Третий контур

Владимир Смирнов

ТРЕТИЙ КОНТУР

мир /soft/total/

1

Поверхность стола напоминала поверхность Юпитера, какой мы видим ее на фотографиях — две широких полосы и большое пятно от спиленной ветки. На старой столешнице кое-где остались вмятины и царапины, как будто фотографию отпечатали с потертого пленочного негатива доэлектронной эпохи…

— Спасибо, достаточно, — прервал Бориса экзаменатор. — Можешь идти, результаты тестов будут объявлены сегодня вечером.

Его голос был вежливо-отстраненным, но Борис почувствовал в нем скуку и разочарование. Это было непостижимо — как, в нем разочаровались? К такому он точно не был готов.

Одновременно пришло и абсолютно ясное понимание — он провалился. Это тоже казалось совершенно невероятным. Он, победитель районных и городских олимпиад, окончивший лицей с медалью — провалился! Мать уверяла, что его могли взять в любой вуз без экзаменов. А здесь — он получил высший балл на вступительных по математике, написал отличное сочинение — и что? Полное поражение? Как такое возможно?

Он, конечно, не Гоголь и не Набоков, но сочинения ему всегда удавались; здесь его уровень был явно выше среднего. Несколько раз его работы побеждали на районных конкурсах, а однажды даже на городском. И сегодня он был в ударе, слова складывались красиво, без зазоров. А в ответ — лишь это брезгливое разочарование. Как будто его внезапно хлестнули по лицу мокрой тряпкой.

Борис шел домой на заплетающихся ногах, погруженный в липкий туман тоскливого безразличия. Где-то на периферии сознания крутилась мысль, что его уверенность в провале ни на чем не основана. Нет никаких фактов, подтверждающих ее. Что довольно странно — фактов нет, а уверенность есть, причем безусловная. Интересный феномен, который стоило бы проанализировать. В другое время Борис с радостью ухватился бы за такую возможность, но сейчас безразличие, казалось, заполнило его целиком, вытеснив все нелепые порывы.

Дома мать с порога набросилась на него, включив привычную шарманку последних дней. Что универ ждет его — и без всяких экзаменов, что первое образование непременно должно быть техническим, что нельзя начинать серьезное обучение с мутного неаттестованного вуза... Какое-то время Борис, погруженный в собственные переживания, слушал ее как фон. Наконец он очнулся:

— Ма, да не переживай, поступлю я в твой универ.

— Что? — Мать не ожидала такого ответа и не успела переключиться с заготовленного монолога.

— Я провалился.

— Провалился?! На чем?

Разумеется, мать тоже не поверила. Да и кто бы поверил.

— На гуманитарном. По математике получил высший балл, а вот сочинение...

— Не может быть! Боря, у тебя же всегда... Ты что, переволновался?

— Нет, я хорошо написал. Но им не понравилось.

— Не понравилось?! Как такое возможно?

Матери требовалось время, чтобы осознать то, что он уже принял как факт.

— А когда объявили результаты? — спросила она, пытаясь найти во всем этом какой-то подвох.

— Вечером объявят. Но я уже все понял...

— Не можешь ты ничего знать заранее! — Мать снова почувствовала выбитую из-под ног почву. — Но с универом ты правильно решил, сейчас именно это тебе и нужно.

Борис не стал спорить. Сообщение о результатах тестирования пришло поздно вечером. Он провалился.

2

Обида прокручивалась в голове постоянно, замкнувшись бесконечным циклом. Как же так получилось? Он мало знал о выбранном институте, пошел туда только из-за Мити — с ним вместе они когда-то ходили на факультатив по информатике. Вернее, из-за того, как тот изменился за последний год. Было в этом что-то непонятное и притягательное. Все студенты ИГП были не совсем обычными, не похожими ни на кого из его знакомых. Независимыми, немного отстраненными, как будто понявшими что-то важное. Борису хотелось стать таким же — и это действовало на него сильнее всех правильных маминых доводов.

Митя был на год старше и окончил лицей еще в прошлом году. С математикой у него было похуже, чем у Бориса, а за сочинения он и вовсе никогда не получал больше четверки. Но поступил же! Поэтому Борис и не видел никаких проблем в тестовых испытаниях; провал стал для него полной неожиданностью. Да, он будет учиться в универе и, возможно, даже будет первым на курсе, как был первым в классе — но память о значимом поражении теперь навсегда останется с ним. Его уверенность в себе требовала срочного ремонта, и хорошо, если не капитального. Он должен был понять, что же пошло не так на последнем экзамене. А для этого ему надо было поговорить с Митей — об институте, о приемной комиссии и конкретно о вступительном сочинении. Борис чувствовал, что именно в нем он и совершил главную ошибку — не понимал только какую.

Информация об институте, собранная им в сетях, оказалась крайне скудной — что само по себе уже было странным. Все вузы наперебой рекламировали свои программы, выкладывая в инет огромные массивы данных, просмотреть которые можно было разве что очень выборочно. На этом фоне официальная страница ИГП выглядела более чем скромно — логотип, краткий лист контактов и туманная фраза об изучении каких-то глубинных психических процессов. И никаких перекрестных ссылок. Как будто речь шла не об учебном заведении, а о секретном объекте.

Борис даже попросил мать перепроверить сведения об институте — ее допуск позволял просматривать почти все закрытые сегменты сети. Но и это не помогло. Информация не была закрытой — она просто отсутствовала. Реклама, в принципе, внутреннее дело ректората; ее отсутствие странно, но вполне допустимо. А вот то, что мать не смогла подключиться к мониторингу учебных корпусов института, вызывало самые серьезные подозрения. Это означало, что институт был серой зоной.

Объекты серой зоны не просматривались и не прослушивались. Такое допускалось крайне редко и указывало на серьезную крышу на самом верху; в этом случае не стоило проявлять излишнего интереса к закрытому объекту. В принципе, серую зону могла обеспечить и хакерская группировка — нетолерантный сектор, например, с самого начала был полностью непроницаем. Но подозревать в такой авантюре учебное заведение было бы более чем странно.

В результате мать заявила, что она и слышать больше не хочет об этой «мутной шарашке». Борис тоже склонялся к тому, что поторопился с выбором. Но сомнения от этого никуда не делись и подтачивали изнутри — что же все-таки с ним не так? По какому критерию забраковали его, отличника и призера олимпиад? Он привык быть победителем во всем, за что брался — и не мог смириться с внезапным поражением. Этот позор постоянно тлел в уголке сознания; нельзя было идти вперед, оставив его в тылу.

3

Борис позвонил Мите и договорился встретиться в кафе у института. Он не совсем понимал, как правильно сформулировать свой вопрос, и предпочел бы самостоятельно покопаться в справочной информации — но она, к сожалению, была недоступна. Его единственным источником мог стать лишь Митя — который, как всегда, опаздывал. Борис помнил об этой его черте, но надеялся, что институт делает студентов более собранными. Надеялся, как выяснилось, напрасно.

Присев за столик у окна, Борис ждал друга, не спеша потягивая яблочный сок из высокого стакана. Плавное течение его мыслей прервала вошедшая в кафе девушка. Стройная, идеально ухоженная и безупречно экипированная, она уверенно расположилась за стойкой, небрежно закинув ногу на ногу. Вид открывался великолепный, ни прибавить, ни убавить.

Слишком красивая, — подумал Борис с легким сожалением. — И откуда только такие берутся, может их в каких-то специальных инкубаторах выращивают? Тут мне явно ничего не светит; и хорошо, если просто отошьет. Но если скажет «мальчик», позора не оберешься. А жаль, такое милое личико, и ножки просто идеальные.

Он старался не смотреть на девушку, но взгляд то и дело непроизвольно соскальзывал в ее сторону. Наконец в дверях появился Митя и прервал этот навязчивый цикл.

— Привет! — протянул он руку. — Нравится?

— Привет! — Борис пожал протянутую ладонь. — Что нравится?

— Не прикидывайся, — усмехнулся Митя.

Отвечать Борис не стал, вопрос был риторическим. Он подождал, пока Митя усядется, и рассказал ему о своем провале.

— Главное — сочинение, прикинь! Откуда меньше всего ожидал подлянки! Ты же знаешь, у меня с ними никогда проблем не было.

— А какая тема?

— Описать то, что видишь.

— Стандарт! — кивнул Митя. — У меня было то же самое. И что ты написал?

— Про стол. Представляешь — там стоял настоящий деревянный стол, старый, с разводами. И на нем было пятно, как на Юпитере…

— Понятно, — перебил Митя. — Достаточно.

Борису показалось, что в его голосе он уловил то же разочарование, что было у экзаменатора. Он почувствовал внезапное раздражение.

— И что не так с этим столом?

— Дело не в столе. Ты честно описал все, как видишь. Но видишь ты мир как совокупность объектов в пространстве.

— А как еще можно его видеть? Ты-то сам про что написал?

— Про миг. Про встречу мгновения.

— Но как про это можно написать?

Митя пожал плечами.

— Это сложно объяснить. Ты же помнишь, у меня с сочинениями всегда было напряженно.

— Да не важно! — отмахнулся Борис. — Стол, миг — какая разница! Главное, я же все правильно описал, как учили. Красиво, согласованно…

— Ты не понимаешь, — перебил его Митя, — тут принципиальная разница. Мы встречаем мир во времени, а вы — в пространстве. Это базовая установка. Она и была здесь критерием отбора.

4

Митя говорил искренне и благожелательно, никакого желания обидеть у него не было и в помине. Но Борис сжался, как от удара. Он и представить не мог, что уже через год после расставания друг, не задумываясь, переместит его из группы «мы» в группу «они». Что он будет для Мити уже не своим, а чужим. Это было по-настоящему обидно.

— Понятно, — сказал он деланно-равнодушным тоном. — А «мы», надо полагать, это твой институт?

Борис надеялся, что друг смутится, поняв свою оплошность — но этого не произошло.

— Да, «мы» — это мой институт, — спокойно ответил Митя.

— Не такие как все? — спросил Борис уже с явной издевкой.

— Не такие.

Это было уже слишком, и Бориса прорвало. Он хотел бы говорить так же спокойно и отстраненно, как Митя, но язвительные слова сами слетали с языка.

— И чем же вы, такие инаковые, занимаетесь в своем институте? Что изучаете? Магию, телепатию, левитацию?

— Почти угадал. Только без левитации, конечно.

— Продемонстрируешь?

— Легко. Засекай время. Видишь мужчину с залысинами? — Митя сделал едва уловимое движение головой, указывая направление. — Через пару минут он подойдет к девушке, на которую ты весь вечер пялишься. Она давно уже этого ждет, и очень обрадуется. Они немного поворкуют и уйдут отсюда вместе. Не веришь? Хочешь — можем поспорить.

— Эта девушка?! С этим лысым?! — Борис очень выразительно выделил голосом слово «лысый», на миг ему даже показалось, что мужчина услышал его.

— С ним самым, — спокойно подтвердил Митя. — И не бойся, он нас не слышит.

— Я и не боюсь! — обиделся Борис.

— Да, конечно.

Борис хотел сказать что-то обидное, но пока он искал слова, мужчина с залысинами уже подсел к девушке. Они обменялись несколькими фразами, и вскоре он уже говорил что-то, наклонившись к ее уху. Девушка рассеянно улыбалась.

Вот черт, ведь угадал! — подумал Борис. — И как это у него получилось? Но это же значит, что, наверное, и я бы мог…

Митя посмотрел на него с улыбкой:

— А теперь ты думаешь: «А что, разве так можно было?»

— Неправда! — возмутился Борис, но тут же понял, что сейчас на его лице все написано открытым текстом, и его чувства легко считываются без всякой телепатии.

5

Студенческая жизнь подхватила и завертела; вскоре Борис перестал вспоминать и о Мите, и о его странном институте. Полтора года пролетели легко и весело, учеба давалась без проблем, и с новыми друзьями быстро нашлись общие интересы. С девушками тоже все складывалось просто, никаких обид и взаимных разочарований. Неудачи, конечно, были — но они не воспринимались болезненно; принцип «Нет? Ну и ладно!» надежно защищал самооценку. Все-таки провал с поступлением что-то надломил в нем, и с тех пор Борис старался не ставить целей, на пути к которым можно потерпеть поражение.

Все изменилось в апреле, когда в пестрой толпе студенток он заметил симпатичную субтильную первокурсницу. Заметил — но почему-то не подошел. Она казалась такой хрупкой, почти прозрачной, и трогательно беззащитной. Страшно дотронуться. Если бы заговорил с ней тогда — скорее всего, все сложилось бы с привычной простотой; но что-то его остановило. И вот теперь Борис порой ловил себя на странных мыслях — что губы у нее, наверное, сухие и горячие, и что ему все сильнее хочется дотронуться до ее губ.

Он даже не знал имени девушки, только фамилию — Синицина. Фамилия ему тоже нравилась, она подходила девчонке, как будто специально была выбрана для нее. Синичка, живое чудо в ладонях. Птаха, с которой всё не так, как со всеми.

Секс уже перестал быть для Бориса гиперценностью, поэтому с девушками он сходился легко и беспроблемно. Возможные неудачи не пугали — не одна, так другая, какая разница. Но оказалось — разница есть. С Синициной все было по-другому. Обычный прием — подойти наудачу, рассчитывая лишь на статистику, вдруг стал казаться слишком рискованным. Именно с ней хотелось хоть какой-то определенности. Просчета хотя бы на шаг вперед. Вот тут-то он и вспомнил школьного друга.

Ладно, у меня тогда все было на морде написано, — думал Борис, — и у того лысого тоже, наверное, чуть ли не слюна с подбородка капала. Но как Митя просчитал девушку, она ведь казалась такой невозмутимой? А ему это удалось, причем походя. Наверняка же есть какая-то фишка, которую он заметил. И если ее узнать, можно минимизировать риск неудачи.

Борис не был у друга почти два года, но адрес помнил хорошо. Дверь ему открыла Митина мать.

— Здравствуйте, МарьСанна! А Митя дома?

— Нет, он уже почти месяц на практике. Вернется только через неделю. Да ты проходи.

— Жаль, — разочарованно протянул Борис.

