Трепетные птички

РОЗОВЫЕ КИСТИ

Светка была проституткой, девушкой по вызову. Других представительниц ее профессии я не знала, но думаю, что она самая необычная из них.

Началось все с того, что Вовик показал член моей подруге. Маша приехала к нам в гости, она просила совета в свете последних сплетен, и мы пригласили ее на ужин. Раздался звонок в дверь, я замешкалась в ванной комнате, а Вовик пошел открывать.

Спустя минуту я выскочила в холл, готовая обнять и расцеловать подругу. Маша сидела на корточках, опершись левой рукой на оттоманку, а правой вцепившись в задник кроссовки. У нее была такая дурацкая, сохранившаяся еще со школы, привычка: вместо того чтобы переодевать обувь, сидя на пуфике или оттоманке, она корячилась с разинутым от напряжения ртом на полу. Вот и тогда она застыла в нелепой позе с вытаращенными глазами, в которых изумление смешалось с пошлым любопытством, а прямо перед ее носом болтался бледный, как свиная сарделька, член. Сам Вовик возвышался над Машкой с похабной ухмылкой. Одною рукой он придерживал свое хозяйство, а другою держал в растопырку ширинку, чтобы зубчики молнии не покарябали сокровище.

Сейчас я не могу с уверенностью сказать, что эта сцена с такой отчетливостью запечатлелась в моем уме. Возможно, позднее возмущенное воображение вкупе с неосознанным удовольствием от унижения дорисовали подробности. Да, скорее всего, мелкие детали были воссозданы потом. Потому что тогда правое полушарие мозга отреагировало на картинку раньше, чем я успела что-либо осознать.

— Это что такое? Это что такое? — закричала я.

Мелькнуло испуганное лицо Маши, черными молниями в него полетели руки — мои руки. Две белые руки — Машины руки — взмыли вверх, ее лицо нырнуло в спасительные ладони и накрылось копною рыжих волос. Потеряв равновесие, она плюхнулась попой на пол и привалилась к стене между оттоманкой и платяным шкафом. Я вцепилась в ее волосы и рванула так, чтобы разбить голову о дубовый подлокотник оттоманки.

Возможно, я бы убила ее. А уж сотрясение мозга она бы получила точно. Но в последнее мгновение сильные руки обхватили меня и оторвали от пола. Я отпустила волосы и дрыгалась, пытаясь ударить Машку ногою в лицо. Одновременно я впилась ногтями в руки Вовика. Я царапалась и кусалась, с утробным воем повторяя одни и те же слова:

— Это что такое? Это что такое?

Вовик оттащил меня на безопасное для Маши расстояние. Та поднялась с пола, по ее щекам катились слезы, в глазах застыла обида — явно незаслуженная.

— Вы! Психи ненормальные! — выкрикнула она, подхватила свою сумочку и выбежала вон.

И пока дверь из толстенных слоев железа с грациозностью бронепоезда закрывалась, Вовик кричал в исчезающий проем:

— Маша, вернись! Вернись! Это была шутка!

Она не вернулась, дверь захлопнулась, а я поджала ноги и завизжала:

— Отпусти меня! Отпусти!!!

Попытайся Вовик меня удержать, я бы надорвалась от собственного крика. Он опустил меня на пол, присел рядом, обнял за плечи.

— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула я, стряхнув его руки.

Он оставил попытки меня обнять, а я зарычала:

— Уходи! Уходи сейчас же! Уходи!

Я сама удивлялась, что откуда-то из моей утробы поднимается животное рычание. Не подозревала в себе такого зверя.

Вовик ушел на кухню, я бросилась в спальню, упала поперек постели и залилась слезами.

Я потеряла счет времени, рыдала полчаса, а может час. Слезы лились и лились, но вместе с тем включилось и левое полушарие. Появились мысли, сплошь невеселые. Я вспоминала, как рычала тигрицей на Вовика «Уходи! Уходи!» и пыталась понять, насколько серьезным было значение сорвавшегося слова. Проблема заключалась в том, что уйти полагалось мне, потому что квартира-то принадлежала Вовику. И часть меня колотила набатом в виски: ну и уйди, хлопни дверью и пусть он катится к черту! А другая часть резонно замечала: а что будет? Пойдешь работать? Где и кто тебя ждет? А если и найдешь работу, на что рассчитываешь? Тысяча долларов — вот максимум, ну плюс соцпакет в виде тошнотного секса с боссом. А если не работать, то — что? Сидеть на «Террасе» в надежде, что богатенький папик снимет тебя раньше, чем закончатся сбережения? Рыдания перешли в тихий плач. Отчаяние и стыд охватили меня. Давние мучения по поводу того, что есть предмет моей любви — Вовик или его деньги, — вновь всколыхнулись. Старый вопрос зазвучал по-новому: чего я боюсь — потерять Вовика или материальное благополучие?

В начале романа я сгорала от страсти, но гадкие сомнения подспудно не давали покоя. Я все время задавалась вопросом: полюбила бы я его, будь он не так богат? А Вовик был баснословно богат.

В конце концов, я решила, что люблю его. Люблю не потому, что у него денег куры не клюют, а потому что он состоялся как мужчина, как личность. Я бы полюбила его, будь он нищим художником, — главное, чтобы гордился своими картинами и не парился из-за нехватки денег.

Но теперь вновь сомнения одолевали меня. «Уходи!» — крикнула я в гневе, но уйти должна была я, а не он. А я боялась его потерять! И знала: если уйду, то уйду в расчете на то, что через пару дней он позвонит, попросит прощения и позовет обратно.

А вдруг он не позвонит?!

Все рано или поздно заканчивается. И когда оборвется наша связь, знали только двое — господь Бог и Вовик. Уж я-то точно не собиралась прерывать наши отношения. Но кто знает, может, я уже превратилась в обузу для Вовика и он ищет деликатный способ отделаться от меня. А тут я сама возьму и уйду!

Да, я знала, что однажды придется расстаться, но пока была не готова, по крайней мере, материально. Я рассчитывала, что Вовик обеспечит меня работой, за которую я бы могла уцепиться, чтобы безбедно жить, а еще больше надеялась вообще не работать. Для чего откладывала кое-какие сбережения из денег, что он подбрасывал на колготки.

И я поняла, что должна позволить Вовику утешить меня и испросить прощения. А потом поверить в фантастическую историю про то, как член вывалился из ширинки, и поверить в то, что он, в смысле член, не нырнул бы в Машкин рот, раззявь она его шире.

Но Вовик не стал выдумывать никаких фантастических историй, а рассказал все, как было.

— Клянусь тебе, у любого нормального мужика, когда он видит, как Машка корячится, возникает одна мысль: вставить ей в ее разинутый рот.

— А ты решил так и сделать?

— Да нет же! У меня сам собой вопрос с языка сорвался. Я ей говорю: «Маш, хочешь, член покажу?» В общем, глупая шутка получилась. Она в ответ: «Ага, хочу». Тут уж, понимаешь, получается «на слабо». Ну и я, вроде как, мол, «не слабо»! И вывалил ей! А тут ты…

— Точно так же ты мог предложить ей трахнуться!

— Ну-у, — протянул Вовик с интонацией крайней неопределенности в голосе.

— Что — ну?! Ну что — ну?! — я перешла в наступление. — Ты бы трахнул ее? Трахнул бы?

— Я бы тебя позвал! — выдал Вовик после небольшой паузы.

— Меня? — я с удивлением посмотрела на него.

Он лежал поперек кровати рядом со мною и с опаской гладил меня по спине. Его рука застыла, прихватив краешек ягодиц, и он воскликнул:

— Ага! Да откуда я знаю?! Может, ты не против такого… трио. Просто не знаешь, как сказать, стесняешься…

— С ума сойти! — возмутилась я. — Я застукала тебя в тот момент, когда ты едва не вставил моей лучшей подруге в рот, а теперь ты повернул дело так, словно я же и виновата!

Он просил прощения, а, значит, я еще не настолько ему наскучила, чтобы расстаться. И я могла позволить себе кое-какие капризы. Я поднялась с постели, рывком сбросив его руку. Встала спиной к стене и смотрела на него сверху вниз.

— Не трогай меня сейчас, пожалуйста, — сказала я, сдерживая гнев. — Если не хочешь, чтобы мы поссорились окончательно, пожалуйста, оставь меня сейчас одну…

Вовик промолчал. Он поднялся с постели, взглянул на меня с сожалением и пожал плечами — дескать, хотел, как лучше.

— Хочешь — я уйду, — промолвила я.

— Ага! И куда ты уйдешь? — отмахнулся он и направился в холл.

Я поняла, что переиграла. Но взыграло самолюбие, захотелось доказать, что это не игра, что надо будет — и я уйду. Я выбежала за ним и крикнула в спину:

— Знаешь, что! Не надо Золушку из меня делать! Я уйду к маме! И ничего! Переживу как-нибудь!

— Вик, ну ты чего?! Перестань! — бросил он.

Я прижалась к косяку и кусала губы, словно боролась с желанием одеться и убежать. Вовик сел на оттоманку, сбросил тапки и надел ботинки. Вытащил из кармана мобильник и набрал номер.

— Я выхожу, — буркнул он в телефон.

Он поднял голову, взглянул на меня, и вдруг я увидела, каким он был уставшим в тот день. Веки покраснели и тяжело нависли над глазами. Он улыбнулся через силу. Наверное, он испытывал некоторое облегчение оттого, что просто поедет домой и ляжет спать. Я приревновала его к Машке, а главной соперницей оказалась его работа, его бизнес, его сумасшедшая нагрузка. И если он меня бросит, то не для того, чтобы сунуть в рот Машке или еще кому-нибудь, а для того, чтобы отдохнуть.

Раздался звонок в дверь. Я увидела в глазок охранника.

— Это… Юра, — выдавила я и, потупив глаза, добавила. — Вов, прости меня. Останься. Пожалуйста. Просто будешь спать, а я сторожить твой сон. А утром я сварю тебе кофе.

— Давай завтра, — он улыбнулся, обнял меня и прижался к щеке.

Он вышел, а я высунулась в полуоткрытую дверь и окликнула его:

— Вов!

Он обернулся. Юра отошел к лифту. Я бросила на охранника взгляд, но его как обычно больше занимали посторонние шорохи, чем наше воркование. Я проскользнула в холл, прижалась к Вовику и прошептала:

— Знаешь, ну, если ты очень хочешь, мы могли бы попробовать. Я не против…

Охранник по заведенной привычке шарил глазами по углам. Его взгляд обладал ценным свойством: наткнувшись на нас, он мгновенно превращался из колючего в пустой и бессмысленный.

