Трепет сердца

VIII

— Кажется, нам пора откланяться и оставить новобрачных наедине.

Свои слова Патрик сопроводил отвратительной елейной улыбкой, которая вызывала у племянницы приступ тошноты.

— Ну, долго ты еще будешь здесь торчать, Элиза? — обратился он к жене, сидящей в другом конце стола. При этом все его напускное добродушие мигом испарилось. — Нам еще надо разобрать кучу вещей. От тебя никогда не дождешься никакого проку.

Худое, болезненное лицо женщины вспыхнуло, она поспешно и неловко встала, послушно выполняя мужнино распоряжение, и Энн испытала за нее неловкость и обиду. Она порывисто бросилась на помощь смущенной Элизе, участливо обратившись к ней:

— Может быть, тебе оставить все дела до завтра? Я утром буду дома, мне нужно в приют только к середине дня, так что смогу помочь тебе. Да и миссис Диджен с удовольствием присоединится.

— В приют? — грубо перебил ее дядюшка, удивленно вскидывая брови. — Бог мой, а я-то думал, что хоть муж запретит тебе туда шляться. Что тебе делать среди этих отбросов общества?

— Они — не отбросы! — возмущенно воскликнула Энни. — Не их вина, что такие, как вы, оставили людей без крова, что теперь им приходится зависеть от других, от чужого милосердия. Они не стремились к этому.

Она напряженно замолчала и, почувствовав, что Рейт берет ее за руку, была готова вырваться — сейчас и от него последуют укоры. Ее работа в приюте всегда была предметом споров, деликатно обходимых лишь дедушкой, который придерживался несколько старомодных, далеких от альтруизма взглядов. Вот и теперь Энн ожидала, что Рейт тоже поддержит Патрика, считавшего, что все благотворительные устремления — лишь выкидывание денег на ветер. Но Рейт вместо этого твердо сказал:

— Энни совершенно права, Пат. Эти люди заслуживают не только абстрактной жалости, но и практической поддержки. Но даже если бы я не разделял ее взглядов и веры в то, что она делает, вряд ли бы имел право вмешиваться. Моя жена — равноправный партнер в нашем союзе, и я уважаю ее право на собственное мнение. Вообще говоря, если между мужчиной и женщиной нет взаимного уважения и доверия, о какой любви может идти речь?

Энн смотрела на Рейта пораженная. Никогда не ожидала она услышать от него подобное. Получается, что она совершенно не знала этого человека. Тогда самого Рейта, от которого всегда — и мысленно и наяву — отмахивалась, считая высокомерным, деспотичным, стремящимся лишь к самоутверждению и диктату.

Краем глаза она заметила полное тоски лицо Элизы, внимавшей ему в глубокой задумчивости.

Бедная женщина! Как тяжело быть замужем за таким человеком, как Патрик! И вдвойне тяжело, если когда-то она его любила.

Этот разговор не выходил у Энн из головы, и, когда наконец они с Рейтом остались одни, она, слегка замявшись, спросила:

— Ты правда так думаешь? Ну что без уважения и доверия нет любви?

Его пристальный и недоуменный взгляд заставил ее пожалеть, что она затеяла этот разговор.

— Значит, это впервые пришло тебе в голову? — спросил он наконец. — Я имею в виду то, что у меня могут быть чувства и убеждения, а не только… — Он замолчал.

— А не только что? — настаивала Энн.

Но он лишь покачал головой и ответил спокойно:

— Да. Я действительно думаю, что уважение и доверие идут рука об руку с любовью — с настоящей любовью, а не просто преходящим вожделением, с которым ее часто путают. Любить кого-то означает любить его целиком, принимать целиком, хотеть, чтобы он был самим собой, а не пытаться переделать его в соответствии со своими представлениями. Это означает любить человека за то, что он такой как есть, а не вопреки этому.

Энн непроизвольно чуть передернула плечами от пробежавших по спине мурашек. Заметив это, Рейт озабоченно спросил:

— Что с тобой?