Он хотел уйти, но вежливость требовала еще нескольких дежурных слов.

— А где у него практика?

— На Марсе.

— Где??? — Борис подумал, что ослышался.

— Нет, не на самом Марсе, конечно, — смутилась женщина, — просто мы с мужем так это называем. Когда мы с Митей разговариваем, ответ запаздывает почти на четыре минуты. Вот муж и придумал шутку, что это у нас сеансы связи с Марсом.

— А я могу с ним поговорить?

— Наверное. Сходи к нему в деканат, там тебе все расскажут.

Борис так и поступил. Сеанс ему разрешили и даже предоставили отдельный кабинет с терминалом. Но разговора не получилось. Четырехминутная задержка делала общение не то чтобы невозможным, но качественно иным. Мысли нужно было капсулировать отдельными пакетами, отслеживание мгновенной реакции исключалось. И еще это томительное ожидание. Риторические вопросы «как жизнь?», «как дела?», не требующие содержательного ответа и служащие единственно для настройки на собеседника, полностью теряли смысл. Как и все нюансы общения, не служащие непосредственно для передачи информации.

Если бы его вопрос был проще и конкретнее, проблем бы, наверное, не возникло. Но тема была слишком деликатной и болезненной. Борис поинтересовался Митиными планами на лето и с облегчением свернул разговор. Ладно, подожду неделю, — решил он. — Перетерплю. Но к чему же все-таки их готовят в этом институте?

6

Через неделю они встретились в парке. Борис начал издалека, не решаясь задать прямой вопрос, но Митя оборвал его:

— Извини, у меня мало времени. Ты ведь хотел что-то спросить?

— Знаешь, я часто вспоминаю нашу последнюю встречу. И не могу понять — как ты тогда смог просчитать ту девушку? Это же просто магия какая-то.

Митя пожал плечами, и Борис подумал, что сейчас тот скажет свое коронное «Элементарно!». В школе это было его обычной реакцией на непонимание собеседника.

— Элементарно! — ответил Митя.

И сделав небольшую, но ощутимую паузу, добавил:

— Ты ведь знал, что я так скажу? Вот в этом и есть наша магия.

— Это просто, я же тебя давно знаю. А ту девушку ты ведь видел первый раз?

— Первый, — подтвердил Митя, — но там трудно было ошибиться.

— Почему?

— Понимаешь, ты по умолчанию видел в ней личность со сложным внутренним миром. И, соответственно, ожидал от нее широкого спектра возможных реакций. Но спектр на самом деле гораздо уже. Не нужно было детально разбираться с ее психикой — для предсказания это не имело значения.

— Вот и расскажи, на что там надо было смотреть, — попросил Борис.

Митя остановился, сорвал листик с куста и растер его в пальцах.

— Не все так просто. Этого в двух словах не объяснишь. Ты же читал про Шерлока Холмса? Он бросал беглый взгляд на ботинки посетителя и сразу понимал, откуда тот пришел. Метод прост до безобразия — смотришь на ботинки, анализируешь грязь. Но чтобы сделать правильный вывод, надо знать все сорта лондонской грязи. Иметь в голове огромную базу данных и уметь оперативно работать с ней. Вот и с людьми все примерно так же — смотришь и анализируешь. Лицо, глаза, позы, жесты. Все на виду, надо только уметь прочесть невысказанное.

Борис помрачнел.

— То есть у меня ничего не получится? Или все же есть какие-то простые маркеры, которые даже я смогу считывать?

— Сомневаюсь. Маркеры-то, конечно, есть, но там часто столько оговорок, что все легко может обернуться своей противоположностью. Впрочем, это не важно — в твоем случае глубоко копать не надо.

— В каком еще случае? — подозрительно спросил Борис.

— Тебе же понравилась девушка? Она первокурсница?

— Откуда ты… — начал было Борис, но тут же одернул себя. — Ладно, забей. Первокурсница.

Задним числом он понимал, что все действительно лежит на поверхности — весна, внезапно всплывшее воспоминание об экспресс-предсказании, желание встретиться с другом и расспросить его о девичьих маркерах. Какой вывод тут напрашивается? И про первокурсницу тоже можно было догадаться — в просвете его бытия вдруг появилось новое лицо. Полтора года он и не вспоминал о Мите, а тут вдруг засвербило. Действительно — элементарно; но задним числом обычно все кажется простым.

— Так что ты мне посоветуешь?

— Спонтанность. Просто подойди к ней, и все само образуется.

— Уверен?

— Практически. Я же видел, как ты смотришь на девушек. И твоя избранница не могла этого не заметить. Так что если бы ты ей не нравился, ты бы уже это почувствовал.

— А может я и почувствовал?

— Вряд ли, — ответил Митя, — тогда бы я это заметил.

7

Митя, как всегда, оказался прав — еще не успев подойти к Синициной, Борис понял, что она этого ждет. Девушка стояла у окна и что-то читала — или делала вид, что читает. Черная майка с глубоким вырезом и низко сидящие джинсы открывали выступающие ключицы и тазовые косточки; они казались тонкими и хрупкими, как будто из мира с другой силой тяжести. «Обнять и защитить» — древняя программа, над которой можно смеяться, пока речь идет о других. Но потом уже не до смеха.

Борис шел прямо к девушке, и когда сомнений в этом не осталось, Синицина подняла голову и встретилась с ним взглядом. Понимание пришло мгновенной вспышкой полной ясности. От нахлынувшей радости губы непроизвольно растянулись в улыбке, сдержать которую не было ни сил, ни желания. Борис уперся плечом в стену рядом с девушкой. Блаженная улыбка не сходила с его лица, и Синицина так же непроизвольно улыбнулась в ответ.

— Привет!

— Привет!

— Меня зовут Борис. Можно — Боб.

— Я знаю, — ответила девушка и смутилась как-то совсем по-детски, видимо поняв, что говорить об этом не стоило. — А меня Оля.

Оля-Оленька, пугливый олененок. Имя подходило ей идеально; еще минуту назад Борис не знал его, а сейчас был уверен, что никакого другого у нее и не могло быть. Но как же просто все сложилось, просто и правильно. И почему он так долго тянул?

Через несколько дней Борис столкнулся с Митей на выставке перспективных разработок средств дальней связи. Митя выглядел отдохнувшим и довольным.

— Привет, какими судьбами! У тебя, я вижу, все получилось?

— А что, разве есть сомнения?

— Нет, конечно. Просто надо же как-то начинать разговор, и лучше начать его с чего-то приятного.

Но тут Митя ошибся. Краткая эйфория воспоминания почти без перехода сменилась болезненным раздражением. Борису было неприятно находиться рядом с человеком, от которого ничего нельзя скрыть. Как будто границы личного пространства рухнули, защиты отключились, и он остался голым и беззащитным посреди ледяного мира.

— Я уже понял, что вас учат видеть всех насквозь. Но неужели вас не учат нормально общаться с людьми?

Улыбка исчезла с Митиного лица, и он сразу стал серьезным.

— Ты прав. Нас все преподы предупреждали, что на младших курсах мы будем вести себя как настоящие говнюки. Знал бы ты, как мне порою трудно с родителями.

— Или им с тобой?

— Особенно им со мной.

Самокритичное «говнюки» немного примирило Бориса с Митей, хотя напряжение осталось. Он подумал, что такое же неприятное чувство Митя, наверное, каждый день испытывает в своем институте.

— Хотел бы я посмотреть, как вы общаетесь со своими преподами. Они же у вас, наверное, настоящие монстры.

Митя покачал головой.

— Нет, что ты. У них-то с маскировкой все в порядке. Мой куратор по Древним, например, на монстра совсем не тянет; я бы даже сказал, что он скорее выглядит слегка придурковатым. И изъясняется обычно какими-то напыщенными банальностями. Про твою ситуацию он никогда не сказал бы «это естественно», но непременно изрек бы что-то пафосное, вроде «колеса судьбы катятся по рельсам неизбежности». Умнейший человек, а с виду и не скажешь.

— Куратор… по кому? — не понял Борис.

— По Древним.

— По каким Древним, ты что? Нет же никаких Древних.

— Да, их самих уже нет, — согласился Митя, — но их программы остались и продолжают работать.

— Ты имеешь в виду агрессию, ненависть? Вот это? — догадался Борис.

— Не совсем. Это всего лишь известные неудобства, а мы занимаемся проблемами.

— И какие же проблемы оставили нам Древние?

— Многие. Например, стремление к размножению.

— А в чем тут проблема? Это же, наоборот, прекрасно.

— В том-то и загвоздка. Современный человек жестко социализирован и на автомате гасит агрессию — потому что в ее основе лежит социально порицаемый негатив. Этот негатив он учился контролировать тысячелетиями. Но в основе стремления к размножению лежит сплошной позитив — любовь, дети и все самое хорошее. А к контролю позитива человек совершенно не готов.

Обсуждать эту тему Борису совсем не хотелось, он предпочел бы свернуть разговор и поскорей распрощаться с Митей.

— Ну и отлично. Вы же считаете себя рыцарями, борющимися со злом? Так и боритесь с ним, а добро оставьте в покое, оно и без вас прекрасно обойдется.

Митя скорчил трагичную гримасу.

— Не все так просто. Угроза перенаселения уже вполне реальна — а для ее сдерживания у человека нет никаких внутренних запретов. Значит, если припрет, придется ограничивать рождаемость внешними мерами, а они, мягко говоря, не очень популярны. Никто не любит внешние принуждения.

— Это верно, — подтвердил Борис, — и я тоже не люблю. Пока.

— До скорой встречи! — улыбнулся Митя.

Это вряд ли, — подумал Борис, — я теперь этот институт за версту буду обходить. Или Митя опять что-то знает, и от моего желания уже ничего не зависит?

8

Похоже, Митя действительно что-то знал — потому что в следующий раз они столкнулись на территории университетского спорткомплекса. Какие у него тут могут быть дела? — раздраженно подумал Борис. — Интересно, он опять сделает вид, что встреча случайна, или признается, что искал меня?

Вид у Мити был непривычно озабоченный, от его обычной расслабленности не осталось и следа. Он рассеянно поздоровался и замолчал, как будто не решаясь начать разговор.

— Какой-то ты смурной сегодня, — заметил Борис, — тоже сессия пригрузила?

— Что? Сессия? Нет, у нас другая система.

— А что тогда?

— Да вот, есть работа.

Митя говорил в своей обычной манере — туманно и многозначительно. Бориса это всегда раздражало, и сейчас ему снова захотелось поддеть друга.

— Какая работа? Как всегда — спасаете мир?

— Не совсем. Скорее, поддерживаем.

— Это как?

— Ты ведь математик? Ты можешь представить актуальную ситуацию как уравнение со многими неизвестными?

— Ну, допустим.

— Тогда тебе должно быть очевидно, что чем больше данных будет в твоем распоряжении, тем точнее окажется результат.

— Согласен.

Борис не мог понять, куда клонит его собеседник, но желание уйти уже пропало. Митя продолжал:

— Отлично. Мы исходим из того, что хорошее будущее — это развитие. То есть усложнение, введение в ситуационное уравнение множества новых параметров. Поэтому хорошее будущее практически невозможно просчитать. А плохое будущее, наоборот — деградация, уменьшение числа параметров. Просчитать плохое будущее гораздо проще. А дальше уже дело техники — чем лучше мы понимаем негативную тенденцию, тем больше шансов, что ее можно будет как-то исправить.

Разговор увлек Бориса, первоначальное раздражение поблекло и отступило. Мите всегда удавалось поразить и озадачить его, хотя ни сейчас, ни прежде он не открывал ничего нового. Всегда говорил лишь то, что всем и так известно. Но Борис опять попался на эту удочку. Ему уже хотелось знать, к чему приведут Митины построения. Однако у него не было ни малейшего желания открыто демонстрировать свой интерес.

— Значит, ты Кассандра, умеющая предсказывать одни лишь гадости?

Митя коротко хохотнул.

— В самую точку! Зачем предотвращать хорошее — пусть случается! Нет, кто-то наверняка занимается и позитивными прогнозами. Но наше дело — регламентное обслуживание настоящего. Чтобы не было сбоев в будущем.

— Звучит красиво, — признал Борис, — но от меня-то вы чего хотите? Ты ведь не просто так здесь оказался?

Митя посмотрел на него с легкой досадой; видимо, он рассчитывал прочитать целую лекцию. Выплеснуть поток общих фраз, не сказав ничего конкретного.

— А ты быстро учишься.

— Есть у кого. Ну так что?

Митя замялся, но после прямого вопроса оттягивать объяснение было бы совсем глупо.

— Понимаешь, я получил одно задание… Очень ответственное задание…

— Какое задание, что за бред?! Ты же еще студент!

— Я и сам не ожидал. Но сейчас все так быстро меняется. При последнем сканировании в настоящем обнаружилось множество потенциальных угроз. Вернее, изменились методики оценки, и многие нейтральные факторы стали оцениваться как угрожающие. Все сразу не охватить, специалистов не хватает. Приходится привлекать и студентов. Кураторы считают, что моя область опасности не представляет, что наша проверка — простая формальность. Но я в этом не уверен.

— Наша?! Что значит — наша?

— Извини, — сказал Митя смущенно, — это не моя инициатива, я бы предпочел работать в одиночку. Но есть инструкция, которую я не могу нарушить. Кто-то должен меня страховать. Кто-то, кому я доверяю. А кроме тебя это поручить некому.

— И ты извини, — ответил Борис, — но у меня другие планы. Через неделю я закрываю сессию и мы с Олей летим в Тай.

Митя виновато развел руками.

— Мне очень жаль, но этим летом вы никуда не улетите. Поверь, мне и самому это не нравится. Но решение уже принято.

— Еще как полетим, — возразил Борис. — Хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет нам помешать.

Митя окончательно смутился, таким растерянным Борис его еще не видел.

— Прости, но от меня тут уже ничего не зависит. Этим занимается специальный отдел, киты.

— Какие киты?

— Мы их так называем. Ты помнишь притчу об Ионе?

— Смутно.