— Не против — чего? — спросил Вовик.

— Не чего, а кого! — промурлыкала я. — Только пусть это будет не Машка, а кто-то, кого я могу в любой момент выставить за дверь…

— Ага. И кто бы это мог быть? — спросил он, словно сам не догадывался.

— Девушка по вызову.

— Да?! — с воодушевлением прошептал Вовик.

— Но ты сам сказал «завтра», — отрезала я, прошмыгнула в квартиру и закрыла дверь.

Я отправилась на кухню, откуда окно выходило на улицу. Два черных «лэнд круизера» беззвучно пыхтели на холостом ходу. Два охранника, застыв на небольшом удалении друг от друга, следили за прилегавшей территорией. Один из них на мгновение поднес рацию ко рту, мне показалось, что я услышала слова «все чисто», прозвучавшие в ответ на запрос Юры, сопровождавшего патрона в подъезде. Хлопнула дверь. Юра обогнал босса и распахнул заднюю дверцу первой машины. Вовик влез внутрь. Юра вскочил на переднее место. Двое охранников чуть ли не на ходу запрыгнули в «хвост», и оба джина умчались.

Я распахнула окно и вдохнула прохладный вечерний воздух. Уличный шум стал ярче. Мелькнула мысль: выпрыгнуть в окно, покончить со всем, восьмой этаж, потолки высокие, разом отмучаюсь. Впереди — неизвестность. Наш роман приближался к закату, я это чувствовала. И надеялась, что эксперименты в постели помогут мне удержать Вовика подольше. Впрочем, я понимала, что сексуальные излишества могут и сжечь любовь куда быстрее, чем рутинные отношения.

Мы выбирали девушку вместе на сайте знакомств. Вовик мог бы скомандовать начальнику охраны, и через полчаса к нам доставили бы ночных бабочек на любой вкус и в любом количестве. Но ему было важно мое соучастие. И мы целый час кликали по анонсам типа «Чувственная кошечка с пятым размером ждет щедрого любителя анального секса». Это занятие увлекло меня. Про себя я даже подивилась тому, что раньше мне не приходило в голову посетить подобные сайты, удовлетворить любопытство, посмотреть, как выглядят девицы, что прячутся в чужих съемных квартирах в ожидании чужих мужей.

С некоторым удивлением я отметила, сколь широкими оказались возрастные границы соискательниц: начиная от школьных прогульщиц и кончая матронами, которым ставили прогулы если не на кладбище, то в доме престарелых уж наверняка.

С фотографий на нас смотрели самые разные лица. Одни — нахально, вызывающе, с глумливой развратностью — эти пугали меня, казалось, они принесут в дом букет венерических заболеваний, от которых не спасут ни презервативы, ни антисептики.

Другие выглядели несчастными, я думала, что какие-то подонки превратили этих женщин в сексуальных рабынь и только подонки могли использовать их для утоления животных потребностей.

Но попадались и фотографии, на которых доброжелательные девушки вполне искренне улыбались, а глаза их выражали понимание и терпимость. На таких мы и ставили закладки, и я спрашивала себя: неужели одна из них переступит порог квартиры, ляжет в мою постель и… я не могла представить себе, что мы будет делать дальше? Я пыталась вообразить себе голос, аромат духов, слова, которые будут сказаны, однако фантазия не работала.

— Ага, ну давай позвоним кому-нибудь из них? — робким голосом предложил Вовик, когда мы отобрали около десяти претенденток.

Я пожала плечами. Он по инерции кликнул очередное объявление, и появилась она.

— Вот ее! — воскликнула я с неожиданной пылкостью. — Давай пригласим эту девушку!

Мой энтузиазм воодушевил Вовика, но выбор смутил. Дело в том, что среди фотографий не было ни одной вульгарной. Девушка с интеллигентным взглядом позировала в синем жакете и длинной, облегающей юбке. Вот она сидит за письменным столом спиною к зрителям, словно фотограф застал ее врасплох, но в последний момент она успела развернуться и улыбнуться в объектив. Синяя ткань натянулась, выгодно, но будто бы невзначай подчеркнув фактурное тело. А вот камера подловила ее в тот момент, когда девушка выбиралась из «тойоты авенсис». И вновь, словно не нарочно, синяя юбка повторила завидный изгиб бедра. А вот она на мосту, синий жакет переброшен через плечо, ветер развевает роскошные черные волосы, а белая блузка прикрывает внушительные холмы.

Ни голых сисек, ни ракурсов с распахнутыми настежь дырами. Отсутствие фото в жанре «ню» насторожило Вовика. Но я не понимала его опасений. Неужели он полагал, что скрытые прелести могут кардинально отличаться от сотни грудок, кисок и попок, промелькнувших на мониторе?

Меня кидало в дрожь от одной мысли о предстоящем эксперименте. И я надеялась, что интеллигентная дама проявит необходимую чуткость и деликатность по отношению ко мне.

— Я хочу эту девушку, — решительно заявила я.

— Ага, попробуем, — смирился Вовик. — Но мы можем не дозвониться. Вдруг она уже занята.

Я поморщилась, сообразив, чем она может быть занята, и сказала:

— Тогда отложим на другой день. Я хочу, чтобы была она.

Вовик наклонился к монитору и прочитал ее имя:

— Лана.

Он хмыкнул, взял сотовый и набрал номер. Я со страхом следила за ним, втайне надеясь, что он не дозвонится. Но ему ответили. Разговор получился коротким и уж слишком простым. Вовик задал всего два вопроса: оказывает ли девушка услуги семейным парам и согласна ли на выезд? Затем он подтвердил оплату такси и времени на дорогу туда и обратно сверх времени на саму работу, продиктовал адрес и положил трубку.

— Приедет часа через полтора, — улыбнулся он.

Эти полтора часа я не находила себе места. Вовик развлекал меня, как мог, но старания его оказались тщетными. Я нервничала и мечтала об одном: чтобы закончилось это мучительное ожидание. В конце концов, Вовик пообещал, что, если я захочу, мы просто попьем кофе и ограничимся разговорами.

— Угу, — ответила я и легла на пол.

Я уставилась в потолок и зареклась лежать так, пока не появится эта девица. Или пока не сдохну. Вовик улегся рядом, и мне полегчало. Мы даже разговорились о чем-то. О чем — убейте, не помню.

Прервали нас на самом интересном месте. Консьерж спрашивал: ожидаем ли мы гостью по имени Лана? Я сказала, что ожидаем. Через пару минут раздался звонок. Открывать мы пошли вдвоем. Распахнулась дверь, и мы застыли в проеме.

Перед нами стояла не девушка. Перед нами стояло нечто. Нет-нет, это была она, та самая фея, которую мы видели на фотографиях, Лана или как там ее звали на самом деле. Вот только на снимках мы многого не увидели. Не увидели костлявых конечностей, опоясанных толстыми, как жгуты, синими венами; не увидели приплюснутой переносицы; не увидели высоких скул, которые вкупе с узким подбородком создавали впечатление, что девушка прячет за каждой щекой по теннисному мячику.

Мы с Вовиком переглянулись и застыли в замешательстве. Да и девушка замерла, она застенчиво улыбалась и переводила удивленные глаза то на меня, то на него. Ее изумление объяснялось просто: она не ожидала, что клиентом окажется чернокожая женщина.

Мы смотрели друг на друга и не знали что делать. Моего страха как ни бывало. Сработал проверенный рецепт. Если чего-то боишься, вообрази предмет своей фобии смешным и уродливым. Мне и воображать ничего не пришлось: на порог явилось ходячее недоразумение.

Нужно было дать этой девушке денег на такси, оплатить потраченное время, захлопнуть дверь и забыть о ее существовании. Но я не могла так поступить. Не могла обидеть ее. Отправить ее восвояси означало то же самое, что поглумиться над недостатками уродливого человека.

Уверена, Вовик запросто хлопнул бы дверью перед ее носом, если бы не боялся, что в следующий раз не раскрутит меня на подобный эксперимент.

Я заметила, как недоумение вытесняет деликатную пустоту в глазах телохранителя, дежурившего в холле. Пауза затянулась до неприличия. Я решилась и отступила на шаг, жестом пригласив гостью в квартиру. Девушка зацокала каблучками. Черные туфельки, черная зауженная юбочка и черный жакет служили атрибутами ролевой игры в секретаршу. Она переступила порог, я захлопнула дверь, и мы вновь застыли, уставившись друг на друга.

— Я Лана, — сообщила гостья.

Мы с Вовиком одновременно кивнули, выдав звуки, на удивление солидарные в своей нечленораздельности.

— Э-э-э, — протянула девушка, глядя на меня.

— Я говорю по-русски, — сообщила я.

— A-а! Дитя Олимпиады! — выдала гостья.

Я вздрогнула. «Дитя Олимпиады»! Эти слова всегда звучали пощечиной. Но странное дело, сорвавшись с уст проститутки, они не обидели меня, а напротив — послужили огоньком, от которого лед начал таять. Словно встретились двое калек, которым в силу общей ущербности позволительно называть вещи своими именами без риска оскорбить друг друга.

— Вова, — его голос выдавал разочарование.

Я молчала, все еще переваривая ту подкупающую непосредственность, с которой Лана упомянула обстоятельства моего появления на свет. Но это были цветочки. Лана оказалась не просто непосредственной, а фантастически непосредственной девушкой.

— Что-то не так? — спросила она, видя наше замешательство.

— Да нет. Просто на фотографиях вы выглядите несколько по-другому, — призналась я.

— A-а, так это же фотошоп! — как ни в чем не бывало воскликнула она и с гордостью добавила. — Я сама делала! Правда, хорошо получилось?!

Вовик почесал затылок, а я с трудом сдержалась от смеха, видя, как он оттопырил нижнюю губу, но так и не нашелся, что ответить.

— Нет, если я вас не устраиваю, так вы скажите, я уеду, — промолвила Лана.

— Да нет! Что вы?! — я поспешила ее успокоить.

Но Лана меня не слушала.

— А то вот недавно приехал ко мне один! Наглый такой! Говорит мне: ты, дура, ты в зеркало-то на себя смотрела, что такие цены заламываешь?!

— Ой-ой-ой, пожалуйста, без подробностей! — я испугалась ее откровений.

— Не буду, не буду, — заверила меня Лана.

Я чувствовала вину за то, что мы не смогли скрыть разочарования.