— Ничего, — солгала Энн, отводя взгляд. Ей не хотелось, чтобы он заметил по ее глазам, как сильно подействовали на нее эти слова.

Полюбят ли ее когда-нибудь такой любовью?

Ее потрясло, что из всех встреченных ею людей у одного лишь Рейта представления о настоящей любви совпадают с ее собственными. И это тот самый Рейт, который — как она всегда считала — был даже не в состоянии понять, не то чтобы разделять подобные взгляды.

— Ты устала, — услышала она его голос. — Иди-ка спать, пока Патрик не начал шнырять по дому. Ему, наверно, уже надоело изводить Элизу.

— Как ты думаешь, она его когда-нибудь любила? — тихо спросила Энн.

— Его? Нет, — решительно покачал головой Рейт. — Скорее всего, он убедил ее, что должен быть любим. К несчастью для нее. А ведь такая славная женщина.

— Но почему же она не уйдет от него, раз он к ней так относится?

— Вероятно, он настолько подавил ее самоуважение и волю, что она уже ничего не может. И потом, конечно, из-за детей.

— Он такой ужасный человек. Ему просто доставляет удовольствие помыкать ею.

— Да, — согласно кивнул Рейт и предостерегающе добавил: — Это пустяки по сравнению с тем, что он устроит нам, если обнаружит правду.

Энн вздрогнула.

— Не надо, прошу тебя, — взмолилась она, вновь охватываемая беспокойством.

— Пока все в порядке, — старался успокоить ее Рейт. — Если мы будем осторожны, он не догадается.

— Никогда бы не думала, что он пойдет на такое, — прошептала Энн. — Вселиться к нам, даже не спросив!

— Не думай об этом, трусишка. Не забывай, ты должна играть роль безумно влюбленной новобрачной.

Она ответила ему слабой улыбкой.

— Да, придется. В конце концов, если бы мы по-настоящему были влюблены, нам бы дела не было ни до Патрика, ни до кого другого.

— Совершенно никакого, — мягко подтвердил Рейт.

Что-то необъяснимое в том, как он смотрел на нее — Энн не могла понять, что именно, — и в интонациях его голоса заставило ее сердце как-то глухо забиться и чуть зардеться лицо.

— Ну, я пойду, — хрипло сказала она. — Я действительно устала.

— Я приду часа через полтора, — озабоченно отозвался Рейт. — Хочу кое-что доделать.

— Тогда спокойной ночи, — неловко пробормотала Энн, избегая смотреть на него.

Поднявшись на второй этаж, Энн уже прошла полкоридора, когда услышала, как Патрик окликает ее. Она замерла и, набрав побольше воздуха, оглянулась.

— Решила лечь пораньше? — ухмыльнулся дядюшка, подходя к ней.

Племянница сдержала готовые сорваться с губ слова, которых заслуживал невыносимый родственник, и вместо этого спокойно сказала:

— Элиза выглядела за обедом очень усталой. Наверно, ей нелегко достался такой поспешный переезд.

— А, вечно она устраивает много шума из ничего, — отмахнулся тот. — Элиза есть Элиза. А где же муженек? — бесцеремонно спросил он.

— У него еще дела внизу, — ответила Энн.

Под взглядом этого назойливого человечка она чувствовала одновременно неловкость и досаду.

— Надеюсь, этот джентльмен еще не охладел к тебе? — нахально продолжал Патрик. — Ты приглядывай за ним, детка. Мужчина с такой репутацией ненадежен.

— Уолстер взял меня в жены, дядя! — отчаянно воскликнула Энн. — Все, что было у него прежде, осталось в прошлом.

Она была горда своим ответом, и, похоже, он смутил ее преследователя.

— А что ты делаешь на этом этаже? — в свою очередь требовательно спросила Энн.

— Я просто шел вниз, чтобы забрать кое-какие вещи, которые мы выгрузили в гараже. Хочу побыстрее внести все в дом. Это займет еще пару часов. Знаешь, девочка, тебе в самом деле стоило дважды подумать, прежде чем так поспешно выходить замуж. Ты, знаешь ли, сильно рискуешь.

