Третий путь (СИ)

Глава 1: Южная война

Только насилием можно добиться абсолютно всего. Философы поспорят, но на то они и философы. Война есть свобода. Но у каждого свои представления о ней. Однако мнение людей не важно, когда есть те, кто ими правит. Сидя наверху, ты лучше видишь, что требуется другим, даже если сами они считают иначе.

Людям нужен мир, но у каждого свои представления о нем. Когда ты правитель, твои слова — закон, а значит, ты сам можешь решать, как должен выглядеть истинный мир и как его добиться. Твои представления ничтожны, покуда ничтожен ты сам.

Чтобы стать кем-то, не достаточно просто родиться в королевской семье, нужно доказать, что ты этого достоин. Доказать не только другим, но и себе. Лишь находясь на самом верху, ты можешь увидеть мир таким, какой он есть на самом деле, и чем выше ты поднимаешься, тем больше пачкаются твои подошвы. Но лучше запачкать обувь в крови, чем быть замаранным помоями, стоя на коленях перед власть имущими.

Моррос являлся третьим из семи детей предыдущего короля Гедорна. Однако это ничего не значило, ибо трон передавался не по старшинству, но тому, кто проявит больше всего энтузиазма. Энтузиазм обычно оканчивался смертью короля от руки принца. Короли Гедорна погибали с улыбкой на устах.

Старший брат умер от воспаления легких, что не такая уж редкость на холодном юге, намного реже в середине зимы под ногами проламывается лед, толщиной почти в аршин.

Второй по старшинству являл собой тонкий ум и сообразительность. Сам король пророчил ему свой трон, всячески натаскивал его и давал читать книги о тактике и стратегии, хотя и не забывая беречь спину. Книги-то его и сгубили. Он где-то вычитал, что лучшее убийство — убийство чужими руками.

Моррос в детстве был замкнутым, скрытным и стеснительным, и не отправился вслед за старшим братом лишь по этим причинам. Никто не воспринимал его всерьез, особенно Корчун, который решил воспользоваться вычитанным ранее постулатом.

Он вложил в руки брата нож, который тот вонзил в грудь не ожидавшего от него подобного поступка отца, сманившись на сладкие речи Корчуна, что посулил ему трон, сам при этом взяв на себя роль его правой руки, мол, ему и этого хватит сполна. Конечно, после смерти короля, он собирался избавиться от исполнителя, но недооценил собственного отца, чья стать могла затмить скалу.

Когда Корчун ворвался в покои короля, услышав всхлипы Морроса, он застал короля Веллеса тянущимся за мечом, а брата скованным ужасом содеянного. Корчун возликовал, осознавая, что ему вообще не придется марать руки, ведь за него все сделает сам отец.

Моррос помнил те бесконечные мгновенья, словно это случилось только вчера. Он обмочил штаны, когда меч со свистом пролетел мимо него, вонзившись в грудь старшего брата.

— Король может умереть только от рук короля.

Эти последние слова короля Веллеса являлись девизом дома Хотрексов, которые в тот день огненной стужей выжглись в сознании девятилетнего Морроса, оставаясь с ним доселе вместе с приставкой Аво между его личным и родовым именем, дарующей ему королевские регалии.

С тех пор прошло более шестидесяти лет. Король Моррос из сопляка превратился в сильного и гордого короля, превзошедшего своего отца. Веллес желал лишь развивать Гедорн, защищать его от иноземцев, выращивать скот, заниматься земледелием, что не так-то просто, когда на каждом шагу один камень. Моррос же считал, что смысл в защите отпадет, если не от кого будет защищаться.

Он обрушил свой меч на Киркурд, что прилегает с запада, разорвав тамошнюю приграничную армию орлиными крылами воинов Гедорна. Новое оружие, разработанное лично Морросом, произвело на неприятеля колоссальный эффект, заставляя бежать с поля боя, ломая ноги и головы.

Король Хотрекс желал закрепить успех и захватить западные земли, однако тут пришли вести о войне, что разгорелась на остальных континентах. Киркурд все еще оставался сильным, пусть и деморализованным, поэтому Моррос решил повременить, используя западных соседей в качестве живого щита, если вдруг пламя доберется и до их земель.

Не добралось. Зато объявились охотники на ведьм, и вновь пришлось отложить создание империи, чтобы не попасть под горячу руку фанатиков, достаточно сильных, чтобы заставить бежать даже могущественных магов.

Однако вечно это продолжаться не может. Моррос заполучил в свои руки два мощных Архетелоса, а прознав про третий, решил отложить войну с западом, и первым делом захватить юг.

— Зачем вам это? — недоумевал Великий Викаран.

— Разве нужны особые причины, чтобы стать сильнее? Надеюсь, ваши люди не станут вмешиваться, потому что мои воины не будут разбираться, что за рыцарь преградил им дорогу.

Викаран заверил, что Викаранай не будет вмешиваться в противостояние государств. Однако ничего не сказал о том, насколько это выгодно им самим. Белоплащники уничтожают колдунов и магические артефакты, и Архетелосы для них представляют наибольший интерес. Гораздо проще что-то найти в разрушенном королевстве, где тебе никто не будет мешать, волнуясь лишь о своей жизни.

Великий Викаран отправился в Протелию, и Моррос едва подавил в себе желание отдать приказ о его ликвидации. Проще это сделать в пылу сражения, когда случайная стрела способна убить святейшего из святых, и даже Боги не спасут, упиваясь видом крови.

Войска ровными рядами двинулись вперед, подминая под собой траву и раздробляя доспехами камни, которые скоро заменят сердца и черепа врагов. Враги. Всего лишь преграда на пути истинной цели. Настоящие враги сидят на западе, и Моррос ни на мгновенье не забывал об их существовании.

Впереди шла кавалерия на лошадях, больше подходящих для обработки земель, чем для поля боя, такими статными они выглядели. Но лишь подобные тяжелоупряжные лошади способны выдержать седока в доспехах, да еще и сами при этом будучи обвешаны металлическими пластинами и кольчугой.

За конницей браво шли рыцари с мечами и щитами в виде сложенных крыльев. Когда кавалерия пробивает стену из людей неприятеля, в нее тут же врываются мечники, не позволяя ей зарасти воинами противника и окружить рыцарей на лошадях.

За спинами первых рядов всегда скрывались лучники, однако именно их оружие первым достигало цели, вонзаясь в ряды неприятеля тысячами острейших когтей невидимых птиц. Птиц, которые то вырываются вперед, то отступают за стальные спины, чтобы подготовиться к новым атакам.

— Может, следует воспользоваться отрядом «Крылья Орла»? — подал голос паладин.

— Слишком рано, Самуран, — спокойно ответил король. — Не хочу показывать всю свою силу раньше времени.

Моррос не считал Протелию противником серьезней, чем Киркурд, и потому не желал терять элитных воинов, что могут пригодиться в ином месте. На западе границу между Гедорном и Киркурдом разделяет горная гряда, существует лишь небольшой зазор, однако юго-западней одни лишь холмы да леса, и как раз там находится пересечение трех королевств. Запроси Протелия помощи у Киркурда, и их войско увеличится втрое.

Но это вряд ли — западное королевство никогда ни с кем не заключает мир. Как, в общем-то, и нынешний Гедорн. Моррос считает, что мир переоценивают. Враги не предают, заставляют тебя становиться сильнее и всегда ожидать подвоха; друзья же делают слабым.

Кавалерия налетела на выставленные далеко вперед длинные и острые пики противника. Дерево сломалось, натолкнувшись на стальные нагрудники лошадей, а вслед начали ломиться и шеи воинов под тяжелыми копытами, легко давящими головы протелийцев вместе с открытыми шлемами с круглой высокой тульей.

Воины Гедорна имели более замысловатые наголовья с нащечниками; голову от затылка до лба полукругом обрамляли крылья. Издалека и с вершины квадраты войск выглядели невозможно прямыми участками серебряного леса. Смертоносного леса, размеренно двигающегося вперед.

Стоя на вершине одного холма, Моррос мог разглядеть палатки на другом, установленные королем Каусом Дерни, молодым правителем Протелии, которому нет и сорока. Последний раз на королевство нападали еще при его прадеде и прадеде Морроса. Тогда у них был союз, и Гедорн пришел на зов помощи, а в ответ получил лишь горы трупов своих солдат.

Однако та война позволила расширить пределы на запад до самых Безголовых гор, присоединив к себе королевство Амисса, тем самым превратив Гедорн в одно из самых больших королевств Орлиного континента. Моросс же теперь желал превзойти прадеда, создав настоящую империю.

Молодой и не знающий войн Каус несомненно проиграет эту компанию; вопрос заключается лишь в том, как скоро его солдаты покажут спины.

— Викаранам все еще не наскучило? — поинтересовался Моррос.

— Они любят наблюдать за битвами больше, чем пытаются показать, — ответил Самуран без доли иронии.

— С магией мы бы уже разделались с этими драными змеями.

— Возможно…

— Нет, — перебил паладина король. — Они ищут то же, что и мы. Захватив Асидию, я отправлю часть войск на юго-запад, перекрыв границу с Киркурдом, и тогда ни один викаран не сможет покинуть Протелию с моим Архетелосом, а также послать запрос о помощи. Ну а у нас будут развязаны руки. Король потеребил перстень у себя на пальце, предвкушая, когда сможет воспользоваться его силой.

Между тем битва перерастала в бойню. Три часа армия Протелии сдерживала воинов Гедорна, несмотря на численный перевес и опыт последних. Однако Моррос уже видел голову резервных войск, высунувшихся из-за холма; свои он пока решил придержать.

Несомненно, этот день остался за ним. Но впереди еще множество битв, и пусть исход предрешен, никогда не стоит недооценивать отчаяние врага.

Когда очень долго пытаешься чего-то достичь, то забываешь причины. Айван же не забывал о них ни на день. Но, несмотря на это, вернув вещи, он вдруг взглянул на свой путь иначе, и понял, что не сможет преодолеть его в одиночестве. Мир, который виделся ему дотлевающей золой, вдруг обжег его языками жаркого пламени.

Он не мог просить Нандина остаться и сопровождать его, ведь тот и так рисковал жизнью ради него. Айван обещал вернуть ему утерянный меч, но так уж вышло, что это не составило особого труда.

— Все же я считаю, что мы должны были помочь Мурре, — очередной раз покачал головой берсеркер. Айван помнил, как перед нападением не дом травника, берсеркер заявил, что Мурра может справиться и без них, недаром же он колдун. Похоже, после случившегося Нандин разуверился в этом.

— Он и без нас прекрасно справится. Ты видел, что он сотворил с домом и людьми в нем? Мы бы ему только мешались под ногами.

— И все же. Он спас мне жизнь, вылечив от ран, дал новую одежду…

— А ты прикрывал его в подземелье и нес его погибшую жену три версты до Северовесья, — перебил здоровяка Айван. — Как по мне, вы в расчете. А я… Если бы не он, я бы вообще в этой истории не оказался. Мог бы остаться, я предлагал.

Они шли на запад через Эферский лес, где, если верить молве, обитают полесицы — лесные духи, что утаскивают гуляк, неосторожно нарушивших их покой. Айван в эту чушь не верил.

— Тебе я тоже должен. Верно, он справится без нас, тебе помощь нужнее. Я доведу тебя до того края леса, а затем вернусь.

— А потом куда?

Нандин нахмурился:

— Я думал податься на юг, через горы.

— В Ледяные земли? — удивился Айван. — Там же нет ничего.

— А как же сноги?

— Разве, это не просто сказки? — удивился парень.

— Сноги не отличаются особым интеллектом, зато они незаменимы при тяжелом труде, их часто нанимают при строительстве. Те, что живут в Ледяных землях, редко покидают свои жилища; из-за образа жизни их еще иногда называют снелюдями, ведь живут они в снегах. На Медвежьем Континенте они обитают в лесах Эрвела и часто сотрудничают с людьми и другими расами. Надеюсь, что жители Ледяных земель не сильно отличаются от них.

Мир так огромен, казалось Айвану, что даже старые сказки где-то далеко могут оказаться привычной явью. Он мечтал попасть в одну из таких сказок, и именно это было его целью.

Нандину с Айваном пришлось сделать небольшой крюк в сторону Мельничьего уезда, где берсеркер обронил свои ножны и походный мешок, когда на него напали Убийцы из Манона. В мешке он держал все самое необходимое: непромокаемое одеяло, веревку, нож, немного еды, котелок и сменную обувь на меху. Но намного интереснее были ножны.

Огромные, под стать мечу, они крепились за спиной сложной системой лямок, ремней и шнуров, благодаря которым они плотно прилегали к спине и не болтались при ходьбе и беге. Потянув за один из шнуров, ножны как бы отъезжали нижней частью влево и принимали почти горизонтальное положение, потянув за другой — они вновь возвращались на место. Схватив рукоять меча, и оттянув ножны, можно без проблем достать даже такой длинный меч, как у Нандина.

— Мои братия по большей части предпочитают секиры, — разговорился берсеркер. — Выглядят они грозно, не спорю, но баланс в них просто ужасен. Если промахнулся, огромное лезвие тебя дальше тянет, открывая ребра, так что некоторые, как я, предпочитают мечи. Но большинство верны традициям, — вздохнул Нандин.

Айвану все это не особо было интересно. Он слушал вполуха, чувствуя на плечах вес гримория и Архетелоса. Ему не терпелось расшифровать записи отца и отыскать остальные одиннадцать ключей. Будь с ним Мурра, это не составило бы труда, однако тот не сможет покинуть детей и отправиться в путь. Оставаться тоже нельзя — скоро нагрянут викаране, и тогда даже простому травнику не избежать очищающего костра.

Айван удивлялся, зачем Нандину столько одежды, если до больших холодов еще не одна декада, однако понял, когда наступила ночь. Берсеркер спал не раздеваясь, и его не могла застать врасплох даже неожиданная ночная стынь. Он отдал парню непромокаемое одеяло, а сам улегся под сенью дерева, уложив голову на толстый корень.

Костер горел жарко, и Айван боялся во сне ненароком оказаться в нем заместо сушины. Его пугала глубокая вода, когда не чувствуешь и не видишь дна; огонь же казался ему чем-то, что не таит секретов, подзывая поближе, обещая осветить путь и согреть тело. Больше всего следует опасаться тех, кто пытается казаться другим. Нечто подобное много лет назад сказал ему отец.

Сон никак не желал являться на зов Айвана, несмотря на то, что ноги гудели от долгого дня и не менее долгой прошлой ночи. Синяк под глазом и шишка на голове пульсировали в такт биения сердца далеким барабаном.

В конечном итоге, не выдержав, он сел, все еще кутаясь в одеяло, и достал из сумки Архетелос. В свете тускнеющего костра он выглядел раскаленным угольком, но не обжигал пальцев. Могущественный магический инструментарий, который даже в руках мага-седокты способен стать великим оружием.

Налюбовавшись вдоволь, Айван поднялся, нашел ближайший клен и сорвал с него несколько веток с большим количеством листьев, завернув в них камень. После этого он высыпал из небольшой стеклянной банки землю и засыпал ее новой, не забыв уложить в центре Архетелос. Мурра сказал, что менять содержание банки необходимо, по крайней мере, раз в день, иначе земля и листья, слишком долго разделенные с природным естеством, теряют связь с натуральным миром и переходят в категорию искусственных объектов, которые Сердце Дракона создан уничтожать.

Безграничная власть не манила Айвана. Она нужна лишь тем, кто не знает, чего они на самом деле желают. В разрушенном мире люди стремятся выжить, на простого мальчишку, которому на вид лет пятнадцать, никто не обратит внимания, а значит, и сила ему не нужна. Лишь терпение и целые ноги, чтобы достигнуть цели.

По крайней мере, так он думал, покидая родной дом. Впереди долгий путь, и юный волшебник желал отныне сделать все возможное, чтобы оправдать это звание.

Скалистый замок славится своими холодными застенками. Даже летом в нем всегда прохладно, и каждый выдох обитателей сопровождается легким облачком пара. Лишь у массивных каминов можно найти очаги тепла, но стоит от них отойти, как ломающий кости холод налетает с новой силой.

В стражи Скалистого замка выбираются лишь самые стойкие из воинов, кому не страшны излучающие стужу монолитные стены. Каждый из них способен стоять без движения целые сутки, ни разу не вздрогнув и не шмыгнув носом, гордо выпятив грудь. Они не смеют болеть или жаловаться. Стража Скалистого замка — звание, о котором мечтают все.

Обитателям замка, однако, до них нет дела. Для них статные воины представляются такой же неотъемлемой частью интерьера, как гобелены, глиняные вазы или прислуга.

— Неужели эта война так необходима? — вздохнула Юрпика, старшая дочь Морроса. — Что задумал отец?

— Разве не ясно? — хмыкнула Негулина, младшая сестра Юрпики. — Он стремится вписать свое имя в историю Гедорна. Все мужики одинаковые.

— Не только Гедорна, — поправила Гвенера свою дочь. — Мира! И все же, не у всех мужчин на уме одни лишь войны. Некоторым по нутру домашний уют и любящая женщина под боком.

— Мама, откуда тебе об этом знать? Мы живем в ледяной скале, и отцу это уютней твоего теплого бока.

Все три дамы сгрудились вокруг жарко пылающего камина, едва ли способного обогреть просторную гостиную целиком. Они еле добились от короля позволения обставить ее мягкими, специально утепленными креслами, и постелить на пол три слоя ковров из верблюжьей шерсти, доставленных откуда-то с севера.

Считается, что южане лучше переносят невзгоды погоды, особенно холод, но три дамы считали эти слухи вздорными выдумками. Несмотря на это, в присутствии гостей они всегда вели себя не менее стойко, чем стражи вокруг, и различным купцам, послам и делегатам эти выдумки казались не менее реальными, чем выдыхаемый ими пар.

Однако это не относилось к Юрпике. Она так же, как и сестра с матерью, куталась в теплые меха и камизу, поддевая под них мягкую овчину, но совершенно не испытывала дискомфорта от холодных ветров.

В детстве она воспринимала эту особенность, как само собой разумеющееся, и лишь удивлялась, почему все остальные стучат зубами, когда она стремится сбросить с себя всю одежду и понежится в лучах зимнего солнца. Лишь позже от Самурана она узнала, что это не просто особенность организма, а сила, именуемая Фаинай Фораса. Многие называют ее просто Таланом, а Викаранай нарек Скверной.

Не считая Самурана, об этой особенности Юрпики не знал никто, даже ее родные. И она всячески пыталась ее скрыть, особенно теперь, когда в городе полно викаранов. Отец, конечно, в обиду ее не даст, но он четко дал понять, что с Церковью пока не желает иметь проблем. Юрпика считала себя докой в игре разума, и это «пока» говорило ей о многом.

— И все же, — вновь затронула тему старшая дочь, — намного выгодней сотрудничать с соседними странами, чем терять солдат в бессмысленной войне. А если на нас нападет Киркурд?

— Ты же не думаешь, сестра, — возразила Негулина, — что король этого не предусмотрел?

— Уверена, что он продумал все варианты, но в этом и может быть его ошибка.

Так и проводили большую часть дня женская часть семьи Хотрекс. Сидя перед камином, они обсуждают дела государства, к которым практически не имеют отношения.

Мужская часть королевской фамилии занимается совсем другим.

Алгор был весь в отца: кряжистый, высокий, с широкой грудью, о которую, казалось, могло сломаться копье. Его часто сравнивали с берсеркерами, и он сам в конечном итоге уверовал, что сильнее него нет никого на Орлином Континенте. Если бы не оружие отца, он бы давно занял трон Гедорна.

— Ваше Высочество! — в палатке появился барон Майат. — Наши разведчики докладывают о необычно активности киркурдцев.

— А конкретней? — вздохнул Алгор. Он не знал, как отцу удается получать всю необходимую информацию, не говоря ни слова.

— Наши люди уверяют, что пару дней назад разрозненное войско Киркурда направлялось на север, стараясь держаться лесов. Они были во всеоружии и с внушительным обозом.

Алгор, до этого сочинявший за столом письмо матери и сестрам, отложил перо и взглянул на барона не самым добрым взглядом.

— И это все? Неужели никто не додумался взять языка?

— Боюсь, это не представлялось возможным. Киркурдцы были крайне осторожны.

Поднявшись из-за стола, принц Алгор медленно подошел к большой карте на одном из столов, поставленных в палатке, по пути размышляя, как накажет Майата, да и всех остальных нерадивых баронов и графов, когда займет трон. В последнем он не сомневался, ведь он единственный сын короля Морроса Аво Хотрекса.

— Где войска были замечены в последний раз?

— На той стороне Ущелья Палача. Они растянулись на весь Горбатый Лес. Наши разведчики специально дождались темноты: киркурдцы разбили лагерь на ночь, однако ни один из них не вступил в ущелье, а утром они продолжили путь.

— Мондиф? Что им делать в стране вулканов? Захватывать там нечего.

— У мондифцев неплохие доспехи и мечи, — решил напомнить Майат.

— Несмотря на это, истории неизвестно, чтобы они когда-либо на кого-нибудь нападали; они лишь защищаются. За последние лет сто никто на подобное не отваживался. Как и в случае с Микосом и Платосом, Мондиф утыкан горами, еще и эти вулканы.

Киркурд, даже со всем своим невежеством, никак не мог пойти войной на Мондиф. Это ставило Алгора в тупик. Другим вариантом было нападение на Барбиллу, протянувшуюся вдоль восточного берега Трубочного моря. Киркурд не любит заключать союзы и пакты, однако Барбилла исключение. Вдоль южного берега Киркурда расположены горы, отрезая его от моря, а западный сосед готов платить дань, только бы жить спокойно. Рыба, водоросли, моллюски, жемчуг — всего этого у Барбиллы с излишком.

Между этими двумя королевствами расположены горы, озера и непролазные леса, которые можно обойти с севера, как раз вдоль границы Мондифа. Земля там в основном изобилует равнинами и плоскогорьями, выходящими прямиком на залив Боуч, являющийся центром государства.

И все равно это не имеет смысла. Алгору пришлось признать, что он даже не представляет, чего добиваются киркурдцы подобными маневрами. Он решил отправить отцу подробный отчет, ради чего тот и послал его на границу. Принца снедало осознание, что Моррос скорее разгадает эту загадку.

Быстро написав сообщение, он тут же отослал его гедорнским соколом в столицу, откуда письмо направится прямиком на поле битвы. Алгору и самому хотелось оказаться в гуще сражения, но отец отправил его на запад, охранять ущелье, словно сторожевого пса, а единственные на много миль возможные враги обходят его стороной.

Став королем, первым делом он разделается со своими сестрами. Сам детей заводить он не собирается, желая править до самой глубокой старости и умереть от естественных причин.

Что будет дальше с королевством — или империей, если отцу удастся захватить Протелию, а потом и Киркурд, — где нет наследника, ему было плевать. Королевский род Хотрексов прервется на нем.

Лютер медленно подошел к дому, где когда-то травничал Мурра. Даже спустя двое суток он все еще был проморожен насквозь, как и земля вокруг. Как и городские стражники, недооценившие противника.

Молестий и сам не ожидал встретить в этой глуши столь сильного мага. Он полагал, что все, кто преодолел пятую Завесу, четыре года назад перебрались на Криптоперию, а оставшиеся сидят в Колдовсторме, отрезанные от остального мира магическим барьером. Самое большее, колдуны подобной силы могут обитать в Коросхоторе. Но все эти места слишком далеко не только от Эфера или даже Протелии, но и вообще от Континента Орла.

Непростительная ошибка Лютера Тезы стоила жизни слишком многим воинам Викараная. Да и сам он остался цель лишь по милости Богов.

После взрыва, устроенного несмышленым магом-седоктой, все выходы завалило намертво, а у обреченных узников не осталось ни одного источника света. В полной темноте Лютер произнес небольшую речь, в которой изобличил Ачукаллу, как пособника колдунов, предложив оставшимся в живых стражам выбирать: погибнуть в подземелье за того, кто бросил их на смерть, или выбраться всем вместе, и тогда у Церкви не будет к ним претензий.

Архетелос бесследно уничтожил часть потолка, обвалив землю; все, что оставалось, — вырыть путь на свободу. Даже будучи абсолютно обнаженным, Лютер работал наравне с облаченными в доспехи, срывая ногти о подвернувшиеся камни.

Из группы в тридцать викаранов осталась лишь израненная пятерка. Даже в худшие дни странствий от государства к государству, от континента к континенту, никогда не случалось в их стане более крупных потерь за столь короткое время. Это были сильнейшие из сильнейших, прошедшие десятки битв, и не только с людьми и магами.

Оставшиеся викаране без чужой помощи собрали погребальный костер у опушки леса, где и предали огню своих товарищей. Дольше всего горели те, кого заморозил колдун. Некоторых пришлось буквально вырезать из раздавленных доспехов, других же положили прямо в латах.

Какая все-таки ирония, что на кострах в последний путь отправляются и волшебники, и те, кто призван их искоренять. Лютер все пытался придумать этому какой-то смысл, но в голове звучал лишь треск свежесрубленных деревцев и человеческих костей.

— Мы отправляемся за ними, — твердо заявил Лютер на третий день.

— За ними? — поразился Войтос. — Но нам необходимо дождаться наместника и доложить о произошедшем.

— Наместник, полагаю, умеет читать. Оставим ему письмо. Нам здесь нечего делать, впятером мы сможем схватить лишь самых захудалых колдунов, а из стражи помощники неважные, в этом я убедился лично. Вы собрали все оружие из Божьего камня, как я приказывал?

— Да, Ваше Боголюбие, — нехотя ответил Войтос. — Стражники готовы были отдать все свои пожитки, только бы их не обвинили в ереси. Но целыми у нас остались лишь обычные рыцарские доспехи. Открывать насечку из Божьего камня и переплавлять на полноценные у нас нет времени.

Лютер не хотел признаваться даже самому себе, что его затея несколько безрассудная: всего пять человек и простые доспехи рыцарей-викаранов, способные защитить лишь от слабой магии. Однако у противника тоже есть слабости. Возможно, они и не подозревают, что молестий жив и собирается их преследовать.

Небольшая группа не привлечет внимания, и одного меткого выстрела хватит, чтобы избавиться от основной угрозы — Мурры. Без него берсеркер и маг-седокта не представляют особой угрозы. Кто-то должен гореть на костре.

— А Ачукалла? — вновь подал голос прислужник. — Как по мне, он больше заслуживает…

— Мы — викаране! — жестко перебил его Лютер. — Наша первостепенная задача — схватить и предать суду всех практикующих магию. Мы не мстим, мы вершим правосудие. Ачукалла, как и остальные члены Совета, тоже получит сполна, но этим уже будем заниматься не мы.

— Но мы даже не знаем, куда они направились.

— Даже если они считают нас погибшими, — спокойно ответил Лютер, — то все равно попытаются скрыться с глаз. Лес — самое очевидное место. А за ним лишь один город поблизости.

— Зел, — догадался Войтос. — Когда мы шли в Эфер, то обошли тот город стороной. Слышал, местный наместник-викаран не чист на руку, но доказать это пока не удалось.

Лютер лишь поморщился в ответ, вспоминая лицо старого товарища, с которым они служили в Армии Чистых Людей. Сехрим Гурони. Сын эрла в Райно, настоящий папенькин сынок, пользовавшийся в армии всеми возможными привилегиями, державший в руках оружие лишь для позирования художникам, да еще и в доспехах офицеров.

Конечно, никакой реальной власти у него никогда не было, лишь имя отца, однако ему мало кто осмеливался перечить. Когда Лютер стал Тысяцким, Сехрима назначили его правой рукой, хотя сам сын эрла предпочитал называть себя не иначе как покровителем командира.

Почти за полгода до окончания войны, тысячу Лютера перебросили на юг Большого Континента, где им предстояло выступить в качестве дополнительного сдерживающего фактора для Южных Головорезов. Сехрим, однако, выдержал лишь месяц спокойствия. Он беспробудно пил и трахал все, что движется, и коли не отец, его бы давно вытурили из армии. В конечном итоге, перепробовав вины и женщин всех возрастов, он решил, что неплохо бы показать дикарям, что такое настоящая сила.

Без ведома Лютера, он собрал отряд человек из двухсот, отправившись в лагерь Головорезов. Они напали на ближайший бивак и перебили мужчин, а затем изнасиловали всех женщин. Каким-то образом весть о нападении достигла остальных биваков, и тогда за отрядом Сехрима началась погоня.

Из двух сотен выжили около трех десятков, а из них, когда Южные Головорезы пришли мстить, целым остался один Сехрим, вовремя успевший сбежать. Лютер вообще думал, что он погиб, однако уже после становления викараном узнал, что тот объявился вновь и тоже вступил в новоявленную структуру. Спустя еще какое-то время вся его семья таинственным образом погибла, Сехриму по наследству перешли деньги и земли, но не репутация отца.

Великий Архикаран быстро сориентировался и отправил нерадивого вояку на Орлиный Континент в роли наместника-викарана Зела и даже не назначил ему аколита. С тех пор прошло почти три года, за все это время Лютер мало что слышал о Сехриме, кроме того, что если тот и изменился, то не в лучшую сторону.

— Обойдем лес с севера? — поинтересовался Войтос.

— Мы и так дали им слишком большую фору.

— Но лошади…

— Что по лесу, что по холмам, лошадей все равно большую часть дороги придется вести на поводу, — перебил прислужника Лютер. — Передай рыцарям, что мы отправляемся через два часа, пускай собирают все необходимое.

Ачукалла покинул Эфер. Никто не видел, куда он направился, но Мурра не собирался так просто сдаваться. Ему никогда не приходилось никому мстить, и новое чувство взыграло в нем ранее неизвестными красками. И все же он старался оставаться хладнокровным.

Первым делом необходимо что-то сделать с рукой.

Другие маги, жившие в городе, помогли ему собрать скарб, ведь от его дома осталось одно ледяное изваяние. Взамен он поведал им о скором прибытии наместника, чем немало их встревожил. Многие решили перебраться в ближайшие деревни, и Мурра более советовал Северовесье.

Сам же он направился прямиком в Мельничный уезд. Деревня находилась от Эфера дальше Северовесья, посреди леса, и добраться он туда смог лишь под вечер, на всякий случай избегая проторенные тропы.

По пути он столкнулся с огромным медведем, отчего-то сильно разъяренным, с бешеными глазами, налитыми кровью. Мурра решил, что животное попросту подхватило ушную инфекцию, добравшуюся до мозга. Он мог вылечить воспаление, но все его мази и капли остались в уничтоженном доме.

Гризли, грозно зарычав, кинулся на свою жертву, стремясь разорвать ее на куски. Вероятно, он решил, что это именно травник виноват в его состоянии, и у Мурры не было настроения его разубеждать. Стукнув посохом оземь и выкрикнув заклинание, волшебник заморозил все в радиусе двух десятков саженей. Он не хотел причинять зверю еще больше страданий, поэтому вложил так много энергии, мгновенно убив медведя. Несколько деревьев, никогда не видавших такого холод, треснули и рухнули. Через минуту Мурра растопил весь созданный лед, а затем с помощью огненной магии превратил огромное существо в пепел. Тоже он проделал и с поваленными деревьями, превратив их в удобрения для будущих растений.

Найти в Мельничьем уезде кузнеца проще, чем непотребный дом в Зеле, и так же просто попасть впросак. Работы у местных мастеров обычно мало, а долгий простой сказывается на качестве. Однако друзья в городе подсказали одного коваля, и травник направлялся прямиком к нему.

Дом Кладива оказался невзрачной покосившейся халупой, даже хуже, чем у остальных в деревне. Кузнецов, может, в поселении много, но вот зодчих и плотников явно не достает. Несмотря на это, рядом с хижиной стояла кузница, выглядящая куда авантажней. Построенная из серого обтесанного камня, она напоминала сжатый кулак, готовый вот-вот нанести сокрушительный удар.

Дверь открыл кряжистый, как и полагается кузнецу, мужчина, с широкими плечами и круглыми, гладко выбритыми щеками. На левой стороне лица Кладива выделялся шрам от ожога. Мурра мог бы назвать коваля очень крупным, если бы совсем недавно не повстречал Нандина.

— Мечи не делаю, — грубо гаркнул Кладив с порога, едва заприметив гостя. В длинном грязно-сером плаще с капюшоном и с котомкой на плече Мурра и в самом деле мог сойти за странствующего воина. Посох он спрятал неподалеку в лесу, так что кузнец решил, что посетителю требуется именно оружие.

Маг едва успел подставить ногу под закрывающуюся дверь, не подав виду, как ему больно.

— Будь мне нужен меч, я купил бы его у первого попавшегося кузнеца, чей дом не напоминает заброшенный сарай.

— Тогда чего тебе надобно, странник?

Мурра задрал правый рукав, оголив культю:

— Новую руку.

Айвану не очень нравился лес. Только ступив на опушку, он тут же ощутил запах свежести, так контрастирующий с городской вонью, но на этом все положительные качества и заканчивались.

Промозглый воздух ломил кости, ноги давно промокли, и Айван с трудом чувствовал собственные пальцы. Нандину же все было нипочем. Он шел упругой походкой, не обращая внимания на сырость и хлестающие его ветки, умудряясь на ходу подбадривать юношу.

Используя гасило, он добывал кроликов, умело прячась в зарослях и метко бросая оружие. Голодать не приходилось, хотя явно недоставало приправ. Как и теплого очага, хоть и за стеной.

Айвану не хватало его импровизированного лежака между домами, а в те времена не хватало теплой домашней постели. Нандин сказал, что он закаляется, но сам юный маг этого не чувствовал.

На четвертый день они выбрались из леса, оказавшись у небольшой равнины, на которой, словно прыщ, выделялся пологий холм. Как раз на этом холме возвышался город Зел.

— Я думал, нам не стоит привлекать к себе внимания, — неуверенно заметил Айван. — С востока к городу примыкает Эферский лес, почему бы не добраться до стен города там, а не по открытой местности?

— Это ловушка, — усмехнулся Нандин. — По лесу к городу подходят лишь те, кому есть, что скрывать. Там мы привлечем больше внимания, поверь мне.

Со стороны Зел показался Айвану похожим на панцирь черепахи, чьи изображения он видел лишь в книжках. Этот панцирь оказался просто усеян домами и башнями с высокими шпилями, почти на каждых из которых реяли флаги всех цветов и размеров. Крыши тоже пестрели разномастной черепицей. Сам же холм окружала крепкая стена из деревянных брусьев, вдоль которой на равном расстоянии стояли крепостные башни, построенные, правда, уже из камня.

На фоне Зела Эфер действительно выглядел большой деревней. Подойдя ближе, Айван убедился, что вся черепица на своем месте, городская стена крепче, чем даже каменная в Эфере, и по ней наверху ходит стража, предпочитающая алебарды мечам.

— Как они умудрились построить такие здания прямо на холме? — поразился парень. Нандин усмехнулся:

— Ты еще не видел города, возведенные с помощью магии. Вот где стоит удивляться. Например, Зграда представляет собой одно громадное строение, где система зеркал позволяет солнечному свету проникать во все уголки города. А еще существует город-гора Мачияма, полностью выдолбленный в горе, высотой больше двух верст. На западных континентах каждое второе крупное поселение создано с помощью магии, но сейчас об этом не принято говорить, особенно когда рядом Викаранай.

Нандин остановился в сотне шагов от ворот города, распахнутых настежь и охраняемых четырьмя стражами в полукафтанах, цвет которых у каждого разнился.

— В чем дело? — поинтересовался Айван.

— Дальше ты пойдешь один, — вздохнул берсеркер. — Ты же видел тех Убийц из Манона? Они были не первыми и точно не последними. Король Моррос не прощает предателей. Если я останусь, тебе будет угрожать опасность. Я же вернусь в Эфер, а оттуда отправлюсь в Ледяные земли. Не знаю, куда направляешься ты, но желаю удачи. — Нандин хлопнул юношу по плечу, отчего тот едва не рухнул на колени.

— Ты уверен? Мурра сказал, что Гедорн идет войной на Протелию, возможно, Моррос уже и забыл о тебе.

— Это вряд ли. Не получив доклада от наемников, он отправит новых, если уже не отправил. Я не хочу рисковать.

— Но если он захватит эту страну, то может преследовать тебя и дальше. А что, если ты перехитришь его и вместо юга отправишься на запад, через Киркурд?

Нандин призадумался. Несмотря на преследования берсеркера убийцами, Айван полагал, что со здоровяком куда безопасней, чем без оного. Путь впереди неблизкий, и будет кстати, если за спиной окажется сильный телохранитель.