— Просто знаете что, — промолвила я в расчете исправить ситуацию. — Мы раньше никогда так никого не приглашали к себе. Это впервые. Мы впервые решили вот так познакомиться через Интернет.

— А-а! — с пониманием протянула Лана и улыбнулась. — Да вы не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я вам помогу.

— Ага. А что ты можешь? — спросил Вовик.

— Все, — ответила Лана. — С небольшими оговорками. Садо-мазо только мягкое, без боли. Анальный секс возможен, но сразу не обещаю. Да! Копро не приемлю!

— Чего? — воскликнула я, услышав непонятное слово.

— Ну, копро нас не интересует, — объявил Вовик.

— А что это? — повысила я голос, задетая тем, что меня проигнорировали.

— Это… — начала Лана.

Вовик, не церемонясь, заткнул ей ладонью рот, многозначительно взглянул на меня и сказал:

— Вика, я потом тебе объясню.

Его слова задели меня еще больше. Случайная шлюха, уродина, какую поискать еще надо было, объединена с Вовиком приобщенностью к миру потаенных страстей, а меня в этот мир не допускают! Он заметил недобрый блеск в моих глазах и поспешил исправить ошибку, обнял меня и сказал:

— Викуль, ты помнишь «Норму» Сорокина? Вот это и есть…

— Дерьмо! — я смотрела на девушку, смесь отвращения и изумления исказила мое лицо.

— Лучше сразу обо всем договориться, чтобы потом сюрпризов не было, — с терпеливостью заботливой наставницы сказала Лана. — А то вот недавно один…

— Стоп! — перебила я девушку и, справившись с рвотными позывами, сказала. — Пойдемте пить кофе.

И мы отправились на кухню.

Она сидела на краю резного стула, выпрямив спину, хлопала накладными ресницами, маленькими глоточками пила кофе и так чинно ставила чашечку на блюдечко, словно только что покинула пансион благородных девиц, а не очередного клиента, который запросто мог вывалить на нее свою норму, не оговори они заранее диапазон приемлемости.

Кофепауза не могла тянуться до бесконечности. И я пыталась вообразить себе, как это будет? Сюси-пуси, нежные прикосновения и робкие поцелуи неприемлемы. Бросаться друг на друга в порыве страсти?! Какой страсти, когда внутри все застыло ледяным комом?!

Я не представляла себе, что делать. А Вовик прихлебывал свежевыжатый сок и пытал девушку глупыми вопросами: откуда ты и какая погода в мире и ближайших окрестностях? Она отвечала тихим, чинным голосочком, — ну, точь-в-точь гимназистка румяная!

Мало-помалу я начала замечать в его глазах котовую поволоку. Не кошачью, а именно котовую. Этакого жирного, откормленного котищи.

Ну, конечно, это я, дура наивная, не представляла себе, как это происходит. А Вовик мог в любой момент наклонить эту прошмандовку, содрать с нее секретутскую зауженную юбку и оприходовать.

Похотливый блеск в его глазах мне не нравился. Похоже было, что он продолжал игру с этой уродиной не только из боязни, что я не отважусь повторить эксперимент в следующий раз, а и по причине готовности за неимением лучшего трахнугь любое чучело, подвернувшееся под руку. Я смотрела на него так, словно видела впервые. Вдруг до меня дошло, что вот он, тот мужчина, мысль о котором не давала мне покоя с одиннадцати лет.

Мужчина, который пробирается тайком…

И я поняла, что подарки в виде заграничных турне, которые я получаю время от времени, это не для того, чтобы отдохнула я, а для того, чтобы отдохнуть от меня. И его усталый, но неизменно доброжелательный голос по телефону: ах, дорогая, столько дел, совещания, переговоры, стрелки-фигелки!

Теперь я понимала его смятение, когда я выбрала эту девицу на сайте знакомств. Он-то был опытным юзером и знал, какие сюрпризы таят девушки, постеснявшиеся фото «ню».

Они щебетали, время от времени бросая на меня призывные взгляды. А я незаметно сжала кулачки и напомнила себе, что в любой момент могу выставить девицу за дверь. Эта мысль успокоила меня, и я включилась в разговор.

— Как тебя зовут? — спросил Вовик.

— Лана, — ответила девушка с вызовом в голосе.

— Ага, понятно. А твое настоящее имя? — не унимался он.

— Свет-Лана, — по слогам произнесла она.

Зазвонил его сотовый. Пока Вовик говорил, девушка подвинулась ко мне и неожиданно взяла меня за руку.

— Можно? — она подняла на меня вопросительный взгляд.

Я кивнула. Она разглядывала мои ногти, выглядевшие, как яйца Фаберже в миниатюре.

— Какая хорошая работа, — промолвила девушка.

А я прислушивалась к своим ощущениям. Ее рука оказалась горячей, горячее моей, чего я не ожидала. Сначала я с некоторым облегчением поняла, что ее прикосновение не вызывает отрицательных эмоций. Но через секунду вспомнила эпизод с «нормой» и отдернула руку.

— А в какой салон ты ходишь? — спросила девушка.

— «Мильфей», — ответила я. — Это на Фрунзенской набережной.

— А я на Таганке нашла неплохой, — сказала она.

И понеслось! Мы зацепились языками, и не заметили, как пролетело полтора часа. И мы бы еще столько же обсуждали преимущества и недостатки фотоэпиляции и восковой эпиляции, если бы не Вовик. Он барражировал по кухне, прижав сотовый к уху, и порою досаждал нам чересчур вычурной руганью. Покончив с делами, он повернулся к нам и начал с того места, на котором его прервали.

— Ага, стало быть, Света, — улыбнулся он.

Я почувствовала досаду оттого, что он вмешался в наш девичий треп.

— Да, Света, — подтвердила девушка, обращаясь ко мне.

Вместе с псевдонимом «Лана» весь шлейф непотребства словно растаял. В конце концов, и Машка что ни день, с новых ушей пыль ногами стряхивает, но я же обнимаюсь с нею и целуюсь. Я взяла Свету за руку уже без опасения, что вляпаюсь в остатки чужой жизнедеятельности, и сказала:

— Вовик обладает потрясающей способностью не вовремя исчезать и не вовремя появляться.

— Ага, так я тут лишний! — воскликнул он, обрадованный тем, как мы сблизились со Светланой.

Ага, так я тут лишний! Клише, набившее оскомину, подсказало мне, что ничего необычного, ничего особенного не будет. Впереди — нудятина, которую до нас испробовали миллионы пресыщенных пар. И миллионы мужчин, не найдя утоления в экспериментах с постоянными партнершами, пробираются тайком по отдаленным улочкам…

— А где у вас ванная? — спросила Света.

— Пойдем, я провожу тебя, — я поднялась из-за стола и коснулась ее руки.

Девушка отправилась за мною. Я шла первой, а Вовик стоял на пути. Я пихнула его в животик, чтобы пропустил, сделала два шага, обернулась и засекла взгляд Светы. Она смотрела на Вовика с улыбкой и поощрительным блеском в глазах. Я поняла, что ее взгляд — ответная реакция на его действие, скорее всего, он шлепнул ее по попке.

Ничего-ничего, условия контракта никто не менял, и я в любой момент выставлю ее за дверь. Обменяемся телефонами, а потом уж решим: стоит ли звонить.

— Пошли-пошли, — обняв Свету за талию, я увела ее в холл.

Вовик провожал нас насмешливым взглядом. Незаметно для Светы я показала ему кулак. Мой жест раззадорил его еще больше. Он подмигнул в ответ.

— Ванная гостевая. Здесь все полотенца чистые, — сказала я Свете, открыв нужную дверь.

А сама вернулась к Вовику, прижала его к стене, положила руку на пах, сдавила так, что он ойкнул.

— Ты чего губы-то раскатал! — прошептала ему в ухо.

— Прикольная девчонка, — прохрипел он, облапив меня за ягодицы.

Я усилила хватку и прошептала:

— Ничего, мы сейчас сделаем все по-быстрому, а ее домой отправим, — сказала я.

— Ну-у, так неинтересно! — взвыл Вовик.

Он вырвался и побежал вокруг стола. Я ринулась за ним. Вовик метался по квартире, загораживался от меня стульями, кидался подушками, баррикадировался сначала в кабинете, затем в спальне. Там-то я его и настигла. Я повалила его на постель, оседлала чуть ниже колен, расстегнула ремень. Он вцепился в брюки. Я усмехнулась, накрыла ладошкой его пах, нащупала сокровище.

— Тебе придется сдать брюки в химчистку! — злорадствовала я.

Вовик заерзал, пытаясь избавиться от моей хватки. А я основательно взялась за дело и довела бы его до конца. Но вдруг скрипнула дверь, раздался голос:

— Я не опоздала?

Я обернулась и замерла, в очередной раз удивленная. Вновь сказалась моя неосведомленность. Я полагала, что после кофе вполне определенные потребности подвигают гостей на поиск туалетной комнаты. Но для профессиональной жрицы любви пойти в ванную — это синоним раздеться и подмыться.

Света стояла перед нами, а из одежды на ней были только черные туфельки на высоких каблуках и наше полотенце, которым она замоталась, кое-как прикрыв грудь и аппендицит. Вовик скинул меня и уселся на постели.

— Выглядит заманчиво, — промолвил он, уставившись на Светкино декольте.

Та приподняла локти, и полотенце упало на пол. Светка красовалась нагишом, выставив на обозрение угловатые ключицы, худющие руки, ноги с костлявыми коленками и грудь. Грудь была выдающейся. Пятый номер, упругие, идеальной формы, безукоризненно симметричные яблоки. Уверена, Светка стала одной из лучших, если не самой лучшей работой пластического хирурга.

— Пустите меня в ванную! Теперь моя очередь!

Вовик выскочил из комнаты. Света обернулась, провожая его взглядом, и я обнаружила, что у нее на удивление круглая, аппетитная попа.

В глубине холла хлопнула дверь, проскрежетал замок. Хитрый лис Вовик понимал, что в его отсутствие Светку я не выгоню. Положим, я бы сама расплатилась с нею, но одежда осталась в гостевой ванной, в которой вопреки обыкновению заперся Вовик. И я испугалась, что, когда он выйдет, единственной одетой останусь я.

— Ты знаешь, а я каждый день делаю по сто приседаний, — сказала Света.

— Да? — с неопределенной интонацией протянула я, потому что не знала, как реагировать.

— Угу, — Светка вывернула голову назад, похлопала себя по попе и пояснила. — Чтобы целлюлита не было.

— А-а, — протянула я. — А я в фитнес-клуб хожу, плаваю, массажи всякие.

