Проснулась она ни свет ни заря. За окном только-только забрезжил рассвет. Громко пропел соседский петух. Лиза вылезла из-под одеяла, сунула ноги в теплые войлочные тапочки, специально купленные для сельской жизни. Не торопясь, застелила кровать льняным бабушкиным покрывалом и отправилась в гостиную. Печь за ночь слегка остыла, но все же дом держал тепло. Лиза надела байковый халат, умылась ледяной водой из ковшика, почистила зубы и включила самовар.
– Молочко! – раздалось из-за забора. – Кому молочко? Козье! Хозяйки, кому молочко?
Лиза поколебалась и накинув на плечи пальто, выбежала во двор. За калиткой стояла пожилая женщина в платке и ватнике. В руках у нее были две пятилитровые баклажки. Увидев Лизу, молочница обрадовалась.
– О как! Я гляжу, у Серафимы родня объявилась. Бери молочко, милая, не пожалеешь. Оно у меня вку-усное!
– Почем? – спросила Лиза.
– Литр пятьдесят рублей. Бери сразу пять. Вскипятишь, и будет стоять хоть неделю, хоть две. А коли скиснет, тоже неплохо – творог получается знатный. Бери, дочка.
– Сейчас, за деньгами схожу. – Лиза было толкнула калитку, но женщина остановила ее. – Деньги потом можно. Накопится чуток, сразу и расплатишься. Так что, берешь баклажку?
Лиза прикинула – куда ей одной столько молока? Она вообще козье почти не пила, да и коровье особо не жаловала. Однако под просительным взглядом молочницы ей стало неловко. А, будь что будет! В конце концов она теперь может себе позволить.
– Беру. – Лиза махнула рукой.
– Вот и умница. Ты кто Серафиме-то будешь? Не видела я тебя прежде.
– Внучка я ее. Приезжала сюда несколько раз. С мужем.
– С мужем, – задумчиво произнесла молочница и протянула ей баклажку. – А где ж муж? Спит, поди?
– Умер, – коротко ответила Лиза и взяла молоко.
– Царствие небесное. – Тетка перекрестилась. – Экая беда. Он что ж, сильно старше тебя был?
– Нет, ровесник.
– Вот те на. А что ж помер? Пил?
– Не пил. Просто сердце слабым оказалось. Инфаркт. – Лиза подавила судорожный вздох.
– Бедолага ты моя, – сочувственно произнесла молочница. – Как же ты одна-то? У нас тяжко без мужика. У меня вон дед, и тот – скрипит, а дела делает. Крышу мне прошлым летом справил, щас потеплеет, сарай будет чинить. Ты, дочка, если что, к Ивану обращайся. Он у нас тут один трезвый. Остальные либо пьянь, либо больные. Молодежи вообще нет. Иван через три дома от тебя живет. – Женщина махнула освободившейся рукой.
«Как сговорились они все про мужскую помощь», – с досадой подумала Лиза, а вслух сказала:
– Да, конечно, если что, буду обращаться.
– Ну, заболталась я с тобой. – Женщина поудобней перехватила оставшуюся баклажку. – Побегу дальше. У меня таких банок еще пять штук дома. Надоть все пристроить.
Она тяжело побрела дальше вдоль заборов, продолжая нараспев покрикивать:
– Молочко! Кому молочко?
Лиза вернулась в дом. Прежде чем поставить молоко на печку, она не удержалась и налила себе стакан. Молоко действительно было невероятно вкусным, сладким и холодным настолько, что от него сводило зубы. Лиза мелкими глотками выпила все до дна. За окнами совсем рассвело. Петух честно горланил через каждые полчаса, и Лиза поняла, что будильник тут ни к чему. А впрочем, зачем ей теперь будильник? На службу идти не надо, кормить Женьку – тоже. Можно спать, сколько захочется.
От этих мыслей на глаза навернулись слезы. Лиза сердито вытерла их рукавом халата. Хватит плакать! Да и некогда. Дел столько, что и за неделю не управишься. Во-первых, нужно разобраться с газом. Узнать, где заправляют баллоны, нанять кого-то, чтобы съездил. Затем поискать по деревне того, кто мог бы заняться канализацией. Мыться из ковшика Лизе явно не улыбалось, нужен нормальный душ, а в идеале и туалет наподобие городского. Ну и не худо бы подправить забор, крыльцо подремонтировать.