Сердце ее тревожно забилось.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, пытаясь скрыть охватившую ее нервозность. И почему она позволяет этому типу загонять ее в угол, когда рядом нет Рейта, он бы ему показал!

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, — вкрадчиво ответил Патрик. — Нет, я, конечно, понимаю тебя. Твой избранник, несомненно, знал, как увлечь неискушенную девицу — у него ведь такая практика. Но спросила ли ты себя, крошка, почему он женился на тебе?

— Потому что он меня любит! — запальчиво бросила Энн.

На миг ей показалось, что этому охотнику за наследством все известно. Но даже если и нет, он, без сомнения, что-то подозревает, была вынуждена признать Энн.

В комнате горел только ночник, и спальня показалась ей удивительно уютной и интимной.

А может, все дело в этой кровати? — подумала Энн. Кровать была похожа…

На что же она была похожа?

Девушка поспешно отвела взгляд. На что она, во всяком случае, не была похожа, так это — на обычную постель для одной персоны. Это уж точно.

Энн нехотя вылезла из ванны и потянулась за полотенцем. Лежа в воде, она испытывала такое восхитительное чувство расслабленности и умиротворения, что едва не уснула.

Все еще во власти этого чудесного ощущения, она прошла в комнату, чтобы взять ночную рубашку, и вдруг остановилась. Все ее хорошее настроение мигом улетучилось. Она вспомнила, что оставила и рубашку, и белье, и все прочие вещи в своей прежней спальне.

В этой суматохе с подготовкой комнаты, в стычке с Патриком, свалившимся как снег на голову, она совершенно забыла перенести сюда свою одежду.

«Чертов дядька», — чуть не вырвалось у нее.

Прикусив губу, «неискушенная девица» в замешательстве смотрела на дверь. Пробежать ли быстренько до комнаты прямо как есть, в полотенце, или все же одеться на тот случай, если ей попадется трижды неладный родственничек.

Она все еще раздумывала, когда дверь комнаты распахнулась и появился Рейт. Энн уставилась на него.

— Ты же собирался быть часа через полтора, — удивилась она, крепче придерживая полотенце.

— Там начал рыскать наш любознательный гость и делать всякие намеки насчет молодых мужей, которые забывают про своих юных жен.

— Он все еще там? — беспокойно спросила Энн.

— Да. Похоже, он перетаскивает наверх какие-то вещи. А что?

Она недовольно поморщилась.

— Я забыла принести одежду из моей комнаты.

Рейт беспечно пожал плечами.

— Значит, принесешь завтра. Если он о чем-либо спросит, скажешь, что не успела до свадьбы.

Энн ознобливо поежилась в своем полотенце.

— Да нет, — пришлось объясняться ей, — ты не понял. У меня совсем ничего нет. Ни-че-го, — с ударением повторила она. — Ни белья, ни ночной рубашки — все в той комнате. И там же — дорожная сумка, с которой я приехала, — сокрушенно добавила неудачница.

Ей стало не по себе от взгляда, которым одарил ее Рейт.

— Я просто начисто забыла, — оправдывалась она. — С этим Патриком, с уборкой комнаты… Придется теперь идти за вещами.

— Не пущу, — прозвучал его твердый ответ.

— Но мне нужна ночная рубашка, — в панике запротестовала Энн. — Мне не в чем спать. Тебе хорошо — твои вещи здесь.

Действительно, миссис Диджен распаковала сумку мистера Уолстера, которую тот принес из своей комнаты, хотя он и сказал, криво усмехнувшись, что удобнее было бы распаковать самому.

— Новобрачные, — наставительно заговорил Рейт, — не выпрыгивают из супружеской постели в поисках ночной рубашки, и поступать так в нашей ситуации, когда по дому бродит соглядатай, очень неосмотрительно. Боюсь, что, по крайней мере сегодня, тебе придется спать как есть — голышом.

— Нет! — стыдливо всполошилась скромница и уставилась на него. — Я не могу!

— Отлично сможешь, — возразил он. — Я всегда так сплю.

