Третьего не дано

Глава первая

Поста ГАИ тут раньше не было. Случайная проверка? В последнее время, из-за угрозы терактов от отмороженных чеченцев, вроде Радуева, бдительность на дорогах, особенно при въезде в Москву, якобы усилилась. Но по большому счету вся эта суета не имела равно никакого значения. Проверять документы надо не здесь, а в Кремле. Много бы любопытного обнаружилось. Да кому это надо? Днищев, не так часто ездивший по Ярославке, поморщился, завидев машину гаишников. Она стояла у обочины, возле фонарного столба и, несмотря на темень вокруг – до рассвета оставалось еще почти два часа, была хорошо освещена. Двое милиционеров в форме, с автоматами, загораживали проезд. Шоссе выглядело пустынно: ни людей, ни других автомашин, кроме жигуленка Днищева больше не было. Привыкший к любым неожиданностям, он решил вначале не останавливаться – просто проскочить на скорости мимо. Кто их сейчас разберет: гаишники это или переодетые бандиты? Может быть, в другое время он так бы и поступил, по своей природной лихости и склонности к риску. Но сейчас было не до безрассудных шуток и озорства. Не стоит связываться, решил Днищев, гася скорость. Держа руль левой рукой, он сунул правую под куртку и снял пистолет с предохранителя. Береженого Бог бережет.

Один из гаишников остался стоять на дороге, приподняв дуло автомата, другой подошел к жигулям. Днищев по привычке прикоснулся пальцами к серебряной ладанке с изображением Святого князя Александра Невского, висящей на груди, под рубашкой. Молодой, безусый паренек в форме истолковал этот жест по-своему, отшатнувшись и вскинув свой калаш.

– Спокойно, все в порядке, – сказал Сергей, опуская ветровое стекло. Вот мои документы. Водительские права, тех.паспорт.

Он вспомнил: позавчера, в районе Шатуры, кто-то расстрелял пост ГАИ, всех четверых, забрали оружие и исчезли. Теперь ищут. Поздновато спохватились. У страха глаза велики, как бы сдуру палить не стал. Все болезни, особенно смерть – от нервов. Днищев пока не стал показывать удостоверение на право ношение оружия, чтобы ребята лишний раз не дергались. Днищеву, осуществляющему охранные функции в агентстве безопасности (а параллельно и в Русском Ордене – о чем мало кто знал) было разрешено многое. Но сейчас гаишнику хватило и тех документов, которые он держал в руках. Заглянув в багажник, он успокоился и, козырнув, посоветовал держаться ближе к разделительной полосе, поскольку в полутора километрах отсюда был поврежден участок пути.

– Знаю, – кивнул Днищев. А знали бы эти ребята – с какой встречи он сейчас возвращался – как бы удивленно вытянулись их лица! Наверное, устроили бы обыск и его самого, и машины по полной программе. Хотя ничего запрещенного или секретного все равно бы не нашли. Просто час назад он дружески беседовал с человеком, которым некоторые излишне впечатлительные мамаши могли бы пугать своих деток. Его имя стояло в одном ряду с известными криминальными авторитетами, его знали в Москве и за рубежом, он имел действительную силу и власть, а также возможность влиять на экономику – в отдельных сферах и отчасти на политику в государстве. Он предпочел оставаться в России, а не жить припеваючи в каких-нибудь Нидерландах, управляя оттуда своими структурами, или вообще перевести все капиталы на запад поскольку его интересы не ограничивались тугим кошельком и не шли в разрез с национальными интересами мыслящего слоя оппозиции, понимающего будущее страны, как великой, воссоединенной с другими славянскими народами державы. Бойкие журналисты прикрепили к нему ярлык одного из отцов русской мафии. А правоохранительные органы периодически пытались завести на него какое-либо дело. Все так, но Сергея это мало трогало. Людей надо оценивать не по шлейфу слухов, и даже не по грехам их, поскольку все по земле ходят и грешнику дан шанс раскаяться, а по поступкам, по тем делам, которые приносят реальную пользу. Не себе, а своему народу, России. Если ты воин, боец, то должен быть и реалистом – кротость в сражении подобна гибели. Многие грехи простятся, безверие – никогда. Взгляды Днищева и Ковчегова во многом совпадали. Кроме того, они оказались давними знакомыми, почти друзьями – еще с армии. Оба служили на Дальнем Востоке, в морской пехоте, только Юра носил две лычки, а Сергей – одну. Потом даже вместе поступали в один институт. Днищев прошел, Ковчегов завалился. В дальнейшем их пути разошлись, хотя они и продолжали иногда встречаться, вспоминая юность. Но последние лет восемь не виделись. Телефоны давно сменились, как и квартиры, следы затерялись. Днищев и не думал, что этот страшилка (по журнальным публикациям), и есть тот самый Юрка-Ковчег, усатый верзила с веселыми, отчаянными глазами. Теперь, конечно, радости в его глазах поубавилось… За последние три месяца они виделись десятка два раз. Встретились случайно, на презентации какой-то фирмы, где Днищев наладил службу секьюрети. Сразу узнали друг друга. И неожиданно легко вновь нашли общий язык. Это можно было объяснить: не годы разделяют людей, а цели, к которым они идут. А Днищев и Ковчегов, как выяснилось сразу, шли к одной цели, только по разным дорогам. О возобновленном знакомстве Сергей ни Киреевскому, ни Кротову своим друзьям и соратникам по Русскому Ордену не сообщил. Он колебался: стоит ли посвящать Ковчегова в их тайну? Русский Орден – организация закрытого типа, не партия или движение, куда может быть принят любой желающий. Хотя несомненно, что такой человек как он, был бы весьма полезен. С его авторитетом в криминальных кругах и влиятельными связями в финансово-банковском мире.