Если он откажется, Айвану придется рассказать, куда он на самом деле направляется.

— Право же, не знаю, — зажевал губы кряж. — Убийцы вряд ли сунутся в Киркурд, там гедорнцев не очень-то прельщают, это да. Однако там вообще не любят чужаков. Коли путь на запад, я бы на твоем месте обогнул это королевство через Гедорн, пройдя вдоль Безголовых гор до Мондифа, потом в Барбиллу. Я так шел сюда. Хотя сейчас и не скажу, верный ли путь я избрал. Но это я, — тряхнул головой Нандин и усмехнулся. — Ты неприметный, так что проблем не будет. Но все же, если не секрет, куда ты держишь дорогу?

Айван вздохнул:

— В Колдовсторм.

Нандин так присвистнул, что стражники у ворот едва не выронили алебарды от неожиданности. Маг-седокта ожидал подобной реакции. Однако ему все же пришлось поразиться, когда берсеркер залихватски рассмеялся, держась за живот.

— Что тут смешного? — рассердился Айван.

— Прости, — выдохнул Нандин, отсмеявшись. — Давненько я не слыхивал этого названия. Самая могущественная Академия магии во всем Троеконе. Одна из трех цитаделей волшебников, что устояли после Войны Бессмертной и Неживой розы. Даже если ты туда и доберешься, вокруг города стоят отборные войска Армии Чистых Людей. Незамеченным в Колдовсторм не проникнуть сейчас даже самому могущественному из магов, ему же оттуда и не выбраться.

— Я что-нибудь придумаю.

Нандин взглянул на юношу с жалостью. В мире не осталось больше мест, где волшебники могут почувствовать себя в безопасности. Даже в трех оставшихся цитаделях маги живут в окружении людей, что желают разорвать их, а останки сжечь и развеять по ветру. Колдунов и ведьм, что десять лет назад являлись опорой мира, ныне превратили в дичь, нацелив на них луки и пищали. Но всем с издревле ведомо, что загнанный зверь более всего опасней.

— Зачем тебе туда путь держать, Бездна тебя побери?

— Я хочу открыть Дверь в иной мир, — решительно ответил Айван. — Край Света — так ее окрестил мой отец. Собрав достаточно магической энергии, я смогу проделать брешь между мирами и перейти на ту сторону.

Нандин так и обомлел, разинув рот. Такого ответа он не ожидал. Колдовсторм построен на самом активном Месте Силы, оттого и известность. Говорят, что там даже самого захудалого звездочета превратят в могучего чародея.

— Эка у тебя затеи, — хмыкнул берсеркер. — И что же там, за Дверью?

— Всяко лучше, чем здесь, — шмыгнул носом маг-седокта. — Отец все описал в своей книге, только я всего прочесть так и не сумел. Но благодаря Мурре теперь знаю, что требуется. Один элемент уже имеется, остается еще одиннадцать.

Глава 2: Пир во время войны

Армия Гедорна прорывалась вперед со стремительностью орла. Иногда Протелия удивляла своими ходами, умело используя знание местности, но и лазутчики Морроса за несколько лет успели изучить окрестность, по которой позже была составлена подробная карта.

Король не сомневался в победе своей армии, и с каждым днем его уверенность росла.

— И все же мне кажется, что вы слишком рискуете, Ваше Величество, — вновь залепетал советник, то и дело оглядываясь по сторонам, готовый вот-вот обнаружить под носом убийцу, посланного врагом. — Давайте хотя бы спустимся с холма.

— Я не для того захватывал высоту, чтобы трусливо прятаться. Противник должен видеть, что я ничуть его не боюсь. Прекрати мельтешить, Нисфат, иначе король Протелии решит, что я намеренно прикрываюсь тобой от стрел.

Моррос говорил спокойно, однако советник тут же уселся по другую сторону длинного стола, словно боясь находиться слишком близко к тому, в кого действительно могут пустить стрелу, а ненароком попасть в тощую фигуру рядом.

Стол ломился под изысканными яствами, что нарочито медленно поглощал король. Он сидел на самой вершине крутого холма, считавшегося несколько часов назад неприступным. Когда-то здесь стояла башня, но эйнармы превратили ее в развалины. Обломки растащили за пару часов, а на их месте возвели открытую палатку, в которой и трапезничает король у всех на виду.

Моррос едва заметно повел рукой, и к нему тут же подоспел паладин.

— Пусть отправят Алгору приказ, чтобы он следовал в гарнизон у границы Мондифа. Ему следует быть готовым к неожиданностям. Пусть думает своей головой. Еще одно сообщение следует отправить в замок. Пускай писцы выразят сожаление от моего имени, что я не могу присутствовать на пиру. И готовь солдат.

Самуран приложил кулак у груди и поклонился, медленно направившись вниз по холму к палатке писцов, на ходу размышляя о перемещениях армии Киркурда. Он не хуже короля разбирался в военном деле, а потому всегда был готов к неожиданностям. Если западный сосед объединится с Мондифом и ударит с севера, Гедорн может оказаться в тяжелом положении. Король почти все войска сконцентрировал на границах Протелии и Киркурда на юге, и если враг ударит с другой стороны…

Если все пойдет по плану, думал Самуран, в приграничной стычке может погибнуть Алгор, единственный сын Морроса Аво Хотрекса, которому тоже осталось недолго, и тогда права на трон заявит кое-кто иной.

Чтобы спасти свои земли от завоевателей, графам придется смириться с таким положением дел, так или иначе, в одной из дочерей Морроса нет ни капли его крови, но об этом до поры до времени лучше никому не знать.

На пир прибывало все больше гостей, стекаясь со всего королевства, словно муравьи, чующие сладкий запах дармовых лакомств. Графы и графини щеголяли яркими платьями, отображающими все их богатства, нажитые, само собой, непосильным трудом. Трудом крестьян, мастеров, ремесленников и наемных рабочих.

Юрпика терпеть не могла приемы. Все эти жеманные улыбки, лестная похвальба, манерные поцелуи женщин и наигранно почтительные пожимания рук мужчин. А еще поклоны, реверансы и книксены на разный манер. Каждый пытался выделиться перед королевской фамилией, но зная об отсутствии короля, притворство многих было нарочито показным.

Сорок девять графов и графинь со своими отпрысками, несколько баронов, не занятых в войне, но больше баронесс в сопровождении молодых пажей. Явился Великий Викаран, до этого пребывающий в Протелии. Ради общего мира пришлось пригласить и его, хотя многие надеялись, что у него найдутся дела поважнее.

Когда собрались почти все гости, королева Гвенера зачитала письмо от мужа, в котором он милостиво просит извинить его за вынужденное отсутствие, сообщает об очередной выигранной битве и обещает вернуться в столицу в самое ближайшее время. После последней строчки дворяне вежливо рассмеялись. Даже последнему дураку понятно, что Моррос не имеет к письму никакого отношения, сердито подумала Гвенера, ни разу не слышавшая от мужа шуток.

— Все в порядке, матушка? — поинтересовалась Юрпика.

— О, да, не волнуйся, — заверила ее мать. — Просто мне претит мысль, что твой отец предпочитает проливать кровь на поле брани, а не такое же красное вино на ковры в компании друзей.

— Сомневаюсь, что он лично разит врагов, — усмехнулась Негулина, неожиданно подкравшись с другого боку. — Да и друзей у него нет.

— Не стоит говорить подобного в стенах этого замка. Ты ведь знаешь, как отец не любит, когда о нем судачат за его спиной. И вообще, девочки, — нахмурилась Гвенера, — не стоит оставлять гостей одних. Живо найдите себе собеседников. Мне тоже пора показать этим спесивцам, перед кем им следует преклонять колени.

Пир шел своим чередом. По краям огромного зала были расставлены длинные столы с изысканными яствами, все восемь каминов жарко пылали, согревая гостей, с потолков свешивались изящные многоступенчатые люстры, от свечей которых тепла было едва ли не больше, чем от каминов. И все же почти все гости кутались в шерстяные шали, шарфы и горжетки. В самом центре зала танцевали аллеманду. Можно было с уверенностью сказать, что пир выдался на славу.

Юрпика украдкой попыталась покинуть зал, однако ей преградил путь высокий молодой человек, легкая смуглость которого выделяла его из общей массы. Черные и слегка вьющиеся волосы наряду с карими глазами делали его желанным для многих молодых особ. Виконт Чияра Ондри, сын графа Яна Ондри.

— Уже уходите? — вежливо поинтересовался он.

— Сир Чияра. Просто хотела поправить прическу и макияж.

— Если мое мнение чего-то стоит, то вы выглядите просто прелестно. Вам совершенно нечего поправлять, скорее, даже наоборот.

Род Ондри являлся в Гедорне одним из самых молодых. Свое графство им даровал прадед Морроса, когда предок Ондри показал свою храбрость в битве, ставшей решающей в войне с Амиссой. Король лично выделил лучший участок земли на новой территории и даровал переселенцу с севера Большого Континента титул графа. Остальным лордам, само собой, это не особо понравилось, но повелитель сказал свое слово, и им пришлось подчиниться.

— Со мной мало кто желает общаться, — невесело усмехнулся Чияра, обводя зал взглядом. — Вот я и решил, если со мной потанцует сама принцесса, остальные, возможно, начнут относиться к нашей семье более благосклонно.

— Полагаю, все будет наоборот, — осторожно заметила Юрпика. — Они изойдут желчью.

— Что ж, — игриво хмыкнул виконт, — вы разгадали мой план.

Пусть воздыхателей у Чияры кругом было полно, мало кто желал с ним породниться, как и с любым из членов рода Ондри. Свежа еще память несправедливости, учиненной прадедом Морроса. Плодородная земля привлекала многих, но никто не хотел оказаться в опале у остальных графов.

Единственным выходом для Ондри было — связать свой род с королевским. Юрпика, далеко не глупая девица, взбалмошностью не отличается, как и присущим дворянам высокомерием в купе с себялюбием. Она, само собой, разбиралась в политике и знала историю королевства, а потому не могла позволить Чияре заболтать и завлечь себя.

А жаль, думала она про себя, он вполне хорош собой, благороден и, судя по всему, умен. Но им движет корысть.

— Так что скажете? — поинтересовался виконт, протягивая принцессе руку.

Сердце Юрпики заволокла жалость. Чияру воспитали именно таким образом, что теперь ему приходится охмурять принцессу, дабы благородные лорды, если все сложится удачно, сопровождали каждый его взгляд покорными улыбками, пусть и вымученными. Роду Ондри не доставалось и этого.

Два танца подряд — аллеманду и более быстрый каникан — Юрпика подарила Чияре, и только после этого ей удалось ускользнуть от виконта, вновь сославшись на необходимость поправить макияж и туалет; теперь это не была просто наспех придуманная отговорка.

Только оказавшись в своих покоях, принцесса смогла посмотреться в зеркало. Прическа действительно растрепалась, а платье оказалось измято, хотя лицо лишь немного раскраснелось от танца, но холод замка-скалы вновь возвращал коже бледные оттенки. В отличие от большинства придворных дам, Юрпика не часто выходила на улицу, а потому ее бледность являлась естественной, хотя иногда она все же наносила немного пудры на случай, если придется краснеть.

С помощью слуг принцесса сменила синее шелковое платье на светло-фиолетовое, при этом имеющее более широкие полы. Таким образом Юрпика надеялась удержать нерадивого ухажера на расстоянии. Прическу, скрепленную множеством палочек и гребешков, ей тоже помогли сделать, однако макияж она любила наносить самостоятельно, а потому отпустила камеристок.

Не успела она поднести кисточку с пудрой к лицу, как из-за двери послышались истошные женские крики. Выбежав из спальни, Юрпика натолкнулась на своих камеристок, с ужасом глядящих себе под ноги. Опустив взгляд, принцесса увидела лежащего на полу Чияру, уставившегося в потолок невидящими карими глазами. Горло его оказалось перерезано, а из груди торчала тонкая рукоять ножа.

Юрпика не закричала только потому, что вовремя вспомнила о своем положении. «Члены королевской семьи не должны выказывать в присутствии других свои истинные эмоции», — как-то раз сказал Моррос.

На крик служанок сбежались гвардейцы с мечами наголо, и принцесса тут же взяла себя в руки, чтобы они не дай Боги не посчитали, что один из писклявых криков принадлежал ей.

— Никому не слова, — приказала она непривычным властным голосом, едва не сорвавшимся от напряжения, — гости не должны узнать о случившемся. Немедля займитесь поисками убийцы, но не привлекая внимания. Найдите дворецкого, пусть он пригласит сюда королеву и… родителей Чияры. И самое главное — найдите главаря Убийц из Манона, посмотрим, как он это объяснит.

Гвардейцы, поклонившись, отправились выполнять поручения, не забывая на весь замок греметь обмундированием. Трое гвардейцев остались охранять принцессу. Когда Юрпика направилась в комнату брата, один из них опередил ее и быстро проверил помещение, напугав до полусмерти Джейнса, как подумала принцесса.

Джейнс — самый младший ребенок в роду Хотрексов. Многие знают о его существовании, но очень немногие когда-либо видели его в лицо, не считая родных, хотя некоторые предпочитают делать вид, что его и вовсе не существует. Он родился раньше срока, очень маленьким и слабым, и Моррос считал, что сын умрет, не достигнув и года. Однако этого не произошло. Он продолжал взрослеть, но все еще оставался слишком маленьким для своего возраста, и часто болел. Младший из Хотрексов никогда не появлялся на публике.

Врачи делали все возможное, но безрезультатно. Моррос даже призвал ко двору эльфа, но и тот оказался бессилен. Судьба Джейнса решилась, когда в возрасте десяти лет у него обнаружилась призрачная болезнь. С каждым месяцем его кожа бледнела, пока не стала почти прозрачной. Под ней виднеются вены, мышцы и кожи, он с трудом засыпает, потому что видит даже тусклый свет сквозь закрытые веки.

— Что случилось? — спросил он полушепотом, как только узнал Юрпику. — Я слышал, кто-то кричал.

— Не волнуйся, просто служанке показалось, что она увидела крысу. Тебя разбудил крик?

— Я не спал. Разглядывал руки. Сгибая пальцы, я могу видеть, как движутся мои мышцы с внутренней стороны предплечий. Думаю, я мог бы стать лекарем.

Юрпика хотела что-то ответить, но тут в дверь вежливо, но настойчиво постучали, да она и сама слышала шаги гвардейцев за порогом.

— Я еще зайду к тебе сегодня, а сейчас постарайся поспать. Она подкинула в камин несколько поленьев и, поцеловав брата в лоб, вышла из комнаты, вновь надев на лицо маску решительной безмятежности.

Бледность отца Чияры особенно выделялась на его смуглом лице, однако в глазах читалась бессильная злость. Ирен Ондри же эмоций не скрывала; она стояла на коленях у тела сына и рыдала, уткнувшись в его застывшую навеки грудь. Юрпика заметила, что нож куда-то пропал.

— Что произошло? — взволнованно спросила Гвенера, завидев дочь.

— Давай зайдем ко мне в спальню. Отведите родителей Чияры в свободную комнату подальше отсюда и перенесите туда тело, — велела гвардейцам Юрпика. Капитан гвардии взглянул на королеву, и только после ее кивка приказал своим людям выполнять приказ. Нарушать субординацию не позволено даже в чрезвычайных обстоятельствах, и их выполнение — долг любого солдата. Узнай король, что гвардеец бросился выполнять приказ принцессы, когда рядом стояла королева, и солдат как минимум лишится звания.

Юрпика с матерью зашли в спальню принцессы, где их уже поджидал главарь отряда Убийц из Манона, предусмотрительно встав напротив окна, дабы его силуэт выделялся на светлом фоне и не испугал дам. Даже за закрытой дверью Юрпика чувствовала запах, напоминающий подгорелое мясо. Выбежав на крик, она ничего не учуяла, но вернувшись из комнаты брата, запах уже отчетливо витал в воздухе, и, видимо, успел втянуться в спальню, когда принцесса распахивала дверь. Вот только его источник оставался загадкой.

— Вам не следует вторгаться в чужие апартаменты без ведома хозяев, — небрежно обронила королева. Убийца отвесил глубокий поклон, не забыв коснуться кулаком груди:

— Прошу меня простить, Ваше Величество. Ваше Высочество. Король приказал мне и моим людям всячески избегать глаз гостей, а иного способа попасть в комнату принцессы, кроме как через балкон, не было.

— И все же, вы могли подождать…

— Матушка, — прервала королеву Юрпика. — Я думаю, сейчас есть более значимые дела. Кто-то убил виконта Ондри.

— Верно, дочь моя, — уже спокойнее изрекла Гвенера, но в ее голосе чувствовался холод. — Итак, Тенелов, — повернулась она к Убийце, — как так вышло, что у вас под носом посреди дня убили виконта? И не ваши ли люди в этом повинны?

Тенелов, спокойный, словно статуя, стоял в свете широкого окна, заложив руки за спину. Юрпике казалось, что он даже не дышит, и сто?ит ей сделать хоть полшага в сторону, чтобы взглянуть на него с иного ракурса, как тот немедля исчезнет из поля зрения. Убийцы из Манона, которые сами себя никак не именовали, пугали принцессу до дрожи. Однако король Моррос всегда держал их при себе невидимой стражей, пусть и тренировались они всю жизнь не защищать, но убивать.

Бесцветным голосом ожившей тени, Тенелов уверял, что к смерти виконта его люди совершенно непричастны. Юрпика в свою очередь поведала о ноже в груди, который затем куда-то пропал. Из-за света за спиной принцесса не видела лица стоящего перед ней человека, однако она не сомневалась, что тот нахмурился; что-то изменилось в его осанке.

— Вы уверены, принцесса?

— Само собой. Зрение меня пока не подводит. Вы что-то поняли?

— Возможно, это просто совпадение, — неуверенно заговорил Убийца вновь. — Для начала, следует провести расследование. Я должен поговорить со всеми своими людьми.

— И все же, — раздражительно вмешалась королева, — прежде поясните, кого вы подозреваете.

Выдержав небольшую паузу, Тенелов ответил:

— Киллшотов.

— Это кто-то из гостей, — выпалил Ян Ондри, но тут же попытался взять себя в руки, — больше некому. Вы сами знаете, что графы недолюбливают нашу семью.

— Раньше они на подобное не осмеливались, — заметила королева, — так что и сейчас нет оснований их обвинять. Граф покачал головой:

— Король на войне, а без него остальным раздолье.

— Но здесь есть я, — повысила голос Гвенера.

— Простите, Ваше Величество, — поклонился Ян. — Так и есть, но вы умная женщина, и должны понимать, что графы по-настоящему боятся лишь вашего мужа. Род Ондри поклялся вечно служить правителю Гедорна за дарованные в прошлом привилегии, и мы держим слово уже четыре поколения. Чияра был нашим единственным сыном, — граф сглотнул комок в горле, — и после его смерти у нас не осталось наследников. Мы с женой не можем завести нового ребенка, как не стараемся, а мой брат… вы и сами все прекрасно знаете. Стоит нам умереть, и нашу землю заполучит один из графов, что пируют сейчас в зале.

Королеве было жаль чету Ондри, но она ничего не могла поделать. Власть короля Морроса Аво Хотрекса безоговорочная, его уважают и боятся, однако о королеве подобного сказать нельзя. Дочь не самого знатного дворянина Гедорна, она словно случайно оказалась в Скалистом замке по правую руку от правителя.

Выбирая себе жену, король руководствовался лишь своими чувствами, а потому подходящую женщину он нашел в довольно позднем возрасте, когда до сорока оставалось совсем немного. Гвенере тогда едва ли исполнилось восемнадцать. Моррос оказался страстным мужчиной, сильным, но заботливым, однако, чем больше проходило времени, тем холоднее и грубее он становился, словно перенимая это у стен своего замка.

Тогда-то и появился Самуран. По-настоящему чуткий и нежный любовник. Поначалу королева видела в нем лишь такого же неотесанного мужлана, паладина, что чтит битву превыше всего остального, но стоило тому снять свои стальные доспехи, как под ними оказалось горячее сердце мужчины, знающего цену своей женщине.

Из дум Гвенеру вывело осознание, что к ней обращаются.

— Ваше Величество, — всхлипывая, повернулась к ней Ирен Ондри заплаканным лицом, — прошу вас, найдите убийцу моего мальчика. Умоляю вас всеми Богами Четырех Сторон Света!

— Наши люди уже прочесывают закоулки замка, — заверила ее королева. — Если убийца все еще здесь, ему не скрыться.

Они с Юрпикой вышли в коридор, где их поджидал капитан гвардии.

— Что-нибудь нашли?

— Пока нет, но среди дворян идут кривотолки. Исчезновение Ондри не осталось незамеченным, как, само собой, и ваше. Негулина начинает выходить из себя.

— Мы возвращаемся в зал. Позаботьтесь о чете Ондри. Как только они будут готовы отправиться домой, выведите их через кухню.

Капитан немного замялся, словно подбирая слова:

— Ваше Величество, Ваше Высочество. Не лучше ли будет приставить к вам охрану?

— Охрану? — поразилась Гвенера. — Зачем? Не думаете ли вы, капитан, что убийца попытается убить и нас? У него на это было много шансов. Ему был нужен лишь наследник Ондри. Боюсь, Ян прав, и убийцу нанял один из графов. Они не воспринимают нас всерьез. Без исполнителя нам все равно не узнать, кто это. Обыщите каждый угол замка, разглядывайте лица прислуги, подозрительных обыскивайте. Столь беспардонное убийство в стенах Скального замка не должно остаться безнаказанным.

Чияра погиб из-за своей навязчивости. Юрпика не сомневалась, останься он с гостями, а не последуй следом за принцессой, то все еще был бы жив. Хотя, конечно, если убийство совершил Киллшот, у младшего Ондри не было и шанса.

Тенелов как-то рассказывал о них королю, и Моррос с трудом мог поверить, что не может нанять их для собственной защиты и защиты всего замка. Тайные убийцы, лучшие из тех, кто не использует магию, на всем Троеконе. Киллшотами их называют лишь на Орлином Континенте, на Большом они Киллвари, а на Лисьем, откуда они родом, их именуют Цукаге. Трудно поверить, что кто-то из них отправился так далеко лишь затем, чтобы убить какого-то виконта.

Юрпика едва подавляла дрожь. Непривычное ощущение, когда не чувствуешь холода. Иногда ей казалось, что она не человек, а заклейменная Бездной, как всем вокруг пытается внушить Викаранай. Не будь рядом Самурана, поддержавшего ее и объяснившего, каким даром она обладает, принцесса, возможно, и вовсе не выходила бы из своих покоев, боясь прослыть уродливым чудовищем в глазах окружающих.

Вернувшись с матерью в зал, она присоединилась к гостям, отвечая жеманной улыбкой на жеманные улыбки. Королева, игнорируя нежеланные вопросы, поведала, что Чияре нездоровится, потому вся семья решила отправиться домой немедля и без прощания, дабы не вызывать беспокойства гостей.

Примерно через полчаса Юрпика заметила, как к матери подошел дворецкий и что-то шепнул на ухо, после чего королева, подобрав платье, направилась к выходу из зала. Принцесса, испросив позволения откланяться сразу у пяти молодых виконтов и одного графа-вдовца, последовала следом.

— В чем дело? — поинтересовалась она, догнав мать в коридоре, где ее сопровождали три гвардейца.

— Тебе не следовало покидать гостей.

— Я только и искала повода. Негулина прекрасно справится и без нас; мужчин, похоже, привлекает ее резкие выпады и холодная отстраненность. Так что случилось?

Капитан гвардейцев ответил за нее, когда королева едва заметно кивнула:

— Мы нашли нашего человека в одной из кладовых. Он оказался мертв, а его латы пропали. Я считаю, что убийца переоделся в его форму, подкрался к лорду Чияре и заколол его.

— Кстати, нож нашли?

— Нет, Ваше Высочество. Должно быть, он сейчас у убийцы.

— Необходимо выяснить, кто оказался у тела Чияры самым первым.

— Я уже отправил людей это выяснить.

Наконец они достигли кладовой. Небольшое помещение с низким сводчатым потолком оказалось уставлено разнообразной снедью. Корзины с яблоками и грушами, миски с ягодами, отдельно стоял чан с засоленной рыбой, с потолка свисали различные освежеванные туши. Тут же покоилось несколько бочек с вином и отдельные бутылки с бренди и другими напитками.

Посреди всего этого лежал человек в одних брэ и легкой камизе. Лицо его было мертвенно-бледным, а на груди растеклось пятно крови, в том же самом месте, куда ударили Чияру. Однако горло оказалось целым.

— Рядовой Халок, — подал голос капитан. — Неплохим был парнем, только невнимательным слишком. Кто же мог знать, что в стенах королевского замка кого-то может поджидать смерть?

— Чтобы подобного не происходило, — жестко ответила королева Гвенера, — здесь находится замковая гвардия и эти люди в черных мандиасах. И несмотря на это, на счету таинственного убийцы уже две жертвы. Сомневаюсь, капитан, что королю понравится подобное положение дел. Когда он вернется и обо все узнает, то пожелает увидеть чью-нибудь голову на пике. Постарайтесь, чтобы это была не ваша голова.

— Я понял, Ваше Величество, — поклонился капитан Гаддар и быстрым шагом удалился, оставив с королевой и принцессой пятерых гвардейцев.

В Скальном замке всегда стоит полутьма, но сейчас он еще больше походил на могильный склеп. Юрпика ненавидела этот замок, и мать с сестрой тоже, насколько она знала, и все равно целые дни проводила в его застенках, словно добровольная узница. Ей почему-то казалось, что снаружи он выглядит еще более устрашающим; кривой темный перст, торчащий из самой Бездны и указывающий куда-то в небеса, будто осуждая Богов.

Юрпика боялась, что когда-нибудь остальные четыре пальца, покоящиеся под землей, оживут, сжавшись с пятым в кулак, и раздавят город.

— Я обещала Джейнсу зайти, как освобожусь, — обратилась принцесса к матери. — Не хочешь его проведать?

— Может, как-нибудь позже, — тряхнула королева головой, — мы и так слишком часто оставляем гостей. Не задерживайся.

Королеву отправилось сопровождать трое гвардейцев, двое остались с Юрпикой. Когда она дошла до покоев брата, то увидела на страже лишь одного, скучающе прислонившегося к стене у двери. Гвардейцы умеют расставлять приоритеты. Будь здесь Алгор, его бы окружало не менее десятка бдительных солдат. Будущему королю ничего не должно угрожать, вот только нынешний способен позаботиться о себе сам.

Джейнс спал. В камине занимались свежие поленья. Слуги заходят к нему в комнату не менее раза в час, не позволяя огню потухнуть, но тут же убегают. Младший принц для них все равно что чумной. Они опасаются заразиться, пусть болезнь и не заразна, боятся обнаружить, что он уже не дышит, и навлечь на себя гнев короля. А королева… Родная мать почти не навещает сына. Она тоже боится лично застать тот момент, когда поленья больше не понадобятся.

Юрпика любила своего брата. Отважная с самого детства, она ни в чем не уступала Алгору, кроме, пожалуй, физической мощи. За последние годы принцесса была единственной, кто не боялся прикасаться к Джейнсу. Осторожно, словно к фарфоровой кукле, с каждым днем становящейся все более хрупкой.

Выйдя за дверь, она шепотом приказала гвардейцу не расслабляться, если он не хочет оказаться на месте Халока, и раз в полчаса аккуратно приоткрывать дверь и проверять ее брата, а иначе она пожалуется отцу. Угрозы подействовали на солдата отрезвляюще, особенно последняя, и он тут же встал по стойке смирно, положив ладонь на эфес меча, не забыв перед этим отвесить поклон, стукнув кулаком по груди. Юрпика лишь понадеялась, что металлический грохот не разбудил Джейнса.

Моррос стоял на вершине холма, бесстрастно наблюдая за ходом боя. Его войска продолжали наступать, словно дикая волна, но даже на самую большую волну найдется своя скала, о которую она разобьется.

Вглубь королевства местность начала медленно выравниваться, холмы и увалы сменились гривами, озами и другими незначительными возвышенностями, с высоты похожими на морщины огромного старика.

Король нахмурился. За последние два часа его войска едва ли преодолели хотя бы полверсты. Протелия повела в бой конные войска, начала активно использовать онагры, баллисты и стрелометы, едва не разваливающиеся при каждом выстреле, но обязательно поражающие противников.

— Ваше Высочество…

— Знаю, Самуран. Бегая по этим холмам, наши люди слишком устали. Труби отступление. Дождемся, когда подтянутся наши эйнармы.

— А если они решат атаковать сами? — встревожился Нисфат.

— Без своих орудий они не пойдут вперед. По обе стороны от низины располагаются леса и проклятые холмы, так что нам придется прорываться здесь. На это они и рассчитывают.

— И что же будем делать?

Моррос Аво Хотрекс лишь злобно усмехнулся, отчего у Нисфата побежали мурашки по коже. Да кому вообще придет в голову сражаться с подобным человеком? На месте короля Протелии советник давно бы сдался, а будь в нем хоть немного мужества, перерезал бы себе глотку.

Ночь медленно и неумолимо надвигалась с запада, накрывая темным покрывалом обе вражеские армии. Походные костры огненными пятнами возникали то тут, то там. Большая часть армии Гедорна располагалась за холмами, поэтому их свет виднелся лишь как далекая заря. Однако солдаты Протелии разместились на открытой низине, стараясь разжечь как можно больше костров, дабы противник не смог понять, как много у них человек и где их основное скопление.

Но все эти предостережения являлись напрасными, потому что вперед выдвинулись Убийцы из Манона. Безжалостные наемники, славящиеся на весь Орлиный Континент своим мастерством. У простого рыцаря, даже хорошо тренированного, нет ни шанса в прямом столкновении, но Убийцы предпочитали действовать тайно, подкрадываться со спины и глубоко перерезать противникам глотки.

Лидер группы Убийц, носящий имя Темноглаз, обходил лагерь противника с запада, бесшумно ступая по низкой траве и подбираясь к лесу. Десять человек шли как один, не издавая ни звука. Хотя Темноглазу очень хотелось грязно чертыхнуться.

Убийцы из Манона — название говорит само за себя. Но королю Морросу на это плевать. Он держит их в качестве личной охраны, охраны замка, посыльных, лазутчиков и диверсантов. Будь это любой другой, его части тела пришлось бы искать по всему Манону, но это Моррос. Каждый раз натыкаясь взглядом на перстень короля, Темноглаза бросало в дрожь, словно вокруг вдруг становилось по-зимнему холодно.

Лидер Убийц поджал губы, но быстро взял себя в руки, резко остановившись и припав к земле, словно пытаясь с ней слиться. Девять человек за ним тенями повторили его движения. Как одно целое! Впереди стоял часовой, рассеянно обводя взглядом опушку леса.

Как только караульный развернулся спиной, Темноглаз сорвался с места и неслышимой рысью за пять секунд преодолел расстояние до солдата, зажал ему рот и точно выверенным движением перерезал глотку, после чего медленно опустил тело на землю. В кустах что-то зашевелилось, и спустя мгновенье оттуда вышел второй часовой. Он даже не успел открыть рот, когда и его глотка оказалась перерезана. Зато умер, облегчившись, усмехнулся про себя Темноглаз.

Часовых расставили явно умелой рукой, но от этого они не стали внимательнее. На пути Убийц попалось еще два поста, пока они не добрались до цели.

В пятидесяти шагах от кромки леса стоял онагр, рядом с которым вокруг костра сидело десять солдат. Теперь начиналось самое трудное.

Темноглаз замер за самым ближним деревом, почти слившись с ним воедино, а остальные отправились вперед, выискивая свои цели и дожидаясь сигнала. Через десять минут в нескольких сотнях метрах от первого орудия огненным цветком вспыхнуло пламя, затем следующее. Огненные всполохи приближались с каждой секундой вместе с воплями протелийцев, и когда расцвел девятый цветок, Темноглаз стремглав выбежал из-под сени деревьев, заходя стыла, и бросил в костер начинающим соображать солдатам магическую бомбу.

Спустя несколько секунд из бездонных недр небольшого, размером с крупное яблоко, шара, во все стороны фонтаном брызнуло горящее черное масло. Липкая субстанция мгновенно покрыла онагр, который немедленно занялся ярким огнем. Люди падали на землю, истошно вопя и пытаясь сорвать с себя раскаляющиеся доспехи.

Темноглаз ненавидел работать шумно, а тем более использовать магию. Эти черномасленные бомбы создал придворный колдун, которого редко кто видел при свете дня. Каким-то образом ему удалось запихнуть целое ведро горючей густой жидкости в небольшие шары, при этом их вес едва ли превышал вес обычного северного граната.

Носить подобное с собой в кармане настоящее безумие, но Темноглаза уверили, что бомбы взрываются лишь при прямом контакте с огнем, и Убийце пришлось применить всю свою меткость, чтобы забросить одну такую в костер с наибольшего для безопасности расстояния.

За спиной уже горели палатки вместе с находящимися внутри солдатами, не успевшими выбраться наружу, пусть это их бы и не спасло. Темноглаз вбежал лес и сбавил скорость, дожидаясь своих людей у мертвых часовых. Когда вернулся первый, кто воспользовался магическим оружием, тем самым подав сигнал остальным, лидер группы Убийц из Манона понял, что сегодня потерял троих братьев.

Их убило магическое оружие, их убил колдун, что его создал, их убил король Моррос. В их организации не принято мстить, но Убийцы работают на тех, кто им платит, и они уже получили задаток за следующее задание.

Свирепое пламя отражалось в холодных глаза правителя Гедорна. Протелийцы решили, что они основательно засели на поляне между двух лесов, но деревья могут скрывать больше, чем диких животных. Когда-то оба леса были единой чащобой. Во времена дружбы двух государств в ней прорубили брешь, шириной в целую версту, дабы на этом месте воздвигнуть торговый город со свободным проездом из королевства в королевство, а затем Киркурд с Амиссой напали на Протелию. Вырубка осталась, но ни о какой совместной стройке речи идти уже не могло.

Армия Протелии превратилась в муравейник, будто подожженный любопытным мальчишкой. Солдаты бегали и катались по земле, пытаясь сбить с себя пламя, остальные же старались держаться от таких подальше, чтобы огонь не перебросился на них. Кто-то пытался затушить их водой из бочек, но горящее липкое масло никак не желало тушиться.

Деревянные орудия пылали вовсю, озаряя красным светом всю округу. Но, несмотря на пожарище, уничтожить все катапульты и всех людей не удастся, и король это осознавал. Но это лишь первый шаг его плана. Завтра к фронту прибудут эйнармы, и тогда от армии противника останется лишь груда бесполезного хлама.

— Каруст, — спокойно произнес Моррос.

— Вам не следует пренебрегать своей дружиной, Ваше Величество, — спокойно отозвался придворный маг.

— Если я могу услышать даже твою жучиную поступь, остальным и подавно не подобраться ко мне со спины.

— Даже Убийцам из Манона?

— Особенно им, — усмехнулся король.

Каруст имел средний рост и очень тощую фигуру с острым носом. Черные длинные волосы, всегда словно после дождя, и черный же плащ до пола предавали ему вид мокрого ворона. И лишь чуть прищуренные глаза выдавали в нем кого-то куда более хитрого и смертоносного, и если вороны предпочитают первым делом выклевывать глаза, Каруст оставляет их напоследок, дабы жертва смогла видеть все, что с ней происходит вплоть до самой смерти.

Придворный маг появился в столице после войны, и сразу отправился к королю, прося аудиенции, а затем и место при дворе. Он мотивировал это тем, что большинство магов либо убито, либо изгнано; колдун не желал сидеть взаперти в одной из цитаделей, и еще меньше ему хотелось умирать. Война уничтожила все рамки, а Каруст никогда не стремился их соблюдать.

В знак своей преданности он преподнес королю подарок, от которого отказаться мог лишь глупец или сумасшедший. Но и принять его означало навсегда отринуть здравомыслие. Моррос решил, что судьба королевства важнее собственной гордыни, а благоразумие и так не свойственно правителям.

Корона Гунунга, Архетелос в виде короны с зубцами в форме закругленного Юдвелского хребта, где, по преданию, и живет бог гор. Корона позволяет окружать себя непроницаемой и невидимой стеной, защищающей от любого внешнего воздействия. Даже стоя под градом стрел, можно не бояться смерти.

— Как много у тебя еще подобных игрушек? — спросил король.

