я нашла кафе, где они обедали в день, когда бирюлевцы их задержали.

«Бирюза»!

— Туда же ходят карманники!

— Вот именно! Здесь могут быть их связи, где-то должны находиться документы! Мы послали запросы в Ленинград, в Киев, еще в ряд городов. Я не теряю надежды.

— А что они говорят? «Малай» и «Федор»?

— Вы же знаете… — Горохова вздохнула. — «Докажи, начальник! Тогда будем разговаривать…»

— А пока?

— Абсурд! «Случайно встретились в электричке…»

Она машинально взглянула на часы, потом на образцы ткани, наклеенной на картон. Здесь были кусочки нижнего белья, сорочки, брюк, даже носок.

«Образцы одежды неопознанного трупа, — подумал Денисов. — Гороховой нужно отвезти карту в управление».

— Я сейчас перестану мешать, — сказал он.

— Что вы, что вы! Пожалуйста.

— Куда, они объясняют, ехали?

— Один — к своей девушке, в Домодедово. Адреса, конечно, не знает…

«Договорились встретиться в двадцать два на платформе. Если бы не задержали по дороге, поехали бы вместе в Домодедово — с радостью бы познакомил!»

— А второй? — Конечно же и от другого ждать правды тоже не приходилось.

— Что он?

— «Федор»? Этот ехал в электропоезд в порядке любознательности. Он и в Москву приехал из Средней Азии для расширения своего кругозора. Есть еще вопросы?

— Не знаю.

По приметам внешности и одежды ни один из них не походил на сбежавшего с дачи в Расторгуеве квартиранта.

«Но по способу действий…» — подумал он.

— На всякий случай. Мало ли как бывает… — Денисов наконец решился: — Я бы хотел послать на анализ микрочастицы с подкладки их карманов.

Горохова оживилась:

— Конечно, я это сделаю. — А что нас будет преимущественно интересовать?

— Табак, — Денисов помолчал. Главное было произнесено. — Человек, которого я подозреваю в убийстве, использовал табак, чтобы сбить с толку розыскную собаку. Анализ табака из карманов мог бы связать соучастников крепче, чем любые показания очевидцев.