Днищев уже проехал поврежденный участок дороги, о котором предупреждал гаишник. Мелькнул фанерный щит с перечеркивающей надпись "Тайнинское" красной полосой. Автоматически взглянул на часы: 5.25. "Сегодня ведь первое апреля, – подумал вдруг Сергей. – Надо было разыграть гаишников, сказать, что сзади пьяный Ельцин едет. Верхом на Чубайсе". И в это время, где-то далеко за спиной раздался глухой взрыв. Похоже, что кто-то "пошутил" всерьез.

Киреевский являлся помощником депутата, который возглавлял Комитет по национальной безопасности в Госдуме. Днем он находился в его кабинете, когда факс отстучал экстренное сообщение "Сегодня в половине шестого утра в поселке Тайнинское был произведен взрыв памятника Николаю II. Версии и факты проверяются…"

– Провокация чистейшей воды, – заметил кто-то из присутствующих. Будут валить на коммунистов. Наверняка выищется какая-нибудь подпольная красная бригада мстителей, которая всю ответственность возьмет на себя. Бред!

– Война монументов в самом разгаре, – сказал Киреевский. – Мавзолей против Петра I, Дзержинский – в кулачном бою с Николаем вторым. Жаль, это было хороший памятник. Надо позвонить Клыкову.

– Императора убивают третий раз, – произнес хозяин кабинета. – Сначала иудейский комиссар Юровский из своего личного нагана, по заказу хозяев. Потом – свердловский боров, взорвав Ипатьевский особняк. Теперь – снова, и опять на рассвете.

– И заказчики у всех одни и те же, – добавил Киреевский. Он хорошо помнил тот майский день прошлого года, когда открывали монумент последнему русскому царю-мученику. Было необычно светло и по праздничному торжественно, хотя где-то неподалеку каркали слетевшиеся вороны. Присутствовали представители Думы, исполнительной власти, монархических и патриотических организаций. Некоторые из них входили в Русский Орден и хорошо знали друг друга. Была тут и затесавшаяся каким-то инородным телом супруга Президента со своей свитой, чье лицо с натянутой застывшей улыбкой ничего не выражало. Телевизионщики и журналисты суетились, крикливо обмениваясь шутками, – ждали, когда спадет покрывало: их самодовольные, сытые физиономии также не смогли проникнуться благостью момента. Анатолий Киреевский бывал в мастерской Клыкова, беседовал с ним, видел макет памятника. Но сейчас, когда он предстал перед ним во всем величии и трагической предрешенности судьбы, с бронзовыми буквами на постаменте: "Государю Императору Николаю II – Русский народ с покаянием", его охватило сильное волнение, словно он вдруг оказался рядом с фигурой живого монарха; возвышенная светлая радость и грусть одновременно, боль невозвратимой утраты и надежда на возрождение… Наверное, то же самое испытывало и большинство присутствующих, исключая пришедших сюда по долгу службы или по воле хозяев. Колокольный звон стоящей рядом церкви согнал раскаркавшихся ворон, разносясь далеко по окрестностям; торжественные звуки не растворялись в весеннем воздухе, а проникали в душу, в сознание, будили дремлющий дух. Инициаторы установки памятника также хотели пробудить русский народ, он должен был стать еще одним шагом к покаянию соотечественников, не сбросивших еще с себя печать предательства своего Царя, не заслуживших пока права иметь его снова, поправших верность служения богоданному Государю… Но монументу суждено было простоять менее года.

