Мы скакали до тех пор, пока края неба не начали окрашиваться в багровые тона заката.
Я цеплялась за гриву лошади, уже не стараясь сохранить дистанцию с солдатом позади — его доспехи стали единственной опорой, не дававшей мне рухнуть.
Теон не подавал признаков усталости, но я заметила, как его пальцы все чаще сжимают поводья, будто ища в них точку опоры. В углах его губ залегла напряженная складка, а тени под глазами стали похожи на свежие синяки. Лишь на мгновение его лицо сморщилось от боли. Проклятие не просто напоминало о себе — оно терзало его, и с каждым часом его хватка становилась все ощутимее. Солдаты старались не смотреть на него, но я ловила на их лицах смесь трепета и беспокойства.
Когда мы, наконец, остановились на ночь в небольшой каменной расщелине, он слез с коня и отвернулся от всех. Его плечи были напряжены, дыхание — короткое и прерывистое.
— Разбейте лагерь. Травница, снадобье, — бросил он через плечо, и его голос прозвучал хрипло, почти сипло.
Солдаты засуетились. Меня, как и в прошлый раз, просто столкнули на землю. Я прислонилась к холодному камню, чувствуя, как все тело ноет от усталости и голода.
Но сейчас это казалось мелочью, по сравнению со страхом, сковавшим внутренности. Я не хочу знать, что случится, если он потеряет контроль над тенями.
Приказ был отдан, а в моём мешке лежали последние запасы ивняковой коры и дремотного корня.
Я наблюдала за Теоном.
Он стоял в глубине расщелины, опираясь ладонями о скалу, голова была низко опущена. От спины исходила такая волна боли, что ее можно было почти потрогать. Он боролся. И проигрывал.
— Разожгите огонь. Сейчас, — мои собственные слова прозвучали неожиданно твёрдо, заставив ближайшего солдата вздрогнуть и недоумённо на меня посмотреть.
Он что-то пробурчал, но через небольшой промежуток времени у стены уже потрескивал небольшой, но жаркий костёр, отбрасывая на скалы пляшущие оранжевые тени. Видимо, они понимали, что от этого зависела и их собственная судьба.
Не теряя ни секунды, я высыпала в маленький походный котелок воду из своей фляги, дрожащими руками измельчила кору и коренья, бросила их в воду. Горьковатый, терпкий запах ударил в нос. Оставалось только ждать, пока отвар не примет тёмно-янтарный оттенок.
Он был моим пациентом. Самым опасным и непредсказуемым, но пациентом. Поэтому с особым вниманием следила за отваром, боясь передержать его на огне и потерять таким образом целебные свойства трав.
Когда снадобье было готово и чуть остыло я сделала глубокий вдох, и направилась в сторону Теона.
Один из солдат двинулся, чтобы преградить мне путь, но Теон, не оборачиваясь, резко махнул рукой. Солдат отступил.
Я остановилась в нескольких шагах от него.
— Тебе нужно сесть, — тихо сказала я. — И выпить это.
Он медленно повернул голову. Его глаза горели лихорадочным блеском в полумраке. В них не было ничего человеческого — только агония и злоба загнанного зверя.
— Не подходи ближе, тень перестает различать друга и врага. Просто брось склянку. Я поймаю.
Его слова успокоили меня, он не потерял рассудок и здраво оценивал риски.
Казалось, сама тень вокруг него сгустилась и пошевелилась.
Но я не отступила. Страх был, да. Но его заглушала почти физическая потребность помочь. Унять его боль.
Сделав еще один шаг, сократив дистанцию до двух, я заметила, как незаметно дрожат его пальцы, сжимающие камень.
— А если не поймаешь? — так же спокойно спросила я. — Тогда баночка разобьется и содержимое в питается в землю.
Я протянула склянку дрожащей рукой.
Он смотрел на меня, и в его взгляде бушевала война. Гордый воин, не желавший показывать слабость, и прагматичный лидер, понимавший, что я права.
Наконец, с тихим стоном, он оттолкнулся от скалы и грузно опустился на землю, прислонившись спиной к камню.
Теон выхватил баночку из моих пальцев и одним движением опрокинул ее в горло. Его лицо исказила гримаса от горечи зелья.
Я не ушла, присела на корточки наблюдая за ним.
Напряжение в его плечах постепенно начало спадать, дыхание выравниваться. Он закинул голову на камень и закрыл глаза. В свете угасающего дня он вдруг показался не Повелителем Теней, а просто измученным человеком.
В наступившей тишине было слышно, как потрескивают угли костра.
— Почему? — его голос был тихим.
— Почему что? — не поняла я.
— Почему ты не боишься подходить сейчас? — он не открывал глаз. — Утром ты дрожала от одного моего взгляда.
Я задумалась на мгновение.
— Страх перед человеком, который испытывает боль, это не то же самое, что страх перед воином, — сказала я наконец. — Первый... управляем. Второй — нет.
Он тихо фыркнул и уголок его губ дрогнул.
— Глупая логика, травница. Больной зверь — самый опасный.
— Знаю, — тихо ответила я. — Но я все равно не могу просто смотреть.
Он открыл глаза и уставился на темнеющее небо.
— Эта слабость убьет тебя однажды.
— Возможно, — согласилась я. — Но именно она заставляет меня делать то, что я делаю. Так же, как твоя сила заставляет тебя бороться.
Мы сидели в тишине. Его дыхание стало ровнее, глубже. Отвар подействовал.
— Спи, — вдруг сказал он, и в его голосе не было приказа. Это прозвучало почти как милостивое разрешение. — Я буду стоять на страже.
Я посмотрела на него, на этого могущественного, проклятого человека, который только что принял мою помощь. В его тихом голосе было что-то иное, чем раньше.
Я почувствовала себя не просто полезной — я почувствовала себя нужной.