— Сколько пожелаете, мой король. Те, что вы только что видели, ручные, но я подготовил множество и более серьезных, специально для эйнармов. Но разумно ли использовать их открыто, пока здесь викаране?

Король оглянулся на палатки за спиной, в одной из которых спали члены Церкви. Хотя, возможно, шум и свет далеких всполохов и пожара их разбудил, однако они не спешили показываться. Теперь Викаранай старается следить за всеми важными событиями в мире, начиная от простых переговоров монархов и заканчивая военными действиями. Острый глаз выискивает любые признаки магии, и даже королю не избежать наказания.

Глупому королю, усмехнулся про себя Моррос, гладя большим пальцем вечно холодный перстень-Архетелос.

— Они не представляют опасности, — спокойно ответил король, — но пока я не доберусь до Сердца Дракона, их лучше не трогать. Постарайся замаскировать бомбы под обычные современные снаряды. Викаранов не подпустят к эйнармам, они не смогут ничего разглядеть.

Морросу наскучила картина уже затухающего пожарища. Новое оружие Каруста работало превосходно, а больше его ничего не интересовало. Убийцы окружали его невидимой защитой почти так же, как Архетелос на его голове. Орудие не может предать, но вот люди…

Никогда не доверяй, как-то раз сказал ему отец. В детстве Моррос долго пытался понять, о ком именно говорит король, но лишь с возрастом пришло осознание, что он имел в виду всех. Каруст, Убийцы из Манона, даже Самуран — все они потенциальные предатели, готовые вонзить меч в спину. Или в грудь, чтобы видеть страх и отчаяние в глазах жертвы.

Моррос был к этому готов со дня смерти отца и брата. Он ждал.

Глава 3: Посторонние

По размерам Зел едва ли превосходил Эфер, но зато компенсировал это высотой. Он и так стоял на холме, но башни с длинными шпилями превращали его даже не в ежа, а в дикобраза. Казалось, что острые крыши вот-вот взлетят в небо арбалетными стрелами и пронзят облака.

Узкие улочки петляли между кирпичными и каменными домами, подобно ручейкам, пересекаясь и заводя в тупики. Айван быстро привык к закоулкам Эфера, но здесь ему казалось, что ни один нормальный человек даже за всю жизнь не сможет выучить какая куда ведет.

Чтобы найти подходящую гостиницу, Айвану пришлось целый час плутать по городу, попадая то в кварталы красных фонарей, где полуголые женщины за деньги готовы обслужить кого угодно, то в тупики, оканчивающиеся либо частными домами, либо входами в сомнительные заведения, наподобие бара в Эфере, где проводили время посаки, только куда злачнее. У таких домов входы сторожили солдаты с алебардами. В каждом из трех тупиков, куда забредал маг-седокта, цвет одеяний стоящих там стражников разнился.

По улицам тоже ходили солдаты в форме четырех разных окрасок. Красный, зеленый, синий и пурпурный. Айван понятия не имел, что они значат, но заметил, что флаги на шпилях тоже делятся на четыре цвета, да к тому же на них изображены разные фигуры животных, растений и даже оружия. Парень решил не тратить время на размышления, а продолжить поиски.

Хозяин гостиницы смерил парня суровым взглядом, и посуровел еще больше, когда Айван спросил о жилье. Ему бы тут же отказали, коль постояльцы не заселяли лишь половину всех комнат. Хозяин так и заявил, что если объявятся нормальные гости, парня вышвырнут вон. Оно и не удивительно. Айван выглядит лет на пятнадцать-шестнадцать, более-менее опрятен, не считая развалившейся обуви, а значит, деньги на выпивку тратить не будет. Да и съесть много не сможет. Совершенно невыгодный клиент.

Под вечер Айван заказал легкий ужин, после чего отправился спать. Эфер так ему осточертел, что он не желал оставаться в каком-либо городе больше, чем на одну ночь. Завтра утром в путь. В очень длинный путь, и лишь в одиночку.

Перед сном он достал из сумки Архетелос. Несколько листьев последней сорванной ветки уже превратились в пыль от воздействия магического камня. По пути к гостинице, Айван не увидел ни единого деревца, а потому не знал, куда можно положить Сердце Дракона. Поразмышляв минут десять, он не нашел ничего лучше, как запихнуть Архетелос за щеку, да так и спать, надеясь не подавиться им во сне.

Айвану показалось, что он попал в настоящий ураган. Его швыряло из стороны в сторону, одежда задиралась и перекручивалась, больно стягивая кожу, а в глаза ударил яркий свет. И лишь сердитые голоса с топаньем множества сапог заставили его усомниться в катастрофе природной, догадавшись, что причина ее — человек.

— Имя! — закричали ему прямо в лицо, обдавая зловоньем гнилозубого рта и кислой слюной. — Говори свое имя!

Сильные руки вцепились ему в грудки, встряхивая его тощее тело после каждого вопроса. Но Айван не мог ответить. Не только потому, что не успел проснуться и осознать происходящее, но и из-за покоившегося во рту Архетелоса, бьющего изнутри по зубам. Он что-то попытался промычать в ответ, но вышло неважно.

— Да он, похоже, дурной, — заметил один из людей.

— Блаженный, не иначе, — подтвердил второй.

— Глядите! — раздался еще один голос. Айван скосил глаза и увидел в руках худого мужичка со следами от оспы на лице свой заплечный мешок, из которого он достал гриморий и конфигар, завернутые в тряпицу.

— Колдовской инструментарий! Есть там еще что?

— Немного снеди, оловянная кружка и миска с ложкой, да и мусор всякий. А еще склянка с землей.

— Землей?

— Ага, — хмыкнул мужик с угрями, высыпая на пол содержимое банки.

— Ну, точно дурачок. Да и котомка не его, стащил у кого-нибудь да грязи насыпал зачем-то. Ну его в Бездну, вещи отнесем викарану-наместнику, а этого здесь оставим, пусть хозяин гостиницы сам с ним возится.

— Тебя в Бездну! — огрызнулся тот, что продолжал держать Айвана за грудки. — Бросим его в темницу, Сехрим сам решит, что с ним делать. Может, поджарим ему пятки поутру на усладу публике. Скажем, что колдун себе язык откусил, чтобы не выдать тайн своих, вот народу потеха будет.

Вот так, под шутки, гнусный смех и тумаки стражников Айвана отволокли в темницу, где бросили на холодный каменный пол, спугнув старого жильца — большую грязную крысу.

Ну и попал, подумал маг-седокта, из капкана да в котел. Снова все потерял.

Айван чуть не подавился, когда попытался проглотить накатывающие слезы. Из-за страха грядущего он совсем забыл об Архетелосе у себя во рту. Вытащив красный камень и обтерев слюни, он стал гадать, какая из трех глухих стен ведет на свободу.

В этот раз помощи ждать неоткуда, да и времени нет. Чтобы выжить, пора научиться своими силами решать проблемы, а они только начинаются.

Выбрав противоположную от железной двери стену, Айван приложил к ней Архетелос, и каменная кладка мгновенно испарилась.

Промокший лес заполонял легкий туман, оседая на одежде, в волосах и бороде маленькими каплями, и даже непромокаемое одеяло едва спасало от утреннего налета инея. Поникшие деревья сгорбились над странником, словно стараясь прикрыть его от непогоды, но тщетно.

Нандин привык бродить по лесам и спать прямо на земле, привалившись спиной к стволу и не обращая внимания на впивающиеся в ребра корни, но раньше он был не один. Когда-то он служил десятником и вел своих солдат через самые топкие болота и густые чащобы, и никто из них никогда не жаловался на неудобства. Берсеркерам подобное не престало.

Но произошедшее во время войны все изменило. Нет больше десятка, как и сотни, в которую она входила. В живых остался один лишь Нандин, но не потому, что оказался сильнее или смекалистее, а потому, что сбежал, с тех пор превратившись в изгоя для собственного же народа.

Подавшись на самый восток, он попал в Гедорн, где король Моррос милостиво даровал ему место в своей армии. Нандин мог командовать собственной ротой, но узнав о планах короля, вновь дезертировал. Бессмысленные убийства осточертели ему, он бежал от смерти, но костлявая не отстает, направляя его безвольную руку против все новых и новых врагов. Она стравливает людей и наблюдает за исходом, скалясь своим голым черепом.

Нандин в этот раз решил обойти Эфер стороной. Вдоль края леса добраться до перевала Ланго и оказаться в Ледяных землях. Но чем больше он шел, тем больше думал об Айване. Вот у кого есть цель, пусть и невыполнимая. Перенестись в иной мир, где нет войн и убийств, где смерть не поджидает за углом, чтобы утащить в Бездну, а указывает мирно почившим путь в Бескрай. Всего лишь сказки.

День выдался теплым и даже солнечным. Нандин шел уже вторые сутки, и только сейчас смог развести костер, переломав старое скрюченное деревце и выбрав самые сухие ветви. Соорудив импровизированный вертел, он поставил жариться недавно пойманного зайца, готовясь к ужину. Пламя сильно дымило, но берсеркер и думать не мог, что в лесу найдутся люди, способные учуять запах.

Первым он услышал ржание лошади, и даже не сразу сообразил, что в лесу подобных животных не водится. Бросив готовящееся мясо, Нандин подобрал свои вещи и, заметая следы, отбежал от костра на несколько саженей, скрывшись в густом кустарнике. Он обнажил меч, готовый воспользоваться им, если его начнут искать.

Как он и полагал, это оказались викаране во главе с Лютером. Однако он удивился, насчитав так мало людей, да еще и в столь плачевном состоянии. Всего три человека, ведущие на поводу четырех навьюченных лошадей. Доспехи, помятые и заляпанные грязью, пестрели следами от когтей.

Завидев свежий костер с еще недожарившимся зайцем, они подняли державшие в руках мечи и пристально вгляделись в подлесок. Нандин едва дышал, чтобы не выдать себя. Их вид может оказаться лишь маскарадом, и стоит берсеркеру выскочить, как его пронзят арбалетные болты. Но что-то подсказывало, что все совсем не так.

Постояв так минут десять, викаране крепко стреножили коней и достали из сумок факелы, окружив ими костер, но пока не зажигая. Нандин понял, что про ужин ему сегодня можно забыть. Всего трое, подумал он, но лучшие из всех. Пусть уставшие и потрепанные, однако рисковать не стоит. Слишком взвешенные мысли для берсеркера, но лишь новое мышление позволило ему прожить так долго.

Он хотел дождаться ночи, а затем перебить викаранов. Они идут по следам Айвана, в Зел, и берсеркер собирался сделать мальчишке прощальный подарок, обрубив последние хвосты.

Однако ночь принесла с собой не только темноту, какая может быть лишь в лесу, но и нечто, что в ней скрывается. Духи, что вернулись после гибели, приняв облик тех, кто умер самой страшной смертью. Полесицы, придание о коих рассказал Нандину Айван, ухмыляясь тому, что смог устрашить самого берсеркера нелепыми россказнями.

Но здоровяк знал, что духи существуют. Обретая самый разный облик, от подобных жертве до чудовищ, обладающих кошмарной силой, они нападают на тех, кто нарушил их покой. Иногда это можно сделать, разворошив их обиталище, иногда просто оказавшись рядом, но зачастую они нападают сами, ища нечто, что потеряли при жизни.

Духов, что не должны пребывать в мире живых, все называют Посторонними, и лишь одна вещь способна их остановить. У Нандина ее не было.

Мерзкие твари напали с наступлением ночи. Первым их заметил часовой, подняв тревогу, первым и погиб. Лютер никогда не встречал Полесиц, но не раз сталкивался с Посторонними, ненавидя их почти так же, как колдунов. Викаранай считал этих духов прямым подтверждением связи магов с Бездной, их злобной и нечестивой натуры.

Все Полесицы явились в облике женщин в простых белых платьях до пят, с длинными распущенными волосами и острыми когтями. Завидев викаранов, они истошно завопили, их лица исказились гримасой жуткого гнева, а когти стали еще больше и острее.

Годарак, первый заступивший на караул, испугался и запаниковал, пусть и успел закричать о нападении. Он бросился на духов с простым мечом, и те разорвали его вместе с доспехами прежде, чем остальные успели достать Божий камень. Времени заряжать арбалеты не было, и викаране начали швырять болты прямо руками, отгоняя духов. Несколько Полесиц оказались на расстоянии удара, и рыцари бросились на них, зажимая скудное оружие в руках.

Через полчаса Посторонние убрались прочь, растворившись в тихой ночи, словно страшный сон, оставив после себя истерзанное тело викарана, следы когтей на доспехах и до смерти перепуганных лошадей, некоторые из которых порвали путы и умчались в лес вместе с припасами и оружием.

Во вторую ночь все повторилось, но, несмотря на подготовленность: факелы, весь имеющийся Божий камень и крепко привязанные лошади — Полесицам удалось убить второго рыцаря, ранить Войтоса, разорвать двух лошадей и еще одну серьезно ранить, и Лютеру пришлось лично прервать ее муки.

Третья ночь должна была стать решающей, ибо следующим днем они уже собирались оказаться в Зеле. На сей раз Лютер приказал своим последним людям забыть о сне, решив оказаться в городе уставшим, зато живым.

Неожиданно они почуяли запах дыма и жареного мяса.

— Мурра и остальные? — спросил Войтос, вместе со всеми вглядываясь в густой лес.

— Они уже давно должны быть в городе.

— Если их не задержали Посторонние.

— Они не рубили деревьев, — неуверенно подал голос рыцарь. — Недалеко от моего селения в лесу тоже живут подобные духи, только мы зовем их лесавками. Говорят, что если не вредить лесу, они никого не трогают, но стоит отломить хоть одну ветку, и домой уже не вернешься.

Лютер вспомнил погребальный костер, который они соорудили для погибших викаранов, срубив несколько деревьев. Лес огромен, и даже если вырубить сотню самых крупных стволов, это никак не навредит чащобе. Однако, судя по всему, Полесицы считали иначе. Посторонние всегда имеют собственное, отличное от прочих мнение.

Бестелесные духи закружили вокруг факелов смертельным хороводом, выжидая удобного случая, чтобы наброситься. Лошади ржали и били копытами, не в силах разорвать пут. Викаране стояли спиной к спине, выставив перед собой арбалеты. Еще несколько орудий заряженными лежало на земле и ждало своего часа. Их хватит, чтобы прикончить десяток духов с расстояния, а потом придется схлестнуться в ближнем бою. В мешках покоилось несколько доспехов, что не унесли с собой сбежавшие лошади, но они были такими же, как и на рыцарях, и едва могли защитить от когтей Полесиц.

Неожиданно неподалеку раздался страшный рев, и из подлеска, ломая кусты, вылетел берсеркер, отмахиваясь своим огромным мечом от наседающих на него Посторонних. Добравшись до импровизированного лагеря, он вырвал из земли один из факелов и ткнул им в лицо ближайшей Полесице. Пламя не способно убить Посторонних, но может их отогнать.

Корпат, последний из рыцарей Лютера, не считая Войтоса, казалось, перепугался берсеркера даже больше, чем самих Полесиц. Он направил арбалет на Нандина и нажал на спусковой крючок.

— Вот спасибо! — усмехнулся кряж, выдирая из плеча металлический болт, который затем и вонзил в лоб духу. Полесица страшно завопила и растворилась в воздухе, словно ее никогда и не было.

Как и в прошлые ночи, нападения закончились примерно через полчаса, но в этот раз никто не погиб, но это не означало, что не мог. Как только Посторонние исчезли, Лютер и остальные викаране обнажили обычные стальные клинки, направив их против берсеркера.

— Так вы благодарите за помощь? Хотя, что еще ожидать от Викараная. Удар в спину — ваш коронный ход.

— Как нам еще относиться к убийце викаранов? — спокойно спросил Лютер.

— Ложь! — рявкнул Нандин. — За всю свою жизнь я не отнял жизни ни у одного викарана. В цитадели их прикончил тот Убийца из Манона, а не я.

— Даже если так, ты был заодно с Муррой и тем мелким седоктой, — выкрикнул Войтос. — Не знаю, как второй, но колдун убил много наших людей, чьи промерзшие тела еле прогрел даже погребальный костер.

— Теперь понятно, чего за вами увязались Полесицы, — тихо протянул берсеркер. — Я помогал Айвану вернуть его вещи, которые забрал Мурра. К колдуну мы не имеем никакого отношения. Как только мы выбрались из цитадели, наши пути разошлись.

Лютер засомневался в искренности слов берсеркера. Хотя, конечно, здоровяки больше предпочитают работать руками, чем головой, и вряд ли Нандин мог придумать эту историю прямо сейчас. Если ему ее не подсказал Мурра. Но ведь никто из них не мог знать, что они повстречаются вновь.

— Ты отвел Айвана в Зел, а потом решил вернуться, — констатировал Лютер. — Почему?

— У него свой путь, у меня — свой, — подумав, ответил Нандин. — Когда вы туда доберетесь, он уже уйдет, и даже я не знаю, в какую сторону он отправится.

— Куда отправился Мурра?

— Он хотел отомстить Ачукалле за смерть жены, потом не знаю.

— Полагаю, Ачукалла сбежал раньше, чем его настиг колдун.

— Вот как? — нахмурился Нандин. Ему было знакомо чувство гнева на тех, до кого он не мог добраться. Мурра не успокоится, пока не достигнет цели. Чувство утраты не проходит даже спустя годы, воспоминания гложут душу, и каждый день ты представляешь смерть тех, кого ненавидишь, придумывая им все более изощренные пытки. Но что изменится, когда ты воплотишь желаемое в быль? Нандину казалось, что ничего.

Он хотел остаться и помочь Мурре, но Айвану его присутствие было нужнее. Теперь же он не знал, как поступить дальше. Это не его война, не его месть. У него собственный путь, и дадут Боги, ему больше не придется проливать на нем кровь.

Из дум его вывел голос Лютера:

— Ты отправишься с нами в Зел.

— Что? Ну уж нет, Ваше Боголюбие. Мне в другую сторону.

— Это не предложение. У него из-за спины вышел Войтос, держа в руках заряженный арбалет:

— Я не Корпат, — кивнул он на потупившегося рыцаря-викарана, — стрелять умею. Да и куда тебе идти? В Эфер два дня пути, а лес кишит Посторонними, которым ты теперь такой же бесчинник. Без Божьего камня не доживешь и до следующего утра. Да и плечо тебе перевязать следует. Сдавай оружие и руки за спину. Корпат, тащи веревку, пленника вязать будем.

Мельничный уезд оказался не особо гостеприимным поселением. За годы жизни в Эфере Мурра ни разу здесь не был, покупая всю необходимую утварь в городе на рынке. Мечи и другое оружие на заказ его не интересовали. Теперь же он хотел сделать себе новую руку.

Кладива, что все же согласился помочь Мурре, в деревне не любили. Он являлся одним из немногих кузнецов, кто не пристрастился к алкоголю. Да к тому же наотрез отказался иметь дело с каким бы то ни было оружием. Стражники из Эфера редко делают заказы, обычно лишь просят наточить затупившиеся мечи и убрать ржавчину; зато местные бандиты часто обращаются к умельцам, требуя короткие кинжалы, ножи да лезвия, коими подрезают кошельки.

Нечистые на руку ковали, не видя прибыли, а, значит, и денег на вино с пивом, коллективным разумом додумались намеренно занизить качество производимых товаров. Когда — именно когда, а не если — такая утварь ломается, гнется или иным образом изнашивается, покупателям хочешь не хочешь, а приходится приобретать обнову, ссыпая монеты в грязные карманы вороватых пропоиц.

Однако Кладив участвовать в заговоре отказался, из-за чего его более дешевые, но качественные изделия стали иметь повышенный спрос. За это, однако, ему пришлось поплатиться. Его дом в отместку поджигали трижды, но лишь дважды это обошлось малой кровью.

Третий пожар случился в тот день, когда он отправился в город, вернувшись только под вечер. Зарево над лесом Кладив увидел еще издали, и сразу все понял. Он рванул к дому что есть силы, на ходу отбрасывая котомку с оставшимся товаром и деньгами, но так и не успел спасти жену и пятилетнего сына. Он нашел поджигателей, пьяных и хохочущих, и сделал с ними самое ужасное, что можно сотворить с кузнецом, — переломал руки. Конечно, участвовали не только кузнецы, но тогда ему было плевать.

Именно в тот день, вытаскивая уже бездыханные тела своей семьи из горящего дома, он получил на левой стороне лица страшный ожог. С тех пор больше никто не рискует подходить к нему слишком близко. Дом он отстроил заново, но, потеряв жену и наследника дела, не стал нанимать зодчих и плотников, своими руками смастерив простое жилище. Товара тоже стал производить меньше, ведь кроме себя, кормить ему больше было некого.

Зато каменную кузницу просто так сжечь не получится. Именно там он проводил большую часть дня, куя в основном подковы лошадям. Самый ходовой и один из простейших в производстве товар.

— Подобных заказов у меня еще не было, — заметил он. — На кой тебе бронзовая рука? Только мешаться будет.

— Лишь первое время, — многозначительно хмыкнул Мурра. — Да и какая разница? Мои деньги.

— Кабы меня волновали деньги, я бы давно в город перебрался. Меня звали. Оружия я не делаю, — добавил он серьезно.

— Обойдусь.

Мурре казалось, что Кладив загорелся идеей создать ему руку, но просто пытается этого не показывать. Вся его кузница была завалена подковами, одинаковыми инструментами и гвоздями. А еще затейливыми подсвечниками и фигурками, коих хоть сейчас можно в дом монарха, но их коваль делал не на продажу, а для себя.

— Может, тебе шесть пальцев сделать, а? Как у авири.

— Боюсь, по росту не подойду, — хмыкнул Мурра.

— Что ж, дело твое, — слегка приуныл Кладив, что магу даже стало его несколько жаль.

— Если хочешь, — добавил он словно невзначай, — можешь дополнить что-нибудь от себя. Только не броское, и чтобы я мог натянуть перчатку.

Кузнец приободрился. Не теряя времени даром, он приступил с самого следующего утра, разбудив гостя стуком молотка. Перед сном он снял с левой руки и правой культи Мурры глиняный слепок, и заверил, что новая рука из оловянной бронзы окажется даже лучше настоящей. Волшебник промолчал, ибо не сомневался в этом, однако сил одного кузнеца в данном деле будет не достаточно, но эту проблему он собирался решить позже.

Лес словно обуяла Бездна. Весь день Кладив провозился в кузнеце, а за полночь послышались первые истошные крики, переходящие в предсмертные хрипы. Мурра первым делом подумал о Викаранае, но те не стали бы без причин устраивать набег и убивать неповинных жителей, то есть тех, кто не обладает магией. Лишь выбежав на улицу, он понял, что викаране оказались бы сейчас предпочтительней.

— Бегите! — заорал он во всю силу легких, чтобы его услышало как можно больше селян. — Запритесь в домах! Используйте огонь для защиты!

Из своей кузницы выбежал Кладив, в штанах и переднике на голый торс с молотом в руках. Вероятно, до крика Мурры он ничего не слышал, занимаясь ковкой металлической руки.

— У тебя есть Божий камень? — быстро спросил маг.

— Откуда ему у меня взяться? Оглянувшись на приближающихся Полесиц, Мурра перевел взгляд сначала на хибару Кладива, а потом на кузницу.

— Быстро, внутрь! — крикнул он.

В кузнице стояла духота не хуже, чем в Бездне, и одежда Мурры мгновенно прилипла к телу. Водяное колесо без устали крутилось снаружи, приводя в движение сложный механизм, заполняющий половину помещения. Горн горел во всю, раскаляя металл и воздух, неподалеку стояла наковальня, а рядом стол, заваленный инструментами и незавершенными изделиями, среди которых находилась и чугунная форма для руки.

— Послезавтра уже все будет готово, — заверил Кладив, поймав взгляд Мурры.

— Сейчас важнее защититься от Посторонних. От Полесиц, в смысле. Закрой все окна и двери. У тебя есть факелы?

В главные двери, запертые на засовы, что-то ударилось, а затем раздался оглушающий высокий крик духа. Несмотря на жару, кожа покрылась мурашками, а волосы на загривке встали дыбом. Кладив в это время успел добраться до всех входов и выходов, а затем снял со стен два единственных факела.

— Я думал, Посторонние могут проходить сквозь стены, — подал он голос, стараясь говорить шепотом. В деревне все еще слышались крики, а также скрипы и удары дверей. Несмотря на ночь, не все жители в это время мирно спали в своих постелях.

— Энергия, из которой они состоят, слишком плотная, — пояснил Мурра. — Какой-нибудь меч пройдет насквозь, словно ударил по воде, но, как и вода, тело духа восстановится вновь. Однако двери и стены для них непреодолимая преграда.

— Как парусина, которая не пропускает воду.

— Точно.

— А ты много об этом знаешь.

Мурра немного замялся, придумывая, что ответить:

— Или ты мало, — пожал он плечами. — Я много путешествую, всякого наслышался.

Тут дверь вновь содрогнулась под сильным ударом, а вслед за этим затряслись и ставни на окнах. Послышался скребущийся звук острых когтей.

— Дверь выдержит, — решил Кладив, — но насчет окон не уверен.

Словно услышав его слова, Полесицы еще сильнее налегли на ставни. Пара ударов, и небольшие дверцы одних из окон сорвались с петель, словно их смел ураган. Мурра ткнул в появившееся разъяренное лицо Посторонней факелом, и та, заверещав, отстранилась. Но тут маг услышал, как с силой распахнулось второе окно. Кладив не успел, и парящее в целой пяди над землей существо проникло внутрь, набросившись на кузнеца и не позволяя ему подобраться к проему, в котором уже появилась очередная Полесица.

— Отходи к горну! — крикнул ему Мурра. Кладив так и сделал. Он побежал к печи и с силой налег на мехи, раздувая пламя. Посторонние старались не подходить близко к пламени, но осознавая, что на большее их жертвы не способны, начали приближаться, скаля клыки и выпуская когти, словно разъяренные кошки.

Мурра понял, что без магии здесь не обойтись. Собирая вещи, он не успел прихватить с собой из дома запасной конфигар, только посох, но тот остался в лесу. С собой у него имелся один лишь колышек, оставленный Айваном. Одной руки он уже лишился, и не собирался рисковать второй.

Пятая Завеса позволяла ему использовать в качестве вспомогательного инструментария лишь конфигары и посохи, и лишь в крайнем случае Мурра мог заменить их иным объектом для концентрации. Но в этом случае о сложных и быстрых заклинаниях можно забыть, неподходящие для магии предметы не способны выдержать большого потока энергии, особенно если ее пользователь столь низкого уровня.

Положив факел на узкий подоконник, Мурра достал из внутреннего кармана колышек и направил его на горн, нараспев произнося слова древнего языка:

Пламя в горне ожило. Оно распалилось, как никогда доселе. Языки пламени на мгновенье замерили, а затем слились воедино, покинув стенки печки под пристальным взглядом Мурры. Огонь больше не принадлежал себе, приняв форму, которую ему предало заклинание.

Веки не успели сомкнуть трижды, как в просторной кузнице ожила огромная Огненная змея. Волшебник мановением палочки послал ее в рвущихся вперед Полесиц, и те, оказавшись в чуждой им стихии, вереща, бросились к окнам. Мурра водил медленно нагревающимся орудием из стороны в сторону, вызывая у Посторонних первородный ужас.

Когда лишь последний дух скрылся в оконном проеме, Мурра позволил себе уронить дымящийся изнутри колышек, прижав обожженные пальцы к губам. Змея тут же растворилась в воздухе. Он истратил последнее оружие, но улицы больше не наводнили крики обреченных и Посторонних, и маг решил, что порождения смерти ушли, забрав с собой не одну людскую душу.

Кладив сидел в углу между печью и стеной и с открытым ртом взирал на Мурру. Колдун глубоко вдохнул. Этого стоило ожидать, обреченно подумал он, в наше время все бояться проявлений магии. Невеждам хватит и простого знания, что ты волшебник, чтобы прочно связать тебя с Полесицами. Не ведать мне теперь новой руки.

Однако Мурра ошибся в своих суждениях.

— Спасибо, — севшим голосом пробормотал Кладив. — Кабы не ты, лежать мне здесь со вспоротым брюхом.

— Неужели ты меня не боишься? — удивился Мурра.

— Дурак я, что ли? У нас как в народе говорится? Не страшишься колдуна, душа твоя, знать, дурна. Но народ много чего брешет. Если деревенские узнают, что ты волшебник, не сносить нам обоим головы.

— А тебе чего бояться? Не ты же остроконечную шляпу носил.

— Меня они заодно колесуют. Привяжут к мельнице у будут крутить, пока не захлебнусь. В прошлый раз они за дело получили, потому мстить не стали, теперь же… Скольких эти Полесицы перебили?

Мурре стало не по себе. В Эфере он не раз слышал, как Посторонние убивали людей в лесу; говорили, что за дело. Но чтобы они набросились на целое поселение, должно случиться что-то неординарное, например, смерть кого-то из духов, пусть они и так неживые.

Утро наступило поздно. Жители деревни ждали, пока не солнце не окажется повыше, и только потом вышли на улицу, собирать своих мертвецов. Их оказалось не столь много, как предполагал Мурра. Около десяти человек, шестеро из которых оказались пропойцами из числа ненавистников Кладива, молодая парочка влюбленных, гуляющих до ночи, и еще два-три человека, неудачно вышедших из дома на крики.

Как оказалось, только кузница Кладива подверглась серьезному нападению. Мурра не сомневался, что добраться пытались именно до него, вот только не мог понять, чем так насолил Посторонним. Разве что уничтожил полдюжины деревьев, но он ведь их потом превратил в удобрения. Даже Полесицы должны были понять, что он не со зла.

Так или иначе, Мурра собирался пережить следующий день, как и последующий, в который Кладив обещал довершить его новую руку, а если Посторонние вернутся, серпом да молотом тут не управиться.

Сказав Кладиву, что скоро вернется, он отправился в лес. Жители деревни, что встречались по пути, смотрели на него искоса, с недоверием, и их подозрительность усиливалась, когда они понимали, что незнакомец направляется в лес. Мурра не боялся, ведь духи обычно являются после захода солнца, но он все равно был настороже.

Добравшись до заранее помеченного дерева, он разворошил землю с листвой и достал из узкой глубокой впадинки свой посох, отряхнув его от грязи. С ним Мурра чувствовал себя цельным. Инструментарии, особенно конфигары и посохи, для волшебника подобны продолжению тела, и их потеря всегда сопровождается чувством опустошенности. Даже высшие маги хранят свои старые магические атрибуты, хотя они им уже ни к чему.

Мурра добровольно лишился конфигара, это было для него почти так же тяжело, как и потеря руки. Айван искал свои вещи, даже не подозревая, что они нужны ему не только для преодоления пути. Обычный человек давно бы плюнул на все и отправился дальше, но мальчишка два месяца проторчал в городе, перебиваясь случайной снедью и проводя ночи под открытым небом.

Направляясь обратно в деревню, Мурра не стал скрываться. Даже невежество людей не помешает ему спасти их жизни от кровожадных чудовищ. Он почти не сомневался, что Полесицы пришли по его душу, но не мог просто уйти; ему необходима эта металлическая рука.

Деревня неожиданно опустела. Мурра шел по центральной улице, где справа стояли дома обычных поселян, а слева, вдоль рукава реки, громоздились кузницы с мельницами, по большей части выглядящие заброшенными. И там, и там ставни были закрыты. Лишь подходя к дому Кладива, он понял, в чем тут дело.

Кузнец стоял у дверей своей кузницы, закинув кувалду на плечо, и сердито глядел на собравшихся полукругом людей, руки которых тоже не были пусты. Вилы, лопаты и косы всегда являлись излюбленным «оружием» простых крестьян, но не у жителей Мельничьего уезда. Здесь больше всего преобладали мечи, копья и алебарды, собственноручно выкованные местными мастерами.

Как только Кладив заметил бредущего к ним Мурру с посохом наперевес, взгляд его сделался печальным; он прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

— А мы что говорили?! — закричали деревенские. — Он колдун! Это он натравил на нас Полесиц. Пока он тут не объявился, ничего подобного не было.

— А я повторяю, что они и на нас напали тоже, — устало обронил Кладив.

— Дык само собой! Он пытался подозрение отвести.

Мурра подошел уже совсем близко, едва не наткнувшись на ощетинившихся всевозможным оружием жителей. Создавать они умели, но никак не использовать по прямому назначению. Военное дело являлось одной из обязательных дисциплин во всех Академиях магии, и пусть обычные волшебники драться не умеют, зато они знают, как правильно должен держать оружие настоящий воин.

— Если я пытался отвести от себя подозрения, — громко заговорил Мурра, — почему же я не скрываюсь? Он стукнул о землю посохом, и деревенские все как один подпрыгнули.

— Да кто вас, порождений Бездны, знает? Вы все задом наперед думаете.

— Пусть так. Но когда это мы, волшебники, стали для вас порождениями Бездны? — Мурра оглядел людей, но как только его взор касался кого-либо, те тут же отводили глаза, но оружия не опускали, словно в самом деле веруя, что оно может защитить. Травник продолжил: — Всегда мы помогали людям, с самого пришествия Ахтлапалеха. Да, и среди магов часто попадаются негодяи, не чтущие клятв, — он замялся. — Но разве вы сильно отличаетесь от нас? Войны начинают короли, а не маги, так было всегда, и так это сейчас. В данный момент король Гедорна, Моррос Аво Хотрекс, идет войной на Протелию. — Деревенские ахнули. — И что будет, когда сражения доберутся досюда? Кого вы тогда будете обвинять в своих бедах, если волшебников не будет поблизости?

Народ молчал, отводя глаза и не решаясь возразить. До Войны Бессмертной и Неживой розы здесь тоже наверняка жила какая-нибудь ведунья, которую либо убили, либо та сбежала. Викаранай заставил людей думать, что все беды от магии, и глупцы приняли это на веру. Ведь куда проще обвинить в своих проблемах силу, в которой не смыслишь, чем тратить время на поиски реальных виновников, которым можешь оказаться ты сам.

— Я почти три с половиной года работал в Эфере травником, помогая людям. Наверняка, вы сами бывали в моей лавке и покупали снадобья. Хоть кому-нибудь я навредил? Сделал зло? Молчите? То-то же. И сейчас я здесь лишь для того, чтобы помочь. Помочь защититься от Полесиц. И у вас два варианта: попытаться насадить меня на ваши копья, даже зная, что ничего у вас не выйдет, или позволить мне защитить деревню. Но знайте, я так и так сделаю, что намереваюсь, если понадобится — силой.

К вечеру все двери оказались наглухо закрыты и подперты изнутри чем потяжелей. Ставни на окнах забиты досками, а в печах домов воспылал настоящий жаркий пожар, сопровождающийся дымом из непреступных теперь труб. Многие предпочли спуститься еще и в подвалы, не забыв запастись масляными фонарями. Деревня словно вымерла, и лишь в одной кузнице слышался размеренный стук молота и шипение остужаемого в воде металла.

Люди глупы. Это один из первых уроков, которые получает в Академии маг. Невежественные крестьяне верят лишь двум вещам: тому, что видят, и тому, что слышат от людей, которым доверяют, или которые выше их по статусу. А раз так, чтобы их обмануть, нужно лишь уверенно, с видом знатока, объяснить, что они видели, точнее, что должны увидеть. Это не так уж сложно, ведь большинство ими увиденного они не понимают, и зачастую додумывают сами. Но иногда бывает и так, что видят они все правильно, понимают происходящее верно, и даже знают, что нужно делать, просто им не хватает времени все как следует обдумать.

Мурра этим и воспользовался. Жители заперлись в своих домах, разожгли посильнее огонь и ждут утра. Они бы сами до этого додумались, но теперь считают, что за них все придумал травник, тем самым сохранив им жизни. Все так, однако Мурра руководствовался и своими мотивами. Заперевшись в своих кельях, жители не смогут увидеть, что их деревню не заполонили Полесицы, целиком сосредоточившись на единственном человеке, который им на самом деле нужен.

Как и ожидалось, духи появились после полуночи. Мурра, поднял посох и с помощью заклинания создал между лесом и деревней высокую огненную стену. Он собирался не просто защищаться, но и нападать, ибо когда рука будет готова, Мельничный уезд окажется без защиты, и пусть Полесицам нужен лишь он один, они могут напасть и на поселение. Никто не знает, что в призрачных головах у этих Посторонних.

Глава 4: Внутренние войны

Безголовые горы представляют собой длинный горный хребет, протянувшиеся вдоль почти всей границы между Гедорном и Киркурдом. Лишь по краям существуют подходы, как раз неподалеку от территорий уже других государств — Мондифа на севере и Протелии на юге.