"Вероятнее всего, – думал Киреевский, – Взрыв памятника осуществлен антирусскими силами. Теми, кто сейчас стремится добить народ, государство, православную веру. Это вызов, плевок всем нам, в том числе и "Русскому Ордену". А разве случайно, что всего через несколько недель после открытия монумента, из Тайнинской церкви было похищено тринадцать икон, а над алтарем в храме совершено надругательство? Кому-то очень не нравилось установка памятника и его освящение. Если даже взрывчатку подложил Шариков, то заказчик – Швондер. Это Швондеры всех мастей призывали "задрать подол матушке России", они, руками одураченных русских уничтожали Храмы, затевали гражданскую войну, "разрушали все до основания". Теперь действуют также изощренно и хитро: вновь делят народ на красных и белых. Одни зовут выбросить Ленина из мавзолея и умильно целуются с Гошей Гогенцоллерном, сватая его на российский престол, другие – разрушают символы тысячелетней русской истории. Цель одна – снова втянуть русских в междоусобицу.

Кабинет понемногу пустел, начиналось заседание Думы. Стоя уже в дверях, председатель комитета вдруг вспомнил что-то и повернулся к Киреевскому:

– А ты обратил внимание, что взрыв памятника произошел ровно через месяц после Земского Собора? Заторопились … Но нечто подобное я ожидал.

Анатолий был тогда в Курске вместе с Днищевым, участвовал в заседаниях, слышал речь архиепископа Ювеналия. Проникновенные слова были сказаны и главой Всероссийского соборного движения Вячеславом Клыковым, которому месяц спустя отомстят антинациональные силы. Он говорил о единстве духовной и светской властей – Патриаршей и Царской; о подмене истинных понятий ложными, замене жизненных реалий искусственными; о праве русского народа на воссоединение в исторических границах Российского государства. И о наблюдаемом стремлении вчерашних богоборцев, вроде Лужкова и Ельцина, вступить в тесный контакт с представителями высшего духовенства ради политической конъюнктуры. Следом выступал и губернатор Курска Александр Руцкой, получивший в народе презрительную кличку – "Усы". И действительно, этот человек, спровоцировавший в октябре 1993 года кровавую бойню в центре Москвы, отсидевшийся в Лефортово и ставший затем только благодаря поддержке коммунистов и патриотов главой области, совершил очередное в своей смутной жизни предательство, быстро припал к "царской" длани Президента. Устроил свою жизнь, а теперь, кроме заботы о своей пышной растительности под носом, более ни о чем не тревожился. На мясобойне всегда есть свои козел провокатор, ведущий баранов на заклание, и ему до поры до времени сохраняют жизнь… Собор на своем закрытии принял "Утвержденную Грамоту", в которой провозглашалась русская национальная идея – Православие, Самодержавие, Народность; определялась главная задача будущего Всероссийского Земского Собора – восстановление Державы Российской, с дальнейшим избранием на Престол Государя, но это должно было являться исключительной прерогативой Собора (все же лица, претендующие на роль наследника Николая II объявлялись самозванцами, из какого бы края света они не происходили…). Этим решением Гоша Гогенцоллерн и муссирующий монархическую идею на телевидении Евгений Киселев получили звонкие щелчки в лоб.

В коридорах Думы Киреевский неожиданно столкнулся с Сергеем Днищевым и даже не стал спрашивать: как он сюда попал? Его друг обладал уникальной способностью проникать в самые закрытые учреждения без особых усилий.

– Знаю, слышал по радио, – опережая его вопрос, произнес Днищев. – И даже чуть своими глазами не видел. Тебя то я и разыскиваю. Только что звонил своим друзьям в ФСБ и мне "доверительно" сообщили, что ответственность за террористический акт взяла на себя некая мифическая рабоче-крестьянская красная армия. А поработали там профессионалы, не менее килограмма взрывчатки заложили, но постамент цел. Если такая банда действительно существует, то она ходит в тапочках Березовского и Гусинского. Ты куда сейчас?

– Лекцию читать, – отозвался Киреевский, взглянув на часы. Он с недавних пор вел курс в Российской общественной духовной академии. Большинство слушателей составит будущий костяк борцов за Великую Россию, но были там и случайные люди, и сомневающиеся, еще не определившие свой путь. Анатолий придавал этой работе особое значение. Не надо много знать, надо многое понимать, и он стремился открывать завесу тех тайн, которые тщательно скрывали опытные манипуляторы, захватившие власть в России. Как когда-то Просторов помог ему сделать свой выбор, так и он сейчас, вместе с другими, готовил будущие кадры "Русского Ордена".

– Поехали вместе, – сказал Днищев. – Давно хотел послушать тебя на трибуне. К тому же, кто подскажет, если вдруг запнешься?

Стенограмма лекции Киреевского (1 апреля 1997 г.)