— Иона был призван к подвигу, но испугался своей миссии и попытался уклониться от нее. Он решил убежать, сел на корабль и поплыл в Фарсис — чем сильно разгневал бога. Разразилась буря, и Иону скинули в море, где его проглотил кит. Трое суток кит носил пророка в своем чреве, а затем исторг на берег — для продолжения служения. Как ни крутись, никто не может уклониться от своей миссии.

— Это мы еще посмотрим, — ответил Борис. — Я не собираюсь из-за ваших дурацких идей лишиться лучшего лета в своей жизни. Ищите кого-то другого.

9

В то, что его могут задержать или снять с рейса, Борис не верил — не те времена. Но мандраж, начавшийся за день до отлета, с утра пошел вразнос. Страха не было, тревога послушно гасилась разумными доводами; и только временами тело внезапно напоминало о себе то участившимся сердцебиением, то спазмами в животе. Разум верил в законность и гражданскую защиту, гарантируемую гуманным обществом. Но тело было древнее разума, оно уловило угрозу и готовилось к ее отражению. Стоило чуть расслабиться, как оно вновь настойчиво напоминало — Соберись! Будь начеку!

До аэропорта их подвезла Олина подруга, всю дорогу трещавшая без умолку. Борис слушал ее вполуха, гнетущее напряжение не давало сосредоточиться. Он почувствовал облегчение, когда навигатор объявил о завершении маршрута и машина остановилась у стеклянных дверей. Борис достал из багажника чемодан на колесиках, закинул на плечо дорожный кофр и коротко попрощался с девушкой, имени которой так и не запомнил. Оля взяла его за локоть, и они вошли в здание аэропорта. Прикосновение прохладных девичьих пальцев было приятным. Да и сама она выглядела чертовски соблазнительно в короткой джинсовой юбке и топике, под которым ничего не было — это Борис сегодня уже успел проверить.

Они остановились перед информационным экраном. Митя все же сумел поколебать его уверенность, и Борис не стал заказывать билеты заранее. Он решил сесть на любой свободный рейс и поскорей улететь из города, а там уже действовать по обстоятельствам. И теперь ему предстояло выбрать место, где они проведут следующую ночь. Внезапно Оля отпустила его локоть и присела на корточки, чтобы погладить подошедшего к ним черного лабрадора. Борис почувствовал легкий укол ревности — не следовало бы ей приседать в столь короткой юбке. Но вслух он, разумеется, ничего не сказал. Оля подняла на него глаза:

— Погладь же его, он такой милый!

Борис присел и рассеянно почесал пса за ухом. Тот вывернулся и, отрывисто гавкнув, ткнулся мордой в его кофр. Борис вновь ощутил острый спазм в желудке. Все это было как-то неправильно — одинокий пес без намордника среди людской толчеи. И где его хозяева?

Борис оглянулся и тут же заметил хозяев — двое сотрудников службы охраны шли прямо к ним.

— Молодые люди, я сожалею, но вашу сумку придется досмотреть, — сказал старший. — Не беспокойтесь, это займет лишь несколько минут.

Он сделал приглашающий жест в сторону двери с табличкой «Только для персонала», и Борис неохотно поплелся за ним, бросив на ходу:

— Подожди, я быстро!

Оля с чемоданом осталась у экрана; второй охранник взял пса на поводок и продолжил обход. На входе в досмотровый отдел Борис споткнулся о порожек и едва удержал равновесие. Он гнал от себя дурные предчувствия, но без особого успеха. Процедура досмотра была ему знакома — его зимняя практика проходила на терминале такой же категории. Один сотрудник справлялся с этой работой за пять минут, без помощников и понятых. Свидетели были не нужны — съемка велась одновременно с трех точек. Это также гарантировало, что охранник не сможет ничего подкинуть — а значит, бояться нечего. Но затяжной спазм в желудке не отпускал. А вдруг там все же что-то есть? Борис купил новый кофр только вчера и с тех пор с ним не расставался. Подложить в него что-то могли разве что еще до покупки. Возможно ли такое? Выяснить его вкусы, узнать, где он закупается, и заранее ограничить там выбор, сделав его безальтернативным. Не может быть, бред какой-то — ведь до вчерашнего дня он даже не был уверен, что захочет сменить кофр. И все же — выбора в магазине действительно не было, все остальные варианты были явно не в его стиле. Тогда он не обратил на это внимания, но теперь даже такая мелочь стала казаться подозрительной. И еще этот лабрадор — все складывалось как-то совсем нехорошо. Единственное, что оставалось — не проявлять излишней суетливости и не задавать глупых вопросов.

Не дожидаясь приглашения, Борис прошел сквозь очередную рамку и молча поставил кофр на стол. Сотрудник включил круговое освещение, раскрыл молнию и приступил к досмотру. Он аккуратно достал фотоаппарат и стал выкладывать на стол сменные объективы. Его движения были точными и уверенными — чувствовалось, что подобная техника ему хорошо знакома. Не касаясь оптики, он быстро отсоединял и возвращал на место съемные части. Вскоре кофр опустел. Борис вздохнул было с облегчением, но тут охранник привычным движением ощупал подкладку и потянул за язычок скрытой молнии. Подкладка отогнулась, раскрывая потайной карман на внутренней стенке. Началось! — обреченно подумал Борис. И тут же его желудок сжался в жесткий комок с острыми краями — он заметил в кармане край небольшого бумажного пакетика.

Ошибиться было невозможно — только одно вещество имело смысл тайно подбрасывать. И только на него натаскивали служебных собак. Таран, конечно, что же еще. Препарат сам по себе нейтральный, не оказывающий какого-либо заметного действия; но вот в паре с другим или в составе гормонального коктейля… Таран заметно ослаблял гематоэнцефалический барьер, позволяя впрыснутым в кровь гормонам непосредственно воздействовать на нейроны. Обычно такой эффект использовали для получения максимального удовольствия; но его можно было применить и для манипуляции другими — а это уже считалось тяжким преступлением. Поэтому таран был запрещен на всей территории федерации, и его перевозка грозила серьезными последствиями. Все это пронеслось в сознании практически мгновенно — за ту секунду, когда Борис уже заметил пакетик, а охранник еще нет.

10

Борис приготовился к неизбежному, но тут зазвенел зуммер рации на поясе сотрудника. Тот недовольно поморщился, нажал кнопку на гарнитуре и повернулся к одному из экранов наблюдения:

— Ну, что там у вас? Хорошо, через минуту закончу и подойду.

Сейчас или никогда! — Борис резко нагнулся, рывком выхватил из кофра пакетик и зажал его в кулаке. Боковым зрением охранник уловил его движение и вскочил со стула. Борис двумя руками схватился за горло и прохрипел:

— Не могу! Меня сейчас вырвет!

Он бросился к неприметной двери в углу кабинета, за которой, как подсказывала память, должен находиться санузел. Охранник метнулся за ним. Память не подвела — за дверью действительно оказался туалет с огромной лужей на полу. Не обращая на нее внимания, Борис в два прыжка пересек помещение и с размаху упал на колени перед унитазом. Правая рука разжалась, левая до упора вдавила кнопку слива. Мощная струя подхватила пакетик и унесла его в канализационный сток.

Вот и всё, — подумал Борис, — скажу, что в пакете была веселящая смесь, а в унитаз ее спустил потому, что испугался. Это легкое нарушение, как-нибудь выкручусь. Про таран никто ничего не докажет, а любое сомнение всегда трактуется в пользу подозреваемого.

Он склонился над унитазом, имитируя рвоту. Охранник ворвался в туалет, едва не сорвав дверь с петель; в правой руке он сжимал шокер. Тяжелый ботинок с размаху опустился в лужу, подняв веер прозрачных брызг. Неожиданно подошва скользнула вперед, охранник нелепо взмахнул руками и завалился на бок. Раздался характерный треск — видимо, падая, он непроизвольно нажал на курок. Его тело судорожно дернулось и замерло.

Этого Борис никак не ожидал. Он вытащил охранника из лужи, усадил его на пол, прислонив спиной к стене, и проверил пульс. Ничего страшного — все служебные шокеры гарантированно нелетальны; но теперь дело приняло совсем дурной оборот. После всего случившегося вряд ли удастся легко выпутаться; в любом случае будет муторное расследование с вызовами и расспросами.

Но как же мастерски все было разыграно! Вызов раздался секунда в секунду, за ними явно наблюдали. И принятое сообщение заставило охранника повернуться к самому дальнему монитору, на миг выпустив кофр из поля зрения. Эти киты — настоящие профи. Но дальше, видимо, все пошло не по плану. Ведь нельзя же было предвидеть, что охранник поскользнется и, падая, нажмет на курок шокера. Или все же можно? Не случайно ведь появилась в туалете эта лужа. Скорее так — просчитали и этот вариант, но как один из маловероятных. А в запасе наверняка имелось и несколько альтернативных, более реалистичных. Думать о которых совсем не хотелось. Итог все равно один — его захотели подставить и подставили по полной программе.

Теперь все выглядело как нападение на сотрудника при исполнении. В туалете камер не было, а на съемке в зоне досмотра его преступный умысел был очевиден. Охранник же не факт, что все вспомнит, слишком внезапно он отключился. Киты свое дело знают.

Решение пришло мгновенно и напугало до холодного пота. Хотя — хуже уже не будет, так что почему бы и нет. Борис знал, как работают системы видеонаблюдения на терминалах этого уровня. Данные поступают в центральное хранилище не в режиме реального времени; раз в полчаса массив архивируется и передается в центр одной посылкой. Он взглянул на табло с часами — в его распоряжении было шесть минут. А может и меньше — охранник вот-вот должен был очнуться.

Борис наскоро собрал со стола объективы, закинул кофр на плечо и подошел к охраннику, еще не пришедшему в себя. Снял с его рубашки пропуск-бейджик и прикрепил себе на футболку. Затем оторвал кусок туалетной бумаги и тщательно протер кнопку слива и дверные ручки. Внешняя камера зафиксировала это действие — почерк преступника, заметающего следы. Теперь уже точно отступать было некуда.

Он подошел к выходу в служебную зону, поднес бейджик к считывателю и оказался в длинном пустом коридоре. Быстро нашел нужное помещение, еще не зная, сработает ли пропуск. Ему повезло — допуск охранника оказался достаточно высоким. Подойдя к серверу, Борис аккуратно вынул обе пластинки накопителей и запустил перезагрузку с полным тестированием. Это давало небольшую фору во времени, но надо было спешить. И еще — надо было выйти в общий зал незамеченным.

С этим ему вновь повезло — и он вновь поймал себя на мысли, что таких совпадений не бывает, что он, возможно, просто отрабатывает написанный для него план, в котором все, вплоть до самой незначительной мелочи, учтено заранее. Но тогда это должно было означать, что для него уже подготовлены и пути отхода, главное — не выпасть из графика. Борис неслышно подошел к Оле со спины, сжал ее локти и наклонился теплому розовому уху:

— Малыш, ты мне доверяешь?

Она вздрогнула, развернулась легким танцевальным движением, и радость на ее лице сменилась недоумением:

— Что?

— Нам надо уходить, прямо сейчас. Не спрашивай ни о чем, я все расскажу по дороге.

Борис потянул Олю за локоть, но она не сдвинулась с места.

— Так мы никуда не летим?

— Нет, милая, сегодня точно ничего не получится. Пожалуйста, поверь — нам больше нельзя здесь оставаться.

Олины губы дрогнули в трогательной гримаске обиды, и Борис подумал, что все напрасно, она никуда не пойдет. Глупо было надеяться, что она поверит вот так, вслепую. А через минуту центр не получит очередной посылки, охрану поднимут по тревоге — и тогда у него начнутся настоящие неприятности. Борис открыл рот, но ничего не сказал; слов, способных убедить, у него не было. Видимо, Оля почувствовала его отчаяние и поняла, что все серьезно. Она бросила беглый взгляд на служебный вход и перешла на шепот:

— Боря, у тебя что-то нашли?

— Нашли. Я отключил систему наблюдения, но времени у нас уже почти не осталось.

Он снова потянул Олю за локоть, и на этот раз она подчинилась. Свободной рукой Борис подхватил чемодан и направился к выходу. Оттуда, не сбавляя темпа — к автобусной остановке. Задержался он лишь раз — присел на секунду около люка, чтобы поправить шнурок. И незаметно опустил бейджик и два накопителя в щель решетки ливневой канализации.

11

В полупустом автобусе они заняли задние кресла — обычная парочка, жаждущая уединения. Борис заговорил быстрым сбивчивым полушепотом; он рассказал все — от странного Митиного предложения до выброшенных накопителей. Оля сидела неподвижно, сцепив в замок побелевшие пальцы и глядя прямо перед собой. Недоверие читалось во всей ее напряженной позе, но упрекнуть ее в этом Борис бы не посмел — он и сам не мог до конца поверить в тайный смысл происходящего. Наконец Оля стряхнула оцепенение и повернулась к нему.

— И ты действительно считаешь, что все это было подстроено заранее?

— Скорее всего. Я даже не удивлюсь, если наш автобус вдруг по какой-то причине изменит маршрут.

— Ну знаешь… — начала было Оля и осеклась.

Включилась громкая связь, и голос диспетчера объявил, что из-за дорожных работ в центральном районе автобус пойдет по западной хорде. Борис замер на месте; Оля подалась вперед, глядя на него округлившимися глазами:

— Это… оно?

— Если остановится у студгородка, тогда точно оно.

Автобус остановился у студгородка. Задняя дверь бесшумно открылась. Борис встал и вскинул кофр на плечо.

— Приехали. Выходим.

— Зачем? — Оля упрямо наморщила лоб. — Ничего же еще не объявляли. С чего ты решил, что эта остановка специально для нас?

Борис нервно усмехнулся.

— А для кого же еще? Ты ведь уже поняла, что происходит. Если мы сейчас не выйдем, диспетчер объявит, что автобус неисправен, и высадит всех. Зачем нам подставлять людей? Да и лишние свидетели нам ни к чему. Согласна?

Оля молча кивнула, и они вышли. Дверь бесшумно закрылась, и автобус скрылся за поворотом. Борис посмотрел в сторону застекленного крыльца главного корпуса ИГП — оттуда им навстречу шел Митя. Робкая улыбка на его лице то появлялась, то исчезала.