Когда-то горы назывались Спящими, а все потому, что гряда напоминала собой огромную фигуру человека. Так, по крайней мере, говорили маги, поднимающиеся с помощью своего волшебства на высоту, недоступную даже птицам. Самая крупная гора находилась на севере, и ее условно считали головой, а остальную часть хребта — телом. Прямиком за «головой», на территории Киркурда, до сих пор расположен Горбатый лес, похожий на подушку. Поэтому сверху казалось, что горы похожи на спящего на боку человека.

Когда магия была в почете, а Киркурд являлся мирным королевством, колдуны проделали в хребте широкое ущелье, отделив «голову» от «тела», чтобы создать между двумя странами удобный торговый путь. И как потом не старались правители тех времен, в народе новое урочище стали именовать не иначе как Ущельем Палача, а горы из Спящих превратились в Безголовые. Спустя время названия эти перекочевали и на карты.

Много времени прошло с той эры. У Киркурда закончились природные ресурсы, коими они торговали, люди обленились, обнищали, а потом решили, что куда проще отнимать силой, чем тратить время на сбор и продажу, тем более, что торговать-то стало и нечем.

Три дня потребовалось отряду Алгора, чтобы добраться до самого западного гарнизона Гедорна. Лазутчики уходили на час вперед, но каждый раз возвращались ни с чем. Враг не обнаружен, подозрительные личности не попадались, все спокойно. Принц с каждым днем негодовал все больше. Хотелось достать меч и проверить его остроту.

— От короля не поступало новых сообщений? — осведомился он у советника.

— Нет, Ваше Высочество, — ответил Майат. — Полагаю, он ждет их от нас. С подробным разъяснением ситуации.

— Я знаю, чего он ждет, — огрызнулся Алгор. — Ты не хуже меня знаешь, Майат, что отец не любит пустых слов. Я могу лишь поведать, как здесь прекрасен пейзаж, и пожелать удачи в войне. Тогда следующее письмо он сочтет неважным, отложив его на опосля. А если мы встретим врага?

Майат наклонил голову в подобии поклона. Алгор ненавидел эту его привычку; либо кланяйся как следует, не забыв ударить кулаком в грудь, либо стой смирно и слушай своего повелителя, соблюдя церемониал лишь перед уходом.

— Конечно, Ваше Высочество. Но если тут окажется армия неприятеля, дождаться подмоги мы не сможем. У нас всего около двухсот человек, считая солдат гарнизона. Не лучше ли отослать вперед малую конницу на разведку, а самим остаться на месте и отправить Его Величеству письмо с просьбой о поддержке войском?

Алгор часто замечал в словах Майата использование игры разума. Барон был в ней мастер, но принц рос во дворце, где каждое слово расценивается как намек, а случайный ляпсус считается намеренной оговоркой. Алгор никогда не показывал вида, что видит игры барона насквозь, и это тоже было игрой. Он знал, что многие желают очернить его перед королем, а потому слушал советников, оценивал сказанное и делал наоборот. Хотя когда дело касается их жизней, они становятся на удивление изобретательными.

— Вы недооцениваете наших рыцарей, — ответил принц. — И переоцениваете воинов врага. Киркурдцы никогда не могли нам противостоять, а мондифцы хороши лишь под защитой своих гор. Нам не нужно вступать в прямую конфронтацию, чтобы замедлить их продвижение. Если, конечно, отец прав, и эти два государства действительно объединились, чтобы нас сокрушить.

— Как скажете, Ваше Высочество.

— Граница большая, отправь вперед пятерых солдат. Пусть каждые пять верст один из них встает на бивак и следит за границей. Нет, — подумав, добавил Алгор. — Отправь десятерых, и по биваку на каждые восемь верст. Через сутки отправляйте смену.

Когда Майат вышел из небольшого сруба, принц глубоко вздохнул и позволил себе расслабиться. Три дня непрерывных скачек его вымотали. Лошадей с провизией пришлось обогнать, и эти трое суток все питались только тем, что прихватили с собой. Лишь добравшись до гарнизона, отряд смог вдоволь насытиться свежим мясом и овощами. Местных солдат кормил исключительно ближайший лес и небольшие огородики на территории. Сотня легко прокормится там, где тысячи будут голодать.

От границы с Мондифом до столицы Гедорна сотни верст пустоши, разбавленной лишь небольшими рощицами да болотами, и если кто-то захочет напасть на королевство, они окажутся на открытой местности, да к тому же почти без дичи. Конечно, на пути им встретятся десятки деревень да пара-тройка гарнизонов, но первые попотчуют их разве что супом с картошкой, репой и травой, от которой их продерет, а вторые — сталью клинков и стрелами. И оба не сделают погоды, но задержат продвижение.

Единственный шанс войскам добраться до столицы с минимальными потерями — пройти над «головой» Безголовых гор, как раз в том месте, где соединяются три границы, и дойти до Серого леса, оттуда в Орту, небольшой город на середине пути до Манона, а затем уже и в самое сердце Гедорна. Отряд Алгора как раз и расположился между Серым лесом и границами, в самом западном гарнизоне королевства. Если противник пойдет этим путем, ему не укрыться.

Чтобы оставаться незамеченными как можно дольше, неприятелю придется либо обойти Серый лес с юга, либо пройти его насквозь. На севере находится каменистое плоскогорье Плоркам, и войску там трудно пройти, а крюк получится больше, чем даже если обходить лес с юга.

Следующий день прошел спокойно. Вернулась первая отправленная вперед десятка, доложив, что все спокойно. Алгора не покидало чувство, что это лишь затишье перед бурей. Он не хотел верить, что Киркурд и Мондиф объединятся, чтобы напасть на Гедорн. Пусть принц и желал свергнуть короля, отца он знал лучше многих, и осознавал, что тот очень умен. Если он считает нападение возможным, то к этому стоит отнестись серьезно.

И все же, почему сейчас? Алгор сомневался, что у соседних стран достаточно опытные лазутчики, чтобы пронюхать про скорую войну с Протелией. Да и передвижение войск Киркурда на север началось всего за пару дней до начала военных действий на юге; планируй дикари с запада удар в спину загодя, они засели бы в Мондифе еще месяцы назад.

От раздумий у Алгора разболелась голова. Возможно, киркурдцы и правда хотят напасть на Барбиллу, как он первоначально и подумал, а может, это учения, или большой отряд ловит какое-нибудь чудище, поселившееся в Горбатом лесу, а лазутчики приняли это за передвижение войск. Я просто пытаюсь найти удобный мне ответ, подумал принц. Если это действительно вторжение, лучшего случая, чтобы проявить себя, может и не представиться.

Старший сын Хотрексов уже написал письмо отцу, где просит поддержки войском, и даже выбрал самую быструю птицу, привязав послание к лапе. Этот совет от Майата действительно дельный. Но лишь потому, что барон заботится о своей жизни, а не о жизни своего принца.

Весть пришла ближе к вечеру, когда Алгор уже собирался поужинать и отправиться вновь разглядывать карты, надеясь отыскать лазейку, через которую могут пробраться вражеские войска, оставшись незамеченными. Сообщение о наблюдении неприятеля принес ближайший отправленный на бивак солдат, но свидетелем оказался самый дальний; доскакав до девятого, он передал сообщение, а тот на свежей лошади во всю прыть отправился к восьмому, и так по цепочке. Алгор ругал себя за то, что не придумал эту схему раньше, отправляя лазутчиков через Ущелье Палача. Хотя им так и так пришлось бы сидеть в гарнизоне все это время.

— Сколько их?

— Не менее пяти тысяч. Они растянулись длинной цепью и идут между холмами, так что больше рассмотреть не удалось. Возможно, их намного больше.

— Конечно, их больше, болван! — огрызнулся Алгор. — С пятью тысячами им не преодолеть даже этот гарнизон. Майат, — обратился принц к советнику, — прикажи воинам быстро поужинать и пусть отправляются спать. Завтра утром им придется помахать мечами. Оставь двух-трех часовых на стенах, пусть особо не вглядываются в ночную тьму. Не нужно, чтобы лазутчики врага прознали, что мы в курсе об их передвижениях.

Отдав приказ отдыхать, сам Алгор никак не мог уснуть. Он отправил орла сразу же после донесения, но сомневался, что их отряд продержится до прихода подкрепления из столицы или, что вероятней, из Орты. Конечно, гарнизон неплохо защищен, пищи хватит на два месяца осады, а со стен удобно пускать стрелы, коих в избытке, но стоит противнику пробить хоть одну брешь, и солдат захлестнет стальная волна дикарей с запада.

У мондифцев неплохие доспехи и мечи — вспомнил он слова Майата. Если в первых рядах окажутся именно они, стрелы могут оказаться бесполезны, а иного оружия дальнего боя в крепости нет. Хуже осады может быть только игнорирование. Алгор очень боялся, что наступающие просто пройдут мимо. Конечно, гарнизон стоит на самом удобном для перехода пути, но помыслы противника угадать невозможно. Стоит пропустить их, и последним из правителей династии Хотрексов останется Моррос. Принца пробил озноб, когда он представил, как отец использует против него Архетелос.

Солнце еще не успело подняться из-за леса, а отряд Алгора и солдаты гарнизона уже заняли позиции, скрывая свое присутствие за толстыми стенами, на которых часовые старались изобразить безразличие к своим обязанностям следить за горизонтом.

— Вижу движение, — чуть ли не шепотом сообщил дозорный. — Это войско. Они идут прямо на нас и, похоже, не собираются скрываться.

— Отродье Бездны! — выругался Алгор, поднимаясь во весь рост. — Им незачем скрываться, если они хотят нас перебить. Звони в колокол.

Как только часовой поднял тревогу, на стенах появились пятьдесят человек, держа в руках луки и арбалеты со свежей тетивой. Остальные остались за стенами, ожидая команды пустить стрелы, когда противник подойдет достаточно близко.

Вражеская армия остановилась за полверсты от крепости. Даже с такого расстояния Алгор разглядел на них мондифские доспехи. Никаких блестящих нагрудников, никаких плюмажей и вычурных плащей. Серые, под цвет гор, латы были предназначены исключительно для сражения, а не позирования на публике. Слегка выдающиеся вширь наплечники защищали от косых ударов, нагрудники выпирали вперед и заострялись к центру, подобно острию топора, из-за чего прямые выпады попросту соскальзывают, латные юбки доходят до середины бедер и делятся на сегменты, оставляя простор для маневренности. Выглядят они довольно аляповато и грубо, но только глупец сочтет их бесполезными железками.

Доспехи делались так, что к ним можно было привязать небольшие куски шкур, позволяющие не замерзнуть в холод и значительно снижающие шум при передвижении, что позволяет подобраться к противнику максимально близко, до последнего оставаясь незамеченным, даже если идет целая армия. Мондифцы предпочитают использовать шкуры бизонов, которых разводят в огромных количествах. Вообще, это животное считается в Мондифе чуть ли не священным. В ход идет все: шкуры, мех, кости и даже жилы с пометом. Ходят легенды, что громадного зверя используют даже в бою. Лошади боятся этого чудовища до смерти, и даже самая опытная многотысячная конница превращается в скопище безмозглых новобранцев, когда сотня рогатых голов несется в лоб.

— Это мондифцы? — поинтересовался один из солдат.

— Вряд ли все, — ответил Алгор. Он не видел, чтобы доспехи перемежались с кусками шкур, а это значит, что они не собирались скрываться. Как и брать гарнизон в осаду. Шкуры спасают от холода, но в пылу сражения становится слишком жарко, и тогда они лишь мешают. Принц все еще боялся, что неприятель решит обойти их стороной.

От отряда отделилось три человека, подъезжая к стенам гарнизона. Доспехи на них почти не отличались, не считая на плечах одного из них ярко-рыжей лисьей шкуры. Вблизи можно было различить необычные шлемы. Отдаленно они напоминали голову бизона, даже присутствовали небольшие загнутые рожки. Алгор никогда не видел доспехов или шлема мондифцев, но читал о них. Рожки вставлялись в верхнюю часть шлема специальными пазами и в любой момент могли замениться на другие, большего или меньшего размеров. При поднятии забрала, в сторону расходятся две небольшие и узкие металлические шпоры, похожие на ушки. С их помощью можно очень быстро закрыть шлем, ударив по ушкам снизу любой из рук.

Первым заговорил тот, у кого на плечах красовалась лисья шкура:

— Нас больше семи тысяч человек, — крикнул он, игнорируя нацеленные на него стрелы, — а вас всего около двухсот. Сдавайтесь, и мы вас пощадим… Всех, кроме принца, Алгора Хотрекса, — добавил он.

Сам Алгор приложил все усилия, чтобы на его лице не отобразилось удивление знанием противника об их количестве и его присутствии. Насчет ультиматума он не переживал. Возможно, солдаты и сдали бы его, чтобы спасти свои шкуры, но они прекрасно знали короля. Узнай Моррос об их поступке, и все двести человек в прямом смысле лишатся кожи, которую с них сдерут живьем, сошьют из них плащи и заставят в них же и ходить. Не потому, что король захочет отомстить за смерть сына, а потому, что эти люди испугались каких-то грязных псин больше, чем его гнева.

— Семь тысяч? — усмехнулся Алгор. — И этой, с позволения сказать, армией вы собираетесь захватить целую страну? Эта крепость выдерживала и куда более серьезные набеги с меньшим числом защитников за стенами. Слова принца подтвердил гвалт криков солдат. Никто из них не сомневался в правдивости данных утверждений, хотя вряд ли кто-то из них мог представить убедительные доказательства.

— Мы не хотим захватывать ваше королевство, — продолжил вожак, когда гул затих. — Мы хотим его уничтожить!

— Уничтожить? — удивился Алгор. — Разве ты не сказал только что о пощаде воинам, если они выдадут меня?

— Не обязательно убивать жителей страны, чтобы ее уничтожить. Они продолжат жить, как и жили, разводить скот, выращивать хозяйственные культуры, а часть отдавать нам. Взамен на защиту, конечно же.

Значит, они хотят сделать из нас вторую Барбиллу, — подумал Алгор. Нет, хуже. Барбилла не представляет для них угрозы, ибо у нее практически нет своей армии, но Гедорн — другое дело. Одного сильного желания Морроса хватит, чтобы стереть Киркурд с карты Троекона, как это произошло с Амиссой. Они решили воспользоваться войной на юге, чтобы ударить в тыл, пока мы отвлечены.

Это было бы в некотором роде разумно, если бы речь шла не о Гедорне. Принц знал, что отец не трогает Киркурд только по одной причине — они слишком трусливы, чтобы ожидать с их стороны нападения, а потому лучше обратить свой взор на Протелию. Вот только Алгор никак не мог понять, что он вообще тут делает. Моррос предвидел вторжение с севера, но вместо многотысячного войска отправил вперед лишь горстку рыцарей во главе с принцем. Вместе с солдатами гарнизона у них есть шанс отбиться от семи тысяч нападающих, но не уничтожить их, если, конечно, те сами не решат разбить головы о стены крепости.

Это проверка, догадался Алгор. Если крепость устоит, отец признает меня. И тогда… Он всегда носил с собой гнутый кинжал с головой орла на навершии, подаренный ему отцом на восьмилетие. Идеальное оружие, чтобы убить старого орла. Такова традиция, и пусть на остальные принц чихать хотел, этот он соблюдет с удовольствием.

— Для начала, я хочу узнать, как вы уговорили выступить на вашей стороне Мондиф! — крикнул Алгор.

— Мондиф? — нарочито удивился воин, оглядываясь на войско. — А, вы о доспехах? Мы взяли их взаем. Конечно, мы предлагали мондифцам выступить единым фронтом, но они предпочитают отсиживаться в горах и ковать целыми днями оружие. У них его накопилось столько, что хватит на еще одну гору. В общем, когда уничтожим Гедорн, мы вернем им все в троекратном размере другим товаром.

В душу Алгора закрались сомнения, но сейчас он никак не мог понять, в чем же дело. Конечно, Мондиф торговал оружием, но никогда не давал займы, тем более такие большие. Возможно, сидя у себя в горах, они уверовали в свою непобедимость, а значит, и непобедимость своих доспехов, даже если те нацеплены на блохастых дикарей, в коих превратились киркурдцы.

— Так что? — вырвал Алгора из раздумий крик вожака. — Будете сдаваться, нет?

— Похоже, что смерть для вас предпочтительней честного труда, — протянул принц. — Так тому и быть. Вы умрете не героями — грязью под нашими подошвами, — выплюнул он и спустился со стены, показывая, что разговор окончен. Со слов оставшихся солдат он узнал, что трое воинов Киркурда развернулись и быстро ускакали к своему войску.

Видя хмурые взгляды своих солдат, замерших с луками в руках, Алгор рассмеялся. Надо было послать вслед этим трем ублюдкам дождь стрел, подумал он. Пусть не думают, что мы бережем припасы.

— Разве не забавно? — громко спросил он, отсмеявшись. — Так называемые воины Киркурда разрядились в доспехи, созданные Мондифом, и считают, что теперь способны захватить сам Гедорн?

В толпе послышались отдельные смешки. Алгор видел в глазах стоящих перед ним людей опасение. Семь тысяч против двухсот. По тридцать пять человек на солдата. Лично принц намеревался отправить в Бездну не менее пятидесяти.

— Вшивая псина, нацепив рога бизона, не превратится в быка. — Смешки стали отчетливее. — Киркурд желает превратить всех нас в рабов. Не думайте, что они вас пощадят. Им не нужны воины, только землепашцы и скотоводы, они перережут глотки всем, кто хоть раз в жизни держал в руках что-то острее вил. Киркурдцы хотят ударить нас в спину, пока мы смотрим на юг. Протелия падет перед мощью нашей армии! Но неужели мы позволим каким-то дикарям с запада запачкать наши плащи? Когти и клюв Гедорна нацелены на юг, но нам хватит и одного орлиного крыла, чтобы стряхнуть с себя грязь, и вновь взмыть в воздух гордой птицей! Давайте покажем этим отбросам, кто такие воины Гедорнской империи!

Слова Алгора потонули в громогласном реве воинов, и услышь их войско Киркурда, они бы усомнились, что за стенами крепости всего двести человек. С собой они даже не прихватили осадные орудия, хотя, возможно, те еще не успели подтянуться. Как и дополнительные телеги с провизией. Казалось, будто семитысячное войско просто вышло прогуляться по холмам и лесам недалеко от своей крепости. Завершив все дела, они вернутся назад еще до зари. Принца выводила из себя такая самоуверенность.

— Семи тысяч недостаточно для полноценной осады, — поведал прописную истину Майат, пока Алгор составлял новое послание отцу, рассказывая в нем о произошедшем и о своих сомнениях. — Но удивительней другое. Как они узнали о нашем точном количестве?

Принц усмехнулся про себя. Советник вновь его проверяет. Глупые вопросы, которые требуют взвешенных ответов.

— Очевидно, что у них есть ходящий во сне.

— Фаинай Фораса? — поднял бровь Майат в притворном удивлении. — Куда только смотрит Викаранай. Алгор поднял тяжелый взгляд на советника:

— Молись всем Богам Четырех Сторон Света, чтобы их взоры были устремлены туда, куда хочет король Моррос.

Майат поежился под взглядом этих пронзительных голубых глаз, таких же, как у правителя Гедорна. Алгор мало был похож на отца, разве что статью; возможно, все дело в бороде, точнее, в отсутствии оной у принца, любящего гладко бриться. Но глаза… Стоит им взглянуть на тебя с той неумолимой грозностью, с которой на всех взирает король, как даже у самого стойкого воина подгибаются колени. Они притягивают, словно ледяная пучина, зовущая окунуться в себя с головой, и никогда больше не всплыть.

— Конечно, Выше Высочество, — глубоко поклонился Майат, чтобы только не смотреть на принца. — И все же, — продолжил он, кашлянув, — что вы намерены делать? С армией неприятеля, я имею в виду.

— Разве не ясно? Разбить.

День пролетел стремглав, подобно единому мигу. Убийства Чияры и гвардейца остались почти незамеченными. Словно свечка вдруг затрепетала от дуновения невидимого ветра, а спустя миг пламя вновь горит ровно. Но были и те, кому чад от этой свечки попал в глаза, выжимая слезы.

Чета Ондри покинула замок через черный ход, дабы не вызывать лишних вопросов, но острые языки не оставили их срочный уход без внимания, тут же кинувшись судачить о причинах. Прошел слух, что Чияру кто-то зарезал недалеко от покоев принцессы; шептались, что тому, мол, отрезали слишком длинный язык, и еще кое-что, покороче. От косых взглядов Юрпика готова была провалиться сквозь землю или прыгнуть в огонь, но всячески делала вид, что ничего не происходит. Больше всего сейчас она желала найти убийцу.

Далеко за полночь гости разошлись по натопленным комнатам. Юрпика не любила пиры и приемы, но только в такие дни Скалистый замок топился, словно баня. Гости должны видеть, что к ним относятся с почтением. Но никакие камины не способны согреть царившую в каменном изваянии колючую атмосферу.

Принцесса и сама уже собиралась отправиться в свои покои, когда ее неожиданно окликнул незнакомый голос. Оглянувшись, она увидела Великого Викарана.

— Ваше Преосвященство. — Юрпика наклонила голову в знак приветствия, Викаран повторил ее жест.

— Прошу, называйте меня просто викаран Везиротт. Надеюсь, вы позволите называть вас принцессой Юрпикой, Ваше Высочество?

Великий Викаран удивительно сочетал в себе длинное и узкое лицо, похожее на крысиное, и довольно плотное телосложение. Словно к телу небольшого обритого медведя приделали чужую голову. Тонкие усики над верхней губой и близко поставленные серые глаза дополняли картинку. А еще от него слегка пахло мускусом.

Несмотря на внешность, держался Везиротт на удивление уверенно, и лишь слегка подобострастно, когда начинал говорить; это ему совсем не шло. Казалось, что стоит ему только захотеть, он заберет у монарха корону и провозгласит себя крысиным королем. Вспомнив об отце, Юрпика улыбнулась. Викаран не успеет даже потянуться к короне, как его неподходящая к телу голова полетит с плеч, а уже через месяц во всем Маноне не останется ни единого грызуна.

Юрпика одернула себя, поняв, что улыбается в лицо стоящему перед ней викарану. Ведь он может принять улыбку на свой счет.

— Да, конечно, — порывисто ответила она. — Может, вы хотите побеседовать с моей матушкой?

— Боюсь, королева уже ушла, а ваша младшая сестре чересчур…

— Безрассудна? — подсказала Юрпика.

— Лучшего определения я не придумаю, — улыбнулся викаран. — Вокруг судачат об убийстве виконта Чияры Ондри, — продолжил он уже серьезней. — Я подумал, что если это всего лишь нелепые слухи, то вам — в смысле, королевской семье — следовало бы прекратить кривотолки, дабы не пугать гостей. Но коли вы этого не сделали, смею предполагать, что толика истины в этом присутствует. Неужели молодой наследник фамилии Ондри действительно погиб столь ужасной смертью, да и еще и в королевском замке?

Юрпика глядела в маленькие серые глаза Великого Викарана будто околдованная. Везиротт говорил спокойно и мягко, словно вместе со словами из его рта изливался липовый мед, но принцесса едва сдерживала дрожь под пристальным взглядом представителя Викараная. Она боялась, что он разглядит в ней не только молодую девушку, но и носительницу Скверны. Он словно глядел в саму душу, и принцесса поняла, что не сможет соврать этому человеку.

— Боюсь, что слухи правдивы. Отчасти. Виконт действительно был сегодня жестоко убит. Как и один из гвардейцев. Похоже, убийца воспользовался его доспехами, чтобы подобраться к Чияре как можно ближе.

— Какой ужас! — ахнул Великий Викаран. — Я надеялся, это всего лишь досужие вымыслы. Пока король воюет на юге, в его замке происходят такие зверства. Надеюсь, вы уж отправили монарху сообщение о случившемся?

— Боюсь, на это не было времени. Отец слишком занят, вряд ли он может чем-то помочь с фронта. Да и убийца, скорее всего, уже покинул замок. Уверена, матушка как раз отправилась писать письмо.

— Мы можем помочь вам. В Викаранае служат лучшие сыщики и дознатчики. Если вы позволите осмотреть замок, полагаю, мои люди обнаружат улики и выйдут на след преступника. Мы сражаемся не только против колдунов с ведьмами и носителей Скверны, но и против самой Бездны, источающей зло. Убийцы, несомненно, рабы подземного царства, и мы по возможности отлавливаем и эти заблудшие души.

— Право, не стоит, — мягко отказалась Юрпика. Конечно, лучше для начала переговорить с матерью, но ее с детства учили самостоятельно принимать решения. — Как я уже сказала, убийца сделал дело и, вероятно, давно скрылся. А если и нет… В замке полно гвардейцев, коим было приказано усилить бдительность. А еще Убийцы из Манона, нанятые королем. Вы их не видите, но они, несомненно, всегда рядом. Повторения преступления ожидать не стоит.

Великий Викаран выразил свою благодарность за приглашение на банкет и оставил предложение о помощи в силе. Он наговорил Юрпике целый букет комплиментов, не меньше просил передать матушке и успевшей покинуть зал Негулине. Оставаться в замке он не стал, но не из-за страха перед убийцей — викаране занятые люди, даже если по ним и не видно, мягко рассмеялся Везиротт, поглаживая выпирающий живот, укутанный в просторный белый кафтан с троекрестием на левом лацкане.

Юрпике категорически не понравился этот человек. Живя в замке, она давно научилась не доверять внешности и льстивым словам, но Великий Викаран отталкивал всем и сразу. Вокруг него витала аура опасности и властолюбия. Принцесса надеялась, что больше никогда с ним не встретится, хотя бы наедине.

Вернувшись в жилые коридоры, она нашла матушку и передала ей предложение Везиротта, а от комплиментов оставила лишь само их наличие. Королева Гвенера решила, что ее дочь поступила верно. Не стоит псам Викараная свободно бродить в цитадели, где их острый нюх способен учуять слишком многое. Юрпика была согласна с этим утверждением. Она родилась в мире магии, и привыкла к ней. Еще в детстве отец обучил ее контролю внутренней энергии, коей в ней было, как потом выяснилось, чрезмерное количество.

Перед сном она заглянула в комнату Джейнса. Убедившись, что тот мирно спит, и камин пылает не хуже, чем у гостей, она отправилась к себе. В ее комнате было прохладнее. Она это чувствовала, но будь даже двери на балкон открыты, впуская ранний осенний воздух, это не вызывало бы у нее существенного дискомфорта. Но не у ее камеристок. Подкинув немного дров, она подождала десять минут, потратив время на созерцание звезд за окном, а затем дернула за шнурок. В соседней комнате зазвенел колокольчик. Ничего не произошло. Юрпика повторила вызов.

Такого прежде не бывало, подумала она про себя. Три камеристки никогда одновременно не покидают своих покоев, даже если принцессы нет в комнате. Возможно, одна из них отошла в туалет опустошить горшок, еще одна могла отправиться на кухню, узнать о завтраке. Но куда делась третья? Полюбовавшись разгоревшимися звездами и пребывающей луной еще несколько минут, она вновь потянула за бархатный золотистый шнурок. Тишина.

Комнаты служанок и принцессы отделяла лишь тонкая дверь, ключи от которой были только у них четверых. Подергав ручку, Юрпика убедилась, что дверь заперта. Достав из небольшой шкатулки на прикроватном столике ключик, она провернула его в замке и распахнула дверь.

За порогом властвовала тьма. В комнате было тепло, но уголь в камне едва тлелся, отбрасывая легкий оранжевый свет. В воздухе витал знакомый запах, но Юрпика никак не могла его вспомнить. Она шумно сглотнула подступивший к горлу ком. Ее терзало плохое предчувствие. Не решившись переступить границу света и даже закрыть дверь, она вернулась к столику и сменила ключик на изогнутый кинжал ручной работы, подаренный отцом на восьмилетие. В то время она хотела деревянную куклу, которая могла шевелить ртом и глазами.

— Стража! — крикнула она. Нет ответа. — Стража!! — прокричала она еще громче, от чего ее голос сорвался на позорный писк. Не сводя взгляда с черного проема, она подошла к двери в коридор, а открыв ее, едва сдержала возглас ужаса. Все гвардейцы возле ее двери и двери брата лежали в лужах собственной крови. Было так тихо, что принцесса слышала, как ее собственная кровь стучит в висках. Теперь она поняла, чем пахло в комнате камеристок.

Забыв о возможной опасности, она кинулась к двери, ведущей в покои Джейнса. Поскользнувшись на крови, она упала на жесткие доспехи одного из солдат, ударившись локтем. Подняв взгляд, на сей раз она не сдержала крика, увидев прямо перед глазами перерезанное горло гвардейца. Взлетев на ноги, она с силой распахнула дверь, выкрикивая имя брата.

Он стоял прямо напротив окна, из-за чего его лицо невозможно было увидеть, но силуэт она узнала сразу же.

— Тенелов! Там… там гвардейцы. Они все мертвы!

— Неужели? По холодному тону убийцы Юрпика все поняла. Она безвольно опустила руки. Бороться с Убийцами из Манона она была не в силах.

— Но… почему? — устало выдохнула она.

— Чияра обладал магией, — спокойно сказал он. — И был достаточно силен, чтобы использовать заклинания без слов. Или же он являлся нативным магом. — Тенелов отошел от окна, обходя кровать Джейнса широким кругом. Юрпика сочла это хорошим шансом проверить брата. Тенелов встал так, чтобы его было хорошо видно в свете камина.

— К чему ты мне это говоришь?

Убийца, казалось, совсем ее не слышал.

— Все должно было начаться сегодня в полдень, но за тобой поплелся этот чужеземец Ондри. Он увидел меня и хотел закричать, но я успел перерезать ему глотку. Однако, — Тенелов поднял левую руку на свет, — он оказался мужественнее, чем я о нем думал.

Левая рука лидера группы Убийц из Манона до самого локтя была обожжена до черноты, кое-где проступали белые кости; кисть пострадала не так сильно, но безвольно поникла на поднятой руке. Часто навещая брата, Юрпика не раз видела, что у него под кожей. Она догадалась, что у Тенелова сожжены мышцы и сухожилия, и отныне его левая рука стала бесполезна. Теперь она поняла, откуда взялся тот горелый запах.

— Не всади я ему нож в сердце, он испепелил бы меня дотла. От нахлынувшей боли я едва не потерял сознание, и выпустил нож из рук. Я хотел забрать его, но дверь в ваши покои отворилась. Я мог бы убить камеристок ударом на каждую, но в том состоянии я бы не успел этого сделать раньше, чем кто-нибудь из них закричал, привлекая гвардейцев.

Не отводя взгляда от Тенелова, Юрпика положила ладонь на лоб Джейнса. Он оказался горячим и покрыт испариной. Брат был жив, но обычно чуткий сон его не прервался ни от шума голосов, ни от прикосновения.

— Что ты сделал с Джейнсом? — спросила она, стараясь, чтобы ее речь предательски не задрожала вслед за губами.

— Всего лишь небольшой отвар, позволивший ему крепче заснуть.

— Почему ты сразу его не убил? И меня. Нас убить проще, чем гвардейцев.

— Ты знаешь, что к власти просто так не приходят? — спросил он вместо ответа. — Ты видела хоть одного простолюдина, ставшего королем или хотя бы графом? Даже предок Ондри, которому тогдашний король даровал титул, в своей стране тоже происходил из благородной семьи, так что он не совсем парвеню. Монарх нарушил все устои, даровав чужеземцу плодородную территорию. После того случая графы устроили, можно сказать, тихое восстание. Приказы короля обсуждались и выполнялись медленно, возделывание земли замедлилось, продукты поступали не в срок и часто портились по дороге, несмотря на магию. Торговые сделки срывались. Отношения с Протелией, Мондифом и восточными государствами ухудшались из года в год. Новая война была неизбежна, и Моррос смог это предвидеть. Он решил нанести первый удар до того, как враги королевства начнут действовать.

Юрпика с трудом улавливала смысл слов Тенелова. Она не понимала, зачем он все это ей говорит. Историю она знала прекрасно, но о том, что графы подрывали существующий порядок, принцесса слышала впервые. Ей не хотелось верить, что дворяне намеренно разрушали страну изнутри только потому, что им не понравился один указ короля. Но тот король уже давно мертв, и с его кончиной сменилось уже несколько поколений как монархов, так и графов.

— Когда он напал на Киркурд, — продолжил Тенелов, — и разорвал их приграничную армию своим новым войском, то уверовал в свою непобедимость. Он хотел захватить Киркурд, как его предок захватил Амиссу, но тут пришла весть о войне против магов. Моррос отозвал войско, поступив очень мудро, но тем самым он нарушил все планы его внутренних врагов. Но теперь у них появился новый шанс.

— Вы хотите сместить его с трона, пока он на войне? И кто же займет его место? Может, ты? Народ любит нынешнего короля, а без их поддержки и без поддержки армии, у вас ничего не выйдет.

— Люди любят нынешнего правителя, это так. Но не знать. Именно графы являются гласом народа, и у них есть собственные войска. У Гедорна всегда была сильная армия, но именно Моррос превратил ее едва ли не в сильнейшую на континенте. И не столько ради защиты королевства, сколько ради собственной защиты. Придворный маг всегда где-то неподалеку, личная гвардия следует по пятам, он нацепил на себя Архетелосы и почти всегда ходит в доспехах из Божьего камня, опасаясь не только магии, но и Самурана.

— Самурана? — удивилась Юрпика. — При чем здесь Самуран? Он всегда был лоялен моему отцу.

— Отцу? — усмехнулся Тенелов. — Нет-нет-нет. Матери. Матери своего ребенка. Негулина его дочь.

Юрпика едва сдержала потными ладонями готовый вырваться вопль. Несмотря на их общую тайну и частые разговоры, она нередко замечала, как Самуран смотрит на Негулину. Совсем иначе, нежели на нее. Внешнее сходство тоже угадывалось, но чтобы это заметить, необходимо было долго всматриваться им в лица, а у Юрпики времен на это было с самого детства. Но она смотрела не только на них.

Каждый раз, когда паладин заговаривал с королевой, Гвенера расцветала в улыбке, а глаза ее начинали блестеть. Принцесса никогда не придавала этому особого значения. Она и подумать не могла, что у них было что-то большее, чем обмен взглядами.

Конечно, отец мало уделял внимания жене и детям, будучи погруженным в королевские заботы, но мама всегда говорила, что быть королем — очень ответственная работа, и им следует это понимать. Юрпике было тошно от мысли, что ее мать предала отца ради тайной страсти с его паладином. Паладином, который тоже предал своего короля.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Принцесса больше не могла сдержать переполнявших ее чувств. Она боялась умереть от рук Убйицы из Манона, боялась потерять брата и отца, боялась, что ее мать знает обо всем и сама дала согласие. Она боялась, но не могла понять, чего они добиваются. Подавляя всхлипы, она спросила об этом Тенелова.

— Лично я добиваюсь свободы, — ответил он. — Моррос перестарался с попытками защититься, когда на роль сторожевых псов выбрал черных волков, умеющих только убивать. Чего добивается Самуран? Тут совсем просто — трона для своей дочери. И не удивляйся так. Много поколений на престоле Гедорна восседали мужчины, но Самуран решил тоже нарушить устои. Ты — носитель Фаинай Фораса, твой брат болен призрачной болезнью, которая, как все знают, является порождением магии, король якшается с колдунами и принимает от них магические дары. Этого более чем достаточно, чтобы сместить Морроса Аво Хотрекса с престола и казнить его вместе с тобой. У народа не останется выбора, кроме как принять в качестве монарха первую в истории Гедорна королеву.

Но… — Юрпика захлебывалась в слезах, едва выдавливая слова. Она дрожала, как дрожат обычные люди в лютую стужу. — Но ведь остается еще Алгор. Он прямой наследник трона.

— А, Алгор. Я и забыл о нем. Ты тоже можешь о нем забыть. Север станет для него могилой.

Глава 5: Зел

Зел делился на четыре сферы влияния между четырьмя самыми богатыми людьми города: главой гильдии купцов Йесилом, городской судьей Рудоной, капитаном стражей Азулом и лидером посаков Горриндолом по прозвищу Мор. Но все эти четыре человека отчитывались перед наместником-викараном Сехримом Гурони. Он имел процент с каждой сделки в городе и следил, чтобы сферы влияния между четырьмя Мастерами Зела соприкасались как можно реже и разрешались мирным путем.