— Нет, в фитнес я не хожу, — помотала она головою. — Я сама занимаюсь. Потрогай, какие у меня мышцы.

Она согнула правую руку в локте, левой взяла меня за правую руку, потянула мою ладонь к своему плечу. Она оказалась приятной на ощупь, кожа шелковистая, под нею — тугое мясо. А на вид — кожа да кости, перевязанные необычайно толстыми венами. Как говорил Базаров, хоть сейчас в анатомический театр! Тело хотя и не богатое, зато для изучения системы кровообращения — экспонат превосходный. Неожиданно мне на ум пришли новые опасения. Я пригляделась внимательнее к ее венам, особенно к местам на сгибах, но, слава богу, следов иглы не обнаружила.

Светка водила моей ладонью по своим рукам. И я поняла, что она приучает меня к своему телу. Заводит с виду никчемные разговоры о физкультуре, о целлюлите, а все для того, чтобы подготовить меня к близости.

Ну, конечно! Я же сама говорила, что мы никогда раньше не приглашали девушек по вызову. Черт знает что! Я хотела замаскировать обидную для нее реакцию, которую мы не сумели скрыть, увидев это чучело. А она решила, что застенчивая бисексуалка, решившись впервые на однополый контакт, предупреждает о своей неопытности.

И вновь — уже в который раз — я испытывала удивление. Не ожидала, что шлюхи работают с такою старательностью и творческой деликатностью.

Я едва не рассмеялась. Хотела сказать, что однополый секс — не моя тема, но промолчала. Просто сделалось любопытно: что будет дальше? Выгнать-то я ее успею. К Вовкиному огорчению.

— У вас есть еще одна ванная комната? — спросила Света.

— Есть, вон она, — я кивнула на дверь в противоположной стене.

— Давай я сделаю тебе массаж с пеной, — предложила она.

Вовик застал нас в джакузи. Света сидела, привалившись к стене, а я спиною к ней между ее расставленными ногами. Она гладила мои плечи, ее горячие губы, горячий язык скользили между моими лопатками, пышная пена скрывала наши прелести. Вовка лоснился от предвкушения. Трусы его топорщились. Бедняга, не знал, какую подлянку я уготовила.

Потом Света вытирала меня, а Вовик — Свету. Ладно, решила я, пускай пощупает дурашка силиконовый буфер.

Мы переместились в спальню. Вовка обнял нас, и, заливаясь смехом и веселым визгом, мы втроем плюхнулись в постель. Он улегся на спину, его трусы натянулись шалашиком. Света спустилась на пол и устремилась к выходу.

— Ты куда? — Вовик схватил ее за руку.

— Я сейчас, — улыбнулась она. — Мне нужна моя сумочка.

— Не нужно, — сказал Вовик, извернулся и открыл верхний ящичек тумбочки, забитый презервативами.

Наивный, он думал, что до них дойдет дело.

— А что это мы до сих пор в трусах?! — воскликнула Света.

Она села на его колени, взялась за резинку, потянула вниз. Вовик, скотина, не сопротивлялся, а — напротив — с готовностью приподнял задницу. Трусы полетели на пол. Света наклонилась и скользнула сразу обеими руками: левой по его груди, а правой по моему бедру, Вовкин член скрылся в ее силиконовой ложбине.

Я почувствовала вожделение, но и ревность не отпускала. Мысленно я злорадствовала, представляя себе Вовкино разочарование, когда я скомандую «стоп!» Но еще я испытывала удовольствие, предвкушая, как жарко мы трахнемся, когда она уйдет.

Горел ночник. Его света хватало, чтобы я во всех подробностях видела, как ее язык скользит вниз по его груди. Вот достиг живота, Вовка дернулся.

— Щекотно? — проворковала Света.

И, коснувшись губами основания его члена, переместилась к ядрам, затем еще ниже! Вовка согнул ноги в коленях, облегчая ей доступ! Господи, что она там вылизывает!

Вовка притянул меня к себе, впился губами в мои губы, я не сопротивлялась. А когда оторвалась, увидела, как Светка ртом надевает презерватив на его член.

Что ж, голубки, наслаждайтесь последними мгновениями. Сейчас я прикрою эту блядскую лавочку!

Она переместилась вверх и застыла на выпрямленных руках, ее силиконовая грудь маячила над Вовкиным носом, свет ночника проникал между их телами, и я видела ее бритую киску. Слегка наклонив голову, Света смотрела на меня, лежавшую рядом. Черные волосы обрамляли ее лицо, скрыв некрасивые скулы. Мы уставились друг на друга, глаза в глаза. Ее зрачки были такими же карими, как и мои. Я застыла, завороженная глубиной ее глаз. Что-то переливалось от нее ко мне, от меня к ней, происходил безмолвный диалог, когда слова бессмысленны, без отклика остаются вопросы, ответы не нужны, всепонимание накрывает волною.

Диалог прервался внезапно. Света закрыла глаза, запрокинула голову и с легким стоном опустилась на Вовку.

Твою мать! Это случилось! Вовкин член воткнулся в чужую дырку!

Интересно, если не дать ему кончить, это будет изменой или еще нет?

Я же могу ее выгнать! В любую секунду! Мы же договорились!

Кончил не он, кончила она. Дрянная девчонка отвалилась с моего мужика и валялась в моей постели. Я сорвала липкую резину с его члена, вытерла руку о простыню, одела новый презерватив и заняла ее — или все-таки мое? а может, его законной супруги, — место. После Светкиной работы надолго Вовика не хватило бы, но многого мне уже и не требовалось. Теперь его ствол был во мне, и я оказалась на грани взрыва. Но прежде я нашла в себе силы прильнуть к нему, уткнуться губами в ухо и прошептать:

— Ну, что, ты доволен, животное? Трахнул чужую дырку!

Верхом на нем я выпрямила спину, я знала, что мне потребуется одно-два движения, и все кончится. Но вдруг вмешалась третья сила.

Впадинку между лопатками — мое кошачье место обдало жаром. Горячие руки коснулись моих плеч. Расставив ноги, Света стояла за спиной. Жар исходил от ее паха. Она медленно опустилась, ее горячий язык заскользил по позвоночнику, прожигая насквозь. Она мягко надавила на плечи, я подалась вперед, вновь прильнув к Вовику. Света изогнулась, протиснулась головой в самое пекло, и ее пылающий язычок проник в то ущелье, на девственность которого многократно покушался Вовик, но всякий раз получал решительный отпор. Нестерпимая сладость окатила меня, я провалилась в оглушительную бездну, мир взорвался миллиардом огней.

В счастливом изнеможении я сползла с Вовика, оставив левую ногу перекинутой через него. Света вытянулась рядышком и гладила меня мягкими кошачьими движениями. Вовик хотел что-то сказать, но я накрыла ладошкой его рот. Он погасил ночник. В темноте я улыбалась, охваченная тихой радостью. Глаза поневоле сомкнулись, нестерпимо хотелось спать, я предвкушала сладкий сон. Послышался неуверенный шепот Светы:

— Мне нужно ехать…

— Нет, — ответила я сквозь сон. — Останься. Поедешь утром.

Эти слова отняли последние силы, я уснула. Несколько раз за ночь я натыкалась на Свету, но эти прикосновения только успокаивали: кто-то очень близкий был рядом, с ним все в порядке, можно спать спокойно. И не знаю, как Вовик, как Света, но я проспала до самого утра.

Проснулась одна в постели. Вышла на кухню. Света — уже в образе секретарши, с накрашенными губами и подведенными глазами, — варила кофе. Из гардеробной, в костюме, гладко выбритый, явился Вовик. Сели завтракать. И я одна осталась в халате, заспанная и, как дура, счастливая.

— Ну, чего? Я пойду? — спросила Света, опустошив чашечку.

Вовик достал портмоне и выложил на стол тысячу долларов. Света взяла деньги, развернула банкноты веером и воскликнула:

— Ой, вы чего такие щедрые! — она бросила взгляд на меня, затем на Вовика, ее глаза светились благодарностью. — Половины б хватило!

— Бери-бери, — буркнул Вовик.

— Ну, ладно, — она спрятала деньги в сумочку.

Мы проводили ее в холл, открыли дверь, на прощание чмокнули в щеки.

— Не пропадайте, — сказала она и ушла.

Мы вернулись на кухню, я сварила еще кофе. Некоторое время мы молчали, звенели чашечками, поглядывали друг на друга и ухмылялись. А потом я с чувством сказала:

— Охренеть!

И мы рассмеялись.

— Вика, это был шок! Трахать проститутку в твоем присутствии для меня было шоком, самым настоящим шоком! — признался он.

— Хочешь сказать, что раньше ни разу не занимался сексом втроем? — прищурилась я.

— С проститутками — да, — пустился в откровения Вовик. — Но так! С проституткой в присутствии любимой женщины!

Он опустился на колени передо мной, обнял меня и уткнулся лицом в мои ноги. Я запустила руки в его волосы.

— Я тебя люблю, — сказал он.

— Правда? — спросила я.

Вовик поднял голову, посмотрел мне в глаза и повторил:

— Я тебя люблю!

— Знаешь, когда два года назад ты сказал это впервые, я тебе не поверила, — промолвила я.

— А сейчас веришь? — поспешно спросил он.

Его глаза засверкали, но блеск показался мне фальшивым. Он не сводил с меня требовательного взгляда, смотрел с надеждой, словно рассчитывал на что-то. Но на что? На то, что моя вера заставит и его самого поверить в искренность признания? Или на то, что я освобожу его от необходимости врать? Но разве я заставляю его обманывать меня?

— И сейчас не верю, — ответила я, улыбнулась и поцеловала его в губы.

— Не веришь? — надулся он. — Но мы же столько времени вместе!

— Да, и я боюсь тебя потерять, — призналась я, уткнулась губами в его волосы и добавила шепотом. — Давай не будем об этом. Разве тебе плохо? Все же хорошо. Роль штатной любовницы меня вполне устраивает.

Он отвернулся и молча смотрел в сторону. Я ругала себя, потому что сама за каким-то бесом повернула разговор в это русло. И теперь Вовик вымеривал драматическую паузу, чтобы я оценила его душевные муки. Но я их не оценила. Я спросила:

— Ты сегодня допоздна?

Он пожал плечами.

— Ночевать будешь здесь или домой, к жене, поедешь? — поинтересовалась я.

— Или к Свете, — хмыкнул он с театральной горечью в голосе.

— И-ли к Све-те, — медленно, по слогам повторила я.