— Привет! — он поднял руку и неуверенно помахал ладонью возле своего уха.

— А по сусалам? — мрачно спросил Борис вместо приветствия.

Оля осторожно взяла его за локоть. Почувствовав, как напряглись мускулы под ее пальцами, она поспешила сменить тему:

— Боб, это тот самый Митя?

— Тот самый, — Борис постарался вложить в интонацию все, что так и просилось на язык.

Митя виновато развел руками.

— Я ведь уже говорил, это не моя идея.

— А чья же?

Митя выразительно посмотрел вверх.

— Все решения принимаются там. Не скажу точно, на каком уровне, но уверен — противиться бесполезно.

— Бесполезно?! — Борис угрожающе шагнул вперед. — Да ты хоть представляешь, что будет с вашей шарашкой, если мать узнает, чем вы тут занимаетесь?! Да ты…

— Она знает, — перебил его Митя.

— Что?! — Борис подумал, что ослышался.

— Она знает, — повторил Митя. — С ней связались еще месяц назад, и она дала согласие на твое привлечение.

— На привлечение? Таким гадским способом? — услышанное не укладывалось у Бориса в голове.

— Это была проверка, и ты ее выдержал, — ответил Митя без тени улыбки. — Кстати, с тобой все прошло еще довольно гладко. Могло быть и хуже.

12

Борис снова напрягся, но Оля опять перехватила инициативу. Она шагнула вперед и протянула Мите руку.

— Вот и познакомились. Я Оля.

Митя торопливо схватил ее ладонь и с чувством тряхнул.

— Очень рад! Именно такой я тебя и представлял.

Оля возмущенно повернулась к Борису:

— Ты что, ему обо мне рассказывал?

— Нет-нет! — поспешно вмешался Митя. — Конечно нет. Просто я знаю Боба с детства и мог предположить…

— Просто он телепат, — перебил его Борис, не скрывая раздражения.

— Правда? — оживилась Оля.

— Не совсем, — ответил Митя, — но для краткости это можно назвать и так.

— Никогда не встречала телепатов, — улыбнулась Оля. — А можешь сказать, чего я сейчас хочу?

Митя посмотрел на нее с видом фокусника, замершего перед волшебной шляпой.

— Сейчас ты не отказалась бы от чего-то холодненького. От стакана сока. Например… Например, виноградного.

— Бинго! — Оля восторженно дернула Бориса за руку. — А он и правда тот самый!

— Разумеется, — скромно согласился Митя. — Кстати, о соках — у нас прекрасный буфет, давайте перейдем туда. Мы и так уже слишком долго торчим здесь у всех на виду.

— Боб, ну пожалуйста, пойдем! — Оля повисла на руке Бориса, явно ожидая продолжения фокусов.

Он подумал, что должен как-то компенсировать ее утреннее разочарование, и согласился, хотя и не без внутренней борьбы. Впрочем, он согласился бы в любом случае — как можно отказать девушке, когда она смотрит на тебя такими глазами! Митя опять повернул все по-своему, да так ловко, что оказался как бы и ни при чем, оставив последнее слово за ними.

На вахте пожилой охранник выдал Мите временные пропуска — два небольших значка на липучке с буквами «3К». Никаких вопросов, никаких комментариев. Понятно, что все было подготовлено заранее; Бориса это уже не удивляло. Неприятно поразило другое — что Оля тоже каким-то образом оказалась втянута в эту игру. Он-то думал, что просчитывали его одного, что вся эта чехарда вертелась лишь вокруг его персоны; но все оказалось гораздо сложнее. Ему захотелось сейчас же отправить Олю домой, подальше от того, что здесь затевалось. Но Борис уже успел узнать ее достаточно хорошо, чтобы понимать — не стоит и пытаться.

Митя картинно размахнулся и с размаху шлепнул Бориса ладонью чуть ниже плеча, прилепив пропуск на рукав его футболки. Шлепок, впрочем, получился совсем не сильным. Затем повернулся к Оле, собираясь повторить ту же операцию, и застыл на месте. Минимальная юбка и топик на тонких бретельках скрывали лишь те места, прикосновение к которым вряд ли можно было назвать дружеским. Оля улыбалась во весь рот, ситуация явно ее забавляла. Митя беспомощно улыбнулся в ответ и протянул ей пропуск; она подошла к ближайшему зеркалу и аккуратно прилепила значок на грудь, как редкое украшение. Отошла на пару шагов и на мгновенье замерла, любуясь собой. Митя с Борисом молча переглянулись; слова были не нужны.

— Ну, в общем… — Митя, чуть сбившись, продолжил, — все работает как обычно. Идентификатор дистанционный, радиус до трех метров. На каждой двери есть индикатор. Зеленый — доступ разрешен, красный — запрещен. Ключ действует только в пределах корпуса, но дальше нам и не нужно.

— А если пожар? — спросил Борис.

В такую возможность он, конечно, не верил, просто захотелось как-то осадить Митю — слишком поспешно и оптимистично у того прозвучало это «нам».

— Допуск нужен только на вход, выход всегда свободный.

Этого и следовало ожидать — Митя уловил его раздражение, но выкрутился легко и непринужденно, ответив одновременно и на прямой вопрос, и на скрытый упрек.

— А что значит «ЗэКа»? — спросила Оля. — Мы здесь на положении заключенных?

— ЗэКа? — удивленно переспросил Митя. — Это не Зэ, это тройка. «Третий контур», наше подразделение.

— И что это за хрень? — вмешался Борис. — Какой еще контур?

— Это внутренний жаргон, — примирительно ответил Митя. — Обычно мы строим модели процессов с использованием обратных связей, отсюда и контур. А третий — это уровень. Первый — мышление, решение задач, встающих перед живым существом. Мышлением, кстати, обладают и животные, только у них оно попроще. Второй уровень — рефлексия, наблюдение за собственным мышлением.

— Мышление о мышлении! — подсказала Оля.

Митя посмотрел на нее с удивлением.

— Можно сказать и так. А третий уровень — наблюдение за собственной рефлексией.

— Мышление о мышлении о мышлении! — радостно закончила Оля.

— Звучит довольно глупо, не находишь? — поинтересовался Борис.

Митя пожал плечами:

— По-моему, нормально звучит. А в чем проблема?

— Как-то слишком скромно, — съязвил Борис. — А почему не четвертый? Или сразу сотый? Наблюдение за наблюдением в энной степени, круто же.

— Да мы и на третьем еще не освоились, — ответил Митя, — только-только почву нащупали.

— Какую, нахрен, почву?! — вспылил Борис. — Что за пургу ты несешь?! Наблюдение за рефлексией — откуда? Нельзя выйти за свои пределы! Это все равно, что пытаться поднять себя за волосы!

Митя довольно кивнул.

— В точку! Проблема Мюнхгаузена в том и состоит, что здесь сам исследующий субъект одновременно является и объектом своего исследования. Что порождает бесконечную рекурсию взаимовлияний, распутать которую практически невозможно.

— Зачем же тогда вы с этим паритесь, если результат недостижим? — спросил Борис, остывая.

— Так ведь мы и не собираемся распутывать эти узлы. Мы их рубим. Мы же практики, и берем лишь то, что можно использовать прямо сейчас. Весьма полезный навык — и ему, кстати, можно научиться. Скоро вы и сами в этом убедитесь.

13

В буфете института было немноголюдно. Учебный год закончился, почти все студенты разъехались, а сотрудники в столь ранний час, как правило, забегали ненадолго, чтобы перехватить что-то на ходу. Друзья, решившие подкрепиться основательно, заняли столик у стойки. Неспешно расправляясь с закусками, они наблюдали за этой суетой. Многие сотрудники знали Митю, подходили к их столику, подсаживались на пару минут — поздороваться и перекинуться несколькими словами. Митя коротко представлял подходивших.

— Николай. Зомби.

— Зомби? Это фамилия? — Оля удивленно подняла брови.

— Нет, конечно, — улыбнулся Николай, явно довольный произведенным эффектом, — это внутренний код. Проблемы, которыми занимается наш отдел, для краткости называют зомбированием, а нас, соответственно — зомби. Но это только название, мозги мы ни у кого не выедаем.

— Здорово, не придется прикидываться безмозглой дурочкой, — мгновенно отреагировала Оля.

Борис стиснул зубы — Николай был выше его на голову и явно нравился женщинам, а Олину наивность вполне можно было принять за флирт. Впрочем, Николай быстро допил свой кофе и убежал спасать мир то ли от перезомбирования, то ли от недозомбирования — Борис не собирался вдаваться в подробности.

Вслед за Николаем-зомби к ним подошли Костя-оборотень и Ира-невидимка — обычные с виду ребята. Но втянуть их в разговор не получилось, они были слишком заняты выяснением своих запутанных отношений. Затем подошла Вика-вампир — единственная, чей вид хоть в чем-то соответствовал внутреннему коду. Эффектная худоба и радикально черные волосы делали ее весьма привлекательной. Когда Вика уже исчезала в дверях, Борис случайно перехватил Митин взгляд, провожающий девушку.

— Ми-итя?! — удивленно протянул он.

— Ну подловил, подловил, — Митя, кажется, даже слегка смутился. — Я же говорил, ты быстро учишься.

Они уже собирались уходить, когда в дверях показался высокий мужчина лет тридцати. Митя вскочил и замахал рукой, приглашая его к столу.

— Это Матвей, мой куратор, — пояснил он.

— По Древним? — уточнил Борис.

— Не только. Теперь уже не только по Древним и не только мой. Теперь он и ваш куратор.

Матвей тем временем добрался до их столика и присел на свободный стул.

— Рад приветствовать, молодые люди! Не сомневался, что все у вас пройдет удачно.

— Похоже, никто не сомневался, — раздраженно буркнул Борис. — Кроме меня.

— Мы в вас верили! — радостно сообщил Матвей. — И Митя за вас поручился.

— Обязательно отблагодарю его при случае.

— Ну-ну, не стоит делать из этого трагедию. Все не так уж плохо. Отнеситесь к своей миссии как к интересному приключению, которое обогатит вас ценным опытом.

— Хватит пропаганды, — поморщился Борис, — все ведь уже решили за нас. Я только не понимаю — мы-то вам зачем? Мы же здесь совсем левые люди.

Матвей хитро улыбнулся.

— Я бы так не сказал. Ты ведь интересовался нашим институтом и даже пытался сюда поступить.

Борис почувствовал, как его щеки стали горячими — он должен был рассказать об этом Оле, но предпочел скрыть свой позорный провал. Она быстро взглянула на него, но промолчала. Матвей продолжал:

— И потом, Митя же все объяснил — ему нельзя работать в одиночку, на этот счет у нас есть строгий протокол.

— Да, но его-то зачем было привлекать? Он же обычный студент! Что, больше совсем некого?

— Не совсем обычный, он один из лучших, — ответил Матвей, и Митя буквально расцвел под его взглядом. — Но по сути ты прав, работать сейчас действительно некому, все мобилизованы и призваны.

— Куда? На фронт?

— Можно и так сказать. Срочный заказ, форс-мажор.

— Это действительно так серьезно? — спросила Оля почти шепотом.

Матвей посмотрел на нее, и его напускная веселость исчезла.

— Да, к сожалению. Вы же видели последние статистические отчеты. Демографический всплеск в Азии ударил по всей мировой экономике, пришлось форсировать аграрную программу генной модификации. Все, конечно, многократно перепроверяется, и ни о каком вреде человеку не может быть и речи. Но… Как выяснилось, последняя модификация злаковых угнетает несколько видов кишечных бактерий, а они, в свою очередь, влияют на общий эмоциональный фон. Это нигде широко не обсуждалось, но было принято решение срочно исследовать всю внутрикишечную живность и составить карту ее корреляций с психическими состояниями. Работа архисрочная, и краев у нее не видно, поэтому всю текучку передали студентам. Надеюсь, ничего критичного мы не упустили.

— Ага! — прокомментировал Митя с заметным сарказмом. — «Ничего критичного»! От нас ведь ждут только положительной оценки, разве не так?

— Не так, — возразил Матвей. — Положительной оценки ждут от меня. А мне вы будете докладывать все как есть.

14

В лаборатории, где они продолжили разговор, было светло и уютно. Солнечный свет пробивался в комнату сквозь листву кленов, окружавших здание; слабый ветерок из открытых окон приятно остужал тело. Борис понимал, что согласиться все равно придется, других вариантов нет, но из какого-то нелепого упрямства все тянул с окончательным ответом. Зато Оля, похоже, так и рвалась ввязаться в новую авантюру.

— А как будет называться наш проект? — спросила она. — У нас ведь тоже будет какой-то внутренний код?

Борис подумал, что ей уже не терпится примерить на себя новое именование, как недавно она примеряла перед зеркалом значок «3К».

— Близнецы, — ответил Матвей.

— Близнецы? — удивленно переспросила Оля и, повернувшись к Борису, радостно фыркнула: — Боб, мы с тобой теперь близнецы! Отныне и думать забудь об инцесте!

Обычно, когда она улыбалась, внутри у Бориса все таяло. Но в этот раз напряжение было слишком велико. Он едва сумел выдавить в ответ жалкую неубедительную улыбку.

— Значит, близнецы? — торжественно спросил Митя и положил руку на стол ладонью вверх.

— Близнецы! — с готовностью согласилась Оля и вложила в его ладонь свою ладошку.

Они выжидательно уставились на Бориса, и он остро осознал всю нелепость этой наигранной ситуации. Было в ней что-то книжное или киношное, какое-то незакрытое детское переживание; но это было так свойственно Оле, и именно это так нравилось ему в ней. Преодолев себя, он протянул руку и накрыл своей пятерней Олины пальцы.

— Близнецы!

— Вот и славно! — подытожил Матвей.

— Не уверен, — процедил Борис, убирая руку.

— Боб, ну что ты, как неродной! — обиженно протянула Оля.

Борис тяжело вздохнул — действительно, что уж теперь выделываться.

— Мне кажется, сейчас самое время перейти к сути, — сказал он.

— Давно пора! — поддержала его Оля.