Лиза решила обратиться к тому самому Ивану, о котором говорила молочница. Пусть возьмется за дело. Нужно будет навестить его ближе к вечеру. А пока она принялась разбирать свой многочисленный скарб, привезенный из московской квартиры. Чтобы было не скучно, Лиза включила древнее бабкино радио – то на удивление исправно работало. Она поймала ретроволну и под голос Анны Герман отмыла и очистила шифоньер. Развесила на плечиках одежду, внизу аккуратно расставила коробки с обувью.
Затем она взялась за книги. Книги были Лизиной страстью. Читать она научилась в четыре года и с тех пор глотала все запоем. Женька смирился, что дома у них целых два книжных шкафа, да не каких-нибудь, а четырехстворчатых. Лиза регулярно посещала книжные магазины, а также развалы, где продавалась букинистика. Помимо русской и зарубежной классики ей нравились и современные авторы – Пелевин, Сорокин, Улицкая, Петрушевская. Лиза не могла вспомнить ни дня, прошедшего без чтения. Кроме того, ей нравился сам запах книг, особенно старых, с пожелтевшими страницами и пыльными переплетами. Она любила вдыхать его, трогать и гладить обложки. Ей казалось, что книги хранят древние секреты, которые так интересно и увлекательно разгадывать на досуге.
Лиза раскрыла дверцы бабкиного книжного шкафа. Полки были полупусты. На некоторых вместо книг стояли фарфоровые статуэтки, сидели смешные куколки в пышных воздушных платьицах, розовощекие и золотоволосые. Лиза подивилась, откуда такие у бабушки в деревне, но потом вспомнила, что дед прошел всю войну до самого Берлина. Стало быть, куклы и безделушки – военные трофеи.
Лиза осторожно убрала кукол, пересадив их на комод, и, намочив тряпку, принялась вытирать пыль. Постепенно она дошла до самой верхней полки, и тут ее ждал еще один сюрприз: в углу притаилась деревянная, резная шкатулка. Лиза сняла с нее крышку. Внутри лежала пухлая, разбухшая колода карт. Она взяла ее в руки, и на нее пахнуло слабым запахом аниса. Странно. Бабушка, кажется, не умела играть в карты. Во всяком случае, Лиза не помнила, чтобы у той имелась такая колода. Карты были очень старые, такие сейчас не печатают. Тузы изображались в виде солнца, короли – верхом на конях, дамы – лежащие в будуарах, полуодетые. Лиза с интересом разглядывала картинки. Затем она аккуратно сложила колоду по порядку – сначала светлые масти, затем темные – и убрала обратно в шкатулку, оставив ее на том же месте, где и нашла, в самом углу верхней полки.
Потом Лиза принялась расставлять книги. Сверху классика, внизу современные авторы, в самом низу – фантастика и детективы. Закончив, она полюбовалась своей работой. Книжки стояли, корешок к корешку, словно приглашая немедленно взять их в руки и прочитать. Чисто вымытые стекла поблескивали в свете лампы. Лиза погладила высохшие шторы и развесила их на карнизы. Ей показалось, что дом ожил. Она могла поклясться, что слышит неясный, тихий шорох. В нем словно угадывались слова: «Здравствуй, здравствуй. Теперь ты тут хозяйка. Я очень рад».
Лиза растопила печь, накинула вязаную шаль и позволила наконец себе пообедать. Вообще-то это скорее был ужин: за окнами снова была темень. «Не пойду сегодня к Ивану, – решила Лиза. – Завтра». Она налила себе чаю, взяла ванильный сухарик и села с книжкой в бабулино кресло-качалку. Ничего нет уютней, чем коротать вечер с книгой в руках, покачиваясь под треск поленьев в печке. Лиза подумала, что для полного счастья ей не хватает кошки. Или кота. Милого такого, пушистого увальня, чтобы спал у нее на коленях, мурлыкал и пил молоко из блюдечка. «Надо поспрашивать соседей, вдруг у них есть кошка, которая недавно принесла котят. Возьму серого. Или нет, белого. Нет, все же серого. В полоску».
Из приоткрытой двери спальни доносилось тиканье ходиков. За окном снова пел петух. Лиза читала «Поющие в терновнике», вернее, перечитывала в десятый раз. Бывает же на свете настоящая любовь! Такая, за которую и умереть не жалко, как была у них с Женькой. Она листала страницы, не замечая, что по щекам ползут слезы. Стекла тоже плакали каплями первого весеннего дождя. Начинался апрель.