Весь город делился на условные зоны, в которых промышляли люди Мастеров Зела. За эти зоны отвечали отдельные группировки. Конечно, любой человек из любой группировки имел право свободно передвигаться по городу, но был обязан «работать» лишь на своей территории. Купцы и лавочники торговали из-под полы запрещенным товаром, люди судьи выбивали у подсудимых деньги на оплату штрафов и отнимали жилье, стражи довольствовались мелкими делами, которые можно разрешить на месте, и имели долю с более крупных дел судьи. Посаки же просто обкрадывали честной народ, пока этого не видят стражи, иначе придется делить добычу.

Горожане знали о разделении Зела на сферы влияния, но ничего не могли с этим поделать. Наместник-викаран внушал им ужас, а периодические казни колдунов и ведьм на костре заставляли их помалкивать. На самом деле, все было не хуже, чем в других городах, а по некоторым аспектам даже лучше. Местные жители давно научились различать зоны и знали, где им грозит быть ограбленными, а где неосторожный взгляд может привлечь стражников. Знали, где взять нужный товар и кому сдать насолившего соседа.

Люди привыкли. Всегда привыкают. И лишь редкие гости города удивлялись стражникам в разных цветных накидках, длинным башням с разноцветными флагами и символами на оных, окружающей город деревянной стене, множеству тупиков, а также обилию проституток в некоторых районах.

Лютер никогда не бывал в Зеле, но слышал о происходящем за его стенами. Разделение на сферы контроля практиковалось во многих городах, но лишь здесь это так выставлялось напоказ. В трех днях пути на северо-запад располагался второй по размеру город Протелии — Волосалаам, славящийся животноводством и рыболовством. Зел находился в тени и на него попросту не обращали внимания.

Город был ухоженным, чистым и светлым, но это если не сворачивать в переулки. Даже днем в подворотнях стоял какой-то неестественный сумрак, в котором крутились подозрительные личности. Лютер, прислужник Войтос, рыцарь Корпат и берсеркер Нандин выглядели сейчас не менее подозрительно. Их пропустили за стены города, лишь когда молестий показал свой именной жетон с троекрестием.

Лютер не знал дороги до резиденции наместника, а потому приказал стражнику в синей туники и с филинов на лацкане сопроводить его. Сехрим жил в центре города в самой высокой башне Зела, тем самым подчеркивая свое положение. На шпиле реял черный флаг с изображением красного клыкастого борова, больше похожего на бородавочника. Это был родовой герб семьи Гурони, со смертью отца Сехрима потерявшей почти все свое влияние.

По пути к резиденции Лютер собрал вокруг себя еще десятерых стражников в разных туниках и перед самыми воротами на территорию резиденции передал им Нандина, строго-настрого наказав не недооценивать берсеркера и сразу же препроводить его в темницу, засадив в самую крепкую камеру. Один из стражников поведал, что самая крепкая давеча была разрушена, но у Лютера не было желания выслушивать причины. Он все узнает у Сехрима.

Резиденция наместиника-викарана представляла собой двухэтажный особняк из желтого камня с портиком на лицевой стороне, состоящим из четырех прямых колонн, поддерживающих полукруглый фронтон, и небольшой садик вокруг. Прямо за особняком возвышалась цилиндрическая башня уже из серого камня, оканчивающаяся конусовидной крышей из красной черепицы. Невооруженным глазом было заметно, что эта башня, как и все остальные в городе, построена много позже остальных строений.

За аллеей ухаживало не менее десятка садовников, и всевозможные деревья, кустарники, цветы и иные растения, несмотря на раннюю осень, все еще по невообразимым причинам светились свежестью, словно только-только расцвели. Вдоль широкой дорожки, засыпанной мелким гравием, по обе стороны располагались цветочные сосуды всех форм и размеров, подобранные отдельно для каждого вида цветов, при этом располагались они зеркально, что усиливало эффект ирреальности, будто попал в другой мир, намного краше настоящего.

Здесь были и фиолетовые обриеты в вазе, которая словно упала на бок, а цветы вытекли из нее густым соком; такого же цвета лаванда находилась на постаменте, похожем на пирамиду, где каждый уровень украшался по кругу небольшими горшочками с этим дивным цветком; разноцветные виолы глядели на мир из широкого круглого таза; красная герань цвела в пухлом, похожем на бочку, вазоне. Были здесь и такие цветы, как агератум трех разных цветов, розовые бальзамины, бегонии и лобелии, подвешенные в кашпо, настурции же висели почти у самой дубовой двери, ведущей в особняк. Лютер не помнил, чтобы Сехрим увлекался чем-то помимо выпивки и женщин.

— Словно мы умерил и попали в Бескрай, — хмыкнул Войтос, тут же скривившись и громко чихнув, распугивая поющих на таких же разномастных деревьях местных птичек.

— Нам туда путь заказан, — тихо ответил Лютер.

На пороге их встретил лакей в черной ливреи, отороченной по краям обшлаги, во?рота и подола. На лацкане у него тоже красовался символ, но уже в форме красного кабана, такого же, как и на флаге. В отличие от стражников у городских ворот, он не стал спрашивать документы или выяснять личности.

— Прошу Вас, господа, — поклонился он и открыл двери. — Господин наместик-викаран уже дожидается вас.

Лютер ничуть не удивился осведомленности Сехрима; тот всегда умудрялся узнавать последние новости одним из первых. О том, что отдадут под суд и повесят за нарушение субординации и вылазку в стан врага ради потехи, он тоже понял первым, потому и сбежал. Однако никакого суда не было, его назначили на пост наместника-викарана и отправили в Зел. Тоже своего рода наказание, но недостаточное для того, чьи необдуманные поступки привели к многотысячным потерям среди Армии Чистых Людей.

Изнутри особняк выглядел не менее величественно, чем снаружи. Статуи, возвышающиеся почти до потолка, непременно были созданы руками молов, так искусно они были высечены из мрамора. Они изображали людей, но бледностью своей больше походили на самих молов. Статуи сами по себе были обнаженными, однако кто-то накинул на них ярко-красные тоги с золотой каймой. Стены особняка были увешаны картинами и гобеленами с изображением битв и героев далеких времен на переднем плане. Молестий по опыту знал, что тот, кто находится в сражении на переднем плане, погибает первым.

На второй этаж особняка вела широкая мраморная лестница с пышными балясинами и покрытая красным ковров с орнаментом из черных переплетающихся лоз. Вообще, не считая мраморных стен и пола, а также древесного цвета дверей, почти все вещи в особняке имели черные и красные цвета либо их переплетения. Лютеру категорически не нравились эти оттенки, напоминающие кровь и смерть.

Лестница наверх оканчивалась широкой площадкой. Слева, вдоль стены, простилалась череда из шести одинаковых невзрачных дверей, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга, справа же находилась одиночная двойная дверь, отличающаяся от левых еще и высотой. Прямо напротив лестницы возвышались настоящие ворота, украшенные деревянным барельефом, изображающим какую-то оргию почти со всеми анатомическими подробностями. Подобный стиль особо присущ северной части Большого Континента. Одна из фигур была разделена на обе двери и изображала выгнувшуюся в экстазе женщину с широко разведенными ногами. Самая интимная подробность не была изображена из-за того, что в том месте как раз и соединялись при закрытии створки, зато большие и круглые груди были на виду. Чтобы раскрыть двери, было необходимо надавить либо на них, либо где-то около; судя по почти полностью стершимся соскам, все предпочитали первый вариант.

За порогом располагался просторный зал с отполированным до блеска мраморным полом, на котором изображалась огромная змея, кусающая себя за хвост, а внутри кольца находилась золотая корона. Герб Протелии. Когда-то он отображал суть этого королевства — хитрость и опасность, но ныне являлся напоминание о былой эпохе, которую уже не раз пытались возродить, но после войны с Киркурдом и возвышением Гедорна, это стало практически невозможно.

Свернув направо, лакей довел гостей до одиночных широких дверей и дважды постучал висящим там же молоточком. Лютер услышал знакомый голос, пригашающий войти. Все такой же снисходительный и пропитанный лукавством.

За дверным проемом оказался еще один — арочный, намного шире и выше первого, при этом без дверей. В отличие от остального особняка, убранство кабинета наместника-викарана отличалось своеобразным вкусом и изыском. Слева располагался аккуратный камин, обрамленный деревянным порталом, покрытым светлым лаком, над которым висела большая картина, изображающая Сехрима в военной форме, опирающегося на копье. На изображении он выглядел куда подтянутее, чем в действительности, да и форма являлась одеянием тысяцкого, коим тот никогда не являлся.

Тяжелый резной стол стоял напротив большого арочного окна, закрытого тяжелыми коричневыми занавесками, и опирался на пять массивных ножек: четыре по углам и один в центре, чтобы не треснул пополам. Полукругом стояло три кресла, копии главного, но меньше и без подлокотников с высокой спинкой. Справа почти все стену закрывал книжный шкаф, забитый книгами и фолиантами. По периметру располагалось еще несколько небольших комодов и армуаров, а также два секретера по обе стороны от кресла и узкий сервант с баром по правую руку от входа.

И все это было уставлено всевозможными фигурками и статуэтками из бронзы, олова, дерева, фарфора и стекла; хотя большая часть стекольной продукции представляла собой вычурные бутыли и штофы с вином, виски, ромом и другим алкоголем. Лютер даже разглядел медовуху, судя по цвету. Комната напоминала центр какого-то странного лабиринта, где стены заменяет разномастная мебель бежевого цвета, и лишь широкое окно говорит о том, что из него есть выход.

Между главным входом со створками и арочным проемом в обе стороны тянулся узкий коридор, ведущий к соседним комнатам. Вероятно, с одной стороны находилась спальня, а с другой — ванная с уборной.

— Лютер! — воскликнул Сехрим, будто не ожидал его здесь увидеть. — Сколько войн прошло с нашей последней встречи?

— Я полагал, что ты погиб в первой.

— Ты недалек от истины, — усмехнулся он.

Сехрим Гурони был одет в черные шерстяные штаны, по бокам брючин которых вертикально располагались люверсы с продетыми в них длинными кожаными шнурками. Последний писк моды, как слышал Лютер, прельстившийся в основном знати и различным дворянам, которым подобный наряд вряд ли как-то может помешать в их сложной работе. Короткий и закрытый камзол-безрукавка бордового цвета, надетый поверх рубахи с широкими рукавами, дополнял одеяние. Не считая отдельных случайных элементов, в кабинете это было единственное сочетание черного с красным.

Наместник-викаран оглядел гостей.

— Вы выглядите так, словно сразились с самой смертью, — протянул он.

— Почти. С Посторонними. Я потерял двоих человек.

— Полесицы? — изогнул он бровь. — Сколько здесь живу, никогда не слышал, чтобы они так свирепо нападали на вооруженных Божьим камнем. Будь моя воля, я бы давно отдал приказ очистить от них лес, но у меня нет ни средств, ни людей. Полагаю, вы желаете отдохнуть и принять ванну? В особняке достаточно комнат для вас троих. Вы еще и ранены. Я пошлю за лекарем.

Лютер действительно не отказался бы от горячей ванны и отдыха, но долг ему казался превыше всего. Викаране еще в лесу наспех обработали свои раны, но лучше их осмотреть знающему человеку; не хотелось бы умереть от инфекции.

Сехрим предложил выпить, но молестий счел за лучшее оставаться в ясном уме. Не тратя время на формальности и объяснения, он прямо спросил, не появлялся ли в последние пару дней в городе молодой мальчишка. Возможно, с ним был черноволосый кудрявый мужчина без правого запястья.

— Мальчишка был, — честно признал наместник. — Один. Однако он сбежал в ту же минуту, как попал в застенок. Тюремщики до сих пор гадают, куда подевалась задняя стенка. Похоже, вы знаете ответ.

Лютер знал. Сердце Дракона. Однако молестий не слишком жаловал Сехрима, и не собирался ему доверять такие вещи. Архетелос — слишком опасное оружие, чтобы оно могло попасть не в те руки.

— Он — колдун. Вам следовало поместить его в специальную камеру из Божьего камня. Сехрим рассмеялся:

— Камеру из Божьего камня? Кажется, ты забыл, где мы находимся. Здесь даже нет ни одного рыцаря Викараная с доспехами из этого металла, а ты говоришь о целой камере. Не считая западной части, на Континенте Орла никогда не водилось слишком много волшебников. Здесь никто не строил для них отдельных темниц.

— Ты мог предвидеть, что он сбежит и принять меры. Сехрим подошел к одному из секретеров и вынул конфигар с гриморием, небрежно бросив их на стол.

— Если ты собираешься официально взять на себя временное главенство над городом, то у меня не останется выбора, кроме как подчиниться. Мои люди прочесали весь Зел, но ничего не нашли. Возможно… остатки твоих рыцарей окажутся порасторопней.

Лютер решил проигнорировать откровенную издевку в словах Сехрима. Ему никогда не давалась игра разума, он всегда пер напролом и не пытался завуалировать свои мысли. Честность — это хорошо, но не когда ты по жизни ко всем относишься снисходительно.

Брать власть в свои руки пока не имело смысла. Лютер решил оставить инструментарии Сехриму, посоветовав запрятать их получше. Он попросил показать ему комнаты, где поселятся викаране и вызвать лекаря, не забыв упомянуть и о берсеркере, которому тоже следует осмотреть плечо.

Лютер устал. Он со своими людьми не спал всю ночь и весь день, поэтому после небольшого ужина сразу отправился почивать в выделенную комнату на первом этаже. Впервые за долгое время он оказался в теплой постели без клопов и пахнущую свежестью. Но вместо сна его терзали тяжелые мысли.

Молестий потерял почти всех своих людей в этой охоте за ведьм. Раньше все было проще. Он был солдатом, убивающим по приказу и сам приказывающий убивать. Враги были на виду и не скрывались от честного боя. Хотя, это как посмотреть. В Войне Роз маги использовали обычных людей в качестве магических сосудов — аманов, или йоки, как их называют на Лисьем Континенте. Самое печальное, что эти люди добровольно оказались на острие магического меча, и отдали свои жизни, оскверненные изнутри магией.

Им противостояли обычные люди, но когда война казалась проигранной, появилось нечто, способное противостоять магии — наука. Пищали, баллисты, требушеты, пороховые бомбы, всевозможные пушки — все это сильно облегчило ведение войны, но не гарантировало победы. И тогда ученые сменили железо и дерево на плоть.

Они начали создавать чудовищ, сметающих все на своем пути. Начали превращать мертвецов в ходячие орудия, скрещивать зверей с людьми и с другими зверьми, нарушая все ведомые запреты. Людей уверяли, что это ради их блага, и пусть эти существа выглядят как порождения Бездны, они на стороне света, ибо сражаются против магии.

Но Лютер, как и многие люди, не мог отличить одних от других. И тогда главы Армии Чистых Людей пришли к решению, всколыхнувшему весь мир, — выпустить этих существ на свободу. Они должны были стать частью природы, но превратились в изгоев, за которыми начали охотиться так же, как за колдунами и чудовищами. Молестий и сам убивал их. Эти существа дискредитировали Викаранай, и многие из них превратились в кровавых убийц.

На чудовищ охотиться проще, и сражаться с армиями неприятеля, но вылавливать магов, словно блох на псине, работа куда кропотливей. Колдуны хитры и могущественны, никогда не сдаются без боя, и чтобы поймать хотя бы одного, должны погибнуть десятки, сотни, а то и тысячи воинов. Больше всего Лютера бесило, что Мурра остался безнаказанным. Он понимал, что бег за Айваном — лишь попытка выплеснуть свою злость на любого, кто владеет магией, но ничего не мог с собой поделать. Этот парень превратился для Тезы в некое подобие чудовища, противника, которого он знает и видит, блоху, сидящую посреди выеденного плешью участка на спине собаки, и чтобы ее схватить, нужно лишь уловчиться. А потом… потом настанет время начать охоту на дичь поизворотливее.

Рука была готова. Кладив потратил на нее невозможные три с лишним дня, почти без еды и сна проводя это время в кузне. Лишь нападение Полесиц отвлекло его от работы, но совсем ненадолго. Не имея при себе Божьего камня, Мурра так и не убил ни единую Постороннюю, лишь отгоняя их от поселения с помощью огня. Это было просто, учитывая, что они все свое внимание уделяли только ему. Но жителям об этом лучше не знать.

Кладив почти всю последнюю ночь и часть дня потратил на добавление к готовой продукции «чего-нибудь от себя». Когда Мурра увидел свою новую руку, то чуть не захлопал от восторга, но вовремя опомнился. Бронзовая ладонь была чуть согнута, все пальцы стояли отдельно и даже имели отполированные ногти. Но больше всего поражала чеканка, добавленная кузнецом для красоты.

Всю руку покрывала чешуя, похожая на навершие посоха Мурры — вытянутый вниз пятиугольник, хотя такую форму он имеет лишь при взгляде на него прямо, сбоку же он выглядит как четырехугольник. Помимо отсутствия трехмерности, чешуя отличалась еще и закругленными углами, когда как навершие изобиловало острыми краями.

— Сначала я хотел сделать обычную округлую чешую, — поведал Кладив, — но увидев твой посох, решил, что так больше подойдет. У основания руки чешуя больше, но на пальцах она уже мельче, как у ящерицы.

Рука надевалась прямиком на обмотанную культю, словно рукавица с наручами, и крепилась специальными ремнями на плече, которые не было видно под одеждой. Все дни до Зела Мурра не мог налюбоваться искусно выполненной чеканкой и подробно вылитыми пальцами, проводя по ним пальцами уже настоящими. И все же это была не его рука. Навечно замершая бронзовая лапа статуи. Совершенно бесполезная. Мурре хотелось бы, чтобы она была создана из Божьего камня, всяко прок.

Ночью на него вновь напали Полесицы, но он отошел достаточно далеко от деревни, чтобы все их внимание было приковано к нему одному. Травник заранее окружил место ночевки прочным барьером-сферой, оказавшись жуком в банке. На утро Полесицы пропали. Не появились они и на следующую ночь. Мурра не знал, причин, но очень надеялся, что Посторонние так разъярились не на Айвана, а теперь не достали его и не отомстили. Маг не очень переживал, ведь парень не мог убить Полесиц, как и берсеркер, зато на это были способны облаченные в божекаменные доспехи викаране. Если Айван с Нандином, конечно, не сжигали деревья, как это по дурости устроил сам Мурра.

Не будучи обремененным лошадьми и тяжелой поклажей, волшебник добрался до стен Зела через три дня, надеясь, что успеет застать там седокту и здоровяка. Чтобы не привлекать внимания, он решил пройти лесом до восточной стены, где деревья почему-то не вырубили. Мурра плохо владел древесной магией, как, в общем-то, и все маги, не считая эльфов, но надеялся, что дыра в крепостной стене окажется не очень заметной.

Посеревшие брусья уже виднелись среди крон деревьев, когда травник обнаружил, что за ним следят. Для бандитов их было слишком много, значит, — стражники. Мурра остановился, якобы переводя дыхание, и нарочито медленно огляделся, щурясь на пробивающиеся сквозь листья солнечные лучи. Не успел он сделать еще шага, как из-за деревьев выскочили люди, держа в руках средней длины мечи, непривычно разделявшиеся у острия надвое, словно зубцы вилки.

— А ну стоять! — рявкнул один из них.

— Да я и так стою…

— Молчать! Кто ты такой, куда идешь? Мурра решил не испытывать терпения стражников и подавил желание язвить:

— Да заплутал я, братцы, — развел он руками. — Вроде шел на солнце, а оно возьми да перекатись. Никак до опушки не доберусь.

— Что за посох? Мурра взглянул на свой инструментарий так, словно только что его заметил.

— А, да это палка простая, чтобы опираться. Зодчий я. По дереву мастер, то бишь. Иду из Мельничного уезда, что на том краю леса. Там с плотниками вообще проблема, одни кузнецы, хаты едва стоят, сваи совсем прогнили. Одному дом обстроил, у остальных денег нема. Работы, значит, нет. Вот я и решил, что надобны в город перебираться, а в Зеле, говорят, стены из дерева, вот я…

— Хватит-хватит, — поднял руки один из стражей с красной нашивкой на правом плече. — Горазд болтать. И как же ты мастеришь с такой-то рукой? Мурра перевел взгляд на протез.

— Балкой придавило, пришлось отрезать. Давно уж. Привык. В Мельничном уезде кузнец часть оплаты отдал вот этой вот рукой.

— Хорошо. Покажи, что в котомке, и мы отведем тебя к воротам, чтобы вновь не заплутал.

— Вот за это спасибо.

Приставив посох к дереву, Мурра снял со спины котомку, поставив ее на землю, и наклонился, чтобы раскрыть. Следующее, что он запомнил, — боль в затылке и приближающаяся земля.

Мурра едва продрал глаза, которые, казалось, залила смола. В голове гудело, все тело ломило. Попытавшись подняться, он понял, что спеленат по рукам и ногам, и тугие ремни больно впиваются в кожу, отчего и ломота.

Осмотревшись, травник увидел изрисованные и исписанные стены крошечной камеры. Лишь слегка придя в себя, Мурра осознал, как ему холодно. Из одежды у него осталось лишь одно исподнее, которое почему-то было мокрым. Руку тоже забрали. Его всего трясло, грязный пол казался раскаленной холодом сковородой. Промозглая тьма проникала в самую душу.

Собравшись с силами, Мурра хрипло закричал, привлекая внимание. Дверь распахнулась буквально через вечность. Тусклый огонек фонаря ослеплял небесным светочем, именуемым солнце. Травник не мог разглядеть лица стоящего на пороге человека, зато узнал его лишенный интонации голос.

— Холодно? — спросил Лютер. — Скоро согреешься.

— Я думал, — простучал зубами Мурра, — что доктрина Викараная считает месть грехом.

— Твое положение — предосторожность. Я знаю, что без своих инструментариев ты бессилен, но местные стражники не хотят рисковать, и я их понимаю. Я попрошу их снять ремни и принести тюфяк или хотя бы немного соломы, но здесь заправляет наместник-викаран, а он не сторонник мягких методов по отношению к колдунам.

Мурра понял, что ничего из перечисленного можно не ждать, но если ремни хотя бы не ослабить, у него может начаться гангрена. Он уже не чувствовал ног, но надеялся, что это из-за холода. Лютер уверил его, что он не умрет раньше вынесения приговора.

Спрашивать об Айване не имело смысла. Он давно уже должен быть далеко от Зела; будь это не так, Лютер не удержался бы похвалиться, что мальчишка у него в руках, и на костре ему не придется скучать в одиночестве. Но оставался другой вопрос: если парень уже далеко, что здесь до сих пор делает молестий?

— Кстати, — обернулся Лютер уже в дверях. — Твой приятель, берсеркер, в соседней камере. Когда приговор будет приведен в исполнение, тебе не придется скучать на костре в одиночестве.

Войтос никогда не видел Лютера столь возбужденным. Конечно, он умело скрывал свои истинные чувства под маской безразличия и холодной отчужденности, но прислужник знал. Поимка Мурры заставила его вновь ощутить радость битвы. Битвы, которая непременно будет выиграна.

Берсеркер и однорукий колдун взаперти, остался лишь маг-седокта. Целых пять дней ему удается скрываться от соглядатаев и стражников Сехрима, и только это обстоятельство не позволяло Лютеру до конца получить желаемое удовлетворение. На центральной площади города уже стоит три столба, готовых принять жертв. Жители Зела трясутся от предвкушения, и Войтос боялся, что могут начаться беспорядки. Чрезмерное томление пагубно, особенно для такого капризного ингредиента, как народ.

И, несмотря на все усилия, Айван остается не пойманным. С каждым днем Лютер все больше ополчается на Сехрима, добиваясь результатов. Конечно, Зел большой, но намного чище Эфера, где мальчишка мог легко слиться с поглотившей город грязью.

Поимка Мурры оказалась как нельзя кстати. Но эта рыбешка побольше, и не столь изворотлива.

— Мне это начинает надоедать, — словно мысли вслух проговорил Лютер.

— Что именно? Мурра у нас в руках, а маг-седокта вечно скрываться не сможет.

— Ты так думаешь? Пока ему это неплохо удается. С сегодняшнего дня я принимаю предложение Сехрима.

— Хотите взять правление в свои руки? Что это изменит? Если люди наместника намеренно не сильно стараются, ваши приказы ничего не изменят.

Лютер ничего не ответил. Он любил так уходить в себя, думая о своем, и мог продолжить разговор в любой момент. Войтос решил не прерывать его размышления.

Они вышли из тюрьмы и запрыгнули в седло. Перемещаться на лошадях по городу с узкими улочками было непрактично, но от особняка до тюрьмы слишком далеко, а Лютер не хотел терять времени даром. Лишь когда башня за особняком оказалась в поле зрения между домами, Лютер соизволил ответить:

— Я не собираюсь заставлять стражников выполнять их работу. Следующую ночь им придется провести в поисках мальчишки, и если поутру он не окажется в соседней с Муррой и Нандином камере, я проведу децимацию и вышвырну из рядов стражи каждого… восьмого. Если кто-то из них после этого захочет вернуть свое место, им придется найти искомое. Сегодня в особняке маскарад. Пожалуй, это лучшее место и время выразить свое недовольство и оповестить о намерениях.

Маскарад начался на удивление рано для подобного рода мероприятий. В середине дня к особняку съехалось несколько десятков экипажей всех мастей. Каждый прибывший с самого своего появления пытался перещеголять оппонентов. Кареты и ландо имели всего четыре основные раскраски, позволяющие определить их принадлежность, но другие доступные цвета изображали всевозможные фигуры, обычно с гербовым символом, но были здесь и простые завитки, кружочки, ромбы, но чаще звезды, солнце и луна, а то и не одни.

Одежды прибывших выглядели не менее экстравагантны. Все гости могли блеснуть своими одеяниями, обычно парами проходя через аллею, перед которыми и останавливались экипажи, высаживая пассажиров. Все женщины имели пошитые на заказ наряды, так что никто не мог оказаться в одинаковых платьях с глубоким вырезом и блио с длинными рукавами, несколько женщин предпочли широкие панье, едва не сбивающие вазоны. По крайней мере, три дамы прибыли в халарах — узких платьях, где из середины спины словно вырастают широкие крылья, концы которых пришиты либо у локтей, либо у запястий.

Большинство мужчин предпочли расшитые золотом камзолы до пола, из-за чего они больше походили на плащи (в прошлом году в моде была бахрома), но были и любители мужских блио, тоже с широкими рукавами. Кто-то даже нарядился в широкий кафтан, опоясанный несколькими ремнями на животе. Двое нацепили на себя рыцарское сюрко, решив, что для маскарада простой маски недостаточно.

Лютер ненавидел маски. Он предпочитал видеть лицо собеседника, наблюдать за его глазами и мимикой, распознавать реакцию по движению губ и бровей. Лишь в пылу битвы лицо врага не имело смысла, а в мирное время союзникам нечего скрывать.

И все же маскарад являлся отличным местом, чтобы поведать о своих планах. Имея на лице мнимую защиту, люди не побоятся выразить свое мнение, и тогда Лютер по их словам и интонациям поймет их истинные мысли.

Зал на втором этаже был забит под завязку разодетыми гостями. Салат разноцветных одеяний превратился в однородную массу, и все попытки блеснуть своей индивидуальностью пропадали втуне. Лишь по маскам можно было различить кто есть кто. Здесь были кошки, собаки, обезьянки, птицы с длинными клювами, даже ящерицы. Но большинство предпочитали полумаски, закрывающие лишь верхнюю часть лица, что позволяло беспрепятственно поглощать дорогой алкоголь и закуски. Были здесь и простые белые маски, изображающие застывшие лица, и маски чумного доктора, и пирамиды — маски, сужающиеся книзу и выпирающие чуть вперед: уголок можно было поднять и закрепить как нос, оставляя рот открытым.

Сначала Лютер не желал надевать маску, но потом решил, что это спасет его от назойливых допросов тех, кто плохо знает, как он выглядит. Молестий выбрал вытянутую маску зубастого волка без нижней челюсти. Войтос решил слегка пошутить и выбрал личину барашка с загнутыми рогами, но Лютер, казалось, этого даже не заметил. А ведь прислужник потратил ни один час, чтобы отыскать столь непопулярное изображение.

— Лютер! — воскликну Сехрим, едва заприметив его в толпе. Войтос заметил, как напрягся его командир; он ведь надеялся до поры оставаться неузнанным.

Сам наместник-викаран находился в камзоле такого же цвета, что и раньше, но с рукавами и двумя рядами пуговиц. Штаны с ремешками он сменил на просторные на бедрах и узкие на голенях галифе. Маска, само собой, являлась мордой кабана с загнутыми кверху клыками и тоже без нижней челюсти.

— Рад, что ты присоединился к маскараду. Честно говоря, я не надеялся тебя здесь увидеть.

— Отчего же?

— Я же знаю, как ты не любишь все эти приемы и пиры. Куда свободней ты чувствуешь себя на поле битвы. Тебе идет эта маска. Пойдем, я познакомлю тебя с теми, кто заправляет этим городом.

В дальнем углу, отдельно ото всех, словно отгороженные невидимой стеной, стояли четыре человека, одетые в одежды четырех разных цветов. Войтос сразу догадался, кто эти люди, но Лютер, несомненно, предполагал встречу с ними еще с первого дня появления в городе. Собственно, ради этого он и пришел.

Мастера Зела, четыре человека, заправляющие подпольным бизнесом города, контролирующие почти все структуры. Такие люди были везде, но лишь в Зеле они не скрывались, пусть и имели сейчас маски. Из всех гостей они выделялись пышностью нарядов и обилием драгоценностей, словно блеском пытаясь затмить свет солнца и доказать свое превосходство.

Сехрим сначала представил Лютеру всю четверку, после чего назвал имя и самого молестия, даже не обратив внимания на прислужника. Каждый из четверки выражал Лютеру свою признательность за поимку опасного мага. Конечно, когда того схватили, молестия и рядом не было, но именно он дал описание еретика. Все с нетерпением ждали, когда на главной площади загорятся очищающие огни, и недоумевали, почему там установлено три столба.

— У магов часто бывают сообщники, и не всегда владеющие магией, — пояснил Лютер. — У пойманного мага их два. Один уже сидит в казематах, но третий все еще на свободе.

Молестий намеренно говорил громче необходимого, чтобы люди неподалеку расслышали его слова и передали остальным. Это возымело эффект. Близстоящие гости, услышав о том, что по городу бродит страшный колдун или его приспешник, взволнованно ахнули, тут же зашептавшись со знакомыми.

— Уверена, — приложила пышную руку к груди Рудона, — вместе с наместником-викараном вы быстро схватите это порождение Бездны и развеете его прах по ветру.

Голос Рудоны был очень высоким, едва не переходящим на писк, но несмотря на это, никто не смел над ней смеяться, боясь в один прекрасный день оказаться на улице по решению суда. Несмотря на выдающиеся телеса, она носила пышный корсет, из которого выглядывали груди, похожие на перезрелые дыни. Вероятно, она ими очень гордилась, но Лютер не сомневался, что без поддержки они превратятся в обвислые бурдюки.

— Боюсь, колдун очень хитер, — заметил Лютер. — Он претворяется простым юношей и с виду неотличим от обычных бедняков. Даже всей стражи оказалось недостаточно, чтобы его отыскать.

— И что же теперь делать? — спросил Йесил, глава гильдии купцов, разряженный более других; на нем было столько шелка, что он не соскальзывал с его смуглого и тощего тела только по причине множества драгоценных ожерелий, бус, поясов, браслетов и колец, слившихся в единые доспехи с разноцветными каменьями. — Не можем же мы позволить разгуливать на свободе какому-то чернокнижнику? Возможно, следует запросить помощи у Великого Викарана?

— Великий Викаран слишком занят, чтобы гоняться за одним колдуном, — подал голос Горриндол, на миг оторвавшись от очередного бокала с виски и любования драгоценностями Йесила. — Я слышал, война идет во всю. В городе появилось много нового народа. — Лидер посаков по прозвищу Мор ухмыльнулся; чем больше приезжих в городе, тем больше неосведомленных о местных нравах. За последнюю декаду его люди самое малое перевыполнили двухмесячную норму жатвы.

Сам Горриндол не был похож ни на свое имя, на свое прозвище. Низкорослый, лет тридцати, но с юношеской ухмылкой, он походил на слишком быстро повзрослевшего юнца. Длинные и тонкие черные волосы свисали почти до плеч, но не прикрывали его торчащие уши. Они совсем ему не шли, хотя с его внешностью невозможно было представить, какая прическу ему подойдет. Это был вор, настолько приметный, чем никто его за такового не посчитал бы.

— Насколько я знаю, — прокашлялся широкоплечий Азул, курирующий всеми стражниками в городе, — Викаранай не лезет в политику. Верно я говорю? — обратился он за поддержкой к викаранам.

— Полагаю, — аккуратно начал Лютер, — вы все в чем-то правы. Нам хватит и тех сил, что у нас уже есть. Незачем утруждать Великого Викарана. Мастер Горриндол верно сказал насчет новых лиц в городе. Я впервые в Зеле, поэтому пока плохо ориентируюсь, но вы-то, наверняка, знакомы со всеми полезными людьми в городе. Даже стражникам становится трудно опознать вновь прибывших. Я хочу подключить к поискам и других.

— Других? — переспросили хором Сехрим с Азулом. — Стражники вполне в силах отыскать эту иголку даже в таком стогу сена, как Зел, — продолжил уже один наместник-викаран. — Город большой, и нам нужно больше времени. Не волнуйся, Лютер, — улыбнулся Сехрим, — ему никуда не деться от правосудия.

— Иногда правосудию нужна поддержка извне. Я хотел сообщить тебе об этом с глазу на глаз, но, полагаю, сейчас это будет даже удобней. Я уже отправил сообщение Великому Викарану, что беру руководство Викаранаем в городе на себя. А так как в Зеле на данный момент отсутствует Совет или наместник, стражники тоже переходят под мой полный контроль.

Сехрим открыл и закрыл рот. Лютер и надеялся на такую реакцию. Разговаривать один на один в его кабинете не имело смысла. Взяв бразды правления в свои руки сразу же, молестий дал бы наместнику-викарану время и шанс предупредить своих людей и наказать им, как себя вести и что делать. Теперь же, в присутствии сотен человек, Сехрим не мог ни спорить, ни отлучиться надолго. Необходимо действовать быстро, пока враг не успел осознать происходящее — это один из принципов ведения войны.

Большинство викаранов считают, что то, чем они занимаются, — охота. Но это не так. Противник силен и хитер, это не бездумное животное, бегущее от преследователя. Это человек, в любой момент готовый ударить в ответ силой, превосходящей все мыслимые пределы.

Это война. А на войне ты жив, пока не доверяешь никому, особенно союзникам. Союзник может придать, враг — никогда.

Четыре Мастера Зела увидели, как власть перешла из рук в руки. Теперь они знают, кто сейчас главный. Человек, которого они видят впервые, которого не знают и не понимают. Они окажутся глупцами, если будут неосторожны. Лютер на это надеялся. Войтос очень хорошо знал Лютера, и понимал, что тот никогда не делает чего-то просто так.

Теперь город в руках молестия, и только от его желания зависит, кто сегодня будет раздавлен могучим пальцем, именуемым закон. Осталось лишь слегка надавить в нужном месте.

Глава 6: Несветь

Конечности словно пронзили тысячи игл, когда с него, наконец, срезали ремни. Все это время три других стражника держали наготове алебарды с лезвием из сплава Божьего камня и еще каких-то металлов. Мурра усмехнулся про себя. Вероятно, они, как и остальные невежды, считают, что магов можно убить только с помощью камня, упавшего с неба. Пусть думают так и дальше.

Вокруг магов всегда витали таинственные слухи и ложные факты. Про неуязвимость к обычному оружию, про слабость от вида троекрестия и молитв, про шабашы и оргии в полнолуние, про призрачную болезнь, якобы насылаемую колдунами, и много чего еще. Раньше волшебники всеми силами пытались развеять эти заблуждения, но во время и после войны это даже стало им на руку. Многие солдаты бросались в бой с голыми руками и нарисованным на груди кровью троекрестием. В такие моменты они больше походили на порождения Бездны, чем любой из магов.

Без стягивающих руки и ноги ремней травник почувствовал себя почти свободным. Конечно, он все еще был в холодном подвале в едва ли высохшей одежде и с ноющей тупой болью из-за сырости культей, но теперь можно было хотя бы размяться. Сейчас ему казалось, что он не разгорится даже в самом жарком пламени костра.