Матвей с Митей переглянулись, и куратор чуть заметно кивнул — рассказывай ты. Митя слегка подался вперед, поставил локти на стол и начал говорить. Его рассказ был сухим изложением фактов и напоминал ответ на экзамене по истории, вот только история эта была не совсем обычной.

— Восемь лет назад в одном из интернатов был поставлен долгосрочный эксперимент. Для него были отобраны дети, максимально схожие по всем психическим характеристикам. Идеальная группа одного психотипа. Воспитывали и обучали их по особой методике. То есть не просто поощрялось желательное поведение и осуждалось нежелательное, но по возможности блокировалась сама возможность любой реакции, отличной от ожидаемой. Для детей создавались условия, когда любое их значимое действие было предсказуемым — и они всегда оправдывали все ожидания. Через четыре года они завершат школьную программу, после чего их планируют распределить по институтам для дальнейшего обучения. Наша задача — пожить рядом с ними, присмотреться, провести стандартные циклы тестов и доложить о результатах. Интересует главным образом их готовность интегрироваться в социум. И прогноз по их дальнейшей судьбе.

Митя перевел взгляд на Матвея и закончил уже с нескрываемым сарказмом:

— Причем ждут от нас, как я понял, исключительно положительных результатов и позитивных прогнозов. Потому что скорое изменение образовательных методик — дело уже почти решенное.

— Но это же… зверство! — вырвалось у Бориса.

Слово было выбрано неудачно, но ничего другого просто не пришло на ум.

— Так же нельзя, они ведь живые люди!

— Все вопросы к нему, — Митя раздраженно кивнул на Матвея. — Если хотите, он может рассказать вам про другое время и особую ситуацию. А нам придется принять все как данность и работать с тем, что есть.

— Митя, тебе что-то здесь не нравится? — осторожно спросила Оля.

— Да мне все здесь не нравится! — от избытка чувств Митя даже стукнул ладонью по столу. — Все, от начала до конца! Какие-то подонки создали пробную партию искалеченных людей, а теперь еще и собираются штамповать их конвейерным способом!

— Вот и напиши все это в своем отчете, — перебил его Матвей. — Никакого решения ведь пока нет.

— Это лишь формальность! — отмахнулся Митя. — И потом… Наше общество наконец-то достигло хрупкого равновесия между умеренной слежкой и воздержанием от зла. Флуктуации в обе стороны незначительны. Но эти дети изначально воспитывались в очень жестких условиях. Если кто-то из них все же научился шифроваться, из него может вырасти настоящий монстр. Выпустить такого в наш мир — все равно что хорька пустить в курятник; против него будут бессильны все системы слежения и прогнозирования.

15

Борис подумал, что Митя, возможно, сильно преувеличивает гипотетическую опасность. Или преувеличивает — или чего-то не договаривает. Осторожно подбирая слова, он спросил:

— Митя, у тебя есть основания считать, что кто-то из них шифруется?

— Нет, прямых указаний на это не было. Но в последний год было несколько инцидентов, не укладывающихся в прогнозы.

— Например?

— Например, драка между мальчиками.

— Разве это так необычно? — спросила Оля.

— С легкими телесными, — пояснил Митя. — Минус два зуба.

— Сразу два?! — поразилась Оля.

— Два премоляра. Правые верхние, четверка и пятерка.

— Да не может быть! — не поверил Борис. — Какой же силы должен быть удар? Все это как-то странно.

— Странно, что так легко отделался, — возразил Митя, — все могло закончиться куда хуже.

— В смысле?

— Наш драчун, Марат, в раннем детстве потерял левую руку. Несчастный случай. Сейчас у него механический протез, «умная рука». Это целый интеллектуальный комплекс с продвинутой системой защит, он вообще не должен был допустить удара в лицо. Но если все же допустил, если произошел какой-то невероятный сбой — чудо, что не раскрошил челюсть в труху. Мощи у него хватило бы с избытком.

На какое-то время воцарилась тишина; все молчали, переваривая услышанное. Наконец Оля спросила:

— Что значит — «умная рука»?

— При протезировании никогда не получается восстановить утраченные функции в полном объеме, — пояснил Митя, — но степень управляемости может быть разной. Это зависит от того, сколько нервных волокон удается подключить к системе. Чем меньше управляемость, тем «умнее» должен быть протез.

— А у Марата? — спросил Борис.

— Как раз у Марата управляемость оставляет желать лучшего. Он задает лишь интенцию, а почти все функции координации берет на себя техника. То есть Марат может лишь потянуться к чашке — а система должна отметить направление движения, включить сенсоры, опознать предмет как чашку, понять, что чашку надо взять за ручку и нести ровно, чтоб ничего не расплескать. Затем Марат тянет руку на себя — и система понимает, что надо поднести чашку к губам и наклонить, чтобы можно было сделать глоток. Если защита определит температуру как безопасную.

— Все так плохо? — спросила Оля.

— На самом деле у Марата управляемость еще не самая низкая. Но в общих чертах все именно так и работает.

— И что же случилось с системой защиты? — спросил Борис.

— Именно это нам и предстоит узнать. У меня есть несколько версий, но не хочу озвучивать их раньше времени.

Что это за версии, никто не спросил. Бориса сейчас больше интересовало другое.

— Ладно, — сказал он, — с тобой все ясно, тебя только пусти в огород. А чего кураторы ждут от нас? Провести опросы, отделить правду от лжи и принести результаты на блюдечке? И ради этого стоит куда-то ехать?

— Даже не так, — ответил Матвей. — Отделять правду от лжи не придется, близнецы просто не могут лгать. В крайнем случае близнец откажется отвечать, но тогда его ответ будет очевиден. Если же, как подозревает Митя, кто-то из них шифруется, ни один наш тест это не определит.

— А на черта тогда срываться с места? Провели бы свои опросы дистанционно, в чем проблема? И главное — нас-то зачем сняли с рейса? Мы здесь нужны, как собаке пятая нога!

Матвей покачал головой.

— Ошибаешься. Нужны, Боря, еще как нужны. С этими близнецами не все так просто. Марат правша; об этом ты и сам мог бы догадаться. То есть даже если предположить невероятное — что Марат захотел ударить друга, он ударил бы его правой. Я подозреваю, что протез взломали, и скорее всего, сделал это кто-то из близнецов.

— Ерунда! Взломать протез невозможно! — возразил Борис.

— Вот это ты и проверишь. Приедешь на место, подключишься, скачаешь логи и разберешься в них. А потом доложишь, что же там произошло на самом деле. Митя будет наблюдать за мальчиками, Оля за девочками, а ты займешься софтом. И учти — твой доклад я жду первым.

Борис упрямо набычился:

— Но я ведь еще даже не согласился.

— Так соглашайся! — вмешался Митя.

Борис нашел под столом Олину руку и сжал ее.

— У меня условие — мы с Олей будем жить в одной комнате. Это не обсуждается!

— Разумеется, — ответил Матвей. — А как же иначе?

16

Интернат «Сосновый бор» вполне оправдывал свое название — он действительно располагался в живописном сосняке на берегу озера. Место Борису сразу понравилось. Он любил эти насквозь пронизываемые солнцем леса, запах хвои и нагретой смолы, неброскую красоту цветущего вереска. Оля тоже не выглядела расстроенной; похоже, она считала эту поездку интересным приключением.

Краткий инструктаж для них Митя провел еще в машине. На взгляд Бориса, пожалуй, даже слишком краткий. То, что Митя предпочел не вдаваться в его область, было весьма разумно; а вот Олю он мог бы проинструктировать и подробнее. Но возможно, у него самого не было четкого плана действий — все зависело от той информации, которую удастся извлечь из логов. А значит, к их анализу надо было приступать как можно быстрее.

С этого они и начали. Получив доступ к базам интерната, Борис нашел тестовые утилиты для «умной руки» и пароль для контрольного входа. Установил дистанционное подключение, вошел в систему, открыл папку с логами. Он настроился на долгую и кропотливую работу, но этого не потребовалось — логи были затерты. Не все, конечно — оказалось, что система контроля настроена на ежедневное обновление, и каждые сутки новый файл записывается на место предыдущего. Восстановить события месячной давности было нереально. Борис был уверен, что такое просто невозможно — протез этого класса считался устройством повышенной опасности, а в них логи сохранялись в любом случае. То, что он видел, больше всего походило на заметание следов несанкционированного вмешательства.

— Что будем делать? — спросил Митя.

— Не знаю. Надо проконсультироваться с производителем, — ответил Борис.

— Хорошо, сейчас соединю с сервисом.

— Не надо, — прервал его Борис, — сервис тут не поможет. Я должен поговорить непосредственно с разработчиками.

Выйти на разработчиков оказалось не так просто, пришлось привлекать Матвея. После чего дело сдвинулось, наконец, с мертвой точки, и уже через час Борису позвонили из службы программного обеспечения «Биотроникса». На экране появился белобрысый парень спортивного вида.

— Валерий Изотов, — представился он. — Добрый день! У вас, как я понял, «умная рука» с автономной координацией.

— Совершенно верно, — подтвердил Борис.

— И какие с ней проблемы?

— Взлом, — коротко ответил Митя.

Валерий посмотрел на него с видом человека, которого отвлекают от серьезной работы дурацкими вопросами.

— Исключено. Комплекс управления движением изолирован, а это означает…

— Телесные средней тяжести, — перебил его Борис, — большая потеря крови. И стертые логи.

— Что?! — не поверил Валерий. — Что с логами?

— Хранятся сутки и перезаписываются.

Валерий посмотрел на Бориса с явным недоверием.

— В наших настройках такого режима нет. Вот что, мне нужно посмотреть конфигурационные файлы, и исполняемые тоже… Я пришлю пароль суперпользователя на ваш экземпляр и скрипт, который соберет всю нужную мне информацию. Не отключайтесь.

И пароль, и скрипт нашлись сразу — к нештатным ситуациям в «Биотрониксе» подготовились заранее. Борис закрыл контрольную сессию, открыл суперпользовательскую, запустил скрипт и переслал созданный отчет. Валерий распаковал архив и несколько минут молча изучал его содержимое.

— Беру тайм-аут, — сказал он, наконец. — Нам надо тщательно все изучить. Сейчас могу сказать только, что взлом действительно был. Хеши не совпадают. Кто-то здесь поработал, несомненно. Но насколько эффективным и целенаправленным было проникновение, я смогу сказать в лучшем случае завтра.

— Подожди! — остановил его Митя. — Если кто-то изменил настройки, значит, он сумел взломать и суперпользовательский пароль?

Валерий отрицательно покачал головой.

— Настройки можно менять лишь в допустимых пределах. У вас кто-то залез в исполняемый файл, и поверьте, это гораздо серьезнее. А насчет паролей не беспокойтесь, их взломать нельзя.

— Про свой комплекс ты только что говорил то же самое, — напомнил Митя.

— У паролей совсем другая защита — ограничение по вводу. Предельно просто, и никакой возможности обхода. Если пользователю вдруг потребуется пароль для изменения настроек, он посылает нам запрос. Сейчас посмотрю… Да, для вашего экземпляра пароль запрашивали дважды — месяц назад и полгода назад.

Митя резко подался вперед.

— Кто запрашивал?!

Валерий вновь взглянул на соседний экран.

— Странно, два запроса от одного и того же человека. Он что, его потерял? Не понимаю, как можно потерять пароль — не на бумажке же он его записывал, в самом деле.

— Кто запрашивал? — терпеливо переспросил Митя.

— Марков СеменПетрович. Директор интерната «Сосновый бор».

17

Сеанс связи закончился, и друзья переглянулись, как будто договариваясь, кто выскажется первым.

— Ну вот, у нас появился подозреваемый, — начал Митя.

Эта версия явно ему нравилась, по сравнению с «хорьком в курятнике» она выглядела почти безобидной. Борису тоже хотелось бы в это поверить, но такое предположение казалось ему маловероятным.

— Вряд ли это Марков, — сказал он.

— Почему? — живо поинтересовался Митя.

— Ребята! — вмешалась Оля. — Вы не о том думаете! Если эта железка взломана, она ведь опасна. Нам надо срочно ее отключить.

— Сейчас протез не опасен, — успокоил ее Борис, — я проверил, мощность и скорость у него выведены почти на минимум. И я уверен, что именно для этого Марков запрашивал пароль месяц назад.

— А в первый раз? — спросил Митя.

— А в первый раз кто-то просто послал запрос с его адреса. Думаю, взломать почту способен любой близнец, это тебе не сертифицированная защита «Биотроникса».

— Звучит убедительно, — нехотя согласился Митя, — но из списка подозреваемых я его пока не вычеркиваю.

— То есть, — подытожила Оля, — мы опять вернулись к началу. Когда подозреваются все. Десять работников интерната и двадцать восемь близнецов — пятнадцать мальчиков и тринадцать девочек. Тридцать восемь из тридцати восьми.

— Трое работников, — поправил ее Митя. — Для взлома столь сложного комплекса и подготовка требуется соответствующая. Я узнавал, более-менее приемлемый уровень есть лишь у троих — Маркова, Осипова и Демидовой. Остальных можно смело вычеркивать.

— А уровень близнецов кто-нибудь проверял? — спросила Оля.

— Результаты есть в базе, — ответил Митя, — но вряд ли им можно доверять. Подготовка у всех была вполне профессиональной, а вот способности… Если «хорек» среди них, то он шифруется. И никогда не попадется на простом тесте.

— Понятно, что все непонятно, — сказал Борис, — но нам-то что теперь делать?

Митя повернулся к нему.

— Тебе — продолжать работу с софтом, благо в системе ты теперь суперпользователь. Посмотри, какие файлы собирает изотовский скрипт, какие у них даты последней правки. Может быть, найдешь какие-то бэкапы, при редактировании конфигурационных файлов предыдущий вариант обычно сохраняется. Тогда можно будет узнать, что же там поменялось. В общем, попробуй разобраться, не мне тебя учить. И будь на связи с «Биотрониксом», они обещали сообщить, что накопают.

— А мне что делать? — спросила Оля.