— Приеду сюда, — Вовик поднялся с тяжелым вздохом. — Если вырвусь пораньше, может, поужинаем где-нибудь.

— Не хочу никуда, — возразила я. — Приезжай и Свету привези.

Вовик взглянул на меня с изумлением.

— Тебе понравилось? — спросил он.

— Не знаю. Просто не хочу, чтобы сегодня ее трахал кто-то еще, — объяснила я. — Есть в ней что-то такое, что хочется позаботиться о ней.

— Позаботиться о ней! — фыркнул Вовик. — Она проститутка! Как ты о ней позаботишься?! Только дашь ей ложную надежду!

— А мы не будем ее надеждами тешить, а сделаем вид, что она нужна нам для нашего удовольствия!

— Ну, ты даешь! — воскликнул Вовик.

Решительными шагами он направился к выходу.

— Свету привези! — на всякий случай бросила я вслед.

Утром я думала, что мы обойдемся без плотских утех. Поужинаем и отправим Свету в гостевую спальню. Но мы вновь оказались втроем в одной постели. Я убедила себя, что в этот раз ощущение новизны отойдет на второй план, мы распробуем этот плод до конца и поставим точку в глупом эксперименте.

Секс получился необычайно ярким. Испытав оргазм, я свалилась без сил, преисполненная благодарности Вовику и Свете. В голову приходили идиотские мысли: пригласить Свету на Мальдивы, купить ей соседнюю квартиру, устроить ядерную катастрофу и остаться втроем в целом мире.

На следующий день я не стала ее приглашать. И это стоило мне немалых усилий. А ночью я мучилась бессонницей и проклинала себя, воображая, чем в эти часы занята Света. Утром я позвонила ей. Мы провели целый день вместе, а вечером вдвоем встречали Вовика.

Наши встречи стали регулярными. Примерно по три-четыре раза в месяц Света приезжала к нам, мы занимались сексом, некоторое время дремали, а потом она уходила в гостевую спальню. Я больше не переживала по поводу того, с кем она трахается, когда не трахается с нами. Кроме того, надеялась, что она отказалась от других клиентов благодаря Вовкиной щедрости. По крайней мере, когда бы мы ни позвонили, она всегда брала трубку и в течение часа появлялась у нас.

Однажды в сентиментальном порыве я дала ей номера своего мобильного и домашнего телефонов. Хотелось чем-то тронуть ее, чем-то нематериальным, не деньгами, а отношением. Мы не звонили ей две недели, я хотела, чтобы она объявилась сама. Но она так и не позвонила. Мне было обидно, и я пожаловалась Вовику.

Но он сказал, что хорошая профессионалка по умолчанию признает себя игрушкой, у которой нет ни малейших прав влиять на наши отношения. Надумали б мы порвать с нею, было б достаточно перестать звонить. Она бы канула в небытие и никогда в жизни не потревожила бы нас.

Иногда я говорила себе: хватит, нужно порвать эту связь. При этом мотивы для разрыва менялись в зависимости от настроения. Временами возникало физическое ощущение налипшей грязи, хотелось бежать в вендиспансер, по пути молясь богу, чтобы не подцепила ничего страшного. В другое время я думала о том, что сошла с ума, если позволяю любимому человеку совокупляться с какою-то дрянью, да еще и сама участвую в содоме.

И на какое-то время я забывала, точнее, заставляла себя забыть о Свете. Но самое большое, на что меня хватало, две-три недели. Разгорался пожар, мое лоно пылало жаждой, утолить которую могли ласки, которыми мы сами — и я, и Вовик — брезговали. Мы могли найти кого-нибудь покрасивее через тот же Интернет или снять девушку в клубе, но я отвергала эту мысль. Света расточала свои ласки без принуждения, без тени смущения, без намека на брезгливость. Вовик платил ей хорошие деньги. Но она творила чудеса своим обжигающим язычком по собственному почину. И я бы чувствовала себя в унизительном положении, если б знала, что лицо, зажатое меж моих ног, скрывает гримасу отвращения только благодаря денежной смазке.

Вот такой была ситуация со мною. Но почему-то и Вовик ни разу не заикнулся на тему замены партнерши. Я подозревала, что и его чем-то зацепила эта девица, но не спрашивала, чем. Я ревновала, но успокаивала себя тем, что ситуация под моим контролем, а Светка — просто придаток, что-то вроде насадки для стимуляции клитора.

Наступал момент, когда жар поднимался до нестерпимого градуса, разум сдавался, стыдливость растаптывалась, опасность для здоровья игнорировалась, и я звонила Свете. Каждый раз она отвечала немедленно, словно все это время держала мобильник наготове в ожидании нашего звонка. Она всегда была свободна, никогда не отказывала нам, появлялась по первому зову. И это успокаивало, подтверждая догадки, что Вовкины деньги позволили ей отказаться от других клиентов. Я перестала рефлексировать по этому поводу, однажды честно признавшись самой себе, что да, я такая, для полного счастья время от времени мне нужны Содом и Гоморра. А что касается угрозы заражения, то Вовик в этом плане представлял собой еще большую опасность, чем Света. Я рассталась с розовыми очками и теперь знала, что этот кобель помимо законной супруги и штатной любовницы, регулярно пользует еще и шлюх.

Так я справилась с одними проблемами, но немедленно возникли новые. Отношение к Свете медленно, но неотвратимо менялось. Когда мы с Вовиком бывали вдвоем в театре, в кино или просто ужинали в ресторане, я думала о том, что мы могли бы пригласить и ее. Мы обсуждали увиденное, и Светка принимала участие в разговоре, поражая начитанностью и глубиной своих взглядов. Я сожалела о том, что мы не пригласили ее на спектакль, но одновременно испытывала беспокойство из-за того, что эта девица занимает куда большее место в нашей жизни, чем положено проститутке.

Еще одной проблемой стал вопрос о том, что делать со Светкой потом, когда наши отношения закончатся. Оставить ее на панели казалось подлым. Мы слишком сблизились, чтобы в один прекрасный день попросту вычеркнуть ее из своей жизни. Смех заключался в том, что о ее судьбе беспокоилась я, которая не знала, что будет со мною, когда Вовику надоест моя черная задница. Смех смехом, но в моей заботе проявлялся простой эгоизм: если в Светкиной судьбе я участвую на равных с Вовиком, это предполагает само собой разумеющимся, что с моею судьбой будет все в порядке.

Я полагала, что выходом из ситуации станет трудоустройство Светки на приличную работу. И поделилась этой мыслью с Вовиком.

— Самое лучшее, когда человек занимается тем, чем хочет, — сказал он.

Как-то утром, пока Света прихорашивалась перед зеркалом, следуя своей логике, Вовик спросил, чем ей хотелось бы заниматься.

— В каком смысле? — спросила она, не оборачиваясь.

— Ну, я имею в виду, чем бы тебе хотелось на жизнь зарабатывать? — уточнил он.

Света передернула плечами, ее губы дрогнули так, как это обычно бывает, когда человеку задают категорически глупый, с его точки зрения, вопрос.

— А я вот этим и зарабатываю, — ответила она и, подправив помадой губы, добавила: — Я вообще себя ругаю. Нужно было раньше заняться этим. Я ж недавно совсем начала. Все дура боялась чего-то. А сейчас так хорошо. Денежки капают и капают.

Мы не нашлись, что ответить. Реакция Светы застала нас врасплох. Она была не из тех, кто попросит о помощи. Но мы были уверены, что она хотя бы подскажет направление, в котором мы могли бы ей помочь.

Она взяла сумочку, чмокнула нас по очереди в щеки и, как обычно, на прощание сказала:

— Не пропадайте.

— Ты как-то не очень тактично говорил с нею, — промолвила я, когда мы остались вдвоем.

— Ага! Я еще должен думать, на какой козе к ней подъезжать! — взорвался Вовик. — Проститутка, она и есть проститутка!

— Вов, я не верю, что она стала проституткой от хорошей жизни, — сказала я. — Но она чересчур гордая. Самолюбие мешает ей принять помощь…

— Ерунда! — отмахнулся он. — Самолюбие! У нее-то самолюбие! Это лень, а не самолюбие! Ей просто лениво заниматься чем-либо еще!

Я умолкла. Я жалела Светку. А еще поняла, что и мне будет лениво чем-либо всерьез заниматься, когда Вовик меня бросит. За время нашего романа я привыкла жить исключительно в свое удовольствие. И менять привычки мне будет, пожалуй, тяжелее, чем Свете. И уж совсем я не знала, как определиться с родом желаемых занятий на случай, если Вовик, вместо того чтобы отвалить денег на чулочную фабрику, спросит меня, чем мне хочется на жизнь зарабатывать?

Интимные встречи со Светой продолжались, но мы по-прежнему скрывали нашу связь от других. Причиной таинственности являлись отнюдь не моральные соображения. Вовик с удовольствием похвастался бы друзьям, да и я, пожалуй, поделилась бы постельными секретами с тою же Машкой. Но мы стеснялись, потому что любой, взглянув на Светку, назвал бы ее уродиной. Откройся мы кому-нибудь, и появилась бы параллель между нашими откровениями и странного вида девицей, временами ночующей в моей квартире.

Не знаю, что себе домысливали Вовкины секьюрити, но после Светкиных визитов я смотрела в глаза охранников с преувеличенной смелостью, с нарочитым превосходством. А сама сгорала от стыда. И понимание того, что исключительная вина за эту ситуацию лежит на мне, делало положение особенно унизительным.

Иногда я смотрела на Свету, на ее некрасивое лицо, приплюснутый нос, худющие руки и костлявые ноги и мысленно вопрошала: кто ты? Человек или чертик? Бес-искуситель, который с равным успехом и мужчину, и женщину губит. Суккуб и инкуб в одном лице. И как символичны твои красивые груди и задница! Все остальное лишнее, не имеет значения! Ну и конечно же сатанинский жар, исходящий от паха. Жар такой, словно, подобно джедаям из «Звездных войн», Светка владела энергетическим жезлом. Стоило ей обнять меня, и я чувствовала, что мы вполне обойдемся без мужчин с их примитивными выпуклостями.

Мой рассказ затянулся. Но потерпите еще чуть-чуть. Мы уже приблизились к той точке, ради которой я вдавалась в столь непотребные подробности.

Вовик часто использовал мою квартиру для светских тусовок. Приглашались деловые партнеры, нужные чиновники, светские львицы. На правах хозяйки я встречала гостей в ослепительном вечернем платье, каждый раз новом. И ради этих сладостных мгновений я терпела всю эту напыщенную публику в своей квартире.