Охваченная ужасом, девушка переводила взгляд с него на огромную кровать и обратно.

— Я не стану спать с тобой на этой кровати, если мы оба будем неодеты, — чопорно заявила она наконец.

— Почему? — спокойно спросил Рейт.

Энн озадаченно поглядела на него. Что значит, почему? Разве непонятно?

— Ну… просто потому что так не делается, — пробормотала она.

Брови Рейта взлетели вверх.

— Как это? По-моему, миленькая, у тебя очень странные представления о браке. Уверяю тебя, что именно так оно и делается.

Он помолчал, наблюдая, как она упрямо ковыряет босой ногой ковер, опять заливаясь краской с головы до ног.

— Нет ничего, слышишь, ничего более приятного и ласкающего, чем прикосновение одного тела к другому, кожи одного к коже другого.

При этих словах странный дурман охватил все ее существо, и вместе с ним ее словно иглой пронзило какое-то болезненное, томительное желание. Она почувствовала пугающее горьковато-сладкое волнение. «Одного тела к другому…» Он ведь не говорил ни о ком конкретно, почему же ей стало так душно, почему воображение рисует картину именно их тел?

Ей сделалось совсем жарко, и пришлось присесть на дальний угол кровати.

— Ну куда же ты, Энни? — искушающе поддразнил его голос. — Опасаешься, что твоя пламенная страсть ко мне может выйти из-под контроля? Что при виде моего обнаженного тела рядом со своим ты не выдержишь?

Энн понимала, что он всего лишь шутит, смеется над ней, но по какой-то невидимой причине вместо облегчения от его стремления разрядить обстановку она чувствовала еще больший трепет.

Судорожно пытаясь проглотить застрявший в горле ком, девушка боялась признаться самой себе, что же означает это чувство. Не решаясь даже заговорить, она, словно впав в детство, схватила подушку и с досадой запустила в своего искусителя.

Уже открыто смеясь, он поймал ее с необыкновенной ловкостью.

И не успела она опомниться, как он стремительно оторвал ее от постели и со смехом поднял, не обращая внимания на брыкания и требования отпустить.

По-прежнему смеясь, Рейт опустил девушку на пол, убрал руки с ее талии, и тут она почувствовала, как полотенце заскользило вниз.

Момент был точь-в-точь, как тогда, в замке. Пока она непослушными пальцами отчаянно старалась приподнять полотенце выше, до нее донесся тихий голос Рейта:

— Наверное, ты права, Энни. Вероятно, это не такая уж удачная мысль — спать на одной кровати. Но, боюсь, у нас просто нет выбора. Ты понимаешь — нет! — повторил он неожиданно жестко. — Так что придется поступать так, как велит ситуация. Во всяком случае, на этой проклятой постели достаточно места, чтобы не мешать друг другу.

Так мне и надо, что он разозлился, думала Энн, когда Рей скрылся в ванной, оставив ее одиноко и потерянно зарываться в простыни. Не будь такой дурой и не забывай свои вещи!

В глазах у нее застыли слезы, ноги закоченели. И зачем было показывать себя такой законченной идиоткой и устраивать шум из-за этой рубашки? Судя по тому, как резко изменилось поведение так называемого мужа, увидевшего ее обнаженной, совершенно ясно, что он не испытывает по отношению к ней каких-либо чувств.

Что, в сущности, было совершенно правильно. Так и должно быть. Ничего другого она никогда и не ожидала, а, значит, все в порядке, твердила она себе, лежа на самом краешке холодной постели, закрыв глаза и стараясь не прислушиваться к звукам из ванной.

В отличие от нее Рейт, очевидно, предпочитал душ. Чувствуя себя совсем потерянной, Энн болезненно поежилась, стоило ей лишь представить его нагое тело, гладкую кожу, блестящую, словно тяжелый дорогой атлас.

Ведь он ей совершенно не нужен. Конечно же, нет. Он ей даже не нравится, не говоря уже о любви.

Всхлипнув, она натянула на ухо свободную подушку, отключаясь от режущих ее слух звуков.