— А мы будем наблюдать. Пока просто наблюдать, не вступая в контакт. Ты за девочками, я за мальчиками. Возьмем записи камер наблюдения на уроках и переменах и будем просматривать их на ускоренной перемотке. От сегодняшнего дня и дальше в прошлое. Искать конфликтные ситуации.

Оля поджала губы; видно было, что такой вариант ей совсем не нравится.

— У тебя есть какая-то рабочая модель? — спросила она.

— Только самая примитивная. Не важно, разные дети или похожие — в итоге они все равно образуют группу со стандартной иерархией. С альфами, бетами, омегами и всеми остальными, кто посередине — по нашему любимому Гауссу. Вот такую классификацию нам и предстоит провести для начала. Если я прав, нашего «хорька» надо искать или среди альф, или среди омег.

— А если не прав? — спросил Борис.

— Тогда, скорее всего, мы его никогда не найдем. И никто его не найдет. Но давайте все же надеяться на лучшее.

18

Изотов связался с ними на следующий день. По сравнению с прошлым разом выглядел он неважно.

— Вы были правы, это целенаправленный взлом. Ваш хакер сумел найти уязвимость в системе, о которой мы и не подозревали. Хотя у нас целый отдел над этим работает. Сегодня мы закрыли эту лазейку и разослали патч с обновлением — проследите, чтобы система проапгрейдилась.

Он замялся и несколько секунд разглядывал свои пальцы. Потом поднял глаза и продолжил:

— Вы, наверное, знаете, что все хакеры такого уровня ставятся на учет в Комитете. А ваш к тому же взломал устройство повышенной опасности. С деструктивной целью, угрожающей жизни. Так что он по всем пунктам их клиент. Вы его уже нашли?

— Мы уже вышли на след, — бодро соврал Митя. — Через два-три дня у нас будут неопровержимые доказательства.

— То есть вы сами сообщите о нем в Комитет? — спросил Валерий с заметным облегчением.

Его можно было понять; сдавать хакера — не тот подвиг, которым стоит гордиться. Переложить эту обязанность на другого и забыть — естественное желание лояльного сотрудника «Биотроникса».

— Сообщим, — успокоил его Митя, — как только, так сразу. Спасибо за все.

Окно связи закрылось, и Борис спросил:

— Зачем ты ему соврал?

— Если дойдет до Комитета, нас отсюда мигом турнут. А мы еще только начали.

— Мы еще и не начинали, — мрачно поправил Борис.

Его напрягало, что Митя так легко подписал их на не самое красивое дело. И он не мог понять — с какой целью.

— Митя, а мы что, совершаем сейчас какое-то должностное преступление? — спросила Оля, заговорщицки понизив голос.

— Конечно, — в тон ей ответил Митя, — тебе же обещали интересное приключение.

Особого приключения Борис здесь не видел, но и не расстраивался по этому поводу. Так хорошо, как в эти дни, ему еще никогда не было. Лучше было только в эти ночи. Митя, разумеется, прекрасно все понимал — и знал, что никуда они теперь не денутся.

— Ладно, вернемся к нашим близнецам, — обратился Борис к Мите. — У тебя есть версии по мотивации?

— Восстановление справедливости, — ответил тот без запинки. — Думаю, в классе систематически подтрунивали над омегой, и кто-то решил исправить положение. Но не рассчитал силу удара. Именно поэтому мы здесь — если бы расчет был точнее, никто ни о чем бы и не узнал.

— То есть подозреваются все, кроме избитого мальчика?

— Все, кто хотя бы предположительно мог работать на таком уровне. Трое сотрудников и двадцать семь близнецов.

— А почему ты исключаешь их друзей — например, из школы в соседнем поселке? Разве их не могла задеть такая несправедливость?

Ответ Борис знал — потому что у них нет должной подготовки. Спросил просто для порядка. Но к его удивлению, Митя сказал совсем другое.

— У близнецов нет друзей. В реале за пределами интерната они ни с кем не общались.

— Как?! — изумилась Оля. — Как такое могло быть?!

Митя пожал плечами.

— Я же говорил, что это был очень негуманный опыт. С близнецами поступили крайне жестоко; их, по сути, лишили нормальной социальной жизни, подсунув взамен тестовый суррогат. Думаете, почему мы здесь оказались? Просто никто больше не захотел с этим связываться. У всех в глубине сознания вертится: «с ними поступили несправедливо, и они имеют право на месть». Кто же захочет добровольно принять эту адскую смесь стыда, вины и страха?

— А ты, значит, захотел? — спросил Борис.

— Мне стало их жалко, — ответил Митя.

19

Известие о принципиальной закрытости группы поразило Олю; она и представить не могла, что такое возможно. Одно дело — обсуждать подобные варианты в качестве умозрительной абстрактной модели, не имеющей отношения к реальности. И совсем другое — сознательно вогнать в рамки такой модели двадцать восемь живых детей. Это ставило под сомнение всю картину мира, который всегда казался ей таким дружественным. Как будто под мягким ковром обыденности вдруг шевельнулось что-то огромное и безжалостное.

— Но они же подростки, — растерянно сказала она, — у них же гормоны. А получается, что все их юношеские влюбленности должны замкнуться внутри одной маленькой группы?

— Хуже! — ответил Борис. — Ты забыла, что их отбирали по одному психотипу. То есть уже сейчас нескольким мальчикам нравится одна девочка, а нескольким девочкам — один мальчик.

Они посмотрели на Митю, ожидая реакции. Вернее, Борис ожидал подтверждения — первые же часы наблюдения за близнецами убедили его, что он прав. Митя неохотно оторвал взгляд от экрана.

— На самом деле все еще хуже. То есть формально мы можем сказать, что в классе есть Марина, на которую заглядываются мальчики, и Ваня, на которого заглядываются девочки. Для нас это норма. А вот влюбленность, например, в популярного киноактера — уже нет. Но этих детей воспитывали иначе, для них интернат — родная семья. Любое сексуальное влечение внутри этих стен для них всегда будет нагружено инцестуозностью. И, соответственно, виной. Возможно, в их представлении влюбиться в виртуальный инет-образ как раз вполне нормально, а в одноклассницу, с которой когда-то сидели на соседних горшках — уже не вполне. Но само влечение при этом, естественно, никуда не девается, так что можете себе представить…

— Они действительно сидели рядом на горшках? — перебила Оля.

— В фигуральном смысле, — поправился Митя. — Группу собрали, когда детям было по пять-шесть лет. Но принцип вы поняли.

— Но это же… преступление, — тихо сказала Оля, — за это судить надо. Кто же посмел принять такое решение?

— Те, кто решал тогда, решают и сейчас, — резко ответил Митя. — И если вы не поняли, они уже планируют переход на раздельное обучение. Сортируя детей по психотипам.

— Если мы дадим положительный отзыв об интернате? — уточнил Борис.

— Да, если дадим положительный, его учтут, — подтвердил Митя.

— А мы его дадим? — спросила Оля.

— У нас пока никакого нет, — отрезал Митя. — Давайте работать.

Все надели наушники и уткнулись в мониторы. Наступила тишина, изредка прерываемая клацаньем клавиш при смене обзорной камеры или скорости перемотки. Впереди ждал гигантский объем работы — предстояло пропустить через себя огромное количество избыточной информации, чтобы выделить немногое нужное. Но сделать это было необходимо, программы с такими задачами не справлялись.

Через несколько дней общая картина стала ясна, социальная карта группы составлена. Митя еще раз сверил полученные результаты и негромко кашлянул, привлекая внимание.

— Ну-с, коллеги, похоже, нам пора переходить к близким контактам. С кого предлагаете начать?

— Может, с учителей? — предложила Оля.

Митя посмотрел на Бориса:

— Твое мнение?

Борис отрицательно покачал головой.

— Не думаю. У двоих уровень немногим выше среднего, да и третий вряд ли потянул бы. Наш хакер определенно среди близнецов. Предлагаю начать с Марата.

— С Киборга, значит, — задумчиво начал Митя, но Оля перебила его.

— Кончай обзывать детей! Меня от твоего «хорька» уже передергивает! У Марата, между прочим, имя есть; какой он тебе Киборг!

— В классе есть тезки, просто они пока не попали в зону нашего внимания, — спокойно ответил Митя, — но в любой момент могут попасть. В разработке лучше применять кодовые имена, которые точно не пересекутся; это общая практика. Так что пусть уж Марат у нас будет Киборгом, Ваня — Королем, Марина — Королевой, и дальше по списку.

Он остановился, ожидая возражений. Все молчали. Митя выждал еще несколько секунд и продолжил:

— Можно, конечно, начать с Киборга… Но хочу сразу предупредить — это точно не он.

— Почему? — спросил Борис.

— Его уже опрашивали после инцидента, и он не признался. А близнецы, как вам известно, не умеют врать.

— Так какого черта тогда мы занимались этой дурацкой классификацией?! — Борис мотнул головой в сторону экрана с социальной схемой группы. — Если можно просто задать каждому из близнецов прямой вопрос.

— Их опросили еще на первой проверке, — ответил Митя, — но, к сожалению, безрезультатно. Близнец не способен лгать, если ложь может дать ему какие-то преимущества или каким-то образом выгородить его. Но защищая товарища, он вполне может и соврать; другое дело, что это сразу становится заметно — по соматическим реакциям. На это проверяющие и рассчитывали; они не могли предположить, что все двадцать семь воспитанников выдадут сходные соматические реакции. Возможно, соврали все — а по каким причинам, нам и предстоит выяснить.

— Тогда не понял про Киборга, — сказал Борис.

— Взлом «умной руки» только для него мог быть эгоистичной целью, — пояснил Митя, — а для любого из его одноклассников это действие в интересах друга. То есть соврать мог любой, кроме него. Хакер не он.

Борис согласно кивнул.

— Все равно, давайте начнем с него. Если остальные в этом отношении для нас неразличимы, начнем с того, кто выделяется.

20

На следующий день за завтраком Марков представил друзей воспитанникам, объявив, что комиссия из «Биотроникса» намерена закрыть наконец дело о программном сбое в своем изделии. Он призвал близнецов помогать работе комиссии и подробно отвечать на все вопросы. Митя подошел к Киборгу и пригласил его в кабинет при серверной, превращенный друзьями во временную штаб-квартиру. Разумеется, приглашение Марата не обрадовало, но он понимал, что отвертеться все равно не удастся. В назначенный час он появился в штаб-квартире, всем своим видом показывая, как достали его эти бесконечные вопросы.

— Что еще вы хотите узнать? Я ведь уже все рассказал, и не один раз!

— Марат, успокойся, пожалуйста, — Митя пододвинул ему кресло и вернулся на свое место. — Мы здесь как раз для того, чтобы закрыть дело. После этого никто больше не будет тебя беспокоить.

Марат вжался в кресло, напряженно сцепив пальцы и разглядывая это переплетение кожи и пластика.

— Тебя никто ни в чем не обвиняет, — продолжал Митя. — Наши кодеры уже нашли программный баг, ответственный за сбой, исправили его и разослали обновления всем пользователям. Осталось только уточнить некоторые подробности, и на этом закончить.

— Что вас интересует? — спросил Марат, все так же глядя на свои руки.

— Твои интенции. Что ты чувствовал перед ударом и во время удара? Пытался ли остановить руку? Проще говоря, все произошло помимо твоей воли или против твоей воли?

Лицо Марата скривилось в недовольной гримасе.

— Вы же читали отчеты! Я уже сто раз объяснял, что ничего не мог сделать! Все произошло так внезапно, я даже не успел ничего понять. Если бы я мог, то, конечно, попытался бы остановить удар. Но рывок оказался слишком неожиданным.

— Ты не чувствуешь эту руку частью себя? — быстро спросил Митя.

— Чувствую, конечно. Это был просто сбой — как нервный тик, непроизвольное сокращение мышц, что-то в этом роде. Я уже обо всем рассказал месяц назад, вы же прочитали протокол! Зачем вы снова об этом спрашиваете?

Он был прав, его ответы совпадали с записанными в протоколе. Но отвечая, Марат напрягся и слегка замешкался. Этого оказалось достаточно, чтобы Митя тут же вцепился в него мертвой хваткой.

— Да, мы читали отчет. Но тогда тебя спрашивали только о самом ударе. Расскажи, пожалуйста, как можно подробнее, что было сразу после него.

Марат напрягся и задеревенел, его лицо застыло и покраснело. Вопрос был непосредственно про него; соврать он не мог, а правду говорить не хотел. Он заговорил через силу, с трудом выдавливая из себя слова.

— Когда Никита упал, все подбежали к нему. А Коля бросился ко мне. Он поднял руку…

— Замахнулся? — уточнил Борис.

Марат покраснел еще сильнее.

— Поднял руку. Наверное, просто хотел меня остановить. Тогда моя рука схватила его за запястье и сжала. Это тоже произошло помимо моей воли, и так быстро, что я не успел ничего понять.

Митя подался вперед.

— Как долго ты сжимал его руку?

— Не знаю. Секунд… двадцать, наверное.

— И?

Глаза Марата предательски заблестели.

— Я правда пытался его отпустить! Изо всех сил! Но я уже не управлял своей рукой!

— То есть устройство действовало против твоей воли, выраженной ясно и недвусмысленно? — спросил Митя.

— Да.

— А почему же ты не рассказал об этом на первом опросе?

— Я боялся! Боялся, что меня заберут отсюда… Будут изучать… К тому же ничего страшного ведь не произошло, всего лишь маленький синяк на запястье. И Коля на меня давно не в обиде.

— Коля Шаталов? — уточнил Митя.

— Да.

Рука Мити скользнула над клавиатурой, и на экранах у Бориса и Оли появились слова «Дон Жуан».

— Дон Жуан? — встрепенулся Марат. — Тяжело пожатье каменной десницы?

Митя смутился.

— Извини, дурацкая привычка с детства. Не обращай внимания. Скажи, ты помнишь, кто не подошел к Никите, когда он упал? Кто остался в стороне?

— Не помню, — ответил Марат, на этот раз уже без всякого напряжения.

— Ну, ладно. Спасибо тебе, ты нам очень помог.

Марат вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Митя посмотрел на друзей:

— Следующий — Дон Жуан?