Как только стражники вышли, в проеме оказалась новая одинокая фигура. Мурра сначала подумал, что это вновь явился позлорадствовать Лютер, но силуэт высвечивал человека куда более плотного телосложения и без доспехов.

— Рыжие, — хмыкнул он.

— Что? — не понял Мурра.

— Твои волосы. Лютер уверял, что они черные.

Мурра неосознанно коснулся кудряшек на голове. Еще одни стереотипы невежд. На рыжих всегда поглядывали косо и распускали досужие толки об их причастности к Бездне. Чтобы не давать еще больше поводов для сплетен, травник каждые пять-десять дней подкрашивал волосы кохлем и хной в черный цвет. Его выдавали лишь веснушки, но их было слишком мало, чтобы кто-то придал им значение. Последний раз он красился дня за три-четыре до всех событий, и даже не вспоминал об этой необходимости. Теперь это не имело значения.

— А ты кто?

— Я — наместник-викаран в Зеле. Сехрим Гурони.

— Пришел назвать дату моей казни?

— Зачем же так сразу? — развел руками Сехрим. — У меня есть к тебе небольшое предложение. Видишь ли, Лютер Теза, молестий, с которым ты, я уверен, сталкивался, взял власть в городе под контроль. Теперь я на вторых ролях, так сказать. И мне это не по душе.

Мурра сглотнул. Он догадывался, к чему ведет викаран, и это ему совсем не нравилось. Но надеялся, что ошибается.

— Ты хочешь, чтобы я его убил?

Сехрим подошел ближе и сел напротив Мурры, одаряя его надменной ухмылкой. В камере было темно, лишь снаружи горело несколько факелов, но зрение мага позволило Мурре увидеть, как у наместника прямо на глазах отрастают и заостряются верхние клыки.

— Нежить! — воскликнул травник и рывком бросился к противоположной стене, больно ударяясь копчиком и затылком, но даже не замечая этого.

Сехрим назидательно поднял палец:

— Я предпочитаю слово вампир.

— Ты пришел, чтобы выпить мою кровь? Не думай, что я так просто дамся. Даже без посоха я могу поджарить тебе пятки.

— Это вряд ли, — пожал плечами наместник-несветь. — Если бы я хотел выпить твою кровь, давно бы это сделал. Я решил, что наоборот, ты не захочешь, чтобы я высосал энергию из кое-кого другого. Твой молодой приятель, Айван, сейчас у меня. Лютер ничего не знает ни о нем, ни о том, кто я есть.

Мурра вконец запутался. Ему казалось, что Сехрим хочет его нанять, чтобы он убил Лютера, ибо тот забрал у него власть и может обнаружить, кем является его товарищ по троекрестию. Но вампиру не составит труда проделать это самому, хотя бы ночью, пока жертва спит.

Во время войны вампиры являлись грозным оружием людей, хотя и не самым могущественным. Присосавшись к артерии, они выпивали кровь волшебника вместе с его магической энергией за несколько минут. В ближнем бою колдуны слабы, как и обычные люди, а вампиры обладают чудовищной силой. Мурра лично видел, как один такой разорвал человека в доспехах пополам, а затем повалил лошадь и высосал ее досуха. Внутренняя энергию есть у всех живых существ, но будучи нежитью, вампирам приходится получать ее извне, чтобы жить.

Хуже всего было то, что он схватил Айвана. Укус вампира сам по себе не смертелен, человек может умереть лишь от потери крови и энергии. Но если отпивать понемногу, жертва может прожить до глубокой старости. Пожизненная пытка.

— Так чего же ты хочешь от меня? — спросил в лоб травник.

— Я хочу даровать тебе свободу. Поверь, у меня достаточно пищи. Я позволю тебе сбежать вместе твоими друзьями, и тогда Лютер поспешит за тобой и уберется из моего города. Незачем проливать лишнюю кровь, — усмехнулся Сехрим.

— Ты уверен? — спросил Лютер. Он сидел в своих апартаментах, обставленных резной мебелью, окно закрывали тяжелые зеленые шторы, украшенные бахромой. Рядом с кроватью стояла тумба с широким зеркалом. На отполированном и покрытом скатертью столе покоились доспехи, готовые в любой момент оказаться на теле. Шерстяной ковер мог бы приятно щекотать пятки, если бы Лютер соизволил снять обувь.

— Абсолютно, — уверил его Корпат, последний из рыцарей молестия. — Когда Сехрим покинул тюрьму, я пошел внутрь, сказав стражникам, что меня послал Его Боголюбие, чтобы я проверил новых пленников. Разговорившись, они сообщили, что наместник-викаран навещал колдуна, но они не знают, о чем те разговаривали несколько минут.

— Ты хорошо поработал. Отдыхай. Корпат медленно кивнул и удалился.

— Что ему было нужно от Мурры? — задал Лютер вопрос вслух.

— Возможно, — тут же отозвался Войтос, стоявший у стола, — он пытался узнать у него об Айване. Или хотел узнать, о чем вы разговаривали.

Лютер не ответил. Буквально полчаса назад молестий передал приказ стражникам потратить ночь на поиски мага-седокты. Еще во время маскарада он договорился с Мастерами Зела, чтобы те выделили на это и своих людей, знающих каждый чердак и подвал в городе, где можно укрыться. Если Айвана не поглотила Бездна, то он отыщется.

Когда молестий сообщал о ночной работе, и Мастера, и стражники едва не упали на месте. Лютер слышал о какой-то опасности ночи, но только сейчас соизволил разузнать об этом поподробнее.

Вампир! Существо, пьющее кровь. Многие жители Зела не раз наблюдали в небе громадную летучую мышь, хватающую людей и выпивающую всю их кровь. Молестий даже усмехнулся, когда об этом услышал. Мало кто из простых людей знает, что вампиры созданы учеными Армии Чистых Людей для участия в войне против магов, но еще меньше осведомлены, что кровопийцы не обладают способностью превращаться в каких-либо существ и летать.

Но улыбка сошла с его лица, когда ему сообщили, что по всему городу периодически пропадают люди, и некоторых затем находят полностью обескровленными. Даже Сехрим это подтвердил. Кроме вампиров, энергию через кровь поглощает и другое существо, способное, помимо прочего, превращаться в десятки различных животных, — бэтампир.

Самое могущественное из созданий людей, обладающее колоссальной силой и, самое главное, живучестью. Даже изрубленный на куски, он способен превратиться в существ, соразмерных частям, а затем объединиться вновь. Одного бэтампира достаточно, чтобы уничтожить целый полк вооруженных солдат. Если, конечно, у кого-нибудь не отыщется оружия из Божьего камня, но даже в этом случае придется изрезать его вдоль и поперек, а это не так-то просто, когда твой противник изворотливей ужа и свирепее виверна. Лучшее средство против этих тварей — магия.

Лютер не знал, верны ли слухи о летучей мыши в небе и обескровленных трупах на земле, но он боялся, что в городе потребуется задержаться. Возможно, действительно придется запрашивать у Великого Викарана помощи. Но зима уже близко, прошлой ночью выпал первый снег-разведчик, и скоро все подходы к городу заметут сугробы. Рыцари могут и не успеть.

— Почему ты не запросил поддержки? — строго спросил Лютер у Сехрима. Он быстро вошел в роль начальника, но сейчас больше играл на публику, чем действительно злился. У Сехрима наверняка найдется подходящий ответ. Всегда находится.

— Потому что никаких доказательств нет, — пожал тот плечами. — Никто из стражников ничего не видел, люди пропадают везде, многие затем объявляются, а трупы… Они всегда столь изуродованы, что непонятно, от чего наступила смерть, и кровь вполне сама могла вытечь. Возможно, это орудует маньяк, но пока мы никого не поймали.

Этот ответ не удовлетворил Лютера, но остальным он пришелся по душе. Стражники молили его не заставлять их работать в ночь, на что он повторил слова наместника-викарана. Несколько человек бросили алебарды и вышли из строя, не желая рисковать головой. Словно это не их прямая обязанность. Остальные отправились на поиски мальчишки, не разделяясь менее чем по трое.

— Вам следует поспать, — сказал Войтос. — Мурру поймали и без вас, с мальчишкой тем более проблем не будет.

— Его не найдут.

— С чего вы взяли? Сколь он пронырливым бы не был, ему не забиться в такую щель, в которой…

— Если он сам забился в щель, — перебил прислужника Лютер.

— Что вы имеет в виду?

Лютер не ответил. Войтосу это и не нужно было, он и сам знал ответ. Если Айван не спрятался сам, значит, его спрятал кто-то иной. И на ум приходил только один человек. Оставался вопрос: зачем? Мурра еще был бы понятен, — он сильный маг, но мальчишка всего лишь самоучка, едва способный колдовать.

Войтос, наблюдая за командиром, коснулся глаза и поморщился. Синяк от удара Архетелосом, который ему поставил Убийца из Манона, никак не желал сходить. Местные лекари дали какие-то мази, но они мало помогали.

— Мне пообщаться с Муррой?

— Нужно поговорить с Сехримом.

Мурра был готов и ждал. Вампир предложил ему неплохую сделку, и глупо было от нее отказываться. Травник встречался с Лютером лишь пару раз, но ему этого хватило, чтобы разглядеть в нем волчью хватку. Если он захочет власти — он ее получит, если он решит поймать кого-нибудь, то не остановится ни перед чем.

Молестий схватил Нандина, схватил Мурру, и Айван до сих пор не в его руках только потому, что тот давно в лапах куда более грозного противника. Если они смогут сбежать, Лютер последует за ними. Возможно, когда-нибудь он вновь их поймает, на сей раз всех троих, но лучше поздно, чем рано. И даже есть шанс оказаться не пойманными.

Камеры в тюрьме Зела находились ниже уровня земли, и окна в них, само собой, не предусматривались, поэтому Мурра не мог определить, сколько сейчас времени. Сехрим явился незадолго до наступления ночи, а значит…

Камеру пробил знакомый красный луч, словно свет кровавой луны, озарив камеру и оставив в углу огромную косую дыру. Как только луч исчез, Мурра подбежал к выходу на свободу, но тут же получил чем-то по лбу. Он не сразу сообразил, что это конфигар. Обыкновенный конфигар, не завязанный на крови. Подняв его с грязного пола, он направил его на дверь камеры, и произнес короткое слово-заклинание, покрыв всю стену слоем крепкого льда. С той стороны кто-то чертыхнулся.

Мурра повернулся к выходу и едва не воспользовался заклинанием вновь. Импровизированный проем закрывал чей-то громадный силуэт, возвышающийся, казалось, над всем миром.

— Поторопись! — знакомо пробасил Нандин, подавая травнику руку.

Волшебник и берсеркер бежали по узким улочкам на восток, где стена находилась ближе всего от тюрьмы. Именно там их должен ждать Айван, если, конечно, верить словам нежити. Несколько раз им пришлось замирать за углами, чтобы пропустить ночных стражников. В такие моменты Мурра по-настоящему ощущал, как же ему холодно. Нандин тоже находился лишь в нижней одежде, но, казалось, даже не замечал этого.

Перебежав относительно широкую улочку, Мурра кинулся в переулок, свернул за ближайший угол и обнаружил тупик. Развернувшись, он хотел помчаться назад, но прямо на его глазах из земли поднялась еще одна стена, заперев их с Нандином в каменной коробке.

Не успел он опомниться, как невидимая сила ударила его в грудь. Он упал, роняя конфигар, и ударился затылком. В глазах все поплыло. Это была магия, но он не видел противника. Палочка лежала всего в двух шагах от него. С трудом приподнявшись на дрожащих не только от холода руках, он потянулся к спасительному орудию.

Когда его пальцы были уже в дюйме от конфигара, на них наступил тяжелый сапог. Ему показалось, что пальцы промерзли насквозь, а теперь чья-то нога раздавила их, превратив в разбитые кусочки льда. Мурра с трудом поднял голову и увидел нависшего над ним странного ухмыляющегося мужчину, с тонкими волосами и торчащими из-под них ушами.

— Согрелся, маг? — презрительно поинтересовался тот, почесав при этом под глазом своим конфигаром. — Пора спать.

Несмотря на видимую слабость этого человека, кулак его не отличался по твердости от камня. Мурра провалился во тьму.

Травник очнулся от того, что едва не захлебнулся. Откашлявшись, он с трудом раскрыл веки, щурясь на яркий свет. Но когда глаза привыкли, он понял, что на самом деле вокруг стоит полутьма; небольшую каменную каморку освещало лишь два факела. Подергав руками и ногами, травник обнаружил, что прикован ремнями к деревянному столу.

— Поздравляю, — послышался знакомый голос, — ты успешно сбежал.

Сехрим Гурони навис над ним, довольно улыбаясь. На сей раз он решил не показывать своих клыков. Этого и не требовалось — Мурра и так был достаточно напуган. Надо же, довериться словам вампира. Надо было остаться в камере и дождаться прихода Лютера.

— Что ты несешь? — прокряхтел травник.

— Айван с помощью Архетелоса помог вам с берсеркером сбежать, — пожал плечами вампир. — По пути вы убили нескольких стражников, пытавшихся вас словить, проделали дыру в стене и скрылись в лису, где наткнулись на караул и с помощью магии перебили их. По крайней мере, это официальная версия.

И теперь Лютер вновь отправится на их поиски. Мурра недооценил эту несветь. Сехрим выглядит несколько глуповато, почти как Ачукалла. Оба у власти, оба безобидные на первый вид толстячки, но у обоих есть тайны. Но если Ачукалла желал силы, то у Сехрима она уже была.

— Так значит, никакой Айвана вы не поймали?

— Почему же? Он лежит в соседней комнате, восстанавливает силы, чтобы затем передать их мне. Теперь же вампир не удержался и обнажил зубы в самодовольной улыбке; клыки его не отличались от человеческих. Но скоро они примут нужную форму и вонзятся в шею, и Мурра превратится в полубессознательный овощ, подкормку для чудовища, сотворенного людьми.

— Лютер умен, — ответил маг. — Он не поверит в этот спектакль.

— Ты не поверишь, насколько хорошие у меня актеры. У меня есть пользователь Фаинай Фораса, два метаморфа-химеры и даже магуй, с которым ты не так давно повстречался. Даже пресловутый Лютер Теза запляшет под нашу дудку.

Мурра усмехнулся про себя. Сейчас он просто мечтал, чтобы сюда ворвался молестий и обезглавил эту богомерзкую тварь. Надеяться на чудо освобождения не приходится, но лучше умереть, зная, что забрал с собой настоящее зло — зло, сотворенное не магией, но человеческой наукой, — чем погибнуть на костре зазря, будучи уверенным в несправедливости такого исхода. Нет, Мурра много согрешил в своей жизни, но никто не мог сказать, что он это делал с удовольствием. Война все перевернула с ног на голову. И злом теперь считаются не поступки, но одно твое существование.

— Если у тебя нет возражений, — вновь усмехнулся Сехрим, — я, пожалуй, осмелюсь попробовать новое блюдо в моей коллекции.

Удлинив свои клыки, вампир наклонился над жертвой и впился в ее шею, с видимым наслаждением высасывая жизнь.

Лютер не застал Сехрима в его кабинете. У служанок он узнал, что наместник-викаран куда-то отлучился. Он любил проводить время в своей башне, но никого туда не пускал. Частенько он проводил там всю ночь.

Молестий спросил о башнях у Сехрима, и тот поведал ему, что до его перевода в Зел на должность наместника, город был в ужасном состоянии. Грязные улицы, постоянные драки, убийства и изнасилования превратили его в настоящую клоаку. Бывшие четыре Мастера Зела воевали за территорию и пытались перещеголять друг друга во всем. Именно они построили первые башни, и ради этого разобрали каменные стены, окружающие город.

Когда в городе появился он, Сехрим, от города почти ничего не осталось. Ему пришлось перевесить десятки колдунов и ведьм, чувствующих себя свободно так далеко от «большого мира». С простыми бандитами было несколько сложнее: не занимаясь преступлениями, те были неотличимы от простых людей, а простые люди молчали, боясь мести. Именно тогда Сехриму пришла идея самостоятельно разделить город на сферы влияния и установить правила. Те, кому это не понравилось, автоматически становились раскрывшими себя преступниками. Самые ретивые окончили свои дни на виселице.

Местный Городской Совет прогнил насквозь, и их жизни тоже оборвались на эшафоте. Три года понадобилось Сехриму, чтобы привести город в тот вид, которым можно похвастаться. Дом Гурони всегда любил роскошь и красоту, но Лютер не слышал, чтобы они так же относились и к тяжелому труду. Тем странней казались перемены в бывшем товарище Лютера по оружию. Так или иначе, в Зеле молестию нравилось намного больше, чем в Эфере, но все же он предпочитал погоду посолнечней.

Построив новые стены из дерева, Сехрим закрепил свою власть. Его система работала, и местные влиятельные личности оказались довольны, чего уж говорить о простых людях. Но на место нового Совета или городничего отчего-то никто не желал выставлять свои кандидатуры, и викаран решил, что и эта роль ему по плечу. По сути, Лютер не имел полномочий забирать у Сехрима должность городничего, но и о его самопровозглашении можно было сказать то же самое, так что оба закрыли на это глаза.

Башня напомнила Лютеру о цитадели в Эфере. Однако эта была выше, тоньше и куда изящнее. Если та походила на ногу слона, то эта напоминала стрелу с острым черепичным наконечником. Уже практически стемнело, но в окнах свет не горел. Значит, Сехрима нет в башне. Куда он мог запропаститься в ночь розыска Айвана? Не отправился же он сам на поиски. После маскарада и построения стражников он словно сквозь землю провалился. Как и Мастера.

Развернувшись, он уже собрался вернуться в свою комнату и пообщаться с Сехримом завтра, как вдруг заметил краем глаза короткую красную вспышку. Он резко повернул голову, но город стоял в полутьме. Он подумал, что ему лишь показалось, но тут новая вспышка отмела все сомнения. Кто-то воспользовался Сердцем Дракона! Айван!

Плюнув на доспехи, что остались в покоях, он помчался к конюшне, нашел свою распряженную лошадь и забрался ей на спину. Животное недовольно заржало, но Лютеру было не до его капризов. Держась за гриву и управляя бедрами, он направил лошадь в сторону тюрьмы.

Вокруг двух ровных дыр суетились тюремщики, пытаясь понять, что произошло. Лютеру не нужно было задавать вопросов, чтобы понять — никто из них понятия не имеет, куда подевались заключенные.

Глаз молестия вновь привлек отблеск, на сей раз оранжевого оттенка. Спрыгнув с лошади и приказав одному из стражей присмотреть за ней, Лютер подошел к дыре в камеру, где находился Мурра. Противоположная стена оказалась полностью покрыта толстым слоем льда. Именно от нее отражался свет факелов.

— Откуда у него инструментарий?

— Простите, Ваше Боголюбие? — переспросил ближайший стражник. Лютер сам не осознал, как задал вопрос вслух. Войтоса рядом не было.

— Кто-нибудь видел, что произошло?

— Ну… — замялся стражник. — Не знаю. Чувар говорит, что видел огромную летучую мышь, которая что-то несла в лапах.

— Подзови-ка мне этого Чувара.

Стражник окликнул товарища, и к ним подошел мужик лет тридцати пяти с покрытым рябинами, как от оспы, лицом и жидкой щетиной.

— Что ты видел? Ничего не скрывай.

— Да мне привиделось, небось. В темноте да…

— Отвечай, — строже потребовал Лютер.

— Мы когда увидели через двери пробивающийся неведомо откуда свет, то заглянули в камеры, увидели дыры и все поняли. Начальник нам сразу приказал найти беглецов, ну мы и разбежались во все стороны. Я, значит, к восточной стене рванул. Услышал какой-то шум приглушенный. Остановился, прислушался — вроде голоса какие. Потом замолкли. И Бездна меня дернула вверх посмотреть, а там…

— Ну! — не выдержал Лютер.

— Может, то птица какая была, но чтоб меня Ахтлапалех на месте на три части разбил, летучая мышь это была. Большущая, на полнеба крылами махала. А в лапах ее… человек. Кто-то из беглецов, ей богу.

— С чего ты взял?

— Так они в одних нижних одеждах были, белых, ну и на том, в лапах, тоже все былое было. Я испужался, глаза руками закрыл, а когда открыл, на небе одни редкие звезды только и остались.

— В какую сторону она полетела? Летучая мышь, то бишь.

— Коли не свернула, то вон в ту, — и стражник Чувар указал в сторону башни Сехрима, возвышающуюся над городом.

Утро выдалось на удивление теплым. Лютер отлично знал, что оно знаменовало скорое резкое похолодание. Первый снег растаял, но не следует тешить себя надеждами, что это надолго. Через пару декад весь город накроет белая шапка, и молестий желал разобраться в происходящем раньше этого срока. Когда казнь Мурры и остальных свершится, Лютер отправится в Волосалаам, а оттуда в столицу. Если повезет, он окажется в Барбилле еще до зимы, откуда отплывет на Большой Континент и предстанет перед Архикараном с полным докладом о своих злоключениях.

Еще до завтрака Лютер получил известия о том, что беглецов упустили. И это несмотря на полный город стражей. Молестий не успел открыть рот, когда ему сообщили о жертвах. Около десяти стражей оказались убиты в городе, и чуть меньше за восточной стеной, в лесу. Докладчики уверяли, что в их смертях была задействована магия. По большей части жертвы погибли, будучи раздавленными землей и упавшими деревьями.

Несмотря на угрозы, он не стал никого вытуривать из стражи, но и не позволил вернуться тем, кто отказался работать ночью. Естественная децимация.

— Следует срочно организовать отряды для поиска магов и берсеркера. Полесицы вроде успокоились, так что нам ничего не грозит. Я надеюсь.

— Откуда Айван узнал, в каких камерах находятся Мурра и Нандин? — медленно проговорил Лютер, не обратив внимания на советы прислужника.

— Какое это имеет значение? Может, он подслушал разговор тюремщиков.

— Если стражники обыскали весь город и ничего не нашли, значит, он мог находиться только в одной из башен.

Войтос помотал головой. Он доверял чутью Лютера, но сейчас все следы были на лицо: в лесу произошла бойня с использованием магии, и только Мурра мог ее организовать. Возможно, они просто недооценили мальчишку, и тот спрятался так, что даже местные знатоки темных углов не смогли его отыскать, а когда выждал момент — спас друзей.

— Сомневаешься? — спросил Лютер. — Забыл Эфер? Нандин не смог бы бросить свой меч, как и Мурра с Айваном не оставили бы свои инструментарии.

— Значит, они вернутся.

Лютер не ответил. Он пытался связать воедино все события вчерашней ночи и Сехрима. Наместник-вакаран, несомненно, замешан во всем произошедшем. Оставалось загадкой, чего он добивается. Следует срочно с ним поговорить.

— Что ты хранишь в башне? — спросил молестий напрямик. Он был в кабинете вместе с Сехримом, разглядывая резные фигурки и штофы с алкоголем. Гурони много пил, но совсем не выглядел пьяным, будто в сосудах обычный чай или простая вода.

— Башня всего лишь символ власти, — пожал наместник плечами. — В особняке нет подвала, поэтому я держу в погребе башни вино и пиво. На самом верху есть небольшая комната с кроватью и столом, там я храню часть документов, иногда там работаю и сплю. Люблю, знаешь ли, любоваться закатом, возвышаясь над городом.

— Я хотел бы взглянуть.

— Обычно я в свою обитель никого не пускаю, но тебе сделаю исключение. По старой дружбе, так сказать.

С верхней комнаты башни, куда вела винтовая лестница, открывался прекрасный вид. По крайней мере, для южного города Орлиного Континента. Высокие каменные дома возвышаются над узкими улочками, из-за чего между ними не видно дорожек и людей. Будто весь город вымер в одночасье, но дальний шум топота ног, разговоров и колес повозок говорил, что это не так.

Комната была обставлена довольно скудно: узкая кровать, небольшой книжный шкаф, секретер, рундук и письменный стол, заваленный бумагами. Во все четыре стороны выходили небольшие окна. Довольно уютно.

— Понимаю, почему ты любишь проводить здесь время, — кивнул Лютер. Сехрим осклабился, словно похвалили его самого. — Не покажешь свою коллекцию вин?

— Не знал, что ты этим увлекаешься.

— Никогда ведь не поздно начать? — невинно улыбнулся молестий.

Погреб оказался самым обыкновенным, только большим. В отличие от подземелий под цитаделью в Эфере, здесь было чисто и свежо. Сехрим зажег факел на входе, показывая подвал. Он был разделен на две части. В первой находилось множество винных полок, большая часть которых пустовала, в центре левой стены стояла огромная бочка, почти как те три в Эфере, но Сехрим заверил, что она была пуста еще до его приезда. Во второй части подвала стояло несколько столов, уставленных всяким хламом. Статуэток и вырезанных из дерева фигурок оказалось в несколько раз больше, чем в его кабинете. Даже все стены оказались увешаны мечами, копьями, арбалетами, луками и даже пищалями. В углах стояло несколько слегка поблекших доспехов.

Чашкам, кружкам и столовым приборам из серебра не было конца. Несколько котлов разных размеров стояли друг в друге, словно матрешки. Детские игрушки перемежались с костяными амулетами и человеческими черепами. Черные свечи валялись с вырезанными из дерева фалосами. Лютер разглядел даже пару конфигаров и разломленный надвое посох. Открыв небольшой рундук, он обнаружил в нем еще не менее двух десятков сломанных конфигаров. Секстанты и компасы составляли им компанию. Несколько стеклянных шаров отражали свет факелов на стенах.

— Что это? — только и спросил Лютер.

— Небольшая коллекция, можно сказать, — пожал плечами Сехрим. — Хватая подозреваемых в колдовстве, мы всегда тщательно обыскиваем их дома в поисках улик. Все эти вещи им уже не понадобятся. Их бы все равно растащили, почему бы это не сделать мне? — усмехнулся наместник-викаран.

— А те статуэтки в твоем кабинете?

— Я выбрал то, что мне больше всего приглянулось.

— Здесь есть работающие магические инструментарии?

— Обычно мы их сразу ломаем. Вот это, — он указал на сломанный посох, — принадлежало магу, что мы поймали по твоей наводке. Вот это его бронзовая рука. Очень качественная вещь, между прочим. Меч берсеркера, который вы притащили, тоже здесь. Удивительно, как он еще не развалился. Целые конфигары завязаны на крови, так что ими все равно никто не сможет воспользоваться.

Коллекция действительно выглядела внушительно. Лютеру хотелось все здесь перерыть в поисках чего-нибудь полезного, но Сехрим вряд ли будет хранить подобное среди остального барахла.

Осмотрев весь погреб вдоль и поперек, проверив мечи на прочность и подергав за выступы, молестий не нашел ничего, что могло бы вести в тайное помещение. В конце концов, летучая мышь могла лететь и в другую сторону; в городе полно башен. Тюремный стражник Чувар все равно бы ничего не смог разглядеть даже с открытыми глазами: высокие дома перекрывали весь обзор.

Сехрим погасил все факелы на стенах и повел Лютера к выходу. Это напомнило молестию о сражении с големами в Эфере. Не сражении, решил он, — резне. Единственный факел освещал путь на свободу. И вдруг он затрепетал. Не сильно, будто кто-то невидимый слабо вздохнул и снова замер. Ну в каком подвале не бывает сквозняка? Вот только пламя задрожала не до, не после, а равно в тот момент, когда Сехрим проходил мимо громадной бочки.

— Тайная комната? — хмыкнул Войтос. — Ничего удивительного. Они всегда были в моде.

— Там играл сквозняк. Значит, там есть другой вход. Необходимо все проверить. Но чтобы Сехрим не прознал.

— Не нравится мне все это, — покачал головой прислужник. — Если там еще один Архетелос и вновь големы, то я туда не полезу, и не упрашивайте. Кстати, — неожиданно воскликнул он, — вы сказали, что посох Мурры сломан. Значит, ему нет смысла за ним возвращаться.

— Гриморий и конфигар Айвана все еще целы. Ради них маг-седокта рисковал жизнью. Особенно из-за гримория. Там явно написаны заклинания, но они зашифрованы.

Раз так, значит, они не простые. Заклинания, которым не учат в Академиях, запретная магия, опасная в равной степени и для людей и для тех, кто ею воспользуется. За подобные книги раньше сами маги карали своего собрата. Есть знания, должные пребывать в забытье.

— Что дальше? Отправитесь в подвал? В одиночку?

— Есть более дельная мысль.

— Проходите, располагайтесь, — улыбнулся хозяин. Горриндолу совсем не шла его молодецкая ухмылка. Пусть он и выглядел моложаво в свои тридцать с небольшим, каждый раз, когда его губы трогала улыбка, на лице появлялись неестественные морщины. Он выглядел одновременно и старым, и молодым. Оттопыренные уши молодили еще больше, но длинные темные волосы наоборот, будто позаимствованы у кого-то, кто старше его. В первую встречу из-за маски Лютер не смог как следует его рассмотреть, но теперь он видел его серые глаза, едва ли улыбающиеся вслед губам.

— Что вас привело ко мне в обитель? — поинтересовался он.

В отличие от особняка Сехрима, башня Горриндола является частью общего строения, в котором живет лидер посаков. Вход в нее находится в центре здания, где круговая лестница ведет на второй и третий этажи, а выше только такая же отдельная комната с видом на город и звезды.

Дом и башня были прекрасны, но по внешнему облику и размеру все же уступали таковым у Сехрима. Наместник-викаран всегда любил выделяться. Первые два этажа из камня, когда как третий построен из дерева. Это несколько удивило Лютера, но он не стал вдаваться в расспросы.

— Не боитесь, что кому-то может не понравиться роскошь, с которой живет вор? — поинтересовался он. Тон молестия не сквозил призрением или тонким оскорблением — он просто задал вопрос.

— До этого никто не жаловался, — усмехнулся Мор. — Пусть меня знают, как посака, но я занимаюсь и многими другими вещами. Например, благотворительностью.

— Забираете у бедных и отдаете им же, но с показной помпезностью?

— Разве не так работает политика? — невинно осведомился Горринол. — Я сам давно отошел от дел, занимаюсь бизнесом, составляю, так сказать, здоровую конкуренцию Йесилу. Ему полезно, знаете ли. Купцы — те же воры, но куда бесчестнее. — Он снова ухмыльнулся.

Лютер не любил игру разума, да и любые светские беседы ни о чем. Он считал, что говорить вообще стоит только тогда, когда кому-то нужно что-то объяснить, о чем тот не знает. Но также он считал, что если нужно объяснять, то не нужно объяснять. К сожалению, мало кто разделял его точку зрения, и зачастую таким людям все же приходилось втолковывать прописные истины. Например, когда в подвале под цитаделью он крикнул, чтобы факел держали над винным морем. Рыцари и сами это знали, но тогда им могло показаться, что есть дела поважнее; в такие моменты все остальное простое вылетает из головы.

Те два рыцаря, что погибли перед входом в комнату с Архетелосом, стремились задержать Убийцу из Манона. Лютер им не приказывал, просто они сами знали, что от них требуется. Именно таким должен быть солдат. Они были лучшими.

— Знаете, чем мы с Сехримом различаемся? — спросил молестий у Горриндола.

— Позвольте полюбопытствовать.

— У меня есть принципы. Возможно, я не всегда им следую, зачастую трактую их на свой лад, но есть вещи, остающиеся неизменными. Посак — это преступник. Викаране не занимаются их отловом, но занимается стража, а стражей командует Совет или городничий. Знаете, почему вы еще не в тюрьме?

Горриндол сглотнул. Он не знал Лютера и мог решить, что тот без зазрений совести может его убить прямо здесь, не вставая с кресла. Конфираг магуя находился в закрытом ларе на столе, и Мор был бессилен против молестия, чья работа заключается в уничтожении таких, как Мор.

— Почему?

— Потому что механизм работает. Я не знаю, что случится, если запихнуть вас в темницу, но, полагаю, начнется раздел сфер влияния, и в городе вновь воцарится хаос. Пострадают невинные. Слишком большая плата за одного бывшего вора. Как только я поймаю двух колдунов и берсеркера, то навсегда покину город, а затем и юг этого континента. Мне плевать на происходящее здесь, я просто выполняю свою работу.

— Но… зачем вы все это говорите мне?

— При мне нет моего отряда, почти весь он оказался уничтожен. Стражники… слишком нерасторопны и обладают довольно скупым перечнем талантов. По этой же причине я запросил помощи в поимке мага-седокты и Мастеров. Уверен, что ваши люди сделали все возможное.

— Вы просите об еще одной услуге? — догадался Горриндол.

— Скорее, это сделка. Вы выполняете мою просьбу, а я оставляю вас в покое.

— И что же вы хотите?

— В подвале башни Сехрима находится потайной ход. Пусть кто-нибудь из ваших людей проберется внутрь и узнает, что там находится. Само собой, все это должно оставаться в тайне.

За окном шел дождь. Не сильный, но тучи на юге предвещали настоящий ливень. Было темно, как вечером, хотя еще даже не наступил обед. Промозглый воздух пах свежестью и наступившей осенью. Погода меняет настроения людей. В дождь почти все предпочитают отсиживаться дома, попивая горячий чай с малиной и почитывая интересные книги. Это отвлекает их от быта.

Горриндол бегом залетел на самый верх своей башни и зажег керосиновую лампу. Поставив ее на окошко, он взял тонкую доску и несколько раз медленно провел перед пламенем. Через несколько минут в башне Сехрима показался ответный сигнал.

Захватив с собой лампу, Мор так же бегом спустился в подвал. Достав конфигар, он простым заклинанием открыл массивную каменную дверь, оказавшись в просторной комнате. Не тратя время на зажигание тамошних свечей, он нырнул в узкий темный проем и помчался по сводчатому коридору. Примерно на полпути показалась развилка, ведущая в три разные стороны. Сехрим уже поджидал его там, ничуть не запыхавшись.

— Ты в своем уме? — рявкнул он. — Пока молестий в городе, нам лучше не рисковать.

— Кто бы говорил о риске? Не я удумал похищать трех людей, за которыми этот самый молестий и охотится.

— Не важно. Зачем ты меня вызывал?

— Ко мне только что как раз заходил Лютер. Он хотел, чтобы мои люди проникли в твой подвал и отыскали потайную дверь.

Сехрим чертыхнулся. Он знал, что Тезу нельзя недооценивать, но решил, что учел все возможности. Конечно, молестий обязан был его заподозрить, но про туннели, связывающие все башни в городе, он не должен был узнать. Наместнику-викарану не хотелось признавать, что он в чем-то сплоховал. Конечно, хватать волшебника было рискованно, но он не мог упустить столь лакомый кусочек.

— Так что нам делать? — вывел Сехрима из дум магуй. — Давай его просто убьем, — предложил он. — Не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделал.

— Он уже отправил письмо Великому Викарану. Если к моменту, когда тот его получит, Лютер умрет, это будет подозрительно.

— Тогда отправь второе письмо.

Сехрим задумался, почесывая броду. Он поразился, как сам не догадался до столь простого решения. Проблема заключалась лишь в том, что он не знал содержания первого письма, поэтому мог написать лишнего или не упомянуть о чем-то важном, о чем обещал сообщить молестий.

Отправив Горриндола обратно, Сехрим вернулся в подвал, собираясь прихватить с собой свежую бутылочку вина: пусть невольные свидетели его похода в башню решат, что все свое время он потратил, подбирая выпивку. Наместник проделывал подобно не в первый раз, и потому это никогда не вызывало подозрений.

Оказавшись в погребе, вампирским обонянием он учуял знакомый запах. Прикрыв глаза, он сосредоточился. Этот человек все еще находился здесь. Сехрим узнал запах рыцаря, который был вместе с Лютером; именно он следил за ним у тюрьмы, прячась в тени. Нужно быстро решить, что с ним делать. Он видел тайный проход и расскажет о нем молестию, но если его убить, пропажа последнего солдата Тезы окажется подозрительной.

Взгляд Сехрима упал на здоровенный меч берсеркера, приставленный к стене с мечами. Насвистывая задорную мелодию, он медленно подошел к мечу и поднял его одной рукой. Также медленно он направился мимо стола, под которым в тени седел рыцарь. Резко остановившись, он присел и с силой ударил человека острием меча, пронзившего его насквозь.

Вытащив еще живого рыцаря из-под стола, Сехрим нанес ему сверху два удара, едва не разрубая человека на части. Затем он взмахнул еще пару раз, сметая со столов драгоценную коллекцию. Немного отойдя, он скептически оглядел дело своих рук. Весь пол залит кровью, повсюду разбросаны вещи — идеальная картина преступления.