Однажды в самый разгар вечеринки Вовик шепнул мне на ухо, что хочет немедленно трахнуть меня.

— Разве что запереться в ванной, — хмыкнула я.

— Получится наспех, а хочется с чувством и с толком, — ответил он. — Мы сейчас сбежим в гостиницу.

Бросить гостей в собственной квартире, а самим сбежать, чтобы заняться любовью. Наши отношения находились уже на той стадии, когда романтические затеи навевают скуку, а не подогревают чувства. Но конечно же я согласилась.

Кто-то с протокольной физиономией и прижатым к уху сотовым топтался в холле и, увидев, как мы выходим из квартиры, с удивлением вскинул брови.

— Мы сейчас, — успокоил его Вовик.

Протокольная физиономия расслабилась, вернувшись к разговору. Мы спустились вниз, пробежали мимо озадаченного консьержа, и «лэнд круизер» понес нас по вечерней Москве.

— Ты сумасшедший! — я заставила себя смеяться.

Потакать Вовкиным прихотям — вот чем мне хотелось заниматься.

— Владимир Федорович, а куда едем? — ненавязчивым тоном поинтересовался водитель.

— В «Балчуг-Кемпинский», — ответил Вовик.

— «Второй», я «Первый». Едем в «Балчуг», — передал по рации сидевший впереди охранник «хвосту».

— «Первый», я понял, — отозвались из второго «лэнд круизера».

И тут мне в голову пришла сумасбродная идея. Я наклонилась к Вовику и шепнула:

— А давай поедем к Светке.

— Супер! — откликнулся он. — Позвоним ей, пусть дует в «Балчуг».

— Ты не понял, — прошептала я. — Давай поедем к ней. Я хочу побывать у нее.

— Вик, — поморщился Вовик. — Ты себе представляешь, что это такое? Она сидит в какой-нибудь грязной норе на продавленном диване…

— Я хочу увидеть это. Если не понравится, возьмем ее с собою в «Балчуг».

— Ну, хорошо, — Вовик нехотя вытащил мобильник.

Светка отказалась принимать нас у себя, и Вовик договорился, чтобы она вышла из дома на улицу, где мы ее подберем и захватим с собою. Оказалось, она снимала квартиру в центре, на Таганке.

— Меня это не устраивает, — заявила я. — Звони и скажи, что мы поднимемся к ней домой.

— Зачем тебе это? — спросил Вовик.

— Я хочу посмотреть, как это происходит, — ответила я. — Хочу увидеть эту квартиру.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

— Зачем тебе это?

— Вов, очень нужно. Мне очень нужно, — промолвила я и, прильнув к нему, замурлыкала капризным голосом.

Он снова набрал Светкин номер и взялся ломать ее сопротивление. Угловым зрением я замечала невозмутимые крепкие затылки водителя и охранника и говорила себе, что мне наплевать на то, что они обо мне думают. Слушая Вовкины увещевания, я поняла, что он вот-вот потерпит фиаско, и вырвала из его руки трубку.

— Алло, Свет, это Вика. Ну, чего ты, в самом деле…

— Вик, да я не ждала никого! Сама как чухня выгляжу! В квартире бардак!

— Да перестань, Свет! Мы столько времени знакомы! Ну, пожалуйста, ну, прошу тебя! Понимаешь, к нам гости приперлись, надоели нам, как собаки! Ну, пожалуйста.

Она сдалась и назвала адрес.

Мы домчались так быстро, что переодеться она не успела и встречала нас, растрепанная, бледная, с воспаленными глазами, с постоянно шмыгающим носом, в трениках и футболке, заляпанных краской.

Квартира оказалась двухкомнатной. В узеньком полутемном коридоре стоял стул, на спинке висела мужская куртка, а подле стояли огромные черные ботинки «Camelot». Светка прижала палец к губам и, кивнув на закрытую дверь, шепнула:

— Там подруга работает. У нее сейчас клиент.

Я почувствовала некоторое разочарование, потому что представляла себе по-другому мужчин, посещающих дома терпимости. Холерики астеничного типа, непременно в костюмах, с галстуками, — такими рисовало воображение мужчин, которые тайком пробираются к проституткам.

А мужчина в спортивной куртке и «камелотах» может и не таиться, а идти в публичный дом, весело насвистывая, как в рекламе средства для повышения потенции.

— Проходите туда, — Светка показала на открытую дверь, в которую упирался коридорчик. — Прямо в одежде, там и разденетесь.

Стараясь не шуметь, мы прошли в комнату. Здесь обстановка оказалась именно такой, как я и ожидала. «Стенка» из ДСП со слониками и книжками из школьной программы на полках, небольшой диван, накрытый пледом, — все это напоминало о благополучии 70-х — 80-х годов ушедшего века. А теперь говорило о драме. Перемены застали врасплох, и хозяин не нашел иного способа выживания, кроме как превратить квартиру в притон. Какие-нибудь старички кое-как сводят концы с концами, прибавляя к пенсии разницу между ценами на аренду квартиры на Таганке и в Бутово, где они ютятся в маленькой комнатушке. А здесь на произвол блудливых сластолюбцев оставлены книги, наука которых оказалась не впрок, брошены фарфоровые слоники, которые не сберегли казавшееся незыблемым благополучие.

А может, старичков нет в живых. А их дочь, оставшись одна, не сумела приспособиться к самостоятельной жизни и теперь работает в соседней комнате.

Да, именно так я все это себе и представляла. И конечно же современная двуспальная кровать, занимавшая половину комнаты, являлась завершающим штрихом к сюжету чужой драмы.

Вот сюда и пробираются тайком астеничные холерики в костюмах, галстуках и кепи, надвинутых на глаза.

Я с мазохистским упоением «узнавала» картину, многие годы будоражившую воображение, и не сразу заметила нечто, что дополняло печальную историю неожиданным образом. Все пространство между диваном и стеной занимали поставленные ребром холсты на подрамниках. А в углу стояла деревянная тренога, накрытая мятой простыней, сквозь которую проступал четырехугольный контур. Я взглянула на эту простыню, захватанную перепачканными краской руками, перевела взгляд на Свету, на ее старенькую футболку и треники в пятнах, и догадка поразила меня:

— Это ты?! Ты рисуешь?! — воскликнула я.

— Да, — Света шмыгнула носом и, небрежно взмахнув рукою, добавила: — Это тоже все мое.

Только тогда я заметила полотна, украшавшие стены. Три ярких жизнеутверждающих натюрморта с цветами и еще две картины, о которых следует сказать особо.

Первая размещалась над изголовьем кровати. То есть над постелью, над тем самым траходромом или, как говаривал Вовик, «местом имения», подле которого стояла коробочка с презервативами и лубрикантами. На картине были изображены Мадонна с младенцем. Святая Мария, прервав шитье, устремила взгляд куда-то вдаль поверх голов внешних соглядатаев. А мальчик, широко расставив руки, прикрывал маму и ревностным взглядом смотрел непосредственно в глаза зрителя.

Он не был златокудрым ангелочком Рембрандта или да Винчи, он не был заморышем Боттичелли. Со Светкиной картины на зрителя пристально смотрел аппетитный мальчуган лет десяти-двенадцати. Поражал его взгляд, тревожный и волнующий. Взгляд отрока, еще не знающего о своей судьбе, но уже чувствующего, что на том пути, куда влечет его сердце, не сносить головы.

А пока он только ограждал свою мать от подозрительных незнакомцев.

Взгляд Мадонны был полон скорбного знания и суровой решимости. Это был взгляд матери, смирившейся с выпавшей ее сыну долей, взгляд матери, видевшей в каких-то незримых пока еще далях Голгофу.

Вторая картина находилась на стене слева от балкона. Она представляла собой вид из окна художника, городской пейзаж, выполненный в удручающе серых тонах. Но на ближнем плане, на краю подоконника, перед которым как бы находился зритель, стояла стеклянная банка с кистями, щедро напоенными розовой краской.

И вновь я «узнала» свой подростковый кошмар. Мрачный пейзаж за окном художника — именно такой осталась в памяти улица перед домом, где я провела свое детство.

Но розовые кисти внушали оптимизм. Вот сейчас вернется художник, и унылая акварель обернется всего лишь заготовкой. Несколько взмахов волшебною кистью, и мир за окном станет розовым, полным радости и счастья.

Я взглянула на Вовика. Он с крайне обескураженным видом таращил глаза то на Светкины творения, то на саму Светку, которая с застенчивой улыбкой ждала, что мы скажем, и шмыгала носом. И Вовик — конечно же! — нашелся, что спросить:

— Ты это, чего, простудилась что ли? — выдавил он.

— Да нет, это не простуда, — ответила Света. — Аллергия.

— Аллергия? На что? — переспросил он.

— На краски, — сказала она.

— На краски?! — изумился он. — А зачем же ты тогда рисуешь?!

— Зачем? — ее губы дрогнули в снисходительной улыбке. — А зачем человек с циррозом печени водку пьет?

— Ага, так это болезнь, — промолвил Вовик.

— Каждый по-своему болен, — ответила Света. — Хотите другие картины посмотреть?

— Конечно, хотим! — обрадовалась я.

Она вытащила на свет полотна, занимавшие пространство между диваном и стеной. Два автопортрета, на которых, как в фотошопе, Света выступала в образе утонченной красавицы. Несколько портретов каких-то детей. А все остальные картины представляли собой сцены из жизни подростка Иисуса. Света вслед за Ван Хонтхорстом, Сурбараном или Лебреном решила восполнить пробелы в Евангелии и поведать миру об отрочестве Мессии.

— Послушай, — с воодушевлением воскликнул Вовик, — а ты можешь для меня нарисовать кое-что?!

— Смотря что, — ответила Света.

Я смотрела на Вовика счастливыми глазами. С некоторых пор мы вновь озаботились Светкиной судьбой. Хотя она и дала понять, что заниматься чем-либо еще, кроме проституции, ей лениво, но мы полагали, что не можем позволить ей и дальше торговать своим телом. Мы ломали голову, какой найти выход. А теперь проблема решалась идеальным образом.

И я с удовольствием заметила искреннюю радость в Вовкиных глазах.

— Мне нужны иллюстрации к книгам! — продолжил он. — И я хорошо заплачу. Но они должны быть в определенном стиле! А то, понимаешь, бьемся, а хорошего художника найти не получается!