— Хорошо, — согласился Борис и, повернувшись к Оле, спросил: — А ты что скажешь?

— Я и не подозревала, что слепую скоростную печать кто-то может считывать прямо с пальцев. Мне кажется, мы еще слишком многого не знаем об этих детях.

21

Митя вскочил с кресла и навис над столом, упершись в него ладонями.

— Вот! А о чем я тебе все время говорю — это отнюдь не обычные дети!

— Ты во всем хочешь видеть угрозу, — укоризненно сказала Оля. — И все же они действительно необычные. Я все понимаю — и про взлом, и про хеши, и про перехват управления. Но как кто-то смог управлять «умной рукой»?

— Это как раз просто, — ответил Борис. — Связаться с протезом можно по любой беспроводке. У него несколько таких каналов, просто они если и открыты, то только на считывание. Как именно их взломали, мы не знаем, все логи потерты. Но проблем с каналом у хакера не было.

— Я не о том, — отмахнулась Оля. — Как он смог управлять «умной рукой» так точно? Насколько я знаю, владельцы протезов проходят специальный тренинг, привыкая к новой конечности. А тут пришел, увидел, победил. Тебе это не кажется странным?

— Во-первых, я не сказал бы, что очень точно. Было бы точно — не было бы выбитых зубов, да и нас бы тоже тут не было. А про управление — там же требовалось задать только интенцию, все остальное система просчитывала сама. Если бы наш хакер не снял все системные ограничения, никто бы и не догадался, что «умная рука» взломана.

— То есть в первом эпизоде он просто не рассчитал усилие, а во втором уже скорректировал его? — спросила Оля.

— Думаю, да, — ответил Борис.

— А может, наоборот, все просчитал предельно точно, — вмешался Митя. — Мне кажется, наш «хорек» слишком умен для столь грубых ошибок.

Борис удивленно посмотрел на него.

— Но зачем? Привлечь к себе ненужное внимание, вызвать комиссию из города, инициировать расследование в «Биотрониксе» — зачем ему это?

Митя развел руками:

— Пока я не знаю ответа на этот вопрос.

— Как и всего остального, — сказал Борис.

— Ну почему? — оживился Митя. — Сегодня мы узнали чрезвычайно важную деталь — что был не один перехват управления, а два последовательных. В протоколах ничего подобного нет. Кстати, какие у вас мысли по этому поводу?

— Колю и Никиту можно исключить из числа подозреваемых? — предположила Оля.

— Согласен. И Дон Жуана, и Щелкунчика. А еще?

— Всех, кто подбежал к упавшему — тоже, — сказал Борис.

— Верно! Судя по видеозаписи — минус еще шесть человек.

Борис усмехнулся; он не мог понять Митиного возбуждения.

— Не думаю, что это сильно облегчит нам задачу.

— А это с какой стороны посмотреть! — возразил Митя. — Ты вспомни, кто помогал Щелкунчику встать. Альфы и беты! То есть сейчас мы исключили из рассмотрения всех подозреваемых с этой стороны гауссианы.

— Ты хочешь сказать, что теперь омеги — наши главные подозреваемые? — спросила Оля.

— Именно! Это упрощает поиск, но понижает шансы на успех.

— Почему? — спросил Борис.

— В наше время суперхакер должен быть альфой. В норме. А если нет — значит, ситуация ненормальная, и ждать от нее можно чего угодно. Если бы наш «хорек» был альфой, мы бы его обязательно нашли. Но теперь — не факт, что мы сможем выполнить задание.

— Как-то неубедительно, — с сомнением произнес Борис. — Но, как я понимаю, других идей у нас все равно нет. Значит, будем вызывать омег?

— Нет, — ответил Митя, — мы будем работать по старому плану. Начнем с Дон Жуана, Щелкунчика, Короля, Королевы и всех тех, кто помогал Щелкунчику встать.

— Зачем? — не понял Борис. — Мы ведь уже знаем, что они тут ни при чем.

— Мы опросим всех, — пояснил Митя, — и главных подозреваемых — последними. К этому моменту нам надо собрать максимум информации об инциденте.

Борис хотел было возразить, но вмешалась Оля.

— Боб, Митя прав. Нам нужно поговорить со всеми близнецами. Что-то с ними не так.

22

Утро принесло неожиданные новости — информация о взломе топового продукта «Биотроникс» просочилась в сеть. И что хуже всего — в общий доступ были слиты все переговоры с разработчиками программного обеспечения. Матвей связался с друзьями еще до того, как об этом заговорили во всех лентах; по его лицу было видно, как тяжело далось ему сегодняшнее утро. Он кратко поздоровался с Олей и Борисом и тут же словно забыл об их существовании; зато на Митю набросился сразу, без обычного обмена любезностями.

— Ты хотя бы отдаленно представляешь, что натворил?! Почему ты не воспользовался закрытым каналом?

— Они же сами с нами связались, — растерянно ответил Митя. — Я только принял вызов.

— Они вообще не знали, о чем речь; думали, что нужна обычная консультация для тупого чиновника. Но ты-то вполне осознавал серьезность проблемы! Ты должен был сразу потребовать перехода на закрытый канал.

— Но нам и нужна была обычная консультация, — попытался оправдаться Митя, — квалифицированные ответы на технические вопросы…

— «Обычная консультация»! — передразнил его Матвей. — «По техническим вопросам»! А кто по открытому каналу прямым текстом вопил о восстании роботов? Механическая рука вышла из повиновения и калечит всех подряд! «Телесные средней тяжести», «большая потеря крови»! Что это за клоунада? Какая средняя тяжесть?! Кто истек кровью?! Вы там что, под веществами?!

Борис кашлянул, привлекая внимание.

— Это я сказал. Преувеличил, чтобы сразу перенастроить специалиста. Он не верил, что «умную руку» можно хакнуть.

Матвей перевел взгляд на него.

— Молодец, перенастроил. И всех сетевых леммингов вместе с ним. Они уже требуют немедленного суда над детоубийцами из «Биотроникса». Доволен?

— Кто же мог подумать, что кого-то заинтересует штатная техническая консультация, — снова начал Митя, но Матвей перебил его.

— А надо было думать! Головой! Вы ведь уже поняли, что тут работал хакер очень высокого уровня. Вероятность того, что он мог допустить столь грубый баг при расчете усилия, практически нулевая. Значит, сознательно хотел привлечь внимание к взлому. А потом лег на дно и затаился, сканируя весь шум вокруг инцидента. Но вы дали ему куда больше, чем он ожидал. «Телесные повреждения», «потеря крови» — на такое он вряд ли рассчитывал.

Митя, наконец, стряхнул с себя оцепенение.

— Надо выяснить, кому выгодно падение рейтингов «Биотроникса»! Посмотреть, чем закончится скандал и кто в итоге от этого выиграет. Я готов заняться этим прямо сейчас!

— Ат-ставить! — нараспев произнес Матвей. — Весь инет и так уже в курсе, что комиссия «вышла на след» и имеет «неопровержимые доказательства». Хватит самодеятельности, успокойтесь. Не лезьте в это дело, мы им уже занимаемся. Ваша задача — близнецы. Продолжайте работу и постарайтесь больше так не косячить.

— Зачем? — спросил Митя. — Теперь-то мы можем быть уверены, что хакер не из интерната. Какие у близнецов могут быть претензии к «Биотрониксу»?

Матвей покачал головой.

— Ты не прав. Скорее всего, хакер все же ваш клиент. Близнецов воспитывают в строгой изоляции, и это постоянно отслеживается. Посторонних на территории интерната практически не бывает. А «умной рукой» управляли по беспроводке с ограниченным радиусом действия. Так что, видимо, это все же кто-то из своих.

— Но зачем это близнецам? — снова спросил Митя.

— Вот это вы и должны выяснить, — ответил Матвей.

Он сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил:

— Если нет вопросов, у меня всё.

Матвей потянулся к пульту, но Митя остановил его.

— Есть вопросы! И претензии есть. От нас скрыли важную информацию о близнецах, возможно критичную. Нам приходится работать вслепую…

— Что вы хотите узнать? — перебил его Матвей.

— Кто конкретно принял решение об этом эксперименте.

Матвей удивленно поднял брови.

— Это закрытая информация, у вас нет допуска к ней. Ты же не первый год в институте, сам должен понимать.

— Ты не можешь сказать или не знаешь? — уточнил Митя.

Матвей ответил не сразу.

— Решение принималось коллегиально, там было человек десять, может больше. Я знаю двоих, и еще про двоих могу предположить с большой вероятностью.

— Но нам их не назовешь? — спросил Митя.

— Но вам их не назову, — подтвердил Матвей.

— Скажи хотя бы — кто-то из этих четверых может быть как-то связан с «Биотрониксом»?

— Без комментариев, — ответил Матвей и отключился.

23

Изобразив на лице притворный ужас, Митя развел руками.

— И как можно работать в таких условиях?

Оля посмотрела на него с удивлением.

— Ты действительно считаешь, что информация об организаторах эксперимента может как-то нам помочь?

— Я считаю, что информации надо собрать как можно больше. Потому что мы пока еще не знаем, что именно может нам пригодиться. Но если при этом какие-то сведения от нас скрывают, я буду считать их особо важными. Уже по одному факту сокрытия.

— И что из этого следует? — вмешался Борис.

Митя посмотрел на него долгим взглядом.

— Боб, попробуй нарыть в сети что-нибудь про «Биотроникс». И особенно про их «умные протезы». Сегодняшний шум можно отсечь, достаточно бегло просмотреть топы. А вот в старых кэшах поройся, там может сохраниться что-то интересное.

— Что конкретно надо искать? — спросил Борис.

— Пролистай весь бэкграунд — кто бенефициары, с кем конфликтуют, кому, может быть, дорогу перешли. Но главное — этические нарушения. Если найдешь что-то подобное, сразу почувствуешь — это оно самое.

— Не самый четкий критерий, — недовольно пробурчал Борис.

Митя вновь развел руками.

— Ну извини, другого у меня нет.

— А ты что будешь делать?

— А мы с Олей будем вызывать близнецов и продолжим дозволенные речи.

Оля посмотрела на Бориса, как будто собираясь что-то сказать, но промолчала.

— И когда начнем? — спросил Борис. — Прямо сейчас?

Митя встал с кресла и с чувством потянулся.

— Нет, сегодня мы устроим себе выходной. Если в топах всплывет что-то интересное про «Биотроникс», то как раз к завтрашнему утру. А сейчас нам нужна небольшая перезагрузка. Сходим на озеро, искупаемся. Переодевайтесь, и через десять минут встречаемся у входа.

— Через час! — вырвалось у Бориса.

Какие десять минут! Он же прекрасно знал — как только Оля начнет раздеваться, сдержаться будет невозможно. Митя посмотрел на него с пониманием.

— Хорошо, через час.

Сдержаться действительно оказалось невозможно, и вскоре они весело барахтались на своих сдвинутых кроватях. Через несколько минут вся одежда валялась на полу, и их уже ничто не разделяло. Борис вошел медленно и осторожно, как Оля любила, но после нескольких рывков перестал сдерживать себя. Он не смог остановиться и после оргазма — желание и не думало уходить; скачка продолжалась, пока позволяла эрекция. В этот раз Олины мышцы не отозвались судорогой, и Борис мысленно упрекнул себя — он же знал, что ее тело включается медленнее, чем его. Для синхронизации нужны были неспешные предварительные ласки, а времени на них не было. Хотелось еще и поваляться, просто обнявшись, и душ надо было принять. Ничего, — подумал Борис, — еще успею зайти на второй круг, а там, если повезет, Оля меня догонит.

Им повезло, и они даже уложились в обещанный час. Митя уже ждал их на скамейке перед входом. Закрыв глаза, он блаженно подставлял лицо жаркому летнему солнцу. Оля неслышно подошла сзади и прикрыла ему веки узкими ладошками. Митя широко улыбнулся и осторожно убрал ее руки. На миг Борис испытал легкий приступ ревности — он знал, как приятно прикосновение прохладных девичьих пальцев, и считал, что этот интимный жест предназначен только для него. Оказалось, не только.

Они прошли сквозь редкий сосняк и вышли на берег озера. Водная гладь расстилалась перед ними спокойно и величественно, лес на противоположном берегу казался игрушечным. Едва ощутимый ветерок приятно освежал разгоряченную кожу, не оставляя на поверхности озера даже легкой ряби; вода была на удивление чистой и прозрачной.

— Голубые дали! — восхищенно выдохнула Оля.

— А то! — гордо ответил Митя, как будто в этой красоте была и его заслуга.

По узкой тропинке вдоль берега друзья прошли мимо песчаного пляжа с огороженной купальней для детей, мимо потемневших от времени мостков, мимо камышовой отмели. Наконец тропинка привела их к нагретому солнцем древнему каменному языку, плавно уходившему под воду. Митя опустился на теплый камень, Борис последовал его примеру. Оля стянула через голову цветной сарафанчик и осталась в белом раздельном купальнике, мало что прикрывавшем.

— Ты чудо! — сказал Борис совершенно искренне.

Оля улыбнулась в ответ, и Борис испугался, что сейчас на ее белоснежных трусиках проступит темное пятнышко — предательский след их полуденной любви. Он хотел было встать, но Оля уже отвернулась от них и стала осторожно спускаться к воде. У самой кромки она остановилась, подняла руки и привычным движением собрала волосы в роскошный хвост. Борис невольно залюбовался ее точеной фигуркой и вдруг вспомнил эту позу — точно так же собирала волосы девушка из другой эпохи, статуэтку которой он видел однажды в каком-то музее. Вечная красота! — подумал он. Митя как будто прочитал его мысли. Восхищенно глядя на девушку, он прошептал:

— Puella eterna…

— Что? — не понял Борис.

— Вечная девочка, — тем же шепотом ответил Митя. — Повезло тебе.

— Это верно, — сухо подтвердил Борис, показывая, что не намерен развивать тему.