"– …Сегодня мы коснемся вопроса возможности возрождения в России монархии, поскольку разговор об этом ведется давно причем совершенно различными и даже противоположными политическими группами. Прежде всего надо учесть, что "провозгласить монархию" просто так – волею одного человека, президента или его окружения, силой правящей партии или через референдум – нельзя, не получится. Выйдет очередная глупость или злонамеренный вред. Монархический строй может "повиснуть в воздухе", как шаровая молния, которая рано или поздно опять взорвется. Необходимы, по крайней мере, две основные предпосылки: во-первых, монархическо-верное строение души в народе (иными словами – надо уметь иметь богоданного Государя), а во-вторых, монархия должны быть подготовлена религиозно, морально и социально. Иначе "провозглашение" окажется пустым словом и началом нового разложения… Россия, как и многие другие государства, уже имели счастье быть монархиями, но почему-то развалились. В чем причина? На эту тему можно говорить долго, а можно ответить и коротко, всего двумя словами: "Демократическая свобода". Революционеры выбрасывают этот лозунг в народ всегда, когда стремятся разрушить могущество Империи, когда хотят ввергнуть государство в пучину гражданских войн, крови, голода, и подчинить все институты власти своим целям. А цели просты: превратить государство из живого организма, как при монархии, в биомеханизм, управляемый из единого Центра, что мы наблюдаем в любой "демократической республике". Свобода от чего? От преданности, веры, честного служения, правдолюбия, исторической памяти, душевного покоя, в конце концов, от самостоятельного мышления. Семь лет президентской "демократии" в России почти парализовали политическую волю русского народа, его жизненные силы уже за гранью предельной черты, о пассионарной энергетике можно только мечтать и говорить сейчас всерьез о немедленном восстановлении монархии – не реально. Но безусловно и другое: России необходима именно монархия причем самодержавная и другого пути у нее просто нет. Когда придет срок, Сам Бог укажет того, кто примет под свою длань измученное государство. Мы же должны готовить себя, и своих близких, и весь народ к этому часу. Отбросив отчаяние, радикальные лозунги искусителей, ложные истины и посулы, осмысливать и анализировать происходящие вокруг события.

Голос с места: – В последние годы наследники Престола растут, как грибы. Дальский, Брумель, Филатов из Сибири, еще какие-то дети и внуки чудом спасшегося царевича Алексея… По НТВ из месяца в месяц Киселев качает "монархический проект" – навязывает маленького "Кирилловича", еле умеющего говорить по-русски, которого умилительно целует "графиня" Федосеева-Шукшина. Что дальше?