Это была чистая правда. Среди прочих бизнесов ему принадлежало крупное издательство. И, действительно, существовала проблема: художники, чей стиль устраивал Вовика, за одну иллюстрацию заламывали столько же, сколько платили автору за весь текст. От их услуг отказывались, и штатные дизайнеры украшали обложки книг коллажами. Сырье для компиляций скачивали из Сети. Доходило до смешного: однажды издательство выпустило одновременно два разных романа с одним и тем же драконом на обложке.

— Смотря, о чем речь, — недоверчивым тоном промолвила Света. — Может, у меня ничего не получится.

— Получится! Получится! — заверил ее Вовик. — Эх, сейчас бы Интернет! Я бы показал.

— Да, пожалуйста, — Света пожала плечами и открыла шкаф.

Она извлекла из него ноутбук и открыла секретер, к которому чуть ли не впритык приходился торец кровати. Света поставила компьютер на откидной столик. Петли заскрипели, но она не обратила на угрожающие звуки внимания. Она подключила ноутбук и жестом пригласила Вовика.

Он опустился на край постели и с азартом ринулся в Сеть. Я села с другой стороны, а Света оказалась между нами. Вовик зашел на нужные сайты и устроил виртуальную экскурсию. На экране мелькали творения Бориса Валехо, Луиса Ройо, Джулии Белл и прочие, и прочие.

Я сама находилась на грани экстаза от сознания собственного благородства. Я блаженствовала, предвкушая Светкину благодарность, и упивалась чувством собственного величия. Я ожидала увидеть, как Светка тает от счастья, еще не решившись поверить в свою удачу. Я обернулась и замерла, до крайности удивленная.

Света смотрела на экран с таким отвращением и брезгливостью, словно мы ей показывали детскую порнографию, а не картины всемирно известных художников.

Вовик тоже повернулся и тоже застыл, пораженный выражением ее лица.

— Ну, чего, ты сможешь… — начал он.

— Я не буду это рисовать! — нервным голосом заявила Света, перебив его.

— Но почему? — изумился Вовик.

— Потому что это не искусство. Это профанация, издевательство!

Она быстро подтянула ноги на постель, перекинула их за спиною Вовика на пол, отошла к двери и оттуда смотрела на нас так, словно видела впервые. Я понимала, что мы только что сильно упали в ее глазах. Она не подозревала, что мы можем заниматься кичем в духе Валехо или Сороямы. Судя по выражению лица, она всеми силами старалась, но так и не смогла скрыть сожаление и брезгливость.

И это была девушка, которая за деньги запросто засовывала язык в чужие задницы!

Мы остались без секса. У Вовика настроение пропало, у меня в тот вечер его и вовсе не было, а Светка… фиг ее знает, эту Светку.

На обратном пути Вовик выгнал водителя с охранником в «хвостовой» джип и сам сел за руль. Некоторое время мы молчали. Я была подавлена, Вовик, скорее, просто удивлен. Спустя некоторое время он спросил с добродушной насмешкой:

— Довольна? Съездила, посмотрела, как она живет?

— Угу, — промычала я в ответ.

— Вик, зачем тебе это было нужно? — поинтересовался он.

По его тону я поняла, что он уже сам сконструировал ответ на этот вопрос, а теперь с искренним любопытством хотел проверить догадку. Несколько секунд я молчала, пытаясь угадать, что он себе напридумывал, чтобы не разочаровать его, а подстроиться под его домыслы. Вовик выжидательно молчал, то и дело бросая на меня испытующие взгляды. И я решила сказать, как есть.

— Знаешь, моей маме всегда было тяжело. Сам понимаешь, чернокожая дочь, отца нет. Когда я родилась, ее отец не пустил домой. Правда, помог с квартирой. Мы с мамой в «двушке» жили. В те времена вообще квартиру пробить тяжело было, а «двушку» — это просто из области фантастики. Впрочем, кому я рассказываю! Сам знаешь.

— Знаю, конечно, — хмыкнул Вовик.

Я сжала его руку, чтобы он помолчал, и продолжила:

— Так вот. В девяносто втором году стало совсем хреново. Мне одиннадцать было. Мама не знала, как концы с концами свести. И тогда она отправила меня к бабушке, папа-то ее умер к этому времени. А в нашей квартире мама устроила интим-салон.

— Да уж, — Вовик издал тяжелый вздох.

— Ну, сама-то она администратором была, — уточнила я.

— Мамкой, — поправил Вовик.

— Знаешь, я была совсем маленькой девочкой, и я так любила нашу квартиру, — продолжала я. — Там я была в безопасности. Я могла закрыться в своей комнате и играть так, как мне захочется. Отрывать головы злым куклам. Добрым… тоже отрывать. И я все время думала о том, что какие-то чужие люди теперь тайком пробираются в мою комнату и творят какие-то гадости с незнакомыми девушками, может быть, издеваются над ними, а может быть, просят, чтобы девушки унижали их. Это так странно. Каждый раз, когда я вижу мужчину, особенно, в костюме, в галстуке, меня так и подмывает спросить: не знает ли он эту квартиру, не случалось ли там бывать?

Последние слова дались мне сквозь слезы. Вовик остановил машину и прижал меня к себе.

— Успокойся, Вик, успокойся! Но теперь же все позади, все будет хорошо! — нашептывал он.

— Ты помнишь, — заговорила я, немного успокоившись, — как Светка пришла к нам первый раз? Мне так было неловко, так стыдно оттого, что не смогла скрыть смущения, когда увидела, какая она некрасивая. А ей было хоть бы хны! А сейчас мы как будто поменялись местами, теперь она не могла скрыть смущения, увидев мое… наше с тобой уродство… Только стыдно и неловко почему-то опять было мне. Почему? Наверно, потому, что моральным уродом быть гораздо хуже…

— Вик, да что у тебя за настроение сегодня?! — с досадой воскликнул Вовик. — Какое уродство?! О чем ты говоришь? Перед Светкой ей стыдно?! Да она просто хочет жить в свое удовольствие и все! Понимаешь? Ну да, удовольствие у нее свое, не такое, как у всех. Кому-то шмотки нужны, а ей рисовать хочется! Но при этом она не хочет никаких обязанностей иметь! И торговать собою ей кажется самым легким способом зарабатывать на жизнь. Вик, ты извини, но она проститутка. Про-сти-тут-ка…

— А мне кажется по-другому, — сказала я.

— Ага, и что тебе кажется? — снисходительно спросил Вовик.

— Мне кажется, будь у нее возможность, она бы разделилась на мистера Бартоломью и Дика. Но такой возможности нет, и ее большая-большая душа живет в каком-то высоком, прекрасном мире и этой душе нет дела до того, чем занято тело.

— Ой, слушай… — Вовик покачал головой.

Он хотел разразиться новой нравоучительной тирадой, но я похлопала его по руке и сказала:

— Ладно, хватит. Давай оставим эту тему. Поехали дальше. В «Балчуг»… или домой.

Мы поехали домой.

Позднее по моей просьбе Вовик купил у нее одну работу, которой я сама дала название — «Розовые кисти». Я заказала хороший багет, картину повесили в холле. На гостей она производила впечатление, интересовались именем художника, но мы отказывались от комментариев. Как-то я заикнулась об организации Светкиной выставки. Но Вовик отреагировал отрицательно.

— Выставка, если даже и будет успешной, не позволит ей заработать на хлеб. По крайней мере, на первых порах, — объяснил он. — А работать на заказ она не станет, сама знаешь. Так что ж мне теперь? Раскручивать проститутку?

Больше о Светкином жизнеустройстве мы не говорили. Махнули рукой и все. Во время свиданий интересовались творческими успехами, она охотно делилась замыслами, но эти разговоры больше походили на обмен дежурными любезностями.

Светка при виде своего творения каждый раз с удивлением хмыкала, она все ждала, что картина надоест мне и я спрячу ее куда-нибудь.

Однажды я крепко спала после жарких совокуплений. Разбудили меня странные шорохи. Они были столь робкими и осторожными, что даже сквозь глубокий сон показались мне подозрительными. Приоткрыв глаза, я увидела, как Вовик поднимается с постели. Он старался не потревожить меня, он всегда старался не беспокоить мой сон, если ночью вставал, но в этот раз он чересчур сильно старался.

Мой сон как рукой сняло, но я делала вид, что сплю. Вовик обошел вокруг кровати. Он выпал из моего поля зрения, я лежала на боку, спиною к Свете. Все чувства мои обострились до предела, каждый миллиметр кожи, каждый волосок превратились в око, и картинка в голове оставалась четкой, как если бы разворачивалась перед глазами при самом выгодном освещении.

Вовик осторожно потеребил Светку за плечо. Она приподняла голову. Он подал ей знак, чтобы не шумела, и потянул за собой. И эта проститутка, ни на мгновение не усомнившись в своих правах, выскользнула из-под одеяла и ушла вслед за ним в гостевую спальню.

Кровь ударила мне в виски, картинка оборвалась. Я поняла, что убью ее. И Вовик не остановит меня, как это было с Машкой. Я вцеплюсь в ее волосы и разобью ей голову. А потом — будь, что будет. Пусть меня посадят, пусть расстреляют! Или пусть Вовочкины халдеи вывезут труп, завернутый в ковер, на какую-нибудь свалку.

Светка всегда была игрушкой, чем-то вроде приспособления из секс-шопа, которое всегда можно выкинуть в чулан, если оно покажется лишним. И вдруг не она для нас, а я для них оказалась лишней. Вовик хотел трахать ее и трахать так, чтобы я не мешалась!

Я нарочно лежала в постели, решив выждать достаточное время, чтобы он успел засадить ей и у них не осталось шанса объяснить все безвинными разговорами из-за свалившейся на обоих бессонницы.

Затем я поднялась и на цыпочках отправилась в соседнюю комнату. Кровь бурлила в жилах, и я предвкушала садистское удовольствие, которое получу, когда отпущу тормоза. Я ожидала, что Вовик будет заколачивать в нее сваи, закинув ее ноги на плечи, или пользовать ее по-собачьи. Но то, что я увидела, остудило мой гнев, повергнув в изумление.

Вовик возвышался посреди комнаты, а Светка стояла перед ним на коленях и, согнувшись, целовала его ноги. Больше всего меня поразило его лицо. Он смотрел сверху вниз, а его физиономия имела выражение паскудного блаженства, какое увидишь разве что на детском личике, когда ребенок отрывает крылышки мухам. Руками он прижимал излишки жира на животе и эрегированный член — чтобы не закрывали обзор.