Захватив меч, нож, что был у Айвана, руку Мурры и несколько бесполезных конфигаров, Сехрим вернулся в туннель, где оставил вещи в углу распутья. Немного подумав, он схватил руками большой меч за лезвие, после чего надавил на середину коленом, разломав оружие надвое, словно хворостину.

Вернувшись обратно, он закрыл дверь в башню на замок. Удостоверившись, что вокруг никого нет, он движением плеча выломал запор. Оказавшись в своем кабинете, он как ни в чем не бывало принялся за разбор бумаг. Пусть Лютер и взял власть в свои руки, всю пыльную работенку он оставил ему.

Лишь подписывая очередной документ, Сехрим вспомнил, что забыл прихватить вино. В любом случае, никто не видел, как он возвращается из погреба.

Глава 7: Западня

Лютер ненавидел сидеть без дела. Будь у него возможности, всеми делами в отряде занимался бы он один. Когда он отдавал кому-нибудь приказ, его снедало чувство, будто он перекладывает свою работу на чужие плечи. И все же он осознавал, что в одиночку не прожил бы и месяца в охоте за колдунами. Всегда приятно знать, что есть те, кто прикроет тебе спину в случае опасности. У Лютера почти не осталось таких людей.

Молестий и не думал доверять Горриндолу. Он лишь хотел увидеть его реакцию на просьбу проникнуть в башню Сехрима. Еще в день маскарада стало очевидно, что Сехрим с Мастерами Зела в одной упряжке. Было бы прекрасно заставить их перессориться друг с другом, но Лютер понимал, что в этом случае могут пострадать простые граждане. Даже если избавиться от всех пятерых разом, на их место придут новые.

В сообщении Великому Викарану Лютер посоветовал Везиротту прислать в город проверочную комиссию. Он не собирался оставлять власть в руках Сехрима. Большой отряд рыцарей-викаранов не позволит разразиться полномасштабной войне за территорию. Пусть Викаранай не стремился лезть в политику, одно его присутствие зачастую остужало пыл преступников всех уровней. Они боялись, что один их неосторожный шаг может привести к дороге на костер. Конечно, это не так, но пусть лучше они остаются в неведении, чем будут знать, что могут творить любое беззаконие, и что бояться им следует лишь стражников и инспекторов.

— Где носит Корпата? — воскликнул Войтос. — Служанки говорят, что Сехрим уже как час сидит в своем кабинете. Даже если он ничего не обнаружил, ему все равно нет смысла сейчас следить за наместником.

— Я приказал ему не суетиться без необходимости. Если он слишком часто будет бегать туда-сюда, это вызовет подозрения.

Однако Лютер тоже переживал. Корпат сам вызвался следить за Сехримом. Без своих доспехов он был неприметным молодым человеком лет двадцати пяти. Вряд ли Сехрим так уж пристально его рассматривал при первой встрече, чтобы запомнить и опознать в толпе. Корпат остался единственным, не считая Войтоса, кому Лютер мог безоговорочно доверять.

Лютер намеренно спрашивал о Сехриме у слуг, узнавал, как тот себя ведет и куда ходит. Несомненно, о его расспросах наместнику-викарану тут же докладывали. Пусть считает, что молестий пытается выведать о нем лишь у приближенных, не используя иных, более хитрых методов.

И все же Корпат в самом деле задерживается. Сехрим не посмел бы его убить или похитить, тем самым бросив на себя тень подозрения. Но он мог нанять тех, кто это сделает за него.

Лютер ощутил, что голоден. Позавтракал он скудно, еда казалась безвкусной. Все его сознание было занятно поиском ответов. После перекуса он тут же отправился к Сехриму, а затем к Горриндолу. Войтос же не обременял себя излишними размышлениями, но с утра тоже успел проголодаться.

Прислужник вышел, а вернулся с прислугой, несшей два подноса жареного мяса, свежих овощей и пшенной каши на молоке и с маслом. Взглянув на еду, Лютер вновь потерял аппетит.

— Что вас гложет? — поинтересовался Войтос.

— Последние события не укладываются в голове, — ответил Лютер. — Я упускаю что-то из вида. Какой-то важный элемент. Что общего у Мурры, Айвана и Нандина? — спросил он после паузы.

— Ну, — вздохнул прислужник, — маги и носители Скверны — за ними обоими охотится Викаранай, хотя у последних есть кое-какие поблажки. Все трое обладают энергией, несвойственной простым смертным.

— Вот! — воскликнул Лютер. — Ученые из Армии Чистых Людей особенно выделяли таких личностей. Они использовали их для экспериментов, чтобы создавать несветь. Когда я был тысяцким, ходили слухи, что Сехрим является то ли магом, то ли магуем.

— Ну, это и не удивительно. Магуи ненавидят магов за их превосходство, так что Чистые Люди частенько использовали их силу в войне, а те и сами не прочь были поучаствовать в истреблении волшебников. Вот только их предали и уровняли с колдунами. Над ними тоже ставили эксперименты.

— За это магуи возненавидели Армию Чистых Людей, — продолжил Лютер. — Магуи слабее настоящих чародеев, однако намного лучше управляют внутренней энергией. Ее количество у них едва уступает таковому у Фаинай Фораса. Идеальный сосуд для экспериментов. Именно из них создавали вампиров, фекстов и молниеносцев.

— Думаете, — нахмурился Войтос, — Сехрим один из них?

— После сражения с Южными Головорезами, он пропал примерно на год, после чего объявился и заполучил должность наместника-викарана. Но не раньше, чем вся его семья таинственным образом погибла. Говорили, будто их тела нашли полностью обескровленными.

Лютер умолк. Он и так сказал слишком много. Все это досужие сплетни и предположения. Конечно, Сехрим, будь он вампиром, не преминул бы схватить волшебников и носителя Скверны, чтобы ими полакомится, но он не настолько глуп, чтобы заниматься этим под носом у молестия. Если только…

— Отродье Бездны! — чертыхнулся Лютер. Войтос даже прекратил жевать индейку, удивившись внезапному порыву командира. Обычно тот никогда так не выражался.

— В чем дело? — спросил прислужник, глотая мясо без пережевывания и оглядываясь в поисках невидимого врага.

— Нацепи на меня эти проклятые доспехи. Поспеши!

В коридоре было пусто. Комнаты многочисленных слуг находились на втором этаже, чтобы быть поближе к хозяину особняка. Лютер первоначально планировал занять комнаты Сехрима, но потом решил, что в случае чего со второго этажа труднее выбраться на улицу. Да и не желал он притеснять наместника.

В каждом городе, в котором он появлялся, его встречали с трепетом и почтением. Должность молестия была престижной, пусть Лютер и желал куда большего. Однако дело состояло не только в его положении. Он так свыкся с мыслью, что у него за спиной всегда находится лояльный отряд профессионалов, что когда потерял их, не сразу осознал, что превратился в оборванца, разодетого в дырявые доспехи, в коем виде он и предстал в первый раз перед Сехримом.

Он считал, что в его руках сила и положение, но на деле он всего лишь простой человек, от которого не составит труда избавиться. Будь у него больше людей, он бы отправил одного из них в столицу с письмом, и если бы ему потребовалось отослать новое, он бы отдал приказ второму рыцарю. Но послание Великому Викарану он отправил с простым гонцом, и Сехрим может сделать тоже самое. Если сообщение вообще дошло до адресата, и его не перехватил некто с кожистыми крыльями.

Выйдя из комнаты, они, стараясь не шуметь, выбрались через заднюю дверь, ведущую к небольшому садику, усаженному кустами. Низ башни заволок дикий виноград, будто пытающийся поглотить инородное каменное строение.

— Смотрите, — указал Войтос на дверь, ведущую внутрь. Она оказалась приоткрыта. Подойдя ближе, Лютер увидел, что замок выломан. Он сдержал порыв вновь чертыхнуться, вместо этого обнажив клинок. Прислужник последовал его примеру.

Винтовая лестница перед узкой площадкой вела вниз и вверх. Викаране выхватили пару факелов и зажгли их с помощью прихваченного огнива. Лютер спускался медленно, освещая лестницу впереди. Он сомневался, что в погребе кто-то есть, но не хотел рисковать. Дверь, отделяющая лестницу от погреба, оказалась приоткрыта. Внутри царствовала тьма.

Зайдя внутрь, молестий уловил знакомый запах крови. Осмотрев помещение, он увидел тело Корпата. Рыцарь оказался ужасно изуродован, несомненно, кто-то изрубил его мечом.

— Отродье Бездны, — на сей раз выразился Войтос.

— Меч Нандина пропал. И еще несколько вещей.

— Это сделал берсеркер?

— Или тот, кто хотел, чтобы мы так подумали.

— Что вообще происходит? — не выдержал прислужник. — Как вы узнали, что произошло в подвале?

— Боюсь, Сехрим начал действовать. Я переоценил себя. Он собирается убить нас. Тело Корпата это подтверждает. Если мы будем сидеть на месте, то повторим его судьбу.

— Нас всего двое, — догадался Войтос. — Если Сехрим действительно вампир, то мы ему ничего не сможем противопоставить. Но зачем мы пришли в подвал? Нужно уносить ноги из города и отправить сообщение Великому Викарану.

— За городом мы будем в большей опасности. Ты забыл об огромной летучей мыши? Как только мы отойдем от города, то станет легкой добычей. Помоги мне.

Лютер вставил факел в держатель на стене и стал осматривать большую бочку в поисках рычажка или потайного замка, но тщетно. Она ничем не отличалась от обычной огромной бочки. Молестий даже подумал, что ошибся в своих подозрениях.

Совсем рядом, в соседнем помещении лежал труп последнего рыцаря его отряда. Лютер привык сдерживать чувства, но последние дни, с момента прихода в Эфер, его словно намеренно кто-то испытывает. Нервы на пределе. Пропал аппетит и сон. Ему очень хотелось вернуться на юг и хотя бы на декаду забыть обо всем, что он пережил. Но молестий знал, что память никогда его не покинет; только если в глубокой старости, до которой он не надеется дожить.

Долг превыше желаний. Этому его учили в Викаранае. Лютер не мог все бросить и уехать. Своей последней целью он поставил поймать Мурру с остальными, но новые враги сами его нашли. Ему казалось, что выбраться с юга окажется труднее, чем до него добраться. Их осталось двое. Молестий не считал Войтоса своим другом или хотя бы приятелем, но он доверял ему, и не хотел потерять. Лютер боялся остаться один.

Ощупывая очередную доску, Лютер почувствовал, что она не плотно подогнана к остальным. Нажав на нее посильнее, он услышал легкий щелчок. И в ту же секунду потайная дверь с силой распахнулась, отбрасывая молестия на стенд с винными бутылками. Он почувствовал в затылке сильную боль, а в следующий миг его накрыла тьма.

У Айвана пересохло в горле. За несколько дней плена он настолько ослаб, что с трудом мог сглатывать вязкую слюну. Сехрим давал ему напиться всласть только после высасывания крови, но единовременное поглощение даже большого количества воды утоляло жажду лишь на время. Кормили еще хуже. Вампир не утруждал себя готовкой изысканной пищи и кормлением парня с ложечки. Обычно он просто запихивал Айвану в глотку шланг и выливал густую жидкость непонятного происхождения в широкую воронку. Хотя зачастую за него это делали другие.

Болел живот и голова, руки и ноги то и дело сводили судороги, запястья и щиколотки стерлись до крови. Верхнюю одежду забрали, и холод подземелья проникал через рваную рубаху до самых костей. Сначала Айван кричал и дергался изо всех сил, желая избавиться от ремней, но скоро понял, что это бесполезно. После второго прихода Сехрима, у мага-седокты больше вообще не осталось сил сопротивляться. Теперь он даже ждал, когда появится чудовище и высосет из него силы в обмен на живительную воду.

От потери крови голова казалась набитой опилками. Он продолжал прокручивать в голове тот день, когда его схватили, но каждый раз замечал, что недостает деталей, но не мог вспомнить, каких именно. Словно Архетелос стер не только стену камеры, но и часть его воспоминаний.

Айван помнил, что уничтожил заднюю каменную кладку, но на ее месте обнаружил сплошной слой земли, который являлся природным, и потому Сердце Дракона оказалось бесполезно. Он вспомнил, что его вели вниз по ступенькам, но совсем неглубоко. Ничего больше не придумав, он начал капать вперед и вверх, и через несколько минут увидел свет свободы.

Вокруг тюрьмы была выстроена полукругом высокая стена, но Айвану не составило труда проделать в ней большую дыру. Темными переулками он убежал как можно дальше от тюрьмы и дождался ночи, спрятавшись за кучей мусора в одном из тупиков. Маг-седокта собирался ночью найти укрытие получше и решить, что делать дальше. Необходимо было вернуть инструментарии.

Как только луна сменила солнце, он выбрался из-под сеней высоких стен и отправился на поиски места, надеясь отыскать таковое подальше от центра города. Но не успел пройти и пары кварталов, как нечто огромное приземлилось прямо перед ним. Большое черное существо с широкими кожистыми крыльями, большими ушами, зубастой пастью, носом, похожим на свинячий пятачок, и бездонными черными глазами. Не успел парень испугаться, как сильный удар отбросил его к стене. Очнулся он уже прикованным к столу.

Айван никогда не слышал о вампирах, но Сехрим поведал, что их создал Викаранай специально для сражения с магами. От внезапно навалившихся ужасных знаний кровь стыла в жилах. Он еще больше убедился, что этот мир уже не спасти. Война обнажила истинную натуру всех живущих на трех континентах: кровожадные монстры, нацеленные на изничтожение всего живого. Айван не хотел умирать, а потому отправился в опасный путь, должный привести его в мир, где жизнь чего-то да стоит.

В подвале было сыро и темно. Сехрим или его подручные приносили фонари или факелы, когда приходили, но никогда не оставляли их в камере. Айван не мог определить, сколько снаружи прошло времени, но внизу оно превратилось в целую вечность. В столе в районе таза была проделана дыра, куда парень и опорожнялся. Подставленное ведро выносили раз в пару дней, и запах, казалось, навечно въелся в каменные стены. Айван его уже не чувствовал, как и ничего вокруг.

От неспокойного сна его разбудил скрип отворяющейся металлической двери. У него даже не было сил, чтобы приподнять голову и рассмотреть пришедшего. Он видел лишь свет от тусклой лампы, ударивший по глазам. Вначале он еще задавал вопросы, но сейчас ему уже было все равно.

Человек быстро подошел к нему и наклонился над лицом. Айван едва не вскрикнул от удивления, но пересохшие губы так слиплись, что он не смог их разомкнуть.

— Все будет хорошо, — знакомо пробасил Нандин.

Открыв кожаные ремни на ногах, руках и груди, он натянул спущенные до колен штаны Айвана и позволил немного отпить из бурдюка с водой. Берсеркер оказался не один. С ним была еще дюжина человек, среди которых маг-самоучка узнал и Мурру. Они с Нандином выглядели потрепанными, но не так сильно, как он сам. Будучи на руках берсеркера, Айван заметил на его шее кровавый след от укуса. Как они здесь очутились? — подумал про себя парень. Не сон ли это?

Едва увлажненными губами он еле вымолвил свой вопрос.

— Это долгая история, — ответил Нандин. — Я не меньше твоего удивился, когда узнал, что Мурра тоже в городе.

— Значит, вас тоже захватил вампир, — прошептал Айван. — Но как вы сбежали?

— Нас вытащили те люди, что идут впереди, — ответил Мурра. — Они называют себя Непокорными. Это маги, что отказались отдавать Троекон Викаранаю и иже с ним. Я лишь слышал о них, но не знал, что эта группировка действительно существует.

— И чем они занимаются? — поинтересовался Нандин.

— Мы пытаемся свергнуть власть Викарная, — горячо ответил человек, ведущий рядом одного из пленников Сехрима. — Армия Чистых Людей оклеветала волшебников, заклеймив нас порождениями Бездны, обвинив во всех бедах человечества. Церковь Богов Четырех Сторон Света быстро сообразила, к чему все идет, и начала готовиться. Перед окончанием войны они создали организацию Викаранай, отлавливающую волшебников и тех, кто им помогает. Всю войну эти ублюдки кричали, что мы захватили власть в мире и управляем государствами из тени. Хоть это и не было правдой, простые люди поверили им, и тогда Церковь, до этого почти позабытая, начала вновь брать бразды власти в свои руки.

— А что же вы?

— Когда наши верховные маги решили закончить войну и покинуть Троекон, бросив его на съедение падальщикам, остались и те, кто не захотел покидать родной мир. Одни просто сбежали подальше и пытались жить своей жизнью в кругу семьи, а другие, как мы, решили, что с нас хватит. Простые люди видят нас тиранами и горевестниками, так почему нам и не стать таковыми?

Молодой волшебник зло блеснул глазами. В свете редких ламп он действительно выглядел тем, кем его считают простые люди, далекие от мира магии. Айван оказался среди тех, кто не покинул Троекон, не по своей воле. И теперь он собирался исправить эту несправедливость. Но, в отличие от остальных, маг-седокта не собирался воевать вместе с Непокорными или прятаться на одном из островов спокойствия. Он желал открыть для себя целый новый мир, где не придется вечно скрываться от мнимых врагов.

— Там какие-то вещи, — сказал кто-то впереди. Они оказались на широкой развилке, где в земляных стенах темнели пустые проемы.

— Да это же мой меч! — воскликнул Нандин. — Что он здесь забыл в компании конфигаров и… железной руки?

— Это моя рука, — откликнулся Мурра. — И она из бронзы.

— Отродье Бездны! — взревел берсеркер, поднимая осколки своего оружия. — Какой-то выродок разломал его надвое!

Используя развилку в качестве передышки, вся группа остановилась на привал. Только сейчас, прислонившись к холодной стене, Айван мог рассмотреть всех, кто шел вместе с ними. Изнеможенные лица осунулись и посерели, как у мертвецов, вокруг глаз залегли темные круги. Сам юноша не знал, как выглядит сейчас, но надеялся, что лучше. Не считая Нандина и Мурру, он являлся последней жертвой вампира, а эти люди пролежали под землей, наверное, месяцы.

Почти никто из них не мог ходить из-за атрофированных мышц на ногах. Айван попытался пошевелить ступнями; с трудом, но он заставил их ожить. Упираясь в крошащуюся под пальцами стенку подземелья, он медленно поднялся на ноги. Колени тряслись и едва держали вес, но все же не подломились, как боялся молодой волшебник. Цепляясь на стену, он медленно прошелся вдоль нее. Кроме бега, сейчас ему очень хотелось что-нибудь пожевать, что угодно. Еду запихивали в него через трубку, и челюсти теперь тоже придется разминать.

— Нам следует поторопиться, пока никто не обнаружил исчезновения пленников.

— Давайте еще немного передохнем, — взмолился кто-то.

— Нельзя. Иначе нас всех поймают.

— Вы же волшебники, неужели вы не сможете защитить нас от одного вампира?

Маги переглянулись, переговариваясь взглядом. Один за другим они кивнули друг другу.

— С одним вампиром мы еще в силах справиться, — заговорил один из них. Но Сехрим не единственный в городе, кто обладает силой.

— Нас приходили кормить какие-то люди, — протянул один из бывших пленников. — Неужели они тоже вампиры?

— Нет. У Сехрима еще два метаморфа-химеры, Фаинай Фораса и магуй.

Мурра чертыхнулся по адресу последнего. Он уже нацепил на себя металлическую руку и не выглядел таким беспомощным, но Айван знал, что без инструментария тот мало на что способен. Как и он сам.

— Проблема в том, — продолжил колдун, — что сильнейший из нас преодолел лишь третью Завесу. Если мы столкнемся с кем-то из Мастеров Зела или с самим наместником, то шансов улизнуть у нас мало, особенно с обессиленными пленниками на руках. Среди вас тоже есть маги, — обратился он к сидящим на земле, — но в таком состоянии вы ничего не сможете сделать.

— Тогда зачем вы спасли нас? — спросил Мурра.

— Из-за тебя. — Голос мага окреп. — Когда мы узнали, что стражники схватили колдуна с посохом, то сразу решили действовать. Ведь посох носят те, кто преодолел самое меньшее пятую Завесу. С твоей помощью мы хотим уничтожить Сехрима и Мастеров, освободив город.

— Боюсь, вы ошиблись, — покачал головой Мурра. — Если бы я хотел присоединиться к Непокорным, давно бы так поступил. Сейчас у меня есть дела поважнее.

— Что может быть важнее свободы?

Мурра взглянул на Айвана, разминающего ноги.

— Мы не просим тебя присоединиться к нам, — подал голос другой маг. — Помоги нам освободить город в благодарность за нашу помощь.

Мурра хотел бы прочесть им лекцию о корыстности их поступка, спросить, что они будут делать, если он откажется: вернут их в камеры, а сами сбегут? Он хотел бы сказать, что это не его дело, а он явился в Зел только ради мальчишки. Но не стал. Как не стал он их убеждать в бессмысленности их стремлений.

Вернувшись в Северовесье после того, как узнал о том, что Ачукалла сбежал, Мурра похоронил жену на местном кладбище. Жители сначала возмущались чужаком, но потом он напомнил им, что его травы не раз помогали им побороть болезни. Стоя у свежей могилы Мины, он вспомнил ее последние слова. «Позаботься о детях. Обо всех детях». Тогда он не понял, что она имела в виду, но теперь…

Его дети в безопасности, пока его нет рядом. Он совсем недолго был знаком с теткой Айвана, но сразу понял, что она добрая и не откажется приютить его детей у себя взамен племянника. Покидая их, Мурра взял с сына и дочери обещание дождаться его и вести себя воспитано, как он их всегда и учил. Они были одаренные, хотя пока и сами об этом не знали, поэтому травник не боялся, что кто-то выдаст их там, где столько лет прожил Айван.

В отличие от отца Айвана, он не оставил своим детям книг о магии. Мурра не хотел, чтобы они пытались колдовать в мире, где столько ненавистников волшебства. Если он вернется, то научит их всему, что знает. А если нет… им безопасней жить обычными людьми.

— Сколько всего Непокорных в городе? — спросил Мурра у магов. — И все ли они не выше третьей Завесы?

— Еще примерно человек двадцать. Мы не хотели идти всей толпой. Среди нас есть один из четвертой Завесы, но он жалкий трус, и старается не лезть на рожон.

Должно хватить, подумал Мурра, прикидывая в уме.

— Если хотите, чтобы я вам помог, перед этим вам придется помочь мне.

Через несколько минут они отправились дальше по коридору. Мурра вернул руку, но оставался еще его посох и конфигар Айвана, которого не было среди валяющихся на земле. Непокорные слышали, что Сехрим собирает различные вещи, в том числе и магические, в своем подвале, так что им следует идти именно туда.

Айван теперь шел на своих двоих, хоть и с трудом, но остальные тоже двигались медленно из-за пленников, так что он не отставал. Парень вспомнил слова одного из магов о том, что они хотят стать такими, как их видят простые люди, — тиранами, и спросил, что он имел в виду.

— Мы желаем захватить власть над всем Троеконом. Древние клятвы больше ничего не значат, посему мы имеем право на убийство простых людей.

— Вы хотите развязать вторую войну между людьми и магами?! — с ужасом догадался Мурра.

— Она будет отличной от предыдущей. В этот раз мы сможем свободно использовать магию, а потому пострадают только те, кто окажет нам прямое сопротивление. Нам больше нет нужды в аманах, через которых мы передавали магическую энергию. Мы просто испепелим всех викаранов своими силами. Когда мы свергнем нынешнюю власть и займем ее место, вскоре люди увидят различия и поймут, что мы далеко не те, кем они нас считали. Мы покажем им, что такое настоящий мир.

Айван сомневался, что насилием можно добиться мира, но промолчал. Его эти дела не касались. Он хотел покинуть Троекон и забыть о нем навсегда. Пусть тут хоть все поубивают друг друга и оставят от себя одно лишь пепелище, главное, чтобы это случилось после того, как он сбежит.

Идущий впереди маг вдруг поднял руку, давая знак всем затихнуть. Впереди показался тупик, до которого едва доставал свет лампы. Выход, догадался Айван. Колдун впереди оглянулся и приложил палец к губам, затем указал на тупик и будто поскреб по воздуху. У выхода кто-то был.

Ничего не говоря, Нандин двинулся вперед, держа наперевес обрубок меча. Маг двинулся следом, и в тусклом свете фонаря все смогли рассмотреть круглую дверь из крепкого дерева. Берсеркер жестом приказал волшебнику отойти, а сам встал в стойку и напрягся.

Спустя минуту в тишине туннеля послышался легкий щелчок, и в эту же секунду Нандин с силой влетел в дверь и выпрыгнул наружу. Послышался звук битого стекла, быстро сменившийся ударами стали о сталь и выкриками ругательств.

Спустя минуту в проеме появилось довольное лицо берсеркера. Он махнул рукой и скрылся за углом.

— Викаране! — воскликнул один из магов, заприметив Лютера и Войтоса. — Ты их убил?

— Я никогда намеренно не убивал викаранов, — ответил Нандин серьезно, — и этих не собираюсь. Не тратьте время. Нужно вооружиться.

— Здесь мертвец! — крикнул уже другой волшебник, и все тут же сбежались поглядеть.

Нандин сразу узнал человека, который в лесу выстрелил ему в руку. Все с подозрением покосились на него. Берсеркеру пришлось отнекиваться, указывая на то, что кровь уже успела подсохнуть, а значит, убитый лежит здесь уже меньшее час.

Каждый, кто мог ходить, принялись разбирать оружие. Айван нашел себе неплохой длинный нож в красивых позолоченных ножнах. Набалдашник кинжала представлял собой детально вырезанную голову орла, а лезвие слегка изгибалось вниз, будто коготь.

Мурра держал в руках обломки своего посоха. Казалось, будто инструментарий он получил только вчера в знак окончания пятой Завесы. Он никогда не был в ладах с деревом, но даже почини он посох, тот превратится в обычную палку. Все инструментарии создаются с помощью колдовства, и будущий владелец обязательно помогает в его изготовлении, но один раз сломанный, он навсегда теряет свои свойства. Одна Завеса отделяла однорукого волшебника от возможности пользоваться практически любым предметов для концентрации энергии.

— Мурра. — К травнику подошел один из магов, крепкий парень лет двадцати пяти на вид, но в действительности ему могло быть и все пятьдесят. — Вот, возьми. Это мой конфигар. В твоих руках он окажется куда полезнее.

— А как же ты?

— Те конфигары, что мы нашли в коридоре и здесь, оказались завязанными на крови, и вряд ли их владельцы живы. Остальные валяются разломанными вон в том рундуке. А я… Я лучше вооружусь мечом, в моем случае это куда полезней. Да вот хоть этим.

Он схватил первый попавшийся на глаза меч. Точнее сказать, что он так и бросался в глаза. Длинный, как клеймор, но широкий практически на всем протяжении, как спата. Короткая гарда слегка изогнута, как усы южан Большого Континента. Но больше всего привлекало само лезвие.

— Ну-ка, — вклинился Нандин, неожиданно выхватывая меч из рук мага. — Мне бы его дня три назад, — вздохнул берсеркер.

— А что было три дня назад?

— Да Полесицы, Отродье Бездны.

— Он бы помог против них?

Нандин взглянул на собеседников, как на глупых детей.

— Вы разве не видите? Смотрите: меч имеет несколько линий закалки, но они совсем необычные. Мало того, что их несколько и они волнистые, как у мечей Лисьего Континента, так и цвет их противоположен обычному. В самом центре он светлый, но к краям темнеет. Обычно наоборот, ведь острие из-за точки обесцвечивается.

— И что это значит?

— Волшебники, а не видите? — поразился Нандин. — Меч сделан из сплава лучшей стали и Божьего камня, но, бесспорно, с применением магии.

— Магии?! — пришло время поражаться чародеям. — Но ведь Божий камень практически не пропускает магическую энергию.

— Уж тонкостей не знаю. Я в кузнечных делах не мастак. Слыхал лишь краем уха, мол, сталь специально зачаровывают могущественные маги, а затем уже с помощью коваля создается сплав, из которого и льется меч. Только куется один такой чуть ли не больше года. Да, — причмокнул Нандин чуть погодя, — пожалуй, оставлю его себе. И ушел.

Спустя несколько минут все оказались готовы. Поднявшись по лестницы, они обнаружили, что замок двери выломан, как от сильного удара, но не придали этому значения. На улице лил холодный дождь, а солнце закрывали свинцовый тучи, будто в небе вдруг объявилась новая земля: еще чуть-чуть и она рухнет на головы, расплющив всех, кто живет внизу. Но это было даже в пользу, ведь в такую погоду вряд ли на улице много зевак, и можно не беспокоиться, что кто-то заметит дюжину подозрительных личностей.

Выбежав из башни, беглецы обогнули ее и оказались у стены, в которой Мурра с легкостью проделал широкую дыру, а как только все перешли, он вернул кладку на место.

— Куда мы идем? — спросил он.

— К нашему лидеру. Он хозяин одного трактира, а в его подвале полно места для всех нас.

Трехэтажное вытянутое здание с округлой крышей было похоже на сундук. Первый этаж занимал трактир, чистый и опрятный, как и весь город. На втором располагалась парикмахерская, где можно сделать прическу и сбрить бороду с усами. Там же находился магазин париков и различных принадлежностей по уходу за волосами. Весь третий этаж занимала галантерея и мастерская по починке и пошиву обуви, шляп, перчаток, съемных воротников и другой мелочи. Ни галантерее, ни парикмахерской подвал был не нужен, так что трактир владел им безраздельно.

Да, погреб оказался довольно просторным, но все пространство было заставлено различной снедью, ящиками с овощами и бочками с вином, и Айван сомневался, что целая толпа сможет в нем удобно разместиться.

— И почему мы постоянно бегаем по подземельям? — вздохнул он.

— Потому что на поверхности нам не рады, — ответил тот маг, что разглагольствовал о захвате мире. — Но это не навсегда.

Один из магов поднялся по лестнице наверх, а спустя несколько минут вернулся с тем, кого он приставил Ясписом.

— Только не называйте меня так при незнакомцах, — предупредил он. — Зовите просто трактирщиком или хозяином.

Трактирщик оказался толстым мужчиной лет пятидесяти. От волос у него остался лишь седой полукруг, а потная лысина блестела в свете редких ламп. Его пухлые щеки обильно покрывали красные узлы лопнувших сосудов, и Айван даже представить не мог, что у того творится на других частях тела, прикрытых одеждой. В деревне он знал одного парня, такого же толстого, как трактирщик, так у того куда не глянь, всюду виднелись красный растяжки на коже.

— Так это и есть тот маг? — повернулся он к Мурре. — Рад, что ты цел. Сколько Завес ты преодолел?

— Пять.

Яспис слегка разочарованно поджал губы и нахмурился.

— Честно говоря, я рассчитывал хотя бы на шесть. Но это все равно делает тебя сильнейшим в городе, пусть я и не вижу твоего посоха. Альмандин, — обратился он к тому магу, что размышлял о конечных планах Непокорных. — Ты рассказал ему все, о чем я говорил?

Альмандин кивнул и передал Яспису условие Мурры.

— Это меняет дело, — покачал головой трактирщик, поглаживая массивный подбородок. — Не уверен, что нам хватит сил сделать то, на что ты рассчитываешь, но мы постараемся. Как я понял, вам еще нужно вернуть Архетелос? Если хотите нашей помощи, тогда вам придется выполнить встречное условие.

Мурра обсудил все с Айваном и они согласились. С таким трудом доставшийся им камень был очень ценным, но травник понимал, что без него будет даже легче. Камень Сердце Дракона являлся одним из первых созданных Архетелосов в мире, а потому имел такое неприятное свойство, как уничтожать все, чего коснется, даже если пользователь этого не желает. Слишком много мороки.

Солнце, пусть и скрытое серыми тучами, преодолело зенит, когда компания Айвана и бывшие пленники поели за счет заведения и улеглись спать. Когда Яспис попросил помочь отодвинуть ящики у стены, он даже не сразу понял, зачем это нужно, а потому сильно удивился, увидев за ними узкий и низкий проем туннеля, ведущего куда-то во тьму.

— Здесь в стенах несколько таких туннелей, — пояснил трактирщик. — Нам понадобилось почти два с лишним года, чтобы с их помощью отыскать проложенные между башнями пути.

Пройдя под низким сводом несколько повторов, маги и бывшие пленники попали в просторную комнату, уставленную небольшими столиками, с которых можно было есть, сидя на земле. От комнаты в три разные стороны уходили другие туннели.

Когда все смогли разместиться на туго набитых тюфяках с шерстяными одеялами, Яспис обратился к троице:

— Вы хоть примерно знаете, где может находиться Архетелос?

— Думаю, — заговорил Айван, — его унесла огромная летучая мышь. Именно она меня поймала, когда я сбежал из тюрьмы.

— Недавно в мой трактир заходил один тюремщик и рассказывал, будто после побега вас двоих, — он указал на Мурру и Нандина, — видел в небе здоровенную летающую тварь, кого-то несшую в лапах. Мы знаем, что метаморфом-химерой является Азул, начальник стражей.

Яспис и Альмандин разбудили спящих через несколько часов, принеся с собой целых три мешка теплой одежды. Для Айвана, пролежавшего почти неподвижно на жестком столе последние несколько дней, даже простой тюфяк стал сродни пуховому матрацу. Он хотел поспать еще немного и, возможно, отправиться за камнем назавтра, когда все более-менее уляжется, но трактирщик быстро вывел его из дремы, как и всех остальных.

— В трактире стражники, — предупредил он. — Они разыскивают сбежавших из тюрьмы. Я постоянно наливаю им за счет заведения, и в подвал они еще ни разу не спускались, но, полагаю, они могут и передумать. Вам лучше отправиться к башне Азула прямо сейчас.

Быстренько переодевшись в замшелую, но теплую одежду, Айван, Нандин и Мурра юркнули в темноту одного из туннелей вслед за Альмандином, которого Яспис отправил вместе с еще одним магом в качестве проводников.

Туннель оказался таким низким, что даже невысокому Айвану приходилось идти, согнувшись в спине. Хуже всего было здоровому Нандину, который и вовсе шел гуськом, да еще и полубоком, чтобы не задевать узкие стенки плечами.

От долгого пребывания в плену ноги Айвана отвыкли от долгих прогулок, и когда они добрались до тупика, он едва не падал. К боли в ногах прибавилась и ломота в сгорбленной пояснице.

— За этой земляной стеной, — шепотом заговорил Альмандин, — находится туннель, ведущий к подвалу в башне Азула. Стражники сейчас обыскивают город, так что его, возможно, нет дома. Это нам на руку.

— А если он забрал Архетелос с собой? — заволновался Айван.

— Тогда устроим засаду! — решительно заявил Нандин. — Ужасно хочу опробовать свое новое оружие.

— Если и устраивать засаду, то этим займусь я, — вмешался Мурра. — С помощью магии я могу заглушить издаваемые мной звуки от метаморфа, а затем заморозить его без шума и склоки.

— Этот вариант мне больше по душе, — согласился Альмандин. Развернувшись к тупику, он направил на него конфигар и проговорил заклинание. Слой земли толщиной в сажень исчез, открывая проход в другой туннель, более высокий и широкий, где даже Нандину почти не приходилось пригибаться.

Бежали долго. Айван скрежетал зубами от каждого шага, но вскоре и вовсе забыл о своей проблеме. Дыхание сбилось, и смердящий воздух сырого подземелья забивался в горящие легкие. Наконец, впереди показался очередной тупик.

Это оказалась большая железная дверь, отодвигающаяся в сторону, будто утопая в стене. Немного передохнув, Нандин ухватился за узкий выступ двери и потянул в сторону. В тишине подземного туннеля скрип показался оглушительным. Берсеркер тут же бросил попытку.

— Дай я, — вызвался Мурра.

Направив конфигар на дверь, он монотонно прочитал заклинание, и в свете двух тусклых фонарей Айван увидел блестящее марево воздуха, окружившего железную ставень. Ведя палочкой, Мурра сдвинул дверь в сторону, не потревожив тишины.

Подвал оказался обычным погребом с ящиками, бочками с вином и пивом, парой стендов с дорогими бутылками и полками, уставленными банками с вареньем и чем-то еще. В углу валялись старые колеса от телег и оглобли. Подвал ничем не выдавал своего чудовищного хозяина.

— Сначала посмотрим, что наверху башни, — прошептал Мурра.