Киреевский: – Я вас понял. Добавлю, что к "наследникам" прибавились еще английский принц Эдвард и Никита Михалков. (Смех в зале). По сути они все самозванцы. Технологи все время подбрасывают нам пробные шары: а как мы среагируем на этого или того претендента? А что будет, если власть от умирающего Ельцина передать его дочери Татьяне Дьяченко или Чубайсу-регенту? Какого еще варяга выписать из-за рубежа или отыскать в собственных кладовых? В геополитических лабораториях постоянно идут тайные совещания во время которых пробуют "вырастить в колбе" нового монарха-гомункула, управляемого мировой финансовой закулисой. Одновременно с этим общество пытаются расшатать с другой стороны – через уничтожение и демонтаж символов советской эпохи. Отсекают едва ли не треть народа, отказывая ей в волеизъявлении и желании жить теми идеями и принципами, которые ей дороги. Все это напоминает попытки террориста поджечь бомбу сразу двумя фитилями. Но как бы она не взорвалась у него самого в руках. Давайте разберемся, имеет ли право претендовать на российский престол Георгий Гогенцоллерн, наиболее выпячиваемая сейчас монархическая кукла? Его прадед, Великий князь Кирилл Владимирович, женившись на разведенной герцогине Гессенской, закрыл для себя и своего потомства право на престол, нарушив Основные Государственные Законы; одно время ему даже был запрещен въезд в Россию. Новые супруги являлись двоюродными братом и сестрой. Инцеста мало. Кирилл Владимирович нарушил присягу, участвовал в заговоре против Императрицы, приветствовал революцию, поднял над своим дворцом красный стяг, с красным же бантом явился в Государственную Думу, где присоединился к новому правительству. Уже будучи за границей самозванно провозгласил себя Императором, продолжая порочить расстрелянного Николая II и его семью. Тут не только государственные и человеческие преступления, но и антихристианские деяния. Сын его, Владимир Кириллович, пользуясь незаконным титулом, продолжает обманную линию отца. Тайно женится на некоей миссис Кирби, урожденной княжне Багратион-Мухранской, которая по закону потеряла свой титул вместе с приобретением мистера Кирби, американского банкира. Распутывая этот клубок, мы обнаружим много любопытных ниточек. Например, родная сестра Леониды Георгиевны (жены князя Владимира Кирилловича) была замужем за известным чекистом Берией. Выходит, Лаврентий Павлович также приходится формально родственником Гоше Гогенцоллерну. Далее. Первый муж "Великой Княгини" Леониды Георгиевны, мистер Кирби до брака с ней был женат на дочери еврейского банкира Янкеля Шиффа, щедро финансировавшего Троцкого для организации революции в России. Но Шифф не только накачивал большевиков деньгами, но и являлся прямым посредником между ними и сионистскими кругами в Америке. Приведу один характерный факт. Когда при приближении белых, большевики вынуждены были спешно покинуть Екатеринбург, они впопыхах забыли уничтожить зашифрованные телеграфные ленты. Следователю по делу об убийстве Царской семьи Соколову удалось расшифровать их лишь в 1922 году в Париже. Это запись разговоров по прямому проводу между двумя Янкелями – Свердловым и Юровским. Суть такая: Свердлов вызывает к аппарату Юровского и сообщает ему, что на его донесение в Америку (!) об опасности захвата белыми Царской семьи последовал приказ, подписанный Шиффом (третьим Янкелем!), о необходимости "ликвидировать всю семью". Приказ этот был передан в Москву через Американскую миссию, располагавшуюся тогда в Вологде, через нее же передавались в Америку и донесения Свердлова. Свердлов подчеркивает, что о содержании разговора никому не известно, и он передает приказ свыше лично ему, Юровскому. "Свыше" Свердлова в то время находился даже не Ленин, а Шифф. Юровский медлит, он сомневается, чего-то боится. На следующий день, вновь вызывает к аппарату Свердлова предлагает убить лишь Главу семьи, а остальных эвакуировать. Свердлов запрашивает Шиффа и опять подтверждает категоричность приказа: уничтожить всех. И только после совершившегося расстрела, ставит ЦИК и Ленина перед фактом. Три Янкеля выполнили свой "интернациональный долг"… Рассказывал ли мистер Шифф об этом злодеянии своему зятю Кирби, а тот второй супружнице, "Великой княгине" Леониде Георгиевне, а бабушка – внуку Гоше, претендующему сейчас на русский престол? Следует упомянуть и о том, что дед нашего "наследника", Владимир Кириллович, в 1961 году принял сан Бальи и Кавалера Мальтийского Ордена, как позже – президент Ельцин, этой известнейшей масонской организации, что для монархиста попросту недопустимо. Так что Георгий Гогенцолерн по сути Романовым не является и может претендовать только на трон своего отца прусского принца, если он когда-нибудь у того будет. Вот о какой псевдо-монархии и о каких новых экспериментах над Россией идет речь. Чтобы ознакомиться со всем этим более подробно, советую вам прочесть вышедшую недавно книгу моего друга и учителя – Геннадия Просторова "Православная Россия". Автора, к сожалению больше нет с нами, но прислушаемся к его словам, близким нашей сегодняшней теме: "Только Всероссийский Земской Собор может избрать достойного преемника царя-мученика Николая II. И он должен быть человеком горячей веры, железной воли и глубокого ума, послуживший своему Отечеству. А путь к монархии лежит через национальную диктатуру". Добавлю: вот почему демократы всех мастей так боятся всякого национального возрождения, поскольку от него остается уже несколько шагов до истинной монархии, самодержавной, неограниченной. Вот почему так злобно набрасываются на Лукашенко в Белоруссии. А нам пытаются подсунуть суррогат монархии, со "своим царем" – марионеткой, для выполнения представительских функций. Вы уже, наверное, слышали о сегодняшнем взрыве памятника Николаю II? Сделайте выводы.

Девушка: – Где в поверженной России можно найти человека, отвечающего этим признакам – соединение воли, ума, веры, честного и бескорыстного служения Родине? Сколько мы уже видели "патриотов", которые и предавали, и переворачивались? Из какой среды должен происходить этот человек – будущий Монарх – и как долго его ждать? (Шум в зале).

Киреевский: – Во-первых, Россия будет повержена только тогда, когда последний русский покинет этот свет. Причем русский не по крови, но по духу. Во-вторых, есть в России люди, которые отвечают этим признакам и качествам. Но мы поговорим об этом после перерыва…"