Митя почувствовал его настроение и замолчал. Борис смотрел на неправдоподобно чистое небо, на воду в ослепительных бликах, на удаляющуюся каштановую головку, вызолоченную полуденным солнцем — и его заполняло тихое, спокойное счастье. Почти что счастье — где-то в глубине все еще неприятно зудела неустранимая темная червоточина. У этой червоточины было имя — «Биотроникс». Борис вдруг понял, что именно из-за нее Митя организовал им и этот пикник, и безумный полуденный секс. Что же мы наделали? — с тоской подумал он. — Что же я наделал?

24

Следующим утром друзья собрались в своей штаб-квартире, ожидая Дон Жуана. Оля стояла у окна, Митя в очередной раз перетасовывал свои социальные схемы, Борис, как обычно, начал день с сетевого серфинга. Они уже так притерлись друг к другу, что долгое молчание совершенно не тяготило. Наконец Оля оторвалась от пейзажа за окном и подсела к Мите.

— Скажи, ты веришь Матвею? Хакер точно здесь?

— Скорее всего. Но не факт. Протезом могли управлять и с микродрона, телесное присутствие тут совершенно необязательно.

— А Матвей разве этого не понимает?

— Прекрасно понимает. Его слова означают лишь одно — институт не хочет, чтобы мы рассматривали другие версии.

Оля слегка наклонила голову.

— Но мы же будем?

— Разумеется. Мы будем копать везде, куда только сможем дотянуться. Вот, Боб уже копает.

Оля ненадолго задумалась.

— А Матвей знает, что мы будем искать следы в сети?

— Конечно знает. Он же сам учил меня работать. А сейчас по-другому никак не получится.

Оля хотела еще что-то сказать, но тут в дверь постучали, и в комнату вошел стриженный под ноль мальчуган, уже успевший сменить северную бледность на ровный деревенский загар.

— Здравствуй, Коля! — поприветствовал его Митя. — Проходи, присаживайся. Нас ты уже знаешь, и знаешь, зачем мы здесь. Так что ты, наверное, догадываешься, что нас интересует.

Дон Жуан криво усмехнулся.

— Известно что. Мы же до этой драки никого не волновали, нас просто ни для кого не существовало. А тут сразу зачастили… Всякие…

Он замолчал, и Борис догадался — это не от того, что Коля не смог подобрать нужное слово; просто он не стал говорить его вслух. Впрочем, все и так было понятно. Но Митя, конечно, ухватился совсем за другое.

— Драки? То есть это не было неспровоцированным нападением? Никита чем-то задел Марата?

Дон Жуан мгновенно набычился и заерзал в кресле.

— Н-нет… Мы же друзья…

Борису стало жалко мальчишку, загнанного в этическую ловушку, но Митя продолжал напирать:

— А ты? Ты когда-нибудь подтрунивал над Маратом?

Дон Жуан опустил голову.

— Иногда… Редко… Но я ведь не со зла. Он же мне как брат.

— А остальные? Ваня, Марина? Они подтрунивали?

— Я не знаю…

Дон Жуан замер, сосредоточенно разглядывая свои кроссовки. Оля потянулась к клавиатуре, предусмотрительно спрятанной под столешницу. На экранах появилась фраза:

— Он не переигрывает?

Митя тут же набил ответ:

— Близнецы не умеют врать, ты же знаешь. Физиология сразу их выдаст.

— Ты уверен? — набила Оля.

Отвечать Митя не стал. Вместо этого он снова обратился к Дон Жуану:

— И последний вопрос. Скажи, тебе нравится какая-нибудь девочка?

Дон Жуан покраснел так, как будто его только что заставили выпить стакан кипятка.

— Я не буду отвечать на этот вопрос, — произнес он еле слышно.

— И не надо! — Митя махнул рукой, как бы призывая отбросить все мучающее и неудобное. — Спасибо, Коля, ты нам очень помог. Можешь идти; надеюсь, нам больше не придется напрягать тебя.

Дон Жуан взглянул на него с заметным облегчением, попрощался и быстро вышел. Борис подошел к Оле сзади, легонько сжал ее плечи, уже тронутые легким загаром, и продекламировал:

— Сильнее ей не мог он возразить!

В ответ Оля скорчила одну из своих трогательных гримасок.

— Признаю!

Борис не удержался и, наклонившись, поцеловал ее в лоб. Наверное, не стоило делать это при Мите — но кто бы тут удержался?

25

Вечерний серфинг принес дурные новости — покончил с жизнью Павлицкий, один из основателей и ведущих разработчиков «Биотроникса». В сети шли обычные разборки — одни утверждали, что поделом, так ему и надо; другие, наоборот, писали об обостренном чувстве вины талантливого кодера. Попутно замечая, что ни одному топ-менеджеру или финансовому директору «Биотроникса» такое никогда бы и в голову не пришло. Официальная версия тоже говорила о самоубийстве, хотя обстоятельства смерти были не совсем обычны. Павлицкий сел в свою машину, переключился на ручное управление, принудительно отключил все системы защиты, разогнался и на полном ходу врезался в бетонную стену. Сорвавшийся с опор мотор пробил защитный кокон и превратил его тело ниже пояса в кровавую кашу.

Разумеется, заводские настройки не позволяют отключать системы защиты. Но Павлицкий, ранее участвовавший и в этом проекте, оставил в своей версии программы отладочную «заднюю дверь», которой и воспользовался. Так, во всяком случае, сообщали в новостях. Если бы не скандал, заполнивший всю инфосферу, его смерть вызвала бы куда больше подозрений; но сейчас версия самоубийства принималась почти единодушно. Сообщение о жестоко избитом ребенке вызывало у всех праведный гнев и жажду возмездия, которые распаляла и усиливала суеверная боязнь «умных машин».

Другой дурной новостью было раскрытие личности Изотова. Пока что, кажется, ему нечего было предъявить; но ушлые тролли уже вовсю копались в его биографии и в его профилях, разыскивая хоть какой-то компромат на сотрудника преступной компании. Услышав об этом, Оля побледнела.

— Значит, и нас тоже могут раскрыть?

— А вот здесь начинается самое интересное, — ответил Борис. — Хакер, перехвативший наш разговор, вполне мог выложить в сеть видеофайл. Но почему-то ограничился лишь аудиоверсией.

— Почему? — спросила Оля.

— Не знаю. Возможно, решил придержать козырь, чтобы шантажировать нас.

Оля наморщила лоб.

— Значит, это все-таки кто-то из близнецов?

— Не знаю, — повторил Борис. — Пока что у нас есть одни лишь предположения.

— Понятно, — вмешался Митя. — А про самого Павлицкого удалось нарыть что-то интересное?

— Пока нет, — ответил Борис. — Он работал с секретными материалами, и сеть его не светила. Возможно, в ходе скандала что-то и всплывет, сейчас «Биотроникс» в топе новостей. Я буду отслеживать.

— Хорошо, — кивнул Митя.

Оля удивленно посмотрела на него.

— А ты не хочешь задать этот вопрос Матвею? Хотя бы — не связан ли Павлицкий с делом близнецов?

Митя покачал головой.

— Бесполезно. За новостями Матвей следит и знает о Павлицком не меньше нашего. Если бы он решил, что дополнительная информация как-то нам поможет, он бы ее уже предоставил. Но если он думает иначе, переубедить его я при всем желании не смогу.

— А кто сможет? — спросил Борис.

Митя усмехнулся.

— Думаю, таких людей на нашей планете совсем немного. Хотя… Твоя мать, наверное, смогла бы. Но, возможно, Маша и сама что-то знает об этом эксперименте. Почему бы тебе не поговорить с ней?

Ах, я дурак! — подумал Борис с досадой. Юношеская привычка всего добиваться самостоятельно и никогда не просить помощи у матери сыграла с ним злую шутку. Он совсем забыл о возможностях, которые давал ее допуск; но сейчас было бы глупо пренебречь этими возможностями. Несмотря на все сомнения, попробовать стоило.

26

В город Борис вернулся с Олей; Митя остался в интернате, чтобы не пропустить ничего существенного. Чего именно — никто из них не смог бы сказать, но какие-то смутные предчувствия были у всех. Борис решил познакомить свою девушку с мамой, и Оля отнеслась к этому серьезно — оделась просто и скромно, вместо провокационной мини-юбки и облегающего топика надела узкие джинсы и свободную кофточку из плотной ткани. Вернее, это она думала, что оделась скромно; на самом деле джинсы так соблазнительно обтягивали ее тугую попку, что редкий парень не оборачивался вслед. И под кофточкой, как всегда, ничего не было — Оля терпеть не могла женскую упряжь, ее маленькие грудки прекрасно обходились без всяких хитровыдуманных поддержек. Когда она смотрела на себя в зеркало, это было совсем незаметно, зато в движении наметанный глаз сразу чувствовал разницу. Но Борис, разумеется, не стал об этом упоминать; наоборот, увидев Олю в новом образе, он картинно всплеснул руками:

— Ты сегодня прямо как монашка!

Оля скромно опустила глаза.

— Я старалась.

Борис порадовался, что его мать все еще в прекрасной форме и мужчины до сих пор заглядываются на нее — так что контраст не будет разительным. Ибо истинную красоту возрастом не перешибешь. Если тело можно обтачивать тренировками сколь угодно долго, то с лицом такие лайфхаки не проходят. Припухлая девичья милота оплывает слишком быстро; если лицо сформировано мясом, его не спасут никакие подтяжки. Но если лицо формирует кость — такая женщина останется красавицей до самой старости. Борис взглянул на точеный профиль Оли — та же кость, та же порода. Маме она понравится.

Он оказался прав — Оля понравилась матери. А его просьба, наоборот, совсем не понравилась.

— Как ты себе это представляешь? — спросила она. — Вы приходите ко мне, и я передаю вам информацию, к которой у вас нет допуска?

— Нет, — терпеливо ответил Борис, — я хочу, чтобы ты помогла мне сформулировать запрос. Куда надо обратиться за таким допуском, к кому конкретно, как это оформить. Ты же знаешь все лазейки в системе. Нам действительно очень нужны ответы, иначе я не стал бы тебя просить.

Маша рассеянно поправила волосы, хотя никакой необходимости в этом не было.

— Если бы все было так просто! Но вы не можете запросить материалы по этому эксперименту, поскольку официально никакого эксперимента не было. Все файлы давно уничтожены, о деле близнецов знают лишь несколько человек, связанных обязательством хранить тайну.

— Значит, выхода нет? — спросил Борис.

— Я этого не говорила, — ответила Маша. — Если вам действительно так нужна эта информация…

— Очень нужна! — вырвалось у Оли.

Она собиралась сидеть молча и не встревать в разговор, но не выдержала. И сразу прикусила язык, кляня себя за несдержанность. Маша посмотрела на ее опущенное лицо с порозовевшими щеками и невольно улыбнулась.

— Если официально эксперимента не было, то человек, узнавший о нем случайно, может поделиться такими сведениями. При этом он ничего не нарушит, потому что на такой информации нет грифа секретности. Ее как бы не существует; вы не сможете использовать ее ни для доказательства, ни для опровержения, ни для любого другого официального высказывания.

Борис мгновенно напрягся.

— И ты знаешь такого человека?

— Знаю, — ответила Маша. — Возможно, ты тоже его помнишь, он несколько раз заходил к нам.

— Кто он?

— Алексей Семенов. Можно просто КуДзу, так ему даже привычнее. Но только… Он не то чтобы случайно узнал об эксперименте. Он эту информацию… Скажем так, добыл. Искал другое, но попутно захватил и близнецов. Понимаешь?

Борис кивнул.

— Ясное дело. То есть ни в сети, ни на любом носителе не должно остаться никаких следов разговора о близнецах?

Маша улыбнулась.

— Умница ты моя! Все правильно — только личная встреча, только разговор с глазу на глаз. И никаких упоминаний и ссылок. Я организую вам встречу, но все остальное ты должен будешь сделать сам.

Борис обнял мать за плечи и с чувством чмокнул ее в щеку.

— Спасибо, ма! Я не сомневался, что ты нам поможешь!

27

На встречу с КуДзу Борис пошел один — Маша сказала, что им с Олей надо пощебетать о своем, о девичьем. Оля вопросительно взглянула на него, но спорить не стала.

— Не бойся, мама не будет подкладывать тебе горошину! — успокоил ее Борис.

На этот счет он и сам был спокоен — он слишком хорошо знал свою мать. Все, что могло ее заинтересовать, она наверняка узнала еще в апреле, когда он только начал встречаться с Олей. Узнала и перепроверила. А сегодня Оля ей понравилась, в этом можно было не сомневаться. Значит, нескромными вопросами мучить не будет. Скорее всего, просто хочет навести морок — сформировать позитивное впечатление. Безобидная хитрость, от которой никому не будет вреда.

Разговора матери с КуДзу Борис не слышал, но понимал, что по открытому домашнему каналу она не могла назвать интересующую его тему, не могла даже намекнуть на нее. Возможно, узнав, о чем речь, КуДзу просто развернется и уйдет. Но выбирать не приходилось, другого источника все равно не было.

Они встретились вечером в городском парке. Борис не помнил КуДзу, но тот узнал его сразу. Пройдя по центральной аллее, они расположились на свободной скамейке перед прудом. КуДзу действительно не представлял, о какой услуге попросила его Маша; пришлось рассказать ему о близнецах. Расслабленное лицо КуДзу дрогнуло и застыло жесткими складками.

— Не лез бы ты в это дело. Грязная история. И люди, которые все это провернули, они… Лучше с ними не пересекаться.

Примерно такого ответа Борис и ожидал. Но отступать он не собирался. Тщательно подбирая слова, он рассказал свою историю во всех подробностях — начиная с Митиного предложения и инцидента в аэропорту, и кончая смертью Павлицкого. Когда Борис умолк, КуДзу с минуту сидел молча, с той же неподвижной маской на лице. Наконец он заговорил тихим бесцветным голосом.

— Не думал, что они решатся на такое. Информация попала ко мне, когда проект был еще на стадии проработки. Я принес все материалы Маше, чтобы она остановила это безумие. После чего обсуждение прекратилось и все файлы стерли. Я был уверен, что проект закрыли, что никто не захотел брать на себя ответственность за столь жестокий эксперимент. Ведь, по сути, они лишили этих детей детства, отняли у них возможность расти в любящей семье. Я был уверен…