Сделав очередной оборот на спиральной лестнице, группа уткнулась в запертую деревянную дверь. Мурра уже хотел было распахнуть ее с помощью магии, как снизу вдруг послышался громкий удар, а затем топот десятков сапог, закованных в сталь.

— Это ловушка! — воскликнул маг, отправленный с Альмандином, а Мурра в это время уже сбежал на несколько ступенек вниз, на ходу проговаривая заклинание.

Целая толпа кричащих стражников выскочила из-за поворота, но тут же с размахом влетела в невидимую преграду. Стража сменила свои алебарды на более удобные в узких проходах необычные мечи, разделенные на конце на два острия, будто язык змеи.

Бегущие впереди врезались в прозрачную стену, но задние ряды не могли понять, почему случилась заминка, и продолжили с силой напирать на товарищей. Кто-то закричал и упал под закованные в латы ноги. Появись первые жертвы.

Вложив достаточно энергии, Мурра рванул вверх, к двери, но Нандин его опередил, вынув меч и плечом вышибив дверь, однако тут же замер в проходе.

Комната оказалась абсолютно пуста, не считая у стены простого масляного фонаря. Кроме одиночной вещи, напротив входа, где зиял темный проем окна без ставен, стоял полостью обнаженный человек, играясь пальцами с Архетелосом. Это был Азул.

— Что-то потеряли? — осклабился он и выбросил вперед руку с Сердцем Дракона. Все тут же бросились врассыпную, падая на пол. Но не Нандин. Он выставил перед собой меч, и красный луч мгновенно растворился, оставив после себя лишь рябь в глазах.

— А я ведь говорил Сехриму, чтобы он избавился от этой игрушки.

Нандин оставил реплику Азула без ответа, вместо этого зарычав и бросившись на него с мечом. Но не успел он даже опустить оружие на голову неприятеля, как тот сиганул в окно спиной вперед.

Берсеркер бросился к окну и успел увидеть, как буквально за секунду у начальника стражи отрасли кожаные крылья, ноги укоротились, будто усохнув, а все тело покрыли темные волоски. Метаморф-химера принял облик, что даровали ему ученые Армии Чистых Людей.

— Назад! — рявкнул Мурра, бросаясь к окну. Направив конфигар на теряющийся в темном небе силуэт, травник выкрикнул одно единственное слово. Ледяной луч ударил в небо, а спустя мгновенье послышался истошный высокий вопль. Поднявшись с пола, Айван успел лишь заметить, как метаморф-химера своим телом пробивает крышу собственного особняка.

Мурра едва успел выставить бронзовую руку, когда в него снизу вдруг полетели стрелы, одна из которых и угодила в вовремя подставленную защиту. Снизу стоял небольшой отряд вооруженных луками и арбалетами стражников.

— Нужно забрать Архетелос, — сказал травник.

— Придется прорубаться через ряды солдат, — подал голос Нандин, глядя в зев дверного проема, где стражники настойчиво продолжали долбиться в невидимую стену. Если оставить все как есть, они прорвутся минут через двадцать.

— Есть идея получше. Отойдите подальше.

Присев на корточки у дверного проема, Мурра коснулся пола конфигаром и нараспев проговорил заклинание:

От палочки во все стороны заскользили ледяные вены. Они начали покрывать стены и саму лестницу. Звучавшие внизу ругательства и угрозы сменились криками боли и отчаяния, быстро заглушающиеся где-то внизу, пока не перешли на улицу.

Айван аккуратно выглянул в окно и увидел, как заживо замерзают стражники. Юноша уже видел это заклинание, только тогда Мурра использовал посох, и оно было куда быстрее, а из-за конфигара приходилось сдерживать вкладываемую в заклятие энергию. Но все равно от заклинания не было спасения.

Через несколько минут все кончилось.

— А как нам теперь выйти? — спросил Альмандин.

— Через окно, конечно, — пожал плечами Мурра.

Направив конфигар вниз, травник начал читать новое заклинание. Он уже использовал его в цитадели, но тогда Айван его не видел, а потому не мог усмотреть между ними различий. Вместо того чтобы просто поднять землю вверх, будто ухватившись на нее невидимыми пальцами, создавая конус, Мурра превратил ее в подобие горки, спускающейся прямиком к особняку Азула.

Маг первым ступил на плотную почву, за ним на окно вскарабкались Айван и Нандин, и только потом Альмандин с товарищем. Горка оказалась довольно крутая, поэтому по ней пришлось не идти, а как бы соскальзывать, упираясь ногами в грунт. Дождь закончился несколько часов назад, но почва не успела впитать воду, и все сразу оказались заляпаны с ног до головы.

Они спустились почти до самого низа, когда за спиной вдруг раздался страшный взрыв. Земля комья разлетелась во все стороны, словно фейерверк из грязи и камней. Послышался громкий треск, и Айван с ужасом увидел, как башня накреняется, падая на нерадивую пятерку.

— Прыгаем! — закричал Мурра.

Айван едва успел соскочить с горки, когда на нее обрушилась башня. Она оказалась достаточно высокой, чтобы проломить ближайшую стену особняка, рассыпая по полу первого этажа расколотую черепицу. Сам юноша успел отбежать шагов на десять, когда ему в спину прилетел камень, сбивая с ног.

Корчась от боли, Айван поднялся на ноги, разглядывая пыльный завал. Он увидел Нандина, также тяжело поднимающегося с земли; голову его заливала свежая кровь. Мурру нигде видно не было.

Краем глаза парень заметил какое-то движение, как раз у бывшего основания башни. Сначала ему показалось, что это сам травник, однако силуэт оказался на голову ниже. Когда неизвестный подошел ближе, Айван увидел в темноте его наглую ухмылку.

— Так это ты магуй? — догадался Нандин, вынимая меч.

— Бесполезный мальчишка и тупой берсеркер, — констатировал Горриндол. — А где великий волшебник Мурра? Неужто его раздавило под камнями. Какая нелепая смерть.

— Не нелепей, чем будет твоя! — взревел Нандин и побежал с мечом наголо к противнику. Горриндол с быстротой молнии выставил вперед конфигар и произнес всего два слова. Земля под ногами берсеркера взорвалась, и его подбросило высоко вверх. Меч вылетел из руки, едва не оставив без головы успевшего пригнуться Айвана.

Он понял, что не с его силами тягаться с магуем. При себе у него был лишь найденный в подвале Сехрима кинжал. Мурра успел пояснить, что воспользоваться колышком на холме в Эфере ему удалось только потому, что на нем оказалась его кровь, да к тому же он сам его выточил, вложив при этом в работу часть своей энергии. Дерево хорошо впитывает энергию, но не металл. Стальной нож, пробывший в руках Айвана всего несколько часов, не мог позволить воспользоваться им в качестве инструментария.

Последний раз взглянув на распластавшегося на земле Нандина, маг-седокта со всех ног рванул к дыре в стене. Забравшись на развалины башни, он вдруг увидел торчащую из-под камней окровавленную руку, но даже не остановился, чтобы узнать, кому так не повезло.

Когда Мурра крикнул прыгать, то сам он был с другой стороны горки. Айван не сомневался, что травник жив; возможно, ранен, но жив. Сам он хотел найти тело Азула, забрать Архетелос и передать его волшебнику. С его помощью нельзя убить, но можно лишить магуя его конфигара, а дальше с ним легко разделается и Нандин, если он все еще жив.

Весь особняк представлял собой трехэтажный квадрат, лишь с двух противоположных углов выступали острые контрфорсы. По всему периметру шли прямоугольные пилястры, будто вросшие в здание и обтесанные толстые деревья, покрытые побелкой. Между некоторыми из них выделялись кирпичные трубы каминов. Редкие узкие окна, похожие на вертикальные щелочки глаз, почти не давали света. Вместе с округлой крышей весь особняк походил на огромный сундук.

Первый этаж оказался практически пуст, не считая множества лестниц без перил, идущих вдоль стен. Другие лестницы располагались прямо в зале, соединяясь вместе на середине, будто деля пространство на множество частей. Настоящий лабиринт.

Не теряя времени на созерцание странной обстановки, Айван по ближайшей лестнице, идущей вдоль левой стены, поднялся на второй этаж, попав в еще один лабиринт, на сей раз из перемежающихся коридоров. Главный коридор, судя по всему, шел по кругу всего этажа, а остальные, более мелкие, позволяли сокращать путь до покоев.

Второй этаж оказался гораздо темнее. Айван едва разглядел на крючке у входа масляную лампу. Воспользовавшись огнивом, он зажег фитиль, осветив себе путь. Коридоров оказался много, и все они выглядели одинаково. Айван не представлял, как тут можно ориентироваться. Он шел вдоль дубовых дверей, надеясь, что за ними никого нет, и искал лестницу на третий этаж.

Неожиданно по полу под ногами прошла вибрация, будто при землетрясении. Айван догадался, что это вступил в схватку с магуем Мурра или кто-то из магов, кто не оказался под завалом. Ему следовало поторопиться, чтобы добыть Сердце Дракона и вернуться вовремя.

Вдруг где-то впереди послышался звук, словно скрипнула половица. Юноша замер, затаив дыхание. Он не видел, как ледяной луч попал в огромную летучую мышь, но зато услышал истошный вопль и успел заметить, как она проламывает своим телом крышу особняка. Азул точно должен быть мертв, а дерево всегда скрепит и трещит даже в новых домах.

Сделав еще несколько шагов, Айван вновь услышал скрип. Запутанные коридоры не позволяли определить направление звука, но он точно оказался ближе первого. Тихо ступая по полу, молодой маг медленно дотянулся до ручки ближайшей двери с торчащим в замке ключом и аккуратно ее отворил. Лишь оказавшись по сторону, он смог набрать в легкие свежий воздух.

Это оказалась довольно простая тесная комнатушка. Посреди нее стояла кровать, сокрытая балдахином, у изголовья прикроватная тумбочка, справа, прямо у входа, находился бельевой шкаф, а в противоположном углу стоял секретер с откидным столом и одинокой оплавленной свечкой на нем. И ни намека на окно или запасной выход.

Приседая на корточки, Айван едва не подскочил от резкого звука, и даже не сразу сообразил, что это хрустнула его коленка. Успокоив дыхание, он прислонил ухо к двери, прислушиваясь к любому шороху. В доме стояла гробовая тишина. Каменные стены здания не пропускали звуков с улицы, но повторения тряски не было. Юноша надеялся, что Мурра с Нандином уже справились с врагом и скоро придут ему на помощь.

Опустив взгляд, Айван скорчил гримасу, осознав, что свет от лампы может просочиться под дверью, а в темноте особняка это сразу бросится в глаза. Несмотря на это, он боялся даже пошевелиться, не говоря уже о возможности поднять стекло лампы и задуть фитиль.

Спустя пару минут он все же решился выглянуть за дверь. Если вставать во весь рост, колено может вновь хрустнуть, поэтому Айван тихо поставил лампу на пол и аккуратно опустился на колени. Взявшись за ручку, он медленно ее повернул и потянул дверь на себя, заглядывая в образовавшуюся щель.

Страшная морда огромной летучей мыши предстала прямо перед его взором. Авайн не успел закричать он испуга, как створка с силой ударила его по лбу, отбрасывая назад. Лампа отлетела под кровать, и тут же сделалось темно, будто весь мир ослеп. И когда в комнату вошел Азул, во тьме отчетливо сиял тусклым красным светом Архетелос, зажатый в его ладони.

Азул выглядел кошмарно. От левой руки ничего не осталось, будто ее вырвали с корнем, левая часть тела оказалась синюшно-красной, словно он пролежал на морозе целый час. Обморожение покрывало все ребра и даже заходило на шею.

— И что это за навозный жук возится в моей пещере? — осклабился начальник стражи. Айван отполз в самый дальний угол, уткнувшись спиной в секретер, и дрожал, как от лютой стужи. Он даже забыл о ноже, находящемся в ножнах на его поясе. Ему казалось, что перед ним стоит не метаморф-химера, а самая настоящая смерть.

Дико осклабившись, Азул направил на парня Архетелос, но вдруг замер, принюхиваясь. Айван и сам почувствовал запах гари, но на грани смерти забыл обратить на это внимание. Переведя взгляд, он увидел, как под кроватью разгорается красное зарево.

— Так даже лучше, — усмехнулся Азул и попятился назад. Айван еще не успел осознать происходящее, как послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

Он бросился к двери, и даже зная результат, начал с силой дергать за ручку. Безрезультатно. Достав кинжал, он изо всех сил ударил по дереву, но оно было таким толстым, что тут не помог бы и топор.

Тем временем пламя за спиной продолжало разгораться. Огонь перебросился на тонкий балдахин, мгновенно сжигая его без следа. Стены затрещали от жара. Удушливый дым начал скапливаться под потолком. В горле запершило, но слезы текли не только от едкой гари.

Обуянный паникой, Айван бросился на пол, прижавшись губами к щели под дверью. В надежде хоть немного расширить узкую прорезь, он просунул в нее кинжал, но тщетно.

Пламя разгоралось все сильнее, и Айван уже чувствовал, как за спиной к нему подступает Бездна.

Глава 8: Опасные ответы

Нандин очнулся рывком, будто кто-то выплеснул ему на лицо ведерко холодной воды. Ночь и правда стояла стужая, земля одеревенела и после дождя пахла влажной грязью.

Перевернувшись на живот, берсеркер поджал ноги и сел на колени, оглядываясь, и тут же обнаружил стоящего в четырех шагах от себя Мора.

— Никогда до этого не встречался с берсеркерами, — усмехнулся тот. — Похоже, вы и в самом деле такие крепкие, как о вас говорят. А что будет, если ты впадешь в ярость? Говорят, что берсеркеры в этом состоянии не чувствуют боли. Я хочу это проверить, ты не против?

— Тебя разве не учили, что не следует тыкать палкой в спящего медведя?

— Моя палка не так проста, — вновь усмехнулся посак, демонстрируя конфигар, — да и ты больше похож на облезлую крысу, чем на медведя.

Неожиданно Нандин увидел за спиной Горриндола какое-то движение. Вглядевшись в темноту, он узнал в силуэте Мурру. Он-то разберется с этим магуем. Берсеркер решил отвлечь Мора и потянуть время, пока травник не воспользуется своими фокусами.

— Где Айван? — спросил он, оглядываясь в поисках мальчишки. Горриндол вновь по-ребячески ухмыльнулся, дернув своими оттопыренными ушами.

— Он как увидел, что ты лежишь без движения, так сразу деру дал. Спрятался в особняке Азула. Ничего, мой приятель радушно его примет. Что ж, а теперь повесели меня. Я даже позволю тебе взять свой новый меч, если ты так на него надеешься.

Мурра саженях в десяти за спиной посака коснулся конфигаром земли, тихо читая заклинание. От кончика палочки по земле молнией поползла ледяная змея, направляемая травником. Мор ничего не мог видеть, но зато почувствовал, когда морозь начала медленно подниматься по его ногам.

— Отродье Бездны, — выругался он, когда заметил, что его ноги крепко приморожены к земле. Он оглянулся и увидел сидящего на корточках Мурру, продолжающего посылать в заклинание энергию.

Нандин, не теряя времени даром, вскочил и бросился к своему мечу. Мор едва на него взглянул, сконцентрировав все внимание на новом, куда более опасном противнике.

— Субпота зерра! — выкрикнул он, направляя конфигар под ноги Мурре. В землю словно попало пушечное ядро. Твердь сотряслась от клокотавшей в ней магии. Взрыв оказался столь силен, что клочья почвы долетели даже до Нандина, успевшего добраться до меча. Но он знал, что с Муррой все в порядке, иначе и быть не может.

— Оставляю его на тебя, — крикнул берсеркер в темноту, где грязевой фонтан выделил в воздухе невидимый барьер. Нандин уже вбегал в проем в стене, оставленный упавшей башней, а потому не успел увидеть, как Горриндол попытался сделать в его сторону шаг, но нога его вдруг хрустнула и отломилась. Потеряв равновесие, он с криком повалился на землю, а две его промороженные насквозь ноги продолжили стоять на земле. Он завопил, дрыгая замершими культями, но не выпустил конфигар из рук.

Первый этаж особняка оказался застроен пересекающимися между собой лестницами, словно специально созданных запутать посетителя. Нандин побежал вперед, забравшись на лестничную площадку в центре, от которой во все стороны отходили другие лестницы, ведущие вниз и наверх. С площадки было прекрасно видно почти весь этаж, но никого не заметив, берсеркер интуитивно выбрал один из путей на второй этаж.

Он оказался не менее странным, но куда более темным. Множество поворотов дезориентировали и путали чувство направления. Кромешная темнота не позволяла видеть хотя бы очертания предметов даже берсеркеру. Касаясь одной рукой стен, Нандин двинулся вперед, вслушиваясь и всматриваясь вперед. Ему казалось, что он что-то слышит, но путанные каменные коридоры глушили и меняли направление звуков.

Свернув за один из углов, берсеркер вдруг в кромешной тьме разглядел красный отсвет, словно одиночный уголек, дрожащий в воздухе. Благодаря обостренному зрению, он сразу узнал того, кто держал Архетелос.

Азул тоже заметил Нандина, мгновенно сорвавшись на бег.

— Стоять! — закричал берсеркер, кидаясь следом. Добежав до поворота, он увидел удаляющегося к лестнице метаморфа-химеру. Даже с одной рукой Азул оказался довольно быстрым, и Нандин понял, что не сможет его догнать.

Перехватив меч, кряж с силой швырнул его острием вперед, словно копье. Клинок попал точно в цель. Подбежав к неприятелю, берсеркер увидел, что его меч пронзил Азула насквозь, пробив легкое, но он все еще был жив, сжимая в единственной руке горящее красным Сердце Дракона.

Нандин выхватил камень из ослабших ладоней и перевернул Азула на спину, насколько позволяла торчащая рукоять.

— Где Айван? Отвечай! — крикнул он.

— В Бездне, — прохрипел Азул, закашлялся кровью и обмер.

Выругавшись, Нандин выдернул из мертвого тела оружие и помчался по коридору, выкрикивая имя парня. Пересекая очередной перекресток коридоров, он краем глаза увидел сочащийся из-под одной из дверей оранжевый свет, сопровождаемый дымом.

Подбежав к двери, он силой навалился на створку, но смог лишь заставить замок треснуть. Глянув вниз, он увидел торчащее под дверью лезвие кинжала Айвана. Он действовал как упор, врезаясь гардой в пол и не позволяя открыть створку. В бессильной злобе сжав кулаки, Нандин вдруг осознал, что держит в руке ключ от всех дверей.

Использовав Архетелос, берсеркер уничтожил преграду. Из комнаты пахнуло жаром. Прямо перед порогом безжизненной грудой растянулся Айван. Его левая рука была объята пламенем.

Каменная коробка полыхала изнутри, словно настоящая печь. Весь дым выходил через каминные трубы и узкие окна, у которых от жара лопнули стекла. Еще когда пожар только разрастался, Лютер послал в особняк нескольких стражников в поисках людей. Глубоко заходить они не решили, ибо едкий дым уже заволок почти весь потолок второго этажа, но этого и не потребовалось. Труп Азула они обнаружили почти у самой лестницы, ведущей вниз.

Левая рука отсутствовала полностью, словно кто-то выжег ее дотла, но умер он не от этого. Сквозное ранение говорило о том, что кто-то пронзил начальника стражи мечом в спину или грудь. Такой силой мог обладать и берсеркер.

Лютер опустился на колено и поднял погибшему веки.

— Метаморф-химера! — воскликнул Войтос, увидев черные склеры глаз Азула. — На маскараде он был в маске, как и все Мастера Зела, поэтому мы не могли увидеть его глаза. Полагаете, Горриндол тоже был химерой?

Лютер оглянулся на труп лидера посаков. Промороженный насквозь, он лежал на земле, замерев в одной позе, защищаясь руками от магической атаки. Его оторванные ноги стояли рядом, также скованные льдом. В нескольких саженях от него, ближе к фундаменту упавшей башни, в земле зияла большая воронка.

— Я общался с Горриндолом, — ответил молестий. — И видел его глаза. Здесь, несомненно, сражалось два мага. Возможно, Мор был магуем.

— Два Мастера Зела, и оба не обычные люди. Странное совпадение.

Лютер верил в проведения, но к совпадениям относился скептически. Сколько не оглядываясь на поле боя, он никак не мог увидеть общей картины. Если все Мастера Зела связаны, и при этом знали о приходе Мурры с остальными, то почему их встретили только двое? Недооценили противника? Или все же не все Мастера действуют заодно? Кто убил Корпата? Берсеркер, Сехрим или все же кто-то третий?

Привычка доверять чутью развилась у Лютера еще во время войны. Он чувствовал, что наместник-викаран связан с происходящим в городе, и очень хотелось повесить на него все грехи. Но без доказательств ему предъявить нечего, а промедление может стоить им с Войтосом жизни.

В письме Великому Викарану молестий указал, что Сехриму не следует доверять, и лучший сценарий дальнейший действий — сменить в городе наместника-викарана и ввести отряд солдат. Под прикрытием поиска колдунов и ведьм, можно будет выловить всех преступников. Великий Викаран вряд ли согласится с таким решением, да даже если и так, отряд может добираться до города не одну декаду, а опасность нависла уже сейчас.

— Идем, — поднялся с колена Лютер. — Навестим остальных Мастеров.

— Ночью?

— Медлить нельзя.

Когда Лютер в подвале Сехрима нащупал открывающий механизм тайной двери, эта самая дверь с силой распахнулась, отбрасывая молестия. Теперь у него на лбу выпирала шишка от удара, и точно такая же вскочила на темечке, куда угадила упавшая бутылка. Раньше он не брезговал выпить бокал-другой вина в благородной компании, но после событий в Эфере и здесь сомневался, что сможет смотреть на этот напиток с тем же безразличием.

Лютер потерял сознание, и дальнейшие события знал лишь со слов прислужника. Нандин сразился с ним обломком своего громадного меча, но Войтос остался жив совсем не поэтому. Возможно, берсеркер хотел доказать, что его слова, там, в лесу, что он не убивал викаранов, — правда.

Но что делал Нандин в тайном проходе? А если он узнал, что Айван похищен и держится в темнице, вход в которую находится в погребе? Попав в подвал, он увидел Корпата. Они сразились, и берсеркер, естественно, вышел победителем. Тогда Мурра здесь совсем не причем.

Вот только что делать Корпату в погребе, если Сехрим находится в совершенно ином месте? И отчего у берсеркера раскололся меч? У Лютера было полно вопросов, но на размышления не оставалось времени. Каждая минута промедления могла стоить викаранам жизни.

Первой молестий решил навестить Рудону, городского судью, живущую в западной части города. Если все Мастера повязаны, она не скажет ничего существенного, но Лютер на это и не надеялся. Азул и Горриндол мертвы, и теперь передел власти неизбежен, колесо событий уже покатилось с горы, а те, кто может его остановить, слишком далеко и пребудут не скоро.

Особняк Рудоны выглядел намного изящнее таковых у Сехрима, Азула и Горриндола. Выгнутая крыша напоминала замершую морскую волну, готовую в любой момент выплеснуться в город. Множество арочных окон напоминали таковые у многих кораблей на корме. Водную тематику дополняла башня, похожая на маяк. У неосведомленного наблюдателя могло сложиться впечатление, что в доме живет такая же изящная красавица с осиновой талией, но Лютер уже имел честь познакомиться с Рудоной, и она больше походила на тысячелетний баобаб.

Дверь открыли не сразу, и Лютеру пришлось простоять под порогом несколько минут, прежде чем кряжистый дворецкий впустил поздних гостей. Молестий вошел в дом с прислужником, оставив дюжину стражников на улице. Он взял их с собой в надежде, что Сехрим не рискнет нападать на них в присутствии подчиненных. Лютер сомневался, что стража осведомлена о тайнах Мастеров, иначе никто бы из них не отказался выискивать мага-седокту ночью.

Внутри особняк выглядел не менее завораживающе, чем снаружи. Просторный зал, занимающий два этажа, делили надвое изукрашенные лепниной стены, посреди которых красовались резные двери. Прямо за ними находились совмещенные спальня и рабочий кабинет Рудоны. Вдоль стен по обе стороны шли лестницы с пышными балясинами в перилах, ведущие сразу на третий этаж по широким спиралям внутри которых находились крепкие колонны, поддерживающие потолок.

Когда дворецкий, вежливо постучав, отворил тяжелые двери-ворота, Лютер с Войтосом словно попали в другой мир. Все вокруг было пропитано бирюзовым цветом, будто посетители действительно оказались на морском дне. Пол усеивали небольшие подушки, валяющиеся на толстом ворсистом ковре, покрывающем весь пол. Примерно на середине комнаты находилась широченная кровать, покрытая таким же бирюзовым полупрозрачным балдахином. На ней могли спать, не мешая друг другу, сразу человек двадцать.

Множество окон было украшено тяжелыми раздвинутыми портерами, такими же длинными, как и арочные окна. На стенах висела скомканная складками драпировка. Потолок скрывала атласная ткань, морщинистая, словно неспокойная вода. В комнате висело сразу пять массивных посеребренных люстр, будто уставленные свечами якоря. Однако все они сейчас оказались погашены. Не считая легкого света звезд, проникающего через окна, комнату освещало лишь несколько канделябров, расставленных на редких столиках с изогнутыми ножками.

За одним из таких столов и сидела Рудона.

— Снимите, пожалуйста, обувь, — потребовала она тоном, не терпящим возражений. Лютер и Войтос последовали ее просьбе и подошли к столу судьи.

Рудона была облачена в просторную ночную рубашку, прикрытую бирюзового цвета халатом. Голову ее покрывал ночной чепчик. Весь ее вид говорил о том, что она уже собиралась укладываться спать, а нахмуренное лицо и холодный тон вещал об ее отношении к столь поздним визитам.

Первым делом Лютер разглядел в свете лампы ее глаза, удостоверившись, что они человеческие. Однако это ни о чем не говорило, она могла быть тем же самым магуем или даже волшебником, не говоря уже о носителе Скверны.

— Чем могу быть полезна в столь поздний час? — спросила она сдержанно.

— Азул и Горриндол мертвы, — поведал Лютер. Реакция судьи последовала незамедлительно:

— Как? — воскликнула она. — Не может быть! Их убили?

— Горриндол несомненно погиб от рук мага, а Азула закололи мечом. Они оба были Мастерами Зела, и я полагаю, что жертв может стать больше. Если кто-то нацелился на Мастеров, опасность может угрожать и вам.

Рудона прикрыла ладонями рот, сдерживая потрясение. Весть о гибели посака и начальника стражи несомненно ее потрясла, но это ни о чем не говорило. Возможно, она была уверена в их победе над Муррой и остальными, а может, судья действительно ничего не знала о том, кто они есть.

— Как хорошо вы были с ними знакомы? — поинтересовался Лютер.

— Горриндола я иногда видела на приемах у Сехрима, но с Азулом мы почти не пересекались. Обычно он работал по ночам, следя за порядком в городе, а днем все свободное время проводил в своем особняке.

— А что скажете насчет Йесила?

— О главе гильдии купцов? Вы уже с ним виделись? Он в порядке?

— Первым делом мы заглянули к вам. К его особняку я послал небольшой отряд стражников, но если он тоже является целью таинственного убийцы — или убийц, — вряд ли стража сумеет ему помочь. С магами борются викаране. Но, боюсь, наших с Войтосом сил сейчас недостаточно. Через несколько дней в город должен подойти отряд рыцарей-викаранов во главе с новым наместником, но мы можем и не дожить до того дня. Так что насчет Йесила?

— На него часто приходят жалобы, — слегка рассеянно ответила Рудона. — Говорят, он торгует некачественным товаром, но его так ни разу и не удалось поймать за руку. Скользкий тип. Всегда его недолюбливала. Мы иногда пересекаемся в суде, но близко не знакомы. Вообще, тот раз, на маскараде, оказался тем редким событием, когда мы, Мастера Зела, собрались все вместе.

Лютер, естественно, в этом сильно сомневался. На людях, возможно, они и не общались, поддерживая репутацию соперников за территорию города, но тайные встречи их были не редки. Азул мог легко перелетать с башни на башню, Горриндол использовать магию, чтобы скрываться от лишних глаз, а остальные… Остальные могут использовать свои способы.

— Что ж, — вздохнул Лютер, вставая со стула, — вас мы предупредили. Теперь мы отправимся к Йесилу. Мы привели с собой десяток стражников, они останутся сторожить дом. В любом случае, хоть какая-то защита. После нашего ухода прикажите дворецкому обязательно запереть все двери и окна.

Ночное небо все еще закрывали тяжелые тучи, нависшие над головами и душами людей. В такую погоду хотелось сидеть дома и носа не выказывать за порог. Однако именно подобное поведение могло послужить причиной гибели. Чтобы выжить — необходимо двигаться. Таково одно из правил ведения боя. Лютер никак иначе не воспринимал все происходящее. Это битва с умным и расчетливым противником, и дабы его одолеть, необходимо быть на шаг впереди. Но будучи позади, неприятель всегда может ударить в спину.

Оказавшись за оградой особняка, Лютер направил коня в сторону башни Йесила, но скрывшись с глаз, он тут же свернул за первый же угол и отправил коня быстро рысью в другую сторону.

— Куда мы? — спросил Войтос, догоняя молестия.

— Я все думал, как Корпат оказался в погребе, — ответил Лютер. — Если он отправился за Сехримом, то что там забыл Гурони? В его покоях полно разного алкоголя, я не видел ни одного пустого штофа. Судя по всему, наместник спустился вниз почти сразу после того, как я побывал с визитом у Горриндола. Я рассчитывал, что он свяжется с Сехримом в ближайшее время, но не так скоро. Как ему это удалось?

— Послал орла? Или гонца?

— Их мы могли бы заметить. Да у него и времени бы не хватило, чтобы найти посыльного или птицу, а затем написать послание. И что было в послании, раз Сехриму потребовалось спускаться в подвал?

— Туннель, подобие потерны, — догадался Войтос. — Они встретились в туннеле. Но как Сехрим догадался спуститься вниз?

— В башне Сехрима я увидел четыре окна, из которых открывается прекрасный вид на остальные башни Мастеров и их подручных, а также большую лампу.

Больше Войтосу не требовалось объяснений, он все понял и так. С помощью света на башне Мастера посылают друг другу сообщения спуститься в туннели, где они и общаются. Получается, что проходы прорыты под всем городом. Возможно, Корпат спустился в подвал вслед за наместников, и тот увидел его, за что и убил, подстроив все так, будто виноват берсеркер. Оставив жизнь Лютеру и Войтосу, он тем самым хотел показать, что не собирается убивать викаранов, и смерть Корпата тоже не его вина.

Лютер намеренно сообщил Рудоне, что отправляется к Йесилу, да еще и без стражников, чтобы вынудить ее связаться с купцом или самим Сехримом. Дабы передать короткое сообщение, нет необходимости бегать по туннелям, хватит лишь с помощью огня лампы передать известный всем заговорщикам сигнал. Викаранов будут поджидать либо на подходе, либо в самом особняке Йесила. От одних Лютера и Войтоса не составит труда избавиться.

Молестию требовалось лишь подтвердить свои догадки. Однако сделать это необходимо крайне осторожно. Азул был метаморфом-химерой, а Горриндол магом или магуем, и если остальные Мастера Зела тоже обладают подобной силой, двоих викаранов не хватит, чтобы одолеть их и выйти из передряги живыми.

Сделав круг. Викаране оказались с противоположной от фасада особняка стороны. Прямо перед ними возвышался высокий цилиндр башни, особенно выделяющийся на фоне темного неба. Подъехав вплотную к стене, Лютер встал на лошадь и забрался на преграду, после чего осторожно, свесившись на руках, спрыгнул по другую сторону. Войтос последовал его примеру.

Тихо ступая по размякшей от дождя земле, они подошли к башне и, прижимаясь к ней спиной, направились к входу. Дверь внутрь оказалась не заперта. Лютер хотел поймать Рудону с поличным, однако не желал сталкиваться с ее возможной силой один на один. Как сейчас хотелось иметь за спиной целый отряд рыцарей, прикрывающих спину, но остался один лишь Войтос.

Тихо ступая по лестнице, молестий с прислужником поднялись на самый верх и уперлись в прикрытую деревянную дверь. Лютер прислушался, но по ту сторону стояла гробовая тишина. Он сомневался, что судья успела уже передать послание и вернуться. С габаритами Рудоны, одно восхождение на лестницу должно стать для нее настоящим подвигом.

Лютер надеялся застать ее врасплох, но не зная силы врага, боялся сам оказаться жертвой страшного хищника. Сейчас его больше заботила не собственная безопасность, а доказательства вины Мастеров в заговоре. В случае ошибки, он мог поплатиться как минимум должностью, и путь наверх может быть для него закрыт. Он не сомневался в вине Сехриме, но остальные… С другой стороны, если вместо того, чтобы запереть все двери и окна и лечь спать, как и собиралась, Рудона отправился ночью в башню, то для этого необходима очень веская причина.

Возможно, за дверью их ждет лишь пустота.

Глубоко вдохнув, Лютер с силой отворил дверь и вбежал в комнату с мечом наголо. И тут же пораженно замер.

Почти всю комнату занимала квадратная кровать с атласными простынями. Резные столбики венчали скрюченные когтистые пальцы, будто замершие навечно в судорогах боли. Полупрозрачный балдахин был похож на кровавую пелену, потому что все вокруг утопало в красном цвете. Красным были даже пол и потолок.

Посреди всего этого стояли двое: Рудона и Йесил. Лютер успел заметить лишь смертельно-черные глаза купца, когда тот вмиг покрылся черными перьями, превратив руки в крылья, а лицо в птичью морду, и ринулся на противников. Молестий едва успел отскочить в сторону, когда огромный клюв ворона с силой врезался в деревянную дверь, проделывая в ней дыру.

Метаморф-химера на миг замер, не обнаружив на прежнем месте неприятеля, а Войтос уже занес меч для удара. Сталь отскочила от рогового клюва гигантской птицы, словно от камня, оставив лишь легкую царапину. Однако удар смог отвлечь Йесила, и Лютер, в одной мгновенье оказавшись на ногах, рванул вперед, выставив перед собой клинок, целя в бок чудовища. Но не успел он сделать и двух шагов, как в него самого прилетело что-то тяжелое, сминая доспехи и с силой впечатывая в стену. Боль в голове от удара дверью берсеркером возродилась с новой силой.

Тряхнув головой, прогоняя готовую захлестнуть его тьму, Лютер едва увернулся от второго удара, нацеленного в голову. Только сейчас он смог рассмотреть нападавшего. Это оказалась Рудона. Она так лихо отпрыгнула назад на кровать, сметая балдахин, что молестий едва мог поверить, что это та самая полнотелая женщина, казавшаяся при предыдущих встречах неповоротливой бутузиной.

Лютер огляделся и увидел лежащего на полу Войтоса. Над ним навис метаморф-химора, сомкнув на свой громадный клюв в районе плеч, а лапами держа ноги, лишив прислужника возможности сопротивляться. От силы сомкнутых челюстей доспехи скрипели и медленно прогибались, будто сделаны из олова.

Поняв, что одновременно броситься на ворона и защититься от носителя Скверны он не может, Лютер перехватил меч и силой метнул его в Йесила.

— Йесил! — истошно завопила Рудона, будто меч летел в нее.

Купец не успел понять, что происходит, но инстинктивно взмахнул крыльями, что и спасло ему жизнь. Меч вонзился в крыло, пробив его насквозь. Гигантский ворон закричал одновременно каркающим кликом и человеческим голосом. Но Лютер не стал дожидаться реакции метаморфа, сразу же достав нож и кинувшись на отвлеченную Рудону.

Короткий клинок едва зацепил щеку, оставляя ровный неглубокий порез. Судья успела уклониться, тут же бросившись к ближайшему широкому окну.

— Уходим! — крикнула она, выпрыгивая на улицу. Йесил громко каркнул, соглашаясь с женщиной, и сиганул за ней следом, бросая свою жертву.

Лютер успел подскочить к окну и увидеть, как уже на земле Рудона резко выдергивает из крыла приятеля меч, отбрасывая его в сторону. Секунду спустя Йесил взмыл в воздух, припадая на больное крыло, а носительница Скверны поджала ноги и, с силой их распрямив, в один миг запрыгнула на крышу своего особняка, словно блоха.

Молестию оставалось лишь наблюдать, как огромный ворон и толстая, но нечеловечески прыгучая женщина, удаляются все дальше, теряясь в темноте.