"Русский Орден" являлся реальной, действенной организацией, собравшей в своих рядах лучший, мыслящий, пассионарный слой общества, людей национально-патриотического склада и православных вероубеждений, преданных интересам России и умеющих противостоять "армии покорителей" с их лже-идеями и словом, и делом. Существуя в том или ином качестве и виде более двухсот лет. "Орден" окончательно сформировался еще при жизни Сталина (многие уставные и целеопределяющие положения были разработаны им самим незадолго до смерти), с закрытыми структурными подразделениями, аналитическими отделами, мобильными группами, техническими лабораториями, архивом, компьютерным банком данных. Сугубая элитность "Ордена", его конспиративность, строгий прием членов являлись необходимым элементом организации, обеспечивающим ее безопасность и быструю регенерацию в случае возможного разгрома или физической ликвидации руководства. Но любые шаги в этом направлении были бы заранее обречены на провал, вызывали бы мгновенные адекватные удары в ответ: "Русский Орден" обладал достаточной мощью и возможностями, а многие его члены занимали официальные высокие посты и в правительственном аппарате, и в Совете Федерации, и в Армии, и в других силовых структурах. Были они и среди иерархов Церкви. Собственно говоря, многочисленные отделы "Ордена" занимались практически всеми жизненно важными направлениями: политикой, образованием, религией, культурой, вооруженными силами, молодежными течениями, финансами, безопасностью и разведкой.

Оперативные разработки по взрыву памятника Николаю II в Тайнинке проводились и в "Русском Ордене". Осуществлял их Сергей Днищев ("Витязь"), имевший налаженные связи с ФСБ, милицией, в различных неформальных организациях, движениях и криминальных структурах. Он был, как говорится, везде вхож и всюду принят, в любом обществе считался "своим человеком", обладая даром перевоплощения, мог найти общий язык с самым последним бомжом и первым министром, проникнувшись их интересами, мыслями и целями в жизни. Это не означало, что он мог кого-то "подставить" или "слить" информацию в ущерб доверенным лицам, нет, все делалось во благо России, и чужие тайны хранились надежно. Текущей работой, по охране и безопасности, Днищев был загружен до предела. Как и Анатолий Киреевский ("Монах"), занимавшийся иным делом. Оба они как бы дополняли друг друга, словно две части одного организма: мозг и сердце, дух и плоть. У Киреевского также не было почти ни минуты свободного времени. Кроме чтения лекций в Российской общественной Духовной академии и обязанностей в Думе, он работал с архивом "Русского Ордена" и оставшимися рукописями Геннадия Просторова – видного деятеля русского национального движения, погибшего три месяца назад, готовился к печати второй том его капитального исследования "Православная Россия", занимался своей собственной книгой, продолжающей ту же тему – в современных условиях и в реальном противостоянии с внешними и внутренними врагами, разрабатывал аналитические прогнозы, при развитии той или иной критической ситуации. Он следовал правилу мудрых – время, при правильной организации работы, можно найти на все; главное – исключить из жизни лишнее, пустое, погружающее разум в сон.

Ослабление воли ублажает плоть, а жесткое бодрствование крепит дух. Так говорил его Учитель – Просторов, который и привлек их обоих к деятельности в "Русском Ордене"… Сегодня, первого апреля, в день его рождения, друзья и соратники Геннадия Сергеевича собрались к вечеру на квартире Анатолия Киреевского, который, к тому же, был соседом Просторова по дому.

Гостей было много, все – свои, поэтому говорили откровенно, не таясь. Поначалу разговор шел, конечно же, о нем, вспоминали его проницательность, ум, спокойную уверенность в правоте дела, оптимистический нрав, шутки, бывавшие порою очень едкими и точными. В иерархической лестнице "Ордена" Просторов занимал не последнее место, по сути, стоял у истоков его современного формообразования, длительное время возглавлял аналитический отдел. Имел возможность в свое время общаться с Иосифом Сталиным. Как бы кто ни относился к этому политическому деятелю, бессмысленно отрицать глобальную роль в создании мощного государства на одной шестой части суши, разваленного в конце восьмидесятых годов демократами. И чтобы оправдать свой грех и предательство перед русским народом, они вынуждены были предать Сталина повальному очернению и забвению. В архиве "Русского Ордена" хранился текст политического завещания Сталина, где он прямо предсказывал возвращение в Россию монархии… Посмертно Просторов был награжден орденом его имени – разумеется, тайно.

Вскоре беседа потекла по другому руслу: эхо предрассветного взрыва в Тайнинке еще не растаяло в воздухе. Уже стали появляться различные версии в самых разнообразных кругах общества. Пока что ФСБ начала раскручивать анпиловцев, радикальных комсомольцев и прочих "бумбарашцев", но ясно, что если бы кто из них и взял взрыв на себя, то только ради возможности посидеть в тюрьме и таким образом прославиться, попасть в Историю.

– Месяца через два кого-нибудь из них непременно арестуют, для отвода глаз, – промолвил Кротов, бывший полковник ГРУ, занимавшийся в "Русском Ордене" координационной службой, носившей короткие усы-щеточки и с очень смуглым, загорелым лицом.