Не знаю, как Светка, а он меня не замечал. Я прикрыла дверь, вернулась в спальню и упала в постель. Только что я стала свидетелем странной особенности человеческой психики. Светка вытворяла в постели вещи куда унизительнее, чем лобызание стоп. Но все ее изыски не являлись для Вовика фетишем. Его навязчивой идеей оказалась женщина на коленях, целующая его ноги, и именно в этом он стеснялся признаться даже той проститутке, для которой подобная прихоть показалась бы самой невинной из перечня услуг.

А еще я увидела, что наша идиллия держалась на волоске. Я поняла, что сама не знаю, где кончаются границы дозволенного. В любое мгновение мне могло показаться, что Вовик уделяет внимания Светке больше, чем положено проститутке, секс-игрушке или домашней собачке, я бы сорвалась и, пожалуй, действительно, колотила ее до тех пор, пока не убила бы.

Правда, в ту ночь меня уже не интересовало, трахнул он ее потом или нет. Из меня будто спустили пар, и, обессиленная, я уснула.

Утром за чашечкой кофе я долго тянула, но все же собралась с силами и сказала:

— Вов, я попрошу тебя рассчитаться со Светой из расчета, что больше мы встречаться не будем.

Ни он, ни она ничего не ответили. Пауза получилась гнетущая, и я добавила:

— Это было в последний раз.

— Ага, ладно, — ответил Вовик.

Он достал портмоне и отсчитывал купюры с поджатым подбородком, всем своим видом показывая, что не знает, какая муха меня укусила. Света сделала последний глоток, поставила чашечку на стол и сказала:

— Да мне много денег не надо. Заплатите по обычным расценкам и все.

Вовик положил пачку купюр на стол, Света сгребла их в сумочку и ушла. Напоследок она не поцеловала ни меня, ни Вовика и вместо обычного «не пропадайте» бросила «ну, пока».

По крайней мере, на тот момент ее судьба меня больше не интересовала.

В одну из ближайших ночей я попросила Вовика встать и, опустившись на колени, коснулась губами его ног. Он схватил меня за плечи и заставил подняться. Выражение лица у него было таким несчастным, будто я застукала его за чем-то постыдным. Секс в ту ночь получился бесцветным и вымученным. Потом я долго не могла уснуть и весь день страдала от головной боли.

Недели через три Вовик не выдержал и спросил:

— Вик, ну чего, Светку-то больше не позовем?

— Не позовем, — ответила я.

Я поняла, что наше расставание — вопрос ближайшего будущего. Но о Светке мы больше никогда не говорили.

Вовик бросил меня технично и благородно. Однажды он сказал, что купит мне другую квартиру. Альтруистический порыв он объяснил очень доходчиво: эта квартира оформлена на него, и, случись с ним что, его жена вышвырнет меня на улицу. В целом такой подход — «случись с ним что, а я не должна остаться без квартиры» — мне нравился. Но сердцем я почувствовала неладное.

Он купил мне не одну, а целых две квартиры в соседних подъездах.

— Так ты получишь финансовую независимость, — пояснил он свою щедрость.

Я переехала в маленькую квартиру, а большую сдали, и я получила собственный источник доходов. Все было хорошо, Вовик даже несколько раз оставался со мною на ночь. Вот только вечеринки проходили на старой квартире уже без меня. А вскоре я узнала, что гостей принимает другая женщина, каждый раз в новом вечернем платье. Пару раз я видела фотографии их обоих в каких-то глянцевых журналах и из подписей под снимками узнала, что мне на смену пришла студентка из театрального училища. Несколько ночей я проплакала, но, положа руку на сердце, признаюсь, что оправилась быстро, поскольку давно ожидала того, что произошло.

Вовик остался благородным до конца. Он постоянно держал меня в поле зрения, включил в круг друзей, о которых считал долгом заботиться. Сама я никогда ни о чем его не просила и о назначенных им пособиях отставной любовнице узнавала методом «тыка».

Например, на восьмое марта курьер доставил мне букет роз, часики с бриллиантами и ваучер туристической фирмы, принадлежавшей Вовику. Я позвонила и поблагодарила его. Он предложил поехать вместе в Италию и, похоже, не в шутку. Но я не поддалась. Как говорится, умерла, так умерла.

В турфирме я заказала двухнедельную поездку в Анталию. Мой выбор смутил менеджера.

— А вы не хотите поехать, скажем, в Сан-Тропе? — осторожно спросил молодой человек.

— А можно? — насторожилась я.

— А давайте мы разработаем для вас индивидуальный тур? — воодушевился он.

— Ну, давайте, — согласилась я.

По самым скромным прикидкам предложенный мне тур стоил не менее двадцати пяти тысяч долларов. И менеджер еще убеждал меня взять с собой компаньона. Но устраивать евротуры для друзей за счет Вовика я не стала.

Каким-то образом — подозреваю, через Машку, Вовик оказался в курсе, когда заболела моя мама. И немедленно устроил ее в лучшую клинику, а потом оплатил и курс в австрийском санатории.

Но больше всего меня радовали эсэмэски. И о них стоит рассказать отдельно.

В те счастливые времена, когда мы были вместе, Вовик иногда впадал в странную задумчивость. Чаще всего это случалось во время поездок по городу, особенно в «пробках». Он неожиданно отключался, наклонялся вперед, левой рукой прикрывал рот и теребил подбородок так, словно хотел что-то сказать, но боялся, что сорвется неверное слово. Я чувствовала, что в эти минуты его занимают мысли отнюдь не о бизнесе, не о семье и уж точно не обо мне. Я отворачивалась и, мучимая ревностью, делала вид, что любуюсь пейзажем за окном. Иногда Вовика «не отпускало» до конца поездки, и он становился невыносимым, впрочем, быстро справлялся с раздражением. Но гораздо чаще Вовик, помусолив подбородок, вытаскивал сотовый и торопливо набивал какие-то тексты, прикрывая от меня дисплей. Закончив, он откидывался назад, на губах его блуждала мечтательная улыбка, выражение лица делалось благостным, и мне хотелось залепить тортом со взбитыми сливками по его самодовольной физиономии.

После того, как мы расстались, тайна его эсэмэсок открылась, подтвердив мои худшие подозрения. Правда, это тогда, пока мы были вместе, они были худшими. А теперь эсэмэски приходили ко мне, и это было приятно. Дзынькал мобильник, извещая о новом сообщении, и я знала, что Вовкин джип стоит в «пробке», он сидит с блаженной улыбкой, и новая пассия с трудом сдерживается, чтобы не влепить ему кулачком по губам. В такие минуты я мысленно обращалась к ней. Не ревнуй, говорила я, пойми: наступит печальный день, когда и тебя отправят в отставку, а номер твоего мобильника включат в список рассылки смс-сообщений, и, получая время от времени незатейливые четверостишия, ты будешь знать, что есть человек, который то ли любил тебя, то ли поматросил и бросил, но как бы то ни было, ты можешь обратиться к нему, случись крайняя необходимость. А можешь и без крайней необходимости.

Стишки, которые он присылал, были непритязательны и сумбурны. Как тот азиат пел обо всем, что попадалось на глаза, так и Вовик рифмовал всякую чушь, приходившую ему на ум. Впрочем, иногда он выдавал и строки, достойные пера маститого острослова. Например, как-то в конце февраля я получила вот такой лимерик.

Сексуальный голод порождает острое чувство одиночества. Хочется лезть на потолок или запустить руку в штаны случайному попутчику в лифте, а вечером, лежа в ванной, расстрелять свое естество не струей из душа, а очередью из «Калашникова».

Лимерик об одном художнике напомнил мне о другом. Точнее, о другой. О той, картина которой украшала холл. Я и раньше частенько думала о Светке, но то были бесплодные воспоминания. А Вовкин лимерик подтолкнул меня к действию. Вечером я позвонила ей. Она ответила после первого же гудка, будто почти два года сидела, не спуская глаз с дисплея. Через час она переступила порог моей квартиры.

— Вот и я, — напевно растягивая слова, промолвила Света.

Наши взгляды встретились, и мы замерли. И вновь завороженная глубиной ее глаз, я забыла обо всем остальном — о приплюснутом носе, худющих руках, костлявых коленках и выставленной на обозрение, как в наглядных пособиях, системе кровообращения. Я видела только карие глаза. Но моя наивность осталась в прошлом. Льющийся из ее глаз свет я больше не принимала за свет всепонимания. Всепрощения — может быть. Простить ее, простить себя и позволить увлечь себя в омут.

Я сделала шаг вперед, мы обняли друг друга, замерли снова, и меня обдало знакомым жаром.

Но Светка осталась Светкой. Я так и не поняла, и впрямь ли она была такой непосредственной? Или ее простодушие являлось маской, толстой носорожьей шкурой, чтобы такие, как я, не лезли в душу и не рассчитывали на слишком близкие отношения?

Она увидела картину на стене и, выскользнув из моих объятий, воскликнула:

— Так вот она где? А я Вовку-то спрашивала, куда «Розовые кисти» дел! Хотя и догадывалась, что ты картину с собой забрала! Нравится?

— Нравится, — кивнула я, кое-как справившись с эмоциями. — Все жду, что художник вернется и перекрасит все в розовый цвет.

— Розовый цвет, — промолвила Света, — быстро надоест. До тошноты.

Она уехала поздним утром. Я дала ей денег, меньше, чем давал Вовик, но, кажется, она осталась довольна. По крайней мере, на прощание она сказала свое обычное:

— Не пропадай.

Я выпила чашечку кофе и позвонила ему. Ответила секретарь, она предупредила, что у Вовика важное совещание, и он оставил мобильный в приемной. Я сказала, что перезвоню, но секретарша ответила, что уже зашла в кабинет и передает ему трубку.

— Вика! — услышала я знакомый голос. — Что-то случилось?

— Да нет же, нет, — ответила я. — Я звоню просто так.

— Ага, просто так! Это хорошо, — ответил он.

— Ты все время присылаешь мне стишки, а я никак не могу придумать ничего достойного, чтобы ответить. Вот и решила просто позвонить, сказать «спасибо», это очень приятно.

— Ага, спасибо-спасибо! — в его голосе послышались самодовольные нотки.

— Ну, ладно, я знаю, ты занят сейчас, — сказала я.

— Ага. Вика, ну ты звони, звони, если что.

— Хорошо. Пока, — ответила я и дала отбой.

Может быть, это и хорошо, что я нарвалась на совещание, и время для разговора оказалось неподходящим. Ведь я готовилась сказать нечто совсем другое, а не то, что сказала. А при здравом размышлении решила: то, что не сказала, пусть так и останется несказанным никогда.

Он не понял бы меня и чего доброго обиделся бы, скажи я ему, что он зажилил кое-что, что мог бы мне и оставить.