– Раскрою Вам один секрет: примерно год назад в недрах ФСБ была создана группа "динамитчиков", под кодовым названием "Психоз". Формально они существуют сами по себе. Апробирование прошли во время пресловутых взрывов московских троллейбусов. В метро, по моим сведениям, действовали другие. Охота, как вы понимаете, идет не только на бронзовых царей, но на психическое состояние общества. Вероятнее всего, это именно их рук дело. Я не удивлюсь, если следующим объектом окажется церетелиевский Петр I. Кротов взглянул на Днищева и добавил: – Всю информацию о группе "Психоз" я тебе передам завтра.

Сергей также успел сегодня кое-что выяснить. Утром он связался с Юрой Ковчеговым, попросил того о деликатной услуге узнать, что толкует о взрыве "братва"? Полтора часа назад Днищеву поступил ответ: в криминальных структурах считают, что взрыв памятника был заказан человеком, являющимся главой "крыши" одного из крупнейших телевизионных каналов. Ковчегов не назвал имени и не уточнил – ОРТ это или НТВ? Хотя полученные им сведения были вполне достоверны, все надо тщательно проверить, включая и кротовских "динамитчиков" из "Психоза".

Развеселил всех Миша Корабелов, который был вхож в круги демократической прессы и считался там своим парнем, играя двойную роль и вынужденный писать то, к чему не лежала душа. Но на войне – как на войне.

– Мой приятель, Сема Файбисович, уже строчит материал в "Итоги" и знаете, что он выдвигает? Создание памятника и его уничтожение – дело рук одного и того же человека. Клыкову, дескать, как воздух нужна реклама. Во-первых, монумент выполнен не из литой бронзы, а из кованной меди, теперь "времянка" разрушена, место расчищено, а "акция" позволит собрать средства для капитального сооружения. Во-вторых, взрыв – это удачный повод развернуть массовую компанию против демократов и инородцев. Представляю, как темной ночью Вячеслав Михайлович крадется к своему творению, карабкается на постамент и подвешивает под руку Императора злодейскую бомбу… С больной головы – на здоровую!

– Это их излюбленный метод, – заметил Киреевский. – Чего ж удивляться?

Затем разговор перекинулся на другие темы. Значительных событий за последние дни произошло немало… Но рано или поздно, любая, даже самая дружеская беседа подходит к концу. Пришла пора расставаться.

В коридоре Кротов негромко спросил у Днищева:

– Обстоятельства гибели Просторова еще не раскрыты. У тебя есть что нового?

– Разбираемся, – хмуро отозвался Сергей. Он не любил, когда его начинали торопить.

Проводив гостей Киреевский остался один. Убрал со стола остатки трапезы, вымыл посуду. Но ложиться отдыхать не стал – предстояло еще много работы, а каждая минута свободного времени была дорога. Уходя, Кротов оставил ему много новых материалов, которые надо было прочитать, составить системный анализ, подготовить выводы: тут были последние обращения руководства "Русского Ордена" к своим членам, инструкции для внутреннего пользования, "объективки" и дополнения к ним на различные политические движения, хроники текущих событий, на которые предстояло обратить особое внимание. Анатолий вновь подумал о Просторове, бывшем для него больше, чем другом и учителем почти отцом. Есть близкие души, чье духовное притяжение выше родственных уз. За стенкой слышался глухой шум, тяжелые ритмичные удары музыкальных инструментов. Анатолий поморщился. Соседняя квартира, некогда занимаемая Геннадием Сергеевичем, принадлежала теперь некоему "новому русскому", обвешанному золотыми цепями, с приклеенным к уху мобильным телефоном. Что сказал бы на это сам Просторов не имевший детей и внуков? Наверное, как-нибудь отшутился бы.

Просматривая бумаги, Киреевский заинтересовался теми событиями, которые по данным спецслужб "Русского Ордена" должны были произойти в ближайшее время. Через две недели Ельцин отправляет в Бонн (объективно союз Германии с Россией ослабляет влияние Америки на Европу), но в свою поездку Президент берет Татьяну Дьяченко. Вывозит "на смотрины" дочку, как уже официального члена делегации, а вскоре, надо ожидать, она стремительно станет приобретать самостоятельный политический вес. Возможно, займет какой-нибудь пост в Администрации папы. Ее тесные связи с Чубайсом, Березовским, Потаниным, и ненависть к патриотам России секретом не являются. К 2000-х тысячному году ее имидж "наследницы" могут раздуть до такой степени, что вполне реальна возможность выдвижения Дьяченко кандидатом в Президенты (по примеру Б.Бхутто; в России любят брать пример с других стран). Но до выборов еще далеко, если, конечно, действующий президент не ускорит их своей смертью. Пока в претендентах ходят хорошо известные фигуры: Черномырдин (опытный и осторожный политик, поддерживающий союз с Белоруссией; к нему стремительно перекочевывает Березовский, ищущий, как всегда твердую опору, к которой можно прислониться и попутно пошарить в карманах); Лужков (создавший себе образ "крепкого хозяйственника" посредством государственного рэкета), накаченный Гусинским и другими еврейскими банкирами; Зюганов (фигура, становящаяся все более закостенелой и неподвижной, как громоотвод); Лебедь (называемый журналистами "непредсказуемым", но по сути, наоборот, легко просчитываемый и управляемый, брошенный одним банкиром и подобранный другим, и несмотря на свой могучий рык и видимую грозность, стремящийся угодить западному хозяину); Явлинский с Немцовым (два "тесных" друга, проталкивающих друг друга наверх); закатывающийся Жириновский (способный, тем не менее, на неожиданный взлет). Появятся, разумеется, и другие кандидаты…

Киреевский задержал взгляд на последних афористичных цитатах генерала Лебедя, собранных из разных выступлений. Все они были весьма примечательны, говорили о его метаниях, нетерпении и патологическом властолюбии (пожалуй, еще большим, чем у президента Ельцина). В Лондоне: "Нынешнюю власть надо аккуратно, технологично свалить – за три дня, как в 1991 году". В Чечне: "Я хотел бы быть наполовину чеченцем. Аллах акбар!" В Париже: "В политике не бывает постоянных ни друзей, ни врагов. Враги моих врагов – мои друзья. Да здравствует де Голь!" В Америке: "Православная церковь не может быть духовным лидером – слишком много грехов". На Украине: "Я наполовину украинец. Хай живе самостийна Украйна!" В МГУ, перед студентами: "К власти должен прийти я – остальное образуется, через полгода. Немцов мне не конкурент, а с Лукашенко разберемся". На российском еврейском конгрессе: "Евреи – великая нация, много сделавшая для мира. Наша задача создать для них такие условия, чтобы они приезжали в Россию, как к себе домой". Еще одно характерное высказывание, в кругу близких: "Я отчетливо понимаю, что путь в Кремль лежит только через Вашингтон и Бонн" (Почему же он забыл упомянуть и Тель-Авив?). За свою недолгую политическую карьеру Лебедь выражал взгляды и социал-демократов, и "профсоюзников", и откровенных сионистов. Но по существу является латентным мондиалистом, чьи карьерные устремления и преданное служение устроителям нового Мирового Порядка – выше интересов России.

Анатолий положил рядом "объективки" на Лебедя и Лужкова, представив, что произойдет, если они пойдут "в связке" (через Гусинского), и как долго продержится этот союз, прежде чем фигуранты не станут откусывать друг у друга различные части тела? Затем его внимание привлекло "не афишируемое событие", которое должно было состояться ровно через две недели в Израиле. Там, по сообщениям из достоверных источников, в тихом "семейном" кругу, 14 апреля Михаилу Горбачеву будет вручен орден Царя Давида – одна из высших иудейских наград – за борьбу с антисемитизмом в России. Анатолий криво усмехнулся: иудушка и его заслуги оценены по достоинству. Впрочем в Кремле могут не завидовать, они – на очереди… Еще одно интересное известие, на сей раз из Патриархии, где также идет скрытая, подковерная борьба за власть – зеркальное отражение борьбы светской, политической. Алексий II выделил исправному посетителю синагог и мечетей, защитнику религиозного плюрализма Лужкову место для захоронения в Храме Христа Спасителя. А вот это уже серьезно: в канун Пасхи, Православная Церковь с благословения Патриарха намерена подключиться к системе "Интернет". Произойдет это 27 апреля. Нет, не даром в Россию засобирались компьютерный "бог" Гейтс и финансовый спекулянт Сорос… После смерти владыки Иоанна, русская Церковь осиротела.

За стеной продолжали звучать души грешников во время пира чертей. Но этот пир шел сейчас по всей России… Как остановить его? Исцелить одержимых и разогнать бесов? Просторов знал – как. И эту тайну он не унес с собой. Он оставил ее "Русскому Ордену". Киреевский глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться. В последние недели он все время пытался вспомнить одну фразу, сказанную Геннадием Сергеевичем, вроде бы случайно оброненную им в ту предновогоднюю ночь. Через день, 1 января его не стало. Но в тех словах, Анатолий теперь остро чувствовал это, заключался какой-то ключ, скрытый код к "шифру"; может быть, лично для Просторова, к пониманию его судьбы и смысла жизни, а возможно – для всех нас, оставшихся на земле… Навязчивый туман, наваждение, мешало вспомнить ту фразу. Но Киреевский был убежден, что рано или поздно, она мелькнет в его сознании вновь, подобно предгрозовой молнии.